Полковник Марч из Департамента странных жалоб встречал в своём офисе в Новом Скотленд-Ярде многих странных личностей. Но редко его удостаивали визитом особы столь высокого положения, какова была леди Патрисия Мортлейк, единственная дочь графа Кря.
Она ворвалась подобно смерчу прекрасным весенним утром пару-тройку лет назад. Она чуть ли не фыркала своим аристократическим носом. И это несмотря на то, что обыкновенно представляла типичный образец тех томных дам со скучающим бесцветным взглядом и хмурой губой, что столь любимы мистером Ковардом.
– Она отказывается заполнять официальный бланк, сэр, – доложили Марчу. – И с ней проклятый пекинес! Но она показала мне записку он самого комиссара…
– Впустите её, – велел полковник Марч.
Леди Патрисия погрузилась в кресло, взмахнув мехами, с пекинесом на руках. Будучи прославленной красавицей, она, вероятно, на фотографиях выходила лучше, чем в жизни. Её красота была подобна отшлифованной статуе, а её скулы казались твёрже фарфора.
Она обнаружила себя напротив полного и добродушного человека (в семнадцать стоунов[2] весом) с рябым лицом, скучающими глазами и коротко стрижеными усами. Он покачивался у камина, куря коротенькую трубку; инспектор Робертс стоял возле него с раскрытой записной книжкой.
– Я хочу, чтобы вы нашли его, – сказала леди Патрисия жёстко.
– Нашли его? – переспросил полковник Марч. – Кого нашли?
– Фрэнки, естественно, – сказала леди Патрисия с долей нетерпения. – Моего жениха. Вы ведь слышали о нём?
Лицо Марча просветлело. Всякий читатель газет вспомнит, какие политические надежды возлагались в то время на достопочтенного Фрэнсиса Хейла, самого младшего из министров кабинета. Фрэнсис Хейл был молод. Он был богат. Он был образован. Перед ним расстилалось будущее, полное величия. Всё, что говорилось против него, оборачивалось, если позволите так сказать, ему же во благо. Фрэнсис Хейл совершал исключительно правильные поступки, даже в своём обручении с обедневшей дочерью обедневшего пэра. Он был трезвенником, противником курения и человеком исключительно морального поведения. Полковник Марч в своём частном мнении полагал его в некоторой степени ”напыщенным ничтожеством”.
– Что касается меня, – холодно заметила леди Патрисия, – у меня с ним всё кончено. Мы сделали для этого мужчины всё! Всё! Правильные люди, правильные места, правильные знакомства. И я считаю себя женщиной широких взглядов. Но когда он собрался читать речь на банкете Корпорации[3] и явился в стельку пьяным!
Прежде уже говорилось, что едва ли что-то на свете могло удивить полковника Марча. Этому заявлению, однако, почти это удалось.
– И потом, – продолжала леди Патрисия, возмущённо взмахивая мехами, – когда появляется эта рыжая бестия – и он на полном серьёзе волочится за ней на публике – это, простите, нечто!
Полковник Марч прокашлялся.
В действительности, он едва успел скрыть довольную улыбку. Все нормальные человеческие существа находят весьма приятным, приносящим неизъяснимое удовлетворение наблюдать, как надутые щёголи пускаются во все тяжкие. Полковник Марч не был в этом случае исключением. Но он поймал её взгляд – и не произнёс ни слова. Леди Мортлейк была не глупа. К тому же он заметил суровость её взора и напряжённость скул.
– Я осмелюсь предположить, вы находите всё это очень смешным? – произнесла она. – Ни в коей мере… И ещё я предположу, – продолжала она, широко распахнув глаза и поглаживая собаку с пугающим спокойствием, – вам непонятно, как это касается полиции?
– Раз уж вы это упомянули…
– Но полицию должно волновать, я уж надеюсь, что Фрэнки бесследно исчез? Весь его департамент низвергнут в хаос в самый критический момент; не говоря уже про неудобства, доставленным моим родителям и мне? Не должно ли вас смутить, что он испарился прямо из того ужасного офиса на Пикадилли, где творились вещи, недоступные пониманию?
