А над лесом, над кустарниками, над еланью гул и треск. Насаживает из пулеметов есаул; старается пачками из цепи своей Власов. Постреливают, щупают друг друга, обнаружиться один перед другим не решаются: хитрят.
Распугали комаров, посшибали ветви у сосен, окровавили пахучей клейкой кровью деревья. Наделали делов.
У Власова в отряде заблудящая пуля сшибла бойца, просверлив голову. У есаула кого-то ранило.
Палят, изводят заряды (эх, если бы да это добро в промышленное охотничье время в ход пустить!) — а по тропам неприметным, по кочкам, через калтусы, через релки, по кустарникам тянутся торопливо люди. Идут молчаливо, продираются сквозь чащу деловито. Тянутся они то гусем, то по-двое, по-трое. Тащат на себе пулемет. Обвешались гранатами, ловко приладили через плечо винтовки.
Идут и слышат перестрелку. Ухмыляются, веселеют, приободряются.
А вожатые, коноводы, а начальство партизанское на-ходу задачу себе задают и задачу эту, не останавливаясь, решают.
Зайдя Власову в тыл, обрушиваются на его отряд внезапно, обжигают неожиданностью, наседают свирепо и безудержно.
И есаул Агафонов, учуяв, что на его противника насели сзади (молодец Власов! — радостно думает догадливый командир), двигается вперед и бьет в лоб врага, бьет без разбору, со-слепу, сгоряча, по всем правилам искусства...