ПЕРЕВОД ТЮТЧЕВА ИЗ В. ГЮГО.
I.
Великій Карлъ, прости! -- Великій, незабвенный
Не симъ бы голосомъ тревожить эти стѣны --
И твой безсмертный прахъ смущать, о исполинъ,
Жужжаніемъ страстей живущихъ мигъ одинъ!
Сей Европейскій міръ, руки твоей созданье,
Какъ онъ великъ, сей міръ!.. Какое обладанье!..
Съ двумя избранными вождями надъ собой --
И весь багрянородный сонмъ -- подъ ихъ стопой!..
Всѣ прочія державы, власти и владѣнья
Дары наслѣдія, случайности рожденья --
Но Папу, Кесаря, Самъ Богъ землѣ даетъ
И Промыслъ черезъ нихъ насъ случаемъ блюдетъ --
Такъ соглашаетъ онъ устройство и свободу!
Вы всѣ позорищемъ служащіе народу
Вы курфюрсты, вы кардиналы, сеймъ, синклитъ,
Вы всѣ ничто! Господь рѣшитъ, Господь велитъ!..
Родись въ народѣ мысль, зачатая вѣками,
Сперва растетъ въ тѣни и шевелитъ сердцами --
Вдругъ воплотилася и увлекла народъ!..
Князья куютъ ей цѣпь и зажимаютъ ротъ --
Но день ея насталъ -- и смѣло, величаво
Она вступила въ сеймъ, явилась средь конклава --
И съ скипетромъ въ рукахъ, иль митрой на челѣ
Пригнула всѣ главы вѣнчанныя къ землѣ --
Такъ Папа съ Кесаремъ всесильны -- все земное
Лишь ими и для нихъ. Какъ таинство живое
Явило небо ихъ землѣ -- и цѣлой міръ
Народы и цари -- имъ отданъ былъ на пиръ!..
Ихъ воля строитъ міръ и зданье замыкаетъ,
Творитъ и рушитъ. -- Сей рѣшитъ -- тотъ разсѣкаетъ,
Сей Истинна, тотъ Сила -- въ нихъ самихъ
Верьховный ихъ законъ, другаго нѣтъ для нихъ!..
Когда изъ олтаря они исходятъ оба
Тотъ въ пурпурѣ a сей въ одеждѣ бѣлой гроба
Міръ цѣпенѣя зритъ въ сіяньи торжества
Сію чету, сіи двѣ полы Божества!..
И быть однимъ изъ нихъ, однимъ! о посрамленье
Не быть имъ! и въ груди питать сіе стремленье!
О какъ, какъ счастливъ былъ почившій въ семъ гробу
Герой! Какую Богъ послалъ ему судьбу!
Какой удѣлъ! и чтожь! его сія могила.
Такъ вотъ куда идетъ, увы! все то что было
Законодатель, вождь, правитель и герой,
Гигантъ всѣ времена превысившій главой
Какъ тотъ кто въ жизни былъ Эвропы всей владыкой,
Чье титло было Кесарь, имя Карлъ Великой,
Изъ славимыхъ именъ славнѣйшее поднесь,
Великъ -- великъ какъ міръ -- а все вмѣстилось здѣсь.
Ищи жь владычества -- и взвѣсь пригоршню пыли
Что въ мірѣ нѣкогда его владыкой слыли --
Наполни грохотомъ всю землю и возвысь
До облакъ власть твою -- все выше, высь на высь --
Хотя бъ до вѣчныхъ звѣздъ твоя коснулась слава
Но вотъ ея предѣлъ -- о царство, о держава!
Что нужды? Власть мила -- она передо мной
Мнѣ тайной гласъ сулитъ: тебѣ вѣнецъ -- онъ мой
Онъ будетъ мой --
--------
Автограф чернилами на листе бумаги среднего формата с водяными знаками: "Wathman. Turkey. Mill. 1828".
Укажем зачеркнутые варианты:
Строка 27: Лишь ими и для нихъ -- [ничтожно все иное...]
