[Первая картина]
Десятка полтора грузчиков, большинство — спит. Грохало чинит подушку, в руке — шило, дратва, рядом с ним — молодой парень негромко играет на гармошке, повыше их — Сергей.
Грохало. Брось, надоел.
Парень. Не любишь музыку-то?
Грохало. Весёлую — люблю.
Парень. Весёлая, она — трудная.
Сергей. Чем — трудная?
Парень. Быстроты требует.
Сергей (передразнил). Быстроты требует!
Парень. Чего дразнишься?
Сергей. Не люблю вот эдаких кислых чертей.
Парень. Мы — не черти, а крестьяне, значит — хри-стияне, да-а!
Сергей (дразнит). Да-а! Бя-а!
Парень. Опять драку затеять хочешь? (Встаёт, отходит прочь.)
Грохало. Зачем ты дразнишь их, в самом деле? Изобьют, как прошлый раз.
Сергей. Зря ты трёшься тут. У них у всех — душа милостину просит, душа просит, а рука — не даёт. В каждом таком бычке — мироед сидит. Я их — знаю, работал по деревням. Трое суток потерпишь, на четвёртые — думаешь: не поджечь ли деревеньку-то? И уходишь от соблазна дальше… Ничего ты, Лексей, не понимаешь.
Грохало. Кое-что, пожалуй, могу понять.
Сергей. Ну, а что?
Грохало. Вот понимаю, что ты анархист.
Сергей. Чего-о? Какой там мархист?
Грохало. Я тебе объяснял…
Сергей. Ах, это… Ну, это — врёшь. Ты — дай мне власть, так я те покажу, какой я безвластник! Сделай-ко меня губернатором, а то хоть исправником, я тогда…
(Женщина выбегает из-за склада, прыгает через спящих, Сергей схватил её за подол, она даёт ему пинок ногой…)
Сергей. Ух ты, чёрт! Тпру… (Свалил её рядом с собой.)
Женщина. Пусти!
Сергей. Куда?
Женщина. Пусти, говорю!
Грохало. Не балуй, Серёга, подожди. (Женщине.) Как будто мы встречались…
Сергей (крепко обнял женщину, она вырывается). Тише… тихонько… ту-ту-ту.
Женщина. Чего тебе надо, дикая рожа? Чего? Пу-усти!
Сергей. Ну, куда я тебя пущу? Заплутаешься!
Грохало. Вы не бывали в будке Никифорыча в Казани?
Женщина (перестав сопротивляться Сергею, присматривается, удивлена, обрадовалась). Ой, милый, я тебя узнала! Слушай, скажи ему… Мне спрятаться надо.
Сергей. В реке? В Волге? Там, радость моя, сыровато.
Грохало. Пусти, Сергей. Идём.
Сергей. Ты её в Карс веди…
Грохало. Знаю.
(За время этой сцены проснулись грузчики, не все.)
Старый грузчик. Чего случилось?
Сергей. Звезда с неба спустилась.
Другой грузчик. Украла она, что ли?
Сергей. Ощупай себя, всё ли цело?
Старик. Чего ты, милачок, вертишься около нас, а? И вчерась был, и сегодня явился?
Грузчик. Мало ему наложили вчера.
Сергей. Земля эта — не ваша.
Старик. Земля — не наша, а место — наше. Ты иди-ко прочь!
Сергей. Можно.
Старик. Во-от! Иди. А то — украдёшь чего.
Сергей (уходя). Украл бы ума, да у вас его нема.
Парень с гармонией. У этого, грамотея нашего, знакомые-то все как будто жулики. (Наигрывает.)
Старик. Грамотеи — все жуликоваты, для того и учатся. У нас, в селе, парнишко один учился, потом — в город, в Симбирской, поехал, через некоторо время вернулся, так уж сам в чине учителя, да-а! А через четыре, что ли, года подал прошение, чтобы в дьякона его вписали. А тепериче он — попом в Промзине; живодёр — на сто вёрст в округе не найти равного.
Грузчик. Способный, значит, оказался.
Старик. Наука им способствует…
Грузчик. Вот трактирщики тоже…
Старик. Поп трактирщика умнее. Попы да землемеры — самый опасный народ.
Грузчик. Учёному — легко. Сдал экзаменты, и готово дело, хошь — иди в судьи, хошь — в добрые люди.
