— Как у тебя, Дима, волосы отросли! Вон какие длинные стали, — сказала я.
Сказала и вспомнила: это значит — лето кончается.
В деревне Диму не стригли. А как только он возвращался в город, его сейчас же вели к парикмахеру.
И правда, лето кончалось. Мальвы давно отцвели. На огороде было пусто. Только огурцы, оставленные на семена, лежали, как толстые бочоночки.
Наступил день отъезда. Экипаж-дребезгун и его возница ждали нас у крыльца. Вороные кони Фонарь и Мальчик были серьёзны: им предстояла долгая дорога.
Бабушка в последний раз обняла нас. Мне она сказала:
— Смотри, дерзкий носишко, не огорчай маму.
Нам было жалко уезжать из деревни, но домой в город тоже хорошо было вернуться. А главное — хотелось увидеть папу.
И какая это была радость, когда мы наконец увидели его на пристани! Сойдя с парохода, мы так и бросились к нему.
С Димой мы тут же и расстались. Его повезли прямо в парикмахерскую, а потом к ним домой. А мы поехали к себе домой.
Дома я быстренько обежала всю квартиру. Побывала и на кухне, где хозяйничала и жила наша кухарка Дарьюшка.
Дарьюшкино одеяло было сшито из треугольных лоскутков: синих, зелёных, красных, клетчатых, в крапинку, в горошек и ещё разных. О каждом таком лоскутке Дарьюшка могла рассказать целую историю: откуда он взялся, что с ним было до того, как он пошёл на одеяло, где была в то время сама Дарьюшка.
Про один клетчатый треугольничек Дарьюшка сказала: «Это когда Устинька, племянница, родилась, мы ей пелёнки из старого фартука сшили. Это Устинькин лоскут».
Дарьюшка была немолодая и довольно строгая. Особенно не любила она, когда я шарила на кухонных полках и заглядывала в банки со всякими вкусными вещами.
Вот и сейчас, хотя Дарьюшка и обрадовалась мне, но я сразу заметила, что миндаль и изюм стоят на самой верхней полке, откуда достать их уже невозможно.
Из кухни я побежала в ту маленькую комнату, где стояла моя кровать с сеткой, два стула, этажерка с книгами и низенький стол. Сейчас дверь в эту комнату оказалась запертой.
Я заглянула в замочную скважину сначала одним, потом другим глазом. Что же я там увидела?
В комнате было солнечно. Блестящие пылинки плясали в косом луче, точно у них был бал. А на стуле сидела незнакомка в полосатом сером платье, с гребёнкой в руке и задумчиво глядела в окно на осенние листья. Лицо у неё было бледное, худое. Чёрные пушистые волосы распущены по плечам. Видно, она собиралась их расчесать, но задумалась — стоит ли. Я ей сочувствовала: я и сама не любила причёсываться.
Но кто же всё-таки была эта незнакомка?
— Ты, Верочка, что тут делаешь? — услыхала я мамин голос. — Зачем ты заглядываешь в щёлку? Если тебя интересует, что происходит в комнате, спроси, и я отвечу. А подглядывать не годится.
— Да, мамочка, меня интересует, — отвечала я. — Мне очень хочется знать, кто это там сидит с гребёнкой. А подглядывать я больше не буду. Это в последний раз.
— Ну, вот и хорошо. А сейчас я тебе всё скажу. Там в комнате — тётя Наташа, моя двоюродная сестра. Совсем недавно, — продолжала мама тихонько, — у тёти Наташи случилось большое горе: у неё утонул жених. Корабль, на котором он плыл, столкнулся с другим кораблём и пошёл ко дну. Это было большое несчастье. Теперь тётя Наташа одинока. Вот мы с папой и решили, что лучше всего ей будет поселиться у нас. Мы все будем стараться, чтобы тётя Наташа чувствовала себя в нашей семье как дома.
— Я тоже буду стараться, — сказала я.
С этого времени тётя Наташа поселилась у нас. Я сначала немного дичилась её, а потом очень полюбила и стала называть «тётя Наша». И так это имя ей подошло, что все взрослые тоже стали называть её тётей Нашей.
Она начала заниматься хозяйством, и весь наш дом стал уютным, милым и таким опрятным, что пылинкам не удавалось поплясать в своё удовольствие в солнечном луче — их всех выметали вон.
Каждое утро мы с тётей Нашей убирали квартиру. Для этого у меня были свои фартуки и даже свои пыльные тряпки: клетчатые, подрубленные со всех сторон, а в уголке вышита начальная буква моего имени: «В».
Кроме тряпок, была у меня ещё метёлочка из куриных перьев. Ею очень удобно было смахивать пыль с мелких вещиц.
Дверцы нашего буфета были украшены гроздями винограда, яблоками, грушами и дикими утками. Всё это было вырезано из дерева очень красиво, но пыли туда набиралось много, особенно в виноградные грозди. Надо было вытирать отдельно каждую виноградину.
Много возни было и с папиной фарфоровой пепельницей, сплетённой в виде лаптя: туда набивался папиросный пепел. Но я опускала лапоть в тазик с водой, и он выходил оттуда как новенький.
В столовой на окне появились два фикуса: большой — в горшке, а другой — маленький — в бутылочке с водой. У маленького фикуса корешки были ещё слишком слабы, чтобы тянуть воду из земли.
Было у нас и лимонное деревце, выросшее из лимонной косточки. Поливать лимон надо было тепловатой водой, чтобы не простудить его.
Тётя Наша строго проверяла меня.
— Каждая девочка должна держать в порядке свои вещи и уметь ухаживать за растениями. Это пригодится в жизни. И ещё как пригодится! — повторяла тётя Наша.
