У капитала при его рождении кровь и грязь сочатся изо всех пор. Маркс

Глава первая

В 1793 г. молодой инженер мосье Бессемер, испуганный надвигающейся революцией, бежал из Парижа. Наличный капитал был спрятан в запачканной головной повязке санкюлота. Его никто не искал, не узнал и не остановил — граждане были заняты более важными делами.

Ему удалось достичь берегов Англии, приютившей стольких эмигрантов. Здесь, в селении Чарльстон, он основал литейную, и 13 января 1813 г. у него родился сын Генри.

В 1801 г. ирландский революционер Келли, спасаясь от смертной казни, бежал из Англии. Наличного капитала у него не было — прятать было нечего. Значительно труднее было спрятаться самому. Все же ему удалось достичь берегов Америки. Здесь, в городе Питтсбурге, 21 августа 1811 г. у него родился сын Виллиам.

Генри Бессемер и Виллиам Келли встретились один раз в жизни, а быть может и вовсе не встречались. Но в этой встрече (а быть может ее и не было) заключена тайна великого изобретения и позорного преступления. Эта тайна хранилась почти столетие, и вот ее разгадка:

5 октября 1922 г. при постройке библиотеки в Виандоте, возле Детройта, в Америке, была найдена доска, изготовленная в память того, что в 1864 г. здесь впервые была добыта в большом количестве сталь.

Вы не понимаете, в чем тут тайна и где же разгадка. Чтобы вы сами могли проследить нити двух жизней и распутать связавший их узел, я расскажу вам об этих двух людях.

Глава вторая

По вечерам в заведении Сэма Сухая глотка было довольно шумно. Сизые табачные облака завивались спиралями, бутылки звенели о стаканы, солидные кулаки подчеркивали увесистый спор. Конечно в городе можно было найти более тихое пристанище, например, дом для умалишенных, но приезжие предпочитали гостиницу Сэма. Здесь всегда можно было узнать последние городские новости и выяснить все волнующие вопросы, начиная с количества денег в кассе городского банка и кончая качеством пуль в револьвере шерифа.

Может быть поэтому двое проезжих, сперва с презрением прошедшие мимо ярко освещенной двери, вдруг повернули обратно и, вручив тощие чемоданчики Сэму, заняли места за одним из столов.

Кузнец, сидевший за ним, вежливо подвинулся и с любопытством оглядел новых соседей. Замечательного в них не было ничего, пожалуй только множество веснушек и розовый цвет лица — признак того, что приезжие были англичане. Кроме того в глазах того, что пониже, было что-то такое неуловимое, чуть-чуть заметное, но колючее, в роде рюмочки виски в стакане соды.

— Ваше здоровье, сэр, — сказал тот, что пониже.

— Наше, — ответил кузнец.

— Как настроение в вашем штате?

— Если вы насчет этих чортовых негров, то мы им подвинтим гайки… Но у вас этим небось не интересуются, по ту сторону лужи…

— Простите, лужи?

— Ну, так у нас кличут океан. Я хочу сказать, у вас в Англии…

Тот, что повыше, открыл рот, но тот, что пониже, очень быстро и громко засмеялся:

— У нас в Англии! Берите ее себе и кушайте под любым соусом. Мы — американцы, сэр. Из Цинциннати.

Кузнец на минуту замолчал, потом попробовал снова начать приятный разговор:

— А как настроение в вашем штате?

Тот, что повыше, снова хотел ответить, но вместо этого неожиданно вскрикнул, будто кто-то очень больно наступил ему на ногу. Вместо него ответил тот, что пониже:

— Если вы насчет этих чертовых негров, то мы подвинтим им гайки.

— Вот, сэр, вы попали в самую точку, — обрадовался кузнец. — Пью ваше здоровье. Я всегда говорил — вместо того чтобы сразу затрачивать капитал на покупку негра, я лучше найму лишнего работника, да расширю мастерскую. Эти южане заткнули себе уши хлопком со своих плантаций и не желают ничего слышать о прогрессе. Да, сэр, им на плантациях нужны рабы, а нам на заводах нужны рабочие. Я и с белыми рабочими сколочу капитальчик. Верно?

— Совершенно справедливо, сэр, — ответил тот, что пониже. — Я против рабов. Я сам собираюсь наняться в какую-нибудь литейную.

— Хорошее дело, сэр. Пью ваше здоровье. Вы не унывайте, что не можете сразу открыть свое дело. Постепенно наживетесь. Только не бунтуйте, сэр, не берите пример с Бостона и Филадельфии. Там они добились 10-часового рабочего дня да свободы собраний, да всеобщего избирательного права. Но я вам скажу по секрету: ихнее дело не выгорит. Сейчас, когда на носу война с югом, нам с ними некогда возжаться. Да они сами поймут: сперва долой юг, а там видно будет. Главное — нажить деньжат, а там можно на кой-какие поблажки пойти.

Тот, что пониже, слушал эту длинную речь довольно невнимательно. Он несколько раз пробовал перебить кузнеца, но у того слова сыпались, как искры из-под молота.

— …развитие железнодорожных линий… нажить небольшой капитальчик… развитие промышленности… сколотить небольшой капитальчик.

— Позвольте, — перебил его наконец тот, что пониже. — Я слыхал, что здесь есть мастерская некоего Келли. Как вы думаете, можно туда поступить?

