Часть первая

ОТ МОНАХА К ПАПЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Торквемада.

Дон Санчо де Салинас.

Донья Роза д'Ортез.

Хиль, маркиз де Фуэнтель.

Фердинанд, король.

Александр VI, папа.

Франциск Паоланский.

Гучо, шут.

Настоятель.

Епископ Урхельский.

Монахи, солдаты.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

In pace

Каталония. Пограничные горы. Латерранский монастырь ордена августинцев монашеского устава святого Руфа. Старинное монастырское кладбище, похожее на запущенный сад. Южный апрель. Кресты и надгробья в траве и под деревьями. Земля покрыта буграми могил. В глубине — монастырская стена, очень высокая, но разваливающаяся. Ее делит надвое большой пролом, через который видно деревню. Под одной частью стены в углу на могиле — железный крест. Другой, очень высокий крест с золоченым мистическим треугольником находится на вершине каменного возвышения, господствующего над всем кладбищем. Впереди, на самой земле, квадратное отверстие, обрамленное плоскими камнями, лежащими на одном уровне с травой. Рядом видна длинная плита, имеющая своим назначением, по-видимому, закрыть в случае надобности отверстие. Внутри отверстия можно различить первые ступеньки узкой каменной лестницы, спускающейся в склеп. Это — гробница, с которой снята крышка, и поэтому видна ее внутренняя часть. Плита, лежащая рядом, — крышка гробницы. При поднятии занавеса на сцене находится настоятель монастыря в одежде августинца. В глубине сцены молча проходит старый монах в одежде доминиканца. Монах движется медленно, кланяется, опускаясь на одно колено перед всеми встречными крестами, затем исчезает. Настоятель остается один.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Настоятель , затем незнакомец . Настоятель с лысиной, окруженной как бы короною седых волос, белобородый, в одежде из грубой шерсти. Он смотрит на стену и затем задумчиво идет между могил.

Настоятель

Запущен монастырь… Всё в терниях, в кустах…

Вероотступный век… Развал в святых местах…

(Рассматривает пролом в стене.)

Нетрудно утонуть в дворцовых кознях, в сплетнях:

Должны мы нянчить здесь высочеств малолетних —

Мальчишек, девочек, ублюдков может быть…

Но что поделаешь? Не смеем возразить!

(Останавливается перед отверстием склепа.)

А если некий суд вот здесь и совершают,

Так — над одним из нас.

(Вновь начинает рассматривать стену.)

Наш старый дом ветшает,

А вместе с ним и мы! И каплет кровь Христа,

И гуще что ни час позор и темнота.

Через пролом входит человек , закутанный в плащ; шляпа надвинута на глаза. Он останавливается на груде развалин у пролома. Настоятель замечает вошедшего.

Настоятель

Ты, человек, уйди!

Человек

Нет!

Настоятель

Прочь иди, разиня!

Здесь кладбище!

Человек

И что ж?

Настоятель

Здесь — древняя святыня!

Человек

Ах, вот что!

Настоятель

Ходят днем здесь только чернецы,

А ночью в саванах блуждают мертвецы.

Тому несдобровать, кто тут дерзнет шататься!

Отсюда лишь на казнь уходят святотатцы:

Для знатного — топор, а мужику — петля!

Прочь!

(Высокомерно смеется.)

Ты ведь не король!

Человек

Король.

Настоятель

Как, вы?

Человек

Да, я!

Настоятель

Но кто докажет мне, что ваша речь правдива?

Человек

Сюда!

(делает знак.)

Вооруженный отряд появляется в проломе, король указывает солдатам на настоятеля.

Вот этого на виселицу, живо!

Солдаты проникают через пролом, окружают настоятеля. С ними входят маркиз де Фуэнтель и Гучо . У маркиза де Фуэнтеля седая борода, одет он в богатое одеяние гроссмейстера ордена Алькантары. Гучо — карлик, одет в черное, на голове шапочка с бубенчиками. Гучо держит в руках две шутовских погремушки, одну — золотую, с головкой мужчины, другую — медную, с головкой женщины.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Настоятель, король, маркиз де Фуэнтель, Гучо, эскорт короля.

Настоятель

(бросаясь на колени)

Простите, государь!

Король

Прощу тебя я. Но

Ты должен выполнить условие одно.

Ты кто?

Настоятель

Аббат я.

Король

Знай: коль будешь непритворно

Правдив во всем — прощу. А за лукавство — вздерну.

(Оставляет настоятеля, окруженного солдатами, и подходит к маркизу де Фуэнтелю, стоящему на авансцене.)

Помолимся, маркиз!

(Бросает свой плащ слуге, стоящему сзади, и остается в одеянии гроссмейстера ордена Алькантары с большими четками сбоку. Несколько мгновений перебирает четки, затем оборачивается к маркизу.)

Супруга далеко,

И быть мне одному привольно и легко.

А сделаться вдовцом — еще милей! Шучу я.

Гучо

(он сидит на земле, свернувшись калачиком у самого края могилы, и прижимает погремушки к груди; в сторону)

Но мир в унынии.

Король

Маркиз, я что-то чую.

Я не случайно здесь. Узнаешь ты сейчас,

В чем суть… Идем сюда!

(Делает ему знак следовать за собой ближе к могиле, у которой свернулся калачиком Гучо.)

Маркиз

Готов я слушать вас!

Гучо

(в сторону)

Я ветер слушаю. Поведает мне ветер,

Что вы затеяли.

Король

(маркизу)

Секрет! В твоем совете

Нуждаюсь.

Гучо

(в сторону)

Ба, пустяк! Ешь, пей и не тужи!

Маркиз

(королю)

А не прогнать шута?

Король

Он не поймет!

(К Гучо)

Лежи!

Гучо сжимается в тени сзади короля , стараясь сделаться как можно меньше.

Король

(приближаясь к маркизу)

Маркиз! Отчаянно я женщин обожаю!

И мне мила твоя безнравственность… былая…

Ведь стал и ты ханжой теперь, на склоне дней!

И это хорошо! О вера! Только в ней

Мы очищение от скверны обретаем.

(Крестится.)

Маркиз

Над той обителью, чей быт мы изучаем,

Два повелителя — Кагор и Гент — царят…

Король

Ты волокитой был. Да впрочем, говорят,

Ты и сейчас таков. А в юности когда-то

Красавиц будто бы совсем сводил с ума ты.

Я слышал, старина, ты был прелестный паж!

Не верится теперь. Но утренний пейзаж

Бывает солнечным, а днем приходят тучи.

Бывает! Знаешь ли, рассказывают случай

О маленьком паже — тебе, как я пойму…

Горвоной ты звался?

Маркиз

Нет! Что вы? Почему?

Король

Для неких тайных дел. Ты наглым был повесой,

Интрижку будто бы затеял ты с принцессой!

Маркиз

Я?

Король

Повесть целую рассказывали мне,

Что дурня-короля в какой-то там стране

Ты сыном наградил. Все это вздор, возможно…

Маркиз

Я в милости у вас. Завистники безбожно

Клевещут на меня.

Король

Естественно. Но я

Превыше болтовни. Не слушаю вранья.

Да и до истины мне тоже дела мало.

Король я! Пусть твой род ведет свое начало

Хотя бы от шута, хотя бы от слуги,

Но сделал с ловкостью ты первые шаги!

Твой путь извилист, подл… Но кто ж наверно знает,

Кем был его отец? Меня в тебе прельщает

Уменье, спрятавшись, быть вечно на виду.

Ведь норка ящерки в каком-нибудь саду,

Морского ворона гнездо, ракушка слизня

Годились бы вполне для зарожденья жизни

Такой угодливой и скользкой, как твоя.

Тебя вельможею кастильским сделал я;

И граф ты и маркиз по моему веленью.

Ты всяких титулов нечистое скопленье

Добыл плохим путем, но очень ловко все ж.

Где сила ни к чему, там хитростью берешь.

И не боишься ты духовного синклита:

Коль с ними сцепишься, их карта сразу бита,

Хоть зачастую поп зловреднее, чем черт!

Тихоня ты на вид, внутри отважно горд,

И, ползать созданный, ты не боишься бури,

И есть отчаянность во всей твоей натуре:

Коль нужно — шпагою ты действуешь, старик.

Толкаешь ты на зло, но сам ты ни на миг

Злодеем не бывал: ты руки умываешь,

И этой чистотой ты, граф, всегда блистаешь.

Ты вором стал из слуг, вельможей из воров.

Способен ты на все — и даже на любовь!

Смешно мне: я люблю следить твои затеи!

Так пресмыкаются какие-нибудь змеи.

Весьма задумчиво ты вьешь за нитью нить,

Чтоб всякие концы во тьме полночной скрыть.

Твое богатство, ум, распутство, вдохновенье —

Все это страшные, зловещие явленья.

Доволен я тобой, меня к тебе влечет.

Маркиз

Король! Гвадалквивир у ваших ног течет,

Неаполь уж давно под знаменем Кастильи ^[3]

Французов короля в бою вы победили. ^[4]

Страшны вы Африке: не раз уж видел мир,

Как ваша тень, король, ложится на Алжир! ^[5]

Вы в Сосе родились, а он в таком соседстве

С Наваррой, что о ней мечталось вам и в детстве. ^[6]

Она тянулась к вам. Родятся короли,

Уверен я, не зря вблизи чужой земли.

Вы католический король, но тем не менее

Прижали церковь вы — и кончилось броженье:

Республиканский дух развеялся вконец;

Пред королем дрожит и сам святой отец.

Его колоколов не слышится трезвона,

Коль ваш набат звучит. Кастильские знамена

От Этны вознеслись до Инда берегов,

И, повергая в страх коварнейших врагов,

Победу одержал в Гранаде мавританской

Ваш славный генерал Гонсало Кордуанский.

Конечно, он храбрец, но вы еще смелей.

Вы молоды, но вы — глава всех королей,

И если вы попа пошлете на галеры,

Рим только морщится, не гневаясь без меры.

Кто Торо покорил? ^[7]Вы. Впрочем, не найдешь

Слов, чтоб восславить вас. Я предан…

Король

Это ложь!

Маркиз

О! Вы — величие, а я ничтожен.

Король

Ладно!

Ты восхваленьями наскучил мне изрядно.

Я знаю, милый мой, — все это болтовня.

Я темен для тебя, ты смутен для меня.

Играю в добряка, ты в честного играешь.

На деле мы враги. И ты об этом знаешь.

Мне мерзостен лакей. Ты враг для короля.

Убил бы ты меня, когда бы мог. А я

В один прекрасный день тебе не дам пощады.

Но нынче мы друзья.

Маркиз открывает рот, чтобы возразить.

Не возражай! Не надо

Потока жалких слов. Итак, советник мой,

Ты в черных помыслах, я также полон тьмой.

Две бездны ярости в обоих нас сокрыты.

Маркиз снова пытается заговорить, но король останавливает его и продолжает:

Я заглянул в тебя. Мне в душу загляни ты.

У каждого из нас есть темное окно —

Зловещие сердца в них видеть нам дано.

О преданность твоя! Любовь! Седой изменник,

Тебе ведь ничего не нужно, кроме денег.

Карману моему ты служишь от души.

И только в этом суть. Довольно, не смеши!

Да. Ты мне ко двору. Преступные советы

Ценю. Но маски прочь! Предпочитаю это.

Сказать мне истину? Никто бы так меня

Обидеть не посмел. Но не стесняюсь я

Пооткровенничать со всякими плутами.

Да, глухи к истине правители, но сами

Не прочь ее изречь. Болтун, уразумей,

Что я, король, правдив, а лжив лишь ты — лакей.

Теперь поговорим.

Маркиз

Но…

Король

Каторжные узы —

Вот доля короля! Тяжеле нет обузы.

Быть молодым, живым, любителем затей

И в сердце ощущать круговорот страстей;

Быть пороха, огня и крови смесью темной;

Стремиться все схватить рукою неуемной,

Испробовать на вкус и бросить, изломав;

И жаждать женщины и всяческих забав;

И чуять девственность и, чем она нежнее,

Тем яростней желать скорей покончить с нею;

Мужчиной, плотью быть от головы до пят…

Но длится, что ни ночь, великолепный ад.

Ведь только призрак ты на королевском ложе!

Ты даже не король, ты — королевство! Боже!

Ты — городов и стран какой-то жуткий сплав!

Держава, над тобой победу одержав,

Тебя лишила сил, ты лишь ее подобье.

Ее провинции сплелись в твоей утробе.

На карту поглядев, ты говоришь: "Вот — я!

Вот лоб мой — Алькала! А пятки у меня —

Херона!" И в больном, слабеющем сознанье

Растет империя — одно твое желанье.

В тебе — потоки рек, морская глубина;

Горько-соленая над ней кипит волна;

А пламень над волной тебя и жжет и душит.

Ты чувствуешь: весь мир сочится через душу…

Жена — чудовище. И я всегда при ней,

Невольник дней ее и каторжник ночей.

Светильник высоко, тьма что ни ночь, то гуще.

Нет нас печальнее, хоть мы и всемогущи.

Мы охлаждаемся, сближаясь. Бог занес

На голый, никому не ведомый утес,

Что над Альгарвией вознесся и Леоном,

Хаэном, Бургосом, Кастильей, Арагоном,

Две эти куколки, две маски, жуткий прах:

Угрозу — короля и королеву — страх!

Да, сладко властвовать — я отрицать не стану;

Но над тиранами ведь тоже есть тираны.

Всегда притворствуй, лги и вдвое промолчи

И вдвое побледней; не плачь, не хохочи!

Уррака в ней живет, во мне воскрес Алонсо: ^[8]

Мужчина мраморный и женщина из бронзы!

Народы пленные нас обожают, но,

Благословенные, мы прокляты давно,

И в дыме от кадил в одно слились мы тело —

Я, идол Фердинанд, и идол Изабелла.

Два трона-близнеца, блестя, слились в одно,

Друг друга различить не можем мы давно,

А вступим в разговор — могилы щерят зевы,

И не уверен я, жива ли королева.

Она настолько труп, насколько деспот. Я

Заледенил ей кровь, когда рука моя

На скипетре с ее рукой скрестилась. Это

Бог руки мумии связал с рукой скелета.

Но все-таки я жив. Блистательная тень

Не я! О нет, не я! Бывает все же день,

Когда от этого давящего величья

Бегу я, потеряв державное обличье,

И, как на солнцепек пробравшийся дракон,

Блаженству предаюсь, безмерно просветлен.

О счастье! Я уже не черный пленник трона!

Лечу я с быстротой смерча или циклона.

Свободен от ярма, бросаюсь я теперь

К добру и к злу. Рычу, как будто дикий зверь.

Топчу я мантию. А душу я широко

Для оргии раскрыл, для песен, для порока.

Я не король, не раб, не мученик. И вот

Я когти выпустил. И страсть моя растет.

Стыдливость женщины, с распятием епископ —

Все это злит меня. Я весел, дик, неистов.

Осатанелое вскипает естество.

Мстит человек во мне за то, что я его

Пытался превратить в бесплотное виденье.

(Задумчиво)

Назавтра стану вновь я призраком и тенью.

(Маркизу)

Конечно, атомом колосса не проймешь!

И, разумеется, маркиз, ты не поймешь,

Зачем свое нутро я вывернуть бесстыдно

Хочу перед людьми. Но мне-то ясно видно:

Чем омерзительней распущенность моя,

Тем больше ужаса к себе рождаю я;

И чем постыднее творю я безобразья,

Тем больше всех людей я смешиваю с грязью.

Честь, уваженье, долг — их всех гоню за дверь.

Я был лишь королем — свободен я теперь!

Не понял ты меня? Испуган? Хорошо же!

Пусть завтра у тебя озноб пойдет по коже—

Так холодно взгляну, когда войдешь ко мне,

Что ты подумаешь: привиделось во сне

Все это пьяное горнило огневое,

Где на твоих глазах горит мое былое,

Мой королевский сан, со скипетром моим,

Затем, чтоб из огня я вышел ледяным!

(Снова берет четки.)

Молитву завершим.

Гучо

(глядя на короля снизу, в сторону)

Молись!

Король

Ну, вот теперь я

Монаха расспрошу.

Гучо

(наблюдая за королем, в сторону)

Какое лицемерье!

Не верит ни во что. Душа его темна.

Но страшным хаосом наполнена она.

Лишь "Отче наш" прочтет — и поглупеет сразу

И папе в тот же миг уступит без отказу.

Священника побьет — и затрепещет сам,

Готов пылинкою упасть к его ногам.

(Крестится.)

Таков он, наш король, жестокий, лицемерный,

Развратник и притом католик правоверный.

Ну что ж! Католиком его и прозовут.

Король

(настоятелю)

Сюда!

Настоятель приближается, скрестив руки на груди и опустив глаза.

Не вздумай лгать.

Настоятель кланяется. Уже несколько минут, как старый монах в одежде доминиканца появился в глубине сцены. Он идет, опустив голову, ни на кого не обращая внимания, занятый только тем, что кланяется крестам на всех могилах, мимо которых проходит. Видимо, он бормочет молитвы.

Кто это бродит тут?

Что за монах? Угрюм! От вас отличен платьем.

Он кланяется всем кладбищенским распятьям.

Настоятель

Он не в своем уме.

Король

Как бледен!

Настоятель

Бденье. Пост.

Всю ночь он молится. Он бредит, духом прост.

Под солнцем бродит он с открытой головою.

Явиться к папе в Рим он одержим мечтою

И, на колени пав, сказать ему о том,

В чем долг его. А мы бесед с ним не ведем;

Должны глухими быть ко всем его сужденьям.

Он вовсе и не наш. Он здесь под наблюденьем.

Сюда в монастыри и заключают их,

Смутьянов, умников, мечтателей таких,

Что проповедь хотят вести в среде крестьянской

Не так, как велено им церковью испанской.

Король

На чем помешан он?

Настоятель

На аде, сатане.

Геенна чудится… А в монастырь ко мне

Недавно он попал.

Король

Он стар.

Настоятель

Я полагаю,

Недолго проживет.

Монах проходит, не обращая ни на кого внимания, и исчезает.

Гучо

(глядя на свои погремушки, в сторону)

Вот — кукла золотая,

Вот — медная! Одна — Добро, другая — Зло.

Я их равно люблю. На ум бы не пришло

Мне что-то предпочесть…

(Осматривает зелень на могилах.)

Цветы… сухие травы…

Король

(настоятелю)

В монастырях у вас в большом упадке нравы!

Настоятель

Ваше величество…

Король

Вход женщинам открыт.

Настоятель

Таков долг пастырей… Поблизости стоит

Обитель женская, и вот, о них в заботе,

Мы…

Король

Знаю! Вы, козлы, овечек стережете!

Настоятель

(кланяясь)

Король!

Гучо

(в сторону)

В монастырях так повелось во всех:

Монашенке монах любой отпустит грех—

Ведь над сердцами власть у них необычайна.

О чудо сладостное! Исповеди тайна!

Вновь станут девственны, коль девства лишены.

Настоятель

(королю)

Сиона дочери и Левия сыны…

Король

Живут в согласии! Ну ладно: я проверю,—

И Рим узнает все.

Настоятель

(кланяясь)

Король!

Гучо

(в сторону)

Коль в эти двери,

В обитель, где, Христос, ты больше не царишь,

Заглянет Купидон, языческий малыш,

То папа Сикст, двух чад приживший от девицы,

На гостя этого не сможет ополчиться.

Король

(настоятелю)

Рим покарает вас! Заране решено.

