Что было дальше, Марку чудилось потом беспокойным сновидением. Все уселись в автомобиль, и он снова покатился в том же направлении от Москвы. Напротив Стасика и Марка на заднем сиденье теперь было четверо: связанного пленника посадили посредине, рядом с ним — матрос. Смоченным водою из кювета[65] платком матрос заботливо отирал от крови и пыли лицо пленника — кровь была от царапины на щеке, она уже переставала кровоточить — человек был здоровый.
Все молчали. Грудь пленника, выпяченная вперед от того, что руки его были вывернуты за спину, высоко вздымалась, изо рта торчал тряпичный кляп; пленник открыл глаза и водил ими, что-то вспоминая, попробовал шевельнуться и привстать; уставился в лицо Марка, закрытое черной маской, — нахмурился, что-то соображая, побагровел от яростной натуги, рванулся, потом закрыл глаза, лицо его стало презрительно спокойным, он улыбнулся и раскрыл глаза — смотрел куда-то мимо всего холодным и надменным взглядом.
В соснах вдоль дороги, на которую с шоссе свернул мотор, мелькали полуразрушенные дачи. Мотор катился медленно. Светало. С тех пор как пленник очнулся, никто не проронил ни слова. Мотор остановился у частой и густой живой изгороди из лиственницы. Пленника взяли из машины и понесли на руках. Он не сопротивлялся. За изгородью была дача, повидимому пустая и заброшенная — окна зияли пустыми рамами. Автомобиль куда-то укатился.
Дача была на каменном фундаменте. На крытую террасу вело несколько ступеней. Тяжело ступая, бандиты внесли пленника по ступеням на террасу и через нее в стоявшую настежь дверь в полутемный коридор. Здесь пленника опустили на пол. В руках матроса оказался маленький топорик; он запустил его в щель пола у плинтуса и приподнял одну доску, а затем другую.
В темном отверстии люка — кирпичные ступени. Стасик передал Марку тяжелый саквояжик и сверток, взятые у Волка в его автомобиле, и засветил электрический фонарик. Пленника подняли и понесли вниз по каменной лестнице. Капрони остался наверху и закрыл отверстие досками; Марк, держась за каменную стену, насчитал двенадцать ступеней, потом марш[66] и лестница повернула под прямым углом по стене — и Марк насчитал еще двенадцать ступеней. Пахнуло свежестью подвала. Стояли ящики, ломанная мебель, валялись покрытые пылью бутылки. Пол из каменных плит. Впереди открылась со скрипом низенькая дверь. Туда пронесли Волка. Марк вошел последним и увидел чисто выбеленную комнату под сводом. На столе стояла большая лампа, которую зажигал Стасик. Лампа разгорелась и осветила стены. Окон не было. Кроме этого входа — еще один с такой же маленькой и крепкой дверью. Пленника положили на койку у стены. Было несколько стульев и шкаф. У стены аккуратно сложены стопой цинковые ящики с патронами. В углу стоят десятка два винтовок — пирамидкой.
— Разнуздайте ему бряколо! — приказал Стасик, — и дайте ему вина.
Один из бандитов вынул изо рта Волка комок тряпок и отер им губы пленника. Другой бандит достал из шкафа бутылку, откупорил ее и налил в стакан красного вина. Сначала пленник отплевывался, оттолкнул губами стакан, потом усмехнулся и отпил глоток.
— Вы можете говорить? — спросил Стасик.
Пленник сказал хриплым, сдавленным голосом:
— В кармане была трубка. Цела?
Стасик сунул руку в его карман и достал оттуда коротенькую трубку.
— Цела.
— Благодарю. Там, будьте уж любезны, и табак.
Стасик достал табак и набил трубку. И бандиты стали набивать свои трубки: один — махоркой, а второй — крепким табаком «сам краше». Стасик вставил трубку в зубы Волку, достал сам папиросу, дал Марку, и все закурили в молчании, рассевшись по стульям. Волк с наслаждением пыхал дымом. Покурив, он сказал окрепшим голосом:
— Бринтинг, возьмите трубку и снимите маску: все равно я узнаю вас по фигуре и голосу. Для чего вы меня вытряхнули?
Малюшинец-Стасик: Зухер-Бринтинг снял маску и, потушив папироску, сказал:
— Где девчонка?
Волк молчал.
— Вы не хотите отвечать? Я говорю о девчонке, которую вы взяли на Каланчевской площади.
Волк смотрел в лицо Стасика спокойным взглядом.
Стасик вынул револьвер и поднес его к голове Волка.
Тот вздрогнул от прикосновения стали и закрыл глаза.
— Вот что, Волк. Мы вас развяжем и вы напишите записку, вы знаете кому, чтобы нам отдали девчонку. Когда ее освободят, мы вас доставим отсюда домой. И квиты.
Волк молчал. В это время сверху послышались два сдвоенных удара в свод.
— У нас нет времени тянуть волынку — да или нет, Волк?
Волк слабо улыбнулся и сказал:
— Нет!
Марк, захолодев, ждал выстрела, но Стасик спокойно спрятал револьвер и что-то, непонятное ни Марку, ни другим, сказал Волку. Тот усмехнулся и что-то ответил. Тогда Стасик отошел от него, взял из рук Марка саквояжик и сверток, положил их на стол и стал развертывать.
