Встрѣча
Медленно, не торопясь, возвращались дѣти домой. Вдругъ Ноно увидалъ прекрасную бабочку сфинкса — мертвую голову. Ему захотѣлось поймать ее, но каждый разъ какъ Ноно собирался накинуть на нее сѣтку, бабочка неожиданнымъ взмахомъ крылышекъ увертывалась отъ сѣтки и снова кружилась надъ головой Ноно. Въ пылу погони Ноно и не замѣтилъ, какъ далеко отбѣжалъ отъ своихъ товарищей.
Наконецъ, Ноно увидалъ бабочку совсѣмъ близко. Онъ думалъ, что вотъ теперь-то онъ уже непремѣнно поймаетъ ее. Онъ смѣрилъ глазами разстояніе, отдѣлявшее его отъ насѣкомаго, поправилъ въ рукѣ сѣтку, размахнулся и попалъ… какъ разъ на носъ толстому господину съ жирнымъ брюшкомъ, богато одѣтому, съ плоскимъ носомъ, съ огромной золотой цѣпью на животѣ; грудь его рубашки была украшена брилльянтами, крупный рубинъ блестѣлъ въ узлѣ галстука; пальцы его были унизаны кольцами. Господинъ опирался на трость съ золотымъ набалдашникомъ.
— О, о, мальчикъ, будь-ка поосторожнѣе! Еще немного, и ты приплюснулъ бы мнѣ носъ.
Ноно подумалъ, что носъ этого господина и такъ уже достаточно приплюснутъ и что трудно было бы приплюснуть его еще больше.
— Ты, надѣюсь, не думалъ поймать меня въ твою сѣтку. Она, мнѣ кажется, слишкомъ мала для этого.
И, довольный своей шуткой, толстый господинъ расхохотался. Смѣхъ его звучалъ фальшиво, и наружность его далеко не располагала къ себѣ.
Ноно немного испугался неожиданнаго появленія толстаго господина и своего одиночества, особенно когда вспомнилъ слова Солидаріи.
Но время отъ времени до него доносились пѣсни и смѣхъ его маленькихъ товарищей; онъ понялъ, что они не очень далеко, и это его нѣсколько успокоило.
— Извините, — сказалъ Ноно господину, — я не видалъ васъ. Я бѣжалъ за мотылькомъ и уже готовъ былъ его поймать, когда ударилъ васъ моей сѣткой. Я ушибъ васъ?
— Нѣтъ, ничего, ты задѣлъ лишь кончикъ моего носа, — сказалъ толстый господинъ и потеръ себѣ носъ. — Но почему же ты тутъ одинъ гоняешься за бабочками?
— О, я не одинъ, — возразилъ Ноно, все еще боясь чего-то. — Мои товарищи играютъ въ лѣсу… Слышите? — и онъ прислушался.
— А! вы пришли сюда на прогулку съ вашими учителями?
— У насъ нѣтъ учителей, — гордо сказалъ Ноно. — Это наши друзья! Они работаютъ и играютъ вмѣстѣ съ нами, объясняютъ намъ то, что знаютъ сами, но никогда не заставляютъ насъ дѣлать то, чего мы не можемъ или не хотимъ дѣлать.
— О, мой маленькій пѣтушокъ, какъ ты хорохоришься! — усмѣхнулся толстый господинъ. — Я это самое и хотѣлъ сказать. Ты изъ Автономіи, какъ я вижу. И тебѣ нравится быть постоянно съ дѣтьми одного съ собой возраста, постоянно дѣлать и видѣть все одно и то же?
— Мы вовсе не дѣлаемъ все одно и то же; мы мѣняемъ работы и игры, когда намъ захочется.
