Лена была очень огорчена. Произошла неприятность, причиной которой был все тот же своенравный гусь Тюльпан. Он каждое утро являлся в комнату, чтобы проведать своих хозяек и полакомиться чем-нибудь вкусным. На этот раз гусь пришел, когда сестры еще были в постелях. Прохаживаясь по комнате, он увидел на полу накрытую дощечкой стеклянную баночку, в которой жила ручная ящерица Майя.

Тюльпан заинтересовался ящерицей и, наклонив голову, приблизился к банке. Он внимательно рассматривал через стекло Майю, которая, как видно, ему очень понравилась. Потом он вдруг сбросил клювом дощечку с банки, схватил несчастную Майю, подбросил ее вверх и вмиг нагло и безжалостно проглотил на глазах у всех.

Девочки никак не ожидали такой подлости от своего гуся и, растерявшись от неожиданности, не успели ему помешать. За какую-нибудь секунду Майи не стало, а Тюльпан, торжественно переступая с ноги на ногу, направился к постели Лены.

— Убирайся, проклятый гусь! — плакала Лена. — Я бы хотела, чтобы ты только понял, что́ ты натворил, негодяй! Тогда я б тебя повесила или выдрала бы у тебя все перья. Счастье твое, что ты глупая птица. Пошел вон, душегуб проклятый!

Душегуб не заставил себя долго просить и бросился наутек от своей плачущей хозяйки. Горькие проклятия и ботинок, которым подкрепила свои слова Лена, полетели ему вслед.

Лена была так расстроена, что едва не опоздала в школу. Маленькая Женя плакала. У Шуры и Раи тоже было испорчено настроение.

Когда сестры вернулись из школы, они решили развлечь огорченную Лену.

— Ты помнишь, как шел цилиндр нашему Эдуарду? — спросила Рая.

— Я этого негодяя не желаю больше знать. Возьми его себе и делай с ним, что хочешь! — ответила хмурая Лена.

— Да я не о Тюльпане, а об Эдуарде! По-моему, хорошо бы сшить ему костюм — попонку красную с белой кроличьей опушкой. Это будет очень красиво. Как ты думаешь?

— Я ему этого никогда не прощу. Подумай только — съесть Майю! Это же ужасно!

— Да плюнь ты на этого Тюльпана! Его самого когда-нибудь съедят.

— Пусть! Я буду очень рада! Тогда будет знать, как пожирать ящериц. Так ему и надо, негодяю… Нет, все-таки я его не отдам. Пускай живет, а наказание я ему сама придумаю, — наконец несколько успокоилась Лена и спросила: — Так что ты говоришь об Эдуарде, что́ ему надо сшить?

— Красную попонку с белой меховой опушкой! Это будет его парадный мундир.

Слабый стук в дверь прервал беседу сестер.

— Кто там? — спросила Рая и, не услышав ответа, открыла дверь.

— А-а, очень рада! Про волка речь, а он навстречь! Очень кстати. Пожалуйте и будьте гостем, — сказала она, пропуская Эдуарда, который, постукивая копытцами, степенно вошел в комнату.

— Легок на помине. И смотрите, какое воспитание: постучался, прежде чем войти! — впервые за весь день улыбнулась Лена.

— Да, не то что какой-нибудь проходимец Тюльпан! — отозвалась Рая.

Не откладывая дела в долгий ящик, сестры тут же взялись за шитье парадного мундира для четвероногого джентльмена. Шура достала кусок красной материи, Рая кроила ее, Лена разрезала на полоски белую кроличью шкурку для опушки.

Эдуард, которому надоело смотреть на это рукоделие, лег на бок, закрыл глаза и проснулся только тогда, когда сестры стали примерять ему уже готовую попонку.

Рая была увлечена своей затеей.

— А здесь мы ему пришьем большой голубой бант. А вот здесь вышьем…

Но Лена не дала договорить Рае. Оттолкнув сестер, она озабоченно наклонилась над поросенком.