(Пристально глядя на настоятеля)

Епископ здесь уже. Ему разрешено

Со всею полнотой его священной власти

Судить…

Настоятель

(снова кланяясь)

Да, государь… Но это только в части

Церковных догматов: он должен дать отпор

Безбожной ереси.

Маркиз

(тихо, королю)

У вас острейший взор!

Король

(тихо, маркизу)

Пытлив я!

(Глаза короля останавливаются на подземелье, зияющем в нескольких шагах от него.)

Это что?

Настоятель

Открыта здесь гробница.

Король

Открыта?

Настоятель

Да.

Король

Кому?

Настоятель

Кому в нее спуститься

Господь определит.

Король

Так кто ж в нее сойдет?

Скажи.

Настоятель

Не знаю я. Но все ж могила ждет.

Быть может, ждет меня, быть может, вас.

Маркиз

(на ухо королю)

Бывает,

Что общий уровень монах перерастает, —

Пусть в рассужденье зла, пусть в сторону добра,—

И орден думает: убрать его пора!

Король

(тихо)

Убить?

Маркиз

Нет. Крови лить не может церковь. Вместо

Того, чтоб убивать…

Король

Ну?

Маркиз

Есть глухое место —

И сколько ни кричи и сколько ни борись,

Никто не выручит.

(Показывает на отверстие, в котором можно различить лестницу, затем — на плиту, лежащую рядом.)

Столкнут монаха вниз

И замуруют вход, — и ты во тьме навеки,

И ночь беззвездная тебе смежает веки.

Дождь, ветер, шум листвы, шаги над головой—

Всё замирает, всё. И так, еще живой…

Король

Ты — мертв.

Маркиз

Да. Умереть ты можешь, коль желаешь.

Но церковь кровь не льет.

Король делает знак одобрения.

Король

(громко, глядя на монастырский сад)

Монах! Ты утверждаешь,

Что женщины сюда…

Настоятель

Не ходят.

Король

(маркизу)

Как он лжет!

Вот женщина.

(Смотрит в глубину сада.)

А с ней и юноша идет—

Безусый, тоненький, с живым и ясным взглядом.

Настоятель

Но это принц!

Король

Он — принц?

Настоятель

Да, принц; с принцессой рядом.

Король

(тихо, маркизу)

Весьма я кстати здесь!

Настоятель

"Magnates" — есть закон… ^[9]

(Кланяясь королю)

Властитель наш д'Ортез… ^[10]

Король

А я?

Настоятель

(продолжая)

…позволил он

Лицу высокому войти под кров святыни.

Король

Двум! Самке и самцу, как вижу я.

Настоятель

(кланяясь в том направлении, куда указывает король)

Графиня!

Маркиз

(тихо, королю)

Как Франции король, наш кардинал-виконт

Охоч своих рубак выстраивать во фронт.

Глава над церковью и в Даксе и в Кагоре,

Жандармам он кричит с отвагою во взоре:

"В атаку! Марш вперед!" Игуменом он стал

В мужской обители, сей дьякон-кардинал!

Король

(смеясь)

Во Франции — с мечом, в Испании он в рясе!

Маркиз

(указывая на двух человек, которых заметил король)

Коль этой парочке здесь улыбнется счастье,

То их соединит д'Ортез. Но для чего?

Король

(серьезно)

Понятно, для чего! Я вижу цель его:

Женитьбой кончится их дружное соседство.

(Настоятелю)

Они в монастыре давно ли?

Настоятель

С малолетства.

Король

(маркизу)

Здесь в кельях выросли!

(Настоятелю)

А как их имена?

Настоятель

Принц де Салинас он. Дон Санчо.

Маркиз делает движение.

Король

А она?

Настоятель

Звать Розою д'Ортез.

Король

(становясь все серьезнее)

Наследуют по праву

И Бургос и Ортез!

Настоятель

(кивая головой)

До Тахо их держава!

Маркиз

(тихо, в сторону)

Принц де Салинас он! Но в случае таком…

Король

(настоятелю)

Ну, дальше! Это все подстроено тайком.

Ведь Санчо — мой кузен. Но ветвь считал я эту

Угасшей.

Настоятель

Принца здесь содержат по секрету,

Свою племянницу виконт здесь воспитал

Одновременно с ним.

Маркиз

(в сторону)

А я-то их считал

Давно умершими! Какой необычайный,

Нежданный дар судьбы! Ведь узник этот тайный,

Конечно, это он! О, если бы я мог…

Вот новость!

Король

(маркизу)

Спрятали в укромный уголок!

Настоятель

Они поженятся. Уж было обрученье.

Инфанта и инфант ведут происхожденье

От предка общего. Был это муж святой,

Ему мы молимся. А сын его родной

Гасконский герцог был — звать Луп Сантюль; а внуком

Король бигорский Люк, а вслед за этим Люком —

Король барежский Жан…

Король

Короче!

Настоятель

Кардинал д'Ортез, владыка наш, держать их приказал

Как можно дольше здесь в уединенье, тайно.

Маркиз

(в сторону)

О Санчо!

Король

(указывая маркизу на молодого человека, которого еще не видно зрителям)

Посмотри! Красив необычайно.

Настоятель

(глядя туда же)

Он в церкви должен встать с почетом в первый ряд,

Со свитой в пятьдесят гидальго, как аббат.

Пеньясеррада стать должна его столицей.

Но в тайне роковой изволил он родиться:

Не знает, что ему престол принадлежит.

Да и принцессе знать о том не надлежит.

Приказано скрывать, чтоб не могла дознаться,

Кто есть она сама! Кого-то всё ж боятся!

Король

Кого ж, как не меня! Совсем не по нутру

Мне видеть, как ведут подобную игру.

(Настоятелю, по-прежнему поглядывая в глубину сада.)

И что ж, они всегда монахами одеты?

Настоятель

Обоими даны невинности обеты —

Иначе их нельзя в монастыре держать;

И послушания обет пришлось им дать.

Король

Он — чуть ли не монах! Она — почти монашка!

Настоятель

Как принцам, будет им всегда дана поблажка:

И снимут с них обет и женят.

Король

(маркизу)

Нет! Залез

В овчарню я, как волк.

(Задумчиво, в сторону)

Ну, пусть! Виконт д'Ортез,

Уж если, старый черт, ты ангелов пестуешь,

Мешать не стану! Но меня ты не надуешь.

Вы, дети, можете друг друга обожать.

Мне этот заговор не может угрожать.

Кузену своему отдам я донью Розу,

И тем от Бургоса я отвращу угрозу.

Бороться, кардинал, задумал ты? Начнем!

На равных мы правах; не забывай о том.

И я по жадности гожусь тебе на пару.

Через Ортеза я возьму себе Наварру.

Им я держу тебя. Ты держишь им меня.

Пусть женятся. Войну начнем с того же дня!

(Глядя за сцену)

Инфанта недурна!

(Задумчиво)

Чтоб счастливо и ловко

Вершить политику, нужна одна сноровка:

Использовать, приняв небрежно-сонный вид,

Весь темный механизм, которым враг грозит.

Сплетение интриг обрушь на интригана!

Тебя убить хотят, а ты совсем нежданно

Так отрази кинжал, чтоб он кольнул врага,—

И вот убийца стал отныне твой слуга!

(Оглядывается.)

О чем там шепчутся?

(Направляется в глубину сада и исчезает за деревьями.)

Гучо

(глядя на удаляющегося короля, в сторону)

Шпион!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же , кроме короля. На авансцене маркиз и настоятель , одни.

Маркиз

Отец!

Настоятель

(приближаясь с покорностью)

Смиренно внимаю.

(Делает глубокий поклон.)

Маркиз

С королем не слишком откровенно

Ты побеседовал.

Настоятель

Господь — судья. К тому ж

Признанья на духу должны хранить мы.

Маркиз

Чушь!

Вам разъясненье дал об этом папа Павел.

В особых случаях все открывать наставил.

За умолчание ты будешь отвечать.

Король послушен мне!

Настоятель

Клянетесь ли молчать?

Маркиз

Клянусь. И для твоей мадонны я в подарок

Дам золотой венец, что стоит сотню марок,

И шесть паникадил прибавлю заодно.

Настоятель

Вы все узнаете.

(Понижая голос)

Синьор, давным-давно,

В дни нашей юности, у португальской донны,

За душу чью мы в пост кладем теперь поклоны,—

У ней родился сын. Не Бургосский король,

Не донны Санчи муж отцом был — вот в чем соль!

Отцом был юный паж, Горвоною он звался.

Король не уследил. Ублюдок оказался

Инфантом; выросши, он сам родил дитя;

И умер. И затем, немного дней спустя,

О смерти мальчика явилось извещенье.

Но то не смерть была, то было похищенье!

Сам кардинал-виконт малютку-короля

Заставил взять и скрыть.

Маркиз

(в сторону)

Да! Так и думал я.

(Глядя за сцену, в то время как настоятель читает свои молитвы)

Дитя мое! Мой внук! Еще не смею верить,

Но полон радости, которой не измерить.

То, что в себе не знал до нынешнего дня,

Теперь я ощутил: есть сердце у меня.

Благая молния! Волнующая милость!

О, я отцовством пьян! Цель жизни появилась!

Освобождение! И мне пора пришла

Оковы раздробить! Я прежде жил для зла,—

Так пусть моей рукой добро теперь творится.

Ведь совесть черная блуждала, как волчица.

Ведь все я потерял. О небо! Но сейчас

Я все нашел. Я — дед! Не поднимал я глаз,

А нынче можно мне хоть снизу улыбаться

Вершинам блещущим и тайно любоваться

На стебель молодой, который даст цветы,

Возникшие из недр моей нечистоты.

Могу сказать: "Мой сын!" И жить могу с начала.

Попробуем! Дитя, мой мрак ты разогнало

Сиянием своим! Владеешь целиком

Ты, чистый юноша, мной, грязным стариком.

Теперь, от гнусностей меня остерегая,

Во мне невинность есть, советчица благая.

Другой я человек. Люблю и плачу я.

Сгинь, мгла зловещая! Затеплилась заря,

Заря моей души. Мой внук — мне свет небесный!

Ты все же милостив, бог грозный, неизвестный!

Советчик короля, привыкшего топтать

Своих невинных жертв, я сам бродил, как тать,

В ночи премерзостной, лукаво освещая

Злодейства гнусные. А нынче ощущаю,—

Участник темных дел, придворный старый льстец,

Что нежная рука снимает, наконец,

С меня всю тяжесть зла, хотя оно безмерно.

О, наконец дышу и я — носитель скверны.

И голова, увы, раскаянья полна,

Способна все-таки подняться и она.

И рядом с небом я. Вздохнуть настали сроки.

О, в этом мире мы теперь не одиноки!

Живу я и люблю. К несчастью, лишь один

Я у него и есть. А сколько бездн, пучин

Он встретит на пути! Ловушек сколько всяких!

Но я настороже!

(Задумчиво)

Останусь я во мраке,

А свет — ему. Итак, прикроемся плащом,

Отцовство затаим, дитя убережем!

(Возвращается к настоятелю.)

Настоятель

(тихо)

Вы тайну поклялись хранить!..

Маркиз

Будь в том уверен!

Как долго юношу ты опекать намерен?

Настоятель

Тот маленький мертвец, как видите, воскрес

И стал мужчиною. Наверное, д'Ортез

Корону даст ему и в мантию оденет,

Как только на своей племяннице поженит.

(Бросает взгляд назад.)

В глубине появляется король .

Король!

Маркиз

(в сторону, самому себе)

От короля ты скрыть, старик, сумей,

Что сердце новое цветет в груди твоей.

Настоятель

(тихо)

Смягчите короля. Замолвите хоть слово.

Маркиз

(в сторону)

Надень, комедиант, свою личину снова;

Она предохранит от горя и обид.

Прими угодливый, подобострастный вид.

Настоятель

И — тайна, помните!

Маркиз

(в сторону)

Еще бы!

(Настоятелю)

Да, конечно.

Не бойся!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же , король .

Король

(в сторону)

До чего ж подглядывать потешно,

Как распускаются бутоны юных душ!

(Смотрит в ту сторону, откуда только что пришел.)

Ну, вот они. Идем!

Маркиз

Вы — их король. К чему ж

Пришли вы?

Король

Я пришел к решенью поженить их!

Я осчастливлю их.

Маркиз

Глубокий вы политик.

Король

Испания слаба. И брак их не вразрез

С моими планами. Пусть тешится д'Ортез,—

Зато возьму себе и Дакс я и Байонну. ^[11]

Маркиз

(в сторону)

О сердце мрачное, ликуй! Дорогой к трону

Идет мое дитя!

По знаку короля эскорт и вся свита входят через пролом. Настоятель приближается и кланяется королю, скрестив руки на груди.

Король

(настоятелю)

Я не входил сюда.

Настоятель

(склоняясь)

Король!

Король

И ты меня не видел никогда.

Настоятель

Смиренный я монах…

Король

Беру твою обитель

Под покровительство.

Настоятель

Мой добрый повелитель…

(В сторону)

Сгинь прочь!

Король

Во Франции владыка твой.

Настоятель

Он там.

Король

Зато епископ — здесь.

Настоятель

Да, прибыл в гости к нам.

Он оказал нам честь…

Король

Что приходил к тебе я,

Не должен он узнать.

В глубине сцены появляются дон Санчо и донья Роза . Они еще не видят происходящего. Король указывает на них маркизу и направляется к пролому.

(Маркизу)

Маркиз, идем скорее!

(Настоятелю)

Коль жизнью дорожишь, молчи.

(Маркизу)

Маркиз, идем!

(Выходит.)

Гучо следует за королем.

Маркиз

О нежное дитя!

(Выходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Дон Санчо , донья Роза.

Оба в монашеском одеянии — он в белом клобуке, она в белой вуали, — бегают и играют между деревьями. Ей шестнадцать лет, ему — семнадцать. Они догоняют друг друга, убегают, прячутся. Смех и веселье. Роза старается поймать бабочку. Санчо собирает цветы. Он составляет букет и держит его в руках.

Донья Роза

Ты посмотри! Кругом

Так много бабочек!

Дон Санчо

Нет, розы мне милее.

(Срывает цветок шиповника и присоединяет к букету)

О, сколько красоты! Я от чудес хмелею!

Донья Роза

На кончик тростника садится мотылек!

Дон Санчо

Всё — жизнь! Всё — аромат!

Донья Роза

Поделим так: цветок

Достанется тебе, мне — бабочка.

Дон Санчо

Повсюду

Согласье и любовь; вся жизнь подобна чуду.

(Срывает цветы для букета. Роза бегает за бабочками. Окликает ее.)

О Роза!

Донья Роза

(оборачиваясь и глядя на цветы, которые Санчо держит в руках)

Сударь мой, кому это?

Дон Санчо

Кому?

Извольте угадать.

Донья Роза

Мне!

(Возвращается к бабочкам и пытается схватить их. Они улетают. Она раздосадована.)

Злые! Почему

Вы улетаете? Ведь все вы так прекрасны!

Дон Санчо

Прикосновенья рук для крылышек опасны.

(Мечтательно смотрит на полет бабочек.)

Донья Роза

Но терпят же цветы!

Дон Санчо

Да, о цветок мой, да!

(Обнимает ее, она сопротивляется, он целует ее.)

Донья Роза

Ах, как нехорошо!

Дон Санчо

Но в чем же тут беда?

Ведь мы поженимся.

Донья Роза следит за бабочкой, подстерегая ее. Бабочка опускается на цветок.

Донья Роза

О! На цветок садится.

Поймаем!

(Тихонько приближается. Дону Санчо)

Ну!

Дон Санчо идет следом за ней, очень близко.

Дон Санчо

Постой!

Губы Санчо встречаются с губами Розы. Бабочка улетает.

Донья Роза

Не мог ты изловчиться!

Ах, ты…

Дон Санчо

А поцелуй? Я изловил его.

Донья Роза

(наблюдая, как бабочка возвращается на цветок)

Летят они к стопам владыки своего.

Ах, ветреницы! Вновь куда-то улетели!

(Следит за полетом бабочек.)

Крылатые! Куда стремятся, в самом деле?

Дон Санчо тихо идет следом за ней и целует ее. Она отталкивает его.

До свадьбы поцелуй? Нет, я не потерплю!

Дон Санчо

Верни обратно.

Донья Роза

(улыбаясь)

Нет.

Дон Санчо

Верни.

Донья Роза

Нет… Я люблю.

Целуются. Садятся на могилу. Роза кладет голову на плечо Санчо. Оба, словно в экстазе, следят за полетом бабочек.

Дон Санчо

О! Есть огромная и нежная природа.

Пойми меня: зимой на землю с небосвода

Лег саван. Но пришла весна сейчас в поля,

И ясным небесам счастливая земля

Снежинки белые обратно возвращает,

И в белых бабочек их небо превращает.

Лазурным стал весь мир, он траур износил,

И радости летят к престолу вышних сил.

Крылатый этот вихрь из тьмы к сиянью мчится.

Сердца бессчетные господь раскрыть стремится,

И ликованием он наполняет их.

И кто ж откажется от радостей таких?

Ведь бог велит любить!

Донья Роза

Да! И тебя люблю я!

Дон Санчо

(страстно)

О Роза!

Заключает ее в объятия. Пролетает бабочка. Роза вырывается из объятий Санчо и бежит за бабочкой.

Донья Роза

Торопись! Красивую такую

Поймаем!

Дон Санчо

Сеет бог дары весны для нас.

Бабочка садится на куст.

Донья Роза

(протягивая руку, чтобы схватить бабочку)

О Санчо, не шуми!

Бабочка улетает.

Злодейка! Унеслась!

(Догоняет бабочку. Санчо следует за ней.)

Летит на ломонос.

Бабочка улетает.

На лилию спустилась.

Дон Санчо

Еще в младенчестве душа с душой сроднилась.

Мы вместе выросли. Ты будешь мне женой!

Донья Роза

Умчится?

Бабочка садится на шиповник. Роза хочет поймать ее, протягивает руку, затем быстро отдергивает.

Уколол шиповник этот злой!

Дон Санчо

Воистину злодей шиповник окаянный:

Кровь ангела он пьет!

Монах в одежде доминиканца появляется под деревьями между могилами. Он не видит молодых людей. Роза замечает его.

Донья Роза

Ах! Тот отшельник странный…

Боюсь его. Уйдем!

Они скрываются за большими деревьями. Монах медленно приближается, ничего перед собой не видя. День начинает угасать.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Монах

(один)

Вот сторона одна:

Земля полна людей. Грешна она, страшна.

Вот принцы, кровью жертв обагрены их руки…

Святоши мнимые, невежды от науки.

Вот сладострастие, и всяческий разврат,

И дым тщеславия, и богохульства чад,

И вот Сеннахериб, который убивает,

Далила лгущая… И всюду обитают

Еретики, жиды, вальденсы ^[12]. И куда б

Ни поглядели вы, там — гебр, тут — мосараб! ^[13]

Сих бледных грешников так много в этом мире,

Пристрастных к алгебре и всяческой цифири!

Большие, малые сквернители креста

Творят во мраке зло, отрекшись от Христа.

Тут папа, тут король, прелат, министр могучий…

С другой же стороны — ад, злой, огромный, жгучий.

Здесь человек живет, зевает, ест и спит,

А там бездонный мрак пылает и кипит.—

Ах, как беспомощно создание земное!

О, дно людской судьбы, дно черное двойное:

Жизнь, смерть! Забавам час, а плачу несть конца.

С подземных гор поток кипящего свинца!

Лес пламенных древес с листвою раскаленной!

Тысячезубый зев! Пасть пропасти бездонной!

И бесконечна казнь, и жертвам счету нет.

