Московская гостья
Темген приехал в порт на рассвете и стал ждать гидросамолета, который должен был прилететь из Москвы.
Медленно подползало серенькое, спокойное утро. Гладкая вода бухты отливала холодным графитовым цветом. Неторопливые серые облака ползли на восток, цепляясь за покрытые снегом горы.
Огни, ярко освещавшие порт ночью, уже были погашены, свет горел только на дальних маяках и на прибывших ночью пароходах, которые разгружались у пристани.
Темген сидел на своем шоферском месте и, не отрываясь, наблюдал за разгрузкой.
Пароходы всегда влекли к себе Темгена. Шум лебедок, крики «вира» и «майна», разноголосые восклицания деловитых моряков и озабоченных пассажиров, движение машин в таинственных глубинах парохода, звонки, попискивание радиотелеграфа, даже журчание воды, которой мыли палубу, — все это почему-то волновало Темгена.
Еще больше действовали на него запахи. Ему нравился совершенно особый запах парохода, в котором чувствовалось и дыхание соленого моря, и смола снастей, и свежая краска блестящих бортов, и горячее смазочное масло, которым тянуло из машинного отделения.
С парохода выгружали длинные ящики с яблоками. Их острый приятный запах щекотал нос молодого шофера и смешивался с запахом моря и парохода, вызывая мысли о далеких, неведомых странах.
Темгену было хорошо на Острове Черного Камня, но он на минуту почувствовал тоску, ему захотелось сесть на этот пароход и ехать — все равно куда: к новым местам и людям, к новому счастью…
Гидросамолет, с которым должна была прилететь какая-то московская женщина, опаздывал.
Шторм, бушевавший вчера над всем северо-востоком, несколько утих, но погода оставалась малоблаго приятной.
Дежурный по порту сказал Темгену, что самолет ночевал в Уэлене и только в десять утра ожидается в Рыбачьем поселке, откуда до острова было еще полтора часа полета.
В распоряжении Темгена оставалось добрых три часа. Он мог бы поехать домой, вернуться в гараж или наведаться к Дружинину в управление, но все это не имело смысла. Щупак и Дружинин были в шахте, а Люба на своем грузовике, наверное, умчалась куда-либо в горы.
Последние дни Дружинин почти все время проводил в шахте. Вчера, например, Темген совсем не видел его, лишь говорил с ним по телефону.
Щупак тоже приходил домой, только чтобы поспать, и, едва успев умыться, валился в кровать. Он был так занят со своими новыми учениками, что почти не виделся с Любой. Нелегко давалась борьба с горячим слоем… Гемген знал это и ничему не удивлялся.
Насмотревшись всласть на пароходы, Темген вытащил книжку и погрузился в чтение.
В половине двенадцатого его позвал к телефону капитан порта.
Дружинин просил передать приезжей, что будет занят до вечера и что ее встретит Вера Петрова.
Самолет задерживался. Только в половине третьего раздался низкий рев моторов, и из-за гор вынырнула тяжелая белая пассажирская машина. Она сделала круг над бухтой и опустилась на воду неподалеку от глиссера начальника строительства.
Моторная лодка помчалась к самолету и вскоре привезла на берег пассажирку и много больших тяжелых ящиков.
Пассажирка была невысокая смуглая женщина в сером кожаном пальто, с небольшим чемоданчиком и толстым портфелем в руках. Она легко поднялась на пристань и тут же начала распоряжаться переноской своих ящиков на склад.
Покончив с этим, она остановилась, оглянулась и увидела ожидавший ее автомобиль. Темген пошел к ней навстречу.
— А где Дружинин? — спросила женщина.
Темген увидел темные, чуть удивленные глаза, тонкий нос и слегка растерянную улыбку на свежих губах.
— Где же Дружинин? — повторила приезжая, заглядывая в машину.
— Занят в шахте, товарищ Климова, — ответил Темген. — Просил передать, что сможет освободиться только к вечеру. Вас встретит Вера Никифоровна Петрова. Вы с ней знакомы?
— Как же не знакома!.. Так, говорите, в шахте? Ну, ясно, где же быть Дружинину, — усмехнулась приезжая.
— Тяжелое время. Горячий слой, — пояснил Темген.
Ему послышалась какая-то обида в тоне пассажирки.
— Да, да, все понятно: иначе не могло и быть! Поехали! — бросила Люся быстро. — Скажите, Дружинин здоров? Как он себя чувствует? — спросила она, когда машина вышла на шоссе.
— Здоров, работает за десятерых, — ответил Темген. — Другой бы не выдержал, а он ничего. Говорит, скоро здесь у нас будут апельсины расти.
— И будут! Раз Дружинин говорит, значит будут, — кивнула головой пассажирка.
— Конечно, будут, — тоном, не допускающим сомнений, подтвердил Темген. — Он что решит — всегда сделает.
Люся с интересом посматривала на молодого шофера. В этих краях она еще не бывала, чукчей видеть близко ей не приходилось. Темген с его бронзовым, чуть красноватым оттенком кожи казался ей индейцем.
— Скажите, вы из Америки? — спросила она осторожно, так как задать вопрос прямо ей почему-то показалось неудобным.
— Нет. С Чукотки, из Рыбачьего поселка, — ответил Темген, не понимая смысла вопроса Люси.
Темген вовсе не был похож на индейца, как показалось Люсе. Все дело было в купанье. Стремясь стать сильным человеком, он продолжал закалять свое тело. Он выкупался в ледяной воде бухты перед самым прилетом самолета и едва успел привести себя в порядок, чтобы встретить приезжую. После купанья его кожа горела, он все еще не мог согреться, но был весьма горд собой…
До сих пор Люся знала Остров Черного Камня только по бесчисленным фотографиям, картам и чертежам. Вид настоящего острова, уже покрытого снегом в горах и подернувшегося желтыми красками осени внизу, до такой степени захватил ее, что она не заметила, как машина подошла к дому Дружинина.
— Люся!
Она спохватилась только тогда, когда машина остановилась у крыльца и на нем появилась выбежавшая с распростертыми объятиями Вера Петрова. Вслед за Верой выскочил и с лаем бросился к машине Камус, а за ним появился Задорожный.
Темген сдал пассажирку сияющей от радости Вере, вручил ее портфель и чемоданчик Задорожному и поехал в гараж.