Въ виду совершившихся событій на театрѣ войны и предстоящаго рѣшенія судьбы Франціи, мы полагаемъ, что читателямъ не безъинтересно будетъ прочесть пламенныя строки величайшаго изъ современныхъ поэтовъ Западной Европы, обращенныя къ двумъ воюющимъ народамъ. Поэтому прилагаемъ въ переводѣ in extenso: письмо Виктора Гюго къ нѣмцамъ (отъ 9 сентября) и воззваніе его къ французамъ (отъ 17 сентября).
НѢМЦАМЪ.
Нѣмцы, съ вами говоритъ другъ.
Три года тому назадъ, во время всемірной выставки 1857 г., я изъ глубины ссылки привѣтствовалъ ваше вступленіе въ вашъ городъ.
Какой городъ?
Парижъ.
Потому что Парижъ не намъ однимъ принадлежитъ. Парижъ настолько нашъ, насколько и вашъ. Берлинъ, Вѣна, Дрезденъ, Мюнхенъ, Штутгардъ -- это ваши столицы; Парижъ -- это вашъ центръ. Только въ Парижѣ бьется сердце Европы. Парижъ -- городъ городовъ. Парижъ -- городъ человѣчества. Были Аѳины, былъ Римъ, и есть Парижъ.
Парижъ -- ничто иное какъ необъятное гостепріимство.
Теперь вы снова туда возвращаетесь.
Но -- какъ?
Братьями -- какъ три года назадъ?
Нѣтъ, врагами.
Почему?
Что за зловѣщее недоразумѣніе?
Двѣ націи создали Европу.
Эти двѣ націи -- Франція и Германія. Германія для Запада-тоже что Индія для Востока; она какъ бы прабабка его. Мы ее почитаемъ. Но что же случилось такое? и что означаетъ все это? Нынѣ, эту Европу, которую Германія создала своимъ распространеніемъ, а Франція лучами своего свѣта, Германія хочетъ низложить.
Возможно ли это?
Германія низлагающая Европу, посредствомъ раздробленія Франціи?
Германія низлагающая Европу, посредствомъ разрушенія Парижа?
Подумайте.
Къ чему это нашествіе? Къ чему эти варварскія усилія противъ братскаго народа?
Что мы такое сдѣлали?
И эта война -- развѣ она исходитъ отъ насъ? Имперія ее вызвала; имперія создала ее.
У насъ нѣтъ ничего общаго съ этимъ трупомъ.
Она -- прошедшее, мы -- будущее.
Она -- ненависть, мы -- любовь.
Она -- измѣна, мы -- честность.
Она -- Кануа и Гоммора, мы -- Франція!
Мы -- французская республика, нашъ девизъ; Свобода, Равенство, Братство.
Мы тотъ же народъ что и вы. У насъ былъ Верцингеториксъ, какъ у васъ -- Арминій.
Общій братскій лучъ, божественная соединительная черта, проходитъ чрезъ нѣмецкое сердце и французскую душу.
Это до такой степени вѣрно, что мы рѣшаемся сказать вамъ слѣдующее:
Если роковое заблужденіе завлечетъ васъ до высшихъ предѣловъ насилія, если вы придете нападать на этотъ державный городъ, какъ бы довѣренный Франціи Европой, если вы будете осаждать Парижъ, то мы будемъ защищаться до послѣдней крайности, мы будемъ съ вами бороться изо всѣхъ силъ, но -- объявляемъ вамъ -- мы останемся вашими братьями; а вашихъ раненыхъ, знаете ли, куда мы ихъ положимъ?-- во дворецъ націи. Мы заранѣе отводимъ Тюльери подъ гошпиталь для прусскихъ раненыхъ. Тамъ будетъ перевязочный пунктъ для вашихъ храбрыхъ плѣнныхъ солдатъ. Тамъ будутъ ухаживать за ними наши жены и облегчать ихъ страданія. Ваши раненые будутъ наши гости; мы будемъ совѣстливо обходиться съ ними, и Парижъ приметъ ихъ у себя въ Луврѣ.
Съ такимъ братскимъ чувствомъ въ сердцѣ мы примемъ отъ васъ войну. Но эта война, нѣмцы, какой смыслъ она имѣетъ? Она окончилась, такъ какъ имперія окончила сьои дни. Вы убили вашего врага, онъ былъ и нашимъ,-- чего же вы еще хотите?
