Древний осетинский нартский эпос.

Вступительная статья. Героический эпос осетинского народа

В богатом и разнообразном устном творчестве осетинского народа центральное, самое почетное место занимают нартские сказания. В них яркое выражение получили лучшие думы и чувства, мечты и чаяния осетинского народа в прошлом. Нартский эпос, зародившись в глубокой древности, формировался на протяжении жизни многих поколений. В осетинском народе никогда не угасали искры народного творчества. Он, бережно храня свои драгоценные сказания о нартах, передавал их из поколения в поколение и пронес их через века.

Народные певцы, как Бибо Дзугутов, Дзарах Саулаев и многие другие, пели на память десятки и сотни песен и сказаний из героического нартского эпоса. Эти чудесные песни звучали в горных ущельях и в широких долинах, в бедных саклях и на шумных нихасах, призывая народ к борьбе с угнетателями.

В условиях, когда у осетин еще не было письменности, народные певцы-сказители оказывали могущественное влияние на слушателей. Такие певцы проживали в каждом осетинском селении. Наиболее выдающиеся из них были известны не только в своем селении, но и по всей Осетин, а часто и за ее пределами. Так, например, знаменитого Бибо Дзугутова знали не только в Осетии, но и в Кабарде.

Устная поэзия осетинского трудового народа явилась родоначальницей осетинской книжной литературы. Мотивами народного творчества вдохновлялся великий осетинский народный поэт Коста Хетагуров, который первый обратил серьезное внимание на осетинский фольклор и ввел его в осетинскую художественную литературу.

Образ осетинского народного сказителя-певца с замечательным мастерством обрисован поэтом в его знаменитом произведении "Кубады":

Страной родною

И Кабардою

С фандыром шел он

В Калаке с пылом

За песни пил он

В кругу веселом.

Конца чудесным

Сказаньям, песням

Не знал Кубады.

Ему, внимая,

Смеясь, рыдая,

Все были рады.

Топтать дороги

Не бросят ноги,

Не смолкнет пенье...

Вот видим снова

Певца слепого

В родном селенье.

В жару; в бураны

Он в шубе рваной

Свой путь свершает.

Дрожат колени...

Но кто в селеньи

Певца не знает?

(Перевод с осетинского Панченко)

Высоко ценя нартский эпос, Коста Хетагуров в одном из стихотворений пишет:

Если б, как нарты, я пел вдохновенно,

Если б фандыр мой и в небе звучал -

Все бы созвал я народы вселенной

И о страданьях своих рассказал.

(Перевод с осетинского Олендера)

Коста в лучших своих произведениях отразил всю прелесть народного творчества, украсил блеском своего таланта замечательные народные сказания и песни.

Многовековая история, быт и психология осетинского народа получили яркое и глубокое отражение в нартском эпосе. Сказания о нартах - это своего рода энциклопедия жизни осетинского народа.

"Подлинную историю трудового народа, - говорит М. Горький, - нельзя знать, не зная устного народного творчества, которое непрерывно и определенно влияло на создание таких крупнейших произведений книжной литературы, как, например, "Фауст", "Приключения барона Мюнхгаузена", "Пантагрюэль и Гаргантюа", "Тиль Уленшпигель" де-Костера, "Освобожденный Прометей" Шелли и многие другие. От глубокой древности фольклор неотступно и своеобразно сопутствует истории". ( М. Горький. Доклад на Первом всесоюзном съезде советских писателей. )

Нартские сказания, несомненно, зародились в условиях родового строя. Нартское общество состоит из нескольких родов. Среди них особо выделяются три главных рода: Ахсартаггата, Бората и Алагата.

Основные сказания о нартах рисуют черты весьма древних общественных отношений, свойственных раннему патриархату с яркими пережитками матриархата. Эти пережитки наиболее ярко сохранились в первых двух циклах: "Уархаг и его сыновья" и "Шатана и Урызмаг". В сказаниях о Шатане наиболее заметное отражение получили древние формы брачных отношений, свойственных материнско-родовой организации. Шатана жила в своем роде, была замужем за своим братом Урызмагом, в общественной жизни нартов она играла выдающуюся роль.

Все эти черты, несомненно, являясь пережитками матриархата, свидетельствуют о том, что формирование нартского эпоса началось еще в глубокой древности - в эпоху материнско-родовой организации.

Однако, эпос, создававшийся в течение тысячелетий, не мог не отразить черт последующих общественно-экономических формаций. Сказания, не теряя своей жизненности, на протяжении многих веков развивались, обогащались новым содержанием. Поэтому вполне понятно, что ряд сказаний отражает черты зарождавшегося у осетин феодализма, борьбу нартов с алдарами, князьями.

В соответствии с этим, если в первых наиболее древних сказаниях речь идет преимущественно об охоте, как основном занятии нартов, то в последующих сказаниях все чаще упоминается о довольно развитом скотоводстве, земледелии, садоводстве, кузнечном ремесле и о появлении водяной мельницы.

В сказаниях о Сослане и Батрадзе нарты выступают не только как охотники, но и как скотоводы и земледельцы.

В сказании "Чем небожители одарили Сослана" рассказывается о том, как нартский народ в лице Сослана получил от покровителя мужчин Уастырджи булатный меч; от покровителя зверей Афсати - обещание удачи в охоте; от покровителя домашнего скота Фалвара - обещание оберегать стада нартов от хищных зверей; от небесного кузнеца Курдалагона - железную соху; от покровителя урожаев Уацилла нарты получили хлебные зерна и обещание богатых урожаев; от повелителя ветров Галагона - обещание ветра в осеннюю пору, когда нарты веют хлеб, и от повелителя вод Донбеттыра - разрешение строить мельницы на быстротекущих реках. Но описание материальных условий жизни нартов было бы неполным, если бы мы не упомянули о том, какое высокое развитие у них получило садоводство, домашнее хозяйство - рукоделие, приготовление пива и других напитков, изготовление металлического оружия и его закалка, строительство чудных оригинальных башен-домов, изготовление музыкального инструмента.

Яркими красками описывается в одном из сказаний нартский сад: "Яблоня росла в саду нартов, небесной лазурью сияли цветы ее, но за день только одно яблоко созревало на ней. Золотое было то яблоко и подобно огню сверкало оно. Живительной силой обладало то яблоко, исцеляло оно людей от всякой болезни и любые раны залечивало, но только от смерти не спасало". Не менее красочно описывается дом Донбеттыров: "Стены дома из перламутра, полы из голубого хрусталя, и утренняя звезда светит с потолка".

* * *

Нартские сказания в прошлом для осетин играли огромную воспитательную и организующую роль. Они в глазах осетин являются носителем чего-то героического, сильного, красивого, благородного и необыкновенного. Поэтому выдающиеся и благородные действия и поступки отдельных людей осетины до сих пор нередко называют нартскими.

Нартский эпос дошел до нас в виде отдельных сказаний, которые группируются вокруг нескольких героев, связанных между собою родственными отношениями и представляющих родовые группы. Это дает возможность свести сказания к семи главным циклам: Уархаг и его сыновья; Шатана и Урызмаг; Сослан; Сырдон; Хамыц и Батрадз; Ацамаз; Гибель нартов. Кроме этих основных циклов имеется еще значительное количество малых циклов с самостоятельными героями. При этом следует заметить, что в нартском эпосе каждое отдельное сказание представляет собою самостоятельное художественное произведение.

Каждый из главных героев эпоса наделен особыми, только ему одному присущими, чертами. Несмотря на мифологические условности, образы Урызмага, Шатаны, Сослана, Сырдона, Хамыца, Батрадза и Ацамаза отличаются исключительной художественной правдивостью. И это неслучайно, так как "наиболее глубокие и яркие, художественно совершенные типы героев созданы фольклором, устным творчеством трудового народа". (М. Горький.)

Урызмаг - славнейший и мудрейший из нартов. Он щедрый старец, его слово высоко ценится в народе, он в час грозной опасности, наравне с молодыми, беспощадно громит врага.

Шатана - мудрейшая из женщин. В сказании о ней говорится: "И была она так мудра и красива, что от света лица ее темная ночь превращалась в день, а слова, сказанные ею, были прямее солнечных лучей и острее меча". Шатана - нартская хозяйка, мать народа, ее щедрые руки - символ изобилия и хлебосольства, ее глубокий ум в трудные дни спасает нартов, без ее руководящего совета и участия не проходит ни одно важное мероприятие у нартов. Наконец, эпос наделяет Шатану чудесным даром вызывать снег и дождь, понимать язык птиц и видеть в своем "небесном зеркале" все то, что происходит на земле.

Сослан - отважный борец против внешних врагов народа, он закален небесным кузнецом Курдалагоном в молоке волчицы и обладает огромной силой, но там, где ему не хватает физической силы, он побеждает врага умом, военной смекалкой, хитростью.

Особенной любовью и уважением осетинского народа пользуется стальногрудый Батрадз, который, разгромив земных врагов нартов, вступил в смертельную борьбу с небесными силами, богами. Бесстрашие, мужество, беспредельная честность и благородство являются отличительными чертами этого наиболее популярного в народе героя.

С большой искренностью и теплотой рисуются в эпосе обаятельные образы близнецов Ахсара и Ахсартага: "высокостройные и широкоплечие, искроглазые и белокурые - братья были так похожи друг на друга, что только боги да мать-земля могли различить их". Сказание, отвечая на вопрос, почему они были названы Ахсар и Ахсартаг, поясняет: "Про отважного говорят: ахсар. Таким был первый брат. И так его назвали - Ахсар. Но еще отважнее был второй брат, и назвали его - Ахсартаг, что значит отважнейший".

В лице Ацамаза в эпосе дается образ сладкозвучного певца и музыканта, играющего на вечной золотой свирели. Сказание об Ацамазе, богатое своеобразной красотой, по теме - оживление природы - перекликается с греческими легендами об Орфее,

Далее уже идут более противоречивые по своему характеру герои. К ним, в первую очередь, относится стальноусый Хамыц, которого нарты почитали за подвиги, но многие не любили его за мстительность и хвастовство, за то, что он, являясь обладателем чудодейственного зуба Аркыза, нередко соблазнял женщин. "Стоило любой женщине, - говорится в сказании, - увидеть этот зуб, как не могла она уже отказать Хамыцу. Поэтому многие были в обиде на Хамыца".

Сырдон - "коварство неба и хитрость земли". Он является воплощением язвительного юмора и непревзойденной находчивости Сырдон часто вносит в среду нартов раздор и вражду, но в нужный момент сам же выручает их. В сказании о нем говорится, что "хоть частенько не ладили нарты с Сырдоном, все же они крепко любили его".

Однако в нартском эпосе основным героем является народ - "нарты адам", т. е. нартский народ. В сказаниях о нартах мы видим изображение не только отдельных героев-нартов, но и всей народной жизни во всей ее полноте и многообразии; многовековая борьба народа с врагами за лучшую, счастливую жизнь в сказаниях рисуется яркими красками.

Нартские сказания пронизаны глубоким реализмом и духом демократизма. Образы, быт, мировоззрение народа показаны в эпосе с исключительной жизненностью и художественной правдивостью.

Герои эпоса по происхождению, по образу жизни и своим действиям очень близки к человеку, несмотря на то, что они носят мифический характер. Все герои-нарты, являясь Как бы выходцами из народа, никогда не теряют связи с ним. Героическая деятельность каждого из них направлена на благо родины и народа; каждый из героев стремится прославить свой народ. Ни у кого из нартских героев нет и тени стремления стать над народом, подчинить его себе. Они все делают для народа и во имя народа. Нарты храбро борются с врагами-насильниками, с небожителями-богами, предпочитая смерть порабощению. Даже оружие нартов беспрестанно жаждет боя с врагами народа.

Небожитель Сафа, характеризуя нартов, говорит: "Ничего в мире они не боятся и в жажде боя горят синим огнем".

"Стальной клинок меча моего, - рассказывает нарт Кандз своему сыну, - в жажде боя изогнулся и острием вонзился в рукоять и синее пламя испускает; лук мой железными цепями к железным столбам прикован и в жажде боя испускает красное пламя".

Ни перед кем нарты не хотели склонять свои головы, даже перед богом. Они говорили: "Двери устраиваем мы высокие, иначе, переступая порог, пришлось бы наклонять голову и бог подумал бы, что мы ему кланяемся".

Богоборческие мотивы в нартском эпосе выступают неоднократно. Наиболее ярко они выражены в сказаниях о Батрадзе и "Гибели нартов". Здесь, несомненно, как правильно утверждает профессор В. И. Абаев, отразилась борьба древних людей с грубыми силами природы и желание подчинить их себе.

Красной нитью проходит через весь нартский эпос борьба нартов с внешними врагами, великанами-циклопами, которых народ рисует в самых мрачных красках. В стихотворении "Пастух" Коста Хетагуров так рисует внешний облик циклопа:

У циклопа блещет злобой

Круглый глаз со лба,

Как амбар - его утроба,

Как совок - губа.

(Перевод с осетинского Иринина)

Эти великаны, обладая огромной силой, стремились поработить нартов. Но нарты, благодаря своей безграничной храбрости, мудрости, всегда побеждали насильников. Интересно отметить, что в нартском эпосе нет прославления грубой примитивной силы. Герои-нарты, как выше указывалось, побеждают врагов, насильников не только силой, но и смекалкой, ловкостью и хитростью. В сказании об одноглазом уаиге "наилучшему из мужчин Урызмагу", попавшему в руки коварного великана-циклопа, угрожала смертельная опасность. Однако, старый Урызмаг не растерялся, он, терпеливо, искусно пользуясь военной хитростью, проявляя смелость и смекалку, одерживает окончательную победу над сильным и злобным врагом.

В другом сказании "Последний поход Урызмага" в победе над врагом исключительную роль сыграла также военная хитрость Урызмага и мудрость Шатаны. Краткое содержание этого сказания таково: Урызмаг совсем состарился, надломились его силы. Но перед своей смертью он решил совершить последний подвиг. Благодаря своим хитро замаскированным действиям он попадает в плен к врагу нартов - алдару Черноморскому. Последний, заковав ноги Урызмага в тяжелые колодки, заточил его в башню. Через некоторое время Урызмаг предложил алдару выкуп за себя. Алдар согласился. Тогда Урызмаг попросил: "Дай мне двух мужчин, черноволосого и русоволосого, которые передали бы мое слово нартам и указали бы им дорогу сюда". Привели Урызмагу двух мужчин, и он сказал им: "Когда приедете, скажите нартам, что попал Урызмаг в плен к алдару Черноморскому И просит прислать за него выкуп: сто раз сто однорогих быков, сто раз сто двурогих, сто раз сто трехрогих, сто раз сто четверорогих, сто раз сто пятирогих. Пусть одного черного и одного бурого быка погонят нарты впереди стада. Эти два быка укажут им сюда самый верный путь. Если же заупрямятся эти быки, пусть отрубят голову черному быку и голову его повесят бурому быку на шею и тогда он приведет их сюда".

Люди алдара передали нартам просьбу Урызмага. Нарты долго обсуждали послание Урызмага, пытаясь разгадать его, но не могли. Тогда они обратились к Шатане. Та, быстро разгадав смысл послания Урызмага, смеясь объяснила нартам: "Ну, вижу я, без этого старика вы все пропадете. Он вас зовет туда и указывает, какое войско нужно вам снарядить. Быки однорогие - пешее войско, быки двурогие - конница, быки трехрогие - копьеносцы, четверорогие - кольчужники, а пятирогие быки - это войска, всеми видами оружия снаряженные".

Остальные слова Урызмага Шатана объяснила так: "Когда выступите в поход, то заставьте тех, кто прислан сюда гонцами, указывать вам путь в страну алдара Черноморского. А если будут они сбивать вас с пути, то отрубите голову черноволосому и повесьте ее на шею русому и тот приведет вас куда нужно".

Нарты, полностью выполнив послание Урызмага, наголову разбили вражеские войска, а самого алдара Урызмаг сбросил с вершины башни.

В борьбе с врагом и Сослан нередко прибегает к приемам хитрости и смекалке; там, где ему нехватает физической силы, он пользуется хитростью. В одном из наиболее популярных сказаний "Сослан и сыновья Тара" Сослан, пользуясь приемами хитрости, победив великана. Мукара, обращается к последнему: "Разве ты не знаешь, что я нарт Сослан? Сила у меня небольшая. Ведь сильнее тебя никого нет на земле! Но умом я так крепок, что схоронил тебя под камнями и льдом".

Искроглазый Сослан, действуя силой и умом, сокрушает вражескую крепость, наносит смертельные удары внешним врагам нартов, одерживает решительную победу над тремя богатырями. Он беспощаден ко всем врагам нартов. "Я не был бы нартом, - говорил Сослан, - если бы предпочел пир сражениям". Но вместе с тем, у героя высоко развито чувство общественной солидарности и товарищества. При осаде крепости Хиза пал смертью храбрых юный друг Сослана. И вот для того, чтобы оживить, спасти товарища, герой на руках несет его далеко, "через семь рек". В другой раз, торопясь на помощь к матери своей, попавшей в руки врагов, он, встретив голодного человека, задерживается, кормит его и, тем самым, спасает его от верной смерти. На этом же пути он возвращает бедной вдове сына, вырвав его из когтей орла.

В сказании "Сослан в Стране Мертвых" Сослан, увидев разутых и раздетых детей, не удержался, спрыгнул с коня, поправил одежду на детях и, обласкав их, отправился дальше.

Все это характеризует Сослана, как героя большого ума и сердца.

Нарт Батрадз, как уже указывалось выше, является олицетворением могучей силы, беспредельной честности и храбрости.

Однако, в нужный момент он действует, как искусный полководец. Он говорит:

"Если хочешь победить врага, разъедини его, уничтожь его сплоченность, разбей его силу на части и добьешься над ним победы".

Батрадз с юношеских лет ведет открытую и беспощадную борьбу с насильниками и врагами народа, он питает к ним неукротимую ненависть. Батрадз с титанической силой обрушивается на завоевателей родной земли, чинящих насилие над его народом и разоряющих хозяйство страны. Он органически связан с людьми нартской земли и, опираясь на них, творит чудеса героизма.

Сын кривого великана Афсарона, по имени Алаф, пользуясь отсутствием виднейших нартов - Урызмага, Сослана, Батрадза и других, во время симда (танца) безнаказанно издевался и калечил многих нартов. Стальной Батрадз, увидев с высокой горы творимые великаном насилия, спустился с горы и в ярости оторвал у него сперва ногу, а потом руку. Покалеченный насильник, обливаясь кровью, кое-как дополз домой. В другой раз Батрадз спасает Урызмага и Хамыца от смертельной опасности.

А вот еще случай: в горах нартов появился пестробородый великан, который не позволял им выгонять свой скот на пастбища и даже выходить из домов. Долго нарты искали защитника, который бы спас их от великана. И таким защитником оказался отважный Батрадз, который отрубил насильнику голову. В сказании о том, как Батрадз убил Тыхыфырта, говорится, что когда виднейшие нарты находились в долгом походе, Тыхыфырт прислал в Страну Нартов сказать: "Предки ваши платили моим предкам дань девушками... Если вышлете мне девушек, хорошо; не вышлете, пойду на вас войной". Страну некому было защитить, и враг силой забрал красивейших невесток и девушек нартов. Видя это, мудрая Шатана говорит ястребу: "Лети скорее к Батрадзу и скажи ему: если стоишь - больше не садись; если сидишь - сразу вставай и явись в свое селение, потому что погибель пришла нартам".

Батрадз, узнав, в какую беду попала Страна Нартов, немедленно выступил в поход. На берегу фурда он сразился с великаном-насильником и, победив его, освободил из неволи нартских женщин.

Он возвращает мир и покой родной стране.

Яростную борьбу ведет Батрадз против алдаров. Он сокрушает твердыню алдара Хиза. Находясь у другого алдара в работниках, Батрадз отбирает у последнего чужим трудом нажитое добро.

Большой интерес представляет сказание о том, как женился Батрадз. Виднейшие нарты собрались на Черной горе и устроили там величественный симд. Пляшут они так, что горы осыпаются, деревья в дремучих лесах раскалываются, а земля под ними содрогается. Почему пляшут нарты? "Сияние неба и великолепие земли - единственная сестра семи братьев, всесветная красавица Акола... живет меж семью дорогами в железной башне". Отважные нарты, соревнуясь меж собой, хотят понравиться красавице. Тщетны желания героев: один за другим получают они отказ от гордой красавицы. Последним обратился к ней булатногрудый Батрадз. Красавица признает, что нет среди нартов равного ему. Она согласна выйти за него замуж, если он освободит своего деда Уона, который долгое время находится в плену у чудовища Кандзаргаса. Герой немедленно пускается в путь. Преодолевая целый ряд препятствий, Батрадз убивает Кандзаргаса, освобождает деда Уона и двух красавиц - дочь Солнца Хорческу и дочь Луны Мысырхан. Выйдя победителем из всех испытаний, Батрадз женится на красавице Акола, а двух освобожденных девушек дает в жены: одну своему деду Уону, другую своему отцу Хамыцу.

В этом сказании в поступках красавицы Аколы мы, несомненно, имеем отзвук матриархата, когда женщина, занимая высокое положение, не только свободно выбирала себе мужа, но и могла ставить определенные условия перед мужчиной.

В сказаниях "Как Батрадз отомстил за смерть отца" и "Смерть Батрадза" четкое выражение получили богоборческие мотивы. Убийство Хамыца произошло в отсутствие Батрадза. "Узнав печальную весть, оперся на свое копье и заплакал сын Хамыца. - Навсегда разрушился очаг мой, неожиданно огонь задуло в нем. - И после того, как плачем развязал Батрадз узел горя в своем сердце, поехал он домой". Батрадз через Шатану узнает, что по наущению небожителей - зэдов и дуагов - Сайнаг-алдар при помощи Бурафарныга Борати убил его отца Хамыца. Месть героя была жестока и беспощадна. Он сурово расправился с насильниками и убийцами. Яростную борьбу повел Батрадз и против небесных сил - зэдов и дуагов, многим из них он отрубил руки и крылья, мало кто из них избежал кровавой мести. С тех пор он систематически преследует небожителей и при каждом удобном случае уничтожает их. Когда уцелевшие зэды и дуаги обратились к богу с жалобой на Батрадза, то бог сказал им: "Не знаю я, как вам помочь... Помимо моей воли появился он на свет, и нет в моих руках погибели для него".

Нартские сказания от начала до конца проникнуты оптимизмом и юмором. Основным носителем этого юмора является Сырдон, который, как говорится в эпосе, знал все, что было и что будет. Он всегда действует острым, подчас злым языком, вносящим раздор и вражду в окружающую среду. В минуту опасности Сырдон мастерски пользуется своим оружием - ловкостью и острым языком.

В сказании о том, как нарты отправились в поход, острое слово и хитрость Сырдона спасают виднейших нартов от смертельной опасности. А в другом случае Сырдон, ловко обманув великанов, забирает их сокровища.

Если крупных сказаний, в которых Сырдон играл бы главную роль, мало, то почти нет ни одного значительного сказания, где разнообразные злые шутки, находчивость и смекалка Сырдона не играли бы значительной роли в судьбе того или иного героя эпоса.

Однако, юмор свойственен не только одному Сырдону, он присущ также и другим героям эпоса.

Интересно отметить, что в нартском эпосе действующими лицами являются не только люди, но и кони, собаки, птицы, причем первая лошадь и первая собака на земле рождаются, по одному из вариантов сказаний, от одной матери. В сказании говорится: "Вот Урызмаг дошел до склепа. Открыл дверь, вошел внутрь и вывел оттуда самого старшего из коней мира - Арфана, самую старшую из собак мира - Силам... Конь тот, Арфан, оказался таким, что он скакал между небом и облаками, собака та, Силам, была такой, что не давала пролететь даже птице над Страной Нартов".

Нартские кони в эпосе играют исключительно большую роль; они сильны и выносливы, решают подчас исход как тяжелого похода, так и жаркой битвы. Народ любовно наделил их в сказаниях даром речи и мудростью, они - драгоценные сокровища в нартском обществе, они верные друзья героя и в горе и в радости. Нарты говорили: «Что будем делать мы, если падут наши кони? Ведь человек без коня, все равно, что птица без крыльев».

Стальногрудый Батрадз перед походом против семиглавого чудовища Кандзаргаса, поработившего деда героя, ищет для себя достойного коня. По совету Шатаны, Батрадз отправился в дремучий лес и сел на ветви самого высокого дерева, находившегося у тропы. Когда ночью белый конь вышел пастись, Батрадз сбросился на него с ветви дерева и уселся на нем. Конь понес его по поляне. Батрадз схватил его за шею и сперва надел на него уздечку, а затем мгновенно оседлал его. Гордый конь подбросился ввысь и взыграл меж облаками и деревьями дремучего леса. Батрадз ему нанес три таких удара, что от его боков отскочили арчихорта ( Кусок кожи, из которого выходит пара обуви - арчи ), затем он взнуздал его и пустился в путь. В одно время конь обратился к Батрадзу:

«- Хотел бы я знать, куда мы едем сейчас?»

«Семиглавый уаиг Кандзаргас за горы унес одного из предков наших. Вот и еду я его теперь спасать».

«Нет, не удастся это тебе, - сказал конь. - Немало твой отец потрудился, чтобы добраться до этого чудовища, но ничего у него не вышло... Две горы преграждают путь. Эти горы с яростью, как два драчливых барана, все время сталкиваются друг с другом и тут же снова расходятся. И вот, если в тот краткий миг, когда они разбегутся, нанесешь ты мне три удара, подобных тем, которые нанес, когда укрощал меня..., то тут мы проскочим, иначе погибнем».

Батрадз, точно выполнив совет своего коня, благополучно проскочил опасное место.

Искроглазый Сослан, так же как и Батрадз, беседует и советуется со своим конем.

В сказаниях об Ацамазе и Нашран-алдаре, нарт Ацамаз, укротив могучего коня своего отца, ведет с последним оживленный разговор.

Из птиц у нартов постоянными вестниками являются ласточка и ястреб. Шатана часто посылает ястреба с важными известиями и просьбами.

Нартский эпос повествует о том, что могучий Сослан, пораженный Балсаговым Колесом, лежал одинокий, истекая кровью. Звери сбежались взглянуть на умирающего героя. Сослан, чувствуя приближение смерти, каждому из них предлагает отведать его мяса или крови. Одни, как, например, лиса, ворона, соглашались, другие - как волк, медведь, отказывались. Сослан одних проклял, а других благословил. Ласточка же явилась вестником о смерти Сослана. Она прилетела в Страну Нартов и сообщила: «Вашему Сослану Колесо Балсага на Зилахарском поле отрезало колени. Умирает там Сослан, и некому закрыть ему глаза».

Ласточка у нартов являлась постоянным вестником между небом и землей, между богом и нартами.

В нартских сказаниях яркое отражение получили моральные качества, которыми обладали или которые считали для себя обязательными сами создатели эпоса: правдивость, честность, чувство собственного достоинства, смелость и любовь к свободе. В одном из лучших сказаний эпоса «Собрание нартов» кратко, но строго и выразительно излагаются нормы поведения нартов. Держа совет о судьбах своего народа, именитые нарты говорили: «Нарты только до тех пор были настоящими нартами, пока небо не смело греметь над их головой, когда умели они умирать за свой народ, когда каждый умел сдерживать свои страсти. Нарты тогда были настоящими нартами, когда из уст нартского человека выходила одна лишь правда. Наш народ только тогда может называться по-настоящему народом, когда гордо держит он голову и ни перед кем ее не клонит». И далее: «Соседние народы только до тех пор завидовали нартам, слава о нартах только до тех пор разносилась по всему миру, пока воздержаны они были в еде и меру в ронге знали... » Продолжая держать совет, нарты говорили: «Только до той поры народ наш может называться нартским народом, пока младшие будут уважать старшего, пока все мы будем прислушиваться к словам друг друга... » И старейшие нарты, держа совет о том, кто же из молодых нартов является носителем лучших человеческих качеств, признали, что таким является Батрадз, который обладает наибольшей мудростью, отвагой и благородством, наиболее воздержан в пище и питье и показал большое благородство, уважение и честность в отношении женщин.

Уважение к женщинам - характерная черта почти всех нартов. Всеобщим уважением и почетом пользуется мудрая Шатана. Не меньшей заботой и вниманием окружены и остальные героини эпоса: умная Бедоха, в уста которой творцы эпоса вложили свои философские взгляды, красавицы Дзерасса и Агунда, самостоятельная и острая на язык Акола и многие другие.

У нартов роль женщины в деле воспитания молодежи исключительно велика. Нартские женщины, отправляя своих сыновей в походы, говорят им: «Без победы лучше не возвращайтесь». Когда мать Тотрадза узнала о гибели своего сына, она сказала нартам: «Если сын мой сражен ударом в грудь, то принесите его ко мне, чтобы насытилась я плачем над ним, и похороним его на нашем родовом кладбище. Если же в спину нанесен ему смертельный удар, то на свалку выкиньте его, недостоин он, чтобы с почетом хоронили его на кладбище. Не место там трусу, сраженному во время бегства».

Жена Сослана в ответ на упрек нарта Айсана, которого она не приветствовала вставанием, говорит: «С чего я буду вставать перед тобой, солнце мое? Разве вижу я перед собой того, кто прогнал агуров с нартской земли?»

Услышав эту насмешку, «обозлился Айсана, вскочил на коня своего и око еще не мигнуло, а он уже напал на войско агуров... Стал он их истреблять и столько крови пролил, что бурный поток ее устремился на тех агуров, кто остался в живых и смыл их прочь с нартской земли. Истребил Айсана войско агуров, спас он селение нартов».

Описание женской красоты в эпосе достигает высокой выразительности и образности.

О красоте Дзерассы в эпосе говорится: «Лежит в постели девушка, волнами падают на пол ее золотые волосы. Солнце смеется на ее лице, луны блестят на ее груди».

«Сияние неба и краса земли... всесветная красавица», так говорится в эпосе об Аколе, ставшей женой Батрадза. А вот описание красоты Агунды:

«... До самых пят падала тяжелая шелковая коса Агунды, ясному дню после дождя подобен был взгляд ее черных глаз... хватка у нее была спорая и быстрая, подобно лебедю плывущему шла она... рано утром за водой, плавно колебля гибкий стан, и месяц светил в ее медном кувшине, и яркое солнце сияло на лице ее».

Художественными особенностями нартского эпоса являются: монументальность образов, краткость и глубина характеристик, простота и строгость изложения, наличие ярких моментов драматизма и юмора.

По своему сюжетному разнообразию, по богатству мотивов и выразительности художественных средств нартские сказания могут быть поставлены в один ряд с лучшими образцами мирового эпического творчества.

Нарты были свободолюбивы, жизнерадостны. Они высоко ценили жизнь и в нужную минуту бесстрашно умирали за нее. После жаркой битвы они целиком отдавались пиршествам, величественным пляскам, соревнованию в стрельбе из лука, в метании камня, в остроумии.

Сочетание беспредельной храбрости в бою с особой любовью нартов к искусству - музыке, песням и пляскам составляет одну из характерных особенностей нартского эпоса. Сослан отличался в пляске таким искусством, что ему ставили на голову чашу, полную ронгом, и он в таком виде плясал на краях фынга, уставленного яствами и напитками, не задев их ногой и не пролив ни капли ронга, или вертелся на остриях мечей, как мельничное колесо. Любил Сослан и музыку. Он так хорошо играл на многострунном фандыре, что «на звуки его фандыра слетелись птицы и сбежались звери. Закачались в лад с песней высокие стены замка, и горы стали подпевать Сослану». В другом сказании говорится о том, что «нарты пели громовые песни, которые до неба доходили». По обычаю, нарты поют даже перед смертью. Но лучшим певцом-музыкантом у нартов считается удалой Ацамаз. Своими чудными песнями Ацамаз оживляет природу, приводит в движение горы и леса, зачаровывает диких зверей и птиц, которые в лад с песней начинают плясать.

«Взошел на Черную гору удалец Ацамаз, забрался на самый Высокий утес, приложил он свирель к губам и заиграл. И под чистые звуки его золотой свирели, по-бычьи взревев, закинув ветвистые головы, рогатые олени пустились в дробный пляс. И в глубине дремучего леса пугливые серны, подпрыгивая выше деревьев, начали свою легкую пляску. С крутых черных скал Черной горы сбежали черные козлы, стремительный симд завели они с круторогими турами - чудеса проворства показали они в этой пляске. Взбежали на обрывы пугливые лани и козули, смотрят они вниз в долины, где начались грозные игры... Не утерпели зайцы и лисицы, наперегонки погнались они друг за другом по гладкой равнине, и все дикие звери... стадами потекли по широким лугам.

Старается, играет удалой Ацамаз, и до каждого сердца долетает золотой голос свирели его. В высоких южных горах разбудила она чернобурых медведей в их теплых берлогах. Ворча и рыча, проснулись они, оставили берлоги свои и в тайной глубине дремучего леса начали свой грузный симд. И вот на бурых полях раскрыли свои лепестки самые красивые цветы земли. Изголодавшиеся пчелы и беспечные бабочки полетели с одного сладкого цветка на другой, и жужжание поднялось над полями. Громко запели лесные птицы, на разные голоса вторят они из глубины лесов Ацамазу. Серые дрофы и черные аисты вышли на широкую Гумскую равнину и завели такую пляску, что весь мир с восхищением глядит на них.

Но вот облака и тучи волнистыми грядами потянулись над землей и пролили они теплые слезы, увлажняя землю на опушках дремучих лесов. Гром прокатился над землей! Каждая былинка, ликуя, охорашивается под дождем. А волшебные пальцы Ацамаза еще быстрее забегали по свирели, и зеленые волны прокатились по вершинам дремучих лесов... Ни травинки не было на скалистых склонах, но вот зеленым шелком оделись они. И стали тут горы громовыми голосами вторить свирели Ацамаза. В пляс пошли Черная гора с Белой горой, и потрескалась Черная гора, и белым песком растеклась Белая гора.

Еще слаще заиграл маленький Ацамаз, - все в мире пробудилось. Таять начали вечные ледники, с громовым шумом устремились вниз по своим тесным ущельям на широту равнин. И весь мир весело оглядело весеннее солнце красивым глазом своим. Вышли люди из жилищ, и каждый во всю ширь груди вдохнул животворящий воздух и сладко потянулся. Все восемь ладов свирели Ацамаза на восемь языков заговорили, еще чудеснее запели над миром, и вот раздвинулся сплошной скалистый отвес Черной горы, дверь там открылась узкая, как щель, выглянула Агунда-красавица... Дошла до сердца ее песня удальца Ацамаза».

Большой интерес представляет сказание о происхождении фандыра - осетинского народного музыкального инструмента. В этом сказании говорится, что первый фандыр был сделан Сырдоном в час скорби, когда он увидел останки своих сыновей, убитых из мести Хамыцем. Сырдон взял кисть руки любимого старшего сына и натянул на нее двенадцать жил, «что несли кровь к сердцам его сыновей. Сел он над останками своих сыновей, по звонким струнам ударил и запел-зарыдал». А когда он подарил фандыр нартам, они простили ему все козни и приняли его в свою среду. Принимая фандыр, нарты сказали: «Если даже всем нам суждена погибель, то навеки останется жить фандыр. Он расскажет о нас».

В этих замечательных сказаниях весьма четко выражены прогрессивные начала осетинской народной музыки и песни: сочетание высокой художественной формы с глубоким содержанием, правдивость, искренность, умение просто выразить глубокие и сильные чувства.

Выше указывалось, что нартский эпос - это своего рода энциклопедия жизни осетинского народа. Это тем более верно, что в нем большое место занимают также мировоззренческие мотивы.

Нартский эпос, являясь продуктом многовекового коллективного народного творчества, довольно обстоятельно показывает, как на разных стадиях общественного развития складывалось мировоззрение народа. Не опасаясь впасть в преувеличение, о творцах эпоса можно сказать словами Маркса и Энгельса о древних греках, что они были стихийными материалистами и наивными диалектиками. Они имеют определенные взгляды, понятия и представления о мире в целом, о явлениях природы и общественной жизни.

В их представлении реальное и вечное существование мира не вызывало никаких сомнений. О сотворении мира богом никаких упоминаний в эпосе нет. Наоборот, небожителей-богов нарты представляли похожими на себя и равными себе. Они постоянно ведут с богами беспощадную борьбу, нередко одерживая над ними решительную победу.

В богатом своеобразными философскими мотивами сказании «Сослан в Стране Мертвых» дано оригинальное, самобытное изображение загробной жизни. Здесь конкретно и ярко показаны судьбы людей, совершивших при жизни добро и зло. Однако, описание рая дано в таком духе, что оно далеко от обычных представлений о райском блаженстве. Поэтому не только Сослан, но и все мертвые страстно хотят вырваться из Страны Мертвых, стремятся к живым людям, к солнцу.

В представлении осетинского народа мир бесконечен. В эпосе дуне (вселенная, мир) сравнивается с единым клубком из ниток различных цветов, который сколько ни будешь разматывать, все же до конца не размотаешь.

« - Еще проехал я, - говорит Сослан Бедохе, - и вижу: лежит на дороге клубок пестрых ниток. И захотелось мне захватить с собой эти нитки. Нагнулся я с седла, схватил конец нитки, стал мотать на руку. Мотал, мотал, а клубок почти не уменьшается.

- Тайны вселенной обозначает этот клубок, - ответила Бедоха, - сколько бы ни стремился ты познавать их, всегда сможешь познать только часть из них».

Здесь, правда, в стихийной и наивной форме, высказаны понятия создателей эпоса о том, что мир бесконечен и существует в бесконечно разнообразных формах, что он познаваем.

Нартский эпос отчетливо отразил этапы перехода от родового строя к классовому обществу.

В упомянутом выше сказании «Сослан в Стране Мертвых» речь уже идет о бедных и богатых, о справедливых и несправедливых судьях, о неравенстве между женщиной и мужчиной, о борьбе между трудовым народом и феодальной знатью. В последующих, более поздних сказаниях, еще более резко подчеркиваются отношения социального неравенства, борьба -трудового народа против алдаров, князей и богачей.

Вместе с тем в эпосе ясно выражена прогрессивная идея о том, что в основе человеческой жизни лежит трудовая деятельность, что трудовые дела, людские доблести настолько весомы, что никакой силе их не преодолеть.

« - Ехал я, - рассказывает Сослан Бедохе, - вижу, валяется на дороге переметная сума. «Хорошая сума, - подумал я, - она мне пригодится». И, не слезая с коня, поддел я ее плетью. Тебе моя сила известна... А тут как бы не так! Даже с места не сдвинул я суму, и сломалась рукоять моей плети. Раззадорило это меня. Спрыгнул я с коня, схватил суму рукой и не смог поднять ее. Ухватил я ее обеими руками, напряг все свои силы, в землю ушел выше колен, а сума даже не шевельнулась. Понял я, что передо мной опять чудо... Расскажи мне, что это было?

И ответила ему Бедоха:

- Как бы мог ты поднять эту суму? Ведь скрыты в ней все достоинства и блага людей».

Для нартов нет ничего вечного, неизменного. Все рождается и умирает. Сам эпос заканчивается сказанием о том, как нарты погибли, оставив по себе в народе вечную славу. Нарты ясно сознавали, что против всего есть средство, нет никаких средств только против смерти. Даже чудесное яблоко нартов, исцелявшее людей от всякой болезни, от смерти не спасало.

Нартские сказания пронизаны огромной верой в лучшее будущее народа. Выражая народные думы, мечты и чаяния, они предвещали: «Весь мир станет для людей открытой дверью».

«Настанет такое время, когда самые дальние народы станут друг для друга родными братьями и будут они в беде помогать друг другу. И враждовавшие семьи забудут вражду свою и станут друг другу ближе, чем родичи».

«Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей жизни».

«Придет время, и простые люди возьмут верх над знатью».

«Настанет такое время, когда женщина и мужчина будут во всем равны и когда верх не будет брать мужчина потому лишь, что он мужчина».

Разумеется, и в нартском эпосе, как и во всех других народных эпосах, сохранилось немало отжившего, но основные идеи и художественные достоинства его до сих пор не потеряли своего положительного значения.

Стремление к подвигам и презрение к смерти, беспредельная любовь к родине и служение интересам народа, уважение к другим народам, мудрость, находчивость, сознание собственного достоинства, свободолюбие и ненависть к врагам, страстная любовь к жизни и готовность бороться за нее - таковы основные черты и прогрессивные идеи, определяющие содержание и воспитательное значение нартского эпоса. Но эти замечательные черты, присущие народам нашей Советской Родины, приумножились и раскрылись в полной мере только в условиях социалистического общества, только в сталинскую эпоху.

«Советские люди, - указывает товарищ И. В. Сталин, - считают, что каждая нация, все равно, большая или малая, имеет свои качественные особенности, свою специфику, которая принадлежит только ей и которой нет у других наций. Эти особенности являются тем вкладом, который вносит каждая нация в общую сокровищницу мировой культуры и дополняет ее, обогащает ее».

Несомненно, таким вкладом осетинского народа в общесоюзную и мировую сокровищницу культуры является осетинский нартский эпос.

Осетинский народ веками мечтал о счастливой и светлой жизни. Но эти вековые мечты свое осуществление получили только при Советской власти.

Великая Октябрьская социалистическая революция, освободив все народы царской России, предоставила им широкие возможности строить свое хозяйство, свою передовую культуру - национальную по форме, социалистическую по содержанию.

Советская Осетия из отсталой окраины, где процветала бесчеловечная эксплоатация, нищета и беспросветная жизнь, при активной помощи великого русского народа, превратилась в республику цветущего хозяйства и культуры. Задавленный и угнетенный осетинский народ воспрянул духом и под руководством родной большевистской партии неуклонно идет по пути быстрого развития своей культуры, своего искусства.

В годы Великой Отечественной войны против немецко-фашистских полчищ и японских империалистов славные сыны освобожденного и возрожденного осетинского народа, как бы перекликаясь с могучими нартскими героями Батрадзом и Сосланом, показали образцы храбрости и отваги. Среди них тридцать два верных сына осетинского народа - Герои Советского Союза.

* * *

Нартские сказания, наряду с осетинским народом, в той или иной степени известны и многим другим кавказским народам, что свидетельствует об их высоких художественных достоинствах и глубоком идейном содержании.

Собирание и изучение нартского эпоса началось еще в начале второй половины XIX века, но это крупное культурное мероприятие не могло получить своего осуществления при царизме. Только при Советской власти стали возможными полный сбор, изучение и издание осетинского нартского эпоса.

В начале 1940 года, благодаря заботам большевистской партии и Советского правительства, в Северо-Осетинской АССР была начата большая планомерная работа по сбору, систематизации и подготовке к изданию нартских сказаний.

В республике был создан Правительственный Нартский Комитет, который развернул большую работу по осуществлению этих задач. Во все районы республики были посланы экспедиции, проведены регистрация и извлечение сказаний, имевшихся в печати и в рукописях, тщательно собирался музыкальный, песенный и танцевальный фольклор, связанный с эпосом.

Вся работа по собиранию, систематизации и обнародованию нартского эпоса была сосредоточена в Северо-Осетинском Научно-Исследовательском Институте. К работе были привлечены лучшие научные силы и писатели республики: профессора В. И. Абаев, Б. В. Скитский, Л. П. Семенов, писатели И. Джанаев, Д. Мамсуров, Т. Епхиев, Г. Плиев, X. Плиев, С. Бритаев и Н. Багаев, народный художник Северо-Осетинской АССР М. Туганов и заслуженный деятель искусств республики А. Хохов.

Учитывая культурно-политическое и художественное значение осетинского нартского эпоса, Советское правительство в государственном бюджете с 1941 по 1946 год, в том числе и в военные годы, систематически предусматривало значительные ассигнования на сбор и издание нартского эпоса.

Проделана огромная работа по подготовке полного академического издания всех сказаний о нартах со всеми значительными вариантами, отдельно на осетинском и русском языках. Это составляет около 160 печатных листов. Из них Нартским Комитетом были отобраны наиболее характерные варианты сказаний и в декабре 1946 года впервые в виде сводного текста в объеме около 30 печатных листов изданы на осетинском языке под редакцией А. П. Газзаева. Издание нартского эпоса явилось большим культурно-политическим событием в жизни республики.

Одновременно была начата работа по подготовке к изданию эпоса на русском языке в стихах и прозе. Настоящий перевод «Нартских сказаний» на русский язык в прозе сделан писателем Юрием Либединским и издается в гор. Дзауджикау Госиздатом Северо-Осетинской АССР. Перевод эпоса в стихотворном изложении осуществлен проф. В. А. Дынник и издается также в этом году Гослитиздатом в гор. Москве.

С выходом нартских сказаний на русском языке величественный осетинский народный эпос, как и русские былины, армянский эпос «Давид Сасунский», киргизский «Манас» и другие прославленные эпосы, становится достоянием всего советского народа.

28 июля 1948 г.

г. Дзауджикау.

К. Л. Кулов.

Осетинские нартские сказания

Древний осетинский нартский эпос.

Уархаг и его сыновья

Рождение Ахсара и Ахсартага

В час, когда поют первые петухи, родился у нарта Уархага сын. И в ту же ночь, когда утренняя звезда Бонварнон еще не взошла на небо, в час, когда поют вторые петухи, родился у него второй сын.

С первым солнечным лучом познал Уархаг любовь к детям.

Был в то время Уархаг старейшим из нартов. И чтобы счастлива была жизнь новорожденных его сыновей, устроил Уархаг большой нартский пир. Позвал он на пир небесного кузнеца Курдалагона, повелителя бездны морской - Донбеттыра. Много почтенных нартов, и во главе их Бора, приглашены были на этот богатый пир. Любимые свои имена дал небесный Курдалагон сыновьям Уархага: старшего назвал он Ахсар, младшего Ахсартаг. И Курдалагон, став кумом Уархагу, подарил ему чудесную свирель, которую сам сковал в своей небесной кузнице. На стол поставили нарты эту чудесную свирель, и сама она звонко и весело запела:

«Подыми чашу ронга!

Подыми чашу ронга!

И выпей ее

За здоровье свое».

Семь дней и ночей длился пир. Дичиной потчевал Уархаг своих гостей.

Кончился пир, вскочил Курдалагон на гребень огненной бури и, словно крылатый Пакундза, умчался в небеса. Огненной рыбой обернулся Донбеттыр, вильнул гибким хвостом и скрылся в морской бездне. Нарты же, как подобает воинам, отправились в походы.

Не по дням, а по часам росли Ахсар и Ахсартаг. За день вырастали они на вершок, а за ночь на целую пядь. Озорными мальчишками были Ахсар и Ахсартаг - сделали они себе луки и стрелы, и не стало птицы, которая могла бы пролететь над ними - тотчас подбивали они ее, и камнем падала она на землю. Весь мир скоро узнал, что у нарта Уархага подросли отважные близнецы - Ахсар и Ахсартаг.

А почему названы они были Ахсар и Ахсартаг?

Про отважного говорят: ахсар. Таким был первый брат. И так его назвали - Ахсар. Но еще отважнее был второй брат, и назвали его - Ахсартаг, что значит отважнейший.

Яблоко нартов

Яблоня росла в саду нартов, небесной лазурью сияли цветы ее, но за день только одно яблоко созревало на ней. Золотое было то яблоко и подобно огню сверкало оно. Живительной силой обладало то яблоко, исцеляло оно людей от всякой болезни и любые раны залечивало, но только от смерти не спасало. Целый день зрело яблоко, сверкая на верхушке дерева, но каждую ночь кто-то его похищал. Нарты по очереди стерегли свое яблоко, но никто из них ни разу не видел вора, а яблоко каждую ночь исчезало.

Пришел черед сторожить сад Уархагу. Призвал он своих сыновей Ахсара и Ахсартага и сказал им:

- Идите, солнышки мои, постерегите золотое яблоко. Вся надежда моя на вас. Если не устережете, то знайте - все три нартских рода соберутся сюда. По одному человеку от каждого дома пришлют они, и одному из вас отрубят голову, другому отсекут руку и, на позор мне, наденут их на колья. Один останусь я на старости лет, без защитников и кормильцев.

- Не бойся, отец наш. Уж мы-то устережем это яблоко, и вор не уйдет от нас, - ответили ему сыновья.

- Знаю я, что вы ничего не страшитесь, но сам я страшусь за вас, - сказал отец.

Оградой из оленьих рогов огорожен был сад нартов, и так высока была эта ограда, что даже птица не могла перелететь через нее. Сели братья под чудесной яблоней, поужинали, и младший - Ахсартаг, сказал старшему - Ахсару:

- Будем стеречь по очереди. Ты ложись сейчас и спи до полуночи. А с полуночи до утра будет твой черед.

Согласился Ахсар, лег и заснул. Проснулся он в полночь и говорит брату:

- Пусть бог простит мне, Ахсартаг, я, кажется, проспал.

- Пока нет полуночи, поспи еще, - ответил ему Ахсартаг.

Ахсар со сна не разобрал времени, лег и снова уснул.

Не спит Ахсартаг, сидит он под яблоней, держит наготове лук и стрелу. И в час, когда ночь сменяется днем, три голубки перелетели через ограду, внезапно осветилася яблоня, и видит Ахсартаг: возле чудесного яблока опустились голубки. Но ни одна из них не успела клюнуть яблоко, как пустил стрелу Ахсартаг. Голубки улетели. Но одна летела низко и роняла на землю алые капельки крови.

Тогда Ахсартаг разбудил Ахсара.

- Видишь, капли крови, - сказал он брату. - Это я на яблоне нашей ранил голубку, но она улетела. Низко, над самой землей, летела она, оставляя кровавый след. Я должен пойти по этому следу - или поймаю ее, или погибну, - не могу поступить я иначе.

Бережно собрал он капли запекшейся крови, завернул их в шелковый платок, спрятал платок за ноговицу и, когда совсем рассвело, сказал Ахсару:

- Я ухожу на поиски этих неведомых птиц. Что ты мне скажешь?

- Я тоже пойду с тобой, - ответил Ахсар.

Пошли братья по кровавому следу, привел он их к берегу моря и ушел на морское дно. Ахсартаг сказал Ахсару:

- Я иду на дно морское. Жди меня здесь. Если волны вынесут на берег кровавую пену, значит нет меня больше в живых и ты возвращайся домой. Если вынесут волны на берег белую пену, то жди меня здесь ровно год.

- Хорошо, - ответил Ахсар и остался на берегу. Запахнул тут одежду Ахсартаг, туго подтянул ее, пошел по дну и скрылся под водой.

Красавица Дзерасса

И вот достиг Ахсартаг дома владетелей вод Донбеттыров. Стены дома - из перламутра, полы - из голубого хрусталя, и утренняя звезда светит с потолка.

Переступил Ахсартаг порог дома и увидел: сидят там семеро братьев, и с ними две сестры, одна красивее другой - словно золото, переливаются волосы девушек.

- Доброе утро, и да будет счастье в вашем доме! - сказал Ахсартаг.

- Пусть лучшее будет долей твоей, - ответили семеро братьев и две их сестры.

Усадили они Ахсартага. Трое, что постарше его, сели по одну сторону, четверо, что моложе его, сели по другую. Посмотрели братья на Ахсартага и сказали ему:

- Подобного тебе гостя не было в нашем доме и никогда не будет. И надо бы нам порадоваться твоему приходу и с честью встретить тебя, но не можем мы этого сделать, потому что горе пришло в наш дом.

- Пусть бог вас избавит от горя. Что за горе у вас?

И ответили ему братья:

- Три наших сестры повадились, на беду свою, в сад нартов. Там зреет на дереве золотое яблоко. За день оно созревало, а ночью его похищала сестра наша - Дзерасса. Не раз говорили мы сестрам: «Отважны юноши нартов, даже птицы боятся пролетать над ними. Не летайте за яблоками». Но они не послушали нас, и пусть мечами друг друга зарубят нарты Ахсар и Ахсартаг! - в эту ночь они охраняли яблоню и ранили нашу Дзерассу.

И только произнесли они имя сестры, как из соседней комнаты послышался стон.

- Кто это стонет? - спросил Ахсартаг.

- Наша Дзерасса, о которой мы рассказали тебе.

- Есть ли средство ее исцелить? - спросил Ахсартаг.

- Есть такое средство, - ответили братья. - Если собрать все капли крови, что она потеряла, и наложить их на рану ее, она будет спасена. Иначе она погибнет.

- Как наградите вы того, кто спасет сестру вашу? - спросил Ахсартаг.

- Замуж за того, кто спасет ее, выдадим мы любимую сестру нашу Дзерассу, - самим богом суждена она только ему.

И вот что ответил тогда Ахсартаг братьям:

- Я сын нарта Уархага. Ахсартаг - имя мое. Я собрал капли крови сестры вашей Дзерассы. Ранена она моею стрелою, я и вылечу ее. Приведите ее сюда.

Радостью осветились лица братьев, и ответили они Ахсартагу:

- Тяжело больна сестра наша Дзерасса, не сможет она выйти к тебе. Ты сам переступи порог ее комнаты.

И юноша переступил порог комнаты, где лежала девушка.

И вот что увидел он: лежит в постели девушка, волнами падают на пол ее золотые волосы. Солнце смеется на ее лице, луны блестят на ее груди. Повернулась она к Ахсартагу, и от счастья не сдержал он улыбки. Вынул он из-за ноговицы шелковый платок, развернул его и наложил на рану Дзерассы запекшиеся капли ее крови.

Встала с постели красавица Дзерасса. И увидели братья, что в семь раз краше прежнего стала она.

Девять дней и девять ночей пировали на свадьбе Ахсартага и дочери Донбеттыра. Подобно солнцу и луне на небе сияли на свадебном пиру Ахсартаг и Дзерасса.

Шли дни. Ахсартаг и Дзерасса жили в подводной стране Донбеттыра. И вот наступил день, и вспомнил нарт Ахсартаг о брате своем Ахсаре и загрустил. И сказал он Дзерассе:

- Не подобает мне больше жить здесь, должен я найти брата своего и вернуться домой.

И, услышав такие слова, обрадовалась Дзерасса.

- Если у тебя есть свой дом, то нам надо спешить туда. Не подобает мне дольше здесь оставаться. (Ребенка ждала тогда Дзерасса и хотела она, чтобы родился он в доме мужа.)

И в заветный час выдернула Дзерасса из косы своей золотой волос, обвила им себя и Ахсартага, и превратились они в рыб, перламутровой чешуей сияющих, и выплыли на поверхность моря.

В дремучем лесу, на берегу моря, построил себе Ахсар шатер из звериных шкур и ждал вестей о брате. Однажды увидел он: вынесли волны белую пену. И обрадовался Ахсар: «Живым и веселым возвращается брат мой! Побегу я в лес на охоту, может, удастся мне зверя убить. Угощу тогда брата, и отпразднуем его возвращение». И отправился Ахсар на охоту.

* * *

«Где же мои сыновья? Неужели я их никогда не увижу?» так говорил старый Уархаг, и горе сгибало его, и могучая сила его надломилась. Но радовались нартские юноши тому, что не возвращаются Ахсар и Ахсартаг, везде и во всем превосходившие их. Стали они надсмехаться над сединами Уархага и назло приставили его бессменно пасти скот. Рассердился Уархаг. В отместку не раз угонял нартские стада и топил их в море или бросал с вершины крутой скалы. И с тех пор не показывался Уархаг в селении нартов, - так горевал он по своим сыновьям, что его не тянуло туда.

* * *

Вышли со дна морского Ахсартаг и Дзерасса и увидели они на берегу шатер из звериных шкур. Заглянула Дзерасса в шатер, - и все в шатре осветилось сиянием, исходившим от ее лица. И таким прекрасным показался Дзерассе этот шатер, что она сказала Ахсартагу:

- Пока не посижу вдоволь в этом шатре, до тех пор не уйду отсюда.

- Хорошо, - ответил Ахсартаг. - Ты посиди здесь, а я пойду поищу брата.

И пошел Ахсартаг искать брата.

А тем временем Ахсар возвращался уже к своему шатру. Разошлись братья.

Смерть Ахсара и Ахсартага

Вернулся Ахсар к своему шатру, открыл дверь и увидел Дзерассу. «О, бог богов, - сказал он про себя. - Не отнимай у нас счастья нашего ни в пути, ни дома. Мог ли я думать, что Ахсартаг не только вернулся живой, но и привел в мой шатер свою невесту!»

Взглянула Дзерасса на Ахсара и приняла его за своего мужа. Высокостройные и широкоплечие, искроглазые и белокурые - братья были так похожи друг на друга, что только боги да мать-земля могли различать их.

- Отчего ты так долго не возвращался? - спросила Дзерасса.

Ахсар ничего не ответил.

- Что с тобой? Или ты не узнаешь меня? Ведь целый год прожили мы вместе под водой в стране Донбеттыра.

И убедился Ахсар, что перед ним жена его брата Ахсартага.

Стала Дзерасса, принимая Ахсара за мужа, льнуть к нему и видит, что тот отворачивается от нее.

Пришло время ложиться спать. Расстелил Ахсар свою бурку, легли они на нее и накрылись буркой Ахсартага. Но, чтобы не было у него близости с женой брата, вытащил Ахсар свой меч и положил его между собой и Дзерассой. И это так рассердило Дзерассу, что, обиженная, она встала с постели и грустная села поодаль.

Дверь шатра открылась, вошел Ахсартаг, он принес тушу убитого оленя и целое дерево с корнями и ветвями, чтобы разжечь костер.

Увидел он обиженную и печальную Дзерассу и спящего брата, и закралась ревность в его душу: что, если Ахсар совершил насилие над Дзерассой? И не успела Дзерасса слова сказать, как Ахсартаг выхватил кинжал и убил своего брата.

Но когда Дзерасса рассказала ему все, что произошло, раскаяние охватило Ахсартага - понял он, что ни за что погубил Ахсара.

И снова выхватил он свой кинжал, приставил рукоять его к груди Ахсара и, направив острие кинжала в сердце свое, всей своей тяжестью опустился на острие. Пронзил кинжал сердце Ахсартага, и он умер.

Рвет на себе волосы Дзерасса, царапает свои щеки, бьет она себя по голове и по коленям: «О, горе, что за черное горе постигло меня. Из-за меня погибли оба брата!»

В голос плачет, рыдает Дзерасса, эхом разносятся по горам ее причитания, и даже звери лесные затихли, слушая, как она рыдает.

Льет Дзерасса горючие слезы. До полуночи проплакала она над телом Ахсара и от полуночи до утра - над телом Ахсартага. И горе ее черною тучей низко нависло над телами братьев, и, подобно дождю, льются горькие слезы Дзерассы.

- Что мне теперь делать с ними? Разве могу я оставить их тут, чтобы вороны выклевали их огненные очи и чтобы лисицы обглодали их стройные колена и румяные щеки? Похоронила бы я их, но как самой мне это сделать?

В это время Уастырджи на трехногом коне своем с борзой собакой своей опустился с небес на землю. Предстал он перед Дзерассой и сказал ей:

- О, солнце солнц, украшение вселенной! О, мой светлый мир и краса земли! Давно хожу я по твоим следам и вот застаю тебя в горе. Скажи, о чем льешь ты слезы? Что случилось с тобой?

- Как же не горевать мне? - ответила Дзерасса. - Вот два брата, из-за меня они погибли, и я не знаю, как мне их похоронить.

- О, женщина, - ответил Уастырджи. - Я похороню их, но ты должна стать моей женой.

И Дзерасса ответила ему:

- Почему бы мне не пойти за тебя замуж после того, как мы похороним мертвых!

Тогда Уастырджи слегка ударил по земле рукоятью плети своей, и тела обоих братьев опустились под землю. Высокое надгробье поднялось над их могилой, и крепость, сложенная из камня и скрепленная известью, встала вокруг их могилы.

И Дзерасса сказала тогда Уастырджи:

- Посиди-ка ты тут, а я пойду умоюсь вон там на берегу моря. А то как пойду я с тобой? Ведь кровь запеклась у меня на щеках.

Уастырджи поверил Дзерассе, а она, достигнув берега моря, кинулась в волны и ушла вниз, в отцовский край - в страну Донбеттыра.

Ждет Уастырджи и думает о Дзерассе, что вот-вот вернется она.

Долго ждал он. Но где там? Нет красавицы Дзерассы! Обманула она надежды Уастырджи.

- Подожди же, беда твоему очагу! - сказал Уастырджи. - В этом мире мне тебя не поймать, но куда ты денешься от меня в Стране Мертвых?

И обозленный Уастырджи вскочил на своего трехногого коня и с борзой собакой своей поскакал по берегу моря, стал он охотиться и разогнал свою досаду.

Скорбь Дзерассы

Рождение Урызмага и Хамыца

Дзерасса жила под водой в доме родителей своих Донбеттыров. Когда мать ее узнала, что Дзерасса ждет ребенка, сказала она Дзерассе:

- Иди, дочка, в Страну Нартов. Кто не родится на их земле и кого они не примут из чрева матери в свои руки, того они никогда своим не признают.

И бедная женщина поступила так, как мать сказала. Печально поникнув головой, отправилась она в дальний путь. Тяжкие заботы одолевали ее. «Если даже и дойду я до нартского селения, то кто приютит меня там?» - так думала она.

Вот и селение нартов. Идет Дзерасса по улице, мимо Нихаса, того места, где собираются почтенные нарты. Как положено невестке, проходит мимо стариков Дзерасса: низко опустив голову, не поворачиваясь спиной к старикам. И удивились почтенные нарты: кто она такая? Почтительна к нам, словно невестка наша. Но все невестки наши здесь, в селении. Нет ни одной, которая гостила бы у родителей или из-за обиды совсем ушла бы к ним. И старшие нарты сказали младшим:

- Пойдите к женщинам нашим и скажите им, пусть узнают, кто она такая, эта женщина-гостья?

Пошли младшие нарты и сказали нартским женщинам:

- Слушайте, невестки наши, благонравные-молчащие, расспросите эту женщину - так ли она благонравна, как вы, и кто она такая? И вы, наши почтенные матери, - если она такая же почтенная мать, как и вы, то узнайте и скажите нам, кто она?

Окружили молодые женщины Дзерассу и стали спрашивать ее:

- Скажи нам, кто ты такая?

Ничего не ответила им Дзерасса и подумала про себя: «Я сказала бы им, кто я такая, но тогда старшие не услышат моего ответа от меня самой».

И старшие женщины, видя, что она ничего не ответила младшим невесткам, подошли к ней, спросили ее:

- Скажи нам, кем ты доводишься нартам?

И ответила им Дзерасса:

- Не спрашивайте меня все сразу. Если хотите узнать, кто я такая, пусть спросит меня одна из вас, и я отвечу ей.

И тогда отвела ее в сторону одна из почтенных женщин и сказала ей:

- Солнце мое, скажи мне, кем ты доводишься нартам? Доверяют мне в нартском селении, и ты тоже можешь довериться мне.

Поглядела на женщину Дзерасса и сказала:

- Должна я быть скромной на этой земле и подобает мне молчать перед вами, нартские женщины, так как старшими снохами приходитесь вы мне. Но нет у меня сейчас другого выхода - и приходится самой сказать о себе. Мужем моим был Ахсартаг, и прошу вас - только до нижнего яруса их башни проводите меня.

Передали женщины почтенным нартам слова Дзерассы. Обрадовались почтенные нарты и сказали:

- Не до нижнего яруса башни Ахсартага, а на самый верх башни, в почетные комнаты проводите ее.

И тогда сказала Дзерасса:

- Не подобает мне сейчас быть там. Скоро придет время, когда покажу я вам новый отпрыск вашего рода. А пока спокойнее мне будет не на высокой башне, а в темном хлеву.

Отвели ее женщины в хлев, и там родила она двух сыновей-близнецов.

Урызмаг и Хамыц - так назвали мальчиков.

Как Урызмаг и Хамыц нашли деда своего Уархага

За день на вершок, за ночь на целую пядь - росли близнецы. А когда вышли они первый раз из родного дома на улицу и стали, играя, стрелять из луков, от свиста их стрел нарты попрятались кто куда.

В это время Кулбадаг-ус - вещая женщина, послала по воду свою единственную дочь. Как только завидел девочку Хамыц, пустил он стрелу. В мелкие черепки рассыпался кувшин ее, и стрела продырявила ей платье. Плача, вернулась она домой.

- Что случилось с тобой, чтобы матери твоей пережить тебя? Почему ты не принесла воды?

Ответила девочка матери своей:

- Это озорной Хамыц пустил стрелу, на мелкие черепки разбил мой кувшин и в тряпки превратил мое платье.

Дала женщина дочери своей другой кувшин и сказала ей:

- Иди снова и без воды не возвращайся. Да пойдет тебе впрок мое молоко и пусть передастся тебе мое острословие. Но если не сумеешь достойно ответить ему - чтоб тебе перевернуться!

Только вышла девочка из дому, Хамыц снова пустил в нее стрелу.

- Легко тебе пробовать на мне свою силу, - крикнула ему девочка. - Любая пичужка лесная сильнее меня. А если уж ты такой силач, так пошел бы лучше проведать деда своего Уархага, который иссох, бродя за нартским скотом.

Услышав эти оскорбительные слова, мальчики в ярости изломали свои луки и стрелы. С шумом и грохотом, словно разбойники, ворвались они в свой дом и сказали матери своей:

- Мы идем на Нихас нартов. Слышали мы, что жив кто-то из наших дедов. Мы пойдем и отыщем его.

Пришли на Нихас сыновья Ахсартага. Мужчины всех трех нартских родов сидели там в то время.

- Да будет счастье на вашем Нихасе, - сказали юноши.

- Пребывайте и вы в полном счастьи, - ответили юношам почтенные нарты.

- Узнали мы, что отец отца нашего - Уархаг жив и пасет стада нартов. Просим вас - укажите, где он сейчас.

- Пусть проводит вас кто-нибудь из мальчиков, - ответили нарты.

* * *

Издали услышал Уархаг богатырские шаги Урызмага и Хамыца. Земля дрожала под их ногами, и горы осыпались от их топота.

«Что за диво? - подумал Уархаг. - Нет в живых моих Ахсара и Ахсартага, а мне кажется, что я слышу их шаги».

Вот увидел он юношей.

- Эй, кто вы такие? - спросил он их. И они ответили:

- Мы сыновья Ахсартага.

- Ближе, ближе подойдите ко мне. Только по тому, как сложены вы, кости ваши ощупав, могу я признать вас.

Подошли Урызмаг и Хамыц к Уархагу, обняли его, и стал Уархаг тихо, самыми кончиками пальцев, ощупывать запястья их рук.

- Правду сказали вы, мальчики. По тому, как сложены ваши кости - только к нашему роду можете вы принадлежать.

И юноши со слов матери своей рассказали деду о гибели его сыновей и о горестной судьбе жены Ахсартага - Дзерассы.

Слезами наполнились глаза старого Уархага, и сказал он:

- Погибли сыновья мои Ахсар и Ахсартаг, но радуюсь я, что не прервался наш род.

Взяли Урызмаг и Хамыц под руки своего деда и повели его в старинную башню их рода. Впервые поднялись они наверх в почетные комнаты башни и видят - невозможно войти туда, так много мусора там скопилось.

Тогда взял один из них деревянную лопату, другой взял метлу, и они вычистили и подмели хадзар - то священное место каждого дома, где пылает очаг. Заблестел хадзар, и увидели все, что стал он в семь раз лучше прежнего.

Поддерживая старика подмышки, свели его Урызмаг и Хамыц во двор, побрили его лохматую голову, сбрили ему бороду, и глянуло на внуков молодое лицо. Удивились братья, посмотрели друг на друга и сказали:

- Да он еще совсем молодой, наш дед: он может еще и нашу мать содержать.

