Чем более решительно рабочий класс «ломает хребет» зсесоюзному мещанину, тем более пронзительно и жалобно попискивает мещанин, чувствуя, что окончательная гибель приближается к нему всё быстрее.
Ему мерещится, что в его лице «погибает весь русский народ». Опьянённый болезненным самомнением, он, как пьяный, воображает, что шатается не сам, а земля под ним. Он привык считать себя «солью земли» и знает, что «почва, лишённая солей, неплодородна». Он «не считает возможным культуру будущего без свободного участия индивидуального начала» — без его, мещанина, участия в качестве «соли».
Но — солей много, они состоят из кислот, и некоторые соли, перенасыщая почву, делают её бесплодной; такая кислая почва называется солонцами, солончаками.
Как «соль» мещанство весьма много «насолило» рабочему и крестьянину, выступив против них после Октября на стороне помещиков, фабрикантов, банкиров, авантюристов и бандитов. Оно продолжает «солить» рабочему классу и Советской власти до сего дня, о чём свидетельствуют контрреволюционные заговоры, бесчисленные акты предательства, подлая работа политиканствующих белоэмигрантов, гаденькие предательства бывших лакеев рабоче-крестьянской власти: Беседовских, Соломонов, Дмитриевских и всех прочих, кому со временем даже дети плюнут в глаза.
Солей много, и есть — солитёр, паразит; он не имеет ничего общего с солями, кроме некоторого звукового родства. Солитёр — по-французски единственный — это ленточный глист, он живёт в кишечной полости человека, питаясь его соками, состоит из массы отдельных слабо связанных между собою члеников и достигает длины трёх-четырёх метров. Если выгнать из кишок девяносто девять члеников, но оставить только одну головку, — солитёр снова чудовищно разрастается. Медицина установила, что влияние солитёра на слабых людей выражается головокружениями и общим упадком сил.
Мещанство, как целое, чрезвычайно похоже на солитёр: оно — тоже паразит, тоже существует, питаясь чужими соками, тоже обладает поразительной способностью быстрого размножения.
Основное свойство каждого отдельного мещанина — его убеждение в том, что он — «единственный», «неповторимый», и поэтому он считает себя «женихом на всех свадьбах и покойником на всех похоронах». Он требует от государства тщательного ухода за ним, «гуманного» отношения к нему, требует полной свободы выражения его ощущений и свободы питания чужими соками. В огромном большинстве племя мещан — племя потребителей, как производитель мещанин вносит в жизнь разнообразные жалобы на «судьбу» и всяческий словесный мусор.
Сам он — гуманист и доказывает это всюду, где может, даже в «Поваренной книге для молодых хозяек». Он учит их:
«Испорченное мясо можно употребить с пользой, — нужно вымочить его в уксусе, круто посолить и отдать на обед прислуге.»
Он — существо глубокомысленное и дальнозоркое; в 1929 году он публично рассуждает где-нибудь в Праге, в Париже:
«Мы не можем вполне определённо ответить на вопрос, как отразится экономическое равенство на дальнейшем росте культуры. Не следует забывать, что культура развивалась силою давления нужды, стремлением к материальному благополучию. Не исчезнет ли это стремление, когда благополучие — идеал материалистов — будет достигнуто?»
Он — религиозен, в 1927 году он пишет:
«Первородный грех вошёл в мир через женщину. Сатана отравил праматерь Еву своим нечистым дыханием и сделал её орудием размножения и блуда; злая похоть, половое разжжение, вошла в человеческое естество и определила образ его бытия, начиная от зачатия — «яко в беззакониях зачат бых и во гресех роди мя матерь моя» — и до неизбежной смерти.»
Это выписано из книги бывшего марксиста, а ныне протоиерея С. Булгакова «Друг жениха». В книге этой проповедуется нечто среднее между гомосексуализмом и скопчеством.
Наверное, это изуверское размышление одного из «единственных» о женщине как источнике «блуда» и греха приятно будет прочитать автору письма ко мне от 10/IV текущего года; он по поводу статьи моей «О женщине» спрашивает:
«Неужели вы в самом деле думаете, что религия отжила свой век?»
Нет, как орудие порабощения трудового народа религия ещё существует и как таковое орудие всё ещё играет свою позорную, злую и бесчеловечную роль. Особенно ясно обнаружился смысл религии в 1914-18 годах, когда мещанство Европы и России, католическое, лютеранское, православное, умоляло бога своего принять решительные меры к поголовному уничтожению католиков, лютеран и «православных» христиан. О даровании этой радикальной милости молились епископы всех церквей, не чувствуя стыда за идиотизм молитв своих, не сознавая бесчеловечия этих молений.