Кузнец залпом опрокинул свой стакан и так и замер с раскрытым ртом:

— Вы собираетесь к сумасшедшему Келли? Ну и ну! Попробуйте, если он вас в шею не выгонит. А дорогу туда найти просто, всякий мальчишка покажет. Работает он с одними неграми и еще жалованье им платит. Чудак! У него вы не наживетесь, сэр.

— Кто знает? — ответил тот, что пониже. — Никогда нельзя знать, сэр, где зарыта собака. Вы думаете, это куча мусора, а глянь, — там жемчужина.

— Сэр, может быть я пьян или вы пьяны, но я не могу понять связи между собачьими жемчужинами и выдумками Келли. Впрочем, пью за ваше здоровье.

— Благодарю вас, сэр. — Тот, что пониже, вдруг улыбнулся:

— Быть может в эту минуту день моего рождения. Пью за капитал.

Для развития промышленности прежде всего нужны были машины, а для машин — сталь. А сталь в то время добывалась таким кропотливым и сложным способом, что ценилась чуть ли не на вес золота.

Итак нужна была дешевая сталь и много стали.

Глава третья

Келли только что умылся колодезной водой и теперь вытирался суровым полотенцем и сосредоточенно смотрел на восход солнца. Маленькие облачка на востоке окрашивались вишнево-красным, лимонно-желтым, молочно-белым — всеми цветами раскаляющейся и плавящейся стали.

В это время к воротам подошло двое парней. Обыкновенные парни, ничего особенного. Один высокий, другой пониже. Они сняли шляпы, и невысокий заговорил:

— Не найдется ли у вас работенки?

Келли хотел уже ответить — нет, но подумал: теперь эти облачка совсем молочно-белые, совсем готовые, как сталь, прямо хоть выливай их в слитки и нечаянно сказал:

— Найдется. Только плата небольшая, — поспешно добавил он, — а работы много.

— Я не из тех бездельников, которые предпочитают наоборот, — сказал невысокий. — Сказано — в поте лица зарабатывай хлеб свой.

Келли посмотрел на него внимательней:

— Моя жена любит религиозных людей, — сказал он. — Я предпочитаю просто веселых и дельных. Впрочем, вы можете приступить к работе. Как вас зовут?

Тут тот, что повыше, открыл рот, но ничего не сказал и потер себе бок, а другой выступил вперед и заговорил.

— А зовут нас Джон и Генри, сэр. А как прозвище моего папаши и кличка моей кошки и имею ли я право на графскую корону — это ведь к делу не относится.

— Не относится, — засмеялся Келли, вытер переносицу и сложил полотенце.

«Какие все-таки странные парни», подумал он в то же время.

Мастерская Келли была какая-то совсем необыкновенная. У людей, впервые вошедших сюда, без сомнения возникала мысль, что это вовсе и не мастерская, что это просто так, для отвода глаз, что мастерская где-то там позади, а может быть и за десять километров отсюда. Ни привычного шума и грохота, ни яркого пламени — ничего. В горнах стояли железные сосуды, и негры сквозь глиняные трубки вдували в них воздух. В сосудах энергично кипело и бурлило, из отверстия подымалось высокое голубовато-белое, а затем ярко-белое пламя. Негры что-то бросили внутрь. Пламя уменьшилось, окружилось каймой бурого дыма. И наконец один только бурый дым.

— Готово, — сказал Келли.

— Какая-то колдовская кухня, — прошептал невысокий.

— Да, они все говорят, что я колдун и сумасшедший. Мою мастерскую сколько раз хотели ломать.

— Я не понимаю, — сказал невысокий, — как же вы плавите без огня?

— В этом-то и дело, — заволновался Келли. — С огнем вы много не наплавите. То, что вашими старыми способами сделаешь в 4 дня, у меня готово в 20 минут.

— Я этого все равно не пойму, — вдруг как-то грубо и насмешливо сказал невысокий парень. — Мы люди простые. Можете и не объяснять. Нам ни к чему. Ну, чего тут делать?..

— Вилли! Вилли, поди сюда на минуту…

В дверях стояла женщина и махала рукой.

— Моя жена, — сказал Келли.

— Вилли, иди же сюда.

Он нехотя подошел, улыбающийся и очень веселый.

— Вилли, не смей им ничего объяснять. Вилли, я тебя очень прошу. Я тебя знаю. Ты сядешь вечером на крылечко и начнешь все выбалтывать. Ты помни, Вилли…

— Дорогая, не мешайся не в свое дело. Мне приятно хоть раз поболтать с веселыми парнями. Неужели ты этого не можешь понять? А лишнего я им ничего не скажу. Тем более, это простые парни. Они ничего не поймут.

Вечером на крылечке все трое закурили трубки (в комнатах курить не позволялось), слегка поговорили о негритянском вопросе, о преимуществах виргинского табака и совершенно незаметно перешли к изобретенному Келли способу.

— Вы понимаете разницу между чугуном и железом? — начал он объяснять. — Разница совсем простая. Просто в чугуне много углерода, а в железе мало, совсем почти нет. Вы понимаете: углерод — это такой элемент, ну например это графит, то, чем карандаши пишут, или вот в углях, это тоже углерод, но только с примесями, не чистый. Вот если из чугуна выжечь углерод, это и будет железо.

— Выжечь, — сказал высокий и засмеялся. — А огня-то у вас и нет.

