Последние слова произнес Алимари с выражением глубокого чувства. Кемский дружески пожал ему руку, но молчал, как будто дожидаясь продолжения рассказа. Алимари понял его.
– Вижу, – сказал он, – что повествование мое не удовлетворило вашему ожиданию. Не знаю, с чего многие взяли, что я должен быть человек необыкновенный, загадочный. Не оттого ли, что я то появляюсь, то исчезаю в одном месте, как Аполлоний Тианский?
– Признаюсь, – возразил ему Кемский, – и я полагал, что вы не принадлежите к нашему кругу, к числу людей обыкновенных. Думаю так и теперь: какая-то непонятная сила влечет меня к вам, и я уверен, что беседа с вами, приязнь ваша, не смею сказать: дружба – меня бы осчастливила. Притом ваши познания, особенный взгляд на мир вещественный и духовный – все это влекло и влечет меня к вам с непреодолимою силою. И теперь, после вашего простого рассказа, я остаюсь в том уверении, что не много найду таких людей, как вы.
– Как легко, – сказал с улыбкою Алимари, – прослыть в свете человеком необыкновенным! Меня видят лет тридцать в одной поре, то есть волосы мои уже не седеют с того времени, тело не сохнет, потому что нечему ни поседеть, ни высохнуть; никто не видал меня больным; многих я излечил простыми средствами – вот и прославили меня неуязвимым, бесстрадальным, едва ли не бессмертным. Я ни у кого не занимал денег, иному и помогал безделицею – от этого прослыл миллионщиком, алхимиком. Я занимаюсь изучением природы – говорят, что я чародей, духовидец, колдун.
– И я, – возразил Кемский, – принадлежу к числу людей, которых вы изумили своими мнениями. Ни от кого не слыхал я столько любопытного о важных и грозных явлениях жизни, как от вас, – а беседовал с вами всего только два часа. Вы изумили меня особенно тем, что проникли в мир духовный не только с верою, но и с знанием. И вы хотите оставаться в рядах обыкновенных?
– Это было и есть, – продолжал Алимари, – следствие усердного изучения природы, следствие того, что я отбросил школьные вериги, презрел насмешки вольнодумства и дерзости осьмнадцатого века и изучал природу не в книгах, а в ее действиях и в своей душе. Не думайте, чтоб я один обладал этими знаниями и средствами к их приобретению. Посреди грозных бурь войны и революции зреет школа натуралистов-философов, которые начали изучение природы с познания бога, источника всего видимого и невидимого. Теперь они сами еще в школе, еще рассматривают, еще обдумывают предмет своей науки, но вскоре свет увидит плоды трудов их. Начав исследование природы с источника всех сил, мы при окончании сего исследования естественно обратимся опять к этому источнику и таким образом соорудим систему, основанную на законах вечных и непреложных. Исчезнут гнусные, богопротивные положения материялистов; дух всеобщий, дух человечества займет свое место в природе, и все люди вновь обратятся с чистым сердцем к Всевышнему строителю миров, как поклонялись ему в дни светлого своего младенчества. Тогда поклонение было детское, невольное; нынешнее – будет вечное, неизменное!
При сих словах глаза Алимари блистали огнем необыкновенным; звуки голоса его были звучнее, разительнее, нежели когда-либо; слезы умиления лились по морщинам лица. Кемский был поражен его словами.
– И вследствие этого учения, – сказал он чрез несколько минут торжественного молчания, – вы верите существованию духов?
– Неужели, – спросил Алимари, – вы, как философ и христианин, могли отвергать существование духовного мира? Но вы не то, вероятно, сказать хотели. Вы хотели спросить, верю ли я духовидению, появлению духов в земном, вещественном мире. Так ли? На это отвечаю вам вопросом: верите ли вы существованию фигур, ясно представляемых вам волшебным фонарем на белой стене? Неужели это призрак воображения? Нет! Это есть искусственное преломление лучей, произведенное по законам нашего зрения. Слепой ничего на гладкой стене не ощупает. Так и с видениями. Их нет в существе, в осязаемости, как нет цветов, лучом света производимых, нет звуков флейты, потрясающих фибры нашего слуха, но эти видения существуют в глубине души нашей, суть представления внутренних ее движений, изображают прошедшее, затаившееся в душе нашей темным воспоминанием, иногда и будущее, по особенному, таинственному сочетанию действий духовного мира, – как в вещественном, например, птицы предчувствуют непогоду. Душа наша, по словам великого вашего Державина, есть гостья мира; заключенная в темнице своей, теле, она играет и действует своими цепями, не может перенестись за стены тесной и темной храмины, но в ней есть свои силы, дремлющие в этом заключении и проявляющиеся во всем блеске, когда она наконец исторгнется на свободу.
