Система подавления
«На наших глазах чрезвычайные полномочия, которые были необходимы для спасения страны во время войны, широко применяются и после того, как отпали военные ограничения, и в условиях, для которых они не были предназначены. Учитывая этот прецедент, мы имеем серьезные основания сомневаться, уцелеет ли существующее еще в нашей республике конституционное правление после другой большой войны, даже если она окончится нашей победой. Из речи Чарльза Эванса Юза в Гарвардском юридическом институте 21 июня 1920 г.
В действительности Америку в настоящее время предают… именно те лжепатриоты, которые заглушают голос правды, мешают социальному прогрессу, лишают людей права свободно мыслить и, в то время когда над головой собираются зловещие грозовые тучи, изображают Америку как нежного голубя мира и благополучия, как райскую птицу, несущую благую весть охваченному отчаянием человечеству. Из предисловия Сэмюэля Д. Шмальгаузена к книге «Смотри, Америка!», вышедшей в 1931 г
.
1. Зловещий план
15 июня 1947 г., возвращаясь в Вашингтон из официальной поездки в Канаду, президент Трумэн решил по пути насладиться зрелищем знаменитого Ниагарского водопада. Несколько мгновений он задумчиво молчал, созерцая лавину ревущей воды, а затем глубокомысленно заметил: «Да, не хотел бы я переправиться через него в бочке».
Но в то время перед американским народом стояли более насущные проблемы.
После войны стоимость жизни продолжала расти, а заработная плата далеко от нее отставала. К июню 1947 г., по официальным данным министерства труда, цены возросли на 18 % по сравнению с июнем 1946 г. «Если стоимость жизни будет расти и впредь, — предупреждал инспектор нью-йоркских больниц доктор Эдуард Бернекер, — возникнет серьезная угроза ухудшения состояния здоровья широких слоев населения. Если цены на продовольствие будут повышаться и дальше, заболеваемость населения, ослабленного недоеданием, неизбежно возрастет». Сенатор же Роберт А. Тафт сухо заметил по поводу значительного роста продовольственных цен, что он согласен с Гербертом Гувером: «Самый правильный выход заключается в том, чтобы люди отказались от излишеств и ели поменьше».
Жилищный кризис достиг чудовищных размеров. Около трех миллионов семей не имели своего крова: сотни тысяч были заняты безнадежными поисками жилья; свыше 20 млн. человек ютились в трущобах, лачугах и в домах, где в случае пожара они сгорели бы заживо; одна треть всех семей в стране жила в домах, совершенно непригодных для жилья.
А наряду с понижением жизненного уровня американского народа неумолимо развивалось наступление на его политические и экономические права.
На рассмотрении конгресса находилось более двухсот законопроектов, направленных против интересов рабочего класса. Один штат за другим принимал законы, подрывавшие силу профсоюзного движения. В Небраске, Южной Дакоте и Аризоне система «закрытых цехов» была объявлена незаконной. Так называемые законы о «праве на труд», направленные против этой системы, были приняты в штатах Северная Каролина, Джорджия, Вирджиния, Теннесси, Арканзас, Флорида и Алабама.
В связи с тем, что законодательное собрание штата Техас утвердило восемь антирабочих законов, ассоциация промышленников этого штата с удовлетворением отмечала: «Действия законодательного собрания… отвечают целям нашей ассоциации».
23 июня 1947 г. конгресс Соединенных Штатов принял закон, который, по словам «Американского союза защиты гражданских свобод», «одним ударом, направленным против политического и экономического влияния профсоюзов, ликвидировал многие из прав, которые рабочий класс ценою больших усилий завоевывал на протяжении десяти с лишним лет».
Этим законом, официально именующимся «Законом 1947 г. о регулировании взаимоотношений между предпринимателями и рабочими», а менее официально — «законом Тафта—Хартли», был фактически отменен исторический «Закон о трудовых отношениях». Законом Тафта — Хартли запрещены: система «закрытых цехов»; заключение коллективных договоров в масштабе целой отрасли промышленности; так называемые «законные» забастовки (при нарушении предпринимателями условий договора) и забастовки правительственных служащих; восстановлено право предпринимателей прибегать к постановлениям суда для подавления забастовок; профсоюзам запрещено собирать и расходовать средства на политические цели; профсоюзы, руководители которых не присягнули в том, что они не являются коммунистами, лишаются своих прав.
«Этот законопроект — не пустяк, — заявил его главный автор, сенатор Роберт А. Тафт, во время обсуждения законопроекта в сенате. — Он охватывает около трех четвертей вопросов, на разрешении которых усиленно настаивают предприниматели».
По словам председателя Национальной ассоциации промышленников Эрла Бантинга, новый закон «чрезвычайно полезен» и несет «лучшее будущее всем».
Журнал «Нью-рипаблик» писал:
«Если компании, враждебно относящиеся к рабочим организациям, полностью используют закон Тафта — Хартли, а настроенное точно так же правительство полностью поддержит их в этом деле, то новый закон может вообще уничтожить профсоюзное движение в Америке». [109]
«Конгресс восьмидесятого созыва покончил с губительным «новым курсом», — говорилось в документе размером в 23 страницы, озаглавленном «Республиканский конгресс в действии», который был выпущен в 1947 г. Национальным комитетом республиканской партии в порядке подытоживания достижений первой сессии этого конгресса. — Этот конгресс сделал значительные успехи в выполнении обширной программы ликвидации того хаоса, который остался после 14 долгих лет безответственного правления демократов — сторонников «нового курса».
