Рисунок жизни

Design for Living by Noël Peirce Coward (1933)

Перевод Виктора Анатольевича Вебера

Комедия в трех действиях

Действующие лица:

Джильда

Отто

Лео

Эрнест Фрайдман

Мисс Ходж

Мистер Бирбек

Генри Карвер

Элен Карвер

Грейс Торренс

Мэттью

Действие первое:

Студия Отто в Париже

Действие второе:

Сцена 1: Квартира Лео в Лондоне (спустя восемнадцать месяцев)

Сцена 2: Там же (через несколько дней)

Сцена 3: Там же (следующим утром)

Действие третье:

Сцена 1: Квартира Эрнеста в Нью-Йорке (спустя два года)

Сцена 2: Там же (следующим утром)

Действие первое

Сцена 1

Довольно обшарпанная студия в Париже. В заднике большое окно, выходящее на крыши. В глубине сцены, слева, дверь, ведущая на лестницу, которая, соответственно, выводит на улицу. Справа, ближе к рампе, дверь в маленькую кухню. Занавес поднимается в десять утра весеннего дня. Студия пуста. Джильда выходит из кухни с кофейником и молочником. Ставит их на столик у окна, на котором уже стоят чашки, стаканы, сахарница и т. д. Джильда — красивая женщина лет тридцати. Внезапно в дверь слева стучат. Джильда бросает короткий взгляд на дверь, поднимается и идет в спальню. Тут же возвращается, тщательно прикрыв за собой дверь. Вновь стук во входную дверь. Джильда открывает ее, на пороге Эрнест Фрайдман, представительный мужчина, от сорока до пятидесяти лет. В руках у него картина, завернутая в упаковочную бумагу.

Джильда. Эрнест!

Эрнест. Можно войти?

Джильда. Я не знала, что ты вернулся.

Эрнест. Приехал ночью (он входит, прислоняет картину к стене).

Джильда. Это что?

Эрнест. Нечто потрясающее, превосходное.

Джильда. Матисс?

Эрнест. Да.

Джильда. Ты его все-таки добыл.

Эрнест. До сих пор не могу в это поверить.

Джильда. Так быстро показывай!

Эрнест. Его должен увидеть и Отто.

Джильда. Он спит.

Эрнест. Разбуди его.

Джильда. Не сейчас, Эрнест. Он всю ночь мучался от невралгии.

Эрнест. Невралгии?

Джильда. Да, от воспаления нервов. На лице — справа, на теле — слева.

Эрнест (освобождая картину от бумаги). Разбуди его. Одного взгляда на этот шедевр хватит, чтобы мгновенно излечить его невралгию.

Джильда. Едва ли. Он только что заснул. Мучался ужасно. Я закармливала его аспирином и носилась с грелками, подкладывала и туда, и сюда…

Эрнест (раздраженно). Представить себе не мог, что одному человеку может понадобиться столько грелок.

Джильда. У меня есть запасная, на случай, что какая-нибудь потечет.

Эрнест. Тут поневоле выйдешь из себя. Тащишь такую большую картину через весь город, а Отто выбирает именно этот день, чтобы слечь с невралгией.

Джильда. Он ничего не выбирал. Ты и представить не можешь, как он страдает. Все его маленькое личико аж перекосило.

Эрнест. Лицо у Отто огромное.

Джильда. Покажи мне картину, Эрнест, и перестань злиться.

Эрнест (ворчливо). Я просто стравливаю напряжение.

Джильда. Спасибо, дорогой.

Эрнест. И не притворяйся, будто ты обиделась. Все знают, тебя интересуют только те картины, которые написал Отто.

Джильда. Хочешь кофе?

Эрнест. Почему две чашки, если у Отто невралгия?

Джильда. Привычка. На столе всегда две чашки.

Эрнест (окончательно развернув картину, поворачивает ее к Джильде). Вот!

Джильда (всматриваясь). Да, хороша.

Эрнест. Отойди чуть дальше.

Джильда (отходит). Очень хороша. И сколько?

Эрнест. Восемьсот фунтов.

Джильда. Ты торговался?

Эрнест. Нет, они сразу назвали цену.

Джильда. Думаю, ты поступил правильно. Дилеры или частные владельцы?

Эрнест. Дилеры.

Джильда. Вот твой кофе.

Эрнест (берет чашку, не сводя глаз с картины). Она не похожа на другие его работы, не так ли?

Джильда. И что ты будешь с ней делать?

Эрнест. Немного подожду.

Джильда. А потом продашь?

Эрнест. Скорее всего.

Джильда. Для нее нужна отдельная комната.

Эрнест. С твоими проектами по интерьерам я тебя и близко не подпущу. Руки прочь!

Джильда. Ты не думаешь, что я — хороший дизайнер?

Эрнест. Скорее нет, чем да.

Джильда. Ты так любезен, Эрнест.

Эрнест (возвращаясь к картине). Отто сойдет с ума, когда увидит ее.

Джильда. Ты думаешь, что Отто — хорош, не так ли? Ты думаешь, он добьется признания?

Эрнест. Он к этому идет. Медленно, но верно.

Джильда. Не так, чтобы медленно. Пожалуй, быстро.

Эрнест. Тигрица, защищающая своих детенышей!

Джильда. Отто — не мой детеныш.

Эрнест. Твой, твой. Отто — общий детеныш.

Джильда. Ты думаешь, он — слабак, не так ли?

Эрнест. Разумеется.

Джильда. А я, по-твоему, сильная?

Эрнест. Как буйволица.

Джильда. За последние две минуты ты обозвал меня тигрицей и буйволицей. Не слишком ли ты увлекся зоологией?

Эрнест. Темпераментная буйволица, Джильда. Иногда истеричная буйволица. А сейчас очень уж нервная буйволица! Что с тобой этим утром?

Джильда. А что со мной?

Эрнест. В глазах у тебя безумный блеск.

Джильда. Он был всегда. Это одно из главных моих достоинств! Я удивлена, что ты не замечал его раньше.

Эрнест. Годы берут свое, Джильда. Возможно, глаза у меня уже не такие зоркие, как прежде.

Джильда (рассеянно). Может, и не такие.

Эрнест. Если своим старческим слабоумием я навеваю на тебя скуку, не стесняйся, сразу дай мне знать, хорошо?

Джильда. Не идиотничай!

Эрнест (задумчиво). Может, зря я заявился так неожиданно. Наверное, следовало прислать записку, договориться о встрече.

Джильда. Слушай, будь хорошим мальчиком и перестань меня доставать.

Эрнест. Ты — потрясающе красивая женщина, особенно, когда не можешь собраться с мыслями. Жаль, что на портретах Отто ты всегда такая спокойная. Он определенно что-то не ухватывает.

Джильда. Когда он будет рисовать меня в следующий раз, ты должен быть рядом и бомбардировать своими остротами.

Эрнест. Послушай, с моей ролью давнего и уже ни на что не претендующего друга семьи, я имею право на доверительные отношения! Если что-то не так, ты можешь мне об этом сказать, знаешь ли. Возможно, я даже сумею помочь, мудрым старческим словом. Или двумя.

Джильда. Говорю тебе, все в порядке.

Эрнест. Все-все?

Джильда. Поджарить тебе гренок?

Эрнест. Нет, благодарю.

Джильда. Сегодня очень жарко, не так ли?

Эрнест. Почему не открыть окно?

Джильда. Как-то не подумала об этом (резко открывает окно). Вот! Меня тошнит от этой студии! Такая грязь! Как мне хочется оказаться совсем в другом месте. Как мне хочется стать совсем другим человеком! Респектабельной английской матроной, с мужем, кухаркой, ребенком. Как мне хочется верить в Бога, «Дейли мейл» и нерушимость Британской империи.

Эрнест. И все-таки я хочу, чтобы ты сказала мне, что тебя гнетет.

Джильда. Железы, полагаю. Все зависит от желез. На днях я прочитала об этом книгу. Эрнест, если бы ты только осознавал, что происходит у тебя внутри, тебе бы стало дурно.

Эрнест. Мне крайне интересно узнать, что происходит у тебя внутри.

Джильда. Я тебе скажу. Все гормоны в моей крови слишком много работают. Только и делают, что носятся из органа в орган, как курьеры.

Эрнест. Почему?

Джильда. Может, какое-то предчувствие.

Эрнест. Психология. Понимаю. Так, так, так!

Джильда. Да, я слышу голоса. Причем мой собственный голос громче всех остальных, и мне это начинает надоедать. Ты считаешь меня супер-эгоисткой, Эрнест?

Эрнест. Да, дорогая.

Джильда. Думающей слишком много о себе и недостаточно — о других?

Эрнест. Нет. Ты слишком много думаешь о других, но видишь себя.

Джильда. А разве бывает по-другому?

Эрнест. Отрешенность разума.

Джильда. Я таким разумом похвалиться не могу.

Эрнест. Да, для этого приходится приложить немало усилий, но, поверь мне, овчинка стоит выделки.

Джильда. И ты являешь собой пример для подражания?

Эрнест. Для подражания — не уверен, дорогая моя, но кое-чего в этом направлении мне добиться удалось.

Джильда. С чего мне начать? Уйти вместе с моими мыслями?

Эрнест. При всей отрешенности моего разума, я нахожу, что мне трудно с должной сдержанностью воспринимать все твои тягостные метания.

Джильда. Почему?

Эрнест (прямо). Потому что ты мне очень дорога.

Джильда. Почему?

Эрнест. Не знаю. Привычка, наверное. В конце концов, я был очень привязан к моей матушке.

Джильда. Да, я знаю. Лично я к ней теплых чувств не испытывала. Властная женщина.

Эрнест. Полагаю, такие определения, как «властная», с мертвыми не совместимы.

Джильда. Никакого почтения. Моя беда. Никакого почтения.

Эрнест. Я, в некотором роде, испытываю к тебе отеческие чувства.

Джильда. Правда?

Эрнест. И твое поведение ставит меня в тупик.

Джильда. Мои тягостные метания.

Эрнест. Совершенно верно.

Джильда. И что ты под этим подразумеваешь?

Эрнест. Ты можешь внятно объяснить мне один нюанс?

Джильда. Какой именно?

Эрнест. Почему ты не выйдешь замуж за Отто?

Джильда. Забавно, знаешь ли, но под всей твоей житейской мудростью скрывается респектабельная старушка в чепчике.

Эрнест. Тебе не нравится, когда тебя осуждают, так?

Джильда. А кому такое нравится?

Эрнест. В любом случае, я осуждаю не тебя, и твой… конечно, ты упряма, как мул…

Джильда. Опять ты за свое! Сильная, как буйволица! Упрямая, как мул! Тебя послушать, так я — человек-зоопарк. Продолжай в том же духе. Нежная, как голубка! Игривая, как котенок! Черная, как ворона!..

Эрнест. Смелая, как львица!

Джильда. Нет, Эрнест! Так ты не думаешь, раз уж осуждаешь меня.

Эрнест. Я как раз собирался объяснить, но ты грубо меня оборвала. Осуждая я не тебя. Твой образ жизни.

Джильда (рассмеявшись). Я понимаю!

Эрнест. Твоя жизнь чудовищно беспорядочная, Джильда.

Джильда. Такой уж у меня характер.

Эрнест. Ты не ответила на мой вопрос.

Джильда. Почему я не выхожу замуж за Отто?

Эрнест. Да. Есть весомая причина или всего лишь общие рассуждения?

Джильда. Есть очень весомая причина.

Эрнест. Я слушаю.

Джильда. Я его люблю (она бросает короткий взгляд на дверь спальни и повторяет, громче). Я его люблю.

Эрнест. Хорошо! Хорошо, и незачем кричать.

Джильда. Есть зачем, есть. Мне хочется кричать.

Эрнест. Невралгии Отто твои крики на пользу не идут.

Джильда (успокаиваясь). Я перечислю тебе причины, по которым мне стоило бы выходить замуж за Отто. Иметь детей, иметь дом, иметь базу для занятий общественной деятельностью, иметь человека, который бы меня содержал. Так вот, детей я не люблю, дом мне не нужен, общественная деятельность мне противна, и у меня есть маленький, но достаточный источник дохода. Я люблю Отто всей душой, уважаю его, как человека и художника. Узаконенная связь вызовет отвращение как у меня, так и у него. И нет здесь никакого бравирования принципом свободной любви. Просто нам так нравится, нам обоим. Теперь ты доволен?

Эрнест. Если довольна ты.

Джильда. Эрнест, ты ужасный. Сидишь вот, с написанным на лице сомнением, и меня это просто бесит.

Эрнест. Я таки сомневаюсь.

Джильда. А ты не сомневайся, черт бы тебя побрал.

Эрнест. Полагаю, ты знаешь, что Лео вернулся.

Джильда (чуть подпрыгнув). Что?

Эрнест. Я спросил: «Полагаю, ты знаешь, что Лео вернулся?»

Джильда (с написанным на лице изумлением). Быть такого не может.

Эрнест. Он тебе не сообщил?

Джильда. Когда он прибыл? Где остановился?

Эрнест. Вчера, на «Мавритании». Вечером я получил от него записку.

Джильда. И где он остановился?

Эрнест. Ты будешь в шоке.

Джильда. Быстро… Быстро!

Эрнест. В «Георге Пятом».

Джильда (заливается смехом). Он, должно быть, спятил. «Георг Пятый!» Это же надо! Лео в «Георге Пятом!» Да, это нужно увидеть. Мраморные ванны и отдельные балконы! Лео среди этого великолепия. Нет, не могу себе такого представить.

Эрнест. Полагаю, он заработал кучу денег.

Джильда. Это еще не повод. Ему, должно быть, стыдно за себя.

Эрнест. Не понимаю, почему он не дал тебе знать о своем приезде. Я ожидал найти его здесь.

Джильда. Рано или поздно он появится.

Эрнест. Ты рада, что он разбогател?

Джильда. А почему ты спрашиваешь?

Эрнест. Из любопытства.

Джильда. Разумеется, рада. Я обожаю Лео!

Эрнест. А Отто? Как насчет Отто?

Джильда (раздраженно). Что значит: «Как насчет Отто?»

Эрнест. Он тоже будет рад.

Джильда. Ты иногда становишься таким странным, Эрнест. Что ты подозреваешь? Что пытаешься выяснить?

Эрнест. Ничего. Хочу понять, что к чему.

Джильда. Нечего тут понимать. Я знаю, к чему ты клонишь, но ты, как всегда, не прав. Все не правы, когда строят предположения насчет Отто, Лео и меня. Я не завидую успеху Лео и его деньгам, и Отто не будет завидовать, когда узнает. Ты ведь в этом нас подозреваешь, так?

Эрнест. Возможно.

Джильда (отворачиваясь). Я думаю, ты достаточно долго с нами знаком, чтобы понимать, что мы никогда не будет завидовать друг другу.

Эрнест. Отто и Лео первыми стали друзьями.

Джильда. Да, да, да, да… мне все это известно! Потом появилась я, и все испортила! Продолжай, дорогой…

Эрнест. Я этого не говорил.

Джильда (резко). Но подразумевал.

Эрнест. Полагаю, чуть испортился твой характер.

Джильда. В твоем возрасте, Эрнест, у мужчин часто развивается недоверие к женщинам.

Эрнест. Убей меня Бог, но не могу понять, почему я без ума от тебя. Манеры у тебя отвратительные.

Джильда. Должно быть, причина в греховном образе жизни, которую я веду. Потихоньку превращаюсь в мегеру.

Эрнест. Очень может быть.

Джильда (внезапно наклоняется над спинкой стула Эрнеста, обнимает его). Извини… это я про свои манеры. Пожалуйста, прости меня. Ты такой душка, так нас любишь, не правда ли? Всех троих. Меня чуть меньше, чем Отто и Лео, потому что я — женщина, а потому не заслуживаю доверия. Я права?

Эрнест (похлопывая ее по руке). Безусловно.

Джильда (отходя от него). Однако, любовь твоя очень пуглива. Придает слишком уж большое значение последствиям. Предоставь нам самим разобраться с этими последствиями, дорогой. Иногда нам приходится несладко, мы на это обречены, но, по крайней мере, знаем об этом. Мы много чего знаем. Воспринимай нас, как человеческих существ, довольно необычных человеческих существ, я это признаю, но не относись к нам предвзято из-за того, что мы пренебрегаем общественными приличиями. Да, я рассмеялась излишне громко, узнав, что Лео стал богатым и знаменитым. Слишком громко, потому что мне стало не по себе, не от зависти. Я не хочу, чтобы он хоть в чем-то изменился, вот и все.

Эрнест. Понимаю.

Джильда. Понимаешь? Действительно понимаешь? Я в этом сомневаюсь. Но я хочу, чтобы одно ты понял раз и навсегда. Я люблю Отто… что бы ни случилось, я люблю Отто.

Эрнест. У меня и мысли не возникало, что не любишь.

Джильда. Подожди. Подожди и ты все увидишь. Сейчас горизонт серый, затянутый грозовыми облаками, опасный. Ты не знаешь, о чем я говорю, и, возможно, думаешь, что я рехнулась, а я не могу ничего объяснить… во всяком случае, сейчас. Но, дорогой Эрнест, это кризис. Всеобъемлющий, эмоциональный кризис. И когда ты мне понадобишься, а произойдет это, как мне представляется очень скоро, я тебя позову! Позову очень громко!

Эрнест. Я знал, что ты не в себе.

Джильда. Да, конечно, такого не скроешь. Будоражащиеся мысли обязательно проявляют себя внешне. Выходят в эфир. Отвратительная форма душевного телевидения.

Эрнест. Именно так.

Джильда. Так теперь ты доволен? Ты что-то почувствовал и оказался прав. Это так приятно, быть правым, не так ли?

Эрнест. Не уверен.

Джильда. Кстати, ты прав и в другом.

Эрнест. В чем же?

Джильда. Женщине ненадежны. Бывают в жизни моменты, когда моя чертова женственность вызывает у меня тошноту. Вот!

Эрнест (улыбаясь). Это хорошо!

Джильда. Я не люблю женщин, Эрнест. А себя — меньше других.

Эрнест. Не думай об этом.

Джильда. Я думаю. Не могу не думать. Если б ты знал, как это унизительно, пребывать в полной уверенности, что ты можешь далеко пойти, многого достичь, живя по своим собственным стандартам, которые совсем не женские стандарты, быть честной, не прибегать к хитростям, а потом, внезапно, что-то с тобой случается, вспыхивает какая-то искра, и ты плюхаешься в грязь! Строишь коварные планы, нарочито соблазняешь, хватаешь, утаскиваешь, прикидываешься беззащитной, одеваешься и красишься с тем, чтобы торжествовать победу. Объект всеобщего презрения!

Эрнест. Мрачновато, конечно, и не без преувеличений.

Джильда. Если бы. Если бы.

Эрнест. Выпей кофе.

Джильда. Наверное, ты прав (садится).

Эрнест (наливает кофе в чашку, протягивает ей). Бери!

Джильда. Спасибо Эрнест. Ты просто прелесть (делает маленький глоток). Хороший кофе, не так ли?

Эрнест. Отвратительный.

Джильда. Должно быть, я его сожгла.

Эрнест. Сожгла, дорогая.

Джильда. Как же это здорово, быть таким, как ты!

Эрнест. Господи, почему?

Джильда. Ты — постоянный зритель. Торгуешь картинами. Целыми днями смотришь на картины, хорошие и плохие, и ты знаешь, почему одни из них такие, а другие — этакие, потому что у тебя критический склад ума, ты мудр и много знаешь. Ты — умный, милый человечек, вот почему ты… умный милый человечек (она вновь начинает смеяться).

Эрнест. Джильда, прекрати!

Джильда. Посмотри на все это, дорогой мой. Оцени своим опытным глазом. Портрет женщины в трех главных цветах. Портрет слишком любящей души, прикованной к хищному женскому телу.

Эрнест. Это, несомненно, жуть.

Джильда. И снова ты прав!

Эрнест. Думаю, я лучше пойду. Тебе нужно прилечь, может, выпить таблетку.

Джильда (истерично). Побудь еще немного, и ты узнаешь массу интересного.

Эрнест. Я не хочу ничего узнавать. Ты уже напугала меня до смерти.

Джильда. Собери в кулак свое мужество, Эрнест. Храбрость. Смотри на все, как на шоу. Люди платят деньги за то, чтобы посмотреть на уродов. Заходите! Заходите! Заходите и увидите Толстую женщину, Мужчину-обезьяну, Живого скелета и Трех знаменитых гермафродитов!..

Шум на лестнице, распахивается дверь, в комнату влетает Отто. Высокий, симпатичный мужчина. Он в пальто и шляпе, в одной руке чемодан, во второй — большая коробка с красками и кистями.

Джильда. Отто!

Отто (эмоционально, радостно). Я снова дома!

Джильда. Видишь, что происходит, когда я щелкаю кнутом.

Отто. Милый Эрнест! Как я рад тебя видеть (целует его).

Джильда. Когда ты уехал из Бордо?

Отто. Вчера вечером, дорогая.

Джильда. Почему не прислал телеграмму?

Отто. Не по душе мне все эти современные новшества.

Эрнест. Все это очень интересно.

Отто. Что интересно?

Эрнест. Жизнь, Отто. Я размышляю о Жизни. С большой буквы.

Отто (Джильде). Я закончил картину.

Джильда. Правда? Полностью закончил?

Отто. Да. Прекрасная картина, я привез ее с собой. Заставил старую дуру позировать долгие часы, но картину ей не показывал, а когда показал, она закатила жуткий скандал. Сказала, что не похожа сама на себя, да еще выглядит толстухой. Я не выдержал, объяснил, что толстухой она стала из-за обжорства и малоподвижности, а смысл творчества художника — не для приукрашивать действительность, а показывать правду жизни. Вот тут она практически указала мне на дверь. Не думаю, что она заплатит за картину, ну и черт с ней. Если не заплатит, картина останется у меня.