Старик. В добрые-то люди не больно легко идут. Судей-то больше, чем докторов…
Молодой грузчик (напевает частушку).
Подыхает детвора,
Потому что — доктора!
Гармонист. Споём, что ли, Митя?
Молодой грузчик. Можно!
Вот пташки-канарейки
Везде в лесах поют,
Хоша им ни копейки
За это не дают!
Старик. Дурак кудрявый! Придумал бы чего новое.
Молодой грузчик. Тебе, дядя, ничего нового не требовается, окромя гроба.
Гармонист (запевает).
Не ласков был осенний ветер,
И сеял он колючий снег.
Вдвоём.
Лесной просёлочной дорогой
Бежали двое рекрутов.
Старик. Завыли! Ещё когда вас призовут…
Гармонист (поёт).
Один сказал: прощай, товарищ!
Хор.
Прощай! Я силы потерял.
Пускай меня погоня схватит,
А ты — беги домой один!
Гармонист.
И там скажи моей подруге…
Голос из склада. Эй, лежебоки, работать!
Вторая картина
Кустарник у полуразрушенной стены кремля. Грохало, Сергей, пекарь Цыганок, Женщина. На земле, на листьях лопухов, хлеб, огурцы, вобла; Сергей зажал ногами бутылку водки, другая — пустая — надета горлышком на ветку.
Сергей. Не люблю слушать бабьи истории, скушно бабы врут.
Женщина. Не для тебя рассказываю, а ему. (Кивает головой в сторону Грохало.)
Цыганок. А я никаких историй не люблю, потому — сам ловок выдумывать. Ты на что водку ногами греешь?
Женщина. Было мне о ту пору лет четырнадцать. Вошла в детскую, — на столе книжки с картинками. Наклонилась я поглядеть, а юнкер неслышно подкрался да по затылку меня, я — носом в книгу, даже кровь из носа пошла. А он меня взбросил на стол, ноги ломает…
Цыганок. Лакомый, сволочь…
Сергей (посвистывая, наливает водку в жестяной стаканчик). Отбилась?
Женщина. Застигла его мамаша, генеральша. Меня — в полицию, и как я — сирота, чтобы выслать из города. А — куда? Ну, взял меня себе помощник пристава, Николин. И вот с той поры девять лет…
Сергей. Идём с нами на рыбные промысла, и — конец делу!
Женщина. А пачпорт?
Сергей. Там — не требуется. Если спросят — достанем и пачпорт.
Женщина. Место я могу найти и здесь, в любом публичном доме…
Грохало. Неплохо придумала.
Женщина. А — что? Ведь я вашему брату не противна, я сама себе противна. (После паузы.) Нет: за что мне такая жизнь? За что? За какие грехи? Распутница я? А — хотела я этого? Не хотела, да и не хочу. Распутницей меня сделали.
Сергей. Замуж тебе надобно пристроиться, щи варить, портки чинить, огурцы солить, по церквам ходить.
Женщина. Насмехаешься? А — кроме этого — что умеешь?
(Сергей посвистывает, глядя на неё.)
Женщина. Замужем я не жила, а жизнь эту — знаю, видела. Ну что же, ты сказал верно: невесёлая, трудная жизнь! А — ты знаешь другую, лучше? Ты сам-то умел бы веселее, легче с женой жить?
Сергей. Это — не твоё дело. Вот, давай со мной жить — увидишь.
Цыганок. Коли не помрёшь. (Зевает.)
Женщина. Как же это у тебя выходит? Я спрашиваю: можешь ты по-иному, лучше других с бабой жить? А ты мне говоришь: это не моё, бабье, дело. Так это, милый друг, всякий мужик скажет. Эх ты, хамова рожа…
Сергей. Не лайся!
Женщина. А то — бить будешь? Была бита, это не в диковинку мне. И не стращай. Я с тобой говорю для парня, я вижу — он серьёзный.
Сергей. Дура! Эдак-то бабы в сорок лет говорят, — куда торопишься?
Женщина. Душу открыть тороплюсь…
Цыганок. Душа — не кабак, открывать её незачем.
