Умерщвление Гектора
Так убегали троянцы, как робкие сердцем олени.
В город вбежав, они вытерли пот и, к стене прислонившись,
Быстро испили воды, утоляя великую жажду.
Тою порой аргивяне, щиты свои вскинув на плечи,
Близко к стене подступили, но Гектора, сына Приама,
22-5
Гибельный жребий сковал подле Скейских ворот, перед Троей.
Феб Аполлон той порой обратился к Пелиду со словом:
"Что ты за мной, сын Пелея, проворными мчишься ногами,
Будучи сметрнорожденным, преследуешь вечного бога?
Видно, бессмертного ты не узнал, коль безумствуешь, бурный.
22-10
Или забыл о смятеньи троянцев, тобой устрашенных?
Те уже в город спаслись, а ты здесь подвизаешься праздно.
Ибо меня, Пелион, не убьешь: неподвластен я смерти".
И, негодуя, на то отвечал Ахиллес быстроногий:
"Ты, из богов жесточайший, меня обольстил, Дальновержец,
22-15
Вдаль от стены заманил. А не то еще много троянцев
Грызли бы землю зубами, ворот городских не достигнув.
Ныне, о, Феб, у меня ты похитил великую славу,
Спасши троянцев легко: не боишься ты мести в грядущем.
Если б возможность да сила, уж я бы воздал тебе мщеньем!"
22-20
Так говоря, устремился он к Трое, дыша дерзновеньем,
Прядая быстро, как конь с колесницей, берущий награду,
Мчится стрелой по долине, летит, над землей расстилаясь:
Также сгибались проворно колени и ноги героя.
Первый Пелеева сына заметил Приам престарелый,
22-25
Как по долине он мчался, далеко сверкая оружьем,
Точно звезда, что восходит осеннею темною ночью
И средь бесчисленных звезд светозарными блещет лучами;
Люди ее называют по имени псом Ориона;
Нет лучезарней звезды, но она знаменует дурное,
22-30
Длительный зной предвещает для смертных людей злополучных:
Так на груди у героя бежавшего медь пламенела.
Громко старик застонал и, руки подняв над собою,
Голову ими терзал, испуская глубокие вздохи.
Милого сына молил он, а тот пред воротами Трои
22-35
В поле стоял неуклонно, желая с Ахиллом сразиться.
С жалобной речью Приам к нему руки простер и промолвил:
"Гектор, дитя дорогое, один, от друзей удалившись,
Этого мужа не жди, или смерти помчишься навстречу,
Сыном Пелея смиренный: тебя он сильнее безмерно.
22-40
Лютый! О, если б, как мне, он бессмертным богам был любезен,
Скоро б тогда мою душу покинуло мрачное горе,
Скоро б Ахилл распростертый был птицами съеден и псами,
Он, кто лишил меня многих детей знаменитых и сильных,
Медью сразив иль продав племенам островов отдаленных.
22-45
Вот и сегодня в толпе устремившихся в город троянцев
Двух не найду сыновей, Ликаона бойца с Полидором,
Мне Лаофоей рожденных, супругою лучшей из женщин.
Если средь вражьего стана они обретаются живы,
После мы выкупим их; много золота дома и меди:
22-50
Щедро дитя одарил знаменитый Алтей престарелый.
Если они уж мертвы и спустились в чертоги Аида,
Скорбь ожидает их мать и меня, ибо мы их родили.
Все остальное же войско утешится скоро в печали,
Лишь бы и ты не погиб, укрощенный Пелеевым сыном.
22-55
О, дорогое дитя, поспеши за стеною укрыться,
Чтобы троянцев спасти и троянок, чтоб сыну Пелея
Славы большой не доставить, свой собственный век загубивши.
Сжалься, дитя, надо мною! Теперь я советую мудро,
Завтра быть может, меня Олимпиец сразит у порога
22-60
Старости грустной и множество бед предпошлет моей смерти:
Зрелище мертвых моих сыновей, дочерей увозимых,
Спальных покоев, кругом предаваемых злому хищенью,
Малых детей, разбиваемых оземь в неистовстве диком,
Юных невесток, влекомых руками нещадных данайцев,
22-65
А напоследок я сам упаду перед дверью у входа,
Острою медью пронзен, если кто из врагов меня ранит.