«Республиканская партия действует в интересах крупного капитала, — коротко ответил на это ответственный секретарь Национального комитета демократической партии Гэл Салливзн. — Она выполняет волю Уоллстрита».
Разумеется, Салливэн ни словом не обмолвился о тесном сотрудничестве между республиканцами и демократами в конгрессе, поддерживающими политику «холодной войны», доктрину Трумэна, выдвинутую президентом инквизиторскую программу проверки лойяльности, увеличение ассигнований на нужды «Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности», утверждение закона Тафта — Хартли и другие меры, принимавшиеся конгрессом в порядке ликвидации последних остатков «нового курса».
2. Страх
В августе 1947 г. «Американский союз защиты гражданских свобод» опубликовал доклад, подводивший итоги тому, что произошло за последний год с «американскими свободами». В этом докладе говорилось:
«На положении в стране все больше сказывается общее движение вспять, к национализму, милитаризму и защите статус-кво. Сталкиваясь с любыми вопросами, имеющими какое-либо отношение к коммунизму, многие государственные и общественные деятели проявляют возбуждение граничащее с истерией. Положение еще больше обострилось в связи с провозглашением внешней политики, имеющей своей целью борьбу с ростом советского влияния.
В этой атмосфере воинствующего консерватизма силы прогресса почти неизбежно встречались с противодействием: шло наступление на уже провозглашенные при их содействии права и свободы. Либеральные элементы и национальные меньшинства вынуждены были перейти к обороне по всей линии». Даже в дни «пальмеровских облав» и свирепого похода против коммунизма после первой мировой войны традиционные американские свободы не испытывали таких сильных ударов, как летом 1947 г.
Повсюду в стране проводились расследования деятельности коммунистов, развертывалась травля «красных», преследование прогрессивных элементов, «чистки».
Повсюду агенты федеральной полиции, шпионы, правительственные следователи и частные сыщики совали свои носы в частные дела американских граждан, составляли огромные «черные» списки «радикальных агитаторов» и людей, «сочувствующих коммунистам», собирали подробные материалы о «попутчиках», антифашистах и либералах.
Прослужив четверть века в ФБР, Дж. Эдгар Гувер достиг видного положения.
«Директор Федерального бюро расследований, — писал Джен Хасбрук в журнале «Нью-рипаблик» 15 декабря 1947 г., — принадлежит к пятерке самых влиятельных людей в Вашингтоне».
Его тайные агенты проникали во все уголки. Его шпиками, следователями и осведомителями кишели профсоюзы и политические партии, редакции газет и университеты, коммерческие компании и профсоюзы, местные органы полиции и суды, правительственные учреждения и вооруженные силы. По меткому выражению Билля Дэвидсона в журнале «Коронет», Дж. Эдгар Гувер был «главным распорядителем охоты».
Подобно прежнему начальнику Гувера, А. Митчеллу Пальмеру, министр юстиции Том Кларк проводил широкую кампанию высылки «радикальных» иностранцев. Однако по словам обозревателя газеты «ПМ» Макса Лернера:
«Том Кларк… научился кое-чему из того, чего не понимал Пальмер. Он не арестовывает тысяч людей и не пытается выслать их в течение одного месяца… Аресту подвергаются только иностранцы, играющие руководящую роль в радикальной политической деятельности и в левых профсоюзах. Кларк арестовывает по одному человеку за раз… но всегда крупных людей, и об этих арестах газеты всегда сообщают на первых страницах. Он не арестовывает никого без ордера, но отказывается выпускать арестованных под залог… Нельзя не признать, что министерство юстиции ушло далеко от… примитивных методов, применявшихся в дни Пальмера» [110].
В ряде штатов были созданы свои собственные, местные «Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности»; на основе «данных» этих комиссий разрабатывались проекты законов о репрессиях.
11 августа 1947 г. журнал «Нью-рипаблик» поместил под общим заголовком «Доклад о состоянии наших гражданских свобод» ряд сообщений из разных районов страны, ярко показывавших размах и интенсивность антидемократической кампании. Из Мичигана корреспондент «Нью-рипаблик» Эндрю Бишоп сообщал, что «со времени «пальмеровских облав» гражданские свободы здесь еще никогда не испытывали таких тяжелых ударов, как теперь». В Калифорнии, писал Роберт Кинкейд, «нынешнее наступление на гражданские свободы… выражается в попытках ввести «контроль над мыслями» государственных служащих, учителей и профсоюзных деятелей, в усилении экономического давления на национальные меньшинства и в уничтожении школьных учебников, якобы «пропитанных бунтарским духом». Гулд Бич писал: «Реакционеры на Юге лихорадочно ищут новых, все более изощренных методов подавления профессиональных союзов, негров и «коммунистов»… Повсюду для реакционеров наступили «боевые дни».
В университетах и научно-исследовательских институтах, на фабриках и в различных обществах, в профсоюзах и в организациях ветеранов, в федеральных учреждениях, в муниципалитетах и в учреждениях штатов — повсюду проводилась проверка лояльности, в ходе которой американцев заставляли отчитываться в своих социальных и политических взглядах.
26 ноября 1947 г. 22 преподавателя юридического факультета Йэйлского университета обратились к президенту Соединенных Штатов, государственному секретарю и председателю палаты представителей с письмом, в котором указывали, что со времени окончания войны демократия в США потерпела огромный урон. В этом письме, в частности, говорилось:
«Планы подавления всего демократического исходят из самых высоких правительственных сфер. В числе наиболее тревожных симптомов можно назвать изданный прошлой весной приказ президента о проверке лояльности, недавно опубликованное министерством юстиции «Заявление о принципах безопасности» и повседневную практику Комиссии палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности…
Имеются угрожающие признаки того, что если не положить конец этому преследованию за убеждения, оно может приобрести такой размах, какого не имело даже в самые мрачные периоды нашей истории.