Эрнест. Ты поступил неразумно, но, конечно, удовольствие получил.

Неловкая пауза.

Отто. Ну?

Джильда. Что, ну?

Отто. Что все-таки происходит?

Джильда. А что, по-твоему, может происходить?

Отто (переводя взгляд с Джильды на Эрнеста). Вы просияли? Нет. Бросились ко мне с распростертыми объятьями? Нет. Вы оба, и каждый из вас, рады моему появлению? Очевидно, что НЕТ! Произошло что-то ужасное, и вы стараетесь решить, как донести до меня эту весть. Что случилось? Говорите немедленно! Что случилось?

Эрнест (С легкой издевкой ). У Джильды невралгия.

Отто. Ерунда! Она здорова, как лошадь.

Джильда (нервно хохочет). Господи!

Отто (Эрнесту). Чего это она вдруг поминает Бога?

Эрнест. Это железы. Все зависит от желез.

Отто. Вы оба рехнулись?

Джильда. Не снимай шляпу и пальто.

Отто. Что?

Джильда (медленно и отчетливо). Я сказала: «Не снимай шляпу и пальто».

Отто (полагая, что это шутка и подыгрывая Джильде). Хорошо, дорогая, не сниму, обещаю тебе. Если уж на то пошло, только утром я сказал себе: Отто, Отто, ты никогда, никогда не должен расставаться со своими шляпой и пальто! Никогда, никогда, никогда!

Джильда. Тебя ждет сюрприз, дорогой. Замечательный сюрприз.

Отто. Какой же?

Джильда. Ты должен немедленно поехать в «Георг Пятый».

Отто. В «Георг Пятый»?

Джильда. Да. Это и есть сюрприз.

Отто. О ком ты? Кто поселился в «Георге Пятом»?

Джильда. Лео.

Отто. Ты серьезно? Быть такого не может.

Джильда. Тем не менее. Он вернулся на «Мавритании». Его пьеса и сейчас идет в Чикаго. Он продал права на съемку фильма и заработал тысячи!

Отто. Ты его видела?

Джильда. Разумеется! Вчера вечером.

Эрнест. Что б мне сдохнуть!

Джильда. Я же говорила, Эрнест, тебе не понять. (Отто) Если бы ты сообщил о своем приезде, мы бы смогли вместе встретить тебя на вокзале. И как бы это было здорово! Лео будет в ярости. Ты должен немедленно поехать к нему и привезти сюда, а потом мы распланируем этот день.

Отто. Это хорошо, хорошо, даже лучше, чем хорошо! Превосходно. Потрясающе! Я думал о нем прошлой ночью, трясясь в этом чертовом поезде. Думал не один час, клянусь Богом! Да, мне в пору податься в гадалки! Господи, думаю, мы сможем вмести поехать в Альпы, скажем, в Аннеси.

Джильда. Ему нужно вернуться в Нью-Йорк. А потом его ждут в Лондоне.

Отто. Отлично! Мы поедем с ним. Он слишком уж долго отсутствовал. Пошли… (он хватает Джильду за руку).

Джильда. Нет.

Эрнест. А что ты собираешься делать?

Джильда. Останусь здесь и приберусь. А ты отправляйся с Отто за Лео. Ты же сам сказал, что моя жизнь беспорядочная, не так ли? Что ж, начну исправляться.

Отто. Поехали, Джильда. Прибираться — это лишнее.

Джильда. Отнюдь. Совсем даже не лишнее. Порядок в этом мире — самое важное. Что в мыслях, что в квартире.

Отто. Он, наверное, привез нам подарки, и дорогие подарки, раз уж он теперь богач. Здорово! Просто здорово! Эрнест, сладенький ты мой, поехали. Мы возьмем такси.

Эрнест. Нет уж, уволь.

Отто. Но ты должен поехать. Тебя он любит почти так же, как нас. Поехали! (Он хватает Эрнеста за плечи и толкает к двери).

Джильда. Конечно же, поезжай, Эрнест, и возвращайся с ними. Мы вместе отметим приезд Лео. Я кричу! Разве ты не слышишь, что я кричу, как безумная?

Отто. О чем вы говорите?

Джильда. Это плохая шутка, а объяснять ее очень уж долго.

Отто. Доброе утро, дорогая. Я же еще не поцеловал тебя.

Джильда. Неважно. А теперь, идите, вы оба, а не то он куда-нибудь уедет. Вы же не хотите разминуться с ним.

Отто (крепко обнимая и целуя ее). Доброе утро, дорогая.

Джильда (замирая в его объятьях). Дорогой…

Отто и Эрнест направляются к двери.

Джильда (внезапно). Отто…

Отто (поворачиваясь). Да?

Джильда (радостно улыбается, но в голосе легкое напряжение). Я очень, очень тебя люблю, поэтому будь осторожен, переходя улицу, хорошо? Посмотри направо, налево, и не делай ничего глупого и импульсивного. Пожалуйста, помни, у тебя есть любящая…

Отто. Успокойся, не донимай меня своей заботой. (Эрнесту, когда они выходят за дверь). Она от меня без ума, бедняжка, просто без ума.

За ними закрывается дверь. Джильда несколько мгновений стоит, глядя им вслед, потом садится за стол. Из спальни выходит Лео. Тощий, нервный, и, несомненно, ему с огромным трудом удается держать себя в руках. Какое-то время он ходит по комнате, наконец, останавливается у окна, спиной к Джильде.

Лео. Что теперь?

Джильда. Не знаю.

Лео. На раздумья времени нет.

Джильда. Несколько минут.

Лео. Сигареты найдутся?

Джильда. Да, в сигаретнице.

Лео. Тебе дать?

Джильда. Нет.

Лео (закуривая). Хорошо быть людьми, не так ли? Я уверен, ангелы должны нам завидовать.

Джильда. Кого ты любишь больше? Отто или меня?

Лео. Глупый вопрос.

Джильда. Тем не менее, ответь мне.

Лео. Разве я смогу? Это же невозможно. Да и потом, какое это имеет значение?

Джильда. Мне нужно знать.

Лео. Нет, это… нет у меня ответа. Да и потом, какая разница. Мы не могли избежать того, что сделали. Разве что это случилось бы в другое время и в другом месте. И совершенно неважно, кто кого больше любит. Математически любовь не измерить. Мы все очень любим друг друга, и вот результат. По моему разумению, неизбежный.

Джильда. Мы должны как-то выправить ситуацию.

Лео. Да, должны как-то выправить, перевязать лентами с бантом наверху. Жаль, что сегодня не день святого Валентина.

Джильда. А может, обратить все в шутку? Разве это не шутка? Можем мы представить все шуткой?

Лео. Да, это шутка. Конечно же, шутка. Мы можем смеяться над ней до коликов в животе.

Джильда. А что это было? Только честно и откровенно? Не ответив на этот вопрос, мы ничего не сможем сделать. Будем только перекидываться словами.

Лео. Может, не нужно усложнять? Исходная диспозиция предельно простая. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Ты любишь Отто. Я люблю Отто. Отто любит тебя. Отто любит меня. Может, от этого и следует отталкиваться.

Джильда. Мы всегда были честны, все трое. Я хочу сказать, честны друг с другом. И должны такими оставаться, не так ли?

Лео. В данной конкретной ситуации наша честность только все усложняет. Будь мы обычными, высоко нравственными, прогрессивно мыслящими гражданами, мы бы могли крутить наш роман долгие недели, не говоря ни слова. Могли бы втроем встречаться за ленчем и обедом, ничем, даже взглядом не выдавая наших отношений.

Джильда. Будь ты обычными, высоко нравственными, прогрессивно мыслящими гражданами, не было бы у нас никакого романа.

Лео. Может, и не было бы. Мы постарались бы подавить его в зародыше. И чем больше бы мы давили его, тем хуже относились бы к Отто, пока не возненавидели бы его. А сама мысль о том, чтобы ненавидеть Отто…

Джильда. Лучше подумай о нем, ненавидящем нас.

Лео. Думаешь, он нас возненавидит?

Джильда (безжалостно). Да.

Лео (вновь закружив по комнате). Нет, нет… он не должен! Слишком уж глупо. Он не может не понимать, какая это ерунда.

Джильда. Не сказать ему мы не можем, так?

Лео. Разумеется.

Джильда. Мы можем сказать, что ты только приехал и разминулся с ними.

Лео. Можем, дорогая… конечно же, можем.

Джильда. Ты думаешь, мы накручиваем друг друга? Преувеличиваем серьезность того, что произошло?

Лео. Возможно.

Джильда. Ты думаешь, его реакция не будет такой уж ужасной?

Лео. Он отреагирует так же, как отреагировали бы ты и я в аналогичной ситуации. Может, еще сильнее. Это не так трудно представить себе. Встань на его место.

Джильда (безнадежно). Не буду.

Лео. Ответь мне на один вопрос. Ты сожалела прошлой ночью, когда поняла, что должно произойти?

Джильда. Я совершенно не сожалела. Просто бросилась в омут.

Лео. Я тоже.

Джильда. Глубоко внутри, правда, почувствовала укор совести. Один или два.

Лео. Я тоже.

Джильда. Но раздавила их, как давят комаров.

Лео. Это любопытная метафора. Укор совести в образе комара.

Джильда. Я наслаждалась, знаешь ли. Наслаждалась от начала и до конца. Вот так!

Лео. Правильно! Правильно! Я тоже наслаждался.

Джильда (оправдываясь). Это было романтично. Невероятно, неистово романтично. Вечер прошел, как большой праздник. Ты выглядел великолепно, а твои манеры потрясали. Я жесовсем забыла и твой французский акцент, и твои руки, и умение танцевать. Маленький, лощеный жиголо!

Лео. Ну зачем же так.

Джильда. В тебе появилось что-то новое: что-то такое, чего я раньше не замечала. Может, причина тому — деньги. Может, успех придал тебе блеска.

Лео. Посмотри на меня, дорогая. В этом ярком, утреннем свете все видно куда как лучше, чем при искусственном освещении. Каким ты видишь меня сейчас?

Джильда (с нежностью). Таким же.

Лео. И ты такая же, но причина в том, что мои глаза очень зоркие и при искусственном освещении. Я достаточно отчетливо видел тебя вчера вечером, чтобы точно знать, как ты будешь выглядеть этим утром. Ты была великолепна, просто великолепна, в зеленом платье и в этих сережках. Вечер действительно превратился в большой праздник.

Джильда. Многоцветье огней, зажигательная музыка, переплетенье ветвей над головой, бумажные гирлянды… все ловушки.

Лео. Шампанское, только для того, чтобы отметить встречу, мы же оба его терпеть не можем.

Джильда. Мы выпили за Отто. Возможно, ты тоже это помнишь.

Лео. Безусловно.

Джильда. Как мы могли? О, как мы могли?

Лео. Это казалось вполне естественным.

Джильда. Да, но в глубине сердца мы оба знали, чем все закончится. С нашей стороны, это гнусно.

Лео. Я буду пить за здоровье Отто, пока не умру! И ничто не заставит меня отказаться от этой привычки.

Джильда. Сентиментальный ты наш.

Лео. Это более глубокое чувство, чем сентиментальность. Гораздо более глубокое. На уровне подсознания. Прямо-таки маленькое чудо.

Джильда. Так ты воспринимаешь случившееся? Как маленькое чудо?

Лео. Так должны воспринимать все, если бы только знали.

Джильда. Удобное объяснение. Тебя оно утешает?

Лео. Не так, чтобы очень.

Джильда (злобно). Так пойдем дальше! «Страсть преходяща», ты согласен? «Влюбленность эфемерна»! «Время — великий целитель!» Озвучь их все.

Лео. Не пытайся поссориться со мной.

Джильда. Тогда не изображай из себя такого всезнающего, не ведающего сомнений мудреца. Меня это бесит.

Лео. Так или иначе, вина в большей степени лежит на мне.

Джильда. Почему?

Лео. Я сделал первый шаг.

Джильда. Ты сделал первый шаг! (Хохочет).

Лео. Всячески показывал, что без ума от тебя. Красовался перед тобой, как петух, прямо-таки экспонат новой весенней коллекции, с дополнительными оборками!

Джильда. У меня тоже рыльце в пушке, Лео, так что не нужно меня выгораживать. Я вытащила из сундука все свое женское обаяние и повела себя так, словно ты — последний мужчина, который еще может на меня клюнуть. Во всем виновата только я. Эрнест был в шоке. Ты же все слышал.

Лео. Слышал.

Джильда. Хорошо. Тогда ты знаешь, что я сейчас чувствую.

Лео. Приступ истерии, ничего больше.

Джильда. Возможно, но и от чувства вины никуда не деться.

Лео. А может, нам покончить с бичеванием?

Джильда. Можем и продолжить, помогает скоротать время.

Лео. До возвращения Отто.

Джильда. Да, до возвращения Отто.

Лео (прохаживаясь взад-вперед). Как я понимаю, тут не обошлось и без ревности.

Джильда. Ревности?

Лео. Да. Подсознательная, похороненная глубоко-глубоко, но все равно ревность. Давнишняя, с нашей первой встречи, когда ты так решительно выбрала Отто.

Джильда. Еще один набор приятных ощущений. Пробуждающаяся весна! Романтика кафе! Да, сэр! «Да, сэр, три чашечки кофе!»

Лео. Странный Вечер. Очень веселый, если я ничего не путаю.

Джильда. Да, веселый, удивительно веселый день, полный знамений!

Лео. Может, мы тогда слишком громко смеялись над ними.

Джильда. Потом вы с Отто поссорились, не так ли?

Лео. Не то слово.

Джильда. Отметелили друг друга?

Лео. Не так, чтобы сильно. Отто упал в ванну.

Джильда. С водой?

Лео. Сначала воды не было.

Джильда (начинает смеяться). Лео, ты же…

Лео (тоже начинает смеяться). Разумеется, я так и сделал. Того требовала логика событий.

Джильда. Разве он не пытался выбраться?

Лео. Пытался, но я сталкивал его обратно.

Джильда (смеется, не в силах остановиться). Бедняжка…

Лео (тоже смеется и смеется). Наконец… он… застрял…

Джильда. У тебя истерика! Прекрати, прекрати…

Лео (плюхается на стул у стола, закрывает лицо руками, хохочет). Это была… это была очень узкая ванна… слишком… слишком… слишком узка…

Джильда (хохочет по другую сторону стола). Ради Бога, прекрати! Прекрати…

Так они и сидят, покатываясь от смеха, когда входит Отто.

Отто. Лео.

Они смотрят на него, и смех замирает. Лео поднимается и медленно идет к Отто. Берет за руки, смотрит в глаза.

Лео. Привет, Отто.

Отто. Почему твой смех так резко оборвался?

Лео. Это так забавно, увидеть тебя.

Отто. Что тут забавного?

Джильда. А где Эрнест?

Отто. Не поехал со мной. Как только мы выяснили, что Лео в отеле нет, внезапно прыгнул в такси и умчался. Вроде бы, очень взволнованный.

Лео. Эрнст всегда волнуется. Думаю, это у него в характере.

Отто. У Эрнеста нет характера.

Джильда. Есть. Только маленький, нежный и правильный.

Отто. Ты изменился, Лео. Лицо у тебя совсем другое.

Лео. В каком смысле, другое?

Отто. Не знаю, какое-то странное.

Лео. На «Мавритании» меня донимала морская болезнь. Может, от этого лицо и изменилось.

Джильда. «Мавританию» называют «Грейхаундом океана». Интересно, почему?

Лео. Потому она слишком длинная и узкая, вот ее и болтает из стороны в сторону, как автобус.

Джильда. Лично я предпочитаю «Олимп». Уютное, добродушное судно. Опять же, у них есть турецкая баня.

Лео. Я очень люблю турецкую баню.

Отто. Вы оба сошли с ума?

Лео. Да. Немного.

Отто. И что это значит?

Джильда. Много чего, Отто. Все ужасно.

Отто. Вы меня заинтриговали. Может, перестанете говорить намеками и объясните, что произошло?

Лео. Дело серьезное, Отто. Постарайся проявить благоразумие.

Отто (с легким раздражением). Как я могу проявить благоразумие, если понятия не имею, о чем речь?

Лео (отворачиваясь). Господи! Это невыносимо!

Отто (стараясь не верить тому, что уже пришло в голову). Это не то, о чем я подумал, так? Хочу сказать, вдруг мелькнуло в голове. Это не то, так?

Джильда. То самое.

Лео. То.

Отто (очень спокойно). Понимаю.

Джильда (в голосе тоска). Ну почему у тебя такое лицо?

Отто. Неужто выражение моего лица что-то меняет?

Лео. Мы… мы виноваты в равной степени.

Отто. Когда ты приехал? Когда… когда… вы не считаете, что могли бы рассказать мне чуть больше?

Лео (скороговоркой). Я приехал вчера, во второй половине дня, оставил чемоданы в отеле и, естественно, поспешил сюда. Мы с Джильдой пообедали, а потом я провел здесь ночь.

Отто. Э… э… ты провел здесь ночь?

Лео (после долгой паузы). Да, провел.

Отто. За это утро я прихожу в студию второй раз, и тоже неудачно. Пожалуй, больше мне здесь делать нечего.

Джильда. Отто… дорогой… пожалуйста, послушай меня!

Отто. А чего слушать? Разве тебе есть, что сказать?

Джильда. Нечего. Ты абсолютно прав. Сказать мне нечего.

Отто. Вы это планировали? Я хочу сказать, заранее?

Лео. Разумеется, нет.

Отто. Но такие мысли у вас были?

Лео. Да. Были. С давних пор. Ты это знаешь.

Отто. Вы не смогли сдержаться? Не только ради меня, ради всего того, что нас связывает?

Лео. Полагаю, могли бы. Но не сдержались.

Отто (все еще спокойно, но в голосе уже слышится дрожь). Вместо того, чтобы воспользоваться моим отсутствием, неужели вы не могли подождать, пока я вернусь, и рассказать мне о своих чувствах?

Лео. И все изменилось бы к лучшему?

Отто. Так было бы, во всяком случае, честнее.

Лео (внезапно взрывается). Чушь собачья! Мы и сейчас честны, и ты это знаешь. Все произошло волей случая, но по-другому просто быть не могло. Мы были обречены на такое, с самого начала. Ты же не думаешь, что мы получаем удовольствие, рассказывая тебе все это? Не полагаешь, что я с радостью наблюдаю за тем, как исчезаю из твоих глаз? Если бы не наша искренняя любовь к тебе, мы бы солгали и обманывали тебя, сколько бы нам хотелось, а не доставляли бы себе столько страданий.

Отто (чуть возвысив голос). А как насчет страданий, которые вы доставили мне?

Джильда. Не спорь, Лео. Какой смысл спорить?

Отто. Итак, вы оба любите меня? Оба искренне любите! Мне не нужна любовь, которая отсекает меня, ввергает в одиночество, какого я не испытывал за всю свою жизнь.

Джильда. Не говори так… это неправда! Мы не сможем отсечь тебя… никогда! Такое невозможно. Прислушайся к голосу здравомыслия… ради нас всех… прислушайся! Это наш единственный шанс. Мы все знали, что такое может случиться, когда угодно. Собственно, даже это обсуждали, спокойно и хладнокровно, без эмоциональной окраски. А теперь, когда это случилось, мы должны бороться. Случившееся поставило под угрозу наши отношения, накренило нашу лодку… разве ты этого не видишь? Пожалуйста. Постарайся увидеть…

Отто. Я все вижу. Поверь мне, я все очень хорошо вижу!

Джильда. Ничего ты не видишь, к сожалению… это безнадежно.

Отто. Совершенно безнадежно.

Джильда. Все, между прочим, образуется, если мы сможем пережить этот момент.

Отто. А нужно ли нам отправлять его в прошлое? Момент-то знаменательный! Так давайте используем его по максимуму (с губ срывается смешок).

Лео. Полагаю, этот способ ничуть не хуже любого другого.

Джильда. Нет, хуже.

Отто. Я никак не могу осознать, что же все-таки произошло. Уж простите за тупость. Я все ясно вижу. Все отчетливо слышу. Знаю, что случилось, а вот понять не могу.

Лео. Чего еще ты не можешь понять?

Отто. Вы напились?

Лео. Разумеется, нет.

Отто. Хорошо, это вычеркиваем. И вот что ставит меня в тупик. Маленький такой пустячок. Необходимость рассказывать мне обо всем тяжелым камнем лежала на вас. Так?

Джильда. Да.

Отто. Тогда почему вы смеялись, когда я вошел?

Лео. Да разве это имеет значение?

Отто. Еще как имеет. Мне интересно.

Лео. Мы смеялись совсем по другому поводу. Никак не связанному с настоящим. Вообще ни с чем не связанным. Истерика, ничего больше.

Отто. Так почему вы смеялись, когда я вошел?

Лео. Говорю тебе, истерика.

Отто. Вы смеялись надо мной.

Лео (срывается на крик). Да, смеялись! Смеялись! Смеялись над тем, как ты застрял в ванне. Вот над чем мы смеялись!

Джильда. Заткнись, Лео! Перестань!

Лео (его как прорвало). И я буду смеяться над этим до конца своих дней… буду кататься по смертному одру, вспоминая, как это было… и есть многое другое, над чем я тоже всегда буду смеяться. Буду смеяться над тобой и теперь, в этой ситуации, пусть мне больно и горько. Какое у тебя есть право считать, что твои боль и горе превосходят наши с Джильдой боль и горе? Я не стал надевать на себя мученический венец, когда ты закрутил роман с Джильдой. Не стал обижаться и говорить, что меня отсекли, ввергли в одиночество. Так что теперь не желаю слышать этого бреда! Случившееся между мной и Джильдой прошлой ночью в действительности ровным счетом ничего не значит, все произошло импульсивно, под влиянием момента. И хотя нас многие годы влекло друг к другу, эта ночь ни в коем случае не говорит о глубокой сексуальной любви! Да, мы перепихнулись, да, оба получили удовольствие, но это все!

