В 9 часов пополудни 16 мая при лунном свете мы заметили, что оконечность мыса Доброй Надежды находилась от нас по компасу на WtN в 5 милях глазомерного расстояния; от сего места мы стали вести свое счисление.

Намерение мое было скорее удалиться к югу, плыть в больших широтах прямо к востоку и, обойдя Новую Голландию, не приходя на вид берегов оной, пройти между ею и Новой Зеландией, итти по восточную сторону Ново — Гебридского архипелага и, пройдя между Ново — Филиппинскими или Каролинскими островами{159}, править прямо к Камчатке. Расстояние было велико, время коротко и главного провианта — сухарей — немного, так что я принужден был производить команде менее двух третей регламентной порции. Но план мой, благодаря судьбе, как то впоследствии видно будет, удался во всем по моему желанию. День и ночь мы несли все возможные паруса; офицеры и нижние чины были неутомимы.

Необыкновенная расторопность и рвение, каковое оказали все служившие на «Диане» при вступлении под паруса, требовали справедливой с моей стороны признательности, которую я изъявил им формальным образом — письменным приказом, назначив нижним чинам по высочайше данной мне власти денежное награждение.

Малоизвестность пути и недостатки в съестных припасах заставили меня принять некоторые особливые меры осторожности в продовольствии, кои предписал я команде также письменным приказом.

Около полудня 19‑го числа увидели мы сверху большое трехмачтовое судно прямо у нас впереди, почему и приготовили шлюп к сражению, но по приближении к оному рассмотрели, что то было купеческое судно, которое шло к востоку.

Пользуясь благоприятным ветром, мы правили к югу до 6 часов пополуночи 21‑го числа, а потом, достигнув широты 40°, стали держать к юго–востоку.

В 3 1/2 часа после полудня 22‑го числа последовала внезапная перемена ветра. С нашедшим от SW шквалом при дожде и ветер, довольно крепкий, с порывами, начал дуть из сей четверти, причем мы продолжали плыть к SO. Сего числа после полудня мы видели необыкновенное множество альбатросов, пинтад и петрелей. И прежде сии морские птицы, обыкновенные спутники мореплавателей Южного океана, всякий день около нас летали, с самого отплытия от мыса Доброй Надежды, только не в таком множестве.

К ночи ветер стал дуть тише. Погода была облачная с полудня же и дождь пошел. Перед захождением солнца ветер сделался крепкий от О, и на ветре блистала молния, слышен был гром. Тучи постепенно приближались, и временно шел проливной дождь. С 11 часов ночи ветер утих, но до 3 1/2 часов пополудни часто находили легкие, но продолжительные порывы, которые наносили страшные, грозовые тучи, из коих блистала ужасная молния и гремел чрезвычайный гром. Мы, так сказать, были окружены молниеносными огнями, и некоторые удары били в воду очень близко нас. Я хотел было поднять громовые отводы, но беспрестанно почти переменявшиеся ветры, частые порывы и совершенная темнота ночи заставляли меня опасаться, чтоб оные не произвели противного действия и вместо отведения ударов не привлекли бы их.

Гроза продолжалась до 4 часов утра.

Во всю ночь, доколе молния и гром свирепствовали в высочайшей степени своей силы, все офицеры и нижние чины находились наверху на случай пожара.

