Деревенские сцены
– Что тут за случай у вас?
– Беда!.. Теперь не разделаешься! Теперича, Лексеевна, все помрем!
– Я ни в чем непричинен: мы только идем, а он лежит…
– Где?
– У самого оврага. Растопырил глаза, да и лежит. Вот грехи-то! Вот грехи-то наши тяжкие.
– Я так полагал, что он греется на солнышке; думаю: пущай греется…
– Вот погоди – становой приедет.
– Что же становой?… Становой ничего.
– Становой-то ничего?!
– Все помрем.
– Батюшки!.. Господи!..
– Бабы, смирно! Такой теперича случай, может, вся деревня отвечать будет, а вы визжите…
– Иван Микитич! Может грешная душа в рай попасть? Ежели она оченно грешная.
– Поди у попа спроси…
– Нет, ты мне скажи…
– Поди проспись прежде…
– Мужички почтенные! Становой ежели приедет – мы ничего не знаем. Петрухино это дело, он и отвечать должен.
– А теперича какое же ему разрешение?
– Кому?
– А Петрухе-то?
– Связать его теперича.
– За что?
– Как мир… мне все одно. По мне хоть беги…
– Я до него не касался: громом его убило.
– Громом?
– Громом, батюшка, громом!..
– Молоньей! Раз и – готово!
– Вот ежели громом, в таком случае ничего, а я полагал, драка промежду вас была.
– Какая, братец, драка! Промежду нас окромя что, бывало, он мне стаканчик поднесет, а то я ему…
– А мы, вишь ты, ловили рыбу. Он и подошел к нам. Посидел. «Словно бы, говорит, мне скучно. Третий день сердце чешется», – да и отошел от нас. Сидим мы под ивой – ветерочек задул, так махойький… ветерочек да ветерочек. Смотрим, по небу и ползет туча… от самого от Борканова. Так и забирает… Страсть! Подошла к реке-то… Как завыл этот ветер, как засвистели ивы, словно бы ночь темная стала. Сотворили мы молитву, да и сидим. И сейчас – раз! – гром, да опосля того молонья. И пошла, братец, и пошла… Индо сердце захолодело. И такой дождик полил… Свету божьего не видать. С полчасика или побольше мы сидели… Тише, тише… Солнышко показалось, и заметалась наша рыба, не успеваем червей надевать… Головли так и сигают… Во какие… Два ведра полных наловили. Сажать некуда было. Идем мимо оврагу-то, а он на самом бугре и лежит, руки так-то раскинул и лежит. «Смотри-ко… опосля дождя себя разогревает». Подошли, а он ничуть. Ну, мы сейчас бежать.
– Нашел себе место, батюшка. Жизнь-то наша!
– А что, его потрошить будут?
– Само собой: не по закону помер – потрошить…
– А я однова замерзал.
– Пьяный?
– Было маленько, только не то чтобы оченно. Спервоначалу все спать хотелось, и так мне тепло стало. И вижу во сне, словцо бы я в трактире в каком, и народ все чай пьет и песни поет. А уж меня в те поры снегом оттирали.
– Становой! Становой!
– Петрушка! Голубчик, не погубит! Все на еебя прими.
– Ваше благородие! Петрушки это дело; мы ни в чем непричинны.
«Нива» № 14, 1880 г.