Отто (яростно). Ладно, в одном твоя великолепная тирада пошла мне на пользу: я более не чувствую себя отсеченным. Слышишь? Более не чувствую. И я благодарен вам от всего сердца. Ты прав, вы причинили мне боль и горе, но это уже в прошлом. Зато я увидел в тебе то, чего не замечал раньше, все эти годы. Не осознавал, что под внешним лоском и обаянием прячется жалкий, второсортный приспособленец, готовый пожертвовать всем, даже самым святым, ради низменных наслаждений…

Джильда. Отто, Отто, послушай… пожалуйста, послушай…

Отто (поворачиваясь к ней). Послушать что? Сбивчивые объяснения и оправдания, щедро сдобренные женскими эмоциями, призывы сохранять благоразумие и здравомыслие, поскольку «это наш единственный шанс». Не нужен мне этот шанс, не хочу больше иметь с вами ничего общего. Только выскажу то, что должен, и оставлю вас с вашими чертовыми шансами! Где были столь ценимые вами благоразумие и здравомыслие прошлой ночью? Я уверен, трудились, не покладая рук. Пахали во славу женственности. Я ведь не ошибусь, если скажу, что именно благоразумие и здравомыслие убедили тебя надеть зеленое платье? С изумрудными серьгами? И зеленые туфли, хотя тебе неудобно в них танцевать? Они наверняка сказали тебе: «Отто в Бордо, Бордо — далеко, так что опасаться нечего», Вот оно, благоразумие, благоразумие в чистом виде…

Джильда (падает на стол). Перестань! Перестань! Как ты можешь быть таким жестоким? Как ты можешь говорить такие гнусности?

Отто (продолжая в том же духе). Я надеюсь, здравомыслие тоже постаралось и посоветовало тебе запереть дверь? Какой же тайный роман без запертой двери?

Лео. Заткнись, Отто. Сколько же можно?

Отто. Не говори со мной… мой давний, давний Верный Друг. Не смей больше заговаривать со мной, даже если тебе и достанет храбрости, а еще лучше, с этого момента не попадайся мне на глаза…

Лео. Браво, Бессмертная Драма!

Отто. И опять ты ошибся. Безжизненная Комедия. Вы освободили меня от той затхлой любви, которая, должно быть, давным-давно умерла, пусть я этого и не осознавал. Продолжай в том же духе, мой мальчик, тебя ждут великие свершения! Ты уже можешь позволить себе номер в роскошном отеле, несколько дорогих костюмов, женщину, которую я любил. Продолжай, тебя ждут новые вершины. Удачи вам. Вам обоим! Невиданной удачи. Как же мне хочется, чтобы вы умерли и провалились в ад!

Он выскакивает из комнаты, занавес закрывается.

Действие второе

Сцена 1

Квартира Лео в Лондоне. Съемная квартира, но хорошо обставленная. Два французских окна в заднике выходят на маленький балкон, с которого открывается вид на площадь. Этаж достаточно высокий, так что видны только кроны деревьев. Они желто-коричневые, часть листьев облетела, то есть на дворе осень. По правую руку двойные двери в холл и маленькая — на кухню. По левую — дверь в спальню и ванную. На стене большой портрет Джильды кисти Отто. Выбор мебели — на вкус режиссера. Занавес поднимается примерно в половине одиннадцатого утра. С момента окончания первого действия прошло примерно восемнадцать месяцев. Комната завалена газетами. Джильда лежат на диване, читает одну. Лео лежит на животе на полу, читает другую.

Лео (перекатываясь на спину и потрясая газетой в воздухе). Это великолепно! Потрясающе! Она будет идти год.

Джильда. Два года.

Лео. Три года.

Джильда. Четыре года, пять лет, шесть лет! Она будет идти вечно. Старушек будут затаптывать в толпе, ломящейся в задние ряды партера. Женщины будут регулярно рожать детей во время ключевой сцены второго акта…

Лео (самодовольно). Регулярно, как часы.

Джильда. «Дейли мейл» пишет, что пьеса смела, романтична и остроумна.

Лео. «Дейли экспресс» говорит, что она отвратительна.

Джильда. Если бы там написали что-то другое, мир бы перевернулся.

Лео. В «Дейли миррор» утверждают, что пьеса излишне язвительна.

Джильда. Как я понимаю, показывают свое высокомерие. Козлы.

Лео (читает «Дейли миррор»). «Превращение и порча захватывает сразу и не отпускает до самого конца. Персонажам иногда не хватает решительности, однако, диалоги выстроены отлично, ремарки часто остроумные, нет, иногда просто блестящие…»

Джильда. «Нет» мне нравится больше всего.

Лео (продолжает читать). «…но, — ты только послушай, дорогая, — но пьеса, в целом, довольно-таки слабовата».

Джильда. Господи! Они это заметили.

Лео (подпрыгивая). Слабовата… слабовата! Что они под этим подразумевали?

Джильда. Просто слабовата, дорогой. Во всем мире слабовата значит слабовата, и никуда тебе от этого не деться.

Лео. Ты считаешь пьесу слабоватой?

Джильда. Пожалуй, ей не мешало бы накачать мышцы.

Лео. Хорошо, отныне я буду писать сильные пьесы. С мошной мускулатурой, которые будут играть исключительно мускулистые актеры!

Джильда. Не стоит расстраиваться из-за «Дейли миррор». Они же дали положительную рецензию. Достаточно посмотреть на фотоснимки.

Лео. «Дейли скетч» ничуть не лучше.

Джильда. Там тебя тоже хвалят, дорогой.

Лео. Давай еще раз заглянем в «Таймс».

Джильда. Она здесь, под «Телеграф».

Лео (просматривая рецензию). «Ни к чему не обязывающая, но веселая». Схематичное, пусть и не совсем точное изложение сюжета.

Джильда (поднимается, заглядывает ему через плечо). Перевраны только несколько имен.

Лео. Они, похоже, упустили главную идею пьесы.

Джильда. Тебе грех жаловаться. Они написали, что диалог провоцирующий.

Лео. И что сие должно означать?

Джильда. Слушай, ты же не можешь рассчитывать на то, что «Таймс» действительно заинтересуется твоими театральными экскурсами. В конце концов, это орган нации.

Лео. Слушай, твои слова отдают порнографией.

Звонит телефон.

Лео (сняв трубку). Аллоу! Аллоу… хто говорит? Ежли… ежли вас не затруднит минутку подоштать, он возьмет трубку (прикрывает рукой микрофон). Леди Бревелл!

Джильда. Пошли ее к черту!

Лео. Она звонит уже третий раз.

Джильда. Никаких сдерживающих центров. С нынешним обществом определенно что-то не так.

Лео (в трубку). Аллоу, аллоу! Вы уж мене извиняйте, но мистер Меркюри исчо не проснумшись. Вчера они ошень устамши. Што-то передать?.. Ланш третьего… или обед седьмого… Да, усе запишу… пустяки. Спасибочки.

Джильда (серьезно). И какие у тебя со всем этим ощущения?

Лео. Мне смешно.

Джильда. Я в этом не уверена.

Лео. Только смешно, ничего больше.

Джильда. Смешно, но и опасно.

Лео. Ты опасаешься, что вся это шумиха вскружит мне мою бедную, маленькую голову?

Джильда. Нет, я не об этом, точнее, не совсем об этом, но от этой суеты мне как-то не по себе. Успех куда более опасен, чем неудача, не так ли? Тут от человека требуется куда большие сила и осмотрительность.

Лео. Может, я выживу.

Джильда. Ты выживешь, это точно, в перспективе… я в этом не сомневаюсь ни на мгновение. А тревожусь за себя.

Лео. Почему?

Джильда. Не за себя одну. За нас.

Лео. Понимаю.

Джильда. Может, я тебя ревную. Никогда об этом не думала.

Лео. Дорогая, не говори глупостей.

Джильда. Прошлый год был достаточно плохим. Этот обещает быть гораздо хуже.

Лео. С чего такой испуг?

Джильда. Куда мы идем? Вот что меня интересует.

Лео. Как насчет того, чтобы пожениться?

Джильда (смеясь). Только не это, дорогой.

Лео. Где-то я тебя, конечно, понимаю, но…

Джильда. Что, но?

Лео. Будет забавно. И подарков нам принесут больше, чем, скажем, год тому назад.

Джильда. Роскошная свадьба. Церковь святой Маргариты, Вестминстерский дворец.

Лео. Точно. А потом люкс для новобрачных в «Клариджез».

Джильда. Не забудь про медовый месяц. Только ты и я, никого больше, притираемся друг к другу.

Лео. Я буду очень нежен с тобой, очень осторожен.

Джильда. Был бы очень уж осторожен, тут же получил бы в лоб.

Лео (в шоке). Как вульгарно! Как отвратительно вульгарно!

Джильда. Поиграть с такой идеей — одно удовольствие, не так ли?

Лео. Так давай ее осуществим.

Джильда. Стоп, стоп, стоп… мне за тобой не угнаться.

Лео. Нет, серьезно, идея не так уж и плоха. Позволит устранить мелкие проблемы, с которыми мы сталкиваемся, выходя в свет. Чем более успешным я буду становиться драматургом, тем больше будут возникать таких проблем. Давай поженимся, Джильда.

Джильда. Нет.

Лео. Почему нет?

Джильда. Ничего из этого не выйдет. Действительно, не выйдет.

Лео. Я думаю, ты не права.

Джильда. Ты же знаешь, эти мелкие проблемы светской жизни меня не волнуют. Никогда не волновали и не будут волновать. Выйдя замуж, я буду чувствовать себя не в своей тарелке. Женитьба поколеблет мои моральные принципы.

Лео. Разве Глаз небес ничего для тебя не значит?

Джильда. Только когда моргает.

Лео. Видит Бог, при нашей женитьбе он моргнет обязательно.

Джильда. Есть и еще одно возражение.

Лео. Какое же?

Джильда. Отто.

Лео. Отто!

Джильда. Да. Думаю, ему наша свадьба не понравится.

Лео. А так ли это?

Джильда. Я в этом уверена. Вроде бы ему должно быть без разницы, но я уверена — не понравится.

Лео. Если бы он появился у нас, мы могли бы у него спросить.

Джильда. Он появится, рано или поздно. Не может он дуться вечно.

Лео. Насчет Отто, это любопытно.

Джильда. Более чем.

Лео. Ты все еще любишь его?

Джильда. Конечно. А ты?

Лео (со вздохом). И я.

Джильда. Мы просто не можем не любить Отто.

Лео. Ты могла бы снова жить с ним?

Джильда. Нет, думаю, что нет. Эта страница моей жизни перевернута.

Лео. Мы поступили правильно, не так ли? Безусловно, правильно?

Джильда. Да. Я сожалею только о том, что произошло все так внезапно и отвратительно. Не хотелось доставлять ему страданий.

Лео. Поначалу мы тоже не были веселящимися сторонними наблюдателями.

Джильда. Нас грызла совесть.

Лео. Как ты думаешь, мы сможем все это пережить, сможем вновь быть вместе?

Джильда (яростно). Не нужен мне больше этот проклятый треугольник.

Звонит телефон.

Лео. Черт!

Джильда. Теперь нам без этого никуда.

Лео. Аллоу! Аллоу… Не, боюсь, он гуляет (кладет трубку).

Джильда. Почему ты не разрешишь мисс Ходж отвечать на звонки. Так будет гораздо проще.

Лео. Думаешь, она сможет?

Джильда. Почему нет? Со всем, что ей поручено, она справляется очень даже неплохо.

Лео. Где она?

Джильда. Прибирается в спальне.

Лео (зовет). Мисс Ходж… мисс Ходж…

Джильда. Нам нужен слуга в белом смокинге. Представь себе, к нам приехало телевидение, а в дверях репортеров встречает мисс Ходж.

Входит мисс Ходж. Все в пыли, очень неопрятная.

Мисс Ходж. Вы меня звали?

Лео. Да, мисс Ходж.

Мисс Ходж. Я прибиралась в спальне.

Лео. Да, я знаю и сожалею, что пришлось вас оторвать, но я попрошу оказать мне услугу.

Мисс Ходж (подозрительно). Услугу?

Лео. Да, всякий раз, когда будет звонить телефон, пожалуйста, снимайте трубку.

Мисс Ходж (с достоинством). Если я буду в пределах слышимости звонка, сделаю это с удовольствием.

Лео. Заранее премного вам благодарен. Просто спросите, кто говорит, и попросите подождать.

Мисс Ходж. Как долго?

Лео. Пока не скажете мне, кто звонит.

Мисс Ходж. Хорошо (возвращается в спальню).

Лео. Боюсь, ничего путного из этого не выйдет.

Джильда. Ты думаешь, что я смогу что-то выяснить о личной жизни мисс Ходж, оставаясь здесь одна, пока ты мотаешься с вечеринки на вечеринку?

Звонит телефон.

Лео. Ну вот.

Оба ждут, телефон продолжает звонить.

Джильда (грустно). Двое слуг в белых смокингах, вот кто нам нужен, плюс секретарь и горничная.

Телефон все звонит.

Лео. Может, лучше я возьму трубку.

Джильда. Нет, пусть звонит. Мне нравится этот трезвон.

В комнату влетает мисс Ходж, спешит к телефону.

Мисс Ходж (в трубку). Алле! Алле! Алле-алле-алле-алле-алле…

Джильда. Очень уж монотонно.

Мисс Ходж (продолжает). Алле-алле-алле-алле…

Джильда. Скажите мне, мистер Меркюри, какой представляется вам современная девушка?

Лео. Глупая сучка.

Джильда. Как цинично!

Мисс Ходж. …алле-алле-алле-алле… Алле! Алле… (она в отчаянии поворачивается к ним). Похоже, там никого нет.

Лео. Ничего страшного, мисс Ходж. Поначалу и нельзя рассчитывать на многое. Премного вам благодарен.

Мисс Ходж. Пустяки, сэр (она снова уходит).

Джильда. Я вдруг разозлилась.

Лео. Почему?

Джильда. Не знаю. Возможно, реакция на напряжение последних дней. Теперь все закончилось, и все вдруг стало блеклым. Ты сейчас счастлив?

Лео. Думаю, очень.

Джильда. Трудолюбием я не отличалась, скорее бездельничала. За все время пребывания в Англии я оформила интерьеры только четырех домов для четырех глупых женщин.

Лео. Моника Явон хочет, чтобы ты занялась ее домом.

Джильда. Она станет пятой глупой женщиной.

Лео. Мне она глупой не кажется.

Джильда. Полагаю, она просто чуть умнее, чем остальные. О-хо-хо!

Лео. Сигарету? (Бросает Джильде сигарету).

Джильда. Эрнест не ошибся.

Лео. В чем? И когда?

Джильда. Он сказал, что моя жизнь беспорядочная. Так оно и есть. А в данный момент она еще более беспорядочная, чем всегда. Может, насчет нашей женитьбы ты и прав. Возможно, это правильное решение. Я становлюсь одной из тех скучных, ничем не занятых женщин, которые прилипают к мужчинам и все им портят. Я вот порчу тебе наслаждение от успеха, оставаясь мрачной занудой.

Лео. Ты думаешь, замужество автоматически превратит тебя в жизнерадостную, трудолюбивую пчелку?

Джильда. Чего-то не хватает, и я не знаю, чего именно.

Лео. Не знаешь?

Джильда. Нет. А ты?

Лео. Я знаю. Точно знаю, чего не хватает…

Вновь звонит телефон.

Джильда. Я всегда буду это делать (она подходит к телефонному аппарату). Алле! Да… Да, конечно. Добрый день… Да, он дома. Я его сейчас позову… Что?.. Я уверена, он будет рад… Большое спасибо, но, боюсь, не смогу… Нет, должна поехать в Париж… Нет, на несколько дней.

Лео. Кто это?

Джильда (прикрывает микрофон рукой). Миссис Борроудейл. Она хочет, чтобы ты приехал к ней на уик-энд (вновь в трубку). А вот и он.

Лео (берет трубку). Привет, Марион… Да, это прекрасно, не правда ли?.. Потрясен до глубины всех моих семи чувств… Что?.. Право, не знаю…

Джильда (целуя его). Знаешь, знаешь!

Лео. Одну минутку, я загляну в ежедневник (закрывает микрофон рукой). Что будешь делать, если я поеду?

Джильда. Незамедлительно наложу на себя руки. Не дури.

Лео. А почему ты не хочешь поехать? Она же приглашала.

Джильда. Потому что не хочу.

Лео (в трубку). Суббота у меня свободна. Я с удовольствием приеду… Да, отлично… До свидания (он поворачивается к Джильде). — Почему ты не захотела поехать? Она такая забавная, да и дом прекрасный.

Джильда. Тебе лучше поехать одному.

Лео. Хорошо. Как скажешь.

Джильда. Только не считай меня занудой, дорогой. Просто не хочется насиловать себя. Толку от меня на вечеринке в загородном доме — ноль. Никогда не было.

Лео. У Марион особые вечеринки. Ты можешь заниматься, чем угодно, и никому до этого нет дела.

Джильда. В чужих домах я не могу найти приятного для себя занятия, и мне постоянно кто-нибудь досаждает.

Лео. Полагаю, дело в том, что я по характеру более общительный. Мне нравится встречаться с новыми людьми.

Джильда. Я люблю встречаться с людьми, но не с второсортными.

Лео. Как я тебе и говорил, у Марион собирается отличная компания. «Второсортных» людей, как ты их называешь, она любит не больше твоего. Кстати, она сама очень умная женщина и общаться с ней — одно удовольствие.

Джильда. Я же не утверждала, что она неумна, и не сомневаюсь, что общаться с ней очень даже приятно. Так и должно быть. Это ее работа.

Лео. Напрасно ты ее обижаешь. Она…

Звонит телефон. Мисс Ходж тут же влетает в комнату. Они молчат, слушая, как она отвечает на звонок.

Мисс Ходж (в трубку). Алле… Алле… да… (она протягивает трубку Лео). Это вас.

Лео (тоскливо). Господи! (Берет трубку, мисс Ходж уходит). Слушаю… «Ивнинг стандарт»?.. Хорошо, присылайте.

Джильда. Какое жуткое утро.

Лео. Извини.

Джильда. Перестань. Вина не твоя.

Лео. Увы, к сожалению, моя. Я написал успешную пьесу.

Джильда (сердито). Слушай, это уже… (отворачивается).

Лео. Так и есть, правда? Именно это тебя и расстроило?

Джильда. Ты действительно так думаешь?

Лео. Не знаю. Я не знаю, что и думать. Все это выглядит, как ссора, но вроде бы причин для ссоры нет. Раньше мы уже ссорились несколько раз, в последнее время чуть чаще. Это же неизбежно. С ростом моей известности знакомства со мной будет искать все больше людей. Я не верю их дружбу, я не воспринимаю их серьезно, но общение с ними мне нравится. Возможно, гораздо больше, чем им — общение со мной. Мне сейчас все нравится. Ради этого я работал всю жизнь. Пусть они приходят! Они отвернутся от меня, все так, когда я им надоем. Но, возможно, они надоедят мне раньше.

Джильда. Я очень на это надеюсь.

Лео. И какое это имеет значение?

Джильда. Очень большое.

Лео. Не понимаю, почему.

Джильда. Они крадут твое время, эти нелепые охотники за знаменитостями, они высасывают твою жизненную энергию.

Лео. И пусть! У меня много времени и еще больше жизненной энергии.

Джильда. Это бравада! У тебя слишком мощный творческий потенциал, чтобы воспринимать твои слова серьезно.

Лео. При всем моем потенциале у меня нет ни малейшего желания отгораживаться от мира и жить ради искусства. В этом не больше здравого смысла, чем в коктейльной вечеринке в «Ритце».

Джильда. Что-то ушло. Разве ты не видишь?

Лео. Разумеется, что-то ушло. Что-то всегда уходит. Жизнь — это процесс изменений. О чем ты скорбишь? О бесшабашных днях в Латинском квартале?

Джильда. Не говори глупостей!

Лео. Давай переоденемся в старье, вернемся туда и притворимся, что это и есть настоящая жизнь, а?

Джильда. Почему нет? Познаем настоящее разочарование.

Лео. Разумеется, познаем. Стоять над скелетами наших давних радостей и пинками пытаться их оживить. Ты полагаешь, это не потеря времени?

Джильда. Чтобы притворяться, нет нужды возвращаться туда или одеваться в старье. Мы можем притворяться и здесь. Среди всего этого… (она обводит рукой газеты). Пусть трубят трубы, развеваются флаги и звонит телефон, мы все равно можем притворяться. Мы можем притворяться, что мы счастливы.

Она выводит из комнаты под трезвон телефона. Лео какие-то мгновения смотрит ей вслед, потом идет к столу.

Лео (в трубку). Алле… Что?.. Да, это я… Конечно, я подожду…

Из холла появляется мисс Ходж.

Мисс Ходж. К вам какой-то господин. Говорит, что он из «Ивнинг стандарт».

Лео. Приглашайте.

Мисс Ходж уходит.

Лео. Алле… Да! Добрый день! Разумеется, сижу, вот и читаю газеты… Да, отзывы чудесные…

Входит мистер Бирбек. Лео знаком приглашает его сесть.

Лео. Я так рад… это потрясающе, не так ли?.. Он так сказал? Грандиозно!.. Ерунда, такое всегда приятно слышать… Разумеется, я с удовольствием… В смокинге или во фраке? Неформальная обстановка? Еще лучше… До свидания… Что?.. Не может быть? Так скоро?.. Да, конечно… До свидания (он кладет трубку на рычаг). Пожалуйста, извините.

Мистер Бирбек. Я из «Стандарт».

Лео. Да, знаю.

Мистер Бирбек. Я привез с собой фотографа. Надеюсь, вы не возражаете? Мы подумали, что несколько ваших фотографий в вашей же квартире могут показаться читателям интересными.

