При заходѣ солнца видъ сжатой оголенной нивы наводитъ на душу какую-то зловѣщую грусть, когда идешь одиноко, шурша ногами въ стебляхъ высохшей соломы, прислушиваясь къ монотонному треску кузнечика и слѣдя, какъ огромныя безформенныя облака медленно ложатся на горизонтѣ, подобно призрачнымъ трупамъ.
Такое ощущеніе испытывалъ Орденеръ вечеромъ, послѣ неудачной ветрѣчи своей съ исландскимъ разбойникомъ. Изумленный на минуту его поспѣшнымъ бѣгствомъ онъ намѣревался сперва броситься за нимъ въ погоню, но заблудившись въ кустарникѣ, потерялъ цѣлый день, бродя по дикимъ необработаннымъ полямъ, не встрѣчая слѣда человѣческаго. Къ вечеру онъ очутился въ обширной степи, окаймленной со всѣхъ сторонъ небосклономъ и не представлявшей никакого убѣжища юному путнику, истомленному усталостями и голодомъ.
Страданія тѣлесныя усилились и душевными муками. Предпріятіе его не увѣнчалось успѣхомъ. У него не осталось даже обманчивой надежды, заставлявшей его преслѣдовать разбойника; тысячи печальныхъ мыслей, о которыхъ вчера не было и помину, зароились теперь въ его утомленномъ мозгу.
Что теперь дѣлать? Какъ вернуться къ Шумахеру, не принося съ собой спасенія Этели? Какія страшныя бѣдствія могъ отклонить онъ, разыскавъ роковой ящикъ? А бракъ его съ Ульрикой Алефельдъ! Ахъ! Если бы по крайней мѣрѣ удалось ему вырвать свою Этель изъ тюрьмы, если бы могъ онъ бѣжать съ ней и скрыть свое блаженство гдѣ нибудь на краю свѣта!..
Завернувшись въ плащъ, Орденеръ легъ на землю -- небо было мрачно; грозная молнія по временамъ прорывалась сквозь тучи, какъ сквозь траурное покрывало, и быстро потухала. Холодный вѣтеръ бушевалъ на равнинѣ. Молодой человѣкъ почти не обращалъ вниманія на эти признаки приближающейся бури; если бы и могъ онъ гдѣ нибудь укрыться отъ непогоды и отдохнуть отъ усталости, нигдѣ не скрылся бы онъ отъ своего несчастія и тревожныхъ мыслей, не дававшихъ ему покоя.
Вдругъ смутный шумъ человѣческихъ голосовъ достигъ его слуха. Съ удивленіемъ приподнялся онъ на локоть и примѣтилъ въ нѣкоторомъ разстояніи странныя тѣни, двигавшіяся въ темнотѣ. Онъ сталъ всматриваться пристальнѣе. Лучъ свѣта сверкнулъ въ таинственной толпѣ и Орденеръ съ легко понятнымъ изумленіемъ увидалъ, что всѣ эти фантастическіе признаки одинъ за другимъ погружаются въ землю. Затѣмъ все исчезло.
Орденеръ былъ чуждъ предразсудковъ своего времени и своей страны. Его зрѣлый, серьезный умъ презиралъ тѣ суевѣрія и страхи, которые тревожатъ дѣтство людей, и народовъ. Однако, въ этомъ страшномъ видѣніи было что-то сверхъестественное, заставившее его усомниться въ доводахъ разсудка. Кто знаетъ, можетъ быть духи умершихъ дѣйствительно возвращаются иногда на землю?
Онъ тотчасъ же поднялся съ земли, осѣнилъ себя крестнымъ знаменіемъ и направился къ тому мѣсту, гдѣ скрылись видѣнія. Дождь сталъ накрапывать крупными каплями, плащъ Орденера надувался какъ парусъ, перо на шляпѣ, развѣвавшееся по вѣтру, било его по лицу.