Полковник Марч мрачно оглядел её.
– Продолжайте, – пригласил он.
– Он стал вести себя странно, – начала леди Патрисия, – около месяца назад. С тех самых пор, как впервые увидел это.
Из-под пальто она извлекла экземпляр известного художественного еженедельника консервативно-снобистского толка и развернула его. Она пролистала газету до раздела объявлений. Кончиком алого ногтя она указала на одно из объявлений, набранное жирным чёрным шрифтом. Оно гласило просто:
Уильям и Вильгельмина Вильсон, 250А, Пикадилли
И больше ничего.
– Объявление напечатано лишь в лучших газетах, – уверила девушка. – И как только Фрэнки его видит, он сходит с ума.
Полковник Марч нахмурился.
– И чем же, – спросил он, – занимаются Уильям и Вильгельмина Вильсон?
– Вот в том-то и дело! Я не имею понятия.
– Но если у них законное дело, они должны быть внесены в реестр?
– А они – нет. – Её верхняя губа торжествующе поднялась. – Я знаю, потому что мы отправили за Фрэнки частного детектива. И детектив уверяет, что они продают пылесосы.
Хотя инспектор Робертс в отчаянии прекратил попытки вести записи, полковник Марч воспрянул с обновлённым интересом. Он продолжал покачиваться возле огня и выпускать дым из своей короткой трубки.
– Всё началось, – продолжила она, – однажды вечером, когда я дожидалась его в автомобиле у Палаты общин. Он стоял на ступеньках входа и нескончаемо говорил с этой ужасной лейбористской свиньёй – не знаю его имени. Он просто не спускался, сколько бы я ему ни махала. Когда же он соизволил присоединиться ко мне, он смотрел на меня странным взглядом и велел шофёру остановиться у ближайшего газетного киоска. Там он вышел и купил номер этой газеты.
Она продемонстрировала,
– Я не могла разобрать, что именно он высматривает. Но я знала, что с ним что-то не так. Я спросила его, может ли он проявлять хоть немного интереса в том, что я для него делаю. Хотя бы посетить концерт камерной музыки, который я организовала в тот день, где трио Хулио будет представлять нарезки из произведений современных мастеров. А он ответил… – И что же? – спросил полковник Марч.
– Он сказал: ”К чёрту всех современных мастеров”. А это просто несправедливо, ведь Хулио на пике своей формы в этом сезоне.
– Да ну?
– Потом я застала его вырезающим вот это объявление из газеты. Это могло ничего не значить, и я позабыла о случившемся. Но буквально неделю назад я вновь увидела, как он его вырезает, на сей раз из ”Таймс”. Так что, – объяснила леди Патрисия, – я решила выяснить, что есть эти ”Уильям и Вильгельмина Вильсон“ на самом деле. Вчера я нанесла им визит.
Её глаза приняли проницательный, задумчивый вид.
– Кем бы они ни были, – медленно произнесла она, – денег у них немерено. Я ожидала, что это будет какая-то задрипаная старая комната, понимаете. Но нет! Боже мой, они работают в громадном новом офисном здании прямо напротив Грин-Парка. Это настолько по-деловому: совершенно непонятно для меня. Вы поднимаетесь на лифте, а там широкий мраморный коридор и стеклянная дверь с табличкой ”Уильям и Вильгельмина ВИЛЬСОН“ на ней.
Было видно, что она с трудом подавляет гнев. Как будто вспомнив, что надо быть женственной, леди Патрисия подняла пекинеса, потрясла им в воздухе и посюсюкала ему своими соблазнительными губами; пёс старательно сдувал из своих глаз попавшую туда шерсть и выглядел совершенно незаинтересованным.
– Я открыла дверь, – сказал она, – и там была большая гостиная. Пустая. Там были неплохие бронзовые статуэтки и гравюры. Я позвала. Я постучала по столу. Но никто не явился. И вот, когда я думала, что делать дальше, мой Флопит – прелестное создание, не правда ли? – заметил другую дверь и начал на неё лаять.
