Миссис Бёрк ухаживает за моим отцом
— Пожалуйте, мистер Бализет! — сказала миссис Бёрк самым ласковым и добродушным голосом.
Отец сделал три-четыре шага по комнате, с удивлением оглядываясь кругом. Он, видимо, выпил больше, чем следовало, и поэтому фуражка его была сдвинута на сторону; в одной руке он держал вязанку дров, в другой рыбу.
— Вы пришли домой раньше, чем мы ожидали, и потому застали меня за работой в вашей комнате… Извините, пожалуйста, я сейчас уйду.
С этими словами миссис Бёрк встала, отодвинула к стене тот стул, на котором лежали готовые мешки, и тот, на котором сама сидела, и остановилась среди комнаты, добрая, приветливая, держа неоконченную работу в руках.
Отец был совершенно ошеломлен всем, что видел. Он смотрел с удивлением то на масленку, стоявшую на печке, то на ребенка, опрятно уложенного в постель, то на поджаренный хлеб и на чайный прибор. Наконец он опустился на стул, понурив голову. Дрова раскатились по комнате, и рыба, выскользнув из рук его, упала на пол.
— Вы верно не совсем здоровы, Джемс Бализет, — с нежной заботливостью сказала миссис Бёрк. — Волнения сегодняшнего дня расстроили вас, бедный вы человек.
— Нет, нет, это не то…
— Как не то? Конечно то, — вы со мной не стесняйтесь, я ведь сама все это испытала, я знаю, что вы должны чувствовать.
— Нет, вы не знаете! — настаивал отец. — Я сюда шел и думал: ну, теперь все кончено, не будет у тебя уютного уголка у печки, не будет готового ужина. Коли захочешь съесть кусочек чего-нибудь, покупай и дрова, и всякую приправу. Вот смотрите, я и купил.
Отец вынул из кармана куртки какую-то приправу из пряностей, положил ее на стол и заплакал.
— Полноте, Джемс Бализет! — вскричала миссис Бёрк: — вы добрый человек, вы должны же были подумать, что в этом доме живет такое же одинокое, несчастное существо, как вы, и что я не оставлю двух беспомощных сироток!
— Вот я все это думаю, — продолжал жалобным голосом отец: — прихожу домой и что же вижу? Вижу, что все так хорошо, как будто ничего и не случилось, даже лучше.
Он принялся плакать еще сильнее.
— Не думала я вас так огорчить, мистер Бализет, — печальным голосом сказала миссис Бёрк: — право, не думала; извините меня, пожалуйста.
— Нет, нет, я очень хорошо знаю, что вы не хотели огорчать меня! — вскричал отец: — у вас золотое сердце, я всегда это думал, а теперь я в этом уверен.
— Не прикажите ли чего-нибудь, мистер Бализет, — смиренным голосом спросила миссис Бёрк: — не налить ли вам чаю? Или не хотите ли, я схожу в свою комнату и изжарю вам кусочек рыбы?
— Нет, благодарю вас, — все еще печальным голосом проговорил отец: — я не хочу есть.
— Ну, если вам что-нибудь понадобится, кликните меня, — сказала миссис Бёрк, направляясь к своей комнате.
— Вы по своим делам уходите? — спросил отец.
— Я ухожу, чтобы не беспокоить вас.
— Так уж довершите ваши милости, останьтесь напиться с нами чаю.
Миссис Бёрк уступила желанию отца и придвинула себе стул к столу.
— Вы любите сладко, Джемс? Так не будет много?
— Не беспокойтесь, пожалуйста, обо мне, наливайте себе, — вежливо отвечал отец.
— Помилуйте, что за беспокойство! — Миссис Бёрк положила в чашку кусок сахару, размешала, отведала чай; потом прибавила еще сахару и протянула чашку отцу.
Отец с благодарностью посмотрел на нее и потянулся за поджаренным хлебом.
— Ах, что вы! — вскричала миссис Бёрк, отнимая у отца взятую им тартинку, не берите верхнего ломтя, он жарился больше часа и весь сгорел, позвольте, я вам выберу кусочек помягче и пожирнее.