Строка 28: [Они какъ таинство живое] и цѣлой міръ
Строка 31: [Сей вяжетъ и рѣшитъ -- тотъ разсѣкаетъ]
Строка 45: Гигантъ превысившій [весь міръ своей] главой
Строка 54: [Пускай подъ облака твоя (нрзб) слава]
Строка 60: Что нужды? Власть мила -- [и я ее ищу] [я царствовать хочу!]
Строка 61: [Мнѣ сердце говоритъ: получишь -- получу].
Начальные строки второго отрывка представляют переработку последних девяти стихов первого. Оба отрывка печатаются с сохранением главнейших особенностей орфографии и пунктуации подлинника.
II.
Ищижь владычества и взвѣсь пригоршню пыли
Того, кто все имѣлъ, чью власть какъ вождя чтили.
Наполни грохотомъ всю землю, строй, возвысь
Свой столбъ до облаковъ, все выше, высь на высь --
Хотя бъ безсмертныхъ звѣздъ твоя коснулась слава
Но вотъ ея предѣлъ -- о царство, о держава,
О что вы? все равно -- не власти ль жажду я?
Мнѣ тайной гласъ сулитъ: твоя она -- моя --
О если бы моя! Свершится ль предвѣщанье
Стоять на высотѣ и замыкать созданье,
На высотѣ -- одинъ -- межъ небомъ и землей
И видѣть цѣлый міръ въ уступахъ подъ собой --
Сперва цари, потомъ -- на степеняхъ различныхъ
Старѣйшины Домовъ удѣльныхъ и владычныхъ,
Тамъ доги, герцоги, церковные князья,
Тамъ рыцарскихъ чиновъ священная семья --
Тамъ духовенство, рать -- а тамъ въ дали туманной
На самомъ днѣ -- народъ нещетной, [нрзб.]
Пучина, валъ морской, терзающій свой брегъ,
Стозвучный гулъ, крикъ, вопль, порою горькій смѣх,
Таинственная жизнь безъ смерти и движенья,
Гдѣ что ни брось во глубь и всѣ они въ движеньѣ --
Зерцало грозное для совѣсти царей,
Жерло гдѣ гибнетъ тронъ, всплываетъ мавзолей!
О сколько тайнъ для насъ въ твоихъ предѣлахъ темныхъ!
О сколько царствъ на днѣ -- какъ остовы огромныхъ
Судовъ, свободную тѣснившихъ глубину
Но ты дохнулъ на нихъ -- и грузъ пошелъ ко дну
И мы весь этотъ міръ, и я схвачу безъ страха
Міроправленья жезлъ! Кто я! изчадье праха!
--------
Подлинник написан карандашом на листке сероватой бумаги. Над первой строчкой -- рукой поэта: "изъ Hernani".
Настоящие отрывки Тютчевского перевода из Виктора Гюго [1802--1885] полностью появляются в печати впервые. Т. к. второй отрывок непосредственно продолжает первый, -- вместе они составляют один большой перевод. Это -- часть монолога дон-Карлоса из драмы "Hernani" [Эрнани. Акт IV, сцена II]. Отрывок из этого перевода, кончая 24-ой строкой [пригнула все главы венчанные к земле], был помешен в издании 1900 г., откуда перепечатан в издании Маркса. В печатном тексте нет никаких разночтений с автографом. Что касается датировки перевода, то ввиду того, что "Эрнани" впервые был напечатан в 1830 г. и того, что второй отрывок написан на одном листе с стихотворением "О рьяный конь, о конь морской" [1830-ые годы], -- мы предположительно относим его к середине 1830 г.г.
Монолог дон-Карлоса одно из наиболее сильных мест во всей драме Виктора Гюго. Дон-Карлос произносит его перед своим избранием на престол священной римской империи, у гробницы Карла Великого в Аахене. Он обращается к праху основателя империи "с двумя избранными вождями над собой", т.-е. папой -- главой духовной власти, и императором -- светской. По идее власть их была равна, что впоследствии, как известно, послужило поводом многочисленных распрей.