Тяжким копьем иль стрелою и душу из тела похитит.
Там растерзают меня плотоядные псы. Их я прежде
Дома кормил за столом, да на страже лежат при воротах.
22-70
Крови напившись моей, они, лютые, лягут в преддверьи.
Юноше, павшему в битве, не стыдно лежать бездыханным:
Весь он и мертвый прекрасен, где бы тело его ни открылось.
Если ж на старце убитом свирепые псы оскверняют
Белые кудри иль бороду, или стыдливые части, —
22-75
Нет для людей злополучных плачевнее зрелища в мире!"
Так умолял престарелый Приам, вырывая руками
Клочья сребристых волос, но не тронул он сердца героя.
Мать возрыдала тогда, проливая обильные слезы,
Грудь обнажила рукой, а другой — на сосец указала
22-80
И, обливаясь слезами, крылатое молвила слово:
"Гектор, почти эту грудь и меня пожалей! Если в детстве
Я простирала к тебе тот сосец, утишающий крики,
Вспомни об этом, мой сын дорогой. Отражай супостата,
Стоя внутри за стеной, но один впереди не сражайся.
22-85
О, непреклонный! Коль ныне умрешь, мой возлюбленный отпрыск,
Даже оплакать тебя мы не сможем на ложе печальном, —
Я и супруга твоя, одаренная щедрым приданым.
Быстрые псы растерзают тебя вдалеке, пред судами".
Так они оба в слезах обращались к любезному сыну
22-90
И умоляли его, но не тронули сердца героя.
Он исполинского ждал Ахиллеса, бежавшего быстро.
Точно как в горном ущелье дракон сторожит пешехода,
Зелий наевшись зловредных и страшною злобой пылая,
В логе лежит, извиваясь и яростно смотрит оттуда:
22-95
Так непреклонный душой Приамид не хотел удалиться.
К выступу башни снаружи он щит прислонил меднояркий,
Громко вздохнул и сказал в своем сердце отважном:
"Горе, что делать мне? Если я в город спасусь чрез ворота,
Полидамас меня первый там встретит укором обидным,
22-100
Он, кто совет дал увесть в Илион всех троянцев, —
В ту злополучную ночь, как воспрянул Ахилл богоравный.
Я не послушался слова, а было бы лучше гораздо.
Ныне ж, когда я столь многих своим погубил безрассудством,
Храбрых стыжусь я троянцев и длинноодетых троянок.
22-105
Как бы из них кто-нибудь, и бессильней меня, не промолвил:
"Гектор народ погубил, на отвагу свою полагаясь".
Так они скажут тогда. О, желанней стократ и почетней
Выйти Ахиллу навстречу и либо его поразить мне,
Либо в бою самому перед Троей погибнуть со славой.
22-110
Иль поступить по иному? Что если сниму и на землю
Шлем свой и щит положу, а копье у твердыни поставлю,
Сам же навстречу пойду беспорочному сыну Пелея
И обещание дам вернуть благородным Атридам
Как аргивянку Елену — причину войны и раздора —
22-115
Так и сокровища все, что на быстрых судах многоместных
В Трою привез Александр, — и сверх того с войском ахеян
Все поделить нам богатства, сокрытые в городе нашем?
Если потом обязал бы я клятвою старцев троянских
Все разделить пополам, ничего для себя не скрывая,
22-120
Все без утайки снести, чем прекрасная Троя владеет.
Только зачем я об этом в душе размышляю напрасно!
Я не пойду умолять, и Ахилл не почтит моей просьбы,
Не пожалеет меня, а предаст безоружного смерти
Быстро, без боя, как женщину, чуть лишь отброшу доспехи.