– Но все это одни догадки, – сказал Кемский с возрастающим любопытством, – кто видел душу вне этой темницы! Кто видел действия невещественных ее органов?
– Она дремлет в сей темнице, но иногда и просыпается, – отвечал Алимари. – Бывают состояния души, в которых она действует не внешними органами, и это случается во сне естественном и магнетическом. Размышляли ль вы когда-либо о сновидениях? Старались ли вы постигнуть эту силу, которая бодрствует в нас, когда спят все прочие силы? Старались ли вы постигнуть этот мир поэзии и чар, который пробуждается в нас, когда мир вещественный покроется мглою? Это сон естественный. Заметьте, что мы помним только те сновидения, которые грезились нам пред просыплением; но если б могли вспомнить и сообразить то, что видится душе нашей, когда она погружена в полноту этого забвения внешнего мира! А лунатисм? А сон магнетический? А ясновидение?
При этих словах Кемский не мог удержаться от вопроса:
– Как! И вы верите существованию и силе магнетисма? И вы убеждены, что магнетисм не есть ложь и шарлатанство?
– Убежден, – отвечал твердым голосом Алимари, – как в существовании света дневного.
– А помните ли решение Парижской академии наук?
– Помню и знаю лучше всякого другого, ибо я в то самое время был в Париже и следовал за изысканиями. Но что значит решение академии? Академия ли открыла Коперникову систему, Ньютоново учение о притяжении, Кеплеровы законы небесной механики, порох, книгопечатание, зрительные трубы, громовые отводы? Академия ли сочинила Илиаду, Энеиду, Филиппики, Короля Лира, Освобожденный Иерусалим, Сида, Аталию? Я признаю и уважаю труды многих людей, заседающих в академиях на досуге, но академия природы для меня выше всех. Знайте же, любезный князь, что недалеко то время, в которое живой магнетисм, эта чудесная сила существа нашего, открывающая нам многие таинства души, займет надлежащее ему место в ряду познаний и опытов человеческого рода, как сила электрическая, магнитная и другие, бывшие неизвестными древним. И в какое время академия Парижская исследовала эту силу? Когда открытие ее было еще во младенчестве, когда не было ни опытов достаточных, ни свидетельства заслуживающих вероятия людей в подкрепление учения Месмера, который, впрочем, напрасно облек свое великое открытие ребяческим шарлатанством. Вот в чем состоят мои исследования и изучения! Я не ищу средств к обнародованию их, но от людей умных и добросовестных не скрываю того, что мне узнать случилось. Пусть ученая недоверчивость в борьбе с гнусным шарлатанством несколько времени густым облаком скрывает от взоров людских эту выспреннюю силу: наступит время, и лучи истины разгонят мрак страстей и предрассудков! И обратите внимание еще на одно обстоятельство: в истекающем ныне столетии, когда дерзкие умы посягнули на все священное для человека, когда хотели отнять у него и душу бессмертную, и надежду на вечную жизнь, превратив его в машину, действующую механически по воле одного скотского инстинкта, когда отринули они и существование Бога, утешителя и хранителя мира, – тогда душа человеческая, изгнанная с лица земли, затаилась в глубине самой себя и там, в сновидениях, вновь обрела то, что у ней отнимали наяву, – обрела веру в свое существование, в свое бессмертие. Когда молчат люди, тогда красноречивы камни; когда заблуждается бодрствующий, тогда истина проявляется спящему; когда не дают свидетельства живые – раздается пророческий голос мертвых!
Алимари умолк. Кемский молчал также, с умилением глядя на лицо своего друга, пылавшее пламенем внутреннего восторга.
– Желал бы я, – сказал он наконец, – увериться собственными глазами, собственным слухом в истине того, что вы мне говорите и чему я, впрочем уважая вас, охотно верю.
– Для этого должны ждать случая, – отвечал Алимари. – Случай магнетического сна мог бы я доставить вам без труда, ибо это зависит от воли нашей, но вещий сон естественный есть дело редкое. Показать вам не могу, но могу рассказать случай, которому я был свидетелем и который подтвердят вам земляки ваши, офицеры двух полков. И это было очень недавно, не в далеком отсюда расстоянии.