Та сторона черна. А где-то — радость, свет!

"Сыночек!" — "Мать моя!" О, вопль в кипенье серы:

"Пощады!" Но надежд рассыпались химеры.

Сонм искаженных лиц и безнадежных глаз:

Один костер погас, другой готов тотчас.

Свинец расплавленный о череп барабанит.

Трепещут грешники. А кто на небо глянет—

Лишь склепа страшного там виден свод немой,

Весь в точках пламенных, как звезды в час ночной, —

Ужасный потолок, пронизанный гробами,

И льются, словно дождь, оттуда души в пламя.

Ночь, плач… Унылый вихрь сквозь трещины летит,

Все новые огни и вьет он и клубит.

В застенках плещутся разбухшей лавы реки.

Глас неба: "Никогда!" А ад рычит: "Навеки!"

Сквернавцы, лодыри и все, кто мерзко жил

И кто в отчаянье хоть шаг не так ступил,

Кто в заблуждение впадал, кто ошибался

И кто по слабости своей поколебался

Хотя бы не на час — на несколько минут,

Пусть даже и на миг, — все здесь они, все тут!

Да, впрочем, можете вы убедиться сами:

Ведь белиаловский очаг перед глазами! ^[14]

Сомнений в этом нет! Пред нами зримый ад!

Под небеса плывет заразный этот смрад —

Зловонный красный дым из дьявольского чана

Сквозь жуткую трубу Везувия-вулкана.

А Этна? Стромболи? А Геклы с их огнем?

О чем же размышлять, как только не о нем?

Что за чудовище шевелится под нами

И извергает смрад, и тьму, и смерть, и пламя?

Склонись над кратером — увидишь по ночам,

Как осужденные несутся к палачам.

Вихрь крутит искры душ: огонь спалил им крылья.

Стремятся уползти, но падают в бессилье.

Уйти! Бежать! Э, нет! Пожалуйте назад

В застенки адские, где уголья шипят!

И души вновь текут ручьями огневыми.

Огромный Сатана склоняется над ними

И смотрит, хохоча, как мечутся они —

Огнем обглоданы, живые головни.

Змей пламенный сосет заломленные руки.

В недвижной темноте бескрайной вечной муки,

Пытаемы свинцом, и маслом, и смолой,

Они окружены безмерной слепотой;

И Вечность докатить до их ушей готова

Сквозь грохот яростный лишь два ужасных слова:

"Всегда" и "Никогда". О боже! Боже мой!

Ведь я спасу людей. Прощенный род людской!

И вопиет во мне любви моей громада:

Я бездной жалости заполню бездну ада!

Что начал Доминик ^[15], я ныне завершу —

Твердыню дьявола навеки сокрушу.

О Иисус! О Рим! Я задержу паденье

Душ в пропасть адскую! Познал я откровенье!

Не Павел ли святой на путь меня навел!

Так в гордой радости с небес глядит орел

На весь земной простор. Я с помощью господней

Отверзну небеса, покончив с преисподней.

Что надобно? Костер! Зачем? Чтоб выжечь ад!

В сраженье с вечностью мгновенья победят.

За острой вспышкой мук — великое прощенье.

Избавит краткий ад от вечного мученья,

И злобу дьяволов земной засыплет прах.

Грехи в лохмотьях тел истлеют на кострах,

Чтоб из огня душа, очистившись, взлетела.

Ведь для души огонь — то, что вода для тела!

Грязь — тело, а душа — неугасимый свет.

Огонь за господом покорно мчится вслед,

Охватывая ось небесной колесницы.

Огонь! Душа с огнем охотно породнится.

Душа важней всего. Ведь ни отец, ни мать

Не поколеблются, не станут выбирать,

Коль их дитя висит меж адскою геенной

И благостным костром, чтоб мог огонь священный

Покончить с демоном и ангела родить.

Какой же выбор тут? О чем тут говорить?

О, в этом именно и кроется значенье

Всеутешающего слова Искупленье!

Гоморра вечная иль навсегда Сион?

Для каждого из нас вопрос о том решен.

Кому же выгодно, чтоб счастья хоть частица

С небес в тартарары могла бы провалиться?

Хоть будущее нам позволил бог спасти!

Не будет проклятых! Нам озарит пути

Божественный огонь. Но торопитесь, братья!

Вы видите Христа вторичное распятье!

Все скверно, гнусно все; в упадке все кругом,

И с каждым днем сильней на древе роковом

Ветвится грех. Господь нас отводил от древа,

Но все ж к людским устам плоды пригнула Ева!

Нет веры! Чернецы в обетах не тверды;

Монашки с космами; отступники, жиды…

Тот вырвет крест, другой глумится над дарами…

Цвет благочестия заглушен сорняками.

Поклоны папа бьет. Пред господом своим?

Нет, перед кесарем! О королевский Рим,

Ты станешь вскорости слугою Ниневии.

Но я-то ведь иду! Скрижали огневые

Несу я, чтоб спасти несчастный род людской.

Задумчив, я иду раздуть костер святой!

Я душу выкуплю ценою бренной плоти:

Искупите грехи, спасение найдете!

Осанна! Радость всем! Да обратятся в прах

Кремнистые сердца! Вселенная — в кострах!

Из книги Бытия глагол провозглашу я.

Свет! Горн сверкающий! Огонь пойдет, бушуя.

Зажгу я факелы, посею свет во мгле,

И аутодафе повсюду на земле

Заблещет радостно, торжественно и ярко.—

О человечество, люблю тебя я жарко!

Подымает в экстазе глаза к небу, сложив руки, полураскрыв рот. Позади него из кустарника в конце кладбища выходит монах , скрестивший руки на груди, в опущенном капюшоне. Немного подальше выходит другой монах , за ним еще один . Эти монахи в одежде августинцев останавливаются молча на некотором расстоянии от доминиканца, который их не замечает. Появляются другие монахи , также поодиночке, и молча становятся рядом с первым. У всех руки сложены крестом и капюшоны опущены. Лиц не видно. Монахи располагаются полукругом позади доминиканца. Затем они расступаются, и видно, как из-за деревьев появляется епископ между двумя архидиаконами. Епископ одет в мантию, в руке крест, на голове митра. Это — епископ Урхельский. Он медленно приближается, сопровождаемый настоятелем, у которого, единственного из всех монахов, капюшон поднят. Епископ, не говоря ни слова, становится в центре полукруга, который смыкается за ним. Доминиканец ничего не замечает. Сумерки сгущаются.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Доминиканец, епископ Урхельский, настоятель, монахи.

Епископ

Должны вы на суде свидетелями быть,

А я, епископ Жан, обязан рассудить,

Прав этот человек иль впал он в заблужденье.

Суд, прежде чем карать, дает предупрежденье.

Монах оборачивается. Он внимательно рассматривает появившихся перед ним; он не кажется испуганным; смотрит на епископа.

Ты кто?

Монах

Я грешный брат.

Епископ

Звать?

Монах

Торквемада.

Епископ

Слух

Идет, что обуял тебя нечистый дух

И призраки к тебе с того приходят света.

Так?

Монах

Явь передо мной!

Епископ

Ложь!

Монах

Называйте это

Виденьями! Господь мне видится.

(Устремляет глаза на позолоченный мистический треугольник, находящийся на вершине большого креста.)

Но что ж

Своим служителям ты, господи, даешь?

О, только лишь свое извечное сиянье

И грозных, но простых законов начертанье.

Увы! Что я могу?

Епископ

Ты извергал слова

О том, что якобы вся церковь неправа,

Питая ненависть к нечестия пантере.

Монах

Отцы епископы неправы.

Епископ

Червь!

Монах

Я верю,

Что грешников должны спасать мы и любить.

Епископ

Та догма ложная успела погубить

Дидье Ломбардского ^[16]; теперь тебя смущает.

Мол, ад в огне костров горит и исчезает,

В то время как душа летит на небеса.

Жечь для спасенья душ ты хочешь телеса?

Монах

Да, так.

Епископ

От дьявола все это! Наважденье!

Знай: зло всегда растет от корня заблужденья.

Монах

Плохая спутница для духа наша плоть.

Сжигая, очищать мне повелел господь!

Епископ

Доктрина мерзкая!

Монах

Нет.

Епископ

Лживая.

Монах

Благая.

Епископ

Змея!

Монах

Нет, верю я — добьюсь!

Епископ

Повелеваю

Раскаяться, тотчас все это позабыв.

Иначе — берегись!

Монах

Я кроток, но не лжив.

Я на своем стою.

Епископ

Упорствуешь?

Монах

По праву.

Я опираюсь на соборные уставы:

На Иннокентия могу я указать,

На Латеран…

Епископ

Смирись! Тогда и притязать

На всё ты можешь, брат! А споря и бунтуя,

Не можешь ни на что рассчитывать. Впустую

Мятежничаешь ты. О сын мой, ты сейчас

Своих ошибок тень бросаешь и на нас:

Раскол ты делаешь. Ударь себя в ланиту,

Скажи, что был неправ.

Монах

Нет!

Епископ

Отступись! Пойми ты:

В грехах раскаявшись, великим Бруно стал!

Монах

Великим мне не быть; я был и буду мал!

Епископ

Горд!

Монах

Верю!

Епископ

И пришел к решенью ты какому?

Монах

Босой пойду я в Рим, скажу отцу святому…

Епископ

Но он послал меня, чтоб здесь тебя судить,

Пес!

Монах

Лаем я хочу овчарню пробудить.

Час пробуждения для папы неизбежен.

Епископ

(указывая присутствующим на монаха)

Вот злыдень!

Монах

Оттого, что сердцем к людям нежен.

Апостол Павел рек: суровость есть любовь. ^[17]

Епископ

Не так толкуешь текст! Запутался ты вновь.

Ведь Сикст Четвертый, наш отец высокочтимый,

Сказал, что церковь быть должна многотерпимой.

Он снисходительностью славится святой,

Усилить истину он хочет добротой,

И инквизиция стремится быть добрее,

И папская рука благословит скорее,

Чем покарает. Ведь костры едва горят…

Монах

Сия уступчивость ужасна. Дьявол рад!

И тем свирепее геенны пламень жгучий,

Чем менее костров.

Епископ

Мне жаль души заблудшей!

Что хочешь?

Монах

Мир спасти.

Епископ

Как ты спасешь его?

Монах

Огнем.

Епископ

О, устрашись лекарства своего!

Монах

Врач над лекарствами не властен.

Епископ

Ну так все же,

На что надеешься?

Монах

Победу дай мне, боже!

Епископ

Посмотрим.

(Указывает монаху на отверстие склепа.)

Ну, входи.

Монах

Тут что?

Епископ

Гробница здесь.

Монах

Покорствую.

(Идет к склепу.)

Епископ

Смирись. Еще ведь время есть.

Монах

(подходя к склепу)

Introibo! ^[18]

Епископ

Стой!

Монах

(обратив глаза к небу)

Господь! В смирении глубоком

Идет на казнь твой раб, который был пророком.

(Останавливается у края склепа)

Епископ

Ты должен слушаться. Ведь я епископ твой.

Кто вздумал бунтовать в обители святой,

Кто церковь оскорбил — тот должен погрузиться

В тьму вечную.

Монах

(с порога склепа)

Аминь.

Епископ

Ты должен повиниться.

Смирись же.

Монах

Не хочу.

Епископ

Вниз на ступень спустись.

Монах ставит ногу в склеп и делает первый шаг.

Христовым именем прошу я: отрекись!

Монах

Нет.

Епископ

Вниз иди.

Монах спускается на вторую ступень.

Смирись.

Монах

Нет.

Епископ

Вниз!

Монах спускается на третью ступень.

Епископ твой я.

Ученье дикое, безбожное и злое

Оставь.

Монах

Нет.

Епископ

Уступи.

Монах

Нет.

Епископ

Вниз.

Монах спускается. Его видно только до пояса. Епископ делает шаг по направлению к нему и приближается к отверстию подземелья. Указывает внутрь.

Вот хлеб, вода.

Ешь, пей. Задернется отныне навсегда

Завеса плотная между тобой и светом;

Исчезнет небо…

Монах

Пусть.

Епископ

Спускайся.

Монах спускается. Видна только голова.

В склепе этом

От жажды умирать! Как факел, угасать

Без воздуха! О скорбь!

Монах

Я буду ликовать.

Епископ

Спускайся.

Монах исчезает в подземелье.

Голос монаха

(из склепа)

Я на дне.

Епископ

Плиту на вход!

Голос монаха

Кладите.

По знаку епископа два монаха кладут плиту на отверстие. Перед тем, как его закрыть совсем, они останавливаются, оставив лишь узкую щель. Епископ склоняется над этой щелью.

Епископ

Господь, апостол Петр, безумца вразумите!—

Тебя поглотит ночь, упрямец. Отрекись.

Голос монаха

Нет.

Епископ

Лишь мгновение осталось. Торопись.

Безумное свое отвергни предприятье.

Голос монаха

Нет.

Епископ

С миром отойди.

Два монаха толкают плиту, и склеп закрывается.

Молитесь богу, братья.

Все складывают руки. Монахи попарно образуют процессию и уходят медленными шагами. Епископ идет последним. Они скрываются за деревьями. Слышно, как поют молитву по усопшим. Голоса затихают.

Затихающие голоса монахов

De profundis ad et clamavi, Domine! ^[19]

Голос

(из склепа)

Над человечеством, бог, сжалься в вышине.

Голоса монахов

Libera nos… ^[20]

Голос

(из склепа)

Господь, спаси меня!

Входят дон Санчо и донья Роза .

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Монах в склепе , дон Санчо , донья Роза. Дон Санчо и донья Роза выходят из-за деревьев; останавливаются; глядят друг на друга. Минута молчания. Почти совсем смерклось.

Дон Санчо

Нас двое.

Мы любим с детских лет, душа слилась с душою.

Я не могу понять, когда с тобой иду,

Ведешь ли ты меня иль я тебя веду.

Над нами тайна. Я нередко размышляю:

Зачем в обители мы выросли? Не знаю.

Кто мы? Ты знаешь? Нет! В плену мы? Все равно,

Поскольку мне любить тебя разрешено.

Итак, я кавалер, вы дама! И напрасно

О собственной душе я речь веду. Ведь ясно:

Дыхание твое — моя душа. Она

В прекрасном блеске глаз твоих заключена.

Уйдешь — я без души. Твоя вуаль мешает

Тебя поцеловать.

Донья Роза

Не смей!

(Целует его. Опирается на его руку и показывает на небо.)

Звезда сверкает.

Оба в забвении любуются ночью.

Голос

(из склепа)

Бог, сжалься над землей!

Голоса монахов

Ite, pax sepulcris! ^[21]

Голос

(из склепа)

Спаси их!

Донья Роза

Пенье?

Дон Санчо

Крик!

Голоса монахов

(все слабее)

Onus grave… ^[22]

Донья Роза

Зажглись на небе сонмы звезд. Летит к ним песнь ночная.

С ней радость к небесам возносится земная.

Все любят на земле. Чу!

Голоса монахов

Miserere… ^[23]

Голос

(из-под земли)

Бог,

Спаси их!

Дон Санчо

Это крик. Взметнулся и заглох.

Откуда этот крик несется в самом деле?

Донья Роза

Я думаю: поют вечерний гимн в капелле.

Дон Санчо

Нет!

Донья Роза

Темнота полна звучаний.

Голос

(в склепе)

Иисус!

Дон Санчо

Ты слышишь: снова крик.

(Замечая камень, закрывающий склеп)

Отсюда!

Донья Роза

Я боюсь…

Дон Санчо

Там кто-то есть!

Донья Роза

Мертвец заговорил в могиле!

Голос

(из могилы)

О господи!

Дон Санчо

Живым кого-то схоронили!

Донья Роза

Нет, там мертвец иль дух. Скорее прочь беги!

Оставь его, прошу.

Дон Санчо

Да нет же! Помоги.

Он становится на колени и пробует сдвинуть камень. Она становится на колени рядом с ним и также старается приподнять камень. Он улыбается, обернувшись к ней.

Коль он приговорен, пусть жизнь получит снова

Из рук твоих!

(Наклоняется к камню и кричит)

Кто здесь?

Голос

(из склепа)

Здесь погребли живого.

Спасите!

Дон Санчо

Подожди!

Оба делают усилия, чтобы отодвинуть плиту.

Нам не удастся так

Отворотить плиту. Но где же взять рычаг?

(Замечает железный крест на могиле у стены.)

Ах, этот крест!

(Подымается и идет к кресту.)

Донья Роза

(останавливая его)

Оставь!

Дон Санчо

(глядя на склеп)

Бедняк!

Донья Роза

Не делай это!

Боюсь; не тронь креста, священного предмета.

Дон Санчо

Еще священней крест, коль жизнь людскую спас.

Я выверну его; Христос одобрит нас.

Донья Роза

(крестясь перед крестом)

О, crux ave! ^[24]

Дон Санчо рассматривает крест, держа его обеими руками.

Дон Санчо

Хорош! Нам в деле он поможет.

(Подкатывает к склепу каменную глыбу и делает из нее подпору для рычага. Подсовывает под плиту нижний конец креста. Оба с усилием упираются о землю.)

Не любит, видно, смерть, когда ее тревожат!

Да, трудно…

Оба прерывают работу, чтоб передохнуть.

Странен все ж наш монастырь святой!

Здесь темные дела творятся.

Донья Роза

Боже мой!

Дрожу я.

Дон Санчо

Тяжела плита.

Донья Роза

Но подается.

Плита начинает сдвигаться.

Дон Санчо

Еще усилие употребить придется.

Роза напирает на рычаг, Санчо толкает камень, склеп приоткрывается.

Донья Роза

(ударяет в ладони)

Прекрасно!

Дон Санчо

(глядя в черную дыру)

Жуткий склеп! Туман во всех углах!

Из отверстия медленно выходит монах . Он останавливает взгляд сначала на Санчо, затем на Розе.

Донья Роза

Живой! Ведь это он — тот старец, тот монах!

Ах, счастье, что гулять пришли в края мы эти!

Монах

Спасен! И я клянусь вознаградить вас, дети.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ТРИ СВЯЩЕННИКА

Италия. Вершина горы. Пещера отшельника. В глубине вход, уводящий в пространство. На земле — соломенная подстилка. В противоположном углу небольшой алтарь, на котором лежит череп. В нише кувшин с водой, черный хлеб, деревянное блюдо с яблоками и каштанами. Камни вместо сидений; самый большой камень заменяет стол. За пещерою видны леса, оголенные крутые откосы, изрытые ручьями, пропасти. Вдали — поток. Сквозь дымку тумана проступают очертания монастырской колокольни.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Франциск Паоланский

(один, молится, стоя на коленях; прерывает молитву и встает; прислушивается; слышны звуки труб и рогов, смешанные с лаем собак)

Что слышу? Благовест ко мне сюда донесся?

Нет! Это звук рогов домчался до утеса.

Порой и гром звучит подобьем голосов,

Звенящих на ветру среди листвы лесов.

(Прислушивается.)

Охота!

(Выглядывает наружу.)

Там, внизу, фанфары загремели.

Для зверя человек как демон, в самом деле!

Забава гнусная! Подумать: со времен,

Как Доротея здесь скрывалась и Симон,

Тут не тревожили друг друга твари божьи,

И с волком в логове делил отшельник ложе!

Под братскою листвой уже не первый век

Живет в согласии с природой человек.

Пустыней благостной наследственно владеет

Тиара папская, поэтому не смеют

Ни герцог, ни король трубить здесь в турий рог

И с гончими скакать.

Лай собак становится глуше. Шум охоты то удаляется, то приближается, то замирает, то возникает снова.

