Павел I является родоначальником новой русской династии — династии Павловичей. По 1856 год в России царствовали его непосредственные преемники: Александр и Николай Павловичи, а ныне царствующий Николай II более чем кто либо из его предшественников живой портрет своего прадеда.
Павел I родился 20 сентября/1 октября 1754 года. Кто был его отцом, трудно сказать. При известной влюбчивости и половой раздражительности Екатерины II никто не может поручиться за то, что она жила с одним мужчиной. Правда, её главным любовником за время беременности пред рождением Павла был камергер её мужа, Сергей Салтыков, но не может подлежать сомнению, что под влиянием Царицы Елисаветы Петровны и окружавших Петра III царедворцев и Петр III находился в интимных сношениях с своей женой. Петр III видимо был не совсем бесплоден, ибо до рождения Павла Екатерина два раза не донесла плода и родила преждевременно.
Екатерина вполне справедливо опасалась, что её преждевременные роды могут навести её врагов из придворных Петра на мысль устранить ее от трона и подучить придурковатого Петра III жениться на одной из его возлюбленных. Ведь два дня спустя после знакомства со своей невестой, Петр без всякой застенчивости заявил ей, что он обручился с ней, только уступая просьбам своей тетки-императрицы, но что он на самом деле влюблен в фрейлину Лопухину, на которой собственно и намеревался жениться, а две недели после свадьбы он беззастенчиво заявляет своей жене, что фрейлина Карр куда как красивее Екатерины и что он поэтому влюблен в нее. Впоследствии Петр считал необходимым даже щеголять своими супружескими неверностями.
Так достоверно известно, что он зачастую приходил совершенно пьяный в спальню Екатерины и еле стоя на ногах будил ее только для того, чтобы сообщить ей о каких либо новых своих похождениях, о преимуществах и красоте той или другой своей новой фаворитки и, расстроив и отколотив свою жену, ложился преспокойно в свою кровать и моментально засыпал в самом игривом настроении духа. Французский посланник Breteuil доносит в 1762 г. своему двору, что Петр III будучи наследником прямо таки угрожал Екатерине, что он поступит с нею, как Петр I с своей женой, т. е. пострижет и упрячет ее.
Екатерина таким образом должна была серьезно опасаться за свою шкуру, и что на нее могло зло обрушиться чрез это несчастное стечение обстоятельств, видно из указа Елизаветы, напечатанного в знаменитом сочинении Кильбасова: «История Екатерины II». Указ этот гласит: «Великая княгиня, которую мы призвали быть достойной супругой нашего возлюбленного племянника великого князя наследника цесаревича Петра Федоровича осчастливлена этою нашей царскою щедротой только в видах того, что её Высочество сумеет повлиять своим умом и высокими душевными качествами на его императорское Высочество и привяжет тем к себе сердце августейшего супруга своего, дорогому нам отечеству подарит православного наследника, нашему же Императорскому дому достойного преемника. Но так как сие возможно лишь в том случае, если брак их высочеств покоится на основах взаимной искренней любви и супружеского согласия и для этого её высочеству необходимо проявлять полное подчинение характеру её супруга, то и надеемся мы, что великая княгиня сознает, что от этого зависит её же счастье и благополучие и, следуя этому сознанию, проявит всевозможные любезности и старания для достижения этой высокой цели». Поистине удивительный документ, в высшей степени характерный для придворных русских нравов минувшего столетия!
Итак Екатерине было довольно ясно сказано, что её же счастье и благополучие зависят от рождения великого князя, православного наследника. Но как быть? Как родить, когда муж её не живет с нею, венерически болен и по всей вероятности начинает страдать полной импотенцией? Нужно было позаботиться о заместителе, распустить слух об импотенции Петра, якобы излечить его и таким образом по рождении сына уверить его, что новорожденный его кровь и плоть.