Вы идете брать силой Парижъ! Но вѣдь мы всегда предлагали вамъ его съ любовью. Не заставляйте затворяться отъ васъ тотъ народъ, который во всѣ времена принималъ васъ съ распростертыми объятіями. Не обольщайтесь насчетъ Парижа. Парижъ васъ любитъ; но Парижъ будетъ и сражаться съ вами. Парижъ будетъ сражаться со всѣмъ могущественнымъ величіемъ своей славы и свой скорби. Подъ угрозой этого грубаго насилія, Парижъ можетъ стать страшнымъ.
Жюль Фавръ краснорѣчиво высказалъ вамъ это, и мы всѣ повторяемъ вамъ: ожидайте гнѣвнаго отпора.
Вы завладѣете крѣпостью -- найдете городъ; вы возьмете городъ -- найдете баррикады; возьмете баррикаду -- и тогда можетъ-быть. (кто знаетъ, что можетъ посовѣтовать патріотизмъ доведенный до отчаянія!) вы найдете подкопъ въ трубѣ для стока нечистотъ, которая взорветъ на воздухъ цѣлыя улицы. Вы будете обязаны принять этотъ страшный приговоръ: брать Парижъ камень за камнемъ, умертвить тамъ Европу на мѣстѣ, убивать Францію по частямъ, въ каждой улицѣ, въ каждомъ домѣ -- и этотъ великій свѣточъ можно будетъ погасить, лишь изводя одну за другою души людскія. Остановитесь.
Нѣмцы, Парижъ грозенъ. Будьте вдумчивѣе передъ Парижемъ. Всякаго рода превращенія для него возможны. Его слабости могутъ служить вамъ мѣриломъ его энергіи; люди казалось спали, теперь просыпаются; идею обнажаютъ какъ шпагу, и этотъ городъ, еще вчера бывшій сибаритомъ. можетъ завтра же стать Сарагоссой.
Развѣ мы говоримъ это съ цѣлію запугать васъ? Конечно, нѣтъ! васъ, нѣмцевъ, запугать нельзя. Вы противупоставили Риму Гадгака, а Наполеону Кернера. Мы народъ марсельезы, но и вы народъ броненосныхъ сонетовъ и клика меча.
Вы -- народъ мыслителей, но можете въ случаѣ необходимости превратиться въ легіонъ героевъ. Ваши солдаты достойны нашихъ; наши -- это безстрастная храбрость, ваши -- неустрашимое спокойствіе.
Однако, послушайте:
У васъ искусные и хитрые генералы; мы же имѣли бездарныхъ полководцевъ. Вы ведете скорѣе искусную войну нежели блестящую; ваши генералы предпочли полезное великому, они были вправѣ это сдѣлать; вы побѣждали насъ неожиданностію нападеній; вы шли десятеро на одного. Наши солдаты стоически давали себя убивать, вамъ, которые научно расположили шансы въ свою пользу;-- такъ что въ этой страшной войнѣ, до сей минуты, за Пруссіей -- побѣда; но за Франціей -- слава.
Теперь вы думаете, что вамъ осталось нанести послѣдній ударъ: обрушиться на Парижъ, воспользоваться тѣмъ что наша дивная армія, обманутая и преданная, легла почти вся на полѣ битвы,-- для того чтобы броситься въ числѣ 700 тысячъ человѣкъ солдатъ, со всѣми орудіями войны (съ вашими картечницами, стальными пушками, ядрами Круппа, ружьями Дрейзе, безчисленными кавалерійскими полками, ужасной артиллеріею) на 300 тысячъ гражданъ стоящихъ на валахъ своего города, на отцовъ защищающихъ свои семейные очаги, на городъ полный содрогающихся семействъ, въ которыхъ есть женщины, сестры, матери,-- и гдѣ я, говорящій съ вами въ эту минуту, имѣю также двухъ внучатъ, изъ которыхъ одинъ грудной.
И на этотъ городъ, неповинный въ настоящей войнѣ, всегда удѣлявшій вамъ часть своего свѣта, на этотъ одиноко-стоящій Парижъ, но гордый и приведенный въ отчаяніе, вы хотите устремиться,-- вы, необъятная волна кровавой бойни, сраженіи!-- такова была бы ваша роль, мужественные люди, доблестные воины, знаменитая армія благородной Германіи! О, подумайте!