В результате этого расовый, религиозный и всякий иной фанатизм, если дать ему свободу, вызовет вспышку нетерпимости, которая приведет к полному уничтожению гражданских свобод, а без них демократическое общество существовать не может».
В статье, опубликованной в «Лойерс гилд ревью», преподаватель права Чикагского университета Ричард Р. Уатт писал: «Дух фашизма все шире распространяется в Америке. Исчез дух, породивший мечту о «четырех свободах», и у нас на родине эти свободы уже оказались под угрозой… Здесь витает дух фашизма; а ведь прошло только два года с тех пор, как мы разгромили фашизм на полях сражений за океаном».
Никогда, даже в самые тяжелые и опасные моменты второй мировой войны, американский народ не испытывал такой жгучей тревоги, какая сейчас, через два года после войны, охватила всю страну.
Страх, как черная туча, навис над всей страной; его тень легла на все области нашей жизни: это — страх перед третьей мировой войной, страх перед атомным и бактериологическим оружием, страх перед новым кризисом, страх перед перспективой оказаться «вычищенным» по обвинению в «нелояльности», страх перед тем, что грозит всякому, объявленному «красным».
«Вашингтон и вся страна во власти истерии», — заявил известный радиокомментатор Элмер Дэвис, бывший глава Бюро военной информации, выступая по радио (через «Америкэн бродкастинг компани»).
«Мы, американцы, — писала газета «ПМ», — живем в век страха».
Вот такие настроения господствовали в стране через пятнадцать лет после того, как президент Рузвельт в своем послании по случаю вступления на пост президента заявил народу:
«Позвольте мне выразить твердую уверенность в том, что нам совершенно нечего бояться, кроме самого страха».
О напряженной атмосфере страха, господствующей в Америке после войны, свидетельствует и количество внезапных смертей и самоубийств. 3 ноября 1947 г. покончил жизнь самоубийством у себя дома в Конкорде, штат Нью-Гэмпшир, видный деятель «нового курса» и бывший посол США в Англии Джон Гильберт Уайнант. 4 июня 1948 г. перерезал себе горло бывший служащий государственного департамента Мортон Кент, обвинявшийся «в попытке установить связь с советским агентом». Два месяца спустя, 16 августа, бывший заместитель министра финансов Гарри Дектер Уайт умер от сердечного припадка после мучительного допроса в «Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности». 20 декабря 1948 г. бывший сотрудник государственного департамента Лоренс Дагган, обвинявшийся в принадлежности к коммунистической партии, выпрыгнул из окна одного нью-йоркского небоскреба. 24 декабря 1948 г. покончила с собой нью-йоркская учительница Минни Гатрайд, по поводу «коммунистической» деятельности которой велось расследование. 14 февраля 1950 г. Эмили Андерсон, проживавшая в Бэрлингтоне, штат Калифорния, заявила, что не желает жить в век водородной бомбы, и бросилась под поезд. 1 апреля 1950 г. профессор Гарвардокого университета Ф. О. Маттисен, занимавший видное положение в прогрессивной партии, выпрыгнул из окна отеля и разбился насмерть. Три дня спустя покончил жизнь самоубийством либеральный вашингтонский журналист Н. Робертсон.
3. Тактика штурмовиков
Пасмурным вечером 1 ноября 1947 г. на митинг, организованный Союзом прогрессивных граждан на площади перед «Индепенденс холл» в Филадельфии, собралось около 2 тыс. человек. Они собрались, чтобы выразить протест против антидемократических действий «Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности». Как только ораторы поднялись на трибуну и председательствующий подошел к микрофону, несколько десятков молодых хулиганов и пожилых мужчин со значками «Американского легиона» и «Католического союза ветеранов войны» подняли невообразимый шум: они улюлюкали, свистели и выкрикивали оскорбления и угрозы. Вой сирены и звон колокола, установленного на подъехавшем к толпе грузовике «Американского легиона», довершали картину этого столпотворения. Голоса ораторов тонули в нарастающем шуме. Когда одна из присутствовавших женщин потребовала, чтобы ораторам дали возможность говорить, несколько хулиганов набросились на нее, сбили ее с ног и стали топтать. На площади завязались кулачные схватки. Одна группа хулиганов по сигналу прорвалась к самой трибуне, но полицейские не пустили их дальше. Тогда они окружили трибуну и стали выкрикивать угрозы и ругательства по адресу ораторов, поднимая руки как для фашистского приветствия.
Среди присутствовавших на трибуне был известный юрист Фрэнсис Фишер Кейн, получивший в свое время премию Бока как выдающийся гражданин Филадельфии. В 1920 г. в знак протеста против «пальмеровских облав» он вышел в отставку с поста окружного прокурора. Теперь ему был уже 81 год. Кейн подошел к микрофону и попросил внимания. «Если мы не будем уважать свободу слова, — сказал он, — у нас не будет свободы… мы потеряем все то, за что мы боролись в прошлом…» Его слова были заглушены яростными воплями. Снизу градом полетели мелкие монеты и камни. Один из них разбил очки Кейна. Трибуну забросали тухлыми яйцами.
Ораторы целый час тщетно пытались перекричать бесновавшихся хулиганов, и, наконец, председатель был вынужден объявить митинг закрытым.
На митинге присутствовало больше сотни полицейских и сыщиков, но они арестовали только одного человека, который к тому же оказался членом Союза прогрессивных граждан Америки.