22-125
Да и не время теперь нам беседовать праздно друг с другом,
Точно на камне под дубом беседует юноша с девой
Юноша с девой цветущей охотно вступает в беседу,
Нам же пора воевать, чтоб увидеть как можно скорее,
Мне ль Громовержец Зевес иль ему приготовил победу".
22-130
Так размышляя, он ждал. А Пелид подходил уже близко,
Грозным копьем пелионским над правым плечом потрясая,
Весь Эниалию равный, воителю с веющим шлемом.
Медь вокруг тела его далеко пламенела, подобно
Свету огня или ярким лучам восходящего солнца.
22-135
Гектор, увидев его, задрожал и не смел дожидаться.
А устремился бежать, за собою ворота оставив.
Следом погнался Ахилл, доверяясь ногам своим легким.
Точно как сокол нагорный, из хищных пернатых быстрейший,
Горлицу, робкую сердцем, преследует, не уставая;
22-140
В стороны мчится она, а хищник с пронзительным клектом
Взмахами крыл нагоняет, и сердце в нем жаждет добычи:
Так он, усердствуя, мчался вперед. А трепещущий Гектор
Быстро коленями двигал, идя вдоль стены Илионской.
Мимо холма, мимо дикой смоковницы, ветрам открытой,
22-145
Оба они прибежали к стене, колесничной дорогой,
И светлоструйных достигли двух водных вместилищ, откуда
Два родника выбегают глубокопучинного Ксанфа:
С теплой водою один, и над ним непрестанно клубится
Пар, далеко расстилаясь, как дым над пылающим лесом;
22-150
Ключ же другой и средь лета струится, по холоду равный
Граду иль мерзлому снегу, иль в лед превратившейся влаге.
Там у ключей находились просторные, пышные мойни,
Гладким обложены камнем, где светлые мыли одежды
Дочери храбрых троянцев и жены, прекрасные видом,
22-155
В прежние мирные дни, до прихода ахейского войска.
Мимо бойцы пронеслись, — этот спасаясь, а тот догоняя.
Доблестный муж убегал, настигал же безмерно храбрейший.
Ибо не жертвы они добивались, не кожи бычачьей,
Что достается обычно в награду быстрейшему в беге,
22-160
Но о душе состязались могучего сына Приама.
Точно к победе привыкшие цельнокопытные кони
Мчатся, мету огибая, и славная ждет их награда, —
Медный треножник, иль дева, на тризне убитого мужа:
Так они город Приама три раза кругом обежали,
22-165
Быстрым ногам доверяясь. И все на них боги взирали.
Первый меж ними воскликнул отец и людей и бессмертных:
"Горе, любезный мне воин бежит вкруг стены Илионской,
Славным гонимый врагом. Я гляжу и душа моя плачет
В скорби по Гекторе: часто он бедра бычачьи сжигал мне
22-170
В жертву на многолощинных высотах Идейских и в Трое,
В городе верхнем. Теперь же его Ахиллес богоравный
Быстро преследует в бегстве вкруг славной твердыни Приама.
Но помогите, о, боги, обсудим и примем решенье:
Снова спасем ли его от погибели, или дозволим,
22-175
Чтоб, не взирая на доблесть, он пал, укрощенный Ахиллом?"
И синеокая так возразила богиня Паллада:
"Молниеносный Зевес, что сказал ты, о, тучегонитель!
Мужа, рожденного смертным, давно подчиненного року,
Ныне обратно желаешь похитить у смерти зловещей?
22-180
Делай, но мы, остальные все боги тебя не одобрим".
Ей отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель:
"Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я
Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть багосклонным.
Делай, как сердце прикажет, и не отступай пред желаньем".
22-185
Так, побуждая, сказал он Афине, усердия полной,
И с Олимпийских высот она бросилась вниз и помчалась.
А быстроногий Ахилл за испуганным Гектором гнался.
Точно собака в горах за оленем охотится юным,
С лога подняв и гоняя долиной и темною чащей;
22-190
Не утаиться ему, хоть бы в страхе прилег за кустами.