Один бы папа мог,

Но лишь за душами охотиться он может.

Пичужек да зверьков никто здесь не тревожит,

И мирно господу хвалу они поют, —

Ему принадлежат. И кровь не льется тут.

Кто позабыть дерзнул, что место это свято?

У входа в пещеру появляется старый монах с палкой в руке; ноги его покрыты пылью. Поверх одеяния доминиканца на нем накинут стихарь паломника. Это Торквемада. Он останавливается у порога. Борода у Торквемады с проседью, у Франциска Паоланского — совсем белая.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Франциск Паоланский , Торквемада.

Торквемада

Привет, святой отец!

Франциск Паоланский

Приветствую я брата.

Торквемада

Немного отдохнуть ты разрешишь мне здесь?

Франциск Паоланский

Входите, брат.

Торквемада

Знобит! Окоченел я весь!

От лихорадки слаб, дрожу я в полдень знойный…

О патриарх святой, я путник недостойный…

Lamma sabacthani! Прошел я трудный путь. ^[26]

Мир вам!

Франциск Паоланский

И ты, мой брат, благословенным будь.

Торквемада

Я пастырь, как и вы!

Франциск Паоланский

Пусть вам господь поможет.

Но вам и говорить не хочется, быть может,

Куда идете вы? Ну что же! День за днем

От утренней зари к кончине мы идем.

В один и тот же путь идем мы неизменно:

Ступни у нас в гробу, пред алтарем колена.

Да, неизвестный брат, един весь род людской,

И в бесконечности исчезнем мы одной.

Торквемада

Из Мира в Рим иду.

Франциск Паоланский

В Рим?

Торквемада

В Город из Вселенной

Иду я, пилигрим ничтожный и презренный.

Хочу кой-что свершить. Настал, как вижу, срок.

Иду я наугад, бреду я одинок.

По снегу, по пескам пустился я в скитанья.

Свое прошение я в Рим послал заране,

И Александр Шестой уж знает про меня.

Франциск Паоланский

Как? Папа новый?

Торквемада

Он испанец, как и я. ^[27]

Еще в Валенсии мы некогда встречались.

Он родом Борджа. Ну, а ты, почтенный старец

В пещере каменной, скажи, кто ты такой?

Франциск Паоланский

Меня зовут Франциск.

Торквемада

(с почтением отодвигается от отшельника)

Из Паолы? Святой?

Франциск Паоланский

Нет.

Торквемада

Но ведь ты, Франциск, как говорят, пророчишь?

Франциск Паоланский

Нет.

Торквемада

Чудеса творишь!

Франциск Паоланский

О нет! Но, если хочешь,

Я вижу чудеса, когда заря встает,

И серебрит она потоки горных вод,

И солнце маленьких пичужек пробуждает,

И жизнь вселенский стол так щедро накрывает.

Тьма — прочь! Цветок цветет, сияют небеса;

Но это не мои, а божьи чудеса.

Торквемада

Отец! Лицом к лицу поставил нас создатель!

Апостол ты. А я — видений созерцатель.

Ты папу не видал? Не видел ли, верней,

Сей гроб повапленный ^[28], прибежище червей?

И не предвидел ли, что пастырь неизвестный

Появится во дни лжесвятости бесчестной,

Но будет он склонён по долгу своему

Перед викарием надменнейшим, кому

Тиара папская ошибочно досталась,

А церкви вся душа — представь себе! — осталась

В груди задумчивого странника! Отец!

Ведь на викарии лишь суетный венец!

Ах, что бы ты сказал, коль под твоею крышей

Явился новый вождь, вероучитель высший,

И это был бы я? Ты как бы поступил?

Франциск Паоланский

Но папа есть слуга господень: бог вручил

Ему земную власть. Двух Римов быть не может!

Торквемада

Не служит богу тот, кто людям не поможет.

А я хочу помочь. Не то — кромешный ад

Поглотит всё и вся. Лечу я бедных чад

Кровавою рукой. Спасая, я пытаю,

И жалость страшную к спасенным я питаю.

Великая любовь грозна, верна, тверда.

Франциск Паоланский

Не понимаю вас… Помолимся!

Торквемада

Когда

Я послушником был, — однажды в Сеговии

На сфере глобуса увидел я впервые

Всю землю, целый мир, — все реки, океан,

И множество границ, и городов, и стран,

И вечные снега, и острова морские,

И эти пропасти шумящие мирские,

Где человечество томится, копошась.

Ты знаешь ли, отец, что каждый принц и князь,—

Будь он христианин или язычник даже,—

Имеет глобус. Да! И я себе тогда же

Сказал: "Европа здесь! Здесь — Африка! Смотри!

Вот это — Индия в сиянии зари!"

И я сказал себе: "Не кто-нибудь, а я ведь,—

Так я сказал себе, — всем этим буду править

Во имя нашего спасителя Христа".

Ведь к уху моему он приближал уста

И в сновидениях беседовал со мною.

Отец мой, небесам отдам я все земное,

Весь этот шар земной с войной, с рыданьем, с тьмой.

Пойми: вот глобус мой.

Франциск Паоланский

(поднимаясь и кладя палец на череп)

А вот где глобус мой,—

Остаток бытия, след кораблекрушенья,

Печальное ничто, загадка без решенья,

В тумане вечности, задумчив, молчалив,

Над морем жизненным сей череп — словно риф!

Он улыбается, как дети на рассвете,

А где его глаза? Потухли взоры эти.

О маска, скрытая под мыслящим челом!

Кость, знающая то, не знаем мы о чем!

Тлен, о загадочном конце осведомленный,

Любуется твоей душою обнаженной!

Да! Размышлять, стареть, затем оставить мир,

Под взглядом пристальным вот этих черных дыр

Молиться, чувствуя, что прах тебе внимает,—

Вот чем владею я. Мне этого хватает.

Торквемада

(в сторону)

Он озарил меня! О, до чего ж он прав!

Так древле Константин, от бога власть приняв,

Лабарум в небесах увидел! ^[29]

(Указывая на череп)

Не отрину

Я знака этого! Подобно Константину,

Победу одержу! Отшельник, муж святой,

Все христианство мне со стороны другой

Сумел ты показать! Вот истинная вера!

Возьму я глобус твой! Нужна мне эта сфера!

Пусть этот мрачный риф укажет в гавань путь.

На знамени живых ты символ смерти будь!

(Франциску Паоланскому)

Огонь прекрасен, коль его не осквернили,

Но был и Доминик понять огня не в силе:

Хотел казнить огнем! А в этом разве суть?

Я для спасенья душ хочу костры раздуть.

Понятно?

Франциск Паоланский

Да.

Торквемада

Хочу разжечь такое пламя,

Чтоб исцелительными мощными кострами

Весь мир был озарен. Во тьме ночи моей

Мне говорит Христос: "Иди! Иди смелей!

Цель оправдает все, коль ты достигнешь цели!"

Франциск Паоланский

(ставит на большой камень хлеб, каштаны и кувшин с водой)

Каштаны, хлеб с водой… Попили бы, поели!

А что касается до замыслов таких,

То я заранее конец предвижу их.

И буду я Христу-спасителю молиться,

Чтоб, прежде чем костер ваш первый загорится,

Вас разразил бы гром, — да, сын мой, — в тот же час.

Для человечества так лучше и для вас!

Торквемада

(в сторону)

Не понял муж святой! И, по ответу судя,

Он в одиночестве ума лишился.

Франциск Паоланский

Люди

Родятся для любви. Мы братья, мы друзья.

Бесцельно убивать нельзя и муравья.

Господь над всем живым сознание людское,

Как крылья, распростер — над травами, листвою,

Над кручей горною, над пеною волны.

И смертью никого карать мы не должны.

Народу — вольный труд, а птице — зелень веток,

И всем на свете — мир. И — ни цепей, ни клеток!

Коль человек — палач, так кто ж господь? Тиран?

Крест — вот евангелье! Мечом грозит коран!

Так пусть же на земле, где столько мглы клубится,

В благословение вся злоба превратится.

Суд часто и неправ. Довольно кар! Встает,

Как вызов небесам, ужасный эшафот.

Пусть сам господь казнит! И дерзки мысли эти—

Гроб в услуженье брать! Цветы, плоды и дети,

Голубки, женщины — священны все они.

Благословенно все, на что ты ни взгляни.

И бесконечный мир в себе я ощущаю,

Мольбу великую с гор в пропасть изливаю.

А папа? Я скажу, что надо чтить его,

Всегда надейся, всех прощай — и никого,

О сын мой, не карай! Преступнику — пощада.

Заставь покаяться, уж если это надо.

Молиться, и любить, и верить — вот закон.

Кто выполнит его — спасен.

Торквемада

Да! Ты — спасен!

А прочие, старик? Ах, вечное паденье

Душ человеческих! Ведь каждое мгновенье

В ад души сыплются, в колодец роковой,

В мрак чернопламенный! Спасаешься, святой?

А люди, братья как? Спокойно, без помехи

Спасаешься ты здесь, ешь яблоки, орехи,

Как древле в Ливии Ансельм или Пахом,

И — удовлетворен! Прекрасно все кругом!

Ни вопль погибших душ, ни адские мученья

Не могут оторвать тебя от размышленья.

Ты любишь свой покой, тюфяк, кувшин с водой.

Как видно, ты — дитя, а не старик седой!

Как видно, умерло в тебе внушенье бога—

Отцовство грозное, священная тревога.

Пусть гибнет род людской! Тебе ль до пустяков?

Но лечат и собак! Но холят и быков!

Есть сердце у тебя? Иль ты под небесами

Живешь как будто бы за четырьмя стенами?

Но тысячей узлов он связан и с тобой—

Сей смрадный человек, кощунственный и злой,

Влачащий за собой при взлете и паденьи

Несчастье, что всегда рождает преступленья!

Бесстрастно ты на все взираешь с высоты.

Проходят смертные, но чувствуешь ли ты,

Что с каждым призраком ты связан неразрывно?

Ах, руки ты скрестил! Псалмы поешь наивно!

От алтаря к кресту шагаешь ты, святой,—

От этой вот доски бредешь до глыбы той!

Да! Спасся! Но дрожит и гибнет все на свете.

Нет, старец! Быть с толпой — вот долг твой в годы эти!

Суровый, тяжкий долг! Сомнения твои

Спать не дают тебе, кишат как муравьи.

Зовет тебя твой долг. Подумай о народе!

Он гибнет! Помоги! Спасаться на свободе

Сегодня некогда! Брось монастырь! Иди,

Погибель жен, мужей, детей предупреди,

Дай помощь простакам и умникам ученым,

В пылающий Содом свалиться обреченным!

Беги! Немедленно их, проклятых, спасай!

Заставь их силою войти в господень рай.

Да! Вот какое нам дано предназначенье.

Старик, закон твой прост; сложней мое ученье.

Надежда только ты, спасенье ж — это я!

Я — помощь господу.

Уже несколько мгновений, как у входа в пещеру появился неизвестный человек . Это тоже старик, с седоватой бородой. В руке он держит рогатину, на шее у него шестиконечный крест. Он одет в охотничий костюм из золотой парчи; на голове — высокая позолоченная шапка, расшитая тремя рядами жемчуга. ^[30]У пояса — охотничий рог. Незнакомец слышал последние слова Франциска Паоланского и речь к нему Торквемады. Он хохочет. Франциск Паоланский и Торквемада оборачиваются.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же , охотник.

Охотник

Ну, право же, друзья,

Все лютники мои ни разу не сумели

Так рассмешить меня! Огромное веселье

Доставили вы мне! Два идиота вы!

Охочусь я внизу, нейдет из головы:

Как жив-здоров старик? Я и взошел на гору.

Ах, распотешили меня вы! Но без спору:

Была бы жизнь скучна, такой имея вид,

Как говорите вы.

(Приближается, скрестив руки на груди и глядя на обоих монахов.)

Бог — коль он есть — молчит.

Нет слов, он счел людей за образец творенья.

Но и червя в змею прекрасно превращенье,

Змеи — в дракона, и дракона — в Сатану.

(Делает шаг к Торквемаде.)

Ну, Торквемада, что ж… Вернись в свою страну!

Прошение твое прочел я. Вот идея!

Я хохотал над ней. Иди домой скорее!

О, знаю я тебя! Иди и можешь там

Творить, что вздумаешь. Охотно я отдам

Моим племянникам жидовские богатства.

Сыны мои, вы здесь хотели столковаться

О смысле жизни? Я хочу вам разъяснить

Все это в двух словах. Ведь истину таить

Не следует… Друзья, мой кругозор не шире

Земного бытия, а вижу в этом мире

Я только лишь себя и говорю, что весь

Смысл жизни — в радостях. Но каждый видит здесь

Свое.

(Франциску Паоланскому)

Моления сквозь все ты видишь призмы,

Я — наслаждение!

Торквемада

(глядя поочередно на того и другого)

Два вида эгоизма!

Охотник

Случайность сплавила мгновение и прах;

Сплав этот — человек. Мы на одних правах:

Вы, так же как и я, — материя простая.

Когда бы, радостей за горло не хватая,

Зевал я по ночам, был тяжек на подъем,—

Поверьте мне, друзья, я был бы простаком.

Счастливцем надо быть. Беру я в услуженье

Так называемый порок, и преступленья,

И предрассудки все, и подлость всех мастей.

Я строгость нравов чту, но не подвластен ей.

Кровосмешение? Могу любить я страстно

И собственную дочь, когда она прекрасна.

Ведь я же не глупец! Мне хочется любить!

Попробуйте орла иль кречета спросить,

Разрешено ль ему вот это мясо птичье,

Известно ли гнездо, откуда взял добычу?

Ты рясу черную иль белую надел —

Так, значит, должен ты быть робок, неумел?

Вы прячете глаза, отвергнув дар великий —

То счастье, что сулит вам мир прекрасно-дикий!

Возьмемся же за ум! Что можно получить

За гробом? Ничего. Итак, давайте жить!

Зал бальный рушится, и кладбище готово.

Приплясывая, в гроб идет душа святого.

Пир приготовьте мне! Пусть ближние вкусят

На этом празднике хотя б смертельный яд!

Пусть гибнут! Я живу! К другим я беспощаден.

Я голод! Я велик! Я ненасытно жаден!

Мир для меня — лишь плод, который можно жрать.

Господь, я о тебе хочу не размышлять!

О том, что смертен я, хочу забыть я тоже.

Земные радости — вот что всего дороже,

Их взять я тороплюсь здесь, на земле живя,

А после смерти я совсем уже не я —

Меня уж больше нет, коль с этого я света

Исчез.

Франциск Паоланский

Кто сей бандит?

Торквемада

Отец мой, папа это!

Часть вторая

ТОРКВЕМАДА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Торквемада.

Дон Санчо.

Донья Роза.

Маркиз де Фуэнтель.

Король Фердинанд.

Королева Изабелла.

Гучо.

Епископ Урхельский.

Капеллан короля.

Моисей бен-Хабиб, великий раввин.

Герцог де Алава.

Привратник.

Солдаты, пажи, монахи, евреи, члены братства кающихся — белые и черные.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Королевский внутренний двор, называемый "Графы-короли", во дворце-монастыре Ла-Льяна в Бургосе. Этот квадратный двор окружен галереей из тройных аркад. В передней части сцены находится одна из сторон этой галереи. Двор имеет два широких выхода, расположенных один против другого. Они ведут в город. Галерея, находящаяся на переднем плане, заканчивается слева запертой двухстворчатой дверью, к которой ведут три ступеньки. Справа к галерее примыкает крытая пристройка, являющаяся как бы преддверием к ней. Около этой пристройки на помосте стоит высокий железный стул, украшенный гербами, со спинкою, заостренная верхушка которой заканчивается шпагой острием кверху. В крытой пристройке находятся двое неподвижных священников, которые, видимо, приставлены охранять сундук, стоящий на земле.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дон Санчо, маркиз де Фуэнтель, затем Гучо. Дон Санчо в одежде из золотой парчи, при шпаге.

Дон Санчо

Но это сон!

Маркиз

Нет, явь!

Дон Санчо

Я принц!

Маркиз

Принц, граф, правитель

Над Бургосом!

Дон Санчо

Я!

Маркиз

Да! Над вами повелитель —

Лишь Фердинанд.

(Целует руку дона Санчо.)

Вы всё сумели приобресть —

И власть и счастие!

Дон Санчо

Да! Это так и есть!

На донье Розе я могу теперь жениться!

Маркиз

И часу не пройдет, как это совершится.

Готовят ей венец, храм озарен огнем,

И наш епископ сам вас обвенчает в нем.

Мне приказал король, чтоб всё без промедлений

Свершилось в сей же час.

Дон Санчо

О, вы наш добрый гений!

Маркиз

Невеста здесь уже и ждет вас. А теперь

Я, Хиль де Фуэнтель, открою эту дверь

И дам дорогу вам. Пойдете вы к невесте

И, по обычаю, вернетесь с нею вместе,

Чтоб почести воздать и поблагодарить

Его величество. Король поговорить

Перед венчанием о чем-то хочет с вами.

Он будет ждать вас здесь.

Дон Санчо

Не лучше ль прямо в храме

Беседу с ним иметь?

Маркиз

Нет. Воле короля

Вы повинуйтесь, принц. Слова: "Согласен я" —

Произнесет король. К тому же, по закону,

Вассальную вы все ж имеете корону.

Дон Санчо

Пусть будет так…

Маркиз

Должны мы свято чтить закон.

Дон Санчо

Но мой отец…

Маркиз

Инфант.

Дон Санчо

А дед мой — значит, он…

Маркиз

(в сторону)

Дед — я!

Дон Санчо

…он был король!

Маркиз

Да, принц. Под вашей властью

Держава расцветет, и будет мир и счастье,

Лишь верьте мне во всем!

Дон Санчо

Не знаю почему,

Вам доверяю, как себе я самому.

Вы любите меня! Нежданный избавитель,

В один прекрасный день явились вы в обитель

С распоряжением — о, как боялся я!—

Доставить ко двору и Розу и меня.

Какой-то западни страшились мы ужасно,

Но вот венчают нас! О, это так прекрасно!

И сердце я теперь вполне вверяю вам!

Маркиз

Располагайте мной! Вверяю небесам

Я вашу голову. Она благословенна.

Спасая вашу жизнь, себе я вскрыл бы вену,

Чтоб, словно Жан де Ретц, могли вы кровь испить,

А я бы в этот час, ликуя, мог следить,

Как кровь моя течет, от смерти вас спасая,

Как возвращается, пока я угасаю,

Жизнь к вам, о мой король, мой принц…

(в сторону)

мое дитя!

Входит Гучо , он слышит последние слова маркиза.

Гучо

(глядя на маркиза, в сторону)

Как добродетелен! Как радостен! Но я

И знать бы не хотел ни о каком секрете!

И я бы мог добро творить на белом свете

И всяческое зло сшибать одним щелчком…

Но бесполезен я, стелюсь, ползу ползком,

Я разве что тайком подслушивать умею.

Что ж; должность такова!

Входит отряд солдат из африканской гвардии кастильского короля; во главе их герцог де Алава .

Маркиз

(дону Санчо)

У этой галереи

Вас будет ждать король.

(Подымается по ступенькам крыльца и открывает обе половинки двери, которая ведет внутрь дворца-монастыря. Делает дону Санчо знак следовать за ним.)

Войдите, принц.

(Замечает солдат и указывает на них дону Санчо.)

Вас ждут

Гвардейцы короля, чтоб вам отдать салют.

(Продолжает говорить с доном Санчо, в то время как тот поднимается по ступеням.)