Лео (с горечью). Я в этом не сомневаюсь.

Мистер Бирбек. Но, прежде всего, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Лео. Так задавайте. Сигарету?

Мистер Бирбек. Нет, благодарю. Я не курильщик.

Лео (берет сигарету, закуривает). А я не могу отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Мистер Бирбек (достает ручку и блокнот). Это не первая ваша пьеса, так?

Лео. Седьмая. Две в последние три года поставлены в Лондоне.

Мистер Бирбек. Как они назывались?

Лео. «Быстрая Река» и «Миссис Дрейпер».

Мистер Бирбек. Ваше отношение к спорту?

Лео. Обожаю.

Мистер Бирбек. Какой вид спорта нравится вам больше всего?

Лео. Предпочтений нет. Я от всех без ума.

Мистер Бирбек. Понимаю (записывает). Вы верите, что звуковое кино убьет театр?

Лео. Нет. Я думаю, что звуковое кино покончит с собой.

Мистер Бирбек (смеется). Это очень хорошо, очень! Отменно.

Лео. Совсем не хорошо.

Мистер Бирбек. Вопрос, который особо интересует наших читательниц…

Лео. Что же это за вопрос?

Мистер Бирбек. Какова, по-вашему, современная девушка?

Лео (без запинки). Открытая; честная; прямая.

Мистер Бирбек. То есть современную девушку вы воспринимаетесь положительно?

Лео. Я этого не говорил.

Мистер Бирбек. Ваше отношение к институту семейной жизни?

Лео. Двойственное.

Мистер Бирбек. Это хорошо. Очень хорошо.

Лео (вставая). Не пишите это… вообще ничего не пишите. Считайте, интервью не было. Приходите в другой раз.

Мистер Бирбек. Почему? Что не так?

Лео. Все не так, мистер…

Мистер Бирбек. Бирбек.

Лео. Мистер Бирбек. Интервью — гротеск в чистом виде. Разве вы не видите, что это гротеск?

Мистер Бирбек. Боюсь, я вас не понимаю.

Лео. Вас не тошнит, когда вы задаете мне эти вопросы?

Мистер Бирбек. Нет, а почему?

Лео. Могу я попросить вас об одолжении?

Мистер Бирбек. Каком?

Лео. Позовите фотографа. Сфотографируйте меня… и оставьте в покое.

Мистер Бирбек (с обидой). Хорошо.

Лео. Не подумайте, что я — грубиян. Устал, ничего больше.

Мистер Бирбек. Понимаю (выходит в холл, возвращается с фотографом). Где вы хотите сфотографироваться?

Лео. Где скажете.

Мистер Бирбек. Вот тут?

Лео (встает перед столом). Хорошо.

Мистер Бирбек. Может, я зайду в другой раз, когда вы не будете столь уставшим?

Лео. Да, конечно, позвоните мне.

Мистер Бирбек. Завтра?

Лео. Да, завтра.

Мистер Бирбек. Около одиннадцати?

Лео. Да. Около одиннадцати.

Мистер Бирбек. А теперь… вы готовы?

Джильда выходит из спальни, в уличной одежде. Подходит к Лео, обнимает.

Джильда. Хочу пройтись по магазинчикам… (потом тише). Прости, дорогой…

Лео. Хорошо, сладенькая.

Джильда уходит.

Мистер Бирбек. А теперь улыбнитесь!

Лео улыбается, занавес опускается.

Сцена 2

Место действие тоже, несколькими днями позже. Вечер, мисс Ходж только что поставила холодный ужин на столик для бриджа перед диваном. Придирчиво оглядывает результаты своих трудов и идет к спальне.

Мисс Ходж. Ужин на столе, мадам.

Джильда (из спальни). Благодарю вас, мисс Ходж. Этим вечером вы мне уже не понадобитесь.

Мисс Ходж уходит на кухню. Джильда выходит из спальни. В пижаме и халате. Идет к письменному столу, на котором лежит посылка с книгами. Разворачивает бумагу, просматривает книги, что-то радостно напевая себе под нос. Мисс Ходж возвращается из кухни, в пальто и шляпке.

Джильда. Мисс Ходж! Я думала, вы ушли.

Мисс Ходж. Я надевала шляпку. Надеюсь, вы найдете все, что вам нужно.

Джильда. Я уверена, что найду. Благодарю вас.

Мисс Ходж. Пустяки. Рада вам услужить.

Джильда. Мисс Ходж, как, по-вашему, мы с мистером Меркюри поступим правильно, если поженимся?

Мисс Ходж. Я думала, вы женаты.

Джильда. Как же я могла забыть? Мы с вами об этом не говорили, не так ли?

Мисс Ходж. Определенно не говорили.

Джильда. Так вот, мы не женаты.

Мисс Ходж (задумчиво). Понимаю.

Джильда. Вы шокированы?

Мисс Ходж. Это не мое дело, мадам… мисс.

Джильда. Что вы думаете о семейной жизни?

Мисс Ходж. Я от нее не в восторге, мисс, наелась досыта, образно говоря.

Джильда (удивленно). Что?

Мисс Ходж. Ходж — моя девичья фамилия. Взяла ее снова, от отвращения к тем, что носила, если вы понимаете, о чем я.

Джильда. И сколько раз вы выходили замуж?

Мисс Ходж. Дважды.

Джильда. Где сейчас ваши мужья?

Мисс Ходж. Один умер, второй в Ньюкастле.

Джильда (улыбаясь). Понятно.

Мисс Ходж. Так я иду домой, если вам ничего не нужно?

Джильда. Больше ничего, благодарю вас. Спокойной ночи.

Мисс Ходж. Спокойной ночи, мисс.

Мисс Ходж уходит. Джильда смеется, наливает себе стакан хереса из бутылки, которая стоит на столе, садится на диван с книгами. Отто появляется из коридора и стоит в дверях, глядя на нее.

Отто. Привет, Джильда.

Джильда (резко поворачивается, смотрит на него). Не может быть!

Отто (входит в комнату). А вот и я.

Джильда. Отто!

Отто. Ты рада?

Джильда. Еще не знаю.

Отто. Уж определись, будь так любезна.

Джильда. Я пытаюсь.

Отто. Где Лео?

Джильда. Уехал. Сегодня, во второй половине дня.

Отто. Очень милая квартирка.

Джильда. Да. В ясный день можно увидеть противоположную сторону площади.

Отто. Я только что приехал.

Джильда. Откуда?

Отто. Из Нью-Йорка. У меня там была выставка.

Джильда. Удачная?

Отто. Да, благодарю.

Джильда. Определилась. Я безмерно рада тебя видеть.

Отто. Это прекрасно.

Джильда. Как ты попал в квартиру?

Отто. Столкнулся в дверях с какой-то странной женщиной. Она меня и впустила.

Джильда. Это мисс Ходж. У нее было два мужа.

Отто. Однажды я познакомился с женщиной, у которой было четыре мужа.

Джильда. Ты не собираешься снять пальто и шляпу?

Отто. Разве они тебе не нравятся?

Джильда. Безмерно нравятся. Как я могла спросить, удачной ли была выставка? Я же вижу, что все сложилось, как нельзя лучше. Достаточно взглянуть на тебя, чтобы понять, как все славно.

Отто (снимает пальто и шляпу). Жаль, что Лео нет.

Джильда. Он вернется в понедельник.

Отто. Как у него идут дела?

Джильда. Чертовски хорошо.

Отто. Дорогая моя… у меня такое странное состояние… Будто я сейчас заплачу, хотя плакать мне совершенно не хочется.

Джильда. Давай поплачем вместе. Только немножко.

Отто. Милая, милая моя Джильда!

Они бросаются в объятья друг друга.

Отто. Ну, наконец-то, теперь все хорошо, не так ли?

Джильда. Больше, чем хорошо.

Отто. Я поступил глупо, так долго сторонясь вас, не так ли?

Джильда. Именно это подразумевал Лео, когда на днях сказал, что чего-то не хватает.

Отто. Меня?

Джильда. Разумеется.

Отто. Я ужасно рад, что он так сказал.

Джильда. Мы ссорились, пытаясь понять, почему нет ощущения полного счастья, если все так отлично складывается.

Отто. Вы часто ссоритесь?

Джильда. Достаточно.

Отто. Так же часто, как ссорились мы?

Джильда. Примерно. Повод-то, кстати, есть. Известность растет, его начинают рвать на части. Я за него тревожусь.

Отто. И напрасно. Слава его не тронет… в душе он останется прежним.

Джильда. И все равно я боюсь. Они все такие шумливые, тупые, набрасываются со всех сторон.

Отто. Я читал о его пьесе в поезде. Она произвела фурор, не так ли?

Джильда. На ближайшие дни все билеты проданы.

Отто. Это хорошо?

Джильда. Да, думаю, что да.

Отто. Только думаешь?

Джильда. Три сцены первоклассные, особенно последнее действие. Начало второго немного затянуто, и большинство первого довольно поверхностно… ты знаешь, о чем я… диалог очень легкий, да говорят-то ни о чем. Но актеры играют прекрасно.

Отто. Мы пойдем в театр в понедельник.

Джильда. Ты останешься, раз уж приехал?

Отто. Хотелось бы. Все зависит от Лео.

Джильда. Как это?

Отто. Возможно, он не захочет, чтобы я оставался.

Джильда. Я думаю, ему ты даже нужнее, чем мне!

Отто. Почему ты так говоришь?

Джильда. Не знаю. Вырвалось внезапно, как икота.

Отто. Знаешь, теперь я совершенно успокоился, прежнее негодование растаяло, как дым. Я чистый и пушистый, только что вымытый барашек, просительно блеющий, дабы его приняли в компанию.

Джильда. Выпьешь хереса?

Отто. С удовольствием.

Джильда. Бери мой стакан. Я возьму себе другой. Все равно нам нужна еще одна тарелка, плюс вилка и ложка.

Отто (оглядывает стол). Ветчина, салат. А что на этой тарелке?

Джильда. Холодный рисовый пудинг. Вкуснятина! Его можно есть как с джемом и сливками.

Отто (без энтузиазма). Выглядит аппетитно.

Джильда спешит на кухню, возвращается с тарелкой, ложкой и вилкой, стаканом.

Джильда. А вот и мы!

Отто. Я ожидал большего великолепия.

Джильда. Дворецких и лакеев?

Отто. Да, хотя бы нескольких. И рассеянного освещения. В этой лампе под потолком есть что-то отталкивающее. Этот интерьер разработала ты?

Джильда. Ты же понимаешь, что не я.

Отто. Уж свою-то квартиру ты могла бы обустроить сама.

Джильда. Может, хочешь чего-нибудь покрепче хереса?

Отто. Нет, херес меня вполне устраивает. Такой мягкий, нежный, и прямо-таки светится изнутри. Разумеется, я привык пить его с сухим печеньем.

Джильда. Печенья нет.

Отто (великодушно). Ну и ладно.

Джильда. Присядь, дорогой.

Отто (выдвигает стул, садится). Как аппетитно выглядит эта ветчина! Где ты ее взяла?

Джильда. Заказала в Шотландии.

Отто. Почему в Шотландии?

Джильда. Она там бегает, пока живая.

Отто. Красивая страна, Шотландия. Если все, что я слышал о ней, правда, там вопят баньши и растет четырехлистная кислица обыкновенная.

Джильда. Дорогой, это Ирландия.

Отто. Неважно. И там, и там одинаковая наводящая тоску влажность.

Джильда (кладет ему на тарелку ветчину). Я знала, что ты скоро приедешь.

Отто (кладет ей на тарелку салат). А куда отправился Лео?

Джильда. На уик-энд в небольшое поместье в Хэмпшире. Бридж, трик-трак, несколько писателей, площадка для сквоша, на которой никто не играет.

Отто. Красивая жизнь, вот что это такое.

Джильда. От настоящей жизни далеко, но забавно.

Отто. Надолго это не затянется. Не волнуйся.

Джильда. Расскажи мне, где ты побывал, что увидел, что сделал. Твои картины также хороши или стали чуть хуже? Я недоверчива, знаешь ли! Весьма недоверчива к людям, которые очень любят именно то, что действительно стоит любить. В наши дни искусство носят на руках. И смазывается грань между хорошим и плохим.

Отто. Ты, однако, на взводе, не так ли?

Джильда. Да, на взводе. И лучше мне не становится.

Отто. Бурлит. Внутри у тебя все бурлит.

Джильда. Горчицы нет.

Отто. Пустяки. Мне она и не нужна. А тебе?

Джильда. Честно говоря, не знаю. С горчицей никогда не могу определиться.

Отто. С ней можно съесть и рисовый пудинг.

Джильда. Странно, не правда ли? Все продолжилось там, где закончилось.

Отто. Слава Богу, не совсем там.

Джильда. Это было ужасно, не так ли?

Отто. Меня еще долго мучило сожаление. Наверное, следовало мне врезать Лео.

Джильда. Я так рада, что ты не врезал. Он терпеть не может, когда его бьют.

Отто. С другой стороны, он мог врезать мне.

Джильда. Ты его крупнее.

Отто. Зато он проворнее. Однажды он продержал меня в ванне двадцать минут, поливая холодной водой.

Джильда (смеясь). Я знаю.

Отто (тоже смеется). Ну, конечно же… над этим вы и смеялись, когда я пришел, так?

Джильда (давясь смехом). Да, очень, очень не вовремя.

Отто. Очередная злобная шутка судьбы. Перед самым моим появлением вспомнить о том злосчастном эпизоде.

Джильда. И при этом смешном… невероятно смешном. Ты же понимаешь, мы оба крайне взвинчены и несчастны, нервы напряжены до предела… так что смех был истерический.

Отто. Я думаю, он-то меня больше всего и задел.

Джильда. Ты мог бы сообразить, что мы смеемся не над тобой. Во всяком случае, к настоящему смех этот никакого отношения не имеет.

Отто. Все это произошло сто двадцать семь лет тому назад.

Джильда. Сто двадцать восемь.

Отто. С того времени мы повзрослели.

Джильда. Я так на это надеюсь, хоть немного.

Отто. Я ушел в море на сухогрузе, знаешь ли. Проплыл тысячи миль. Такой одинокий, несчастный.

Джильда. Как я понимаю, и морская болезнь не обошла тебя стороной.

Отто. Она составляла мне компанию лишь несколько первых дней.

Джильда. Потом вы расстались?

Отто. Если она и заглядывала ко мне, то изредка.

Джильда. Так ты теперь многое знаешь о кораблях и мореплавании.

Отто. Отнюдь. По-прежнему ничего не понимаю. Нет, конечно, мне теперь известно, что есть правый борт и левый, я могу сказать, что означает тот или иной сигнал корабельного колокола, но до сих пор мне никто не объяснил, каким образом кораблю удается остаться на плаву, когда начинается шторм.

Джильда. Ты боялся?

Отто. Не то слово, но потом привык.

Джильда. Это был английский корабль?

Отто. Норвежский. Я теперь могу спросить: «Как поживаешь?» на норвежском.

Джильда. Мы должны немедленно познакомиться с какими-нибудь норвежцами, чтобы ты мог спросить у них: «Как поживаешь?» Где твои картины?

Отто. Я их еще не распаковал. Они в «Карлтоне».

Джильда. «Карлтоне»! Ты, значит, можешь позволить себе тамошние цены?

Отто. Могу. В Лондоне мне заказали несколько портретов. Самые известные люди. Я пишу портреты только самых известных людей.

Джильда (излишне резко). У них такие интересные лица, не так ли?

Отто (с упреком). Я не рисую лица, Джильда. Ты же знаешь, мое измерение — четвертое. Я рисую души.

Джильда. Чтобы найти их души, ты должен быть ясновидящим и работать в восьмом измерении.

Отто. Я очень огорчен тем, что Лео так и не удалось приручить твою гордую, революционную душу.

Джильда. Скорее, он раздул пламя из тлеющей в ней искры.

Отто. Я знаю, что с тобой не так, сладкая моя. Ты всего лишь концентрированная эссенция «Любви среди творцов».

Джильда. Я думаю, это жестоко.

Отто. Будь у тебя самой творческий потенциал, ты смогла понять больше. А так ты много знаешь. Ты чертовски много знаешь. Ты — первоклассный критик. Твою оценку картины, книги, пьесы я ставлю выше любой другой. И однако, ты можешь сбиться с пути истинного, если так и будешь переть напролом. Жизнь, прежде всего и в основном, предназначена для жизни. Даже людям творческим жизнь дается, чтобы жить. Помни об этом.

Джильда. Ты повзрослел, не так ли?

Отто. Поначалу, когда мы все жили в Париже, все действительно разрешалось гораздо легче, даже наши эмоциональные проблемы. Лео и я лезли из кожи вон, цель у нас была только одна — добиться успеха… ради этого ты трудились, не покладая рук, не останавливаясь ни на секунду. Ты нам в этом помогала, подстегивала, корректировала, если мы сбивались с курса, вдохновляла, если нас охватывало разочарование. Меня ты любила чуть больше, решив, и правильно, что я более слабый. Они были счастливыми, те дни, и именно такими навсегда останутся в нашей памяти. Но не позволяй тем дням обмануть себя. Не пытайся возродить их дух. Они в прошлом, вместе с нашими ранними грезами, любовью, ссорами, да и остальными глупостями того времени.

Джильда. Думаю, мне снова хочется плакать.

Отто. Слезы — лучшее успокоительное.

Джильда. Ты не можешь винить меня за то, что я ненавижу успех. Он меняет все… все то, что я люблю больше всего.

Отто. Жизнь все разно изменяется. И успех — не единственная тому причина… тут и время, и опыт, и новые обстоятельства.

Джильда (с горечью). Всю эту мудрость ты почерпнул у норвежцев? Они, должно быть, замечательные люди.

Отто (мягко). Нет, я до всего дошел сам. Сидел и смотрел на все вокруг.

Джильда. Понимаю.

Отто. Хочешь еще салата?

Джильда. Нет, благодарю.

Отто. По-моему, самое время отдать должное холодному рисовому пудингу.

Джильда. Одно мне совершенно ясно.

Отто (с улыбкой). Что именно?

Джильда. Я больше не нужна.

Отто. Я не сомневался, что именно это ты и скажешь.

Джильда. Ты меня к этому и подводил, не так ли?

Отто. Мы всегда будем нужны друг другу, все трое.

Джильда. Ерунда! Выживает тот, кто лучше приспосабливается… все остальное — побоку.

Отто. Положить тебе рисового пудинга?

Джильда. Да пошел ты со своим пудингом!

Отто (кладет пудинг себе на тарелку). Грубые слова. Грубые, жестокие слова!

Джильда. Ты очень уверен в себе, не так ли? Вы оба очень уверены в себе, ты и Лео. Это же приятно, добиться всего того, к чему вы так стремились.

Отто (безмятежно). Приятно.

Джильда (внезапно улыбнувшись). Ты помнишь, как я рвала и метала, не могла смириться с тем, что я — женщина.

Отто. Да, дорогая. Крика было много.

Джильда. И вот теперь я этому рада. Впервые. Может, хочешь джема?

Отто. Какой джем?

Джильда. Думаю, клубничный.

Отто. Разумеется, с рисовым пудингом я привык есть сливовый джем, но, пожалуй, меня устроит и клубничный.

Джильда. Сейчас принесу.

Она уходит на кухню. Звонит телефон, Отто подходит к телефону, снимает трубку.

Отто (в трубку). Алле!.. Алле… Да, слушаю… Не узнаете мой голос?.. Абсурд! Должно быть, помехи на линии… Обед седьмого? Да, с радостью… Вы не будете возражать, если я оденусь Марией-Антуанеттой, не так ли? Потом мне идти на костюмированный бал… Где? Его дает моя тетушка… да, в заброшенном доме, у нее их несколько, вы знаете… Премного вам благодарен (кладет трубку на рычаг).

Джильда (возвращаясь). Я положила его в стеклянную вазочку. Кто звонил?

Отто. Какая-то дама. Бревелл, леди Бревелл. Она хотела, что Лео пообедал у нее седьмого. Я согласился.

Джильда. Хорошо! Вы можете пойти оба. Я уверена, она будет счастлива.

Отто (садится за стол). Что? А где сливки?

Джильда. Со сливками я промахнулась. Думала, их целое море, а оказалось, что ни капли.

Отто. С годами ты становишься все прекраснее.

Джильда. Как ты мил, Отто! Я тронута.

Отто. Твоя кожа, к примеру. Твоя кожа стала гораздо лучше.

Джильда. Так и должно быть. Я уделяю ей столько внимания.

Отто. В каком смысле?

Джильда. Ее щиплют, растирают, шлепают.

Отто. Это забавно, знаешь ли, но я любил тебя до беспамятства!

Джильда. Мы посмеемся над этим после того, как ты доешь пудинг.

Отто. А что случилось с Эрнестом?

Джильда. Он тоже уезжал. Далеко и надолго. Отправился в кругосветный круиз с множеством старушек в соломенных шляпках.

Отто. Дорогой Эрнест!

Джильда. Я виделась с ним несколько недель тому назад. Потом он отправился в Париж.

Отто. Странная жизнь. Стерильная, как, по-твоему?

Джильда. Самодовольства в тебе определенно прибавилось.

Отто. Если ты так сурова ко мне, я вернусь в «Карлтон».

Джильда. У тебя там «люкс» или обычный одноместный номер с ванной?

Отто. Дорогая, я очень тебя люблю.

Джильда. Милой, приятной любовью, без сердечных терзаний.

Отто. Ты пытаешься завлечь меня в свою распутную постель?

Джильда. А что бы ты сделал, если бы попыталась?

Отто. Наверное, испытал бы безмерное наслаждение.

Джильда. А я, наверное, нет.

Отто. Я так ужасно изменился?

Джильда (злопамятно). Изменился не ты… время, знаешь ли, опыт, новые обстоятельства.