25‑го числа ветер дул при ясной погоде до 10 часов вечера. Потом нанес тучи, с проливным дождем, из которых блистала почти беспрестанно яркая, жестокая молния с пресильными громовыми ударами. Гроза сия была несравненно ужаснее, нежели та, которую мы имели в прежнюю ночь. Она продолжалась до самого рассвета, и в продолжение оной временно мы видели так называемый Сент — Эльмский огонь {160} на вершине флюгерного шпица, который был медный. Огонь сей казался шарообразным, величиною с голубиное яйцо, был виден по нескольку минут сряду. Удары молнии били в воду подле самого шлюпа. Один из них столь близко пролетел мимо лица моего, что я почувствовал непомерную теплоту; яркий блеск оного так меня ослепил, что я несколько минут не мог видеть Рикорда, стоявшего в двух шагах от меня. Начал уже думать, не потерял ли я зрения навсегда, но после понемногу предметы мне показались. Сию ночь мы провели с таким же беспокойством, как и прежнюю. Будучи во все время грозы подвержены сильному дождю, стоя при своих местах наверху, шли своим путем, а в ночь с 5 на 6 июня, когда находились в широте около 42°, а в долготе около 65°, выпала большая роса. Я упоминаю о сем обстоятельстве для того, что многие мореплаватели думают, будто роса есть верный признак близости земли. Но в сем случае ближайшая от нас земля находилась в 250 милях {161}. Разве мы проходили какую–нибудь неизвестную еще землю. Сего числа нашли мы, что многие из водяных бочек были неполны. Почему я счел за нужное уменьшить порцию воды.

В сии дни на море совсем не было зыби, свойственной сему океану; а движение вод не более было, как в каком–нибудь средиземном море. В те же дни видели мы несколько пучков морского растения; по ночам примечали около судна стада морских свиней и двух или трех небольшого роста китов; ночи были яснее дней.

До 7 июля не случилось с нами ничего особенно примечания достойного, ветры дули по большей части из NW и SW четверти и весьма крепкие, при мокрой, сырой погоде. Видели фазного рода свойственных климату птиц, китов и морские растения. А достигнув долготы 120°, стали часто встречать светящиеся тела, которые прежде редко видны были, и однажды между множеством темных альбатросов, обыкновенных в здешней стране, попался один белый. Это большая редкость в сей части Южного океана. А сего числа (7 июля) в 11 часов утра мы прошли меридиан южной оконечности Вандименовой Земли{162} в расстоянии от оного 120 1/2 миль и видели несколько пучков настоящего морского растения, альбатросов, петрелей и пинтад. В ночь летала около нас несколько часов маленькая береговая птичка.

Достигнув меридиана южного мыса Вандименовой Земли, можно сказать, что мы совершили плавание от мыса Доброй Надежды до Новой Голландии, на что употребили 51 день, в которые прошли, считая по прямой черте, 5910 миль, или 10340 верст. Приняв в рассуждение весьма дурной ход «Дианы», видно, что без большого благоприятства ветров и попутного течения нам невозможно было перейти в такое время столь великое расстояние.

8‑го числа мы стали править к NO. Сей курс был ближайший, который вел нас к Ново — Гебридскому архипелагу. С полуночи 9‑го числа стал дуть свежий ветер с порывами. Погода была облачная, и временно блистала молния, а в 4 часа утра, при том же ветре, выяснило. К полудню ветер дул тихо. Но мы уже теперь обогнули южную сторону Вандименовой Земли и входили в ту часть Южного океана, которая вливается между Новой Голландией и Новой Зеландией. Будучи в широте 43 1/2°±, долготе 153°±, имели ужасно большую зыбь от WSW. Ветер и погода с порывами продолжались до 8 часов утра 11‑го числа. Потом ветер сделался гораздо тише, и погода выяснила; но большая зыбь от WSW шла попрежнему. Сегодня она кончилась; это означало, что мы прошли границу Южного океана с той стороны, ибо мы сего числа в полдень находились почти на параллели северной оконечности Вандименовой Земли.

В 4 часа пополудни 11‑го числа нашел шквал с дождем, и с того времени свежий ветер стал дуть из SW четверти с порывами, при облачной дождливой погоде.

12‑го числа с полуночи до 5 часов утра был свежий ветер с крепкими порывами, при облачной погоде; а потом при тех же обстоятельствах дул он от S прямо, до полудня 13‑го числа; после чего перешел ветер к SO. Погода была облачна, однакоже иногда прояснивало.