В свертке были аккуратно перевязанные пачки бумажных денег. Затем Стасик спросил у Волка, где ключ от саквояжика, тот взглядом указал на грудь. Стасик снял с его часовой цепочки маленький ключ, им открыл саквояжик и выложил оттуда на стол какие-то бумаги и небольшие тяжелые свертки. Взвесив один из них в руке, Стасик сказал:
— Рыжики?[67] За это одно вас, Волк, поставят к стенке...
Волк ответил:
— Напрасно, Бринтинг, вы при них желтуху[68] вскрыли.
— Не беспокойтесь. Они меня знают лучше вас. Снимите с него гопу и бимбары. Обыщите. Можно развязать. Где его револьвер?
Стасик положил в саквояжик снятые с Волка часы и цепь к ним, запер чемоданчик и отдал Марку, спрятав ключ в карман. Револьвер, взятый у Волка, отдал Марку, сказав:
— Вот ты себе шпаер заработал. Если кто станет отнимать саквояж, — стреляй, не думай.
Марк взял револьвер и стал осматривать, как он устроен. Волка развязали. Он встал, потянулся, расправил плечи и стал сам помогать осмотру, вытряхивая все из карманов.
— Документы на стол. Все вообще бумажки, — командовал Стасик: — платки, трубку, табак оставь. Все?
— Все, — ответили бандиты, ловко обшаривая Волка.
Спокойный до сих пор Волк теперь, бледнея и краснея, приводил в порядок платье, застегивая пуговицы трепетными пальцами.
— Вам, Волк, придется тут поскучать несколько часов. Вот вино, в шкафу есть хлеб и консервы, если вы голодны, — говорил Стасик, завертывая вместе с деньгами все бумажки, отнятые у Волка. Он отдал сверток Марку и велел ему итти.
— Я думаю, Волк, вас не надо связывать? Только не напивайтесь, как свинья. Я знаю, что вы не обольете себя керосином и не подожжете, не повеситесь и не застрелитесь из ружья. Если бы вы захотели сопротивляться, вас в один счет убьют вон оттуда или отсюда.
Стасик показал на углы белого свода, где, казалось, не было никаких отверстий.
Волк молча закурил трубку и сел на койку.
Марк вышел, за ним двое сообщников Стасика, который вышел последним и, притворив за собой дверь, задвинул тяжелый засов и воткнул в ушки его палочку.
Стасик стукнул в стену, и вверху где-то показался синий свет. Они поднялись опять по каменной лестнице, — утренний синий свет проливался сквозь поднятые матросом половицы.
Когда все вышли наверх, люк закрылся, Капрони доложил:
— На шоссе фланирует чья-то машина. Наша — у столба за ельником.
Стасик сказал бандитам:
— Вы останетесь. Капрони — за старшего. Следите из второго подвала за Волком. До ночи не высовывайтесь. Не позднее двенадцати мы будем здесь. Идем, — обратился он к Марку, — снимай маску. Так.
Они вдвоем вышли из дачи на глухую аллею дачного поселка. Пройдя с версту, после нескольких поворотов, Марк увидел шоссе, на нем у столба автомобиль и обрадовался: саквояжик и сверток порядочно оттянули ему руки, а тяжелый револьвер в кармане мешал итти, болтаясь при каждом шаге.
Едва Марк и Стасик вошли в автомобиль, — он двинулся.
— Не надо спешить, — сказал Стасик, быстро взглянув назад.
Вдали, им вдогон по шоссе летел, вздымая облако пыли, гоночный мотор. Когда он поровнялся и пронесся мимо с правой стороны, Марк заметил над радиатором цветной флажок, и две головы повернулись и внимательно окинули взором их автомобиль.
Обогнав на полверсты, гоночная машина остановилась, и когда мотор малюшинца-Стасика подошел к ней, шофер на той машине поднял кверху обе руки в знак того, что им нужна помощь; профессиональная вежливость автомобилистов во всем свете требует, чтобы тот, к кому взывают, остановился и оказал услугу — в свое время ему, когда придет беда, не откажут в такой же.
Шофер Стасика остановился подле гоночной машины.
— Одолжите нам на пять минут универсальный ключ — мой сломался, — сказал шофер с той машины.
Шофер малюшинца достал из ящика ключи и пошел посмотреть, что случилось с двигателем того автомобиля, и пока они подвинчивали гайки, два бритых джентльмена в мягких кепи из кузова гоночной машины внимательно всматривались в лица Стасика и Марка. Стасик курил папиросу, отряхивая пепел за борт кузова, и, видимо, равнодушно скучал.
Тот шофер вернул ключ, оба джентльмена приложили руку к кепи, Стасик ответил тем же и дал знак своему шоферу двигаться.
— Простите, — сказал один из джентльменов, — секунду вашего внимания: вы не встретили крытой машины?
— Нет.
— А издалека вы?
— От Троицы.
— Чья эта машина?
— ВЭТ'а.
— А! — протянул разочарованно джентльмен и еще раз приложил руку к козырьку.
Машина Стасика пошла. Те все еще возились у мотора.
— Что у него? — спросил Стасик шофера.
— Все в порядке. Это они вола пасут[69].
— Да, теперь они от нас не отстанут. От их Бенца не уйдешь.
— Стосильный.
— И не надо. Не спеши. В город и к Курту.
— Слушаю, товарищ Бринтинг.
Стасик не оглядывался и, положив руку на колено Марку, сказал:
— Смотри вперед.
Марк понял, что сзади следом катит тот автомобиль и с ним может быть опасность...