Отто (поднимаясь из-за стола). Я поужинал. Покормили, конечно, не так, чтобы очень, но сытно. А теперь хочется виски с содовой.

Джильда. Возьми вон там (указывает на бар).

Отто (подходит к бару). Конечно, возьму. Тебе налить?

Джильда. Нет, пожалуй, что нет.

Отто. Чуть-чуть?

Джильда. Ну, хорошо.

Отто (разливает виски, добавляет содовой). Если нам станет скучно, мы всегда сможем пойти в кино, не так ли?

Джильда. Уже поздно. Нам не попасть на фильм, который стоит посмотреть.

Отто. Я разочарован! Очень, очень, очень разочарован.

Джильда. Лично мне здесь очень даже нравится.

Отто (приносит ей стакан). Действительно?

Джильда. Да. Особенно наша сдержанная пикировка.

Отто. Будь осторожна, хорошо? Умоляю тебя, будь осторожна.

Джильда. Никогда не была. Так чего начинать сейчас?

Отто (поднимает стакан). За твою необузданную душу, драгоценнейшая моя.

Джильда (поднимает свой стакан). И за твою тоже.

Отто (качает головой). Плохо это. Очень плохо.

Джильда. Любовь среди творцов.

Отто. Любовь между всеми.

Джильда. Может, не совсем любовь. Что-то чуть ниже и что-то чуть выше, но ужасно сильное.

Отто. Ты про это?

Джильда. Разумеется. А про что же еще?

Отто. Мы должны иметь принципы и держаться за них, знаешь ли. Дрейфовать без принципов это очень, очень опасно.

Джильда. Жизнь — для жизни.

Отто. Ты обвиняла меня в том, что я все знаю наперед. Теперь эти претензии можно предъявить тебе.

Джильда. В каком смысле?

Отто. Ты уверена, что я тебя хочу.

Джильда. А разве нет?

Отто. Естественно, хочу.

Джильда. Тогда отойди, на минутку, позволь мне еще раз оглядеть тебя с головы до ног.

Отто. Я частенько усаживался на верхней палубе сухогруза, закрывал глаза и видел тебя стоящей там, как ты стоишь сейчас.

Джильда. Да ты у нас романтик. Пускаешь слезу, вспоминая наше постыдное поведение.

Отто. Заткнись! Не говори так.

Джильда. В отличие от тебя, я ничего не боюсь.

Отто. Потому что тебе нечего терять.

Джильда. Откуда ты знаешь? Ты же забыл, какая я, настоящая я. Тот смутный образ, который ты рисовал под твоими чертовыми тропическими небесами, иллюзия, призрак, возникший из отрывочных воспоминаний, неточных и ложных, не имеет со мной ничего общего. А я — вот она, перед тобой, здесь и сейчас! Присмотрись ко мне внимательно, и давай поглядим, удастся ли тебе сказать, что я могу потерять в этой игре… или приобрести. Может, ты скажешь и это? Скажешь? Скажешь?

Отто. Ты выглядишь такой прелестной, когда злишься.

Джильда. Еще одна иллюзия. Я — не прелестная.

Отто. То были лишь слова любви. Не нужно их топтать. Как мы можем, встретившись вновь, обойтись без слов любви?

Джильда. Давай держать их под контролем.

Отто. Я предупреждаю тебя, это будет очень трудно. Ты стараешься выглядеть такой искушенной. Решала показаться расчетливой, разочарованной, бесстыдной, даже грубой. Все это очень хорошо, но как долго будет продолжаться? Вот о чем я спрашиваю себя. Как долго ты сможет пребывать в таком настроении?

Джильда (сдается). Не… не смейся надо мной.

Отто. Я должен… чуть-чуть.

Джильда. Это несправедливое преимущество. Оно есть у вас обоих, и вы оба используете его против меня, не зная жалости.

Отто. Смех тоже. Но на самом деле это несерьезно.

Джильда. Однажды начав, я никогда не останавливаюсь. Это предупреждение.

Отто. Оно получено.

Джильда. Что же нам делать с Лео?

Отто. Подождем и посмотрим, что будет делать он с нами.

Джильда. Неужели тебе совершенно не стыдно?

Отто. Не больше, чем тебе.

Джильда. Наши отношения деградируют, полностью деградируют.

Отто. Только в сравнении со стандартами других людей.

Джильда. Почему мы должны льстить себе тем, что мы — совершенно другие?

Отто. Лесть тут совершенно не причем. Мы другие. Наши жизни диаметрально противоположны привычным социальным отношениям. И бессмысленно хвататься за эти отношения, как за соломинку, в надежде, что они удержат нас на плаву, когда мы вдруг понимаем, что оказались на глубине. Мы ни во что их не ставили и должны найти свои решения для возникших у нас нравственных проблем.

Джильда. Красноречиво, очень красноречиво, и так обтекаемо.

Отто. Это правда. Так что нет смысла топать ногами и вещать о деградации. Разумеется, это деградация. Согласно известному нравственному кодексу, наши отношения аморальны и всегда такими и были. Методисты нас не похвалят. Католики тоже. Как и евангелисты, епископалианцы, представители англиканской церкви. Боюсь, даже полинезийцы не будут о нас очень уж высокого мнения, но тем это без разницы, очень уж они далеко. Они могут собраться вместе и не погрешат против истины, как они ее понимают, говоря, что мы развратные, отвернувшиеся от Бога, аморальные дегенераты. Имеют они на это право?

Джильда (печально). Да, Отто, полагаю, что да.

Отто. Но речь-то о том, что не их это дело. Мы никому не причиняем вреда. Мы не засоряем мир незаконнорожденными детьми. Единственные, кому мы, возможно, портим жизнь, это мы сами, а потому и разбираться в этом только нам самим. И для тебя это совершенно бессмысленное занятие, пытаться определить, кого ты любишь больше, Лео или меня, потому что ты сама этого не знаешь! В данный момент — меня, потому что ты прожила с Лео достаточно долгое время, а я отсутствовал. Веселый, ироничный случай свел нас вместе и завязал наши судьбы в тугой узел. Отрицать это нелепо, развязать узел — невозможно. И единственное, что остается — наслаждаться, каждым моментом, каждой секундой…

Джильда. Сойди с трибуны и перестань проповедовать!

Отто. Мне очень хочется заняться с тобой любовью, будь уверена! Без тебя мне было так одиноко. Теперь я вернулся и больше не собираюсь мучаться одиночеством. Поверь мне, одиночество — это для дураков.

Джильда. Вся эта история — для дураков.

Отто. Ты такая красивая, дорогая, и так мне нужна. Круг замкнулся, теперь снова моя очередь. Это справедливо, не так ли?

Джильда. Я… полагаю, что да.

Отто. Если бы ты не хотела меня, все было бы по-другому, но ты хочешь, моя драгоценнейшая, я вижу это в твоих глазах. Ты хочешь меня точно так же, как я хочу тебя.

Джильда (с улыбкой). Пожалуй.

Отто. Этот момент достоин того, чтобы остаться в памяти. Искра экстаза перескочила из вчера в завтра, чтобы вспыхнуть пожаром. Не забывай этот момент, что бы ни случилось. Пусть он навсегда останется с тобой.

Джильда. С такой позиции все так легко и просто.

Отто. Что мешает тебе обойти диван?

Джильда. Я не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы загорелся весь дом.

Отто. Я тебе верю. К черту диван!

Перепрыгивает через него и обнимает Джильду. Они стоят, крепко обнявшись, потом вместе усаживаются на диван.

Отто (целует ее). Хвордан стар дет тил!

Джильда (томно). Что ты сказал, дорогой?

Отто. «Как поживаешь», на норвежском.

Занавес медленно опускается.

Сцена 3

Та же комната. Примерно половина одиннадцатого утра. Когда занавес поднимается, мисс Ходж приводит Эрнста Фрайдмана.

Мисс Ходж. Я скажу мадам… мисс… мадам, что вы пришли, сэр.

Эрнест. С чего такая путаница, мисс Ходж?

Мисс Ходж. Мне только вчера вечером сказали, сэр, что… э… ну… что… э…

Эрнест. Я понимаю.

Мисс Ходж. Вот я и постоянно сбиваюсь, но, думаю, со временем все станет на свои места.

Эрнест. Я в этом нисколько не сомневаюсь.

Мисс Ходж идет в спальню, тут же возвращается, поджав губы.

Мисс Ходж (холодно). Она выйдет через минуту, сэр.

Мисс Ходж уходит на кухню и с треском захлопывает за собой дверь. Эрнест в недоумении смотрит ей вслед.

Появляется Джильда. Она куда-то собралась. Уже в пальто и шляпке.

Джильда (очень уж радостно). Эрнест! Какой сюрприз!

Эрнест. Что случилось с мисс Ходж?

Джильда. А что с ней случилось? Я не знаю… не спрашивала.

Эрнест. Напрасно ты сказала ей, что вы с Лео не женаты.

Джильда. Сорвалось с языка. Я забыла, что она этого не знала. Ты приехал из Парижа?

Эрнест. Да, вчера вечером. Несколько недель никак не мог уладить один вопрос.

Джильда. Какой вопрос?

Эрнест. Насчет подлинности картины Холбейна.

Джильда. Полагаю, кто-то говорил, что это фальшивка?

Эрнест. Да.

Джильда. А это подлинник.

Эрнест. По моему скромному мнению, да.

Джильда. Твое скромное мнение взяло верх?

Эрнест. Надеюсь на это.

Джильда. Восхитительно. Спокойная, не знающая сомнений уверенность в себе. Просто восхитительно.

Эрнест. Спасибо, Джильда. Только не думай, что ирония в твоем голосе осталась незамеченной.

Джильда. Никакой иронии, только зависть.

Эрнест. Пора бы тебе перестать мне завидовать.

Джильда. Боюсь, этого не случится никогда.

Эрнест. Как Лео?

Джильда. Не очень.

Эрнест. Что с ним?

Джильда. Живот. Он провел ужасную ночь. Не смыкал глаз до пяти утра, но сейчас крепко спит.

Эрнест. Жаль. Я хотел попрощаться с вами обоими.

Джильда. Попрощаться?

Эрнест. Во второй половине дня я возвращаюсь в Париж, а в среду отплываю в Америку.

Джильда. Но ведь ты будешь бывать в Европе, не так ли, Эрнест?

Эрнест. Больше нет. Я решил поселиться в Нью-Йорке. Долгие годы дожидался, пока выставят на продажу один пентхауз, и, наконец-то, купил его.

Джильда. Как здорово. Высоко?

Эрнест. Примерно тридцать этажей.

Джильда (весело). Тебе не нужна домоправительница?

Эрнест. Да, очень. Ты пойдешь?

Джильда. Возможно (смеется).

Эрнест. Что-то ты очень веселая этим утром.

Джильда. Я всегда веселая по воскресеньям. В лондонских воскресеньях есть что-то пьянящее.

Эрнест. Пьесу приняли превосходно. Я читал рецензии.

Джильда. Да, пьеса отличная. Она будет идти годы, годы, годы и годы.

Эрнест. Полагаю, Лео доволен.

Джильда. Рад до беспамятства. Думаю, поэтому у него и расстроился желудок. Он всегда был таким впечатлительным, ты знаешь. Даже в Париже, в стародавние времена, катался в агонии от каждого доброго слова. Или ты не помнишь?

Эрнест. Нет, честно говоря, нет.

Джильда. Все потому, что ты всегда был немного «ку-ку», дорогой. Продавал слишком много картин, зарабатывал слишком много денег, слишком много путешествовал. Этот кругосветный круиз стал фатальной ошибкой. Я и раньше так думала, но ничего не говорила, не хотела тебя расстраивать. Длительное пребывание в компании всех этих старушек не могло пойти тебе на пользу. Чуть ли не каждый день я ждала телеграмму из какого-нибудь Тьмутараканска с сообщением, что ты умер от той или иной болезни.

Эрнест. Пожалуйста, прекрати, у меня голова идет кругом.

Джильда. Так, может, выпьешь хереса?

Эрнест. Нет, благодарю.

Джильда. Херес очень хороший. Сухой, как выбеленная солнцем кость.

Эрнест. У тебе сегодня какое-то странное настроение, Джильда.

Джильда. Никогда в жизни мне не было так хорошо. Вверх и вниз. Вся моя жизнь — нескончаемая череда подъемов и спусков. И сейчас я на самом верху… так, по крайней мере, мне кажется.

Эрнест. Ты уверена, что это не нервный срыв?

Джильда. Не думала об этом, но идея неплоха. У меня нервный срыв!

Эрнест. Интересно, изменишься ли ты когда-нибудь? Превратишься в более уравновешенную, здравомыслящую женщину?

Джильда. С какой стати?

Эрнест. Что не так теперь?

Джильда. Не так? А что может быть не так? Все хорошо. Лучше, чем всегда. Бог на небесах, в мире все в порядке… я всегда думала, что это на удивление глупое утверждение, не правда ли?

Эрнест. Непомерный оптимизм, разумеется, отдает глупостью, но доставляет тихую радость трем четвертям человечества.

Джильда. Я разочаровалась в человечестве, Эрнест, сильно разочаровалась. Человечество мне отвратительно. Я думала, оно прогрессирует, но, увы, ошиблась. Люди считают, что поднялись над первобытной грязью, но куда там. Человечество по-прежнему в ней барахтается. Грязь все еще облепляет нас, наши волосы, глаза, души. Мы изобрели какие-то маленькие штучки, которые издают звуки, но мы не изобрели чего-то больше, создающее спокойствие, безграничное спокойствие, которое смогло накрыть бы нас, как гигантское облако гагачьего пуха, заглушить наши эмоциональные вопли, утихомирить наши мятущиеся души…

Эрнест (со вздохом). Пожалуй, я все-таки выпью хереса.

Джильда (идет к бару). Все нормально, Эрнест, не бойся! Ты для меня предохранительный клапан. Думаю, в последние несколько лет я кричала на тебя больше, чем на кого-то еще (протягивает ему бутылку). Держи.

Эрнест (смотрит на бутылку). Это же бренди.

Джильда. Точно. Что это со мной? (Находит бутылку хереса и два стакана). Вот, что нам нужно.

Эрнест (ставит бутылку бренди на письменный стол). Не уверен, что мне это нравиться быть предохранительным клапаном!

Джильда. Это наказание, наложенное на тебя за то, что ты такой милый, такой доброжелательный и такой старый.

Эрнест (негодующе). Совсем я и не старый.

Джильда. Я только про мудрость и опыт, дорогой (наливает херес в два стакана). За тебя, Эрнест, и за меня тоже.

Оба пьют.

Эрнест. Так я тебя слушаю.

Джильда. Ты о чем?

Эрнест. Выкладывай.

Джильда. Мой тебе совет, дорогой, беги отсюда. Лети, как ветер. Не теряя ни секунды.

Эрнест. Почему?

Джильда. Я — одинокая женщина. Ни к кому не привязана. Я свободна!

Эрнест. Правда? Неужели это правда?

Джильда. Я излечилась. Я больше не пленница. Я позволила себе освободиться. И безмерно этому рада.

Эрнест. И куда ты собралась?

Джильда. Не имею ни малейшего понятия. Мир велик, велик и кругл. Я смогу бегать по нему, как белка в колесе.

Эрнест. Это будет утомительно.

Джильда. Не так утомительно, как оставаться на месте. Я еще лелею надежду, что сумею чего-то достичь.

Эрнест (буднично). Ты поссорилась с Лео?

Джильда. Нет. Ни с кем я не ссорилась. Просто мне внезапно открылась истина. Прошлой ночью. Выживают те, кто лучше приспосабливаются, вот она, истина. Или ты не знал?

Эрнест. Думаю, я бы понимал тебя лучше, если бы ты говорила на китайском.

Джильда. Или норвежском. Это такой удивительный язык!

Эрнест. Послушай, на Манчестер-стрит есть очень хорошая частная неврологическая клиника…

Джильда (достает из сумочки письмо). Видишь?

Эрнест. Да.

Джильда. Это для Лео.

Эрнест. Чтобы он прочитал, когда проснется?

Джильда. Да. Если он проснется.

Эрнест. Надеюсь, ты не отравила его?

Джильда. Нет, но он едва не отравил меня! Таким коварным, ужасным ядом, который медленно, но верно превратил бы меня в корову.

Эрнест (смеясь). Бедная Джильда.

Джильда (прислоняет письмо к бутылке бренди). Оставлю ее здесь.

Эрнест. Жаль, что нет подушечки для булавок.

Джильда. Ты думаешь, я стремлюсь к театральным эффектам?

Эрнест. Не больше, чем всегда.

Джильда. Так оно и есть. Я совершенно спокойна. Холодна, как сталь.

Эрнест. Можно одновременно быть возбужденной и холодной как сталь?

Джильда. Я могу. Одновременно могу быть многоликой. Но со временем от этого становится скучно. В будущем я намерена оставить себе только один лик.

Эрнест. Станешь…

Джильда. Сама собой, Эрнест. Оставлю себе свое истинное я! Не буду ни под кого подстраиваться, оторву от себя щупальца требований других людей…

Эрнест. Отлично сказано!

Джильда. Можешь смеяться надо мной, сколько хочешь. Я всем разрешаю смеяться надо мной. Деньги за это не беру. Я сама смеюсь над собой… первый раз, и мне это нравится.

Эрнест. Смеешься?

Джильда. Да, и разве это не прекрасно?

Эрнест. Поздравляю.

Джильда. Я рада, что ты так внезапно, и очень вовремя, появился этим утром, чтобы попрощаться. У нас нынче день прощаний, от них просто некуда деться. У тебя потрясающее чувство «нужного момента», Эрнест. Это удивительно. Ты возникаешь, как джин из бутылки, чтобы засвидетельствовать смерть. Тебе следовало идти в священники.

Эрнест. Ты серьезно? Ты действительно уходишь?

Джильда. Серьезнее не бывает. Разумеется, я ухожу. Я должна кое-чему научиться, пока еще есть время. Кто знает, может я смогу даже стать творцом! Ты только подумай об этом. И даже если мне не удастся создать что-нибудь впечатляющее, есть и другие уроки, которые мне следует выучить. К примеру, самой грести на своем каноэ, а не только сидеть в чьем-то еще и воображать, что рулишь им!

Эрнест. Я понимаю, теперь я все понимаю.

Джильда. Нет, не понимаешь, во всяком случае, не все. Что-то — возможно, но не все.

Эрнест. И куда ты направляешься?

Джильда. Сначала — в отель, потом буду думать.

Эрнест. Ты можешь пожить в моем номере в «Карлтоне». Я все равно сегодня уезжаю.

Джильда (с истеричным смехом). В «Карлтоне»! Нет, дорогой Эрнест, только не в «Карлтоне»!

Эрнест. Почему? Чем плох «Карлтон»?

Джильда. Для меня он слишком большой, розовый и роскошный. Я предпочитаю маленькие отели, где можно уютно погрустить.

Эрнест. А потом?

Джильда. Париж… нет, не Париж… Берлин. Я без ума от Берлина.

Эрнест. Ты уверена, что поступаешь правильно? Это очень… очень уж резкий поворот в жизни.

Джильда (спокойно). Я совершенно уверена.

Эрнест. Тогда не буду и пытаться переубедить тебя.

Джильда. И не пытайся. Бесполезно. Я настроена решительно.

Эрнест. У меня врожденное недоверие к импульсивным решениям.

Джильда. Ты еще поймешь, что не прав! Я посрамлю твой скептицизм!

Эрнест (улыбаясь). Извини.

Джильда. Прощай, Эрнест. Я ухожу.

Эрнест. Тебе будет очень одиноко. Ты не боишься?

Джильда. Переживу. Мне уже бывало одиноко.

Эрнест. Но довольно-таки давно.

Джильда. Недавно, Эрнест… очень даже недавно. Одиночество не означает, что ты сидишь одна в четырех стенах.

Эрнест. А где твои вещи?

Джильда. Я собрала сумку с самым необходимым, а все остальное куплю. Буду ходить во всем новом! (Она на цыпочках уходит в спальню, возвращается с небольшой дорожной сумкой). Я высажу тебя у «Карлтона», а потом поеду дальше.

Эрнест. Он спит?

Джильда. Как младенец. Пошли!

Они уходят в коридор. Оттуда доносится голос Джильды: «Минутку, я кое-что забыла».

Она возвращается в комнату, достает из сумочки второе письмо, прислоняет к бутылке бренди на письменном столе рядом с первой. Уходит.

Слышен грохот захлопнувшейся входной двери.

Через несколько мгновений начинает звонить телефон. Звонит и звонит, пока мисс Ходж не выходит из кухни и не снимает трубку.

Мисс Ходж (в трубку). Алле! Алле!.. Что?.. Нет, его нет… он в отъезде… Хорошо… До свидания.

Она бросает трубку на рычаг и возвращается на кухню. Из спальни выходит Отто. В халате и пижаме Лео, очень сонный. Находит сигарету, закуривает, идет к двери на кухню.

Отто. Джильда… Джильда, ты здесь?

Мисс Ходж. Она ушла.

Отто (удивленно). Правда? Сказала, куда?

Мисс Ходж. Не сказала.

Отто. Который час?

Мисс Ходж. Одиннадцать.

Отто (доброжелательно). Мы встретились в дверях вчера вечером. Вы помните?

Мисс Ходж. Да, помню и очень хорошо.

Отто. Вы любезно позволили мне войти.

Мисс Ходж. Я же не знала, что вы останетесь на ночь.

Отто. Я и сам не знал.

Мисс Ходж. Как мило!

Отто. Простите?

Мисс Ходж. Я сказала: «Как мило», и это означает — как мило, хорошенькое дельце.

Отто (весело). Спасибо, что разъяснили.

Мисс Ходж. Я — порядочная женщина.

Отто. Кто же спорит.

Мисс Ходж. Я понимаю, что иной раз друзья могут себе кое-чего позволить, но категорически не приемлю разврата!