XIX вѣкъ увидѣлъ бы страшное чудо: превращеніе націи изъ цивилизованной въ варварскую, разрушающую городъ всѣхъ націй; Германію погашающую свѣточъ -- Парижъ; Германію заносящую топоръ на Галлію. Вы, потомки тевтонскихъ рыцарей, вели бы нечестивую войну; вы извели бы группу людей и идей, въ которыхъ нуждается свѣтъ; вы превратили бы въ ничто органическій городъ; вы повторили бы дѣянія Аттилы и Алариха; вы возобновили бы, впервые послѣ Омара, пожаръ общечеловѣческой библіотеки; вы стерли бы съ лица земли Ратушу, какъ гунны -- Капитолій; вы бомбардировали бы Нотръ-Дамъ, какъ турки -- Пароѳнонъ; вы дали бы міру такое зрѣлище: нѣмцевъ превратившихся въ вандаловъ; вы были бы варварство, обезглавливающее цивилизацію.
Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
Знаете ли, чѣмъ была бы для васъ эта побѣда?-- безчестіемъ.
О! конечно никто не думаетъ васъ пугать, нѣмцы, славная армія, храбрый народъ; но васъ можно образумить. Конечно, вы не ищете позора, и чтожь?.. вы найдете позоръ; а я, европеецъ, т. е. другъ Парижа, парижанинъ, т. е. другъ народовъ, я предостерегаю васъ отъ опасности въ которой находились вы, мои нѣмецкіе братья, потому что я вамъ удивляюсь и почитаю васъ, и потому хорошо знаю, что заставить васъ отступить можетъ только стыдъ, но не страхъ. О, благородные воины, какое возвращеніе къ вашимъ очагамъ! Изъ всѣхъ побѣдителей, только вы будете съ поникшей головой, и что скажутъ вамъ ваши жены?
Смерть Парижа -- какая скорбь!
Убійство Парижа -- какое преступленіе!
На долю міра выпала бы скорбь, на вашу -- преступленіе. Не принимайте на себя этой тяжкой отвѣтственности.
Остановитесь.
И еще одно, послѣднее слово: Парижъ доведенный до крайности, Парижъ поддерживаемый всею возставшею Франціей, можетъ побѣдить и побѣдитъ -- и вы напрасно попытались бы совершить насиліе, которое уже теперь возбуждаетъ негодованіе свѣта. Во всякомъ случаѣ вычеркните изъ этихъ наскоро-написанныхъ строкъ слова: разрушеніе, уничтоженіе, смерть. Нѣтъ, Парижа нельзя разрушить. Если бы вамъ и удалось (что не легко) разрушить Парижъ матеріально, то онъ возвеличился бы нравственно. Разрушивъ Парижъ, вы его освятите. Разсѣянные камни разсѣятъ идеи; превратите Парижъ въ груду пепла, и изъ каждой пылинки этого пепла возродится сѣмя будущаго. Эта могила будетъ кричать: "свобода, равенство, братство!" Парижъ городъ, но Парижъ и душа. Сожгите наши зданія, это только нашъ остовъ; дымъ отъ нихъ приметъ форму, сдѣлается необъятнымъ, живучимъ и подымется до неба; и тогда на горизонтѣ народовъ, надъ нами, надъ вами, надо-всѣмъ и надо-всѣми увидятъ свидѣтельство нашей славы, свидѣтельство вашего позора, это великое привидѣніе, сотканное изъ тѣни и свѣта,-- Парижъ!
Теперь, я все сказалъ, нѣмцы; если станете упорствовать, пусть будетъ такъ, но вы предупреждены. Ступайте, нападайте на стѣны Парижа. Подъ градомъ вашихъ бомбъ и картечи, онъ будетъ защищаться. Что до меня, старика, я буду тамъ безоружный. Мнѣ пристало быть съ народами, которые умираютъ, и я жалѣю о васъ, идущихъ съ королями, которые убиваютъ.
ФРАНЦУЗАМЪ.
Мы братски предостерегли Германію.
Германія продолжала свое шествіе на Парижъ.
Она у воротъ его.
