На разсвѣтѣ Бронскій былъ уже въ губернскомъ городѣ. Остановясь у губернаторскаго дома, онъ послалъ кучера на почтовую станцію перемѣнить лошадей и вошелъ въ пріемную. Съ нахмуреннымъ лицомъ, не отвѣчая на поклоны чиновниковъ, прошелъ онъ въ кабинетъ губернатора и засталъ его еще въ утреннемъ дезабилье. Генералъ просматривалъ какой-то сатирическій листокъ.
— А! Вотъ кстати-то! проговорилъ онъ, протягивая руку Бронскому:- поглядите-ка, вѣдь это на меня! Самъ съ усамъ — собственною персоной.
И генералъ добродушно смѣялся, показывая графу каррикатуру. Тотъ молчалъ.
— Экіе разбойники! Отца роднаго на показъ выставятъ!… И гдѣ это они мой портретъ откопали? Вѣдь какъ натурально! И лысину изобразили…. А это вотъ предсѣдатель говоритъ: "эхъ, ваше превосходительство, какъ вы опростоволосились!" Ха, ха, ха! Простяка какого нашли! Смѣетъ мнѣ это сказать предсѣдатель!
— А вотъ же смѣли! замѣтилъ Бронскій.
— Свистуны-то? Пускай ихъ? Что жь? какой-нибудь тамъ Пальмерстовъ видитъ себя въ Пуншѣ, смѣется, а я-то чѣмъ же хуже его… Оно, если хотите, и полезно. Вотъ я сегодня всталъ что-то не въ духѣ, а тутъ прочелъ. Ну, и расхохотался.
— Если вы въ такомъ пріятномъ расположеніи духа, такъ я и мѣшать не стану.
— Что такое? развѣ опять что вышло?
— О, нѣтъ, ничего! отвѣтилъ Бронскій, взявшись за шляпу:- позвольте поблагодарить за лестное вниманіе, которымъ я постоянно у васъ пользовался. Къ величайшему моему прискорбію, я не могу болѣе сохранить его.
— Что съ вами, графъ? Вы взволнованы? Огорчены чѣмъ-то?
— Я долженъ уѣхать отсюда уѣхать заклейменнымъ, опозореннымъ въ глазахъ общества.
— Вы меня путаете, графъ! Объяснитесь. Вы всегда найдете во мнѣ защиту и… и….
— Противъ общества? Нѣтъ, ваше превосходительство, трудно вамъ будетъ взять мою сторону противъ цѣлаго общества. Оно сильнѣй васъ.
— Ну-ну-ну! извините! Это еще посмотримъ, какъ оно тамъ…. посмотримъ. "Я ѣду-ѣду не свищу…"
— Нѣтъ, нѣтъ; никогда изъ-за личнаго оскорбленія не стану я противъ….
— Да какже я-то позволю, чтобъ у насъ безнаказанно оскорблялись такіе люди? началъ горячиться губернаторъ.
— Едва ли вы въ состояніи помочь тутъ! ихъ цѣлая партія, они имѣютъ сильное вліяніе.
— Но кто же? Укажите мнѣ ихъ.
— Это недовольные помѣщики, самые отсталые, самые закоснѣлые крѣпостники. Вамъ будетъ доложено о волненіи въ Терешковкѣ. Это они не допустили привести крестьянъ въ повиновеніе, они хотятъ задобрить народъ. Вчера мы сошлись на ужиномъ, вино развязало имъ языкъ… Еслибы вы слышали, ваше превосходительство, что тамъ говорилось!
— Что жь такое говорилось?
— Ругали правительство, грозили терроромъ. Пили за возвращеніе крѣпостнаго права. Я отказался отъ тоста. Одинъ меня подлецомъ назвалъ, пьянь до положенія ризъ, и лѣзетъ съ бокаломъ. Я горячъ, замахнулся на него…. Поднялся гвалтъ. Обвинили меня: въ чемъ бы вы думали? Въ оскорбленіи Величества! Какова наглость? Я, признаюсь, такъ былъ пораженъ, что и оправдываться не сталъ.
— Кто же этотъ господинъ?
— Господинъ Ишимовъ.
— Ишимовъ? Ахъ, онъ…. Постой же, я ему… Салонный подлипало, блюдолизъ…. А? Скажите на милость….