Она глубоко вдохнула.
– Я открыла эту дверь. Там оказался просторный кабинет, вроде кабинета секретаря. В середине стоял большой рабочий стол, а возле него кресло-качалка. И вот в кресле сидел Фрэнки – мой Фрэнки. А на его коленях, обхватив его шею своими руками, сидела кошмарная рыжая девчонка лет девятнадцати от роду!
Больше сдерживаться не было сил. Кашель полковника Марча был столь долгим и вымученным, что даже слепому было бы понятно, что что-то не так. Острый взор леди Патрисии тоже это заметил и не одобрил. Но теперь ей нужно было уже договорить до конца.
– Ну, в самом деле! Я надеюсь, я достаточно широко мыслю, но настолько!.. Я кипела, понимаете, совершенно кипела. Я ничего не сказала, просто подхватила Флопита за его бесценную шейку и вышла прочь, и дверь захлопнула. Я прошла через приёмную и вышла назад в холл. Но дальше я не пошла. В конце концов, судьба Фрэнки беспокоит меня. И Фрэнки настолько богат, и после этого она заграбастает его деньги, в то время как я, работая и вкалывая ради Фрэнки как никто… короче, это очень подло.
Я ждала у входа. Наконец я решилась вернуться и разобраться с ними. Но войдя в приёмную вновь, я застали там человека, которого раньше не видела. Хорошо одетого пожилого джентльмена. Очень приметной внешности: совершенно лысого, за исключением седой пряди на самом затылке, спускающейся аж до воротничка.
Он сказал: – Да, мэм?
Я сказала: – Кто вы такой?
Он сказал: – Меня зовут Уильям Вильсон. У вас назначена встреча?
Тут я потребовала немедленно провести меня к мистеру Хейлу. Он как ни в чём не бывало поднял брови и нагло заявил, что Фрэнки там нет; что он никогда не слышал ни про какого мистера Хейла и не понимает, о чём я говорю. Я тогда предположила, что он, видимо, и о рыжей девушке не знает? Он поглядел на меня удивлённо и сказал, что речь, вероятно, идёт о мисс Вильгельмине Вильсон, его племяннице и секретарше – только подумайте об этом! – но он всё равно не знает никакого Хейла.
Это было уже слишком! Я просто прошла мимо него и распахнула в дверь в кабинет, где я видела Фрэнки раньше. Фрэнки там больше не было; но рыжая оставалась там. Она стояла перед другой маленькой дверцей, ведущей в своего рода гардеробную, и выглядела омерзительно виноватой. Я просто отодвинула её прочь и заглянула туда. Но… – Леди Патрисия Мортлейк сглотнула.
– Да? – произнёс полковник Марч.
– Фрэнки там тоже не было, – закончила она.
– Его не было в гардеробной?
– Его не было нигде, – заявила леди, пожимая плечами. – Там была всего лишь ещё одна комната, большой частный офис с видом на Пикадилли на четвёртом этаже. Он там не прятался, я и туда заглянула. И ни из одного кабинета некуда выйти, кроме как обратно через дверь в главный коридор, где стояла я. Фрэнки там не было. Но его одежда была.
– Что? – воскликнул полковник Марч.
– Его одежда. Костюм, в котором он был: включая его часы, и записную книжку, и документы, и перстень, и перьевую ручку, которую я подарила ему на день рождения. Все они были сложены в шкафчике в гардеробной. Только одежда, но ни следа самого Фрэнки. И с тех пор он не появлялся. Теперь вы понимаете, почему я здесь?
Доселе полковник Марч выслушивал рассказ в снисходительной манере. Теперь его пепельные брови сдвинулись вместе.
– Позвольте мне уяснить кое-что, – потребовал он резким и довольно жутковатым голосом. – Вы говорите, он в буквальном смысле слова исчез? Не мог он, к примеру, выскользнуть наружу, пока вы были заняты осмотром остальных помещений?