Отто. Вы ошибаетесь, мисс… мисс…

Мисс Ходж. Моя фамилия — Ходж.

Отто. Вы допускаете ошибку, мисс Ходж.

Мисс Ходж. В чем?

Отто. Вы допускаете ошибку, позволяя себе осуждать то, что не имеет к вам ни малейшего отношения.

Мисс Ходж (изумленно). Да я никогда…

Отто. Пожалуйста, уходите и занимайтесь исключительно своими делами.

Мисс Ходж, яростно фыркнув, исчезает на кухне. Отто ложится на диван, спинка которого обращена к коридору. Курит, в воздух поднимается сигаретный дымок.

Дверь открывается, из коридора в комнате появляется Лео. Он видит только сигаретный дым. Спинка дивана скрывает от него Отто.

Лео. Привет, дорогая. Я больше не вытерпел и вернулся.

Отто. Привет, Лео.

Лео. Ты!

Отто. Да. Тоже более не мог выносить разлуки, вот и вернулся.

Лео. Откуда приехал?

Отто. Из Нью-Йорка.

Лео. Когда… когда ты приехал?

Отто. Вчера вечером.

Лео. Почему… почему ты не одет?

Отто. Только что встал.

Лео. Ты спал здесь?

Отто. Да.

Лео (медленно). С Джильдой?

Отто. Да.

Лео. Понимаю.

Отто. Лгать нет смысла, не так ли? Притворяться, что не спал?

Лео. Никакого.

Отто. Я даже не сожалею об этом, Лео, разве что не хотелось причинять тебе боль.

Лео. Где Джильда?

Отто. Ушла.

Лео. Ушла! Почему? Куда?

Отто. Не знаю.

Лео (отвернувшись). Ты поступил гнусно! Вы оба поступили гнусно!

Отто. Мы не могли этого избежать.

Лео (презрительно). Не могли, значит?

Отто. Я приехал неожиданно, ты отсутствовал, Джильда была одна. Я ее люблю, всегда любил, не прекращал любить ни на минуту… и она тоже любит меня.

Лео. А как же я?

Отто. Я же сказал, жаль, что пришлось причинить тебе боль.

Лео. Джильда любит меня.

Отто. Я этого не отрицаю.

Лео (беспомощно). Что же нам делать? Что нам теперь делать?

Отто. Если на то пошло, не имею ни малейшего понятия.

Лео. Ты же смеешься про себя. Ты чертовски доволен собой, не так ли?

Отто. Не знаю. Этого я тоже не знаю.

Лео (со злобой). Смеешься! Я это вижу по твоим глазам… такой триумф… такая сладкая месть!

Отто. Месть тут совершенно не причем.

Лео. Очень даже причем… ты все спланировал, долго выжидал, чтобы нанести коварный удар.

Отто. Прекрати! Нельзя же нести такую чушь.

Лео. Тогда почему ты так поступил? Почему вернулся и порушил мою жизнь?

Отто. Я вернулся, чтобы повидаться с вами обоими. Хотел сделать вам сюрприз.

Лео. Жестокий сюрприз, который так блестяще удался. Ты должен прыгать от счастья.

Отто (с грустью). А должен ли?

Лео. Возможно, и я должен прыгать на пару с тобой. Ты оказал мне большую услугу.

Отто. Какую?

Лео (срывающимся голосом). Освободил от чувства, которое я питал к тебе, как мне казалось, где-то глубоко внутри… но, наверное, никакого чувства и не было… раз теперь оно так легко умерло.

Отто. Я тебе все сказал в Париже. Помнишь? Тогда я думал, что это правда, точно так же, как теперь ты думаешь, что это правда.

Лео. Это правда.

Отто. Нет, отнюдь.

Лео. Ты действительно веришь, что я и дальше буду видеть в тебе настоящего друга?

Отто. До самой смерти.

Лео. Заткнись. Все это… чудовищно!

Отто. Да уж, есть некоторые проблемы.

Лео. Джильда собирается уйти от меня? Уедет с тобой?

Отто. Ты бы этого хотел?

Лео. Да, пожалуй, сейчас хотел бы.

Отто. Мы ни о чем не договаривались и не строили никаких планов.

Лео. Я вернулся слишком рано. Ты мог бы уйти и оставить мне записку. Тебе бы это было куда как проще, не так ли?

Отто. Возможно. Но я не уверен, что поступил бы именно так.

Лео. Почему?

Отто. Я бы не смог с тобой повидаться, а мне очень этого хотелось.

Лео. Ты хотел бы повидаться со мной, даже зная, как я тебя ненавижу? Как трогательно!

Отто. Ты ненавидишь не меня, а ситуацию, в которой мы оказались. И это совсем другое дело.

Лео. Ты льстишь себе.

Отто. Нет. Опыт-то у меня есть. Ты помнишь, я через это уже прошел. Думал, что ненавижу тебя всем сердцем и душой, и сила этой ненависти забросила меня в далекие моря, откуда я, казалось, уже не мог вернуться, и вот там мне открылась истина.

Лео. Истина!

Отто. Никто из нас не может любить другого. Мы сами поставили себя в такое положение, ты, Джильда и я, и нам не остается ничего другого, как мириться с ними.

Лео. Как жаль, что я не могу так высоко воспарить над бытием.

Отто. Ты воспаришь… со временем… когда чуть успокоишься.

Лео. Чего я бы хотел, так это ничего не чувствовать. Я чертовски устал.

Отто. Ты хочешь изменить образ жизни.

Лео. Судя по всему, мне придется его менять, хочу я этого или нет.

Отто (смеясь). Лео, а ты действительно очень, очень ранимый.

Лео. Не смейся! Как ты смеешь смеяться! Как ты можешь смеяться?

Отто. Шутка-то хорошая. Отменная шутка.

Лео (с горечью). Жаль, что нет Джильды. Мы бы могли насладиться ею вместе.

Отто. Как прежде?

Лео. Да, как наслаждались прежде.

Отто. И еще насладимся в будущем.

Лео (яростно). Нет, больше никогда… никогда!

Отто. Сомневаюсь, что никогда.

Звонит телефон. Лео подходит к письменному столу, снимает трубку и в этот момент видит два письма, прислоненные к бутылке бренди. Смотрит на них, его пальцы разжимаются, трубка падает на письменный стол.

Лео (очень ровным, спокойным голосом). Отто.

Отто. Что?

Лео. Посмотри.

Отто подходит к письменному столу. Оба стоят, глядя на письма.

Отто. Джильда!

Лео. Разумеется.

Отто. Она ушла! Сбежала!

Лео. Сбежала, говоришь.

Отто. Вот именно!

Лео. Шутка от этого стала еще лучше.

Отто. Сбежала от нас обоих.

Лео. Полагаю, нам лучше посмотреть, что она нам написала.

Отто (размеренно). Да, пожалуй.

Оба берут адресованные им письма, вскрывают, читают.

Лео (после паузы). Что в твоем?

Отто (читает). «Прощай, умненький мой! Благодарю за ключи от города».

Лео. У меня то же самое.

Отто. Любопытно, куда она поехала?

Лео. Не думаю, что это имеет значение.

Отто. Один — ночь в пользу Джильды!

Лео. Что значит, «ключи от города»?

Отто. Многое.

Лео. Мне как-то нехорошо.

Отто. Выпьешь хереса?

Лео. Это бренди.

Отто. Еще лучше (наливает стакан, протягивает Лео).

Лео (тихо). Спасибо.

Отто (наливает себе). Мне тоже как-то нехорошо.

Лео. Ты думаешь, она вернется?

Отто. Нет.

Лео. Она вернется… должна… она должна вернуться!

Отто. Не вернется. Долго не вернется.

Лео (пьет бренди). Это моя вина.

Отто (пьет бренди). Ты считаешь?

Лео. Да. Я, к сожалению, стал знаменитым. Джильду знаменитости не интересуют.

Отто. Любопытно, сколь много мы потеряли с годами?

Лео. Много. Думаю, практически все.

Отто (задумчиво). Любовь среди творцов. Очень это сложно, слишком сложно.

Лео. Думаешь, мы сможем ее найти?

Отто. Нет.

Лео. Мы попытаемся.

Отто. Ты этого хочешь?

Лео. Конечно.

Отто. Зачем? Какой от этого прок?

Лео. Она могла объяснить… обосновать свое решение.

Отто. И чем нам помогут ее объяснения? Мы и так знаем, почему она ушла.

Лео. Потому что не хочет больше быть с нами.

Отто. Потому что думает, что не хочет больше быть с нами.

Лео. Полагаю, это причина не хуже других.

Отто. Согласен.

Лео. И все равно, я хотел бы еще раз увидеть ее… чтобы выяснить, чтобы она своими словами…

Отто (охваченный внезапной яростью). Словами! В этом-то наша беда! Так много слов, слишком много слов, горы и горы слов, они же нас душат! Мы о чем-то спорили, что-то обсуждали, выворачивались наизнанку! Говорили о море и звездах, жизни и смерти, а прежде всего, о состоянии собственной души! Я сыт по горло словесным пинг-понгом на троих, этой битвой наших маленьких эго! Меня от всего этого тошнит! Джильда сделала решительный шаг и вышла из игры. И я говорю, удачи тебе! Удачи тебя, старушка, ты поступила правильно (Отто поднимает стакан и залпом осушает его).

Лео. Ты напьешься, если будешь стаканами пить бренди на пустой желудок.

Отто. Почему нет? Разве есть какие-то другие дела? Составь мне компанию (вновь наполняет стакан Лео и протягивает ему).

Лео. Хорошо! Согласен (выпивает бренди). Давай повторим (наполняет оба стакана).

Отто (поднимая свой). За Джильду (выпивает)!

Лео (поднимая свой). За Джильду (выпивает)!

Отто. Так-то лучше, не правда ли? Гораздо лучше.

Лео. Великолепно. Нас будет тошнить!

Отто. Печени это пойдет на пользу.

Лео. И нашим бессмертным душам (наполняет стаканы, поднимает свой). За наши бессмертные души!

Отто (поднимает свой). За наши бессмертные души!

Оба выпивают все, до последней капли.

Лео. Мне следовало это понять!

Отто. Что?

Лео. Неизбежность разрыва. Все шло слишком уж гладко, слишком хорошо. Я слишком наслаждался маленькими радостями жизни.

Отто. Нет ничего плохого в наслаждении маленькими радостями жизни.

Лео. Джильда не хотела, чтобы я ими наслаждался.

Отто. Я знаю.

Лео. Она тебе сказала?

Отто. Да, она сказала, что ей как-то не по себе.

Лео. Она могла бы хоть немного верить в меня. Я прошел столь долгий путь не для того, забыть все ради этих радостей.

Отто. Именно так я ей и сказал. Что в душе ты остаешься прежним.

Лео. А как ты сам?

Отто. Стараюсь не отставать от тебя. За большие деньги пишу портреты знаменитостей.

Лео. Работаешь на совесть или абы как.

Отто. На совесть. Иногда, конечно, иду на компромисс, но не в главном.

Лео (сверкая глазами). Так давай воспользуемся тем, что само плывет в руки, а? Пусть нас фотографируют, берут у нас интервью, показывают на нас пальцем в ресторанах! Давай сыграем в эту игру! Секретари, меха, каюты-люкс на трансатлантических лайнерах по минимальной цене! Не позволим полагающимся нам привилегиям просочиться сквозь пальцы! Не об этом ли мы мечтали в далеком прошлом? И вот оно, можно сказать, у нас в руках. Давай возьмем все, Отто, и посмотрим, сколь много мы при этом потеряем (он наполняет стаканы и передает один Отто). Выпьем, мой мальчик (поднимает стакан). Курс «Как добиться успеха» из двадцати уроков. Каждый более горький, чем предыдущий. За больший и лучший Успех! За более громкий и звонкий Успех!

Они выпивают.

Ставят стаканы на стол, учащенно дыша.

Отто. Однако, перехватывает дыхание.

Лео. Наши внутренности, должно быть, изумлены. Столько бренди, и сразу.

Отто. Опять же, в воскресенье.

Лео. Мы должны знать больше о наших внутренностях, Отто. Мы должны знать, как функционируют все органы, какой за что отвечает.

Отто. Машины! Вот кто мы на самом деле… все мы! Иногда меня это приводит в уныние.

Лео. Сентиментальность, ничего больше! Ты не должен чувствовать уныния, ты должен гордиться.

Отто. Не вижу, чем мне гордиться.

Лео. Все потому, что ты не понимаешь. Потому что по-прежнему держишься за затасканные иллюзии. Наука развеивает иллюзии. Ты должен гордиться тем, что живешь в век науки. Ты должен гордиться, осознавая, что ты — всего лишь крохотный зубчик громадной шестерни человеческой цивилизации.

Отто. Я не хочу думать о себе, как о крохотном зубчике… от таких мыслей мне становится грустно.

Лео. Время грез закончилось, Отто.

Отто. Никогда! Я с этим не соглашусь. Никогда, покуда жив! Ты же не знаешь, а вдруг наука — та же греза? Мираж? Огромный мыльный пузырь?

Лео. Как такое может быть? Она доказывает все.

Отто. И что это доказывает? Ответь мне!

Лео. Не прикидывайся дурачком, Отто. Не старайся казаться глупее, чем ты есть.

Отто (с горечью). Несколько фактов, вот и все. Несколько кричащих фактов, вырванных из вселенной и облаченных в абстрактные термины.

Лео. Наука — наша единственная надежда, единственная надежда человечества! Мы столетия барахтались в ложном мистицизме. Мы боролись, страдали и умирали за глупые идеи, а ведь наука уже доказала, что они эфемерны, как дым. Но теперь пришло время бесстрашно открыть глаза и взглянуть истине в лицо!

Отто. Что есть истина?

Лео (раздраженно). Говорить с тобой бесполезно… ты отказываешься что-либо понимать! До конца своих дней хочешь остаться романтичным болваном.

Отто (вкрадчиво). А давай возьмем тебя, Лео? Написанные тобой пьесы? Насыщенные романтикой, пропитанные верной любовью, переполненные ностальгией?

Лео (с достоинством). Нет никакой нужды хулить мою работу… мои пьесы не имеют никакого отношения к нашему разговору.

Отто. Как бы не так! Они должны в полной мере соответствовать твоей бесстрастной, отстраненной, научной точке зрения. Если ты писатель, твой долг — излагать на бумаге свои мысли. Если ты этого не делаешь, то ты — обманщик, обманщик и лицемер!

Лео (надменно). Беспристрастная дискуссия — это одно, Отто. Личные нападки — совсем другое. Я думаю, тебя следовало отличать первое от второго.

Отто. Давай выпьем бренди.

Лео. Чистейший идиотизм.

Отто. Так давай станем чистейшими идиотами!

Лео. Хорошо.

Они наполняют стаканы и молча выпивают.

Отто. А ведь получаешь гаденькое удовольствие, сознательно делая то, что сам же считаешь недостойным.

Лео. Есть такое.

Отто. Бренди осталось на донышке. Добьем?

Лео. Безусловно.

Отто наполняет стаканы.

Отто (протягивая один стакан Лео). И что теперь?

Лео. Что, что?

Отто (хихикнув). Слушай, не надо чтокать… звучит нелепо.

Лео. Я лишь хотел узнать, что стоит за твоим вопросом: «И что теперь?»

Отто. Так за что мы теперь выпьем?

Лео (тоже хихикает). Давай выпьем не за что… просто выпьем.

Отто. Хорошо (пьет).

Лео (тоже пьет). Прекрасно.

Отто. Если бы Джильда сейчас зашла сюда, она бы удивилась, не так ли?

Лео. Она так бы удивилась, что тут же шлепнулась бы на зад.

Отто. И мы бы шлепнулись.

Оба заливисто смеются.

Лео (вытирает глаза). Господи! Господи, господи, какая же все это глупость!

Отто (с внезапной переменой настроения). Она никогда не вернется. Никогда.

Лео. Нет, вернется… когда мы станем совсем, совсем старыми, она внезапно приедет… в инвалидном кресле.

Отто (обиженно). Чертов дурак.

Лео (воинственно). Кто чертов дурак?

Отто. Ты. Как и я. Мы оба — чертовы дураки, и, прежде всего, потому что связались с ней.

Лео (восторженно). Ты ужасно сильный, Отто. Стал гораздо, гораздо сильнее.

Отто. Я объездил мир. Он меня закалил, вот почему я и стал сильнее. Каждому следует повидать мир.

Лео. В этом-то и беда цивилизованной жизни: она превращает человека в неженку. Я давно об этом думаю. Наблюдаю за собой и вижу, что становлюсь все более и более мягкотелым. Это ужасно!

Отто. Ты придешь в норму, как только уедешь от всей этой грязи.

Лео. Да, знаю, но как это сделать?

Отто (обнимает его за плечи). Поднимись на борт корабля, Лео… не думая о том, куда он плывет. Просто поднимись на борт корабля… маленького корабля.

Лео. Насколько маленького?

Отто. Совсем маленького. Сухогруза.

Лео. Именно так ты и поступил?

Отто. Да.

Лео. Тогда я последую твоему примеру. Откуда отплывают маленькие корабли?

Отто. Отовсюду… из Тилбери, Гамбурга, Гавра…

Лео. Я свободен! Внезапно я это понял. Я свободен!

Отто. Как и я.

Лео. Мы должны за это выпить, Отто. За это стоит выпить. Мы давным-давно потеряли свободу, а теперь обрели ее вновь! Свободу от людей, вещей и мягкотелости! Мы действительно должны за это выпить!

Отто. Бренди больше нет.

Лео. А что это там?

Отто. Где?

Лео. На баре.

Отто (подходит к бару). Херес.

Лео. Что плохого в хересе?

Отто. Ничего (приносит бутылку и наполняет стаканы).

Лео (поднимает свой). За свободу!

Отто (следуя его примеру). За свободу!

Они пьют.

Лео. Очень сухой.

Отто. По вкусу, что оберточная бумага.

Лео. Никогда не пробовал оберточную бумагу.

Отто. Я тоже.

Оба покатываются от смеха.

Лео. Херес — такое нелепое слово, не так ли, если начать его анализировать.

Отто. Любое слово будет нелепым, если долго смотреть на него. Скажем, «макароны».

Лео. Это итальянское слово. Оно не в счет.

Отто. Конечно же, ты прав.

Лео. Слушай, меня отрывает от земли. А тебя?

Отто. Есть немного. Еще несколько минут, и я воспарю.

Лео. Лучше выпьем хереса.

Отто. Боюсь, это не очень хороший херес.

Лео (уставившись на этикетку). Должен быть хорошим. Это же добрый, старый «Армадильдо».

Отто. Возможно, мы не успели его распробовать.

Он протягивает стакан. Лео наполняет его и не забывает про собственный.

Лео (поднимая стакан). После меня хоть потоп!

Отто. После нас!

Они осушают стаканы.

Лео. Думаю, мне пора присесть. От стояния меня тошнит.

Отто. Человеческих существ создавали не для того, чтобы они стояли. Все это чудовищная ошибка.

Оба плюхаются на диван.

Лео. Что все?

Отто. Все это топтание.

Лео. Мне теперь гораздо лучше. Я не злюсь ни на тебя, ни на Джильду, ни на кого. Я ощущаю полную умиротворенность, если ты понимаешь, о чем я.

Отто (обнимает его). Я понимаю… понимаю.

Лео. Ключи от города, однако.

Отто. Столько всякой чепухи.

Лео. Вся эта мелодрама…

Отто. Мелодрамы больше не будет, отныне наш удел — здравомыслие, реализм, ясность взгляда.

Лео. Что?

Отто (очень громко). Я же сказал, ясность взгляда.

Лео. Я бы не поверил, если бы мне сказали, что я смогу ощущать такое спокойствие. Я напоминаю себе глубокий пруд в тихую погоду.

Отто. И я тоже вижу себя глубоким прудом, окруженным камышовыми зарослями, которые чуть шуршат под легким ветерком… (полет мысли прерывает икота).

Лео (положив голову на плечо Отто). Ты простишь меня за… за все?

Отто (эмоционально). Это я должен просить у тебя прощения.

Лео. Я рад, что Джильда ушла, действительно рад… она иногда так утомляла. Но мне ее будет недоставать.

Отто. Нам обоим будет ее недоставать.

Лео. Она — единственная интеллигентная женщина, которую я знаю.

Отто. Блестящий ум!

Лео. Она так много сделала для нас обоих, Отто. Любопытно, многого ли мы сумели бы достичь без нее?

Отто. Малого. Боюсь, очень малого.

Лео. А теперь она от нас ушла, потому что не хочет иметь с нами ничего общего.

Отто. Полагаю, она думает, что мы не хотим иметь с ней ничего общего.

Лео. Но мы хотим, Отто… мы хотим…

Отто. Мы всегда будем хотеть ее, всегда, всегда, всегда…

Лео (с тоской). Со временем мы, конечно, это переживем, но на это уйдут годы.

Отто. Я буду ненавидеть эти годы. Я буду ненавидеть каждую минуту этих лет.

Лео. Я тоже.

Отто. Слава Богу, нас двое!

Лео. Совершенно верно. Мы выдержим… как-нибудь (у него перехватывает дыхание) … вместе…

Отто (борясь со слезами). Вместе…

Лео (более не может сдерживать слез). Но нам будет ужасно… ужасно… одиноко…

Они рыдают на плече друг друга, а занавес медленно опускается.

Действие третье

Сцена 1

После второго действия прошло почти два года. Пентхауз Эрнеста Фрайдмана в Нью-Йорке. Квартира дорогая, роскошно обставленная. В глубине сцены, справа, три французских окна открываются на террасу. За ними двойная дверь, которая ведет в коридор. Лестница в левой части сцены ведет на второй уровень, к арке, задернутой портьерами, и к спальням. Под лестницей дверь к комнатам слуг. Занавес поднимается в половине двенадцатого летней ночью. Окна широко открыты и за террасой видны огни большого города. На столе бутылки и сэндвичи. Ближе к сцене огромный диван. Из коридора доносятся голоса, входит Джильда с Грейс Торренс и Генри и Элен Карверами. Карверы — сравнительно молодая пара, богатая, в дорогой одежде. Грейс Торренс чуть старше, типичная европизированная нью-йоркская матрона. Джильда в прекрасном, очень дорогом вечернем платье. Манера ее поведения заметно изменилась. Она не столь импульсивна и гораздо увереннее в себе. Жизненная энергия уже не пульсирует в ней, Джильда держится с достоинством, соответствующим дорогим наряду и квартире.