Имперія напала на Германію, какъ нѣкогда на республику, невзначай, измѣннически,-- и теперь Германія (за войну, которую объявила ей имперія) мстить республикѣ.
Пусть такъ. Исторія разсудитъ.
Что теперь сдѣлаетъ Германія -- это до нея касается; но мы, Франція, мы имѣемъ обязанности относительно націй и всего рода человѣческаго. Исполнимъ ихъ.
Первая изъ обязанностей -- это примѣръ.
Минута нами переживаемая -- великая минута для народовъ.
Всякій покажетъ на что онъ способенъ.
Франція имѣетъ то преимущество (которое имѣлъ нѣкогда Римъ и еще ранѣе Греція), что опасность которой она подвергается -- указываетъ на степень пониженія цивилизаціи.
Посмотримъ, въ какомъ положеніи міръ. Если бы случилось невозможное, чтобы Франція пала, то степень ея приниженія показала бы, насколько понизился уровень рода человѣческаго.
Но Франція не падетъ.
По весьма простой причинѣ, которую мы уже высказали,-- потому что она исполнитъ свою обязанность. Франція обязана для себя и для всего человѣчества спасти Парижъ -- не для Парижа, а для цѣлаго міра. Это Франція исполнитъ.
Пусть возстанутъ всѣ общины, пусть запылаютъ всѣ деревни, пусть огласятся лѣса громомъ орудій! Въ набатъ! въ набатъ! Пусть каждый домъ вышлетъ солдата; пусть всякое мѣстечко превратится въ полкъ, пусть каждый городъ станетъ арміей. Пруссаковъ только 800 тысячь -- васъ 40 милліоновъ. Встаньте на ноги и вашимъ дуновеніемъ сотрите ихъ! Лилль, Нантъ, Туръ, Буржъ, Орлеанъ, Кольмаръ, Тулуза, Байона препояшьтесь мечемъ! Впередъ! впередъ! Ліонъ, возьми свое ружье; Бордо, бери карабинъ; Руанъ, обнажи шпагу; а ты, Марсель, пой твою пѣсню и явись грозой. Города, города, города! выставьте лѣса пикъ, сомкните плотно ваши штыки, выдвиньте ваши пушки; а ты, деревня, вооружись вилами. Нѣтъ пороха, нѣтъ припасовъ, нѣтъ артиллеріи? Вздоръ -- все есть! И потомъ, у швейцарскихъ крестьянъ были только вилы, у бретонцевъ одни палки,-- однако все разсѣявалось предъ ними. Все помогаетъ тому, кто за правое дѣло!
Мы -- дома. Время года за насъ, стужа за насъ, и дождь будетъ за насъ. Борьба или позоръ! Кто хочетъ -- можетъ! Плохое ружье превосходно, когда сердце горячо; старый сабельный клинокъ непобѣдимъ, когда рука мощная. О патріотизмъ испанскихъ крестьянъ разбилась сила Наполеона. Сейчасъ, скорѣе, скорѣе, не теряя ни дня, ни часа; пусть богатый, бѣдный, работникъ, купецъ, земледѣлецъ, схватитъ или подниметъ все что попадетъ подъ руку, все что похоже на оружіе или боевые снаряды. Взрывайте скалы, громоздите камни мостовыхъ, превращайте плуги въ топоры, и борозды полей во рвы, сражайтесь всѣмъ что подъ рукой; поднимите камни съ нашей священной земли, и побейте ими (этими костьми нашей матери Франціи) вашихъ завоевателей. О, граждане! въ каждомъ голышѣ, который вы пустите въ лицо непріятелю -- вы бросите мощь отечества.
Пусть каждый гражданинъ станетъ Камилломъ Демуленъ, пусть каждая женщина будетъ Теруань, и каждый юноша -- Барра. Поступите какъ Бонбонель, охотникъ на пантеръ, который съ пятнадцатью человѣками убилъ 20 пруссаковъ и 30 взялъ въ плѣнъ.
Пусть улицы городовъ поглотятъ непріятеля, пусть грозно отворятся окна и извергнутъ на него утварь изъ жилищъ, пусть каждая крыша броситъ въ него черепицу, пусть негодующія старыя женщины укажутъ ему на свои сѣдыя волосы! Да вопіютъ могилы, да слышится позади каждой стѣны мощь народа и Богъ; пусть каждая пядь земли пышетъ пламенемъ, и каждый кустъ пылаетъ! Тревожьте здѣсь, побивайте тамъ, задерживайте поѣзды, разрушайте дороги, ломайте мосты, взрывайте почву, и пусть Франція разверзнется пропастью подъ ногами пруссаковъ!