И, приведя деда обратно в хадзар, они сказали ему:

- Мы твои сыновья и отныне будем жить с тобой. Пока Урызмаг и Хамыц искали своего деда, Дзерасса была у родителей своих, Донбеттыров.

И, отыскав деда, братья отправились за матерью. Они привели ее обратно в родовую свою башню, и старый Уархаг взял Дзерассу себе в жены.

Рождение Шатаны

Недолго прожили вместе Уархаг и Дзерасса. Скончался через год Уархаг, и только на год пережила его Дзерасса. Перед смертью сказала она своим сыновьям:

- Когда я умру, вы должны первые три ночи оберегать мое тело, потому что не у хорошего человека в долгу я, и он не оставит меня в покое даже в Стране Мертвых.

Умерла Дзерасса, и положили ее в склеп.

Настал первый вечер, надел Урызмаг свои доспехи, взял свое оружие, встал у входа в склеп и до самого утра стоял на страже. Так же поступил он и на вторую ночь. На третий вечер сказал Хамыц брату своему Урызмагу:

- Вместе воспитала нас наша мать, дозволь и мне в эту ночь посторожить ее останки.

Ответил ему Урызмаг:

- Если бы я мог надеяться на тебя, то не мне, а тебе, как младшему брату, надлежало бы все три ночи сторожить нашу мать.

Обиделся Хамыц на слова Урызмага, надел доспехи свои, взял лук и стрелы и отправился к склепу.

Стоит Хамыц у входа в склеп - да и как же иначе? Но вот со стороны селения донеслись до него веселые застольные песни, шум пляски на свадебном празднике. И с досадой подумал Хамыц: «Погибнет тот, кто слушается умирающего! Кто еще покусится на мертвое тело матери моей? Пойду-ка я лучше на свадьбу да погуляю там».

Но только отошел он от склепа, как склеп ярко осветился и вошел туда Уастырджи. Ударил он Дзерассу своей волшебной войлочной плетью, ожила Дзерасса и стала в семь раз лучше, чем была при жизни. А, уходя, Уастырджи снова ударил ее своей волшебной плетью, и жизнь опять покинула тело Дзерассы.

Прошел год. Бедовый Сырдон проходил мимо склепа Дзерассы. И услышал он, что в склепе плачет ребенок. Пошел Сырдон на Нихас, где в то время собрались все три нартских рода.

- Да будет мир на вашем Нихасе, и да будет счастливо ваше утро!

- Пусть будет счастье твоему делу, Сырдон! И сказал Сырдон:

- Чудеса творятся на нартском кладбище. Новорожденный плачет среди склепов.

Выше всех на месте старшего сидел на Нихасе Урызмаг, но, услышав эти слова, встал он и быстро пошел на кладбище. Вошел он в склеп, где лежало тело Дзерассы, и вынес оттуда новорожденную девочку.

Шатаной назвали девочку. И была она так мудра и красива, что от света лица ее темная ночь превращалась в день, а слова, сказанные ею, были прямее солнечных лучей и острее меча.

Шатана и Урызмаг

Как Шатана стала женой Урызмага

Возмужал Урызмаг и взял в жены красавицу Эльду из нартского рода Алагата.

Но за это время подросла и Шатана. За месяц вырастала она настолько, насколько другие девушки вырастают за год, а за год вырастала, словно за три года. Красавицей стала Шатана - золотоволосая, искроглазая, стройная, равной не было ей среди нартских девушек.

Пришло ей время выходить замуж. «Вышла бы я замуж, но как мне узнать, кто мой суженый?» задумалась Шатана. Взглянула на землю, взглянула на небо Шатана, но даже среди духов небесных и духов земных никого не нашла доблестнее и умнее Урызмага.

И не могла она ослушаться своего сердца. «Или быть мне женой Урызмага, или совсем не выйду я замуж», так решила она.

Легко решить, а трудно совершить. Признаться самой Урызмагу - она робеет, а чужим устам поручить это признание - не хочет.

«Что делать? Придется показать ему свое дерзкое лицо».

И вот как сказала она Урызмагу:

- Урызмаг, разве кто-нибудь отдает на сторону свое добро?

Не сразу понял ее Урызмаг и слушает, что она дальше скажет.

- Я так хороша, что нельзя отдать меня замуж в чужой род. Быть тебе моим мужем. Быть иначе не может.

Загорелись от стыда уши Урызмага, волос на голове стал дыбом.

- Чтобы никогда не слышал я от тебя об этом, - ответил он ей. - Как тебе только людей не стыдно? Совершив такое, как покажу я нартам свое лицо?

Долгое ли, короткое ли время прошло после этого, но вот собирается Урызмаг в дальний поход - год ему быть в отлучке.

И сказал он молодой жене своей Эльде:

- Когда вернусь я через год, будут приходить к нам люди поздравлять меня с тем, что невредимым прибыл я из похода. Смотри, не опозорься, приготовь к тому времени достойное угощенье.

Идет год к концу. Подходит пора Урызмагу возвратиться. Ронг, чудесный нартский напиток, стала готовить Эльда к возвращению мужа. Сварила она ронг, но когда влила в него закваску - что тут делать?! - не бродит ронг. Не знала Эльда, что это Шатана мудростью, небесным и земным колдовством не дала ему забродить. Встревожилась Эльда и побежала к Шатане.

- Девушка, девушка, из их рода девушка... неужто настало время мне опозориться? Не бродит мой ронг. Ведь если не приготовлю я угощения, брат твой, возвратившись, будет очень недоволен мною - это мне хуже смерти.

- А что мне за дело до этого? - ответила ей Шатана.

Мечется Эльда между ронгом, не забродившим, и комнатой Шатаны и стонет:

- Что делать мне злосчастной? Тоньше волоска душа моя стала. Гибель моя подошла.

Довела Шатана невестку свою до отчаяния, убедилась, что больше смерти боится она мужа своего и сказала:

- Слушай, красавица Эльда, хочу подшутить я над Урызмагом. Одолжи мне на одну ночь свадебную одежду твою и головной платок, и сделаю я так, что ронг твой станет бродить.

Согласилась невестка. Приготовила Шатана другую закваску, сама заквасила ронг, и забродил он. Вернулся Урызмаг, весело пили нарты, хвалили ронг и Урызмага поздравляли с благополучным возвращением.

Окончился пир, гости разошлись по домам. И тут же Шатана надела на себя свадебную одежду Эльды, вошла в комнату Урызмага, и он принял ее за жену свою.

- Девушка из рода Алагата, ты стала лучше, чем в первую ночь.

- Таковы все девушки нашего рода, - не растерявшись, ответила Шатана.

Пришло время рассвета.

Но снова мудростью своей небесной и земным колдовством зажгла Шатана луну и звезды на потолке комнаты.

- Не пора ли вставать? - спросил Урызмаг.

- Далеко еще до рассвета, - ответила Шатана. - Посмотри наверх, звезды и луна светят нам.

Захотела Эльда притти ночью к мужу, толкнула дверь - заперта дверь. По всему пустому дому бегала она. Снова стучалась в запертую дверь, - не открывалась дверь. Не выдержало ее нежное сердце, и умерла Эльда.

Узнав о смерти невестки, согнала Шатана с потолка подобия ночных светил. Настал светлый день, и тогда разбудила она Урызмага.

- Вставай, день настал.

Увидев перед собой Шатану, остолбенел Урызмаг.

- Неужто это ты, Шатана? - спросил он.

- А кто пробыл с тобой эту ночь? Что было делать Урызмагу?

С почестями похоронили Эльду.

* * *

- Опозорила ты меня, Шатана, - упрекал Урызмаг. - Как будем мы жить с тобой среди нартов? С каким лицом покажемся мы им?

- Это еще не большой позор, - ответила ему Шатана. - Не больше двух дней держится людская хула. Делай, как я говорю, и позор наш будет скоро забыт. Сядь задом наперед на осла, три раза проезжай мимо Нихаса и потом расскажи мне, что говорили о тебе сидевшие на Нихасе.

Сделал Урызмаг так, как научила его Шатана.

Когда увидели нарты, что едет Урызмаг задом наперед на осле, взрослые и малые, старые и молодые - все от смеха падали на землю и катались по ней. Так было, когда Урызмаг проехал мимо Нихаса первый раз. Но когда вернулся он обратно и проехал второй раз, то только самых смешливых рассмешил он; многие даже и не взглянули на него, а некоторые погоревали, что вот, мол, Урызмаг всегда был наставником нартов, а сейчас сошел с ума.

Третий раз проехал Урызмаг и теперь уже ни одной улыбки не вызвал он. И сказали многие из почтенных нартов, сидевших на Нихасе:

- Не зря сел наш Урызмаг на осла задом наперед - верно, кроется за этим какая-нибудь новая хитрость.

Вернулся Урызмаг домой и рассказал обо всем Шатане.

- Ну вот, - сказала Шатана. - И с нашим делом так же будет. Сначала посмеются немного, ну, а после, - привыкнут.

Так стала Шатана женой Урызмага.

Как Урызмаг разводился с Шатаной

Разгневался Урызмаг и сказал жене своей Шатане:

- Именем бога прощу тебя, возвратись в свой родительский дом. Возьми с собой все, что пожелаешь - любые сокровища, которые привлекают твое сердце, только уходи от меня - невмоготу мне больше жить с тобой.

- Вот и хорошо, - сказала Шатана. - Разве могу возражать я против того, что велит мне муж мой, данный мне судьбой? Твою волю я исполню, но и ты выполни мою последнюю просьбу. Всю жизнь прожила я с нартами, делила с ними хлеб-соль. Давай устроим прощальное пиршество - хочу я в последний раз поднести нартам свою почетную чашу.

Согласился Урызмаг, устроил прощальный пир. Что за стол накрыла для нартов Шатана! Самые лучшие напитки и яства вынесла она из кладовых. Семь дней и семь ночей просидели на пиршестве нарты, а когда стали они расходиться, сказала Шатана младшим нартам, что прислуживали на пире:

- Плохо потчевали вы хозяина нашего - он совсем еще трезвый. Поднесите-ка ему с ласковым словом почетную чашу.

И стали подносить ему младшие нарты одну за другой почетные чаши. И до этого немало выпил Урызмаг, но, выпив почетные чаши, совсем опьянел и погрузился в хмельной беспамятный сон. После этого младшие нарты тоже разъехались по домам.

Тогда самых откормленных быков запрягла в большую повозку Шатана, самой мягкой сухой травой выложила она повозку, постелила поверх травы постель, накрыла ее ковром, положила на ковер сонного мужа, и повозка двинулась со двора.

Ничего больше не взяла она с собой, все богатства оставила дома.

Когда выехали они на равнину, отрезвел Урызмаг и проснулся. Видит: сидит возле него Шатана, лопухом отгоняет мух от его лица, покрикивает на быков и подгоняет их березовой хворостиной.

Удивился Урызмаг, не понял - что это еще за диво?

- Будто мы едем куда-то? - спросил он Шатану.

- Я вижу, забыл ты, что прогнал меня из своего дома, вот я и возвращаюсь в родительский дом.

- Это я помню, - сказал Урызмаг. - Но меня-то куда ты везешь?

- Прогоняя меня, ты сказал: возьми из нашего дома то сокровище, которое больше всего привлекает твое сердце. Нет у меня сокровища дороже тебя. Вот я и везу тебя, а все остальное пусть останется.

- Ну и беса схватил же я себе в жены, - улыбаясь сказал старый Урызмаг.

Помирился с женой Урызмаг, вместе вернулись они в свой дом и продолжали там жить в любви и согласии.

Безымянный сын Урызмага

Пришел в Страну Нартов голодный год. Ничего не могли добыть они для пропитания, скорбны стали их сердца, и потеряли они веру в свои силы. Прославленные нартские юноши, столь отважные раньше, до того обессилели, что с утра до вечера спящие валялись на Нихасе, а если и просыпались, то только и слышно было, как вспоминают они о пирах, о жирной доле при дележе у недруга угнанного скота. Добрый меч, славные лук и стрела, - никто не вспоминал о них.

Была у Сырдона наглая сука, и случалось в то время, что прибегала она на Нихас, прыгала она через головы спящих нартов, кому рот оближет, у кого обувь сгрызет или перегрызет пояс, - без жалости нельзя было глядеть на это!

Пришел однажды Урызмаг на Нихас и видит, словно на поле битвы лежат отважные стройные юноши и сука Сырдона свои мерзости совершает над ними. Гневом вспыхнуло сердце Урызмага, свою палку из слоновой кости швырнул он в суку, и, ударившись о камень, сломалась палка. Урызмаг, собрав обломки, разгневанный вернулся домой. Бросил он на пол обломки своей палки, всей тяжестью тела опустился в свое кресло, и затрещало под, ним его кресло из слоновой кости.

- Почему так потемнели дуги бровей твоих? Почему ты разгневанный сел на свое кресло, хозяин головы моей? - спросила Шатана. - Что случилось с тобой? Кто обидел тебя?

- Никто не обидел меня, - грустно ответил ей Урызмаг. - Но как не сокрушаться мне, когда вижу я, что погибает без пищи наша молодежь. Не пристало им целые дни валяться на Нихасе, и не могу видеть я, как непотребная сука Сырдона скачет через головы доблестных юношей нартских - кому губы оближет, кому обувь обгрызет, кому перегрызет ремень на пояснице. Все спят, и никто не в силах даже прогнать ее с Нихаса. Хозяйка наша, я бы жизни своей не пожалел, только бы досыта накормить нартов так, чтобы горячая кровь снова заструилась по их жилам и чтобы опять крепки стали сердца их.

- Не печалься, - сказала Шатана. - Иди, зови всех! Ведь кладовые наши полны еды и напитков - всех накормлю я, как одного человека!

И повела Шатана Урызмага по своим кладовым. Одна кладовая полна пирогами, в другой от земли до потолка высятся груды вяленого мяса, в третьей хранятся напитки.

- Видишь, когда оказывали мне честь нарты и долю мою присылали с нартских больших пиров - я все сберегала, и вот пригодилось! - сказала Шатана.

Сбежали тучи с лица Урызмага, и сказал он Шатане:

- Да здесь столько еды, что всем нартам не съесть ее за неделю. Приготовься к пиру, наша хозяйка!

Позвал Урызмаг глашатая, досыта его накормил и велел ему:

- Иди и прокричи нартам изо всех сил своих: «Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто сам не может притти, того принесите. У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Будет пир у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!»

И повсюду прошел глашатай и громко прокричал:

- О, нарты! Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто сам не может притти, тому помогите притти. У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Торжественный пир будет у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!

И, услышав эту весть, повалили нарты в дом Урызмага. Все от мала до велика собрались у него. Расставлены были столы в доме Урызмага, и день за днем пировали нарты.

Пир Урызмага

Когда стал во время пиршества потухать огонь в очаге, встал Урызмаг со своего кресла и вышел во двор, чтоб наколоть дров. Наколол, и только хотел собрать их, как слетел с Черной Горы огромный мохнатый черный орел, схватил он Урызмага когтями своими и унес его.

Долго он нес Урызмага. И вот, опустившись посреди моря, далеко от берегов, положил его на одинокую скалу. Только море вокруг, ни гор, ни деревьев - ничего живого не видно кругом, кроме синих вод. И стал жаловаться на свою судьбу Урызмаг. Увидел он, что верная гибель ждет его здесь, и несчастным называл он себя.

Весь день просидел он на скале, оглядываясь кругом, но пустынно было море. Настал вечер, пришла ночь, и вдруг увидел он, что из-под воды, из-под большой подводной скалы, пробивается свет.

- Будь, что будет, но должен я узнать, что там за диво, - сказал Урызмаг, сполз в воду, сдвинул скалу, и вот дверь перед ним. Открыл дверь Урызмаг, и три девушки, одна красивее другой и одна другой стройнее, выбежали к нему навстречу.

- Пусть счастье принесет приход твой в наш дом, Урызмаг. Пусть счастье принесешь ты, родич наш. Войди и будь нашим гостем! - радостно говорили девушки.

Вошел в дом Урызмаг и увидел почтенную старую женщину.

- Да будет счастье в вашем доме! - сказал он ей.

- Будь здоров и счастливым прибывай к нам! - ответила ему старая хозяйка и пригласила его сесть в кресло.

Сел Урызмаг, огляделся и видит, что пол под его ногами из голубого стекла, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке.

Дивится Урызмаг: что за чудеса в морских глубинах? И понял он, что в самом деле попал к родичам своим Донбеттырам.

Увидел Урызмаг, что бегает по дому маленький мальчик и так легко и резво бегает он, что глаз не успевает следить за ним. И не мог Урызмаг наглядеться на мальчика, и радость наполнила его сердце. «Счастлив тот, чьим сыном являешься ты», подумал он.

- Солнце или ненастье привело тебя в нашу страну? Давно уже жаждем мы видеть тебя, - ласково сказала Урызмагу старушка.

Урызмаг тут совсем приободрился и подумал, что не пришел еще ему конец, если и на дне моря нашлись у него родичи, жаждущие видеть его. Стал он рассказывать им, как попал он в страну Донбеттыров, а девушки тем временем готовили для него угощение. Привели откормленного барана и просили, чтобы Урызмаг сам зарезал его. Разожгли они резвый огонь, и не успел Урызмаг оглянуться, как перед ним накрыт был обильный стол.

Раньше чем приступить к еде, Урызмаг, по обычаю нартов, поднял на мече своем кусок мяса, богу предназначенный, и вознес молитву. А когда закончил он молитву, то по обычаю обратился он ласково к мальчику:

- Подойди ко мне, мое солнышко, жертвенного мяса отведай.

И, держа мясо на острие меча, Урызмаг протянул его мальчику. Быстро подбежал малютка и вдруг споткнулся и упал на меч. И пронзило острие меча сердце мальчика. Словно подкошенный цветок упал он. Содрогнулось несколько раз его маленькое тельце, и улетела прочь младенческая душа.

Печаль охватила Урызмага и всю семью Донбеттыров. С плачем унесли девушки тело малютки.

«Что за горе обрушилось на мою голову! Несчастным рожден я на свет!» в отчаянии подумал Урызмаг.

И, видя, что не притрагивается он к угощению, сказала ему старая женщина:

- Тебе нужно поесть, Урызмаг. Того, что случилось, теперь не поправишь. Все свершилось по воле бога.

Но не до еды было Урызмагу. Встал он печальный и ушел тем же путем, каким пришел сюда. И, уходя, долго слышал, как оплакивали женщины безвременно погибшего малютку.

Только вышел Урызмаг из воды и очутился снова на той же одинокой скале, как огромный черный орел опять появился в небе. Снова схватил он Урызмага в свои когти, долго нес его и опустил там, откуда унес.

Собрал Урызмаг наколотые им дрова и печальный принес их в хадзар. Увидел он, что продолжается пиршество и никто не заметил его отсутствия. Сел Урызмаг на свое место и обратился к пирующим:

- Какую быль хотите вы услышать от меня? Старую или новую?

- Много слышали мы о старине, - ответили пирующие. - Что-нибудь новое хотим мы услышать.

И Урызмаг рассказал о том, что с ним случилось.

В соседней комнате, среди женщин, была в то время Шатана. И, услышав рассказ Урызмага, схватила она себя за волосы и в горе расцарапала щеки свои. И стала она причитать:

- Славные мужи, из лучших лучшие и почтенные старые люди, не осуждайте меня, простите, что в голос плачу я перед вами. Хранился у меня в родительском доме Донбеттыра тайный клад - в походе был в то время хозяин наш, когда родился сын у меня. Отдала я сына нашего на воспитание в свой родительский дом. Но и там отыскал его Урызмаг и, жизни еще не видавшего, послал он нашего сына в Страну Мертвых. Как будем жить мы теперь? Кто позаботится о нас под старость?

Опечалились люди, слушая ее причитания, и тихо разошлись по домам.

С тех пор не находил себе места Урызмаг, опустив голову и подняв плечи, ходил он среди людей, не отвечал улыбкой на улыбку, и тот, кто заговаривал с ним, не получал от него ответа.

Был серый камень на нартском Нихасе - Камень Забвения горя. Тот, кто ложился на этот камень, забывал о своем горе. На этот камень Лицом вниз ложился Урызмаг и подолгу, не вставая, лежал на нем. И не раз говорили Урызмагу старые нарты:

- Нарт Урызмаг, славный среди славных! Не надо так убиваться. С каждым из нас может случиться такая беда.

Помогли Урызмагу эти мудрые слова, глазами других людей посмотрел он на себя и стал он смешон себе. Повеселел Урызмаг и, долгое ли, короткое ли время прошло, снова стал он скликать нартов на веселые пиры.

* * *

Земле отдали Донбеттыры тело мальчика, а душа его улетела в Страну Мертвых, и владыка той страны Барастыр посадил мальчика к себе на колени. Когда никто на земле не вспоминал о нем, стал беспокоиться и печалиться мальчик.

- Что печалит тебя? - спросил его Барастыр. И мальчик ответил ему:

- Много лет прошло с того дня, как пришел я в Страну Мертвых, а отец мой - Урызмаг, который находит время заботиться даже о посторонних людях, совсем забыл обо мне. Не устраивает он по мне поминок, и бесприютен я здесь, среди мертвецов. Прошу тебя, Барастыр, отпусти меня на время из Страны Мертвых. Я только добуду все, что необходимо для годовых моих поминок, и даю тебе слово: тотчас вернусь обратно.

- Трудно мне отказать тебе в просьбе твоей, но ты просишь о том, что нельзя исполнить, - ответил Барастыр. - Ведь если другие мертвецы узнают о том, что отпустил я тебя, никто из них не останется здесь. Я и теперь с трудом удерживаю их в Стране Мертвых, а как их удержу тогда?

- В этом я тебе помогу, - сказал мальчик. - Задом наперед оберну я подковы на копытах Аласа - коня своего, и когда мертвецы кинутся за мной к воротам Страны Мертвых, то скажи им: «На следы коня посмотрите. Если уходят они из ворот, то не в моей власти удержать вас, но если след ведет обратно, - нет вам пути из Страны Мертвых».

Согласился Барастыр.

Подковал мальчик Аласа своего так, как задумал, и помчался из Страны Мертвых. Бросились вслед за ним все обитатели Страны Мертвых.

- Вы куда? - спросил их у ворот Аминон-привратник.

- Если хоть один может уйти отсюда, то никто из нас не останется здесь! - закричали мертвецы.

Аминон сказал:

- Посмотрите на следы коня и вы поймете, что никто не ушел отсюда.

Взглянули мертвецы и, увидев, что след подков ведет в Страну Мертвых, успокоились, и опустился каждый на свое место.

А мальчик, питомец Донбеттыров, сын Урызмага, не получивший имени, прискакал в селение нартов, подъехал к древнему дому Ахсартаггата и громко позвал хозяев. Вышла на зов сама Шатана.

- Ищу Урызмага, - сказал маленький всадник. - Не отправится ли он со мною в поход? Скажи ему, что буду я ждать его на Памятном Кургане.

Вернулась Шатана в дом и сказала:

- Стар ты стал, хозяин. Глумиться стали над седой головой твоей. Прискакал сейчас дерзкий мальчишка, которого из-за луки седла не видно, и велел тебе передать, что зовет тебя вместе с ним в поход. «Буду, мол, ждать Урызмага на Памятном Кургане».

- Торопись, хозяйка нашего дома! Снаряжай скорее меня в поход. Конечно, если кто увидит меня, отправляющегося в поход с этим мальчишкой, он надо мной посмеется. Но не могу я изменить своему обычаю - поздно переделываться мне под старость. Пока глаза мои блестят из-под бровей, буду поступать я по чести. За всю жизнь Урызмаг никогда не отказал тому, кто звал его товарищем в поход! Не откажу и теперь.

Не хотелось Шатане отпускать Урызмага с этим дерзким мальчишкой. И когда настал вечер, испекла она три заветных медовых лепешки и помолилась над ними:

- Бог богов, мой бог, если ты для чего-то создал меня, то прошу тебя, окажи мне милость! Пошли сегодня ночью на землю все те снега и дожди, которые предназначены тобою на будущие семь лет. Подыми вихри и ураганы. И надеюсь я, что этот дерзкий мальчишка, достойный гибели, найдет ее в эту ночь, а старик наш останется дома.

И только взмолилась она, как небо заволокло, опустились тучи, пошел дождь, всю ночь валил снег - такого снега никогда не видели люди. Вековые льды двинулись с гор, вихрь закружился над землей и слепил всякого, кто пытался пройти из дома в соседний дом.

Но все же Урызмаг, чуть свет, оседлал своего пегого Арфана и отправился, пробиваясь сквозь льды и сугробы. Издалека увидел он сквозь мятущийся снег, - черной горой высится Памятный Курган и снега на нем нет. Подъехал Урызмаг и видит: мальчик лежит на холме, расстелил он попону, под головой - седло, накрыт он буркой, и вокруг него зеленая поляна - семь гумен можно поставить на ней. По пояс поднялась трава на этой поляне, и пасется на этой траве конь мальчика - Аласа.

- Небесный ли это дух или земной, - все равно это чудо, - тихо сказал Урызмаг.

На верном своем Арфане поднялся он на холм и обратился к спящему:

- Эй, мальчик, вставай, дорога длинна, короток зимний день. Надо отправляться.

Вскочил мальчик, быстро снарядился, сел на коня, и они тронулись. Впереди Урызмаг на пегом своем Арфане, а следом за ним мальчик на своем Аласа. Едут они, а снежный ураган, что ни час, то злее. Конь Урызмага, пегий Арфан, разбрасывает тучи летящего снега своей могучей грудью, прикрытой нагрудником, и все труднее ему итти, спотыкается он, и снег забивает его ноздри. А конь Аласа идет за ним следом, и там, где проходит он, тает снег и черная земля выступает. Задыхаться стал конь Урызмага, и сказал тогда мальчик:

- Я поеду вперед - пусть с сегодняшнего дня не будет позором, если младший поедет впереди старшего.

И только он опередил Урызмага, как от горячего дыхания коня его стал таять снег и широкая черная дорога легла перед ними - семь гумен можно было поставить на ней.

Долго ли, коротко ли ехали они, но вот сказал Урызмаг:

- Теперь, юноша, надо нам посоветоваться - на каких врагов наших напасть нам?

- Поведи меня в такую вражескую страну, в которой ты ни разу еще не воевал.

- Только одна осталась такая страна - Терк-Турк называется она. Нет на свете богаче ее. Там столько овец, скотины, столько лошадей, что когда они идут по дороге, то пастухи не могут повернуть их на другую дорогу. Но нелегко добраться в ту страну. Нужно переплыть бурливое море, а потом одолеть тех, что охраняют стада, табуны и отары Терк-Турков - железного жеребца, волка, у которого пасть окована железом, и ястреба с железным клювом.

- В ту страну и направимся мы! - сказал мальчик. - Попытаем там наше счастье, может, что-нибудь и попадет нам в руки.

Достигли они берегов бурливого моря, направили коней своих вплавь, как рыбы поплыли их кони и перенесли их на другой берег. Вышли они на берег. Искупал мальчик своего Аласа, обмазал его клеем, что без воды клеет, и заставил его вываляться в прибрежном щебне. Затем он снова обмазал его клеем и вывалял его теперь в песке. И стал Аласа ростом с гору. Вот добрались наши всадники до табунов Терк-Турк, спешились, и вырыл мальчик две ямы - одну для себя, другую для Урызмага с его конем. И сказал мальчик Урызмагу:

- Гляди, Урызмаг. Сейчас конь мой будет сражаться с железным жеребцом. Сначала будут они лягать друг друга задними копытами, и, когда их булатные подковы ударятся друг о друга, тогда вспыхнет огонь и загорится земля. Берегись и не вздумай выглянуть тогда из ямы, нето несчастье постигнет тебя. Потом они будут кусаться и бить друг друга передними копытами, и такой ветер поднимется от их бурного дыхания, что на целую пядь разнесет он верхний слой земли. Не двигайся с места в это время, нето прах твой развеется по лесам и равнинам. Когда же настанет время действовать, я сам скажу тебе об этом.

Сражаются, не щадя друг друга, железный жеребец и конь юноши - Аласа. От искр их булатных подков такой огонь разгорелся, что вспыхнула земля. Не сдержал Урызмаг любопытства, выглянул из ямы, и запылала длинная его борода. Мальчик ловко потушил ее и сказал:

- С этого времени да будет новый обычай: носить бороды такой длины, какой она стала сейчас у тебя.

Железный жеребец и Аласа пустили в ход зубы и передние копыта. Такой поднялся ветер, что на целую пядь завихрил он верхний слой земли.

И опять не сдержал Урызмаг своего любопытства. Поднял он голову из ямы, и сорвал ветер верхнюю часть его черепа и понес ее прочь.

- Этак, пожалуй, мой старший останется без головы, - сказал мальчик, выпрыгнул из ямы, догнал верхнюю часть черепа Урызмага, которую далеко унес ветер. И, надев ее на голову Урызмага, сказал он:

- Пусть с этого времени верхняя часть черепа нартов не снимается больше.

А до этого было так, что любой нарт мог снять верхнюю часть своего черепа (чтобы удобнее было брить голову), а побривши, снова надевал ее.

Еще не закончили кони сражения, а волк с железной пастью кинулся на помощь железному жеребцу. Пустил в него мальчик стрелу, и - пусть будет так с каждым, кто тебя проклянет! - волк остался на месте. Отрезал у него мальчик одно ухо и спрятал его у себя. А ястреб с железным клювом летел уже на помощь коню. И снова мальчик показал свою ловкость - пустил стрелу в ястреба, и, только раз взмахнув крылами, распластался ястреб на земле. Срубил ему мальчик голову и тоже спрятал ее.

А кони все не могут одолеть друг друга. Не раз хватал жеребец железными своими зубами шею Аласа, но песком и щебнем наполнялся его рот, и не мог жеребец загрызть Аласа. Стал Аласа брать верх. Упал железный жеребец на колени. Схватил мальчик свое седло, вмиг оседлал жеребца и вскочил ему на спину.

- Эй, Урызмаг, скорее гони прочь стада Терк-Турк, а я должен известить хозяев о том, что угнаны их стада.

- Пока никто не преследует нас, лучше бы нам отправиться своей дорогой, - сказал Урызмаг.

- Честь не позволяет мне без погони, украдкой угнать такую большую добычу.

* * *

Пир был в то время у народа Терк-Турк. И вдруг видят пирующие: скачет мальчик на железном жеребце. Подскакал он к месту пиршества и крикнул:

- Тревога, Терк-Турк! Все ваши табуны, все богатства ваши угоняют!

Услышали младшие тревожную весть и сообщили ее старшим. Старшие сказали:

- Этот человек ищет, где бы поесть и выпить. Пригласите его, мы примем его, как гостя.

Побежали к мальчику младшие Терк-Турк и пригласили его в дом, где шло пиршество. Соскочил мальчик с железного жеребца, привязал его к коновязи и прошел туда, где пировали старейшины Терк-Турков. Окинул он взглядом накрытые столы, достал голову ястреба и ухо волка. Голову бросил он туда, где пировали старшие, ухо бросил он младшим. И тех и других - угостил тем, чем полагается по обычаю, и сказал:

- Недоставало вам, старшие, головы - вот вам голова. Нехватало вам, младшие, уха - вот вам ухо. А вон у коновязи ваш железный жеребец.

Смятение охватило пирующих - поняли они, что лишились надежных своих сторожей. А мальчик уже вскочил на железного жеребца и поскакал догонять Урызмага.

Выехал он за околицу и видит: сидит между шестью курганами седая старуха и плачет, причитает, оборачиваясь по очереди к каждому кургану.

«Что за диво такое?» - подумал мальчик.

И тут старуха сказала ему:

- Было у меня семь сыновей. Шесть из них ушли в Страну Мертвых. Когда враги пытались угнать стада Терк-Турка, погибли они, защищая наше достояние. Один только сын остался у меня. Знаю, - поскачет он в погоню за вами, угнавшими наши стада. По сноровке и повадкам твоим видно - ты отважен, и сын мой, который будет впереди всех, нападет на тебя. Но пожалей его ради меня, ради вдовы-матери. Пусть мой единственный сын найдет в тебе покровителя. И в знак этого стань мне молочным сыном, а ему молочным братом - возьми в рот грудь мою.

Соскочил мальчик с железного жеребца, взял в рот грудь старой вдовы и дал ей слово - крепкое слово нартского человека, что не причинит он зла ее единственному сыну. Старуха рассказала мальчику, как выглядит сын ее.

Снова вскочил мальчик на железного жеребца и пустился вскачь и вскоре догнал Урызмага.

Переправили они стада и табуны через море, погнали их дальше и тут услышали - скачет за ними всадник.

- Угоняй, Урызмаг, добычу, а я постараюсь задержать погоню.

Так они и сделали.

- Эй ты, собака, собакой порожденная, - кричит издали всадник и скачет все ближе. - Да знаешь ли ты, чьи стада ты угнал? Если ты мужчина, не пытайся бежать от меня.

И как мухи зажужжали стрелы вокруг мальчика.

- Нельзя мне тронуть тебя. Я мать твою назвал своей матерью, я держал ее грудь во рту своем и дал ей слово сберечь тебя. Не мешай же мне следовать своей дорогой, - ответил ему мальчик.

Не слушает его преследователь, запальчиво бранясь и одну за другой пуская стрелы, скачет все ближе. И пустил тогда мальчик одну единственную стрелу, прошла эта стрела, не затронув тела, через одежду преследователя, сорвала его с коня и пригвоздила к земле. Тщетно пытался он вырвать ее из земли - даже с места сдвинуть ее он не мог.

Подскакали другие преследователи и все вместе пытались они вытащить стрелу, но нехватило у них на это силы. Пришлось им мечом разрубить доспехи и разрезать одежду его и только так удалось им освободить заносчивого сына старухи. Бросились люди Терк-Турк на мальчика, началось сражение; половину войска Терк-Турк перебил мальчик, и так много было пролито крови, что потоки ее уносили прочь тела мертвых. И те, кто остались в живых, поняли, что не одолеть им отважного бойца, и ни с чем возвратились они в свою страну.

Урызмаг и мальчик благополучно пригнали добычу в селение нартов, на Площадь Дележа. И сказал мальчик Урызмагу:

- Ты старший, потому тебе надлежит разделить добычу нашу.

- Зачем буду делить я то, что добыто тобой? - ответил Урызмаг.

Тогда мальчик выбрал белого вола и отдельно привязал его шелковой веревкой. Всю остальную добычу разделил он на три части и так сказал Урызмагу:

- Первая доля тебе, как старшему. Вторая, как товарищу по походу - тоже тебе. А третья часть - моя, ее тоже дарю я тебе. А этого вола возьми и справь по мне годовые поминки. Всем покойникам воздавал ты почет, только меня, безымянного сына твоего, которого в доме Донбеттыров сам ты послал в Страну Мертвых, только меня никогда и ничем ты не помянул.

И вскочил он на коня своего Аласа, махнул на прощанье рукой Урызмагу и поскакал в Страну Мертвых.

Покатились слезы по щекам Урызмага, закричал он вслед сыну своему:

- Хоть еще раз обернись ко мне!

Но не оглянулся мальчик и только крикнул Урызмагу:

- Нет у меня больше времени, надо мне торопиться.

Пригнал Урызмаг домой добычу и сказал Шатане:

- О, хозяйка наша, ведь я был в походе с тем самым мальчиком, который был твоей радостью и на которого ты не нагляделась при жизни.

И услыхав об этом, погналась Шатана за мальчиком. Долго гналась за ним и вот начала его догонять и крикнула ему:

- О, ты, что был моей радостью, о, ты, на которого я не нагляделась при жизни! Хотя бы одного взгляда не пожалей для меня, хоть раз обернись ко мне!

Не обернулся к ней мальчик.

- Солнце заходит, время мое истекает, тороплюсь я в Страну Мертвых! - прокричал он ей.

И Шатана, несчастная мать, поняв, что не может он к ней обернуться, взмолилась:

- О, бог богов, мой бог! Ведь можешь ты заглянуть в сердце матери! Сделай так, чтобы сегодня на горных снегах задержался подольше солнечный свет - холодное солнце мертвых.

И по молитве ее на высоких горных снегах долго горело, не погасая, холодное тусклое солнце мертвых.

Достиг мальчик ворот в Страну Мертвых и крикнул привратнику Аминону:

- Эй, ворота открой!

- Ты опоздал, солнце уже закатилось, - ответил привратник.

- Нет, рано еще. Вон на горах светит еще солнце мертвых, - обернувшись, показал он на горы. Открыл привратник ворота, и в этот миг Шатана увидела своего сына. Мелькнула пола его одежды, на миг увидела она его лицо, и уже закрывались за ним ворота, но бросила она вдогонку свое кольцо, и оно само обвилось вокруг пальца мальчика. С этим кольцом возвратился в Страну Мертвых отважный сын Урызмага и занял свое место на коленях Барастыра.

Когда Шатана вернулась домой, зарезали они белого вола и устроили большие поминки по своему мальчику. Весь же остальной скот, добытый им, раздали они нартским беднякам.

Урызмаг и Кривой уаиг

Однажды, когда Урызмаг был в походе, собралась молодежь всех трех нартских родов на Нихасе, и завели они разговор, кто среди нартов лучший из мужчин и лучшая из женщин. Долго спорили они об этом и никак не могли притти к согласию. Иной, и видно, что ни на что не годен, а тоже хвалится: - я наилучший.

Узнала об этих спорах Шатана и сказала им:

- Пошли бы вы к старой мудрой женщине - Кармагон, да спросили бы ее. Она скажет вам, кто лучший из нартов, а кто худший.

Вот пошли юноши к старой Кармагон и пригласили ее на Нихас.

- Ради бога вашего, оставьте меня в покое, нартские хвастуны. Какой я судья в ваших спорах? - ответила им Кармагон.

- Не оставим мы тебя в покое, пока ты не скажешь нам, кто из нартов наилучший из мужчин и кто наилучшая из женщин.

Внимательным взглядом обвела всех Кармагон и сказала:

- Вижу я здесь хороших людей, вижу сильных людей, пусть удачны будут ваши доблестные дела. Но сколько ни смотрю я на вас, наилучших из вас я здесь не вижу.

- Кто же они, лучшие из нас, все же скажи нам, - требовала молодежь.

- Наилучший из мужчин - Урызмаг, а наилучшая из женщин - Шатана.

Так ответила им Кармагон, и рассердилась нартская молодежь. Обидными словами обругали они старуху и прогнали ее с Нихаса.

На другой день вернулся из похода Урызмаг. Пожаловалась ему Шатана:

- Вчера наши нартские озорники пригласили на Нихас старую Кармагон и там обидели ее.

Разгневался Урызмаг и пошел навестить Кармагон.

- Что случилось с тобой, Кармагон?

- Пусть несчастье будет уделом этих озорников, - сказала Кармагон. - Пришли они вчера ко мне, позвали меня на Нихас и стали там спрашивать: «Кто в селении нартов из мужчин наилучший и кто наилучшая из женщин?» И сказала я им: «Наилучший из мужчин Урызмаг, а из женщин наилучшая - Шатана». После этого они обругали меня и прогнали с Нихаса.

Ничего не сказал Урызмаг, вернулся к себе домой и лег спать. Рано встал он на следующее утро, призвал глашатая и сказал ему:

- Иди и прокричи, чтобы знали все три рода нартских: выследил я стадо на Черной горе, и пусть тот, кто настоящий мужчина, пойдет со мной за этой добычей. Да громче кричи, чтобы потом никто не сказал, что не знал он об этом походе.

И пошел глашатай и прокричал так громко, что услышали об этом все три нартских рода:

- Урызмаг на Черной горе выследил стадо. Кто настоящий мужчина, пусть тот идет вместе с ним за этой добычей. А кто побоится пойти, пусть не говорит потом, что не знал он об этом походе.

И повел Урызмаг за добычей на Черную гору молодежь всех трех нартских родов.

А старая Кармагон спекла в эту ночь три медовые лепешки и стала молиться над ними:

- Бог богов, мой бог! Пошли снега небывалые и спусти с гор свои вечные льды, чтобы поняли нартские хвастуны, кто из нартов наилучший мужчина.

И снег шел всю ночь. Такой выпал снег, что ни пройти, ни проехать.

Сперва Урызмаг вел нартов по берегу Белого моря, потом поднялись они по берегу Черного моря. И стали они один за другим отставать от него. Кряхтя и охая, еле добрались они обратно до своих очагов. И только один Урызмаг дошел до Черной горы и увидел, что большое стадо овец попрежнему пасется на ней. Подошел он ближе, но не видит нигде ни пастуха, ни шалаша пастушьего, только вожак-козел водит овец. Необычное это стадо - каждая овца не меньше молодого бычка, а вожак-козел ростом с верблюда.

- Зарежу-ка я одну из этих овец себе на ужин, - сказал Урызмаг и, бросившись в стадо, схватил за ногу одну ярку. Стала ярка вырываться, долго волокла она по земле Урызмага. Губы разбил Урызмаг о камни, и все же, под конец, она вырвалась.

- Силой их не одолеть, - сказал Урызмаг. - Надо их выследить, может, что-нибудь придумаю.

К вечеру стадо отправилось в путь. Ведет его вожак-козел, а Урызмаг следует за стадом. И видит Урызмаг, что входят овцы в большую пещеру. Урызмаг вошел за ними следом. Только улеглись овцы, как в пещеру, посвистывая, вошел одноглазый великан, Кривой Уаиг. На плече он нес огромное ветвистое дерево, с корнями вырванное из земли. Ударил Уаиг дерево о землю, и в щенки рассыпалось оно, - крупны для лучины, но мелки для растопки были эти щепки.

Испугался Урызмаг, увидав Уаига, но что было делать ему? Набрался он мужества и сказал Уаигу:

- Добрый вечер, хозяин!

- Будь здоров, горная мелюзга, - ответил ему Уаиг. - Какой бог тебя сюда занес?

- Я человек бродячий и зашел сюда сам.

Завалив вход в пещеру огромной каменной плитой, одноглазый Уаиг развел огонь. Своей длинной пастушеской палкой с крючком на конце поймал он за ногу одну из овец, зарезал ее, разрубил на две равные части и бросил мясо в кипящий котел. Пока мясо варилось, Уаиг растянулся у огня и уснул, наполнив храпом пещеру. Сидит Урызмаг, ждет.

Когда сварился ужин, проснулся великан, снял с огня котел и достал из него мясо. Одну половину взял он себе, другую положил Урызмагу.

- Покушай, гость.

Поужинали они вместе - как же иначе! Поблагодарил Урызмаг Уаига, и легли они спать. Настало утро, отвалил Уаиг от входа каменную плиту, расставив ноги, встал у входа и сказал ласково козлу-вожаку:

- Бодзо, мой любезный, гони-ка овец на пастбище, хорошо выпаси их, а вечером в целости пригони обратно.

Первым прошел между ног великана козел-вожак, а за ним одна за другой потекли овцы. Великан всех их пересчитал, после этого вышел сам и снова завалил вход каменной плитой.

Остался Урызмаг один внутри пещеры. Не раз пытался он за день отвалить от входа плиту, но даже не смог шевельнуть ее.

Пришел вечер. Возвратился Уаиг, отвалил плиту, впустил в пещеру свое стадо и опять закрыл вход в пещеру каменной плитой.

- Только одну ночь гость считается гостем, - сказал Уаиг Урызмагу. - Сегодня пришел твой черед готовить ужин. Посмотрим, что ты нам приготовишь.

- Из чего приготовлю я ужин, когда нет у меня ничего?

- Что ж, тогда я сам приготовлю ужин, - сказал Уаиг. Взял он свой двухконечный вертел-самоверт, пронзил двумя его концами колена Урызмага и приладил его над огнем.

- Ты будешь поджариваться, а я пока отдохну, - сказал Уаиг, лег на спину, растянулся и тотчас же захрапел.

Увидел Урызмаг, что уснул Уаиг, уперся ногой в очажный камень, ухватился рукой за надочажную цепь и, стиснув от боли зубы, он кое-как, весь опаленный, напряг все свои силы и стащил себя с вертела. Взял Урызмаг вертел в руки, раскалил его докрасна и вонзил его в единственный глаз Уаига.

С ревом вскочил великан, стал он шарить вокруг себя - искать Урызмага. Но зачем было Урызмагу оставаться стоять возле Уаига? Бросился он в середину стада и спрятался среди овец.

Ласками и обещаниями подманивает его к себе Уаиг, угрожает ему, но не слушает его Урызмаг. Снова стал ловить Уаиг Урызмага, но где ему - слепому, поймать зрячего? Замучился Уаиг и сказал Урызмагу:

- Все равно, нет мне теперь жизни, слепому. Вот в этом кольце скрыты вся моя сила и все мое счастье. Надень на руку это кольцо, и вся моя сила и все мое счастье перейдут к тебе.

Бросил Уаиг кольцо на землю. С радостью схватил его Урызмаг. Но только очутилось на его пальце кольцо Уаига, как сразу стало оно громко кричать:

- Он здесь, он здесь!

Теперь Уаигу легко было гоняться за Урызмагом. Куда бы ни бежал Урызмаг, кричало кольцо: «Он здесь, он здесь!» И великан яростно кидался на Урызмага. На волос от гибели был Урызмаг, но бог послал ему свою милость: увидел Урызмаг топор в углу пещеры, схватил он топор, положил палец свой на чурбан, - и пусть с твоим врагом случится то же самое! - палец с кольцом отскочил в одну сторону, а Урызмаг кинулся в другую. «Здесь он, здесь он!» кричало кольцо. Подбежал Уаиг, наткнулся на чурбан и вмиг испепелил чурбан - так велика была злость великана. Схватил он палец и от ярости проглотил его вместе с кольцом.

Успокоившись, сказал Уаиг Урызмагу:

- Все равно, погибла твоя голова. Не уйти тебе отсюда, поймаю я тебя у выхода.

Ничего не ответил ему Урызмаг, стал он думать, как бы уйти из пещеры. А ночью, когда пещера снова наполнилась храпом, зарезал он козла-вожака и ловко содрал с него шкуру, так что даже рога остались на ней.

Когда пришло утро и настало время выпускать овец на пастбище, отодвинул Уаиг каменную плиту, расставив ноги, встал у выхода в пещеру и ласково сказал козлу:

- Выходи, Бодзо, мой добрый козел, единственное мое упование. Веди сейчас на пастбище свое стадо и собери его к вечеру и приведи обратно.

Тут Урызмаг надел на себя шкуру козла и пошел впереди овец. Когда он подошел к Уаигу, то повыше приподнял рога; ощупал их великан кончиками своих пальцев и выпустил Урызмага из пещеры. Следом за Урызмагом пошли овцы - всех их бережно пересчитал Уаиг. Когда вышло из пещеры все стадо, скинул с себя Урызмаг козлиную шкуру и крикнул Уаигу:

- Эй, слепой осел! Теперь сколько хочешь кричи: Бодзо, Бодзо! И так же, как лишился ты своего стада, так же лишиться бы тебе всего добра своего!

Рассвирепел Уаиг и выскочил из пещеры. Но забыл он в ярости, что над глубокой пропастью его пещера. Сослепа грохнулся он в бездну и разбился насмерть.

Пригнал Урызмаг стада Уаига в селение нартов, позвал глашатая и велел ему прокричать, что всех, кто ходил с ним в поход, зовет он делить с ним добычу. И старую Кармагон тоже велел пригласить.

Было это вечером, а рано утром собрались все нарты. Видят они, делит Урызмаг добычу и одну лишнюю долю отделяет. Переглядываются нарты - невдомек им, для кого эта лишняя доля. Взял каждый то, что ему полагалось, а одна часть осталась. И сказал Урызмаг, обращаясь к старой Кармагон:

- А это тебе, Кармагон, за то, что тебя обидели.

Взяла Кармагон свою долю. Но разве могла промолчать она? И, обратившись к нартской молодежи, Кармагон сказала:

- Вот и вышло по-моему, Урызмаг - это лучший из нартов.

И согласилась кичливая нартская молодежь. Да, Урызмаг - это лучший из нартов.

Последний поход Урызмага

Одряхлел нарт Урызмаг, надломились его силы, не ездил он больше в походы. Перестала нартская молодежь спрашивать у него совета, а нашлись и такие юноши, что смеялись над Урызмагом. С утра уходил Урызмаг на Нихас и проводил там целые дни, слушал новости, которые рассказывали люди. Глядя, как состязается в стрельбе из луков нартская молодежь, вспоминал он свои молодые годы и грустил о том, что они никогда не вернутся. И каждый вечер, возвращаясь домой, говорил он:

- О, если бы еще раз сходить мне в поход, жилами врагов еще раз вытереть меч мой и нартам помочь в достижении победы! А если суждено мне без славы закончить жизнь, то лучше самому приблизить день смерти.

И однажды вечером, выйдя на большой нартский Нихас, сказал Урызмаг нартам.

- С детства и до самой старости все силы разума своего отдавал я вам. Теперь я состарился, и старая моя голова стала для вас обузой. Потому, прошу я вас: сколотите большой и крепкий сундук, положите меня в него и бросьте в море. Нельзя мне быть похороненным на кладбище нартов.

Тут некоторые юноши сказали: «Как будем мы жить, если не будет с нами мудрого Урызмага, который наставляет нас на разум?»

Ну, а другие сказали:

- Совсем уже состарился он и ни на что теперь не годен.

Никто не решился исполнить волю Урызмага. И на следующий день, придя на Нихас, Урызмаг опять стал просить, чтобы сделали сундук, положили его туда и бросили в море. Видят молодые нарты - не уговоришь старика.

На третий день сколотили они ему сундук, положили туда Урызмага, дали ему на неделю еды, плотно закрыли крышку и бросили сундук в море.

Но не поглотила этот сундук морская бездна, бережно подняли его волны морские и понесли. Долго ли, коротко ли несли они его, но однажды ночью вынесли на берег в том месте, куда пригоняли на водопой коней алдара Черноморского. Утром слуги алдара пригнали по обыкновению коней на водопой, но кони не подходят к водопою - фыркают они и рвутся прочь. Подошли слуги к воде, смотрят и видят на берегу большой сундук. Сорвали они с сундука крышку - лежит в сундуке старик в шубе.

Удивились слуги этому диву и спрашивают старика:

- Кто ты и какой бог принес тебя сюда?

- Я нарт Урызмаг. Старость моя пришла, надоела мне жизнь, и попросил я, чтобы бросили меня в море.

Побежал тут один из слуг к алдару и сказал ему:

- Пусть погибну я от немилости твоей, алдар, но тот, кого ты всю жизнь свою мечтал взять живым в плен - нарт Урызмаг - находится теперь в твоих руках.

И приказал алдар своим слугам:

- Сейчас же приведите сюда нарта Урызмага!

И когда привели Урызмага, очень был рад алдар Черноморский, что наконец-то попал к нему в плен нарт Урызмаг.

Заковали руки и ноги Урызмага в тяжелые колодки, заточили его в башню. Крепко заперли башню и оставили только малую щель, в которую с трудом можно было просунуть еду для Урызмага.

Только бог знает, долгое ли, короткое ли время просидел Урызмаг в башне. Но надоело ему сидеть там, стал он думать и вот что придумал.

Однажды, когда слуга по обыкновению принес ему убогую пищу, сказал ему Урызмаг:

- А все-таки, как посмотрю я, глуп ваш алдар. Ну, какая корысть ему от того, что я умру в этой башне? А ведь мог бы он получить выкуп за меня, как за пленного.

Побежал скорее слуга к алдару.

- Пусть погибну я от немилости твоей, наш славный повелитель, - говорит он, - но удивительные слова сказал наш пленник. «Глуп, - сказал он, - ваш алдар, как я посмотрю. Ну, какая ему корысть от того, что умру я в этой башне? А ведь мог бы он получить выкуп за меня, как за пленного».

И приказал алдар:

- Сбейте колодки с пленного и приведите его ко мне. Сбили слуги колодки с рук и ног Урызмага и привели его к алдару.

- Ну, нарт Урызмаг, какой выкуп хочешь ты предложить мне? Ведь у тебя ничего нет!

- У меня здесь, конечно, ничего нет, - ответил Урызмаг. - Но если семья моя и мое селение узнают, что их старший попал в плен, то не пожалеют они за меня никаких богатств. Сам я богат, но в три раза больше, чем есть у меня, даст за меня селение нартов.

- А все-таки, сколько я получу? - спросил алдар.

- Хорошо, я скажу тебе. И если по сердцу придется тебе мой выкуп, то ты получишь его. Большое стадо пригонят к тебе. Будет в нем сто раз по сто однорогих быков, сто раз по сто двурогих, сто раз по сто трехрогих, сто раз по сто четверорогих и сто раз по сто пятирогих.

Как было не обрадоваться алдару, когда услышал он о таком богатом выкупе! Развеселился алдар и сказал Урызмагу:

- Скорей, скорей посылай в свое селение!

- Дай мне людей, которых я мог бы послать гонцами, - сказал Урызмаг. - Нужны мне двое мужчин: чтобы у одного были черные волосы, а у другого - русые. Они передадут нартам мое слово и укажут им дорогу сюда.

Приказал алдар, и двое мужчин - один с черными, а другой с русыми волосами, пришли к Урызмагу. Рассказал им Урызмаг, как ехать в Страну Нартов и велел им:

- Когда приедете, скажите нартам, что попал Урызмаг в плен к алдару Черноморскому и просит прислать за него выкуп: сто раз по сто однорогих быков, сто раз по сто двурогих быков, сто раз по сто трехрогих быков, сто раз по сто четверорогих быков и сто раз по сто пятирогих. Пусть одного черного быка и одного бурого погонят нарты впереди стада. Эти два быка укажут им сюда самый верный путь. Если же заупрямятся эти быки, пусть отрубят голову черному быку и голову его повесят бурому быку на шею, и тогда он приведет их сюда.

Отправились гонцы в Страну Нартов. Долго ли, коротко ли они ехали, но как-то вечером доехали. Нарты сидели в то время на Нихасе.

- Добрый вечер! - сказали гонцы.

- Пусть будет счастлива ваша жизнь, дорогие гости, - ответили нарты. - По всему видно, что прибыли вы издалека. Солнце или ненастье привело вас?

- Готовы мы проглотить ваши недуги, добрые люди, - ответили гонцы. - Прибыли мы из страны алдара Черноморского. В руки нашего алдара попал нарт Урызмаг. Потребовал алдар наш у него выкуп, согласился Урызмаг и прислал нас за выкупом.

Что и говорить: обрадовались нарты тому, что жив Урызмаг, и спросили гонцов:

- Ваши недуги готовы мы проглотить, дорогие гости. Какой выкуп требует хозяин ваш от Урызмага?

И ответили гонцы:

- Вот что просил передать вам нарт Урызмаг: «Вышлиге за меня выкуп сто раз по сто однорогих быков, сто раз по сто двурогих, сто раз по сто трехрогих, сто раз по сто четверорогих и сто раз по сто пятирогих. Одного черного быка и одного бурого быка погоните впереди стада. Эти два быка укажут вам сюда самый верный путь. Если же заупрямятся эти быки, то отрубите голову черному быку и повесьте ее бурому быку на шею, и тогда он верный путь укажет в страну алдара Черноморского».

Устроили нарты гостей на ночлег, а сами стали думать, где достать им такой выкуп.

- У ста по сто быков отрежем по рогу, и будет у нас столько однорогих быков, сколько нужно. О двурогих и говорить не будем - их легко собрать. Но где сыщем мы трехрогих, четверорогих и пятирогих быков? О таких и не слышали мы никогда.

Долго спорили нарты, ничего не решили и, раздосадованные и встревоженные, пошли к Шатане.

- Слушай, Шатана, прислал твой старик гонцов из страны алдара Черноморского и требует он, чтобы дали мы за него однорогих, двурогих, трехрогих, четверорогих и пятирогих быков. Однорогих быков добыть легко, если у двурогих отрубить по рогу, двурогих у нас много, но откуда возьмем мы трехрогих, четверорогих и пятирогих? Ведь мы и слышать никогда не слыхали о таких быках!

И, выслушав их, рассмеялась Шатана:

- Ну, вижу я, без этого старика вы все пропадете. Видно, опять нашел он для вас нетронутое еще вами вражье логово, полное добычи. Он вас зовет туда и указывает, какое войско нужно вам снарядить. Быки однорогие - пешее войско, быки двурогие - конница. Быки трехрогие - копьеносцы, четверорогие - кольчужники, а пятирогие быки - это войска, всеми видами оружия снаряженные.

- А как понимать нам слова: отрежьте голову быку черному и повесьте ее на шею быку бурому? - спросили нарты Шатану.

- А значит это вот что: когда выступите вы в поход, то заставьте тех, кто прислан сюда гонцами, указывать вам путь в страну алдара Черноморского. А если будут они сбивать вас с пути, то отрубите голову черноволосому и повесьте ее на шею русому, и тот приведет вас, куда нужно.

Быстро взялись за дело нарты - в три дня снарядили они могучее войско. Велели они гонцам вести их в страну алдара Черноморского. Догадались гонцы, что с недобрыми намерениями идет к ним в страну грозное нартское войско; и когда отошли они далеко от Страны Нартов, стали хитрить гонцы: то в одну сторону пойдут, то в другую, хотят завести на погибель нартское войско. Тогда нартские воины отрубили черноволосому голову и повесили ее на шею русому. Испугался русый и повел нартов по правильному пути в страну алдара Черноморского.

Верно рассчитал Урызмаг время, когда должны подойти нартские войска, и сказал он в этот день алдару:

- Пойдем-ка, поглядим с вершины башни, не гонят ли нарты стада, чтобы выкупить меня.

Поднялись они на башню и видят: далеко, там, где степь сходится с небом, чернеет что-то, точно грозовая туча. Понял Урызмаг, приближается нартское войско, и сказал алдару:

- Ну, видишь, гонят выкуп за твоего узника. Пошли же навстречу всех своих воинов, чтобы помогли они гнать такое большое стадо. Только пусть не берут они с собой оружия, а то у этого скота бешеный нрав: увидев оружие, бросится в разные стороны и рассеется по степи. Тогда уж не пеняй на меня.

И сколько было людей у алдара - всех послал он навстречу нартским войскам и под страхом смерти запретил своим людям брать с собой что-нибудь, кроме кнутов и палок.

Увидели нарты людей алдара и стали истреблять их. Подобно облаку поднялась пыль над степью. Смотрят алдар и Урызмаг в степь с вершины башни, и спросил алдар Урызмага:

- Что это за облако, подобное дыму, поднялось над степью?

- Грузный скот гонят тебе на выкуп, - ответил Урызмаг. - И ты видишь пар от его дыхания и пыль, которую поднимают их копыта.

- Не кажется ли тебе, что шум боя доносится сюда? - спросил алдар.

- Когда идет такой грузный скот, подобны шуму боя топот копыт его и мычание, - ответил Урызмаг.

Тем временем нартские войска истребили воинов алдара Черноморского, от века не упомнят люди такого побоища. И Урызмаг, видя, что удался хитроумный замысел его, со всей силы ударил по лицу алдара Черноморского.

- Ты нарта Урызмага хотел погубить? Посмотри же вниз: как собак истребили нарты все твое войско.

И, схватив за руку алдара Черноморского, Урызмаг сбросил его с башни.

Обрадовались нарты, увидав, что жив старый Урызмаг. И сказал им Урызмаг:

- Вижу я, что если не будет с вами старой моей головы, то, пожалуй, ворона утащит вас в свое гнездо.

Много скота нашли нарты в стране алдара Черноморского. Много добра его увезли они в Страну Нартов. По справедливости поделили они добычу между тремя нартскими родами - ни один человек не был обижен. Целый год резали они скот алдара Черноморского, целый год пировали, поминая погибших нартских воинов.

Так и в старости своей помогал нартам мудрый Урызмаг.

Как появилось пиво

Опустилась птичка на хмелевую лозу, сорвала она зеленую шишечку хмеля и три зернышка выклевала из нее. Весело вспорхнула и полетела прямехонько в селение доблестных нартов и опустилась там на хуртуан, - где сушился на солнце сладкий солод. Клюнула она зернышко - одно только зернышко сладкого солода, и свалилась пташка на землю. Хочет вспорхнуть, а крылья точно подрезаны. Хочет бежать, а лапки не держат ее. Увидал ее тут нарт Урызмаг, поднял с земли, принес ее в дом и показал жене своей - мудрой Шатане, славной нартской хозяйке.

Шатана бережно взяла птичку в - руки и положила ее на кучу пшеничных зерен. И чудо! - сколько сверху ни брала пшеницы, не становилось ее меньше. А птичка скоро очнулась, запорхала, защебетала и улетела прочь.

И задумалась вещая Шатана. Стала спрашивать она Урызмага, и рассказал Урызмаг Шатане, что на глазах у него приключилось с птичкой. А об остальном мудрая Шатана сама догадалась. Смолола она солода, сварила его, процедила варево и положила в него крепкую закваску из хмеля. Зашипело, заискрилось варево и покрылось белой пеной. Пили нарты и дивились такому напитку.

Из чего варится пиво? - Из солода ячменного, из солода пшеничного, а закваску возьми с хмеля, что вьется по орешнику.

А если хочешь узнать, как сварить пиво, спроси об этом мудрую Шатану.

Сослан

Рождение Сослана и его закалка

На берег большой реки постирать вышла Шатана. А на другом берегу пас стадо молодой пастух.

В коротком бешмете была Шатана, и увидел пастух ее белое красивое тело. С такой силой овладела им страсть, что в изнеможении опустился он на камень.

Шатана видела все это. Заметила она камень и стала считать дни. Когда пришло время, привела Шатана на берег реки молодых сильных нартов и велела им расколоть этот камень. Исполнили юноши просьбу Шатаны. А когда треснул под ударами камень, отослала она юношей прочь, а сама осторожно убрала каменные осколки и вынула из сердцевины камня живого младенца. Это был мальчик. К себе домой принесла его Шатана и дала ему имя Сослан. Стал Сослан подрастать и сказал он однажды Шатане:

- Той едой, что вы кормите меня, лучше кормите собаку, она хоть порог вам будет стеречь.

Но не поняла Шатана слов его.

Кто знает, долгое ли, короткое ли время прошло с тех пор, только Сослан снова говорит Шатане:

- Той едой, что вы кормите меня, лучше кормите собаку, она хоть порог ваш стеречь будет.

- Что это ты такое говоришь? - спросила Шатана.

- Если вы хотите, чтоб стал я человеком, то отдайте меня небесному кузнецу Курдалагону, пусть закалит он меня в молоке волчицы, - вот что хочу я сказать.

Дружно жили нарты с небожителями в то время - ели и пили за одним столом. Позвала Шатана к себе в дом Курдалагона, он быстро явился на зов ее. Рассказала ему Шатана о том, что требует Сослан.

- Так и сделаю, - сказал Курдалагон.

Курдалагон велел из ствола большого дерева выдолбить ладью, в которой смог бы поместиться Сослан. Нарты стояли и смотрели, как делают ладью. Сырдон, сын Гатага, догадался обо всем и, пробежав мимо, сказал:

- Испытать бы страданья вам, нартские люди! Вы только поглядите, что он делает! Знает, для кого готовит ладью, а долбит ее на четыре пальца длиннее.

Сбился со счета тот, кто делал ладью, и сделал ее на четыре пальца короче, чем нужно.

- Теперь и закалить его можно, - сказал Курдалагон Шатане. - Приготовь мне дубового угля сто мешков и добудь сто бурдюков молока волчицы.

Без труда нажгла Шатана сто мешков дубового угля, но не придумает она, откуда достать ей столько молока волчицы.

Думала она, думала и обратилась за помощью к Урызмагу:

- Нужно мне сто бурдюков молока волчицы, достань его мне.

- Скажи мне, как достать его, и я достану, - ответил Урызмаг.

- Я скажу тебе. Там, где сходятся семь дорог, построй шатер. Самые вкусные яства буду я посылать тебе туда, а ты угощай ими всех прохожих-проезжих и у каждого спрашивай, как добыть молока волчицы.

Так и сделал Урызмаг. На перепутьи семи дорог поставил он шатер, и стала Шатана присылать ему самые вкусные кушанья. И всякого прохожего-проезжего обильно угощал Урызмаг. Благодарили люди Урызмага, но когда спрашивал он, где бы добыть ему молока волчицы, то удивлялись гости и думали, что Урызмаг помешался.

Время идет. Сидит Урызмаг в своем шатре на перепутьи семи дорог и ничего не может узнать. Бежит мимо него всех собак прародительница - собака Силам. Голодна она была в то время. Позвал ее Урызмаг и накормил досыта.

- Что ты здесь делаешь? - спросила его Силам.

- Хочу я узнать, как достать мне волчьего молока, - ответил ей Урызмаг. - Вот и сижу здесь, на перепутьи семи дорог.

- Целую неделю корми меня досыта тем, что я пожелаю, и достану я тебе волчьего молока, - сказала ему собака.

Согласился Урызмаг и стал посылать к Шатане за всеми кушаньями, каких только ни требовала собака.

«Вот теперь-то нашла я то, что искала», подумала Шатана. И какие бы кушанья ни просил Урызмаг для собаки - все посылала ему Шатана.

Так целую неделю кормил Урызмаг собаку, и после этого сказала ему Силам:

- Теперь построй высокий загон.

Сделал Урызмаг крепкие плетни и построил из них высокий загон. Побежала собака в лес и стаю за стаей стала она пригонять в этот загон свирепых волчиц. Далеко было слышно, как воют они, рычат и грызутся в загоне.

- Теперь можешь их доить, - сказала Урызмагу собака Силам.

- Легко сказать, доить, - ответил ей Урызмаг. - Ведь они растерзают меня.

Тогда вошла собака Силам в загон, схватила одну из волчиц за мохнатый загривок и подвела ее к Урызмагу.

Выдоил Урызмаг волчицу, и собака Силам отпустила ее на волю. Так одну за другой выдоил он всех волчиц. Сто бурдюков наполнились волчьим молоком.

На дно глубокого оврага положили Сослана, углями засыпали его и, поставив сто мехов на одном конце оврага, стали из них дуть. Докрасна раскалились угли.

Тогда спросила у Курдалагона Шатана:

- Посмотри на мальчика, не улыбается ли он?

Посмотрел Курдалагон на Сослана, но мальчик лежал спокойно и улыбки не было на его лице. И тогда еще сильнее велела дуть Шатана. Так прошло много времени. Опять Курдалагон посмотрел на мальчика и видит: разрумянился мальчик, и улыбка появилась на его лице.

И тогда из всех ста бурдюков слили волчье молоко и наполнили им ладью. Из пламенеющих углей выхватил Курдалагон раскаленного Сослана и бросил его в молоко.

Зашипело и в белый пар обратилось молоко - закалился Сослан. Но сделал Сырдон свое дело злое: на четыре пальца оказалась короче ладья, не мог Сослан вытянуться в ней во весь свой рост, согнул он колени, и волчье молоко не покрыло их. В чистый булат превратилось все тело Сослана, но незакаленными остались его колени.

Чем небожители одарили Сослана

Небесный Сафа, покровитель домашнего очага, устроил торжественный пир небожителям. Позвал он Уастырджи, покровителя мужчин, воинов и странников, и повелителя громов Уацилла, и одноглазого Афсати - властителя благородных зверей, и Фалвара, которому послушны овцы и козы и всякий иной мелкий скот, и небесного кузнеца Курдалагона. Приглашен был на пир всех ветров повелитель - суровый Галагон и владыка вод Донбеттыр.

В светлых чертогах Сафа накрыты столы, небожители сидят за столами, пьют из турьих рогов сладкое черное пиво, а молодой нарт Сослан прислуживает им. И сказали небожители:

- Сафа, у друга твоего Сослана кровь Ахсартаггата струится в жилах!