— Ну и к чему огонь? — заволновался Келли. — Вы знаете, что такое горение? Это, когда углерод соединяется с кислородом. Кислород — это газ, он в воздухе. Значит, если я в жидкий чугун буду вдувать воздух, кислород воздуха соединится с углеродом чугуна, произойдет горение, углерод сгорит, и остается железо. Очень просто. Вы знаете, я это сам придумал. Я уже опыты потом делал для проверки, а заранее знал, что это правильно. Это так просто. Как никто раньше не додумался? Конечно чугун приходится расплавлять, иначе соединения не будет, но температура совсем низкая, чуть выше точки плавления. А как начнешь воздух вдувать, тут она и подымается. Если б у меня деньги были я бы все в большом масштабе построил, а то у меня дутье немного слабое. Можно в одном сосуде сварить в 20 минут 15 тонн. Здорово, а?

И он с восторгом хлопнул нового работника по колену. Тот брезгливо отодвинулся и спросил:

— А железо ничего — приличное?

— Чудеснейшая сталь. Я ее называю «пневматическая», значит воздушная. Очень хороша! Особенно для котельных листов. Вообще на все, где нужна крепость. У меня покупают Скреве и Стиль в Цинциннати. Может слышали. Сталь — высокая марка.

— Нет, в Цинциннати я не бывал. И вообще ничего не слышал.

Глава четвертая

— Вилли, проснись!

Келли подымает голову, глаза раскрыты, но ничего не видят.

— Скорей, скорей, — говорит он. — Этот нелепый Джон пустил пар вместо воздуха. Он заморозит литье…

— Вилли, проснись же, — говорит миссис Келли плачущим голосом. — Никакой плавки нет. Что ты бредишь по ночам вместо того чтобы спать, как все люди.

Келли садится.

— Не сердись, дорогая. Мне снилось, будто этот растяпа…

— Этот растяпа сбежал, понимаешь, — кричит миссис Келли. — Я пошла перед самым сном взглянуть везде ли заперто и вижу у них свет. Вот думаю, спят со светом, жгут хозяйские свечи, ни с чем не считаются, устроят пожар. Открываю дверь, чтобы сделать им внушение и, представь, — там пусто. Ни людей, ни вещей — один воздух и меблировка… Оденься по крайней мере, пока я рассказываю. Время терять нечего.

— Что ж я могу сделать, если они ушли?

— Что ты можешь сделать? Вон твой башмак, вон, возле комода. Не копайся ты так. Ты понимаешь, они не дождались жалования и сбежали. Значит, они унесли кой-что поважнее денег. Они унесли твое открытие. И нужно бежать догнать их, наказать их, растерзать их…

— Я же не знаю, где их искать. И чего ты злишься, все равно сейчас уже поздно.

— Вот шарф, закутайся. Ничего не поздно, собаки их найдут и догонят. Пусти собак по следу. Беги.

Две ищейки ждут у дверей. Их держит белая служанка, потому что ни один негр не смеет подойти к ним. Эти ищейки специально дрессированы на охоту за людьми. Если раб сбежит от хозяина, страшные собаки погонятся по его следу, по лесам, по болотам, по степи.

По лесу, по лугу, к берегам реки Кумберленд приводят собаки Келли. У воды след теряется. Вода смывает всякий запах. Собаки беспомощно смотрят на хозяина.

Перевозчик ничего не знает.

— Кого я возил? Да разве всех упомнишь, мистер Келли. Мне бы только заплатили, а кто платит, это мне без интереса. Кого ж я возил вечером? Миссис Уинскрайт возил. У нее внучка заболела, так она к доктору торопилась. Женскую школу возил. Натрещали у меня эти девчонки, до сих нор в ушах звенит. С пикника возвращались. Двух парней возил…

— Каких парней?

— Да разве упомнишь, мистер Келли? Обыкновенные парни, без всякой приметы. В роде как лодки для воскресного катания. Только что все разноцветные, а то никакой разницы. Однако тот, что пониже, такой пронзительный. Не иначе, думаю, он мне фальшивую монету подсунул. И что же бы вы подумали, сэр, действительно одна монетка фальшивая. Не хочу грешить, может это не он, может, это девчонка. Однако знать ничего нельзя.

— Вот вам другая монета. Куда они ехали?

— Да разве можно знать? Однако я думаю, что они в Питтсбург торопились на нью-йоркский поезд, потому что все опоздать боялись. Но однако между Питтсбургом и Нью-Йорком расстояние достаточное. Где высадились, не знаю, сэр. И сели ли на поезд, этого я сказать не могу, мистер Келли. И может они вообще в Европу собрались или там на луну? Пронзительные такие парни.

Мистер Келли поворачивает домой.

* * *

Здесь след обрывается.

Больше мистер Келли не встречался со своим таинственным работником.

Один раз он еще увидел его, т. е. собственно даже не его, а только… или может быть ему это показалось И встречей это тоже нельзя назвать… А впрочем это случилось через 10 лет.

Вскоре Келли разорился.

Отчасти виною этому была война, отчасти непрактичность и неумение вести дела. Ему пришлось продать свой завод в Эддивиле.

Только несколько лет спустя ему удалось вступить в компанию с Джемсом Вардом из Детройта и Даниэлем Моррелем из Джонстоуна. Моррель оценил выгоды нового способа и предоставил Келли часть своего завода для опытов, которые начались в 1858 г. Здесь Келли построил первый опрокидывающийся конвертер.^[1]

На этом заводе он впервые с успехом применил большое давление воздуха и получил сталь в больших количествах.