— Вы знаете, он, по-моему, болен! Что-то он слишком смирный и вялый.

Она взяла поросенка на руки, подошла с ним к окну и начала тщательно его осматривать. Потом, опустив своего воспитанника на пол, сказала тоном профессора, приглашенного к больному на консилиум:

— У тебя потрескалась кожа. Нужно принять теплую ванну и смазать кожу жиром. Рыбий жир будет для этого вполне пригоден. Тепло и покой — и завтра ты будешь здоров.

Лечить больного Эдуарда сестры принялись немедленно.

Прежде всего они вынесли больного во двор и уложили на солнышке. Затем притащили с балкона старую ванночку Жени и налили в нее два ведра теплой воды. После этого сестры поставили Эдуарда в ванну и стали его мыть мылом и тереть щетками.

За этим занятием и застал сестер рыжий Мишка, который по-приятельски пришел проведать девочек.

— Ага, младшего братца купаете! Прекрасно! Приятно видеть проявление родственных чувств.

— Мы побоялись, чтоб он не стал похожим на тебя, — отозвалась Рая, намекая на то, что будущий полярный исследователь не очень-то любит мыться.

Однако Мишка пропустил эту колкость мимо ушей. Отозвав Раю в сторону, он сказал ей вполне серьезно:

— Ты знаешь, Рая, о твоем сочинении говорит вся школа!

— Да ну? Что же говорят?

— Говорят о машине, думают, что она может оказаться полезной, и интересуются, нельзя ли ее сделать. Вот я и решил спросить тебя: почему бы действительно тебе не сделать этой машины?

Рая отрицательно покачала головой.

— Ну, если не настоящую машину, то хотя бы модель, — убежденно продолжал Мишка. — Ты бывала на нашей заводской детской технической станции?

Рая снова покачала головой и вздохнула.

— Нет, не приходилось. Ведь мы живем в заводском поселке недавно. И потом я всегда занята. Мне нужно помогать маме и кое-что делать дома. Кроме того, надо много заниматься, я обещала матери получить еще два «отлично». Для детской технической станции времени у меня не остается.

— Плюнь! — авторитетно сказал Миша. — Плюнь на все и приходи на нашу станцию делать машину. У нас можно сделать все, даже автомобиль, а не то что машину для боронования. Поработаешь у нас, а потом перейдешь в город, во Дворец пионеров, а там, знаешь, какая роскошь! Так приходи, ждем!

С этими словами Мишка повернулся на одной ноге и убежал, оставив Раю взволнованной его рассказом о технической станции, где можно сделать автомобиль, и о чудесном Дворце пионеров, где она тоже еще не бывала.

Рая вернулась к сестрам, когда они уже выкупали Эдуарда и вытерли его насухо. Чтобы он не простудился после теплой ванны, сестры принесли из комнаты мешок, посадили в него Эдуарда, хорошенько укутали и положили на солнце на аллее, недалеко от дома.

Разомлевший от купанья Эдуард тотчас же погрузился в глубокий и сладкий сон.

Все это происходило днем. Профессора дома не было. Он, как обычно, уехал на своем автомобиле на завод.

Однако в этот день должен был приехать из Ленинграда внук Кранцевых Валя. По этому случаю профессор поспешил освободиться пораньше и отправился встречать Валю. С вокзала они поехали на автомобиле прямо на дачу.

Услышав звук клаксона, сестры подошли к окну и увидели, что к дому подъезжает автомобиль, в котором сидит профессор с высоким худощавым мальчиком. Мальчик держал при себе чемодан и, несмотря на жару, был одет в пальто.

— К нашему профессору приехал гость, — сказала равнодушно Шура и снова взялась за книжку, не слишком интересуясь несимпатичным соседом и его гостями.

Однако случилось так, что сестрам Горским с места в карьер пришлось заинтересоваться и профессором и его гостем.