И ответил небесный Сафа:

- Славен род Ахсартаггата. Ничего в мире они не боятся и в жажде боя горят синим огнем.

И тогда Уастырджи - покровитель отважных мужчин, поднял здравицу за Сослана. И, сказав ему хвалебное слово, кончил он так:

- Дарю я нарту Сослану меч мой - фаринк, тот, что на таком же пиршестве подарил мне небесный кузнец Курдалагон.

До самого дна выпил Уастырджи большой турий рог. А вслед за ним за здоровье Сослана здравицу выпил Афсати - повелитель благородных зверей.

И от души поблагодарив небожителя, сказал ему молодой Сослан:

- Все благородные звери в горах и на равнинах находятся под твоей высокой охраной, Афсати. Строго сторожишь ты их, не подпускаешь к ним близко нас, бедных земных людей.

И слово за людей замолвил сам небесный Сафа. Сказал он Афсати:

- Много у тебя скота, Афсати, и понапрасну пропадает он в ущельях. Не будь же скуп, Афсати, не пожалей и отдай людям часть своего богатства. И люди никогда тебе этого не забудут.

- Я согласен, - ответил властитель благородных зверей. - Часть скота своего, что ходит в лесах и на равнинах, уделю я нартам, но и от них я потребую дара: пусть охотник, собираясь на охоту, захватит с собой из дому три лепешки, на перевале пусть он ими поминет меня. А потом, когда на Черной горе будет ему удача и убьет он зверя, пусть правую ладыжку побережет он и отдаст ее тому, кого первого встретит.

И тот добрый Фалвара, которому послушны овцы и козы и весь мелкий рогатый скот, поднял здравицу за Сослана и сказал:

- Чтобы серые волки не слишком разбойничали среди твоих стад, я научу тебя, нарт Сослан, заговорным словам. И когда твой скот будет на пастбищах и нападут на него волки, скажи ты эти слова, и вмиг приду я на защиту твоих стад, и ни одной головы не посмеет задрать серый волк.

Большой турий рог поднял за здоровье Сослана повелитель громов Уацилла.

И Сослан, по обычаю нартов, поблагодарил его и сказал ему:

- У тебя, повелитель громов, прошу я сегодня для земных людей только одного дара. Слышал я, что хлебные зерна хранишь ты в сумке своей. Не пожалей их для людей, живущих на земле, и навек они будут тебе благодарны.

- Пусть будет так, - сказал Уацилла. - Вы получите эти зерна. Весной, как только станет согреваться земля, вы будете их сеять на южных склонах гор и холмов. И теми зернами, которые вы соберете осенью, будете кормиться целый год.

Тут небесный кузнец Курдалагон поднял турий рог за здоровье Сослана. И сам Сафа, хозяин небес, обратился к нему и попросил у него подарка для Сослана.

- О, Курдалагон, - сказал Сафа. - С утра до вечера и целые ночи подряд бьешь ты по своей наковальне и не даешь нам сомкнуть глаз. Но только мечи куешь ты и для боя в булат закаляешь людей.

- Я понял тебя, мудрый Сафа, - ответил ему Курдалагон. - Я понял, зачем ты позвал всех нас на это пиршество. Ты хочешь, чтобы мы одарили любимых тобою земных людей. Хорошо, пусть будет так. В кузнице своей я изготовлю соху для нартов, и каждой весной они будут ею вспахивать свои пашни.

Поблагодарил его Сослан и сказал:

- О, Курдалагон, небесный кузнец, каждую весну будем мы варить сладкое пиво и на пашнях своих будем прославлять твое имя.

И обратился Сослан к повелителю ветров - Галагону:

- О, суровый Галагон, мы не ждем от тебя подарков, только не насылай на нас свои метели и бури.

- Многого ты хочешь, отпрыск нартов. Если бы даже я и дал тебе такое слово, то все равно не смогу я его сдержать. Но и я хочу сегодня одарить тебя. Когда осенью будете вы веять зерно на току, то нашлю я ветер, унесет он мякину и останется вам чистое, тяжелое зерно.

- Вот за это спасибо тебе, Галагон. Но и я даю тебе слово, нартское слово, что последнюю лопату зерна каждого урожая мы отдавать будем тебе.

За здоровье нарта Сослана выпил последним повелитель вод - Донбеттыр.

И по обычаю нартов, от души поблагодарив его, попросил Сослан Донбеттыра:

- Донбеттыр, повелитель всех вод! Мы знаем, как ты могуч, удели же и ты какой-нибудь дар храбрым нартам.

- Отпрыск нартов! - ответил ему Донбеттыр. - Отныне пусть нарты строят мельницы на моих бегущих водах, а я поручу резвым моим дочерям, чтобы они днем и ночью вертели в воде колеса. Вот мой подарок земным людям.

Поблагодарил Сафа своих гостей за все эти дары, и небожители разошлись по домам.

Сослан ищет того, кто сильнее его

Собралась раз нартская молодежь на Площади Игр. Сначала завели большой симд, любимую долгую нартскую пляску. Отличился Сослан в этом симде, никто не смог сплясать лучше него. Хорошо он плясал на земле, но не хуже сплясал он на плечах нартских юношей.

После симда стали состязаться в стрельбе из лука. Наметили цели и стали пускать в них стрелы. Немало было метких стрелков среди нартских юношей, но опять впереди всех оказался Сослан. Только его стрела всегда попадала в цель.

Неподалеку, на берегу большой, широкой реки, отдыхало стадо.

- А ну, испытаем-ка мы также и силу свою, - сказали нартские юноши.

Выбрал каждый по молодому быку и, схватив его за рога, старался перебросить через реку. Никому это не удавалось, Но вот Сослан выбрал самого крупного быка, какой только был в стаде, взял его за рога, размахнулся, и грохнулся бык на другом берегу реки.

Удивлялись люди силе Сослана и говорили, что нет на земле человека сильнее его.

«В Стране Нартов, правда, нет такого человека, который мог бы со мной померяться силой, - думал Сослан, вернувшись домой после состязаний. - Придется мне отправиться в другие страны и поискать там силу сильнее моей».

Захватил Сослан с собой все, что может пригодиться в дороге, и отправился в путь. Долгое ли, короткое ли время он шел, но вот достиг он берега большой реки. Пошел Сослан вниз по течению. Вдруг видит: идет ему навстречу рыбак: Удилищем рыбаку служит целое дерево, а вместо червяка крупная овца насажена на крючок.

- Удачи тебе желаю, - сказал Сослан рыбаку.

- В здравии к нам прибывай, - ответил ему рыбак. - Какая нужда привела тебя к нам?

- Я ищу человека, с которым мог бы померяться силой, - сказал ему Сослан, - но вижу, что не встречу никого сильнее тебя.

- Не так уж велика моя сила, - сказал рыбак. - Пройди-ка дальше вниз по реке. Там удит рыбу старший мой брат, он сильнее меня.

Отправился Сослан дальше, вниз по реке. Идет он и видит: сидит на берегу реки рыбак, удилищем ему служит дерево еще большей величины, а на крючке висит туша коровы.

- Удачи тебе желаю, - сказал Сослан рыбаку.

- В здравии к нам прибывай, - ответил ему рыбак. - Куда путь держишь? Кого ищешь?

- Я ищу человека, с которым мог бы померяться силой, но вижу, что не встречу никого сильнее тебя.

- Не так уж велика моя сила, - ответил ему рыбак. - Пройди вниз по реке, там старший мой брат ловит рыбу, он сильнее меня.

Пошел Сослан дальше и увидел он еще одного рыбака. Удилищем ему служит еще большее дерево, и туша быка висит на крючке.

- Желаю тебе радости, - сказал Сослан.

- В здравии к нам прибывай, гость, - ответил ему рыбак. - Откуда ты, добрый человек?

- Я ищу человека, с которым мог бы померяться силой, - сказал ему Сослан. - Но вижу, что не встречу человека сильнее тебя.

- Ну, что ж, - сказал рыбак, - иди к нам домой, искатель силы, а там видно будет.

Указал рыбак дорогу в свой дом, и Сослан по берегу реки пришел к этому дому. Переступил через порог Сослан, и видит: сидит у очага женщина.

- Пусть будет добрый твой день, мать моя, - сказал ей Сослан.

- Не назвал бы ты меня своей матерью, я бы кровью твоей сняла ржавчину с моих зубов, - ответила ему женщина. - Но теперь ты мой гость и будь здоров. Откуда ты идешь и чего ищешь?

- Из Страны Нартов иду я, - сказал Сослан. - Ищу силу сильнее моей. В нашей стране я всех одолел и пошел искать по свету человека, с которым мог бы померяться силой.

- Ой, ой!.. Забудь об этом. Сыновья ловят рыбу. И если вечером, вернувшись домой, они застанут тебя здесь, то съедят тебя и даже костей не оставят. Вот на - закуси, отдохни, а я придумаю, как мне защитить тебя от моих сыновей.

Быстро внесла она круглый столик - трехногий, едой уставленный. Досыта наелся Сослан, и когда кончил он есть, приподняла женщина огромное сито, что лежало вверх дном, и спрятала под ним Сослана. Несколько раз пытался Сослан поднять это сито, но даже пошевелить его не смог.

Вечером все три брата вернулись домой и спросили у матери:

- Мы сегодня прислали сюда кичливого горного человечка! Подай-ка его нам, и мы костями его прочистим свои зубы. Давно не приходилось нам пробовать человеческого мяса.

- Вам надо поесть чего-нибудь посытнее, - ответила им мать. - Человечек никуда не денется, он здесь под ситом и пусть останется вам на завтрак.

Мать накормила своих сыновей ужином и уложила их спать. Когда ж они уснули, выпустила Сослана из-под сита, отнесла его к двери, показала ему дорогу и сказала:

- Беги изо всех сил. Только твои ноги могут спасти тебя, больше тебе не на что надеяться.

Когда проснулись утром великаны и мать сказала, что гость их сбежал, погнались они за ним. Как заяц бежит от них Сослан - что же ему еще делать? Видит Сослан, настигают его великаны. Собрал Сослан все свои силы и догнал одного путника. Поглядел на него Сослан и видит, перед ним тоже великан - одноглазый и однорукий уаиг.

- Ай, ай! - сказал Сослан. - Тебе поручаю себя и на земле и на том свете. Если только догонят они меня, пропал я.

- Если бы ты поручил себя даже богу, он не сделал бы для тебя больше, чем я, - сказал уаиг, бросил Сослана к себе в рот и спрятал его под языком.

Нагнали братья одноглазого и однорукого уаига и спрашивают его:

- Не пробегала ли здесь наша горная птичка?

- Не видел я никакой горной птички, - ответил им уаиг. - Некогда мне попусту болтать с вами. Оставьте меня в покое.

- Поскорее отдай нашего маленького человечка, иначе плохо тебе будет, - стали приставать к нему братья.

- Шли бы вы своей дорогой. Ничего хорошего не дождетесь вы от меня, - опять сказал им уаиг.

Тут бросились на него братья.

- Теперь только на себя пеняйте, - сказал уаиг, схватил всех трех своей единственной рукой, бросил на землю и сел на них.

Выплюнул он Сослана из-под своего языка и сказал ему:

- На бедре у меня растет волос. Вырви его, и я свяжу им этих трех неуемных.

Схватил Сослан волос, тянет-тянет, а вырвать не может. Как веревку, три раза обернул Сослан этот волос вокруг своей поясницы, рванулся всей своей тяжестью и все-таки не смог вырвать.

- Ножом его отрежь, - сказал уаиг.

Достал Сослан свой меч и, держа одной рукой волос, ударил по нему мечом. И стало лезвие меча не острее тупой стороны ножа, а волос так и остался цел. Тогда однорукий уаиг наступил коленом на трех братьев, сам вырвал свой волос и крепко связал им братьев. Тут поняли братья, что они побеждены, и стали жалобно просить:

- Ничего мы от тебя не хотим, только освободи нас и отпусти домой.

Освободил их однорукий и отпустил домой. Сам же вместе с Сосланом отправился дальше. И спрашивает однорукий у Сослана:

- Где странствовал ты? Чего ищешь и почему один отправился в поход?

- Я нарт Сослан. Испытывала раз наша молодежь свою силу: бросали мы через широкую реку молодых быков. И только мне удалось это. После этого загордился я и отправился в чужие страны поискать, на ком бы свою силу испробовать. Ты видел, каково пришлось мне. Спасибо тебе! Если бы не ты, не пришлось бы мне больше ступить на нартскую землю.

- В нашей стране, Сослан, любой месячный младенец может перебросить через широкую реку самого большого быка, и все-таки мы не кичимся так своей силой, как ты. Вот послушай, что один раз произошло со мной.

Я младший из семи братьев. Отец наш в то время тоже еще был здоров, как олень. Однажды мы все вместе отправились в поход. Несколько дней скитались мы, но ничего нам не встретилось. И вот как-то, после обеда, тучки набежали на небо, пошел дождь, и стали мы искать, где бы нам укрыться от дождя. Увидели мы пещеру. Нас было восемь человек, и все мы свободно в ней разместились. Через некоторое время увидели мы, что мимо нашей пещеры гонит пастух свое стадо. Озорной козел подбежал к нашей пещере и стал о нее тереться. И так был велик этот козел, что пещера наша закачалась во все стороны, как колыбель, и тогда поняли мы, что приняли за пещеру лошадиный череп. - Прочь, прочь! - закричал пастух на козла. Но козел не послушался его и не пошел со стадом. Рассердился пастух и коршуном кинулся на него. Козел помчался прочь, а пастух сунул палку в глазницу лошадиного черепа, в котором мы сидели, размахнулся и бросил череп вдогонку козлу. Он бросил метко. Ударился череп о рога озорного козла и разбился. И все, кто был внутри - и кони и люди - посыпались в разные стороны. Да и что иное могло быть с нами? Увидел нас пастух, кинулся на нас. И убил отца моего и всех шестерых братьев. У меня успел он вырвать только руку и вернулся к своим козам. Когда всаживал он палку в глазницу черепа, задел он мой глаз, и глаз мой вытек. Видишь, какие дела происходят на земле!

С тех пор я никогда и ни с кем не стремлюсь померяться силой. И всем, кто любит меня и кого я люблю, говорю: никогда не ищите силы сильнее себя. Возвращайся домой, мое солнышко, и никогда не говори больше, что нет на свете человека сильнее тебя.

Так простились они, и пошел однорукий в свое селение, а нарт Сослан вернулся к себе домой.

Сослан и гумский человек

Пошел раз Сослан на охоту. Только одного зайца посчастливилось ему убить. Снял с него Сослан шкурку, тушку заячью разделил на части, приготовил из печени его шашлык на вертеле, а то, что осталось, завернул в шкурку и отложил в сторону. Когда шашлык поджарился, Сослан, раньше чем приступить к еде, сказал по обычаю: «Жив бог».

И как только сказал он это, все заячье мясо опять собралось под шкурку, и заяц ожил.

Всплеснул руками Сослан:

- Что за диво! Кто поверит мне, что подобное может случиться? Я убил зайца, снял с него шкурку, на части разрезал мясо, из печени его шашлык приготовил, и вдруг заяц ожил!

- Это совсем не диво, - сказал заяц, убегая. - Диво ты увидишь за Гумским перевалом.

«Во что бы то ни стало должен видеть я диво, еще более дивное, чем то, что случилось с зайцем», подумал Сослан и вернулся домой.

Велел он приготовить себе в дорогу вкусную пищу, которую легко было бы нести, сел на коня своего и отправился в страну Гум.

Через семь перевалов перебрался Сослан, и вот перед ним восьмой перевал - Гумский перевал. Увидел он на перевале след оленя. Пошел он по следу и увидел на поляне оленя. И так красив был этот олень, что жаль было Сослану убивать его. Стоило пошевелиться оленю, - бубенцами звенела шерсть на нем.

От бугорка к бугорку, от травинки к травинке стал Сослан подкрадываться к оленю. Приблизившись на полет стрелы, он уже прицелился в него, но не успел спустить свою стрелу, как в воздухе просвистела стрела другого охотника. Зашатался олень и покатился с кручи.

- Что за собака, что за осел? Кто посмел застрелить моего оленя? - закричал тут Сослан во все горло.

Никто не ответил ему. Спустился Сослан по кровавому следу вниз в ущелье и видит - лежит на дне ущелья убитый олень, а возле него стоит человек. А человек этот ростом не меньше башни.

- Это ты убил моего оленя? - спросил его Сослан.

- Ты угадал. Это я убил оленя, - ответил человек.

- Олень этот принадлежит мне! - заносчиво сказал Сослан. - Как же ты посмел убить его?

- Если то был твой олень, то зачем же ты не выстрелил в него раньше меня, - ответил человек. - Я такой же охотник, как ты, и нахожусь я в своей стране - в Гумском ущельи. Зачем же ты кричишь и ругаешь меня?

- А ты кто? - спросил его Сослан.

- Я из страны Гум. А сам ты кто и откуда пришел?

- Я - Сослан, нартский человек.

- Нартский человек, - сказал человек из страны Гум. - Бог дал нам обоим вместе этого оленя. Подойди, и мы снимем с него шкуру.

На этом кончилась их ссора, и они вместе стали снимать шкуру с оленя. И когда сняли шкуру, протянул гумский человек Сослану свой нож и сказал ему:

- Нартский человек, подели оленя по своему обычаю.

- Ты убил оленя, - ответил Сослан, - тебе и надлежит делить его.

Разделил гумский человек оленя на три части.

«Что бы это могло означать? - думает Сослан. - Одна часть будет моя, другая его. Третью часть он тоже, конечно, хочет взять себе. Но если ему достанется больше, чем мне, для меня это будет хуже смерти».

Разделил оленя гумский человек и сказал Сослану:

- Твое право, нарт Сослан, выбирать первому - любую часть.

- Нет, солнце мое, - сказал Сослан. - Ты убил оленя, тебе первому и выбирать.

Выбрал тогда гумский человек одну долю и сказал:

- Это будет твоя доля, Сослан, - и, указавши на вторую долю, он добавил: - ты пришел издалека. И поэтому эта доля тоже тебе от меня, как гостю. Ну, а третья доля моя.

Зажарили они шашлык, угостились наславу. Потом каждый забрал свою долю, и стали они собираться в путь. И сказал гумский человек Сослану:

- Нартский человек, выбирай себе подарок, что хочешь ты: вот мой меч, вот конь мой, вот мой лук. Выбери себе то, что тебе нравится, и возьми себе, чтобы добром поминать меня в Стране Нартов.

Поблагодарил Сослан гумского человека, но от подарка отказался. Подали они на прощанье друг другу руки и сели на своих коней.

Гумский человек направился в страну Гум, а Сослан в Страну Нартов. Но, отъехав не очень далеко, подумал Сослан: «Ведь гумский человек давал мне подарок, зачем же я не взял его? Не воспользовался я счастьем... Как расскажу я об этом в Стране Нартов? Вернусь-ка я обратно».

Повернул Сослан своего коня обратно, догоняет он гумского человека и кричит ему:

- Эй, гумский человек! Остановись, мне нужно еще поговорить с тобой.

Гумский человек тоже повернул своего коня. И снова съехались они на том месте, где делили оленя.

- Чего тебе, нарт Сослан? - спросил его гумский человек. - Или ты забыл что?

И Сослан сказал:

- Уж такой народ мы, нарты, что если нам подарок честью дают, то отказываемся мы брать его, а потом жалеем, зачем не взяли.

- А мы такой народ, - ответил гумский- человек, - что когда честью предлагаем подарок и его не берут, мы больше его не дарим.

Слово за слово, - поссорились два человека. Стали пускать они стрелы друг в друга, потом Сослан выхватил меч, а гумский человек - саблю, и стали они наносить друг другу удары. По восемнадцати ран было у каждого, и не в силах они были больше сражаться - один повалился по одну сторону тропы, а другой по другую. До вечера они отдыхали, а потом сказали друг другу:

- Отправимся пока по домам, залечим свои раны, а ровно через год опять встретимся здесь.

С трудом взобрались они на своих коней, и Сослан поехал в Страну Нартов, а гумский человек умчался в страну Гум.

Наняли они лекарей, за год залечили раны и снова встретились они на том же месте.

Издали увидел Сослан человека из страны Гум и стал пускать в него стрелы. Приблизился к нему гумский человек и сказал:

- Да погибнуть нам обоим, нартский человек. Ведь мы с тобой не кровники, зачем же мы хотим убить друг друга?

Тогда бросили они в разные стороны свое оружие, подали друг другу руки и крепко обнялись.

- Раз мы стали друзьями, должен ты побывать в моем доме, - сказал гумский человек.

Сели они на коней своих и поехали в гумское селение. Хорошо угостил гумский человек Сослана. Целую неделю не вставали они из-за стола.

Когда прошла эта неделя и Сослан собрался домой, подарил ему гумский человек свой лук и в придачу еще дал ему шкуру того оленя, из-за которого вышел весь спор. А шкура эта была такая, что каждый волос ее звенел колокольчиком, а каждая щетинка смеялась бубенчиком. И стоило только тронуть эту шкуру, как начинала она петь чудесными голосами.

Позвал Сослан к себе гумского человека. Приехали они в Страну Нартов, и там в родном доме радушно принял его Сослан и угощал его целую неделю. А когда через неделю захотел гумский человек возвратиться в свою страну, - как было не сделать ему подарка. И подарил ему Сослан своего коня.

Так стали названными братьями Сослан и гумский человек.

Сослан и сыновья Тара

Суровую зиму переживала Страна Нартов. Глубокие снега скрыли все пастбища, и скот голодал. Но особенно боялись нарты за своих коней.

- Что будем делать мы, если падут наши кони? Ведь человек без коня, все равно, что птица без крыльев, - говорили нарты.

И собрались раз лучшие из нартов в большой Нартский Дом и стали думать, как бы спасти им своих коней и свой скот. И спросили они Урызмага:

- Ты всюду бывал, знаешь все страны. Нет ли такой страны, где зимой не бывает снега?

- Знаю я такую страну, - ответил Урызмаг. - Это страна сыновей Тара. На берегу моря находится она. Круглый год колышатся там густые шелковистые травы и даже зимой бывают они не ниже колен. Хорошо бы попасти на тех пастбищах свой скот. Только опасно гнать его туда. Есть у Тара два сына - Мукара и Бибыц. Если мы и спасем наш скот от первого, то от другого нам его не уберечь.

- Что делать? Иначе спасти скот мы не можем, - сказали старейшие нарты. - Мы погоним его в страну Тара. Но кто из нас будет так смел и отважен, что не побоится сыновей Тара?

Многих тогда называли нарты, но никто не соглашался гнать туда табуны и стада. И тогда решили нарты, что нужно бросить жребий - кому пасти скот на земле сыновей Тара? Взялся метать жребий лукавый Сырдон. Вывернул он наизнанку свою шапку и бросил туда все жребии. Не любил Сырдон Сослана, спрятал он его жребий между двумя пальцами. Три раза делал он вид, что смешивает жребии, три раза опускал руку в шапку и три раза доставал он оттуда жребий Сослана.

Догадался Сослан, что нечестно поступил Сырдон, выхватил он свой меч и погнался за Сырдоном. Но только погнался, пришла ему в голову мысль: «А ведь если я ударю его, вся нартская молодежь, и юноши и девушки, скажут: «Позор Сослану, не надеется он на себя!» Пощадил Сослан Сырдона, покорился жребию, и что было делать ему? - согласился он гнать скот на пастбища сыновей Тара.

Сердитый пришел он домой, сел на скамью, и рассыпалась под ним скамья.

- Что с тобою, сын мой, мною не рожденный? Кто обидел тебя? - спросила его Шатана.

- Не знаю, мать, как мне поступить, - ответил Сослан. - Выпал мне жребий пасти скот на земле сыновей Тара, и, видно, не вернуться мне оттуда невредимым.

- Не бойся ничего, сын мой, приготовь все, что нужно пастуху, и гони скот. Но если кто-нибудь подойдет к тебе и спросит, кто ты такой, - не открывайся.

Что было делать Сослану! Собрался он и рано утром пошел по улице, криком оповещая нартов:

- Эй, нарты, выгоняйте свои табуны и стада! Если что-нибудь из них уцелеет, будете рады, если нет, пеняйте на себя.

По всем дворам зашевелились нарты, выгоняют они овец, коров и лошадей на край селения. Собрал Сослан воедино все нартские стада криком сокола, клекотом орла и погнал их в страну сыновей Тара.

Долгое ли, короткое ли время прошло, достиг он вечно зеленых Пастбищ на берегу моря. На высоком холме поставил он свой шатер. Скот пасется на пастбищах, а Сослан сидит у шатра и песни распевает.

Богаты были сыновья Тара - Мукара и Бибыц. Беспредельна была их земля, и не счесть их скота. Много было под их властью людей, и далеко шла слава о сыновьях Тара.

Однажды кто-то из людей, подвластных Мукара, подошел к его дому и крикнул:

- Сын Тара, Мукара! На твоей земле пасется столько чужих табунов и стад, что я даже не смог их счесть.

Разгневался Мукара, сын Тара:

- Что за глупец осмелился кричать возле моего дома? Небо не смеет греметь при звуке имени моего. Кто же из людей осмелится пригнать скот на мои пастбища?

Велел Мукара отрубить голову тому бедному человеку и на кол надеть ее.

- Пусть это будет в назидание тем, кто захочет кричать глупости возле моего дома, - так сказал Мукара.

Прошло немного времени, - еще один человек кричит возле дома Мукара:

- Мукара, сын Тара! Взгляни на пастбища свои: там пасется столько чужого скота, что земля от него почернела.

- Огрубите голову этому крикуну и наденьте ее на кол! - зарычал Мукара. - Житья мне не стало от глупцов. Разве есть на земле такой человек, который не слыхал бы о силе сыновей Тара!

Еще одну голову насадили на кол плетня, который окружал дом Мукара.

Прошло еще немного времени, и опять кричат возле дома Мукара:

- Сын Тара, Мукара, земли твоей не видать, так много чужих стад и табунов пасется на ней.

И призадумался тут Мукара, сын Тара: «Поторопился я, кажется, и напрасно велел отрубить головы людям, которые кричали мне правду. Видно, нашелся такой полоумный, который посмел пригнать свой скот на мои земли».

И велел сын Тара, Мукара, оседлать своего коня и направился он на пастбища свои, посмотреть, что за насильник ворвался на его пастбища.

* * *

Сидит Сослан у своего шалаша, песни поет и смотрит за скотом своим, который привольно пасется и всласть валяется в густой траве.

Вдруг видит Сослан: показалась вдали туча. Движется туча и оставляет позади себя на земле глубокую борозду, а высоко над тучей летают вороны.

- Что бы это могло быть? - удивляется Сослан.

Но вот приблизилась к нему туча, и увидел он, что это не туча, а всадник скачет к нему. Конь под всадником ростом с гору, а сам всадник на коне, как стог на горе. От дыхания всадника и коня его туман поднимается над степью. Глубокую борозду по земле оставляет его сабля. И то не вороны над тучей, а комья земли взлетают над головой всадника из-под копыт коня его.

Испугался широкоплечий Сослан и задрожал от страха. «Так вот каков Мукара, сын Тара, - подумал он. - Пришел мой конец».

Подскакал Мукара, сын Тара, и зарычал, загремел подобно грому:

- Небо не смеет греметь при мне, сокол боится пролетать над землей моей, муравей не смеет ползать по моим землям, а ты - что за собака, что за осел! Уж не на силу ли свою ты надеешься, что пригнал сюда свой скот?

Все табуны и стада собрались на крик Мукара. Съежился Сослан, в яичную скорлупу готов он был залезть со страху. Но что делать? Надо отвечать Мукара.

- Прости меня, - сказал Сослан. - Я человек наемный и ничего не знаю.

- Кто тебя нанял? - спросил Мукара.

- Я пастух у нартов. Скот их подыхал с голода, вот и послали они меня на эти далекие пастбища.

- Да простится тебе это, но отвечай по правде на мои вопросы.

- Все, что мне известно, скажу.

- Что-то толкуют о нарте Сослане, ты знаешь его?

- Как не знать мне его! - сказал Сослан.

- Так скажи мне, какова его сила? И что это за нартские игры его?

- Что и говорить, могуч Сослан, - так ответил Сослан, а сам подумал: пришла погибель Сослану.

Расскажи, какие нартские игры пришлось тебе видеть, - сказал Мукара. - Если сумею я, подобно нартам, сыграть в эти игры, то съем тебя вместе со скотом, ну, а нет, - вместе со скотом возвращайся домой.

- Кое-что я все-таки знаю об этих играх, - ответил Сослан. - Есть такая игра: самые могучие из нартской молодежи на черном камне оттачивают свои мечи и потом наводят их на оселке до того, что, если положить на острие меча волос и дунуть на него, пополам разлетается волос. И вот кладет Сослан на чурбан свою голову, и нартские юноши изо всей силы ударяют мечами по его шее. Но Сослану это нипочем, он только смеется, и даже следа не остается на булатной шее Сослана. И сказал Мукара Сослану:

- Не может слабосильный человек пасти так много скота. Мне кажется, что и меч твой не плох. Поточи-ка его хорошенько да попробуй на моей шее.

- Пусть будет так, как ты хочешь, - сказал Сослан и, улыбаясь, пошел точить свой меч, который и без того был достаточно остер. Но когда Сослан еще навел его на оселке, положил на меч волос, и дунул на него, то на обе стороны лезвия упал надвое разрезанный волос. Взглянул Сослан на солнце и засмеялся от радости, взглянул на месяц - от радости заплясал он. «Сейчас отрублю я голову Мукара», так думает Сослан.

Положил Мукара свою голову на дубовый чурбан и сказал Сослану:

- Руби, не жалей сил!

Сплеча, во всю свою силу ударил мечом Сослан, но даже волос не упал с жирного красного загривка великана. Со звоном отскочил меч Сослана, и отлетел кусок от его лезвия.

- Пустяковая эта игра, - сказал Мукара. - Не знаешь ли ты еще какой-нибудь?

- Знаю, - ответил Сослан. - Широко открывает Сослан свой рот, а нартская молодежь пускает стрелы ему в рот. Жует Сослан стрелы и, разжевав, выплевывает их изо рта.

- Давай сыграем в эту игру, - сказал Мукара. - Я открою рот, а ты пускай в него стрелы.

Взял Сослан свой лук, и его каленые стрелы одна за другой полетели в рот Мукара. Но, кряхтя, жует великан стрелы Сослана и, разжевав, выплевывает их изо рта.

- И эта игра пустяковая, - сказал Мукара. - Не знаешь ли ты еще какую игру потруднее?

- Есть еще у Сослана игра: у подножья высокой горы он острием вверх втыкает в землю свой меч и со всей силы бросается с этой горы на острие своего меча, и, упершись грудью в острие своего меча, Сослан вертится на нем и после всего этого остается невредим и очень весел становится он.

Тут же острием вверх воткнул свой меч Мукара возле подошвы горы. Взошел он на вершину горы, кинулся оттуда на острие своего меча, как волчок завертелся, и даже царапины не осталось на нем.

- Эта игра тоже легкая, - сказал Мукара.

- Есть еще у Сослана игра: взбираются на вершину горы самые сильные нарты и сбрасывают целые скалы на Сослана, а он только подставляет свой лоб, и, ударившись о его лоб, в песок рассыпаются камни.

- Взлезай-ка на гору, - сказал Мукара Сослану, - и сбрасывай оттуда самые большие камни, какие только сможешь поднять, а я буду стоять внизу и лоб подставлять. Посмотрим, что из этого выйдет.

Полез Сослан на высокую гору. Глядя ему вслед, Мукара вдруг заметил, что у нартского пастуха кривые ноги. И вспомнилось ему, что был слух, будто у нартского Сослана тоже кривые ноги. Снял свой лук Мукара, вложил стрелу, только хотел прицелиться и вдруг опустил лук. «А что, если это все-таки не Сослан, а простой пастух, - подумал он. - Убью я его, а нарты скажут, что не осмелился Мукара сразиться с Сосланом, а убил его пастуха».

Забрался Сослан на вершину горы и стал оттуда скатывать камни, один тяжелее другого. А Мукара внизу подставил свой лоб, и, ударяясь о его лоб, в песок рассыпались камни.

С утра до самого вечера продолжалась эта забава. Наконец, закричал сын Тара Сослану:

- Эй, пастух нартский, не трудись понапрасну! Не больнее укуса блохи эти удары.

«Видно, суждено разрушиться очагу моего дома, - подумал Сослан. - Если он только узнает, кто я, съест он меня непременно».

- Неужто ты не знаешь еще какой-нибудь игры Сослана? - спросил Мукара, когда Сослан спустился к нему вниз.

- Пусть проглочу я недуги твои, Мукара! Нет счета его играм, - ответил Сослан.

- Давай-ка еще какую-нибудь игру, только потруднее. - Велел раз Сослан вырыть большую яму и пустить в нее морскую воду. Залез он в эту яму, а сверху на него навалили хворост и землю, камни и деревья. Потом помолился богу Сослан и попросил, чтобы все морозы, которые отпущены на целую зиму, в эти три дня сразу спустились на землю. Исполнил бог его молитву. Целую неделю сидел Сослан в яме, и когда все, что было на него навалено сверху, накрепко заледенело, начал Сослан выпрямляться, поднял на себе все, что намерзло на нем и принес это в селение нартов. Вскочили нартские юноши на эту глыбу и стали играть на ней в альчики.

- Вот в эту игру я обязательно должен сыграть, - сказал Мукара.

Вырыли Мукара и Сослан глубокую яму возле самого моря, наполнили ее водой, залез Мукара в эту яму, а Сослан стал валить на него все, что только ни попадалось ему: бревна, хворост, камни. Наполнилась яма доверху, и взмолились Мукара и Сослан:

- О, боже, пусть в эти три дня опустятся на землю все те морозы, которые предназначены тобою на всю зиму.

И тут же исполнилась их молитва. Подули студеные ветры, превратилась вода в крепкий лед и сковала все, что навалено было на Мукара. Смирно сидит в яме Мукара, ждет, когда скажет ему нартский пастух, что пора вылезать из ямы. И вот крикнул Сослан:

- Подымись-ка теперь, Мукара!

Стал Мукара выпрямляться, но не может разворотить ледяную глыбу, сковавшую его. А Сослан смеется:

- Э-э-э! Сын Тара, плохо же ты играешь в эту игру. А вот Сослану ничего не стоит поднять такую глыбу.

Приподнялся тут сын Тара, понатужился и проломил лед головой. Но плечи не может вытащить из-под льда.

- Будь ко мне милостив, нартский пастух. Помоги мне освободиться от этих оков. Один я не в силах их разломать, - просит Мукара.

- Подожди немного, сейчас будет тебе освобождение, - ответил Сослан и выхватил меч свой. - Неужели ты не признал во мне нарта Сослана? Конечно, сильнее тебя никого нет на свете, и я много слабее тебя, но сила моя в уме. Умом я настолько сильнее тебя, что вот упрятал я тебя под камни.

- О, сын колдуньи, не признал я тебя, - зарычал в ответ Мукара. - А ведь, когда шел ты на вершину горы, по кривым твоим ногам я совсем было признал тебя, но гордость моя помешала мне пустить в тебя стрелу, а вдруг бы ты оказался простым нартским пастухом? Что же мне теперь делать! Одолел ты меня.

Стал Сослан рубить сына Тара. Сыплет меч искры, но не наносит вреда Мукара, - жив остается он.

- Будь ко мне милостив, - говорит опять Мукара. - Прекрати мои страданья. Только когда моей же бритвой отрежут мне голову, смогу умереть я. Поезжай ко мне домой, привези ее, положи на лед и пусти по льду, - она сама срежет мою голову.

Вскочил Сослан на коня своего и поскакал в дом Мукара. Но, подойдя к порогу дома Мукара, он подумал: «Неспроста послал он меня за этой бритвой, кроется тут какая-то хитрость».

Взял Сослан в руки большой чурбан и, держа его перед собой, ступил он на порог. И тут бритва, лежавшая над дверным косяком, слетела вниз и рассекла бревно на две части, а сама упала на землю. Поднял ее Сослан и привез туда, где сидел в яме Мукара. Увидев, что невредим Сослан, сказал Мукара:

- Ну и счастлив ты, сын колдуньи, если сумел спастись от бритвы моей!

Подошел к нему Сослан и сказал:

- Было бы у тебя ума столько же, сколько силы, - никто не смог бы одолеть тебя.

- А ты, Сослан, умен, но силы тебе не хватает. Когда умру я, вытяни мозг из моего спинного хребта, подпояшься им, и вся сила моя перейдет к тебе.

Пустил Сослан бритву по льду, и вмиг отрезала она голову Мукара, сына Тара.

Взял Сослан самых сильных быков, запряг их, привязал упряжку к верхнему концу спинного мозга Мукара, погнал быков и, как тяжелую цепь, вытянули они спинной мозг Мукара. И только хотел Сослан подпоясаться им, как вспомнил вдруг то, что случилось с бритвой. Потащил он спинной мозг Мукара в лес, опоясал им большое буковое дерево, и, как пилой подрезанное, упало оно. Тогда опоясал им Сослан второе дерево, и это дерево тоже упало. Восемь деревьев срубил подряд спинной мозг Мукара. Когда же Сослан стал опоясывать им девятое дерево, иссякла сила спинного мозга Мукара. Он только сжал дерево. И только после этого Сослан опоясался им.

Сидит Сослан у своего шатра и пасет скот. Долгое ли, короткое ли время прошло, но вдруг видит Сослан - опять показалась вдали черная туча. «Не к добру это», в тревоге подумал нартский пастух.

Все больше и больше увеличивалась черная туча, и вот великана-всадника разглядел Сослан. «Это, наверно, второй сын Тара Бибыц, - подумал Сослан. - От одного удалось мне избавиться, но что мне делать с этим?»

Подскакал всадник вплотную к Сослану и закричал громовым голосом:

- Что еще за собака, что еще за осел пришел на нашу землю? На землю нашу, по которой даже муравей поползти не смеет, над которой птица пролетать боится! Или ты пригнал сюда свои стада, надеясь на свою силу?

- Съесть мне твой недуг, мой милый! Какой я силач? Я всего лишь бедный пастух нарта Сослана. Суровая зима пришла в Страну Нартов, нечего стало есть скоту, вот и послал он меня сюда, чтобы я пас здесь скотину. Как мог я не согласиться, ведь он убил бы меня. И ты убьешь меня, - так не все ли мне равно?

«Нет, мне нельзя его убивать, - подумал сын Тара Бибыц, - а то Сослан скажет, что не посмел я с ним сразиться, а напал на его пастуха». И спросил он:

- А не видел ты здесь брата моего, Мукара? - Как не видать, видел.

- А где же он теперь?

- Мы тут с ним долго забавлялись. Я показывал ему игры нарта Сослана. Весело мы с ним играли. И вот он поднял на голове своей ледяную глыбу и умчался с ней в Страну Нартов.

- Именем твоего бога прошу, - сказал Бибыц, - расскажи мне об играх Сослана. Немало слышали мы о нартах.

- Лучше меня никто не расскажет, - ответил Сослан.

- Давай, начнем тогда.

- Есть у Сослана среди прочего скота два серых барана. Как быки, сильны эти бараны. Ставит их Сослан по обе стороны, подставляет им свою голову, и бараны, для его забавы, с двух сторон бьют его рогами по вискам. Бывало, устанут бараны, а Сослан тогда погладит себя по лицу и скажет: «Не знаю я игры, приятнее этой».

- Где же эти серые бараны? - спросил Бибыц.

- Я могу тебе их показать, - сказал Сослан, и он указал Бибыцу в стаде на двух серых баранов.

На быков были похожи эти бараны.

Встал Бибыц. на колени и подставил им свою голову. Свистнул Сослан, и с двух сторон помчались бараны и ударили рогами в оба виска Бибыца. С утра до вечера длилась эта игра. К вечеру устали бараны, и Бибыц сказал: «А ведь и правда, хорошая игра», покряхтел и вытер свое лицо.

- А какими другими играми забавляется Сослан? - спросил он.

- У подошвы горы втыкает он много копий, остриями вверх. Поднимается сам на вершину горы и там весело пляшет. А в разгаре пляски бросается вниз головой, летит прямо на Копья и, упираясь в них головой, становится вверх ногами, - ответил Сослан.

- А ну-ка, посмотри, как это у меня выйдет, - сказал Бибыц и, воткнув стальные копья у подошвы горы, он поднялся на гору, долго плясал там и в разгаре пляски с веселым криком бросился с утеса. Прямо на острия копий низвергся он головой и, упираясь в них головой, стал весело петь и хлопать ногами в лад песни.

- Ну, как это у меня вышло? - спросил он Сослана. - Неужели Сослан мог выкинуть что-либо получше?

- О, мое солнце, нет предела его мощи! - сказал Сослан. - Порой, по его приказанию, привозят на двенадцати парах быков громадные валуны и на ста парах быков дрова, разводят костер и раскаляют камни ста мехами, раздувая их. И когда раскалятся докрасна камни, раскрывает Сослан рот, и швыряют ему в рот раскаленные камни. Проглатывает Сослан эти камни и потом изрыгает обратно, без всякого вреда для себя.

- Попробую-ка и я поиграть в эту игру,. - сказал Бибыц.

Запрягли они нартских быков, на двенадцати парах привезли с берега моря громадные валуны, на ста парах подвезли дрова. Развели под камнями костер и раздули его пламя ста мехами. И когда докрасна накалились камни, стал Бибыц бросать их в свою пасть, проглатывал их и снова изрыгал обратно. А когда кончилась игра, вздохнул Бибыц и сказал:

- Это для игры годится, разогрел я утробу свою. А теперь покажи мне самую трудную игру Сослана, испробую я и эту игру.

И сказал тогда Сослан Бибыцу:

- Есть у Сослана еще игра: так глубоко заходит он в море, что только его голова остается видна над водой. Сверху наваливают на него хворост, бревна, камни, все тяжести, какие только под руку попадут. А потом молится Сослан: «Бог богов, мой бог, пошли такой мороз, чтобы за то время, пока ребенок выскакивает во двор за нуждой, водопад превращался бы в ледяной столб». И когда бог исполняет молитву Сослана и море замерзает, поднимает Сослан на себе, замерзшее море и выносит его на своих плечах.

- Не могу я не попробовать сыграть и в эту игру! Неужели не хватит у меня силы? - сказал Бибыц и тут же вошел в море так глубоко, что осталась видна только его голова.

Хворост, бревна, камни - что бы ни находил, все наваливал на него Сослан. А потом взмолился:

- Бог богов, мой бог, пошли такой мороз, чтобы за то время, пока ребенок выскакивает во двор за нуждой, водопад превращался бы в ледяной столб.

Всегда исполнялись молитвы нартов. Такой мороз спустился на землю, что море промерзло до дна и превратилось в ледяной камень. Целую неделю просидел в этом льду Бибыц, пока не сказал ему Сослан:

- Ну, теперь попробуй, выходи.

Поднялся Бибыц и, обливаясь потом, понес на себе оледеневшее море.

«Ой, ой, - подумал Сослан. - От этого, пожалуй, так легко не избавишься. Видно, гибель пришла и мне и скоту».

- А теперь ты должен мне показать все пути-дороги Сослана, - сказал Бибыц, отряхивая с себя лед.

- Пусть будет по-твоему, - сказал Сослан. - Наступает весна, настало мне время угонять скот в Страну Нартов. Последуй за мной, и я покажу тебе все пути-дороги Сослана.

Согласился Бибыц. Собрался Сослан и погнал скот в Страну Нартов.

Когда увидели нарты, что весь их скот цел и хорошо откормлен, очень обрадовались они и стали еще больше уважать Сослана. Но не знали они, какая тревога сжимает сердце Сослана. Каждый погнал к себе свою скотину. Сослан тоже вернулся домой. Сердито опустился он в свое кресло, - затрещало под ним кресло.

Увидела Шатана, что нехорошо на душе у Сослана, и спросила его:

- Отчего ты такой сердитый? Ведь стада вернулись сбереженные и откормленные, и нарты восхваляют тебя за это.

- А что мне теперь до скотины? - ответил Сослан. - Ум мой был оружием моим в борьбе с сыновьями Тара. Удалось мне убить Мукара, и этот пояс, который ты видишь на мне, сделан из его спинного мозга. Но как ни старался я, ничего не мог поделать с Бибыцом. Этот уаиг таков, что никто его не осилит. А ведь он следом за мной идет в наш дом.

- Напрасно ты боишься его, - сказала Шатана. - Я помогу тебе избавиться от него.

Они еще разговаривали, как со двора раздался голос Бибыца. Выбежала к нему Шатана и как гостя приветствовала его. И, быстро вернувшись в дом, чтобы убрать комнату, сказала Сослану:

- Спрячься пока и предоставь мне разделаться с ним. За дверью их дома устроено было подземелье. Велела

Шатана спуститься Сослану в подземелье и сказала ему:

- Сиди смирно и внимательно слушай.

Тут же побежала она к двери, ввела Бибыца в дом и усадила его на почетное место и обильный стол накрыла она перед Бибыцом.

- Я ищу Сослана. Он мне очень нужен, - сказал Бибыц. - Дома он или нет?

- Сослан должен скоро быть дома. Только вернулся он из далекой страны, где оберегал табуны нартов, и наша молодежь празднует его возвращение. Ты пришел издалека и, конечно, устал. Поешь пока, отдохни, а он вернется.

И Шатана поднесла ему почетную чашу и попросила его перед едой помолиться. Взял Бибыц чашу и только стал молиться, как Шатана сказала ему:

- Ох, добрый человек, не по-нашему ты молишься. Если нартские юноши узнают об этом, то не выпустят они тебя живым.

- Так возьми чашу и помолись сама, - сказал гость. Взяла Шатана из его рук чашу и спросила:

- Скажи, гость, где хранятся душа твоя, твоя сила и твоя надежда?

- А что тебе до этого? - спрашивает Бибыц.

- А как же иначе мне за тебя молиться? - ответила Шатана. - Такова наша молитва нартская.

Тогда Бибыц подумал и сказал, указывая на столб, подпирающий потолок:

- Вон в этом столбе находятся моя сила, моя надежда и моя душа.

Подбежала Шатана к столбу, обняла столб и поцеловала.

Засмеялся тогда Бибыц и говорит:

- Ну, как ты думаешь? С чего моя сила, моя надежда и моя душа будут находиться в этом столбе?

- Так где же они? - спросила Шатана.

- В камне очажном, - ответил Бибыц.

Склонилась Шатана к очажному камню и стала обнимать его, целовать и гладить.

- Ну, скажи, лукавая женщина, с чего моя душа, надежда и сила заберутся в этот очажный камень?

- Ах, гость дорогой, как нехорошо ты со мной поступаешь! Я от всей души спрашиваю тебя, чтобы за тебя молиться, а ты хочешь обмануть меня! - огорченно сказала Шатана.

И решил тут Бибыц довериться Шатане,

- Слушай, - сказал он, - я скажу тебе правду. На Желтом Утесе стоит неприступная крепость. В той крепости хранится булатный ящик. Три голубя скрыты в том ящике. Один из них - моя сила, другой - моя надежда, а третий - моя душа.

- Ну, я вижу, надежно спрятаны они, и никому не добраться до них, - сказала Шатана.

- Почему же нельзя добраться? - сказал Бибыц. - Стоит только мне свой меч высунуть за дверь, как от него потянется полоса света до самой крепости.

- Вот чудеса-то! - удивилась Шатана. Потом она помолилась над чашей и сказала: - А теперь поешь что-нибудь.

Сильно проголодался Бибыц и набросился на еду. Незаметно подсыпала ему Шатана в чашу ронга сонного зелья. И только он выпил, как сонное зелье тут же свалило его. Уложила Шатана Бибыца в постель, и захрапел он.

Велела тут Шатана вылезть Сослану из подземелья, взяла меч Бибыца, и только вышли они с Сосланом за дверь, луч солнца упал на меч, и длинная полоса света, подобная радуге, потянулась от его острия и уперлась в крепость на Желтом Утесе. И по этой радужной дороге послал Сослан своего прирученного ястреба, тот вмиг слетал в крепость на Желтом Утесе и принес булатный ящик.

Вернулись в дом Сослан и Шатана. Крепко спит Бибыц, и храп его раздается по всему дому. Вскрыл Сослан булатный ящик, взял в руки голубей и закричал во весь голос:

- Что за собака, что за осел разлегся здесь, в моем доме!

Вздрогнул Бибыц, пробудился, вскочил на постели. Но тут Сослан оторвал голову тому голубю, в котором скрывалась сила Бибыца. Зашатался Бибыц, бессильно опустил на руку тяжелую свою голову и повалился на постель.

Второй раз крикнул Сослан:

- Пусть незваный гость прочь уходит из моего дома!

Напряг Бибыц свои силы, но тут оторвал Сослан голову тому голубю, в котором крылась надежда Бибыца. Узнал тогда Бибыц пастуха нартов и содрогнулся.

- Теперь я узнал тебя - ты Сослан. Что ж поделаешь, умом своим ты одолел меня. Наверное и старшего брата моего ты тоже отправил к мертвым.

И третий раз закричал Сослан:

- Что за собака, что за осел после трех окриков смеет оставаться в моем доме!

Только раз шевельнулся Бибыц, как оторвал Сослан голову третьему голубю. Вздохнул еще три раза сын Тара Бибыц и умер.

А Сослан выбрал лучших из нартских юношей и повел их в страну сыновей Тара. Пригнали они оттуда весь скот, вынесли все сокровища и по справедливости разделили их между тремя нартскими родами.

Почему Сырдон стал врагом Сослана

Вывел Сырдон своего сына к нартам и сказал им:

- Он будет для вас мишенью. Стреляйте него из лука, и если кто-нибудь попадет в него, - такова судьба моя; ну, а если вы не сумеете убить его или ранить, тогда вы должны будете уплатить мне по одному волу с каждого дома.

Понравилась нартским юношам эта игра, и начали они пускать стрелы в сына Сырдона. С утра до вечера, день за днем, пускали они в него стрелы, но ни одна не попала в него. Так прошло много дней. Сырдон подсмеивался над нартскими юношами и уже хотел взять по волу с каждого дома.

Но тут неожиданно вернулся из похода нарт Сослан. Узнав об этом, нартские юноши пошли к Сослану и рассказали ему, какую игру затеял с ними Сырдон. Сослану захотелось тоже сыграть в эту игру. Окружила нартская молодежь Сослана, так чтобы Сырдон не увидел его, и подошла вместе с мим к сыну Сырдона на расстояние полета стрелы.

Одну только стрелу пустил Сослан в сына Сырдона, и - пусть так будет с проклявшим тебя! - юноша упал мертвым.

Взял Сырдон своего сына на руки, вынес его из толпы, вырыл ему могилу и похоронил его. Так стали врагами Сырдон и Сослан.

Как Сослан женился на Бедохе

Понравилась нарту Сослану прекрасная Бедоха, дочь Челахсартага. Но горд был Челахсартаг, сын Хиза, и не хотел он выдать дочь свою за нарта Сослана. Семь лет сватался Сослан к Бедохе, и семь лет подряд отказывали ему.

Однажды нартский род Алагата устроил большой пир. Весь нартский народ собрался на этот пир. В обширном хадзаре рода Алагата уселись рядами все нарты.

Урызмаг сидел во главе одного ряда столов, Хамыц - во главе другого, во главе третьего ряда сидел нарт Сырдон.

Был приглашен на этот пир и сын Хиза - Челахсартаг.

Ели и пили нарты на торжественном пире рода Алагата. Волнами перекатывались здравицы от старших к младшим. В разгаре был пир, когда Челахсартаг, сын Хиза, стал спорить с Сосланом о том, кто из них лучше.

- Клянусь отцом своим, - сказал Челахсартаг, - во всем готов я состязаться с тобой и уверен, что во всем превзойду тебя. Ну-ка, давай спляшем на спор.

- Спляшем, - ответил Сослан. - А что ты поставишь на спор?

- Вот если ты спляшешь лучше меня, - сказал сын Хиза, - тогда я выдам за тебя дочь свою, красивую Бедоху. Ну, а ты что поставишь?

- Шлем Бидаса поставлю я, - сказал Сослан. - При вести о битве шлем этот сам взлетает на голову воина, покрывает ее, и воин становится неуязвимым. Но еще в придачу ставлю и мой меч и мой панцырь Цереков. Как старшему и как гостю у нартов - тебе начинать, Челахсартаг.

Вскочил с места сын Хиза и начал плясать. Сначала он долго плясал на земле, потом на стол вскочил сын Хиза и стал плясать на столе - и тут же задел и пролил рассол и хлеб уронил со стола.

Сел Челахсартаг на свое место, и пошел плясать Сослан, Хорошо плясал сын Хиза, но Сослан плясал лучше, - как вскочил он на стол и пошел перескакивать со стола на стол. Волчком кружился он по самому краю столов и ни одного куска хлеба не задел, ни одной чаши не пролил. Потом все пирующие подняли свои мечи и кинжалы остриями вверх, и начал Сослан плясать невиданный танец на остриях мечей и кинжалов. С такой быстротой вертелся он, с какой колеса мельницы кружатся в бурном потоке.

- Ну и ловок, как бес! - восклицали те, что любовались пляской Сослана.

Долго плясал Сослан.

Когда сел он на свое место, хозяева пира Алагата внесли до краев наполненную ронгом большую почетную, чашу Уацамонга. За четыре ручки поддерживали они эту чашу и, обратившись к пирующим, сказали:

- Тот, кто спляшет, держа на голове нашу чашу Уацамонга и не прольет из нее ни капли ронга, тот поистине будет считаться лучшим танцором.

Вскочил с места сын Хиза, поставил на голову чашу Уацамонга и пошел плясать. Хорошо плясал он, ничего не скажешь, но все же, нет, нет, да капли ронга переливались через края чаши. И после этого, как кончил плясать Челахсартаг, снова наполнили до краев чашу Уацамонга и подали ее Сослану. Поставил Сослан себе на голову чашу Уацамонга и пошел плясать. Еще лучше, чем первый раз, плясал он, и ни капли ронга не перелилось через край чаши. Ну, как было не удивляться такой пляске?

Кончил плясать Сослан, и сказал сын Хиза Челахсартаг:

- Чтобы вам всем здесь погибнуть, если не услышу я от вас правды о том, кто из нас плясал лучше.

- Ты услышишь правду, - ответили нарты. - Ты, сын Хиза, плясал хорошо, но Сослан плясал лучше тебя, спор выиграл Сослан.

Ничего не ответил Челахсартаг, в гневе выскочил из-за стола, сел на своего коня и поскакал к себе домой - в крепость Хиза.

На другой день собрал Сослан своих друзей и поехал в крепость Хиза за прекрасной Бедохой, которую обещал ему Челахсартаг.

Но накрепко заперты оказались ворота крепости, и понял Сослан, что изменил Челахсартаг своему слову и не хочет выдать за него красавицу Бедоху. И решил тогда Сослан силой взять крепость Хиза и увести красавицу Бедоху.

Вернулся Сослан домой, позвал глашатая и сказал ему:

- Пройди повсюду и прокричи громко нартам: «Сегодня пятница, а в следующую пятницу идем мы в поход на крепость Хиза. И тот дом, который не вышлет нам воина, тот дом навеки отдаст мне юношу!

Известил глашатай всех нартов об этих словах Сослана. И во всех нартских домах стали снаряжать воинов.

У нартского пастуха не было взрослых сыновей, его единственный сын еще лежал в колыбели. И громко сетовал пастух:

- Сам я отправиться в поход не могу - не на кого оставить мне нартский скот. А если не пойду я в поход, то должен буду отдать Сослану в вечное услужение единственного сына.

Изо дня в день, целую неделю сокрушался пастух, днем и ночью размышлял он вслух о своей беде. И вдруг услышал он из колыбели голос своего сына:

- Не горюй, отец, лучше отправь меня в войско Сослана.

Удивился отец и ответил сыну:

- Разве бы я горевал, если мог бы ты отправиться в поход?!

Потянулся тогда мальчик в своей колыбельке, расправил руки и ноги, затрещала колыбель и распалась на части. И сказал мальчик матери своей:

- Я что-то голоден, нана!

Испекла тут мать хлеб. И в длину и в ширину равен был этот хлеб росту мальчика. Мальчик тут же съел весь хлеб и на глазах у отца и матери вырос он вдвое.

- Теперь я отправлюсь в поход, - сказал он. - Если Сослану во время боя надо будет сойти с коня, то я смогу хотя бы уздечку подержать.

Большое войско собрал Сослан и повел его в поход. В пути догнал войско мальчик. Увидел его Сослан и спросил:

- А ты куда едешь?

- Еду в поход, тебе помогать, - ответил мальчик Сослану.

- Дело и без молокососов обойдется, - сказал Сослан. - Поворачивай-ка лучше обратно.

- Не гони меня, Сослан, - сказал мальчик, - Я еще пригожусь тебе. Нужно тебе будет спешиться в бою, хоть уздечку твоего коня я смогу подержать.

- Пуглив мой конь. Если вырвет он у тебя уздечку, за что ты его схватишь?

- Я схвачу его за холку.

- А если ты оторвешь ему холку?

- Я схвачу его за гриву.

- А если ты гриву оторвешь, и конь вырвется?

- Я схвачу за уши.

- А если уши оторвутся?

- Я схвачу за хвост.

- А если хвост останется в твоих руках?

- Я ухвачу его заднюю ногу.

- А если он оставит тебе свою ногу?

- Ну, если славный нарт Сослан не сочтет для себя позором скакать на трехногом коне без холки, без гривы, безухом и бесхвостом, то никакой позор мне не страшен.

- Не простой этот мальчик, - сказал Сослан и принял его в свое войско.

Окружило войско нартов крепость Хиза. Крепко заперты ворота крепости Хиза, и ни одна живая душа не показывается на ее стенах.

Начал Сослан осаждать крепость Хиза, но ничего не может с ней сделать, ни один камень не сдвинулся с места в крепостных стенах. Соскочил Сослан с коня, оставил коня мальчику, а сам подошел к воинам, осаждающим крепость.

Долго смотрел мальчик на то, как идет сражение, а потом выбрал он в лесу самое высокое дерево, пригнул его к земле, привязал коня Сослана за четыре ноги к его ветвям, уздечкой приметал его голову к вершине. Отпустил он дерево, выпрямилось оно и подняло коня над всем лесом.

Побежал мальчик к Сослану. Увидев его, спросил Сослан:

- Куда дел ты коня?

- Посмотри, как он крепко привязан, - ответил мальчик. - Не бойся, никуда не убежит. А меня пусти сражаться.

На вершине дерева увидел Сослан своего коня и подумал: «Хорошего друга нашел я себе». А мальчик все просит Сослана. Что было делать Сослану! Согласился он. И сказал мальчик Сослану:

- Видишь, над крепостью Хиза высится черный утес. Я залезу туда и буду разбивать его своей пятой. Обломки его будут падать в крепость Хиза и разрушать ее. Есть у Челахсартага заветная стрела, изготовленная небесным Курдалагоном. Пустит он в меня эту стрелу, попадет она мне в пятку, упаду я с высоты утеса, но ты подхвати меня, не допусти, чтобы я коснулся земли. Через семь ручьев должен ты перенести меня, и тогда исполнит бог твое желание. Оживу я, разрушу крепость Хиза и вынесу тебе красавицу Бедоху. Но если уронишь ты меня на землю или не сумеешь перенести через семь ручьев, то погибну я, и ничего не выйдет из твоего похода.

Забрался мальчик на вершину черного утеса и стал разбивать его своей пяткой. Полетели осколки в крепость Хиза и много улиц завалили они. Но увидел тут мальчика Челахсартаг и пустил в него стрелу Курдалагона. Вонзилась стрела в пятку мальчику, и, как сноп, покатился он по склону утеса. Но схватил Сослан свою бурку, широко развернул ее, поймал в нее мальчика и, не дав ему коснуться земли, держа мальчика на руках, быстро побежал, перескакивая через ручьи. Три ручья миновал он, и вдруг встретился ему старик. На плечах старика старый кожаный мешок, а подмышкой вилы со сломанными зубцами.

- Куда ты спешишь так, отец? - спросил его Сослан.

- Разрушили нарты крепость Хиза. Вот я и спешу туда, может, и мне перепадет кое-что из добычи. А ты как будто похож на нарта Сослана. Так что же ты возишься здесь с мертвецом? Ведь этак похитят твою красавицу Бедоху, - сказал старик.

Не послушал Сослан старика, побежал он дальше. Когда перескочил он с мальчиком на руках через четвертый ручей - зашевелился мальчик. Перескочил он пятый ручей - забилось у мальчика сердце. Еще перейти два ручья, и совсем оживет мальчик. Изо всех сил бежит, торопится Сослан. Вот миновал он шестой ручей и видит: идет ему навстречу старуха с ситом в руках.

- Не Сослана ли я вижу перед собой? Что ты возишься здесь с мертвецом? Взяли нарты крепость Хиза и похитили твою красавицу Бедоху. Видишь, я тоже тороплюсь туда со своим ситом - может, и мне что-нибудь перепадет из богатой добычи.

Дрогнуло сердце Сослана; раз женщина так говорит, то не может это быть ложью. Не знал Сослан, что это бедовый нарт Сырдон, постоянный враг его, дважды обернулся - первый раз стариком, второй раз старухой, чтобы обмануть его. Разостлал Сослан на холме бурку, положил на нее. мальчика, а сам кинулся к своему войску. Прибежал, видит, сидят нарты у стен крепости, дожидаются Сослана. Понял тут Сослан, что обманут он. Кинулся он обратно к мальчику, но застал его мертвым - землей мертвящей успел посыпать его Сырдон, и умер мальчик.

Что тут делать Сослану? Отпустил он домой свое войско, а сам подошел к тому роднику, откуда брали воду люди Хиза, притворился мертвым и даже весь зачервивел. Пришли из крепости Хиза к роднику водоносы и увидели они мертвого. Вернулись обратно и рассказали Челахсартагу, что лежит у родника красивый мужчина, умер он, и даже черви покрыли его. По их рассказу узнал Челахсартаг, что мертвый человек - это Сослан, но не поверил в смерть Сослана.

- Я пойду туда, - сказала Бедоха, - хочу увидеть его.

- Не ходи, - сказал ей отец. - Он поймает тебя.

- Не тронет он меня, - ответила Бедоха.

Скрыв лицо ладонью, спустилась она к роднику. Зачерпнула она воды и вернулась домой. Трудно было Сослану сдержаться при виде ее, но он даже не шевельнулся.

- Как тебе не стыдно, отец, - упрекнула Бедоха Челахсартага. - От этого мертвого кроме костей ничего не осталось, а ты даже мертвого так боишься его, что не смеешь к нему подойти. Если Сослан мертвый способен внушать такой страх, значит был он отважен и достоин меня. Ах, почему ты не выдал меня за него! Никого не встречу теперь лучше его.

- Он не умер еще, - сказал Челахсартаг.

И приказал Челахсартаг слугам своим накалить докрасна вертел и воткнуть его в пятку Сослану.

- Если вертел, пронзив всю ногу, выйдет над его коленом и он все-таки не шевельнется, вот тогда я поверю, что он мертв.

Слуги сделали так, как велел им Челахсартаг: накалили они докрасна вертел и от пятки пронзили им ногу Сослана. Стерпел Сослан эту боль и не шевельнулся. Но все-таки не поверил Челахсартаг смерти Сослана.

- Принесите мне вертел, - сказал он. Взял Челахсартаг вертел и понюхал его.

- Жив еще этот проклятый богом, - сказал Челахсартаг.

- Ты безжалостен! - сказала Бедоха. - Если человеку вонзается колючка в ногу, и то ему не удержаться от крика. Но если этот нарт, которому в пятку вонзили раскаленный вертел, жив и даже не охнул и не шевельнулся, то какой же другой жених будет больше его достоин меня?

Вышла Бедоха из крепости и, ударяя себя по лицу, стала причитать, как по дорогому покойнику. Подошла она к тому месту, где лежал Сослан, и сказала:

- О ты, из несчастных несчастный! Умер ты в тяжких страданьях! Если бы знала я раньше о том, что тебе грозит смерть, я бы бросилась в быструю реку, чтобы только спасти тебе жизнь. Как же не пожалеть, что умер ты без славы!

Трудно было сдержаться Сослану, но опять сдержался он и даже не шевельнулся.

Увидел Челахсартаг, что вернулась его дочь невредимой, не выдержал и вышел из крепости, чтобы взглянуть на мертвого врага.

Вот все ближе подходит он к Сослану, вот подошел он совсем близко. И тут не выдержал Сослан, вскочил он и бросился на Челахсартага. Кинулся Челахсартаг к воротам крепости, и тут настиг его Сослан, ударил его мечом и снес ему полчерепа. Но Челахсартагу все же удалось скрыться в крепости, и крикнул он оттуда Сослану:

- Через неделю повторится наш бой, а пока поднимусь я к Курдалагону, чтобы он залечил мне голову.

Поднялся сын Хиза Челахсартаг на небо, и Курдалагон сковал ему из меди новую крышку черепа. И, одев ее на голову Челахсартага, спросил Курдалагон:

- Снаружи я приколочу ее гвоздями, но как загнуть мне их изнутри?

- Об этом не беспокойся, - ответил Челахсартаг. - Когда ты будешь забивать гвоздь снаружи, я кашляну, и гвоздь загнется, как нужно.

Так вылечил Курдалагон сына Хиза Челахсартага. Когда наступил день поединка, помолился Сослан богу:

- Бог богов, мой бог! Если я зачем-нибудь нужен тебе и наделен тобою хоть небольшим счастьем, то повели солнцу греть с такой силой, чтобы у лысого голова треснула, а медный череп расплавился.

Вышел из крепости сын Хиза Челахсартаг и стал дожидаться Сослана. Но Сослан не идет. Ждет сын Хиза, а солнце греет все жарче, и расплавилась тут медная крышка черепа Челахсартага, сгорел его мозг, и, не сходя с места, умер Челахсартаг.

Увидел это Сослан, вошел в крепость и сказал Бедохе:

- Я убил отца твоего. Теперь ты моя.

- Я согласна быть твоею женой, - ответила Бедоха. - Только сначала нужно похоронить прах отца моего.

И велел тут Сослан выстроить большой склеп, и положили в него мертвого Челахсартага.

- Я похоронил твоего отца, - сказал Сослан Бедохе. - Какую еще отговорку придумаешь ты?

- Хочу я своими глазами увидеть, как похоронен отец мой, - сказала Бедоха, - и тогда да благословит нас бог.

- Ну, что же, пойдем, и взгляни сама, - сказал Сослан.

Не видел Сослан, что булатные ножницы спрятала Бедоха в своем рукаве. Взглянула Бедоха на мертвого отца, ножницами пронзила она свое сердце и замертво упала на труп. И пришлось Сослану похоронить ее рядом с отцом.

- Много несчастий пережил я, но такого еще не случалось со мной, - сказал Сослан.

Да и как было не горевать ему о красавице Бедохе, которой он столько лет добивался? Решил он постеречь тело своей возлюбленной. Три дня и три ночи сидел он у ее изголовья и вдруг видит: из угла склепа выползла змея и подползает к телу Бедохи. Схватил Сослан свой меч и надвое разрубил змею. Хвостовая половина змеи осталась на месте, а та половина, где голова, быстро уползла обратно в норку. Стал Сослан ждать, что будет. И вот видит он, что змея выползла из норы и держит она в пасти волшебную бусину - бусину исполнения желаний. Этой бусой потерла змея то место, где разрубил ее Сослан, и тут же срослись обе половины, и поползла змея прочь. Но Сослан ударил ее мечом по голове и убил насмерть. Вынул он из пасти ее бусу исполнения желаний и приложил к ране Бедохи. Вздохнула девушка, потянулась и сказала:

- Как долго спала я!