– Без всей своей одежды? – риторически спросила Патрисия.
Настала пауза.
– Фрэнки! – почти простонала она. – Из всех людей на свете, именно Фрэнки! Конечно, я допускаю, что он мог выскользнуть. Да, вообще говоря, он мог и из окна вылезти и спуститься по стене здания прямо на Пикадилли. Но не в нижнем белье же? Фрэнки?!
– Предположим, у него был с собой запасной комплект одежды?
– С чего бы? – спросила Патрисия, вновь не ожидая ответа.
Нечасто полковник Марч находил себя в тупике, совершенно выпотрошенным и приставленным к стенке. Но теперь, похоже, был один из таких случаев.
– И что вы предприняли после этого?
– А что я могла сделать? Его нет в его квартире, и в своём загородной доме он не появлялся. Никто из его друзей, даже личный секретарь, не догадывается, где бы он мог быть. Я даже говорила с этим ужасным лейбористом, с которым они, предположила я, сблизились в последнее время, и мне показалось, что он собирается расхохотаться мне в лицо. Но даже он поклялся, что не знает местонахождения Фрэнки.
– Гм, – произнёс полковник Марч.
– Мы не можем сделать эту историю публичной, видите ли. Это было бы разрушительно! Так что вы – последняя наша надежда. У вас есть теория?
– Ох, теории! – раздражённо отмахнулся рукой полковник. – Я могу выдумать с полдюжины теорий. Но ни одна из них не разрешает главной трудности. Допустим, загадочные Уильям и Вильгельмина Вильсон убили его и прячут тело. Предположим, против него устроен жуткий политический заговор. Допустим, Фрэнсис Хейл загримировался и выдаёт себя за достойного пожилого джентльмена с седыми волосами…
Патрисия дёрнулась.
– Гипотеза ничуть не хуже, – хмуро заметил полковник, – чем идея о выходе на улицу в нижнем белье. Но я повторю: допускайте что угодно! Это всё равно не даст мне ответа на самую главную загадку.
– Какую именно?
– Профессию Уильяма и Вильгельмины Вильсон, – отозвался полковник Марч. – Есть мысли, Робертс?
Инспектор Робертс, захлопнув свою записную книжку, отнесся к вопросу со всей серьёзностью.
– Ну, сэр, – начал он нерешительно.
– Да-да, продолжай!
– Ну, сэр, вопрос, видимо, стоит так. Либо мистер Хейл испарился по собственной воле, либо нет. Мне думается, что скорее нет.
– А? Почему же?
– Личные вещи, – сказал Робертс. – Часы, бумаги и прочее. Если вы собираетесь залечь где-нибудь на дно, разве не будут это те вещи, что вы возьмёте с собой в первую очередь? Это ведь совсем не то, чтобы подстроить ложное самоубийство или что-то в этом же роде. Только что он удобно расположился в кабинете с юной леди на коленях, – Робертс закашлялся и быстро отвёл взгляд от посетительницы, – и вот он уже пропал. Вот эта часть мне и не по душе.
Полковник Марч хмыкнул.
– И тем не менее, – продолжал Робертс с энергией, – если эта парочка решила его убрать с дороги, я в упор не вижу ни как, ни зачем. Это как будто история из-под пера Эдгара Аллана По.
Он прервался, ибо любопытное выражение озарило лицо полковника Марча: а именно, в точности такое, что бывает у людей, с размаху ударенных по затылку клюшкой для гольфа,
– Боже всевышний! – пробормотал он замогильным голосом призрака. – Неужели всё именно так?
– Именно – как? – потребовала объяснений леди Патрисия.
– Имя, – сказал полковник Марч, наверное, самому себе, – может быть простым совпадением. С другой стороны, оно чересчур уместно. – Он повернулся к леди Патрисии: – Скажите мне. Умеет ли Фрэнсис Хейл выпивать?
Она уставилась на него в ответ:
– Я не понимаю, о чём вы говорите!