В атмосфере мы начали чувствовать большую перемену: воздух был теплее; сегодня океанских птиц весьма мало было видно, и в первый раз показалась летучая рыба. В полдень мы находились по обсервации в широте 36°58′40'', в долготе по хронометрам 159°57′15''.

Во все сутки 14‑го числа ветер дул по большей части тихий и умеренный; погода была малооблачна, с просиянием солнца, а временно облачно и шел дождь. К полуночи на 15‑е число ветер стал крепчать, а в полночь, отошед к О, дул прямо от сего румба очень крепкий. До 8 часов утра стояла светлая погода, потом сделалось облачно и временно начинал итти дождь.

Ветер крепкий от О со шквалами дул во все сии сутки; а в ночь на 16‑е число от того же румба стал дуть еще крепче и с жестокими шквалами при дождливой погоде. А на рассвете ветер превратился в ужасную бурю и все дул прямо от О, при дожде и сильных шквалах. Кроме двух штормовых стакселей, мы не могли держать никаких парусов; да и из тех фок–стаксель нашедшим на судно валом, коего часть ударила в сей парус, изорвало в лоскутки.

17‑го числа до 5‑го часа пополудни также ужасная буря продолжалась прямо от О. Погода была облачная и с дождем, потом ветер несколько смягчился, но все еще дул жестоко до половины шестого утра 18‑го числа, а в сие время нашел от N шквал с проливным дождем, громом и молнией. После сего ветер стих и стал отходить к W. Буря продолжалась более трех суток и во все сие время точно от одного румба, то есть от О; это весьма редко случается. Во все сутки (18‑го числа) ветер был тихий, погода облачная, иногда с дождем, а часто выяснивало; ночью же к западу видна была молния.

Сегодня мы видели в первый раз свойственную жаркой зоне птицу, которую англичане называют военным кораблем, а французы фрегатом {163}. Это было в широте 31°±., долготе 162°±.

Ближайшая из известных земель к нам в сие время была остров лорда Гоу{164}, который отстоял от нас в расстоянии около 80 миль.

23‑го числа в 6‑м часу поутру прошли мы южный тропик в долготе 168°50′.

С полудня мы шли на N и до 6 1/2 часов вечера переплыли 25 миль. Следовательно, должны были по Арросмитовой карте находиться подле самого острова Валполя {165}, коего долгота на оной 169°18′, широта 22°30′. Но мы, смотря его до самой ночи, с салинга{166} в зрительную трубу, увидеть не могли, почему я заключаю, что он положен на карте не в своем месте {*24}{167}. На верность же наших хронометров мы положиться могли, ибо во все время плавания нашего от мыса Доброй Надежды они шли очень правильно и всегда показывали почти одинакую разность в долготе. Лунные обсервации никогда не разнились с хронометром более 20 миль долготы к востоку.

Сего числа в 5 1/2 часов пополудни стали мы править прямо к острову Анаттому {168}, южнейшему из Ново — Гебридского архипелага {*25}{169}. Остров сей видел капитан Кук и определил географическое его положение, почему мы смело могли взять курс свой на него.

В половине четвертого часа пополуночи на 25‑е число открылся нам остров. Ночная зрительная труба мне его показала очень хорошо. Сначала, не зная точного до него расстояния, мы на четверть часа остались под малыми парусами. Но, присматриваясь в трубу, примерили, что мы от него далеко еще были. Тогда, поставив все паруса, стали держать прямо к нему.

В 6 часов рассвет нам его показал явственно: лежал он по румбу NW и SO в глазомерном расстоянии между двумя оконечностями миль 15 или 18 и имел фигуру, подобную крыше какого–нибудь большого здания. Но сию фигуру он сохранял, доколе расстояние до него не позволило нам рассмотреть неровностей его вершины; но, приблизившись миль на 15, все возвышения, изгибы и ущелины показались, и он тогда переменил вид. Издали он нам казался диким, голым, бесплодным, огромным, каменистым островом; но чем ближе мы к нему подходили, тем лучше открывались приятные его холмы и прекрасные рощи.