Джильда. Кто хочет коктейль с виски?

Грейс. Мы все хотим. Просто жаждем.

Джильда. Люди ошибаются, говоря, что опера нынче не такая, как прежде. Она такая же, как и была… и в этом ее трагедия.

Генри (подходит к столу, чтобы наполнить стаканы). Я больше туда ни ногой!

Джильда. Льда достаточно, Генри?

Генри. Да, более чем.

Элен (выходит на террасу). Какой восхитительный вид!

Генри. Почти такой же, как с нашей террасы.

Элен. Я думаю, лучше. Отсюда хорошо видна река.

Грейс (оглядывает комнату). Все это — твоя работа, Джильда?

Джильда. Да нет, я лишь внесла некоторые изменения. Всем руководил Эрнест.

Грейс. Когда он возвращается?

Джильда. Завтра.

Грейс (прогуливается по комнате). Красотища.

Джильда. Я забыла, что ты никогда у нас не бывала.

Генри. Держи, Грейс (протягивает ей стакан). Джильда…

Джильда (берет стакан). Спасибо, Генри.

Генри. Элен, будешь пить на террасе?

Элен. Нет, сейчас подойду (она возвращается в комнату, берет стакан, садится на диван).

Грейс (останавливается перед антикварным стулом). Где ты его взяла?

Джильда. В Италии. Мы ехали в Сиену и остановились в маленьком городке на ленч. Там он и стоял, ждал, чтобы его купили.

Грейс. Ты должна открыть магазин. С твоей репутацией ты заработаешь кучу денег.

Джильда. Это и есть мой магазин. Я зарабатываю достаточно, тем или иным способом.

Элен. Но вещи в этой комнате не продаются, так?

Джильда. Не продаются, за исключением картин. Они — Эрнеста.

Грейс (смеясь). То есть их можно купить!

Джильда. Возможно. За хорошую цену.

Генри. Да-да, за очень хорошую цену! Чью картину он продал отцу?

Джильда. Матисса.

Генри. Я могу сказать лишь одно, за такую цену он должен был получить двойного Матисса!

Джильда (улыбаясь). Одиннадцать тысяч долларов, не так ли?

Генри. Именно.

Джильда. Твоему отцу еще очень повезло, но ведь он всегда был везунчиком.

Грейс. Признавайся, что ты не прав, Генри.

Джильда. Пройдемся по квартире, Грейс?

Грейс. С удовольствием. Я уже составляю список того, что мне нравится, и скоро сделаю большой заказ.

Джильда. Начнем с террасы? Очень хорошая летняя мебель, кресла-качалки, полосатые навесы, растения в горшках…

Грейс. Я скорее умру, чем выйду на террасу. Там у меня закружится голова.

Джильда. А мне нравится стоять высоко над городом.

Элен. Мне тоже… чем выше, тем лучше.

Грейс. Какой это этаж?

Джильда. Тридцатый.

Грейс. Я однажды попала в пожар на шестом этаже. Мне пришлось спускаться по пожарной лестнице в ночной рубашке. С тех пор я живу только на первом этаже.

Элен. А как же грабители?

Грейс. Пусть будет пятьдесят ограблений, чем один пожар. Что ты будешь делать, если вспыхнет пожар, Джильда? Если он начнется ниже, скажем, в лифтовой шахте?

Джильда (указывая на дверь к комнатам слуг). За той дверью есть очень удобная пожарная лестница. Перила на ней такие широкие, что по ним можно даже съехать.

Грейс. Придет день, когда в этом городе произойдет сильнейшее землетрясения, и вы все, любители верхних этажей, посыплетесь на землю.

Генри. В таком случае, в момент землетрясения я б предпочел находиться здесь, а не на земле.

Джильда. Пойдем, я покажу тебе спальни.

Грейс. Они еще выше?

Джильда. Да, еще выше. Ничего, что мы оставляем вас вдвоем?

Элен. Можешь не волноваться.

Джильда (первой поднимаясь по лестнице). Генри, не стой с пустым стаканом. Повтори.

Генри. Спасибо. Повторю обязательно.

Джильда и Грейс исчезают за портьерой.

Генри (подходит к столу). Тебе налить?

Элен. Я еще не допила первый.

Генри. Дай мне обещание, Элен.

Элен. Какое?

Генри. Скажи, что никогда не будешь профессиональным декоратором.

Элен. Почему?

Генри. Не встречал ни одной женщины-декоратора, которая ни была бы акулой, а я их повидал сотни.

Элен. Ты думаешь, Джильда — акула?

Генри. Еще какая! Да ты загляни ей в глаза. Посмотри, как она взяла Грейс в оборот. А как фыркнула на меня из-за картины отца.

Элен. Сам виноват.

Генри. Как бы не так! Одиннадцать тысяч баксов за какую-то мазню! Пока я нашел только трех человек, которые сказали мне, что нарисовано на той картине, и все увидели разное.

Элен. Живопись — не по твоей части, Генри.

Генри. Будь уверена, особенно по такой цене!

Элен. Мне нравится современная живопись. Она приводит меня в восторг.

Генри. На что там смотреть?

Элен (с чувством превосходства). О новом всегда так говорят. Вспомни Вагнера.

Генри. Вагнер-то здесь причем?

Элен. Когда впервые зазвучала его музыка, все только и говорили, какая она ужасная.

Генри. И я того же мнения.

Элен. Глупо смеяться над тем, чего не понимаешь.

Генри. В последнее время ты слишком уж носишься по городу, Элен. Тебе бы побольше времени проводить дома.

Элен. Не знаю, как бы я пережила эту зиму, если бы не Джильда.

Генри. Не знаю, что бы она делала этой зимой, если бы не мы! Ты бы могла обставить квартиру ничуть не хуже ее. Зачем нам нужен весь этот испанский хлам?

Элен. Это не хлам, а очень красивые вещи. У нее потрясающий вкус, и это знают.

Генри. Это же сплошное надувательство, Элен! Сплошное надувательство!

Элен. Не пойму, что с тобой сегодня.

Генри. Жуткий вечер. Опера кошмарная, а теперь мы притащились сюда вместо казино. И только ради Джильды, которая почувствовала, что может заарканить очередную клиентку.

Раздается звонок в дверь.

Элен. Ты действительно думаешь, что она привела сюда Грейс лишь для того, чтобы что-нибудь ей продать?

Генри. Думаю.

Элен. Ох, Генри!

Генри. А ты так не думаешь?

Элен. Нет, разумеется, нет. У них и так много денег, им нет нужды зарабатывать таким образом.

Генри. По-другому они не умеют. Эрнест многие годы всучивает картины людям.

Элен. А почему нет? Они же хотят их купить. В конце концов, все что-то продают. Я хочу сказать…

Вновь звонят в дверь.

Генри. Они не держат слуг?

Элен. Полагаю, слуги уже легли спать.

Генри. Тогда я, пожалуй, открою дверь.

Элен. Да, открой.

Генри уходит в коридор. Элен пудрится. Из коридора доносятся голоса. Появляется Генри, за ним Отто и Лео, оба в сшитых по фигуре вечерних костюмах.

Генри. Миссис Фрайдман наверху… я ее позову.

Лео. Не стоит беспокоиться. Она все равно спустится, не так ли?

Генри. Да, она показывает миссис Торренс квартиру.

Отто. Торренс… Торренс! Как странно! Любопытно, не та ли это миссис Торренс, которую мы встретили в Йошиваре?

Лео. Очень может быть.

Генри. Это моя жена, миссис Карвер. Боюсь, я не знаю, как вас зовут.

Лео. Моя фамилия — Меркюри.

Элен (пожимает ему руку). Добрый вечер, мистер Меркюри.

Отто. А моя — Силвус.

Элен. Добрый вечер, мистер Силвус.

Лео (резко поворачивается к Генри и энергично пожимает ему руку). Добрый вечер, мистер Карвер.

Отто (так же энергично жмет руку Генри). Добрый вечер, мистер Карвер.

Генри. Хотите что-нибудь выпить?

Лео. Не то слово.

Генри (холодно). Спиртное вон там. Налейте, чего захочется.

Элен (пока Отто и Лео наполняют стаканы). Вы — давние друзья миссис Фрайдман?

Отто (обернувшись). Да, мы жили с ней долгие годы.

Элен. Ох!

Неловкая пауза. Отто и Лео удобно устраиваются в креслах.

Лео (поднимает стакан). Ваше здоровье, миссис и мистер Карвер.

Отто (тоже поднимает стакан). За вас, миссис и мистер Карвер.

Генри (автоматически поднимает стакан). Удачи вам.

Вновь пауза.

Лео. Я познакомился с одним Карвером на Суматре.

Элен. Правда?

Лео. Ни у кого мне не доводилось видеть такой длинной бороды.

Элен. Неужели?

Отто (быстро). Ты говоришь про мистера Эйдельбаума.

Лео. Ты прав. Как я мог ошибиться?

Отто (извиняясь за друга). Мы так много путешествуем, знаете ли, вот иногда и путаемся.

Элен. Да, конечно.

Лео. Вы давно женаты?

Генри. Два года.

Лео. Ой, ой, ой, ой!

Генри. Как мне вас понимать?

Отто. Есть что-то странное и такое трогательно в молодой любви, мистер и миссис Карвер.

Лео. Юность рулит.

Отто. Направляет хрупкий барк счастья по реке жизни. Безрассудная, бесстрашная, не ведущая об опасностях, которые поджидают впереди, внезапных шквалах, скалах, спрятавшихся под ровной поверхностью. Вы не боитесь?

Генри. Я не вижу ничего такого, что могло бы вызвать опаску.

Лео (восхищенно). Наивный, упертый юноша.

Отто. У вас есть дети?

Генри (резко). Нет, пока нет.

Лео. С этим веком что-то не так. Вот в Италии эпохи Ренессанса свадьбы играли в четырнадцать лет, и к этому возрасту у вас была бы уже куча детей, один другого красивее. Не так ли, Отто?

Отто. Да, Лео, ты совершенно прав.

Лео. Ну вот видите!

Отто. Трагедия в том, что вам без разницы, вам наплевать, правильно?

Элен (сухо). Я не понимаю, о чем вы.

Разговор опять затухает.

Лео. Полагаю, вы бывали на Чукикамате?

Генри. Где?

Лео. Чукикамата. Это медное месторождение в Чили.

Генри. Нет, не бывали. А что?

Лео (небрежно). Неважно. Не имеет значения.

Генри. А почему вы спросили?

Лео (величественно). Пожалуйста, больше не говорите об этом… все нормально.

Генри (раздраженно). О чем вы говорите?

Лео. О Чукикамате.

Отто (мягко). Месторождении меди в Чили.

Элен (чтобы снять напряжение). Какое забавное название (нервно смеется).

Лео (холодно). Вы так думаете?

Элен (решив разобраться до конца). Это… это интересное место?

Лео. Честно говоря, не помню. Последний раз побывал там в два года.

Отто. А я так вообще не был.

Элен (со вздохом). Понятно.

Лео (после еще одной паузы). Миссис Торренс — милая женщина?

Генри. Милая! Да, очень милая!

Лео. Я так рад.

Отто. Нынче нужно быть крайне осторожным с людьми, знаете ли… внешность так обманчива.

Лео (напыщенно). В действительности все это — вопрос масок, хрупких, разрисованных масок. Мы носим их, как защиту. Современная жизнь принуждает нас к этому. Мы должны закрывать наши нежные, трепещущие души от обжигающего пламени цивилизации.

Отто. Успокойся, Лео. Вспомни, как ты разнервничался в Момбасе.

Лео. Там причиной была рыба.

Элен и Генри в недоумении переглядываются. Джильда и Грейс появляются из-за портьеры и спускаются по лестнице. Отто, Лео и Генри встают.

Джильда. Привет!

Лео. Привет, Джильда.

Отто. Мы вернулись.

Джильда (держит себя в руках). Да… да, я вижу. Это миссис Торренс. Грейс, это два моих давнишних друга, Лео Меркюри и Отто Силвус.

Грейс (пожимает им руки). Добрый вечер.

Лео (пожимая руку миссис Торренс). Уж простите наши наряды, но ты только что с борта сухогруза.

Отто. Голландского сухогруза. Кормили там восхитительно.

Джильда. Я вижу, вы уже с полными стаканами. Генри, пожалуйста, смешай мне коктейль.

Генри. С удовольствием.

Джильда (без эмоций). Какой приятный сюрприз. (Поворачивается к Грейс). Знаешь, я не видела их почти два года.

Грейс. Джильда показывала мне свою роскошную квартиру. Она прекрасна, не так ли?

Отто. По части художественного вкуса все очень сдержанно, но профессиональная работа превосходна.

Джильда (с легким смешком). Отто, веди себя прилично.

Лео. А где наш дорогой Эрнест?

Джильда. В Чикаго.

Генри. Держи, Джильда (приносит стакан).

Джильда. Благодарю.

Грейс (садится в кресло). И откуда пришел ваш сухогруз, мистер Меркюри?

Лео. Из Манилы.

Отто. В Маниле было очень жарко.

Лео. И В Сингапуре тоже.

Джильда (сухо). Как я понимаю, там всегда жарко.

Отто. В Гонконге было прохладнее. А во Владивостоке просто холодно.

Лео. Нам пришлось надеть варежки.

Элен. Это была туристическая поездка?

Лео. Туристическая поездка — это жизнь, миссис Карвер. Дешевая экскурсия.

Отто. Прекрасно сказано, Лео. Я навсегда запомню твои слова.

На лицах Генри и Элен читается осуждение. Грейс в легком недоумении.

Грейс (с легким смешком). Что ж, для меня жизнь отнюдь не дешевая экскурсия! И с каждым днем она становится только дороже. Последняя зима здесь была ужасной. Я, конечно, уезжала в Европу, но и там все изменилось к худшему. Особенно, Париж. Просто потерял свою жизненную силу. Всегда он был таким веселым городом…

Отто. Когда-то у меня была квартира в Париже. Скорее, студия, чем квартира, но мне пришлось оставить ее.

Грейс. Наверное, тот дом снесли. В Париже сейчас все сносят.

Отто. Снесли. Да и домик-то был маленький.

Грейс. Это грустно, не так ли, вспоминать дом, в котором человек жил, но которого уже нет.

Лео. Помнится, одна моя знакомая, миссис Пурди, очень расстроилась, когда ее маленький домик в Дорсете смыло в море.

Грейс (вздрогнув). Как ужасно.

Лео. К счастью, в тот момент в доме был мистер Пурди.

Отто. А я так часто представлял себе, как мой дом рушится при землетрясении. Стены дрожат, люстра раскачивается, по полу у самых моих ног змеится трещина.

Грейс. Забавно. Мы тоже только что говорили о землетрясениях.

Лео. Я никак не могу понять, почему все японцы такие веселые. Все эти поклоны и улыбки на пороге смерти.

Отто. Японцы не видят в смерти ничего страшного. Они ее любят, смерть — часть их жизни. Она просто в восторге от смерти. Посмотри, как они готовы покончить с собой по самому пустяковому предлогу.

Лео. Я всегда думал, что мадам Баттерфляй поспешила с самоубийством.

Отто. Ей следовало выйти в большой мир и добиться полной независимости. Как сделала ты, Джильда.

Джильда. Не говори ерунды. (Поворачивается к Грейс). Они всегда несли какую-то чушь, с тех давних пор, когда я познакомилась с ними. Не обращай на них внимания.

Отто. Не принижай нашего социального статуса, Джильда, ты… у которой его так много.

Джильда (резко). Социального статуса у вас нет.

Лео. Зато есть внешний лоск. Нам потребовались годы, чтобы приобрести его. Не сдирай его своими остренькими коготками остроумия… дорогая!

При слове «дорогая» все подпрыгивают.

Джильда. Ты написал новые пьесы, Лео? Ты нарисовал новые картины, Отто? Вы должны зайти как-нибудь на ленч и рассказать о себе.

Лео. Это будет прекрасно. Мы втроем, и больше никого.

Отто. Как в добрые старые времена.

Лео. Полная гармония.

Джильда. Вам уж придется меня простить, если я не смогу помогать вам, столь же активно. Мои критические способности не так сильны, как прежде. Я их переросла.

Лео. И насколько ты их переросла, любовь моя? Как одиноко тебе, должно быть, в крошечной ложе высоко над ареной? Не ощущаешь желания вновь спуститься вниз, на дешевые места, поближе к крови, песку, теплым запахам, поближе к Жизни и Смерти?

Джильда. Ты изменился, Лео. Раньше был более тонким.

Отто. Ты тоже изменилась, но мы этого ожидали.

Элен (почувствовав, что может внести в разговор свою лепту). Люди действительно так меняются. Только на днях в «Колонии» к нашему столику подошел молодой человек, с которым я была знакома, когда он учился в Йеле, так я его не узнала.

Лео. Это же надо!

Отто. Видите ли, у меня прекрасная память на имена, но я не могу запомнить лица. Иногда смотрю на Лео, и понятия не имею, кто он такой.

Лео (быстро). А я вот многое помню, ясно и отчетливо, обрывки каких-то разговоров, тривиальные события. Игра света, неуловимое движение могут вызвать кучу воспоминаний, несвязанных фрагментов, которые когда-то что-то да значили, а теперь представляются сущими пустяками. К примеру, деревья на тихой лондонской площади… зеленое вечернее платье, серьги с изумрудами, в тон платью… два письма, прислоненные к бутылке бренди… странно, не так ли?

Джильда. Не очень-то и странно. Обычный мусор сверхсентиментального сознания.

Отто. Осторожнее, Джильда. Так можно дойти до безобразной ссоры.

Джильда. Я не боюсь.

Отто. Заявление смелое, если можно многое потерять (оценивающе оглядывает комнату).

Джильда (ровным голосом). Это угроза?

Отто. Мы вернулись. Это уже достаточная угроза.

Джильда (поднимаясь, со странной улыбкой). Хватит! Вот что бывает, когда в доме появляются призраки. Они пытаются испугать тебя, тыча пальцами и звеня цепями, не зная, что они мертвы и более не могут причинить вреда. Вот почему бояться их незачем, можно разве что пожалеть. Бедные маленькие призраки! Должно быть, это так тоскливо, бродить по пустынным коридорам, чувствуя, что нигде их больше не ждут.

Лео (Грейс). Видите, Джильда тоже может нести чушь.

Отто (с упреком). Это не чушь, Лео. Это полет фантазии, приправленной готикой и аллегориями… выдающееся достижение.

Лео. Действительно, требуется богатое воображение, чтобы представить себе такую квартиру пустынным коридором.

Джильда (с нервным смехом). Прекратите, вы оба! Вы ведете себя ужасно.

Отто. Мы все ведем себя ужасно.

Лео. Внешний лоск истончается. Даже твой, Джильда.

Грейс. Никогда не слышала такого экстраординарного разговора.

Отто. Зачаровывает, не так ли? Настолько зачаровывает, что хочется поднимать крыши и заглядывать в дома.

Джильда. Не хочется, если люди в домах знают, что на них смотрят. Не хочется, если они играют для вас и ведут себя не так, как обычно.

Лео. Каково это, Джильда, чувствовать себя в полной безопасности? Во всех смыслах этого слова. Расскажи нам.

Джильда (игнорируя его). Еще выпьешь, Генри?

Генри. Нет, благодарю.

Элен (поднимаясь). Нам, пожалуй, пора.

Джильда. Очень сожалею, что вы так рано уходите.

Лео. Посмотри, как плавно крутятся колеса.

Отто. Ничего не скрипит.

Грейс (встает). Я тоже пойду, Джильда. Кого-нибудь подвезти?

Генри. Нет, благодарю. Наша машина внизу.

Грейс. Доброй ночи, мистер Меркюри.

Лео (пожимает руки). Доброй ночи.

Грейс (пожимает руку Отто). Доброй ночи. Может, вас куда-нибудь подвезти?

Отто. Нет, благодарю, мы немного задержимся.

Джильда. Нет! Отто, пожалуйста, уходите. Вы оба отправляетесь с Грейс. Я смертельно устала. Можете позвонить мне утром.

Лео. Мы хотим поговорить с тобой.

Джильда. Завтра, вы сможете поговорить со мной завтра. Мы будем говорить и говорить, час за часом.

Лео. Мы хотим поговорить сейчас.

Джильда. Знаю, что хотите, но, говорю вам, я устала… ужасно устала. У меня был такой тяжелый день… (яростно подмигивает им).

Отто (улыбаясь). Ох, я понимаю.

Элен (от двери). Пошли, Генри. Доброй ночи, дорогая Джильда. Вечер удался.

Она кланяется Лео и Отто, уходит. Грейс смотрит на Отто, Лео и Джильду, потом присоединяется к Генри у двери.

Грейс (Отто). Мой автомобиль внизу, если вы сейчас спуститесь. Доброй ночи, Джильда. Генри, вызови лифт.

Она уходит с Генри.

Джильда (торопливо, шепотом). Разве можно так безобразно себя вести? Почему вы не подождали, пока они уйдут?

Лео (тоже шепотом). Они бы не ушли. Торчали бы тут до самого утра.

Джильда подбегает к стулу, на котором лежит сумочка, достает из нее ключ от входной двери.

Джильда. А теперь уходите, оба. Поезжайте с Грейс. Иначе весь город будет знать, что вы остались. Вот ключ. Вернетесь через десять минут.

