Могут ли существовать сухая вода, холодный огонь или же черный свет? На первый взгляд кажется — нет, не могут. Но лед или снег — это ведь тоже вода, только замерзшая. Попробуйте намочить ею что-нибудь на морозе! А когда вы увидите теплой летней ночью мерцающие зеленые огоньки светлячков в траве и на кустах, поймайте одного из них и положите на ладонь. Зеленый огонек на брюшке светлячка не обожжет вашей руки, потому что этот огонек холодный. И голубоватые огоньки, которые загораются перед грозой на мачтах кораблей, на шпилях башен и даже на ледорубах альпинистов в горах, тоже совсем не горячие.
Теперь же я расскажу о том, как я познакомился с явлением, еще более удивительным, чем холодный огонь, — с тем, что называют черным светом.
Приехал из Средней Азии один мой знакомый студент-медик.
Студент был там на практике в отряде по борьбе с малярией. Оттуда он привез с собой четыре таинственных черных камешка. На вид они были совсем не примечательными и, строго говоря, даже не черны ми, а буро-коричневыми кусками обыкновенного песчаника, весом от ста до полутораста граммов каждый.
Песчаник был совершенно такой же, как в тысячах других мест, и черные камни не стоили бы внимания, если бы не обстоятельства, при которых их получил мой знакомый.
Произошло это в глухом уголке одной из самых отдаленных частей Средней Азии.
Пока отряд по борьбе с малярией кочевал в тех краях, студенту не раз приходилось слышать рассказы о древнем храме огнепоклонников, существовавшем в этой местности несколько веков назад. Люди сведущие приводили выдержки из старинных рукописей, где говорилось, что в храме день и ночь пылало двумя огненными кустами неугасимое пламя. Оно вырывалось из-под земли само по себе, и никому не нужно было его поддерживать.
Были в храме и еще более удивительные вещи: там горели желтым коптящим светом даже камни, простые черные камни.
Местные жители рассказывали легенды о том, что где-то в пустыне, на развалинах храма, трижды в год поднимаются к небу огромные огненные столбы.
Однако места, где находился храм огнепоклонников, никто не знал.
Одни указывали одно место в пустыне, другие — другое.
Все попытки найти остатки храма остались безуспешными. Но интерес к нему ученых возрастал. Дело в том, что все чудеса древнего храма очень легко объяснялись наукой. Недалеко от Баку тоже был храм огнепоклонников, где неугасимый огонь поддерживался струей естественного газа из нефтеносных пластов. Вероятно, и храм, о котором идет рассказ, тоже был расположен над месторождением нефти и естественного газа.
Если это так, тогда горящие камни — это пористые камни, обильно пропитанные медленно притекающей нефтью, а пламя в алтарях и огненные столбы, поднимающиеся к небу, — огонь горючих газов.
Но, на беду, геологам повезло не больше, чем археологам, занимавшимся розысками остатков храма раньше. Установить место, где был этот храм, так и не удалось.
За несколько лет до приезда в Среднюю Азию моего знакомого поиски храма были прекращены.
Однажды, когда отряд расположился в одном из отдаленных селений на краю пустыни, к студенту подошла старуха и, узнав, что он из Москвы, торжественно вручила ему четыре черных камешка.
Эти камешки незадолго перед смертью принес домой муж старухи — охотник. Он рассказал, что нашел в пустыне какие-то развалины и взял там эти черные камешки. По словам охотника, это были те самые горючие камни, которыми когда-то славился храм огнепоклонников. Охотник просил передать эти камни надежным людям из Москвы и указать им направление, в котором следует искать храм.
Сейчас же отправиться на поиски развалин студенту не удалось: отряд должен был уже возвращаться, в его распоряжении оставались считанные часы. Он поблагодарил старуху и обещал ей сделать все, что нужно.
К его разочарованию, камни гореть отказались. Мало того, они даже не пахли керосином.
В Ташкенте, где студент останавливался по дороге в Москву, ему сказали, что таких камней из храма огнепоклонников, переданных стариками и старухами, найденных охотниками и пионерами, приносят множество. Как правило, это самые обыкновенные камни. Куски песчаника, привезенные студентом, не лучше всех предыдущих. Он смело может выбросить их или же оставить себе на память о приключении на краю пустыни.