Как затрубят в рожки, сейчас же вы войдете,

К его величеству графиню подведете

И, на колени встав, поклонитесь ему.

(Бросает взгляд на галерею.)

Король!

Дон Санчо входит в дверь, за ним — маркиз де Фуэнтель. Дверь закрывается за ними. Входит король , сопровождаемый капелланом .

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Король, Гучо, герцог де Алава, капеллан.

Король

(герцогу де Алава)

Иди сюда!

Герцог приближается

Когда я цепь сниму

И принцу протяну…

Герцог

Да.

Король

(глядя на гвардейцев)

Стража здесь. Прекрасно.

(Герцогу)

Так вот, когда скажу ему я громогласно:

"Отныне рыцарь ты! Правь! Бог тебя хранит!" —

Пусть тут же караул оружье обнажит,

И принца этого вы в спину поразите.

Герцог

Король, все ясно мне!

Гучо

(прижимая к сердцу свои погремушки, в сторону)

Вот, куколки, смотрите,

Что значит быть людьми!

Капеллан наклоняется к уху короля и указывает пальцем на сундук, который охраняют два священника .

Капеллан

(тихо, королю)

Исполнен ваш приказ

О доставлении двух грубошерстных ряс.

Король

Возможно, что они уже не пригодятся.

Ну, все равно…

(Указывая капеллану на пристройку)

Вон там должны вы дожидаться.

Капеллан присоединяется к двум священникам. Король поворачивается к начальнику своей гвардии.

Останься, герцог, здесь.

(В сторону)

Два способа — такой

Иль несколько иной — пусть будут под рукой!

Дверь раскрывается перед маркизом де Фуэнтелем , затем снова за ним закрывается. Маркиз медленно спускается по ступеням. Король заметил железный стул и смотрит на него.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Маркиз

(в сторону)

Итак, он принц и граф! Венчанья час подходит.

И каждый миг — ступень, по коей принц восходит

К сиянию из тьмы. Еще один лишь миг,

И станет юноша могуч, счастлив, велик!

Невинное дитя, ты льешь свое сиянье

На деда гнусного! Какое ликованье

В душе у старика! О милосердный бог,

Ты мне, презренному, увидеть свет помог!

(Утирает слезы.)

Король

(обернувшись)

А! Вот и ты, маркиз!

Маркиз

(низко кланяясь)

Король мой!

Король

Мне приятно

Поговорить с тобой!

(Указывает на железный стул.)

Мне не совсем понятно,

Что значит этот стул со шпагою на нем?

Маркиз

Ваш предок Гарсия сидел на троне том,

А древний сей клинок над спинкою сиденья—

Эмблема власти.

Король

Да, ведь здесь мои владенья.

Зависят жизнь и смерть от моего суда.

Гучо

(королю)

Вас двое.

Уже несколько мгновений, как из правой двери квадратного двора тянется шествие, направляющееся к левой двери. Это две шеренги кающихся : одна черная, другая белая. Они движутся параллельно, медленными шагами; капюшоны опущены. У белых капюшоны черные, у черных — белые. В капюшонах — прорезы для глаз. Возглавляющий обе шеренги кающихся монах — в черном и с черным капюшоном — несет высокую черную хоругвь, на которой изображен череп с двумя скрещенными костями. Шествие медленно и молчаливо проходит в глубине сцены. Гучо указывает королю на хоругвь.

Король

(Гучо)

Да, ты прав! Монах презренный…

Гучо

Да!

Он мерзок, но велик. Покорны Торквемаде

Все. Даже вы, король.

Маркиз

И чудится при взгляде

На черную хоругвь, что это — черный дым

Костра, где жгут людей.

Король

(указывая на кающихся)

Маркиз, что надо им?

Гучо

Добычи. Скажем так: почтенным гражданином

Себе вы кажетесь, но вас сочтут повинным

В печальной ереси, пусть даже вы о ней

И знать не знаете! В кругу семьи своей

Вы глупость брякнете, отнюдь не придавая

Значения тому; но глупость роковая

До инквизиции сама дошла тайком.

О! Ухо черное в ночи стоит торчком!

Из врат монастыря, с печальными псалмами,

Вот эти призраки идут двумя рядами,

И между них плывет хоругвь, черным-черна,

И медленно в толпу врезается она

И движется вперед, препятствий не встречая:

Все разбегаются, монахов замечая.

Вот инквизиция! Народ повержен ниц.

Все знают: вот рука, чьей власти нет границ

И через город наш угрюмое виденье

Вот так и тянется,

(показывая на хоругвь и на две шеренги людей в капюшонах, которые проходят в глубине)

Как в данное мгновенье,

Без слов, без пения, и ночью так и днем,

Безмолвно-грозные идут своим путем.

Сидите дома вы, спокойно отдыхая,

Болтая и смеясь, в саду цветы, срывая;

Ласкаете детей, и этот череп вдруг

К вам в дверь врывается! О, сколько жертв вокруг!

Людей без счета жгут. Никто им не мешает.

Процессия и хоругвь исчезают в больших воротах, противоположных тем, из которых появились.

Маркиз

(тихо, королю)

Король церковников без меры возвышает!

Кто Торквемада? Чьи присвоил он права?

Ведь незаконного собора он глава!

Он с папой говорил и с буллой возвратился;

Ну, и достаточно — лик короля затмился,

Погас и почернел, а узурпатор-поп

В наикратчайший срок вознес ничтожный лоб

До уровня голов, увенчанных короной.

Король, думая о другом, видимо не обращает внимания на слова маркиза

(тихо, Гучо)

Король не слушает.

Гучо

(тихо, маркизу)

Молчит он, отвлеченный

Другими мыслями.

Король поднимает голову, окидывает взглядом всех, кто находится в глубине галереи, и делает знак маркизу, чтобы тот подошел к нему. Он выводит его на авансцену, так, чтобы никто не мог услышать, что они говорят. Гучо наблюдает за ними.

Король

(маркизу)

Я, к счастью своему,

Всегда твоим речам внимал. И потому

Хочу с тобою вновь сомненьем поделиться:

Событье важное должно сейчас свершиться…

Тем лучше, чем скорей оно произойдет!

Король замечает Гучо, который скрывался за железным стулом, и жестом прогоняет его. Гучо удаляется.

Гучо

(глядя на короля и маркиза, в сторону)

Что будет? Юный тигр и престарелый кот!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Король , маркиз одни на авансцене. Остальные в глубине, куда не доходят голоса говорящих.

Король

Скажи, как поступить. Ведь я в тебе уверен!

Маркиз

(в сторону)

А я уверен в том, что выполнить намерен

Он все внушения мои наоборот!

Король

Благополучно ли политика идет?

Что наиболее устойчивое ныне

В Европе видишь ты?

Маркиз

О, лишь одной плотине

И выстоять! Король, плотина эта — вы.

Ведь только вы один не гнете головы

Пред мощью Франции. Но все же для удара

Есть уязвимый пункт, а именно — Наварра.

Но примечательно, что, видя зорче нас,

Со старым корольком, с д'Ортезом, вы тотчас

Управились, отняв инфанта молодого,—

И равновесие восстановилось снова.

В вас — сила, право — в нем! Могучий вы колосс,

Опоры точка — он! И разрешен вопрос!

Инфант у вас в когтях, как у орла орленок.

Он лишь и нужен вам! Расчет ваш очень тонок:

Он жив — и Франция молчит, ущемлена!

Король

Как? Нужен только он?

Маркиз

Конечно, и она,

Инфанта юная.

Король

Я мысль твою проверю…

Инфант необходим?

Маркиз

Конечно!

Король

Ну, так двери

Сейчас раскроются, чтоб Санчо мертвым пал.

Маркиз стоит, окаменев от ужаса.

Мне Роза нравится. Никто не сочетал

Столь гордого чела со скромными устами

И с нежностью речей — очей такое пламя.

Чарует этот взор, как будто неземной.

А ножки! Умещу я их в руке одной.

А если задрожит, еще прекрасней станет…

Да что там говорить? Меня инфанта манит,

И Санчо — лишний.

Маркиз

Да.

Король

Но должен я, король,

Отдать политике решающую роль.

Итак, к какому же прийти мне заключенью?

Не мимолетное ли это увлеченье?

Покуда рос огонь, я долго размышлял,

И вот, борясь с собой, я так себе сказал:

Черт! Хороша она, но пусть их брак свершится!

Наварра мне нужна! Без этого границы

Не будет у меня. Смирись, моя любовь!

Но что за грация! Взор чудных глаз каков!

А кожа какова! Но хватит этих бредней!

Король, неужто плод борьбы десятилетней

За юбочку отдать ты хочешь в миг один?

На север посмотри: французский властелин

Смеется над тобой. Нет! Женим их, бог с ними!

Дюранса и Адур ^[31]окажутся моими!

Пусть люди про меня повсюду говорят,

Что я воистину великий дипломат!

Пускай! Но нет, но нет! В объятия другого

Она должна попасть! Я обезумел снова.

Долой соперника! Беру ее! Моя!

Иль скипетр — мой тиран, и лишь невольник я,

И сердце растерзать я должен в исступленье?

А где-нибудь вдали, на Рейне, Тибре, Сене,

Шпионы-короли лишь этого и ждут:

Мол, честолюбием объемся все ж я тут!

Дам сердцу я реванш! О, быть владыкой тяжко!

Мне дона Санчо жаль, но он умрет, бедняжка,

Вот здесь, у очага родного своего.

Страдать я не хочу. Мне жизнь не для того

Дана. Моя ль вина, что девушка сумела

Меня очаровать?

Маркиз

Нет!

Король

Что мне Изабелла?

Хочу другой жены. А эта мне претит!

Ведь вправе я любить!

Маркиз

(в сторону)

О, львиный аппетит!

Король

Послушай! Я люблю и, значит, ненавижу!

Все вижу… монастырь, лужайку эту вижу…

Их детство… беготню, игру среди кустов…

О, как ревную я! Убить его готов!

И сердце яростью нарочно опьяняю,

И с ликованием в груди я ощущаю

Удары темные! Хочу, чтоб довелось

От гнева задрожать мне до корней волос.

Как это хорошо — расправиться с врагами,

Стереть их в порошок и растоптать ногами!

Я — бездна! Пусть же в ней потонет алькион! ^[32]

Я поглощу его! Я зол! Я возбужден.

Безумец — кто со мной осмелится бороться!

Прочь! Санчо умереть за это и придется!

За что я мщу ему? За то, что он любим!

За то, что он красив! Я темен, нелюдим,

Противодействовать люблю и бушевать я,

Убийцы мне друзья, и Каины мне братья.

Да! Принимаю я холодный, сонный вид,

Но воля страшная внутри меня кипит,

Как будто бы вулкан, сокрытый под снегами.

Всегда внутри себя я ощущаю пламя.

Рычу, когда меня стараются смягчить.

Я бога сокрушу! Но как же с принцем быть?

Два только способа и есть для устраненья…

Маркиз

(в сторону)

Два?

Король

Да! Один из них — тягучий: заточенье;

Другой — стремительный и точный: умертвить.

Ведь все ж монастыря с могилой не сравнить.

Он глух, не больше, а она — глухонемая!

Захлопнется она, сознанье отнимая.

Тем хороша она, что в ней забвенье мук.

А что монашество? Ужасный этот круг

Буссолью мерзостной указан. В самом деле,

Раб черных папертей, состарится он в келье,

И изморщинятся прекрасные черты…

Гораздо лучше смерть. Как полагаешь ты?

Маркиз

Да.

Король

Что я слышу?

Маркиз

Смерть. Вы правильно сказали.

Уж лучше умертвить.

Король

(в сторону)

Так что ж мне нашептали,

Что принц его дитя? Неверно это!

Маркиз

Сам

Я мыслю точно так!

Король

(в сторону)

Лгут много королям!

Маркиз

Я одобряю вас.

Король

Так пусть умрет дон Санчо?

Маркиз

Да.

Король

(в сторону)

Что-то тут не так! Ведь он минутой раньше

Упорно толковал, что принц необходим

И если он живет, то я непобедим;

А вместе с ним умрет и на Наварру право!

С одной тут стороны французская держава,

С другой — империя! Нет, в этом что-то есть!

(Недоверчиво поглядывая на маркиза)

Предатель!

(Громко)

Целиком приятно Санчо съесть.

Но если тихо грызть? В моей он будет пасти

И там, в монастыре! Есть в этом сладострастье —

Смотреть, как тает он и гаснет с каждым днем,

Агонизирует… О мщении таком

Что думаешь?

Маркиз

Зачем идти путем окольным?

Уж лучше по прямой. Убить и быть довольным.

Король

(в сторону)

Хитрец! Ты до сих пор за дона Санчо был.

Ты это позабыл, а я не позабыл.

(Вглядываясь в маркиза, который в свою очередь вглядывается в короля.)

Двуличный! Озарен каким-то тайным светом!

Сговорчив неспроста. Таится что-то в этом.

Гнев хочешь распалить? Попробуй, распали.

(Громко, маркизу)

Кровь…

Маркиз

Чем кровавее бывают короли,

Тем лучше служат им! Убить!

Король

(в сторону)

Успел предаться

Он Франции!

(Громко)

Но ты на принца опираться

Мне посоветовал. Опора он моя!

Залог могущества!

Маркиз

Нет, ошибался я.

Столь всемогущи вы, что вам ничья подмога

Не обязательна. И даже — помощь бога.

Убить!

Король

Ты предан мне. Но слушай: ведь толпа

Не разбирается в политике, — тупа.

Легко разжалобить ее. Ударом шпаги

Принц поражен — и все сочувствуют бедняге,

Тем более что он — красавец. В смертный час

Оплакивают нас, а вот в темнице нас

Забудут навсегда. Мой милый, гнев нас губит!

Принц молод, а народ трагичных сцен не любит.

А вот в монастыре врага замуровать —

Совсем другой эффект. Прекрасно! Тишь да гладь!

Оттуда не сбежишь.

Маркиз

Нет! Служит без измены

Лишь гроб.

Король

Убить…

Маркиз

(указывая на дворец)

К тому привыкли эти стены.

Король

(в сторону)

Предатель!

(Громко)

Ну, маркиз, с решеньем не тяни!

Маркиз

Убейте!

Звук труб.

Трубачи! А вот идут они!

Дверь открывается на обе половины. На крыльце появляются дон Санчо и донья Роза , держась за руки. Роза в платье из серебряных кружев, с жемчужным венцом на голове. Дон Санчо в графской шляпе, увенчанной султаном, называемым "молния" — перья, усыпанные драгоценными камнями. С правой стороны идет епископ Урхельский с митрой на голове; за ним дамы , вельможи , священники в пышных ризах.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же , дон Санчо , донья Роза , епископ Урхельский .

Епископ

Король дон Фердинанд Кастильский! Пожениться

Хотят сей человек, дон Санчо, и девица,

С ним находящаяся; Роза имя ей.

Они ведут свой род от готских королей.

Она д'Ортез, а он граф Бургосский. И коли

Не будет этот брак противен вашей воле,

Я обвенчаю их. И, к вашим пав ногам,

Граф новобрачную и счастье вверит вам,

Поскольку вы — король, он — граф.

Дон Санчо и донья Роза спускаются со ступенек и преклоняют колени перед королем. Герцог де Алава делает шаг вперед. Маркиз де Фуэнтель смотрит, тяжело дыша.

Дон Санчо

Свои права я

К ногам властителя смиренно повергаю.

Король

(пристально глядя на епископа)

Что за безумие, епископ! Под венцом

Увидеть ты хотел монашку с чернецом!

Епископ

О повелитель мой!

Король

Невинности обеты

Даны обоими. Тебе известно это?

И ты без ужаса кощунственный такой

Поступок совершить хотел своей рукой,

В творимой подлости не усомнясь нимало?

Епископ

Но…

Король

(указывая на Санчо)

Рясу на него!

(Указывая на Розу)

Подать ей покрывало!

Капеллан и два священника выходят из крытой пристройки. Один из священников держит черную вуаль, другой — одежду из грубой шерсти. Лицо дона Санчо исчезает под капюшоном, лицо Розы — под покрывалом. Солдаты окружают их. У дона Санчо отнимают шпагу. Король делает гневное движение.

Король

Свезти в монастыри. Не вместе! Разлучив!

Дон Санчо

(отбиваясь под капюшоном)

Король!

Король

(священникам)

Под ваш надзор!

Маркиз

(облегченно вздыхая)

О! Все-таки он жив!

Священники и солдаты разводят дона Санчо и донью Розу в разные стороны.

Король

(тихо, маркизу)

Ее я вызволю. Из-под церковной стражи

Монашенки бегут.

Маркиз

(в сторону)

Порой — монахи даже!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Зала в старинном мавританском дворце Севильи. Дворец выходит окнами на Табладу, где находился Кемадеро. Это зала Совета, а в глубине ее, на одном уровне с полом, тянется галерея с маленькими колоннами в мавританском стиле; галерея эта, уходящая за сцену, заканчивается огромным занавесом. Слева, на противоположных концах длинного стола, стоят два одинаковых кресла с королевскими коронами. С той же стороны в обивке стены скрыта дверь, низенькая и узкая, ведущая на потайную лестницу. Справа, на усеченном углу стены, дальше пересекающейся с галереей, большая двухстворчатая дверь, к которой ведут три ступени. Стол покрыт ковровой скатертью с вышитыми на ней гербами Арагона и Кастилии. Посреди стола, на большом серебряном подносе, лежат золотые монеты, сложенные в тридцать высоких и широких груд. Они образуют в центре подноса массивную золотую глыбу. Неподалеку от подноса — письменный прибор из позолоченного серебра, грамоты, листы пергамента, воск, печати. В чернильницы воткнуты золоченые или раскрашенные перья. Около стола — железный шкафчик с выдвижными ящиками для хранения денег.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Маркиз де Фуэнтель, Моисей бен-Хабиб , великий раввин. Оба входят через потайную дверь.

Маркиз

Побольше золота!

Моисей бен-Хабиб указывает ему на поднос, где лежат золотые монеты. Маркиз смотрит на кучки золота.

Изрядно.

Моисей бен-Хабиб

Тридцать куч

По тысяче монет.

Маркиз

Да, довод сей могуч.

Моисей бен-Хабиб

Монархиня скупа.

Маркиз

Зато монарх мотает.

На копях золотых интрига обитает,

А правда — в недрах шахт. На жизнь добиться прав

Мы можем у владык, им взятку только дав.

Да, бедный человек обязан быть богатым,

Чтоб избежать судьи и в мире жить с прелатом.

На подаяние для нищих королей

Не надо быть скупым. — Жид, уходи скорей!

Да через черный ход! Король ведь глаз не сводит

С меня.

Моисей бен-Хабиб

Сеньор маркиз, ужасный час подходит.

Спасите наш народ.

Маркиз

Беда близка. Иди.

(Выпроваживает раввина.)

Моисей бен-Хабиб

Жду помощи от вас!

Маркиз

Ее от денег жди!

Моисей бен-Хабиб

Так мы, несчастные, получим дозволенье

Явиться во дворец, чтоб преклонить колени

Пред царственной четой?

Маркиз

Поздней, как я сказал.

Теперь — проваливай.

Моисей бен-Хабиб

День ужаса настал!

Поможет ли король? Уже приговорили

Сто наших стариков к сожженью здесь, в Севилье,

А остальной народ изгонят из страны!

Маркиз

(задумчиво)

Да, для аутодафе костры возведены.

Моисей бен-Хабиб

Король из города под вечер удалится?

Маркиз

Да. На день. В монастырь поедет он молиться.

