Вологодская глушь с середины прошлого столетия являлась местом политической ссылки. Тут перебывало немало людей, посягнувших на устои царизма. Много русских революционеров проходило вологодскую ссылку; среди них были А. В. Луначарский, В. В. Боровский, М. И. Ульянова. В 1909 году, по отбытии положенного срока наказания, эти места покинул Михаил Курако. Он пересаживался с поезда на поезд, стремясь по необозримым российским равнинам на юг, в металло-угольный Донбасс. Страсть доменщика в нем не остыла. В своем чемодане он вез сверток чертежей, несколько книг по металлургии, кроме того, томики Шиллера и Вольтера, кантовскую «Критику чистого разума» и «Капитал» Маркса. Ссылка для Курако не прошла даром. Усидчивым чтением он расширил свой кругозор, познакомился с Рикардо и Гегелем, Смитом и Марксом, овладел материалистической философией. Оторванный от своих друзей и от привычных дел, он не переставал думать о доменных печах, его не оставляла мечта о создании полностью автоматизированного металлургического гиганта,
Вот и родные места, с которыми Курако расстался несколько лет назад. За окном вагона потянулись вышки шахт. Чаще стали попадаться станции, рудники, заводы. Уже на первой остановке хотелось сойти с поезда, бежать к домнам. Путь Курако лежал к Юзовке, крупнейшему заводу, являвшемуся родоначальником южнорусской металлургии. Там надеялся он развернуть свои силы.
Юзовка предстала в сиянии десятков факелов: горели газы над растянувшимися длинной шеренгой коксовальными печами. Глаз Курако едва охватывал панораму завода с разбросанными в разных местах агрегатами, лесом труб, множеством корпусов и жилым поселком, прилепившимся к производственным строениям.
Старая Юзовка, основанная когда-то лондонским кузнечным мастером Юзом, разрослась — тринадцать домен, с десяток мартеновских печей, четырнадцать прокатных станов, 10 тысяч рабочих. Казалось, что на таком крупном предприятии для хорошего доменщика — широкое поле деятельности.
Бодро и решительно направился Курако к заводской конторе. Элегантного директора поразил странного вида худощавый человек с каштановой бородкой, острыми глазами, в валенках и полушубке. Необычный наряд дополняла зеленоватая мягкая шляпа с приспущенными полями.
— Что вам угодно? — улыбаясь, спросил директор.
— Курако. Должно быть, слышали?
Это имя говорило много. Курако была предложена должность обер-мастера. По заводу быстро разнеслась весть о приезде известного доменщика, вернувшегося из ссылки.
Оригинальность Курако сказывалась не только во внешности, в костюме. Он не стал, например, пользоваться отведенной ему комнатой для приезжающих в заводском доме. Круглые сутки проводил в доменном цехе, спал на столе в конторе. Новый обер-мастер небывало много внимания уделял домнам, значительно больше, чем все его предшественники. Об этом на заводе говорили все.
Новый обер-мастер стал наводить чересчур уж большую критику. Все ему тут не нравится. Он не может спокойно говорить о заводских агрегатах.
— Да это же не домны, а пробы!
Уже беглое ознакомление с Юзовкой опечалило Курако. Завод являл картину полного запустения. Доменные печи изношены до крайности. Недавно на одной из них произошел очередной прорыв чугуна. На печь наложили заплату и вновь пустили до следующей аварии. Воздуходувки разбиты. Паровые котлы протекают. Прогнили шпалы на заводских путях. Заколочен бессемеровский цех. Оборудование доведено до такого состояния, что потеряло почти всякую ценность.
Курако искренне возмущен таким варварским хозяйствованием. Он изливает свое негодование директору, вылощенному человеку, несколько месяцев назад взявшему бразды правления на заводе.
— Вы бросьте возмущаться! Это результат кризиса. Десять лет не вкладывался капитал в перестройку завода. Но скоро мы его модернизируем.
В обеденные часы Курако посещал клуб, где собирался технический и административный персонал. За длинным столом рассаживалось человек сорок. Делились заводскими новостями, от которых нередко перескакивали на общие темы. Курако обычно молчал, прислушиваясь и присматриваясь. Как-то в споре на одну из универсальных тем обратились к нему:
— А ваше мнение, господин Курако?