«Рано или поздно это должно было произойти… — писал редактор «Газетт энд дейли», выходящей в Йорке (штат Пенсильвания), Т. Шарки. — Эта шайка громил проявила свою «лойяльность» (в новом понимании этого слова) тем способом, который был выработан для нее в залах конгресса… Если для того, чтобы заставить американцев подчиниться требованиям этой новой «лойяльности», потребуется учинить новые погромы, проломить несколько черепов, охотников сделать это найдется достаточно».
Три недели спустя в другом конце страны, в частном доме в окрестностях Лос-Анжелоса, проходило собрание «Демократического клуба Лакресченцы». Внезапно в дом ворвалась банда людей в фуражках «Американского легиона». Ее главарь растолкал ошеломленных членов клуба, отпихнул секретаря клуба от стола и стал читать заявление, начинавшееся словами: «Прогрессивные граждане Америки…»
Владелец дома, старый садовод Хью Хардимэн, сказал ему, что это вовсе не та организация. Не слушая его, главарь банды отрывисто приказал своим людям: «Действуйте по плану!»
«Они действовали, как гестаповцы, — писал потом редактор газеты «Монтроз Леджер» Дон Карпентер, присутствовавший на этом собрании, чтобы дать о нем отчет в газете. — Главарь прочитал нечто вроде указа, в котором говорилось, что им-де известно, что это за компания, что они бывали на ее собраниях, выяснили, что за этим кроется. В заключение было сказано, что присутствующим дается десять минут на то, чтобы разойтись, иначе легионеры будут действовать по-своему».
Член палаты представителей от штата Калифорния Чет Холифилд, выступая в конгрессе, осудил этот налет, как отзвук захлестнувшей всю страну «волны страха, подозрений и истерии». Демонстрируя газеты с фотографиями участников налета, Холифилд заявил:
«Это случилось в демократическом клубе в Монтрозе… в следующий раз то же самое может случиться с католической, еврейской, республиканской, негритянской или профсоюзной организацией… Уж не ждать ли нам, пока повсюду в Америке начнут действовать штурмовики?»
Едва он выступил, как сама действительность дала ответ на его вопрос.
В Трентоне и Ньюарке, в Филадельфии и Нью-Йорке, в Детройте, Чикаго и Нью-Орлеане банды членов «Американского легиона», «Союза католиков-ветеранов войны», куклуксклановцев, бывших членов «Христианского фронта» и «Германо-американского союза» стали устраивать налеты на митинги и собрания, нападать на мирно собравшихся американских граждан и учинять противозаконные расправы над теми организациями, которые они называли «коммунистическими».
«Повсюду — от Вашингтона до Лос-Анжелоса — люди в фуражках «Американского легиона», — сообщал еженедельник «Лэйбор», орган профсоюза железнодорожников, — разгоняют собрания под тем предлогом, что участники этих собраний являются «красными» или «попутчиками». Но ведь с этого же начинали и Муссолини в Италии и Гитлер в Германии».
Как и в Европе тех времен, когда фашизм там был на подъеме, особенно жестоким насилиям в Америке подвергались коммунисты.
В ночь на 30 марта 1948 г. толпа в несколько сот человек вломилась в дом секретаря организации коммунистической партии города Колумбус (штат Огайо) Фрэнка Хэшмолла. Не найдя Хэшмолла, который был предупрежден о готовящемся нападении и отвез свою семью к другу, толпа разграбила весь дом, изорвала книги, переломала мебель и разбила окна. Полицейские, вызванные на место происшествия, постояли возле дома, обмениваясь шуточками с погромщиками, а затем удалились, не задержав никого из участников налета.
Когда губернатора штата Огайо Томаса Д. Херберта попросили высказать свое мнение об этом налете, он изобразил его как инцидент, вызванный тем, что «некоторые слишком увлеклись… Никто их не организовывал. Я не намерен вмешиваться, если это не превратится в систему». Затем губернатор добавил: «Пусть лучше Хэшмолд вернется в Россию. Мы не любим коммунистов, и нам в Огайо они не нужны. Этот штат не для них».
Шесть недель спустя первой жертвой «крестового похода против коммунизма» стал 28-летний моряк Роберт Нью, состоявший представителем Национального союза моряков на президентских выборах в Чарльстоне (штат Южная Каролина). Его убил Рудольфо Серрео, член антикоммунистической группы в Национальном союзе моряков, возглавлявшейся председателем союза Джозефом Карреном. Отпетый хулиган, ранее зарезавший одного из членов команды своего судна, но оправданный под предлогом «самозащиты», Серрео несколько раз угрожал «разделаться с Нью, — с этим другом негров».
Под вечер 7 мая 1948 г. Серрео позвонил в полицейское управление Чарльстона и заявил, что он намерен положить конец «коммунистической пропаганде» и «ниггеризму» (негрофильству) Роберта Нью. «Пришлите-ка скорую помощь, — заявил Серрео. — У меня боевое настроение, и кое-кому может не поздоровиться». Вскоре после этого Серрео напал на Нью в клубе союза моряков, нанес ему несколько ножевых ран и перерезал сонную артерию. Серрео был арестован и посажен в тюрьму, где его окружили чрезвычайной заботой. «Я делаю для Серрео все, что могу», — заявил начальник тюрьмы.
Защиту Серрео на суде взял на себя бывший мэр Чарльстона Томас П. Стони, глава крупнейшей адвокатской конторы в городе.
По словам Стони, настоящим преступником был не убийца, а убитый. «На суде, — сказал бывший мэр, — я буду обвинять Боба Нью в том, что он сеял недовольство среди негров Юга, и как коммуниста».