Женщина. Хочется сказать: сволочи все вы, мужики, будь вы прокляты! Наладили вы на бабьих животах, на шеях несносную, стыдобную жизнь. Бездельники, бесстыдники, лентяи вы, — вот что! Баба, как пчела, соты строит, мёд копит, а ты, да и все трое вы — бродяги, и тысячи таких на земле. Бесплодная сволочь! Хоть бы в шайки собрались, города грабили…
Цыганок. Гляди, Грохало, это тебе чёрт бяку послал!
Сергей. Студентов наслушалась.
Женщина. Вы — глядите: в бродягах, в босяках бабы — есть? Нет. В чиновниках есть? Тоже нет. И в попах — нет. Бесполезное бабьё только в господском быту, где им делать нечего, а где работают, там бабе вдвое достается каторги. Вот, Сергей, ты — умный…
Сергей. Кончай на этом месте!
Женщина. Будто — смелый, а — какая тебе цена в жизни? Грош цена!
Сергей. Кончай, говорю!
Цыганок. Упрямая.
Женщина. Ты — не ори! Ты — кто? Полицейский?
(Сергей схватил её за волосы, а Грохало тотчас же его за горло, Цыганок отодвинулся, схватив бутылку с водкой. Несколько секунд Сергей, Женщина и Грохало, не двигаясь, смотрят друг на друга, затем Сергей снимает свою руку с головы Женщины, Грохало — свою с горла Сергея. Сергей растирает горло правой рукой.)
Цыганок. Не случилось драки, и то — барыш! (Наливает водку в стакан.)
Женщина (приглаживая волосы, усмехается в лицо Сергея). Что? Ни в руке, ни в головке, ни силы, ни сноровки?
Сергей. Подразни ещё! (Протягивает руку за стаканом.)
(Цыганок отвёл его руку, выпил водку и положил стакан боком на его ладонь. Сергей, всё ещё растирая горло, замахнулся на него кулаком.)
Грохало. Перестань, Серёга…
Сергей (угрюмо). За дерзкую ручку твою тебе, дружок, череп разобьют.
Женщина. Какие вы все несчастные, какие никчемные! Потопить бы вас всех в Волге, да — Волгу жалко. Ну, прощайте! Авось — не встретимся… (Встала, идёт прочь.)
Цыганок. Зверь-баба.
Сергей. Куда она? Грохало!
Грохало. Ну, что?
Сергей. Ты бы… тово… сказал бы ей чего-нибудь!
(Грохало уходит. Пауза.)
Цыганок. Закурим?
Сергей. Свёртывай.
Цыганок. Да у меня — нету.
Сергей (бросил ему кисет). А эта бабочка — знает жизнь…
Цыганок. Кто её, суку, не знает! Все знают! На руках — мозоли, на душе ещё боле.
Третья картина
[I]
Песчаный, холмистый берег моря — рыбные промысла́. За холмами — гробоподобные крыши двух бараков. На песке — разбитая бочка, обручи, клёпка, рогожи. Ярчайший солнечный день.
На первом плане — новенькая избёнка в два окна, дверь и окна открыты, на пороге двери приказчик промыслов Матюша Романов, сухонький человечек неопределённого возраста, перед ним — Подросток.
Матюша. Значит — так: вот тебе депеша. Заверни во что-нибудь, а то — смочишь по́том, чернила расплывутся. Значит: влезь на крышу и — сиди, гляди, ежели я махну платком, садись на коня и дуй во весь дух, значит, на брандвахту, на телеграф — понял?
Подросток. Понял. Не первый раз.
Матюша. А ты — не разговаривай! Постой, это кто там идёт? Нижегородский?
Подросток. Он.
Матюша. Кричи его сюда.
Подросток. Эй, Нижегородской, вали сюда-а! Не хочет. Отмахнулся.
Матюша. Кричи ещё: приказчик зовёт.
Подросток. Прика-азчик зове-ет! Там ещё другие идут.
Матюша. Других, дурак, не надо. А он идёт?
Подросток. Идёт.
Матюша. Ну, пошёл прочь. (Отталкивает его ногой в зад. Жмурится, глядя в небо, крестится.)
(Подошёл Нижегородский, это Грохало, на голове — мешок.)
Матюша. Здорово. Жарища-то? Адова. Вот что, брат… значит. Слышал я намедни, как ты уговаривал мужичьё рыбную требуху прибрать, закопать, значит. Это ты… разумно говорил, да-а! Действительно: гниёт требуха, запах от неё такой, что даже стыдно дышать…
Нижегородский. Зачем же вы запретили убрать её?