Но студент не выбросил черные камни и привез их в Москву. Вскоре после приезда он пришел ко мне и рассказал всю эту историю.
— Значит, в конце концов все оказалось чепухой? — спросил я, выслушав рассказ студента.
— Не думаю, все-таки не думаю, — ответил тот задумчиво. — Пусть мне говорят, что угодно, но я так оставить это дело не могу. Я не забуду, с каким доверием смотрела на меня эта старая женщина, отдавая камни мне — человеку из Москвы…
— Хорошо, но что же вы думаете делать?
— Я обещал ей сделать все, что можно. Обращусь к ученым, специалистам по разведке нефти новыми методами анализа и другим специалистам. Может быть, они найдут в нем что-либо интересное… Поговорю со всеми по очереди! Скажет один, что камни никакого интереса не представляют, пойду к другому. Другой скажет — чепуха, пойду к третьему… Как хотите, мне кажется, что следует выполнить свои обещания до конца. Я не могу обмануть старуху. Вы меня понимаете?
— О да! Я вполне согласен с вами и охотно приму участие в этом деле. Давайте пойдем к ученым вместе. Согласны?
— Согласен, — ответил студент.
Сказано — сделано. На следующий день мы отправились к нашему общему знакомому — геологу. Геолог осмотрел камни, выслушал их историю, сказал, что камни действительно выглядят довольно обыкновенно, и направил нас в научный институт, специально занимающийся разведками нефти.
В этом институте нам сказали, что порода, из которой состоят камни, похожа на нефтеносную, но имеют ли наши камни какое-нибудь отношение к нефти, нам лучше всего сможет сказать специальная исследовательская лаборатория люминисцентного анализа, и посоветовали обратиться туда.
Вскоре мы отправились в эту лабораторию и были поражены приоткрывшимся перед нами новым, удивительным миром.
Однако не стану забегать вперед и расскажу по порядку.
Придя в лабораторию, мы первым делом познакомились с заведующей — кандидатом геолого-минералогических наук Софьей Николаевной Цветковой.
Она приветливо встретила нас и, выслушав рассказ студента, заметила:
— Что ж, это очень интересно. Мы постараемся помочь делу. Но скажите все же, как вы представляете нашу помощь? Вы знаете, в какую лабораторию вы пришли и что мы здесь делаем?
— Она называется лабораторией люминисцентного анализа, — бойко ответил студент. — Мне кажется, вы делаете какие-то анализы с помощью света, не так ли?
— Примерно так, — улыбнулась Софья Николаевна. — Ну, а вы что скажете? — обратилась она ко мне.
— Я скажу прямо. У меня довольно смутное представление о люминисцентном анализе! Буду вам очень признателен, если вы расскажете об этом хоть немного. Мне, как журналисту, это будет вдвойне интересно.
— Тогда мне придется прочесть вам небольшую лекцию. Она продлится, пока закончится опыт, который идет сейчас в лаборатории. А после этого мы сможем заняться вашими камнями. Так вот слушайте.
Вероятно, вам приходилось замечать, что на солнце керосин и машинное масло иногда начинают отливать красивым лиловатым светом. Светиться они начинают под влиянием невидимых ультрафиолетовых лучей солнца.
Веществ, превращающих невидимые ультрафиолетовые лучи в видимый свет, существует много. Различные масла, краски, соли разных металлов, соки растений, некоторые горные породы руды, кости человека и животных — все это под влиянием ультрафиолетовых лучей начинает светиться, но по-разному. Особенно ярко светятся голубовато-зеленым светом соединения металлов магния и вольфрама, соединения цинка с бериллием и марганца. Дают сильный оранжевый свет и соединения бора с кадмием, — они пылают красным светом. При обычном дневном свете эти соединения — ничем не примечательные белые порошки, и трудно себе представить, что они способны гореть такими изумительно яркими и разнообразными цветами.
— Это и называется люминисценцией? — спросил я.