— Я никогда не прощу себѣ, если вы изъ-за меня потеряете популярность…. ихъ много; тамъ и Русановъ.
— Опять Русановъ? Да что вы толкуете о популярности? На что она мнѣ, эта популярность? Я имъ покажу какъ со мной шутить!
— Мнѣ очень больно, а все приходится ѣхать. Честному человѣку оставаться здѣсь невозможно! Борьба слишкомъ неравна…. Я дѣлалъ все что могъ. Но я не донъ-Кихотъ; лѣзть на проломъ противъ общаго потока невозможно. Только поэтому я и прошу ваше превосходительство не подвергать себя напраснымъ оскорбленіямъ.
— Что жь это, графъ? Шутите вы что ли мною? Кто пойдетъ противъ меня? желалъ бы я поглядѣть этого молодца.
— Эти люди ни передъ чѣмъ не останавливаются. Для нихъ нѣтъ ничего святаго.
— Да они у меня носу не покажутъ въ общество, проходу имъ не будетъ!
— Это мнѣ проходу-то не будетъ. Я отказался отъ вызова. Ишимовъ меня на дуэль вызывалъ.
— На дуэль? Въ моей губерніи? Mais c'est un gredin comme il y en a peu!… Въ такомъ случаѣ, уѣзжайте графъ, уѣзжайте на время, а этого господина я проучу… Вы и не хлопочите объ общественномъ мнѣніи; я заставлю ихъ думать, какъ я хочу… Я докажу имъ, что честный человѣкъ мараетъ себя не отказомъ, а принятіемъ вызова отъ бездѣльника… Онъ его на одну доску съ собой ставитъ въ этомъ разѣ…
— Ваше превосходительство, трудно выразить, до какой степени я тронутъ истинно отеческою заботливостью вашей о направленіи общественнаго мнѣнія…. Еще разъ благодарю васъ…
Часамъ къ десяти вечера, Бронскій подъѣхалъ къ саду Горобцовъ и привязалъ лошадь у плетня. Ночь была темная хоть глазъ выколи. Онъ пошелъ къ дому; проливной дождь шумно падалъ въ траву; молнія безпрестанно освѣщала тропинку; за вспышками гудѣли отдаленные раскаты. Графъ сталъ стучать въ окно кухни. Немного погодя, оно поднялось, выглянула Горпина.
— Ты, Грицько?
— Это я, моя ластовка, вызови мнѣ панночку. Горпина, не въ первый разъ исправлявшая должность наперсницы, скоро вернулась съ отвѣтомъ, что панночка боится грозы и просятъ графа пріѣхать завтра.
— Скажи ей, коли сейчасъ не выйдетъ, такъ можетъ-быть никогда и не увидимся…
— Та воны совсѣмъ було полягали, треба имъ одягаться, сказала Горпина, захлопнувъ окно.
Графъ отошедъ къ сиреневымъ кустамъ и сталъ глядѣть въ окно Инны. На столѣ горѣла свѣча; она сама сидѣла въ ночной кофтѣ, облокотясь на бумагу, задумчиво глядя въ темный садъ, вздрагивая и прислушиваясь къ малѣйшему шороху. Лара лизалъ ея руку, она не обращала на него вниманія; нѣсколько разъ она брала перо, бросала его, и начинала ходить по комнатѣ. Наконецъ, отворила окно, подышала воздухомъ, очищеннымъ грозою, полюбовалась нѣсколькими молніями, и опять сѣла писать. Бронскій сталъ расхаживать у калитки. Прошло съ четверть часа.
— Что жь она румянится, что ли, для меня?
Не терпѣлось графу, и онъ опять подошелъ къ окну. На этотъ разъ окошко у Инны было заперто и опущена красная занавѣска; за ней просвѣчивалъ огонь и двѣ тѣни. Сквозь не плотно притворенную раму слышался мужской голосъ.
— Дуэль…, послышалось ему. Затѣмъ шопотъ, вѣтеръ, ничего не слыхать.
— Онъ здѣсь, говорилъ мужской голосъ, — онъ ничего не…. Такъ ослѣпленъ….