Вдругъ онъ остановился. Блескъ молніи указалъ ему невдалекѣ отверстіе широкаго круглаго колодца, въ который онъ непремѣнно свалился бы, если бы не спасительный блескъ грозы. Онъ приблизился къ этой пропасти, въ страшной глубинѣ которой виднѣлся неясный свѣтъ, распространявшiй внизу красноватый отблескъ по стѣнамъ цилиндрической шахты, ведшей въ нѣдра земли. Этотъ огонь, казавшійся волшебнымъ пламенемъ гномовъ, какъ бы увеличивалъ необъятный мракъ, представлявшійся взору.
Безстрашный юноша сталъ прислушиваться, наклонившись надъ бездной. Отдаленный шумъ голосовъ достигъ его слуха. Онъ болѣе не сомнѣвался, что существа, столь чуднымъ образомъ явившіяся и исчезнувшія въ его глазахъ, скрылись въ эту пропасть, и почувствовалъ непреодолимое желаніе спуститься туда за ними, если бы даже эти призраки привели его въ самый адъ. Къ тому же буря разыгралась не на шутку, а въ пропасти можно было найти убѣжище.
Но какъ спуститься туда? Какой путь избрали его предшественники, если только то не были призраки? Новый блескъ молніи подоспѣлъ на выручку, освѣтивъ у ногъ Орденера первыя ступени лѣстницы, исчезавшей въ глубинѣ колодца. Это было толстое вертикальное бревно съ желѣзными перекладинами для рукъ и ногъ того, кто отважится спуститься въ бездну.
Орденеръ не колебался ни минуты, и смѣло ступивъ на опасную лѣстницу, сталъ спускаться въ пропасть, не зная даже, доведутъ ли ступени его до конца, не думая, что можетъ быть ему не суждено уже еще разъ взглянуть на солнце. Скоро во мракѣ, обступившемъ его со всѣхъ сторонъ, онъ могъ различать небо только при голубоватомъ блескѣ молніи, то и дѣло прорѣзывающей тучи. Проливной дождь, затоплявшій поверхность земли, падалъ на него тонкой туманной росой. Порывы вѣтра, стремительно врывавшіеся въ колодецъ, съ протяжнымъ свистомъ бушевали надъ его головой. А онъ спускался все ниже и ниже, медленно приближаясь къ подземному свѣту, и остерегаясь лишь смотрѣть въ глубину, чтобы не упасть отъ головокруженія.
Между тѣмъ воздухъ становился все удушливѣе, голоса слышнѣе и красноватый отблескъ, дрожавшій на стѣнахъ колодца, возвѣщалъ близость дна пропасти. Спустившись еще нѣсколько ступеней, Орденеръ могъ наконецъ различить внизу лѣстницы входъ въ подземелье, освѣщенный красноватыми дрожащими лучами, и услышалъ слова, приковавшія все его вниманіе.
-- А Кеннибола все еще нѣтъ! -- нетерпѣливо говорилъ кто-то.
-- Чтобы это могло задержать его? -- спросилъ тотъ же голосъ послѣ минутнаго молчанія.
-- Сами не знаемъ, господинъ Гаккетъ, -- послышалось въ отвѣтъ.
-- Эту ночь онъ хотѣлъ провести у сестры своей Маасъ Брааль въ деревнѣ Сурбъ, -- замѣтилъ другой голосъ.
-- Вы видите, -- вовразилъ первый: -- я сдержалъ свои обѣщанія... Я обязался привести вамъ предводителя, Гана Исландца, и привелъ...
При этихъ словахъ поднялся шумъ, значеніе котораго трудно было бы угадать. Любопытство Орденера, пробудившееся при имени Кеннибола, столь удивившаго его вчера, удвоилось при имени Гана Исландца.