Один из наших советских «единственных» недавно прислал мне длинное и возмущённое послание, в котором спрашивает: «Предприняв издание ещё одного ненужного журнала «Наши достижения», о каких достижениях хотите вы поведать миру?» И кричит: «Тракторы, электрификация, а у мужиков лаптей нет… Самостоятельному хозяину пришёл конец!»
В этих пламенных словах вполне точно и удачно выражена политическая программа закоснелого мещанина: ему нужна свобода для, того, чтоб помочь «самостоятельному хозяину», «обуть в лапти мужика», чему совершенно определённо мешает Советская власть с её тракторами, электрификацией страны, с её широкой культурно-революционной работой. Это и есть программа всех «Сву» и «Сво», для которых экономическое равенство, бесклассовое государство — гибель.
Корреспондент мой сообщает, что «старая интеллигенция держится в стороне от революции». Это — ложь. Корреспондент знает, что «старая интеллигенция» не «держится в стороне», а шла против революции, поддерживая идейно и физически бывших хозяев страны, врагов рабочих и крестьян, что она в качестве вредителей и по сей день работает на врагов Советской власти. Лучшая, наиболее энергичная и талантливая часть интеллигенции самоотверженно и честно работает в стране Союза Советов и в партии коммунистов. В лице работников науки и техники она идёт с рабочим классом и за 12 лет сделала такую огромную работу, какой при бездарном и малограмотном режиме самодержавия не сделала бы и в 50 лет. Те достижения науки и техники, которыми Союз Советов может гордиться перед всем буржуазным миром и которые уже страшат этот мир, быстро обогащая нашу страну, развивая её промышленность, — эти достижения возможны стали только при данном строе, при диктатуре рабочего класса, который понимает значение науки и техники и широко ассигнует средства на изыскания науки и опыты её, на организацию научно-исследовательских институтов и экспедиций.
Я отлично знаю: когда у мещанина болит зуб, а вырвать его не хватает храбрости, в этом случае для мещанина вся вселенная — ад, и его, страдальца, ничем не успокоишь. Разумеется, у меня нет ни малейшего желания утешать мещан, обиженных своим собственным ничтожеством. Если ему указать, что в диком и голодном Дагестане до Октября было 90 школ, которыми пытались русифицировать горные племена, и поэтому все были уничтожены горцами в 1918 году, а вот теперь те же самые горцы имеют 483 школы и всё ещё строят новые, — разве это успокоит смертельную боль голодных зубов «единственного»?
Он уже забыл о том, что самодержавие Романовых, искусственно и при деятельной помощи церкви, задерживало умственное развитие крестьян, и он не хочет ничего знать о современных школах крестьянской молодёжи, о сотнях тысяч крестьян в средних школах, в техникумах, агроинститутах, вузах, о культурно-воспитательной работе Красной Армии, о работе «университета на дому».
А давно ли «кухаркиных детей» не пускали в гимназии, а идеолог и вдохновитель Самодержавия, организатор церковно-приходских школ безграмотности Победоносцев цинически откровенно говорил, что «безграмотным народом легче управлять».
Если «единственному» сообщат, что найден способ делать бумагу из водорослей рек и озёр, что этот способ сохранит стране огромное количество леса, сократит процесс обработки сырья в фабрикат до получаса вместо 17 часов и, по предварительному подсчёту, даст нашей стране 100 миллионов экономии в год, — разве это прекратит волчий вой мещанина? Это — усилит вой. Революция вызвала к жизни тысячи изобретателей-рабочих, изобретения этих героев и фанатиков труда обогатили и непрерывно обогащают страну, — но разве это может обрадовать человека, который привык, чтобы все прибыли ложились ему в карман и за пазуху?
Ему можно бы указать на то, как энергия рабочего класса успешно перевоспитывает индивидуалиста-крестьянина в коллективиста и коммуниста, но ведь это как раз один из главнейших фактов, которые разжигают ненависть мещанства к рабочему классу.
Мещанин, как «единственный» и «неповторимый», отлично понимает психологию крестьянина, идолопоклонника частной собственности, и всё ещё надеется, что массу мужика не сдвинешь с той почвы, в которую она врастала веками и вросла по сердце. Мы знаем, что многовековое хищническое хозяйствование «единственных», их грабительское отношение к земле и сокровищам её глубоко въелись в плоть трудовых масс, а особенно в плоть крестьян. Они всё ещё с трудом понимают, что причина их рабства и невежества лежит в частной собственности и что почти каждый из них бесплодно убивает свои силы на защиту своей нищенской каторжной жизни, работая, в сущности, против себя самого. Но голова-то мужика всё-таки над землёй, она поглощает около 2 миллионов экземпляров «Крестьянской газеты», а со всеми приложениями к этой замечательной газете, с бесчисленным количеством книг и брошюр, которые умело учат его жить и работать по-новому, по-человечески, а не по древнемужицкому обычаю, — крестьянская литература исчисляется, вероятно, в сумме около 100 миллионов экземпляров.