Сам Серрео считал, что, убив Нью, он совершил патриотический подвиг. В письме председателю Национального союза моряков Джозефу Каррену он писал:
«Вот, видишь, Джо, я сделал все, что мог, для того, чтобы национальный союз моряков не пошел по коммунистическому пути, и мне очень жаль, что я не могу сделать больше».
Суд над Серрео состоялся в сентябре. Его признали виновным в «непредумышленном убийстве». Вынося приговор, судья Д. Франк Итон пожурил Серрео за «неосмотрительность» и самоуправство… Убийца был приговорен к тюремному заключению сроком на 3 года.
Ночью 22 сентября 1948 г. два бандита, вооруженные дубинками, напали на председателя организации коммунистической партии штата Нью-Йорк Роберта Томпсона. Томпсон — сильный мужчина 33 лет, участник войны, награжденный орденом за героизм, проявленный в боях, — энергично защищался. Тогда один из нападавших выхватил нож и ударил Томпсона в живот. Затем бандиты вскочили в поджидавший их автомобиль и скрылись.
В полубессознательном состоянии, истекая кровью, Томпсон дотащился до дома одного из своих друзей, жившего неподалеку. Врач обнаружил у него повреждение позвоночника и сотрясение мозга. Если бы удар ножом пришелся сантиметром выше, он мог бы оказаться смертельным.
К мэру Нью-Йорка отправилась делегация, возглавляемая коммунистом, членом муниципального совета Бенджамином Д. Дэвисом, чтобы потребовать специального расследования этого преступления. Мэр отказался ее принять. Газеты намекали, что нападение было инсценировано коммунистами, чтобы завоевать «сочувствие общественности».
Нью-йоркская полиция провела обычное поверхностное расследование и никого не арестовала.
Через два месяца после этого нападения, вечером 20 ноября, когда Томпсон с женой ушли в кино, в их квартиру ворвался частный сыщик, бывший шпик, орудовавший в профсоюзных организациях, Роберт Д. Берке.
Показав значок сыщика г-же Милдред Чани и Гарри Рейни, которые остались присматривать за детьми Томпсона, Берке предупредил их, что у него с собой револьвер, и предложил не поднимать шума. Затем он направился в комнату восьмилетней дочери Томпсона и, после непристойных манипуляций в присутствии девочки, унес перепуганного ребенка в ванную комнату и запер за собой дверь. Г-жа Чени и Рейни взломали дверь и вырвали девочку из рук Берке, который после этого ушел восвояси.
Будучи арестован и представ перед судом по обвинению в «незаконном проникновении в частный дом», в непристойном поведении и в попытке растления малолетней, Берке оправдывался тем, что он не любит коммунистов и хотел проучить Томпсона. Судья нашел Берке невиновным в «незаконном проникновении в частный дом», но признал его виновным по двум последним пунктам — в преступлениях против нравственности.
Однако помощник окружного прокурора Ирвинг Шапиро, выступавший на суде в качестве обвинителя, нашел какую-то техническую погрешность в отпечатанном на машинке признании Берке. В результате этого приговор был отменен, и дело назначено к новому слушанию. На этот раз Берке был признан невиновным по всем пунктам и оказался на свободе.
Первым очевидцем этого необычайного и грозного явления был некий коммерсант из Бойзе (штат Айдахо). Однажды под вечер он внезапно заметил девять громадных предметов, похожих на «летающие тарелки», которые со страшной скоростью пронеслись по небу и исчезли за Каскадными горами так же внезапно, как и появились.
Вскоре после того, как печать и радио во всех подробностях оповестили мир об этом примечательном событии, заместитель губернатора штата Айдахо Дональд С. Уайтхед заявил, что он видел громадный дискообразный предмет, который «не двигался, а как бы уходил вниз, за горизонт, вследствие вращения земли». Один ремесленник из Пайн Блаф в штате Арканзас увидел летящее тело, «по размерам и окраске походившее на корыто для стирки белья». Какие-то загадочные машины промелькнули по небу на глазах у изумленного плотника над Канзас-Сити (штат Миссури), оставляя за собой «туманный след». Два летчика, ведя пассажирский самолет над горным хребтом в штате Юта, заметили недалеко от себя «несколько огромных светящихся предметов цилиндрической формы». Летчики отклонились от своего курса и в течение некоторого времени преследовали таинственные предметы, но те вдруг исчезли…
Аналогичные сообщения поступали со всех концов страны. Издатель спиритического журнала в Сан-Диего, Мид Лейн, сообщил представителям печати, что ему удалось при помощи медиума установить непосредственную связь с одной из «летающих тарелок». На них, утверждал Лейн, находились живые существа, желавшие поселиться в Соединенных Штатах. «Они прибыли с добрыми намерениями», — заверил Лейн корреспондентов.
Однако оптимизм этого спирита не разделяли очень многие американцы, твердо убежденные в том, что необычайные предметы, бороздившие небо США, представляли собой «секретное советское оружие»…
О серьезности этой «эпидемии» «летающих тарелок» дает представление заметка, опубликованная 6 января 1950 г. в журнале «Юнайтед Стейтс ньюс»:
«Потратив два года на расследование 375 сообщений и слухов о таинственных летающих тарелках, военно-воздушные силы на прошлой неделе перестали заниматься этим вопросом, придя к следующему заключению: летающих тарелок не существует. Сотни людей считают, что они видели летающие тарелки, но в действительности здесь имеет место либо ошибочное восприятие некоторых обычных предметов, либо легкая форма массовой истерии, либо, наконец, мистификация».