Тотъ же голосъ продолжалъ:
-- Ну, друзья мои, Джонасъ, Норбитъ, отсутствіе Кеннибола не составляетъ большой важности. Насъ теперь такъ много, что намъ уже нечего бояться. Нашли вы знамена въ Крагскихъ развалинахъ?
-- Да, господинъ Гаккетъ, -- отвѣтило нѣсколько голосовъ.
-- Ну, такъ теперь пора поднять знамя возстанія! Вотъ вамъ деньги! У васъ есть непобѣдимый предводитель! Смѣлѣе! Идемъ освободить благороднаго Шумахера, несчастнаго графа Гриффенфельда!
-- Ура! Да здравствуетъ Шумахеръ! -- закричала толпа и тысячи отголосковъ повторили имя Шумахера подъ сводами подземелья.
Орденеръ, изумленіе и любопытство котораго росли съ каждой минутой, слушалъ затаивъ дыханіе. Слушалъ, не смѣя вѣрить и не отдавая себѣ отчета въ слышанномъ. Имя Шумахера въ связи съ именемъ Кеннибола и Гана Исландца! Что за мрачная драма, которой онъ, тайный зритель, видѣлъ лишь одну сцену? Кого хотѣли защищать? О чьей головѣ шло дѣло?
-- Слушайте! -- продолжалъ тотъ же голосъ: -- передъ вами другъ, довѣренный другъ благороднаго графа Гриффенфельда...
Орденеръ въ первый разъ слышалъ этотъ голосъ. Тотъ продолжалъ:
-- Положитесь на меня вполнѣ, какъ онъ; друзья, все вамъ благопріятствуетъ; вы достигнете Дронтгейма, не встрѣтивъ ни одного врага.
-- Такъ пойдемте же, господинъ Гаккетъ, -- перебилъ чей-то голосъ: -- только вотъ Петерсъ увѣряетъ, что видѣлъ въ ущельяхъ Мункгольмскій полкъ, выступившій противъ насъ въ полномъ составѣ.
-- Лжетъ онъ, -- увѣреннымъ тономъ отвѣтилъ Гаккетъ: -- правительству еще ничего не извѣстно о вашемъ возмущеніи; его невѣдѣніе таково, что даже тотъ, кто отвергъ ваши справедливыя требованія, вашъ притѣснитель и гонитель знаменитаго несчастнаго Шумахера, генералъ Левинъ Кнудъ отправился изъ Дронтгейма въ столицу присутствовать при бракосочетаніи своего воспитанника Орденера Гульденлью съ Ульрикой Алефельдъ.
Можно представить себѣ изумленіе Орденера, когда онъ слушалъ такую рѣчь. Въ дикой, пустынной странѣ, подъ сводами подземной пещеры, какіе-то незнакомцы произносили имена близкихъ ему людей, даже его собственное! Мучительное сомнѣніе запало въ его душу. Возможно ли это? Неужели тотъ, чей голосъ онъ слышалъ, дѣйствительно агентъ графа Шумахера? Неужели Шумахеръ, этотъ почтенный старецъ, благородный отецъ его дорогой Этели, возмутился противъ короля, своего монарха, подкупилъ разбойниковъ, зажегъ пламя междоусобной войны? И для этого лицемѣра, для этого бунтовщика онъ, сынъ вице-короля Норвегіи, воспитанникъ генерала Левина, пренебрегъ своей будущностью, рисковалъ своей жизнью! Ради него розыскалъ и вступилъ въ борьбу съ исландскимъ разбойникомъ, съ которымъ, повидимому, Шумахеръ самъ имѣлъ сношенія, если вручалъ ему предводительство надъ этими бандитами!
Кто знаетъ, можетъ быть тотъ ящикъ, изъ-за котораго Орденеръ едва не поплатился жизнью, заключалъ въ себѣ какія нибудь гнусныя тайны этого низкаго замысла? Не насмѣхался ли надъ нимъ мстительный узникъ Мункгольмской крѣпости? Быть можетъ, онъ узналъ въ немъ сына вице-короля; быть можетъ -- какъ мучительна была эта мысль великодушному молодому человѣку! -- склонивъ его предпринять это роковое путешествіе, онъ разсчитывалъ только на гибель сына своего врага!..