Закон Тульгаса есть, старейший наш закон,

Что их величества, коль подданный казнен,

В прискорбный этот день, всему мирскому чужды,

В Триане молятся.

Моисей бен-Хабиб

И не было бы нужды

Молиться, коль никто тут не был бы казнен!

Спасите нас, маркиз.

Маркиз

Ну, тише! Выйди вон!

Моисей бен-Хабиб кланяется до земли и выходит через маленькую дверь, которая закрывается за ним.

(Глядя ему вслед)

Совсем не о твоей, не о жидовской шкуре

Сейчас я хлопочу. Иных волнений буря

Во мне свирепствует. Дон Санчо заточен!

Я слышу гул костра и погребальный звон,

И в содрогание меня приводит это.

Инфант противится, не признает обета,

И на костер его готовы возвести

Монахи злобные. Хочу его спасти!

Но как?

Открывается большая дверь. Входит король , за ним Гучо . Обе половинки двери захлопываются, как только король вошел. Король в торжественном одеянии великого магистра ордена Алькантары. На его мантии изумрудами вышит зеленый крест; на голове шляпа из зеленого бархата, без пера, окаймленная королевской короной. Гучо сразу же залезает под одно из кресел.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Маркиз, король, Гучо. Король словно ничего не замечает вокруг себя, погруженный в глубокие размышления.

Король

(в сторону)

Без резких мер…

Маркиз

(кланяясь, королю)

Итак, мы — перед крахом!

Но крах предотвратить руки единым взмахом

Король бы мог.

Король подымает голову. Маркиз указывает рукой куда-то за большой занавес, отграничивающий галерею в глубине сцены.

Костры! Людей там жгут живьем.

И об изгнании указ мы издаем.

Монах крадет народ у короля Кастильи.

Король

Ну, выгнали орду; костер мы запалили —

Ты в этом видишь крах?

(Замечает на столе поднос с золотом.)

А, деньги!

(Маркизу)

От кого?

Маркиз

Евреи принесли.

Король

А сколько тут всего?

Маркиз

На триста тысяч здесь! Все это преподносят

Вам тридцать городов.

Король

Ах, так? О чем же просят?

Маркиз

Чтоб дали им покой.

Король

Их просьба велика!

Покоя им не дам до той поры, пока

Жидовствуют они.

Маркиз

Примите это злато

И смилуйтесь. Народ покорный и богатый

Приносит этот дар! Ведь об одном лишь речь—

Чтоб сотню стариков от казни уберечь!

Король

Как много!

Маркиз

Сто?

Король

Да нет, совсем не в этом дело.

Как много просьб! А что мне скажет Изабелла?

А папа? Оба здесь! Та — зла, другой суров.

И требуют они костров, костров, костров!

Ну, кой-кого пожгут, — и ладно, на здоровье!

Что слышно?

Маркиз

Ничего. В Туделе жгут, в Кордове

И в Сарагоссе…

Король

Ну?

Маркиз

Граф Рекезенс сожжен:

Святыми поклялся, — нетрезв в тот день был он!—

И инквизиция взяла его в Хероне

Без снисхождения к заслугам и короне.

И, так как не хотел отречься от него

Никто из близких, — всех сожгли до одного!

И заодно сожгли владенья святотатца,

И даже графский шут не мог в живых остаться.

Гучо вскакивает, словно внезапно разбуженный.

Гучо

(в сторону)

Стать инквизиции доверенным лицом—

Вот что мне надобно! О молния и гром!

Начнем! Изжариться нет у меня желанья!

Король

(глядя на золото)

Вот кровь жидов, верней — продукт кровопусканья.

Золотоносный люд!

Гучо

(в сторону)

Избегну я костра!

Маркиз

(королю)

Евреи же…

Король

Жиды!

Маркиз

Жиды. Всё мастера,

В ремеслах знатоки… И эти люди молят

Сменить на милость гнев! Пусть им король позволит

Припасть к его ногам.

Король

Чего они хотят?

Маркиз

Быть погребенными, где их отцы лежат,—

В отчизне, государь! Возьмите же без гнева

Их выкуп!

Король

Если даст согласье королева,

То соглашусь и я. Позвать ее тотчас!

По знаку короля Гучо идет к двери, находящейся в глубине, и открывает ее. Из-за двери появляется дворцовый слуга , и Гучо что-то говорит ему тихо. Слуга склоняет голову и выходит. Дверь снова закрывается. Гучо возвращается и присаживается на корточки около кресла.

Маркиз

(королю)

Они благословлять отныне будут вас.

Король

Мне надо золота, а их молитв не надо.

Гнушаюсь!

Маркиз

Ваш отец и дед ваш были рады

Иметь их в подданстве. Ведь целый же народ

Невыгодно изгнать!

Король

(властно)

Довольно! Речь пойдет

Сейчас не про народ, а про девчонку эту.

Я заточил ее, но мне покоя нету!

Я брежу Розою, я позабыл про сон.

Нет, никогда еще я не был столь влюблен.

К чертям политику! Я целиком склонился

На сторону любви. Дон Санчо покорился?

Пострижен?

Маркиз

Нет.

Король

Умрет! Ведь запер их не зря

Я в два соседние с дворцом монастыря,

Чтоб под рукой иметь. Я заточил красотку

В обитель Асунсьон, а принца — за решетку,

Сюда, к Антонию. Сам Хайме Рыжий тут

Сынка мятежного держал. Как постригут

Инфанта юного — возьму я донью Розу.

Маркиз

Но выпущен эдикт. Содержит он угрозу.

Король

Какую?

Маркиз

Если кто — пусть даже вы — войдет

Насильно в монастырь и если посягнет

Там на кого-нибудь, то будет он объявлен

Богоотступником, и будет он поставлен

С убийцей наряду, и проклят…

Король

Как!

(Пристально глядя на маркиза)

Мне вход

Открыт всегда, везде. Король я. Час придет—

И Розу я возьму! Расчетливо, умело

Свой замысел вершу.

Маркиз

Иметь придется дело…

Король

С кем?

Маркиз

С Торквемадою.

Король

Но я король!

Маркиз

О да.

Но инквизитор он. Великий!

Король

Не беда!

Маркиз

Он гневен.

Король

Ну и что ж?

Маркиз

Он церковь воплощает.

Она легко берет, но туго возвращает.

Навел он строгости во всех монастырях.

Черница каждая, как и любой монах,

Под властью у него, и из-под этой власти

Не вырвать их силком. С ощеренною пастью

Вокруг монастырей он рыщет тут и там,

И паства вся его доверена волкам.

Король отнюдь не враг отцам благочестивым,

Но этот злой монах стал поперек пути вам—

Корону вашу он стремится ущемить!

Король

Могу купить его.

Маркиз

Его не соблазнить!

Король

Я укрощу его.

Маркиз

Попробуйте.

Король

Я в силе

Дать людям все, о чем они бы ни просили!

Любые гордецы склонялись предо мной!

Чтоб справиться с попом, достаточно одной

Прелестницы…

Маркиз

Он стар.

Король

Другой подход удастся:

Порфира, митра, сан…

Маркиз

Монашескую рясу

Предпочитает он.

Король

Ну, золото тогда.

Маркиз

Остаться бедняком он хочет навсегда.

Король

(задумчиво)

Да! Стар он, нищ… Могуч!

(После раздумья, скрестив руки)

Соседствовать с огромной

Всесильной нищетой, смиренною и темной

И омрачающей мой королевский трон…

Вот спутник короля. Видать, мне равен он!

Маркиз

Нет, он сильнее.

Король

Нет!

Маркиз

Ничем не откупиться:

Красотки, почести — все это не годится.

Король

Но средство все-таки имеется одно.

Ты понял?

Маркиз

Не вполне.

Король

А всех верней оно.

Теперь ты понял?

Маркиз

Нет.

Король

Кинжал. Ведь эта сила

Арбуэса старика у алтаря сразила. ^[33]

Маркиз

Каков же результат? Обратный он, увы!

Святым ведь стал Арбуэс! Хоть раздаете вы

Удары топора, чины, именья, злато,

Но церковь — жжет она кулак, в котором сжата,

И от гонения лишь крепнет. Поп убит —

И он бессмертным стал. Попов не истребит

Ничто. Из мертвецов в церковном облаченье

И зарождается вот это привиденье —

Поп! Кровь попов вечна и плодоносна кость.

На пастырях живых свою сорвем мы злость,

А мертвым — молимся. Подите истребите

Всех изуверов злых, а после устремите

Взор к небу чистому: увидите, что там

Полным-полно святых, каких угодно вам.

Знай только кланяйся да падай на колени.

Нет, государь мой, я от церкви в восхищеньи!

И, будет ли она царицей иль рабой,—

Последние слова оставит за собой.

Она — везде. Червя вы давите, а змеи

Ползут.

Король

(видимо удрученный)

Она — болезнь, и я охвачен ею.

Ты прав! Идя на Рим, кто не был побежден?

Смириться надо мне.

Маркиз

(в сторону)

Как! Согласился он?

Обычно он идет наперекор советам,

Противоборствует; и надобно при этом,

Чтоб он на север шел, толкать его на юг.

Увы, на этот раз он мне поверил вдруг.

Напрасно я хитрил! То было заблужденьем

Тут надо напрямик! Ну, ладно: стиль изменим.

(Громко)

Вы дали вырасти священнику тому,

И так разросся он, что равных нет ему.

Король

(задумчиво)

Да, Торквемада…

Маркиз

Всей Испанией владеет!

Он здешним папой стал. И в когти он умеет

Забрать мгновенно все, чего хотели вы

Коснуться ноготком. Те дни прошли, увы,

Когда в монастыри входить вам удавалось

И церковь цепкая с добычей расставалась.

Мятежного попа повесить вы могли,

А нынче этот поп сильней, чем короли.

Что ваши палачи? Ничто. Ведь, если надо,

Всех судей короля осудит Торквемада.

Он ухмыляется! Сожжет его костер

Все ваши виселицы! Это, мой сеньор,

Неравная дуэль. Ему, а не другому

Принадлежит весь мир. Как жжет огонь солому,

Он может точно так испепелять людей.

Во всех дворцах введен устав монастырей,

Монашество у нас все глушит, как терновник.

Угрюмый изувер — он этому виновник.

Спасайтесь кто куда! Берет и смелых страх.

Смирились гордецы. И вот во всех концах,

Везде, от Кадикса вплоть до самой Тортосы,

Чем люди заняты? Они строчат доносы.

Маркиз Альфонс в тюрьме, и принц Вианский там,

И оба ведь они, король, кузены вам.

Инфант Тудельский взят. Повсюду скорбь и горе.

При дон Рамиро иль при донье Леоноре

Прекрасно жил народ, плясать и петь был рад.

Умолк невинный смех. Сегодня все молчат.

Нет роскоши. Пиры внушают подозренье.

Испания сейчас под трауром, в смятенье:

Был праздник — и угас. Король, ваш лес уйдет

На то, чтоб рос и рос смолистый эшафот.

И не хватает дров! А преступлений мнимых

Уже не отличить от подлинно творимых.

Теперь казнят за все. Свидетелей найдут!

Отцы своих сынов сегодня предают,

А сыновья — отцов! Коль ты случайно даже

Уронишь наземь крест, тебя сожгут сейчас же.

В любом движении, в любых твоих словах

Увидят смертный грех. Ужасный тот монах

В жестокость лютую сегодня превращает

Завет спасителя. За ересь почитает

В своем безумии любую мелочь он.

И будешь заживо ты на костре сожжен,

Коль вздумал размышлять, коль Соломоном клялся; ^[34]

И если донесут, что с бесом ты шептался,

И если в постный день посмел ходить ты бос,

Иль знаки странные на ногти ты нанес,

На слишком пожилой ты женщине женился

Иль на молоденькой, иль в бегство не пустился

От подпоясанных ременным кушаком,

Иль мертвеца к стене ты повернул лицом,

Иль скатертью свой стол в субботу накрываешь,

На рождество осла из стойла прогоняешь,

Иль чаще, чем Христу, молиться вздумал, плут,

Отцу небесному, — за все тебя сожгут!

Произносить стихи, идя за гробом друга;

За дверью в темноте рыдать; иль без испуга

Бродить по пустырям и в тишине молчать;

Иль с утренней звездой рассветный час встречать,—

Все — преступление! Увы! Костры пылают,

Заря багровая все небо застилает.

Не кровь ли подданных по небу растеклась?

Так отберут, король, всю армию у вас,

И будет некого вам на врага обрушить!

Да что там говорить! Король не хочет слушать.

А слово бы сказал — и кончено! Но нет!

Испания в тюрьме! И в довершенье бед

Народ не знает вас, от короля далек он.

И вот сегодня здесь, сеньор, у ваших окон…

(Указывает на галерею в глубине сцены и на занавес, который ее закрывает.)

Гучо внимательно слушает.

…Костер они зажгут, огромнейший костер—

И устремит монах свой похотливый взор

На корчи женщины, огнем костра объятой.

На четырех углах четверка черных статуй,

Пророки черные, — четыре их числом,—

Всем четырем ветрам поведают — о чем?

О чем заголосят четыре глотки сразу?

О! Человечиной набьют их до отказа!

В утробах каменных огня раздастся рев,

И будет дым валить из исполинских ртов.

Народы в ужасе, в тоске, в остолбененье:

Испания, и вы, и ваши все владенья

Растаяли в дыму, в зловещем треске дров

Меж этих призраков, меж статуй, меж костров!

Такому зрелищу в анналах нет примера.

Весь этот блеск рожден ужасным Кемадеро. ^[35]

Под тенью палача король, увы, исчез.

Король, подавленный, садится на складной стул.

Король

Но церковь норовит извлечь свой интерес

Из этого.

Маркиз

А трон вам потерять не жалко?

Ведь вся Кастилия сегодня точно свалка

Для черепов людских! Ведь вопль по всей стране!

(Приближается к королю.)

Вы тщетно боретесь. Вы нынче в западне.

Над всей Испанией висят паучьи сети.

Господь — звезда во мгле — через тенета эти

Чуть виден. Сатана ту сеть, где бьетесь вы,

За нитью нить тянул из чрева Еговы.

Ничтожный ум людской попал в тенета, бьется

В том уголке лепном, что церковью зовется.

Там в царские врата струится адский свет,

Чтоб содрогались в них ночь, страх, смертельный бред.

И человечество печальными очами

Глядит на сумерки. И мы не знаем сами:

Не этот ли Ваал и встарь душил людей?

Расти нельзя — грешно! Кто мыслит, тот злодей!

О гибель бытия! А людям жить охота!

Паук-священник сплел ужасные тенета,

И муху-короля опутать он сумел.

Король опускает голову. Маркиз, внимательно глядя на него, продолжает:

И все мы в ужасе! Кто думать бы посмел,

Что догм и ханжества гнуснейшее сплетенье

Опасно для орла? Но, всем на изумленье,

Попался и орел. Запутали орла,

И в пакостных силках трепещут два крыла.

Вот требник, библия, евангелье пред вами,

И вот погашено желаний ваших пламя,—

Любить и властвовать нет смелости у вас.

Имели гордый нрав — когда-то, не сейчас—

Владыки тверже гор и, как леса, косматы,

Но прахом все пошло. А было ведь когда-то!

Король взять женщину решил. Но, усмирен,

Он пресмыкается, рычать не в силах он.

Всесилен лишь монах, он правит всем на свете.

"Как смеют, — он шипит, — на свет рождаться дети?"

Всех взял он под башмак. Он до того могуч,

Что наши души сгреб и запер их на ключ.

Трепещут перед ним монашки и монахи,

И гнет он скипетры и шпаги держит в страхе.

Смерть источает он из-под нависших век.

Власть — вот вам цель его, а жертва — человек!

И целый мир покрыт его мертвящей тенью.

Он всю вселенную берет под наблюденье —

Ужаснейший шпион, приставленный творцом!

(Глядя прямо в лицо королю)

История еще поведает о том,

Что было веком тьмы вот это время злое.

Век рабства и огня! Чем он богат? Золою!

Когда наследницей Пелайева меча ^[36]

Явилась кочерга в руках у палача,

Как звали короля? Он Торквемадой звался!

Король

(вставая)

Ты нагло лжешь, маркиз! Владыкой здесь остался

Я, Фердинанд! Монах и папа — ни при чем.

Я тигр и лев! Я был и буду королем!

Чтоб это доказать, голов щадить не стану.

Иди и приведи надежную охрану.

В обитель Асунсьон отправиться изволь

И Розу вызволи! Будь смел, как сам король!

Приказ я напишу.

(Подходит к столу, берет перо, лист пергамента и быстро пишет.)

Вот! "Именем закона

Маркизу уступать во всем и неуклонно.

Что делает маркиз, то — воля короля".

(Подписывает и передает пергамент маркизу.)

Иди и выполняй. Повелеваю я!

О, радость мне доставь! Сумей туда ворваться.

Хоть растопчи их всех — заставь повиноваться;

А нет — дави, и жги, и обрати в пустырь

Проклятые места, где был тот монастырь!

Маркиз

А вдруг какой монах…

Король

Убить!

Маркиз

Солдат…

Король

В железы!

Возьми сто человек. Ведь есть головорезы:

Есть африканский полк. Крамолы выбей дух

Ты из обители.

Маркиз

(в сторону)

Не из одной — из двух!

(Громко)

Хотя и ваш приказ… Но все ж есть риск…

Король

Сейчас же

Иди!

Маркиз

Инфанту скрыть? ^[37]

Король

Конечно.

Маркиз

Но куда же?

Король

В мой тайный сад. Вернусь я завтра и найду.

Маркиз

Ее — в саду?

Король

О да. Хозяин я в саду!

Маркиз

А ключ?

Король

(подходит к шкафчику и выдвигает ящик)

Вот ключ. Их два. Я строго воспрещаю

Входить в мой тайный сад.

(Вынимает ключи и один из них дает маркизу.)

Один тебе вручаю.

(Кладет другой ключ обратно в ящик и задвигает его.)

Гучо за спиной отвернувшегося короля ползком пробирается к шкафчику; снова открывает ящик и берет ключ, только что положенный туда королем.

Гучо

(в сторону)

А я тем временем беру себе другой.

(Снова задвигает ящик и засовывает ключ в карман.)

Король

Всесилен ты, монах! Я под твоей пятой!

Посмотрим — кто кого! И убедитесь все вы…

Голос привратника

(доносится снаружи, возвещая)

Ее величество Кастильи королева.

Входит королева в одеянии, сплошь расшитом черным стеклярусом, с королевской тиарой на голове. Она низко приседает перед королем, который низко ей кланяется, не снимая шляпы. Затем королева направляется к креслу, стоящему у конца стола, садится и остается неподвижной, как бы ничего не видя и не слыша. У короля и королевы привешены к поясу четки.

Король

(тихо, маркизу)

Все дело в быстроте. О прочем думай сам.

Иди и выполняй.

Входит герцог де Алава . Он направляется к королю.

Ну, что угодно вам?

Герцог де Алава

(кланяясь королю и королеве)

Посланцы от жидов, гонимых из Кастильи,

Покорно просят вас, чтоб вы их допустили

Пасть ниц пред вашими величествами.

Король

Что ж,

Пускай войдут.

Герцог выходит.

(Тихо, маркизу)

А ты немедленно пойдешь

В обитель Асунсьон.

Маркиз

(в сторону)

Мне и в другую надо!

Король

Иди!

Маркиз

Но…

Король

Что?

Маркиз

А вдруг узнает Торквемада?

Король

Монах? Но я — дракон, а он — червь земляной.

(Властно вскидывает голову.)