Мы уже можем сказать, что нет страны, где крестьянство читало бы так много и жадно, как оно читает в Союзе Советов.
Чего, каких результатов достигает эта масса литературы? Крестьянство становится культурнее, отрицать этот факт может только слепое отчаяние погибающих.
Крестьянство уже выделило и непрерывно выделяет из своей среды тысячи культурных работников на земле, агрономов, техников, врачей, учителей, литераторов, новую крепкую «соль земли», и она — не «на здоровье» мещанину, а — в погибель ему, и весь этот процесс культурного роста деревни не что иное, как процесс изгнания солитёра из организма рабоче-крестьянского государства. Что может сказать паразиту Северный морской путь, Турксиб, электрификация, индустриализация страны, открытие грандиозных запасов удобрения — хибинские апатиты, калийные соли Соликамска, нефть Урала и Северного края, орошение Туркестана, расширение хлопководства, новые культуры волокнистых растений, успешные опыты рисосеяния в Астраханской области, в Уссурийском крае, вообще вся, почти сказочная по размаху, работа Советской власти?
Миллиарды рублей вырабатывает крестьянин и рабочий, но все эти рубли не попадут в карман «хозяев», а возвращаются трудящимся: идут на вооружение страны машинами, на постройку фабрик, заводов, железных и грунтовых дорог, на расширение транспортных средств, на воспитание миллионов детей рабочих и крестьян.
Но — лирико-истерический глист пищит:
«Тов. Горький! Застрелился Маяковский — почему? Вы должны об этом заявить. История не простит вам молчание ваше.»
«Единственный» И.П.! Маяковский сам объяснил, почему он решил умереть. Он объяснил это достаточно определённо. От любви умирают издавна и весьма часто. Вероятно, это делают для того, чтоб причинить неприятность возлюбленной.
Лично я думаю, что взгляд на самоубийство как на социальную драму нуждается в проверке и некотором ограничении. Самоубийство только тогда социальная драма, когда его вызвали безработица, голод. А затем каждый человек имеет право умереть раньше срока, назначенного природой его организму, если он чувствует, что смертельно устал, знает, что неизлечимо болен и болезнь унижает его человеческое достоинство, если он утратил работоспособность, а в работе для него был заключён весь смысл жизни и все наслаждения её. По последнему мотиву ушёл из жизни один из знаменитых учёных, гигиенист Петтенкопфер, он покончил с собою восьмидесяти трёх лет.
Весьма талантливый автор книги «Пол и характер» пессимист Отто Вейнингер застрелился двадцати трёх лет, после весёлой пирушки, которую он устроил для своих друзей.
Мне известен случай самоубийства, мотивы которого тоже весьма почтенны: года три тому назад в Херсоне застрелился некто, оставив такое объяснение своего поступка: «Я — человек определённой среды и заражён всеми её особенностями. Заражение неизлечимо, и это вызвало у меня ненависть к моей среде. Работать? Пробовал, но не умею, воспитан так, чтоб сидеть на чужой шее, но не считаю это удобным для себя. Революция открыла мне глаза на людей моего сословия. Оно, должно быть, изжилось и родит только бессильных уродов, как я. Вы знаете меня, поймёте, что я не каюсь, не проклинаю, я просто признал, что осуждён на смерть вполне справедливо и выгоняю себя из жизни даже без горечи.»
Это был человек действительно никчемный, дегенеративный, хотя с зачатками многих талантов, но, как видите, с отвращением к паразитизму.
Говоря о солитёре, я имею в виду молодых людей, у которых «единственный» вызывает головокружение и упадок сил.
Не будучи медиком, я считаю себя достаточно осведомлённым о работе мещанства как паразита в организме нашего государства. Для этого есть кое-какие удобные условия.
Хотя в тесном окружении мещанства быстро растёт и кристаллизуется, выделяясь из рабоче-крестьянской массы, новая и действительно плодотворная «соль земли», химически не сродная, не соединимая с мещанством, органически враждебная ему, — но она развивается в условиях непрерывной работы, напряжённой борьбы.
Некоторая часть этой новой силы прошла сквозь огонь и кровь гражданской войны и приступила к великому и трудному делу строительства социалистического общества с надорванными нервами. Её право на усталость естественно и неоспоримо.
Затем те дети, которые в 1920 году имели десять — пятнадцать лет от роду, знают прошлое только по книжкам и заряжены недостаточно сильной ненавистью к нему, презрением к мещанству. Они живут тоже в условиях нелёгких, но несравнимо лучших, чем те, в которых жили их отцы. Требования этих детей к жизни значительно повышены, и хотя экономическое развитие страны идёт быстро, оно всё-таки ещё не может удовлетворить всех запросов молодёжи. Мы живём «на стройке». На людей усталых, на людей с повышенной жаждой «хорошей жизни» мещанство действует разлагающе.