— Да, но это все одно и то же. Вы всегда видите одну и ту же мѣстность, — однихъ и тѣхъ же людей. Развѣ ты не хотѣлъ бы путешествовать, видѣть новыя страны? Въ той странѣ, гдѣ живу я, — продолжалъ толстый господинъ, — все время путешествуютъ. Ѣдутъ на море, ѣдутъ въ горы. Вотъ, напримѣръ, я, — мнѣ совершенно нечего дѣлать, — развѣ гулять. Стоитъ только имѣть волшебный жезлъ, какъ у меня, — и онъ показалъ на свою трость, — и у тебя будетъ все, чего ты ни пожелаешь. Вотъ ты даже вспотѣлъ, гоняясь за бабочкой и все же не могъ ее поймать. Я же безъ всякаго труда дамъ тебѣ сейчасъ этого мотылька. Вотъ онъ.
Господинъ протянулъ въ сторону, гдѣ летѣла бабочка, свою трость, сдѣлалъ ею какой-то знакъ, и бабочка очутилась въ рукѣ Ноно.
Мальчикъ испуганно взялъ насѣкомое и внимательно его разсмотрѣлъ.
Ноно показалось, что насѣкомое смотритъ на него умоляюще и что ножки его подергиваются отъ страха.
— Вотъ возьми булавку, наколоть его въ твою коллекцію, — сказалъ господинъ, протягивая Ноно тонкую булавку.
Но Ноно разжалъ пальцы и выпустилъ бабочку.
— Ты напрасно ее выпустилъ, — сказалъ толстый господинъ, — это очень рѣдкій экземпляръ, и ты могъ бы взять за него хорошую цѣну, если самъ не составляешь коллекціи. Хочешь ѣсть, мальчикъ? Садись, ѣшь и пей, — столъ накрытъ.
Онъ простеръ свою трость къ толстому дубу, и Ноно увидѣлъ, какъ подъ дубомъ появились столы и на нихъ всевозможныя блюда съ мясомъ, соусами, пирожными, графины съ винами всѣхъ цвѣтовъ въ серебряныхъ, наполненныхъ льдомъ, ведрахъ.
— Нѣтъ, я не голоденъ, — сказалъ Ноно.
Толстый господинъ начиналъ его интересовать и уже не казался такимъ противнымъ.
— У тебя такой славный видъ. Ты мнѣ нравишься, — продолжалъ толстый господинъ. — Я бы хотѣлъ имѣть такого сына. Хочешь, пойдемъ со мной. Я покажу тебѣ много красивыхъ вещей, которыхъ ты никогда не видалъ.
— Благодарю васъ, но я васъ не знаю. Я не хочу покинуть моихъ друзей изъ Автономіи. Они стали бы очень безпокоиться, если бъ я не вернулся.
— Ты видишь, что я могу все, что хочу. Я легко могу ихъ предупредить.
— Нѣтъ, — возразилъ мальчикъ, снова начавшій безпокоиться. — Я хочу вернуться къ Солидаріи.
— Ты думаешь, что я вру? Что я не могу показать тебѣ того, что обѣщаю? Вотъ, маленькій упрямецъ, — возьми-ка этотъ бинокль, посмотри, какъ ты могъ бы постоянно жить. — Говоря это, онъ перетянулъ на животъ, висѣвшій у него на плечѣ, футляръ, вынулъ изъ него великолѣпный бинокль и протянулъ его мальчику.
Ноно поднесъ бинокль къ глазамъ. Сначала онъ увидалъ большой залъ со множествомъ дѣтей. Имъ раздавали всевозможныя лакомства. Потомъ ихъ одѣли въ великолѣпныя одежды, посадили въ прекрасные легкіе экипажи, запряженные красивыми бѣлыми козами, которыми управляли маленькіе кучера въ напудренныхъ парикахъ, въ высокихъ съ отворотами сапогахъ и въ мундирахъ съ галунами по всѣмъ швамъ.
Потомъ онъ видѣлъ равнины, море; потомъ горы, на которыя взбирались дѣти на мулахъ. И повсюду, гдѣ ни были эти дѣти, былъ праздникъ. Ноно съ удивленіемъ замѣтилъ, что временами на ихъ лицахъ видны скука, утомленіе, о которых онъ совсѣмъ забылъ съ тѣхъ поръ, какъ попалъ въ Автономію.