Маркиз кланяется и выходит в потайную дверь. Король садится в пустое кресло напротив королевы. Входят евреи .

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Король, королева, евреи. Из двери, находящейся в глубине, появляется испуганная оборванная толпа между двумя рядами пик и алебард. Это — посланцы евреев: мужчины , женщины , дети , у всех головы посыпаны пеплом, они в лохмотьях, босые, с веревками на шеях; некоторые, изуродованные пытками, ковыляют на костылях или ползут на культяпках; других, у которых выколоты глаза, ведут дети. Во главе процессии — великий раввин Моисей бен-Хабиб . У всех желтые повязки на изодранных одеждах. На некотором расстоянии от стола раввин останавливается и опускается на колени. Все остальные падают ниц. Старики бьются лбами об пол. Ни король, ни королева не смотрят на вошедших; их туманный и сосредоточенный взгляд скользит поверх голов евреев.

Моисей бен-Хабиб

(на коленях)

Владыка, правящий испанскою страной,

И вы, владычица, о королева наша,

Мы, вам покорные, мы, подданные ваши,

Босые, с вервием на шее и дрожа,

Вас просим, господин, и вас, о госпожа!

Над нами смертный мрак! Сожгут сегодня многих.

Изгонят жен, детей и стариков убогих.

Господь всевидящий — свидетель; мы пришли,

И наши стоны к вам возносим, короли!

Декреты против нас вы нынче возгласили.

Мы плачем. Прах отцов затрепетал в могиле.

Задумчивость гробниц ваш приговор потряс.

Сердечно преданы, мы почитаем вас.

Мы в тесноте живем, мы замкнуты, послушны,

Законы наши так просты и прямодушны,

Что и ребенок их запишет без труда.

А веселиться мы не смеем никогда,

И облагают нас какой угодно данью.

Нас топчат походя. Мы точно одеянье

С убитого врага. И все ж хвалу поем!

Но неужели есть необходимость в том,

Чтоб, на руках неся дитя свое грудное,

Быков, собак и коз гоня перед собою,

Во все концы земли Израиль убегал,

Народом кончил быть и лишь скитальцем стал?

Не прикажите гнать нас копьями, мечами,

И да отверзнет бог широко перед вами

Врата прекрасные. Избавьте от беды!

Теряем мы свои посевы и сады,

Исчезло молоко у женщины кормящей…

Ведь с самками живут и звери в дикой чаще,

И птицы счастливы в гнезде среди ветвей,

Имеет право лань кормить своих детей,

Позвольте же и нам остаться в наших нищих,

Почти невольничьих, ветшающих жилищах,

Но близ родных могил, здесь, под стопой у вас,

Слезами нашими покрытою сейчас.

О скорбь! Отверженье! Скитанья и лишенья!

Есть хлеб и воду пить нам дайте разрешенье—

И процветания добьетесь для себя.

О наши короли! Вас молим мы, скорбя,—

К нам милость проявить и не карать нас вечным

Злым одиночеством, блужданьем бесконечным.

Оставьте небо нам, оставьте кров родной,

Хоть горек, словно яд, хлеб, смоченный слезой;

И если пепел мы, так ветром вы не будьте.

(Указывая на золото)

Вот наша дань! Увы! На том не обессудьте!

Спасите, короли! Вас умоляем мы!

О, будьте же для нас не ангелами тьмы,

Но станьте ангелами белыми, благими.

Спасите! Праотцами вашими святыми,

Великодушными и храбрыми, как лев,

И усыпальницами светлых королев

Мы заклинаем вас! Инфанте мы Хуане,

Румяной ягодке, прелестному созданью,

Вручим свои сердца, печали и мольбы.

Монарх! Монархиня! Вершители судьбы!

Спасите!

Минута молчания. Фердинанд и Изабелла совершенно неподвижны. Ни король, ни королева по-прежнему не смотрят на евреев. Герцог де Алава, который стоит возле стола, обнажив шпагу, касается ею плашмя плеча великого раввина. Великий раввин подымается; он и все евреи выходят с опущенными головами, пятясь. Стража образует заслон и вытесняет их за сцену. Дверь остается открытой. Евреи вышли. Король делает знак герцогу де Алава. Тот подходит.

Король

(герцогу)

Говорить здесь будем по секрету

Мы с королевою. Иди! И дверь вот эту

Снаружи охраняй. Тот, кто войдет сюда,

На плаху попадет.

Герцог опускает шпагу, кланяется, снова поднимает шпагу и выходит. Дверь закрывается. Король и королева остаются одни. Тем временем Гучо незаметно залез под стол и теперь сидит там, скрытый свисающей ковровой скатертью.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Король , королева , Гучо под столом. Король и королева молча и пристально глядят друг на друга. Неподвижность и тишина. Наконец королева переводит взгляд на золото.

Королева

Здесь тридцать тысяч.

Король

Да.

Здесь чистым золотом все тридцать тысяч марок.

Королева

Но ведь проклятые, принесшие подарок,

Познали тайну звезд…

Король

Здесь тысяч на шестьсот

Пиастрами. А коль вести в цехинах счет,

Мильонов двадцать здесь.

Королева

В цехинах?

Король

Без сомненья…

Галера не вместит все это при обмене

На африканские безаны.

Королева

Да. Но жид

Весь озаряется, блестит, глаза слепит

И невидимкою становится, сжигая

Мизинчик мертвого младенчика…

Король

Я знаю.

Королева

Галера целая?

Король

Уверен я вполне.

Королева

И чистым золотом?

Король

А серебром — вдвойне.

Коль в дуро счет вести, так два нагрузим судна.

Королева

Мутится в голове. Представить даже трудно!

Сеньор, помолимся.

(Берет четки.)

Минута молчания. Король перебирает руками золото.

Король

(вполголоса)

Теперь пора в поход,

На Боабдиля в бой. ^[38]Война — большой расход!

Королева

(перебирая четки)

Коль первой умереть мне, государь, случится,

Вы поклянетесь ли вторично не жениться?

Король

(вполголоса)

Я с этим золотом…

Королева

Клянетесь?

Король

В чем? Ну да…

(Задумчиво)

Победу одержу, и станет навсегда

Жемчужиной моей надменная Гранада!

Королева

(кончив перебирать четки и кладя их на стол)

А все-таки жидов мне в подданство не надо.

Король подымает голову.

(Продолжает настойчиво)

Взяв это золото, мы все-таки потом

Их выгоним.

Король

И я подумывал о том.

Но как же в будущем? Обман — себе дороже.

Королева

(глядя на золото)

Да, тридцать тысяч здесь. Все — вам!

Король

И вам ведь тоже.

Королева

А больше взять?

Король

Поздней!

(Перебирает золото.)

Гранаду отберу.

Ублюдка подлого с лица земли сотру!

Жидов помилуем. Но мавров очень скоро

Изгоним. ^[39]

Королева

(неуверенно)

Вот как…

Король

Да!

Королева

На выбор — две Гоморры!

Король

Берем ли деньги?

Королева

Да.

Король

Итак, сведем на нет

Всех этих нехристей пугающий декрет:

Их от испанцев мы отнюдь не отделяем,

Костры запаливать отныне запрещаем,

Освобождаем всех…

(Подписывает, подвигает пергамент к королеве и подает ей перо.)

Королева

(беря в руки перо)

Итак, решен вопрос.

В тот момент, когда королева хочет поставить свою подпись, обе половинки большой двери с шумом распахиваются. Король и королева, пораженные, оборачиваются. Гучо высовывает из-под стола голову. На верхней ступеньке появляется Торквемада в рясе доминиканца, с железным распятием в руках.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Король, королева, Торквемада. Торквемада не смотрит ни на короля, ни на королеву, его взгляд устремлен на распятие.

Торквемада

За тридцать лишь монет был предан ты, Христос,

Но тридцать тысяч вновь за это получили

Иуды новые, правители Кастильи. ^[40]

Королева

О небеса!

Торквемада

(опуская распятие на золото)

Жиды, придите взять Христа!

Королева

Отец!

Торквемада

Вещалось так! Вот королева та

И вот он, тот король, — христопродавцы!

Королева

Боже!

Торквемада

(глядя им обоим в лицо)

Будь проклят ты, король! Ты, королева, тоже!

Королева

Отец, простите!

Торквемада

(простирая над ними руку)

На колени!

Королева падает на колени. Король колеблется, дрожа.

Оба!

Король падает на колени. Торквемада указывает на короля.

Вот

Здесь ты!

(Указывая на королеву)

А здесь она! А между вас встает

Горою золото. Вот он, доход бесчестный!

Земные вы цари.

(Снова хватает распятие и подымает его над головою.)

А вот он — царь небесный!

Целуйте землю. Вас обоих, наконец,

С поличным я поймал.

Королева

(падая ниц)

Простите нас, отец!

Торквемада

Мразь!

Королева

О святой отец, грехи простите наши!

Торквемада

Нет! Переполнилась долготерпенья чаша!

Антихрист! Ты пришел! Жиды возвращены,

И вот аутодафе в стране запрещены

По воле королей! И скипетр сей ничтожный

Затеял спор с крестом! И этот принц безбожный

К велениям Христа глухим изволит быть.

Властители! Хочу я вас предупредить,

Что только пап судить мы не имеем права,

А вы — лишь короли, и вам грозит расправа.

Пируете ли вы иль спите сладким сном,

Но строгую печаль и в королевский дом

Хоругвь священная внесет, когда захочет!

О! громом в небесах и ложный бог грохочет,

Но ненависть к нему питает вышний бог.

Прав только наш закон, а ваш закон убог.

Пшеница — мы; а вы лишь плевелы, не боле.

Великой жатвы дня еще дождется поле.

Еще мы терпим вас, но отреклись от вас,

И ваши имена бросаем что ни час

Мы прямо вниз, туда, в таинственные бездны,

Где вас мученья ждут, тоска и мрак беззвездный!

Чем вымощен тот путь, та черная тропа?

Умерших королей лежат там черепа.

Хоть сильными себя считаете вы сами,

Поскольку океан усеян парусами

И каждый лагерь ваш солдатами набит,

Но ясно видит бог, — он пристально глядит

Сквозь небо звездное на ход земных событий!

Так трепещите же!

Королева

Отец наш, пощадите!

Король

(вставая)

Мы с королевою, отец, огорчены!

Содеянное зло исправить мы должны:

Прочь из Кастилии жидов мы изгоняем,

Монашество, и клир, и веру охраняем,

И разрешаем вам хотя бы в сей же час

Начать аутодафе.

Торквемада

Что? Стал бы ждать я вас?

(Спускается на три ступени и, войдя в галерею, резко отдергивает занавес.)

Смотрите!

Начинает смеркаться. Через широко раскрывшуюся галерею видна в сумерках площадь Таблада, заполненная толпою. В центре ее — кемадеро, огромное сооружение, все в языках пламени; видно множество костров, столбов и людей, приговоренных к сожжению, одетых в особого рода балахоны и едва различимых сквозь дым. Бочки с горящей смолою и нефтью, подвешенные на столбах, изливают на головы осужденных свое пылающее содержимое. Женщины , которых пламя обнажило, пылают, привязанные к железным кольям. Слышатся крики. На четырех углах кемадеро — четыре гигантские статуи, изображающие четырех евангелистов; эти статуи красны от пылающих углей. В статуях проделаны дыры и щели, через которые видны головы воющих людей и их движущиеся руки, похожие на горящие головни. Чудовищная картина человеческих мук и великого пожара.

Король и королева смотрят в ужасе. Гучо под столом вытягивает шею и тоже пытается рассмотреть все это. Торквемада в экстазе не в силах оторвать свой взор от кемадеро.

Торквемада

О восторг, о торжество, о слава!

Вот милосердие — ужасно, величаво!

Прощенье проклятым! Ведь сей костер земной

Там, под землей, в аду погасит вечный зной.

Путем сияющим ты души подымаешь,

Род человеческий ты к раю приближаешь,

О, слава пламени и дьявола позор,

Благословенный и спасительный костер!

Вот — милосердие! О, как ласкает пламя!

Свободны стали все, кто были тьмы рабами.

Прощенье! Благостность! Сиянье без конца!

Жизнь! Созерцание господнего лица!

Отбытье славное! Смерть лучшая на свете!

Жиды, еретики! Вы все мне точно дети,—

Я выпестовал вас. Ценой ничтожных бед

Блаженство куплено. Изгоев больше нет,

Нет больше проклятых. Для всех благословенье

Открылось в небесах. Какое пробужденье!

Вот торжество любви! Вот чудеса ее!

И можно позабыть страдание свое!

Крики из костра.

А, воет Сатана! Теряет подопечных!

Вой, вечный каторжник, в своих застенках вечных!

О, как он заскрипел зубами у ворот,

Когда я накрепко захлопнул адский вход!

За темной он стеной теперь один рыдает.

"Всегда" и "Никогда" — над ним слова пылают.

(Смотрит на небо.)

О, рану страшную я вылечить взялся.

Господень рай страдал; имели небеса

В утробе у себя болячку, ад горящий.

К той язве применил я свой огонь целящий.

В лазурных небесах остался лишь рубец;

На теле у Христа нет раны наконец.

Осанна! Сгинул ад. Все кончено. Страданья

Прекращены.

(Смотрит на кемадеро.)

Огня державное пыланье!

О, угли, головни, сухих поленьев треск!

В горниле огненном рубинов алый блеск!

Сияй, пылай, костер! Пусть в звезды превратятся

Все искры, что в дыму пожарища клубятся.

Вне тел, как вне одежд, взлетают души ввысь

Из сей купели мук! Все рады! Все спаслись!

Эй, враг мой Сатана! Что скажешь?

(В экстазе)

Очищенье

Свирепым пламенем! Акт веры! Свет спасенья!

Под взглядом господа он, Сатана, и я —

Две двери разные, два мастера огня:

Он губит смертных, я их награждаю раем.

Мы оба палачи, но, муча, созидаем.

Он — зло, а я — добро; я — небеса, он — ад.

Я воздвигаю храм, а он разводит смрад.

И тьма дрожащая с нас не спускает взгляда.

(Оборачивается к казнимым.)

Ах, я спасаю вас, возлюбленные чада!

В купели огненной плывет страданья крик,

Но только на один переходящий миг.

Хулите вы меня? Вы скажете спасибо,

Когда увидите, чего избегли, ибо

Я с вами точно так сурово поступил,

Как мог бы поступить архангел Михаил.

Вы белых ангелов увидите сегодня.

Там, над чудовищною этой преисподней,

Склонились ангелы и тешатся, глядят

В колодцы серные, в опустошенный ад.

И ненависти вопль едва успеет взвиться,—

Как захлебнется он, в песнь счастья превратится.

Ведь сам я мучился при виде ваших мук,

Щипцов, тисков, клещей и вывернутых рук.

И вот все кончено. Спасайтесь! Мчитесь вольно

В рай!

(Наклоняется, как бы глядя под землю.)

Гибни, Сатана! Потешился! Довольно!

(Выпрямляется.)

Молили бога мы, и поддержал он нас.

Вне бездны человек. Через огонь сейчас,

Через крылатый дым вы радостно идете.

Бессмертный разум ваш спасен от бренной плоти!

От смертного греха освобождаю всех.

У всех есть свой порок, ошибки или грех;

Чудовище свое в любой натуре жило,

И крылья грызло ей, и свет ее гасило.

И ангел погибал. И дьявол им владел.

Теперь сияет все. И царственный раздел

Там, в ясности могил, перед Христом творится.

Дракон испепелен. Лети, душа, как птица!

Вы, ада пленники, из тьмы стремитесь ввысь!

Свобода вам дана! О вечность, изменись!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Ночь. Терраса тайного королевского сада в Севилье. Терраса очень широка. Справа и слева к ней ведут обсаженные деревьями аллеи. В глубине терраса переходит в лестницу, ступеней которой не видно. Эта лестница, соединяющая террасу с самой отдаленной частью сада, тянется во всю длину террасы. Те, кто поднимается по этой лестнице, видны сначала до пояса, затем фигуры их все более вырастают, пока, наконец, они не оказываются на одном уровне с полом террасы. На террасе — мраморная скамья. Нижняя часть сада теряется в темноте. На заднем плане — горы. Тишина. Уединение. Всходит луна.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Торквемада, Гучо. Они выходят из правой аллеи. Гучо ведет Торквемаду , прижимая одной рукой к груди свои погремушки, а другой протягивая Торквемаде ключ.

Гучо

Учтите, мой отец: не кто-нибудь, а я

Вручил вам этот ключ от сада короля,

Я, Гучо, — короля, что выше упомянут,

Шут. Вот кто я таков! А что здесь делать станут,

Какой преступный акт здесь должен быть свершен,

Я не могу сказать: я не осведомлен.

Надеюсь я, что тут останетесь вы сами

И собственными всё увидите глазами.

Права церковные решил король попрать

И девушку одну у жениха отнять.

Вот все, что знаю я. Шутом служу, буффоном.

Смешу!..

Торквемада берет ключ у Гучо.

(В сторону)

Доносы — зло. Но хуже быть сожженным.

Прощайте! Выбрал я! Нет, мне не по нутру

В часы аутодафе блеск придавать костру.

Сверкая разумом, быть свечкой не намерен.

И вот ведь в чем вопрос: кому сейчас я верен?

Себе! И этого достаточно вполне.

И надо быть глупцом, чтоб разглядеть во мне

Аскета, мученика, хилого героя.

Нет, смерти я боюсь. И руки я умою.

К тому же холоден останется король,

Коль буду я гореть. Король могуч не столь,

Как этот старичок. Старик лишь пальцем двинет—

И на землю его величество низринет!

Нет! Шкура, черт возьми, мне дорога своя!

Я предал. Уцелел. И удаляюсь я.

Торквемада

(разглядывая ключ, в сторону)

Король! Ему грехи я отпустил — и что же?

О мерзопакостность!

Гучо

(удаляется в глубь террасы, бросает взгляд в чащу сада, в сторону)

Кто там в саду? Похоже,

Что к нам они идут. Насколько я пойму,

Их трое. Почему? Оставим "почему"…

Пускай все гибнет здесь, все рушится, но я-то

Спасусь!

Торквемада

(разглядывая сад, в сторону)

Вот тайный сад! Убежище разврата!

Гучо

(в сторону)

Идут. Я скроюсь.

(Уходит в ту сторону, откуда появился.)

Видно, как по лестнице поднимаются и входят сначала маркиз де Фуэнтель , затем дон Санчо и донья Роза в монашеской одежде, как в первом действии. Маркиз ведет их, приложив палец к губам, осторожно оглядываясь по сторонам.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Маркиз де Фуэнтель, дон Санчо, донья Роза.

Маркиз

Ваш монашеский наряд

Днем был бы гибелен; но этот тайный сад

Безлюден, ночь темна. Свободны вы. О боже!

Не встречены никем, вы в сад вошли, я тоже.

Я шел другим путем. Я отослал людей,

Чтоб выдать вас не мог какой-нибудь злодей.

Но все ж я трепещу. Нам надо торопиться —

Одежду раздобыть, взять лошадей и скрыться.

Бежать вам следует, пока не встал рассвет.

(Глядя на пустынные аллеи сада)

Я крепко запер вход. Пока угрозы нет:

Король не явится — в отъезде он.

(К Санчо)

Всецело

Доверьтесь мне, о принц и вы, сеньора! Дело

Я сделал трудное, и все же спас я вас.

Для вас я шел на риск. И в жилы мне влилась

Отчаянная мощь. С монастырем проститься—

То был ваш первый шаг. Но скрыться за границу —

Пусть будет шаг второй. Не легок он, увы!