Поэтому весьма часто слышишь, что дети орлов пищат, точно курицыны дети, и котята львов ведут себя поросятами.
Господин семнадцати лет лирически ноет: «Хочется какой-то очень большой и красивой жизни, а жизнь, знаете, такая маленькая, неинтересная, мрачной вереницей серых дней ползёт неизвестно куда и зачем.»
Господин девятнадцати лет истерически кричит: «Не я для жизни, а жизнь для меня. Мой дед, мой отец отработали государству, я имею право спокойно учиться и требовать, чтоб меня не гоняли на общественную работу.»
«Единственный» слышит всё это и, тихонько поддакивая курицыным детям, торжествующе думает: «Нашего полку прибыло!»
Лирикам и истерикам я уже неоднократно отвечал, что они обращаются с жалобами и за утешениями не по адресу, — меня стоны и вопли кандидатов в паразиты не трогают, и визгу их я сочувственно не откликнусь. Я отвечаю только на те письма, в которых сквозь визг слышу искреннее недоумение невежд или же чувствую зачитанность глупостями.
Если вы, молодые люди, действительно хотите «большой и красивой жизни» — делайте её, идите рука об руку работать с теми, кто героически строит небывалое, грандиозное. В жизни накопилось огромное количество прекрасной, практической работы по обогащению нашей земли, по освобождению людей из позорного плена предрассудков, предубеждений, суеверий. Всё, что было сделано в прошлом общеполезного для человечества, — всё это только начало работы, только первые камни фундамента, на котором ныне начали строить новый мир наши коммунисты, рабочие и крестьяне.
Это надобно понять и почувствовать юношам, пустоватые головы которых кружаться под влиянием «единственного».
Юнцы, корреспондирующие мне, живут где-то в густой атмосфере мещанства. С храбростью невежд они оценивают жизнь человечества — явление, быть может, исключительное во вселенной, во всём космосе — как «мрачную вереницу серых дней». Это прежде всего смешит, и лишь потом чувствуешь, что это может быть пагубным для юнцов, которые остаются слепыми и глухими, живя в начале мировой революции, в сокрушительном грохоте разрушения старого мира, в годы строительства первого на земле социалистического, бесклассового общества и государства равных, в атмосфере пламенного энтузиазма, в свирепом, зверином сопротивлении всему новому со стороны древнего человека, осуждённого историей на смерть.
Милейшие юноши! В интересах ваших искренно желаю, чтоб жизнь хорошенько взгрела вас, чтоб вы почувствовали на коже вашей её тяжёлую, шершавую руку, — руку великой беспощадной учительницы, которую мы, люди, сами же насыщаем разумом и волей. Также искренно желаю вам понять, что жалобы бесполезны, и серьёзно подумать о бесстыдстве жалоб, именно о бесстыдстве, и о том ещё, что жалобы не совпадают с той «гордой внутренней независимостью», о которой вы пишете мне. Что значит эта ваша «независимость»? Она — только неспособность задерживать и формировать «впечатления бытия», она — просто пустота.
Крик о «владычных правах личности», о необходимости для неё свободы, издревле сотрясая воздух, не очищал атмосферу всеобщей, зверской вражды, в коей люди жили и задыхались, а всё гуще отравлял её испарениями животного эгоизма, самолюбия, самомнения, славолюбия.
Личность кричит главнейше потому, что, чувствуя свою двуличность, хотела бы прикрыть криком этот порок от себя самой и от других. Не двуличной она не может быть до поры, пока не искоренит в себе наросты религии, национализма и прочих предрассудков, внушённых ей классовой структурой капиталистического государства. А до той поры, пока она не освободится от этих болезней, — её будут точить, разлагать, разрушать черви зависти, жадности, мелких страстишек и всякой грязной дряни. Её идеальное личико будет платонически обращено в сторону прекрасных идей, реальная же и неприглядная рожа — к практическому житейскому делу самообмана и обмана ближних словом и делом.
Так «двуликим Янусом» личность и «пребудет в веках», если не поймёт, не почувствует, что путь к внутренней свободе и гармонии лежит сквозь и через разрушение всего, во что она явно или тайно верует, что и служит причиной её раздвоенности, её рабства и преклонения пред позорной действительностью, служит помехой развитию её сил и способностей. Просто «человек» — это ещё очень мало.
История требует, чтоб явился Новый Человек, свободный от расовых, национальных, классовых предрассудков.
Возможен ли такой человек? Рабочий класс уже создаёт его. Употребите все ваши силы, все дни вашей жизни на это создание идеального человека, и вы создадите его из самих себя.