Ибо, обнюхав следы, она гонит, пока не настигнет:
Также не мог Приамид уклониться от сына Пелея.
Всякий же раз, как, бросаясь вперед, он пытался достигнуть
Крепких Дарданских ворот и укрыться близь башен высоких,
22-195
Где бы троянцы могли защитить его сверху стрелами,
Быстрый Пелид забегал стороною и гнал его снова
По направлению к полю, а сам он держался твердыни.
Точно во сне невозможно настигнуть бегущего мужа,
Ни убежать от погони тому, кто преследует сзади:
22-200
Также не в силах был Гектор спастись, а нагнать — сын Пелея.
Нет, он не мог бы один уклоняться так долго от Парок,
Если бы Феб не явился с последней предсмертной защитой,
Силы в него не вдохнул и не сделал проворными ноги.
Войску меж тем Ахиллес богоравный дал знак головою
22-205
В Гектора стрел не бросать, как бы кто, поразив Приамида,
Не приобрел себе славы, а он бы вторым не явился.
Снова, в четвертый уж раз, к родникам подбежали герои.
Тотчас весы золотые Зевес натянул Олимпиец
И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены, —
22-210
Гектора, резвых коней укротителя, и Ахиллеса, —
Поднял в средине. И Гектора день роковой преклонился,
Пал до Аида. И Феб Дальновержец покинул героя,
А к Пелиону спустилась Паллада Афина,
Стала вблизи и такое сказала крылатое слово:
22-215
"Ныне, любимец Зевеса, Ахилл многославный, надеюсь,
К войску ахеян и к флоту вернемся с великою славой,
Гектора жизни лишим, ненасытного в брани героя.
Дольше ему невозможно от нас уклоняться обоих,
Сколько бы Феб Дальновержец, заботясь о нем, ни трудился,
22-220
Хоть бы валялся у ног Эгидодержавного Зевса.
Но отдохни, Ахиллес, и побудь здесь недвижно, покуда
Я к Приамиду пойду и внушу ему биться с тобою".
Так говорила Афина и он подчинился охотно.
Стал, опираясь на ясень, оправленный острою медью.
22-225
К Гектору, кинув Ахилла, помчалась Паллада Афина,
Образ приняв Деифоба и голос его неустанный,
Близко к нему подошла и крылатое молвила слово:
"Брат мой, жестоко тебя удручает Ахилл быстроногий,
Вслед за тобою гоняясь вкруг славной твердыни Приама.
22-230
Стань, подождем его вместе и будем вдвоем защищаться".
И, отвечая, сказал шлемовеющий Гектор великий:
"О, Деифоб, ты и раньше был прочих мне братьев дороже,
Всех сыновей от Гекубы и старца Приама рожденных.
Ныне же больше, чем прежде, тебя почитаю душою.
22-235
Ибо, увидев меня средь напасти, один ты решился
Выйти вне стен, между тем как другие внутри ожидают".
И синеокая так отвечала богиня Паллада:
"Брат мой! Почтенная мать и отец, и друзья дорогие, —
Все умоляли меня, чредой обнимая колени,
22-240
С ними в твердыне остаться: таким они страхом объяты.
Но безутешною скорбью внутри мое сердце терзалось.
Стань, неуклонно сразимся и не пощадим своих копий.
Ныне изведаем, нас ли убьет Ахиллес быстроногий
И на суда возвратится с оружием, кровью покрытым,
22-245
Или он сам упадет, твоим острым копьем усмиренный".
Молвила так и лукавством на бой повела Приамида.
После ж того, как сошлись они, друг наступая на друга,
Первый Ахиллу сказал шлемовеющий Гектор великий:
"Больше не стану, Пелид, я тебя избегать, как доселе.
22-250
Трижды кругом обежал я твердыню Приама, не смея
Ждать твоего нападенья. Теперь же душа повелела
Противостать тебе грудью, а там — победить иль погибнуть!
Но обратимся вначале к бессмертным богам, и да будут
Боги свидетели нам и блюдут соглашение наше.