И ответил ей Сослан:

- Так долго, что чуть навек не уснула!

Вывел Сослан Бедоху из склепа и привел ее в свой дом. И весело зажили Сослан и Бедоха и крепко любили они друг друга.

Как Сослан спас Шатану из озера ада

Поехал Сослан в дальний поход, в ту сторону, откуда восходит солнце. Выше земли, ниже облаков мчит Сослана конь его, силою своей равный буре. Некоторые нартские юноши были злы на Сослана, и когда он уехал в поход, стали придумывать они, какую бы рану побольнее нанести сердцу Сослана, какое бы зло причинить ему. И сговорились они так:

«Давайте бросим мать его Шатану в озеро Ада, - живую пошлем ее в Страну Мертвых».

Пришел к Шатане один из юношей и сказал ей:

- Сегодня пятница, а жить тебе осталось до следующей пятницы. Поэтому торопись, замаливай за эту неделю все грехи свои - в следующую пятницу мы бросим тебя живьем в озеро Ада.

Затосковала Шатана, заголосила она, крупными бусами посыпались слезы из глаз ее. И стала придумывать Шатана, как сообщить ей об этой беде сыну своему, из камня рожденному Сослану. Находчива была Шатана. Испекла она три медовых лепешки, побежала к реке и села на тот камень, из которого родился Сослан. И взмолилась Шатана:

- Бог богов, мой бог, пришли мне такую птицу, которая донесла бы до Сослана мое слово.

Сидит Шатана, ожидает. И вот видит: ястреб летит над нею.

- Эй, ястреб, великим подарком я бы тебя одарила, если бы полетел ты вестником тревоги в ту сторону, откуда восходит солнце, и сказал бы Сослану, что недруги его хотят живьем мать его послать в Страну Мертвых. Скорей возвращайся, Сослан.

- Еще худших несчастий желаю я Сослану, - прокричал сверху ястреб в ответ Шатане. - Все ущелья и овраги завалил он тушами убитых зверей, а все мало ему - и когда я вылетаю полакомиться его добычей, он стреляет в меня.

Улетел ястреб, а следом за ним, над головою Шатаны, каркая, тяжело пролетела ворона. И к ней обратила Шатана свою, подобную песне, мольбу:

- Ворона, черная ворона, прошу тебя, толстошеяя, полети ты туда, откуда солнце восходит! Не впервой тебе быть вестником несчастья. Прокаркай Сослану, что хотят нарты бросить мать его живьем в озеро Ада. Услужи мне, и я так одарю тебя, что ты запомнишь об этом навеки.

- Нет, не полечу я, Шатана, вестницей о твоем несчастьи. Бывало, сын твой Сослан набьет полное ущелье дичи, но даже косточки никогда не оставит он мне, - прокаркала ворона. - Хотела бы я тебя видеть в беде еще большей.

- Будь же ты отвержена навеки среди птиц, - прокляла ее Шатана.

Улетела толстошеяя ворона. Плачет в отчаянии Шатана. И тут прилетела на плач ее тонкошеяя сорока, и к ней взывает Шатана:

- Ускакал сын мой Сослан в ту сторону, где восходи г солнце, донесла бы ты до пего тревожную весть, что хотят нарты бросить живьем его мать в озеро Ада. Какой бы я сделала тебе драгоценный подарок!

- Хоть бы одним глазом посмотреть на такое горе Сослана, - прострекотала сорока. - Или ты не помнишь, как он меня хлопнул метлой, когда я утащила куриное яйцо из твоего курятника? Насилу я тогда спаслась от него и в жизни никогда этого ему не забуду.

Закрыла лицо руками Шатана и заплакала горько. Вдруг услышала она над ухом щебетанье ласточки:

- Что за горе у тебя, добрая Шатана? О чем ты льешь слезы? - ласково спросила ласточка.

- Как мне не плакать? - ответила Шатана. - До пятницы осталось недолго. А недруги мои хотят в пятницу живьем бросить меня в озеро Ада. Сын же мой и заступник мой Сослан находится в дальнем походе, и некому за меня заступиться.

- Голову свою я готова отдать, лишь бы помочь тебе, - сказала ей ласточка. - Я в жизни никогда не забуду, как спасла ты птенцов моих из хищной кошачьей пасти, выкупала их в парном молоке и уложила обратно в мое гнездо.

- Если так, то лети туда, ласточка, откуда восходит солнце, найди там Сослана, который на целый год уехал в поход, будь вестником тревоги - скажи, что недруги его хотят в пятницу бросить его мать в озеро Ада. А потом возвратись обратно ко мне, и я никогда тебе этого не забуду.

- Как не согласиться мне быть вестником тревоги твоей, прославленная Шатана, как могу я забыть, славная Шатана, твои благодеяния? - ответила ласточка. - Я сейчас же полечу к нему. Но вдруг он не поверит мне?

Сняла тогда Шатана со своего пальца кольцо и надела его на шею ласточке. Распростерла тут ласточка крылья и полетела в ту сторону, где восходит солнце.

Куда за семь недель и семь дней доскакал на своем могучем коне-бурегоне нарт Сослан, туда за одну ночь к восходу светлой утренней звезды Бонварнон долетела ласточка. Под тенистым кустом, на мягкой зеленой траве беспечно отдыхает Сослан. И ласточка села на ветку над его головой и запела, зазвенела на тысячу ладов:

- Эй, прославленный нарт, буйный Сослан, безмятежно лежишь ты на мягкой зеленой траве, а любимую мать твою Шатану хотят недруги твои бросить живой в озеро Ада. Бусами сыпятся слезы ее, как луча солнца ждет она твоего возвращения.

- Ласточка, ты всегда была другом людей, и я понимаю твою речь, но чем подтвердишь ты правду своих слов.

И тут сбросила ласточка с шеи своей кольцо Шатаны - как было не узнать Сослану это кольцо! Одним прыжком очутился Сослан на своем подобном буре и быстром как облака коне и поскакал обратно. Много уже проскакал он и вдруг видит: изнемог человек, лежит на дороге и подняться не может.

- Эй, нарт Сослан, я тебе поручаю мою жизнь, - сказал он Сослану, а сам даже голову не в силах поднять с земли.

И тут же придержал Сослан коня своего и, нагнувшись, спросил бедняка:

- Что с тобой, чего тебе нужно? Чем могу помочь я тебе?

- С голоду умираю и только от тебя жду спасения, - ответил ему бедняк.

Торопился Сослан на помощь к матери своей и не взял он с собой ничего съестного. Но даже в голову ему не пришло бросить на голодную смерть человека. Поскакал он в лес и вернулся оттуда с тушей оленя. Развел он костер, насадил мясо на вертел и только после этого пожелал голодному доброго дня, хлестнул коня и помчался своею дорогой. Проскакал он уже добрую часть пути и вдруг видит: летит орел и в когтях своих несет ребенка. Взял тут Сослан свой лук и стрелу пустил в орла. Не выпуская ребенка из когтей, упал орел в реку. Подскакал Сослан к берегу, соскочил с коня, кинулся в реку и спас ребенка. Посадил он ребенка с собой в седло. На околице селения встретила Сослана женщина с исцарапанным лицом; на ее глазах утащил орел ее дитя. Отдал ей Сослан ребенка, и поблагодарила его мать:

- Я бедная вдова, - сказала она. - И ты спас моего единственного сына.

Торопится, скачет Сослан, погоняет он своего коня. Но как ни торопился он, все же опоздал, - уже бросили Шатану живьем в озеро Ада. Кинулся Сослан к озеру, но не нашел он там своей матери.

Тогда вернулся он в нартское селение и наказал своих недругов. А потом отправился Сослан в Страну Мертвых к самому Барастыру. «Может, отдаст мне обратно мою мать», подумал Сослан.

Подскакал он к воротам Страны Мертвых и постучался. И тогда сам Барастыр, повелитель Страны Мертвых, вышел к нему. И стал у него Сослан выпрашивать свою мать.

И сказал Барастыр Сослану.

- Немало совершил ты грешных дел, нарт Сослан. Но за то, что, торопясь на помощь к матери своей, ты не отказал голодному человеку и спас его от смерти и вырвал из когтей орла сына бедной вдовы, я отдаю тебе твою мать.

Отпустил Барастыр Шатану, вернулись они в селение, нартов и стали опять жить среди них.

Как Сослан женился на Косер

Летающая башня Косер

Однажды вечером вышел Сослан из дома и прошел вверх по улице нартского селения. Дошел он до угла и видит: стоят за углом молодые нарты и, не видя Сослана, говорят между собой:

- Сослан без нас не был бы Сосланом.

Повернул Сослан выше, дошел до другого угла, стоит за углом другая кучка нартской молодежи, и услышал Сослан те же речи:

- Если бы не мы, не было бы Сослана.

Свернул Сослан на другую улицу, там тоже стоит молодежь, и речь идет о том же.

- Ну, хорошо же, - сказал Сослан. - Испытаю я вас на деле.

Долгое ли, короткое ли время прошло с тех пор, только собрал раз Сослан нартскую молодежь и сказал:

- Пришло время действовать. Войска недруга нашего Уарби направились к перевалу Хызын. Мы должны напасть на них, разбить их и завладеть их имуществом и сокровищами. Завтра на рассвете каждый из вас, при оружии и запасшись пищей, должен явиться ко мне.

Согласилась нартская молодежь. На утро вышли они в поход. Ведет Сослан нартское войско. Достигли они перевала Хызын и увидели: воины Уарби, гремя доспехами, поднимаются вверх по ущелью. Испугались нартские юноши, увидев войска Уарби, услышав грохот движущихся войск. Оглянулся Сослан и видит, что остался он один - покинули его все нартские юноши и бежали домой.

- Эх, собаки, - сказал Сослан. - Как заносчивы были вы в тот вечер! Что же вас теперь не видать?

Один вступил Сослан в борьбу с воинами Уарби: разогнал он их, завладел имуществом и сокровищами Уарби и все самое хорошее принес в селение нартов. Идет Сослан по улице, ни одного человека не видит. «Когда я уходил, все были здоровы, - куда же они девались теперь?» с тревогой подумал Сослан.

Вдруг видит он, идет по воду молодая женщина.

- Куда все люди наши девались? - спросил ее Сослан.

Но ничего не ответила ему женщина, недавно вышла она замуж и не имела права, по обычаю, говорить со старшими.

- Ради бога твоего, - попросил Сослан, - на этот раз нарушь обычай и скажи, почему обезлюдело наше селение?

И ответила Сослану молодая женщина:

- Вошла в свою летающую башню красавица Косер. Поднялась она в небо на башне и, когда собрались люди, чтобы посмотреть на это диво, она такое слово сказала им: «Стану я женой того, чья стрела долетит до меня».

Встревожился Сослан. «Как бы чья-нибудь стрела не долетела раньше моей», подумал он и поспешил туда, где высоко над землей висела в небе башня Косер.

Добежал Сослан до того места, где, глядя в небо, собрались нарты, лег на землю лицом вверх, достал свою стрелу и пустил ее. В верхний косяк двери летающей башни вонзилась стрела его. Пустил Сослан вторую стрелу, в верхний косяк окна летающей башни попала стрела. Открылось окно башни, и Косер своей белой рукой достала обе стрелы, взглянула на них и подумала:

«Обе эти стрелы из одного колчана. Навеки моим ясным солнышком пусть будет тот человек, кто пустил их». И опустила красавица Косер свою башню на землю к людям.

- Тот, чьи эти стрелы, пусть подойдет сюда, - сказала Косер. - Он будет моим суженым.

Обрадовался Сослан, рванул дверь башни и вошел в нее.

- Подожди, безумец, подожди! - закричала Косер, - не сумеешь ты управлять моей башней.

Но не послушал ее Сослан. Рассердилась Косер. Послала вверх свою башню, а сама выскочила из нее на землю. Сослан же не заметил, что Косер выскочила из башни, обежал он всю башню и нигде не нашел ее.

«Значит, обманула эта коварная», в гневе подумал Сослан.

А башня все летит вверх и уносит Сослана.

Долетела башня до самого неба и остановилась. Что делать тут Сослану? Разгневался он и спрыгнул с вершины башни на землю. Камнем полетел он вниз - чем ближе к земле, тем быстрее. Достиг земли со всей силы своего полета, стремительно пробил ее насквозь и видит, что очутился он у чертей в седьмой преисподней. Обрадовались черти, несут ему в подарок все самое лучшее, что только могут достать. Но с каждым днем становился все печальнее Сослан.

- Дорогой ты наш гость, - говорит ему повелитель чертей. - Все самое хорошее, что есть у нас, показываем мы тебе, но ничем не можем тебя развеселить.

- Такой уж я человек, - сказал Сослан, - что без охоты и сражений не мила мне жизнь.

А тут как раз пришла весть, что угоняют у чертей стадо. И приказал тогда повелитель чертей:

- Выводите скорей знаменитого нашего Дзындз-коня, попытаем-ка нашего гостя. Таков ли он на самом деле, как говорит о себе? Пусть один поскачет он на нашем коне и отобьет у врагов наше стадо.

Вывели черти своего знаменитого Дзындз-коня. Вскочил на него Сослан, мигом укротил его, погнался за разбойниками, которые угнали у чертей стадо, и не только стадо пригнал, но и разбойников взял в плен.

- Нельзя его отсюда отпускать, - сказал повелитель чертей. - Такого черта и среди чертей не найдется.

И привел повелитель чертей к Сослану трех своих дочерей.

- Гость наш дорогой, - сказал он Сослану. - Всех трех любимых своих дочерей отдаю я тебе в жены. Таких красавиц ты, конечно, нигде не найдешь. С ними ты проведешь у нас весело и счастливо всю свою жизнь.

Во многих странах пришлось побывать Сослану, много девушек видел он на своем веку, а таких уродок, как чертовы дочки, никогда не видал. Но, чтобы не обидеть хозяина, сказал Сослан повелителю чертей:

- Ах, как нравятся мне твои дочери, мой добрый алдар! Но горе, в Стране Нартов осталось у меня три жены. Они и так друг с другом не ладят, и вечно у нас в доме крик и брань. Не смогут они ужиться в согласии с любимыми твоими дочерьми, и не хочу я сделать несчастными этих нежных девушек.

- Тогда проси, чего хочешь, ничего мы для тебя не пожалеем, - сказал Сослану повелитель чертей.

- А мне бы только вернуться к своему народу нартскому, больше мне ничего не нужно от вас, - ответил ему Сослан.

Опечалился, вздохнул повелитель чертей.

- Ну, что ж, - сказал он своим слугам. - Принесите-ка нашему гостю два старых чувяка.

Вот принесли Сослану два старых чувяка.

- Теперь надень на ноги эти чувяки и помолись богу, - сказал повелитель чертей. - Скажи такие слова: бог богов, сделай так, чтобы очутился я у своего дома.

Надел Сослан на ноги чувяки, помолился, и на вот! - стоит он у дверей своего дома. Увидала его Шатана, обрадовалась.

- Готова я проглотить твои недуги, бог мой, за то, что ты невредимым вернул моего мальчика! - воскликнула она.

А Косер, пока Сослан был в преисподней, находилась на земле.

Дошел слух до нее, что вернулся Сослан, и подумала она: «Кто его, знает, может, он обиделся на меня?»

Велела она своей башне спуститься вниз, вошла в нее, и опять повисла башня между землей и небом.

Тут увидел башню Сослан и спросил Шатану:

- Что мне делать теперь? Я из-за этой коварной один раз попал уже в седьмую преисподнюю, неужели же мне оставить теперь ее в покое и успокоиться самому?

- Я помогу тебе в этом деле, - сказала Шатана. - Я превращу тебя в вихрь, и ты без труда достигнешь ее.

Превратила его Шатана в вихрь, взвился он, закружился вверх, понесся, мигом достиг башни и через открытое окно ворвался в башню. Испугалась Косер налетевшего вихря, но тут же рассеялся вихрь, и видит Косер - стоит перед ней Сослан.

- Ну, а теперь, коварная, куда ты уйдешь от меня? - сказал Сослан.

- А в чем я перед тобой виновата? Это ты сам во всем виноват, - ответила Косер. - Я и сюда поднялась только для того, чтобы узнать, верны ли чувства твои ко мне.

И там же наверху, между землей и небом, помирились нарт Сослан и красавица Косер. А потом велели они башне крутиться и спустили ее вниз на землю.

Сослан в Стране Мертвых

Как-то вечером сидел Сослан на Нихасе. Вдруг видит он: возвращается с охоты печальный Урызмаг. Подняты его плечи и опущена голова.

- Что за беда у тебя, Урызмаг? - спросил Сослан.

И ответил ему Урызмаг:

- Много чего пришлось мне видеть за свою долгую жизнь, но такого дива, как сегодня, никогда не случалось со мной. Охотился я в камышах. Вдруг гляжу: точно солнце засияло среди камышей, и увидел я на поляне оленя - восемнадцать рогов сосчитал я на его голове. На полет стрелы приблизился я к оленю, прицелился и только хотел пустить стрелу, как вдруг рассыпались все мои стрелы и исчезли куда-то - ни одной не осталось в колчане. Выхватил я свой меч, но выскочил меч мой из рук, и один, верно, бог знает, куда исчез он. Олень мгновенно умчался. Погнался я за ним, но он словно сквозь землю провалился, даже следа не осталось. Что за олень - шерсть на нем золотая была!

Никак не мог заснуть Сослан. Всю ночь проворочался он с бока на бок. В тот ранний час, когда отделяется день от ночи, накинул он на плечи бурку, взял лук и колчан, привесил свой меч и вот - погляди на него! - идет он уже в тех камышах, в которых встретил Урызмаг оленя. И только солнце взошло и первые его лучи проникли сквозь камыши, в их свете увидел Сослан оленя. Спокойно лежал олень на полянке, жевал свою жвачку, и солнечные лучи, отскакивая от золотой его шерсти, казались тоньше самых тонких иголочек и кололи Сослану глаза - до того они были ярки.

- Если бы попал мне в руки этот зверь, не было бы славнее меня среди нартов, - тихо сказал себе Сослан.

Крадучись, от травинки к травинке, стал Сослан подползать к оленю. Вот на полет стрелы приблизился он к нему, приложил стрелу к луку. «Боже, сделай так, чтобы этот зверь не ушел от меня», взмолился Сослан, целясь в оленя. И только хотел он пустить стрелу, как вдруг исчезла его стрела. Схватился Сослан за колчан свой - ни одной стрелы не осталось там. Но даже с места не сдвинулся олень - спокойно жует свою жвачку.

«Неужто опозориться мне?» подумал Сослан и, выхватив свой меч, одним прыжком достиг оленя. Но олень опередил его, вскочил и направил свой бег в сторону Черной горы. «Нет, не уйдешь ты от меня», подумал Сослан и устремился за ним.

Взбежал олень на Черную гору и скрылся в глубокой пещере. Не знал Сослан, что под видом оленя преследовал он дочь солнца Ацырухс, которую оберегали семь уаигов. Гонясь за оленем, бежал Сослан по пещере и вдруг увидел он перед собой семиярусный замок. Открыта дверь нижнего яруса. Вошел Сослан и видит: попал он в покой для гостей. Сел Сослан на скамью, на стене над головой его висел многострунный фандыр, искусно вырезанный из березового нароста. Снял его Сослан со стены и заиграл чудесную песню. Так играл он, что на звуки его фандыра слетались птицы и сбежались звери. Закачались в лад песне высокие стены замка, и горы стали подпевать Сослану. И вдруг вбежали в покой два маленьких мальчика. Сослан, продолжая играть на фандыре, сказал им:

- Я нарт Сослан, тот самый, что не может жить без пиров или без войны.

Убежали мальчики. Все вверх, с яруса на ярус бежали они. И вот поднялись они на самый верхний - седьмой ярус, где жили семь уаигов. И сказали им мальчики:

- Чудесный гость посетил нас. Он в покое, для гостей отведенном, играет на фандыре. Когда вошли мы, он сказал нам: «Я нарт Сослан, тот самый, что не может жить без пиров или без войны».

И сказали тогда уаиги мальчикам:

- Бегите к Сослану и скажите ему: «Если тебе нужен пир, мы пошлем к тебе Мать, если же тебе нужна война, мы пошлем к тебе Отца».

Прибежали мальчики к Сослану и передали ему слова уаигов.

- Для чего мне сейчас пир? - сказал Сослан. - Если есть война, то дайте мне войну.

И когда прибежали мальчики к уаигам и передали им ответ Сослана, спустились уаиги из замка и стали на черном камне оттачивать свои ножи, те ножи, которые были у них в руках, когда вышли они из утробы матери.

Стоял во дворе жертвенный стол - на нем приносили в жертву животных. Выволокли уаиги Сослана к этому столу, разложили его на нем и стали рубить его своими ножами, крича при этом:

- Так вот та собака, собакой рожденная, которая не дает спокойно пастись любимому нашему оленю!

И яростно рубили они его своими ножами. Но ни единой царапины не оставляют ножи их на булатном теле Сослана. Увидели уаиги, что только тупятся ножи их, а Сослан по-прежнему невредим, и тогда освободили они Сослана и говорят:

- Пусть питомица наша - дочь Солнца Ацырухс скажет нам, что сделать с ним.

Пришли уаиги к дочери Солнца и сказали ей:

- Необычный гость посетил нас. Называет он себя нартом Сосланом. Мы хотели принести его в жертву, но наши ножи не берут его.

Услышала дочь Солнца имя Сослана и сказала:

- Если это Сослан, то он суженый мой.

- А как узнать нам, правда ли это Сослан или нет? - спросили уаиги.

- У Сослана между лопаток есть черное родимое пятно. Пошли уаиги в покой для гостей и попросили Сослана раздеться и показать им свою спину. Черное родимое пятно оказалось у него как раз между лопаток. Когда узнала об этом Ацырухс, сказала она своим воспитателям уаигам:

- Пойдите к нему и будьте к нему ласковы и договоритесь с ним о выкупе, достойном меня. Нарты - люди щедрые. Постарайтесь взять с него побольше сокровищ.

Опять пришли уаиги к Сослану. Ласково похлопали они его по плечу, ты, мол, зять наш, и каждый сказал ему доброе слово. Потом повели они его к Ацырухс и показали ему его невесту. И только после этого пригласили они жениха в свои покои, сели в ряд на скамью и повели с ним разговор о выкупе.

И сказали уаиги Сослану:

- Выкуп твой за невесту будет такой: построишь ты нам на берегу моря замок, весь из черного железа, и на четырех углах этого замка пусть растет по листу дерева Аза. И еще пригони нам три сотни зверей: и чтобы в первой сотне были олени, в другой сотне - серны, а в последней сотне - всевозможные звери.

Не стал возражать Сослан, услышав о подобном выкупе, но как было не опечалиться ему? Встал он со своего места, простился с уаигами и, низко опустив голову и подняв плечи, вернулся он к своему очагу. И, вернувшись, так сказал он Шатане:

- Под защитой семи уаигов растет дочь Солнца Ацырухс. Согласилась она выйти за меня замуж, но тяжелый выкуп потребовали у меня уаиги за невесту. Потребовали они, чтобы выстроил я на берегу моря черный железный замок и чтобы на каждом из четырех его углов выросло по листу дерева Аза, и чтобы три сотни диких зверей пригнал бы я им. И в одной бы сотне были одни олени, а во второй - только одни серны, а в третьей - всякого рода другие звери. Выкупа мне такого не собрать. Но нет сил у меня отказаться от красавицы, подобной Ацырухс.

- Сядь-ка рядом со мной, - сказала Шатана, - да послушай, что я скажу. Большой выкуп берут с тебя, но если поступишь ты так, как я скажу тебе, то сможешь ты собрать его. Черный железный замок построить легко. Когда возьмешь ты мое чудесное кольцо, пойдешь с ним на берег моря, только очертишь ты этим кольцом широкий круг, как сразу воздвигнется в этом кругу черный железный замок. Три сотни зверей тоже собрать нетрудно. Я попрошу для тебя у Афсати свирель, ты в этом большом замке заиграешь на свирели, и звери сами придут во двор замка. Труднее всего добыть листья с дерева Аза, потому что не растут они в этом мире. Это дерево из Страны Мертвых. И только властелин Страны Мертвых Барастыр может дать их тебе. Вот если бы умершая жена твоя Бедоха замолвила бы за тебя слово Барастыру, тогда, пожалуй, дал бы он тебе эти листья.

- Тогда прощай, мать моя, - тут же сказал Сослан, - отправляюсь я в Страну Мертвых.

И ни слова не успела Шатана ответить ему, как вскочил он на своего упругокопытого коня и уехал.

- А ведь этот сумасброд, чего доброго, правда отправится в Страну Мертвых, - подумала Шатана.

Разожгла тут Шатана очаг и приготовила много обильной еды, потом вышла она на свалку, нашла там дохлую кошку и дохлую собаку, принесла их к себе в дом, положила дохлятину рядом с обильными кушаньями и все это вместе - и хорошее, и плохое - посвятила своим покойникам.

- Вот теперь, если войдет Сослан в Страну Мертвых, я все буду о нем знать, - сказала Шатана.

А Сослан в это время стоял уже у железных ворот, что вели в Страну Мертвых.

- Аминон, открой мне ворота! - крикнул Сослан привратнику.

- Когда умрешь ты, сами откроются перед тобой эти ворота, - ответил ему Аминон. - Не может живой войти в Страну Мертвых, и не властен я открыть тебе эти ворота.

- Я знать ни о чем не хочу, открывай скорее ворота, - крикнул ему Сослан.

- Ты, я вижу, силен и надеешься Всего достичь своей силой, - ответил ему привратник.

Видит Сослан: не открывает ему добром привратник ворота. Изо всей силы рванул он их и въехал в Страну Мертвых. Но только миновал он ворота, множество людей в полном вооружении бросилось к нему навстречу.

- Да настигнет тебя черный день, Сослан! Мы давно ищем тебя, и теперь тебе уже не спрятаться от нас, - угрожая, кричали они и, замахиваясь оружием, бросались на него.

Но, чудо, никто из них не может ни ударить его, ни схватить, ни коснуться его. И дивясь этому и раздумывая, «что бы это могло значить», продолжал он свой путь.

Велика Страна Мертвых. Долго ехал он по горам и равнинам, переезжал через озера и реки и вот въехал он на широкую равнину, и всюду на ней стоят столбы и деревья, на которых кто за ноги, кто за руки, кто за язык, а кто за шею повешены люди, и под каждым разложен костер, раскаленные булыжные камни горят неугасимо.

- О, Сослан, освободи нас! Избавь нас от мук, Сослан! - вдруг закричали все повешенные, увидев Сослана.

- Не может Сослан помочь вам! - ответил им Сослан и отвернулся.

Только он подивился этому диву, и вот перед ним другое: большое озеро видит Сослан, и все оно кишит змеями, лягушками и другими гадами, и среди всей этой нечисти плавают в озере люди, то выныривают на поверхность, то вновь исчезают под водой.

- Эй, Сослан, помоги нам, будь защитником нашим, спаси нас! - закричали, увидев его, эти несчастные.

- Ничем не может помочь вам Сослан, - ответил им Сослан и поскакал дальше.

И опять перед мим широкая равнина. Богатые хлеба колышется на ней. И никогда не видел Сослан, чтоб рядом колосились все виды злаков. И здесь же тучные стада пасутся в густой траве, и хищные звери пробегают между стад. Но не трогают они скота, и скот не боится их.

Большая спокойная река протекала по той равнине, и на берегу той реки множество девушек, обняв друг друга, вели торжественный симд, нартскую пляску. Множество обильных яств расставлено на зеленой траве, но никто не прикасается к ним.

Увидели девушки Сослана и обрадовались ему.

- Сослан! Сослан! Земные духи или небесные привели тебя к нам? Конечно, не игра счастья, а только мужество твое привело тебя сюда, иначе как бы вошел ты в Страну Мертвых без шубы, в которую облекают умерших? - обступив Сослана, говорили девушки.

- Накормили бы вы меня, я хочу есть, - сказал им Сослан.

- Спляши сначала с нами, и тогда мы покормим тебя, - ответили девушки.

Что ж, слез с коня Сослан, выбрал двух самых красивых девушек и встал между ними. А так как был Сослан неистов во всем, загорелась кровь его, и крепко сжал он руку одной из девушек, но не получил никакого ответа. Еще крепче сжал он ее руку, и тут вдруг вырвалась она с неожиданной силой, схватила Сослана за руку, швырнула его, и очутился он на самой середине этой широкой реки. Трудно плыть Сослану в тяжелых доспехах, тянут они его вниз, захлебывается Сослан, исчезает под водой.

- Простите меня, девушки, ошибся я, вижу, что ошибся, - крикнул Сослан.

- Нужно простить его, - закричали девушки.

И вот та красавица, которую обидел Сослан, вошла в воду, подала ему руку, помогла выйти на берег и так сказала Сослану:

- Го, что позволено людям на земле, не позволено здесь.

- Ну, что ж, - сказал Сослан, - теперь накормите меня, а то голоден я.

- Оставайся здесь с нами, не стремись больше в мир живых и, так же, как мы насыщаемся одним лишь видом еды, так же и ты будешь сыт, глядя на яства, и есть тебе не захочется, - сказала ему девушка.

- Не хочу я жить в такой стране, где насыщаются только видом вкусной еды, хочу я вернуться обратно в Страну Нартов, - сказал Сослан девушкам и погнал дальше своего коня.

Далеко ли, близко ли отъехал Сослан, как видит, перед ним новое диво. На обледенелом утесе неподвижно сидят покрытые льдом старики. И бритвы, изо льда выточенные, сами бреют им бороды, с корнем вырывая волосы и полбороды оставляя. Подивился Сослан и проехал мимо.

Недалеко отъехал он, как поднялся перед ним, весь выкованный из серебра, красивый замок. И в большие открытые окна этого замка видно, что сидят там на золотых скамьях почтенные старые люди, расставлено перед ними обильное угощенье, и напитки пенятся в чашах. Изобильна еда на столах, но ни к чему не прикасаются старцы.

Поскакал Сослан дальше и видит он, тащится на высокую гору старик. За спиной у него корзина, в которой навалены тяжелые камни. Но нет дна у этой корзины, высыпаются из нее камни, снова укладывает их старик в корзину, снова высыпаются они, и нет конца этой работе.

Удивился Сослан, поскакал дальше, и вот перед ним зеленый луг. Вол пасется на этом лугу. Трава на лугу по пояс, но не ест вол эту траву, - жадно жует он бороду какого-то старика, и мучается старик. «Вот это уж диво, так диво, - подумал Сослан. - Чтобы вол, когда вокруг него столько свежей травы, жевал бы сухую жесткую бороду?» И не успел он еще подумать над этим дивом, а перед ним уже новое.

Река перед ним, и на ней остров. С берега на остров мост перекинут и не шире он, чем острие ножа. А на острове том сидит в яичной скорлупе голый старик.

Едет Сослан дальше своей дорогой.

На дороге лежит мерзлый труп коня, и по обе стороны безмолвно сидят женщина и мужчина. «Что это еще такое?» подумал Сослан, но ничего не спросил он у сидящих и отправился дальше.

И вот видит Сослан: лежат рядом муж и жена, под ними большая воловья шкура, накрыты они такой же шкурой, но никак не могут они уместиться - тянут, отнимают шкуру друг у друга. И только миновал Сослан это диво, как перед ним уже новое. Тоже лежат перед ним муж и жена. Заячья шкура подостлана под ними, заячьей шкурой накрыты они, а видно, что им тепло и просторно. А тут же, неподалеку, новое диво. Снова видит Сослан женщину и мужчину. Женщина ладони горстью сложила а мужчина ей в ладони пламя изо рта изрыгает.

Поехал Сослан дальше и тут ахнул он от изумления Глубокими трещинами прорезанная гора перед ним, и ползает по этой горе женщина. Толстой иглой зашивает он; трещины на горе, устала, видно, бедняжка, потом обливается, а покоя не знает. Пожалел Сослан ее, подивился и поехал дальше.

Видит: грудится еще одна женщина, сбивает она дыр в большой деревянной кадке. Молоком полна эта кадка. Должен бы уже получиться большой круг сыра, но вот вынула женщина только что сделанный сыр из кадки, и еле видно его на ладони, не больше он зерна просяного.

А тут же неподалеку другая женщина и тоже делает сыр, - зачерпнет она ложку молока, и получается у нее сыр, величиной не меньше горы.

Раздумывая над тем, что видел, проехал Сослан мимо. И вот перед ним еще одна женщина, распростерта она на земле лицом вверх, и с бешеной силой, но вхолостую, вертятся на ее груди жернова.

«Удивительнее этого я ничего не встречал», сказал Сослан - и тут же, неподалеку, увидел другую женщину. Вертятся на груди ее такие же жернова, но в порошок размалывают они куски черного камня.

Едет Сослан дальше и видит все новые и новые дива. Вот женщина грудью своей ящериц кормит.

«А эта чем провинилась?» подумал Сослан. И только подумал, как перед ним другая женщина. Громадные куски сукна и кумача вылезают из ее ноздрей, а правая рука горит пламенем неугасимым. «А это еще что за диво? В чем провинилась эта несчастная?» подумал Сослан.

Едет Сослан дальше, и вот перед ним склеп. Сидит в том склепе голый малютка, в чем мать родила. Сукровица сочится из ноздрей мальчика, и кровь течет из его горла. Пожалел Сослан мальчика и опять отправился дальше.

Раскинулась перед ним поляна. На этой поляне играют и резвятся разного возраста дети, но грустно было смотреть на них Сослану - так неладно были они одеты. Одни босые, а чувяки за пояс засунуты, другие без поясов, пояса их висят на шее, другие без шапок, шапки засунуты за пазуху. Обрадовались они, увидев Сослана, бросились к нему, и кто называл его отцом, а кто матерью. Пожалел их Сослан, слез с коня, каждого обласкал и на каждом поправил одежду. И когда сел он на коня и отправился дальше, дети вслед кричали ему:

- Да будет у тебя прямая дорога, Сослан! Пусть во всем тебе будет удача и пусть благополучно завершится то дело, за которым ты приехал сюда!

И долго слышал Сослан, как кричали они ему вслед хвалу и благодарили его.

Едет Сослан и видит перед собой раскрытые ворота. Въехал он в эти ворота, а за воротами лежит сука, и видно, что скоро ей время ощениться. Крепко спит сука, но из чрева ее вдруг залаяли на Сослана щенята.

Немало дивился Сослан этому чуду и вдруг видит, на краю обрыва насыпана куча проса. Возле нее спорят друг с другом мешок и переметная сумка. Мешок говорит: «Я вмещаю больше, чем ты». И отвечает ему сумка: «Нет, я вмещаю больше тебя». Тогда мешок зачерпывает проса, наполняется им доверху и высыпает это просо в переметную сумку. Но даже до половины не наполняется сумка. А потом переметная сумка набирает проса, высыпает в мешок это просо, - переполняется мешок, и через край сыпится просо.

Не понял Сослан, что должен значить этот спор, и поехал дальше. Растут среди равнины три молодых дерева с гладкими, точно обточенными, стволами. И два чувяка - один из свиной кожи, а другой из сафьяна - наперегонки лезут по дереву. Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из свиной кожи дополз до верхушки дерева.

«Что это. еще за невидаль? - подумал Сослан, - Да разве может такое быть, чтобы чувяк из свиной кожи взял верх над сафьяновым чувяком?»

Вечер наступил в Стране Мертвых. Остановился Сослан на берегу реки и решил переночевать там. Разнуздал он коня, снял подушку с седла, положил ее под голову и тут же заснул. Недолго проспал он и, проснувшись, видит: сам он спит на зеленой траве, а другой берег реки покрыт белым снегом.

Подивился этому Сослан, оседлал коня и отправился в путь.

Вдруг видит он, через всю равнину, до самых гор, протянута веревка и так она толста, что ни поднять ее, ни перескочить на коне невозможно.

«Что делать?» подумал Сослан, но тут вдруг свернулась веревка и далеко в сторону укатилась.

Удивился Сослан и проехал дальше.

И вот перед ним высокий курган, горят на нем костры, кипят, бурлят три чана, но горят в кострах не сучья древесные, а рога оленьи. Два крайних чана кидают друг другу куски мяса - жирные ляжки и ноги, кипят и бурлят во-всю, а среднему чану и капли супа не достается, сухой шипит и чадит он.

«Чтобы это значило? - подумал Сослан. - Крайние чаны друг другу мясо кидают, почему же среднему ничего не перепадает?»

Только отъехал Сослан, и опять перед ним чудо: у края дороги в жестокую схватку вступили женский платок и мужская папаха. То платок одолевает папаху, то папаха возьмет верх над платком. Долго ждал Сослан, кто же из них кого одолеет. А потом вдруг стали они перед ним на дороге рядком - платок и папаха.

«Что бы это могло быть? На счастье это мне или на горе?» раздумывает Сослан и едет дальше. Видит он, валяется на дороге переметная сума. «Эта сума мне пригодится», подумал Сослан и захотел поднять ее ручкой плети, но переломилась ручка плети, и не смог Сослан поднять суму.

«Что это сталось со мной? - подумал Сослан. - Обычно, на всем скаку я схватываю и подымаю всадника, а эту суму даже с места не сдвинул!» Спрыгнул он с коня, схватился рукой за суму, но не может поднять ее. Схватился он за нее обеими руками, понатужился, по колено угряз в землю, а суму так и не поднял. От удивления остановились глаза Сослана. В безмолвии и неподвижности постоял он, потом вытащил ноги из земли, оставил суму на дороге и поехал дальше.

Валяется на дороге пестрый клубок ниток. «Пригодятся мне нитки в пути», сказал Сослан, слез с коня, схватился за конец нитки и стал мотать нитку на руку. Сколько ни мотает Сослан, а клубок не уменьшается. Видит Сослан, что опять перед ним какое-то диво, бросил клубок и поехал дальше.

Только проехал Сослан немного, опять перед ним клубок ниток. Катится клубок, разматывается, а нитки снова наматываются на него, и не может клубок размотаться. «Что бы это могло значить?» сказал себе Сослан и поехал дальше.

Вдруг третий клубок - клубок суровых ниток выкатился под ноги его коня. Погнал Сослан коня, обогнал клубок и оглянулся, видит, клубок бьет его коня по задним ногам. Ускорил Сослан бег коня, отстал клубок. Встревожился тут Сослан. «Уж не настигнет ли меня беда какая?» подумал он. И только подумал, вдруг видит, на почетных креслах сидят старики, предки нартов, перед ними - столы. Много на них всякой еды и напитков наставлено, и тут же с краю столов лежат дохлая кошка и дохлая собака. Смотрят старые нарты на обильную еду, но не прикасаются к ней. Как тут было не обидеться Сослану! «Кто же это так угостил наших стариков плохим и хорошим?» подумал Сослан. Поехал он дальше.

И вот перед ним его любимая Бедоха, но нет головы на ее плечах. Соскочил Сослан с коня, горько заплакал. Окружили его другие мертвецы.

- Где же голова жены моей? - роняя горькие слезы, спрашивает Сослан. - Я ведь всю Страну Мертвых проехал, только чтобы повидать ее.

- Не печалься, - ответили ему мертвецы. - Скоро и голова ее будет здесь.

И верно, прошло немного времени, и голова Бедохи очутилась на ее плечах и срослась с телом.

- Что с тобой, мой милый? Почему с кровью перемешаны твои слезы? О чем печалишься ты? - обращается к нему Бедоха.

- Да как же мне не плакать? - ответил Сослан. - Когда я приехал сюда и увидел, что на теле твоем нет головы, не мог я сдержать слез своих.

Радостна была встреча Сослана и Бедохи. И спросила Бедоха мужа своего Сослана:

- Какие духи, земные или небесные, принесли тебя сюда живым и в доспехах? Ни один живой не попадал до сих пор в Страну Мертвых.

И сказал ей Сослан:

- Дочь Солнца Ацырухс, семи уаигов питомица, согласилась стать моей женой. Но потребовали от меня уаиги трудного выкупа: должен я пригнать им три сотни зверей, построить замок из черного железа и чтобы на каждом углу этого замка росли листья дерева Аза. Выстроить замок и пригнать три сотни зверей - это в моих силах, но Аза-дерево растет только в Стране Мертвых. Вот и приехал я к тебе, чтобы попросила ты для меня эти листья у Барастыра, повелителя Страны Мертвых.

- Я сделаю для тебя то, что ты просишь, - ответила ему Бедоха. - Ну, а ты расскажи мне что-нибудь новое о чудесах земного мира.

- Какие у нас чудеса, Бедоха! Все чудеса находятся у вас, в Стране Мертвых. Нет на земле ничего такого, чему стоило бы удивляться.

И начал Сослан рассказывать ей все сначала, как спорил он с Аминоном и силой сорвал ворота, как кинулись на него вооруженные люди, грозили ему, бросались на него, наносили ему удары, но не чувствовал он этих ударов.

- Нет в этом никакого дива, - ответила Бедоха. - Тебя встретили враги твои, смерть от руки твоей нашедшие. Пока ты живой, они не могут причинить тебе зла. Но после смерти твоей они будут тебя беспокоить.

- Видал я широкую равнину, - рассказывает Сослан Бедохе. - И много людей повешано там на столбах и деревьях. Кто повешен за руку, кто за ногу, кто за язык, кто за шею. Под каждым из них пылает костер, и горят в тех кострах громадные камни. Кто это наказал их так жестоко?

- Они сами себя наказали, - ответила Бедоха. - Много плохого сделали они в Стране Живых, а теперь в Стране Мертвых мучениями оплачивают свои плохие дела. Владыка Страны Мертвых каждому назначил муки, в меру грехов его - один в год мучается три дня, а другой мучается в год три педели, а есть и такие, что мучатся еще дольше.

- Поехал я дальше и вижу озеро, наполненное лягушками, змеями и всякими мерзкими гадами. И множество людей плавает здесь между гадов, то выныривают они, то вновь погружаются в воду. Просили они меня, чтобы я спас их. Я же ответил им, что бессилен Сослан в Стране Мертвых. Что же они сделали, бедняжки?

- Ты видел озеро Ада. Те, кто при жизни крали и обманом присваивали чужое, теперь, по обычаю Страны Мертвых, несут наказание в озере Ада, - сказала Бедоха.

- Поехал я дальше и снова увидел широкую равнину. Густыми хлебами была покрыта эта равнина, и много разных злаков колосилось на ней. И еще чудеса - хищные звери ходят там рядом с домашним скотом и не трогают его. Большая река течет по этой равнине. Множество девушек пляшет симд, и всяческие кушанья и напитки стоят на берегу. Я сказал им, что голоден, но они ответили мне, что если не буду я стремиться обратно в земной мир, то тогда буду я сыт одним только видом еды. Я ответил им, что не по душе мне страна, в которой насыщаются только глядя на еду. Что это было за чудо?

- Ты посетил равнину Рая, - ответила ему Бедоха. - А девушки эти умерли, еще не выйдя замуж. Кушанья же, которые стояли на берегу, это то, что посвящено им их родными. И, по обычаю Страны Мертвых, они сыты одним лишь видом этих даров.

- Поехал я дальше, и вот передо мною новое чудо. Сидят старики, совсем обледенели они, и ледяные бритвы бреют их бороды, то с корнем вырывая волосы, то оставляя пучки волос на лице.

- Это те, кого народ выбирал судьями, считая их праведниками, Но неправедно они судили, - всегда брали сторону богатых и за взятку или по знакомству помогали им. Теперь, по закону Страны Мертвых, платят они за свои грехи.

- Поехал я дальше, - рассказывает Сослан. - Вижу серебряный замок. Почтенные старые люди сидят там на золотых скамьях, перед ними на блюдах стоит много обильной и вкусной еды, пенятся в чашах напитки, но никто ко всему этому не прикасается.

И ответила Бедоха Сослану:

- Эти люди во время земной своей жизни ни у кого не крали, любили бедных и помогали им. За это награждены они здесь Барастыром. А не прикасаются они к яствам потому, что, по закону Страны Мертвых, они сыты одним лишь их видом.

- Поехал я дальше и вижу: тащится в гору старик и несет он на горбу своем в корзине без дна песок и камни. Высыпаются песок и камни, он их собирает снова, и опять высыпаются они. За что суждена ему эта бесконечная работа? - спросил Сослан.

- Этот человек в земной своей жизни, где мог, отрезал лишнее от земли соседа и у каждого бедняка норовил украсть лоскуток земли, чтобы составить себе богатство. Вот теперь и расплачивается он за это.

- Дальше поехал я и вижу новое диво: стоит вол в высокой по пояс траве, но не ест он траву, а жадно жует бороду старика. Ну, как не удивляться тому, что вол вместо зеленой травы жевал сухие седые волосы?

- И этому не надо удивляться, - сказала Бедоха. - При жизни своей этот старик, когда ему случалось, в рабочую пору, брать в супрягу чужого вола, давал своему волу свежую траву, а чужому - объедки. За это теперь и принимает он страдания от вола.

- Дальше поехал я. Вижу, с берега мост переброшен на остров. Острию ножа подобен тот мост. Сидит на острове старик в яичной скорлупе.

- Всю свою жизнь нелюдимым прожил старик этот на земле. Ни в будни, ни в праздники не звал он к себе гостей, вот и приходится ему теперь в Стране Мертвых проводить в одиночестве долгие дни.

- Поехал я дальше, - говорит Сослан. - И вижу, лежит на дороге замерзший труп коня. Сидят около него мужчина и женщина.

- Эти люди при жизни были скупцами. То, что добыли они своими трудами, напрасно пропадало у них - даже для себя жалели они свое добро. Вот и приходится им в Стране Мертвых утолять голод мерзлой кониной, - сказала Бедоха.

- Проехал я дальше и вижу: лежат рядом муж и жена. Разостлана под ними большая воловья шкура, и другой такой же шкурой они накрыты. Каждый из них тянет шкуру в свою сторону, но нехватает ее на обоих. Почему это так? - спросил Сослан.

- Оттого это так, - ответила Бедоха, - что эти муж и жена при жизни не любили друг друга, всю жизнь укоряли друг друга. И видишь - в Стране Мертвых остались они такими же, какими были на земле.

- А неподалеку, - сказал Сослан, - увидел я других супругов. Подстелена под ними заячья шкурка, другой заячьей шкуркой они накрыты, а видно, что им тепло и просторно.

- Что же тут достойно удивления? - спросила Бедоха. - Горячо любили они на земле друг друга, и здесь, в Стране Мертвых, греет их земная любовь

- Поехал я дальше - вдруг вижу женщину и мужчину. Изрыгает мужчина изо рта своего огненное пламя женщине в ладони.

- По своей вине мучаются они, - сказала Бедоха. - Живя в большой семье, они втихомолку готовили для себя отдельно обильную еду. Вот теперь и отплачивают они своими страданиями эту кражу. Три дня в году определил им владыка Страны Мертвых терпеть такие мучения.

- А еще видел я женщину. Толстой иглой зашивала она трещины гор. Видно, что не под силу ей, бедняжке, такая работа, но не может она хоть на время оставить ее, чтобы отдохнуть.

- При жизни эта женщина обманывала мужа. Любила она другого мужчину и для любовника своего шила, не ленясь, мелким и быстрым стежком. Но ленилась она обшивать своего мужа, с ворчанием, крупными стежками шила его одежды, и на бедняге все разлезалось. Вот теперь и платит она здесь, по обычаю Страны Мертвых.

- Поехал я дальше. Гляжу - в большой деревянной кадке, до краев наполненной молоком, готовит женщина сыр. Вынула она свой сыр, а он у ней получился не больше просяного зерна. А тут же рядом другая хозяйка из ложки молока приготовляет сыр, и он не меньше горы величиной. Удивительно мне показалось это, - сказал Сослан.

- Нечему тут удивляться, - сказала Бедоха. - Та, у которой видел ты кадку, полную молоком, и при жизни была богата - сто коров было в ее хозяйстве, всегда с избытком было у нее молочного. Но даже по праздникам кусочка сыра не могла у нее допроситься бедная соседка. Всегда отвечала она, что нет у нее сыра. А та, которая здесь, в Стране Мертвых, из ложки молока делала сыр величиной с гору, при жизни имела только одну корову. Но, будь то в праздник или в будни, если просил у нее что-нибудь неимущий, не было случая, чтобы она отказала. И вот ты видишь, что происходит с ними обеими в Стране Мертвых.

- Недалеко уехал я, - рассказывает Сослан, - и вдруг вижу: лежит на земле женщина, и на груди ее вхолостую вертятся огромные жернова. Долго раздумывал я над этим и так ничего и не придумал.

- При жизни на чужой мельнице молола она не спросившись, и ты видел теперь, как наказана она.

- А неподалеку - другая женщина. На груди ее тоже вертелись большие жернова и мололи они куски черного камня.

- А эта женщина на земле крала муку из чужого помола. Видишь, какими мучениями платит она за это в Стране Мертвых!

- Видел я еще одно страшное диво - к груди женщины ящерицы присосались. За что ей такие мучения?

- Бывало, при жизни, - ответила Бедоха, - ей приносили ребенка, чтобы она покормила его грудью. Она соглашалась, прикрывала ребенка платком, но груди ему не давала. И теперь, по обычаю Страны Мертвых, платит она здесь свои долги.

- Видел я еще одну женщину. Из ноздрей ее лезут лоскуты сукна и кумача, а правая рука горит синим пламенем. Что еще за диво?

- При жизни была швеей эта женщина. И всегда отрезала она себе от каждого куска ткани, которую давали ей шить. Теперь здесь расплачивается за это, - ответила ему Бедоха.

- Ехал я мимо склепа. Сидел там голый мальчик. Сукровица капала из ноздрей его, и кровь струилась у него изо рта. Как было мне не удивиться этому?

- И этому не удивляйся, - сказала Бедоха. - При жизни не слушал этот мальчик матери и отца, мучил их, и не одно и не два родительских проклятья упало на его голову. А теперь он раскаивается и плачет гак горько, что сукровица капает у него из носа и кровь льется у него изо рта.

- Поехал я дальше и увидел широкую поляну. На ней играют и резвятся разного возраста дети. Но грустно мне было смотреть на них - так неладно были они одеты. Одни - босые, а чувяки засунуты за пояс, другие без шапок, а шапки их засунуты за пазуху. Кинулись они ко мне. Кто называл меня отцом, а кто матерью своей. Как было мне не пожалеть их. Слез я с коня, обласкал их, на каждом поправил одежду. А когда я уезжал, они кричали мне вслед: «Да будет у тебя прямая дорога, Сослан! - Пусть во всем будет тебе удача и пусть благополучно завершится то дело, за которым ты приехал сюда».

- Это были дети, умершие в сиротстве, - сказала Бедоха. - За то, что ты их приласкал, исполнится все то, что они тебе пожелали.

- Еще видел я, - сказал Сослан, - у раскрытых ворот лежала сука, и видно, что скоро время ей щениться. Крепко спала она, но из чрева ее вдруг залаяли на меня ее щенята. «Что бы это могло значить?» подумал я.

- А значит это, что наступит такое время, - сказала Бедоха, - когда станут старшие слушать советов младших.

- Видел я: спорят мешок и переметная сумка о том, кто из них больше вместит в себя проса. Зачерпнул мешок проса и доверху наполнился он. Потом высыпал он это просо в переметную сумку, но даже на половину не наполнилась сумка. А потом набрала проса переметная сумка, высыпала его в мешок, переполнился мешок, и через край посыпалось просо. Что это еще за диво?

- Ты ведь нарт, - сказала Бедоха. - Так чему же ты удивляешься? Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей жизни.

- Поехал я дальше, - сказал Сослан. - И увидел: три дерева стоят среди равнины, и гладки, точно обточены, их стволы. И увидел я два чувяка - один из свиной кожи, другой из сафьяна. Наперегонки лезут они на дерево. Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из свиной кожи дополз до верхушки дерева. Как же не удивляться мне тому, что чувяк из свиной кожи взял верх над сафьяновым чувяком?

- Чувяк из свиной кожи носят простые люди, а чувяк из сафьяна - благородные, - ответила Бедоха. - Но придет время, и простые люди возьмут верх над благородными и поведут их за собой.

- Поехал я дальше. Гляжу, от равнины до самых гор протянута веревка. И так она толста, что нельзя под ней ни пройти, ни проехать, а перескочить ее тоже нельзя. Вдруг свернулась веревка и далеко в сторону укатилась. Удивился я, но не понял, что это значит.- Вижу я, что ты и впрямь ничего не понял на своем пути, - сказала Бедоха. - А значит это то, что под конец весь мир станет для людей открытою дверью.

- Поехал я дальше, - говорит Сослан. - Вижу, опять протянулась веревка от гор до равнины и тут же смоталась она опять к горам.

- Это значит, что люди, которые с гор спустились на равнину и нашли там хорошую жизнь, со временем снова вернутся в горы, - сказала Бедоха.

- Поехал я дальше, вижу высокий курган, зажжены на нем костры, и висят над ними три чана. Но не сучья древесные горят в этих кострах, а рога оленьи. Два крайних чана кидают друг другу куски мяса - жирные ляжки и ноги. И кипят, бурлят они вовсю. А среднему чану и капли супа не достается - сухой шипит и чадит он. Скажи мне, что это за диво?

- И этому не удивляйся, - ответила Бедоха. - Настанет такое время, когда самые дальние народы станут друг для друга родными братьями и будут они в беде помогать друг другу. И враждовавшие семьи забудут вражду свою и станут друг другу ближе, чем родичи.

- Только отъехал я, и опять вижу чудо: у края дороги в жестокую схватку вступили друг с другом женский платок и мужская папаха. То платок одолеет папаху, то папаха возьмет верх над платком. Долго боролись они, и вдруг дружно, рядком стали они передо мной. Долго гадал, что это значит, да так и не разгадал.

- А это, - сказала Бедоха, - предвещает такое время, когда женщина и мужчина будут во всем равны и когда верх не будет брать мужчина потому лишь, что он мужчина.

- Ехал я, ехал, вижу валяется на дороге переметная сума.. «Хорошая сума, - подумал я, - она мне пригодится». И, не слезая с коня, поддел я ее плетью. Тебе моя сила известна. В нартских играх бывало так, что на всем скаку я ручкой плети своей поднимал всадника вместе с конем. А тут - как бы не так! Даже с места не сдвинул я суму, и сломалась рукоять моей плети. Раззадорило это меня. Спрыгнул я с коня, схватил суму рукой и не смог поднять ее. Ухватил я ее обеими руками, напряг все свои силы, в землю ушел выше колен, а сума даже не шевельнулась. Понял я, что передо мной опять чудо, и оставил суму лежать на дороге. Расскажи мне, что это было? И ответила ему Бедоха:

- Как бы мог ты поднять эту суму? Ведь скрыты в ней все достоинства, которыми наделены люди.

- Еще проехал я и вижу: лежит на дороге клубок пестрых ниток. И захотелось мне захватить с собой эти нитки. Нагнулся я с седла, схватил конец нитки, стал мотать на руку. Мотал, мотал, а клубок все не уменьшается. Вижу я, что опять передо мной какое-то диво. Оросил я клубок и поехал дальше.

- Тайны вселенной обозначает этот клубок, - ответила Бедоха. - Сколько бы ни стремился ты познавать их, всегда сможешь познать только часть из них.

- Поехал я дальше, и снова катится передо мной клубок ниток. Катится он, катится, разматывается, а нитки снова наматываются на него. Что бы это могло значить? - спросил Сослан.

- Это значит, - ответила ему Бедоха, - что наступит такое время, когда люди настолько размножатся, что будут землю измерять.

- Только я отъехал немного, вижу впереди моего коня катится третий клубок, клубок суровых ниток. Погнал я коня своего, обогнал этот клубок, оглянулся, вижу бьет этот клубок коня моего по задним ногам. Удивился и встревожился я: не постигло бы меня несчастье?

- Не бойся, - ответила ему Бедоха. - Это тебе ничем не угрожает. Но знакомые есть у тебя, которые подобны этому клубку, который опередил ты, и вот то катится впереди тебя, то бьет коня твоего по щиколоткам: в глаза они тебе улыбаются, а за глаза готовы подрезать сухожилья на ногах твоих.

- Еду я дальше и вижу: в почетных креслах сидят старики - предки нартов. Много еды и напитков наставлено перед ними, но тут же лежит труп кошки и труп собаки. Смотрят нартские старцы на обильное угощение, но не прикасаются к нему.

- Зачем же они будут прикасаться к еде и тем нарушать обычай Страны Мертвых? - сказала Бедоха. - Это Шатана, когда отправился ты сюда, посвятила нартским предкам хорошее и плохое, чтобы проверить тебя, расскажешь ли ты по своем возвращении ей правду о Стране Мертвых и не утаил бы от нее ничего ни хорошего, ни плохого.

- Спасибо тебе, Бедоха, - ответил Сослан. - Теперь я все понял. Но одно осталось мне непонятным. Когда я прибыл к тебе, почему не было головы на твоем туловище? Что это еще за чудо?

- Неужели ты и этого не понимаешь? - сказала Бедоха. - Всегда с тобою голова моя. Ведь я все время помогаю тебе. Ты еще только решил сюда ехать, а я уже расчищала тебе путь. Да слыхано ли дело, чтобы кто-нибудь живым вошел в Страну Мертвых! Без моей помощи ты не смог бы этого сделать. Когда в далеком походе сжигает тебя жаркое солнце, я облаком лечу над тобой и защищаю тебя от его лучей. А когда во время сражения на противников твоих падает сокрушительный ливень, - это моих рук дело, это я помогаю твоим воинам одержать верх.

И, сказав это, пошла Бедоха к Барастыру - повелителю Страны Мертвых, попросила у него листьев Аза-дерева, принесла их Сослану и сказала:

- Ты силой ворвался в Страну Мертвых, куда по велению бога притти не может живой человек. Но так же, как живой не может сам отправиться к мертвым, так же нет пути из Страны Мертвых в мир живых. И раз ты попал в Страну Мертвых, нет тебе отсюда возврата. И стоит мне только мигнуть, как подковы твоего коня повернутся задом наперед. Скачи тогда отсюда, изо всех сил. Кинутся за тобой мертвецы, чтобы по твоему следу убежать из Страны Мертвых, но взглянут они на следы копыт коня твоего и увидят, что ведет он обратно в Страну Барастыра. Тогда вернется каждый из мертвецов обратно на свое место. Беспокойный ты человек, Сослан, и не суждена тебе спокойная жизнь. Никогда ты не слушал моих советов, но сейчас строго наказываю я тебе: какие бы сокровища ни попадались бы на твоем пути отсюда, не прельщайся ими и даже не гляди на них езжай, не останавливаясь.

И обернула Бедоха подковы сосланова коня задом наперед. Попрощался Сослан с ней, сел на коня своего и поскакал прочь из Страны Мертвых. Услышав топот коня его, мертвецы кинулись по его следу, но когда увидели, что ведет этот след обратно в Страну Мертвых, то сказали:

- Это в нашу сторону кто-то проехал.

И каждый из них вернулся на свое место.

А Сослан прискакал к воротам Страны Мертвых.

- Открой ворота! - крикнул он Аминону.

- Как бы ты ни попал в нашу страну, нет из нее возврата, - ответил ему Аминон.

Видя, что добром не откроют ему ворота, ударил Сослан плетью своего упругокопытого коня и всей тяжестью и силой своей обрушился он на ворота, - опять сорвал их и силой вырвался из Страны Мертвых.

Скачет он домой, в Страну Мартов. Вдруг видит, насыпана на дороге куча золота. Но тут вспомнил он строгое слово Бедохи, проехал мимо и даже не оглянулся на золото.

Долго ли, коротко ли едет Сослан, кто знает, только видит он, лежит на дороге пышный хвост золотой лисы. Проехал мимо Сослан и даже не оглянулся.

Едет он дальше, и вдруг валяется перед ним на дороге старая шапка. Увидел он шапку и подумал с досадой: «Эх, что может стоить слово мертвой женщины! Каких сокровищ лишился я из-за нее». И не выдержал тут Сослан, поднял шапку. «Отвезу-ка я эту шапку нашим невесткам, хоть на что-нибудь она пригодится - будут они ею сметать муку с жерновов во время помола».

Сунул Сослан за пазуху шапку и поехал дальше.

Близко уже были они возле нартского селения, когда вдруг спросил Сослан у коня своего:

- Скажи, конь мой, какая смерть тебе суждена?

Ничего не ответил конь, и тут разгневался на него Сослан. В глубокой ложбине слез он с коня, привязал его к дереву, срезал ветку можжевельника и стал стегать коня своего до тех пор, пока не брызнула кровь из-под его тонкой кожи.

- Буду я бить тебя, пока ты не скажешь мне, от чего суждено тебе умереть, - сказал Сослан своему коню.

Ничего не ответил ему конь. Еще пуще рассердился Сослан, с корнями вырвал дерево и так ударил он коня по голове, что в щепки разлетелось дерево. Что было делать коню! И промолвил он:

- Смерть моя в копытах моих, - сказал он. - Если только снизу, из-под земли, пронзит кто-нибудь мои ноги, тогда я умру. Иначе не может постигнуть меня смерть - упругокопытый я. А в чем твоя погибель? - спросил конь у Сослана.

- Я весь из булата, - ответил ему Сослан, - не закалились только колени мои. И лишь колесо Балсага может убить меня. Если прокатится оно по моим коленям, тогда умру я. Иной смерти мне нет.

- Да не простит тебе бог опрометчивых твоих поступков! Ты погубил меня и себя, - сказал ему конь. - Ведь старая шапка, которую ты подобрал на дороге и спрятал за пазуху, посмотри-ка, где она? Не иначе, это был лукавый Сырдон, сын Гатага.

Сунул Сослан руку за пазуху, а шапки там уже пет, - подслушал Сырдон разговор коня и Сослана, выведал их смертные тайны и выпрыгнул из-за пазухи Сослана. И понял тут Сослан, почему не велела ему Бедоха ничего поднимать, что попадется по дороге.

А Сырдон, выпрыгнув из-за пазухи Сослана, тут же кинулся в преисподнюю, к царю чертей, за войском.

- Измучил Сослан нартов. Сколько крови пролили нартские юноши в затеянных им походах, - сказал Сырдон. - Я знаю, как его уничтожить: в коне вся надежда его, а смерть коня в копытах его. Дай мне скорее самых метких твоих стрелков, чтобы снизу, из преисподней пускали они стрелы в копыта коня.

Дал ему царь чертей самых метких своих стрелков, стали они пускать из преисподней стрелы в сосланова коня. Снизу вверх полетели стрелы, попали они снизу в копыта сосланову коню, и замертво упал упругокопытый. Но, умирая, сказал он Сослану:

- Как только умру я, ты быстро, но осторожно, не причинив никакого изъяна, сними с меня шкуру и набей ее соломой. Потом сядь верхом на чучело мое, и, кто знает, может быть, я и донесу тебя до дома.

Быстро и осторожно снял Сослан шкуру с коня, набил ее соломой, положил седло на спину чучела, сел верхом и поскакал в селение нартов. Но подслушал Сырдон предсмертные слова коня, опять побежал он к царю чертей и сурово потребовал:

- Эй, черти, скорее накаляйте наконечники ваших стрел и стреляйте по коню Сослана.

И черти, накалив докрасна наконечники стрел, стали снизу вверх стрелять по коню Сослана. Попали раскаленные стрелы в соломенное брюхо коня, вспыхнула солома, и дотла сгорел верный конь Сослана.

Пешком, с седлом за плечами, пришел Сослан в родной дом. Все без утайки рассказал он Шатане, что видел в Стране Мертвых. И она поверила ему. Дала Шатана Сослану свое чудесное кольцо, пошел Сослан на берег моря, широкий круг очертил он кольцом, и большой чер ный замок, весь из железа, воздвигся в этом кругу. И на четырех углах замка посадил Сослан листья Аза-дерева. Попросила Шатана у Афсати волшебную его свирель и дала ее Сослану. Заиграл Сослан на свирели, и три сотни зверей вбежали во двор замка. В первой сотне были олени, во второй - серны, а в третьей - всякие другие звери.

Увидели семь уаигов, что сполна уплатил им Сослан свой выкуп, и отдали они питомицу свою, дочь Солнца - Ацырухс, замуж за Сослана.

Смерть Сослана

В счастье и довольстве жил Сослан с прекрасной Ацырухс, дочерью Солнца. Незаметно шли для них за днями дни и годы за годами. Часто ходил Сослан на охоту в поле Зилахар, которое издавна выбрали нарты, как место своих состязаний и охотничьих подвигов.

Так шли его дни.

Однажды охотился там Сослан со своими двенадцатью товарищами. Поставили они на поле Зилахар свой шатер, с утра до обеда охотились, а после охоты возвращались в шатер отдыхать. К вечеру они снова шли охотиться. Вернулись однажды к обеду и легли отдохнуть. Жарко было, все устали, только Сослана не берет усталость. Взял он свой лук и стрелы и пошел по одному из ущелий. К озеру привело его ущелье. И подумал Сослан: «В такую жару обязательно какой-нибудь зверь должен притти на водопой». Сел он на берегу озера и стал ждать. Долго сидел он так и зорко оглядывал берега озера. Вдруг смотрит - вышла из леса молодая лань и приблизилась к воде. Прекрасна была эта лань. Никто не мог бы сравниться с ней в стройности и легкости движений. Утренняя звезда сверкала на ее шее. Вложил Сослан стрелу и только хотел спустить ее, как девушкой обернулась лань и сказала ему:

- Во здравии пребывай, Сослан!

- Пусть полное счастье будет долей твоей, добрая девушка! - ответил ей Сослан.

- Сколько раз спускалась я сюда с неба только для того, чтобы встретить тебя, Сослан! Сколько лет я ждала тебя и вот, наконец, встретила. Возьми меня себе в жены.

- Если я буду брать себе в жены всех бездомных девушек, то нехватит мне с ними места в нартском селении.

- Смотри, Сослан, пожалеешь ты об этих словах, - сказала девушка.

- Много охотился я и знаю, что любят свиньи сидеть в болоте. И если бы всех их Сослан делал своими женами, то его светлый булат давно превратился бы в черное железо.

Девушка, услышав эти дерзкие слова, вдруг вскинула руки, и превратились они в крылья. Хотел Сослан в этот миг схватить ее, но вспорхнула она и, улетая, сказала ему:

- Нартский Сослан, я дочь Балсага. Сейчас увидишь ты, что станет с тобой!

Улетела девушка в дом отца своего Балсага и рассказала ему, как обидел ее Сослан. Оскорбился Балсаг и приказал своему Колесу:

- Иди, убей Сослана!

С шумом и грохотом покатилось Колесо Балсага. Закричал Балсаг Сослану:

- Теперь берегись, нартский отпрыск!

- Что за оружие есть у тебя, что ты надеешься убить меня? - кричит ему в ответ Сослан.

- Идет на тебя нечто, жди удара.

- А что подставить мне под удар? - спросил Сослан.

- Подставь лоб свой, - ответил Балсаг.

Видит Сослан, летит на него Колесо. Подставил он ему свой лоб. Ударилось Колесо о лоб Сослана и отскочило обратно, даже не оставив царапины. Хотел Сослан схватить Колесо, но ускользнуло оно.

И снова кричит ему Балсаг:

- Держись, снова катится оно на тебя!

- Что теперь подставить ему? - закричал Сослан.

- Грудь свою подставь, - ответил Балсаг.

С грохотом обрушилось Колесо на грудь Сослана. Но тут изловчился Сослан и схватил Колесо своими булатными руками. Подмял он Колесо под себя и выломал две спицы.