Снова повторился звук клаксона — один, другой, третий — все громче и настойчивей, будто кто-то упорно не хотел давать дорогу автомобилю. К звукам клаксона присоединился визг поросенка. Но сквозь мешок он доносился слабо и глухо, и девочки не могли его сразу расслышать.

Эдуард, спавший в своем мешке, преграждал путь автомобилю. Он лежал посреди аллеи, и, как профессор ни вертел руль, ему не удавалось ни подъехать к дому, ни объехать Эдуарда. Клумбы цветника не давали развернуться машине.

Услышав звуки клаксона над своей головой, Эдуард проснулся, подскочил вместе с мешком и начал дико метаться, стараясь вырваться из своей джутовой тюрьмы. Он скакал в мешке, падал со страшным визгом, подпрыгивал, рвался вперед и снова падал, перекидываясь через голову и отчаянно крича.

Этот взбесившийся мешок так прыгал и катался по аллее, что едва не угодил под колеса, и профессору пришлось дать задний ход, чтобы не задеть его.

— Снова эта проклятая тварь! — выругался профессор.

— Какая тварь? — спросил Валя, с интересом наблюдавший за прыжками живого мешка.

— Поросенок! Он осточертел мне! — ответил профессор и, выключив мотор, вышел из машины.

— Поросенок? Сейчас я ему покажу! — решительно сорвался с места Валя.

Выскочив из автомобиля, мальчик бросился к Эдуарду, все еще метавшемуся в своем мешке, ударил его ногой и покатил этот живой мяч по аллее, словно футболист, рвущийся к воротам противника.

Очумевший от ужаса Эдуард кричал и визжал так, что было прямо удивительно, как такое маленькое существо может издавать такие неимоверно громкие звуки.

Автомобильный клаксон и мешок уже не могли заглушить этого неистового крика, и девочки теперь ясно услышали голос своего несчастного пациента.

— Эдуард! — вспомнили они в ужасе. — Эдуард! Его кто-то бьет. Больного мучают!

Как тигрицы, бросились Рая и Лена вниз на защиту своего воспитанника.

Они мигом слетели по лестнице и набросились на обидчика, даже не рассмотрев, кто он.

Расправа была коротка. Перевернувшись в воздухе, Валя вдруг оказался на земле, весь в пыли и с полуоторванным воротником пальто.

Профессор, остановившийся в дверях дома, увидел, что внук побежден и нуждается в его помощи, без которой дело может обернуться плохо. Тогда Кранцев вышел из-за дверей и направился к месту битвы.

Появление профессора на поле брани произвело магическое действие.

Сестры мигом оставили смятого Валю и бросились наутек, подхватив мешок с несчастным Эдуардом, который неожиданно вывалился оттуда и молча, потому что уже потерял голос от страха, умчался прямо через клумбы куда-то в неизвестном направлении.

Профессор, не желая задевать самолюбие внука, повернул назад и скрылся за дверьми, будто ничего не видел и никакого участия в этом происшествии не принимал.

В каком жалком виде очутился этот элегантный ленинградский гость! Весь в земле и в пыли, шапка смята, ботинки грязные. Воротник нового пальто наполовину оторван, а карманы почему-то полны свежего песку.

Что бы сказала мать, Валентина Петровна, увидев своего дорогого Валю в таком виде?

Валя с тоской оглядывал себя и не понимал, как это могло получиться. Хорошо, хоть деда и бабушки не было во дворе. Что бы они подумали о таком внуке?

Профессор, который успел рассказать жене о драке, встретил Валю как ни в чем не бывало. Бабушка тоже держалась так, будто ничего не знает и не замечает необычного вида своего, всегда такого аккуратного внука.

Только за обедом профессор подмигнул внуку и спросил, пряча усмешку:

— А хорошо они тебе всыпали, эти девочки, а?

Валя промолчал, сделав вид, что не слышал этого вопроса. Однако его лицо залилось краской, и он наклонил голову, боясь встреться взглядом с дедом.

Ладно же! Он так отомстит этим девчонкам, что они долго будут помнить…