— Мы совсем избалуемся, Джимми, если нас будут всегда так угощать, — заметил мне отец, кусая поданный ему ломоть.
— Отодвинь стул подальше, Джимми, — сказала миссис Бёрк, не заслоняй огня, пусть папе будет теплее.
— Мне очень хорошо, благодарю вас, — проговорил отец: — по правде сказать, лучше было бы, если бы огонь не так сильно подогревал мне ноги, а то новые сапоги тесны, а от жару они станут еще теснее. Надо бы снять их.
— Так зачем же дело стало? Джимми, что же ты не прислужишь отцу? Сними ему сапоги и принеси домашние туфли.
— Туфли! — со смехом вскричал отец: — какие там туфли! Вы обо мне говорите, как о каком-нибудь богаче!
— Неужели вы не носите туфель? — спросила миссис Бёрк с таким удивлением, точно будто отец сказал ей, что он ходит не на ногах, а на деревяшках.
— Никогда в жизни не носил! Где же мне, такому грубому малому, щеголять в туфлях!
— Да как же можно без домашних туфель? Вы меня просто удивляете, Джемс! Вы, конечно, занимаетесь грубым, простым делом, чтобы честным трудом заработать себе пропитание, но это ничего не значит. У себя дома каждый человек джентльмен, и каждая добрая жена должна смотреть на своего мужа с уважением. Снимай папе сапоги. Джимми, мы сейчас обуем его ноги поуютнее.
Пока я стаскивал тяжелые сапоги с ног отца, миссис Бёрк ушла в свою комнату и через минуту вернулась назад, неся в руках пару отличных туфель из тонкой кожи на теплой подкладке.
— Это туфли моего доброго, покойного мужа, царство ему небесное! — сказала миссис Бёрк. — Извините, что я вам предлагаю такое старье, мистер Бализет!
Она погрела туфли перед печкой и затем надела их на ноги отца.
— Ишь, как хорошо! ноги точно в бархате! — с наслаждением заметил отец. А — ведь дорого, должно быть, стоят такие туфли! Неужели вы их купили из заработков вашего мужа?
— Ну, нет, это было бы трудно, — засмеялась миссис Бёрк: — я купила их на свои собственные заработки, откладывая по пенни, по два в день.
— Может ли это быть! — вскричал отец, с удивлением глядя на миссис Бёрк.
— Отчего же нет? Муж работал для меня с утра до ночи, так и я должна была трудиться для него.
Отец ничего не отвечал, но он пристально смотрел на миссис Бёрк, видимо удивляясь ей.
— Джимми, — сказал он мне после нескольких минут молчанья: — нам теперь хорошо, надо стараться, чтобы и всегда также было. Помнишь, что тебе сказал доктор в ту ночь? Будь добрым мальчиком, слушайся миссис Бёрк.
— Он мне не говорил, что надо слушаться миссис Бёрк, — возразил я, — он говорил…
— Не в том дело, что он говорил; ты должен слушать то, что я тебе говорю, и не сметь рассуждать, — перебил отец, нахмурившись.
— Боже мой, да он и без того послушный, — вмешалась миссис Бёрк. — Кушай хлеб, душенька, — прибавила она, передавая мне кусок поджаренного хлеба.
Я должен был есть, так как она пристально глядела на меня.
— А вам много было работы, — заметил отец: — вы тут и с ребятишками возились, и комнату прибрали!
— Э, помилуйте, какая это работа, это скорей удовольствие. Сами посудите, много ли мне было с ними возни; посмотрите, какие я мешки сшила сегодня вечером по четыре с половиной пенни за штуку!
— Как, вы все здесь вычистили да еще сшили все эти мешки! — вскричал отец, пересчитывая мешки. — Вы выработали восемнадцать пенсов, присмотрели за двумя детьми и вычистили комнату, все в один вечер! Вы необыкновенная женщина!
— И нисколько даже не торопилась, меня работой не испугать, мистер Бализет!
