Эхх и летит Поэт
Мма — и купается в лебединых облаках.
Ну-и что ж.
Памятник ли, судьба ли, любимая ли, один ли.
Взлетел Поэт — крылья в небесности.
Незнает, неведает, неждет.
Все есть, все с Ним.
А зачем Памятник, ненадо.
И нетакой Он: где нибудь будет стоять на тропинке в горах у моря или на Каменке (у часовни Своей) с посохом, с мешком (сухари, чай и стихи) за спиной — это и будет — памятник.
Это и приснится любимой — и может быть у стога свежого сена накошенных мечтаний о солнце.
Помнится Ему: белый домик, ограда церковная и месяц молодой, четкий.
И летит Поэт к счастью.
Я кончаю книгу и думаю о восковой свече — о кротости во имя Его перед иконостасом судьбы.
Меня осудят все — ивы, чье сердце чутко только для себя и немного для близких, — и вы, чья дружба ограничена и условна, — и вы — и даже вы — чья любовь гордо называется любовью.
И меня будут судить: ведь я сохранил Поэта до этой Книги, а теперь пусть Он — полетает — согреется.
Эхх — голова — голова.
Я еще огненнее верю: я молюсь о Его голове.
Только бы удержалась голова.
А судьи кто.
Ну ничего, пустяки, ненадо, трава.
Он летит и если увидит озеро счастья, и если будет надо — опустится.
Я желаю Ему творческого покоя.
Он кажется ищет успокоиться.
Я кончаю книгу — я устал работать, мне трудно писать, и писать, и видеть как мимо проходит жизнь, полная ошибок, сомнений, горений, борьбы, порывов
А где — Чудо.
В чем — Истина дней на земле.
Я незнаю.
Знает только Он — ведь Он так сейчас — эхх и мма и ну высоко.
Что вопросы Ему, когда Он — весь ответ, весь песня, весь любовь.
И весь Он — Чудо, великое Чудо.
И Чудо настолько, что сейчас я печатаю (а еще недавно я незнал буду ли печатать эту книгу о Нем) и мне неверится в расцветающее счастье: Он встретил чудесных друзей П. Е. и Н. Д. Филипповых и эти Трое основали книгоиздательство Китоврас.
И эти Трое чуют Великий Пролом, собирая Единую Стаю Гениев.