Вследствие вышеупомянутого указа Екатерина стала бдительнее и внимательнее к своему мужу, она старалась доказать, что не она виновна в бездетности её брака, и прямо заявляет, что «если бы он хотел быть любимым, для неё это не представляло бы особого труда, но Петр остается по прежнему равнодушным к своей жене. Приставленная в качестве надзирательницы к Екатерине госпожа Щоглокова должна была доложить Императрице Елизавете, что без посторонней помощи могущественная Россия останется без наследника. Елизавета стала отнюдь опасаться за трон, зная, что умная и честолюбивая цербстка слишком верит в свою звезду и не остановится ни пред чем для достижения своих целей. Она поэтому сначала соглашается на хирургическую операцию её преемника, якобы для устранения его бесплодности, — т.е. она подается на явный обман, хотя она хорошо знает, что Екатерина уже беременна от интимного сожительства с камергером наследника Цесаревича, Сергеем Салтыковым. А затем она втайне соглашается со связью её племянницы с Салтыковым, так как вся цель была дать России законного наследника.
Mu не должны поэтому удивляться тому, что она вполне равнодушно выслушала доклад своего канцлера Бестужева о предстоящем разрешении от бремени Екатерины, и когда Бестужев без всяких обиняков стал говорить о необходимости признать законность этого ребенка, так как этого требует и государственная мудрость и опытность, и указывать на то, что как Екатерина, так и заместитель (? заместители) Петра скорее заслуживает благодарность, нежели кару, так как они обеспечивают монархии в грядущем строгий порядок в престолонаследии, а это повлечет к внутреннему миру — Елизавета не стала вдаваться в разбор этой маккиавелистической теории канцлера и 20 сентября (1 октября) 1754 с большим торжеством праздновала рождение великого князя Павла, родоначальника ныне царствующей династии Павловичей, — одного отца у него во всяком случае не было и фамилии самостоятельной новый род не имеет; приходится назвать его именем его настоящего основателя.
О рождении Павла существует в России еще и другое предание. Как мы ниже увидим, Екатерине не показали младенца, а немедленно после родов Елизавета унесла его в свои покои, а роженицу оставили без всякого присмотра. Отсюда и появилось предание о том, что рожденный младенец не был мальчиком, а девочкой. По рождении девочки, придворные унесли ее, а Елизавета, у которой на всякий случай находился младенец мужского рода киргизского происхождения в запасе, объявила сего последнего будущим преемником престола.
Нам однако кажется эта легенда весьма неправдоподобной. Ведь нужно было народу доказать только мужеспособность Петра III — больше ничего. Был ли этот плод Наследника мужского или женского рода, это ведь было на первый раз безразлично и не зачем было бы прибегать к чужим детям — и к тому еще детям столь низкого происхождения, — чтобы посадить их на русский трон.
Одинаково несправедливым кажется нам мнение многих исследователей, что Павел I — прямой сын Салтыковых и что ныне царствующая русская династия — династия Салтыкова. Характер Павла I, как мы ниже увидим — настолько походить на характер Петра III, что по теории наследственности в Павле должно было течь не мало своеобразной крови его полоумного отца.
Одним словом Павел I — плод нескольких отцов, но сын Екатерины. Он положил основание новому мужскому поколению — и это поколение Павловичей.
Происхождение Павла от нескольких отцов и подпадение его под рубрику выблядков, никогда впрочём не было тайной в России.
Так известный Кользон рассказывает в своей книге «De la Pologne et des cabinets du Nord» как это было сообщено сыну Павла — Николаю I. В числе декабристов, стремившихся устранить от правления Николая, находился некий полковник Муравьев. Его арестовали главным образом для того, чтобы чрез него узнать имена многих важных заговорщиков, и Николай принял его в особой аудиенции с глазу на глаз. На этой аудиенции Николай обещал Муравьеву полное помилование, если он выдаст своих соучастников, и прибавил при этом: «Я твой властелин, обещаю тебе это торжественно». «Что, — воскликнул обезумевший Муравьев: — ты мой властелин? Ты сын выблядка!» — Император до того разгневался, что набросился на скованного по рукам и ногам Муравьева и стал его беспощадно бить кулаками и ногами, но Муравьев продолжал: «Трус! Ты и вся твоя порода не Романовы!» На Николая нашло настоящее исступление, и неизвестно, чем окончилось бы истязание Муравьева, если бы находившийся за ширмами генерал Бенкендорф не поспешил увести его.