Каспийское море правильнее называть озером, потому что оно со всех сторон окружено сушей. Так пишется в учебниках географии, так оно есть на самом деле, потому что у него нет сообщения с морями и океаном. Но когда перед вами расстилается необъятная масса воды, спокойная, застывшая, как сине-зеленое стекло, или бросающая на вас движущиеся горы величиной с семиэтажный дом, то сравнение с озером исчезает бесследно. Море, и сердитое море, которое "шутить не любит".
Особенно в средней и южной частях, где глубина пятьсот — семьсот метров, Каспий, когда плывешь по нему, убедительно доказывает вам свое сходство с морями.
Удар волны о борт парохода! — и вы чувствуете на лице мокрые капли. Утираешься и невольно пробуешь "соленость" моря; она незначительна, если сравнить с Черным или Средиземным морями. Исследования показали, что на тысячу частей воды падает около тридцати частей соли.
У восточных берегов соленость несколько больше: ведь здесь нет рек, опресняющих море.
Сейчас тихо, и море переливается голубоватозелеными искрами под прямыми лучами южного солнца.
Слева показывается полоса суши: это — остров Челекен. Идем проливом между ним и островом Огурчинским. Глинистые берега Челекена сильно изрезаны. Поверх глины песок, песок и песок. Как бы подчеркивая отсутствие растительности на острове, невдалеке от пристани растут два дерева, посаженные и поливаемые жителем мазанки, приткнувшейся рядом. За ней на пригорке стоят шесть громадных баков для нефти, разработка которой ведется в северной части острова, километрах в восьми от пристаней. Нефть, озокерит, парафин — вот минеральные богатства острова. Здесь промышленность уживается рядом с кустарным рыбацким промыслом. Электричество, паровые насосы, нефтепроводы, а рядом лодки, паруса, весла — рыбацкий инвентарь типа, каким пользовались тысячи лет тому назад.
Местные жители-туркмены самой природой поставлены в такие условия, что сношения с внешним миром для них возможны только на судах. Не случайно среди туркмен появились и выработались отличные мастера по постройке морских лодок. На лодках идут в море ловить белугу или перевозят соль из Куули по рыбным промыслам.
В белом халате и такой же папахе ходит с циркулем в руке сухой и высокий туркмен.
Трое подручных прилаживают шпангоуты по его указанию. Лес на шпангоуты привозится из Персии. Там растет знаменитый самшит (Buxus sempervirens), который крепок как железо. Топоры, похожие на кирки, быстро мелькают в опытных руках, и из бесформенных болванок, как под резцом скульптора, вытачиваются стройные части будущего судна.
Подхожу к туркмену-мастеру, здороваюсь и завожу разговор о постройке судов. Оказывается, под его наблюдением за год строится больше десяти лодок грузоподъемностью от пятидесяти до шестидесяти тонн.
— А сколько всего построили лодок за всю жизнь?
Туркмен на минуту задумывается и затем говорит:
— Полтысячи, наверно, построил!
Он снимает очки в оловянной оправе и бережно протирает стекла концом халата.
— Мне семьдесят пять лет, и пятнадцать годов очки купил, глаза плохие стали; раньше, когда надевал, лучше видел, теперь хуже.
Он вздохнул и спокойно добавил:
— Черный дух уже отворяет мне гробницу.
Мы простились. Подходя к пароходу, я вижу группу людей, среди которых один, бледный, с полузакрытыми глазами, с трудом передвигает ноги, опираясь обеими руками на поддерживающих его справа и слева товарищей.
— Что с ним?
— Лихорадка замучила, — отвечает один из ведущих, — к доктору повезем.
— А что он сделает? — ворчит кто-то из толпы. — Вина ему надо давать побольше, она и пройдет. Без вина здесь не прожить. Ее только вином и выгонять, обязательно предохранит!
Лихорадка здесь не распространена — нет растительности, нет комара (Anopheles), переносчика болезни, а вот желудочные заболевания и проказа встречаются довольно часто.
О медицинской помощи трудно говорить, пока население не перешло с кочевого образа жизни на оседлый. Надо ускорить этот переход, и тогда туркмены-рыбаки, живущие по берегам и на островах, таких, как Челекен и Огурчинский, перестанут лечиться разного рода домашними средствами и заговорами.
Уходя с Челекена, мы обгоняем двухмачтовую туркменку, лихо разрезающую зеленую грудь Каспия. Туркмен на руле лодки, когда мы сравнялись, машет папахой и что-то кричит. С парохода ему отвечает, очевидно, земляк. Оба смеются и едва ли слышат друг друга.
Никому из нас, смотрящих на туркменское судно, не может притти в голову мысль о нападении на наше судно морских пиратов.
Если сказать это вслух, то подумают, что сошел с ума или начался приступ тропической малярии. А ведь меньше ста лет назад мимо острова Огурчинского не рисковали проходить рыболовные и торговые суда.
Здесь жили отчаянные морские волки — племя Огурджале Иомудского рода, предводители которых могли поспорить с лихим атаманом Степаном Разиным.
Остров, получивший название по имени племени, расположен как-раз на "большой дороге которая вела из богатейших провинций Персии — Ензели, Сефид-Руда и других, в устье легендарной реки Аджаиба, впадавшей в залив Хивинский.
Предание говорит, что Аму-Дарья, в древности Оксус, несла свои воды в Каспий двумя могучими протоками: на север — в залив Балханский рекой Актамом, которая впадала у урочища Шах-Мустара. На юг — Аджаибом, бравшим по пути еще воды громадного озера Нефтепе — Селым — Дервесы. Одни суда, груженые персидскими товарами, плыли в дельту мутного Аджаиба и поднимались вверх по нему до Хивы, а навстречу им, в Каспий, выходили другие с шелками и индийскими редкостями, направлявшимися в Персию.
Громадные стаи рыб — белуг, осетров и севрюг — стремились на пресную воду Аджаиба так же, как теперь они идут в реку Волгу.
Население архипелага — группы островов, расположенных перед устьем Аджаиба — имело богатейшие рыбные ловли, торговало, создавало свою культуру, технику и сражалось за свою независимость от наседавших с востока азиатских племен, а с юго-запада — от персов и македонцев.
Шло время. Уровень Каспия понизился, реки пересохли, Оксус (Аму-Дарья) повернул свои воды в Аральское море, рыба перестала подходить к Хивинскому заливу — и жизнь замерла.
Остались лишь пустынные островки былого архипелага. Морские пути изменились, минуя эти острова, оставив их далеко в стороне, и, только спасаясь от налетевшего шторма, случайно заходят сюда рыбачьи лодки. Пережидая погоду, бродит по заброшенным местам незадачливый рыбак и среди груды ракушек находит дивного рисунка черепки разбитых сосудов, говорящие ему о том, что когда-то здесь шла шумная и богатая жизнь.