А сцены въ биноклѣ между тѣмъ все продолжали мѣняться. Онъ видѣлъ снова большой полукруглый залъ, задрапированный красными съ золотыми бахромами портьерами. Съ пола и до потолка залъ этотъ былъ раздѣленъ на ложи, отдѣланные тоже краснымъ съ золотомъ. Въ этихъ ложахъ сидѣли мужчины въ ослѣпительно бѣлыхъ рубашкахъ, въ черныхъ фракахъ, нарядныя, покрытыя брильянтами, женщины, богато одѣтыя дѣти.
Въ глубинѣ залы, на подмосткахъ, другая толпа людей, еще болѣе, показалось ему, богато одѣтыхъ, двигалась, подпрыгивая, подъ звуки музыки, то тихой и таинственной, то быстрой и веселой.
Ноно, ослѣпленный всѣмъ этимъ блескомъ, движеніемъ, безчисленными огнями, освѣщавшими залъ, отнялъ бинокль отъ глазъ.
— Ну, что же? — спросилъ толстый господинъ съ хитрой улыбкой. — Есть что посмотрѣть?
— О, какъ это хорошо! — и Ноно уже спрашивалъ себя, не пойти ли ему за этимъ человѣкомъ.
Потомъ, желая взглянуть еще разъ, онъ снова поднесъ бинокль къ глазамъ, но по ошибкѣ повернулъ его другимъ концомъ, и тогда глазамъ его представилось ужасное зрѣлище.
Онъ едва успѣлъ различить грязныя, кривыя улицы, дома, похожіе на казармы, съ грязными жилищами, населенными несчастными, съ страдальческими лицами бѣдняками въ лохмотьяхъ, занятыми работами, которыхъ онъ не успѣлъ разсмотрѣть, но которыя показались ему отвратительными.
Онъ посмотрѣлъ въ бинокль не болѣе секунды. Толстый человѣкъ вырвалъ у него изъ рукъ бинокль и сердито сказалъ:
— Не смотри сюда! Это не твое дѣло, — да къ тому же и не стоитъ того.
Ноно, испуганный, пристально посмотрѣлъ на толстаго человѣка, а тотъ сейчасъ же принялъ ласковый видъ и сказалъ ласково:
— Я испугалъ тебя, но и самъ былъ испуганъ. Это единственная въ своемъ родѣ вещь, — я не отдалъ бы этого бинокля ни за что на свѣтѣ, а между тѣмъ я видѣлъ, что ты готовъ былъ выронить его.
Ноно спрашивалъ себя, дѣйствительно ли онъ видѣлъ все это или ему только показалось. Прежнія опасенія снова вернулись къ нему. Онъ кинулся бѣжать отъ толстаго человѣка и закричалъ измѣнившимся голосомъ: «Гансъ! Мабъ!»
— Какой ты глупый, — сказалъ толстый человѣкъ, пытаясь схватить Ноно за руку. — Рѣшайся, и я уведу тебя. Но скорѣй, потому что мнѣ некогда.
Въ это время послышались голоса Ганса, Дика и Мабъ. Они звали отставшаго товарища.
— Куда ты пропалъ? — говорилъ голосъ Ганса гдѣ-то совсѣмъ близко.
— Сюда, сюда! — закричалъ Ноно.
— Какъ ты напугалъ насъ, — говорили они всѣ вмѣстѣ: — мы думали, что ты потерялся, — ужъ цѣлый часъ всѣ тебя ищутъ!
Толстый человѣкъ исчезъ.
Ноно хотѣлъ было разсказать друзьямъ свои приключенія, но, вспомнивъ, что одно время былъ готовъ уступить искушенію и уйти за толстымъ господиномъ, — онъ не рѣшился признаться друзьямъ, что чуть-чуть не покинулъ ихъ.
Свое волненіе онъ объяснилъ тѣмъ, что очень испугался, очутившись одинъ; онъ думалъ, что не сумѣетъ отыскать своихъ товарищей.
— О, тебѣ нечего было бояться, что мы тебя оставимъ, — сказалъ Гансъ. — Мы бы проискали тебя хоть всю ночь, пока не нашли.
Вдали слышно было, какъ другія дѣти звали ихъ, и они пошли на ихъ крики.