– Нет, прекрасно понимаете, – полковник умел быть настойчивым. – Вы мне сами сказали, что Хейл в один из его приступов отчаяния – ээ– в один из его эпизодов необычного поведения напился на банкете Корпорации. Что именно он пил?
Леди подняла голову,
– Абсолютно всё подряд, – сказала она. – Начиная с коктейлей и вплоть до бренди. Он просто брал бокалы и выхлебывал залпом. Мой отец был в жутком гневе.
– И как это на нём отразилось? На Хейле, я хочу сказать?
– Говорят, что он никогда не произносил лучшей речи. Он перепутывал порядок страниц в процессе чтения; и для всех, кто осознавал, о чём, собственно идёт речь, она была совершенным потоком бреда. Но никто ничего не заметил. Им всем даже понравилось: и это весьма милосердно с их стороны, учитывая. ..
Полковник Марч потёр руки. Он был абсолютно восхищён и доволен собой, и ширина его улыбки грозила выпадением трубки изо рта.
Наконец он встал и похлопал клиентку по плечу.
– Отправляйтесь домой, – сказал он. – Идите домой, примите аспирин и прекратите всяческие волнения. Инспектор Робертс и я отправляемся нанести Вильсонам визит. Я совершенно уверен, что я найду выход из сложившегося положения. В действительности я могу это обещать, теперь, когда я угадал. ..
– Что угадали? – спросила леди Патрисия, угрожая ему собакой.
– Вид мошенничества Уильяма Вильсона, – сказал полковник Марч.
Бесшумный лифт доставил их на четвёртый этаж дома 250А по Пикадилли. Священная тишина, будто в храме, царила в этих мраморных просторах. Имена ” Уильям и Вильгельмина Вильсон“ были набраны чёрными буквами на стекленной двери скромно, как на визитной карточке. Поставив инспектора Робертса перед собой, полковник Марч толкнул дверь.
Приёмная внутри была обита коврами и приглушённо освещена. Для развлечения ожидающих на столике посредине были разбросаны журналы; вопрос, сводивший с ума инспектора Робертса, был ”чего же, к дьяволу, они здесь ждут?“ А за стойкой в дальнем углу сидела маленькая и стройная рыжеволосая девушка, просматривая номер модного издания.
– Мисс Вильсон? – произнёс полковник Марч.
– Да? – отозвалась мисс Вильсон с вежливой живостью.
– Я хотел бы повстречаться с вашим дядей,
И полковник Марч положил на стойку свою визитку.
В течение пары секунд мисс Вильсон внимательно её рассмотрела и подняла голову. Если такой закоренелый моралист, как Фрэнсис Хейл, действительно влюбился в мисс Вильсон, инспектор Робертс мог полностью его поддержать; скромность её голубых глаз была обманчивой, а тонкий ротик вряд ли был скуп на поцелуи.
Но если Робертс ожидал увидеть на ней следы виноватости или даже нервозности, он просчитался. Её лицо пересекла улыбка подлинного детского восторга, которую она, впрочем, быстро скрыла.
– Мой дядя, пожалуй, ожидал вас, – признала она. – Не пройдёте в нашу гостиную?
Она провела их через кабинет секретаря – со знаменитыми столом и креслом-качалкой – в третий кабинет, тот, что с видом на Пикадилли. Здесь, за ещё одним похожим столом, восседал полный пожилой джентльмен с манерами кардинала. Его блестящая лысая голова была оживлена пучком седых волос, ниспадавших на воротник. Он носил пенсне, сквозь которое изучал пачку крупноформатных фотографий. Он поднялся и любезно приветствовал вновь прибывших.
– Моя племянница верно говорит, – сказал он, – я ожидал вашего визита. – Он посуровел. – Пожалуйста, садитесь. И тебе лучше остаться, Вильгельмина, дорогая.
– В таком случае, – сказал полковник Марч, – перейду сразу к делу. Разумеется, Вильсон – не настоящая фамилия?
Мистер Вильсон обиженно простонал.
– Разумеется, нет. Это торговая марка. Полёт поэтической фантазии, – он взмахнул рукой, – если желаете.