Увы! Когда къ какому нибудь несчастливцу долгое время питаемъ мы уваженіе и любовь, когда мысленно въ глубинѣ души поклялись въ неизмѣнной преданности гонимому судьбой, -- какъ ужасна бываетъ горечь той минуты, въ которую онъ окажется неблагодарнымъ и когда намъ приходится разочаровываться въ своемъ великодушіи и проститься съ чистымъ, прекраснымъ наслажденіемъ самопожертвованія. Въ одно мгновеніе старѣемъ мы самой печальной старостью, старѣемъ опытностью, теряемъ самыя чудныя иллюзіи жизни, которая и привлекательна-то только своими иллюзіями.
Эти горькія мысли безпорядочно толпились въ умѣ Орденера, который хотѣлъ бы умереть въ эту роковую минуту. Ему казалось, что все счастіе его жизни теперь рушилось навсегда. Многое въ увѣреніяхъ того, который выдавалъ себя довѣреннымъ агентомъ Гриффенфельда, казалось ему ложнымъ и сомнительнымъ, но такъ какъ все это клонилось къ тому, чтобы обмануть несчастныхъ поселянъ, Шумахеръ еще болѣе являлся виновнымъ въ его глазахъ: и этотъ Щумахеръ былъ отцомъ его Этели!..
Эти размышленія мучительно волновали его душу. Онъ дрожалъ, держась за ступени лѣстницы, и продолжалъ слушать. Иной разъ съ невыразимымъ нетерпѣніемъ, съ страшной жадностью ждемъ мы несчастій, которыхъ наиболѣе страшимся.
-- Да, -- продолжалъ голосъ посланца, -- теперь вами предводительствуетъ страшный Ганъ Исландецъ. Кто теперь осмѣлится съ вами сражаться? Вы боретесь за своихъ женъ, за дѣтей, у которыхъ столь низко отнимаютъ наслѣдство, за благороднаго несчастливца, который вотъ ужъ двадцать лѣтъ несправедливо томится въ позорной тюрьмѣ. Идемъ, васъ ждетъ Шумахеръ и свобода! Смерть притѣснителямъ!
-- Смерть притѣснителямъ! -- подхватила тысяча голосовъ.
Стукъ оружія и хриплые звуки горныхъ рожковъ огласили своды подземелья.
-- Стой! -- закричалъ Орденеръ, поспѣшно соскочивъ съ лѣстницы.
Мысль избавить Шумахера отъ преступленія, а отечество отъ столькихъ бѣдствій совершенно овладѣла его душой. Но лишь только переступилъ онъ порогъ подземной пещеры, страхъ необдуманнымъ вмѣшательствомъ погубить отца его Этели, а быть можетъ и ее самое, заглушилъ въ немъ всякое другое чувство. Поблѣднѣвъ, остановился онъ у порога, съ изумленіемъ смотря на странное зрѣлище, открывшееся его взорамъ.
Пещера похожа была на обширную площадь подземнаго города, границы которой терялись въ массѣ столбовъ, поддерживавшихъ своды. Столбы эти сверкали какъ хрусталь при свѣтѣ тысячи факеловъ, которыми размахивала толпа странно вооруженныхъ людей, въ безпорядкѣ расхаживавшихъ въ глубинѣ площади. При видѣ этихъ огней и страшныхъ призраковъ, блуждавшихъ во мракѣ, можно было вообразить себя въ одномъ изъ тѣхъ сказочныхъ сборищъ, куда, по древнимъ сказаніямъ, стекаются колдуны и нечистая сила съ звѣздами въ рукахъ вмѣсто свѣтильниковъ, освѣщая по ночамъ древніе лѣса и разрушенные замки.