Матюша. Зачем? А это дело не твоё. Это, милачок, дело хозяйское. Я здесь вместо самого Беззубикова действую, значит — хозяинов дух. Помнишь: дух в виде голубине. Ты грамотный, должен помнить.
Нижегородский. На голубя вы мало похожи.
(Сергей и Мальва за углом.)
Матюша. И это опять же не твоё дело, на кого я похож, хоша бы и на верблюда али на калмыка, всё едино, всё — от бога, и схожесть и различие.
Нижегородский. Ну, и от нас тоже много.
Матюша. От нас? Ты вот что, ты лучше слушай, а говорить буду я. Так вот, значит: насчёт требухи ты правильно говорил, даже совсем как умный. За это будет тебе награда: в субботу получишь лишний целковенький. А потом, значит, я и вообще об тебе подумаю, может — в помощники возьму на осень. Да-а. Спасибо не скажешь?
Нижегородский. Да вы ещё целковый-то не дали, а в помощники-то, может, и не возьмёте.
Матюша. Правильно. Не верь гречихе в поле, верь на столе в чашке. Не глупый ты, и за ум я тебе два целковых дам. Сейчас и получи. (Достаёт деньги из кармана, говоря.) За это ты мне сделай вот что, значит: артель не соглашается ямы рыть для селёдки, которой, значит, не хватило тары… Третьи сутки лежит рыба на солнце, гниёт, дышать стыдно, зараза! Вот, значит, ты их уговори. Конечно, трудно песок рыть, да ведь — неглубоко, ну и не днём, ночью можно. Верно? Вот мы её и похороним, очистим и воздух и землю. Правильно? Сделаешь?
Нижегородский. Я поговорю.
Матюша. Старайся. Я вот старался, и — видишь…
Нижегородский. Вижу.
Матюша. Погоди, — ты куда?
Нижегородский. Говорить.
Матюша. Ага-а… Ты, значит, сначала по отдельности хочешь, а после со всеми? Это, брат, правильно. Валяй, валяй… (Смотрит вслед уходящему, напевает.) «Пресвятая богородица, моли бога о нас». Стервец какой, а? (Говорит в окно.) Малаша — слышала? Какой дерзновенный, волчья морда! А ты, Малаша, опять голая? Экая ты, право… неосторожная! Заглянет кто-нибудь, а меня — нет, я ушёл! Чего? От жары умереть невозможно, это только так говорится — умираю от жары! Это барыни для интересности говорят. Чего? Ты — не ругайся! Жара требует тёплой одёжи, вон гляди на калмыков…
(Из окна вылетает подушка, туфля, медный ковшик.)
Матюша (отходит за угол, бормочет). Фу ты, господи, царица небесная…
II
Берег моря. Около барака — человек полсотни рыбаков. Настроение угрюмое.
Нижегородец (стоя на бочке, говорит). Пожадничали, заставили нас выловить сотни тысяч рыбы, а тары для неё — будто бы — нет, соли — не хватает, лежит рыба под солнцем, гниёт, даже воздух загнил, глядите, всякая малая царапина рыбьей костью нагноение вызывает. Теперь рыбу эту заставляют нас схоронить в песок.
Голоса. — Дело обыкновенное.
— А — куда её?
— Он жалаит, чтоба мы задохнулись вонью.
— Погодите! Он до сути не дошёл…
Нижегородец. Вы подумайте, что же выходит? В стране у нас…
Голоса. — Где?
— Сказано — в стране, стало быть, в России.
Нижегородец. В России — голод, тысячи людей вымирают, а мы пищу будем в землю зарывать. Хороши у нас хозяева?
(Молчание.)
Нижегородец. И врут они, что соли не хватает, тары нет! Всё — есть, любой из вас может убедиться в этом, до складов недалеко. Зарывают рыбу для того, чтоб цену на неё поднять, теперь селёдка пять и семь копеек идёт, а если Беззубиков с Марковым весь улов пустят в продажу — пойдёт сельдь копейки по три. Смотрите, какие горы селёдки гниют, подумайте, какие могилы придётся рыть для неё? Хороши хозяева?
Голоса. — Они знают, как торговать.
— Хозяин зря работать не заставит…
— Конешно, он за работу деньги даёт.