Он удалился от дел в 1871 г. и умер в 1881 г.

Здесь кончается история Келли.

В следующей главе я начинаю историю Бессемера.

События, описанные в ней, происходили за много лет до странного происшествия в мастерской Келли и начинаются с того момента, когда Бессемер попробовал начать самостоятельную жизнь.

Глава пятая

Генри Бессемер стоял возле здания лондонского почтамта и любовно разглядывал две почтовых марки ценою в полпенни и в два пенса. Он так долго смотрел на них, что за это время можно было написать письмо, вложить его в конверт, надписать адрес и наклеить эти самые марки. Но вместо этого он вдруг вздохнул, спрятал марки, обдернул полы фрака, поднялся по лестнице и пошел.

В длинном зале за высокими конторками, стояли клерки и со скрипом писали гусиными перьями.^[2]

— Простите, — сказал Генри, — у кого я могу навести справку.

Один из клерков поднял глаза, оценил по достоинству безукоризненный фрак, заткнул перо за ухо и промолвил:

— Чем могу служить?

Генри облокотился на конторку, сбил хлыстиком воображаемую пыль с сапог и небрежно, но любезно ответил:

— Видите ли, я купил только что эти две марки, и мне кажется, что они фальшивые.

— Да, сэр, — затараторил клерк, пока Генри доставал марки. — Это наше несчастье. В текущем году казне был причинен убыток в 100 000 фунтов. Ничего не стоит подделать марки, ведь они просто оттиснуты на бумаге… Но ваши марки настоящие, сэр, не извольте сомневаться.

— Посмотрите внимательней.

— Я очень внимателен, сэр. Марки безукоризненны.

— Благодарю вас. В таком случае проводите меня к директору.

— Простите, сэр, что осмелюсь противоречить вам, но директор едва ли сможет вас принять.

— Проводите меня к директору, мой милый. Это дело государственной важности.

С директором разговор был почти тот же, поэтому повторять его не стоит. В конце разговора удивленный старик откинулся на спинку кресла и спросил:

— Вы меня за этим только и побеспокоили, чтобы удостовериться, что марки настоящие?

— Сэр, марки фальшивые. Я сам их отпечатал. Я придумал способ, сэр, который поможет этому ужасному злу. Если печатать изображение на марке с помощью моего особо сложного штампа, то никакая подделка невозможна. Я давно занимаюсь изготовлением легкоплавких, но твердых сплавов, могущих служить штампами. Обратите внимание… если вы… и т. д.

Через полчаса он снова стоял на улице, но на этот раз в кармане у него было удостоверение на должность смотрителя марок с жалованием в 800 фунтов в год.

Вечером по этому поводу у Бессемеров собрались все почтенные родственники. Пили чай и кушали кэкс. А мистер Бессемер старший, несмотря на свои 60 лет, все еще сохранивший французскую живость, бегал от одной дорогой тетушки к другой и ораторствовал:

— Я всегда говорил, что мой мальчик гениален. Если б его пригласили поконсультировать при сотворении мира, он разумеется внес бы кой-какие усовершенствования…

После этого он бежал в комнату Генри, бросался с размаху на диван и начинал:

— Все это хорошо, мой мальчик, мы живем в великое время, и ты теперь будешь хорошо зарабатывать, Генри. Но не надо увлекаться одними деньгами. Ах, как жилось в Париже в мое время! Все так изящно, так очаровательно (он целовал кончики пальцев).

Ах, старый режим, сколько в нем было прелести! Вы знаете, последний фрак, который мне сшили перед самой революцией — couleur sang de boeuf á colets de velours!^[3] А куафюры — grecque carrée à trois boucles!^[4]

Вы знаете, я тогда писал стихи! Я написал твоей матушке, Генри.

В прелестнейшей долине

Меж розовых кустов,

Подобная богине,

Сошедшей с облаков,

Явилась мне Селина.

Генри смеется.

— Но ведь матушку никогда не звали Селиной.

— Ах, мой друг. Вы такие реалисты, такие демократы. Если женщину звали Мэри или Джен или еще как-нибудь в этом роде, мы называли ее Филидой или Лаисой. Ну, веселитесь, веселитесь…

И он опять убегал.

За ужином одна из многочисленных кузин сперва долго шепталась со своими соседками, а потом крикнула через стол:

— Я должна вам сказать секрет, Генри. Потанцуйте со мной после ужина, я вам скажу.

Ей сейчас же попало — за столом надо сидеть смирно. Но после ужина одна из тетушек села за старомодные клавикорды и заиграла.

И под меланхолические звуки: ти-та-та, ри-та-та девушка заговорила:

— Вы знаете, я так интересуюсь всем техническим, особенно вашими изобретениями. Если сделать ваш штамп со сменными частями для каждого дня. Вы понимаете? Ну, если например вы на одно и то же платье нашьете то рюш, то бантики, никто его не узнает. А такой переменный штамп никто ни за что не мог бы подделать. Это очень просто, и вам тогда почти нечего было бы делать на вашей службе. Вместо того чтобы сидеть в душной комнате, вы могли бы гулять и веселиться.

— Дорогая, — в совершенном восторге ответил Генри, — вы очень умны. Я был бы счастлив всегда пользоваться вашими советами…

На другой день после визита к директору Генри снова стоял возле здания почтамта, но на сердце у него было очень нехорошо. Ему отказали от службы. Новое изобретение делало излишним место смотрителя.