– Да, – подтвердил полковник Марч. – я так и догадался, как только понял, в чём ваше мошенничество.
Теперь мистер Вильсон был не просто обижен; он был по-настоящему уязвлён.
– Мошенничество! – воскликнул он. – Мой дорогой сэр! Вовсе нет! Это слишком сильное слово. Профессия, если позволите. Бизнес, если так уж настаиваете. Да: пусть будет бизнес – и весьма обширный к тому же. В конце концов, я лишь современный человек, просто обнаруживший новую потребность среди тех, кто может себе её позволить. Я обеспечиваю эту потребность. Вот и всё.
– Вас не пугает, что я могу вас разоблачить?
Мистер Вильсон позволил себе усмехнуться.
– Едва ли. Если вы посмотрите сюда, – он махнул в сторону шкафа с папками вдоль стены, – и прочитаете имена некоторых моих наиболее влиятельных клиентов, я убеждён, что вы и думать бросите о публичном разоблачении. Вот, к примеру, был любопытный случай… но не будем столь откровенничать. – Мысли его возвратились к прежней обиде. – Профессия, да. Бизнес, да. Но мошенничество? Да бросьте! Напротив, мне приятно полагать себя своего рода общественным благотворителем!
Инспектор Робертс был человеком терпеливым. Будучи ассистентом полковника Марча, он не имел другого выбора. Но есть пределы не только человеческому любопытству, но и преданности подчинённого.
– Сэр, – вскричал он внезапно, – я больше не в силах этого выносить. Прежде чем я лишусь остатков рассудка, вы объясните мне, в чем дело? Что здесь вообще происходит? Что у этого парня за мошенничество? И почему, во имя всего святого, он называет себя Вильсоном?
Все трое обернулись к нему – мистер Вильсон с застывшей колкостью на языке, мисс Вильсон с улыбкой, а полковник Марч с непроницаемым лицом.
– Он называет себя Уильямом Вильсоном, – ответил полковник Марч, – в честь рассказа с тем же названием . Этот рассказ написан Эдгаром Алланом По, как вы столь неоценимо предположили. Вы не помните сюжет?
– Нет, сэр, никогда о нём не слышал.
– Уильям Вильсон, – сказал полковник Марч, – встретил самого себя.
Робертс моргнул:
– Встретил самого себя?
– Он встретил свой собственный образ, – объяснил полковник Марч, удобно усаживаясь в кресле. – Наш мистер Вильсон меня восхищает. Он возглавляет единственное в своём роде агентство. Он предоставляет двойников известным людям для их незначительных публичных появлений, позволяя оригиналам оставаться дома и работать.
Мистер Вильсон перегнулся через стол и заговорил откровенно.
– Вы будете потрясены, – признался он, – насколько востребованы наши услуги. Представьте себе жизнь публичного человека! Когда он должен быть за работой, традиция требует, чтобы он бесконечно присутствовал на мероприятиях, ни одно из которых не несёт ни капли пользы. Он совершает непрекращающиеся осмотры учреждений, закладывает первые камни, выступает на встречах матерей. Едва ли кто-то из встречаемых им там людей видел его раньше или увидит позже вновь. Так что хороший двойник!..
Мистер Вильсон глубоко и горько вздохнул.
– Боюсь, что идея вовсе не моя, – продолжил он. – Это уже опробовал на себе несколько лет назад очень знаменитый американец. Ему просто невыносимо надоело пожимать руки.
Вильгельмина Вильсон со всей преданностью бросилась успокаивать его.
– Но ты первый и единственный, кто увидел в этой идее коммерческие возможности, – выкрикнула она и присела на краешек стола, как бы в намерении защитить его. (Она, впрочем, слегка потеряла в драматичности жеста, подмигнув в этот момент полковнику Марчу.)