Отто. Интриги? О, времена, о нравы!

Лео. Чистый «Декамерон».

Джильда (отдает ему ключ). Уходите, быстро! Обратно приедете на такси.

Они оба легонько целуют ее в губы и уходят.

Джильда стоит, глядя им вслед, пока за ними не захлопывается дверь. Ее глаза наполняется слезами. Она возбужденно бродит по комнате. Останавливается у стола, на котором стоит чей-то недопитый стакан. Задумчиво осушает его. Притоптывает одной ногой по полу.

Резко ставит стакан на стол, хватает легкую накидку, выключает свет и спешит к двери, которая ведет к пожарной лестнице.

Опускается занавес

Сцена 2

Та же комната, утро следующего дня. Окна широко раскрыты, в них вливается солнечный свет. Когда поднимается занавес, Мэттью выходит из двери, которая ведет к комнатам слуг, и направляется в холл. Мэттью — симпатичный чернокожий. Выглядит респектабельно в белом пиджаке и черных брюках. Из коридора появляется Эрнест с чемоданом в руке. Мэттью следует за ним, тащит три или четыре сцепленные вместе большие картины.

Эрнест. Поставь их, Мэттью, и принеси мне кофе.

Мэттью. Да, сэр (ставит картины к стене).

Эрнест (снимает пиджак и шляпу). Миссис Фрайдман уже проснулась?

Мэттью. Она еще не звонила, сэр.

Эрнест. Хорошо. Принеси кофе, и побыстрее.

Мэттью. Кофе уже готов, сэр.

Он уходит через левую дверь. Эрнест выходит на террасу, возвращается. Берет со стола газету, смотрит на нее, отбрасывает в сторону. Чувствуется, что он раздражен. Мэттью приносит поднос с завтраком, ставит на маленький столик.

Мэттью. Может, вы хотите позавтракать на террасе, сэр?

Эрнест. Нет. Оставь здесь.

Мэттью. Поездка удалась, сэр?

Эрнест (садится за столик). Нет.

Мэттью. Очень хорошо, сэр.

Он уходит. Эрнест наливает себе кофе. В этот самый момент Лео и Отто спускаются по лестнице. Оба в пижамах и халатах Эрнеста, которые им малы. И босиком.

Лео (на нижней ступеньке). Доброе утро, Эрнест.

Эрнест (словно громом пораженный). Господи, благослови мою душу!

Отто (целуя его). Он благословит, Эрнест. Просто не сможет поступить иначе.

Лео (тоже целует его). Дорогой Эрнест.

Эрнест. Откуда… откуда вы взялись?

Отто. Из Манилы.

Лео (улыбаясь). В Маниле очень жарко.

Отто. Разве ты нам не рад?

Эрнест. И вы остановились у нас?

Лео. Разумеется.

Эрнест. Давно вы здесь?

Отто. Со вчерашнего вечера.

Эрнест. А где вы спали?

Лео. Наверху.

Эрнест. Что? А где Джильда?

Отто. Мы не знаем. Она исчезла.

Эрнест. Исчезла?! Что ты хочешь этим сказать?

Отто. То, что сказал. Она исчезла.

Лео. Исчезла! Ушла. Растворилась в ночи, как большая, глупая сова.

Отто. Мы приехали вчера вечером, когда она развлекала нескольких друзей, она дала нам ключ от квартиры и сказала, чтобы мы пришли позже. А когда мы пришли, ее здесь уже не было. Какое-то время мы подождали, а потом пошли спать.

Лео. Мы очень устали.

Эрнест. Это просто фантастика! Нелепо до безобразия.

Лео. Как ты думаешь, можно нам выпить кофе?

Эрнест. Да, вы можете выпить кофе, если вам того хочется (он звонит в маленький колокольчик, который стоит на столе, и раздраженно припечатывает его к столу).

Отто. Я надеюсь, ты не собираешься проявлять недовольство, Эрнест. В конце концов, ты давно уже нас не видел.

Эрнест. Проявлять недовольство! А какой еще вы ожидали реакции? Я приезжаю домой, проведя в поезде двадцать часов, чтобы обнаружить, что Джильды нет. А вы оба без приглашения ночуете в моем доме, да еще в моих пижамах.

Лео. Только скажи, мы тотчас же их снимем.

Эрнест. Не вздумайте! (Появляется Мэттью и застывает, в изумлении таращится на Лео и Отто). Еще две чашки, Мэттью.

Мэттью. Да, сэр (выходит, у двери оглядывается).

Эрнест. Вы предупреждали Джильду о вашем приезде?

Отто. Нет. Мы приехали вчера вечером, без предупреждения… сюрприз.

Эрнест (внезапно). Что вам нужно?

Лео. С чего такой вопрос?

Эрнест. Я хочу знать. Почему вы приехали? Чего хотите?

Отто. Разумеется, мы хотим Джильду.

Эрнест. Вы сошли с ума?

Лео. Отнюдь. Это вполне естественно. Мы всегда хотели Джильду.

Эрнест. Вам известно, что она — моя жена?

Отто (отворачивается). Не дури, Эрнест!

Эрнест. Не дури! Да как ты смеешь?

Лео. Ты очень милый, Эрнест, и мы очень, очень тебя любим, но при этом мы все прекрасно знаем, что Джильда может пятьдесят раз выйти за тебя замуж, но от этого не станет твоей женой.

Мэттью возвращается с двумя чашками.

Мэттью. Принести еще кофе, сэр?

Эрнест (механически, глядя на Лео и Отто). Нет… нет кофе достаточно.

Мэттью (обращается к Отто). Принести вам грейпфрут, сэр? Или яйцо?

Отто. Нет, благодарю.

Мэттью (обращается к Лео). Вам, сэр?

Лео. Ничего не надо, благодарю.

Эрнест. Пока все, Мэттью.

Мэттью. Да, сэр (уходит).

Эрнест. Вы действительно думаете, что вправе вот так приходить в мой дом и требовать мою жену?

Отто. Перестань с таким самодовольством говорить «моя жена», Эрнест. Это же абсурд.

Лео. Мы прекрасно знаем, почему ты женился на Джильде. И, будь мы мертвы, решение это было бы исключительно правильным.

Эрнест. Для нее вы мертвы.

Отто. Как раз наоборот. Очень даже живы.

ДЕО. Боюсь, твоя семейная жизнь под угрозой, Эрнест.

Эрнест. Давно уже я не встречался с такими наглецами.

Отто. Тебе это не понравится, я понимаю. Возможно, даже очень не понравится.

Лео. Но тут уж ничего не поделаешь. И ты знаешь это не хуже нашего.

Эрнест (держит себя в руках). Не слишком ли многое вы воспринимаете, как само собой разумеющееся?

Отто. Только то, что знаем.

Эрнест. Я не собираюсь выходить из себя, потому что это будет глупо…

Отто. И бесполезно.

Эрнест. Но я думаю, что вам лучше надеть ту одежду, в которой вы заявились сюда, и уйти. Вы можете зайти к нам еще раз, когда к вам вернется здравомыслие.

Лео. Со здравомыслием у нас полный порядок, Эрнест. Никогда еще мы не были более здравомыслящими. И более решительными.

Эрнест (предельно спокойно). А теперь вы оба послушайте меня. Я женился на Джильде, потому что она осталась одна и потому что я многие, многие годы питал к ней самые теплые чувства. Прежде чем принять это решение мы подробнейшим образом обсудили все аспекты. Мне известны все обстоятельства. Я знаю, как сильно она вас любила, и как мало вы любили ее. На пару вы практически погубили ее жизнь, своими мелкими, эгоистичными страстями причинили ей немало страданий. Теперь вы должны оставить ее в покое. Она много работала и многого добилась. В городе у нее репутация лучшего декоратора. Жизнь ее обрела смысл, она всем довольна. Оставьте ее в покое! Уходите! Возвращайтесь в Манилу или откуда вы там приехали… и оставьте ее в покое!

Отто. Без нас она никогда не будет всем довольна, потому что принадлежит нам, точно так же, как мы принадлежим ей.

Эрнест. Она убежала от вас.

Лео. Она вернется.

Раздается дверной звонок.

Отто. Она вернулась.

В полной тишине Мэттью выходит из двери, что ведет к комнатам слуг и направляется в коридор.

Лео. Кофе. Это здорово… отличный, крепкий кофе (наливает полную чашку).

Отто (следует его примеру). Восхитительно.

Эрнест (поднимается, отбрасывает салфетку). Это безобразие!

Лео. Необычная ситуация, сложная, тут я с тобой согласен, даже нервная, но никакого безобразия нет и в помине.

Входит Джильда, за ней Мэттью, на лице которого читается крайнее замешательство. На ней темный плащ поверх вечернего платья и шляпка. В руке она держит пакет из плотной бумаги, в нем, вероятно, вечерняя накидка, в которой она уходила. Увидев всех троих, Джильда улыбается.

Джильда. Мне следовало догадаться, что так и будет!

Мэттью. Позвольте взять пакет, мэм?

Джильда. Да, отнеси его Норе. В нем моя вечерняя накидка.

Мэттью. Да, мэм.

Он уходит, Джильда снимает плащ и шляпку, поправляет волосы.

Джильда. Я одолжила эти плащ и шляпку у телефонистки в «Ритце». Напомни мне, Эрнест, что их нужно вернуть (подходит к нему и рассеянно целует). Все это так неприятно, не правда ли? Я очень сожалею. В тот самый момент, когда ты вернулся домой. Нехорошо. (Обращается к Отто и Лео). Вы здесь ночевали?

Лео. Да, ночевали.

Джильда. Я еще гадала, останетесь вы или нет.

Отто. Почему ты убежала от нас?

Джильда (холодно). Я полагала, что причина совершенно очевидная.

Лео. Ты струсила.

Джильда. Отнюдь. Мне требовалось время, чтобы подумать. Дай мне кофейник, Эрнест… нет, не звони, я попью из твоей чашки. Не хочу снова видеть таращащиеся на меня глаза Мэттью. (Она наливает кофе, садится, оглядывает всех троих). И что теперь?

Лео. Действительно, что теперь?

Джильда. Куда двинемся?

Лео. Ох уж эти социальные условности!

Джильда. В этих пижамах вы выглядите очень уж комично.

Эрнест. Не думаю, что за всю жизнь я хоть раз испытывал большее раздражение.

Лео. Для тебя ситуация не из приятных, Эрнест, я это понимаю. Мне очень жаль.

Отто. Да, нам обоим очень жаль.

Эрнест. Я нахожу вашу наглость невыносимой. Не знаю, что сказать. Не знаю, что сделать. Я очень, очень зол. Джильда, ради Бога, скажи им, чтобы они ушли!

Джильда. Они не уйдут. Даже если бы я твердила им: «Уходите!» — до посинения.

Лео. Совершенно верно.

Отто. Без тебя не уйдем.

Джильда (улыбаясь). Как это мило с вашей стороны.

Лео (пристально всматривается в нее). К чему ты клонишь?

Отто. Скажи нам, моя маленькая дорогуша, моя умненькая дорогуша! Скажи нам, к чему ты клонишь?

Джильда. Что вы тут наговорили Эрнесту?

Лео. Много чего.

Эрнест. Они оба вели себя отвратительно.

Джильда. В каком смысле?

Эрнест. Я бы предпочел больше об этом не говорить.

Джильда. По-моему, ты поправился, Отто.

Лео. Он ест слишком много риса.

Джильда. Но выглядишь очень хорошо.

Отто (чуть приподнимая брови). Спасибо за комплимент.

Джильда. И ты тоже, Лео. Морщина между глаз углубилась, а в остальном ты просто пышешь здоровьем.

Лео. Так оно и есть.

Джильда. Ты всегда был очень сильным, физически. Сильным, как буйвол! Ты это помнишь, Эрнест?

Эрнест (раздраженно). Что?

Джильда (улыбаясь). Ничего. Не имеет значения.

Лео. Прекрати гладить нас по шерстке, Джильда, и раскрой свой секрет. Скажи нам, почему ты такая странная и спокойная… скажи, что ты замыслила.

Джильда. Разве вы не знаете? Я сдалась.

Лео (быстро). Что?

Джильда (спокойно и с достоинством). Я сдалась. Выбросила белый флаг. Игра закончена.

Эрнест. Джильда! Что ты хочешь этим сказать?

Джильда. То, что сказала.

Эрнест. Ты хочешь… но ты же не можешь…

Джильда (мягко). Я собираюсь уйти от тебя, Эрнест. Иногда борьба бесполезна. Я вот боролась два года, и все без толку. Битва эта мне наскучила, меня от нее тошнит! Вот я и сдалась.

Эрнест. Ты… ты сошла с ума! Ты же не можешь говорить это серьезно!

Джильда. Я не могу быть серьезной. В этом-то и весь ужас. Я чувствую, что должна, но не могу… сердце прыгает внутри вверх-вниз, как попугай в клетке! Это постыдно, я знаю, но ничего не могу с собой поделать… (она резко поворачивается к Лео и Отто). И вы двое… сидите тут с огнем триумфа в глазах… Скажите что-нибудь, черт бы вас побрал! Скажите что-нибудь, а не тоя наброшусь с кулаками на ваши самодовольные физиономии!

Лео. Я это знал. Я это понял еще вчера вечером!

Отто. Мы оба это знали. Хохотали до упаду, пока не заснули.

Эрнест. Джильда, возьми себя в руки! Не будь дурой… возьми себя в руки!

Джильда. Не раздражайся, Эрнест. Ты знаешь, если тебя все это и касается, то лишь в малой степени.

Эрнест. Ты рехнулась! Ты совершенно рехнулась!

Джильда (возбужденно). Да! Да! Я просто обезумела от радости! Я обезумела от облегчения! Я думала, они действительно забыли меня, действительно оборвали все ниточки, которые связывали их со мной. Я думала, они никогда не вернутся, мне их больше не увидеть, и до самой смерти в моем сердце будут жить тоска, боль, одиночество.

Лео. Ты бросила нас, вот и получила по заслугам!

Джильда. Успокойся! Заткнись, дорогой! Мне нужно все объяснить Эрнесту.

Эрнест. Я не хочу слышать твои объяснения. Я вообще больше ничего не хочу слышать!

Отто. А ты попробуй остановить ее! Попробуй! Она же сорвалась с цепи. О, дорогая моя, до чего приятно все это видеть. Наша старушка вновь на тропе войны!

Джильда. Замолчи, говорю тебе! Не каркай! Нельзя быть таким злобным.

Эрнест. Говорю тебе, я ничего не хочу слушать!

Джильда. И, тем не менее, выслушаешь. Потому что должен! Мне так много нужно сказать. Ты должен меня выслушать. Ради себя, ради нас всех, ты должен!

Эрнест. Ты невероятно вульгарна! Мне за тебя стыдно!

Джильда. Мне есть чего стыдиться, но только этого! Это настоящее. Я использовала тебя, Эрнест, и мне за это стыдно, и я тебе лгала. За это мне тоже стыдно, но, по крайней мере, я этого не знала, потому что одновременно лгала и себе. Я нашла убежище в твоей теплой, нежной дружбе, и изо всех сил старалась убедить себя, что этого достаточно. Но, как выясняется, недостаточно. Я говорила, смеялась и развлекала твоих друзей. Создавала, и очень неплохо, семейный уют. Много работала, что-то покупала и что-то продавала, все это время притворяясь, что моя страсть к этих двоим тает и тает. Но она не таяла. Я это поняла, как только они пришли вчера вечером, такие холеные, в новеньких костюмах. Увидев их, я сразу поняла, что притворяться и дальше смысла нет. Я боролась с этой страстью, честное слово, боролась! Я убежала от них, бродила по улицам, сидела в кафе, плача в стакан с молоком. Эрнест, ты так хорошо понимал меня раньше, пойми и теперь, и попытайся простить… потому что жить без них я просто не могу, и в этом все дело!

Эрнест (с ледяным спокойствием). Насколько я тебя понял, тот факт, что я — твой законный муж, не имеет для тебя ровно никакого значения?

Джильда. Факт этот всегда бы всего лишь удобной договоренностью, не так ли?

Эрнест. Получается, не столь удобной, как мне представлялось.

Джильда. Исключительно удобной. Все были всем довольны, но в сложившейся ситуации подобные договоренности ничего не значат, и ты это видишь!

Эрнест. Я вижу лишь безжалостный эгоизм, крайнее пренебрежение чувствами других людей. Это все, что я вижу в данный момент.

Лео. Ты должен видеть больше, Эрнест, действительно, должен. За те долгие годы, что ты нас знаешь, тебе следовало бы понять, что пытаться оторвать одного из нас бесполезно.

Эрнест. Джильда не такая, как вы двое. Всегда отличалась от вас.

Джильда. Если и отличалась, то не так уж и сильно.

Эрнест. Вы не щадили ее самолюбия. Выбрасывали все, что она вам давала. Я с болью в сердце наблюдал, как она корчится в терновом венце глупой любви к вам. В свое время я тоже вас любил, молодых и веселых. Тогда ваша уверенность в себе не была столь неприличной. Но больше я вас не люблю. Теперь вы мне совершенно не нравитесь. Меня от вас тошнит. Ваше поведение отвратительно. Когда Джильде удалось убежать от вас, я попытался сделать ее счастливой и довольной собой, спокойно, без лишней суеты.

Отто. Без суеты она никогда не будет счастливой. В суете она черпает жизненные силы.

Эрнест. Такое может показаться только со стороны. В душе она не такая.

Лео. Что ты знаешь про ее душу? Они решила уйти с нами. Сама так сказала. Разве тебе этого не достаточно?

Эрнест. Появление вас обоих возродило былую влюбленность, но лишь на короткое время. Долго она не продлится. Джильда теперь слишком много знает, чтобы вновь связываться с вами.

Джильда. Ты ошибаешься, Эрнест. Ты ошибаешься.

Эрнест. Твоя неуравновешенность граничит с безумием.

Отто. Слушай, давай без грубостей.

Джильда. Сколько можно говорить? Разговоры ни к чему не приведут. Посмотри на меня, Эрнест. Посмотри на меня. Разве ты не видишь, что произошло?

Эрнест. Ты снова безумная женщина.

Джильда. А почему бы мне не стать безумной женщиной? Два года я была смирной и здравомыслящей. Мое поведение обманывало тебя, потому что ты хотел обмануться. И твое утверждение, что я отличаюсь от Отто и Лео основано только на одном: тебе этого очень хочется. Я ничем от них не отличаюсь. Мы — единое целое, все трое. Такими мы стали в первые годы нашего знакомства. И отныне мы будем жить и умрем, по-своему. Другая жизнь нам не подходит.

Эрнест. Нет, вы такие же, как все, и такими останетесь. Просто у вас сместилась шкала ценностей.

Джильда. Только с твоей точки зрения.

Эрнест. С точки зрения любого, у кого сохранилось хотя бы минимальное чувство приличия.

Лео. У нас есть свое чувство приличия. У нас есть своя этика. Но наши жизни отличаются от ваших. Помаши нам рукой на прощание, дорогой Эрнест, мы снова вместе.

Джильда. Эрнест, Эрнест, давай останемся друзьями. Тебе не может быть так уж больно.

Эрнест. Никогда. Я истратил на вас слишком много дружеских чувств, вы этого недостойны.

Отто. В твоей злости слишком много тщеславия, Эрнест, что не делает чести твоему уму.

Эрнест (резко поворачивается к нему). Пожалуйста, не говори со мной.

Лео. Отто совершенно прав. Твое поведение недостойно твоего ума. Если бы внутри у тебя все разрывалось, и ты бы действительно горевал об уходе Джильды, все было бы иначе. Но ты не горюешь. Ты недоволен только тем, что рушится упорядоченная жизнь…

Эрнест (теряя контроль над собой). Придержи язык! Я сыт по горло твоими проповедями!

Джильда (примирительно). Прошу тебя, Эрнест, не ожесточайся, не приходи в ярость. Пожалуйста, пожалуйста, успокойся, и тебе будет проще нас понять.

Эрнест. Вы переоцениваете мою способность понимания! Я не понимаю, все это мне отвратительно. И я никогда не пойму, никогда не смогу понять этот мерзкий трехсторонний эротический союз.

Джильда. Эрнест!

Лео. А почему? У царя Соломона было сто жен, а он пользуется заслуженным уважением. Не понимаю, почему Джильда не может иметь двух друзей-джентльменов.

Эрнест (в ярости). Твое словоблудие в полной мере соответствует твоему мерзкому вкусу.

Отто. Некоторые эмоции переступают границы вкуса, Эрнест. К примеру, злость. Посмотри, что с тобой делает злость! Ты раздуваешься, как лягушка!

Эрнест (вне себя). Замолчи! Замолчи!

Лео (вскипев). Почему мы должны молчать? Ты вот наговорил достаточно, чтобы снести эту чертову крышу! Почему это только у тебя должна быть монополия на шум? Почему только твои напыщенные моральные принципы могут заполнять этот город, не встречая конкуренции? У нас у всех есть легкие, так будем же их использовать! Давайте кричать, как безумные! Давайте наслаждаться жизнью.

Джильда (начинает смеяться). Прекрати, Лео. Умоляю тебя… Это же смешно! Прекрати… прекрати…

Эрнест (в бешенстве). Это смешно! Смешно даже подумать о том, что я к вам проникся всей душой, что видел в вас людей, а не бессовестных, никчемных дегенератов, какими вы были всегда! Ни у кого из вас нет и зачатков чувства приличия. Вы — изворотливые, безответственные, гнусные, и я больше не хочу вас видеть. Никогда! До конца своих дней! Вы меня слышите? Никогда! Никогда! Никогда! (Он выбегает из комнаты, от ярости ничего не видя перед собой, у самого коридора падает, зацепившись за прислоненные к стене картины).

Джильда, Отто и Лео не выдерживают и начинают хохотать. От смеха стонут и плачут. Смех продолжает эхом отражаться от стен, когда

Занавес опускается