— Но в таком случае заплатите мне по крайней мере, — кричал Генри.

Старый джентльмен холодно и вежливо отвечал:

— У вас нет патента, мой друг, и вы ничего не добьетесь от нас. Можете судиться, но у вас нет никаких юридических прав. Да и едва ли у вас хватит денег на процесс. Только патент защищает изобретение.

Глава шестая

Только патент защищает изобретение. Генри Бессемер изобретает и берет патенты. Он изобретает способ тиснения по бархату и способ фабрикации карандашей, тормоз для железной дороги и машину для литья букв. И конечно он изобрел бы порох и открыл бы Америку, если бы это не было сделано задолго до его рождения.

А что касается патентов, то за всю свою жизнь он взял их около 120.

И главное все эти изобретения чрезвычайно просты, легко выполнимы — пожалуйста, берите и пользуйтесь.

Но все это требует денег, а денег катастрофически нет. У него некоторая известность в технических кругах и все еще нет крупного настоящего изобретения, которое принесло бы с собой капитал. В это утро ему особенно туго. Ничего не ладится, и денег один шиллинг.

В это время в комнату влетает его сестра. Деловой кабинет сразу наполняется шуршанием оборок и восклицаниями. Бумаги летят со стола, маленькие пальчики крутят винты микроскопа, и прелестный голосок тараторит:

— Ты всегда был скверный мальчишка, Генри. Ты холодный эгоист. Ты конечно, конечно забыл, что будет на той неделе.

— Наверно то же, что и на этой, — говорит Генри.

— Генри, какой ужас! Значит ты на самом деле забыл. Генри, будет мой день рождения, и ты должен мне подарить альбом. Я хочу альбом с золотой надписью, чтобы рисовать мои милые тюльпаны. В моем старом ни одной чистой странички, негде даже зернышко нарисовать, не то что целый цветок. Генри, ты сделаешь?

— Ты уже большая девица, — говорит Генри. — И, э-э, можно бы делом заняться, а не этими глупостями. Ну, там хозяйством или э-э шитьем, или там еще что. А то эти альбомы ужасная чепуха.

— Генри, не говори так. Генри, я заплачу. Иначе ты мне не брат, а старая тетушка, и пожалуйста с золотой надписью. — И она выбегает из комнаты.

Конечно можно бы было многое сказать против альбомов, и кроме того денег нет, но стоит ли начинать историю. Генри одевает шляпу и уходит.

Альбом с золотой надписью стоит бешеных денег, но можно купить простой альбом, а надпись сделать самому!

Любезный торговец завертывает бронзовый порошок и говорит:

— Один шиллинг, сэр.

— Позвольте, — возмущается Генри. — Ведь здесь всего одна унция, почему же такая цена? Ведь это в двести раз дороже бронзы в сыром виде.

— Ах, сэр, вы думаете Ээо легко сделать порошок? Это ручная работа. Его растирают в ступках с густым гуммиарабиком, потом гуммиарабик вымывают. Вообще, очень сложно. У нас его даже не делают. Мы получаем его из Баварии. Так возьмете порошок?

— Давайте, — говорит Генри и со вздохом кладет шиллинг на прилавок.

Альбом давно готов и подарен. На чистых листочках уже появилось десятка два различных тюльпанов, а Генри все не может успокоиться. Он делает опыты и ищет секрет порошка.

Это открытие может действительно дать солидный заработок. Но если просто истолочь кусок бронзы, то получается не блеск, а только серая и грязная пыль. Он пробует так и иначе, и наконец секрет найден.

Но как его защитить надежным патентом?

— Слушай, Генри, — говорит миссис Бессемер. — Знаешь, что я делаю, когда у нас нет денег и я не хочу, чтобы соседи знали, что у нас к обеду? Я иду в самые дальние лавки и в каждой лавке покупаю только одно. А когда они видят, что я приношу десять пакетов, они ни за что не догадаются, что во всех десяти — одна картошка. Закажи свои машины по частям на разных заводах, и никто не догадается, что это одна машина.

— Ну, а, рабочие, которые будут работать на них?

— Ах, Генри, у меня три брата, и все они бьют баклуши, потому что они джентльмены и им стыдно работать. Сделай такое помещение, чтобы никто не видел, что делается внутри, и они станут работать, ну, сделай без окон, с верхним светом, как в музеях, тогда никто не сможет подсмотреть. А если какой-нибудь мальчишка залезет на крышу, я сама за ним полезу и выдеру его за уши.

— Дурочка, нужна паровая машина, чтобы приводить мои машины в действие и значит нужен машинист.

— Ну, посади его в другую комнату.

— А приводной вал? Как его соединить с машиной?

— Ну, сделай дырку в стене. Помнишь, Генри, мы читали рассказ этого немецкого писателя Гофмана. Помнишь, у него один человек построил дом без окон и дверей, а потом в целой стене пробил отверстия. Сделай тоже так. Это будет так романтично и интересно. И знаешь, Генри, все соседи прямо лопнут от любопытства, а ничего-ничего не смогут узнать.

* * *

Деловой знакомый Бессемера Юнг заинтересовался новым изобретением и дал необходимые деньги. Тайна фабрикации золотого песка сохранялась в течение 35 лет и принесла довольно значительную прибыль, давшую Бессемеру возможность начать новые опыты.