— Да, способность различных веществ светиться под действием ультрафиолетовых лучей называется фотолюминисценцией, — Продолжала Цветкова. — Это холодный свет, похожий на огоньки светлячков или стрелок и цифр на циферблате часов, только гораздо более яркий. А вещества, которые превращают ультрафиолетовые лучи в видимый свет, называются люминофорами, или же, по-русски, светоделателями. Вам случалось видеть лампы дневного света в виде длинных трубок, горящих бело-голубым светом?
— Как же, — ответил я. — В метро и в центральном универсальном магазине. Свет действительно мало отличается от дневного.
— А я видел их на текстильной фабрике. Они установлены в красильном отделении и в отделе контроля, где проверяют окраску. Значит, их свет — тоже люминисценция, — заметил студент.
— Да, — подтвердила Софья Николаевна. — Это лампы низкого давления, наполненные парами ртути. Они дают невидимые ультрафиолетовые лучи, но эти лучи падают на смесь люминофоров, которой покрыты изнутри стенки лампы. То, что мы видим, — это свечение люминофоров, а не свет самой лампы.
Новые лампы примерно втрое выгоднее, чем обычные, и дают гораздо более мягкий и приятный свет, при котором меньше утомляются глаза и все цвета мы видим такими, как днем. Поэтому эти лампы чисто устанавливают в тех местах, где важно хорошо различать цвета: на выставках картин; там, где красят ткани или подбирают цвета для раскраски; в магазинах, где продают разноцветные платья, костюмы и другие вещи. Устанавливают их и там, где должно быть сильное, мягкое и равномерное освещение — в операционных, в шахтах, в цехах заводов, на вокзалах…
— И вы, очевидно, будете рассматривать наши камни при свете таких ламп? — осведомился студент, которому не терпелось поскорей выяснить то, зачем мы сюда пришли.
— Совсем нет, — усмехнулась Софья Николаевна. — Мы будем исследовать ваши камни при черном свете. Тайну ваших камней нам откроет черный свет.
— Черный свет? — в недоумении переспросил я.
— Вы не ослышались. Черный свет — это те же самые ультрафиолетовые лучи, которыми мы обычно пользуемся. Их можно назвать так потому, что мы получаем этот свет от кварцевой ртутной лампы, закрытой специальным черным стеклом, чтобы ни один луч обычного света из лампы не выходил. Когда зажигается эта лампа, в лаборатории абсолютно темно, хотя она залита невидимыми ультрафиолетовыми лучами.
То, что я вам до сих пор рассказала, это только полдела, а на взгляд специалиста — даже четверть дела. Черный свет дал науке новое могущественное орудие исследования. Два одинаковых белых порошка под ультрафиолетовыми лучами зажигаются один красным, а другой зеленым светом. Два одинаковых чернила оказываются совсем разного цвета. Две бутылки на вид одинакового красного вина будут сильно отличаться одна от другой.
Ультрафиолетовые лучи могут обнаружить и показать то, чего не видно при дневном свете. При черном свете обнаруживается самая искусная фальсификация документов и пищевых продуктов, подделка денег или старинных картин. В камне становятся заметны мельчайшие следы различных горных пород, металлов, руд, минералов, органических веществ, о присутствии которых иначе и не догадаешься…
В лаборатории раздался звонок.
— Ну вот, там уже закончили, — сказала Цветкова. — Теперь мы сможем заняться вашими камешками. Однако, пока не уберут того, что осталось от предыдущего опыта, я бы хотела показать вам кое-что интересное…
С этими словами она открыла дверь и пригласила нас следовать за собой.
Перед нами была просторная комната с окнами, закрытыми тяжелыми занавесями, не пропускающими дневного света. Вверху, под потолком, горели обычные электрические лампочки. Над двумя длинными лабораторными столами висели продолговатые цилиндрические рефлекторы, закрытые блестящими стеклами. На столах, на подставках стояли ряды пробирок с прозрачными бесцветными жидкостями и лежали какие-то камни разных цветов и размеров.
— Начнем! — сказала Софья Николаевна молоденькой лаборантке, сидевшей за столом и рассматривавшей что-то в микроскоп.
— Начнем, — согласилась та и, поднявшись, защелкала выключателями.
