НЕУДАЧНИК БОБ

— Опять ничего?

— Я, мистер…

— За что вы получаете деньги? а?! (Голое Крейса в кабинете рокочет, качает люстру.)

— Они ловки, очень ловки…

— А вы, а-а… (толстая книга со стола в щеку Боба)… Если через неделю я не узнаю, где находятся эти мерзавцы, то можете убраться ко всем чертям!..

Боб понял, разговор кончен.

Мимо роскошных комнат (вот, черти, живут), стараясь сапожищами не мять цветные ковры, на улицу.

На бульваре (четыре скамейки и столько же чахлых деревьев) перелистывать стал все дни — которые помнит.

Есть люди — от газет и лотков папиросных до собственных дач, авто и экспрессов, а он — давно, давно мечтал о карьере и деньгах… Любил в кино картины, где все разодеты, казалось, с экрана духами различными женщины пахнут. Там же встретил девушку (кто не встречает…). Часто сидели в кино, а потом целовались у дома Мэри (девушка с глазами как небо, и имя — Мэри; другое было бы грубым, а это…).

После свадьбы быстро мелькнули два года. Мэри девушка с голосом нежным — сварливая, тощая лэди.

А мечты…

Конторы, конторы, конторы… Книги с колонками цифр (ночью и то все проценты).

Касса и деньги, на шляпки для Мэри. Остальное сразу… Тюрьма и бюро частного сыска.

Казалось: прочесть пару книг о таинственных шайках и… гениальнейший сыщик. Есть люди — им преступники сами бросаются в руки, а он — неудачник (жена и то… посмотри на Джонсона). Джонсон быстро пробежал все этапы до начальника пятерки, а он… (Боб мысленно; Крейс — кровопиец и жила.)

Нет. К чорту Джонсона и Крейса. О-о, он покажет еще, что за таланты таятся под старою кепкой (сыщик без кепки и трубки — абсурд, говорила жена).

* * *

С этого дня Боб весь внимание. Извозчика каждого расспросит подробно, а в баре Скваль-тона (в порту, у старых доков) слушал все, что в клубах табачного дыма гремело, ругалось и пело.

От пива и дыма — радость.

Четверг (этот день запомнил) двое в углу шептались все время, что-то писали; выпили виски и вышли. Боб за ними.

В тумане трудно было следить за спинами в черных пальто, но Боб шел.

Наконец, решился, револьвер в руку, к ним. Дальше все как-то странно.

Оба (сыщики из другого бюро) били Боба долго, со вкусом (приняли за вора). Несколько дней Боб, украшенный повязкой и пластырем, рассказывал приятелям:

— Я не струсил. Защищался, как мог, но пятеро на одного…

А жена Боба (герой и страдалец), меняя повязки, нежно, нежно огромный синяк целовала по несколько раз.