Он нашел новый способ выжимки сахарного тростника и новый способ варки стекла.

Все это приносило приличные деньги, но надо было открыть что-то необыкновенное, что-то действительно совсем новое, а не просто усовершенствовать, улучшать и по-другому комбинировать чужие изобретения.

Глава седьмая

Это — письмо, которое Генри Бессемер целиком никогда не писал, насколько нам известно. Хотя отдельные места и написаны им самим. (Эти места взяты в кавычки.) Во всяком случае он вполне мог написать его. В нем нет ни одного вымышленного факта. От начала до конца — это подлинная истина.

…Я придумал замечательные снаряды. Объяснять их устройство довольно долго, тем более, что ты в военном деле смыслишь столько же, сколько кошка в редиске. Поэтому расскажу тебе прямо следствия этого изобретения. Как полагается истому англичанину, я первым делом предлагаю его военному министерству. Они наотрез отказываются. Я ожидал этого. Моя дорогая Британия, как известно, больше всего боится крыс, а еще больше каких бы то ни было нововведений. Я обозлился и уехал во Францию-С некоторого времени я люблю путешествовать. Париж — очарование — все подробности найдешь в путеводителе. Между прочим познакомился с родственником императора. У меня на часовой цепочке маленькая модель моего снаряда — он трогает ее двумя пальцами, — что за оригинальный брелок! В результате император разрешает мне делать опыты в Венсенне.

Руководитель опытов говорит мне:

«Опыты прошли очень удачно, но я считаю небезопасным стрелять этими снарядами из чугунных пушек. Сущность дела заключается в том, могут ли быть устроены пушки, достаточно прочные для столь тяжелых снарядов».

«Это простое замечание было искрой, которая должна была зажечь один из величайших переворотов в промышленности XIX века».

Это замечание было обещанием того, чего мне не хватало. Ты пойми, «если я буду иметь успех, я получу богатство и славу». «Мои познания в металлургии очень ограниченны и состоят только из того, что по необходимости наблюдает инженер в литейной и кузнице». Но зато «я способен воспринять всякое новое наблюдение…»

Ты знаешь, ничто не ново под луной, поэтому я не сажусь у камина, не плюю в потолок и ничего не высасываю из пальца. Я стараюсь узнать, что думали и делали другие люди в подобном случае, а потом сплошь и рядом поступаю наоборот. Это лучший способ найти нечто новое и оригинальное. На этот раз я исхожу «из опытов Реомюра и позднейших изысканий Герберна» и еще кой из чего, что мне удалось понаблюдать.

Глава восьмая

Вдруг кверху взвились мириады искр, сосуд забурлил и заплясал, содрогаясь. Зазвенели стекла, затрясся пол, и громадное белое пламя поднялось к потолку. Оглушенный и ослепленный Генри Бессемер на секунду откинулся к стене. Стена тряслась мелкой дрожью.

Тогда, чувствуя, что все погибает, что сейчас начнется пожар и 340 килограммов расплавленного чугуна вырвутся из сосуда и побегут, заливая и сжигая все на своем пути, Бессемер кинулся к горну и прекратил дутье. Реакция тотчас же остановилась. Пламя упало. Бессемер тяжело опустился на табурет и задумался.

— Как это бывает? Как это должно быть? Пламя должно быть. Это так — это горение. Но может быть сверху надо прикрыть чем-нибудь во избежание пожара. Дерево сгорит. Может быть чугунной доской…

Как это было? Ведь он ясно видал. Или может быть во сне? Или его мечта столь реальна, что показалась фактом. Но он много раз видел этот процесс. Как это было? Вот так случается. Идешь по улице, и тебя поражает увиденное мельком лицо. Оно ясно отпечаталось в твоем мозгу, ты видишь его во всех подробностях, знаешь его наизусть, но вот берешь карандаш и вдруг чувствуешь, что не можешь начертить это лицо, потому что забыл и потерял его. Так и Бессемер. Он знал наизусть процесс получения стали, он видел его мысленно.

При следующем опыте он повесил над сосудом чугунную доску. К сожалению температура плавления чугуна ниже, чем у стали, и процесс не успел кончиться, а доска расплавилась и упала в сосуд. Но одно было ясно — процесс протекал правильно и иначе протекать не мог. Но значит единственная задача найти другую форму сосуда. Улучшать, усовершенствовать — Генри Бессемер великий мастер.

Он находит безукоризненно удобную форму сосуда — форму груши, качающейся на горизонтальных шипах. Воздух вводится сквозь дно. Этот сосуд называется конвертером.

10 января 1855 г. Бессемер берет первый патент на «усовершенствования в получении железа и стали».

После этого он снова и снова берет патенты, иногда несколько в один и тот же день и наконец 17 октября 1855 г. он берет последний патент. Из его текста ясно видно, что Бессемер не представлял себе ясно сущности процесса переделки чугуна в сталь — он предлагал продувать через расплавленный чугун пар или воздух или и пар и воздух. Между тем от продувки пара и воздуха получаются совершенно обратные результаты и сейчас на металлургических заводах употребляется продувка пара в тех случаях, когда хотят задержать интенсивность процесса.

Первые опыты Бессемера почти все неудачны и сталь неудовлетворительна.