О, народъ! вотъ тебя оттѣснили въ берлогу. Покажись внезапно во весь ростъ. Покажи свѣту грозное чудо твоего пробужденія. Да воспрянетъ левъ 92 года, и встряхнетъ гривой -- и да разлетится необъятная стая черныхъ двуглавыхъ коршуновъ отъ могучаго сотрясенія этой гривы. Будемъ вести и ночную войну и дневную, войну въ горахъ, на равнинахъ, въ лѣсахъ. Возстаньте! Возстаньте! Ни роздыха, ни покоя, ни сна. Деспотизмъ нападаетъ на свободу, Германія дѣлаетъ покушеніе на Францію. Да растаетъ эта колоссальная армія какъ снѣгъ отъ мрачнаго жара нашей почвы! Пусть никто не уклоняется отъ своихъ обязанностей. Организуемъ страшную битву за отечество. Вы, вольные стрѣлки, впередъ! проникайте чрезъ кустарники, переходите потоки, пользуйтесь тѣнью и сумерками, извивайтесь по оврагамъ, пролѣзайте, ползите, прицѣливайтесь, стрѣляйте, истребляйте, изгоните врага! Защищайте Францію геройски, съ отчаяніемъ, съ нѣжностію. Будьте страшны, о патріоты! Останавливайтесь только, проходя мимо хижины, и цѣлуйте въ чело спящаго ребенка.
Вѣдь ребенокъ -- это будущее; а будущее -- это республика.
Совершимъ это, французы!
А Европа... но что намъ до Европы! Пусть смотритъ сама, если у нея есть глаза. Мы не ищемъ помощниковъ. Мы окажемъ услугу Европѣ -- вотъ и все. Въ виду страшной развязки, которую принимаетъ на себя Франція, если принудитъ къ этому Германія, для Франціи достаточно силы Франціи, а для Парижа -- силы Парижа. Парижъ всегда больше давалъ чѣмъ получалъ. Если онъ и приглашалъ націи къ себѣ на помощь, то больше для ихъ пользы, нежели для своей. Парижъ никого ни о чемъ не проситъ. Такой великій проситель какъ онъ -- удивилъ бы исторію человѣчества. Будь сильна, будь слаба, Европа,-- это твое дѣло. Жгите Парижъ, нѣмцы, такъ какъ вы сожгли Страсбургъ,-- вы разожжете народную ненависть.
Парижъ укрѣпленъ, имѣетъ валы, рвы, пушки, казематы, баррикады, подземныя трубы для стока нечистотъ, много пороху, петролеумъ, нитро-глицеринъ; его защищаютъ 300 тысячъ вооруженныхъ гражданъ; честь, справедливость, право, негодующая цивилизація -- вотъ элементы его возбуждающіе; яркое пламя республики разгорается въ его кратерѣ; по его бокамъ уже разливаются потоки лавы, и онъ полонъ -- этотъ могущественный Парижъ -- элементами взрыва человѣческаго духа. Спокойный, ужасный, онъ ждетъ нападенія и ощущаетъ, какъ поднимается въ немъ броженіе массъ. Волканъ не нуждается въ помощи. Французы, вы будете сражаться. Вы посвятите себя всемірному дѣлу, потому что нужно сохранить величіе Франціи, для того чтобы Европа была освобождена; потому что нельзя допустить, чтобы пролилось столько крови, превратилось въ пепелъ столько костей, безъ того чтобы не водворилась наконецъ свобода; потому что великія тѣни Леонида, Брута, Арминія, Данте, Ріенци, Вашингтона, Дантона, Ріего, Манина -- съ гордостью улыбаются вамъ; потому что пора доказать вселенной, что добродѣтель существуетъ, что долгъ существуетъ, что отечество существуетъ. Вы не отступите, вы пойдете до конца, и благодаря вамъ міръ узнаетъ, что если дипломатія безчестна, то гражданинъ храбръ, и что если, въ настоящую минуту, Европы не существуетъ, то существуетъ Франція.
"Нива", No 43, 1870.