Поднялись оглушительные крики:
-- Незнакомецъ! смерть! смерть ему!
Сто рукъ поднялось надъ Орденеромъ, который схватился за свою саблю... Благородный юноша! Въ своемъ великодушномъ порывѣ онъ забылъ, что онъ одинокъ и безоруженъ.
-- Стой! стой! -- вскричалъ голосъ, по которому Орденеръ узналъ посланца Шумахера.
Низенькій толстякъ, въ черной одеждѣ, съ проницательными коварными глазами, приблизился къ Орденеру.
-- Кто ты такой? -- спросилъ онъ.
Орденеръ не отвѣчалъ. Его такъ стиснули со всѣхъ сторонъ, что на груди его не осталось мѣста, въ которое бы не опиралось оружіе сабли или дуло пистолета.
-- Что, струсилъ? -- спросилъ усмѣхаясь толстякъ.
-- Если бы вмѣсто этихъ шпагъ рука твоя лежала на моемъ сердцѣ, -- хладнокровно отвѣтилъ Орденеръ, ты убѣдился бы, что оно бьется не скорѣе твоего, если только у тебя есть сердце.
-- О! о! Да ты еще храбришься! Ну, такъ спровадьте его! -- сказалъ толстякъ, повернувшись къ нему спиною.
-- Убей меня, -- замѣтилъ Орденеръ, -- это все, чѣмъ я буду тебѣ обязанъ.
-- Позвольте, господинъ Гаккетъ, -- сказалъ старикъ съ густой бородой, опиравшійся на свой длинный мушкетъ, -- вы здѣсь у меня, и одинъ я имѣю право отправить этого христіанина къ мертвецамъ разсказать имъ, что онъ у насъ высмотрѣлъ.
Господинъ Гаккетъ расхохотался.
-- Какъ угодно, милѣйшій Джонасъ! Мнѣ все равно, кто станетъ судить этого шпіона, лишь бы засудить его.
Старикъ обернулся къ Орденеру:
-- Ну, скажи-ка намъ кто ты такой, зачѣмъ это понадобилось тебѣ узнать, что мы за люди?
Орденеръ хранилъ молчаніе. Окруженный странными защитниками Шумахера, ради котораго онъ готовъ былъ пролить свою кровь, Орденеръ въ эту минуту желалъ одной лишь смерти.
-- Ваша милость не хочетъ удостоить насъ отвѣтомъ,-- сказалъ старикъ. -- Лиса тоже молчитъ, когда попадетъ въ капканъ. Прикончите съ нимъ!
-- Послушай, Джонасъ, -- замѣтилъ Гаккетъ, -- пусть Ганъ Исландецъ покажетъ намъ свою силу надъ этимъ шпіономъ.
-- Да, да! -- съ живостью подхватило нѣсколько головъ.
Изумленный, но не терявшій мужества Орденеръ сталъ искать глазами Гана Исландца, противъ котораго такъ храбро защищалъ свою жизнь въ это утро и еще съ большимъ удивленіемъ увидалъ, что къ нему приближался человѣкъ колоссальнаго тѣлосложенія, одѣтый въ костюмъ горцевъ.
Гигантъ устремилъ на Орденера безсмысленный звѣрскій взоръ и спросилъ топоръ.
-- Ты не Ганъ Исландецъ, -- твердо сказалъ Орденеръ.
-- Убей его! Убей его! -- яростно вскричалъ Гаккетъ.
Орденеръ зналъ, что всякое сопротивленіе будетъ безполезно. Желая въ послѣдній разъ поцѣловать локонъ волосъ Этели, онъ поднесъ руку къ груди и при этомъ движеніи изъ за пояса его выпала бумага.
-- Что это за бумага? -- спросилъ Гаккетъ: -- Норбитъ, подними-ка ее.
Норбитъ, молодой человѣкъ, загорѣлыя грубыя черты лица котораго дышали благородствомъ, поднялъ и развернулъ бумагу.