По меньшей мере одно из этих трех объяснений относилось не только к «летающим тарелкам». Массовая истерия в то время принимала в Америке и другие аналогичные формы.
Незадолго до того, как в Соединенных Штатах была обнаружена первая «летающая тарелка», журнал «Тайм» сообщил своим читателям:
«В военных кругах полагают, что в 1948 г. Россия сможет бросать против Соединенных Штатов отряды по 1000 самолетов, дальность полета которых позволит им долетать до Америки. К 1949 г. Россия сможет иметь управляемые снаряды с радиусом действия в 3000 миль, несущие тонну взрывчатого вещества каждый. Не исключена возможность, что к 1952 г. будет практически создано бактериологическое оружие. По расчетам этих же военных кругов, после 1952 г. Россия, по всей вероятности, уже будет иметь атомную бомбу».
В течение 1947–1949 гг. газеты США изо дня в день пестрели подобными паническими сообщениями о сверхдальних стратосферных бомбардировщиках, о гигантских ракетах, о растущей разрушительной силе атомных бомб, о бактериологическом оружии, о военных маневрах, о мобилизационных планах и об экстренных секретных совещаниях начальников генеральных штабов американской и западноевропейской армий.
Чуть не каждую неделю на международном горизонте появлялась новая ужасная «угроза войны». Министры, дипломаты, члены конгресса и генералы неумолчно твердили о «мировом кризисе», об «угрозе России всеобщему миру» и о настоятельной необходимости «соответствующих оборонительных мероприятий».
«Атмосферу, которая царит в Вашингтоне, — писали Джозеф и Стюарт Олсопы в «Нью-Йорк геральд трибюн» 17 марта 1948 г., — уже нельзя назвать послевоенной. Говоря откровенно, это — атмосфера кануна войны… почти всякий считает сейчас вполне вероятным, что война начнется в ближайшие месяцы».
Обследование общественного мнения, проведенное институтом Гэллапа, показало, что 73 % американских избирателей уже верили в неизбежность третьей мировой войны[111].
«В своей политике Соединенные Штаты руководствуются военно-стратегическими соображениями, — писал журнал «Юнайтед Стейтс ньюс» 8 августа 1947 г., то есть менее чем через 2 года после победы над Японией. — В основе всех мероприятий лежат исключительно стратегические мотивы. Пока еще ведется только политическая и экономическая война… Война в подлинном смысле этого слова начнется лет через 10, возможно — через 15, а может быть, и через 5».
Перечислим некоторые из важнейших событий 1947–1949 гг., в которых нашли отражение военно-стратегические соображения, определяющие политику Соединенных Штатов.
26 мая 1947 г., ровно через 2,5 месяца после провозглашения «доктрины Трумэна», президент представил на рассмотрение конгресса «план обороны американского континента». Этот план предусматривал модернизацию и стандартизацию снаряжения и методов подготовки армий стран Латинской Америки и Канады под руководством Соединенных Штатов.
2 июня 1947 г. «Совещательная комиссия при президенте по вопросам всеобщего военного обучения» предупредила, что «будущая война разразится с катастрофической внезапностью и разрушительной силой». Комиссия потребовала создания на случай возникновения «чрезвычайных обстоятельств военного времени» специальной армии, включающей всех обученных людей в стране, и введения всеобщего военного обучения молодежи.
5 июня 1947 г., выступая с речью в Гарвардском университете, государственный секретарь Маршалл выдвинул программу американской помощи Европе, которая в дальнейшем получила название плана Маршалла.[112]
26 июля 1947 г. президент Трумэн подписал «закон о государственной безопасности», которым учреждался «Национальный военный совет», а руководство всеми вооруженными силами объединялось в руках министра обороны. На этот новый пост президент назначил бывшего министра военно-морского флота Джемса В. Форрестола.
12 января 1948 г. в своем послании конгрессу по вопросу о бюджете президент Трумэн потребовал ассигнования на оборону Соединенных Штатов и на субсидии иностранным государствам 18 034 млн. долларов. Как сообщил журнал «Юнайтед Стейтс ньюс», «на пять статей бюджета, имеющих непосредственное отношение к подготовке войны, приходится 79 % всех ассигнований».
6 мая 1948 г. после прений, во время которых председатель сенатской комиссии по ассигнованиям Генри Стайлс Бриджес назвал Советский Союз «единственным возможным врагом» Америки, сенат одобрил увеличение числа авиационных групп до 70.
24 июня 1948 г. президент Трумэн подписал законопроект, санкционировавший первый в истории Америки призыв в армию в мирное время.
13 ноября 1948 г. министерство обороны опубликовало подробный план оборонных мероприятий, проводимых по линии гражданского населения. В плане выдвигалось требование мобилизовать 15 млн. мужчин и женщин, «обученных и готовых выполнять свои задачи в случае нападения противника с применением любого оружия».
20 июня 1949 г. президент Трумэн подписал «закон о центральном разведывательном управлении», окрещенный «шпионским законом». Из «соображений безопасности» даже члены конгресса не были ознакомлены со многими деталями этого закона (условия, обеспечивающие сохранение «военной тайны», план засылки американских разведчиков в иностранные государства; меры, облегчающие вербовку шпионов из числа иностранцев, как, например, нераспространение обычных правил иммиграции на иностранцев, которые могут оказать «содействие американской разведывательной деятельности», и т. д.) Центральному разведывательному управлению были предоставлены такие обширные полномочия, что даже газета «Нью-Йорк таймс» предостерегала против возможных опасных последствий этого законодательного акта. Используя его, говорила газета, «правительство в силу своей неспособности или под влиянием военной истерии может зайти слишком далеко в ограничении гражданских свобод».