Она говорила неправду. Я очень хорошо помнил, что она принесла из своей комнаты три уже совсем готовые мешка. Думая, что она просто ошиблась, я открыл рот, чтобы поправить ее, но она покачала головой и нахмурилась самым выразительным образом. Впрочем, я ее не боялся; она не смела бить меня при отце, а мне хотелось отомстить ей за то, что она меня бранила и заставляла держать для себя свечу.
— Какая вы ужасная выдумщица, миссис Бёрк! — сказал я, подвигаясь поближе к отцу.
Она посмотрела на меня с такой злобой, что даже скосила глаза.
— Это что такое? — спросил отец, круто поворачиваясь ко мне.
— Она выдумщица, — мужественно повторил я.
— Что такое «она»? Кого ты называешь «она», маленький грубиян? С какой стати называешь ты миссис Бёрк выдумщицей?
Я заметил, что он взялся за ременный пояс, и струсил.
— Ах, Господи, да не сердитесь на него, Джемс, — опять заступилась за меня миссис Бёрк: — он это сказал без всякого дурного умысла, он просто вспомнил, какие сказки я ему рассказывала, чтобы он не заснул до вашего прихода, оттого он и назвал меня выдумщицей!
— А, вот оно что! А я думал, этот дуралей говорит про мешки, что у вас счет не верен: до этого ни мне, ни ему нет дела.
— До правды всякому есть дело, Джемс, — возразила миссис Бёрк.
Затем она обратилась ко мне и сказала, подмигивая мне глазом.
— Смотри, голубчик Джимми, здесь четыре мешка; скажи папе, сколько я сшила, пока ты тут сидел и смотрел на меня?
Что мне было делать? Отец видимо верил ей больше, чем мне. Я никогда не пробовал его ремня, но я видал, какие тяжелые удары он наносил матери.
— Четыре-с, — ответил я.
— Ну, конечно, — спокойно сказала миссис Бёрк: — что правда, то правда.
И она дала мне большой кусок сахару!
Это была моя первая ложь, и она привела к очень грустным последствиям. Мысль, что миссис Бёрк может заработать в один вечер восемнадцать пенсов, произвела сильное впечатление на отца, и я явился участником низкого плутовства.
Крик моей маленькой сестры положил конец разговору о мешках. Миссис Бёрк взяла малютку на руки и начала кормить ее кашкой из великолепной масленки, целовать и называть самыми нежными именами. Отец несколько минут с умилением смотрел на эти ласки, но сон одолел его, и он скоро задремал на своем стуле. Накормив сестру, она унесла ее к себе в комнату, затем вернулась к нам и принялась убирать чайную посуду. Звяканье чашек разбудило отца.
— В котором часу встаете вы обыкновенно, мистер Бализет? — спросила миссис Бёрк, видя, что отец открыл глаза: — я бы хотела приготовить вам чай.
— Чай? Эх, Господи! Я и на рынке позавтракаю!
— С какой же это стати? Не лучше ли съесть кусочек у себя дома, чем на рынке, в толкотне.
— Оно лучше-то лучше! Да дело в том, что я ухожу из дому в пять часов, это слишком рано! — возразил отец.
— Что же такое, что рано? Неужели потому, что вы остались одиноким вдовцом, вам идти на рынок, не согревшись чашкой теплого. Да я считала бы себя дрянной женщиной, если бы не приготовила вам все, как следует, не только к пяти, а даже к трем часам! Спокойной ночи, мистер Бализет!
На другой день, в половине пятого утра миссис Бёрк уже стучала в нашу дверь, объявляя отцу, что у неё готов кипяток и кусок жареной рыбы. Не успел отец одеться, как она уже опять подбежала к нашим дверям.
— Извините, мистер Бализет, — проговорила она ласковым голосом: — я сейчас только вспомнила, что оставила иголку в вашей комнате, а мне ужасно хочется скорей приняться за работу.
— Сто лет проживешь, такой женщины не встретишь! — вполголоса пробормотал отец.