Было жаркое лето 1937 года. Командир полка Красной армии, бывший курсант Военной академии Цин выписался из госпиталя, в котором он провел более полугода.

Цин с удовольствием вдыхал прохладный воздух тенистого сада, окружавшего военный госпиталь в Фугу. Раны зажили, он опять здоров и бодр. Правда, он чувствует некоторую слабость в ногах. Но кто, однажды заболев, не чувствовал потом, после выздоровления, этой легкой дрожи в ногах и сладкого головокружения?

Не избежал этого и командир Цин. Шутка ли сказать: провести полгода на госпитальной койке! Цин сейчас с трудом вспоминает о том, как он попал в госпиталь. Еще бы, ведь это было так давно — шесть месяцев тому назад! Сейчас он, медленно, осторожно ступая, идет к выходу из парка; рядом с ним идет его помощник, наш старый знакомый Тан Чжэн. Он специально прибыл в Фугу, чтобы забрать своего командира обратно в полк.

Окрепнув там на свежем воздухе, Цин через неделю вновь примет командование полком. Тан Чжэн клялся, что так и будет. И сами бойцы неотступно требовали возвращения в полк выздоравливающего командира. Цин вспомнил наконец, как и где его ранили.

Это было последней зимой, на подступах к Баоаню. Противник потребовал присылки парламентеров для переговоров. Пошел Цин и с ним командир седьмой роты Фан Гу. Солдаты противника приветливо встретили красных командиров. Они открыто высказывали всяческие добрые пожелания парламентерам.

— Мы хотим мира между китайцами! — кричали они. — Мы не хотим, чтобы продолжалась война китайцев против китайцев!

Цин проходил мимо солдат, улыбаясь и кивая головой.

Офицеры противника встретили парламентеров недружелюбно. С самого начала переговоров они провоцировали Цина. Бросали ему прямо в лицо оскорбительные реплики:

— Вы собрали по всей стране сброд. У вас босяцкая армия. Мы требуем, чтобы вы немедленно сдали оружие.

Эти высокомерные люди выкрикивали одно гнусное оскорбление за другим. Цин и Фан Гу спокойно слушали их. Наконец Цин встал; он чувствовал, как закипает в нем ярость, и сказал:

— Нас пригласили сюда как парламентеров. И мы честно пришли, без оружия. Вместо переговоров вы оскорбляете нашу армию, которая есть плоть от плоти нашего народа. Нам нечего здесь делать…

Цин и Фан Гу вышли из штаба противника, прошли в ворота городской стены. С их пути убрали солдат. Когда за ними закрылись ворота и они уже вышли на дорогу к своему полку, сзади раздался треск пулемета. Фан Гу сразу повалился на землю. Цин, удивленный таким гнусным предательством офицеров, высоко вскинул белое полотнище — знак парламентера. Дальше он ничего не помнит, как ни силится восстановить это событие в памяти.

Только в госпитале он узнал о дальнейших событиях. Красные бойцы, услышав пулеметную стрельбу и увидев, как упали на землю их командиры, стремительно бросились вперед. Они закидали городские ворота гранатами и ворвались в город. Баоань был взят красными. Неприятельские солдаты сложили оружие и не оказали сопротивления. Они сами вылавливали своих офицеров-предателей.

Фан Гу был мертв, когда его подобрали, а Цин подавал еще признаки жизни. У него оказались две раны в голове, одна пуля попала в грудь, а другая прострелила кисть левой руки. Вот почему командир полка Цин почти полгода пролежал в военном госпитале в Фугу.

У калитки госпитального сада Цина ожидал маленький легковой автомобиль.

— Прислали из штаба корпуса. Специально за тобой, — улыбаясь, сказал Тан Чжэн.

Автомобиль мягко покатил по пыльной улице.

— Мы здесь недалеко: всего пятьдесят-шестьдесят ли, — начал рассказывать Тан Чжэн. — В полку все в полном порядке. Бойцы и командиры ждут тебя с нетерпением. Недавно получили четыре станковых и двенадцать ручных пулеметов. Теперь у нас около ста автоматических ружей. Как видишь, без тебя мы не дремали. Лу Чана теперь просто боятся в штабе. Если его послать за каким-нибудь снаряжением, можно не сомневаться — все добудет.

Цин вдруг вспомнил один вечер Великого похода, когда на партийном собрании распекали Лу Чана за рассеянность.

«Хороший командир, — подумал он. — Настоящий коммунист».

— Как обстановка? — вдруг перебил он Тан Чжэна.

— Уже пять месяцев, как мы не воюем. Ни одной стычки. Бойцы отдыхают. Сейчас идут важные переговоры между компартией и гоминданом. Наша партия потребовала объединения всей нации, вооружения всего народа для священной войны с японскими захватчиками.

Цин слушал Тан Чжэна с горящими глазами. Бледное лицо его покраснело от прилива крови.

— Ну, и как? — волнуясь, спросил он.

— Ты очень тороплив. Такие вещи не делаются сразу. Но говорят, что переговоры идут успешно.

Цин откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза. Лицо его опять стало бледным. Он молчал всю дорогу до лагеря полка. Автомобиль шел медленно, выбирая удобный путь. В полк прибыли только вечером.