25 июля 1949 г. президент Трумэн подписал Североатлантический пакт, являющийся договором о «взаимной помощи против агрессии» между двенадцатью «северо-атлантическими нациями», в том числе Данией, которая омывается водами Северного моря, и Италией, расположенной на Средиземном море. Сразу же после подписания пакта Трумэн направил конгрессу послание, предлагавшее одобрить «программу военной помощи», которая предусматривала ассигнование 1450 млн. долларов на вооружение европейских участников Североатлантического пакта, а также Ирана, Филиппин и Южной Кореи, «передачу им некоторого количества необходимого военного снаряжения и… предоставление специалистов для оказания помощи в отношении производства и применения военного снаряжения и обучения личного состава».
По словам министра обороны Луиса Джонсона, «основная цель» Северо-атлантического пакта заключалась в следующем: предотвращение войны и обеспечение максимальной боеспособности стран, подписавших пакт, если предотвратить войну не удастся. В интерпретации члена палаты представителей от штата Миссури Кларенса Кеннона это звучало несколько грубее:
«Мы сотрем с лица земли жизненно важные центры противника, а затем предоставим нашим союзникам послать свои армии, своих сыновей — а не наших, — чтобы оккупировать завоеванную нами территорию. Заключив Атлантический договор, мы получили базы, и теперь нам нужны только самолеты, чтобы доставить бомбы к месту назначения».
Газета «Нью-Йорк дейли ньюс» писала в передовой:
«Довольно чепухи и притворства! Признаем, что, заключив договор, мы создали военный союз, целью которого является война с Советской Россией».
Рост военной истерии в Соединенных Штатах сопровождался и ростом числа требований немедленно начать «оборонительную войну» против Советского Союза. Газеты, военные и политические журналы стали помещать десятки статей, наглядно разъясняющих стратегию и тактику атомного наступления на Россию.
Типичным примером подобных военных выкладок могут служить две пространные статьи бывшего начальника штаба американских военно-воздушных сил генерала Спаатса, опубликованные в июньских номерах журнала «Лайф» за 1948 г. «Может показаться циничным, — писал Спаатс в начале своей первой статьи, — что солдат, только что закончив одну войну, начинает планировать другую». После этого вступления он изложил в общих чертах свой план нападения на Советский Союз, утверждая, что «прицельные бомбардировки десятка русских промышленных центров общей площадью в несколько сот квадратных миль окончательно подорвут индустриальную мощь России».
«Прежде всего нужно ответить на вопрос, можно ли добраться до уязвимых центров русской промышленности, — писал он. — В настоящее время это определяется радиусом действия бомбардировщика Б-29, который после усовершенствований, внесенных в конструкцию этого самолета после войны, превышает 2000 миль…» Тут же генерал подсказывал читателю ответ на свой вопрос:
«Возьмите глобус и бечевку, длина которой должна соответствовать по масштабу расстоянию в 2000 миль; затем закрепите булавкой один конец бечевки в точке, где находится Москва, а свободным концом очертите окружность. На западе в ее пределах окажутся Британские острова и часть Исландии, на юге — часть Северной Африки. Проделайте то же самое, взяв за центр Магнитогорск на Урале. На юге свободный конец бечевки захватит Ирак, Иран и северную часть Пакистана вплоть до Карачи. Если закрепить один конец бечевки где-нибудь между Украиной и Поволжьем, то другой ее конец пройдет через Англию, Францию и Северную Африку. Если проделать такую же операцию, взяв за центр Баку на Кавказе, в пределах круга окажутся часть Индии, Саудовская Аравия и часть Европы. Кроме того, новый быстро растущий промышленный район находится в Сибири, где проходит двухколейная Сибирская железнодорожная магистраль. Бомбардировщики Б-29 могут долететь до этих мест с баз, расположенных в Китае и Японии».
В каждом случае, как указывал генерал Спаатс, в пределах круга, очерченного «свободным концом бечевки», имеются авиабазы, с которых бомбардировщики Б-29 могут совершать налеты на намеченные «объекты, имеющие первостепенное значение».
Осенью 1948 г. полковник Дейл О. Смит, редактор теоретического журнала военно-воздушных сил «Эйр юниверсити куортерли ревью» и страстный проповедник спаатсовской теории воздушной войны, предсказал «атомный сверхблиц», который обеспечит Америке победу в несколько недель. «Если война продлится целый месяц, — писал Смит, — для нашей бомбардировочной авиации, пожалуй, не останется достойных целей». «Нужно также учесть, — продолжал он, — то влияние, которое окажут на исход войны бомбардировки мирного населения в городских центрах».[113]
29 декабря 1948 г. министр обороны Форрестол объявил, что американское командование изучает возможность создания «ракетной станции» в безвоздушном пространстве!. В сообщении, переданном агентством Ассошиэйтед пресс, говорилось:
«Находясь на высоте более 200 миль, такой спутник земли имел бы «на прицеле» весь земной шар. Наряду с возможностью создать «спутник», автоматически управляемый по радио, рисуется и возможность направить на такой «спутник» людей и оборудование, необходимое для того, чтобы атаковать ракетами любые цели на земле. Некоторые ученые полагают, что государство, которое первым создаст межпланетную базу для ведения атомной войны при помощи ракет, сможет господствовать над всей землей».