— Не то говорите, братцы! Не то!
Мальва. Вам, чертям, ясно доказывают, что Беззубиков да Марков грабят народ, — вот что доказывают!
— А ты бы торговала, так не грабила?
Сергей (Мальве). Не ори зря!
Мальва. Пошёл к чёрту!
Голоса. — Она товар свой даром даёт, бери кто хошь!
— Эх, братцы, слушали бы человека!
Нижегородец. Приказчик подкупал меня за два целковых, чтоб я вас уговорил хоронить рыбу…
Голоса. — Ну, это Матюша зря!
— Он бы нам дал ведра на два…
Нижегородец. Вот они его, иудины, деньги.
(Бросил комок денег, Сергей наступил на него, Сергея толкают, но он уже отшвырнул рубли под ноги Мальве. Началась маленькая драка. Нижегородца столкнули с бочки, вместо него вскарабкался старичок.)
Голоса. — Тише, эй! Староста хочет покалякать!
— Тише, черти!
— Мы не черти!
— Эх, был староста, да стар он стал, не в себе бывает, правду забывает…
— Вот бы тебя, Касьянов, на его место, — а?
Староста (преодолевая шум). Теперь спросите сами себя: какая же происшествия произошла? Рыбьих могил тут вокруг по берегу — много можно сосчитать, рыбы в них закопано — горы! Это — всегда было. Наша фамилия — Мироновы — от времён царицы Лизаветы ходит сюда рыбачить. Про рыбьи могилы я от деда слыхал. Рыба живёт без расчёта…
Голоса. — Сказывай сказки!
— Ты — не ори, не тебе говорят!
— Мы здесь — коренные, а вы — кто?
Староста. Она, рыба, прёт и прёт, сама себя не жалея. И жалеть её — причины не видно. А бродяжка этот будто жалеет рыбу. И это он — врёт. Он — слышали мы — про хозяина говорил и — нехорошо говорил. Это значит — подослали его, другой хозяин подослал, нашему — враг и злодей.
Нижегородец (кричит). Врёшь, старый чёрт!
(Мальва выталкивает Нижегородца из толпы.)
Сергей (идёт сзади, говоря). Ты, брат, улепётывай, а то — вздуют.
Мальва. Уходи, уходи…
Сергей. Дай мне записку, — я заработок твой получу, в Астрахани встретимся — отдам…
Нижегородец. Погодите, дайте послушать.
Пожилой рыбак. Они тебе дельно советуют — уходи! Тут — артель.
Староста. Я говорю: хозяин зря работать не заставит, он за работу деньги даёт. Рыбу зарывать — надо, от неё — вонь. Приказчик поставит нам ведёрка два…
Голоса. — Мало-о!
— Три!
— Требоваем три…
— Тиш-ша-а!
Староста. А смутьянам по шеям надобно… Гнать их, к чертям на хутор. Нам бродяги — не компания! Мы — нижегородские, сергачские старинные ловцы! От веков царицы Лизаветы… Гони их, ребята, на кой они нам? Мы, слава те, господи… мы своё дело знаем. Гоните… Айда к приказчику!
(Толпа — рычит, быстро двигается за угол барака. Из барака вышел пожилой рыбак, кричит в дверь: «Можно!» Выходят Сергей, Мальва, Нижегородец с палкой в руке, с котомкой за плечами.)
Рыбак. Вот и шагай прямо берегом, а там — за бугры. Догонять — не станут, жарко, да и водку пить начнут.
Сергей. Он говорит: избить тебя давно решили.
Рыбак. Давно — не давно, а — в то воскресенье.
Нижегородец. Ну — я пошёл. (Протянул руку рыбаку, тот хлопает его по ладони.)
Рыбак. Шагай. Насчёт хозяев — правильно говоришь, это ты должен помнить. Это, брат, правда! Мы для них — тоже вроде лишней рыбы, да! И могилы сами себе роем… Прощай… Это — не забывай!
Мальва. Ну, будет вам болтать, уходи скорей… (Толкнула Нижегородца в плечо.)
Сергей. В Астрахани встретимся.
(Нижегородец уходит. Сергей набивает трубку, закуривает.)
Рыбак. Пошёл.
Мальва. Он — пробьётся.
Сергей. Коли не сопьётся.