Испытание форсунки
Как только проходка вошла в горячий слой, Дружинин принял меры, чтобы в шахте оставалось как можно меньше людей. Без разрешения сменного инженера нельзя было опуститься в расположенный на глубине пяти тысяч метров нижний защитный зал, а попасть в забой посторонний человек мог только по прямому распоряжению начальника строительства.
Это очень огорчало Темгена, который не упускал да сих пор ни одного случая лишний раз спуститься в шахту. Теперь Дружинин запретил Темгену даже говорить о поездке в забой. Это было тем более досадно, что Щупак до крайности распалил любопытство Темгена рассказами о своей форсунке. Он так расписывал ее волшебное действие, что она начала сниться Темгену ш> ночам.
Форсунка была благополучно закончена. Щупак понемногу начинал практиковаться с ней в забое. По его словам, подобного чуда еще не было на свете: с ее помощью можно было горы перевернуть.
— Что-то поразительное! — говорил Щупак. — Пустишь струю выше — пожалуйста, охлаждение. Пустишь ниже — мелкий щебень летит. Еще ниже и в одно и то же место — большие камни рвутся… Скоро испытание, на него Дружинин с Медведевым придут. Если бы ты попал на испытание, ты бы увидел, да! Но куда тебе, разве тебя можно пускать в забой!..
Пренебрежительный тон Щупака задевал Темгена. Юноша решил во что бы то ни стало попасть на испытание форсунки.
Но как это сделать?
В конце концов Темген рассказал обо всем Любе Струковой, и они вдвоем придумали способ пронять Щупака.
— Все это сплошное хвастовство, Щупак! — однажды вдруг решительно заявил Темген, когда кончилось очередное восхваление форсунки. — Ты так говоришь потому, что я не могу этого увидеть.
— Значит, ты мне не веришь? — удивился дерзости Темгена Щупак.
— Конечно, не верю, — спокойно подтвердил Темген. — Может быть, это ложь с начала и до конца.
— Вот «Заполярная коммуна»! — Щупак сунул под нос Темгену газету. — Читай, вот заметка — здесь написано.
— Ну и что же? Написано, что состоится испытание, и только. Испытывать можно и ерунду, — так же спокойно сказал Темген и затем пустил в ход свой главный козырь. — Мы говорили с Любой. Она тоже не думает, что ты мог изобрести что-либо дельное.
— Темген, опомнись! Что ты говоришь? Никогда от тебя таких слов не слышал! — поразился Щупак.
— Не всем же быть такими, как ты. Бывают и деликатные люди… Мы с Любой говорили о тебе. Ты хороший парень, но, знаешь, как бы это тебе помягче сказать… не слишком способный, пороха тебе не выдумать…
— Хорошо же, я вам покажу! — рассвирепел Щупак.
— Что, собственно, ты сможешь нам показать? Пока мы не увидим своими глазами, ничему не поверим. И не станем слушать твоего хвастовства. Надоело, Щупак, понимаешь?..
Темгена словно подменили. До сих пор он терпеливо сносил все шутки Щупака и был полон уважения к своему товарищу.
Хитрая Люба научила Темгена, как надо разговаривать с Щупаком, чтобы он сам позаботился о Темгене, а заодно и о ней самой, ведь ей тоже было интересно посмотреть на изобретение своего друга. Но Щупак не догадывался об этом.
Расчет Любы оказался правильным: Щупак решил в лепешку расшибиться, но устроить, чтобы и Люба и Темген увидели его форсунку в работе. Он просил об этом Веру Петрову, специально ходил к Дружинину и сказал, что никакой премии не хочет, лишь бы допустили на испытание его друзей.
Дружинин посмеялся над азартом Щупака, но в конце концов дал разрешение.
И вот настал день, когда Темген и Люба торжественно спустились вниз, в десятый защитный зал, расположенный на самой границе горячего слоя, на глубине пяти тысяч метров под землей, и затем поехали дальше в забой.
Забой дышал обычным горячим ветром и был полон грохота, скрежета металла о камень, визга буррв, частой дроби породы, сыпавшейся в ковши транспортера.
Огненные блики играли на густых облаках синеватого пара, которые поднимались снизу и тут же исчезали в отверстиях ревущих вентиляторов.
Рабочие в черных самоохлаждающихся костюмах устанавливали металлические плиты термической изоляции, укладывали жароупорный бетон, долбили камень отбойными молотками, то подходя к раскаленному целику, то отскакивая, когда становилось уж слишком жарко.
