Пока ребята и взрослые перетаскивали на лужайку перед домом столы и стулья и собирали посуду под руководством жены профессора, Анны Павловны, Валя с Шурой отправились на розыски Лены, снова бесследно исчезнувшей вместе с гусем. Они решили, что гусь опять вырвался и Лена тщетно гоняется за ним где-нибудь около речки. Поэтому они неторопливо направились туда же.
Круглое желтое солнце спускалось к закату. Кончался день, кончалось лето.
В воздухе уже веяло осенней прохладой, и первые золотые листья шуршали под ногами Вали и Шуры. Им обоим было грустно.
— Я вчера был в городе у доктора, — опустив глаза, сказал Валя. — Он нашел, что я уже совсем здоров и мне пора возвращаться в школу. А сегодня я получил письмо от мамы. Она пишет, что очень соскучилась, и просит меня поторопиться…
— Ну вот, еще несколько дней — и ты будешь у себя в Ленинграде. Больше не будем вдвоем играть на рояле… — задумчиво заметила Шура и добавила, невольно подражая интонации Вали: — Хотя у вас в Ленинграде хорошо. Лучше, чем здесь. И музыка другая, и учиться приятней.
— Да что там у нас в Ленинграде! — вдруг махнул рукой Валя, а потом засмеялся и сказал каким-то необычным тоном: — Там нет… тебя. И вообще здесь нисколько не хуже. Я непременно снова приеду сюда в будущем году, а возможно, и раньше.
— Когда же ты сможешь приехать?
— На октябрьские праздники. Непременно приеду! И мы снова будем играть вдвоем на рояле. Я обязательно приеду, Шура! — заспешил Валя, стараясь скрыть свое волнение и грусть.
— А ты вспомнишь обо мне когда-нибудь, Валя? — спросила Шура.
— Всякий раз, когда буду садиться за рояль, — взял Валя девочку за руку.
— И я всякий раз, когда буду играть, — так же торопливо сказала Шура. — Твоя бабушка будет учить меня музыке. А когда кончу школу, поеду в Ленинград учиться. И если когда-нибудь стану музыкантом, напишу песню о Зеленой Речке и обо всех нас…
— А меня ты будешь вспоминать? — раздался за спиной Вали голос догнавшей их Жени, и ее маленькая ручка просунулась в его ладонь.
— Ну, конечно, буду, даю честное слово! И тебя и Эдуарда! — рассмеялся Валя.
Тут навстречу Вале и сестрам попался Мишка Гольфштрем, который возвращался с реки с моделью рыболовного траулера.
По словам Мишки, Лены на реке не было, и ребята все вместе направились домой.
* * *
Лужайка перед дачей Горских наполнилась смехом и оживлением. Там за длинным столом все пили чай и продолжали разговор о том, как ловко профессор помогал Рае.
Рая сидела между профессором и Александром Ивановичем и задумчиво ела абрикосовое варенье.
— Позвольте! — вдруг громко сказала Рая и отодвинула блюдечко с вареньем, которое тут же подхватил сидевший напротив нее Эдуард. — Позвольте, — повторила она, стараясь разобраться в своих мыслях. — А как же Архимед? Зачем же он тогда к нам приходил?
— Ах, да это же я Архимед! — засмеялся журналист и, вытащив из кармана газету, сказал что-то на ухо маленькой Жене.
Женя торжественно встала на стул и через стол протянула газету Рае.
— Вот почитай, что про тебя Архимед в газете написал.
— И еще напишу, не только про тебя, а про всех вас, — добавил журналист. — Только я, к сожалению, не Архимед. Архимед у вас вот кто, — сказал он, поднимая над столом маленькую Женю.
Женя привыкла к странному имени «Архимед», и оно больше не казалось ей оскорбительным, даже наоборот — звучало ласково.
— И Рая — Архимед, и Лена — Архимед, и Шура, и Мишка, и Валя — все Архимеды! — в восторге кричала она под дружный смех присутствующих.
Единственный, кто оставался серьезным, это был профессор. Он поднялся и, дождавшись, пока наступила тишина, сказал взволнованно:
— Да, мои молодые друзья, эта маленькая девочка сказала правду. Ее слова гораздо серьезнее, чем нам всем кажется. Пройдут года — вы вырастете и станете Архимедами нашего времени. Вы будете учеными, изобретателями, исследователями. Больше того, именно вам предстоит осуществить мечту этого гениального грека. Он говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну землю». Но точки опоры у него не было. Он жил и умер одиночкой. А наше время не такое. У вас есть прекрасная точка опоры. Это наша социалистическая страна. Я уверен, что вы перевернете землю так, чтобы на ней жилось еще лучше и веселей.
Тут к столу подошла Лена с какой-то бумажкой и с ключом от сарая, где был надежно заперт вероломный Тюльпан.
— Мама, тебе телеграмма из Москвы, — сказала она, протягивая бумажку Александре Михайловне.
Та молча прочитала телеграмму, положила ее на стол, потом взяла и прочитала снова.
— А все-таки я тоже была права, товарищи, — сказала она, обращаясь к Рае и Александру Ивановичу. — Вот слушайте, какую я получила телеграмму из Москвы:
«Александре Михайловне Горской. Машина для боронования, изобретенная вашей дочерью Раей Горской, принята к производству заводом имени Двадцатилетия Октября. Поставлен вопрос о премировании изобретательницы легковым автомобилем. Сообщите, когда у Раи Горской будет «отлично» по геометрии в четверти. Наркоммаш».