В этих словах Курако почудилась снисходительная ирония, заставившая его встрепенуться.
— Ваши рассуждения напоминают мне метафизический спор о том, сколько ангелов может поместиться на острие иголки. Сплошная идеалистика...
— Вы материалист?
Курако сразу нащупал основной стержень спора и умело поддержал его. К удивлению присутствовавших, обер-мастер оказался широко образованным человеком. Он быстро находил возражения, бил своих оппонентов ясностью и логичностью мысли.
Свою эрудицию и искусство спорщика Курако имел случай не раз проявить и в дальнейшем. Как-то к нему подошел недавно прибывший на завод Соболевский, сдружившийся с ним в последующие дни.
— Скажите, Михаил Константинович, где вы приобрели такую уйму различных знаний?
— В академии Николая... — И, видя недоумение на лице собеседника, Курако пояснил: — Николаевская академия— это ссылка. Там я получил настоящее образование. До ссылки я был просто маховик — колесо машины, развивающее громадную энергию. Двигательная сила — и больше ничего. Но этого мало. Важно знать, куда направлять энергию.
Знал ли Курако, по какому руслу направить свою энергию, которой у него был избыток?
В 1905 году он без колебаний ушел в революцию. Но теперь в стране господствовала политическая реакция. Рабочее движение было разгромлено. Революционные перспективы были неясны для Курако. Страсть, захватившая его много лет назад — покорение домны, — сей-чай пробудилась с новой силой. Еще лучше изучить процесс плавки руд; овладеть в совершенстве печами; создавать новые конструкции; облегчать при помощи механизмов человеческий труд; пересоздать отсталую доменную технику России — эти мысли поглощают Курако, вызывают необычайный прилив энергии.
Общий вид доменных печей в Юзовке. 90-е годы.
Но, окрыленный своими идеями, Курако не соизмеряет сил и возможности. Вырастает стена всяких препятствий, лишь только он делает первый шаг к осуществлению поставленной цели. Он знакомит директора завода со своим планом перестройки печей; тот обдает его холодом:
— Ваш план хорош в теории. Полная механизация? Замечательно. Но действующий завод не место для экспериментов.
— Печи ваши почти развалились.
— Пускай совсем рухнут. А пока мы будем выплавлять в них ферромарганец.
Основное требование капиталистического предприятия — извлечение максимальной прибыли во что бы то ни стало — господствовало над всеми другими соображениями. План русского директора, приглашенного англичанами, очень прост. Ферромарганец, один из видов специального чугуна, нужен для производства стали. В России обычно не плавили ферромарганца. Для этого необходима очень высокая температура доменных печей, разрушающая их огнеупорную кладку. Рисковать кладкой можно было лишь в печах, уже рассыпающихся от ветхости. Юзовские домны, уносившие человеческие жизни, вполне подходили для подобной коммерческой комбинации. Использовать их одну за другой для производства высокоплавкого чугуна, а потом можно и сломать. План, что и говорить, гениальный, сулящий заводу огромную прибыль.
— Подождем год-полтора, — утешал директор Курако, — а там посмотрим.
На перестройку завода было ассигновано шесть миллионов рублей. Но, выполняя свой план, директор не спешил сносить доменные печи и обновлять оборудование других цехов.
Под руководством этого инженера-коммерсанта пришлось служить Курако, относившемуся к доменному делу, как к большому искусству, требующему даже самомопожертвования.
У Курако был и непосредственный начальник — Жендзян. Между ними сразу установились неприязненные отношения, грозившие перейти в открытую враждебность. Хотя Жендзян и написал объемистую книгу по доменному делу, но был весьма посредственным техником. Кроме того, он являлся открытым противником замены ручного труда механизмами.
Приезжая в Краматорку навестить своих старых друзей, Курако убежденно говорил:
— Жендзян провалится. Скоро мне быть начальником цеха. А тогда — приезжайте.
Предсказания Курако сбылись очень скоро. В Юзовке произошло событие, о котором заговорили на сотни верст кругом.
