Предоставляю судить самому читателю, с каким вниманием и удивлением слушал я своего хозяина, стараясь не проронить ни единого слова из того, что он мне рассказывал. Не будь этой изумительной трубы, через которую я сам только что разговаривал с обитателем планеты Марс, я ни за что не поверил бы словам доктора и, если бы не принял его за помешанного, то, наверное, подумал бы, что он шутит. Но доказательство было налицо, и нельзя было не верить очевидности.
– Воображаю, – сказал я, – сколько новых истин, сколько новых сведений почерпнули вы; беседуя с обитателями неведомого нам мира!
– Да, – сказал Роша, – у них есть чему поучиться. Но из одних бесед, я, конечно, никогда не составил бы себе такого ясного понятия о природе Марса и жизни его обитателей, какое имею теперь, побывав сам несколько раз на этой планете.
– Побывав сам на этой планете? – повторил я, думая, что ослышался.
– Да, побывав сам довольно значительное число раз в гостях у марсиан, – повторил Роша совершенно невозмутимо.
Признаюсь, я широко раскрыл глаза от изумления, услыхав это неожиданное заявление. «Ну, разумеется, он помешан, бедный старик! – мелькнуло у меня в голове. – Конечно, он сделал великое открытие, но, не делясь этим открытием ни с кем в продолжение многих лет, он начал галлюцинировать, и ему стало казаться, что он не только разговаривает с обитателями Марса, но даже ездит к ним в гости». […]
Наступило неловкое молчание.
– То есть вы хотите сказать, что бывали там на крыльях вашей фантазии? – нашелся я, наконец, в самом деле подумав, не выражается ли он метафорически.
– На каких там крыльях фантазии? Я действительно бываю иногда на Марсе, – вполне серьезно ответил он.
После такого категорического заявления я уже окончательно смутился и, потупившись, замолчал. Роша вдруг расхохотался, и видя, что я на него смотрю с беспокойством, почти со страхом, он расхохотался еще более.
– Ха, ха, ха! Да вы, батенька мой, я вижу, не только мне не верите, но принимаете меня за помешанного! Сознавайтесь, ведь это верно? Я угадал? – обратился он вдруг ко мне.
– Простите, но я думаю, что вы меня просто мистифицируете, – ответил я.
– Не думал мистифицировать, молодой человек! Совсем не думал. Впрочем, для меня вполне понятно ваше недоверие; я совершенно выпустил из виду, что то, что для меня теперь уже кажется вполне естественным и к чему я давно привык, для вас, с первого раза, должно казаться невероятным и невозможным. Но, уж если на то пошло, так и быть, я открою вам все свои тайны; даже более, если вы только пожелаете, я могу устроить и вам путешествие на Марс: авось, вы тогда отбросите свой скептицизм. […]
– Это любопытно! – рассмеялся я. – В каком же экипаже вы могли бы меня туда доставить?
– А вот угадайте! – улыбнулся Роша.
Этот, не то серьезный, не то шутливый тон, а в особенности необычайная разговорная труба наверху совершенно сбили меня с толку, и я положительно не знал, что и думать о словах Роша. Да неужели же это не шутка? Неужели в самом деле он нашел средство путешествовать на Марсе? Что за чепуха! Это немыслимо! Планета Марс отстоит от Земли в самое благоприятное для наблюдений над нею время на расстоянии 52-х миллионов верст. Чтобы перенестись через это пространство даже со скоростью пушечного ядра, и то потребовалось бы употребить годы.
Не утилизировал ли он как-нибудь силу света, не путешествует ли туда, подобно какому-нибудь жюльверновскому герою, на солнечном луче? Но это уж совсем неправдоподобно. Да если даже допустить, как это ни невероятно, что, пользуясь советами марсиан, он действительно нашел средство бывать на Марсе, то ведь атмосфера этой планеты совсем не похожа на нашу земную, и, следовательно, земные существа не могут в ней жить. Что за чудеса! Или он действительно сумасшедший, или он дурачит меня!.. И, однако же, он с такой уверенностью утверждает, что может даже и мне доставить случай побывать на этой планете… Ну, конечно, он шутит! – решил я.
– А между тем невозможного тут решительно ничего нет, – заговорил Роша, как бы угадывая направление моих мыслей. – Все так естественно и просто. И если я расскажу вам, в чем дело, то вы и сами убедитесь, что побывать на Марсе вовсе уж не так несбыточно, как это кажется.
– Однако…
– Вы, конечно, имеете понятие о гипнозе? – перебил. он меня.
– Да, кое-что слыхал,
– Явления гипноза у нас стали изучать только в самое недавнее время, и наука об этом интересном предмете еще мало разработана. Между тем обитатели Марса уже давно изучили это явление в деталях и сумели его утилизировать для различных практических целей. Вот при помощи-то этого гипнотического внушения я и имею возможность бывать на Марсе.
– Ах, вот оно что! – вскричал я. – Теперь я понимаю! Так, значит, вы бываете там не телесно, а только, так сказать, духовными очами созерцаете их мир? То есть, в сущности, при помощи той же фантазии?