Взмолилось тут Колесо Балсага:

- Не прерывай мою жизнь, Сослан! И не буду я больше Колесом Балсага - Колесом Сослана стану я отныне.

- Ты хочешь обмануть меня, Колесо Балсага? - сказал Сослан.

- Богом клянусь тебе, что не Колесом Балсага, а Колесом Сослана стану я отныне.

Поверил Сослан, да и как не поверить такой клятве! Отпустил он Колесо, и оно убралось восвояси. Но по дороге попался Колесу бедовый нарт Сырдон.

- Добрый путь тебе, Колесо Балсага! - сказал он.

- Ой, не называй меня Колесом Балсага, а то Сослан убьет меня. Отныне Колесом Сослана стало я.

- Э, пропасть бы тебе, Колесо, куда девалась твоя прежняя мощь? Кто помрачил твою великую славу? - спросил Сырдон.

- Замолчи, Сырдон, не пробуждай мою злобу. Я из тех людей, которые умеют держать свою клятву, - ответило Колесо.

- Выпусти кровь из своего мизинца, и ты будешь свободно от клятвы своей. Или неизвестно тебе, что ты должно умертвить Сослана? Попробуй-ка, еще раз наскочи на него, - сказал Сырдон.

- Опасный он человек, - ответило Колесо. - Если я еще хоть раз попадусь ему, он зубами загрызет меня. Где мне с ним справиться?

- Я научу тебя, как осилить Сослана. Когда будет он спать, прокатись по коленям его, и он умрет. А пока поспешай к Курдалагону, пусть изготовит он тебе булатные спицы.

И поддалось Колесо наущениям Сырдона.

- А где найти мне его спящим? - спросило Колесо.

- Он охотится сейчас на поле Зилахар, - ответил Сырдон. - После обеда вместе с товарищами отдыхает он в шатре. Прокатись по ним по всем и среди прочих убьешь ты и Сослана.

Поспешило Колесо Балсага к Курдалагону. Вставил он ему новые булатные спицы, и снова покатилось оно на бой с Сосланом.

Но как раз в этот день, как это часто бывало, Сослан опять не стал отдыхать после обеда, а пошел побродить по ущелью. Улеглись в шатре двенадцать его товарищей - шесть по одну сторону, шесть по другую - ногами друг к другу.

Только заснули они, как с грохотом накатилось на них Колесо Балсага.

- Горе тебе, Сослан! - крикнуло оно. И отрубило ноги всем двенадцати его товарищам.

Немного времени прошло, и вот, неся на себе убитого оленя, вернулся Сослан с охоты.

- Эй, выходите поглядеть! - крикнул он, подходя к шатру. Но никто не вышел на его зов.

Бросил Сослан убитого оленя на землю и вошел в шатер. Видит - мертвые лежат все его двенадцать товарищей, и у всех отрублены ноги.

- Бог мой, что мне делать! Только Колесо Балсага могло совершить такое зло, - сказал Сослан и выбежал из шатра.

Увидел он след Колеса и побежал по следу. По полю катится Колесо Балсага, гонится за ним Сослан и просит Сослан широкое поле:

- Останови Колесо Балсага!

Но не остановило поле Колесо, и Сослан проклял поле:

- Пусть только семь лет подряд родишь ты урожай, а потом будь бесплодно!

На гору побежало Колесо. И крикнул горе Сослан:

- Задержи его! Оно товарищей моих истребило. Гора тоже не задержала Колеса.

- Пусть лавина за лавиной и обвал за обвалом в щебень разнесут тебя! - проклял Сослан гору.

Вкатилось Колесо в лес, по ольховой поросли катится оно.

- Задержи, ольха, врага моего! - крикнул Сослан. Но ольха не остановила Колеса.

- Самым дрянным деревом будешь ты навеки; чтобы делать краску, - будут обдирать с тебя кору, а сама ты засыхать будешь!

Между липовых деревьев катится Колесо, и просит Сослан липу:

- Липа, липа, задержи врага моего!

- Хоть и толста я, - ответила липа, - но не в силах я сдержать врага твоего - я слишком мягкая.

- Так будь же и ты проклята! - крикнул Сослан. - И тебя будут люди искать только ради твоей коры. Будешь цвесть ты красиво, но плода дать не сможешь!

Грабового леса достигло Колесо. И сказал тут Сослан:

- Задержи, могучий граб, врага моего; для меня задержи его!

Пропустил граб Колесо Балсага, и его тоже проклял Сослан:

- Пусть бог сделает так, чтоб люди искали тебя, чтоб жечь в своих очагах!

И вот под чинарами катится Колесо Балсага.

- Мой враг убегает! Задержи его, чинара, - просит Сослан.

- Пусть еще в большей беде увижу я тебя! - ответила чинара. - Целое селение могло укрыться в тени моей. А ты обрубал мои ветви, подрывал мои корни.

- Пусть легко будет обрабатывать твою древесину! - крикнул Сослан чинаре.

Катится Колесо по дубовому лесу.

- Хоть бы ты, дуб, задержал врага моего!

Но напомнил дуб Сослану, что, не щадя ни вершин, ни ветвей, ни ствола его, рубил Сослан дуб, чтобы делать из него стрелы.

- Так пусть жолуди, которыми брезговать будет человек, растут на тебе! - крикнул Сослан.

Вот в белый березняк вбежало Колесо Балсага. И сказал Сослан березе:

- Береза, береза, хотя б ненадолго задержи врага моего.

- Тот, кто стал твоим врагом, тот будет и моим врагом, - ответила береза, И словно сетью загородила она путь Колесу, опустив перед ним свои тонкие кудри. Но прорвало их Балсагово Колесо и покатилось дальше.

- Навеки лучшим из деревьев будешь считаться ты, белая береза! И сучья твои собирать будут люди, чтоб сделать вертел и жарить на нем шашлык, - поблагодарил Сослан березу.

Вкатилось Колесо в заросли орешника. Хмелем обвит орешник.

- Хмель кудрявый, - просит Сослан, - задержи кровника моего, двенадцать товарищей моих убил он.

Крепки и гибки, как веревки, побеги хмеля. Обвили они Колесо Балсага и остановили его. На расстояние полета стрелы приблизился Сослан к Колесу, пустил в него одну стрелу, и вдребезги разбилась спица. Пустил другую стрелу, и в мелкие щепки разлетелась вторая спица. В зарослях орешника, обвитых хмелем, догнал Сослан Колесо и схватил его. И тут орешнику и хмелю принес благодарность Сослан.

- Отныне, орешник, люди будут издалека приходить к тебе за вкусными твоими плодами. А тебя, хмель, пусть в пору веселья благословлять будут люди за хмельной напиток!

Выхватил Сослан свой меч, замахнулся и хотел на куски разрубить Колесо Балсага. И тут снова взмолилось Колесо:

- Душа моя в руках твоих, Сослан. Что ты прикажешь мне, все сделаю я.

- Нет тебе веры, - сказал Сослан. - Ты клятвопреступник и снова обманешь меня.

Но жалобно просило Колесо и так горячо клялось оно, что снова поверил ему Сослан.

- Хорошо, - сказал он. - Я пощажу тебя. Но за двенадцать друзей моих убей в семье своей двенадцать человек, - и я отпущу тебя живым.

Согласилось Колесо Балсага и, печальное, покатилось оно домой.

Узнал Сырдон, что не удалось Колесу убить Сослана. Принял Сырдон облик старика и стал на пути Колеса.

- Да будет перед тобой, Колесо, прямая дорога, - сказал он. - Что случилось с тобой, почему ты так печально?

- С чего быть мне веселым? - ответило Колесо. - Победил меня нарт Сослан и взял с меня слово убить двенадцать человек из моей семьи.

- А зачем тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах и ты выполнишь этим свою клятву, - сказал лукавый Сырдон.

Не послушало его Колесо Балсага, катится оно дальше и только своим движеньем занято оно.

Но вот на пути ему снова попался Сырдон. Старухой на этот раз он обернулся:

- Да будет перед тобой, Колесо, прямая дорога, - сказала старуха. - Что случилось с тобой, почему ты так печально?

- Что делать мне, пусть съем я твои недуги. Двенадцать человек из семьи своей предстоит мне убить, чтобы выполнить клятву, данную нарту Сослану.

- А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах и этим ты выполнишь свою клятву.

Не послушалось Колесо, катится дальше. Снова забежал вперед Сырдон, обернулся подростком, у которого только выступил первый пух на лице, и встал Колесу на дороге.

- Да будет перед тобой, Колесо, прямая дорога. - сказал он. - Почему ты так печально?

- Дано мною слово нарту Сослану - убить двенадцать человек из семьи своей. И вот теперь качусь я, чтобы выполнить это слово.

- А к чему тебе убивать их? Отрежь двенадцати человекам из семьи своей ногти на руках и ногах, - сказал подросток.

Ничего не ответило Колесо, прокатилось мимо, но, пробежав еще немного, подумало оно: «Вот старик, старуха и юноша - в одно слово сказали мне одно и то же. Ведь не ждут они от меня за это никакой награды. Дай-ка, послушаю я их добрых советов».

И, прикатившись домой, постригло Колесо ногти на руках и ногах двенадцати человекам из семьи своей. И после этого смирно дома сидело Колесо.

Шли дни за днями, недели за неделями. Стал лукавый Сырдон, сын Гатага, время от времени навещать Колесо Балсага.

- Надо бы тебе, знаменитое Колесо, покатиться еще раз на Сослана и отомстить ему за унижение, - говорил Сырдон.

Но прошла уже злоба у Колеса Балсага, и ответило оно Сырдону:

- Эй, лукавая собака, оставь меня! Из-за тебя случились со мной все эти несчастья.

Но не оставил своего намерения погубить Сослана бедовый Сырдон. Развязал он свой лживый язык и опять уговорил Колесо Балсага напасть на Сослана и убить его.

Снова вставил Курдалагон в Колесо новые спицы из чистого булата. И вот, однажды, когда был Сослан на поле Зилахар и осторожно на животе подползал к зверю, откуда ни возьмись, прикатилось Колесо Балсага, отрезало ему ноги по колени, бросило ему ногти с рук и ног двенадцати человек из семьи своей и вернулось к себе домой.

Лежит Сослан на поле Зилахар, истекает кровью, оглядывается кругом: кого бы послать к нартам вестником печали?

Орел пролетает над его головой, и говорит ему Сослан:

- Будь, орел, моим вестником печали. Полети к дому Ахсартаггата, сообщи обоим братьям моим, Урызмагу и Хамыцу, что умираю я, нарт Сослан, на поле Зилахар и некому закрыть мне глаза.

- Дусть увижу я одинокую смерть твою, Сослан, - ответил ему орел. - Разве щадил ты меня, когда усталый опускался я на дерево или на камень? Нет, ты тут же хватался за свою стрелу, - чтоб она причиной горя стала для тебя!

Во время их разговора коршун пролетел над ними.

- Тебя прошу я, коршун, - взмолился Сослан. - Будь моим вестником печали. Полети к дому Ахсартаггата и скажи, что отрезало Колесо Балсага ноги Сослану, и пусть поторопятся ко мне мои родичи.

- Ишь ты, ишь ты, чего захотел? Бесчисленное множество кур у Шатаны, но разве ты когда-нибудь дал мне унести хоть одну? Ты тут же хватался за свой лук, - сказал коршун и полетел дальше.

Лежит Сослан, ждет. Вдруг ласточка, щебеча, пролетела над ним. Обрадовался Сослан.

- О ты, ласточка, - сказал он ей. - Лети скорее к дому Ахсартаггата и скажи, что Колесо Балсага отрезало ноги их Сослану. Один умирает он в поле Зилахар, и некому закрыть ему глаза.

- Будь по-твоему, - ответила ласточка. - Слишком хорош ты, чтобы умирать тебе здесь одному и чтобы никто не закрыл тебе глаз. Я буду твоим вестником печали. Когда, бывало, заставал меня дождь, ты подбирал меня, прятал за пазуху и спасал мою жизнь. Ты всегда оставлял для меня открытыми закрома, и я наедалась там вдоволь. Нет, никогда не забуду я твоих благодеяний.

- Навеки будешь ты любимицей людей! - поблагодарил ее Сослан. И полетела ласточка в селение нартов вестницей печали.

Лежит Сослан в поле, ждет, когда придут за ним нарты закрыть глаза его.

Черный ворон пролетал над Сосланом и, увидев, что умирает Сослан, заплакал ворон.

- Осиротел я, Сослан. Как мне прожить без тебя? Все тропинки и ущелья заваливал ты дичью, и потому всегда мог я наполнить свою утробу. Кто теперь накормит меня?

- Напрасно сокрушаешься, - ответил Сослан. - Ничего не поправит теперь твой плач. Подлети ко мне ближе и насыться кровью моей.

- Как ты можешь говорить так, Сослан? Ведь душа моя горюет по тебе, - ответил ворон.

И, видя его искреннее горе, сказал Сослан:

- Если даже там, где сходится небо с землей, будет лежать падаль, ты всегда найдешь ее. Кровяным столбом обозначится то место, где лежит она, своими зоркими глазами найдешь этот столб и всегда будешь сыт. Пусть наградит тебя бог счастьем.

Улетел ворон. И тут над головой Сослана закружилась ворона и заплакала она:

- О, кто же будет теперь каждый день накрывать нам обильный стол? Кто будет заваливать для нас дичью ущелья? Как будем мы жить без тебя?

- Подлети поближе ко мне, - сказал ей Сослан. - Вон лежат мои отрезанные ноги, вот запекшаяся кровь, все равно гнить им без пользы. Поешь, насыть себя и не печалься напрасно.

Стала ворона клевать мясо его и кровь, и проклял ее Сослан:

- Ты злая птица, с утра до вечера проклинаешь ты людей, но да не исполнятся над ними твои проклятья. С ночи до утра, не шевелясь, будешь отныне стоять ты на одной ноге на ветке дерева. Такова будет твоя участь.

Стали приходить к Сослану звери. Первым пришел к нему медведь. Рвет он шерсть на груди своей передними лапами и горестно рычит:

- Что я буду делать без тебя, Сослан? Кто мне заменит тебя? Был я сыт всегда твоим угощеньем, твоей едой, а- когда хотелось мне пить, ты утолял мою жажду.

- Не печалься, медведь. Печалью не поможешь. Лучше насыться мясом моим, которое уношу я в Страну Мертвых, - сказал ему Сослан.

- За кого ты принимаешь меня, я ведь друг тебе, - в горе сказал медведь, и стал сокрушаться еще больше.

- Да наградит тебя бог таким счастьем, чтобы один только след твой повергал людей в страх! В самое тяжелое зимнее время пять месяцев сможешь ты жить в берлоге своей без пищи.

Ушел медведь. Прошло еще время, пробежал мимо волк и, увидев Сослана, завыл в голос:

- Как проживу без тебя? Сколько оврагов наполнял ты для меня свежим мясом? Кто мне заменит тебя?

- Не надо понапрасну печалиться, - сказал Сослан. - Теперь этим ты мне не поможешь. Вот мясо мое, которое понапрасну понесу я с собой в Страну Мертвых. Насыщайся им доотвала.

- Как ты мог другу своему сказать такие слова? - ответил волк и взвыл еще печальнее.

И Сослан, видя, что от души горюет волк, поблагодарил его:

- Когда будешь ты нападать на стадо, будет у тебя в сердце такая же отвага, какая всегда живет в моем сердце. Но пусть пугливое, чуткое сердце девушки, еще не засватайной, будет у тебя, когда придет тебе время убегать от преследователей. И пусть сила мизинца моего перейдет в твою шею.

Ушел волк, и тут вдруг увидел Сослан подле себя лисицу. И, виляя хвостом, тоненько заплакала хитрая лисица:

- Осиротела я без тебя, доблестный Сослан!

- Не плачь понапрасну, лисица, - сказал ей Сослан. - Подойди лучше поближе и насыться мясом моим, которое уношу я в Страну Мертвых.

Стала лисица жадно лакать кровь Сослана и только схватилась за окровавленные его колени, как закричал ей Сослан:

- Будь ты проклята! За красивую шкуру будут убивать тебя люди, но ни на что не будет годно твое мясо!

И поскорей убежала лисица, что же было ей еще делать?!

* * *

Долетела ласточка до селения нартов, влетела она в дом Ахсартаггата, села на потолочную балку и защебетала:

- Сослану вашему Колесо Балсага отрезало колени. В поле Зилахар одиноко лежит он, ждет смерти, и некому закрыть ему глаза.

Завыли тут, заголосили и старшие и младшие нарты. И кучками идут все нарты на поле Зилахар, каждый торопится притти первым.

Но впереди всех поскакал на коне лукавый Сырдон. Первым подъехал он к Сослану и сказал:

- Эх, Сослан, раньше бы надо было тебе умереть! Все нарты кучками идут сюда. В каждой кучке запевала заводит веселую песню, и все нарты весело им подпевают.

Сердце Сослана чуть не разорвалось от горя, когда услышал он эти слова, но когда подошли нарты к нему и увидел он, что мужчины от горя царапают щеки, а женщины рвут на себе волосы, сказал Сослан:

- Недостойную весть принес мне о вас Сырдон. Покажите мне его, где он?

Но кто может найти Сырдона? Он ускакал и спрятался. Подняли нартские юноши Сослана и понесли его в селение. А тут откуда ни возьмись - Сырдон. Проскакал мимо Сослана и крикнул:

- О, несчастный Сослан, еще один позор ждет тебя в доме твоих родичей Ахсартаггата. Из кожи змеи приготовлен тебе гроб, а погребальные одежды сшиты из кожи лягушки.

Только внесли Сослана в родной дом, сразу сказал он родичам:

- Пока жив я еще, родичи мои, покажите мне мой гроб и погребальные одежды.

- Зачем тебе живому видеть то, что понадобится тебе после смерти? Не такова твоя погребальная одежда и не таков твой гроб, чтобы тебе пришлось их стыдиться. Ты могучим и славным сделал наш род, ты отдавал нам всю свою силу, неужели не приготовили мы для тебя достойной погребальной одежды и неужели не проводим мы тебя достойно в Страну Мертвых!

- Что делать? - сказал Сослан. - Горькое слово сказал мне Сырдон, и не успокоюсь я, пока не увижу гроб свой и свою погребальную одежду.

Вынесли тогда нарты погребальные одежды - из драгоценного шелка были сотканы они. Показали ему гроб его - был он выкован из червонного золота. И захотел Сослан, чтобы на живого на него одели погребальные одежды, и велел он, чтобы живым его положили в гроб.

И вот поднялся из Страны Мертвых повелитель рыб - Хиандон-алдар и сказал он Сослану:

- Эй, Сослан, Сослан, хорошее место есть у меня в раю. Хочу я, чтобы ты был вместе со мной.

- Скажи-ка, чем отличился ты и за что награжден раем?

- Щедр был я при жизни, поэтому я в раю.

- Пошел прочь, от тебя рыбой воняет! Что скажут люди, если увидят меня рядом с тобой?

Вышел из Страны Мертвых вол, принадлежавший при жизни бедняку.

- Эй, Сослан, награжден я раем в Стране Мертвых и хочу, чтобы ты был со мной, - сказал ему вол.

- Скажи-ка, за что награжден ты раем? - спросил Сослан.

- При жизни принадлежал я бедному человеку. Он часто отдавал меня в супряжку. Хозяйского вола кормили сеном, а меня соломой. Вот за это-то я в раю.

- Пошел прочь, - сказал Сослан. - И сейчас еще на шее твоей след ярма, а ты набрался дерзости и зовешь меня с собою. Был ты волом и волом остался.

И поднялся тогда из Страны Мертвых сын бедных родителей.

- Я знаю, Сослан, как младшему, не подобает мне обращаться к тебе. Но в Стране Мертвых награжден я раем и хочу, чтобы ты был со мной.

- Чем отличился ты, что наградили тебя раем? - спросил его Сослан.

- Я бедной матери единственный сын, - сказал юноша. - Наскочили на меня три заносчивых всадника и, не боясь бога, убили меня. Умирая, я сказал моей матери: положи со мной в гроб мое оружие и три недели подряд, каждую пятницу вечером, по обычаю, справляй по мне поминки. Так и сделала моя мать. Похоронила вместе со мной мое оружие и три недели подряде пятницу вечером поминала меня.

И в первую пятницу вечером привел бог моих убийц на дорогу, которая шла мимо кладбища. И мать моя, увидев их, просила женщин, которые сопровождали мать на кладбище: «Надо позвать сюда этих трех всадников. Они ровесники моего сына. Я должна досыта накормить их». Подъехали юноши. Их вкусно и досыта накормили, и отправились они дальше. Вот один из них обращается к другим: «Если бы не я, где бы нашли вы такое угощенье?» И каждый из них хвалится, что это от его удара умер я. Так шутили они весь вечер.

Узнали они, что через неделю опять будут справлять поминки по мне, и теперь уже сами, нарочно, приехали на кладбище на гордых своих скакунах. Богато, всем на удивление, угостила их мать моя. И совсем навеселе, с непристойными шутками, ехали они с кладбища.

И в третью ночь под субботу приехали они, зная, что снова будут справлять поминки. Опять их обильно угостили за упокой души моей. С хохотом и веселыми шутками уезжали они прочь. Но тут уж не сдержали меня больше могильные камни, скинул я их с себя, догнал моих убийц и убил всех троих. Вот за это-то я и в раю.

- Хорошо, я буду с тобой, - сказал Сослан. - Ты вышел из Страны Мертвых, чтобы отомстить за зло.

И обратился Сослан к своим братьям:

- Эй, Урызмаг и Хамыц, постройте мне склеп. И пусть будет в нем одно окно на восток, чтобы по утрам смотрело ко мне солнце. Пусть другое окно будет надо мной посредине, чтобы солнце светило мне в полдень, а третье пусть будет на запад, чтобы вечером оно прощалось со мной. Стрелы и лук положите со мной в гроб и главного не забывайте: пока не будет отомщена Колесу Балсага кровь моя, не будет мне покоя. Так кто же отомстит за меня?

Молчат нарты и пятятся от гроба Сослана: все боятся вступить в бой с Колесом Балсага. Вдруг подошел к гробу юноша, один из племянников Сослана и сказал:

- Если, Сослан, не поставлю я на могиле твоей расколотого на две части Колеса Балсага, то пусть товарищи мои не считают меня больше мужчиной.

Услыхал Сослан эти слова, успокоился и велел нести себя в могилу.

Все сделали так, как завещал он. Положили в гроб его лук и стрелы и три окна пробили в его склепе.

Прошло несколько дней после похорон Сослана. Урызмаг и Хамыц пришли к Сырдону:

- Норовистого коня оставил Сослан, - сказали они Сырдону, лукавому сыну Гатага. - Надо бы его время от времени объезжать. Ты хороший наездник, Сырдон. Если будет милость твоя, садись иногда на него.

И тут притворщик Сырдон горько заплакал:

- О, горе мне. Как ваше сердце позволило сказать мне эти слова? Да пусть лучше дом мой разрушится, чем сяду я на коня моего брата.

- Но что же нам иначе делать, Сырдон? Как нам быть - мы не можем ничего придумать.

Но снова притворился лукавый Сырдон, будто ему это не по душе. Но все же под конец согласился.

Стал Сырдон время от времени ездить на сослановом коне. Но каждый раз, подходя к коню, он громко говорил:

- Ох, не по душе мне садиться на тебя. Кто бы другой ездил на тебе!

Но, выезжая за околицу селения, где его никто не видел, Сырдон носился на коне, гонял его то в одну, то в другую сторону. Гонял и приговаривал:

- Чего мне более худшего пожелать тебе, Сослан, на том свете, ведь твое наследство мне досталось!

И однажды направил Сырдон коня на кладбище и стал гарцевать вокруг могилы Сослана.

- Эх, Сослан! Не пришлось тебе видеть, как гоняю я балованного коня твоего, - кричал Сырдон, проезжая мимо могилы Сослана. - А сейчас я и тебя оседлаю, - и перескочил он с седла на склеп Сослана, сел на него верхом и оказался прямо над потолочным окном, которое завещал сделать Сослан.

И только Сырдон оседлал склеп, Сослан из глубины склепа пустил стрелу в потолочное окно, и - пусть с врагом твоим будет так! - стрела пронзила его насквозь до самой макушки его головы, и, не сходя с места, издох Сырдон.

- Тебе я отомстил, - сказал Сослан. - Но не отомстили еще за меня Колесу Балсага, - тогда бы я успокоился.

Но в это время пришел племянник Сослана к небесному кузнецу Курдалагону и попросил его:

- Выкуй мне тяжелый железный лом.

Отковал ему Курдалагон такой лом. И велел юноша передать Колесу Балсага:

- Я буду ждать тебя на поле Хиза. Хочу я сразиться с тобой. И не думай, что тебе удастся спрятаться от меня.

- Что же мне прятаться? - заносчиво сказало Колесо. - Я всегда готово.

И, держа в руках своих тяжелый лом, вышел юноша на поле Хиза. С грохотом, вертясь все быстрее и быстрее, покатилось на него Колесо Балсага. Ловок был юноша. Один раз ударил - все спицы вылетели из Балсагова Колеса. Испугалось тут Колесо Балсага, оборотилось оно перепелкой и полетело над землей, но тут в ястреба превратился юноша и погнался за перепелкой. Кинулась перепелка на поляну и превратилась в осоку. Обернулся юноша в человека и ударил в ладоши, да так крепко, что искры посыпались и загорелась осока. Тут фазан взлетел над горящей поляной - это в фазана обернулось испуганное Колесо Балсага. Но тут в орла обернулся юноша, и бросился орел за фазаном. Невмоготу было Колесу Балсага, и, пролетая над селением нартов, влетел фазан в дом вещей старухи. Принял тогда племянник Сослана обычный свой вид и вошел к женщине.

- Где тот фазан, который спрятался в доме твоем? Скорее скажи, не то сожгу я тебя вместе с твоими детьми, - сказал юноша.

Испугалась старуха и указала на кладбище:

- Ищи его там. Он прячется в могиле последнего покойника, похороненного на этом кладбище.

Превратился тут юноша в быка, подошел он к самой свежей могиле на кладбище и замычал во всю свою силу. Отозвалось ему Колесо Балсага:

- Пусть хозяин твой не увидит от тебя проку! Я здесь прячусь от врага моего - племянника Сослана, а ты пристал ко мне!

Тут юноша принял свой обычный вид и крикнул сверху:

- Вот здесь я тебя и поймаю. Я и есть тот самый, от кого ты прячешься.

Раскопал юноша могилу, выхватил оттуда Колесо Балсага и принес его на могилу Сослана. Встал он на могиле и сказал во весь голос:

- Сослан! Вот Колесо Балсага, я посылаю его тебе в Страну Мертвых. Пусть будет оно тебе там слугой и водоносом, а в здешнем мире пусть будет оно тебе памятником могильным.

Вынул юноша свой меч, по самой середине головы ударил он Колесо Балсага, разрубил его на две половины - одну поставил у изголовья Сослана, а другую у ног его.

Сырдон

Рождение Сырдона

Пошла по воду нартская красавица Дзерасса. И тут у самой воды увидел ее владыка рек - Гатаг. Улыбнулся он и подмигнул ей:

- О, мое солнышко, красавица Дзерасса, как бела твоя кожа! Полюби меня, - или не дам тебе воды.

Дзерасса испугалась и без воды вернулась домой. Второй раз пошла к реке Дзерасса. Думала она, что наскучило Гатагу караулить ее. Но Гатаг снова поджидал ее у воды и на этот раз добился своего.

Родился после этого сын у Дзерассы, и Сырдоном назвали его. Стал подрастать мальчик и день ото дня становился умнее: мог он не только рассказать о том, что было, но даже то, что будет, мог, предсказать он, Хитер был Сырдон, часто обманывал нартов.

Случалось порой, что и нарты обманывали его. Но хоть частенько не ладили нарты с Сырдоном, все же они крепко любили его.

Умен и ловок был Сырдон, один из славных нартских мужей.

Поход нартов

В далекий поход собрались именитые нарты - Урызмаг, Хамыц, Сослан и Батрадз, и много других нартов их сопровождало. Только выехали они из селения, как вдруг пришло им в голову: «Почему бы нам не взять с собой Сырдона? С ним весело в дальнем походе!»

И сказал тут кто-то из младших нартов:

- Подождите меня здесь, и я съезжу за ним.

- Что ж, подождем, - ответили нарты. - Только поторапливайся и возвращайся скорей.

Поскакал юноша обратно в селение, подъехал к воротам сырдонова дома и громко позвал:

- Эй, дома ли ты, Сырдон? Выгляни!

- Я здесь, - отозвался Сырдон, вышел и спросил юношу:

- Готов тебя послушать, если ты скажешь мне что-нибудь хорошее.

- Отправились в дальний поход самые доблестные из нартов и хотят они, чтобы ты сопровождал их, - сказал юноша.

Помолчал Сырдон, забота затуманила лицо его, и вот он ответил:

- Как же я поеду? Все вы знаете, что нет у меня коня.

- Не говори, Сырдон, о том, что нет у тебя коня, - разве наши кони не кони? Разве мы не младше тебя? Мы верхом - ты пешком, ты пешком - мы верхом, - так и доедем.

- Ну, что ж, посмотрим, как это выйдет, - сказал Сырдон. Заправил он за пояс полы своего бешмета, догнал нартов в условленном месте, и они двинулись в поход.

Прошло два дня. Верхом едут нарты, а Сырдон идет за ними пешком.

И сказал Сырдон, обратившись к молодым нартам:

- Эй, нартские юноши, не держите вы слова. Обещали подвезти меня на коне, а никто мне коня не уступает. Я же устал и не могу больше итти пешком. Что вы мне ответите на это?

- Кто сказал, что мы будем уступать тебе своих коней? - спросил Урызмаг. - Кому нужен конь, тому нужно выехать на нем из дому.

- Юноша, которого вы прислали за мной, обещал мне это, - сердито сказал Сырдон.

Ничего не ответили Сырдону нарты. Гарцуют они на прекрасных конях своих по весенним зеленым лугам и дразнят Сырдона. Кто на всем скаку выхватит у него палку или схватит шапку с его головы, а кто, чтобы пуще разозлить его, джигитует вокруг него на коне.

Промолчал Сырдон, а сам подумал: «Недолго вам смеяться, наступит мой черед, посмеюсь и я над вами».

Едут нарты дальше, и опять говорит им Сырдон:

- А все-таки нехорошо получается. Нарушили вы свое обещание. Заставляете вы меня итти пешком.

Тогда тот юноша, которого посылали за Сырдоном, спросил его:

- А ведь ты неправду говоришь, Сырдон. Кто обещал тебе уступать коня?

- Ты обещал, - ответил Сырдон.

- Лжешь, Сырдон. Вот как сказал я тебе: «Ты пешком - мы верхом, мы верхом - ты пешком». Как обещал тебе, так оно и есть. Там, где ты идешь пешком, мы едем верхом, там, где мы едем верхом, ты идешь пешком. Как мы сговорились, так оно исполняется.

Понял тут Сырдон, что обманул его юноша, покачал головой и замолчал.

Далеко проехали нарты и вот достигли они широкой реки. Больше всех беспокоится Сырдон: как ему, пешему, переправиться через эту широкую реку? Сказал ему Урызмаг:

- Держись, Сырдон, за хвост коня моего, и я помогу тебе перебраться на тот берег.

Схватился Сырдон за хвост урызмагова коня, и поплыли они. Далеко отплыли от берега, и спрашивает Урызмаг Сырдона:

- Скажи, Сырдон, когда и где надлежит человеку стричь себе ногти на руках и ногах?

- А где вспомнит он об этом, там пусть и стрижет, - ответил Сырдон.

Остановил тут Урызмаг коня своего и начал стричь ногти. Сначала на руках остриг, а потом разулся и стал стричь на ногах. Пока, не торопясь, занимался Урызмаг этим делом, Сырдон держался за хвост коня, и волны качали его из стороны в сторону - да и как же могло 6ыть иначе! Ну, а когда Урызмаг закончил свое дело, ударил коня своего и перебрался с озябшим и вымокшим Сырдоном на тот берег.

Поехали нарты дальше. Так долго они ехали, что износилась у Сырдона обувь. Поднялся тогда он на высокий курган и сказал:

- Прощайте, нартские воины, - я остаюсь здесь. Дай вам бог с большой добычей вернуться в Нартскую Страну на Площадь Дележа. Но, когда будете возвращаться и нартские девушки будут поджидать вас, стоя на кургане, и не досчитаются одного, тогда они скажут: «Видно, продали они товарища своего и едут теперь делить то, что получили за его голову».

И тут Урызмаг сказал:

- Это верно ты говоришь. Видно, придется нам все-таки по очереди везти тебя за седлом.

Так и сделали. За седлом у каждого из нартов по очереди посидел Сырдон и у каждого по очереди вытащил огниво. На что запаслив был Урызмаг - три огнива захватил он с собой - одно на боку, привешено было к верхнему поясу, другое под бешметом на нижнем поясе, а третье под чепраком седла, - и все три огнива не ушли от ловких рук Сырдона. А тут как раз настала холодная ночь. Остановились нарты на ночевку. И сказал Урызмаг нартским юношам:

- Займитесь-ка охотой, молодежь, может, пошлет нам что-нибудь Афсати, чтобы могли мы утолить свой голод.

Побежали нартские юноши исполнять слово Урызмага - вот уже волокут они тушу оленя. Быстро собрали дрова, а как захотели развести костер, кто ни схватится за огниво, ни у кого его нет. Услышал Урызмаг, как нарты в растерянности ищут свои огнива, усмехнулся и сказал:

- Видно, так тешились вы с молодыми женами своими, что дома свой разум оставили! Кто же отправляется в поход, имея с собой по одному огниву? Берите пример со стариков. У меня одно - всегда к поясу привешено, - и схватился он за пояс, а огнива там и в помине нет.

Смутился тут старый Урызмаг, полез под бешмет, ищет на нижнем поясе огнива, и там нет огнива.

- Ну, - сказал Урызмаг, - чего не случается!.. Но есть у меня про запас третье огниво - лежит оно под чепраком седла моего. Сбегайте-ка за ним, молодцы, и сюда его принесите.

Побежали юноши, принесли чепрак. Как тучная зарезанная индейка, туго свернут он. Развернул его Урызмаг, но огнива и там не оказалось.

А Сырдон в это время спустился в овраг, собрал там кучу сухого тростника, делая вид, что хочет развести костер. И сказал Урызмаг Сырдону:

- Эй, Сырдон, не захватил ли ты с собой огня? Если есть у тебя огонь, разведи-ка нам костер.

Но ответил Сырдон:

- Ишь, спесивые нарты, чего выдумали! Хотите ехать верхом и чтобы я нес за вами в полах бешмета горячие угли? Нет у меня ничего.

Стали тут сокрушаться нарты. «Что же нам делать?» говорили они друг другу.

Вдруг Урызмаг увидел огонь вдалеке. И сказал он опять Сырдону:

- Тогда вот что, Сырдон, - видишь там свет? Сходил бы туда да принес бы нам огня.

Сырдон не возразил ни слова, пошел он в ту сторону, где виден был свет, но с полпути вернулся обратно и сказал нартам, что видел он дом, что стучался, но на стук ему дверь не открыли и никто не выглянул на его зов.

Тогда на поиски пошел один из нартских юношей. Долго шел он в ту сторону, где был свет, и пришел к дому. На стук его вышли из дома семь уаигов. Очень обрадовались они, увидев нартского юношу.

- Просящего огня мы не гоним с порога, - сказали они и пригласили его войти в дом.

Вошел юноша в дом, но только сел он на скамью, из тяжелых колод сбитую, подлили под него уаиги клею бурамадз, и крепко прилип тут к скамье нартский отпрыск, так прилип, что даже шевельнуться не мог.

Долго ждали нарты, что вернется юноша, но так и не дождались и послали за ним следующего, самого младшего.

Но и второго юношу посадили уаиги рядом с первым. Так один за другим уходили младшие за огнем и не возвращались. А потом пошли старшие на выручку своих младших. Первым отправился Сослан и тоже сел на скамью. Та же участь постигла Хамыца. Долго ждал Урызмаг возвращения брата и, наконец, отправился на его поиски. Вот подошел он к жилищу уаигов и крикнул:

- Эй, кто есть здесь живой, выгляни наружу!

И сразу же уаиги вышли к нему навстречу и сказали ему:

- Кого ты ищешь? Верно, своих младших? Не тревожься за них, они скоро выйдут. Зайди лучше к нам в гости, мы хотим угостить тебя подогретой аракой. Давно уже стоит она на огне, мы хотим подогреть ее и угостить ею наших гостей. Оттого и задержались твои младшие. Не стесняйся, заходи к нам.

И подумал Урызмаг: «А ведь неплохо было бы при такой усталости выпить рог араки».

Вошел Урызмаг в жилище уаигов, видит, все нарты, как на пиршестве, сидят в ряд на скамье. Но сердито глядят они на Урызмага, и никто из них не поднялся навстречу ему, как подобает по обычаю. Не понравилось это Урызмагу, и он тоже, сердитый, опустился на скамью выше всех. Тут подлили под него уаиги своего волшебного клея, и он тоже прилип.

Вот так и сидят они в ряд, славные нарты - любители похождений. Как окаменелые, сидят они, бледны их лица, и тоскливо глядят они своими большими глазами. А в огромном котле уаигов ключом кипит вода. В этот котел бросят нартов. И семь уаигов, один сильнее другого, на горном хрустале оттачивают свои ножи. И, видя это и слушая лязг стали, чувствуют нарты, как от предсмертного холода замирают сердца их.

А Сырдон на стоянке разжег костер, освежевал оленя, которого добыли нартские юноши, приготовил шашлыки и вкусно угостил сам себя. Почки с жиром он зажарил отдельно и привесил их к усам своим - на каждый ус по одной почке. Когда же почки остыли на усах его, он пошел в ту сторону, куда ушли нарты. Дойдя до жилища уаигов, он крикнул:

- Куда вы делись, гордые нарты? Видно, опять набиваете свои животы, а меня кинули одного в темном лесу! А что, если меня медведь исцарапает или волки меня съедят? И даже выглянуть ко мне вы не хотите.

На его крик вышли уаиги и говорят ему:

- Зайди в наш дом. Будешь нашим гостем. Сядешь за стол рядом с другими нартскими гостями.

Но Сырдон сказал им в ответ:

- Что вы только говорите! Да разве я осмелюсь сидеть рядом с ними? Они мои алдары, - разве позволят мне это? Нет, уж лучше позовите сюда моих господ.

Не согласились уаиги позвать нартов, и - хочешь не хочешь - пришлось Сырдону войти в их жилище. Но, увидев нартов, сидящих в ряд на скамье, понял Сырдон, что неспроста сидят они, точно окаменев. Встал тогда Сырдон около двери так, чтобы его видели нарты и, поддразнивая товарищей своих, стал облизывать зажаренные оленьи почки, которые висели у него на усах.

Снова стали упрашивать его уаиги сесть рядом с другими нартами.

- Я уже сказал вам, что не подобает мне сидеть рядом с ними. Но если возьмете вы кадушку без дна, да насыпите в нее золы, то это и будет то, на чем я всегда сижу.

Сделали уаиги так, как он просил. Взяли они кадушку без дна, насыпали в нее золы и залили ее клеем бурамадз. Сырдон, усаживаясь, незаметно накренил кадушку, и так как не было дна в ней, то зола высыпалась, а вместе с ней вытек и волшебный клей. После этого Сырдон и уселся поудобнее на кадушке. Завели тут уаиги разговор с Сырдоном:

- Скажи, как выбирают в ваших местах самую жирную скотину для заклания?

И отвечает им Сырдон:

- В наших краях, когда хотят выбрать скотину пожирнее, проводят рукой по ее загривку. И если загривок мягкий, то, значит, скотина эта жирная и пригодная для заклания.

Выслушали его уаиги и стали ощупывать шеи всем нартам но очереди. Самая толстая шея была у Сослана, и решили уаиги, что он самый жирный из нартов. Сорвали они его с места и разложили на столе, как скотину, предназначенную для заклания. Но только хотели они полоснуть Сослана ножом, как вскочил Сырдон и закричал:

- Эй вы, которые славитесь по всему свету обжорством! Что вы делаете? Видно, правда, что только о своем брюхе заботитесь вы.

Удивились уаиги тому, что Сырдон не приклеился и легко вскочил с места. Переглянулись они, смутились и ответили:

- Ну, конечно, мы заботимся о своем брюхе. А чем же нам еще заниматься?

- То-то и есть. Вы даже толком не узнали, зачем пришли к вам эти люди, и сразу занялись обычным своим делом.

- Так расскажи нам, зачем пришли они, а мы послушаем, - сказали уаиги.

- Вот и послушайте, - сказал Сырдон. - Разгорелся у нартов спор: какое из кузнечных орудий старше других. Вот и прислали нарты к вам самых своих почетных людей, чтобы разрешили вы их спор.

Не утерпел тут старший из уаигов и сказал уверенно:

- Правду скажу, самая старшая в кузнице наковальня.

- Нет, мехи старше, - тут же возразил ему другой. - Не будет мехов, так ты что - ртом что ли будешь дуть? - заносчиво сказал он старшему.

- А щипцы? - перебил его третий, - руками-то, небось, горячего железа не схватишь?

- А если молотка не будет? - свирепо закричал четвертый. - Что ж ты, кулаком будешь ковать раскаленное железо? Молоток, молоток всех старше! - кричал он, стараясь перекричать других уаигов.

И Сырдон тут же поддержал его:

- Вот ты, братец, правильно сказал. И чего они так кричат, если ничего не понимают? А ну-ка, пусть испытают они на себе, кто в кузнице всех старше, - сказал он, увидев молоток в руках этого уаига.

По душе пришлись уаигу слова Сырдона. Тяпнул он молотком одного из своих братьев по голове, и упал тот замертво. Бросились тут уаиги друг на друга и - да будет подобное с недругами твоими! - наносят они друг другу тяжелые раны, хватают все, что попадет им под руку. А если выпадало у кого из них оружие из рук, тому подавал его Сырдон и говорил сочувственно:

- Какой жестокий удар нанес тебе брат твой.

И после таких слов с новой силой вспыхивала драка. Видя, как один за другим издыхают уаиги, свободно вздохнули нарты, и живой свет загорелся в их глазах. Уаиги истребили друг друга.

А Сырдон в это время тоже не мешкал. Вместе с Сосланом черпал он из кипящего котла уаигов горячую воду и лил ее на скамью, на которой сидели нарты, пока не смогли они освободиться. Не легко это им удалось. Целые куски своего мяса оставляли они на скамье. И поэтому, когда сели они на коней своих, то никто из них не мог сидеть прямо, - кривило и корячило их в разные стороны. Издевался над ними Сырдон и говорил:

- У-у, гордые нарты, от чрезмерной гордости своей вы даже на лошадях своих не хотите сидеть, как обыкновенные люди.

Обидно было нартам слушать, как издевается Сырдон над их страданиями. Рассердились они на Сырдона, пригнули к земле высокое дерево и к верхушке его, за усы, привязали Сырдона, а потом отпустили дерево. Висит Сырдон на верхушке дерева и говорит себе:

- Вот теперь я, кажется, попался.

И вдруг видит Сырдон, гонит, посвистывая, пастух балгайского алдара стадо. Идет он, посвистывает, но увидел Сырдона на дереве и даже свистеть перестал.

- Ради бога, скажи, человек, что ты там делаешь? - кричит он снизу Сырдону, задрав голову.

- Позаботься-ка лучше о своей дороге, - ответил ему Сырдон. - Если я скажу тебе, что я здесь делаю, ты попросишься на мое место.

- Клянусь, не буду проситься. Только будь милостив ко мне и расскажи, чем ты там занят.

- Ну, я вижу, от тебя не отвяжешься. С этого дерева видно, как бог молотит на небе пшеницу. И так это любопытно, что я с тех пор, как увидел это, перестал есть и пить.

- Будь милостив ко мне, добрый человек, - сказал пастух, - не пришлось мне еще видеть бога, разреши хоть раз взглянуть на него.

- Ведь говорил же я, что ты будешь проситься на мое место, - сказал Сырдон.

Тут пастух стал клясться, что он только краем глаза посмотрит на бога и потом снова пустит Сырдона на его место.

И тогда, нехотя, сказал Сырдон:

- Ну, ладно, пригни-ка дерево, да помоги мне развязаться.

Пригнул пастух дерево и развязал Сырдона.

- А теперь я сам привяжу тебя к верхушке дерева. Привязать надо крепко, а не то, если будешь плохо привязан, то, увидев бога, можешь сорваться с дерева.

И, привязав вместо себя любопытного пастуха, отпустил Сырдон дерево. Выпрямилось дерево, и повис пастух на его верхушке. Смотрит он на небо, но бога, конечно, нигде не видит. И кричит он сверху Сырдону:

- Бога я нигде не вижу, и глаза мои стали хуже видеть, чем видели до сих пор.

И отвечает ему снизу Сырдон:

- О, тепло очага моего, ты не очень торопись. Побудешь еще немного на верхушке дерева, и глаза твои совсем ничего не будут видеть.

Оставил он пастуха висеть на верхушке дерева, а сам погнал в Страну Нартов стадо алдара балгайского.

Вот гонит Сырдон стадо мимо Большого Нихаса, на удивление нартам, собравшимся там.

- Гляди-ка, наш бедовый Сырдон опять пригнал целое стадо. А мы-то думали, что он погиб!

И ответил им Сырдон:

- Вот вам добыча, делите ее. Сколько раз называли вы меня никчемным, а выходит, что сами вы никчемные. Сколько в Балгайской степи пасется стад без пастухов! Поистине можно назвать никчемным того, кто не пригнал оттуда на закланье хоть одну скотину,

И тогда нарты, словно по тревоге, сели на коней и бросились в Балгайскую степь. Но тут как раз наткнулись они на дружину алдара балгайского, которая ехала искать своего пастуха.

Встретились нарты с балгайскими воинами, вступили с ними в сраженье, изрядно побили друг друга и, конечно, ни с чем вернулись домой доблестные нарты.

Поняли тогда нарты, что снова подшутил над ними Сырдон. И, чтобы отомстить ему, пошли они на пастбище и отрезали губы сырдонову коню.

Узнал об этом Сырдон, пошел тоже на пастбище и отрезал хвосты всем нартским коням. А когда пришло время гнать табун с пастбища в нартское селение, вышел Сырдон посидеть на Нихас.

Вот видят нарты: гонят с пастбища табун, и вместе со всеми конями идет конь Сырдона. Стали тут хохотать нарты и, давясь от смеха, спрашивают они Сырдона:

- Смотри-ка, Сырдон, как смеется твой конь! Над чем это он так смеется?

- Посмотрите внимательно, что он видит перед собой. Наверное, есть над чем ему посмеяться.

Пригляделись нарты и видят: бесхвостыми стали их кони.

Не раз бывало, что сердились нарты на Сырдона и не раз пытались они погубить его. Но кому под силу погубить Сырдона! Его хоть в морскую бездну брось, он и оттуда выйдет сухим. Вот за что нарты все же любили своего бедового Сырдона, сына Гатага.

Умел Сырдон сыграть шутку над нартами.

Как появился фандыр

Появление фандыра

Целый год строили нарты большой дом для общих сборов и празднеств. Хотелось им такой дом поставить, чтобы даже Сырдон похвалил его. И вот дом достроен, и Сослан пошел за Сырдоном и сказал ему:

- Собрались нарты и просят, чтобы пришел ты и посмотрел новый наш дом.

- Что ж, я приду, посмотрю, - ответил Сырдон.

Вот пришли они вместе в большой нартский дом. Все нарты были в сборе и спросили они Сырдона:

- Скажи, по сердцу ли тебе наш новый дом? Не находишь ли ты в нем какого изъяна?

Осмотрел Сырдон весь дом, в каждый угол заглянул и после этого сказал:

- Хорош-то он хорош... - и, не докончив своей речи, ушел из дома.

Догнал его Сослан и спрашивает:

- Куда ты торопишься, Сырдон, ведь ты ничего нам не сказал?

- А что мне сказать вам?

- Почему ты сказал: «хорош-то он хорош...»? - спросил Сослан.

- Потому я сказал так, что дом хоть и хорош, но в середине пусто, - и, не добавив ничего больше, ушел Сырдон.

Вернулся Сослан обратно и сказал нартам:

- Похулил Сырдон наш дом, сказал - пусто у него в середине.

Стали раздумывать нарты, что могли значить эти слова Сырдона. И первым догадался Сослан.

- Ведь у нас в доме над очагом еще цепь не висит, значит дом поистине пустой в середине, - сказал он.

Тогда сковали нарты тяжелую надочажную цепь, и когда она была готова, приладили ее, как полагается, в середине дома над очагом и опять послали Сослана за Сырдоном.

Когда пришел Сырдон, стали его опять спрашивать нарты:

- Посмотри-ка теперь. Чего еще не достает в нашем доме?

Сырдон опять осмотрел весь дом и сказал:

- Хорош-то хорош... - и снова ушел.

Теперь пошел за ним Хамыц и, догнав его, спросил:

- Сырдон, ведь ты хорошим назвал наш дом и все-таки по словам твоим слышим мы, что ты недоволен чем-то.

- Дом, правда, хорош, - сказал Сырдон, - но восточная сторона его пустая.

Долго думали нарты над словами Сырдона и догадались, что в новом доме в восточном углу нехватает хозяйки, а угол восточный, понятно, пуст без хозяйки. И пригласили тогда нарты женщину, нарядили ее, как молодую невесту поставили ее на восточном углу и решили:

- Сходим последний раз за Сырдоном.

Но не хочет никто из нартов итти за Сырдоном. И тогда сказал Хамыц:

- А ну-ка, схожу я за ним. Если не захочет итти, я силой приведу его сюда.

Подошел Хамыц ко двору Сырдона и позвал:

- Сырдон, выйди-ка наружу.

Долго не откликался Сырдон на зов, но вот, наконец, вышел и спросил:

- Что тебе надо от меня, Хамыц?

- Собрались все нарты и приглашают тебя посмотреть их новый дом.

- Когда вы за едой и напитками восседаете, то почему-то не приглашаете меня! - сказал Сырдон. - Не пойду я больше к вам, - отвернулся он и хотел уйти домой.

Но Хамыц схватил Сырдона и сказал ему:

- Нет, ты пойдешь!

Упирался Сырдон, и тогда Хамыц несколько раз легонько ударил его. Легко ударил, только для виду. И тут подчинился Сырдон, пошел вслед за Хамыцом. Но злой переступил он порог большого нартского дома. И опять долго осматривал он дом и сказал потом:

- Раньше это нельзя было домом назвать, а теперь - настоящий дом.

Очень обрадовались нарты, услышав похвалу Сырдона.

Но сердит был Сырдон, запомнил он обиду, нанесенную ему Хамыцом, и затаил в своем сердце желание отомстить ему.

Была у Хамыца корова. Семь лет не телилась она и до того стала жирная, что не только из нартского селения, но даже из далеких мест приходили люди, чтобы поглядеть на эту корову. И все дивились ей. Очень гордился Хамыц своей коровой. И вот решил Сырдон украсть ее.

Однажды ночью пробрался он к хлеву, где стояла на привязи корова. Но как ни старался Сырдон, не смог он открыть крепкие ворота хлева. Ни с чем вернулся он назад и долго раздумывал о том, как бы ему добраться до коровы и увести ее. И кое-что все-таки придумал. Однажды, когда день уже клонился к вечеру и коров должны были пригнать с пастбища, пробрался Сырдон в хлев Хамыца и спрятался там. Вот пришло вечером с пастбища стадо, и Хамыц загнал в хлев свой скот и крепко запер дверь. Тихо сидел Сырдон в хлеву и, дождавшись, когда все крепко заснули, он стал осторожно снимать с петель дверь хлева. И. это удалось ему сделать легко и бесшумно.

Вывел Сырдон корову Хамыца и погнал ее, но не в тот свой дом, который все знали, а в другой, потайной, о котором никто не знал. Под мостом находился потайной дом Сырдона, и вся семья его жила в нем. Сам же Сырдон жил в доме на краю селения. Привел он корову Хамыца в свой потайной дом, зарезал ее и день за днем пировал вместе со всей семьей.

Хватился Хамыц - нет коровы. Начал искать и в нартском селении, и в окрестных селениях, но ничего не находил. Лопался от злости Хамыц.

- Что же остается мне делать? - подумал Хамыц. - Пойду-ка я к вещей женщине.

Пришел он к ней и рассказал все по порядку.

- Я пришел спросить тебя, не посоветуешь ли ты мне чего-нибудь, - сказал он.

И ответила ему вещая женщина:

- Еще до того, как ты пришел ко мне, знала я кое-что о твоей корове. Есть где-то у Сырдона потайной дом - подземное жилище. Где оно, - никто не знает, и я тоже не знаю. Но у Сырдона в этом потайном жилище живет семья. Есть там у него и жена и дети, там ты найдешь свою корову.

- А как же можно найти это жилище? - спросил Хамыц.

- Кто не знает суки Сырдона? - ответила вещая женщина. - Ночь проводит она в потайном жилище Сырдона и каждое утро на рассвете выходит наружу. Нужно подстеречь ее и поймать. Когда будет она в твоих руках, привяжи к ноге ее туго скрученную шерстяную нитку и отпусти ее. Хитра эта сука, предана своему хозяину и не захочет она сперва бежать в его потайной дом. Но ты жестоко исколоти ее, бей ее до полусмерти, и тогда, спасая свою жизнь, побежит она домой, а ты последи за ней, и, думаю я, что приведет она тебя к потайному дому Сырдона.

Стал Хамыц подстерегать по утрам собаку Сырдона. И вот, однажды, ранним утром удалось ему поймать ее. Привязал он к ее ноге длинную туго крученую нитку и отпустил ее. Долго бил собаку Хамыц, а она все петляла в разные стороны, не хотела бежать к потайному дому Сырдона. Но Хамыц не отставал от нее. До полусмерти избил ее - что же еще мог он сделать? И чтобы спасти свою жизнь, со всех ног кинулась собака в подземный дом Сырдона, в тот, который был под мостом. Держа в руке другой конец крученой нити, Хамыц нашел дверь и оказался в потайном доме Сырдона.

Сырдона Хамыц не застал, но сыновья его малолетние все были дома. Испугались они. Котел был полон мяса и кипел.

Крепко запер Хамыц дверь дома и перерезал всю семью Сырдона - жену и двенадцать его сыновей. После этого вынул он из котла мясо коровы и вместо него свалил в котел всех убитых. Потом подбросил он в огонь дров, собрал все мясо, которое осталось от его коровы, и унес его к себе домой. После этого вышел он на Нихас. Сырдон тоже был на Нихасе. Увидев Хамыца, засмеялся он и сказал:

- Ну, как не пожалеть Хамыца? Кто-то наслаждается жирным мясом его коровы, а ему самому голодать приходится.

И ответил ему Хамыц:

- Кто знает? Может, тот, кто полакомился моей коровой, полакомится после этого мясом своих сыновей.

Почуял Сырдон недоброе в этих словах. Молча встал он и торопливо направился проведать свою семью.

Вошел Сырдон в свой потайной дом, смотрит по сторонам и не видит никого из своей семьи. «Ну и семья! Только в завтрак и обед можно их застать дома. И куда они могли деться?» подумал он. Взял он большую вилку, которой вынимают из котла мясо, подхватил ею мясо из котла и понял он, что стало с семьей его. Ноги и руки, головы и куски туловища подымал он вилкой из котла.

И тут оцепенел от горя Сырдон. А потом вынул он из котла останки своих сыновей. Взял он кисть руки старшего сына и натянул на нее двенадцать звонких струн, а струны те были из жил, что несли кровь к сердцам его сыновей. Сел он над останками своих сыновей, по звонким струнам ударил и запел-зарыдал:

- Беден я, мальчики мои, и не смогу устроить по вас поминание. Но всегда, когда люди будут класть на очаг приношение мертвым, будет в светлом раю поминаться имя твое, мой старший мальчик - ведь назван был ты при рождении Очаг - Конага.

И тут еще громче запел и заиграл Сырдон:

- Второй мой мальчик, ведь назван ты был при рождении Уарага - что значит Колено - и то, что при поминании мертвых люди будут класть на колена, то пусть будет тебе поминанием.

- Третий мой мальчик, Фуага - Дуновение назван был ты, так пусть же, когда на поминках люди будут дуть на горячее, пусть это будет поминанием твоим.

Так одного за другим прославил он каждого из своих сыновей.

Глубокая яма была за дверью его потайного жилища, в этой яме похоронил он останки своих детей. А сам взял он в руки свой фандыр и пошел на Нихас нартов.

Встал он перед нартами и заиграл и запел:

- Нарты, - вот вам мое подношенье. И позвольте мне жить с вами...

И, слушая песню Сырдона, нарты сказали:

- Разве можем мы оттолкнуть человека, который принес нам в дар такое сокровище!

И сказал тогда Урызмаг Сырдону:

- Если не жаль тебе подарить нам такое сокровище, то станешь ты всем нам любезным братом. И, как брату, открыты перед тобой двери во все наши дома, и на каждом Нихасе с почтением будем мы слушать тебя.

Взяли нарты из рук Сырдона фандыр и сказали они друг другу:

- Если даже всем нам суждена погибель, то навеки останется жить фандыр. Он расскажет о нас, и кто заиграет на нем, тот вспомнит о нас и тот станет нашим навсегда.

Сырдон опять обманул нартов

Однажды отправились нарты в поход и взяли с собой Сырдона. Неудачен был поход, и, возвращаясь домой, нарты решили выместить свою злобу на Сырдоне. Знали нарты, что посреди темного леса есть бездонное озеро, о котором ничего не знал Сырдон. Покрыли они это озеро хворостом и обманули Сырдона, послали его прямо на это гиблое место. Не знал Сырдон об этой ловушке и провалился. Но, падая, успел он схватиться за корни прибрежных деревьев. И, хотя трудно было ему, все же он выбрался на берег. Собрал Сырдон сухого хворосту, разжег костер, высушил свою одежду и скорей побежал наперерез нартам.

Думали нарты, что погиб уже Сырдон, и вдруг слышат, кричит он им:

- Эй, нарты, любители походов, постойте, послушайте, о каком чуде я вам расскажу.

Остановили нарты коней, подошел к ним Сырдон и сказал:

- За всю свою жизнь, с самого детства, никогда не видал я такого чуда.

И тут любопытство взяло нартов.

- Какое чудо видел ты, сын Гатага? Смотри, не обмани нас снова.

И ответил им Сырдон:

- В лесу, не доезжая до маленького озера, встретил я невиданных зверей, они ушли в глубь леса, в колючие заросли. Я от страха едва собрался с силами, чтобы прибежать сюда.

Видят нарты, что одежда у Сырдона сухая, и поверили они его словам. А Сырдон продолжал рассказывать:

- Не скоро представится случай так поохотиться! Давайте поторопимся. Я, конечно, не посмею близко подойти к этим зверям, но я подведу вас к зарослям, в которые они ушли.

Поехали нарты вслед за Сырдоном, и направил он их в самую чащу, в колючие заросли. Настала ночь, кружатся нарты между колючих кустов и не находят ни зверей, ни выхода из чащи. Так исцарапали их колючки, что кровью покрылись и нарты и кони их. Только, когда настал рассвет, удалось нартам выбраться из чащи. Тут их встретил Сырдон.

- Что же это? Ты опять обманул нас? - спросили нарты.

- О, нарты, сознайтесь! Вы просто не посмели близко подойти к зверям и спрятались в колючие кусты. Теперь на весь свет ославлю я вас. Ну и опозоритесь же вы! - ответил им Сырдон.

Нарты не на шутку испугались, что он их опозорит, и молча сносили его насмешки.

Так сын Гатага Сырдон мстил нартам, когда они его обижали.

Как Сырдон обманул уаигов

Как Сырдон обманул уаигов

Вышел однажды Сырдон на улицу и видит: никого из нартов не видно. Только дети играют. Тогда спросил Сырдон у детей:

- Куда девались все нарты? Подошел к нему один маленький мальчик и сказал:

- Ты только не выдай меня. Нарты тайком от тебя отправились в поход.

Вернулся тогда Сырдон к себе домой, собрался в дальний путь и пошел по следу нартов. Три дня шел он по дремучему лесу и только собрался отдохнуть, как увидел, что на поляне дерутся три уаига. Сделал Сырдон вид, что хочет пройти дальше, и мимоходом сказал им:

- Доброго вам здоровья, молодцы уаиги! Чем это вы заняты? За что избиваете вы друг друга? Нехорошо ссориться, позорно.

И ответили ему уаиги:

- Мы бы и рады не драться, да никак не можем поделиться.

- А что же это вы делите такое? Может, я бы вас помирил? - говорит Сырдон, останавливаясь.

- Владеем мы тремя ценными вещами, - ответили ему уаиги. - Кожей, фынгом и веревкой. Не простая это кожа. Сядь на нее, и домчит она тебя, куда захочешь. И фынг у нас не простой. Ударишь его войлочной плетью, и весь уставляется он кушаньями и напитками. А веревка эта такова: сколько бы сокровищ ни связал ты ею, всю тяжесть они теряют.

И сказал им тогда Сырдон:

- Вы послушайте-ка меня, и я помирю вас. Дайте мне каждый по стреле, и я пущу их в разные стороны. Кто из вас первый прибежит со своей стрелой обратно, тому первое право выбора. Кто второй прибежит, тот второй выбирает. Ну, а последнему достанется то, что останется.

Сразу согласились уаиги. Выстрелил Сырдон в три стороны и крикнул:

- Скорей бегите!

Со всех ног кинулись уаиги за стрелами, толкая друг друга, хотя стрелы полетели в разные стороны.

А Сырдон взял в руки веревку, поставил на кожу фынг, сам сел на кожу и сказал ей:

- Отнеси-ка меня на крышу моего дома.

Только сказал он это, как очутился у себя на крыше.

Устроил Сырдон пир. Поставил он чудесный фынг, ударил по нему войлочной плетью и целую неделю угощал он нартов. Увидели нарты, как удачлив Сырдон, и с тех пор всегда брали его с собой в поход.

Как Сырдон устроил поминание по своим покойникам

Стали попрекать нарты Сырдона:

- Не устраиваешь ты поминок по своим покойникам - вот и станут они надеяться не на тебя, а на других покойников, - говорили они ему. - Зачем берешь ты на себя такой грех и не выполняешь обычая?

А некоторые даже хулили Сырдона:

- Никто в нашем селении не оставляет покойников в таком пренебрежении, как ты.

Слушал Сырдон эти попреки и знал, - не о покойниках его заботятся нарты, а просто хотелось им съесть единственную его корову.

Долго крепился Сырдон и ничего не отвечал. Наконец, сказал он нартам:

- Ведь вы хорошо знаете, что я бедный человек и нет у меня ничего. Как могу я устроить большое поминание?

- У тебя есть родственники и друзья, - ответили нарты. - Они должны помочь тебе в этом деле. Как бы там ни было, а ты должен почтить своих покойников.

Что же делать! Стал Сырдон собирать все, что нужно для поминок. Привез он дров из леса, развел костер, поставил на него большой двуухий котел и стал варить пиво. Но всякому известно, что в двуухий котел нужно положить двадцать мер солоду, а Сырдон насыпал туда всего одну меру и поставил пивоваром к своему котлу самого глупого человека. День проходит за днем, варится у Сырдона пиво и все никак не может свариться. Чтобы напечь хлеба для поминального обеда, пригласил Сырдон в хлебопеки самых глупых людей.

Вот настал день поминания, собрал Сырдон всех своих помощников - пивоваров, хлебопеков, да еще двух юродивых, которым он поручил ухаживать за гостями во время пира, и сказал им всем:

- Вам сегодня предстоит потрудиться. Потому закусите сейчас, а иначе вы останетесь без еды.

И велел им Сырдон зарезать несколько кур. Приготовили себе еду его помощники. Угостил их ронгом Сырдон и ко времени прихода гостей поручил им расставить кадушки, полные пива, и двуухие котлы. Вот послал Сырдон глашатая скликать людей, а сам завел разговор среди помощников о том, кто раньше на свет появился - курица или яйцо?

Опьянели к тому времени его помощники и схватились спорить. Одни кричат, что курица, другие, что яйцо. От слов перешли к толчкам. А Сырдон, делая вид, что их разнимает, будто бы нечаянно опрокинул кадушки с пивом.

Сырдон сокрушается и бранит прислужников:

- Погубили вы меня! Сейчас ведь придут ко мне почетные гости, а вы разлили мои напитки. С каким лицом выйду я к нартам?

И как раз в то время, когда он бранил своих прислужников, нарты пришли на поминки.

И сказал Сырдон нартам:

- Поспорили мои прислужники. Одни говорят, что яйцо раньше на свет появилось, а другие, что курица. Поспорили они, подрались и опрокинули мое пиво.

Переглянулись почтенные нарты и разошлись по домам. Узнали о том, что произошло у Сырдона, те нарты, которые еще только собирались идти к нему, и совсем не пришли.

И все, что приготовил Сырдон для поминок, осталось ему самому.

Как Сырдон долг отдавал

Беден был нарт Сырдон. Взял он у одного человека в долг кусок шерстяной ткани и никак не мог отдать долга. А тот все ходил к Сырдон у и просил вернуть ему сукно. Но каждый раз уходил он с пустыми руками. И чего только не выдумывал Сырдон, чтобы отсрочить уплату долга!

Однажды в назначенный срок заимодавец опять пришел к Сырдону, чтобы получить с него долг. Подошел он к дому Сырдона и окликнул его:

- Эй, дома ли ты, Сырдон?

- Нет его дома, - ответили ему.

- А где он?

- Вон там, за околицей - канаву для воды роет. Пошел заимодавец туда, куда ему указали.

- Радости желаю тебе, Сырдон.

- Да будет благополучен твой приход.

- Сырдон, пора тебе вернуть мое сукно. Много чего выдумывал ты, чтобы не уплатить мне долга. Постыдился бы. Надо совесть иметь.

- Да разве я отказываюсь? Будь милостив ко мне, не говори больше со мной об этом. Ты думаешь, чем я здесь занят? Забота о твоем сукне привела меня сюда.

- Что это ты говоришь, Сырдон? Где здесь забота о моем сукне? Глаза мои меня не обманывают - ты здесь роешь канаву для воды.

- Э, непонятлив ты, братец. Вот вырою я эту канаву, пущу по ней воду, а по краям канавы насажу колючек. И вот каждый раз, когда овцы и козы будут итти на пастбища и возвращаться оттуда, они обязательно подойдут к этой канаве, чтобы напиться. И, пробираясь через колючки, будут оставлять на них отличную шерсть. Всю эту шерсть я соберу, натку сукна и сполна расплачусь с тобой.

На что был зол этот человек на Сырдона, не выдержал он и расхохотался.

- Зря ты смеешься, - обиделся Сырдон. - Можешь считать, что твое сукно в твоих руках.

Махнул тут сосед рукой и вернулся домой, - что еще он мог сделать?

А Сырдон, верно, еще и сейчас сажает колючки.

Кто кого обманул

Был у Сырдона откормленный баран. Вот и стали думать нарты: как бы съесть его? Однажды, сидя на Нихасе, сказали они Сырдону:

- А знаешь, Сырдон, ведь подходит конец мира. Все пропадет, и твой жирный баран тоже. Давай-ка, пойдем лучше на берег реки, зарежем его, приготовим шашлыки, поедим вдоволь, пусть бог любуется нами.

Не стал Сырдон возражать. Раз в солнечный день собрались нарты на берегу реки, и Сырдон приволок туда своего откормленного барана. Под деревом на бережку отыскали они хорошее место, зарезали барана и разделали его.

