ЗАЩИТА И КРАХ ГИПОТЕЗЫ ЛАПЛАСА
Соединение двух гипотез
Успех гипотезы Лапласа встревожил церковников. Опасное учение подрывало основы религии. Оно продолжало дело, начатое Коперником. Во Вселенной не оказывалось места для бога, а бога Лаплас назвал гипотезой, в которой не нуждается наука. Учению Лапласа следовало оказать противодействие. Но что они могли поделать?
Время безраздельного владычества церкви прошло. Книги Лапласа нельзя было запретить и уничтожить, как уничтожали книги Коперника. Ученого нельзя было сжечь на костре, как сожгли Джордано Бруно.
По всей Европе прокатился отзвук победоносной французской революции 1793 года. Восставшие французы без всякого сожаления отправляли на гильотину, вместе с прочими врагами народа, монахов, священников и епископов. Во Франции у церквей и монастырей были отобраны все богатства, власть церкви ослабела чрезвычайно. Французский конвент отменил религиозные праздники, изменил календарь, ввел метрические меры. А в Академии наук возникла новая теория образования Солнца и планет, которая ничего не имела общего с библейским описанием шести дней творения. Она пользовалась поддержкой большинства ученых. На заседании Академии открыто выступали против религии. Лапласа поддерживал астроном Лаланд. А академик Нэжон на одном из заседаний воскликнул:
— Клянусь, что бога нет, и требую, чтобы его имя никогда не упоминалось в этих стенах.
Лаплас и его гипотеза находились под надежной защитой революционного народа Франции. Они были недоступны для черных судей папы римского. Гипотеза быстро распространилась далеко за пределами Франции.
Религиозно настроенные ученые-идеалисты выдвинули против Лапласа одно возражение.
Лаплас утверждает, — говорили они, — что первобытная туманность вращалась. Но откуда же могло взяться ее вращение, какая сила ее закрутила? Не могла же она завертеться сама, без всякой причины.
Возражения подобного рода часто слыхал Лаплас. Но он никогда на них не отвечал, так как не считал нужным. Материя немыслима без движения, так же как и движение немыслимо без материи. Все в мире движется, развивается, видоизменяется. Движение неотъемлемо от материи. Все, что существует, движется — и мельчайшие частички — атомы или пылинки, и гигантские солнца, и туманности. Даже звезды, на протяжении многих веков казавшиеся неподвижными, на самом деле движутся. Так и туманность, породившая Солнце, — если она существовала, значит она двигалась, вращалась, и никаких посторонних сил, якобы закрутивших ее, не было и быть не могло. Вращение туманности не нуждается в объяснении, как не нуждается в объяснении существование материи, из которой сгустилась эта туманности.
Эта мысль о вечности движения была чужда ученым-идеалистам, которые стремились видеть мир не таким, какой он есть в действительности, а таким, каким они его воображали.
Их возражения против Лапласа особенного успеха не имели.
В 1843 году физик Плато придумал остроумный опыт для доказательства гипотезы Лапласа. Он смешал воду со спиртом и в банку с этой смесью влил некоторое количество растительного масла. Так как по удельному весу масло и смесь воды со спиртом равны, то масло плавало в состоянии безразличного равновесия — оно собралось в шар и висело в жидкости, не подымаясь и не опускаясь.
Затем Плато проткнул масляный шар палочкой и стал ее крутить. Шар завертелся. Плато постепенно увеличивал скорость вращения — шар сплющивался у полюсов, затем шар превратился в диск, от его экватора оторвались кольца. Эти кольца распались на отдельные мелкие шарики, и они продолжали вращаться вокруг большого масляного шара. Получилась полная и наглядная картина происхождения солнечной системы.
Опыт Плато.
Опыт Плато повторяли в академиях и университетах, в школах и в гостиных для забавы гостей. Тогда это стало модным занятием. Каждый хотел видеть, как в банке со спиртом «образуются солнце и планеты». Масляные шары с увлечением крутили везде. Опыт Плато увеличил славу гипотезы и тревогу церковников.
Союзником католической церкви оказались некоторые немецкие ученые. Один из крупнейших немецких естествоиспытателей — Гельмгольц извлек давно забытую гипотезу Канта. Он указал на ее значение для науки и грандиозность картины, обрисованной немецким философом.
Мысль Гельмгольца подхватили. Возник спор о превосходстве немецкой науки над французской. У Канта появилось много сторонников. Они доказывали, что Лаплас развил только одну из частей величественной гипотезы Канта, что Лаплас, сам того не зная, шел по следам Канта.
Между гипотезами стали находить «поразительное» сходство, хотя сходство было чисто внешнее. Первобытная туманность Канта была холодной, пылевой и неподвижной. У Лапласа она была горячей, газовой и вращающейся. У Канта прямолинейное движение волшебным образом превращалось в круговое, а у Лапласа отслаивались кольца, и так далее.
Этот спор дал лазейку религиозно настроенным ученым.
Ведь Кант называл Вселенную не иначе, как «пространство божеского пребывания»; Кант видел в мироздании доказательство бесконечной премудрости творца. И эти ученые нашли способ, как с помощью Канта обезвредить антирелигиозный характер гипотезы Лапласа. Воспользовавшись внешним сходством гипотез, их слили в одну.
От Канта взяли отнюдь не то, что составляет ее главную ценность — не идею развития мира в результате борьбы сил тяготения и сил отталкивания, не кантовское объяснение роли морских приливов, а только его упоминания о боге, как о творце первобытного хаоса. От Лапласа взяли все остальное.
Гипотеза Канта — Лапласа приобрела библейское начало: вначале был бог, он создал туманность, нагрел ее, привел во вращательное движение и дал материи свойство организовываться и упорядочиваться. Туманность стала сжиматься, расслаиваться и т. д.
В таком обезвреженном виде ее допустили в школьные программы, в учебники, в популярные книжки.
Но передовые ученые никогда не соглашались с насильственным слиянием этих гипотез. Например, один из наиболее любимых русским студенчеством профессоров, Сергей Павлович Глазенап, в своих лекциях по астрономии, — поскольку это было возможно в дореволюционной России,[4] — неизменно указывал на различие гипотез Канта и Лапласа.