При рассвете, когда нам открылся остров Анаттом, увидели мы также и остров Тану {170} с салинга прямо перед нами. Сей остров приметен по курящейся на нем огнедышащей горе, о коей упоминается в путешествии капитана Кука. А в половине восьмого часа открылся нам с салинга остров Эрронан {171}.

В 10‑м часу, приближаясь к острову Анаттому, приметили мы на нем во многих местах дым; сие было несомненным признаком, что остров обитаем. Тогда я велел поднять наш флаг. В самое сие время увидели мы, что с южной стороны от острова к западу простирается риф, в середине коего находился небольшой, покрытый зеленеющими деревьями, между коими видны были пальмы и кокосовые деревья, островок; а скоро после приметили, что за помянутым рифом и островком, ближе к берегу, была тихая вода, по которой жители ездили в своих кану{*26}. Некоторые из них ходили по берегу, а другие плавали в бурунах у самого берега. Чем ближе мы подходили к берегу, тем более видели жителей.

В 12‑м часу мы были от середины юго–западной стороны острова милях в двух и приметили множество людей на берегу, совершенно нагих. Они бегали с предлинными копьями, которыми, махая, делали нам знаки; но в угрозу ли оные были, или приглашали они нас к себе, мы не знаем. На их знаки я велел махать с приметного места корабля белым флагом, привязанным на длинном шесте, но жители от берега не отдалялись.

Наконец увидели мы, в расстоянии от нас около полумили, маленькую кану с выстрелами, или коромыслами{*27}, на которой ехали два островитянина. Я тотчас приказал, убрав лишние паруса, держать к ним и велел махать с разных мест шлюпа белыми платками. Но они от нас погребли к берегу, крича что–то очень громко и показывая своими веслами к небольшой заводи, находящейся за рифом. Когда же мы привели на свой курс и стали прибавлять паруса, они опять за нами воротились; но лишь мы в другой раз поворотили к ним, они тотчас стали от нас удаляться и, продолжая кричать, показывали на берег. Тело они имели черное, лоснящееся и были совершенно нагие; узкие повязки по поясу составляли всю их одежду; а у одного из них на груди висело что–то белое, эллиптической фигуры. Он, положа одну руку на грудь, другою держал весло и показывал к берегу, в знак, я думаю, того, чтоб мы шли туда, к заводи.

Гаванца сия имела пленительный вид; лежит она посредине юго–западной стороны острова. Я очень желал бы посетить сей остров, и более потому, что капитан Кук к нему не приставал. Но неизвестность, какие съестные припасы мы можем на нем получить, есть ли близко берега пресная вода, каково к нему приставать на гребных суднах, каков нрав жителей и пр., — понудили меня предпочесть верное сомнительному и итти тотчас в порт Резолюшен {*28} острова Таны, которого я надеялся достичь сего же вечера. Обстоятельства наши требовали, чтоб мы пришли нынешнею осенью в Камчатку; следовательно, поспешность была нужна.

В 1‑м часу пополудни прошли мы северо–западную оконечность острова Анаттома, тогда остров Эрронан из–за него открылся. В то же время увидели мы другую кану с 4 человеками, милях в 4 или 5 от нас; к ней подходить мы не покушались, да и они к нам не хотели приближаться.

Остров Анаттом чрезвычайно высок.

Ровный попутный ветер от SO, при ясной погоде, скоро привел нас к острову Тана. Невозможность войти, доколе еще не было светло, в гавань заставила нас дожидаться до утра, почему мы в 7‑м часу, убрав все лишние паруса, легли в дрейф и потом во всю ночь, при умеренном ветре, то лежали в дрейфе, то лавировали, делая короткие галсы. Небо было облачно и ночь очень темна, но танская огнедышащая гора, извергая большое пламя, служила нам вместо маяка. Мы знали по описанию капитана Кука, что она лежит близко гавани, почему по ней и располагали своим местом.