Тютчевский перевод довольно близок к подлиннику. Как почти все переводы французских драматических произведений, он написан ямбом [шестистопным]. Вот начало монолога в подлиннике:
Charlemagne, pardon! ces voûtes solitaires
Ne devraient rêpêter que paroles austères.
Tu t'indignes sans doute à ce bourdonnement
Que nos ambitions font sur ton monument.
Перевод Тютчева начинается также с обращения:
Великий Карл, прости! -- Великий, незабвенный
Не сим бы голосом тревожить эти стены
И твой безсмертный прах смущать, о исполин,
Жужжанием страстей живущих миг один!
Удачно выражение "жужжание страстей", притом дословно передающее подлинник [ce bourdonnement que font nos ambitions]. Далее следуют четыре стиха, в переводе выпущенные. Тютчев сразу переходит к рассуждению, которое существует и у В. Гюго и занимает большую часть монолога.
Начало второго отрывка в оригинале звучит так:
Ah! briguez donc l'empire et voyez la poussière
Que fait un empereur!.. и т. д.
Хорошо переданы у Тютчева следующие строки, выражающие внутреннюю борьбу дон-Карлоса между желанием "схватить мироправленья жезл" и страхом, что власть достанется не ему.
Quelque chose me dit: Tu l'auras! -- Je l'aurai. --
Si je l'avais!..
Мне тайный глас сулит: твоя она -- моя --
О если бы моя!
Хотя оба отрывка конечно не могут считаться вполне законченными, -- они отличаются однако многими достоинствами, именно как переводы. Тютчев сохраняет общий тон оригинала, а также многие особенности его формы: рифмовку (смежные мужские и женские рифмы), эпитеты [избранные вожди -- chefs êlus], сравнения [велик как мир -- grand comme le monde], метафоры [народ -- пучина, вал морской, зерцало грозное для совести царей, жерло где гибнет трон, всплывает мавзолей, -- une mer, flots vivants, vague qui broie un trône et qui berce un tombeau, miroir où rarement un roi se voit en beau], параллелизмы [сей решит, тот рассекает, -- l'un dêlie et l'autre coupe, сей истина -- тот сила, -- l'un est la veritê, l'autre est la force]. Заметим, что Тютчевский перевод гораздо короче подлинника; целый ряд стихов пропущен и не заменен ничем, в других местах вставлены собственные стихи поэта; так заключительные строки:
И мы весь этот мир, и я схвачу без страха
Мироправленья жезл! Кто я! исчадье праха!
у Виктора Гюго вовсе отсутствуют, если не считать, что выражение "исчадье праха" навеяно словами "On n'est qu'un homme".
Прибавим, что настоящий перевод не случайный в Тютчевском творчестве. Он доказывает, что поэту была не чужда французская романтика XIX в. [в числе его переводов с французского есть один из Ламартина], а также то, что уже тогда Тютчев интересовался отношениями между папством и империей. В 1850 г., он напечатал во французском журнале "Revue des deux Mondes" целую статью "La papautê et la question romaine" [папство и римский вопрос]. Насколько римский вопрос занимал и волновал поэта мы можем судить по его неизданным письмам к зятю, И. С. Аксакову [Мурановский Архив]; он нашел также отражение в стихах Тютчева: Encyclica, Свершается заслуженная кара, Ватиканская годовщина. И на смертном одре не переставал поэт интересоваться римским вопросом, читая только что появившуюся книгу Вильмена "Histoire de Grêgoire VII. Paris. 1873" [История Григория VII. Париж. 1873] *. В Мурановской библиотеке хранится экземпляр этой книги, с надписью, сделанной рукой Э. Ф. Тютчевой: "Mars 1873. Dernière lecture" [Март 1873. Последнее чтение].
К. Пигарев.
* Григорий VII, папа римский [1073--1085], самый яркий представитель идеи светской власти папства.