– Ну, не совсем так, – возразил Роша. – Правда, тело мое остается здесь, на Земле, но мое внутреннее сознание, то, что составляет мое «я», всецело переселяется на планету Марс, и притом не в виде чего-то неосязаемого, невещественного, – иначе я не мог бы познавать вещественную природу Марса, – а мое «я» переселяется в вещественную форму, в тело кого-нибудь из обитателей этой планеты.
Я снова широко раскрыл глаза.
– Вам кажется это невероятным? – спросил Роша, видя мое изумление.
– Откровенно сознаюсь – да.
– Видите ли, в чем дело: изучение в области гипноза дало обитателям Марса возможность делать то, что, усыпляя двух каких-либо субъектов, они заставляют их, при помощи внушения, поменяться на время своими «я», и это делается так же легко, как мы меняемся, например, иногда своей одеждой.
– Но, помилуйте! Неужели же это мыслимо! – воскликнул я.
– Оказывается, что не только мыслимо, но нет ничего проще. Наша наука пока констатировала только, что загипнотизированному можно, по произволу, внушать какие угодно идеи: обыкновенному мирному гражданину можно внушить, например, что он – солдат, действующий на войне, и он тотчас же примет военную осанку и будет воображать себя на театре военных действий; внушите храброму, что он трус и что ему угрожает опасность, и лицо его исказится от страха, и он будет унижаться и пресмыкаться; трусу внушите, что он храбрец и герой, – и он сейчас же примет горделивую позу и станет вести себя с видом, полным достоинства; словом, из загипнотизированного можно делать все, что угодно. Замечено также, что при некоторых болезнях воли одно и то же лицо может жить иногда двойной жизнью; в один период оно сознает себя одним человеком, наступает другой – и это лицо совершенно позабывает о своем прежнем «я».и начинает жить, как совершенно новый человек, ничего общего не имевший с прежним, пока опять не наступит время и больной не позабудет свое второе «я» и не начнет жить жизнью своего первого «я»; причем, за исключением этой забывчивости о предыдущем периоде своей жизни, все умственные способности у таких субъектов работают, по-видимому, вполне нормально. Вы, конечно, слыхали о подобных явлениях?
– Положим, слыхал, – сказал я. – Но, все-таки, отсюда до переселения души из одного человека в другого еще очень далеко.
– Далеко кажется только потому, что мы не исследовали, как должно, душевные явления и для нас много в них загадочного и непонятного. А между тем человечество давно уже имеет с ними дело, и вера индусов в переселение душ уж вовсе не так бессмысленна, как это нам кажется, – она имеет много реальных оснований… Впрочем, зачем нам углубляться в эти рассуждения? Вот же вам факт налицо: я сам несколько раз переселялся в тело марсианина.
– Но каким образом вы это делали, если только вы действительно не шутите?
– Делается это так. Астроном на Марсе, с которым я веду постоянные сношения, предлагает кому-либо из своих близких совершить экскурсию на нашу Землю и, получив его согласие, сообщает об этом мне. Тогда я сажусь возле акустической трубы и начинаю смотреть неподвижно на какой-либо блестящий предмет до тех пор, пока не почувствую дремоту. Тогда мой приятель на Марсе внушительным тоном приказывает мне заснуть и затем делает дальнейшие внушения о том, чтобы я перестал считать себя обитателем Земли, а вообразил бы, что я обитатель Марса, – именно тот, с которым я хочу поменяться своим «я». В то же время усыпляется и марсианин, изъявивший свое согласие на перемену со мною своим «я», и ему тоже делаются соответствующие внушения. И вот, по пробуждении, мы меняемся на время ролями: он делается Франсуа Роша, обитателем Земли, я становлюсь марсианином; он путешествует по Земле в моем теле, я в его – по Марсу. Не правда ли, это очень просто?
– Может быть, оно и действительно просто, но только все это для меня так ново и неожиданно, что мне все представляется, уж не в бреду ли я нахожусь, или не во сне ли все это вижу?
Роша засмеялся.
– Не сон это, батенька мой, не сон! Все это сущая правда и действительность! Так что, если вы хотите, повторяю, я могу вам самому устроить это путешествие на планету Марс. Там вы действительно увидите такие диковинки, что и во сне не приснятся.
– И долго мое пребывание на Марсе будет продолжаться?
– Это уж от вас самого будет зависеть. Сколько времени вы можете оставаться у меня здесь?
– Спешить мне решительно некуда. Я могу остаться здесь и неделю, и месяц, и даже более.
– Ну вот и отлично. Только знаете, уговор прежде всего. Дело в том, что, пока вы будете щеголять на Марсе в образе и подобии одного из его обитателей, последний, в свою очередь, будет путешествовать по Земле в вашем теле и под вашим именем. Я не хочу вам портить первого вашего впечатления от встречи с этими существами; вы их сами скоро увидите. Только, молодой человек, боюсь я за вас: как бы вы у меня не влюбились в какую-нибудь марсианочку и не вздумали остаться там навсегда. Хе, хе, хе! – лукаво подмигивая, засмеялся старый Роша.
– Когда же такое путешествие может состояться? – спросил я,
– Ого, какое нетерпение! Только не сегодня, так как теперь уже время спать. А завтра поутру можете отправляться с богом в путь!