– Спасибо тебе, дорогая, – сказал мистер Вильсон. Он вновь повернулся к гостям: – Наши расценки, конечно, выше ожидаемого, – извиняясь, добавил он. – Но вы не представляете всех возможных трудностей. Однажды пришлось отправиться в Южную Африку, чтобы добыть сколько-нибудь похожего дублёра для… нет-нет, опять же, не будем столь откровенными! – Он прикрыл глаза и счастливо улыбнулся. – Потом возникает вопрос манеры речи, постановки голоса и всего прочего. Когда в следующий раз будете смотреть в кинотеатре ленту новостей, наблюдайте очень внимательно! Возможно, вы заметите много того, что вас удивит.
К инспектору Робертсу вернулся дар речи.
– Так мистер Хейл… – начал он.
– Ах, да, – промурлыкал владелец конторы, потирая руки и ухмыляясь полковнику Марчу. – Мистер Хейл! Я полагаю, вас заинтересовал тот инцидент, когда дублёр мистера Хейла– весьма многообещающий молодой актёр по имени Габриэль Фиск – напился на том банкете?
– Инцидент, да, – возразил полковник Марч, – но, видимо, не тот, о котором вы подумали. Кстати, вам не кажется, что это было слишком безрассудно с его стороны?
– Вероятно, – печально признал мистер Вильсон. – Но это было меньшее из возможных зол. Видите ли, мы не были предупреждены заранее, что невеста мистера Хейла тоже будет присутствовать; иначе бы мы вовсе не осмелились. Так что, на случай, если Фиск совершит какую-нибудь грубую ошибку в образе, он должен был иметь достойный повод её совершить. Мистер Хейл – убеждённый трезвенник не только для прессы, но и в жизни. Но ведь (я так полагал) даже трезвенники иногда меняют свои привычки?
Полковник Марч усмехнулся.
– Привычки изменить, да. – Сказал полковник. – Что он не в силах переделать, так это собственную пищеварительную систему. Он не способен так просто пройти весь список вин, от коктейлей до бренди, не испытав ни тошноты, ни смертельного желания спать. Для человека, не пробовавшего алкоголя прежде в жизни, это невозможность конкретно физическая. Когда я услышал об этом маленьком представлении, я сказал себе: ”Это великолепно; но это не Хейл”. Но раз уж мы заговорили о невесте. . .
Вильгельмина Вильсон собралась с силами. В течение предшествующего разговора она несколько раз была готова вставить свои слова. Она всё ещё сидела на краю дядюшкиного стола, мрачно уставившись на кончик своего тапочка. Когда полковник Марч сказал последние слова, она посмотрела на дядю в поиске защиты.
Но мистер Вильсон нисколько не смутился.
– Ах, это! – воскликнул он. – Вы про то несчастное происшествие вчера утром!
– И что в нём такого несчастного? – спросила девушка с внезапной страстью.
– Спокойно! – сказал её дядя, сурово, но нежно погрозив ей пальцем. Он выглядел обеспокоенно. – Полковник Марч, моя племянница – импульсивна. Точь-в-точь как её бедная мать, моя сестра. И ей очень нравится молодой Габриэль Фиск.
Теперь вы понимаете, надеюсь, что произошло? Этот набор одежды с записной книжкой, часами и всем прочим не имеет к делу никакого отношения. Это часть сценического образа. Мистер Хейл предоставил нам идентичные дубликаты всех его личных вещей. Я артист, сэр, или я никто. Ни весь костюм, ни его составные части не надевались уже неделю. Фиск оставил их здесь в шкафу, переодевшись в гардеробной после появления на цветочной выставке в Мазвелл-Хилле в прошлый вторник.
Вчера Фиск в своей обычной одежде явился за дальнейшими инструкциями. Он и моя племянница, – мистер Вильсон прокашлялся. – Было очень неудачно, что леди Патрисия Мортлейк зашла именно в этот момент. Фиск, конечно, сразу улизнул, пока она была занята осмотром. К сожалению, леди Патрисия – упорная женщина. Она устроила погром на этаже, обнаружила костюм и вообразила себе – боюсь представить, что именно.
– А Хейл? – спросил полковник Марч, не моргнув глазом. – Подлинный Хейл? Где он теперь?