- Ну, а теперь освежимся! - сказали нарты. Разделись они и полезли в воду.

Купаются нарты, а бедовый Сырдон собрал всю их одежду и бросил в огонь.

Освежились нарты, вылезают на берег.

- Вот теперь угостимся мы на славу. Хорошо откормил Сырдон для нас своего барана!

Хотят одеться нарты, хватились, а нигде не видят одежды.

- Что за бес унес наши одежды? - спросили они Сырдона.

- Я их бросил в огонь, - ответил Сырдон.

- Как так?!

- А зачем вам одежда? Ведь все равно скоро конец мира. Его можно и голыми встретить.

Поглядели тут нарты друг на друга, но нечего им было сказать Сырдону.

Сырдон после смерти

Пришло время умирать нарту Сырдону. Перед смертью сказал он своей жене:

- Если хочешь почтить мою память, никогда не носи по мне летом шубу мехом внутрь, а зимой не ешь горячего хлеба и после этого не пей холодной воды, и не хорони меня возле Нихаса.

И нартов он тоже попросил, чтобы похоронили его в тихом месте, куда не доносится говор людей и мычание скотины.

Но не любила Сырдона жена его, и когда он умер, она на зло ему стала носить летом шубу шерстью внутрь, а зимой ела горячий хлеб и тут же запивала его холодной водой. Что же хорошего вышло из этого? У нее выпали все зубы.

А нарты назло Сырдону похоронили тело его на самом Нихасе. И теперь, стоило нартам поспорить, как один заклинал другого:

- Пусть на том, кто солгал, Сырдон верхом ездит! И стали тут говорить нарты:

- После смерти своей стал этот Сырдон еще больше вреден нам, чем вредил при жизни. Выкопаем-ка его тело и бросим в бездну морскую.

Вырыли нарты тело Сырдона и бросили в бездну морскую. Но Сырдон по отцу своему Гатагу приходился племянником властителю морей Донбеттыру. Воскресил его Донбеттыр, и снова явился Сырдон на Нартский Нихас. И, увидев его, сказали нарты:

- Хоть ты камнями завали его, все равно бессмертен Сырдон!

Хамыц и Батрадз

Как Хамыц женился

Лютое время настало для нартов. В домах не осталось еды. Они бродили по горам и лесам и кормились тем, что добывали охотой.

В это тяжелое время нарт Хамыц стал с равнины, - нарты называли ее Желтая Овсяница, - приносить нартским людям желтых косулей. Но не успокоился на этом Хамыц, в Сухой Балке бил он сухопарых оленей и то же нес их нартам. И этим не успокоился Хамыц, черноперых горных индеек приносил он с вершины Черной горы. Однажды весь день ходил он напрасно. Ни одна птица не подпускала его к себе на полет стрелы. За весь день до самого вечера даже краем глаза не удалось ему увидеть ни одного зверя. Стало уже смеркаться, и вот среди леса на поляне пасется на зеленой траве большое стадо оленей, и сразу заметил среди них Хамыц одного белого крупного оленя.

«Боги послали мне этого зверя», подумал Хамыц, прицелился, но не успел пустить стрелу, как гром загремел по ущельям, во все стороны разбежались олени, а белый олень упал замертво. Удивился Хамыц:

- Нет, это не был гром, - ни единого облачка нет на небе. Может быть, это кто-нибудь другой убил его, - но ведь я нигде никого не вижу.

И только подумал он это, как на поляну из чащи леса вышел мальчик - еле от земли виден. Подошел он к убитому оленю, прирезал его и стал ловко снимать с него шкуру. Вот снял он шкуру с одного бока, и тут Хамыц пробормотал про себя:

- Постигнет же горе твой очаг, малыш! Кто перевернет тебе тушу оленя на другой бок? Надеюсь, что по воле бога олень этот все-таки достанется мне.

И вдруг видит Хамыц диво: ухватился мальчик за тушу оленя и легко перевернул на другой бок - как будто не белый большой олень, а белый мотылек попал ему в руки.

«Бедовый мальчишка!» подумал Хамыц. Собрал он сухих веточек и пошел туда, где, снимая шкуру с оленя, ловко работал ножом маленький охотник. Бросил Хамыц сухие ветки на тушу оленя, - таков старинный обычай охоты, - и сказал мальчику:

- Пусть еще больше пошлют тебе боги!

- То, что будет послано мне, пусть будет послано нам обоим, - приветливо ответил маленький охотник, быстро свернул свою бурку, положил на землю и пригласил Хамыца:

- Присядь сюда, добрый гость!

Но ответил Хамыц:

- Нет, лучше я помогу тебе, не то ты устанешь.

- Лишь бы боги не устали посылать мне добычу, а разделывать ее я никогда не устану, - ответил маленький охотник и, ловко сняв шкуру с оленя, повесил на дерево тушу.

Вмиг развел он огонь, умело выбрал лучшие части оленьего мяса, нарезал и быстро нанизал их на четыре шампура.

«Не иначе, он товарищей ждет и для них приготовил столько шашлыка», подумал Хамыц.

Но когда поджарилось мясо, маленький охотник два шашлыка положил перед Хамыцом, а два перед собой. Хамыц доедал еще первый шашлык, а маленький охотник уже управился со своими обоими и сказал Хамыцу:

- Почему не ешь?.. Немного же надо тебе, чтобы насытиться!

И, подтащив к себе тот шампур, который лежал перед Хамыцом, съел также и третий шашлык.

«Как много и как быстро ест этот удивительный мальчик, - подумал Хамыц. - Не может быть этот мальчик простого рождения».

После ужина маленький охотник повел Хамыца в сухую пещеру, устроил для него удобную постель, уложил спать и накрыл своей буркой. Хамыц сразу уснул, а маленький охотник взял шкуру убитого оленя и также быстро и ловко, как он делал все, обработал ее, разрезал на узенькие полоски и начал из этих полосок ловко плести уздечки, путы для коней и плети.

В полночь проснулся Хамыц, увидел, что мальчик работает, и спросил:

- Почему ты не ложишься спать?

- Некогда мне спать, - ответил мальчик. - Когда ты вернешься в свое селение и люди спросят тебя, с кем ты был на охоте, надо будет тебе показать им что-либо, - иначе не поверят они твоему рассказу.

Настало утро, и сказал мальчик Хамыцу:

- Нельзя нам разойтись, не испытав друг друга.

- Чем же мы испытаем друг друга? - спросил Хамыц.

- Охотой, - ответил мальчик.

- Пусть будет так, - быстро согласился Хамыц. Нашли они глухое ущелье, в котором должно быть

много дичи. И спросил мальчик Хамыца:

- Пойдешь ли ты на гай, гнать зверей, или же будешь в засаде?

- Стар я ходить на гай, - ответил ему Хамыц. - Лучше я постою здесь и буду бить зверей, которые пойдут из ущелья.

Мальчик согласился. Побежал он по одному гребню ущелья, заклекотал по-соколиному, перебежал на другой гребень, закричал по-орлиному. Напугались звери и, сбившись все вместе, кинулись из ущелья и выбежали прямо на Хамыца. Не ожидал Хамыц такого изобилия, растерялся и упустил зверей.

Вернулся к Хамыцу маленький охотник и спросил:

- А где же звери, которых я выгнал из ущелья?

- Не было тут ни одного зверя, ответил ему Хамыц, Кого бы не обидел такой ответ? Но ничем не выказал

маленький охотник своей обиды.

- Ну, если так, посиди тут тихонько, а я один как-нибудь поохочусь, - сказал он и ушел.

Не кричал он теперь по-орлиному, не клекотал по-соколиному, молча выслеживал он зверей, гонялся за ними и убивал их. Сто раз по сто и еще одну тысячу зверей убил он за этот день. Притащил он добычу к тому месту, где сидел Хамыц, и стал проворно раскидывать ее на три кучи:

«Что же это такое? - с тревогой подумал Хамыц. - Нас здесь только двое, почему же он делит добычу на три части? Неужели он хочет взять себе две части из трех? Как снести мне такую обиду? Сколько лет прожил я на свете, в скольких странах побывал, а никто не наносил мне подобной обиды».

Маленький охотник разделил всю добычу на три кучи и сказал Хамьщу:

- Подойди ближе, Хамыц, и выбери долю, которая по обычаю положена тебе, как старшему.

Взял Хамыц долю старшего.

Тогда сказал ему маленький охотник.

- А теперь возьми долю, которая положена тебе по обычаю, как товарищу по охоте.

Взял Хамыц и товарищескую долю. И тут мальчик, вскинув на плечо всю огромную кучу доставшихся ему убитых зверей, точно это была вязанка сухого хмеля, попрощался с Хамыцом и пошел своим путем.

Обрадовался Хамыц богатой добыче и так крикнул он, что услышали нарты в селении:

- Эй, нарты! У кого есть то, что на колесах катится, пусть сюда прикатит, у кого есть то, что можно оседлать- пусть оседлает и сюда скачет. А те, у которых нет ни того, ни другого, сюда торопитесь пешком. Всем найдется что унести отсюда.

И хлынули нарты на этот зов, туда, где горой навалены были убитые звери, и каждый повез в селение столько, сколько смог захватить. Хамыц тоже направился в селение. Но на полпути пришла ему вдруг мысль: а что, если нарты будут спрашивать: как зовут того, кто охотился вместе с ним?

Повернул Хамыц обратно и быстро пошел по следу маленького охотника. Тот, увидев, что Хамыц догоняет его, остановился, снял с плеча свою ношу и положил ее на землю. И когда подошел к нему Хамыц, спросил его маленький охотник:

- Что случилось с тобой? Или ты забыл что-либо? И ответил ему Хамыц:

- Ты прости меня за то, что я не спросил тебя, кто ты такой и откуда родом.

- Происходим мы от Донбеттыров, - сказал маленький охотник. - Принадлежу я к роду Бцента, и живем мы постоянно под землей.

- Тогда я скажу тебе еще одно слово, - сказал Хамыц. - Захотелось мне взять жену из вашего рода. При малом росте - мужественны люди вашего рода.

- Это хорошо, - сказал маленький охотник. - Мы бы тоже с охотой породнились с нартами. Но должен ты знать: мы все вспыльчивы и нетерпеливы. Всего две пяди наш рост, а в обхват и того меньше, но наша сила, наше мужество и другие наши достоинства в испытаниях не нуждаются. Есть у меня сестра, и мы бы выдали ее за тебя замуж, но вы, нарты, любите над всем насмехаться; мы же от насмешек заболеваем, а от упреков умираем. Боюсь, что не сумеешь ты уберечь мою сестру.

- Вы только выдайте ее за меня, а уберечь ее - это уже будет мое дело, - сказал Хамыц.

- Что ж, пусть будет по-твоему, - согласился маленький охотник и назначил Хамыцу срок явиться за невестой.

- А где же ваш дом? - спросил Хамыц.

- Я проложу тебе дорогу, и ты придешь по ней к нашему дому, - ответил маленький охотник. - Обнажу я свой меч, вытяну его перед собой в сторону нашего дома и буду им прокладывать дорогу сквозь темный лес, прямую и широкую, как улица. Пересечет она насквозь этот лес и выйдет на равнину. И по всей этой равнине проведу я ногой борозду до муравьиной кучи - вот там-то и находится наш дом. По этой дороге ты и придешь к нам.

Пожелав друг другу хорошего дня, они распрощались. Взял сын Бцента на плечи свою ношу и, поддерживая ее одной рукой, другой прокладывал себе дорогу к своему дому так, как обещал он это Хамыцу. А Хамыц, вернувшись в нартское селение, рассказал о своей встрече. Когда наступил назначенный срок, собрал Хамыц лучших из нартов и вместе с ними поехал к Бцента за своей невестой. Добрались они до того места, где прощался сын Бцента с Хамыцом. Как и обещал мальчик, прямая широкая дорога пересекала дремучий лес. А за лесом, на равнине, увидели они глубокую борозду. Долго ехали по ней нарты, и дошли до муравьиной кучи. Слезли тут нарты с коней и сразу же выскочили из-под кучи юноши из рода Бцента, Низкорослые и ловкие, приняли они у нартов их доспехи, оружие, бурки и унесли под землю, а потом раскрыли широкую дверь, ведущую в подземелье, и повели вниз нартов и нартских коней. Хорошо подготовились Бцента к приему нартских гостей! Приветливо встретили они нартов и богато их угостили.

Сослан был дружкой жениха, и вот наступило время, когда можно было попросить, чтобы показали ему люди Бцента новую сестру его - невесту Хамыца. И оттуда, где шел пир, повели его в соседнюю комнату. Там в ряд стояли девушки, одна прекраснее другой. Поблагодарил их Сослан и спросил:

- Скажите, кому из вас предназначено стать сестрой моей?

- Нет среди нас сестры твоей, - ответили девушки Сослану. - Вот там в постели лежит сестра твоя.

- Вы шутите со мной, а мне без шуток нужно узнать, которая из вас, красавицы, станет нашей невесткой, - опять сказал Сослан.

Тогда подвели Сослана к постели, подняли тюфяк и показали Сослану на лягушку, которая сидела под тюфяком.

- Вот ваша невестка, - сказали ему.

Не поверил Сослан. Попрежнему думал он, что с ним шутят, но тогда рассказали ему Бцента, что под лягушечьей шкуркой скрыта девушка, предназначенная в невесты Хамыцу. Рассердился Сослан. Выбежал он из комнаты невесты и крикнул нартам:

- Вот почему Хамыц наш, при почтенном своем возрасте, до сих пор никак не может жениться! Всегда насмехались над ним люди и продолжают насмехаться. Опозорил он всех нас своим сватовством. Не спрашивайте меня о невесте, я вам ничего не отвечу. Сядем скорей на наших коней и вернемся домой.

И по слову Сослана нартские дружки вскочили на своих коней и поехали прочь.

Хамыц последним покинул дом Бцента. Невесту его в лягушечьей шкурке посадили Бцента под высокую луку Хамыцова седла. Печальный вернулся Хамыц домой. Поставил он коня своего в конюшню, снял седло и сбрую и так низко опустил голову от стыда, что высоко поднялись над ней его плечи. Вошел он в дом. Бросил седло в угол и в горе повалился на постель.

Когда же сон сошел на него, выскочила из-под седла его невеста-лягушка и вдруг обернулась девушкой. Проснулся Хамыц и видит, стоит перед ним девушка - свет неба и краса земли встретились на лице ее. Веселым солнцем озарена комната, то рассыпались по плечам ее волосы, одели ее всю до пяток и, как солнце, светят они.

- Небесный ты дух, или земной? - спросил ее Хамыц.

- Я не дух небесный и не дух земной. Я девушка из рода Бцента. Я та, на которой ты женился. Но судьба мне такая, что днем прячусь я в лягушечью шкурку и только ночью выхожу из нее.

- Если так, - сказал Хамыц, - то вот постель твоя.

- Некогда мне, и не лягу я, - ответила девушка. - Лучше покажи мне все те ткани, всю одежду и обувь, которая припасена у тебя с юных лет.

Вскочил тут Хамыц с кровати и открыл свой большой сундук. Немало шелка, сукна и других богатых тканей с юношеских дней и до дня женитьбы накопил Хамыц. Взяла тут ножницы девушка из рода Бцента и стала кроить. Умело и быстро кроила и шила она. И все, что требовалось, чтобы одеть с головы до ног сто мужчин, все это скроила и сшила она за одну ночь до утра.

Настала вторая ночь, и молодая жена Хамыца снова занялась тем же. И когда приготовила она одежду и обувь, чтобы одеть двести мужчин, сказала она Хамыцу:

- А теперь сделай так: возьми все эти одежды и раздай нартам. Кто беднее, тому отдавай лучшее. И не бойся, что мы обеднеем от этого. Никогда не иссякнет и не растратится то, к чему прикоснулась я.

Сделал Хамыц так, как сказала ему жена, и долго удивлялись нарты, откуда столько одежды и обуви у Хамыца.

Рождение Батрадза

И хотя молодая жена Хамыца с восхода солнца и до заката обращалась в лягушку, Хамыц очень любил ее и ни на один миг не мог с ней расстаться. Куда бы ни шел он, всюду он брал ее с собой.

Однажды Хамыцу нужно было отправиться на Большой Нихас. И сказал он жене своей:

- О, Бценон, сегодня мне надо итти на Большой Нартский Нихас, и я возьму тебя с собой.

- Не делай этого, - сказала ему жена. - Оставь меня дома. Если ты возьмешь меня с собой, то потеряешь меня.

Но напрасно она умоляла его. Хамыц не послушался и положил ее в карман.

Но как только бедовый Сырдон увидел Хамыца, догадался он, что взял Хамыц с собой свою маленькую Бценон, и захотелось Сырдону напроказить. Подговорил он нартскую молодежь, и те напали на Сырдона и стали бить его. И тогда закричал Сырдон:

- О, нарты, чтобы умер лучший из вас! Поглядите только, что у нас делается! Младшие бьют старших, а старшие жен своих носят с собой. Нартские старики, скажите свое слово: на каком мы Нихасе сидим? Здесь собрание мужчин или, может быть, сборище женщин? И стыд мы потеряли и порядка у нас нет. Взгляните-ка на Хамыца! Ведь принес он свою Бценон на знаменитый Большой Нихас нартов.

Рассердился тут Хамыц, вскочил и так ударил кулаком Сырдона, что тот полетел вверх тормашками и грохнулся об землю. Закашлялся Сырдон, комья крови показались на его губах, и лишился он чувств; А разгневанный Хамыц ушел домой. И тут сказала ему Бценон:

- Говорила я тебе, что не надо брать меня туда, где собираются люди. Но ты не послушался и погубил нас обоих. После такого позора нельзя мне больше жить с тобой. И придется тебе отнести меня туда, откуда ты взял меня.

Что было делать Хамыцу? Отнес он свою Бценон туда, откуда взял ее. Вот пришли они к дому Бцента, и сказала Хамыцу жена его:

- Три хороших дела задумала я совершить для тебя, но удалось мне сделать только одно. Пусть за горе, причиненное тебе и мне, падет вина на голову того, кто сотворил это зло. А теперь слушай, что я скажу тебе: должна была я родить тебе сына, и если бы он был вскормлен моей грудью, то во всем мире не было бы равного ему. Меч не брал бы его и не вонзалась бы стрела в его тело. Но что поделаешь? Этому не суждено свершиться. Подставь свою спину, я дыханием своим передам тебе нашего будущего младенца.

Но долго не соглашался Хамыц и говорил грустно:

- На что мне этот младенец, когда я потерял тебя?

- Нельзя мне унести его с собою, - ответила ему жена. И тогда подставил Хамыц свою спину. Дохнула Бценон, и между лопаток Хамыца появилась небольшая опухоль,

- Теперь иди и расскажи обо всем Шатане, - сказала Бценон. - Она знает, когда настанет время разрезать эту опухоль.

Простилась Бценон с Хамыцем и навеки ушла под землю в свой родительский дом.

А Хамыц, опустив голову, вернулся домой и рассказал обо всем случившемся мудрой Шатане.

Стала Шатана считать дни и месяцы. А когда наступило время, осторожно разрезала она опухоль на спине Хамыца, и выпрыгнул оттуда раскаленный младенец. Выше поясницы из стали, а ниже поясницы из булата был этот мальчик и прыгнул он в самое море. Закипела вода в синем море, превратилась вся в пар, облаками поднялась к небу, и до капельки высохло море. Но остыли облака, и ливнем упала вода на землю, и снова наполнилось море и даже вышло из берегов своих.

Как Батрадза из моря выманили

На дне моря, у Донбеттыров рос и воспитывался сын Хамыца. За месяц вырастал он настолько, насколько другие дети вырастали за три года. Там дали ему имя - Батрадз, сын Хамыца. Зимой замерзало море, и нартские дети приходили играть в альчики на гладком льду. На веселый шум их игры поднимался Батрадз, он взламывал снизу лед, вступал в игру и всегда обыгрывал нартских мальчиков. Однажды он их так обыграл, что собрал у себя все их альчики. Пришли нартские дети на Нихас и с грустными лицами сели возле взрослых.

- Что случилось с вами? - спросили их нарты. - Почему вы так невеселы?

- С чего нам веселиться? - ответили нартские дети. - Из-под морского льда выходит к нам мальчик. Он нашего возраста и во всем похож на нас. Играет он с нами и всегда обыгрывает нас и отнимает у нас альчики.

Услышала Шатана о том, что рассказывали дети, и догадалась, что речь идет о сыне Хамыца.

Стали тут нарты придумывать, как бы им выманить сына Хамыца со дна морского, но ничего не могли придумать. Да и мальчик перестал показываться на льду. Тогда нарты спросили мудрую Шатану:

- Как бы нам выманить наружу этого мальчика, сына Хамыца.

И научила их Шатана:

- Вот как сделайте, - сказала она. - Пусть наш старик выйдет на берег моря, вы смочите ему голову и брейте его. Мальчик никогда не видел, как бреют головы. Вы увидите, - выйдет он на берег и будет удивляться и спрашивать, а вы тогда скажите ему: «Хочешь, и тебе побреем голову?» Он, конечно, захочет. Тогда побрейте ему голову, а волосы его бросьте в море, и мальчик тогда в море больше не вернется.

Сделали нарты так, как научила их Шатана. Вывели они Урызмага на берег моря, посадили его там, смочили его голову и стали брить. И мальчик, правда, вышел на берег. В обеих руках у него было по быку, и он, как мячами, играл ими, подбрасывал кверху и снова ловил. Видно, любопытно ему было смотреть, как нарты бреют голову, и чудом показалось ему это обыкновенное дело. Позавидовал он и попросил побрить и ему голову. Его побрили, а волосы, как сказала Шатана, бросили в воду. Когда после этого нарты возвратились в селение, Батрадз пошел следом за ними. Он пришел в нартское селение и стал там жить.

Игры маленького Батрадза

Посмотрела мудрая Шатана на повадки Батрадза и, боясь, как бы не причинил кому-нибудь беды этот не попросту рожденный ребенок, не стала она выпускать Батрадза из дома, а когда случалось ей уйти куда-нибудь, она запирала его в темной клети. И сидел там маленький Батрадз - что поделаешь? И вот однажды солнце мелькнуло в щели между бревнами. «Что ж это я сижу здесь в темноте?» подумал Батрадз. Нашел он дверь, ударил ее плечом и выскочил на улицу. Глядит, а на улице нартские дети играют в свои веселые игры. Не стерпел Батрадз, забыл строгие наказы Шатаны и вступил с ними в игру.

Но только Батрадз, позабывшись, хватал во время игры кого-нибудь из детей за руку, сразу отрывал он руку, а от толчков его подламывались у детей ноги. Отчаянные крики и вопли поднялись на улице. Услышала все это Шатана и сразу поняла, что случилось. Схватила она тонкую лозину, выбежала на улицу, больно отхлестала Батрадза и лозиной погнала его обратно в дом. Но теперь уже знал Батрадз дорогу из дома. И скоро опять вырвался он на улицу и направился из Верхнего Нарта, где жили Ахсартаггата, в Нижний Нарт. А там жил нарт Бурафарныг, и семеро сыновей было у него. Любил Бурафарныг своих сыновей, никто лучше него не одевал своих детей. Из драгоценного меха были у них у всех одинаковые шапки, из одного куска дорогого сукна светло-серого цвета одинаковые бешметы, из цельного куска дорогого сафьяна ноговицы и чувяки. Не было среди нартских юношей никого, кто искуснее стрелял бы из лука, чем сыны Бурафарныга. Гордился ими Бурафарныг и надеялся на них, как на свою опору на старости лет. Считались они первыми во всем среди нартской молодежи и потому свысока смотрели на своих сверстников.

И вот в тот день, когда удалось Батрадзу вырваться на свободу и добраться до селения Нижних Нартов, сыновья Бурафарныга состязались в стрельбе из лука. Батрадз, весь выпачканный в золе, медленно подошел к ним. Захотелось ему принять участие в их состязаниях. И сказал он сыновьям Бурафарныга:

- Я буду до самого вечера искать стрелы, выпущенные вами, и приносить их вам, только дайте мне разок выстрелить.

- Разве тебе, в золе сидящему, можно разрешить прикасаться к нашим стрелам? - кичливо ответили ему юноши.

- За каждой вашей стрелой бегом бежать буду и не дам ей земли коснуться. Хоть на край света пустите вы свои стрелы, везде сыщу их и принесу вам. Только разрешите мне к вечеру пустить из лука хоть одну стрелу, - просил Батрадз.

Согласились сыновья Бурафарныга. Во все стороны летят их стрелы, но быстрее стрелы несется Батрадз, налету ловит стрелы и несет их обратно. Так прошло время до полудня, и сказал тут младший из братьев:

- Грешно нам так гонять этого закоптелого, пусть себе потешится и пустит свою стрелу, - он заработал ее. Ну, а потом пусть идет отсюда подобру-поздорову.

Послушали старшие братья своего младшего, дали Батрадзу выпустить стрелу. Внимательно рассмотрел Батрадз и стрелу и лук, а потом сказал сыновьям Бурафарныга:

- Зря я не выпущу эту стрелу. Мне мишень нужна. Вложите ваши шапки одна в другую и поставьте их так далеко, как хотите. Если я попаду в них, то вы дадите мне еще один раз пустить стрелу.

Поглядели спесивые сыновья Бурафарныга на измазанного золой Батрадза, переглянулись, улыбнулись, сняли свои шапки, вложили их одна в другую, как говорил им Батрадз, и поставили их далеко от него.

Прицелился Батрадз, пустил стрелу, и в мелкие клочья разлетелись меховые шапки. Не очень понравилась семерым братьям такая игра, но крепко держали они свое слово и разрешили Батрадзу пустить еще одну стрелу.

- Сделали бы вы мишень из ваших бешметов, и если я не попаду в эту мишень, то обещаю всю жизнь отыскивать и приносить вам ваши стрелы, - сказал Батрадз.

«А что, если попробовать?» подумали сыновья Бурафарныга и сделали так, как просил Батрадз.

Опять прицелился Батрадз, пустил стрелу - и да постигнет врага твоего такая участь! - подобно мотылькам замелькали в воздухе лоскутья бешметов.

Злоба охватила спесивых сыновей Бурафарныга, но что им оставалось делать! Взяли они у Батрадза свой лук и, низко опустив головы, вернулись к себе домой.

А босоногий Батрадз, с непокрытой головой, как ни в чем не бывало, насвистывая, вернулся в дом Ахсартаггата и тайком, чтобы не видела Шатана, пробрался в свою темную клеть.

* * *

Много ли, мало ли прошло дней - кто знает, но вот настал день, и из долгого похода вернулся нарт Бурафарныг. Решил он устроить большой пир. Стадо быков пригнали из одного ущелья, стадо мелкого скота пригнали из другого и зарезали весь этот скот, чтобы хорошенько угостить нартов. Собрались у Бурафарныга все нарты из Нижнего Нарта и сидят на этом пиру - на славном нартском пиру. Вот вдоволь поели, попили они, и Сырдон, который тоже был на этом пиру, обратился к молодежи и сказал:

- Хорошо бы сейчас юношам посостязаться в стрельбе.

Вся молодежь Нижнего Нарта вышла на это состязание. И вдруг в самый разгар состязания пришел из Верхнего Нарта весь в золе и копоти маленький Батрадз. И увидев его, сытая и богато одетая молодежь Нижнего Нарта стала насмехаться над ним:

- Эй, мальчик, может и ты пустишь стрелу, - кричали они ему.

Пустил Батрадз стрелу, а она даже до мишени не долетела.

Пуще прежнего стали смеяться нартские юноши, и тогда сказал им Батрадз:

- Да разве это мишень? Мне нет охоты целиться в подобную мишень. Если вы уж так хотите, чтобы я пустил стрелу, то соберите все ваши стрелы и положите их вместе - вот это и будет моя мишень.

Сделали так нартские юноши, сложили они вместе свои стрелы. Прицелился тут Батрадз, пустил стрелу, и с такой силой ударилась она, что в мелкие щепки обратились стрелы юношей, высоко взлетели вверх эти щепки, а потом, словно снежные хлопья, медленно опустились на землю.

И поникли головами гордые юноши Нижнего Нарта. А Батрадз сел на землю, отвернулся от них, подпер руками подбородок и начал насвистывать песенку.

Прибежал на пир один из юношей, участвовавший в состязаниях, и сообщил пировавшим нартам:

- Мальчик из рода Ахсартаггата, весь выпачканный в золе, принял участие в нашем состязании и одной стрелой в мелкие щепки разнес стрелы всей нашей молодежи.

Вздрогнули люди. Сырдон опять всех опередил и крикнул младшим:

- Приведи-ка сюда этого мальчика, мы узнаем, кто он такой.

Подошли посланные к Батрадзу, окликнули его, а он даже не обернулся, продолжает сидеть на земле и насвистывает свою песню. Захотели посланные поднять его с земли - не могут поднять. Как ни старались все собравшиеся, - даже сдвинуть с места его не могли.

Вернулись они к пирующим и рассказали все, как было. И опять первое слово сказал Сырдон:

- А вы скажите ему: «Тебе ведь только и нужно, что ронга выпить. Так приди на пир и пей его вдоволь».

Хитро сообразил Сырдон. Обиделся Батрадз, когда сказали ему такие слова, но ничем не высказал он своей обиды и молча пришел на пир. Когда вошел он, Сырдон сказал ему:

- Что вы за люди, Ахсартаггата? Когда вас добром зовут, вы не идете. А если вас не звать, так вы головами двери проламываете.

Не стерпел тут обиды Батрадз, махнул один раз рукой, и попадали все, кто стояли с ним рядом - у кого руки вывихнуты, у кого позвонки переломаны. И тут хозяин дома Бурафарныг сказал Батрадзу:

- Если ты такой меткий стрелок, так пошел бы ты вон туда, на берег моря, где семеро лучших наших юношей поставили мишенью яйцо и стреляют в него. Вот с ними ты посостязайся.

Ни слова не ответил Батрадз и пошел на берег моря. Увидел он семерых юношей, поздоровался с ними и сказал:

- Слышал я, что поставили вы мишенью яйцо, чтобы стрелять в него с одного берега моря на другой. Вот и пришел я принять участие в этом состязании.

Подал один из юношей Батрадзу лук и стрелы. Выстрелил Батрадз, и упала стрела посредине моря. И, конечно, захохотали семеро юношей.

- Не люблю я зря стрелять, - ответил им Батрадз. - Давайте-ка сделаем так: воткните иглу в это яйцо, и тот, кто попадет в эту иглу, тот, конечно, может считать себя мужчиной.

Воткнули иглу в яйцо, поставили яйцо на один берег моря, и лучшие юноши, краса и гордость Нижнего Нарта, один за другим стали пускать стрелы в это яйцо с другого берега. Но ни одна их стрела так и не попала в цель. Пустил Батрадз свою стрелу, и в ушко иглы попала стрела. И тут Батрадз, не долго думая, связал всех семерых юношей в одну вязанку, принес их всех на Нихас Нижнего Нарта, бросил их там на землю, а сам повернулся, заложил руки за спину и, посвистывая, пошел к себе домой.

Батрадз, сын Хамыца, и Арахдзау, сын Деденага

В селении нартов, в старом доме Ахсартаггата, где хозяином старый нарт Урызмаг, возится у очага нартская хозяйка Шатана. А возле самого очага, освещаемого неровными вспышками пламени, сидит мальчик и играет в золе. Его лицо и голые коленки раскраснелись от огня. Вдруг прислушалась Шатана. Незнакомый человек остановился у ворот и просит, чтобы кто-нибудь вышел из дома. Вышла Шатана из дома.

- В здравии прибывай к нам, гость! - сказала она.

- Пусть сердце твое радуется, - ответил незнакомый человек. - Мужчины ваши дома?

- Мужчин наших дома нет, - ответила Шатана. - Но в доме нашем мужчины живут. Милости просим, заезжай к нам. Угостим, чем можем. Если захочешь, будет тебе пища с дымом - горячая пища, а то можем угостить и пищей без дыма - холодной пищей.

- Спасибо, добрая женщина, пусть божье благословенье будет на тебе. Нужно мне встретиться с нартом Сосланом.

- Все мужчины наши пошли на праздничный пир в дом к Апата в дальнем поселке - в Хусдзагате Занартском.

- Спасибо за доброе слово, но еще больше буду я благодарен тебе, если дашь ты мне провожатого до поселка Хусдзагат.

- Кого же я могу послать с тобой? Кроме меня во всем доме только мальчик несмысленыш, - он греет колени у огня. Если ты захочешь взять его в провожатые, я сейчас же вышлю его к тебе.

Оставив гостя у ворот, Шатана вошла в дом.

- Хватит тебе лениться, глупыш: у наших ворот стоит гость, его нужно проводить в Хусдзагат, где в доме Ацата пируют наши мужчины.

Не торопясь, поднялся мальчик. Весь испачканный золой, он потянулся, вышел к гостю. И отправились они в Хусдзагат. Мальчик впереди пешком, а за ним гость верхом на коне. Там, где тропинка пошла круто вверх, гость сказал мальчику:

- Давай-ка, я возьму тебя на своего коня. Мальчик взглянул на всадника, потом внимательно осмотрел коня и ответил:

- Прости меня, гость, но не настолько силен твой конь, чтобы поднять нас двоих.

- Ах ты, собачий сын, сейчас же садись на коня, иначе я плетью проучу тебя, хвастунишка!

Мальчик ловко вскочил на коня. Недалеко проехали они. Вдруг мальчик стиснул коня коленями, зашатался конь, закашлял, и комочки свернувшейся крови брызнули у него изо рта.

- Ведь говорил я тебе, гость, что не выдержит твой конь нас двоих,

- А, так это ты Батрадз, сын Хамыца! - догадался гость.

- Да, Арахдзау, сын Деденага, - я перед тобой.

И мальчик, соскочив с коня, опять пошел впереди, показывая тропинку.

Длинная дорога. Нужно отдохнуть. Остановил коня Арахдзау на повороте тропинки, в удобном месте, слез с коня и сказал Батрадзу:

- А не испытать ли нам свои стрелы, Батрадз? Ну-ка, стреляй первым.

- Никогда не достану я из колчана свою стрелу раньше гостя, - сказал Батрадз.

Достал тогда Арахдзау стрелу из своего колчана, взял в руки лук, попробовал пальцем, хорошо ли натянута тетива, как следует натянул ее, наложил стрелу и послал ее. Далеко впереди на дороге легла стрела.

И Батрадз пустил стрелу. Через леса и горы летела стрела и вонзилась она в косяк двери Ацата: пришла стрела к цели. И зашатался древний дом Ацата, в котором шел пир. Яства попадали со столов.

- Не тревожьтесь, добрые люди, - усмехаясь сказал нарт Сослан. - Это стрела нашего озорника, это блажной наш идет сюда.

И, правда, немного времени прошло, как к дому Ацата подошли сын Деденага Арахдзау и сын Хамыца Батрадз.

Поспешно встал из-за стола Сослан и вышел из дома. Он приветствовал гостя, а потом повернулся к Батрадзу и тяжелой своей ладонью со всего размаха ударил его по щеке.

- Щенок, - сказал он, - это тебе за пробу стрелы!

Отпрянул Батрадз и, спасаясь от сурового наказания, прыгнул он и одним прыжком перекинул себя через семь горных хребтов и оказался перед своим домом.

И все идет по прежнему: сидит возле очага мальчик, копошится, играет в золе.

Батрадз и Пестробородый Уаиг

Уаиг с пестрой бородой появился в нартских горах. Пожирал он весь скот, который выгоняли нарты на пастбища. И тогда старейшие из нартов решили устроить пир, собрать на этот пир весь народ и выбрать пастуха, который сумел бы уберечь скот от Пестробородого Уаига.

Послал Урызмаг гонцов ко всем трем нартским родам скликать на этот пир нартов. Собрался народ к Урызмагу, помолился старый Урызмаг и сказал, подняв куваггаг - священное приношение, три пирога с начинкой из сыра и ляжку быка:

- Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти наши стада от Пестробородого Уаига, предназначено это.

Но никто не осмелился принять куваггаг.

Еще раз послал Урызмаг Глашатаев.

- Плохо приглашали вы первый раз. Обойдите все дома нартов, и чтоб ни одна живая душа не осталась дома, чтобы все пришли на пир!

Еще больше собралось народа, еще раз помолился Урызмаг, опять сказал свое короткое слово, и опять не нашлось смельчака, который взял бы из рук старого Урызмага куваггаг.

И тогда Урызмаг спросил строго гонцов:

- Не остался ли все-таки дома кто-нибудь из нартов? И ответил старший из гонцов:

- Только мальчишка один не пошел на пир, босоногий малютка. Сидит он в золе возле очага.

- Скорей, скорей приведите его сюда, - сказал Урызмаг.

Старший гонец сам отправился за этим мальчиком и пригласил его на пир. И Урызмаг, увидев Батрадза, повторил еще раз:

- Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти стада от Пестробородого Уаига, предназначен этот куваггаг.

Но Батрадз не понял Урызмага. Громче прежнего повторил Урызмаг свое слово, но Батрадз, встретившись на пире со сверстниками своими, такими же мальчиками, как и он, занялся какой-то игрой, опять не услышал слов Урызмага.

И тогда Урызмаг велел всем присутствующим повернуться к нему:

- Кто сослужит службу нартскому народу, погонит наши стада на пастбища и защитит их от Уаига Пестробородого, тот пусть возьмет этот куваггаг, - снова громко сказал Урызмаг.

И тут, наконец, услышал Батрадз его слова и понял их. Вскочил он с места и подошел к старому Урызмагу. Взял он из рук Урызмага ладыжку быка и один пирог с начинкой из сыра, широко открыл рот и проглотил все сразу.

На следующий день, утром рано выгнали нарты свой скот, и каждый захватил подарки для пастуха - кто чувяки, кто сумку, кто шапку.

Вот пригнал Батрадз нартские стада на высокогорные пастбища в пышные травы. Еще не было видно там пестрой бороды уаига. Батрадз убил косулю, натянул ее шкуру и сделал себе шатер. А из мяса косули стал готовить себе шашлыки.

В это время Пестробородый Уаиг был в походе. Но издалека он почуял, что какой-то дерзкий человек пригнал скот на его пастбища. Вернулся уаиг и увидел возле шатра Батрадза. Подошел Пестробородый к Батрадзу и гневно закричал:

- Что за осел? Что за собака? Кто это расположился тут на моей земле?

- Сам ты осел и собака, - отвечает ему Батрадз. - Чего ты пришел сюда брызгать своей слюной?

Услышав такой дерзкий ответ, понял уаиг, что перед ним Батрадз, сын Хамыца. Злость его прошла, перестал он браниться и с любопытством подошел поближе и спросил:

- Не знаешь ли ты, юноша, нарта Батрадза?

- Как же мне не знать его!

- А не знаешь ли ты, в какие игры он играет?

- Я покажу тебе его любимую игру, - ответил Батрадз, с силой толкнул уаига, и тот, не удержавшись, рухнул на землю. Батрадз отрубил ему голову, насадил ее на кол и, высоко подняв ее перед собой, понес в нартское селение.

Вышли к вечеру нарты встречать Батрадза, увидели издалека голову Пестробородого Уаига и, подумав, что это он сам идет к ним, испугались. Но тут Батрадз подошел ближе, увидели они, что несет он голову уаига, и страх их сменился радостью. Все нартское селение приветствовало Батрадза.

С тех пор скот нартов свободно пасется на просторных пастбищах.

Как Батрадз закалил себя

Годы шли, и стал задумываться Батрадз. «Много подвигов предстоит совершить мне, и если не закалюсь я, то какой-нибудь враг непременно осилит меня. Пойду-ка я лучше к небесному кузнецу Курдалагону, пусть он закалит меня».

Поднялся Батрадз с земли на небо, предстал перед Курдалагоном и так сказал ему:

- Ты должен меня закалить, Курдалагон.

- Не проси меня об этом, мое солнце, хороший ты малый, и жалко мне сжечь тебя.

- Нельзя мне оставаться незакаленным. О, Курдалагон, прошу тебя, закали меня!

Согласился тут Курдалагон закалить Батрадза и сказал ему:

- Один месяц ты будешь жечь уголь, а другой месяц будешь возить белый кремень с реки.

Так и сделал Батрадз. За один месяц много угля нажег он, а за другой месяц много привез белого камня-кремня с реки.

И тогда Курдалагон бросил Батрадза в свой громадный горн и гору белого кремня навалил сверху. С двенадцати сторон двенадцать мехов поставил он вокруг горна и целый месяц со всех двенадцати сторон дул на Батрадза. Сменился месяц, и подумал Курдалагон: «Сгорел, наверное, бедный сын Хамыца. Надо выгрести из горна кости его». Подошел он к горну со своими большими щипцами, и вдруг из раскаленного горна закричал на него Батрадз:

- Ты что, шутишь что ли со мной? Ведь не пронимает меня твой огонь. Скучно здесь у тебя в горне, хоть бы ты фандыр мне принес. Я бы увеселял себя песней.

Принес Курдалагон фандыр и подал его Батрадзу. Вновь насыпал он на Батрадза черного угля и белого камня и еще целую неделю с двенадцати сторон дул на него. А все жалуется Батрадз, что не пронимает его огонь. И тогда сказал ему Курдалагон:

- Нет, видно, простым углем я тебя не согрею. Найди-ка драконово гнездо да убей побольше змеев-драконов. Вот если из них мы выжжем уголь, этот уголь должен прогреть тебя.

Нашел Батрадз драконово гнездо, много истребил он змеев-драконов, принес их всех Курдалагону, и пережгли они на уголь тела драконов. Потом Батрадз опять полез в горн, и целую неделю с двенадцати сторон дул на него Курдалагон. А через неделю подошел он к горну, и кричит ему оттуда Батрадз:

- Кажется, я достаточно накалился. Не держи меня здесь высоко на ветру, а кинь меня в море.

И ухватил Курдалагон щипцами своими раскаленного нарта Батрадза и со всей силы бросил в море. Закипело, забурлило море, и вода облаком поднялась к небу. Все рыбы - и большие и малые - остались на сухом дне и бились на горячем песке о голые камни. Батрадз же превратился весь в синюю сталь, но одна кишка его не успела закалиться, потому что вода в море уже испарилась. Вышел из моря Батрадз, а вода вновь упала в море, и снова заиграла морская волна. Очнулись большие и малые рыбы, и снова привольно им стало плавать в морской глубине.

Как Батрадз спас Урызмага

В дальний поход ушли все славные мужи Ахсартаггата. Только старый Урызмаг остался дома. Долго не возвращались нарты Ахсартаггата, и стали говорить в народе:

- Сильны Ахсартаггата, но, видно, встретились они с мужами, что сильнее их, и, наверно, истреблены уже Ахсартаггата!

И, услышав об этом, задумали нарты Бората: устроим пир, позовем на него старого Урызмага, напоим его и убьем. Тогда все добро Ахсартаггата останется без хозяина, и мы присвоим его.

И вот Бората, в своем большом общем доме, устроили пир.

- Кого бы послать, чтобы пригласить Урызмага? - советовались между собой Бората.

И Сырдон, который случился здесь, предложил:

- Я схожу за ним и приведу его.

Пришел Сырдон к Урызмагу, сел перед ним на корточки и сказал:

Устраивают Бората пир в своем преславном большом Доме Клятвы и приглашают на этот пир тебя. Захочешь - придешь, а не захочешь - не придешь.

- Что это ты мне говоришь такое? - сказал Урызмаг. - Разве так гостей приглашают?

- Бывает, что и так приглашают, - ответил Сырдон.

- Ну, так, пойди, поблагодари их и скажи им, что болен старый Урызмаг и не сможет притти он на пир и пробыть там до конца.

Ушел Сырдон, и сказал Урызмаг Шатане:

- Эх, совсем состарился я, хозяйка, и перестали нарты чтить меня! Разве почтенных людей так приглашают: «Захочешь - придешь, не захочешь - не придешь»?

- Правда, состарился ты, хозяин моей головы, что не можешь понять смысла того, что тебе говорят. Злое дело задумали против тебя Бората, и Сырдон дал тебе это понять.

Когда Сырдон передал Бората, что не придет Урызмаг, стали Бората советоваться между собой, что им делать, и решили послать за Урызмагом молодую невестку. По обычаю, приглашающей невестке отказать нельзя было. И потому, говорили Бората, если сохранилась еще душа в теле Урызмага, он обязательно придет на пир.

Подошла молодица к дому Ахсартаггата и постучала в дверь. Вышла к ней Шатана.

- Устраивают наши пир в нашем прославленном большом Доме Клятвы и прислали меня пригласить на этот пир вашего старика.

Вернулась Шатана в дом и передала Урызмагу приглашение молодицы. С тяжелым сердцем принял старый Урызмаг это приглашенье, но что было ему делать?

- Да не простит бог пославшим ее, - сказал Урызмаг и попросил Шагану: - Выйди, мое солнышко, и скажи ей: «Не нарушит Урызмаг обычая нартов. Молодице приглашающей нельзя отказать, и скоро я буду у Бората».

Вышла Шатана, передала невестке слова своего старика. Вернулась она обратно и сказала Урызмагу:

- Не тревожься, старик мой. Вот тебе шелковый платок, и когда трудно придется тебе, брось платок на землю, и придет тебе помощь. Возьми с собой вот эту длинную трубку и спрячь ее под шубу. Сядешь на войлочный тюфяк, и когда захотят тебя опоить, выливай хмельное в трубку, и будет оно через трубку уходить в войлок.

Взял с собой Урызмаг платок и трубку, положил их за пазуху, накинул на плечи соболью шубу, нацепил на пояс меч и тоже спрятал его под шубу. И отправился он на пир к Бората.

Когда Бората увидели Урызмага, все встали ему навстречу, и старшие, и младшие.

- Мир дому вашему, и да будет пир ваш угоден богу, Бората! - сказал Урызмаг.

- Здравствуй, здравствуй, Урызмаг! - ответили ему Бората и притворились, что очень рады Урызмагу.

Повели они его и посадили на самое почетное место, во главу всех семи рядов. Начался пир. Семь чаш ставили перед Урызмагом при каждой здравице. Но он выпивает столько, сколько принимает душа его. Остальное незаметно льет в трубку, и в войлок уходит излишнее зелье.

Но не даром зовут Сырдона «хитрость земли и коварство неба»! Заметил он уловку Урызмага и тихонько указал на это Бората.

- А теперь подымем чашу всадника, отправляющегося в путь, - сказали старшие Бората и встали.

Пришлось встать и Урызмагу. Грустно покачал он головой, но посчитал, что не подобает ему отказаться от этой чаши. Не смог он вылить в трубку излишек хмельного зелья, выпил все семь чаш, и стало его качать. И тут он услышал слова:

- Пришло время зарезать нашего старого быка.

Это сказал Бурафарныг Бората, обращаясь к младшим Бората. Понял тут старый Урызмаг, о ком идет речь, смекнул, что подходит конец его жизни, и бросил он на землю шелковый платок Шатаны. И тут же очутился этот платок у Шатаны. А она уже не стала мешкать. Быстро приготовила три медовых пирога и, держа пироги, побежала на священную горку, на которой молились нарты, и, поставив там пироги и кувшин с ронгом, взмолилась:

- О, бог богов, мой бог! Если я еще для чего-нибудь нужна тебе, то пришли ко мне сейчас сына моего, мной нерожденного Батрадза. У Донбеттыров гостит он сейчас.

И только кончила Шатана молиться, выскочил Батрадз из моря и встал перед Шатаной:

- Что случилось, мать моя, меня не родившая? - спросил он ее.

- Бесславная смерть грозит твоему старому дяде. Бората собрались и хотят убить его.

- Где собрались? - спросил Батрадз.

- В своем большом Доме Клятвы.

Батрадз побежал. Достиг он дома Бората и крикнул с порога. Содрогнулись от этого крика потолочные балки, и многолетняя сажа посыпалась вниз на пирующих. И многие из тех, кто сидел за столами, от одного этого крика попадали в обморок.

- Эй, старик наш, откликнись, ты живой или мертвый? - позвал Батрадз Урызмага.

И, услышав голос Батрадза, почувствовал Урызмаг, что силой наполнилось его сердце. От радости пропал у него голос, и ответил он еле слышно:

- Я еще не мертвый, но чуть держится жизнь во мне. - На этой охоте будешь ли ты сидеть в пересаде или будешь гаить? - спросил его Батрадз.

- Не в силах я больше гнать гай, но в засаде могу еще посидеть, - ответил ему Урызмаг и, выйдя на порог дома, выхватил из-за пояса меч и, точно мост, протянул его от одного дверного косяка к другому.

Сырдон первый смекнул, к чему клонится это дело. Страх придал ему силу, прыгнул он вверх и через дымоход удрал на волю.

А Батрадз выбил один из столбов, на которых держался дом, замахнулся и - пусть всякого, кто проклянет тебя, постигнет такая же участь! - погнал он всех Бората, избивая их этим столбом. Кого ударял он, тот падал на землю, расплющенный в лепешку, те, которые хотели спастись бегством, натыкались на меч Урызмага, и туловища их валились наружу, а головы падали обратно в дом.

Потом Батрадз приподнял главный столб, на котором держалась вся крыша, и в щель между крышей и домом кинулись те из Бората, что остались в живых. Но тут опустил опять крышу Батрадз и раздавил этих последних Бората.

Так погибли Бората, и со времени Сухского побоища не было побоища, подобного этому.

Истребив всех, кто покушался на жизнь старого Урызмага, Батрадз, поддерживая под руку старика, привел его к Шатане.

Батрадз и Тыхыфырт Мукара

Возмужал Батрадз и стал таким доблестным мужем, что пребывал на небе и долгие годы не показывался в нартском селении. В те времена нарты часто уходили в долгие походы и по два, по три года не возвращались.

Однажды все доблестное нартское юношество ушло в поход, а предводительствовали ими самые мудрые старики-нарты.

Прошел год, никто из нартов не вернулся домой. Тогда свирепый уаиг Тыхыфырт Мукара прислал своего посланного на землю нартов. Вот какие слова Мукара передал его посланный:

- Предки ваши платили моим предкам дань девушками. Много лет не требовал я от вас этой дани, а теперь снова решил брать с вас эту дань. Если не уплатите, силой возьму.

Забеспокоились те немногие нарты - немощные старики и больные, которые оставались в нартском селении: что теперь делать?

- Никогда об этой дани не слышали мы, - говорили они. - Если мы эту дань заплатим, то наши мудрые люди, вернувшись из похода, будут нас укорять. А не дашь ему дани, так он пойдет на нас войной. Кто тогда встанет на его дороге, если вся наша могучая молодежь ушла в поход?

Послушал их разговоры Сырдон и сказал:

- Ничего вы не придумаете. Спросите-ка лучше Шатану, как быть.

А пока они судили да рядили, сам Тыхыфырт Мукара появился на земле нартов, и некому было стать ему на дороге. Выбрал он лучших нартских девушек и жен и погнал их впереди себя из селения.

Узнала об этом мудрая Шатана, поймала она ястреба и приказала ему:

- Лети скорее к Батрадзу и скажи ему: «Если стоишь, больше не садись, если сидишь - сразу вставай и явись в свое селение, потому что погибель пришла нартам». Если скоро доставишь эту весть Батрадзу, дам я тебе на выбор птицу из моего птичника.

Взвился ястреб в небо и скоро достиг Батрадза. И сразу же Батрадз бросился с неба вниз и по самые ляжки ушел в землю. Высвободил ноги Батрадз, побежал скорее к Шатане и спросил ее:

- Какая беда с вами тут приключилась, мать моя? И ответила ему Шатана:

- Такого позора никогда не бывало еще среди нартского рода. Если есть в тебе хоть немного силы, всю отдай ее теперь нартам.

Рассказала она Батрадзу обо всем, и только об одном спросил ее Батрадз:

- В какую сторону угнал он девушек? Вот что ответила ему Шатана:

- Спеши скорей к берегу моря, где живут родственники наши Донбеттыры. Когда подойдешь к берегу, крикни: «Маленький Чех, выйди ко мне, помощь твоя стала мне нужна. Я не чужой, я вам родной. Укажи мне скорее, где живет Тыхыфырт Мукара?» От этого маленького Чеха ничего не укрыто из того, что таится между небом и землей. И он скажет тебе, где живет Тыхыфырт.

Батрадз даже не вошел в родной дом. Миг - и он уже на берегу моря. И, встав над обрывом, он крикнул:

- Маленький Чех, вам, Донбеттырам, я не чужой, я вам родной. Выйди ко мне поскорей.

Проворен был маленький Чех. Быстро поднялся он, и еще эхо от зова Батрадза гремело по лесам и горам, а маленький Чех уже стоял перед ним. Увидев Батрадза, удивился он и спросил:

- Кто ты такой? Не ты ли крикнул сейчас: «Я не чужой, я вам родной». Правда ли это? Я никогда не видел тебя. Хорошо, если бы ты сказал мне, кем ты приходишься мне.

И ответил Батрадз:

- Не время сейчас говорить об этом. Лучше скажи мне скорее, где найти мне Мукара - сына Тыха.

- По мужественному слову твоему узнал я, что ты наш. Где находится он, я укажу тебе, но не легка дорога к Тыхыфырту Мукара.

Задумался Батрадз и потом сказал:

- Попрошу я тебя тогда, стань моим посланцем. И вот что скажи ему по моему поручению: «Не заставляй меня, Мукара, притти в твой дом. Знай, что я тот нарт Батрадз, которого среди нартов ты еще не встречал. И не надейся, что морская бездна, в которой ты укрепился, спасет тебя. С войной я пришел к тебе, выходи же навстречу».

Легконогий Чех в три мига три дня пути пролетал. Прибыл он к Мукара и передал ему:

- Идет на тебя безусый юноша из Страны Нартов. Как ток, на котором можно молотить на двенадцати быках, велик каждый глаз его. Прислал он меня сказать тебе: «Не заставляй меня, Мукара, притти в твой дом. Знай, что я тот нарт Батрадз, которого среди нартов ты еще не встречал. И не надейся, что морская бездна, в которой ты укрепился, спасет тебя. С войной пришел я к тебе, выходи навстречу».

Подумал Мукара и так ответил маленькому Чеху:

- Стыдно было бы мне прятаться от того, кто сам пришел, чтобы со мной биться. Если он нарт, то скажи ему, что у нартов день поединка - пятница, и я буду готов к этому дню.

Вернулся маленький Чех к Батрадзу и передал ему слова Мукара. Что еще мог сказать Батрадз! Поскорее вернулся он в нартское селение, стал он на Нихасе и закричал во весь голос:

- Да погибните вы, нарты! Право, лучше было бы мне видеть гибель всего нашего рода, чем узнать, какое черное бесчестье перенесли вы от этого черного осла. На пятницу назначил он мне бой. Сражаться вы не сможете, но хоть издали посмотрите на то, как я стану с ним биться.

Батрадз так давно не показывался в нартском селении, что не признали его нарты и никак не могли догадаться, кем он им доводится. Смутились они и спрашивали друг друга:

- Что нам отвечать ему? По внешности - он нашей породы, но где он был до сих пор и откуда взялся?

Угадал Батрадз, о чем они тревожатся, и ответил:

- Вы хотите знать, кто я такой? Узнайте: я такой же нарт, как и вы, мать моя - Бценон, отец мой - Хамыц. Пока я был молод и не достиг полной силы, не показывался я вам. Теперь же мне предстоит сразиться с Мукара, сыном Тыха. По моему с ним уговору поединок назначен на равнине Хиза и произойдет он в эту пятницу. Идите на вершину горы Уаза и поглядите на то, как мы будем сражаться.

Снарядился Батрадз в пятницу утром, вывел своего вороного коня и вот что сказал ему:

- Чувствует Мукара свою силу и недаром осмелился он принять мой вызов. Слушай же, конь мой, что я тебе прикажу. Я буду сражаться пешим, а ты, нерасседланный, пасись неподалеку. И когда раскалюсь я в бою, то крикну тебе: «Эй, конь мой, сюда!» Разбегись тогда со всей силы и, когда прискачешь ко мне, грудью своей могучей ударь меня так, чтоб в миг один оказался я посредине моря.

И вот прибыл Батрадз к берегу моря.

- Я здесь, не прячься! - крикнул он.

Вмиг выскочил Мукара из бездны, и кинулись друг на друга - нарт Батрадз и Мукара - сын Тыха. По горам и по долинам носились они, и один не мог одолеть другого. Лес оказался на их пути, с корнями вырывали они вековые деревья и били ими один другого. И все же не могли они победить друг друга. Сражаясь, вернулись они к берегу моря. Раскалился Батрадз и крикнул он коню своему: «Эй, конь мой, сюда!»

Вскачь пустился конь на зов хозяина, грудью ударил его с такой силой, что Батрадз упал в самую середину моря. Остыл Батрадз в морской глубине и, выйдя на берег, крикнул во весь голос:

- Ну, теперь держись, черный осел, я тебе покажу! Испугался Мукара его крика, скользнул в морскую бездну, где жили кадзии, такие же черные духи, как сам Мукара. У них-то и было жилище Мукара. И, добравшись до них, так им сказал Мукара:

- Следом за мною идет такой грозный воин, которого осилить можно только коварством- Силой никто никогда не справится с ним.

И собрались все кадзии там, где должен был пройти Батрадз, направляясь по следу Мукара. Один миг прошел - и выкопали они яму такой глубины, что крика не слышно было со дна этой ямы. Сверху коврами прикрыли они эту яму. Вот все ближе подходит Батрадз, и говорят друг другу кадзии:

- Пойдем-ка навстречу ему и покоримся ему добровольно, а в это время другие из нас наготовят столько каменных глыб и тяжелых чурбанов, чтобы ими можно было заполнить всю эту глубокую яму.

Как сговорились, так и сделали они. Пошли навстречу Батрадзу и так сказали:

- Ты видишь, мы безоружны, мы покоряемся тебе добровольно. На пути твоем мы разостлали ковры. Гостем войди в наше жилище.

Смело идет Батрадз к кадзиям. Ступил он на ковер и провалился на дно ямы. Возликовали коварные кадзии.

- Погоди же, - кричат они ему. - Теперь ты попал в беду.

И стали они бросать в яму все, что приготовили: и камни, и чурбаны, и все, что попадало им под руку. А у Батрадза на дне ямы был только его меч. Но поднял он его над головой своей, и все, что ни бросали кадзии - и камни, и чурбаны, и стволы деревьев - все, ударяясь об острие меча, распадалось на куски, куски эти падали к ногам Батрадза. Целая куча вырастала на дне ямы. Батрадз все выше и выше поднимался по ней, а кадзии ярились все больше и попрежнему все, что попадалось им под руку, бросали в яму.

Когда же показалась из ямы голова Батрадза, крикнул на них булатногрудый нарт:

- Ну, берегись, дурное племя! Сейчас я к вам выйду!

От зычного крика его обмерли кадзии, а нарт Батрадз выпрыгнул из ямы и, увидев башню, в которой скрывался Мукара, влетел в нее, умертвил его и перебил всех кадзиев.

Вывел он из башни жен и дев нартских и проводил их обратно в селение нартов, а сам снова скрылся в свое небесное жилище.

Батрадз и заносчивый сын уаига Афсарона

Большой симд устроили нарты на поле Зилахар. Такой шел пляс, что земля тряслась под ногами у нартов. Никого из именитых нартов не было на этом симде - ни Урызмага, ни Сослана, ни Батрадза.

Гордый Алаф, сын кривого уаига Афсарона, сидел на высокой горе и с завистью смотрел на пляску нартов.

- Спущусь-ка я к нартам, - сказал он. - Посмотрю на их пляску, да и сам по-своему попляшу, покажу себя и натешусь над нартской молодежью - заставлю их раздеться и унесу всю их одежду.

Но на эти слова возразил ему отец:

- Совсем не нужно тебе к ним ходить. Ведь если попадешь ты в руки кому-нибудь из именитых нартов, они тебя покалечат. Разве ты не знаешь, что даже не всякая птица решится пролететь над ними? В молодости я тоже был гордый, как ты, да повстречался однажды с нартскими юношами, вызвал их на драку, и вот - гляди, на всю жизнь остался с одним глазом.

Не послушался гордый Алаф отца своего, сунул он себе за пазуху двенадцать хлебов на дорогу и зашагал на поле Зилахар.

- Ну, что ж, - сказал отец. - Посмотришь сам, что будет.

А гордый Алаф шел себе по пастбищам. Увидел он большое стадо коров и стал он доить их одну за другой. Выдоил двенадцать коров, тут же присел и позавтракал. Подкрепившись, зашагал он дальше. По дороге вырвал с корнями большой дуб, положил его на плечо и в таком; виде явился на симд к нартам. С силой ударил он дубовым деревом об землю, и от этого удара юные нарты подскочили кверху, а потом все присели на землю.

Пляска прекратилась, а довольный собою сын кривого уаига от души расхохотался, а потом сказал:

- Пришел я, нартские собаки, поплясать с вами. Попробуем-ка наши силы.

Что было делать перепуганной молодежи! С тяжелым сердцем взялись они за руки, и симд снова начался. В середину круга вошел заносчивый Алаф. С насмешкой смотрит он на пляшущих. Кто придется ему по сердцу, того выхватывает он из круга и пляшет с ним. Пляшет гордый Алаф с нартской молодежью. Так пляшет, что кому руку поломает, кому плечо вывихнет, кому бока помнет. Стонет от него нартская молодежь. Но ничего не может с ним поделать - силен сын кривого уаига.

Вот настал вечер. Хочет разойтись нартская молодежь, а сын уаига снял с юношей и девушек одежду и пошел домой. Родная сестра Алафа вышла на гору встретить его. Издали заметила она его, когда шел он по ущелью. Побежала она скорее в дом и сказала матери и отцу:

- Там снизу подымается брат мой и тащит мне много нарядов, отнятых у нартских девиц.

Не поверил старый уаиг этой вести и сказал дочери:

- Сбегай, посмотри-ка еще: идет ли он быстро по косогору или тайком крадется по лощинке.

Побежала сестра Алафа и видит: широким шагом идет ее брат по косогору, и весело его лицо. Рассказала она об этом отцу, и все же не верит кривой уаиг. Но тут распахнулась дверь в жилище уаига, с высоко поднятой головой вошел Алаф и сказал отцу:

- Ты не пускал меня, отец... А вот видишь, и поплясал я весело и вволю поиздевался над нартской молодежью. Всю их одежду принес домой.

И тогда ответил старый Афсарон:

- Значит, не было среди них смуглого юноши с высоким лбом.

- Были там и черные, и белые, и с высокими лбами, и с низкими, и с выпуклыми лбами, и с вогнутыми. Все юноши нартские были на этом симде, но ни один из них не посмел перечить мне, - ответил сын.

- Право, лучше будет, сын мой, если ты больше не будешь задирать их. Смуглого юноши с высоким лбом не было среди них, ну и будь этим доволен.

С пренебрежением махнул Алаф рукой, кичливо задрал голову и спиной повернулся к отцу своему.

На другой день опять встал рано Алаф, снова сунул двенадцать хлебов себе за пазуху и опять зашагал в Зилахар. Как и вчера, свернул он к стаду, выдоил двенадцать коров, съел хлеб свой и запил его молоком, снова вырвал с корнями дубовое дерево. Опять явился он на поле, где плясали нарты и снова начал издеваться над нартскими юношами.

Но как раз в это утро Батрадз, сын Хамыца, сидел высоко в горах, на леднике, - разгорячился он в последней битве и теперь охлаждал свое стальное тело. И видел он сверху все, что происходило на поле Зилахар. Второй день издевается над нартской молодежью заносчивый сын кривого уаига, и никто не дает ему отпора.

«Нет другого выхода, придется пойти мне померяться с ним силой», подумал Батрадз.

Отломил он половину ледника, взвалил ее на свою голову, чтобы охладиться, и, подобно горному орлу, спустился на поле Зилахар. Тает лед на голове его, и бурные ручьи бегут по лицу Батрадза и падают на землю.

И, увидев Батрадза, подумал заносчивый Алаф; «Вот он, тот смуглый юноша с высоким лбом, которым пугал меня мой отец». И похолодело тут сердце Алафа.

С детства хорошо был воспитан сын Хамыца.

- Здравствуй, - сказал он сыну уаига, протянул ему руку, и Алаф тоже подал ему свою руку.

Так пусть же врага твоего постигает то, что постигло Алафа! В кровавую кашу смяла рука Батрадза руку заносчивого Алафа. И сказал ему Батрадз:

- Ну, как, гость, не угодно ли тебе будет сплясать со мной? Со всеми ты плясал, не откажи и мне.

Лихорадка била молодого уаига, но что было ему делать? Должен был он согласиться. Вот взялись они под руки, и начался симд. Прошли подряд несколько кругов, и наступил тут Батрадз Алафу на ногу и кверху подтолкнул его руку. В кровавую лепешку превратилась нога Алафа, и вывихнутой оказалась рука его. Все быстрее и быстрее кружится хоровод симда, и толкнул тут Батрадз в бок заносчивого Алафа и сразу сломал ему несколько ребер. Взмолился тут сын Афсарона:

- Ой, прошу, отпусти меня живым!

Но Батрадз, посмеиваясь, продолжал тормошить его, точно в руках его был цыпленок. А потом, когда кончился симд, отпустил его. И, почувствовав, что свободен он от этих стальных рук, напряг Алаф свои последние силы и, волоча за собой раздробленную ногу и накренясь на бок, заковылял домой.

Сестра опять поджидала его на горе. Издали увидела она его и побежала скорее к родителям.

- Вон возвращается брат мой. С трудом тащит он на себе красные шелковые наряды нартских девиц.

- Подожди радоваться, - ответил отец. - Вот вернется он, и увидишь, в какой наряд вырядили его.

Вначале страх перед Батрадзом гнал Алафа вперед, и, как раненый заяц, ковылял он домой. Но когда увидел он, что Батрадз и не думает за ним гнаться, покинули силы заносчивого Алафа, и свалился он на землю. Долго ждали дома прихода его, а потом сказал Афсарон своей дочери:

- Пойди-ка, взгляни, бежит ли он по косогору или тихонько крадется по лощине.

Взглянула сестра и увидела, что брат ее неподвижно лежит в лощине. И когда сказала она об этом отцу, нетрудно было понять старому уаигу, что случилось с его сыном. Послал Афсарон пару быков за Алафом, и полуживым, полумертвым приволокли его домой.

- Ведь предупреждал я тебя, сын мой, что нет такого силача, которому хватило бы сил одолеть нартов, - сказал отец.

Прошло несколько дней, пришел Алаф в себя и спросил отца своего:

- Скажи мне, в чем сила Батрадза?

- А в том его сила, что закалился он в горне небожителя Курдалагона.

- Эх, старый кривой осел! - закричал Алаф на отца. - А почему ты не догадался закалить меня у Курдалагона?

Встал он с постели и направился к Курдалагону. Вошел Алаф к нему в кузницу и сказал:

- Закали меня, Курдалагон, так же, как закалил ты нарта Батрадза. Я богато заплачу тебе за это.

И он насыпал золота Курдалагону.

- Батрадз весь был из стали, - ответил ему Курдалагон. - А ты сразу сгоришь. Мне жалко тебя.

- Закали меня, нет у меня другого выхода, - продолжал требовать Алаф.

Не любил Курдалагон по-пустому тратить слова, взял он золото, положил Алафа в горн, развел огонь и начал мехами раздувать его. Но только огонь коснулся Алафа, как заорал он во все горло:

- Ой, горе, сгораю! Тащи меня скорее отсюда! Раздумал я закаляться.

