— Я его издалека увидел. Сперва подумал, будто качается на волнах тёмный остров и из чёрной скалы бьёт кверху вода. Струя высоко взвивается и падает вниз, рассыпается брызгами. А это не остров, а рыба — кит. Огромный — страх! Вот не соврать, на спине целую деревню можно выстроить и ещё останется место для выгона — коров пасти. А пасть у него будто ворота тесовые: такой вышины, такой ширины — целый корабль, распустив паруса, может заплыть...
— А ты не врёшь? — спросил второй паренёк и рассмеялся.
— Может, и прибавил маленько — ведь я его не мерил. На него издалека смотреть и то страшно. И подумать, такая громадина, а тоже играет, резвится. Хвостом по воде бьёт, из ноздрей воду кверху мечет...
— Эка невидаль! — небрежно прервал второй. — Кита издалека видел! Мы этих китов промышляли.
— Уж ты промышлял! Тебя там не хватало! — обиженно возразил первый.
— Раз в лодку взяли, значит не хватало. Я могу рассказать, если желаете слушать. А врать не стану.
— Расскажи! — попросил Андрейка.
— Расскажи! — повторил за ним Миша.
— Выехали мы на охоту в четырёх лодках. Как подплыли, стал гарпунщик кидать в кита гарпуном... Ты, Андрейка, видал гарпун?
— Каждый день вижу! — гордо ответил Андрейка. — У нас дедушка Фома Иванович раньше был гарпунщиком. У нас на стенке его гарпун висит. Такая палка крепкая, на одном конце у неё крючок острый, железный, а к другому концу привязан длинный канат...
— Метнули гарпунщики гарпуны, впились крючки в кита, и как начнёт кит метаться, в воду нырять, а наша лодчонка мечется за ним на этом канате. Такое кит волненье поднял, прямо бурю! Бьёт хвостом, рвётся, хочет уплыть. Одну лодку у нас волной захлестнуло, перевернуло кверху дном. Люди выбрались, на перевёрнутой лодке сидят, будто зайцы на бревне в половодье. А мы им даже помочь не можем, потому что кит, как угорелый, нас самих по морю мотает. Только кричим им: «Держитесь, братцы!» Потом уж, когда кита убили, сняли их, лодку помогли обратно повернуть. Только вёсла пропали.
— А я... — начал Андрейка.
Но первый парень перебил:
— Китов я, конечно, не промышлял, а в настоящую бурю попал. Не в такую, что кит хвостом поднял, а в самую настоящую. Вот страх-то был! Унесло нас в открытое море. Волны высокие, выше гор...
— Опять врёшь! — перебил китолов.
— Не вру — это я всё сам видел, вовек не забуду! Вынесет нас на верх волны, а потом вниз обрушит. Отец меня ремнями к скамье привязал, чтобы за борт не смыло. После буря улеглась, а нигде берега не видать — унесло нас. Мы в бочке с пресной водой замесили ржаную муку, стали есть. Целую неделю этим тестом кормились. Оно прокисло, запах такой нехороший, а мы его едим. Но уж когда добрались до становища, тут уж мы хлебушка поели!
— А я... — начал Андрейка.
— А мы другой раз... — перебил китолов.
— Да не мешай ты ему рассказать, ему тоже рассказать хочется! — крикнул первый парнишка. — Рассказывай, Андрейка.
— Меня отец прошлый год взял на промыслы, — начал Андрейка скромным и тихим голосом, — и нас буря застала далеко от становища. У нас там на мелком месте вёрст на пять был растянут ярус — такая снасть...
— Знаем, — перебил китолов: — верёвки длинные, на якорях укреплены, а к длинным верёвкам короткие привязаны, с крючками, с наживкой...
— С наживкой... — повторил Андрейка. — Я рассказываю, а не ты!.. У нас уже часть яруса была выбрана. Треску с крючков снимаем...
— Называется «трясём треску», — перебил китолов.
— Не хочешь слушать, молчи или уходи! — крикнул первый паренёк. — Рассказывай, Андрейка.
— Трясём треску, а тут ветер поднялся. Начало нашу плоскодонку швырять, точно щепку, по волнам. Но мы за ярус ухватились, стали за него держаться. Якоря выдержали, мы на этих якорях и отстоялись. А трепало так, что чуть о каменную мель не разбило.
— Ми-шень-ка! И-ди сю-да!
Это звала матушка.
Миша вскочил и побежал к ней. Она уже ждала его на пороге, и они пустились в обратный путь. Летом ночи на севере белые. Солнышко окунётся в реку и, обмывшись, тотчас опять вынырнет. Тем только и отличается ночь ото дня, что всё тихо. Птицы не поют, и люди спят.
В белой сонной реке тихо плескались вёсла. Миша задремал на корме.
Дома их встретил отец, сказал как ни в чём не бывало:
— Пока вы ездили, я подрядился соль на Мурман, на промыслы, доставить. Завтрашний день уеду и Мишу с собой беру.
Марья Васильевна ахнула и изменилась в лице.
— Мал он ещё, — прошептала она.
— Плавание не опасное, прибрежное, — ответил отец. — А паренёк на море скорей подрастёт.
«Вот она, разлука! — подумал Миша. — Чего ж матушка испугалась? Ведь она раньше знала. А может, не знала и не про эту разлуку шла речь?.. Всё равно хорошо уйти в плавание!»