Нужно ли говорить, что эту ночь я спал не совсем спокойно? Завтра я буду в ином мире, на другой планете, среди обитателей Марса! Завтра я увижу то, чего никто из людей, за исключением доктора Роша, не только не видал, но о чем не имеют даже ни малейшего представления! Завтра мое «я» переселится в тело другого существа! Что меня ожидает на Марсе? Какое будет мое новое тело? Буду ли я старым или молодым? Красивым или безобразным? Без сомнения, я буду красивым, – думалось мне, – потому что высшие существа не могут быть некрасивыми; во всяком случае, они должны быть красивее людей.
Затем мои мысли обращались к Земле. Я знал, что оставляю ее ненадолго, но мне все-таки как-то жутко было с ней расставаться. Что, если с тем, кто будет без меня владеть моим телом, случится какое-либо несчастье? Разве не может произойти, например, крушения поезда, когда он будет путешествовать, или что-нибудь в этом роде, и он погибнет? Ведь я тогда должен буду навсегда остаться на Марсе в шкуре чуждого мне обитателя этой планеты? Я должен буду навсегда расстаться с тем, что здесь составляло весь смысл моего существования, и окунуться в новую жизнь, с новыми интересами, требованиями и задачами? Какова будет эта новая жизнь? Будет ли она меня удовлетворять, или я вечно осужден буду томиться тоской по далекой и невозвратно мною потерянной дорогой Земле? Впрочем, кто знает, – может быть, жизнь среди марсиан окажется более интересной и завлекательной, чем среди людей, и я нисколько не буду жалеть о невозможности когда-либо снова возвратиться на Землю… Однако было одно обстоятельство, крепкими нитями привязывавшее меня в то время к Земле. Дело в том, что я тогда был влюбленным только в первый раз, на заре своей юности. Это была чистая, чуждая всяких чувственных и эгоистических побуждений, любовь. Не желание обладать любимой особой руководило моей страстью, – об этом я никогда не думал; мною руководила жажда преклонения пред избранницей своего сердца; потребность благоговейного уважения к тем совершенствам, которыми, как мне казалось, она обладала. Для меня на всем Земном шаре не существовало тогда другой девушки, более ее совершенной. Она воплощала в себе тот идеал, о котором смутно мечтает всякий во дни своей юности. Я знал за собою много недостатков, и счастье соединить свою судьбу с ее судьбою мне казалось настолько огромным, что я боялся даже думать об этом, считая себя ее недостойным. Но в то же время я чувствовал, что если бы только она согласилась быть моей путеводной звездой, моей совестью, моим верным другом на всю жизнь, то я был бы способен совершенно переродиться, сделаться совершенно иным – тем, чем она ни пожелала бы. […]
И вот теперь я мучился над тем, должен ли я подвергать себя риску расстаться с нею, быть может, навсегда, и таким образом никогда не услышать от нее магического слова «люблю»? Долго я колебался над тем, быть или не быть, и только под утро решил окончательно, что, в сущности, ничего опасного в моем предприятии нет и я скоро возвращусь здрав и невредим, тем более, что доктор Роша не один уже раз совершенно безнаказанно делал подобное же путешествие.
И вот, вставши поутру и позавтракав, мы вместе с Роша поднялись в его обсерваторию.
– Ну-с, господин Пакс, – сказал доктор, открыв крышку акустической трубы и обращаясь к невидимому собеседнику, – мы готовы. Надеюсь, что вы там все видели и слышали, что у нас здесь происходило. Если есть у вас кто-нибудь, желающий побывать на нашей планете, то можете воспользоваться случаем.
– Благодарю вас, господин Роша, – послышался ответ. – Мой сын Экспериментус со вчерашнего вечера не выходит из моей обсерватории, сгорая желанием побывать у вас в гостях. Приготовляйтесь, за нами дело не станет.
По указанию доктора, я сел в кресло подле акустической трубы и неподвижно уставился глазами в одну точку. Чтобы ускорить мое усыпление, Роша начал делать перед моими глазами пассы. Однако мое нервное напряжение от близости готовящейся совершиться со мною метаморфозы было настолько сильно, что я долго не мог успокоиться и сосредоточиться; но вдруг я услыхал исходящую из акустической трубы чудную, тихую, успокаивающую мелодию, производимую на каком-то совершенно не известном мне инструменте. Божественные звуки этой музыки проникали в самую глубину моего сознания и производили удивительно убаюкивающее действие. Я сразу забыл обо всем окружающем и только жадно ловил эти чарующие звуки, уносившие меня в волшебный мир грёз и сновидений.
– Вы более не на Земле, вы на Марсе, выше «я» перешло в тело моего сына.
Это были последние слова, оставшиеся в моей памяти, когда я находился в состоянии овладевшей мною полудремоты; но я до сих пор не могу дать себе отчета в том, где я их слышал: на Земле или уже на Марсе.
– Пробудитесь! Откройте глаз! – послышался тот же голос, и кто-то дунул мне в лицо.
Я открыл глаза и тотчас же снова закрыл их от охватившего меня невыразимого ужаса…