I
Самара занята красными войсками. На вокзале еще идет бой. Начдив остановился в гостинице «Националь» на Панской. Перед номером очередь: по коридору загнулась глаголем, сползла по лестнице со второго этажа в вестибюль гостиницы, через вход— на улицу.
С жалобами, с просьбами, с криком, с бранью, со слезами. Красноармейцы, бабы, матросы, граждане, гражданки; в середку вклинились, прибежав, двое мальчишек. — «Тут живая очередь!» — кричат бабы.
— Что ж вы все такие дохлые?
Разбирать некогда и некому — кто с делом, кто — зря. Если с пустяками, начдив коротко говорит:
— Ступай вон. Следующий!
Начдив расстегнул гимнастерку — ворот и подмышками черно от пота. Лицо серое от грязи, на щеках щетина; сапоги желтые. На столе разостлана карта. В сторонке на бумаге — краюшка черного хлеба, хвост селедки, чайник синий, закопченный и недопитый стакан. Слушая очередного, начдив не поднимает от карты головы — решает тактическую задачу; карта вспотела под его пальцами.
Надо поддержать «Ермака». Раскольников эстафетой приказал. В Жигулевских горах — красный флот попал под перекрестный обстрел с правого берега и из-за Царева Кургана. Пришлось отойти к Красной Горке. Прорвался за поле обстрела Волгой только Ждан на «Ермаке» и гуляет где-то у Ширяева. Выше к Ставрополю — белый флот. Ждан — по радио, — что расстрелял снаряды, и ленты пулеметов на исходе. Требует берегом прислать немедленно. Берегом — лесом.
А лес полон белыми. И в пойме и по горам стучат пулеметы. Берегом помощь никак нельзя подать. Зарвался Ждан! — вся пристань, хоть и жалеет, а говорит: «Горячка»!
— Ну? — спросил начдив, — кто там следующий…
— Мы к тебе, товарищ, посоветовать зашли. Вот мы с Максимом.
Начдив оторвался от карты и поднял голову. Перед столом стояли двое мальчишек— один в гимнастерке, с красной звездой на синей гимназической фуражке; веселое лицо в веснушках; с ним вместе с черными глазами, замасленный — видно, что «пароходский».
— Что тебе, горчица, надо? — сердито спросил начдив.
— Постой ругаться. Зря только спортишь кровь. Это я, а это Максим, масленщик с «Ермака»[29].
— Ага! А ты кто?
— Я Красной армии солдат. Еланевой бригады.
— Как звать?
— Жеребец…
Начдив засмеялся.
— Ты будет скалить зубы, я сам ржать мастер — за то и званье.
— Ладно. Ну?
— «Ермаку» патроны надо доставить.
— Да. Как?
— Кругом света…
— Что? — заревел начдив.
— Кругосветкой, говорю.
— Пошли вон. Следующий!..
— Зря тратишь силы, товарищ, здоровье спортишь, — сказал Жеребец, — прими-ка с карты руки.
Начдив посторонился. Жеребец нагнулся к карте и, водя пальцем по карте, говорит:
— Это Ставрополь. Я ставропольский сам. Это тебе Самара. Это тебе Ермачиха. Ермакова переволока. Понял? А это река Уса. А это тебе село Усолье.
Мальчишка провел по карте пальцем круг.
— Понял? Мы так в Самару капусту возили — да домой. — «Кругом света». Ничем к Ставрополю вверх лямкой итти, мы все по воде вниз — всем известно: «кругосветкой».
Дай ты мне моторную лодку — грузи сколько хочешь. К завтрему доставлю. Не веришь— вот Максим. Товарища Максимку Ждан очень уважает. Верно, Максим?
— Он меня довольно знает, — ответил масленщик.
— Ты как на берегу остался? Дезертир?
— Ну-ну, ты! Меня за маслом на склад послали — я не успел. Порядки у тебя тут! А «Ермак» и ушел. Масло ему да керосин нужней, ничем патроны!
Начдив склонился к карте и спросил:
— Да ведь у Ермакова-то гора?
— Ну-к что ж. А мужики на что? Спокон веку разбойников ладьи тут волокли. На том стоят.
Начдив подумал, потом постучал в стену кулаком. Вбежал писарь.
— Пиши приказ. На руки. Дать с берега товарищам Жеребцу с Максимом моторную лодку. Пойдут на соединение с Жданом. Погрузить патроны для пулеметов и орудийных очередей, сколько придется. Ехать с Жеребцом Петрову Акиму, Ладушкину и там, кто за механика. Взять винтовки. Командует лодкой и отрядом Жеребец… Сельсоветы— оказывать содействие и исполнять ревтребования Жеребца. Хлеба, сельдей, чаю, сахару, легкого табаку, махорки, карамели. Ладушкину скажи: не медля ни секунды. А то я его взгрею. Понял?
— Есть. А где же Жеребец?
— А вот он.
— Хм!
Жеребец заржал.
— Идем, ребята, — сказал мальчишкам писарь.