22-255
Не оскверню я тебя непристойно, когда над тобою
Даст мне Зевес одоленье, и душу из тела исторгну.
Только доспехи с тебя совлеку, Ахиллес богоравный,
Труп же верну аргивянам. Ты также поступишь со мною".
Но, исподлобья взглянув, отвечал Ахиллес быстроногий:
22-260
"Гектор, зачем, ненавистный, ты мне предлагаешь условья?
Нет договорных союзов у хищного льва с человеком,
Мирного нет соглашенья меж волком и слабым ягненком,
Но беспредельной враждой они друг против друга пылают.
Так между мной и тобою нет места приязни и клятвам,
22-265
Прежде чем в битве из нас не падет кто-нибудь умерщвленный,
Кровью своей не насытит Арея, воителя злого.
Вспомни теперь все искусство войны. Надлежит тебе ныне
Быть ратоборцем искусным и воином с храброй душою.
Больше тебе не спастись. Усмирит тебя вскоре Афина
22-270
Этим копьем моим острым. Теперь, наконец, ты искупишь
Горе друзей моих милых, тобою, свирепым, убитых".
Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.
Впору заметив удар, уклонился блистательный Гектор,
Быстро присел, озираясь, и медь над плечом пролетевши,
22-275
В землю вонзилось. Паллада копье извлекла и вернула
Сыну Пелееву, тайно от Гектора, пастыря войска.
Гектор воскликнул тогда беспорочному сыну Пелея:
"Ты промахнулся, Ахилл богоравный. Тебе от Зевеса
Жребий мой не был известен, однако ты этим хвалился
22-280
Праздным витием ты был и обманщиком словообильным,
Чтоб, испугавшись тебя, я забыл про отвагу и силу.
Нет, не бегущему вслед, ты не в спину вонзишь мне оружье.
В грудь поразишь меня прямо, идущего храбро навстречу,
Ежели бог тебе даст. А пока берегись моей меди
22-285
Острой. О, если б ее целиком в свое тело ты принял!
Верно со смертью твоею война бы для нас облегчилась,
Ибо для войска троянцев ты — бедствие, злейшее в мире".
Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.
Не промахнувшись, Пелида в средину щита поразил он,
22-290
Но отскочило обратно копье. И разгневался Гектор,
Видя, что дрот быстролетный помчался из рук бесполезно.
Стал, головою поникнув, другого копья не имея.
И светлобронного начал он звать Деифоба на помощь,
Острого дрота прося, но того уже не было близко.
22-295
Понял тогда Приамид, что случилось, и слово промолвил:
"Горе! Теперь несомненно, что боги зовут меня к смерти
Я уповал, что герой Деифоб здесь стоит недалеко.
Он же внутри за стеной, а меня обольстила Афина.
Близко — зловещая смерть, недалеко стоит за спиною.
22-300
Нет мне спасенья. Так, видно, давно уже было угодно
Зевсу и сыну его Дальновержцу. Они благосклонно
Прежде хранили меня, а теперь вот судьба настигает.
Но да погибну в бою не без тяжкой борьбы, не без славы.
Подвиг великий свершу, поколеньям грядущим на память".
22-305
Слово такое промолвив, он меч обнажил заостренный,
Длинный, тяжелый весьма, при бедре его мощном висевший,
И налетел дерзновенный, что кречет высокопарящий,
Если из черных как ночь облаков на долину бросаясь,
Нежного хочет увлечь он ягненка иль робкого зайца:
22-310
Так налетел Приамид, потрясая мечом заостренным.
Но и Ахилл устремился, исполнен великой отвагой,
Спереди грудь приукрывши красивым щитом испещренным
И на ходу потрясая блистающим шлемом тяжелым
О четырех ободках, и густая из золота грива
22-315
Пышно вдоль гребня его колебалась, — работа Гефеста.
Точно как в сумерках ночи свой путь среди звезд направляет
Веспер, которого в небе нет ярче звезды и прекрасней:
Так острие пламенело, которым Ахилл богоравный
В правой руке потрясал, когда Гектору гибель готовил
22-320
И обнаженное место на нежном высматривал теле.