-- Боже мой! -- вскричалъ онъ:-- это охранительная грамота бѣднаго Христофора Недлама, злополучнаго товарища, котораго недѣлю тому назадъ казнили на Сконгенской площади за поддѣлку монеты.
-- Ну, возьми себѣ этотъ клочекъ бумаги, -- сказалъ Гаккетъ тономъ обманутаго ожиданія: -- я думалъ, что это какой нибудь важный документъ. А ты, Ганъ, расправься-ка поскорѣй съ этимъ молодчикомъ.
Молодой Норбитъ сталъ передъ Орденеромъ.
-- Этотъ человѣкъ подъ моей защитой, -- вскричалъ онъ: -- пока голова моя на плечахъ, ни одинъ волосъ не упадетъ съ его головы. Я не допущу, чтобы издѣвались надъ охранительной грамотой моего друга Христофора Недлама.
При видѣ столь неожиданнаго защитника Орденеръ съ умиленіемъ потупилъ голову; онъ вспомнилъ какъ надмѣнно принято было имъ трогательное пожеланіе священника Афанасія Мюндера, чтобы даръ умирающаго оказалъ благодѣяніе путнику!
-- Ба! Что за вздоръ, Норбитъ! -- возразилъ Гаккетъ: -- Этотъ человѣкъ шпіонъ и долженъ умереть.
-- Дайте сюда топоръ, -- повторилъ гигантъ.
-- Онъ не умретъ! -- вскричалъ Норбитъ: -- Это возмутитъ духъ бѣднаго Недлама, котораго подло вздернули на висѣлицу. Говорю вамъ, онъ не умретъ, таково было предсмертное желаніе Недлама.
-- Дѣйствительно, Норбитъ правъ, -- вмѣшался старый Джонасъ. -- Какъ можете вы требовать смерти этого незнакомца, господинъ Гаккетъ, когда у него охранная грамота Христофора Недлама.
-- Но вѣдь это шпіонъ, соглядатай, -- возразилъ Гаккетъ.
Старикъ сталъ возлѣ Норбита передъ Орденеромъ и оба твердили упрямо:
-- У него охранная грамота Христофора Недлама, повѣшеннаго въ Сконгенѣ.
Гаккетъ понялъ, что придется уступить, когда вся толпа заволновалась, крича, что незнакомца нельзя убивать, когда при немъ охранная грамота фальшиваго монетчика Недлама.
-- Ну, какъ знаете, -- пробормоталъ онъ сквозь зубы съ затаенной яростью: -- будете пенять на себя.
-- Будь онъ самъ дьяволъ, я и то не убилъ бы его, -- замѣтилъ Норбитъ съ торжествующимъ видомъ.
Затѣмъ онъ обратился къ Орденеру.
-- Послушай, -- продолжалъ онъ: -- ты должно быть добрый товарищъ, если злополучный Недламъ передалъ тебѣ свою охранную грамоту. Мы королевскіе рудокопы и бунтуемъ теперь, чтобы освободиться отъ опеки. Господинъ Гаккетъ, котораго ты видишь предъ собой, говоритъ, будто мы бунтуемъ за какого то графа Шумахера, но я и въ глаза его не видалъ. Послушай, дѣло наше правое; отвѣчай мнѣ, какъ отвѣтилъ бы своему святому покровителю. Хочешь идти съ нами за одно?
Счастливая идея вдругъ мелькнула въ умѣ Орденера.
-- Хочу, -- отвѣтилъ онъ.
Норбитъ подалъ ему свою саблю, которую тотъ взялъ молча.
-- Братъ, -- сказалъ Норбитъ: -- если ты задумаешь намъ измѣнить, сперва убей меня.
Въ эту минуту подъ сводами подземелья раздался звукъ рожка и вдали послышались крики:
-- Вотъ и Кенниболъ!