Схватил Курдалагон свои большие щипцы и сунул их в горн, чтобы выхватить из пламени заносчивого Алафа. Но тот весь уже сгорел, и остался от него только пепел. Вымел Курдалагон пепел из горна и, не говоря ни слова, выкинул его в мусор.

Кривой уаиг Афсарон мстит нартам

После гибели сына обозлился кривой уаиг Афсарон. Так обозлился, что синее пламя источали его бока. Все придумывал он, как бы отомстить за сына. Но не осмелился он затронуть Батрадза и решил погубить самых близких родичей его - стариков нартских Урызмага и Хамыца.

Вот пригласил он их к себе в гости, а сыновьям своим дал такой наказ:

- Припасите оружие и спрячьтесь возле дома. Когда охмелеют нартские старики, тогда я запою песню, и вы поймете, что надо делать.

Не пожалел Афсарон хлеба-соли для гостей. Под тяжестью кушаний, приготовленных из мяса диких зверей, до земли гнулись фынги. Афсарон сам угощает гостей. То за старших поднимает он здравицы, то за младших. И нартские старики, не ожидая ничего худого, с веселой душой принимают его здравицы. Почему бы им было не выпить крепкого ронга? Захмелели нартские старики, и сыновья Афсарона, услышав их веселые возгласы, подошли к самому дому. А старый уаиг в это время поднял большую чашу ронга и с улыбкой обратился к Урызмагу:

- Будь милостив ко мне, Урызмаг, и скажи, что тебе спеть? Песни наших отцов или новые наши песни?

- Я знаю, хозяин, что ты хорошо поешь, - ответил Урызмаг. - И если хочешь ты показать нам всю нежность своего голоса, то спой нам какую-нибудь новую песню. Старые песни мы, наверное, слышали.

И запел тут во весь голос кривой уаиг:

«В туманный день осени, в густой камыш загнали собаки двух кабанов. Куда ни кинутся кабаны, везде их встречают, ощерив клыки, свирепые псы. Нет, не уйти этим двум кабанам, нет, не уйти... Разорвут их собачьи клыки, на клочки, на клочки... »

Сразу поняли тут Урызмаг и Хамыц грозный смысл этой песни. Слетел с них весь хмель, и они готовы были даже бесславно бежать. Но преграждали выход свирепые псы - сыновья Афсарона.

Громкая, торжествующая песнь кривого уаига долетела до слуха Батрадза, который находился совсем неподалеку на вершине горы. Сразу он понял ее и прыгнул с высоты прямо во двор уаига, и когда ударилось о камни двора его стальное тело, звон пошел повсюду.

И по этому стальному звону узнали старые нарты, что Батрадз пришел им на помощь. Как же не обрадоваться было старикам! И громко запел Урызмаг, отвечая хозяину:

- Ой, да продлятся дни твоей жизни, щедрый хозяин! Славно угостил ты нас мясом лесных зверей и не пожалел своего золотого голоса, чтобы развеселить нас. Но не до конца допел ты свою песню, паше солнце, щедрый наш хозяин. Слышал ведь я эту песню и знаю, как дальше она поется: «Пришла помощь старым кабанам. Сбежал с горной высоты искроглазый львенок. Наверное ни одной клыкастой собаке не спастись от него. Сдерет с них шкуры львенок своими когтями».

Допел Урызмаг эту песню, и в этот миг ворвался Батрадз в жилище уаига, сорвал он косяк двери - и пусть с врагом твоим будет так, как стало со старым уаигом и его сыновьями! Избил Батрадз уаигов, а нартских стариков с честью довел до дома.

Как Батрадз спас именитых нартов

Именитые нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан отправились однажды на охоту. Семь дней и ночей бродили они по ущельям, и ни один зверь не попался на их пути. Съели они все свои запасы, поистерлась их одежда, и решили они вернуться домой. Только повернули они, как на опушке темного леса белый олень пробежал перед ними. Выхватили нарты свои тугие луки и погнались за оленем. Дразнит их олень: побежит и остановится. Подпустит на полет стрелы и опять убегает. А нарты, конечно, скачут за ним следом. За семь гор увел их олень и там вдруг исчез, точно растаял. Потерял день свои права, распластала ночь свои черные крылья над миром. Голод стал беспокоить нартов. В нерешительности остановились они: повернуть домой - уже поздно; ночевать там, где застала тьма - не хочется ложиться спать голодными.

Вдруг вдалеке увидели они свет и направили нарты своих коней на этот свет. Вот из тьмы ночной поднялась перед ними башня, сложенная из громадных валунов. И стали именитые нарты вызывать хозяев.

А в башне той жили семеро уаигов. Услышав зов нартов, выбежали они и обрадовались, что горная мелкота, как называли они людей, сами явились к ним. Пригласили они нартов в свое жилище, усадили их в ряд возле очага, сами же переглянулись, и трое принялись строгать шампуры, а четверо начали разводить огонь. Напугались, конечно, именитые нарты, видя, что пришел им конец, и тут Хамыц сказал уаигам:

- Видим мы, что пришла наша погибель. Но перед смертью хотим мы спеть песню. У нас обычай такой, что перед смертью непременно запеваем мы песню.

Расхохотались уаиги, подобно совкам оттопырились их толстые нижние губы.

- Пойте, пойте, горные дзигло - мелкие людишки... Все равно мы съедим вас, - ответили они нартам.

Во весь голос запели нарты свою песню, до неба поднялась она, и услышал ее из булата скованный нарт Батрадз. Спрыгнул он с неба, ударился о каменную гору, и стальной этот звон громовым эхом разнесся по ущельям, лесам и равнинам.

Поняли тут нарты, что это Батрадз спешит к ним на помощь и засмеялись.

- Смейтесь, смейтесь, горная мелюзга, - сказали уаиги. Но только собрались они нанизать нартов на шампуры, как зашаталась башня и камни посыпались в жилище уаигов. В пролом стены башни впрыгнул сын Хамыца, булатный Батрадз. Стальным своим кулаком принялся он избивать уаигов. Кого ударит кулаком, тому не суждено больше ни рукой махнуть, ни ногой шевельнуть, и душа его быстро покидает.

Так истребил Батрадз всех уаигов. Вывел он именитых нартов из башни, убил для них много диких зверей и с честью довел их до нартского селения. А сам снова вернулся на небо.

Как Батрадз спас Сослана

Справляла кадзиевская хозяйка годовщину рождения сына своего. Призвала она самых красивых кадзиевских девиц и сказала им:

- Идите к нартской хозяйке Шатане просить даров для нашей годовщины. Только смотрите, во-время возвращайтесь обратно.

Пошли девушки, но на беду попался им навстречу неистовый Сослан искроглазый и потешился он над ними. Вернулись они обратно к кадзиевской хозяйке.

- Что случилось с вами? - спросила она их. И они ответили ей:

- Пусть постигнет несчастье сына твоего, детей и внуков его и пусть не будет счастья той, к которой ты послала нас. Встретился нам Сослан и потешился над нами.

Тогда позвала кадзиевская хозяйка самых страшных кадзиев, которые ходят пятками вперед, и сказала им:

- Найдите Сослана и, где бы он ни был, приведите его сюда.

Сослан, конечно, в это время охотился, и вместе с ним был сын одного бедняка. И кадзии погнались за ними и притащили их обоих к своей хозяйке. Прибила их кадзиевская хозяйка за рукава и за шаровары к стене. Висят они распятые на стене комнаты.

Ждут нарты Сослана, но не возвращается он обратно, да и как он мог бы возвратиться!

И вот три нартских рода поднялись по тревоге и целую неделю искали его по всем тем местам, где всегда охотился он и где бывал в походах. Но ни следа его, ни праха, ни скелета не нашли они.

Батрадз же был в это время в походе в далекой стране и ничего не знал о том, что случилось с Сосланом.

Печально сидят все три нартских рода на своих родовых нихасах, горюют они по Сослану:

- Опора ты наша и надежда, Сослан! На кого ты нас покинул? Хоть бы кости твои похоронить на кладбище нартов.

Прибыл из похода Батрадз, едет он по Верхнему Нарту и здоровается с людьми:

- Добрый вечер, Верхние Нарты!

Опустили люди глаза в землю, и никто не отвечает ему ни слова.

Приехал он к Средним Нартам, и там тоже никто не ответил ему на его приветствие.

Приехал Батрадз к Нижним Нартам, и там тоже ходят люди с опущенными головами.

- Добрый вечер, - сказал им Батрадз, но и тут тоже никто ему ничего не ответил.

Встревоженный, поехал Батрадз к Шатане и спросил ее:

- Ради бога, Шатана, скажи, какая беда постигла нартов? Все три рода я посетил, каждому пожелал я доброго вечера и ни от кого слова ответного не услышал.

И говорит ему Шатана:

- Что же нам делать, Батрадз? - Пропал наш Сослан. Все три нартских рода поднялись - никто не остался дома из тех, кто может стоять на ногах. Целую неделю искали они его, но нет нигде ни следа его, ни скелета, ни праха.

Еда не пошла в горло Батрадзу. Не прикоснулся он к хлебу и в горе лег спать. Встал рано утром и подумал: «Пойду-ка, расспрошу свою названную сестру - дочь Солнца. Может, знает она что-нибудь про нашего Сослана».

Вот поднялся он на небо, и дочь Солнца вышла к нему, улыбаясь. Грустно взглянул на нее Батрадз, и спросила его дочь Солнца:

- Названный брат мой, Батрадз, в младенчестве играли мы вместе и всю жизнь часто видим друг друга. Но никогда не видела я, чтобы был ты так печален.

И ответил ей Батрадз:

- Как же мне не печалиться! Пропал наш Сослан. Целую неделю искали его все три нартских рода, но нигде не нашли ни тела его, ни праха и ни костей его.

Засмеялась дочь Солнца и сказала Батрадзу:

- Кто не знает проделок Сослана! За одну такую проделку поймали его кадзии, когда охотился он с сыном бедняка, и сейчас распят он в комнате у кадзиевской хозяйки.

Ничего не сказал Батрадз, закусил он губу, спустился на землю и направился прямо в селение кадзиев. На дороге встретился ему один бедный старик.

- Добрый день, и да будет пряма твоя дорога, - сказал ему Батрадз.

- Пусть добро всегда будет долей твоей, - ответил ему старик.

- Чего ты ищешь, бедняк? - спрашивает его Батрадз.

- Единственный сын был у меня. И вот пропал он, и я ищу его.

- А я, - сказал ему Батрадз, - ищу Сослана. Не надо тебе больше мучить себя. Сын твой находится вместе с Сосланом. Завтра твой мальчик будет с тобой.

И, обрадовав бедняка, продолжал Батрадз свой путь к кадзиям.

Вот вступил он в селение кадзиев. Поймал кадзиевскую хозяйку и пригрозил ей:

- Скорей говори, где брат мой Сослан. Не то - горе очагу твоему!

Напугалась кадзиевская хозяйка и ответила она Батрадзу:

- Брат твой в комнате моей перламутровой распят на стене.

Вбежал Батрадз в перламутровую комнату и видит: опозорен Сослан. Висит он вместе с сыном бедняка на стене, за рукава и шаровары прибитый. И слезами налились большие глаза Сослана.

- То бесчестье, которое привело тебя сюда, - да будет тебе прощено ради этого безвинного, - сказал Батрадз, указывая на сына бедняка. - Если бы не он, я оставил бы тебя здесь на стене.

Помог Батрадз освободиться им обоим, а после того пошел по селению кадзиев и начал их избивать. И со времен побоища Суха не было подобного избиения. Освободил он юношей и девиц, которые были в плену у кадзиев, и забрал он с собой все добро кадзиев и вернулся в Нартскую Страну.

Привел он бедному старику его сына, наделил его добром, а все остальное добро, которое взял он у кадзиев, разделил между нартскими бедняками.

Батрадз и алдар

Опять тяжелый год настал для нартов. Голод угрожал жизни людей. И Батрадз сказал тогда своим старикам:

- Поедем куда-нибудь подальше, и там продайте меня. Может, это спасет вашу жизнь. Так и сделали. Поехали они в далекую страну, и там купил Батрадза один богатый алдар. И стал Батрадз работать на алдара. Да и как ему было не работать! С утра, бывало, гнал он в лес сто пар быков, с корнями вырывал деревья, обрубал их ветви, и не успевали другие лесорубы еще доехать до леса, как сто пар быков Батрадза уже тащили очищенные стволы на двор к алдару. Как же было не радоваться алдару? «Хорошего работника купил я», так думал он.

Так шли дни за днями. Но вот боги послали страшного уаига на селение алдара. Идет этот уаиг по улице, и все в страхе разбегаются от него.

- Кто еще это такой? - спросил Батрадз своего хозяина.

И ответил ему алдар:

- Это насильник-уаиг. Придется откупиться от него, а то будет он причинять нам всякое зло.

Выскочил тут Батрадз на улицу и погнался за уаигом. Кричит ему вслед алдар, предостерегает его. Но нет охоты Батрадзу прислушиваться к его словам. «Понапрасну убьет его уаиг. Жалко лишиться такого сильного и верного работника», подумал алдар.

А Батрадз догнал уаига, схватил его за руку, высоко поднял над землей и со всего размаха ударил его об землю. Даже вскрикнуть не успел уаиг - мертвым лежит он у ног Батрадза. Обрадовался тут народ, - окружил Батрадза, дивится ему. И алдар тоже выбежал к нему. Теперь он больше не опасался выйти из своего дома. Потрепал он по плечу Батрадза и сказал ему:

- Ну и молодец ты, покупка моя. Молодчина, работник!

- Неужели не мог ты назвать меня просто по имени? Зачем напомнил ты мне, что я - покупка твоя? Разве, если бы ты назвал меня по имени, умер бы кто-нибудь из семьи твоей! - угрюмо сказал Батрадз и ушел на свое место.

Утром Батрадз запряг сто пар волов в повозки и сказал алдару:

- Покупка твоя от тебя уходит. Не напомнил бы ты мне, что я куплен тобой, я бы продолжал работать на тебя. Но своими словами ты освободил меня, и теперь я возвращаюсь домой.

И булатный сын Хамыца сложил на сто повозок все то из алдарского добра, что понравилось ему, крикнул на быков и уехал обратно к нартам. Алдар же остался стоять с разинутым ртом.

Как Батрадз взял крепость Хиза

Понравилась алдару Хиза жена Сослана - красивая дочь Солнца. Задумал он похитить ее. Начал он готовиться к похищению, семь лет выезживал он коня своего и выкармливал его поджаренным ячменным зерном.

Однажды, когда Сослан был в далеком походе, жена его сушила на солнце зерно. Выследил ее хизский алдар, сел он на коня своего, поскакал прямо к дому Сослана, схватил дочь Солнца и похитил ее.

Вскоре вернулся из похода Сослан и, не найдя дома жены своей, спросил у Шатаны, где она. Обо всем рассказала ему Шатана, и тогда собрались нарты и отправились войной на крепость Хиза. Долго осаждали они крепость, но не могли взять ее, потому что алдар Хиза собрал на защиту крепости всех духов, земных и небесных. И пришлось нартам вернуться домой. Опечалились они. Ни смеха, ни шуток не слышно было на улицах нартского селения. И тут мудрая Шатана быстро спекла три медовых пирога, легким шагом поднялась она на ту гору, где приносили жертвы, и взмолилась:

- О, бог богов, мой бог, если я еще нужна тебе зачем-нибудь, то сделай так, чтобы сын мой, мною не рожденный, тот, что сидит сейчас в совете небожителей, спустился бы к нам, потому что насилию подверглись нарты.

И Батрадз, услышав эти слова, так разъярился, что докрасна раскалилось его стальное тело. Прыгнул он с неба прямо на крышу семиярусной башни Урызмага и Шатаны. Все семь потолков один за другим прожег он раскаленным своим телом. В самом низу башни стоял огромный чан с водой - в него-то и упал раскалившийся Батрадз. Остынув в воде, вышел Батрадз из чана и спросил Шатану:

- Что с нами случилось?

- Ничего худшего ожидать нельзя было, - ответила Шатана. - Алдар Хиза похитил жену Сослана и унес ее в свою крепость.

Собрал тут Батрадз нартов и вновь повел их к крепости Хиза. Как только показалась крепость Хиза, сказал Батрадз нартам:

- Привяжите меня крепко-накрепко вот к этой стреле. Удивились нарты, но исполнили то, что просил их сделать Батрадз. Крепко привязали они его к большой стреле.

- А теперь кладите меня на мой лук, - сказал Батрадз. - Оттяните тетиву настолько, насколько хватит сил ваших, и пустите эту стрелу в крепость Хиза.

Нарты сделали так, как сказал им Батрадз. Растопырив руки и ноги, полетел Батрадз, ударился о стену крепости, проломал ее и прошел насквозь всю крепость, разрушая ее, так что с противоположной стены посыпались камни.

- Где здесь эта собака, собакой рожденная? Или ты вправду думаешь, что никого из нартов не осталось в живых, и ты можешь похищать их жен?

И, схватив хизского алдара, Батрадз вырвал ему сначала одну руку, потом другую и после этого одним ударом размозжил ему голову. Вывел он из крепости дочь Солнца и вернул ее Сослану.

Батрадз и чаша нартов Уацамонга

Много сокровищ было у нартов, но среди них больше всего дорожили они чашей своей - Уацамонга. Драгоценное свойство имела эта чаша - если кто-либо из пирующих говорил правду о своих подвигах и о доблести своей, она сама поднималась прямо к губам этого человека. Если же кто-либо хвастался понапрасну, не трогалась она с места.

Раз как-то пировали нарты, и до краев наполненная брагой чаша Уацамонга стояла перед ними. И стали друг перед другом выхваляться нарты, рассказывая о своих доблестях и подвигах. Но сколько они ни говорили, чаша Уацамонга не трогалась с места.

Один только Батрадз сидел молча на этом пиру и слушал спокойно россказни нартов. Когда все замолчали, Батрадз легко встал с места, рукоятью плети постучал по краю чаши и сказал:

- Охотился я вчера вечером, подымался по горному склону и семь вечерних дауагов убил. Правду сказал я, и так же по правде подымись, чаша Уацамонга, и стань на колени отцу моему Хамыцу.

Плавно поднялась с земли чаша и опустилась на колени Хамыца.

Снова постучал Батрадз рукоятью плети своей по краю чаши и сказал:

- На рассвете я спускался домой по другому склону и убил семерых дауагов рассвета. Правду сказал я, и так же по правде подымись, чаша, до пояса отца моего Хамыца.

До пояса Хамыца поднялась чаша. И только Батрадз хотел говорить дальше, как Хамыц сказал:

- Говори только о том, о чем можно сказать, и молчи о том, чего сказать нельзя.

Хамыц потому сказал то слово предостережения, что в хлебной браге, которой наполнена была чаша Уацамонга, плавала бусинка жира, а в бусинке этой прятался владыка хлебов Хоралдар. А спрятался он для того, чтобы подслушать пьяную похвальбу нартов и узнать, кто из них убил его сына. Боялся Хамыц, как бы Батрадз не проговорился и не навлек на нартов гнев Хоралдара.

Но Батрадз третий раз постучал по краю чаши и сказал еще тверже:

- Вновь поднялся я на склон горы и убил семерых Елиа - дауагов грома и семерых Мыкалгабыров - дауагов созревшего хлеба, а среди них был сын самого владыки хлебов Хоралдара - Бурхор-али. Все они убиты мной. И так же, как сказал я правду, так же по правде подымись, чаша, к губам отца моего Хамыца.

Поднялась Уацамонга к губам Хамыца, и в этот миг Хоралдар выпрыгнул в страхе из чаши, - а нето выпил бы его Хамыц вместе с брагой. Полетел Хоралдар и в ярости кинулся он на стебель ячменя. Шесть колосьев произрастало до этого времени на стебле ячменя. Стиснул их всех Хоралдар в руке своей. В злобе за своего сына все шесть колосьев хотел погубить он, чтобы отомстить нартам. Но тут попросил его Уастырджи:

- Эй, оставь хоть один колос для лошади моей.

И оставил Хоралдар на ячмене только один колос, а пять колосьев уничтожил навеки.

А когда захотел Хамыц хлебнуть из чаши, оказались в браге - ящерицы, змеи, лягушки и прочие гады. Клубясь, всплывали они в чаше и устремлялись в рот Хамыцу. Но тверды, как булат, были усы Хамыца, он бил и колол гадов своими булатными усами, и вновь спрятались они на дне чаши. И тогда булатноусый Хамыц опрокинул вверх дном чашу Уацамонга.

Женитьба Батрадза (или симд нартов)

Единственная сестра росла у семи братьев - сияние неба и краса земли, Акола-красавица.

Велела она своим братьям поставить на перепутье семи дорог меж двух морей железную башню. Поселилась она в этой башне и жила там, не показывая никому своего прекрасного лица. Ни один мужчина не видел ее, и взгляд ее никогда не останавливался на лице мужчин. Самые доблестные из нартов не раз пытались найти к ней дорогу, но никому не удавалось это. И вот однажды возвращался Урызмаг с охоты. И вдруг видит он, все доблестные нарты собрались на вершине Черной горы и пляшут там симд, такой симд, что горы рассыпаются, вековые деревья в дремучих лесах содрогаются и трещины проходят по их могучим стволам. Земля колеблется под ногами пляшущих нартов.

- Что с вами, именитые нарты? - спросил Урызмаг. - Своим топотом вы насмерть перепугали весь народ. Ради чего вы так пляшете?

- Что ж, мы расскажем тебе, ради чего мы так пляшем. В железной башне, что стоит на перепутье семи дорог, живет красавица Акола - сияние неба, краса земли. Но никому не показывает она своего лица, и ни одному мужчине не удалось привлечь ее взгляда. Знаем мы, что каждый день распускает она крылья Кандзаргаса, орлиные крылья, и три круга свершает по небу. Вот и пляшем мы здесь симд, надеясь, что при одном из вылетов своих услышит она нашу пляску, и кому-либо из нас выпадет счастье привлечь ее взгляд. Ну, а если не суждено нам это счастье, то все-таки нам удастся хотя бы увидеть ее.

- Жалко мне вас, - воскликнул старый Урызмаг. - Ну, что вы дадите мне, если я покажу вам красавицу Аколу?

- Быстроногого коня своего я не пожалею!

- Меч свой острый отдам я тебе!

- Лук и стрелу, что насквозь пробивает гору, отдам я тебе! - так, перебивая друг друга, кричат именитые нарты, но не прерывают своего громоносного симда.

- О, если ты, старейший наш, Урызмаг, заманишь к нам сюда красавицу Аколу, я отдам тебе свой лук, не знающий промаха, - сказал после всех сын Хамыца Батрадз.

Тут повернул Урызмаг своего пегого Арфана и, погоняя, сказал коню:

- Когда ты доскачешь до башни Аколы, притворись хромым и, как бы я ни хлестал тебя, тащись так, словно ты издыхаешь.

И вот достигли они железной башни Аколы, и верный конь все сделал так, как приказал ему хозяин. Раскатами небесного грома доносились до башни удары плети, но Арфан все не движется с места.

- Что это за грохот? Уж не гром ли небесный гремит? - спросила красавица Акола у своей прислужницы.

- Это не гром небесный, - ответила прислужница, - едет мимо нас какой-то старик, но конь у него не идет. Вот он и хлещет его, и это удары его плети.

- Выйди к нему и пригласи его к нам. Пусть будет он нашим гостем. Или сильно разгневался этот человек, или он пьян, или он глуп. Но вернее всего, что болит душа его от мерзких проделок его жены, - сказала Акола прислужнице.

Вышла девушка из замка:

- Будь нашим гостем, почтенный старик, - сказала она Урызмагу. - Дай отдохнуть коню своему и сам отдохни у нас.

- Я вижу, беспечна ты, девушка, и надо тебе опасаться, как воду, прольешь ты счастье свое. Если бы у меня было время ездить по гостям, так я давно нашел бы сарай, не хуже вашего. Не до гостей мне, войска агуров подходят к берегу нашего моря, а там живет единственная сестра моя. Вот и тороплюсь я к ней. Если уж спасти ее не удастся, так хоть повидаюсь с ней перед смертью.

Вернулась скорей девушка в замок и рассказала Аколе то, что узнала от Урызмага. Одиноко жила в башне красавица Акола, и как было не испугаться ей! С вершины башни своей спустилась она к Урызмагу и сказала ему:

- Переночуй сегодня у нас, добрый старик. И конь твой отдохнет, и сам ты отдохнешь. А завтра, что бог даст, то и будет.

Но Урызмаг просил у бога как раз то, что она ему предложила. Потому, конечно, согласился он переночевать. Угостили хорошо Урызмага.

На рассвете он поднялся, сел на коня и погнал его так, точно конь в одно мгновенье должен был домчать хозяина до края небес. Но как только он отъехал настолько, что Акола, стоя на вершине башни, не могла его больше видеть, остановил Урызмаг коня, слез, посидел немного, а потом снова вскочил на коня, погнал его назад и, когда издали показалась башня, он начал кричать во всю мочь:

- Эй, спасайтесь, спасайтесь!

А с башни просят его прислужницы Аколы:

- Задержись хоть на одно слово.

Придержал Урызмаг коня своего, выбежали к нему прислужницы и спрашивают:

- Будь милостив к нам, - что нового слышно? Расскажи.

- Не удалось мне повидать сестру мою. Войска агуров захватили берег моря, и я тороплюсь, надо мне спасать семью свою.

- Возьми меня с собой, добрый старик, и бог вознаградит тебя за это. Не бросай меня здесь на несчастье, - просила Акола Урызмага.

- Мне бы хоть семью свою спасти, - ответил Урызмаг. - Как же принять еще на себя заботу о тебе?

- Ради бога своего, не бросай меня, - молит его красавица Акола.

- Тяжело мне будет смотреть на беду твою. Но ничего тут не придумаешь. Собирайся скорей, - согласился Урызмаг, да и как было ему не согласиться! Ведь свершилось все то, о чем просил он бога.

Тогда велела красавица Акола запрячь шестерых лошадей в свою крытую повозку на мягком ходу; собрала она все свои сокровища и пустилась в путь под охраной старого Урызмага.

Отъехали они немного, и сказала Акола Урызмагу:

- Добрый старик, если твой конь может пойти рядом с моими конями, то привяжи его, а сам сядь со мной в повозку.

Привязал Урызмаг своего пегого Арфана рядом с лошадьми Аколы, а сам сел рядом с Аколой на мягком сидении и указывал возницам дорогу.

Вот приблизились они к Черной горе. Черная туча залегла на вершине Черной горы - это все быстрее и быстрее пляшут именитые нарты, и пыль высоко поднялась и скрыла вершину горы. И спросила Акола Урызмага:

- Что это за черная туча?

- Я скажу тебе, что это за туча. Узнали нарты о том, что угрожают им войска агуров, и выступили им навстречу. Может, ты хочешь подняться на эту гору?

Подумала Акола и потом сказала:

- Мы бежим от агуров, кто же защитит нас лучше, чем те, которые выступили против них? Поедем к ним, там найдем мы себе пристанище.

Урызмаг, понятно, согласился, и вот поднялись они на вершину Черной горы. Пляшут нарты все быстрее и быстрее. Выглянула Акола из окна своей повозки, и первым поймал ее взгляд искроглазый Сослан. Встрепенулся он, встал перед ней и сказал:

- Сколько дней пляшем мы здесь ради тебя свой веселый симд! Прошу тебя, спляши со мною.

- Хороший ты человек, Сослан, и сплясала бы я с тобою, но ты родом с гор, и если не сумею я собрать мягкой фасал-травы и положить ее в твои арчи, то ты, чего доброго, еще накажешь меня.

- Стать бы тебе жертвой наших горцев, что носят арчи, - сказал Сослан и, опустив голову, вышел из круга пляшущих.

- Спляши-ка со мной, красавица Акола, - сказал сын Кандза Саууай низкорослый.

- И с тобой бы я сплясала, но если кто из могучих нартов, вместо моей руки, пожмет тебе руку, то раздробится рука твоя.

- Тогда со мной спляши, красавица, - сказал ей Хамыц.

- Сплясала бы я с тобой, но в твоей бороде к весенней траве подмешались уже осенние травы.

- Это я сыскал тебя, я приглашаю тебя, и ты мне не откажешь, - сказал Урызмаг красавице Аколе.

- С радостью сплясала бы я с тобой, о, Урызмаг, старейший из нартов. Но строга хозяйка твоя Шатана, и плохо мне будет, если я не угожу ей.

- Чтобы принесли тебя в жертву моей хозяйке Шатане, раздающей гостям почетные чаши и накрывающей перед гостями полный стол, - с досадой сказал Урызмаг и отошел прочь.

Все нарты по очереди просили красавицу Аколу сплясать с ними, но ни с кем она не пошла. И тогда после всех подошел к ней сын Хамыца - булатный Батрадз.

- Девушка, спляши со мной, - сказал он.

- С тобой я бы сплясала, булатный Батрадз, ты лишь один среди нартов не имеешь никакого порока. Но лежит пятно одно на чести твоей. Много лет назад семиглавый крылатый уаиг Кандзаргас за дальние горы унес одного из предков твоих по имени Уон и сделал его своим пастухом. В одной нагольной шубенке пасет он стадо этого уаига, гнидами покрыта его шубенка, в дождь вытягивается, на солнце коробится она. Не живет, а страдает старый Уон. Вот когда ты вывезешь его вместе со всеми сокровищами Кандзаргаса, тогда ты будешь достоин того, чтобы я сплясала с тобой.

Точно кто-то по губам ударил Батрадза, повернулся он к нартам и сказал:

- В дальний путь отправляюсь я, о, нарты, и прошу я, пока не вернусь, продолжайте плясать ваш симд и пусть никто из вас не обидит красавицу Аколу и не скажет ей дурного слова.

И, сказав это, вскочил Батрадз на коня своего, во всю мочь поскакал он домой и кинулся скорее к Шатане:

- Нана, о, нана, скажи, не сохранилось ли у нас среди сокровищ предков наших, везде побывавших нартов, старого меча или испытанного панцыря? Кто кроме тебя укажет мне, где они?

- Всегда твоя нана готова стать жертвой за тебя! Вон там, в сокровищнице нашей, стоит железный сундук, весь наполненный доспехами и оружием предков твоих. Ведом тебе хатиагский язык - подойди к сундуку, попроси его по-хатиагски, - и сама подымется перед тобой железная крышка, и возьмешь ты из сундука все, что тебе нужно.

Вошел тут Батрадз в сокровищницу Ахсартаггата и по-хатиагски обратился он к железному сундуку. Звеня, поднялась его крышка, из множества доспехов и оружия выбрал Батрадз меч и панцырь, которые пришлись ему по душе и, одев все доспехи, вошел к Шатане:

- Нана, о, нана, скажи, идут ли мне доспехи моих предков?

- Пусть за голову твою будет принесена в жертву нана твоя! Как солнечные лучи сияют на груди наших гор, так тебе идет твой панцырь! Весенняя роса так же сверкает на молодой травке, как сверкает твой меч в руке твоей.

- Если это так, нана, то сделай мне в дорогу вкусной и легкой для ноши еды. И еще я спрошу у тебя: был у нас предок - Уоном звали его. Не осталось ли от него старой лошади или хотя бы старой уздечки? Если осталось, - укажи, где мне найти это?

Приготовила Шатана еды в дорогу Батрадзу и потом сказала ему:

- В старом доме нашем на вешалке висят седло и уздечка Уона. Возьми их и пойди в дремучий лес. Один белый конь остался от Уона. Днем скрыт он в горной теснине, а на ночь выходит пастись на лесную поляну. Много лет пасется он там и тропинку протоптал между горой и поляной. Если хватит у тебя доблести, попадет этот конь в твои руки. Ну, а если нет, значит, тебе это не суждено.

Батрадз взял седло и уздечку Уона, пошел в дремучий лес, нашел узкую тропинку между горой и поляной. Ветвистое дерево стояло возле этой тропинки, залез Батрадз на раскидистые ветки, нависшие над самой тропинкой, и когда поздно ночью вышел из горной теснины на тропинку белый конь, прыгнул на него сверху Батрадз. Понес его конь по поляне, но Батрадз схватил его за горло, стиснул и вынудил коня открыть рот. Вдвинул Батрадз ему в рот удила, надел он на него уздечку и ловко положил на него седло. На дыбы взвился гордый конь и вскинулся выше деревьев, под самые облака. Но три раза ударил его Батрадз с такой силой, что кровавые куски кожи, которых хватило бы на две пары арчи, отскочили от боков коня. А затем натянул он поводья и направил коня туда, куда захотел. Скакал он, и длинное становилось коротким под копытами его. Долго ли, коротко ли скакали они, но вдруг конь обратился к Батрадзу:

- Хотел бы я знать, куда мы едем сейчас?

И ответил ему Батрадз:

- Семиглавый уаиг Кандзаргас за горы унес одного из предков наших. Вот и еду я его теперь искать.

- Нет, не удастся это тебе, - сказал конь. - Немало твой отец потрудился, чтобы добраться до этого чудовища, но ничего у него не вышло. Да и как добраться до него! Две горы преграждают путь. Эти горы с яростью, как два драчливых барана, все время сталкиваются друг с другом и тут же снова расходятся. И вот, если в тот краткий миг, когда они разбегутся, нанесешь ты мне три удара, подобных тем, которые нанес, когда укрощал меня, и когда с твоих ладоней слезет столько кожи, сколько хватит на подошвы пары арчи, то тут или мы проскочим, или погибнем. Отец твой не смог достаточно крепко ударить меня, и горы защемили мне хвост. Так не попали мы по ту сторону гор. Вот с тех пор и хожу я куцый.

Батрадз на крылатом коне

Так, беседуя, достигли они тех гор, что подобно баранам то сталкиваются, то разбегаются вновь. Натянул тут поводья Батрадз и в миг, когда горы начали расступаться, таких нанес три удара коню, что куски кожи, из которых можно сделать пару арчи, отлетели с боков коня, а с ладоней Батрадза слезло столько кожи, что из нее можно было бы сделать подошвы для этих арчи. Грохот его плети прогремел, как гром, эхо повторило его в горах, и этот многократный гром оглушил обе горы - застыли они на мгновенье. И в это мгновенье рванулся конь и вынес Батрадза по ту сторону гор. Здесь склоны гор не были круты, поросшие пышной травой необозримые пастбища расположены были на них. Взглянешь в одну сторону - там медленно, мерно, точно в едином движении, пасутся табуны лошадей и стада коров; взглянешь в другую сторону - и пастбища кажутся черными, столько там черных овец. И один только древний старик пасет эти стада. Подъехал к нему Батрадз и сказал:

- Пусть принесет тебе счастье этот день, отец мой!

- Счастливо жить тебе, солнце мое, - ответил старик. - Откуда ты? Сколько я здесь нахожусь, ни прохожего, ни проезжего, ни даже по небу летящего не видел я. Никого не пропускает в свою страну семиглавый уаиг, наш хозяин. Так что же ты за диво такое? Зачем ты приехал, что тебе нужно здесь? - так спрашивал старик Батрадза, а сам все ходил вокруг коня, и слезы градом катились по его сморщенным щекам и падали на землю.

- Почему ты плачешь, отец? - спросил его Батрадз. - Неужели так грустно тебе видеть меня?

- Нет, не грустно мне видеть тебя. Но когда попал я в руки этого проклятого богом чудовища, то разлучился я с конем, который очень похож был на твоего коня. Да что вспоминать о нем! Наверное, его уже давно съели волки. Вот что вспомнилось мне и отчего лью я слезы.

- Так не лей же, отец, слез своих, - своего коня видишь ты перед собой. А сам я сын нарта Хамыца - Батрадз, и ты больше никого не бойся.

- Слезь-ка с коня, - сказал старик. - Когда ощупаю я тебя пальцами своими и проверю строй твоего тела, только тогда поверю я, что ты сын нарта Хамыца.

Слез Батрадз с коня и подошел к старику. Несколько раз по всему телу Батрадза пробежали пальцы старика, и он сказал:

- Наш ты, конечно. Весь строй тела твоего такой же, как у нашего рода. Но зачем ты приехал сюда? Разве мало того, что я погибаю здесь? Так зачем еще и тебе погибать? - печально сказал старик.

- Не печалься, отец. Никогда нет прока от печали. Укажи лучше, где жилище уаига.

- Видишь там на вершине горы черную пещеру? - показал Уон. - Вход в нее загорожен скалой, и нет человека, у которого хватило бы сил сдвинуть с места ту скалу.

Мгновенно взобрался Батрадз на гору, один раз толкнул он плечом скалу, закрывающую вход в пещеру и отодвинул ее. Вошел он внутрь пещеры и увидел, что спит семиглавый уаиг и храп его эхом отдается под сводами пещеры. Жар извергают все семь его пастей; до высокого свода пещеры подымается этот жар и черной золой сыпится вниз. И над семью спящими мордами уаига сидит печальная девушка, дочь Солнца - Хорческа, и солнце сияет на груди ее, а в ногах уаига сидит дочь Луны - Мысырхан, и луна светит на ее груди. Медленно машут они огромными листьями лопуха, чтобы мухи не тревожили сон уаига. Перед каждой девушкой - фынг, и гнутся к земле эти фынги, так много наставлено на них обильных яств. Но даже не смотрят девушки на эти яства. Не переставая, плачут они, прозрачной водой катятся их слезы и, коснувшись земли, алмазными бусами рассыпаются по пещере.

- Добрый вам день, девушки, - сказал сын Хамыца Батрадз. - О чем вы плачете?

Встали перед ним девушки и ответили ему:

- Да будешь ты счастлив, сын Хамыца, булатный Батрадз. Пусть бы одни мы погибли здесь, зачем же твои ноги принесли тебя сюда на погибель? А плачем мы потому, что проснется сейчас наш владыка и высосет из нас всю нашу кровь. Пять месяцев подкармливает он нас всеми этими обильными яствами, которые видишь на наших фынгах. А в конце каждого пятого месяца он острые шила вонзает нам в пятки и высасывает кровь из нас. Потом спит он, а проснувшись, снова сосет нашу кровь. И мы плачем, потому что сейчас он проснется.

Тут не стал больше сдерживать себя Батрадз, выхватил он свой меч и только подумал: «Вот рубану я сейчас это чудовище», как девушки сказали ему:

- Подожди, не торопись, не суждена ему смерть от чужого меча. Ты лишь разбудишь его, и он проглотит тебя.

- От чего же суждено ему умереть? - спросил Батрадз.

- Зайди за эту дверь, - там увидишь ты огромный сундук. Чудесный меч лежит в этом сундуке. Только от него может умереть уаиг. Не суждена ему смерть ни от чужого меча, ни от чужой стрелы. Но не открыть тебе этого сундука. Сотни пар быков нужно, чтобы открыть его крышку.

Но тут подбежал Батрадз к сундуку и сказал ему несколько слов на хатиагском языке, и сама поднялась крышка его. Выхватил оттуда Батрадз меч уаига, замахнулся с плеча, и одна за другой покатились во все стороны шесть голов чудовища, обливая кровью стены пещеры. А седьмую голову не отрубил Батрадз, поднялась голова и, покачиваясь, сказала:

- Сын Хамыца, нартский Батрадз, не достойно тебя напасть на спящего.

- Это правда, - ответил Батрадз. - Но слишком велики обиды, которые нанес ты нартам, гнев мой подступил к горлу моему, не смог я сдержать себя, потому молчи - без твоих упреков знаю я, что не подобает мне нападать на спящего.

- Так прошу тебя, не дли мои мучения, кончай скорее со мной - руби меня второй раз.

- Нарты Ахсартаггата, как повелитель грома, поражают единым ударом, подобным молнии, - ответил ему Батрадз.

И тут еще раз поднял уаиг свою голову, попробовал потянуться всем своим огромным телом, но тщетно. Опрокинулся он навзничь, забился в судорогах и распростерся неподвижный.

Как было не обрадоваться бедняжкам девушкам! Тут же высохли у них слезы печали, и слезы радости, подобные жемчужным зернам, покатились по их щекам.

- С этого мига будь нашим защитником, - сказали они Батрадзу и склонили перед ним свои головы.

- Пусть спокойны станут ваши сердца - не покину я вас, - ответил Батрадз.

И тут девушки сказали Батрадзу:

- Есть здесь в пещере Кандзаргаса волшебная кожа. На ней можно уложить все богатства мира. Есть у него волшебная веревка - что ни обернешь ею, все теряет тяжесть и делается легким, как мотылек. Обладает еще Кандзаргас двумя пружинными крыльями. Что ни положишь на них, все унесут они через горы и леса, туда, куда ты захочешь. А вон там, в складках горы, скрыто молочное озеро. Стоит старику искупаться в нем, и он превращается в юношу, у которого только начинают пробиваться усы.

И тогда Батрадз, прежде всего, повел старика Уона к молочному озеру, искупал его там, и в юношу обратился Уон. Затем наполнил Батрадз свой кожаный мешок этим чудесным молоком молодости. После этого собрал он все сокровища уаига и всю скотину его, и зерно, и поставил все на волшебную кожу. Обернул он веревкой все это добро, крепко связал, положил на пружинные крылья, поверх усадил Уона, Хорческу и Мысырхан, сел сам вместе с ними, и понесли их пружинные крылья высоко, высоко. Сверху он видел, как, подобно двум баранам, сшибаются и вновь разбегаются горы.

Вернувшись в Страну Нартов, развязал веревку Батрадз, и стада скотины, табуны лошадей, которые были на чудесной коже, вышли и покрыли кругом всю землю. Погнал их Батрадз перед собой и вместе с Уоном и обеими девушками поднялся он на Черную гору, где именитые нарты продолжали свой круговой симд.

А красавица Акола все это время держала закрытыми окна своей повозки. До возвращения Батрадза не выходила она из повозки и сшила ему красивую одежду.

Тем молоком молодости, что принес с собой Батрадз в кожаном своем мешке, окатил он Хамыца, отца своего, и в юношу обратился Хамыц. Подошел Батрадз к дочери Луны Мысырхан и сказал ей:

- Будешь ты с этого дня женой Уона.

К дочери Солнца Хорческе подошел он и сказал ей:

- Будешь ты с этого дня хозяйкой в доме отца моего Хамыца.

А сам взял себе в жены красавицу Аколу.

По всему нартском у селению гремели веселые свадьбы, и собрались на эти свадьбы все, кто только мог ходить на ногах. Целую неделю ели, пили и веселились нарты.

Как Батрадз избил дзуара нартов

Дзуар - плодотворитель нартов, всегда был незрим, но вдруг он явился нартам, и все могли его видеть. Женщины по одной, по две приходили к нему и просили его: «Дай мне хорошую долю!» «Дай мне хорошую долю!»

Узнала об этом жена Батрадза и подумала: «Надо мне тоже сходить к дзуару».

Вот пришла она к нему и сказала:

- Слава тебе, наш дзуар! Благосклонно прими мои приношенья и пошли мне счастья.

- Поди прочь, - ответил ей дзуар. - Не оказываю я своей милости таким как ты любострастницам.

Что могла ответить женщина на такие слова? Печальная вернулась она домой.

Батрадз в то время был где-то в дальнем походе. Сидит дома жена его и грустит. Вдруг видит - влетела ласточка в дом и села на дымоход. И попросила жена Батрадза ласточку:

- Лети скорее к Батрадзу, если он сидит, пусть встанет, если стоит, пусть не садится больше, а скорее торопится домой.

Полетела ласточка к Батрадзу, передала ему слова жены его. Вскочил Батрадз на скакуна своего и в тот же миг очутился дома.

- Что с тобой? - спросил он жену свою. - Что печалит тебя?

И рассказала ему жена:

- Дзуар наших старших въявь предстал перед нами. Все женщины ходили к нему просить его милостей. Я тоже пошла, но только одну меня назвал он нехорошим словом и прогнал от себя.

Пошел Батрадз в лес, нарубил дубовых веток, наделал крепких палок, взял их подмышку, пришел к дому, в котором жил дзуар нартов, и окликнул его:

- Дзуар нартов, покажи мне свое лицо!

Подумал дзуар, что к нему пришли с молитвой, и выглянул из дома. И тут Батрадз выхватил из подмышки палку и ну, лупить дзуара! Со всех ног кинулся тут бежать дзуар нартов. Гонится за ним Батрадз и колотит его. Одна палка сломается, он схватит другую и продолжает колотить дзуара. Невмоготу стало дзуару, еле добежал он до жилища Уациллата и спрятался там, а Батрадз кричит перед жилищем Уациллата:

- Эй, гулящая корова моя забрела к вам! Выгоняйте ее ко мне из вашего двора, или я вас самих так угощу, что не забыть вам вовеки этого тяжелого дня.

Перепугались Уациллата и выгнали прочь дзуара. Бежит он, спасается дальше, а Батрадз не отстает от него и по-прежнему колотит его: сломает об него одну палку и тут же берется за другую. Так добежали они до жилища Сафата.

Удалось дзуару проскочить к ним в дверь. Вышли все Сафата навстречу к Батрадзу и попросили его:

- Прости его, ради нас, Батрадз! Все равно не выжить ему.

- Чтобы я простил его ради таких, как вы, черноухих? Поскорее выгоняйте его, или кровавый дождь пролью я на вас, - закричал Батрадз.

И пришлось Сафата выгнать дзуара из своего дома, иначе никак не могли они поступить. Дальше бежит, торопится дзуар, а гневный Батрадз, не отставая, преследует его, и огромная дубина гуляет по спине дзуара.

Так, высунув язык, еле добрался дзуар до жилища Тутырта, дауага - покровителя и властелина волков. Сам Тутыр вышел к Батрадзу и попросил его:

- Эй, нарт Батрадз, окажи честь заступнику и прости виноватого.

- Никогда не простил бы я его, но теперь сам вижу: лицо у него с горсточку стало. Да и как могу я отказать такому заступнику, как ты! Пусть ему будет прощение ради тебя, Тутыр, - ответил Батрадз и вернулся домой.

Собрание нартов (или кто из нартов самый лучший)

Именитые нарты сидели на собрании своем в резных своих креслах. Совет держали они о судьбе нартского народа. И один из старейших нартов сказал:

- Нарты только до тех пор были настоящими нартами, пока небо не смело греметь над их головой, когда умели они умирать за свой народ, когда каждый умел сдерживать свои страсти. Нарты тогда были настоящими нартами, когда из уст нартского человека выходила одна лишь правда. Наш народ только тогда может называться по-настоящему народом, когда гордо держит он голову и ни перед кем ее не клонит.

И взял тут слово второй старейшина:

- Соседние народы только до тех пор завидовали нартам, слава о нартах только до тех пор разносилась по всему миру, пока воздержаны они были в еде и в ронге меру знали; не предавались обжорству и разгулу, как предаются сейчас, и от чрезмерного пьянства не теряли стыда, не теряли отвагу и разум.

- Только до той поры народ наш может называться нартским народом, пока младшие будут уважать старшего и почет оказывать ему, пока все мы будем прислушиваться к словам друг друга и пока никто из нартов не будет из-за женщины терять свое достоинство и свою совесть, - так сказал третий старейшина.

Вынесли тут к нартским старейшинам три куска сукна - славные сокровища, сохранившиеся от предков. Один из этих кусков взял в руки Урызмаг и сказал:

- Этим сокровищем старейшие нарты награждают того из молодых нартов, кто обладает наибольшей мудростью, отвагой и благородством. Кто из вас решится взять это сокровище?

И вдруг вышел вперед Хамыц и сказал:

- Этот кусок сукна беру я себе.

Зашумели тут все нарты:

- Вот так так, да ведь ты издавна пугаешься даже тени своей и смолоду и до дня старости твоей ни разу не взглянул в глаза человеку, - говорили они ему.

И ответил тут Хамыц:

- Я не буду с вами спорить. Нет во мне таких доблестей, которыми мог бы я похвастаться, но я, нартские старейшины, прошу прощения у вас за нескромность, есть у меня сын Батрадз. Кто сравнится с ним в храбрости и отваге? Ни одного пятна нет на чести его, и никому не позволит он совершить при себе бесчестье.

И никто не возразил на эти слова Хамыца.

Взял тогда Урызмаг второй кусок сукна и сказал:

- Этим сокровищем нартские старейшины оказывают честь тому, кто наиболее воздержан в пище и питье, кто от рождения и до конца жизни своей, как бы тяжело ни сложилась судьба его, со славой и честью пронес имя человека.

- Этот дар тоже беру я, - сказал опять Хамыц.

И снова зашумели все нарты:

- Нет, не по сердцу нам слова твои! Не по сердцу! Кто из нартов не слыхал о твоем обжорстве, Хамыц! Пируя непрерывно всю свою жизнь, ты хоть раз почувствовал ли себя сытым? Ни разу, сидя за столом пиршества, ты не поднял последнего тоста за обилие и первым не встал из-за стола.

- Не своим именем, а именем сына своего Батрадза беру я это сокровище. Кто кроме него так умерен в пище и питье?

И опять никто не возразил Хамыцу, и опять все замолчали. И снова сказал Урызмаг, взяв в руки третий кусок сукна:

- Этот третий дар нартские старейшины присудили тому, кто из молодежи нашей больше всего благородства проявил по отношению к женщинам и наиболее снисходителен был к жене своей.

- И этого сокровища я никому не уступлю, - сказал Хамыц.

- Да как ты смеешь! - зашумели нарты. - Кто не знает, что ты обладаешь чудодейственным Аркыз-зубом, и стоит тебе улыбнуться и показать его женщине, как становится она твоей жертвой. Да ты к чужой жене сквозь щель в стене пролезешь. А свою жену, урожденную Бценон, ты повсюду с собой в кармане носил. Откуда набрался ты дерзости? - говорили нарты Хамыцу.

- Справедливы все ваши упреки, - ответил Хамыц. - Но кто из вас показал больше благородства и честности в отношении женщин, чем сын мой Батрадз?

И решили тут старейшие нарты испытать доблести нарта Батрадза, сына Хамыца

Батрадз возвращался с похода, и сто всадников выслали ему навстречу старейшие нарты, чтобы напали они на него из засады. Но когда кинулись на Батрадза, то повернул он коня и погнал его, спасаясь бегством. В погоню пустились за ним всадники. Но так как не одинаковы были их кони и одни обгоняли других, преследователи вытянулись в длинную нить по дороге. И тогда Батрадз, неожиданно, повернул коня своего и, - бог избави нас всех от такой напасти! - одного за другим одолел он всех, - окровавленные и израненные разбрелись они по домам.

Целую неделю пировали нарты. Батрадза посадили так, что ни до одного кушанья и ни до одного напитка не смог он дотянуться. Всю неделю сидел на пиру Батрадз, и ни кусочка еды и ни глотка ронга не попало в рот его, но пел он веселее всех и плясал лучше всех. Так выдержал Батрадз второе испытание.

* * *

А перед тем, как Батрадз должен был вернуться из похода, подговорили нарты жену его притвориться, что будто она обманула Батрадза с его молодым пастухом. Вернувшись домой, увидел Батрадз, что голова жены его лежит на руке пастуха. Батрадз осторожно вытащил руку пастуха из-под головы жены своей и подложил ее руку под голову пастуха, сам же вышел во двор, подостлал под себя бурку, седло подложил под голову, лег и до восхода солнца не шевельнулся.

Так убедились нартские старейшины в доблестях Батрадза и нашли, что достоин он получить в дар сокровища предков.

Но не разошлись нарты-старейшины после этого. И разговор о Батрадзе никак не мог замолкнуть.

- То, что Батрадз самый доблестный из молодых нартов, это правда, - говорили они. - Но не довели мы дело до конца. Не узнали мы, как приобрел он эти доблести.

И призвали тут Батрадза на Собрание старейшин и спросили его, как приобрел он эти доблести. И ответил им Батрадз:

- О, лучшие из нартов, не удивляйтесь тому, что я скажу, но отваге и сообразительности в бою научился я у своей охотничьей собаки.

- Как так? - стали спрашивать нарты.

- Пришлось мне однажды, возвращаясь с охоты, проезжать по чужому селению. Собака была со мной, и множество чужих разъяренных псов окружили ее. «Разорвут ее», подумал я. Но, гляжу, собака моя, не теряя времени, изо всей силы помчалась вперед, и все собаки кинулись за ней. Но, преследуя ее, стали они отставать друг от друга, растянулись по полю, и тут собака моя вдруг повернулась и поодиночке покусала их всех. На всю жизнь запомнил я, что если хочешь победить врага, разъедини его, уничтожь его сплоченность, разбей его силу, и добьешься нал, ним победы.

- А где научился ты умеренности в пище и питье? - спросили Батрадза.

- Было это давно, еще в молодости моей, - ответил он. - Однажды, на привале, послали старшие нас, младших, за водой. Дорогой один из нас споткнулся о какой-то маленький комочек, похожий на сморщенный кожаный мешок. Прихватили мы этот мешочек, чтобы набрать в него лишней воды, подошли к роднику, который бежал со скалы, наполнили наши кувшины и подставили наш мешочек. Катится вода в мешок и чем больше наливается в него воды, тем больше он растягивается, но доверху так и не налился. Принесли мы воды, напились охотники, и тут спросили мы старших: «Что это за удивительный мешок, который можно без конца растягивать?» Долго рассуждали бывалые люди и рассматривали этот мешочек. И решили они, что это человеческий желудок. На всю жизнь запомнился мне этот случай, и стал я приучать себя с тех пор к умеренности, стал закалять свой желудок. Свой хлеб разламывал я на четыре части и сначала съедал я только три четверти. А силы у меня не убавлялось, и работал я попрежнему. Потом стал я откладывать еще одну четверть, и оказалось, что полхлеба так же утоляет голод, как и целый хлеб.

Прошло некоторое время, и снова на Нартском Большом Нихасе зашла речь о том, кто самый достойный из нартов. Много опять говорили, а спор все не прекращался. Сырдона в это время не было на Нихасе.

- Спросим-ка Сырдона, - решили нарты. - Он скажет нам, кто самый доблестный из нартов.

Тут как раз пришел Сырдон на Нихас. Спросили его нарты, и он так им ответил:

- Я бы назвал самым лучшим того, кто подтянул бы подпруги своего коня, как делается это перед джигитовкой, и въехал бы на нем в Большой Дом Нарта и, проджигитовав в нем, разогнал бы коня, чтобы он на всем скаку, подобно ласточке, вылетел бы в дымовое окошко. Того назову я самым лучшим, чей копь оставит по Большой нартской долине Кугом след, подобный борозде плуга. Того, кто сумеет пробраться на Божье поле и украсть там себе в жены дочь бога.

Никто из нартов не решился совершить хотя бы один из этих подвигов.

Узнал большелобый Батрадз, сын старого Хамыца, о словах Сырдона. Был он человек большой отваги и решил попытаться совершить то, о чем говорил Сырдон. Подтянул он подпруги коня своего, как делается это перед джигитовкой, после этого разогнал он коня, вскочил в Большой Нартский Дом, проджигитовал по всему дому. Хлестнул он коня плетью, и, как ласточка, взвился конь и выскочил в дымовое окошко. Поехал он на поиски Божьего поля. Поскакал он вверх по Большой нартской долине Кугом, и, как борозда плуга, был след коня его. Сколько он ехал, - кто знает, но вот достиг Божьего поля, взял оттуда дочь бога, и примчал ее в Страну Нартов.

Смерть Хамыца

Почитали нарты старого Хамыца. Не раз ходил он в походы и много добра сделал нартам. Но издавна был зол на него нарт Бурафарныг Бората. А пошло все это с того, что бог Аркыз одарил Хамыца чудодейственным зубом. Стоило Хамыцу улыбнуться женщине и стоило любой женщине увидеть этот зуб, как не могла она уже отказать Хамыцу. Поэтому многие были в обиде на Хамыца.

Вскоре после того, как не стало у Хамыца жены его Бценон, увидел Хамыц жену Бурафарныга и улыбнулся ей. Увидев во рту Хамыца зуб Аркыза, не могла устоять жена Бурафарныга. Надолго сохранил в своем сердце Бурафарныг эту обиду, но боялся он Хамыца и никак не мог придумать, как ему отомстить.

Сайнаг-алдар приходился родичем Бората, и сказали они ему:

- Много обид нанес нам нарт Хамыц. Если бы ты отомстил ему за нас, мы бы никогда не забыли тебе этого.

- Пусть будет так, - ответил Сайнаг-алдар. - Только надо, чтобы Ахсартаггата тоже участвовали в этом деле.

Конечно, не посмели Бората обратиться к самым именитым нартам Ахсартаггата с таким коварным делом. Но недаром Сырдона зовут - коварство неба и хитрость земли, недаром слывет он бедою нартского народа. Сырдон собрал самых последних людей из Ахсартаггата и стал им кричать:

- О, Ахсартаггата, послушайте, что я вам предсказываю: ваша гибель придет от руки Хамыца, потому надо вам убить его.

- Нам всем надо задавить его одним большим камнем, - сказал один невежа из рода Ахсартаггата. - А нето родятся у него еще дети, подобные Батрадзу, и будут они гонять нас, как скотину на водопой, да еще не дадут вдоволь воды напиться.

Много поднялось тут крика. Услышал этот крик Сайнаг-алдар и спросил Бората:

- Расскажите мне, в какое время выходит в поход Хамыц и какую дорогу, обычно, он выбирает.

Рассказали обо всем этом Бората, и начал с этой поры Сайнаг-алдар выслеживать Хамыца. И вот удалось ему выследить Хамыца на привале. Только еще садился Хамыц на своего скакуна Авсурга, как нагнал его Сайнаг-алдар. Не успел Хамыц повернуться к нему лицом, как Сайнаг-алдар ударил его своей кривой саблей. Но, по велению бога, ударилась сабля о зуб Аркыза, и кусок ее кривого лезвия отскочил прямо в небо и месяцем повис над землей. Еще несколько ударов нанес Хамыцу Сайнаг-алдар и убил его насмерть. Привязал он тело Хамыца к седлу его коня, и привез верный конь тело Хамыца к старому дому Ахсартаггата.

Скоро узнали Ахсартаггата, что, по злому умыслу Бората, нанесла им эту кровавую рану жестокая рука Сайнаг-алдара.

Как Батрадз отомстил за смерть отца

Батрадз был в далеком походе и ничего не знал о смерти отца. Похоронив Хамыца, Ахсартаггата решили известить Батрадза, что отец его кем-то убит. Но как узнать, где находится Батрадз? Тогда обратились Ахсартаггата к Вечернему Ветру и попросили его передать Утреннему Ветру, чтоб пронесся он по земле и по небу, отыскал бы Батрадза, Хамыцева сына, и сказал бы ему, что убит его отец, но кем он убит - неизвестно. Если будет Батрадз сидеть, пусть быстро он встанет, если стоя застанет его печальная весть, пусть больше не садится и торопится домой.

Передал Вечерний Ветер печальную весть Утреннему Ветру. Небо и землю облетел Утренний Ветер, нашел он Батрадза и, по обычаю нартов, сначала выразил ему соболезнование:

- Вестником печали послали меня к тебе, на рассвете, именитые нарты. Стальноусый отец твой - Хамыц убит злодейской рукой и ушел уже в Страну Мертвых.

И, узнав печальную весть, оперся на свое копье и заплакал сын Хамыца:

- Навсегда разрушился очаг мой, нежданно огонь задуло в нем...

Тяжелые свинцовые слезы катились из стальных глаз Батрадза. И после того, как плачем развязал Батрадз узел горя в своем сердце, поехал он домой.

Торопился скорее приехать - как же иначе! Вошел в дом и спросил у Шатаны:

- Скажи, мать, кто убил отца моего?

- Я слышала, что своей смертью умер отец твой, дитя мое, не рожденное мною. Кончился срок его жизни, сполна уплачен богу весь долг. Рада я, что сам ты цел и невредим вернулся.

Знала Шатана, что страшна будет месть Батрадза, боялась она за него и не решилась назвать ему убийц его отца.

Но Батрадз сразу разгадал ее хитрость. И попросил он ее ласково:

- Мать, мне захотелось зерен, которые ты так вкусно поджариваешь на плите.

- Стоит ли говорить об этом, дитя мое, - обрадованно сказала Шатана. Быстро поставила она на огонь сковороду и нажарила зерен. Наполнила она поджаренными зернами деревянную чашу и поднесла ее Батрадзу.

- Разве деревянной рукой воспитывала ты меня, мать? - с упреком спросил Батрадз у Шатаны, указав на деревянную чашку.

Тогда голой ладонью взяла Шатана полную горсть горячих зерен и протянула их Батрадзу. Но тут стиснул он руку ее с горячими зернами и спросил еще раз:

- Скорее говори, кто убил отца моего?

Жгли горячие зерна ладонь Шатаны, не стерпела она и сказала:

- Заговор был против отца твоего. Убил его Сайнаг-алдар, а помог убийце Бурафарныг Бората. Поделили они между собой его вещи. Сайнаг-алдар взял его меч, соболью шубу Хамыца захватил Бурафарныг, а коней его резвых угнал Сослан.

- Еду я мстить за смерть отца моего и соберу все его добро, - сказал Батрадз.

Оседлал он коня Хамыца - Дур-дура, вскочил на него и тронул поводья.

- Подожди-ка, - сказала Шатана. Батрадз обернулся.

- Куда ты едешь сейчас? - спросила Шатана.

- С Сайнаг-алдара начну я, - ответил ей Батрадз.

- Э, солнышко мое, мальчик мой любимый, не так-то легко покончить с Сайнаг-алдаром. Только от своего меча суждено ему погибнуть. И раз уж ты решил убить его, то послушай, что скажу я тебе. Каждое утро на рассвете выгоняет Сайнаг-алдар резвых своих коней на водопой к источнику. Вот в это-то время ты и подъезжай к нему. И только увидишь его, скажи ему: «Доброе утро, почтенный старик». Он поздоровается с тобой и спросит: «Откуда бог принес так рано? Сюда и зверь не забегает и птица не залетает. Так как же ты попал сюда?» А ты ему отвечай: «Ничего не могу я поделать со своим молодым ретивым сердцем. Должен мне выковать меч небесный Курдалагон, приготовил я уже угли и железо и вот стал спрашивать у стариков: у кого самый лучший меч, чтобы взять его за образец для моего меча. И тут сказали мне старики, что нет на свете меча, подобного мечу Сайнаг-алдара». И ответит тебе Сайнаг-алдар: «Пусть у этих стариков из семейств уцелеет столько человек, сколько скуют они мечей, подобных моему мечу». Тут обнажит свой меч Сайнаг-алдар. Солнца и луны заблещут на лезвие меча его, и вся земля отразится в нем. Протянет он тебе острием свой меч, но ты сразу оттяни назад своего коня, как будто испугался он сверкания меча. Сделай так, потому что, как только ты возьмешься за острие меча, он убьет тебя. И скажет тебе Сайнаг-алдар: «Э, молодой человек, похоже, что конь твой меча пугается?» А ты ему так отвечай: «Немало мечей блистало в боях перед глазами коня моего». И ты попроси Сайнаг-алдара, чтобы разрешил он тебе взяться за рукоятку меча. Он согласится, и тогда хорошенько осмотри его меч, - на самой середине его будет щербинка, - и тогда ты скажи: «Жалко, такой чудесный меч, а закудрявилось его лезвие». - «Все это из-за нарта Хамыца, чтобы есть ему в Стране Мертвых ослиные кишки. Зазубрился меч мой о его чудодейственный зуб». Ты слушай его, а сам оглядывайся, точно потерял что-то. Когда кончит он говорить, спроси его: «А где восходит у вас солнце, старик? Сторона мне здесь незнакомая, и боюсь я заблудиться». Повернется Сайнаг-алдар, покажет тебе, откуда восходит солнце, и тут ты собери всю силу, и все в твоих руках будет, чему быть суждено. Руби его тогда по шее - нигде, кроме шеи, не возьмет его меч. Только так, а не иначе, сможешь ты убить его».

Поехал Батрадз. Долго ли, коротко ли ехал он, но добрался он до Страны Сайиаг-алдара. Вот на рассвете выгоняет Сайнаг-алдар трех своих коней на водопой к источнику.

Подъехал к нему Батрадз и говорит:

- Доброе утро, почтенный старик!

- Здравствуй, молодой человек! Откуда бог принес так рано? И зверь сюда не забегает и птица не залетает, так как же ты попал сюда?

- Ничего не могу я поделать, почтенный старик, со своим молодым ретивым сердцем. Обещал мне небесный Курдалагон сковать добрый меч. Нажег я углей и добыл железной руды и потом стал спрашивать у стариков: у кого самый лучший меч в мире, чтобы взять его за образец для моего меча? И ответили мне старики: «Нет на свете меча, подобного мечу Сайнаг-алдара».

- Пусть у этих стариков столько человек из семейств уцелеет, сколько будет сковано мечей, подобных моему мечу, - воскликнул Сайнаг-алдар и обнажил свой меч.

Солнца и луны засияли на лезвии его меча, и вся земля в нем отразилась. Протянул Сайнаг-алдар свой меч острием к Батрадзу, но Батрадз натянул поводья, и отпрянул его конь от меча, как будто испугавшись.

- Э, молодец, похоже, что конь твой меча пугается, - насмешливо сказал Сайнаг-алдар.

- Немало мечей блистало в боях перед глазами коня моего, - ответил Батрадз. - Прошу тебя, разреши мне взять меч твой за рукоять.

Сайнаг-алдар повернул свой меч рукоятью к Батрадзу, и тот взял меч за рукоять. Разглядывая меч, Батрадз ахал и качал головой, показывая, что от удивления и восхищения говорить не может. Но, заметив щербинку на лезвии меча, сказал он:

- Ай, ай... Такой чудесный меч, а ведь закудрявилось лезвие его.

- Все это из-за нарта Хамыца. Пусть ест он ослиные кишки в Стране Мертвых! Зазубрился меч мой, ударившись о его чудодейственный зуб.

И, услышав это кощунство над памятью отца своего, так разгневался Батрадз, что трудно ему было далее сдерживаться, и торопливо спросил он алдара:

- А с какой стороны восходит у вас солнце? Страна незнакомая, и как бы мне здесь не заблудиться!

И только повернул Сайнаг-алдар свою голову на восток, Батрадз так рубанул его по шее, что голова Сайнаг-алдара соскочила с плеч и покатилась по земле.

«А ведь нарты могут не поверить, что я убил его», подумал Батрадз. Отрубил он правую руку убитого и захватил ее с собой.

Поскакав к родному дому, крикнул Батрадз Шатане:

- Отомстил, мать, за отца своего. Можешь снять с себя одежды печали.

Вышла Шатана из дома, и бросил он к ее ногам руку Сайнага. А Шатана в ответ сказала:

- Не мог Сайнаг-алдар быть так легко побежденным тобой. Ты отрубил эту руку у какого-то бедного пастуха. Но нетрудно проверить правду твоих слов. Если завтра поутру ветер будет носить пучки золотых волос и мелкий кровяной дождь пойдет на рассвете, - значит, ты, правда, убил Сайнаг-алдара.

И утром, спозаранку, еще затемно, встала Шатана и побежала среди полей - по низинам, неприметными тропами вышла она к Высокому месту. Поднялась, огляделась и сразу увидела: мелкий кровяной дождь крапит поля, и носит ветер пучки золотых волос - это жены Сайнаг-алдара, оплакивая его, рвут свои волосы, и утренний ветер разносит их. Это в горе царапают они свои щеки, и кровавый дождь сеется на землю.

Вернулась домой Шатана и сказала Батрадзу:

- Да пойдут тебе на здоровье все труды мои для тебя, сын мой, много не рожденный. Убедилась я, что отомстил ты за смерть отца. Но грешно и не подобает тебе такого человека, как Сайнаг-алдар, послать в Страну Мертвых с обрубленной рукой. Он ведь тоже отправил твоего отца в Страну Мертвых, но не надругался над телом его. - И Шатана протянула Батрадзу завернутую в шелковую ткань руку Сайнаг-алдара.