Только все члены героя кругом облекали доспехи
Те, что блистательный Гектор похитил, убивши Патрокла.
Было открыто лишь горла, в том месте, где кости ключицы
Шею от плеч отделяют: там раны мгновенно смертельны.
22-325
Прямо в то место копье устремил Ахиллес богоравный,
И острие проскочило навылет чрез нежную шею.
Но не коснулось гортани копье, отягченное медью,
Дабы грядущее мог предсказать Приамид Ахиллесу.
Грохнул он в прах, и над ним похвалялся Пелид богоравный:
22-330
"Гектор! Патрокла убив, ты ужель уповал на спасенье
И про меня позабыл, ибо я вдалеке обретался?
О, безрассудный! Вдали на глубоких судах мореходных,
Мститель тебя ожидал несравненно сильнее Патрокла,
Я, кто сломил твою силу. И вот твое тело растащат
22-345
Хищные птицы и псы, а его похоронят ахейцы".
Изнемогая, в ответ шлемовеющий Гектор промолвил:
"Именем предков твоих и душою твоей умоляю,
Не допусти, чтобы псы растерзали меня пред судами,
Выкуп бесценный получишь и золота много, и меди.
22-340
Щедро тебя одарит и отец мой, и мать дорогая.
Только верни мое тело, чтоб жены и дети троянцев
Дома меня погребли и как должно огню приобщили".
Но, исподлобья взглянув, отвечал Ахиллес богоравный:
"Не обнимай мне колен, не тверди мне, собака, о предках!
22-345
Если б позволило сердце, я сам, на куски изрубивши,
Съел бы сырым твое мясо, в отплату за то, что ты сделал.
Нет человека, кто б мог от твоей головы ненавистной
Псов удалить, даже если б он свесил и выкуп доставил
В десять и в двадцать раз больше, и столько б еще обещал мне,
22-350
Если б Приам Дарданид повелел искупить твое тело
Золотом, равным по весу, — и то на одре погребальном
Не обрядит тебя мать, не оплачет дитяти родного,
Но без остатков пожрут твое тело собаки и птицы".
И шлемовеющий Гектор сказал, испуская дыханье:
22-355
"Знаю тебя хорошо. И зачем умолял я напрасно?
Вижу, в груди у тебя таится железное сердце.
Но трепещи, как бы мести богов на тебя не навлек я
В день, как у Скейских ворот Аполлон и Парис боговидный
Гибель тебе приготовят, на доблесть твою невзирая".
22-360
Только что слово он кончил, как смерть осенила героя.
Быстро из тела умчалась душа и в Аид опустилась,
Плача о доле своей, покидая и силу и юность.
С речью уже к мертвецу обратился Ахилл богоравный:
"Сам ты покаместь умри. А потом уже встречу я Парку
22-365
В день, когда будет угодно Зевесу и прочим бессмертным".
Так говоря, он из трупа копье заостренное вынул,
В сторону бросил и снял обагренные кровью доспехи.
Тут подбежали другие отважные дети ахеян
И красоте удивлялись и росту Приамова сына.
22-370
Каждый из них, приближаясь, колол бездыханное тело.
И, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили:
"Боги! Теперь сын Приама как будто нежнее на ощупь,
Нежели в день, как зажег корабли он огнем истребленья".
Так говорили они и оружие в тело вонзали.
22-375
Тою порою доспехи совлек Ахиллес богоравный,
Стал посредине ахеян и слово крылатое молвил:
"Милые други, вожди и советники войска данайцев!
Ныне, когда благосклонные боги нам дали осилить
Мужа, кто более зла причинил нам, чем прочие вместе, —
22-380
Не попытаться ль с оружьем ударить на город троянцев,
Чтобы разведать, какие питают намеренья в мыслях:
Крепость хотят ли покинуть, со смертью Приамова сына,
Или упорствовать будут, на гибель его невзирая?
Только зачем мое сердце теперь озабочено этим?