Извержение сей горы имело величественный вид: сколь мы ни устали от дневных наших трудов, но не скоро оставили палубу, любуясь столь прекрасной и вместе страшной картиной природы. Вообще мы день сей провели хотя в трудах и работе, но очень приятно.

Коль скоро поутру в 7‑м часу (26‑го числа) довольно стало светло, то мы, при тихом ветре от NO, пошли к юго–восточному берегу острова Таны, чтоб осмотреть вход в порт Резолюшен. А так как помянутого залива карты у нас не было, а к юго–западу от нас показался нам залив, способный принимать суда, то мы туда и стали держать вдоль песчаного берега, перед коим был риф, на котором бурун разливался страшным образом. По берегу бегало множество черных нагих жителей. Все они от старого до малого были вооружены длинными рогатинами и дубинами; они нам делали разные знаки и махали, повидимому приглашая к себе.

Пройдя несколько вдоль берега, увидели мы, что показавшееся нам заливом не что иное было, как небольшая заводь, загражденная рифом, почему мы, поворотив назад через фордевинд, стали держать к северу. Тогда ветер вдруг утих, а зыбью стало валить нас к рифу. Мы бросили лот и нашли глубину слишком большую и неспособную положить якорь. Тогда вмиг спустили мы гребные суда. Но и они не в силах были оттащить нас от каменьев, к коим нас прибило. Мы видели ясно свою гибель: каменья угрожали разбитием нашему кораблю; а несколько сот диких, на них собравшихся, грозили смертию тем из нас, которые спаслись бы от ужасных бурунов при кораблекрушении. Однакож богу угодно было избавить нас от погибели: в самые опасные для нас минуты вдруг повеял прежний ветер, в секунду мы подняли все паруса. Никогда матросы с таким проворством не действовали, и мы миновали в нескольких саженях надводный камень, которым кончался риф. Вот какова жизнь мореходцев! Участь их часто зависит от дуновения ветра.

Пройдя помянутый камень, увидели мы вдавшийся довольно далеко залив, к которому к жители, стоя на берегу, нам махали, почему я лег в дрейф и послал на шлюпке штурмана Хлебникова осмотреть оный. При выезде нашей шлюпки в залив встретили ее двое диких на одной кану; они держали в руках зеленую ветвь — обыкновенный мирный знак между жителями островов Тихого океана. Хлебников их обласкал, подарил им несколько холстинных полотенцев и бисеру, за что они отдарили тринадцатью кокосами.

Возвратясь на шлюп, он объявил о гавани следующее: положение оной от N к S, по глазомеру на милю в длину и с полверсты в ширину; глубина в ней от 7 до 8 сажен; на дне мелкий серый песок, а проход с моря 10, 9 и 8 сажен глубиною; гавань открыта только от северного ветра.

Хотя мы точно и не знали, та ли эта губа, в коей был капитан Кук и которую он назвал порт Резолюшен, однакож я решился войти в оную, почему и велел править ко входу. В 9‑м часу мы вошли в помянутый залив и положили якорь, при радостных и громогласных криках великого множества островитян, собравшихся по берегам залива и на лодках около шлюпа. Коль скоро мы вошли в залив, то, сравнив положение внутренности оного с описанием, которое Форстер {172} сделал в своем путешествии порту Резолюшен, мы тотчас уверились, что это тот самый, что и найденною астрономическими наблюдениями широтою после подтвердилось.

Здесь я должен сказать, что по приходе к острову Тане у нас оставалось пресной воды количество слишком достаточное на переход наш в Камчатку. Морских провизии мы здесь получить не могли; но я надеялся запастись плодами, курицами и свиньями для подкрепления служителей, опасаясь, чтобы цынготная болезнь между ними не распространилась; притом мне хотелось узнать кое–что о жителях сих островов, которых из новейших мореплавателей никто со времен Кука не посещал {*29}{173}, да уповательно, что и прежде его один только Кирос их видел.