— А страшно здесь! — сказала Люба с трепетом в голосе.
— Ничуть не страшно. Я бы хотел здесь работать все время, — ответил Темген с деланным равнодушием. — Щупак не боится… что же, мы хуже его?
В середине забоя бушевало густое облако пара. Из него неслись звуки частой стрельбы и взрывов, сливающихся в сплошной грохот. Казалось, перестрелка тысяч винтовок соединялась с сотнями пулеметных очередей и взрывами десятков мин. Иногда среди облака вдруг вырисовывались очертания человеческой фигуры.
Неподалеку от грохочущего облака стояли Дружинин, Медведев, Вера и Ключников.
— Вот он, наш Щупак, — гордо сказала Люба, указывая на облако.
— Да, это он, — подтвердил Темген. — Щупак говорил, что только жидкий воздух может дать столько пара.
Инженеры во главе с Дружининым подошли к Щупаку и одобрительно кивали головами, глядя на его работу.
Щупак стоял среди клубящегося пара, высокий, похожий на огромного деда-мороза с фантастической елки. н был в белом асбестовом костюме и таком же шлеме.
Асбестовое покрывало, закрывавшее нижнюю часть его липа, казалось длинной седой бородой.
В руках он держал шланг, который заканчивался длинной, изогнутой книзу трубкой. Из нее вырывалась струя бешено клокочущего и дымящегося жидкого воздуха. Струя падала на раскаленный камень, едва различимая в облаках пара.
Казалось, будто кто-то лил воду на раскаленную добела плиту. Жидкий воздух кипел, взрывался белым паром, дробя и раздирая камень. Камень отрывался от целика, летел вверх грудами и фонтанами, падал вниз, снова подскакивал, полз, трескался, рассыпался на мелкие кусочки, и они снова подпрыгивали и переворачивались, будто тоже кипели.
Струя жидкого воздуха грызла, дробила и перемешивала камень сильнее, чем артиллерийский обстрел. И все это делал один Щупак, который орудовал своей форсункой.
Форсунка работала прекрасно.
— Великолепная мысль! — сказал радостно Ключников. — Он прямо гениален, этот рыжий парень, я готов его расцеловать! Разница между температурой камня и жидкого воздуха больше п-пятисот градусов. Какой камень выдержит ее? Растрескается каждый. А в каждую трещину снова п-проникает тот же жидкий воздух и взрывает камень дальше. Вместо одного большого взрыва — миллион маленьких!
— Если бы не жидкий воздух, в забое было бы еще жарче, — заметил Медведев. — Жаль, что у нас мало подходящих компрессоров: этим способом стоило бы воспользоваться гораздо шире.
— Этак можно проходить не один метр в час, а два, три и больше, — пришел к выводу Дружинин, который задумчиво смотрел на работу Щупака. — Надо будет заказать еще десяток таких форсунок и завтра же дать в обучение Щупака десять подрывников, — тут же принял он решение.
— Вот вам один из выходов, Вера Никифоровна! — с торжеством сказал Медведев. — Помните, я вам говорил, что мы найдем выход из любого положения? Тогда я еще не знал, как работает форсунка Щупака.
— Выход всегда будет, как бы тяжело нам ни пришлось, — уверенно сказал Дружинин. — Разве мало здесь таких парней, как Щупак? Ведь если толком разобраться таким окажется чуть не каждый пятый из наших рабочих! Я верю в них больше, чем в себя…
— Молодец Щупак! — воскликнула Вера. — Видите, что значит партизан, Ключников?
— П-придумайте что-нибудь п-похожее, тогда я скажу, что и вы молодец, — отозвался Ключников. — П-пока оснований сказать, что вы гениальны, к сожалению, еще не так много… Если не считать, конечно, задержек, чтобы собирать образцы породы, — не без едкости добавил он и лукаво посмотрел на Веру.
— Это еще как сказать, — вспыхнула Вера. — Получу результаты анализов, тогда поговорим…
— Опять начинаете? Я же приказал вам мириться, — прервал готовую загореться ссору Дружинин. — Едемте в защитный зал, Вера, вам пора сменить Анохина. Мы будет ждать тебя там, Вадим.
Дружинин направился к лифту, и Вере пришлось волей-неволей следовать за ним. Разговор так и остался незаконченным.