22-385
Непогребенный лежит, не оплаканный перед судами
Милый Патрокл. Его никогда не забыть мне покуда
Станет дыханья в груди и носить меня будут колени.
Пусть об усопшем должны забывать мы в жилище Аида,
Все же и там вспоминать о возлюбленном буду я друге.
22-390
Ныне, о, дети ахеян, хвалебный пеан распевая,
К быстрому флоту вернемся и тело захватим с собою.
Славу мы добыли ныне великую, жизни лишили
Гектора, кем до сих пор похвалялись троянцы, как богом".
Молвив, на Гектора он недостойное дело замыслил,
22-395
Мышцы ступни позади на обеих ногах проколол он
Между пятою и костью, ремни прикрепил к ним бычачьи
И с колесницей связал, голова по земле волочилась.
После он стал в колесницу, подняв дорогие доспехи,
Тронул бичом лошадей, и они полетели охотно.
22-400
Тучей поднялся песок над влекущимся телом, и кудри
Темные с прахом смешались, в пыли голова его билась,
Дивно прекрасная прежде, теперь осужденная Зевсом
На поруганье врагов, на родимой земле Илионской.
Так голова Приамида грязнилась в пыли. А Гекуба
22-405
Милого сына узрела и стала рыдать безутешно,
Волосы, плача, рвала, далеко покрывало откинув.
Жалобно громко стонал и отец, и кругом вся дружина,
В городе жители все предавались стенаньям и воплям.
Было похоже на то, как если б высокая Троя
22-410
Вся от основ до вершины пылала, объята пожаром.
Мужи держали с трудом исступленного скорбного старца.
Он из Дарданских ворот на долину идти порывался.
В прах он упал, расстилался по грязной земле, умоляя
И называя отдельно по имени каждого мужа:
22-415
"Други, оставьте меня! О, пустите, на скорбь не взирая,
Выйти из города мне одному и направиться к флоту.
Буду молить о пощаде того вредоносного мужа.
Возраст, быть может, почтит он и старость мою пожалеет.
Ибо отец Ахиллеса таков же как я, — знаменитый
22-420
Старец Пелей, воспитавший его на погибель троянцам.
Всем причинил он страданья, а мне еще больше, чем прочим.
Сколько, жестокий, убил у меня сыновей он цветущих!
Но и печалясь о всех, ни о ком я так громко не плачу,
Как об одном. В Аид низведет меня горе о мертвом
22-425
Гекторе милом. Зачем на моих он руках не скончался!
Мы бы насытились плачем, мы б вдоволь над ним нарыдались, —
Мать, что его родила, злополучная, вместе со мною".
Так говорил он, рыдая, и граждане рядом стонали.
Горестный плачь подняла и Гекуба средь женщин троянских:
22-430
"Сын мой, теперь без тебя как я жить, горемычная, буду,
Вытерпев столько печали? И ночью, и днем перед всеми
Ты моей гордостью был, о, защита троянской твердыни,
Славных троян и троянок, тебя принимавших как бога,
Ты бы, живой, навсегда пребывал их великою славой.
22-435
Ныне же черная смерть и судьба овладели тобою".
Так говорила в слезах. А жена Приамида в то время
О происшедшем не знала. Еще не явился к ней вестник
С грустною вестью правдивой, что Гектор убит за стеною.
В дальнем покое дворца она ткала прилежно двойную
22-440
Цвета пурпурного ткань, рассыпая узоры цветные.
И приказала по дому прекрасноволосым служанкам
Медный треножник большой над огнем поместить, чтоб готовой
Теплая ванна была, когда Гектор из битвы вернется,
Ибо не думала бедная, что далеко от купаний
22-445
Под Ахиллесовой дланью его укротила Афина.
Вдруг услыхала она завыванья и вопли на башне.
Выпал челнок из руки и колени у ней подкосились.
Снова она обратилась к прекрасноволосым служанкам:
"Две да сопутствуют мне. Я увидеть хочу, что случилось.
22-450
Голос почтенной свекрови мне издали слышан, и сердце
Выпрыгнуть хочет из тела, от страха сгибаются ноги.