"Что за чортъ!" подумалъ графъ: "это голосъ Леона. Такъ вотъ кто ей сказалъ обо мнѣ! Вотъ онъ куда ѣздилъ-то по ночамъ! Ну да и она молодецъ! Какова сила характера, ни разу не проговориться! Мастеръ же онъ выбирать людей! На такую можно положиться!"
— Мнѣ жаль его, заговорила Иана:- онъ такъ сильно привязанъ… — Опять шопотъ.
— Можетъ, ты и сама его любишь? раздался мужской голосъ. Дождь забарабанилъ въ стекла и заглушилъ его. Яркая молнія, и рѣзкою дробью прокатился ударъ, отразившись глухимъ гудомъ въ далекѣ.
Хлопнула калитка, и Бронскій пошелъ на встрѣчу Юліи, и указалъ ей на бесѣдку. Та проворно пробѣжала тропинку и бросилась въ раскрытыя объятья Бронскаго.
— Ѣдемъ, говорилъ онъ, прижимая ее къ груди, — ѣдемъ, собирайся.
— Куда? Что съ тобой?
— Туда, туда, гдѣ жизнь, борьба, гроза, шутливо говорилъ онъ, награждая ее съ каждымъ словомъ поцѣлуемъ, — самая страшная гроза! передъ ней всѣ грозы небесныя ничто!
— Да, полно же, что съ тобой?
— Со мной? Полно скрываться! Я тебѣ вѣрю; вѣрю, что я тебѣ дороже всего на свѣтѣ…. не графъ я; это титулъ предковъ, гниль, я его презираю….
Молнія кинула краснымъ свѣтомъ въ лицо Бронскаго и сверкнула въ черныхъ глазахъ.
— Владя! я боюсь тебя.
— Ничего, это гроза…. Я нервенъ. Слушай, скоро можеть-быть я стану изгнанникомъ, голова моя будетъ оцѣнена…. Тебѣ вѣдь это все равно? Тебѣ, я все-таки….
— Я не пущу тебя.
— Вотъ-те на! Мы ѣдемъ вмѣстѣ, сейчасъ же. Мой кабріолетъ тамъ….
— Зачѣмъ же ты обманулъ меня? Грѣхъ тебѣ….
— Да, пойми, нельзя же мнѣ оставаться.
Она была такъ поражена, что только проговорила:- Пожалѣй меня!
— Такъ это-то твоя любовь?
Бронскій толкнулъ ее, рванулъ дверь бесѣдки, такъ что она слетѣла съ ржавыхъ петель, и пошелъ.
— Владя, проговорила Юлія со слезами въ голосѣ: — это ужасно! Минуту!
— Поди прочь, гербовая любовница!
— Честь моя! крикнула она въ отчаяніи, закрывая лицо руками.
— Ничего, не краснѣйте, въ потемкахъ не видать! презрительно сказалъ Бронскій:- а впередъ урокъ, не ловить жениховъ героическими средствами.
Онъ зашагалъ по саду; она ухватилась за его плащъ и бѣжала рядомъ съ нимъ, повторяя слабымъ голосомъ его имя. Добѣжавъ до плетня, онъ сбросилъ плащъ, прыгнулъ черезъ плетень и отвязалъ лошадь.
— Владиславъ, крикнула она, едва держась на ногахъ и протягивая къ нему руки:- ради Бога!
Голосъ ея оборвался рыданіями, она опустилась на колѣна.
Бронскій ударилъ по лошади и уѣхалъ.
Съ минуту она ничего не понимала, слезы застилали глаза, а она все смотрѣла въ темноту….
"За что же? За что?" ныло у ней въ головѣ: "за что онъ меня бросалъ?" Горловая спазма стѣснила ей дыханіе, она опустилась на сырую траву, и громко, истерически хохотала. Испуганная цапля съ пронзительнымъ крикомъ вылетѣла изъ камышей, галки отозвались въ рощѣ тревожною перекличкой.
Она оглядѣлась: кругомъ темно, куда и страхъ дѣвался? Логика отчаянія овладѣла ею; она вообразила, что Бронскій пошутилъ съ ней, что онъ гдѣ-нибудь притаился въ кустахъ и ждетъ.
— Владя! кричала она;- Владя! Будетъ! Я больше не боюсь!
Мертвая тишина стояла въ воздухѣ; только фосфорическая молнія трепетала въ синей тучѣ….