Печь, плавившую ферромарганец, вел сам Жендзян. Плавка ферромарганца представляет большие трудности для доменщика. Марганец, входящий в железную руду, обладает большой флюсующей способностью кокса к золе и землистым примесям руды. Иными словами, марганец стремится уйти в шлак, тогда как этот ценный металл нужно присоединить к чугуну. Приходится загружать в печь излишнее количество известняка. Этим марганец вытесняется из шлака, перестает играть роль флюса. Сильно известковые шлаки требуют более высокой температуры плавки, чем нормальные, в которых соблюдено равновесие между всеми составными частями шихты. От доменного техника требуется неусыпное наблюдение. Достаточно небольшого похолодания печи — и сгустятся перенасыщенные известью шлаки. Они потеряют способность вытекать из летки, образуют известковое «закозление» домны.
Жендзян должен был проявить особенное внимание к плавке в условиях Юзовки. Воздуходувные машины на заводе разболтаны, кауперы засорены. А от них зависит температура плавки. Дирекция завода собиралась получить на ферромарганце 2—3 миллиона рублей барыша и никакого срыва здесь не могла потерпеть.
Катастрофа произошла под рождество, когда у директора завода давался традиционный бал. На этот праздник собрался в директорских апартаментах весь «цвет» заводской аристократии. Сначала ужинали, потом танцовали. И неожиданно общее веселье нарушило неприятное известие. Когда благоухающий, принаряженный Жендзян прибежал сам не свой к домне, он увидел забитые шлаком фурмы. Печь не принимала больше дутья. Явившийся вскоре директор предложил начальнику цеха немедленно покинуть Юзовку.
В выпущенной впоследствии книге «Устройство и ведение доменных печей» Жендзян так описывал этот случай: «Козел» был получен очень просто. Шлак не был своевременно выпущен, поднялся выше фурм и дутьем фурм был вспенен так, что уже не мог выходить из шлаковой летки. Далее он был охлажден дутьем, и когда я был вызван к доменной печи к четырем часам ночи, то все фурмы были черны, через отверстие от вынутой воздушной фурмы уже нельзя было достать шлака и пришлось приступить к разжиганию «козла» из марганцевистого шлака».
Жендзян дает понять, что его подвели: вызвали слишком поздно. Это возможно. Жендзян был представителем той ненавистной Курако породы инженеров, которая, увековечивая российскую отсталость, придерживалась убеждения, что «русский лапоть — лучшая механизация». Курако с нетерпением ждал, когда Жендзян споткнется. Он не имел оснований прилагать особых усилий для спасения Жендзяна, когда это, наконец, случилось.
— Я У горных инженеров научился политике, — говорил Курако.
Курако стал начальником доменного цеха Юзовки — цеха, предназначенного к коренной перестройке. Перед Курако в скором времени должно было открыться обширное поприще для осуществления его технических замыслов.
Не прошло и нескольких недель, как в Юзовку съехались многочисленные друзья Курако, с которыми он утратил связь в годы ссылки. Вновь создается «куракинское братство». В субботние вечера собираются в необжитой квартире Курако рабочие, мастера, инженеры. Огромная комната, невзыскательную мебель которой составляет длинный стол да несколько сосновых скамеек. Горка книг в углу, рулоны чертежей. В часы субботних сборищ здесь шумно и радостно. Люди разных положений, возраста и развития, сидящие за общим столом, связаны какой-то незримой духовной нитью. У них не только общие производственные интересы. Они толкуют, часто перебивая друг друга, не только о металлургических агрегатах, о шихте и чугуне. В горячих спорах упоминаются имена философов и астрономов, экономистов и поэтов.
В центре внимания — худой и Жилистый человек с высоким красивым лбом и энергичным, слегка морщинистым лицом. Пощипывая каштановую бородку, он говорит плавно и красочно о том, что связало собравшихся в своеобразное духовное товарищество, — мысли о техническом прогрессе, мечты о новом социальном строе, не знающем экономического и духовного рабства. На Курако смотрят влюбленно. Он уносит в лучезарное будущее, надежда на которое согревает и бодрит в эти годы политической реакции и жестокой народной нищеты.
— Обязательно прогоним иностранную свинью. И наших толстосумов, продающих родину. Посмотрим, как запляшут они, когда снова поднимутся рабочие.
Знаменитая «Собачеевка» в Юзовке.
Улица в городе Сталино.