Через много лет вспоминал об этих днях:

«Невозможно передать то ощущение, с каким я видел, как раскаленная масса, поднимаемая штемпелем, понемногу вылезала из формы — первый большой литой кусок ковкого железа, который видели человеческие глаза… Я ясно представлял, что это значило, какой колоссальный переворот в железоделательной промышленности целого мира это обещало, и в то же время безмолвно смотрел, как отвердевала раскаленная болванка».

Глава девятая

Маленький паровозик с высокой трубой тянет несколько вагонов. Посмотреть издали — будто рогатая улитка, потерявшая свой домик, медленно ползет по палочкам-шпалам. Это нам — так, а в 1855 г. люди выходят из своих домов, с гордостью смотрят на поезд и говорят:

— Это лондонский скорый мчится в Челтенгем…

— Джентльмены, — кричит толстый старик. — Джентльмены, мы завтра позабавимся. Кто знает, может быть этим самым поездом, может быть даже в нашем вагоне едет величайший человек, гениальнейший изобретатель нашего столетия.

— Что же он изобрел?

— Ковер-самолет!

— Хо-хо!

— Патентованные подтяжки!

— Хэ-хэ-хэ!

— Конфеты от кашля.

— А-ха-ха-ха.

— Джентльмены, вы все ошибаетесь. Ваши догадки очень остроумны и без сомнения полезны для человечества, но этот гений нашел нечто более необыкновенное. Он прочтет завтра лекцию о получении железа без огня.

— Это просто какой-нибудь шарлатан!

— Я бы назвал эту лекцию: получение хлеба насущного без денег.

— Это просто мошенник!

— Джентльмены, вы увидите, когда мы придем на эту лекцию, он просто попросит у кого-нибудь перочинный ножик и заявит: вот я получил железо без огня!

— Джентльмены, — кричит толстяк, — не смешите меня. Я очень полнокровный, мне нельзя так смеяться. Ох, мы позабавимся, мы здорово повеселимся.

Доклад Бессемера в собрании Британской ассоциации в Челтенгеме начинается очень весело. Публика посмеивается, перешептывается.

Но докладчик так уверен, он говорит так дельно, показывает такие хорошие образцы металлов, что настроение собрания совершенно меняется. Конец доклада увенчивается бурными аплодисментами.

Первым выступает знаменитый инженер Джемс Нэсмит, изобретатель парового молота. Вот его подлинные слова:

— Я не хочу нисколько оспаривать первенство мысли или выполнения, но я должен напомнить, что несколько лет тому назад я взял патент на введение пара в железо при пудлинговании.^[5] Это можно считать первым шагом на этом пути. Но Бессемер обогнал меня на целую милю, и я откровенно признаюсь, мне не остается ничего другого, как, вернувшись домой, разорвать свой патент.

Вторым говорит мистер Будд:

— Я смеялся вчера над вами, но сейчас я предлагаю вам бесплатно свой железоделательный завод для дальнейших опытов…

На следующий день.

— Покупайте «Таймс»! «Таймс»! Величайшее изобретение нашего века. Получение железа без огня. «Таймс»! «Таймс»! Доклад великого Бессемера. Напечатан целиком. «Таймс»!

* * *

В течение нескольких недель Бессемер получает за право использования патента 27 000 фунтов (270 000 руб.), и почти тотчас же начинаются неприятности. Бессемер применял для своих опытов бленавонский чугун, очень чистый и содержащий мало примесей. Этот чугун нельзя было иметь в больших количествах. Заводчики употребляли различные чугуны, не заботясь об их чистоте, и железо получалось со всевозможными примесями и очень низкого качества.

— «Таймс»! «Таймс»! Покупайте «Таймс»! Мошенничество Бессемера! «Таймс»! Бессемер поддел на удочку наших заводчиков! «Таймс»! «Таймс»! Удачная спекуляция шарлатана! Крупное мошенничество! «Таймс»!

«…Но я со своей стороны, как ни был сначала поражен, ни на одну минуту не терял веры в то, что все опять будет хорошо. Я слишком глубоко постиг принцип, на котором была основана вся теория, чтобы сомневаться в его правильности. Защищаться печатно было бесполезно… Продажей патента я выручил большие суммы, которые я по справедливости мог считать своими, так как они были ставкой в спекуляции совершенно так же, как и издержки, которые должен был сделать я сам. Но я не хотел этим удовольствоваться… Мой компаньон Лонгдон, который имел ко мне неограниченное доверие, тоже решил держаться меня до конца и нести свою долю издержек».

Глава десятая

Я не хочу подробно рассказывать о дальнейших опытах Бессемера, так как боюсь, что вся эта глава будет один сплошной химический анализ различных сортов чугуна. Эти анализы делает Бессемеру известный химик профессор Генри. В результате Бессемер находит, что лучший чугун — это шведский, полученный на древесном угле. Но ни один завод не хочет производить новых опытов.

Бессемер открывает свой завод в Глефорильде.

Этот завод за 14 лет работы принес доходу в 57 раз больше того капитала, который был затрачен на его основание, и был наконец продан за сумму, в 24 раза превышающую основной капитал. Бессемер получал ежегодно доход в 600 %, доход, не снившийся ни одному ростовщику.

Теперь Бессемер достиг вершины своих мечтаний — у него слава и капитал.

* * *

— Взгляните, — говорит компаньон Келли м-р Дурфи, — я привез вам из Англии подарок — портрет величайшего изобретателя.