Но меры я приму — и все ж спасетесь вы.

Да, вся Испания в руках у Торквемады.

Он правит королем! Я, руша две преграды,

Взял два монастыря, и инквизитор мне,

Конечно, не простит. Здесь, ночью, при луне,

Мы в безопасности, на время же дневное

Нам следует искать убежище иное.

Сюда придет король. Мне следует найти

Кого-нибудь, кто вас укрыть бы мог, спасти.

Монах какой-нибудь тут был бы очень кстати —

Они, всесильные, теперь знатнее знати!

Но продают попы и тех, кто их купил.

Предатели они. О, как бы рад я был

Как можно поскорей к французам вас отправить!

Ведь я не смею вас в неведенье оставить,

Что инквизиция имеет замок свой

Отсюда в двух шагах. С церковною тюрьмой

Соприкасаются, к несчастью, стены сада.

Опасность велика. Вам где-то скрыться надо.

Иду на поиски. Господь, благослови!

Дон Санчо

Как вас благодарить?

Маркиз

О бедные мои!

Изгнанники мои! Придумаю я хитрость.

Иду. Вы ждите здесь.

Дон Санчо

О, как благодарить вас?

Маркиз

Как? Будьте счастливы — вот все, что я хочу.

(Уходит в ту сторону, куда ушел Гучо.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Дон Санчо, донья Роза.

Дон Санчо

Ах, от великого я счастья трепещу!

Живой, здоровою тебя увидеть снова—

Вот небеса! Но нет страданья боле злого,

Чем за тебя дрожать.

Донья Роза

Не верю, чтоб не спас

Нас милосердный бог. Ведь он и сблизил нас.

(Смотрит на него в опьянении.)

Люблю!

Они бросаются друг другу в объятия.

Дон Санчо

(глядя на ночное небо и обнимая Розу)

О небеса! Ужель не будет чуда,

И ангела господь не ниспошлет оттуда,

Который бы тебя в тени своей укрыл?

Ужель нет ангелов, ужель у них нет крыл?

Донья Роза

Нам предан верный друг. Вот в этом-то и чудо!

Дон Санчо

Увы, он сам дрожит. Опасности повсюду.

Появляется Торквемада . Он в тени деревьев; он слышит последние слова Санчо; прислушиваясь, смотрит. Различает впотьмах Санчо и Розу; его удивление возрастает. Ни Санчо, ни Роза не видят его. Санчо берет Розу за руку и подымает глаза к небу.

Кто ж все-таки придет, чтоб защитить тебя?

Торквемада

Я.

Санчо и Роза, пораженные, оборачиваются.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Дон Санчо, донья Роза, Торквемада.

Торквемада

Я вас узнаю!

Донья Роза

Старик!

Торквемада

Да, это я,—

Тот самый человек, приговорен который

Содомом к смерти был и был казнен Гоморрой.

Два неизвестные ребенка помогли

Из гроба выйти мне. Я гибнул. Вы пришли

И помогли тому, кто был уже в могиле.

Голубка и орел, вы свет мне возвратили.

Ах, вы меня спасли; теперь черед за мной!

Донья Роза

Тот старец!..

Торквемада

Говорит мне ваших риз покрой,

Что оба связаны невинности обетом.

Вас видел и тогда я в одеянье этом.

Тогда я не был мертв, но жив был не вполне.

Как будто ангелы, вы снизошли ко мне,

И вы меня спасли. Тогда! А вот сегодня

Меня приводит к вам могущество господне.

На помощь звали вы, — я слышал этот крик,

Так богом послан был к дон Педро Доминик,

А к Фердинанду — я. Я шел, услышал вас я

Как видно, вы в беде. Какое-то несчастье?

Конечно, неспроста привел меня творец

В сей подозрительный, погрязший в зле дворец.

И ваши бедствия меня не удивили.

Господень промысел ведет нас всех. В могиле

Лежал я — вы пришли. Но вот и я пришел

И в темном логове вас, пленников, нашел.

Пропал бы я без вас, вы — без меня б пропали.

Я не предвидел вас, а вы меня не ждали.

И почему я здесь? И вы тут для чего?

Вы чудо! Диво я. А бог — творец всего.

Дон Санчо

(донье Розе)

Да, это тот старик!

Торквемада

Я здесь. Вы успокойтесь.

Я вижу западню. Но вы ее не бойтесь.

Я изучил людей — на то отшельник я.

Я вас люблю. Спасу я вас от короля.

Дон Санчо

Вы близки к королю?

Торквемада

Я — выше. Но над ним я

Не властен. Властен — бог!

Дон Санчо

Скажите ваше имя.

Торквемада

Я — Избавление. Я тот, кто увидал

Меж адом и землей зияющий провал.

Преследуют мои настойчивые взгляды

Угрюмых демонов. Я вижу бездну ада,

И урну я держу. Холодный пепел в ней,

Но гибелью грозит для адских он огней.

А кто такие вы?

Дон Санчо

В несчастье вы нашли нас…

Инфант я бургосский. Я Санчо де Салинас.

Донья Роза

Инфанта я д'Ортез. Звать Розою меня.

Дон Санчо

Жених с невестой мы.

Торквемада

Насколько понял я,

Обет лишь только дан, и можно от обета

Освободиться вам… А как случилось это?

Дон Санчо

Заставил нас король. Нам удалось бежать.

Торквемада

Да, покаяния и вам не избежать;

Но все-таки король поплатится дороже.

О, этот Фердинанд! Как смел обитель божью

Он в королевскую преобразить тюрьму!

Ведь этого совсем не нужно никому —

Насильно постригать! Нет, дети, не грустите —

Свободны будете! Чего еще хотите?

Дон Санчо

Жениться!

Торквемада

Хорошо! Венчать я буду сам.

Донья Роза

(хочет броситься к его ногам, Торквемада удерживает ее.)

Отец мой!

Торквемада

Мертвым — рай, живым я счастье дам.

Вот так и я иду, смиренный и печальный,—

В одной руке несу я факел погребальный,

Но пальмы ветвь в другой. Я счастье вам дарю.

Дон Санчо

О, как я радуюсь, что с вами говорю!

Не знаю почему, но если здесь вы, рядом,

Не страшен мне король! И лишь под вашим взглядом

Я мог бы трепетать, коль трепетать бы мог

Хоть перед кем-нибудь. Быть может, вы — пророк?

В вас нечто высшее и некая угроза!..

Торквемада

Вы обвенчаетесь с инфантом, донья Роза,

Как некогда Рахиль с Иаковом. И я

Вам говорю, что все интриги короля

С господней помощью расстроятся. И верьте:

Спасу я вас, как вы спасли меня от смерти.

Донья Роза

О, кто б вы ни были — епископ иль прелат,—

Спасибо вам, отец! Пусть вас благословят

За это небеса! О старец справедливый,

Я помню этот день, когда из-под земли вы

Нам голос подали. Я помню этот час…

Дон Санчо

Да, был чудесный день. Я помню как сейчас.

Была весна. Апрель. Мы шли, цветы срывая,

Ловили мотыльков. И помню все слова я,

Что говорили мы друг другу средь цветов…

И вечер наступил… И вдруг я слышу зов…

Зов умирающего где-то под плитою…

Донья Роза

И ты сказал: "Зовет там кто-то под землею.

Спасем его!" Увы, не поддалась плита!

Дон Санчо

Когда бы не было железного креста…

Донья Роза

Ты вырвал этот крест!

Торквемада в ужасе вздрагивает.

Дон Санчо

Вот именно! И стал он

Отличным рычагом. С усилием немалым

Я вырвал этот крест. Мы сдвинули плиту

И выручили вас благодаря кресту.

Торквемада

(в сторону)

О! Прокляты они!

Дон Санчо

Обеими руками

Старался я поднять могильный тяжкий камень,

А Роза налегла на крест. И вышли вы

Из заточения!

Торквемада

(в сторону)

Поруган крест! Увы!

Что святотатцев ждет? Бессрочный пламень! Боже!

Ведь и Голгофы тень на них упасть не сможет…

Придется им иметь дела не с королем,

А с вседержителем!

(Дону Санчо и донье Розе)

Уверены вы в том,

Что был крестом рычаг?

Дон Санчо

Уверен! Из могилы

В бурьяне он торчал. Я дернул что есть силы…

Торквемада

(в сторону)

Поруган крест святой! Но все ж спасу я вас!

(Делает прощальный жест рукой.)

Мы скоро встретимся.

Дон Санчо

В печальный этот час

Мы без друзей, сеньор, без крова мы. Спасенья

От вас мы только ждем.

Торквемада

Да, в этом нет сомненья —

Спасу!

(Направляется в глубину сада; видно, как он медленно исчезает, спускаясь по лестнице.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Дон Санчо, донья Роза.

Донья Роза

Помолимся! Нам милость шлет с небес

Господь. О, сколько он всегда творит чудес!

Как неожиданно надежд возникновенье!

Ведь правда, Санчо? Да? Чудесна ветвь спасенья.

Спасли мы старика, а он пришел сюда

И здесь спасает нас. Надейся! Верь всегда —

И не погибнешь ты. Ведь так?

Дон Санчо

Само собою!

Ему мы дали жизнь, он долг отдаст с лихвою.

Надейся, ангел мой. Ах, до чего я рад!

(Привлекает ее к себе.)

Иди сюда, иди! Мы вместе! Нет преград!

Вздохнем же наконец! Тень крыльев серафима

Усталого чела коснулась еле зримо,

И между звездами и нами чья-то длань

Простерлась.

Донья Роза

Божья власть, хранить нас не устань!

Дон Санчо

А песню райскую ты слышишь?

(Указывает на сад и на купы деревьев)

Словно лира,

Звучит из темноты сегодня голос мира.

Донья Роза

Ах, если встретить вновь друг друга довелось,

Все хочется сказать, о чем молчать пришлось!

Невысказанных слов бывает много-много:

О ярости людей, о милосердье бога,

О чем скорбела ты, о чем рыдала ты,

Какие хоронить пришлось тебе мечты.

О, разве выразишь все это, разве свяжешь?

Но вымолвишь: "Люблю!" — и все ты этим скажешь.

Мой друг! Когда меня запрятали туда,

В обитель темную, — казалось, навсегда

Надежда прочь ушла, и нити судеб рвутся,

Сердца расколоты, дороги не сойдутся.

Интрига короля мне сделалась ясна…

И что же? Стала я сильна, горда, нежна.

Пусть смерть, о, лучше смерть, чем гнить в монастыре том.

Слабый свет луны появляется на темном горизонте.

Дон Санчо

А я!.. Но все прошло. Пора забыть об этом.

Тверда одна любовь, и ей неведом страх.

Лишь сердцу жить дано. Все остальное — прах.

И мы поженимся! Зарю спасенья вижу!

Я верю в этого священника. Пойми же:

Он старый наш должник. Гляди — луна встает,

Темнеют кручи гор, сияют струи вод,

Огромнейших лесов я душу постигаю…

Все это — красота, великая, благая!

Блаженство и любовь, наполнив целый свет,

Приказывают: "Верь!" Вот господа ответ.

Душа невинная! Чего тебе страшиться?

Страданье — лилия. Лишь стоит ей открыться,

Как умиленный бог дарит ее слезой,

И падает слеза на лилию росой,

И ту росиночку надеждой называют.

Так наши жалобы до бога долетают

И трогают его. И посылает он

Незримых стражей нам. Я ими окружен,

И служат нам они. И что скажу еще я?

Любовь у нас в сердцах и небо голубое.

Надейся!

Донья Роза

Кто-то нас идет освободить.

Ах, вера жизнь родит!

Дон Санчо

Жить — значит: полюбить!

Донья Роза

Что я сказать хочу?.. Люблю!

Дон Санчо

Так подойди же,

Любимая, ко мне!

Она приближается к нему.

Еще, еще поближе!

Она приближается. Оба опускаются на скамью; дон Санчо заключает донью Розу в обьятия.

Донья Роза

(любуясь им)

Дон Санчо, мой король! Вы знаете, у вас

Великолепный лоб!

Дон Санчо

О Роза! Близок час—

И перед алтарем стоять мы будем снова.

Женитьба! Чудное, божественное слово!

Ведь правда — снизошел к людским мольбам господь.

Священна красота! Благословенна плоть!

О монастырский бред! Ночей бессонных пламя…

И — мужем сделаться! И этими руками

Тебя, о ангел мой, в объятия ловить,

И с поцелуями твои признанья пить,

И рай земной иметь взамен забот и долга.

И, — Роза, не красней, — но ждать уже недолго,

Когда появится и третий кто-нибудь

И нежным пальчиком вот эту тронет грудь…

Да! Мы — любовники, он — господин над нами!

И залепечет он медовыми устами:

"О мама!" — скажет он…

Донья Роза

(с обожанием)

"Любимый мой отец!" —

Так пролепечет он, обняв тебя…

Оба в экстазе. В это время в глубине за лестницей появляется верхушка черного знамени. Она медленно поднимается, наконец становится видна целиком. Посредине знамени в центре череп со скрещенными костями, белый на черном фоне. Знамя все растет и приближается. Дон Санчо и донья Роза в ужасе оборачиваются. Знамя продолжает подыматься. Появляется знаменосец и позади него, по обеим его сторонам, два ряда монахов , один в черных, другой в белых одеяниях.

Дон Санчо

Творец!

ПРИМЕЧАНИЯ

Драма "Торквемада" является как бы итогом многолетней борьбы Гюго против католической церкви. Мысль об этом произведении зародилась у поэта в изгнании, в конце 50-х годов, когда в ряде его стихотворений и поэм начинает мелькать имя инквизитора Торквемады. В 1859 г., при публикации первого тома "Легенды веков", Гюго распорядился объявить о предстоящем выходе в свет новой драмы "Торквемада", которую одно время он собирался включить в сборник небольших драматических произведений, изданных впоследствии под названием "Театр на свободе". Однако напряженная творческая деятельность тех лет (работа над большими романами, поэмами, стихотворениями, публицистикой) отвлекла внимание Гюго от этого замысла и задержала окончание драмы на целое десятилетие. К написанию "Торквемады" Гюго приступил только 1 мая 1869 г. и закончил работу 21 июня того же года. В октябре поэт начал переписку с парижскими друзьями относительно постановки драмы, которую он в виде протеста хотел приурочить к предстоявшему открытию вселенского церковного собора в Риме. Но в тревожной политической обстановке кануна франко-прусской войны нечего было и думать о получении цензурного разрешения. "Чтобы играть пьесу, написанную мною, нынче зимой, — пишет Гюго директору театра Порт-Сен-Мартен Фурнье, — нужны условия свободы, а в ней отказано во Франции всем, и мне больше, чем кому бы то ни было. Драма писалась для представления на сцене и вполне приспособлена для сценического воплощения. Но, пригодная для игры с точки зрения искусства, она гораздо менее пригодна с точки зрения цензуры. Я подожду, и моя драма появится в тот день, когда вернется свобода". Бурные политические события следующих лет — война, крах Второй империи, Парижская коммуна — вновь отвлекли поэта от "Торквемады". К завершающей работе над пьесой он вернулся только в 1881 г. Драма была опубликована 3 июня 1882 г., и Гюго уже оставил мысль о ее постановке. Появление драмы вызвало необычайное волнение в клерикально-монархических кругах. Реакционная газета "Юнивер", отметив, что со времени своего изгнания Гюго "не написал ни в прозе, ни в стихах ни одной страницы, которая не была бы направлена против церкви", оценивала "Торквемаду" как "грубую клевету на папство и королевскую власть" и утверждала, что "дрянная драма господина Гюго является безусловно одним из самых низких поступков в его плодовитой карьере вероотступника". Таким образом, пламенное слово престарелого поэта до конца оставалось могучим оружием в борьбе против реакции.

Действие драмы отнесено к 80-м годам XV в., к периоду становления испанского абсолютизма. К этому времени была уже почти закончена реконкиста, то есть обратное завоевание земель у мавров, в руках которых оставалось на крайнем юге Испании только маленькое королевство Гранада. В 1479 г. два крупнейших королевства Испании, Кастилия и Арагон, в результате состоявшегося перед этим брака между наследным принцем арагонским Фердинандом и наследницей кастильского престола Изабеллой, объединились под властью этой четы, прозванной "католическими королями". Фердинанд и Изабелла проводили твердую политику создания дворянской монархии, опираясь на католическую церковь (отсюда их прозвание), которая в политической жизни Испании того времени играла первенствующую роль. Испанскому абсолютизму удалось сперва при помощи городов сломить феодальную знать и компромиссным решением крестьянского вопроса предотвратить развитие крестьянской революции, а затем ослабить города. В результате этого королевская власть в Испании приобрела чрезвычайно независимый и подлинно деспотический характер. Верным слугою ее явилась католическая церковь, стремившаяся привить как верхушке общества, так и широким слоям населения религиозный фанатизм.

С согласия "католических королей" в 1480 г. в Испании была введена инквизиция — духовное судилище по делам веры, независимое от светской власти и осуществлявшее жестокий террор против всякого рода "еретиков" и "неверных", то есть главным образом против сохранившихся кое-где в Испании мавров, или "морисков", и евреев. Хотя у инквизиции и возникали иногда конфликты со светской властью, объективно она была прочной опорой абсолютизма, ибо под флагом охраны "чистоты веры" инквизиция вела беспощадную борьбу со всякими проявлениями свободомыслия, политического и социального протеста. Усердие ее при этом подогревалось тем, что в ее пользу шла треть имущества осужденных; остальное получал король.

Во главе инквизиции был в 1483 г. поставлен духовник королевы Изабеллы, доминиканский монах Фома (Томас) Торквемада (1420–1498), безжалостный и исступленный фанатик, который за годы своего пребывания на посту великого инквизитора сжег на кострах до восьми тысяч человек. Личность Торквемады была в глазах Гюго воплощением реакционного католицизма. Все зрелое творчество Гюго пронизано антиклерикальной тенденцией. Начав зловещим образом архидьякона Клода Фролло ("Собор Парижской богоматери"), Гюго завершает эту линию образом инквизитора Торквемады — грандиозным обобщением антинародности церкви, ее враждебности принципам разума и человечности. Поэт показывает, как религиозный фанатизм уродует характер Торквемады и искажает естественные человеческие чувства, в результате чего дикий изувер Торквемада из чувства "благодарности" к людям, спасшим ему жизнь, стремясь "спасти их души", отправляет своих благодетелей на костер. Наконец Гюго убедительно показывает, что католическая церковь является опорой политической реакции: изуверская деятельность Торквемады в его драме служит алчности и честолюбию короля Фердинанда. "Торквемада" меньше, чем какая-либо другая пьеса Гюго, может рассматриваться как историческая драма; это — драматический памфлет против церкви и монархии. Гюго отказался здесь от пылкого романтического героя прежних лет, от стремительного развития действия и внешней живописности. Любовная интрига отодвинута на задний план, пьеса скудна внешними событиями, все ее элементы подчинены задаче обличения, все сосредоточено на показе жадности королевской четы, изуверства церкви и трагических последствий этого для народа.

Существенное значение имеет второй акт драмы, "Три священника", в котором как бы подводится философский итог долголетним размышления Гюго на религиозные темы. Поэт не только выносит здесь беспощадный приговор аморальному и преступному папству (Александр Борджа) и слепому религиозному фанатизму (Торквемада), но осуждает также и бесплодную, отрешенную от действенной жизни "гуманность" (Франциск Паоланский), то есть высказывает разочарование в той всепримиряющей "религии сердца", которая привлекала его в течение многих лет. Теперь для Гюго ясна необходимость активной борьбы против общественного зла.