Рассвет встречает группу людей, расходящихся в одиночку и парами по сонному заводскому поселку. Стараются незаметно пройти мимо маячащего на базарной площади стражника. За рабочими следят. Вернувшийся из ссылки Курако находится на особом подозрении.
На заводе, в цехе, у агрегатов ничто не выдает духовной спайки куракинцев. Начальник доменного цеха обычно требователен и строг, временами даже чересчур резок. Курако остался таким же, каким был. Но он не только требует строгой производственной дисциплины, — он учит людей.
— Друг милый, не так ты ставишь лом. Испортишь весь выпуск, да и калекой останешься на всю жизнь.
Курако берется за лом и показывает, как нужно держать его во время выхода чугуна из летки. Вооружившись лопатой, он дает наглядный урок, как разделывать канаву для чугуна. Он орудует брандспойтом, вразумляя, как перед ломкой чугуна заливать его.
Неугомонный начальник цеха проникается желанием обучить, воспитать не только свою, куракинскую, армию рабочих. Он занимается также техниками и инженерами, недавно покинувшими институтские аудитории. Он учит их умению самостоятельно решать технические вопросы, проникать во все детали заводской жизни.
Печь идет нормально, но неожиданно стал вытекать плохой чугун. Инженер в тревоге всю ночь проверяет расчеты шихты. Все как будто правильно, но чугун негоден. Через несколько дней отчаявшийся инженер идет к Курако.
— Беда. Выручайте! Не могу понять причину брака.
Вместо того чтобы пройти к домне, Курако ведет инженера на катальню, к будке весовщика.
— Смотрите!
Через щелку двери они видят весовщика в компании за игрой в карты. Выясняют, что вагончики с шихтой не взвешиваются. Весовщик записывает в книге, что на ум взбредет. Катали пользуются этим и накладывают в свои тележки груз по силам. В результате — брак чугуна.
— В следующий раз, — говорит Курако, — сами производите такие обследования.
Так молодые инженеры привыкали глубоко анализировать каждое затруднение в работе, понимать причины тех или иных ненормальностей и действовать самостоятельно до конца.
Согласившись после долгих настояний Курако на перестройку одной из печей, директор предоставил ему известную свободу действий. Однако он не скрывал своего скептического отношения к конструкциям Курако. Ценя его как отличного доменщика-практика, обеспечивающего высокую выплавку, а следовательно и солидную прибыль, заводское начальство считало многие его оригинальные технические замыслы просто причудой.
Уже много дней подряд Курако работает над проектом домны. На всех столах в цеховой будке разложены эскизы, чертежи, кальки. Это будет вполне американская домна с небывалой в России производительностью в 18 тысяч пудов чугуна в сутки. Столько не давала ни одна из известных Курако южных печей. Механизм для пробивки летки, бронзовые фурмы... Но это не все. Он думает над такой конструкцией, которая надежно предохраняла бы от прорыва чугуна. В Краматорске он сосредоточил усилия главным образом на разрешении проблемы правильного распределения материалов при загрузке. Там Курако создал засыпной механизм своей системы. В Юзовке центральный пункт его конструкторских исканий — горн.
Наконец, новая домна построена. На заводе готовятся к задувке печи. Она сверкает, эта новая домна с американской арматурой, с механическим подъемником, с автоматической летковой пушкой. У печи — все техническое руководство завода во главе с директором. Явно взволнован один молодой инженер: Курако поручил ему задуть печь по американскому способу. Он должен совершить самостоятельно всю сложную операцию, начиная от составления шихты и кончая выпуском первого чугуна. Инженер оробел. Это очень ответственное дело. Незначительная ошибка — и сразу будет дискредитирована замечательная конструкция Курако.
Но Курако уверен как в своей домне, так и в способностях одного из своих лучших учеников.
— Не бойтесь! Пускайте печь! Надо когда-нибудь выучиться. — Курако стоит в стороне, точно к этому событию он совершенно непричастен.
Задувка удачна. Через несколько часов из летки струится прекрасный чугун. Конструктора можно поздравить еще с одним большим достижением.
— Вот видите, — обращается он к инженеру, — справились. Теперь напишите статью о том, как задувать доменную печь. И кстати выругайте бельгийцев.
Такая статья скоро появилась в одном из металлургических журналов. Автор статьи противопоставлял устарелым способам работы на доменных печах новые, куракинские, методы.