26 лѣтъ тому назадъ Георгъ Брандесъ былъ приглашенъ союзомъ русскихъ писателей въ Петербургъ для прочтенія нѣсколькихъ лекцій на французскомъ языкѣ. Тогда же попечитель московскаго университета графъ Капнистъ пригласилъ Брандеса для той же цѣли въ Москву. Послѣ чтенія лекцій знаменитый датскій критикъ прожилъ нѣкоторое время въ деревнѣ въ средней Россіи, былъ въ Смоленскѣ и Варшавѣ, и въ общемъ провелъ въ Россіи четыре мѣсяца. Въ теченіе этого времени онъ знакомился съ представителями различныхъ народностей и разныхъ классовъ Россіи и имѣлъ возможность сопоставить о ней свѣдѣнія изъ книгъ о Россіи съ личными впечатлѣніями. Въ итогѣ всего этого онъ написалъ названную здѣсь книгу. Только три послѣднія статьи въ ней о Горькомъ, Чеховѣ и Мережковскомъ написаны сравнительно недавно, въ 1902--1904 г.г.
Для насъ, русскихъ, эта книга о Россіи любопытна прежде всего, какъ документъ. Интересно, въ самомъ дѣлѣ, знать, что думаютъ о насъ замѣчательные иностранцы, вродѣ Брандеса. Надо отмѣтить при этомъ, что Брандесъ -- еврей, и на-дняхъ, когда онъ долженъ былъ вновь пріѣхать въ Россію для чтенія лекцій, въѣзды въ нее былъ ему воспрещенъ. То, что дозволялось при Александрѣ III, въ эпоху злѣйшей реакціи, воспрещено теперь, при Государственной Думѣ и конституціи! Тѣмъ болѣе любопытно отмѣтить, что думаетъ о насъ этотъ опасный иностранецъ.
"Въ умственной области",-- пишетъ Брандесъ,-- "русскіе часто поражаютъ тѣмъ реализмомъ, тѣмъ чутьемъ дѣйствительности, которое обратило ихъ въ великій народъ и оказалось столь же побѣдоноснымъ въ жизненной борьбѣ. Повидимому, именно это качество доставило русскимъ преобладаніе надъ всѣми другими племенами государства" (стр. 23). Брандесъ подчеркиваетъ, что въ основѣ русской натуры лежитъ "ужасъ передъ лицемѣріемъ", "широкая натура безъ мелочности, безъ узости, безъ лукавства" (стр. 25). Подмѣтилъ также Брандесъ "способность русскаго ума къ отраженію и къ отзвуку, способность приспособляться къ чужому и приспособить чужое къ себѣ". "Они (русскіе) радикалы во воемъ, въ вѣрѣ и невѣріи, въ любви и ненависти, въ подчиненіи и возстаніи" (стр. 26). "Въ дарованіяхъ этого народа, столь противоположнаго англійскому, господствующую роль играетъ способность давать себя оплодотворять, умственная гибкость" (стр. 28). "Хотя русскіе храбрый народъ, въ высшей степени стойкій на войнѣ, они въ то же время самый мирный, самый невоинственный народъ въ мірѣ"... "Даже то обстоятельство, что русскія натуры лежали подъ спудомъ въ теченіе цѣлыхъ столѣтій, только усугубило ихъ богатство" (стр. 30 и 36). Говоря о русской женщинѣ, Брандесъ подчеркиваетъ, что "статистически установлено, что ежегодно двѣ тысячи женщинъ по собственному побужденію сопровождаютъ ссыльныхъ въ Сибирь на каторжныя работы" (стр. 44).
Въ остальномъ своемъ содержаніи книга Брандеса представляетъ собою краткую исторію русской литературы, которая не можетъ, конечно, ни по глубинѣ анализа, ни по обстоятельности изложенія сравниваться съ трудами въ этой области русскихъ критиковъ, но все же любопытна, какъ мнѣніе иностранца, безпристрастно судящаго со стороны. Отмѣтимъ и здѣсь лишь нѣкоторыя Лета. "Горькій -- писатель описательный и психологъ, а не представитель извѣстной идеи или извѣстной формы творчества" (стр. 289). Въ Мережковскомъ Брандесъ отмѣчаетъ "тонкое и ученое знаніе древности", "запутанное міросозерцаніе", "романтическій націонализмъ". "Мережковскій при всей своей модернистской внѣшности дѣйствуетъ на европейскаго читателя, какъ авторъ, до того пропитанный византійскимъ христіанствомъ), что его образъ мышленія и чувствованія, даже его художественные пріемы кажутся порожденными греко-каѳолическимъ православіемъ. И подчасъ даже невтерпежъ становится пробираться сквозь дебри его критики" (стр. 320).
Въ заключеніе, отмѣтимъ мнѣніе о русскихъ писателяхъ, составившееся у Брандеса 25 лѣтъ тому назадъ: "Если мы оставимъ въ сторонѣ нѣсколькихъ наиболѣе выдающихся писателей, то относительно другихъ, какъ) старшихъ, такъ и младшихъ, можно сказать слѣдующее: они всѣ обнаруживаютъ склонность къ пьянству, небрежность относительно веденія своихъ денежныхъ дѣлъ, недостатокъ основательнаго образованія и грустное настроеніе, соединяющееся съ отсутствіемъ энергіи. Нѣкоторые изъ нихъ въ сущности совершенно погублены бездомною жизнью" (стр. 92--93). Измѣнилось ли положеніе большинства русскихъ писателей теперь? Врядъ ли.
Въ итогѣ скажемъ: любопытная книга, гдѣ мы можемъ провѣрить наши собственныя мнѣнія о русскомъ характерѣ и о русской литературѣ. Даже тамъ, гдѣ мы не соглашаемся съ Брандесомъ, мы съ интересомъ узнаемъ его мнѣніе. Книга любопытна еще потому, что авторъ ея любитъ Россію, любитъ ея передовые элементы и въ послѣдніе годы доказывалъ неоднократно свою готовность помочь со стороны ихъ дѣятельности на благо Россіи.
И. Книжникъ.
"Современникъ" Кн. XI. 1913 г.