И вновь мистер Вильсон взял извиняющийся тон.
– Прячется в уединённой комнате своего загородного дома, засунув голову под подушку, пытаясь выдумать объяснение своего предположительного поведения. Даже если он раскроет правду, боюсь, леди Патрисии она не понравится. И я, вероятно, м-м-м, потерял клиента. Жизнь, – заключил мистер Вильсон, грустно покачивая головой, – трудная штука.
– Бесспорно.
– В любом случае, как я уже говорил, вы ведь не раскроете нашу маленькую тайну? Наше мошенничество, как вам хочется его называть?
Полковник Марч поднялся на ноги. Всегда внушительный, он заполнял собою всю комнату. Он надвинул свою шляпу на лоб чуть под чуть более бандитским углом, чем уместно, и подобрал свою трость с серебряным набалдашником. Его рябое лицо покраснело.
– Искренне говоря, – произнёс он, – мне не оставлено другого выхода. Вы полностью меня обыграли. Если я правильно понял положение, раскрыть это мошенничество– значит разрушить половину общественных репутаций в Англии. Мы не можем этого позволить. Народ следует оставить в заблуждении. Боже мой, народ обязан оставаться в заблуждении! Так что, если и мисс Вильсон подтвердит правоту этой версии…
– Да, – сказал девушка, потупив глаза.
– Тогда более не о чем говорить. Хорошего вам дня, сэр!
– И вам, полковник Марч, – поклонился мистер Вильсон. – Вильгельмина, дорогая, проводишь джентльменов наружу?
Вильгельмина их проводила. Тем не менее она вовсе не выглядела довольной исходом дела. Впервые в её манере проявились следы нервозности. В приёмной она резко остановилась и развернулась к ним лицом.
– Вы старый, – начала она резко и сорвалась не то в хохот, не то в рыдание, – полковник Марч не разобрал, что именно. – О чём вы думаете?
– Думаю? – повторил полковник Марч с выражением полнейшей невинности.
– Да, думаете! И вы отлично это знаете! По вашему лицу сразу видно! В чём дело? Неужели вы и теперь не верите нашему рассказу? Я вам клянусь, что этой одежды никто не касался всю неделю!
– Ах, это? – сказал полковник, усмехаясь. – В это-то я верю.
– Тогда что ещё? О чём вы думали?
– Ну, – сказал полковник Марч, – раз уж вы спросили, я думал о собаке.
– О собаке? – эхом отозвалась она.
– О собаке леди Патрисии Мортлейк. Жуткое создание. Впрочем, это просто я не люблю пекинесов. – Полковник Марч задумался. – Было у неё одно качество, однако, на которое я обратил внимание. Пёс Флопит совершенно не интересуется незнакомцами. Покажи ему весь личный состав Скотленд-Ярда, он и глазом не пошевелит, не говоря уже об издавании звуков. Это такая собака, что лает лишь на запах или вид того, с кем отлично знакома. Так что, если бы с вами вчера здесь был Габриэль Фиск, я бы крайне удивился, с чего бы Флопиту поднимать весь этот шум, привлекший в конце концов внимание леди Патрисии к вам обоим.
И пока голубые глаза замерли на нём, а выражение шаловливого оживления сохранилось на её лице даже сквозь прилившую краску смущения, полковник Марч добавил последнее слово.
– Не отпускайте его, – велел он глубоким шёпотом. – Вы подходите ему гораздо лучше, нежели высокородная истеричка, распланировавшая его жизнь до последнего мюзикла и приёма.
– Я люблю Фрэнка Хейла уже очень давно, – призналась девушка. – Но я думала, для него будет лучше, если мы скажем…
– Вам с дядей нет никакого резона лгать, чтобы ублажать её, – сказал полковник Марч. – Что до Хейла, то в нём ещё, надеюсь, теплится немного человечности. С вами, дай-то Бог, он, ещё сможет стать настоящим государственным деятелем. Хорошего дня, мисс Вильсон. Пошли, Робертс. На нашем веку найдутся жалобы и постраннее…