Верно случилась беда с сыновьями владыки Приама.
Очень боюсь (да пребудет несчастье от слуха далеко!),
Как бы могучему Гектору сын богоравный Пелея
22-455
К Трое пути не отрезал, погнав одного по долине,
Как бы копьем не смирил он его безрассудной отваги.
Гектор врагов ожидает, не стоя в толпе, как другие.
Он выбегает вперед, ни пред чьей не склоняется силой".
Так говоря, из дворца устремилась она как менада,
22-460
С трепетно бьющимся сердцем и шли за ней следом служанки.
Вскоре она добежала до башни, где мужи толпились,
Быстро взобралась на стену и стала, кругом озираясь.
И увидала супруга, влекомого прочь от твердыни.
К легким судам беспощадно влекли его кони.
22-465
И непроглядная ночь ей мгновенно окутала очи.
Навзничь она повалилась, как бы испуская дыханье.
В прах далеко с головы ее светлые пали повязки,
Яркий повойник скатился, тесьма и плетеная сетка
И покрывало, что в дар ей дано золотой Афродитой
22-470
В день, когда в жены ее из чертога царя Этиона
Взял шлемовеющий Гектор, несчетные выдав подарки.
Вкруг Андромахи толпились золовки ее и невестки,
Полуживую держа, пораженную ужасом в сердце.
После того как очнулась и чувство вернулось к ней в душу,
22-475
Плачем она залилась и воскликнула в круге троянок:
"Гектор, о, горе мне, бедной! Для равной родились мы доли,
Ты — в Илионе высоком, в чертоге владыки Приама,
Я — у лесистого Плака, в прекрасно устроенных Фивах,
В доме царя Этиона. Меня, горемычную в женах,
22-480
Он воспитал, злополучный. О, лучше б совсем не родиться!
Ныне в обитель Аида сошел ты в подземные бездны,
Гектор! Меня же одну в безутешной печали оставил
Жалкой вдовою в чертоге. А наш бессловесный малютка,
К жизни рожденный от нас, злополучных! Ни ты не сумеешь,
22-485
Мертвый, его защитить, ни тебе он опорой не будет.
Если он даже избегнет войны многослезной ахеян,
Все же в грядущем его ожидает лишь труд и страданья.
Полем его овладеют чужие, межи переставив.
День, приносящий сиротство, уносит друзей у ребенка.
22-490
Вечно он ходит печален и щеки слезами омыты.
Часто в тяжелой нужде он к отцовским друзьям прибегает,
Тронув того за хитон, а другого — за верхнее платье.
Сжалится редкий из них и протянет с остатками кубок,
Так что он губы омочит, а нёбо останется сухо.
22-495
Гордый богатых родителей сын его с пира прогонит,
Больно ударит рукой и насмешливой речью обидит:
"Прочь, горемычный! Отец твой в пиру не участвует с нами!"
К матери, плача, вернется дитя, ко вдове одинокой,
Астианакс, кто досель на коленях отца дорогого
22-500
Мозгом одним лишь питался и сладостным жиром овечьим.
Если же сон нисходил, и от детских он игр утомлялся,
То засыпал на постели, в объятьях кормилицы нежной,
Лежа на мягкой перинке и сердцем вкушая отраду.
Ныне натерпится горя, лишенный отца дорогого,
22-505
Астианакс, кто слывет у троянцев под этим прозваньем,
Гектор, один ты у них защищал и ворота и стены.
Вскоре тебя самого близь судов, от родимых далеко,
Быстрые черви съедят, когда псы уж насытятся телом
Голым твоим, хотя много лежит в твоем царском чертоге
22-510
Тонких, красивых одежд, — они женскими сшиты руками.
Только я все их сожгу, на горящем костре уничтожу.
Пользы от них тебе нет и лежать ты в них больше не будешь,
Пусть же тебе хоть во славу сгорят средь троян и троянок!"
Так говорила, рыдая, и жены кругом воздыхали.
22-515