Лаборатория погрузилась в темноту. Но сейчас же в этой темноте вдруг начали возникать какие-то яркие разноцветные точки: красные, оранжевые, зеленые, лиловые.
Сначала было невозможно понять, что это. Потом мы ориентировались и рассмотрели, что это по-разному светятся пробирки, камни и куски бумаги, лежащие на столе под ультрафиолетовым рефлектором.
Лаборантка включила еще одни рефлектор, висевший выше, и мы увидели друг друга и наших гостеприимных хозяев.
Что за удивительное и, я сказал бы, неприятное было это зрелище. Свежие, молодые лица студента и лаборантки приобрели какой-то серо-коричневый оттенок. Глаза у них ввалились, рты казались синими.
Белки глаз, волосы и зубы начали светиться. Софья Николаевна протянула руку над столом, и я заметил, что ногти у нее, да и у всех нас, светятся призрачным синевато-белым светом.
— Вы не ожидали такого эффекта, — засмеялась Цветкова. — Да, без привычки люди выглядят здесь довольно странно.
Она захватила своей сверкнувшей в темноте рукой несколько пробирок и положила их на стол под рефлектор.
Пробирки с бесцветной жидкостью заиграли цветами небывалой яркости и красоты. Когда было еще светло, я видел одну из них, самую длинную. По-моему, в ней была чистая вода. Теперь в ней светилась тяжелая, непрозрачная жидкость, красная, как кровь. В другой пробирке переливалась жидкость изумрудно-зеленого цвета, в третьей горела веселая синеголубая, в четвертой — темнокоричневая.
— Сок папоротника! — сказала заведующая, указывая на красную пробирку. — Глядите, какое интенсивное окрашивание.
— А это? — спросил я, перебирая остальные пробирки.
— Соки других растений.
Я с интересом рассматривал удивительную игру цветов и думал о том, каким могущественным средством анализа может оказаться ультрафиолетовый свет.
— А теперь давайте сюда ваши камешки. Постараемся разобраться в них, — сказала Софья Николаевна.
Студент с трепетом положил свои камни на стол. Цветкова взяла их и начала по очереди рассматривать под рефлектором.
Мы придвинулись поближе и с напряжением ждали, что она скажет. А она продолжала рассматривать камни с томительной неторопливостью.
— Светятся! Честное слово, они светятся! — прошептал студент.
Мне тоже показалось, что камни светились приятным светлокоричневым светом. Они казались какими-то бархатистыми и теплыми.
— Подозрительно. Право же, это подозрительно, — тихо сказала Софья Николаевна.
— Подозрительно? — как эхо, повторил студент.
— После скажу. Пока не мешайте мне. — Она взяла со стола бутылочку с какой-то легкой жидкостью, вроде хлороформа или эфира, набрала оттуда пипеткой немного жидкости и пустила по капельке на каждый из наших камешков.
На бархатистой коричневой поверхности двух камней возникли светящиеся голубоватые пятна. Они расползались легким призрачным светом, и уже нельзя было сказать, голубые в этом месте камни или коричневые.
— Я так и думала. Здесь, несомненно, есть нефть, — сказала Цветкова.
— Есть нефть? — в восторге воскликнул студент.
— Точнее говоря — была. Сейчас остались только незначительные следы. Очевидно, порода нефтеносна.
— Значит, охотник действительно нашел остатки древнего храма огнепоклонников и под этими развалинами можно найти нефть? — спросил студент радостно.
— Это сможет сказать только компетентная научная экспедиция, которая поедет в это место. Стоит ли говорить об этом всерьез, я скажу вам через неделю, когда проделаю еще кое-какие исследования и посоветуюсь с товарищами. А сейчас давайте включим обычный свет и запишем все, что вам известно относительно этих камней. Прошу вас быть точным и не упустить ни одной подробности.
Ровно через неделю мы пришли в лабораторию снова. Софья Николаевна Цветкова приветливо встретила нас и сказала, что исследования установили наличие легкой нефти в камнях, привезенных студентом, что геологи-разведчики признали его рассказ заслуживающим внимания и они считают, что необходимо разыскать это место, обследовать его самым тщательным образом и произвести разведочное бурение. Повидимому, там есть нефть…
Так я узнал, что такое черный свет…