— Джон! — восклицает Келли и как потерянный смотрит на карточку. — Это Джон…

— Не Джон, а Генри Бессемер. Разве вы его знаете?

Келли садится в свое кресло и начинает плести косичку из бахромы. Пальцы у него трясутся. С карточки смотрят холодные, пронзительные глаза. Келли застегивает сюртук.

— Что с вами, мистер Келли, вам нехорошо?

Миссис Келли хватает карточку.

— Я его знаю, — говорит она. — Этот человек работал на нашем заводе в Виандоте и сбежал, не получив жалования. А где второй? С ним был еще товарищ, повыше. Где он его потерял по дороге? Или он убил его, чтобы свидетелей не было?

— Я не знаю, — говорит Дурфи. — Но, послушайте, надо начать процесс. Вы его выиграете. Американский патент Бессемера очень подозрительный. Что-то в роде: «Я не заявляю к патенту вдувание воздуха, так как этот способ известен и применялся раньше». Вы понимаете, это про вас, мистер Келли.

Келли встает, опирается о стол и все еще непослушным срывающимся голосом говорит:

— Я не умею. Я не буду. Я не могу бороться с таким ловкачом.

* * *

— Вы хотите, чтобы я купил ваш патент. Да, конечно ловкач.

Когда некий Муше предлагает ему свое изобретение Бессемер встречает его изысканно любезно:

— Муше, мой милый, вы очень наивны. Зачем же мне тратить деньги на то, что я могу получит бесплатно. Вы находите, что ваш способ противоположен моему. Я прекращаю обезуглероживание, когда у меня выгорело достаточное количество углерода, а вы обезуглероживаете до конца, а потом снова прибавляете чугун. И ваш способ лучше? Приходите завтра ко мне на завод, и вы увидите, что я применяю ваш способ.

— Мистер Бессемер…

— Не волнуйтесь, мой милый Муше. В крайнем случае я преподнесу вам золотую бессемеровскую медаль, премию, которую я основал при Институте железа и стали…

— Мой патент…

— Ну, и что же патент? У меня самого их больше сотни. Мне ваш патент совсем не нужен. Мне нужно ваше изобретение. Вы думаете, ваш патент защищает его. Приходите на мой завод. Я при вас получу вашим способом сталь и при вас продам ее покупателю, а потом доказывайте, что вы придумали это раньше. Мы живем в капиталистической стране, мой дорогой, и у нас один закон и один владыка — капитал. И у меня этот капитал есть, а у вас его нет. Всего хорошего.

И уже в дверях с великолепным жестом:

— Так и быть, в старости, когда вы будете умирать с голоду, я дам вам пенсию.

Он сдержал свое обещание.

Глава одиннадцатая

— Любопытно знать, что на это скажет этот дьявол Бессемер.

Джентльмен, сидящий в углу купе, по-видимому нездоров. Он поднимает воротник пальто, закрывает лицо носовым платком и собирается уснуть.

— Очень любопытно, Джек. Но ты ужасно неосторожен. Как можно в вагоне говорить о таких серьезных вещах.

— А ты, Реджи, попросту смешон. В купе мы одни.

Собеседник глазами указывает на больного джентльмена. Второй собеседник жестом указывает, что он спит и не слышит.

— Реджи, это будет номер. Я даже над «Пончем» так не смеялся, как мы будем смеяться, когда обведем этого чорта вокруг пальца.

— Ты знаешь, мистер Броун пришел к нему и предложил ему 50000 фунтов за его патент, а этот чорт говорит: «Благодарю вас, я больше трачу на перчатки, а вы по-видимому считаете меня дураком». Броун говорит: «Я главный владелец фирмы „Ebbу Vale“». А тот отвечает: «Это мне безразлично». Броун так трахнул дверью, что штукатурка посыпалась, и сказал: «Я вам покажу».

Больной джентльмен начинает храпеть во сне.

— Нам приходится тратить большие деньги из-за этих сложных уклонений от бессемеровского способа. Но теперь, когда мы образуем акционерную компанию…

— Рэджи, мы чуть не проехали. Наша станция.

И они почти на ходу выскакивают.

Больной джентльмен сразу подымается и вытаскивает расписание поездов. Вот первый поезд обратно в Лондон.

На следующей станции он тоже выходит. В ту же ночь возвращается в Лондон и на следующее утро приходит к банкиру фирмы «Ebby Vale».

— Моя фамилия Бессемер, — говорит он, — Генри Бессемер. Я достоверно знаю, что ваши клиенты собираются основать акционерное общество для эксплоатации моего изобретения. Имейте в виду, что я этого не допущу.

— Ну, это мы еще посмотрим, — отвечает банкир.

— Конечно, — возражает Бессемер, — раз вами будет основано акционерное общество и вы будете располагать несколькими миллионами капитала, я один окажусь в тяжелом положении. Может быть^[6]

Глава двенадцатая

Бессемеровский процесс быстро вытеснил все остальные способы получения стали и распространился по всему миру, в особенности по тем странам, где имелись чистые железные руды.

В заключение несколько цифр, дающих представление о развитии этого процесса. Может быть это не очень интересно, но ведь мой рассказ уже кончается, и потерпите немного.

«Во второй половине 70-х годов в САСШ из годового производства стали в пол миллиона тонн 90 % приходилось на долю бессемеровского процесса. С 1906 г. производство стали по способу Бессемера не увеличивалось, достигнув наибольшей величины около 12,25 миллионов тонн в год».