«Но какой же народ хочет войны? — спрашивал бывший губернатор штата Миннесота Эльмер Бенсон. — Американский народ не желает войны, мы хотим мира. Некоторые утверждают, что войны хочет Россия. Но разве можно представить себе, чтобы страна, потерявшая во второй мировой войне около 10 млн. человек, страна, треть территории которой была обращена в пустыню, — разве мыслимо, чтобы такая страна стремилась к третьей мировой войне? Нет, это совершенно невероятно! Русский народ, как и американский, желает мира. А если народы мира не хотят войны, к чему тогда все эти безумные разговоры о войне, которые ведутся в нашей стране?»
Однако в этом кажущемся безумии была определенная система. За истерическими криками о войне крылись известные «практические» расчеты.
К началу 1947 г. скоротечный послевоенный «бум» закончился. Цены продолжали расти, покупательная способность населения падала, на складах росли горы непроданных товаров. В деловых кругах говорили о надвигающемся крахе. Но крах удалось предотвратить. «Угроза войны», «советская агрессия», вспышки шпиономании и «распространение коммунизма» послужили благовидным предлогом для перевода американской экономики на военные рельсы. В своей книге «Неизбежна ли гибель Америки?» Гершл Мейер писал[114]:
«Капиталистам было сделано «впрыскивание» — с ними были заключены новые миллиардные контракты на поставку вооружения. С поразительной быстротой стала возрастать «коммунистическая опасность» и параллельно с нею требования монополий, добивавшихся все больших заказов на вооружения. С каждым миллиардом, ассигнованным на самолеты, бомбы и винтовки, милитаристы все неистовее вопили о войне. В одном только 1949 г. предполагалось израсходовать на вооружение 20 млрд. долларов — больше чем США израсходовали за целое десятилетие с 1930 до 1940 г., когда Япония и Германия угрожали безопасности Америки и всеобщему миру. Огромные ассигнования на вооружения сразу же привели к повышению на биржах курсов акций и товарных цен». «Все опасения по поводу возможного спада деловой активности, — ликовал еженедельник «Барронс файненшл уикли», — теперь, кажется, исчезли, раз стало известно, что план военной помощи, согласованный с трумэновской программой европейского сотрудничества, будет одним из первых законопроектов, представляемых на рассмотрение конгресса в январе. До тех пор, пока производство вооружений поддерживает деловую активность, трудно ожидать падения спроса».
Две недели спустя этот же орган Уолл-стрита заявил: «Значительное увеличение спроса на военные материалы полностью устранило бы опасность, которую представляют выросшие запасы товаров на складах. Если бы была принята программа значительного ускорения оборонительных мероприятий или если бы разразилась война, то проблема товарных излишков отпала бы окончательно».
14 января 1949 г. в журнале «Юнайтед Стейтс ньюс» появилась передовая статья под заголовком «Мы не готовы к внезапному миру». Автор этой статьи, Дэвид Лоуренс, писал:
«От нас требуют, чтобы мы тратили 15 млрд. долларов в год на вооружения и, кроме того, по меньшей мере 1 млрд. долларов на поставки оружия странам, вступившим в Северо-атлантический военный союз. Совершенно очевидно, что искусственное процветание американской экономики явилось следствием расходов на вооружение… Отсюда парадокс: величайшей из опасностей, которые угрожают американской экономике, является опасность внезапного поворота России к миру».
Консервативный французский журнал «Ви Франсэз» резюмировал все подобные рассуждения одним заголовком: «Лучше война, чем кризис».
Однако широкие массы американского народа отнюдь не разделяют удовлетворения, которое дает американским дельцам и промышленникам подготовка к войне.
25, 26 и 27 марта 1949 г. в Нью-Йорке состоялся «Конгресс деятелей науки и культуры США в защиту мира», созванный по инициативе более чем 600 выдающихся американцев, в числе которых были д-р Харлоу Шепли, епископ Артур У. Моултон, Томас Манн, Альберт Эйнштейн, Арон Копленд, Олин Даунс и Лилиан Хеллман. Организационная работа по созыву конгресса была проведена «Национальным советом работников искусств, науки и свободных профессий». Помещения, где происходили пленарные и секционные заседания конгресса, были всегда переполнены, а сотням людей вообще не удавалось проникнуть внутрь. На заключительном митинге 27 марта в «Мэдисон сквер гарден» присутствовало 20 тыс. человек. Государственный департамент ограничил число иностранных гостей делегатами из стран Восточной Европы, отказав в визах более чем 20 представителям стран Западной Европы и Латинской Америки; среди них были такие видные личности, как Поль Элюар, Дж. Д. Бернал, Карло Леви и аббат Жан Булье. В числе присутствующих на конгрессе были Дмитрий Шостакович, Хуан Маринельо, Олаф Стэплдон и Александр Фадеев.
В апреле того же года около 300 видных американцев организовали «Американский инициативный комитет по созыву Всемирного конгресса сторонников мира». Председателями «Американского инициативного комитета» были епископ Артур У. Моултон, доктор У. Дюбуа и О. Джон Рогге. На Всемирном конгрессе сторонников мира, заседавшем в Париже с 20 по 25 апреля 1949 г., среди 2000 делегатов от 72 стран, представлявших более 600 млн. человек, было 50 американцев. Более 200 делегатов США участвовало в работе Американского континентального конгресса в защиту мира, который происходил в начале сентября 1949 г. в Мексико.
1 и 2 октября 1949 г. в Чикаго состоялась Национальная профсоюзная конференция в защиту мира. На ней присутствовало более 1000 делегатов из 28 штатов, причем каждый делегат представлял не менее 25 сторонников мира — членов Американской федерации труда, Конгресса производственных профсоюзов, независимых профсоюзов и профсоюзов железнодорожников.
Кроме того, самые разнообразные группы и организации проводили по всей стране многочисленные отдельные выступления в защиту мира.