Ни слова не возразил Батрадз, взял сверток, сел на своего коня и поехал в страну Сайнаг-алдара. У околицы селения Сайнаг-алдара слез он с коня, воткнул свое копье в землю, привязал к нему коня, а сам пошел к жилищу Сайкага, по обычаю нартов, бия рукой Сайнага свою голову. Люди, пришедшие на похороны, стояли тут же. Вошел Батрадз, отдал почести, подобающие покойнику, а отрубленную руку его положил ему на грудь и сказал:

- Да возрадуется земля праху твоему. Ты убил отца моего, я отомстил за пего. Возмездие совершилось, - вот тебе рука твоя.

Сначала родичи и друзья Сайнаг-алдара, остолбенев от неожиданности, слушали громкий голос Батрадза, но к концу речи его ропот пошел среди них. И люди стали говорить друг другу:

- Олень сам пришел под топор. Убийца здесь, что ж нам мешкать?

И стали они говорить о том, какой казни предать Батрадза. Молча, спокойно слушал их Батрадз.

Вдруг из толпы людей, пришедших отдать покойнику свой последний долг, вышел древний старик и спросил:

- А конь его где, где конь его?

- Вон, у околицы. В землю он воткнул копье свое и к нему привязал коня.

- Раньше, чем говорить о казни, - сказал старик, - подите-ка скорей, вытащите копье его и уведите его коня.

Так и сделали. Но кто ни брался за копье Батрадза, по одиночке и все вместе, даже расшатать его они не смогли.

- Как же вы убьете человека, копье которого вы не можете вытащить? - спросил человек. - Солнышки вы мои, выкиньте эту мысль из головы, если не хотите, чтобы он вас всех уничтожил. Видно, что не от руки простого смертного погиб наш Сайнаг-алдар.

После этого родичи и друзья Сайнаг-алдара решили отпустить Батрадза. Да и как иначе они могли поступить!

По обычаю с почтением попрощался Батрадз с покойником и с теми, кто его оплакивал, вышел за околицу, вытащил из земли копье свое и уехал.

Поехал Батрадз прямо к дому Бурафарныга Бората, въехал он во двор, соскочил с коня и крикнул:

- Бурафарныг, выходи, гость приехал к тебе! Вышел Бурафарныг, узнал Батрадза, схватился за меч, но не успел его вынуть из ножен, как Батрадз отрубил ему голову, и покатилась она по земле. Батрадз вскочил на коня и погнал его, делая вид, что хочет спастись бегством. Погнались за ним семь сыновей Бурафарныга и растянулись они один за другим по дороге. Тут Батрадз повернул обратно коня и всех семерых убил по очереди, одного за другим. После этого Батрадз вернулся домой и рассказал обо всем мудрой Шатане.

Прошло несколько дней, и однажды утром сказал Батрадз Шатане:

- Должен я проведать Сослана, должен я узнать, куда угнал он трех авсургов - скакунов моего отца.

И сказала Шатана Батрадзу:

- Только не убивай его, солнце мое. Никого нет в нашем роду лучше его.

Сослан был в это время в Сухской степи. Он там пас трех авсургов Хамыца и никому не позволял ездить через эту степь. И, увидев издали Батрадза, он крикнул ему:

- Даже птице не позволяю я пролетать через степь, а ты как посмел здесь появиться?

Ничего не ответил ему Батрадз, положил стрелу на тетиву, выстрелил, и Сослан ответил ему тоже стрелой. Так посылали они друг другу свои стрелы, но отскакивают стрелы от тел их стальных, сталкиваются в воздухе, трескаются и разлетаются в мелкие щепки. Обнажили тогда оба нарта свои мечи, съехались, рубят друг друга, но только искры разлетаются из-под их мечей, ударяясь о булатные тела. Вложили они в ножны свои мечи и схватились бороться. Долго боролись, и тут бросил Батрадз на землю Сослана. Вынул он меч и, только хотел отрубить голову Сослану, как вспомнил просьбу Шатаны и сказал:

- Что мне делать? Взяла с меня слово Шатана не убивать тебя, потому что ты лучший в нашем роду. Поэтому прощаю я тебя, а то расстался бы ты со своей головой.

Лежа на земле, улыбнулся Сослан и сказал:

- Радуюсь я, что есть теперь в нашем роду человек сильнее меня. А теперь можешь убить меня.

Но как мог Батрадз убить его! Помог он встать Сослану. Повел Сослан Батрадза в свой шатер и там его угостил с честью, а потом сказал ему:

- Можешь теперь забирать трех авсургов - скакунов твоего отца.

Вывел Батрадз трех авсургов отца своего и поехал в нартское селение. А Сослан его сопровождал.

* * *

Не может Батрадз забыть убийство отца и смертную обиду, которую нанесли нарты его матери. И вот собрал он нартов и сказал им:

- Не без вины вы в смерти моего отца Хамыца и мать мою Бценон вы затравили. Поэтому требую я, чтобы заплатили вы мне за обиду моей матери и за смерть моего отца.

Сказал и ушел Батрадз. Что делать? Как быть? В отчаяние пришли нарты. И тогда заговорил Сырдон:

- Идите к нему и скажите: в смерти Хамыца мы неповинны, но бороться с тобой мы не в силах. Поэтому твои уста вершат суд над нами. Что потребуешь ты от нас, - все мы исполним.

Послали нарты сказать Батрадзу:

- В смерти Хамыца мы неповинны, но бороться с тобой мы не в силах. Поэтому твои уста вершат суд над нами. Что потребуешь ты от нас, - все мы исполним.

И Батрадз велел передать нартам:

- Если мои уста выносят вам приговор, то слушайте. Немногого требую я от вас в искупление вашей вины. Я строю себе дом. Для дома нужны мне столбы из стволов азалий. Для главной поперечной балки нужен мне ствол гребенчука. А верхнюю потолочную балку хочу делать я из ствола ахснарц. Если вы мне все это достанете, то все счеты между нами будут покончены.

У нартов отлегло от сердца, когда услышали они, какой легкой платы требует от них Батрадз. От каждого дома взяли они по паре быков и скорей поехали в лес, чтобы найти там и нарубить деревьев, нужных для постройки дома Батрадза. Ездят, ездят нарты по лесу, и хоть много азалий попадается им, но только до пояса человека достигает азалия и не годится она для столбов дома. Строен и красив гребенчук, но не толще он руки человека и ни одного деревца не нашли они подходящего для поперечной балки. Красив куст ахснарца, но тонки и гибки стволы его, и самый толстый из них годен лишь на палку.

С опущенными головами вернулись нарты из леса, собрались они и сказали Батрадзу:

- Кругом все леса исходили мы, но не нашли азалий на столбы, гребенчука на главную поперечную балку и ахснарца на верхнюю потолочную. Но, может быть, бог умилостивит сердце твое, и ты скажешь нам, чем другим можем мы заплатить за твою обиду?

И ответил им Батрадз:

- Вот кожаный мешок моего отца. Наполните его до краев пеплом пурпурно-шелковых тканей.

Опустив головы, выслушали нарты слова Батрадза. Но что было им поделать! Собрали они шелковые одежды своих жен и дочерей и зажгли из них костер на вершине Уас-куппа. А Батрадз в это время взмолился богу:

- Бог богов, пошли на землю крутящийся вихрь и вертящийся смерч.

И только нарты сожгли шелковые одежды своих жен и дочерей, как прошел по земле крутящийся вихрь, вертящийся смерч, разметал пепел, и даже с наперсток его не осталось. Собрались нарты и сказали Батрадзу:

- Видишь, - мы раздели своих жен и дочерей. Все шелковые пурпурные одежды свезли мы на ослах на вершину Уас-куппа и сожгли там. Но поднялся крутящийся вихрь, вертящийся смерч и даже с наперсток не оставил нам пепла. Скажи, что сделать нам, чтобы заплатить тебе за обиду.

И сказал им Батрадз:

- Не хочу я больше жить с вами. И, чтобы вам избавиться от меня, а мне избавиться от вас, соберите побольше колючек, разведите костер и сожгите меня на этом костре.

Ни одного колючего кустарника не осталось по всей Нартской Стране. Громадную гору собрали нарты. Батрадз взобрался на эту гору на самый верх и сел там, широко раздвинув ноги. Подожгли нарты костер, быстро побежало пламя по сухим колючим сучьям, и вот уже огонь охватил всю гору. Смотрят нарты на громадный костер и надеются, что сгорит, наконец, Батрадз, и избавятся они от него. Все жарче разгорается костер. После красного занялось уже синее пламя, и докрасна раскалился Батрадз. Тут спрыгнул он с костра прямо туда, откуда бил источник, который поил водой все нартское селение. Сразу высох, в пар превратился источник. Изнемогают нарты от жажды, а негде взять им воды. Раскаленный Батрадз сидит на их источнике и не дает нартам воды. И послали тут нарты к Батрадзу детей и стариков, чтоб вернул он воду в нартское селение.

Сжалился Батрадз, вернул нартам воду, но еще не утолилось его сердце, и требовал он плату за смерть отца своего и за обиду матери своей.

Совсем тут отчаялись нарты, ожидая погибели. И тогда сказал им Сырдон:

- Я бы избавил вас от этой напасти, по не цените вы моих благодеяний. Потому заранее назначаю вам цену: каждый год в День Дележа вы будете отдавать мне из скотских стад ленивых бычков и хилых телок, а из овечьих отар - худых годовалых ягнят.

И тут воскликнули нарты в один голос:

- Будь к нам милостив, Сырдон, избавь нас от Батрадза и, что бы ты у нас ни попросил, ни в чем не будет тебе отказа!

Пошел Сырдон к Батрадзу. Идет, а сам думает с опаской: «Пойти ему навстречу, он может принять меня за подстерегающего и убить. Подойти к нему сзади - примет за преследующего». Долго думал Сырдон и придумал. Увидев, что Батрадз вышел из дома, Сырдон, как бы не видя его, показался у него на дороге и стал бить себя палкой по голове, стонать и плакать:

- Нареченным братом моим был Хамыц! Знаю я убийц его, но нет у меня сил отомстить им!

- А кого ты еще знаешь из тех, кто убил моего отца? - спросил его Батрадз.

- От тебя я ничего не скрою. Отец твой убит по наущению духов и дауагов, земных и небесных. Сейчас все вместе собрались они в высокой Уарпской крепости и судят они там душу Хамыца.

После этого собрал Батрадз нартов и сказал им:

- Привяжите меня к стреле и пустите эту стрелу в Уарпскую крепость.

Нарты так и сделали. Привязали его к стреле. Нацелили стрелу в Уарпскую крепость и выстрелили. Полетел Батрадз, пробил стену крепости, выхватил меч свой и начал рубить духов и дауагов, земных и небесных. Во все стороны отлетают отрубленные руки и крылья. Мало кому из них удалось спастись от этого побоища.

Смерть Батрадза

И начал Батрадз войну с духами и дауагами, земными и небесными, где только ни настигал он их, там уничтожал и калечил. Собрались тут все духи и дауаги и пришли жаловаться богу:

- Нет нам житья от Хамыцева сына Батрадза. Пошли на него погибель.

- Не знаю я, как вам помочь, - ответил бог. - Помимо моей воли появился он на свет, и нет в моих руках погибели для него.

Когда узнал Батрадз, что духи и дауаги пожаловались на него богу, он подумал с любопытством:

- Как же могущественен тот бог, которому жалуются на меня духи и дауаги, земные и небесные? Пойду и навещу его.

Снарядился Батрадз в дальнюю дорогу и направил коня своего в небесное жилище бога. Когда узнал бог, что едет к нему Батрадз, бросил он ему на дорогу мешочек, который равен был по весу тяжести всей земли. Батрадз хотел, не слезая с коня, поднять этот мешочек рукоятью плети своей зацепил, потянул к себе, и конь его по самый живот увяз в земле, а рукоять его плети сломалась. «Что за чудо?» удивился Батрадз, слез с коня, обеими руками схватился за мешочек - сдвинул его немного, но сам по колени ушел в землю. Оставил мешочек Батрадз и поехал дальше.

Бросил тогда бог на дорогу Батрадзу клубок золотой пряжи. Была эта пряжа так же длинна, как корешки всех растений, какие только растут на земле, и так же крепка, как все эти корни.

- Пожалуй, этот клубок пригодится мне, - сказал Батрадз. - Я отвезу его Шатане для починки шубы.

Не слезая с коня, нагнулся Батрадз и взял в руки клубок. Хотел он поднять его, но клубок не сдвинулся с места. Соскочил тогда с коня Батрадз, но сколько ни старался он поднять клубок, не смог поднять его.

- Есть еще на свете сила сильнее меня, - сказал Батрадз и повернул коня обратно.

Но тут навстречу попались ему семь сыновей Уастырджи и семь сыновей Елиа - повелителя громов. Кинулся Батрадз на них и сразу убил трех сыновей Уастырджи и трех сыновей Елиа. А те из них, кому удалось избежать погибели, полетели к богу и просят его:

- Боже, кто дороже тебе - мы или сын Хамыца - Батрадз?

И тогда сказал им бог:

- У меня нет на него погибели. Только своей смертью может погибнуть он. Идите и скажите Солнцу, чтобы оно за один день послало бы на землю весь тот жар, который оно должно отдать за целый год. А вы сумейте заманить Батрадза в степь Хазма и там сражайтесь с ним. Камнями бейте по свинцу, чтобы стал свинец крепче камня, и на Батрадза обрушивайте эти свинцовые глыбы. От жаркого боя в этот жаркий день он как огонь раскалится и кинется к своему источнику, чтобы остудиться, но я высушу его источник. Тогда он бросится к морю, но море тоже высохнет в этот день.

Собрались духи и дауаги, земные и небесные, и сообщили Солнцу веление бога. И тогда Солнце послало на землю весь тот жар, который должно было оно дать за целый год. В степь Хазма заманили духи и дауаги Батрадза и встретили его там градом крепко сбитого свинца. Батрадз отвечал им своими стрелами и насмерть поразил еще четырех сыновей Уастырджи и трех сыновей Уацилла. Но не кончилось на этом сражение духов и дауагов со стальным Батрадзом. Солнце жжет все сильнее, и как огонь раскалился Батрадз.

- Дайте срок, я охлажусь и тогда еще покажу вам! - пригрозил Батрадз. Подбежал он к источнику, но ни капли воды не было в нем. Кинулся он к морю, но до дна высохло море. Загорелся, запылал Батрадз, и мигом дотла сгорела у него та единственная кишка, которая осталась незакаленной, когда закалял его Курдалагон. И как только сгорела эта кишка, повалился Батрадз и умер.

Неподвижно лежит тело Батрадза, а духи и дауаги летают над ним. Но вдруг от тела Батрадза поднялся такой ядовитый запах, что многие из духов и дауагов тут же попадали на землю и поумирали, а оставшиеся пошли к богу и снова жалуются ему:

- Страдали мы от него живого, но еще больше страдаем мы от него, когда он умер.

- Идите и похороните его в небесном склепе Софи, - сказал бог.

Полетели тут духи и дауаги к телу Батрадза, но даже все вместе не могли они сдвинуть его. Подпрягли духи и дауаги двенадцать пар волов, взялись вместе с ними, но где там! - не двинулось с места стальное тело Батрадза.

Опять полетели они к богу, и он сказал, чтобы они запрягли двух бычков, которые родились в те дни года, которые посвящены волчьему властелину Тутыру, - таинственной силой обладает скотина, родившаяся в эти дни. Когда запрягли духи и дауаги двух бычков, родившихся в дни, посвященные Тутыру, и потянули они тело Батрадза, то - как же иначе! - сдвинули эти два бычка тело Батрадза с места и привезли его к склепу Софи. Но на том дело не кончилось. Никак не вдвинется в склеп тело Батрадза. Вносят головой вперед, - оно упирается локтями и застревает в двери. Вносят ногами вперед, - ноги расходятся, и не проходит тело в склеп. Опять полетели духи и дауаги к богу и рассказали ему об этом.

- Погребальных даров требует от меня Батрадз, - сказал бог и три слезы уронил он на тело Батрадза.

После этого тело легко внесли в склеп и там его похоронили. А слезы бога скатились на землю, и в тех местах, где упали они, встали три святилища: Таранджелос, Мыкал-габырта и Реком.

Ацамаз

Ацамаз и алдар Мысыра

Почетный дар прислали нарты Нашран-алдару. Что же поднесли они алдару? Из отборной шерсти белых баранов сваляли для него бурку белоснежную.

Но тут же пришла к Нашран-алдару горестная весть: «Мысыр-алдар любимую жену твою похитил».

И послал Нашран-алдар глашатая к нартам:

- Каждый нартский дом должен выставить воина в мое войско. Кто не выставит воина, у того в наказание приказываю зарезать вола для меня, огонь очага залью водой, а пепел развею по ветру.

Все нартские дома, конечно, послали воинов Нашран-алдару. Собрал Нашран-алдар войско и видит, что только один дом не прислал воина - дом старика Аца. Мать Нашран-алдара была родом из этого дома. Старшие сыновья Аца были в то время в отлучке, а младшего, по имени Ацамаз, еще не отняли от груди.

Две матери было у Ацамаза, одна та, что родила его, а другая, которая нянчила. Спеленали они его, положили в колыбель и, сидя по обе стороны, качали колыбель и баюкали Ацамаза: «Алоллай, Алоллай!.. Из черного и синего булата колыбель скована твоя, из спины великана вырезаны ремни-перевязи колыбели твоей! И неведомо тебе, что вола нашего заколют, что зальют водой наш очаг и по ветру развеют его пепел. Красавицу жену похитили у Нашран-алдара, и некого нашему дому послать в войско алдара!»

Так пели они, и вдруг из колыбели сказал им младенец:

- Я пойду в войско Нашран-алдара.

- Разве стали бы мы плакать, если бы ты мог пойти в войско Нашран-алдара! - сказали обе матери.

Ничего не ответил им мальчик, только потянулся, уперся в одну боковину колыбельки, вылетела стальная боковина и так раскалилась, пока летела, что когда упала она в море, до дна высохло море. Уперся он в другую боковину, вылетела стальная боковина и так долго она летела, что докрасна раскалилась, и когда упала она в лес, синим пламенем вспыхнул лес. Уперся мальчик головой в булатное изголовье, - на Черную гору обрушилось изголовье, и тут же: во все стороны расползлась Черная гора.

А мальчик выскочил из колыбели и сказал:

- Дайте мне коня и доспехи. Да поскорее, чтобы догнать мне войско Нашран-алдара!

Побежали матери к Аца - отцу Ацамаза - и сказали ему:

- Сын твой уходит на войну.

- Разве может это быть? - спросил Аца. Ведь - он еще лежит в колыбели.

- Разломал он свою колыбель, выскочил из нее и просит коня и доспехи.

- Что ж, дайте ему уздечку, и пусть пойдет к нашим табунам. На вершину холма ему нужно подняться, махнуть уздечкой, и конь сам подбежит к нему, - пусть берет он себе того коня.

Дали Ацамазу уздечку, взбежал он на холм, помахал уздечкой, и конь тут же подбежал к нему. Не меньше скирды был этот конь, но, только Ацамаз вскочил на него, подломилась спина у коня. Напрасно мальчик бил уздечкой коня, не встал больше конь. И с плачем тут сказал Ацамаз:

- Если не было у моего отца лучшего коня для меня, чем ты, то пусть его на том свете ослиными кишками кормят, старого Аца.

С плачем пришел домой Ацамаз, и рассказали старому Аца:

- Сын твой помахал уздечкой, на холме стоя. И подбежал к нему конь. Но едва вскочил на него твой сын, подломилась спина у коня. А теперь вернулся домой твой сын, плачет и приговаривает: «Если не было, - говорит, - у моего отца лучшего коня для сына, то пусть будет за это возмездие в Стране Мертвых старому Аца».

- Есть ведь у меня конь получше, - сказал на это старый Аца, - но только я сам могу на нем ездить. Спрятан он в подземельи, бьет он копытом и грызет железные удила, ожидая, когда его оседлают. Но не посмеет мой мальчик подойти к такому коню, да и конь не подпустит к себе мальчика.

Но узнал Ацамаз о коне своего отца, пришел к отцу и сказал:

- Прошу тебя, отец, дай мне ключи от подземной твоей конюшни. Хочу я взглянуть на твоего коня.

Доверил Аца сыну своему ключи от подземной конюшни, открыл мальчик тяжелую дверь, - темно в подземельи, только острые уши коня видны. В навозе стоит конь. Как козленка схватил за ногу коня Ацамаз, вытащил грязного из конюшни, намылил его нартским чудесным арык-мылом и в ключевой воде выкупал, взнуздал его хахийской харх-уздечкой, семь чепраков, искусными бабийскими мастерами сделанных, положил он на коня, оседлал его седлом в ангушской оправе. Вскочил Ацамаз на коня, вскинулся конь и до самых небес подкинул мальчика. Но Ацамаз тут же пулей упал на коня и уцепился за его подпругу под брюхом.

Еще раз вскинулся конь, сбросил он Ацамаза на землю, и глубоко в землю зарылся Ацамаз, но тут же снова вскочил он на коня и спрятался под высокую луку седла. Огляделся конь кругом и спросил:

- Куда ты делся, юноша?

- Так я же на тебе сижу!

И тогда сказал конь:

- Значит, годишься ты мне в седоки. И ответил ему Ацамаз:

- Ты тоже, пожалуй, годишься мне, пока будем мы по грязи тащиться, но потом подыщу я коня, который достоин меня.

Грустно вздохнул конь и сказал:

- Ох, ох!.. Обидны слова твои и на половину уменьшили они мою силу.

И ответил ему Ацамаз:

- Случается, что ребенок и углей по глупости наестся. Не обижайся на меня, я еще маленький. Не найду я коня лучше тебя.

И велел тут маленький Ацамаз сказать отцу своему:

- Я сел на твоего коня, теперь дай мне свои доспехи.

- По силам ли будут они тебе? - спросил его отец. - Ты дай мне доспехи, а там видно будет, - ответил мальчик.

Передал старый Аца своему сыну - маленькому Ацамазу - свой колчан со стрелами, лук и кольчугу и трех своих стальнокрылых коршунов, сопровождавших его на войну и охоту, и трех своих быстроногих гончих собак.

Надел на себя Ацамаз доспехи отца, взял в руки его оружие и сказал двум своим матерям:

- Взгляните, каков я на коне?

- Как лунный свет сияет на горных вершинах, так сияешь ты на своем коне, - ответили ему матери.

И сказал Ацамаз:

- Сейчас я уеду, известите об этом моего отца. И тогда старый Аца призвал к себе Ацамаза:

- Подойди ко мне, я научу тебя, как собираться в поход. Собираясь, бывало, в поход, брал я с собой по одной плети в подарок каждому боевому товарищу, и для каждого военного костра, у которого садятся семь воинов, заготовлял я по семь шашлыков. Так же сделай и ты. Сколько бы ни было воинов в войске Нашран-алдара, для каждого изготовь по плети. Догнав войско, остановись от него подальше, сосчитай их костры и столько же костров зажги сам. У каждого костра воткни в землю по семь шампуров с шашлыками и столько в землю вкопай коновязей, сколько всадников в войске Нашран-алдара. А теперь поезжай, и пусть прямую дорогу укажет тебе бог.

Уехал Ацамаз. Вот скачет он по дремучим лесам, охотится по пути и убивает оленей и диких коз, которые встречаются ему. Снимает он шкуры с них и режет на тонкие ремешки, плети сплетает он из этих ремешков. Сплел он столько плетей, сколько было воинов в войске Нашран-алдара.

Долго ли, коротко ли ехал он, - вот, на берегу моря, догнал, наконец, войско Нашран-алдара. Не пустило их море в страну Мысыр. Годы прошли, а все никак не могли перейти море воины Нашран-алдара. Так долго стояло войско, что у юношей поседели усы. Многочисленно было грозное войско Нашран-алдара, и не только люди, но великаны-уаиги, черти - жители преисподней, и зэды - неисчислимые духи земли и неба служили Нашран-алдару.

Остановившись вдали от войска, сосчитал Ацамаз, сын Аца, костры и столько же зажег он костров, сколько их было в войске Нашран-алдара. Увидел Нашран-алдар костры Ацамаза и сказал:

- Что это за диво еще? Сколько воинов собралось в моем войске, здесь и уаиги, и черти, и зэды, и доблестные нарты, - все мы идем воевать в страну Мысыр и только море не пустило нас. Но что же еще за войско, столь же многочисленное, как наше, развело позади нас все эти костры? Идите и узнайте, что это за войско.

Семь всадников погнали коней к стоянке маленького Ацамаза и, увидев его одного среди костров, спросили:

- Кто ты такой? Неужели ты один зажег все эти костры?

- Я тоже ваш боевой товарищ, - ответил им Ацамаз. Вернулись всадники к Нашран-алдару.

- Так-то и так-то, - сказали они, - сидит среди этих костров один лишь юноша безусый, и кроме него нет там войска. Спросили мы его и услышали от него: «Я тоже ваш боевой товарищ».

- Живо скачите и приведите его сюда, - сказал Нашран-алдар.

Прискакали всадники к Ацамазу и сказали ему:

- Нашран-алдар приглашает тебя к себе.

- Пусть он сам приедет ко мне. Я к нему не поеду, - ответил им Ацамаз.

Прискакали всадники к Нашран-алдару и передали ему слова Ацамаза.

Тогда Нашран-алдар поднял все свои войска и повел их туда, где горели костры Ацамаза.

Приветливо встретил их Ацамаз и сказал:

- Для всех ваших коней приготовил я коновязи. Слезайте с коней и привяжите их. А потом пусть каждая семерка воинов выберет себе костер и сядет вокруг него.

Так сделали. И хватило костров на все войско Нашран-алдара. И когда все воины, найдя возле костров шашлыки, насытились ими, обошел Ацамаз все костры и каждому воину вручил по плети. И потом сказал он Нашран-алдару:

- Ты, верно, не знаешь меня? Я Ацамаз, сын Аца. Очень обрадовался Нашран-алдар, что сын старого Аца прибыл в его войско.

И спросил Ацамаз Нашран-алдара:

- Как же будем мы перебираться через море? Может быть, следует спросить совета у всех твоих воинов, - вдруг кто-нибудь из них укажет нам правильный путь?

Нашран-алдар согласился с этим. Подскакал он туда, где зажжены были костры зэдов и спросил:

- Не сыщете ли вы путь через море?

- У нас есть крылья, - ответили зэды. - Мы можем перелететь через море, но если люди не будут воевать, мы тоже ничего сделать не сможем.

К чертям подъехал Нашран-алдар.

- Может быть, вы отыщете путь через море?

- Мы подземные жители, и если нужно, под морским дном мы пройдем. Но только тогда можем мы воевать, если вместе с нами будут воевать люди.

И спросил тогда Нашран-алдар уаигов:

- Может быть, вы что придумаете?

- Мы можем вброд перейти море, но взволнуем мы море, и если люди пойдут вслед за нами, то они погибнут.

И спросил тогда Ацамаз своего коня:

- А что мы придумаем с тобой? Как нам перебраться через море?

- Нечего нам придумывать. Ударь меня три раза плетью, да с такой силой, чтобы с ладони твоей слезла кожа, и в тот же час мы будем на том берегу.

Три раза ударил Ацамаз плетью коня, прыгнул конь, и море даже копыт его не омочило. И очутились они на том берегу.

Вот перед ним страна Мысыр. Встретил Ацамаз людей Мысыр-алдара и велел передать Мысыр-алдару:

- Идет на тебя Нашран-алдар со своими войсками. И послал алдар Мысыра ответ Нашран-алдару:

- Чем лить нам кровь наших войск, вступим, давай, в единоборство, и если убьешь ты меня, то народ мой и страна моя покорятся тебе, а если я тебя убью, то твоя страна и твой народ покорятся мне.

Доставил Ацамаз это слово Мысыр-алдара Нашран-алдару.

Напугался Нашран-алдар и стал искать, кого бы вместо себя послать на единоборство. И к зэдам, и к чертям, и к уаигам подходил он и говорил:

- Не найдется ли среди вас такой, что мог бы вступить в единоборство с Мысыр-алдаром?

Но никто из зэдов, чертей и уаигов не набрался смелости, чтобы вступить в единоборство с алдаром Мысыра. Тогда позвал к себе Нашран-алдар воинов нартов и спросил их:

- А вы что скажете?

Сказал юный Ацамаз, сын Аца:

- Я пойду с ним биться. Но о смерти или жизни моей пошлите вы весть моему старому отцу Аца.

Опять перескочил через море Ацамаз, и Мысыр-алдар тоже выехал ему навстречу. Со стрел начали они, изрешетили стрелами друг друга и к вечеру, окровавленные, прекратили поединок. Еле живой добрался до дома алдар Мысыра. Ацамаз же остался среди поля один. Никого не было с ним, кто бы мог вылечить его раны. А жена Мысыр-алдара, та самая, которую похитил он у Нашран-алдара, умела исцелять раны. Если даже умирающему удавалось добраться до нее, стоило ей провести руками по телу его, как сразу затягивались все раны его, и он становился таким, словно и не был никогда ранен.

Наутро, когда рассвело, с залеченными ранами, бодрым выехал Мысыр-алдар. Ацамаз же вступил в бой, весь израненный.

Опять стали биться они, и только ночная тьма прервала этот бой.

Снова полумертвый добрался до дома Мысыр-алдар, и спять Ацамаз один, весь израненный, остался на месте поединка. Изнемог Ацамаз и подумал: «Что мне делать теперь? Если он завтра снова придет с залеченными ранами и полный сил, он убьет меня непременно». И решил Ацамаз притвориться мертвым.

Когда приехал наутро Мысыр-алдар на место поединка, увидел он, что неподвижно лежит Ацамаз.

- Вставай, будем драться, - сказал ему Мысыр-алдар, но не пошевелился Ацамаз, и решил Мысыр-алдар, что он умер. Обрадованный вернулся он домой. Встретила его жена и спросила:

- Почему ты сегодня так скоро вернулся?

- Я убил того, с кем сражался.

- А как ты поступил с телом его?

- Я оставил его среди поля.

- Это грех так делать, - сказала ему жена. - Надо пожалеть его. Ведь ты когда возвращался, живого места не было на тебе, и если бы я не исцеляла тебя каждый день, неизвестно, чем бы кончился ваш поединок. А ведь у того, кто сражался с тобой, не было друга, который исцелил бы его. Нельзя оставлять его труп в поле. Вернись, поставь четыре высоких столба из осины, положи его в гроб и подыми этот гроб на столбы и оставь его там, чтобы не растерзали его тела лисицы и волки.

Алдар Мысыра вернулся на место поединка и сделал все так, как сказала ему жена. Поставил он четыре высоких столба, поднял на них гроб, устроил ему караз, а сам вернулся к себе домой.

Когда он ночью уснул, то жена его тайком поднялась с постели, обернулась голубкой и полетела на погребальную вышку, где лежало в гробу тело Ацамаза. Подняла она крышку гроба, рассмотрела его и грустно сказала:

- Жаль, что ты умер. Был бы ты жив, я, конечно, спасла бы тебя.

И вдруг ответил ей Ацамаз:

- Верь мне, я жив.

И тогда дохнула она на него, поднялся Ацамаз из гроба и стал он таким, каким был до поединка. Ни одной раны, ни одной царапины не осталось на нем. Обрадовалась она, расспросила его обо всем, обласкала и, опять превратившись в голубку, полетела домой. Ацамаз же выследил ее и вступил в дом Мысыр-алдара.

Вздрогнул Мысыр-алдар во сне, и спросила его жена:

- Что с тобой? Что привиделось тебе?

- Видел я во сне, что тот юноша, которого я убил, перерезал мне горло на спинке кровати моей мечом, что родился вместе со мною.

И ответила ему жена:

- Это раны твои заживают. А юношу того едят, верно, черви.

Немного прошло времени, и снова вздрогнул на своей постели алдар Мысыра.

- Что с тобой? Отчего ты снова вздрогнул?

- Нет, право, какое-то несчастье предвещает мне этот сон. Будто юноша тот, которого я убил, достал из-под моего изголовья меч, который родился вместе со мной, и перерезал мне горло на спинке моей кровати.

- Чего тебе бояться? Это раны твои заживают. Никогда не сбывается сон таким, как видят его. Спи, усни, мое солнышко, наверное уже черви съели того юношу.

Снова уснул алдар Мысыра. В сон, еще более глубокий, впал он и вдруг снова вздрогнул всем телом.

- Ну, что с тобой? Почему лишаешь ты себя сладости сна?

- Все юноша этот! Он будто достал из-под моего изголовья тот меч, что родился вместе со мной и, не дав подняться мне с ложа, перерезал мое горло, и хлынула кровь моя по всему нашему дому.

- Спи, усни, не принимай близко к сердцу сны. И чего тебе бояться этого юноши? Его кости, верно, гложут волки в открытом поле.

Ацамаз подслушивал их разговор и, узнав, где спрятан меч алдара, достал из-под изголовья Мысыр-алдара меч его и на спинке кровати перерезал горло алдару. Потом Ацамаз собрал все сокровища алдара, посадил на седло к себе жену его и привез ее к войску Нашран-алдара.

- Вот тебе твоя красавица-жена, - сказал он Нашран-алдару. - Живите счастливо.

Поблагодарил Нашран-алдар Ацамаза, сына Аца, за то, что спас он от алдара Мысыра все войско Нашран-алдара и сохранил жизнь нартским воинам.

Вернулся Ацамаз в Страну Нартов. Скот и сокровища Мысыр-алдара раздал он нартам. К тому времени совсем одряхлел старый Аца, но жена Нашран-алдара дохнула на него, и Аца стал молод.

Ацамаз и красавица Агунда

Ацамаз играет на свирели

Три сына было у старого Аца. Когда умер он, стали братья делить наследство. Долго делили и все никак не могли сговориться, и дело у них доходило до ссор.

Почтенные нартские мужи старались их рассудить. Но не смогли они разделить наследство так, чтобы остались довольны сыновья Аца. Семь раз собирались нарты на Нихасе, судили-рядили об этом деле, по решить его не могли.

Небогат был старик Магуйраг, самый старый из нартов. Вечной слезой сочились погасшие глаза его. Сам взялся он быть посредником в разделе наследства, и он так рассудил: старшим сыновьям отдал скот, а младшему одну только вечную золотую свирель старого Аца.Старшим братьям понравился такой раздел. Ацамаз тоже не стал спорить. Золотую свирель, которая досталась ему в наследство, подарил отцу Ацамаза сам Афсати - покровитель охоты. Вместе с небожителями Никкола и Уастырджи гостил Афсати у нарта Аца, и поклялись тогда в вечной дружбе нарт Аца и небожитель Афсати. Много подарков предлагал Афсати своему другу. От всего отказывался Аца и только золотую вечную свирель принял - он от друга.

Теперь эта свирель была в руках Ацамаза. Взял он ее и пошел на Черную гору. И так прекрасен был Ацамаз, что когда шел он мимо Нихаса, то нарты, которые сидели там, говорили:

- Не Бонварнон ли, светило восхода и заката, выглянул из-за гор?

- Нет, не Бонварнон это, а удалой маленький Ацамаз, сын Аца, уходит в горы.

- Не звезда ли трав Кардагсталы показалась на Востоке?

- Нет, это не Кардагсталы, - сказали старики на Нихасе. - Это маленький Ацамаз, сын Аца, взяв свою золотую свирель, подымается на вершину Черной горы, туда, где живет дочь Сайнаг-алдара.

Единственная дочь была у Сайнаг-алдара, и кроме нее не было у него детей. Нежно любил Сайнаг-алдар свою дочь - красавицу Агунду. До самых пят падала тяжелая шелковая коса Агунды, ясному дню после дождя подобен был взгляд ее черных глаз, и за какую работу она б ни бралась, хватка у нее была спорая и быстрая, хватке волка подобная. Что же сказать о походке ее, когда, подобно лебедю плывущему, шла она, из статных статная, рано утром за водой, плавно колебля гибкий свой стан, и месяц светил в медном кувшине, который несла она на спине, и яркое солнце сияло на лице ее.

Пышной пеной покрывались кони юных нартов - охотников за резвыми оленями, когда они джигитовали у подножья Черной горы, чтобы привлечь взгляд красавицы Агунды. Но ни на одного из них не взглянула красавица Агунда с вершины Черной горы.

Много подошв из воловьей кожи стоптали старейшие нарты, которым приходилось ходить сватами на вершину Черной горы к дочери Сайнаг-алдара, красавице Агунде. Все молодые нарты посылали сватов к Сайнаг-алдару, но ни за кого из них не захотела выйти замуж красавица Агунда.

Маленький сын Аца, удалец Ацамаз, взял с собой единственное сокровище, оставшееся от отца - вечную свирель. Искусно была наложена чернь по золотому стволу ее. Взошел на Черную гору удалец Ацамаз, забрался на самый высокий утес, приложил он свирель к губам и заиграл. И под чистые звуки его золотой свирели по-бычьи взревели, закинув ветвистые головы, рогатые олени и пустились в дробный пляс. И в глубине дремучего леса пугливые серны, подпрыгивая выше деревьев, начали свою легкую пляску. С крутых черных скал Черной горы сбежали черные козлы, стремительный симд завели они с круторогими турами, - чудеса проворства показали они в этой пляске. Взбежали на обрывы пугливые лани и козули, смотрят они вниз в долины, где начались грозные игры, где мужья их бьются рогами. Не утерпели зайцы и лисицы, наперегонки погнались они друг за другом по гладкой равнине. И все дикие звери - скот Афсати - стадами собрались под отвесными скалами. И все домашние звери - скот Фалвара - отарами и стадами потекли по широким лугам.

Старается, играет удалой Ацамаз, и до каждого сердца долетает золотой голос свирели его. В высоких южных горах разбудила она чернобурых медведей в их теплых берлогах. Ворча и рыча, проснулись они, оставили берлоги свои и в тайной глубине дремучего леса начали свой грузный симд.

И вот на бурых полях раскрыли свои лепестки самые красивые цветы земли. Изголодавшиеся пчелы и беспечные бабочки полетели с одного сладкого цветка на другой, и жужжание поднялось над полями.

Громко запели лесные птицы, на разные голоса вторят они из глубины лесов Ацамазу.

Серые дрофы и черные аисты вышли на широкую Гумскую равнину и завели такую пляску, что весь мир с восхищением глядит на них.

Но вот облака и тучки волнистыми грядами потянулись над землей и пролили они теплые слезы, увлажняя землю на опушках дремучих лесов. Гром прокатился над землей! Каждая былинка, ликуя, охорашивается под дождем.

А волшебные пальцы Ацамаза еще быстрее забегали по свирели, и зеленые волны прокатились по вершинам дремучих лесов. И ни травинки не было на скалистых склонах, но вот зеленым шелком оделись они.

И стали тут горы громовыми голосами вторить свирели Ацамаза. В пляс пошли Черная гора с Белой горой, и потрескалась Черная гора, и белым песком растеклась Белая гора.

Еще слаще заиграл маленький Ацамаз, - и все в мире пробудилось. Таять начали вечные ледники, с громовым шумом устремились вниз по своим тесным ущельям на широту равнин. И весь мир весело оглядело весеннее солнце красивым глазом своим. Вышли люди из жилищ, и каждый во всю ширь груди вдохнул животворящего воздуха и сладко потянулся. Все восемь ладов свирели Ацамаза на восемь языков заговорили, еще чудеснее запели над миром, и вот раздвинулся сплошной скалистый отвес Черной горы, дверь там открылась узкая, как щель, выглянула Агунда-красавица из жилища отца своего, владетеля Черной горы. Дошла до сердца ее песня удальца Ацамаза, и, оставив свое рукоделье, захотела она взглянуть на него. «Как же так? - подумал Ацамаз; - ведь даже солнце ни разу не видело красавицу Агунду. Никогда не выходит она из отцовской башни в недрах Черной горы, - так почему теперь взглянула она на меня, стоя на выступе крутой скалы?»

Пламенем любви охвачен Ацамаз, и красавица Агунда, увидя его, тоже затрепетала от любви. Но скрыла она свою любовь. Высоко на выступе каменного утеса Черной горы стояла она, сверху вниз глядела на удалого Ацамаза.

- О, славный юноша, младший из нартов, сын Аца - Ацамаз, - сказала она. - Живи на радость матери своей, а я только одного хочу от тебя, подари мне свою вечную золотую свирель.

Обидели эти слова маленького Ацамаза. Со всей силы отбросил он золотую свирель, и на мелкие осколки разбилась она о выступ Черной горы. Отвернулся Ацамаз от красавицы Агунды и, опустив голову, пошел к себе домой.

И тут гордая наследница Сайнаг-алдара Агунда-красавица сошла со своей скалы, бережно собрала золотые осколки свирели и принесла их домой. Ударила она по ним своей войлочной плетью, слились они вместе, и вот снова точно не разбивалась вечная золотая свирель. В красный шелк завернула свирель красавица Агунда и глубоко спрятала ее в перламутровом своем девичьем сундуке, где сберегала приданое.

Печально возвращается домой маленький сын Аца, удалой Ацамаз. Вдруг видит он, небожители Никкола и Уастырджи едут навстречу ему. И такой свет исходит от их коней, что потемнело в глазах у маленького Ацамаза. Из породы Авсургов, из табунов Уастырджи - покровителя путников, были их кони. Небесным Курдалагоном подкованы они, и, подобно кремню, высекают искры их подковы. Так едут они, оглядывая мир. С левой руки высится Бештау, а впереди - дальние равнины. Придержали они коней, встретив сына Аца, маленького Ацамаза, и так спрашивали его:

- Пусть пряма будет твоя дорога, удалец Ацамаз! - Куда ты бредешь, спотыкаясь?

- Поникла твоя голова, уж не болен ли ты?

- Куда дел ты свою чудесную свирель? И ответил им Ацамаз:

- Слава вам, небожители. Вот если бы вы пошли сватами к дочери Сайнаг-алдара Агунде и сосватали бы ее за меня, перестал бы я ходить спотыкаясь и с поникшей головой.

Согласились Уастырджи и Никкола, пошли сватами они к Сайнаг-алдару и сказали ему:

- Мы сваты сына нарта Аца, удальца Ацамаза. Обязанность сватов на наших плечах. Что можно сказать плохого о сыне Аца? Был его отец среди нартов всегда в почете. Из молодых нартов Ацамаз - лучший, а своей игрой на свирели открывает он все сердца. Что и говорить! Неплохим родственником будет он в вашей семье, будет он вам как кровный брат. Родился он под счастливой звездой, и если бы ты, Сайнаг-алдар, был милостив к нам, то, отдав свою дочь за Ацамаза, ты сделал бы его счастливым.

Пошел Сайнаг-алдар к своей единственной наследнице, красавице Агунде, и вот что сказала ему Агунда:

- Пусть сын Аца, маленький удалой Ацамаз, пригонит на наш двор сто оленей, в одном году родившихся. Если сделает он это, значит, он достоин меня.

Не хотелось Сайнаг-алдару выдавать дочь свою замуж, и когда услышал он ответ ее, от радости поднялись его брови и осветилось его лицо. Вышел он к сватам и передал им ответ дочери.

С поникшими головами вернулись с этого сватовства Никкола и Уастырджи. Разве под силу было маленькому Ацамазу поймать сотню оленей, родившихся в одном году!

Услышав ответ Агунды-красавицы, не домой, а в дремучий лес пошел Ацамаз. Грустно стало ему после ответа Агунды. «Или изловлю сто таких оленей, какие нужны красавице Агунде, или найду себе погибель», так решил Ацамаз. Бродит он по дремучему лесу и раздумывает: «Сто оленей поймать нетрудно. За ноги, на всем скаку изловил бы я их. Но как найти мне сто однолеток?» И руки свои он кусал, когда вспоминал о своей золотой свирели. Она бы ему сейчас пригодилась.

Долго ходил он по дремучему лесу, но придумать ничего не мог и добыть сто оленей-однолеток не смог.

Давно не видно было Ацамаза в селении нартов, и стали нарты тревожиться о нем. И вот самые отважные нартские юноши, прославленные преследователи оленей, пошли искать младшего своего товарища, удальца Ацамаза. В лесу на поляне, под большим деревом устроили привал молодые нарты, зажгли костер, и, когда жарили они шашлыки, набрел на них Ацамаз. Как не обрадоваться было молодым нартам при виде своего брата! Стали они расспрашивать Ацамаза, и рассказал он им о своем горе.

Оскорбились молодые нарты за своего Ацамаза и решили они пойти войной на крепость Сайнаг-алдара.

Собрались, пошли, и когда шли они по ущелью, то повстречался им сам Афсати, Обрадовался Ацамаз, увидев Афсати, - ведь он был верным другом отца его. И Ацамаз рассказал Афсати о своем горе.

- Не тревожься об этом деле, о, наследник друга моего, маленький Ацамаз! Мы добудем тебе эту девушку, - сказал ему Афсати. - Укажу я вам дорогу в ущелье Адай-ком. Пусть десять из вас пойдут туда, и каждый непременно добудет там по десять оленей, и все эти олени родились в один год.

Так сказал Афсати, повелитель диких зверей, и пошли молодые нарты в ущелье Адайком, и столько там было оленей, что каждый за задние ноги изловил по десять оленей. Все они родились в один год, всех их к Ацамазу пригнали молодые нарты.

Ранним утром выкупал своего коня маленький Ацамаз. Арык-мылом намылил его и обмыл ключевой водой. Вместе с восходом солнца самые именитые нарты отправились к Сайнаг-алдару, и отважная нартская молодежь сопровождала их.

На Черную гору, за Агундой-невестой, поднимаются нарты. С правой стороны Ацамаза старшим дружкой, на неукротимом своем Авсурге, едет булатногрудый нарт Сослан. Едут они, и по дороге присоединяются к ним все сваты и дружки. В Арджинараг за Татартупом заехали они и на Курп-гору поднялись, где жил дух - Покровитель равнины, и на Тбау-гору, где стоит дом светлого Елии, и в дом славного Никкола на вершину Уаза, и на вершину Адай к могучему Афсати, и на Кариу-гору, где стоит святилище Фалвара - покровителя скота. С небес же призвали они небожителя Уастырджи.

Седоголовый Татартуп был старше всех и ехал он впереди, отважный Елиа рядом с ним по левую руку, а по правую - старый март Урызмаг. Младшим был у них Уастырджи на сером своем коне, а следом за ними гурьбой ехали прочие дружки. Горы сотрясались от фырканья их коней, и грозовые облака поднимались к небу от жаркого дыхания. Полуденное солнце играет на уздечках. Долог был путь, и стали именитые нартские мужи советоваться с духами земными и небесными: ведь несколько раз обманывал старый Сайнаг наших молодых женихов! Что будем мы делать, если и на этот раз он не согласится отдать свою дочь?

И сказал тогда высокий Уастырджи дружкам, едущим за невестой:

- Мне выпала честь вывести за руку из родительского дома нашу невесту и ввести ее в дом жениха, сына Аца. Хорошо будет, если Сайнаг-алдар выдаст свою дочь добровольно, но если он заупрямится, пусть пеняет на себя. Вы все равные мне, и только просить могу я вас, давайте силой отнимем красавицу-дочь у своевольного старика, если он откажется выполнить свое обещание.

- Ой, высоко уходит вверх скала Черной горы и неприступна она. А ведь Агунда-красавица у отца своего единственная наследница. Трудно будет похитить ее у отца, - сказал Татартуп.

И отважный светлый Елиа - гонитель клятвопреступников ответил так Татартупу:

- О, Татартуп, любимец бога, ты старший в нашем свадебном поезде. Попроси для нас у бога облако летучее, и тогда испробую я, что крепче, каменная грудь Черной горы или моя отвага.

И сказал тут слово высокий Никкола:

- Светлый наш Елиа, тебе поручаем мы сокрушить Черную гору, а я и Уастырджи беремся похитить Агунду-красавицу из дома Сайнаг-алдара.

Слушая их разговор, разгневался прославленный Афсати и сказал запальчиво:

- А что же я! Разве я не мужчина! Семь могучих оленей с ветвистыми рогами, запряженных в серебряную колесницу, дожидаться будут нас у подножья Черной горы.

- Вперед поскачу я и разведаю вам путь, - сказал дух - Покровитель равнины.

- Сколько требуется угощенья на свадьбу, столько зарежу я скота, - сказал щедрый Фалвара.

- Стрелами своими изрешечу я Сайнаг-алдара, если вздумает он пуститься за нами в погоню, - обещал булатногрудый нарт Сослан.

Так, совещаясь, приблизился свадебный поезд к Черной горе. У края дороги, под грушей, сошли они со своих скакунов-авсургов. На зеленой траве, в прохладной тени деревьев, разостлали они свои белые бурки. Свежий ветер дует с гор и развевает их длинные бороды, отделяя одну волосинку от другой.

Уастырджи и Никкола снова первые, как и подобает сватам, пошли к Сайнаг-алдару. У двора Сайнаг-алдара встали небожители, а сто оленей-однолеток вбежали во двор Сайнаг-алдара.

Младшие Сайнаг-алдара устремились гостям навстречу, проворно хватают уздечки коней и помогают гостям сойти на землю.

Увидев на дворе своем оленей, Сайнаг-алдар опечалился и рассердился. Нахмуренный вышел он к гостям. Как белый шелк, седа борода его, но, словно у юноши, тонок стан и широки плечи. Красиво облегает его одежда из верблюжьей шерсти. Серебряный посох в левой руке у него.

- В здравии прибывайте к нам, гости!

- Да будет славной твоя старость, - ответили гости и оказали ему почести, подобающие по обычаю.

В гостевую пригласил их Сайнаг-алдар, на почетные места, в кресла, выточенные из слоновой кости, усадил он Уастырджи и Никкола, и они рассказали ему о том, зачем прибыли.

- О, святые духи, дорогие мои гости! День вашего посещения из всех дней моей жизни будет самым радостным для меня. Поступайте, как вам угодно. Ни слова не могу возразить я вам. Но взгляните сами, о, светлые духи, на несчастного старика, на отца осиротевшего. Ушли мои силы, наступила зима моей жизни, хрупка стала кость моя, и пошатнулся мой ум. На краю могилы стою я, и в эти хмурые дни заменяет мне лик солнца взгляд единственной дочери моей. И знаю я думу единственной малютки моей - не оставит она в одиночестве старого своего отца. Да и нужно сказать, молода она еще для того, чтобы выходить ей замуж.

Ни слова не ответили сваты на слова Сайнаг-алдара, повернулись и вышли к товарищам своим.

Пришла тут к отцу Агунда-красавица, тонок и строен стан ее, и спросила она отца, что ответил он сватам. И, узнав ответ отца, рассердилась она, сдвинула свои длинные брови, повернулась, открыла дверь своей белой, как слоновая кость, рукой, сердито хлопнула дверью и ушла из покоя отца.

Понял Сайнаг-алдар сердце дочери своей, пошел за ней следом и так ей сказал, улыбнувшись:

- О, единственная моя своевольная наследница. Полюбила ты золотую свирель и звонкие песни, полюбила оленей-однолеток с ветвистыми рогами, но вижу я, еще больше полюбила ты удальца Ацамаза, маленького сына Аца.

И велел тут Сайнаг-алдар послать за своими гостями. Вот пришли они в покои Сайнаг-алдара, и сказал тут старый Сайнаг, обращаясь к дружкам:

- Ради вас отдаю я свою дочь к нартам, в семью равных мне людей. Сыну Аца - Ацамазу - отдаю я ее.

Пригласил тут к очагу Сайнаг-алдар своих гостей. Во все стороны разослал он гонцов, и много людей собралось на пир. Целую неделю, от одного сегодня до другого сегодня, угощал Сайнаг-алдар гостей своих. Столы на серебряных ножках поставил он перед небожителями и нартами.

Три больших пирога и железный вертел с нанизанным на него ахсырфамбал - шашлыком из печенки, обернутым нутряным салом, внесли младшие Сайнага, проворно и ловко стали они обносить гостей. Подносили они гостям рога, наполненные ронгом, и расставили по столам большие двуухие кувшины, в которых пенилось, как алутон, пиво.

Поднялся седоголовый Татартуп, снял он шапку, и произнес молитву. Удалой Ацамаз, маленький сын Аца, первым отведал куваггаг - жертвенного пирога и мяса. И тут начался пир. Обильнее воды лились напитки, крепкий ронг и черное, как алутон, пиво. Вдвое больше того, чем могли съесть гости, было кушаний на этом пиру. Одна песня веселее другой, но гости захмелели и песен еще веселее просят они.

- Эй, молодой мой зять, почему бы не сыграть тебе на той красивой золотой свирели, которой покорил ты сердце гордой дочери моей! Где то сокровище, тот голос, который пел под обрывом Черной горы?

И ответил Сайнаг-алдару маленький сын Аца, удалой Ацамаз:

- Сам лишил я свое юношеское сердце радости играть на этой свирели. Ударил я ее об утес и разбил вдребезги.

Тогда вышла Агунда-красавица и вынесла она завернутую в красный шелк золотую свирель и подала ее Ацамазу. Подобно солнцу засияло лицо Ацамаза, когда увидел он свою свирель. Приложил он ее к губам и заиграл.

Нельзя было слушать его игру и не плясать. И гости пошли в пляс. Широко раскинув ветвистые свои рога, дробным стуком пляшут на каменном дворе сто оленей-однолеток, и звонкими голосами вторят гости игре Ацамаза. А когда кончили есть и пить, тогда славные нартские мужи, под дивную игру свирели, пошли один за другим в веселый пляс, и все хлопали им в ладоши. Вот по краю круглого стола пошла пляска, вот по краям большой пивной чаши пляшут они. Так целую неделю, от одного сегодня до другого сегодня, во славу пировали они, а через неделю, вдоволь напевшись и наплясавшись, спустились гости с отвеса Черной горы. Увезли они с собой Агунду-красавицу в дом маленького сына Аца, удалого Ацамаза. Из серебра была выточена свадебная колесница Агунды, семь ветверогих оленей - дар Афсати, запряжены были в нее, позади ехали дружки, а следом за ними, на семи доверху нагруженных повозках, везли вещи невесты.

Держать за руку красавицу Агунду и вести ее в дом жениха выпала честь высокому Уастырджи, а с другой стороны ехал старейший из нартов, Урызмаг. Впереди скакал небожитель Никкола, а знамя нес дух - Покровитель равнины. Ловко джигитует во славу жениха и невесты прославленный Елиа, и когда ударяет он плетью, громы грохочут над миром и небесные молнии отбрасывает копье его. Где ступит конь его, там остается овраг, и, подобно зимней метели, проносится дыханье коня его. Так, веселые, привезли они Агунду-красавицу в нартское селение и ввели ее в Дом Нартов. Низко поклонилась Агунда-красавица славной нартской хозяйке, мудрой Шатане. И дружную песню запели на пороге дружки:

Ой, любимая наша хозяйка, славная наша Шатана!

Ой, богатой жизни Шатана,

Ой, тебе поем мы эту песню,

Ой, тебе, хозяйка наша Шатана!

Ой, богата твоя кладовая,

Ой, щедры твои руки.

Ой, выноси-ка нам черного пива,

Ой, пива черного да шашлыка румяного.

Ой, чтоб черное пиво шипело,

Ой, чтоб румяный шашлык потрескивал.

Ой, щедрая наша хозяйка Шатана,

Ой, богатой жизни Шатана,

Ой, выноси-ка ты нам пирогов,

Ой, маслом политых, сочным сыром обильно начиненных.

Ой, выноси-ка ты нам кувшин ронга.

Ой, выноси-ка ты нам, выноси-ка,

Ой, самый нижний из сыров своих старых.

Ой, дивная хозяйка Шатана.

Ой, богатой жизни Шатана!

Большой свадебный пир устроили нарты в своем доме. Седобородый Урызмаг старшим восседал на этом пиру во главе стола и произнес он молитву перед пиром:

«О, бог, слава тебе! Уастырджи - праведник божий и пусть по правому пути ведет он каждое наше дело. О, боже, нашим младшим, что жизнь свою начинают, помоги устроить ее счастливо. Кто захочет на нас пробовать свои силы, пусть насильник такой лишится силы. Ну, начинайте счастливо строить жизнь, наши младшие».

И, когда закончил свою молитву Урызмаг, то запел Татартуп:

Славен дом, Дом Нартов, -

Восемь граней, четыре угла, -

Вот почему крепко так выстроен он.

Донбеттырта принесли столбы для него, -

Вот почему так крепко это убежище.

Поперечные балки привезены из Богатого ущелья.

Брусья привезены из ущелья Счастья.

Цепь, что над очагом - спущена с неба.

Старшим у нартов - старик Урызмаг,

Хозяйка у них - мудрая Шатана.

Славный Сослан старшим еду подносит.

Нартские юноши - лучшие юноши, -

Пусть долгая жизнь их ожидает.

Подобно медведю, пусть будут когтистыми,

Подобно оленям дремучего леса, проворными.

И, как куры, пусть будут плодовиты нартские девушки,

И пусть весело всегда живет наша любимая, нартская молодежь!

Отдельные сказания

Кому досталась черная лисица

На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан. Аца приходился им племянником, так как мать его была урожденная Ахсартаггата, и они взяли его с собой загонщиком. Охотники прятались в пересаде на выступах скалы, и Аца гнал на них зверей. С утра до вечера шла охота. Совсем уже свечерело, когда Аца выгнал на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои стрелы. Лисица метнулась и, свернувшись клубком, свалилась замертво.

- Я убил ее, - говорит один.

- Нет, я, - говорит другой.

Сослан сказал:

- Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже в нее не стреляли.

Тогда Урызмаг и Хамыц возразили:

- Как бы не так! Наши стрелы помечены.

- Мою стрелу тоже не спутаешь с чужой, ее наконечник отлит по образцу наконечников стрел наших предков, - сказал Сослан.

- Я собственными руками сделал мою стрелу, - сказал Урызмаг, - и отпечаток моих пальцев есть на ней.

- А мне посчастливилось раз быть возле Сафа, когда он резал железо, - сказал Хамыц. - И я попросил его из обрезков железа сделать мне стрелу.

Быстро подошли они к тому месту, где лежала лисица, содрали с нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага перебила ей шею, стрела Хамыца сломала бедро, а стрела Сослана раздробила ей спинные позвонки.

И сказал тут Хамыц:

- Я обладатель чудесного кох-зуба. Я - Хамыц, который у нартов на языке. И из этой лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу.

- Как бы не так! - сказал Сослан. - А нарту Сослану, значит, ничего не полагается?

Урызмаг же сказал:

- Лисица должна быть моя; я старший.

Спор разгорался, и стали уже сердиться друг на друга братья Ахсартаггата. И тут подумал Аца: «Погубил меня бог, братья моей матери этак могут дойти до беды». Набрался он смелости и сказал им:

- Я младше вас, но все же осмелюсь дать вам совет. Сделайте так: пусть каждый расскажет какую-нибудь быль, с ним случившуюся, и чья быль будет занятнее, тому достанется черная лисица.

Охотники согласились с ним и спросили его:

- А с младшего будем начинать или со старшего? И посоветовал им Аца:

- Пусть начнет средний, потом младший, а после старший.

И вот что тогда рассказал Хамыц:

- Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но не стану рассказывать всего. Расскажу лишь о том, что случилось со мной, когда я вместе с моим воспитанником - безусым юношей - купил сушеную рыбу в Ахаркалаке и возвращался домой. Мы остановились на привале у родника. Я и сказал моему младшему: «Хочу я немного поспать, а ты возьми с повозки одну сушеную рыбу, намочи ее в воде, и когда она размякнет, разбуди меня. Мы поедим и отправимся дальше». Я тут же уснул, но спал недолго, младший мой быстро разбудил меня. «Хамыц, - сказал он испуганно, - я взял рыбу, положил ее в воду родника, она вильнула хвостом и уплыла». - «Ты съел ее, ну и на здоровье, но где же это видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?» сказал я ему. Но юноша клянется небом и клянется землей, что будто сушеная рыба воистину уплыла.

Рассердило меня его упорство. «Как смеешь ты, молокосос, издеваться надо мной?» крикнул я, ударил его мечом и рассек на двое. Тут же умер юноша. Сижу я над ним, плачу, сам себя проклинаю: «Младшего своего убил из-за своего брюха! С каким лицом вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза народу?»

Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: «А что, если испытать, правду ли говорил мой младший?» Опустил я тело его в воду родника, и вдруг он ожил и таким здоровым выскочил из воды, каким он матерью был рожден.

И воскликнул я: «Отныне буду ли я еще когда-нибудь просить у бога иной милости! То, что случилось, это на всю жизнь мне благодеяние!»

Вернулись мы домой и всю дорогу пели мы веселые песни, шутили и смеялись.

Чудеснее этого ничего я не видел, - сказал Хамыц.

- Ну, Сослан, теперь твой черед, - обратился Аца к Сослану.

- Что и говорить, - начал Сослан. - Много дивного, много чудесного случилось со мной. Но обо всем я не стану рассказывать. Однажды охотился я на равнине Зилахар, и меня тоже сопровождал мой младший. Убили мы косулю и устроили привал у подножья кургана. Развели огонь, нарезали мяса на шашлык, надели его на вертел, и сказал я юноше: «Посплю я немного, а ты, когда шашлык будет готов, разбуди меня. Поедим и будем продолжать охоту». Но только уснул я, юноша будит меня. «Едва я сунул шашлык в огонь, - сказал юноша, - ожила наша косуля и убежала она». - «Э, юноша, шашлык ты, конечно, съел, а все остальное мясо кому-нибудь отдал. Немало путников проходит здесь по дорогам. Ну и пусть будет так. Но зачем ты обманываешь меня?» сказал я ему.

«Небо и землю беру я в свидетели, ни кусочка я не съел, никого я не видел и никому ничего не отдал. Убежала она», клялся юноша.

Рассердила меня эта дерзкая речь, выхватил я меч и сам не успел опомниться, как разрубил его надвое... «Вот тебе, чтобы не насмехался над старшим!» крикнул я.

Но когда юноша умер, мне стало его жалко. Стал я плакать и каяться в том, что из-за брюха своего убил младшего. А что, если испытать, правду ли он говорил?! Разжег я огонь посильнее, насадил юношу на вертел, сунул его в огонь, и вдруг он ожил и невредимый и здоровый явился передо мной, да еще говорит мне с досадой: «Зачем ты оживил меня? Побывал я в Стране Мертвых и плясал там симд с твоей покойной женой, а ты, вернув меня сюда, помешал нашей веселой пляске».

Узнав об этом, я тут же вонзил себе меч в грудь выше сердца и умер. И, правда, очнулся я в Стране Мертвых. Вижу я, танцуют там симд, и жена моя покойная между ними. Тут же я взял ее за руку и пошел с ней в симде, и сам Барастыр смотрел на нашу пляску. А те, что сидят возле Барастыра, спрашивают его;

«Ведь это нарт Сослан, как он попал сюда?»

«Он убил себя, чтобы повидаться с женой, - так попал он к нам», ответил им Барастыр.

Захватил я жену и вместе с нею вернулся домой из Страны Мертвых. Вскоре у меня родился сын, и из шкуры этой лисицы намерен я сделать шапку для сына моего. Вот какие чудеса случались со мной, дорогой наш племянник Аца! - так кончил рассказ свой Сослан.

- Ну, а теперь, Урызмаг, за тобою черед, - сказал Аца. И вот что сказал Урызмаг:

- Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану рассказывать. А вот, послушайте-ка, что случилось со мной поздней осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не припас я в дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру упал вдруг туман, и настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но бог привел меня в заросли бурьяна, - видно, здесь была когда-то стоянка пастухов. «О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон, в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!» Только выговорил я эти слова, смотрю, - и вот плетень передо мною. А за плетнем показалась дверь... «Войду-ка я внутрь, там мне будет безопаснее», так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в чудесно убранное жилище, и тут сердце мое окрепло. «Вот теперь поесть бы чего-нибудь», вслух сказал я. И только сказал, гляжу, - передо мной стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. «Вот теперь ничего мне не нужно», подумал я. Сытый, в хмелю, веселый, задул я огонь и прилег. Вдруг, в полночь, все кругом озарилось светом. Уж не дом ли загорелся, - тревожно подумал я, но тут же услышал женский голос: «Не тревожься, нартский муж, то сползло одеяло с ноги моей». -«Что это за диво», подумал я. «Что за создание живет здесь, у которого так светится кожа?» Не могу больше заснуть. А в комнате стало еще светлее. Поднялся я с ложа. «Право же, чей-то дом горит неподалеку», подумал я опять. И опять слышу я совсем близко женский голос: «Не пугайся, нартский муж, - это рука моя светит».

«Это человеческий голос, - подумал я. - Так какова же должна быть та, от которой исходит такой свет!» А в комнате стало еще светлее. Тут встал я с постели, стою удивленно, а из соседней комнаты сказала она мне:

«Не пугайся, нартский муж, это от косы моей свет исходит».

«Эх, умереть бы тебе, Урызмаг, - подумал я и шагнул к двери. - Должен я узнать, что это за диво». И тут женщина сказала мне:

«Что ты хочешь делать, Урызмаг? Ведь все, в чем ты нуждался - вкусные яства и хмельные напитки - все прошло через твое горло. Почему ты не лежишь спокойно? Зачем ищешь лишнего?»

«А ведь она подманивает меня к себе», так подумал я, направляясь на ее голос.

«Прошу тебя, не подходи ко мне близко, иначе плохо тебе будет», сказала мне женщина.

Да погибнет пьяница! Много я съел, и еще больше выпил, - и все это съеденное и выпитое заставило меня все-таки пойти к ней. Но только переступил я через порог, как ударила она меня войлочной плетью, и превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку, и несколько лет работал я на него. Ссадинами покрылась спина моя, и бока мои ввалились, - так сильно я отощал. Когда этот человек вернул меня моей хозяйке, она снова ударила меня войлочной плетью и я обернулся лошадью и несколько лет ходил в упряжке. Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше меня собаки, и повсюду пошла обо мне хорошая слава. В то время хитрые звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к моей хозяйке:

«Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла. Может быть, она убережет мое стадо».

«Не дам я тебе мою собаку. Надо держать в холе эту собаку. Боюсь, не угостишь ты ее как следует! Нет, не дам я ее тебе».

«Да разве ей нужно больше того, что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?» сказал алдар. И тогда хозяйка отдала меня.

Вот привел он меня к своим пастухам, но он недавно женился, не хотелось ему оставаться на ночь возле стад; и велел он своим пастухам:

«Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой».

И, вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар.

«Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки! - сказали пастухи, как только он уехал. - Да если волки и нападут на стадо, ведь не наш скот задерут они».

Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь, двенадцать волков подошли к стадам и завыли: «О, Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе!» И тогда я завыл им в ответ:

«Вольны вы делать все, что хотите, я даже головы не подыму сегодня».

Напали двенадцать волков на стадо и до самого рассвета они пировали и столько овец истребили, сколько им захотелось.

Утром прискакал алдар на своем выхоленном коне.

«Ну, как, хорошо ли охраняла стада моя собака?»

«Вот посмотри, как она охраняла, - половину стада задрали волки», сказали ему пастухи.

Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на привязи бежал рядом с конем, и, пока не приехали мы домой, он все время бил меня.

«Ну что, плохо она сторожила?» спросила алдара моя хозяйка.

«Пусть бы пропала твоя собака, - половину стада задрали у меня вчера волки!»

«Не простит тебе этого бог, - ответила ему женщина. - Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее».

Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к моей хозяйке.

«Одолжи мне свою собаку. Хитрые звери повадились ходить в мои стада».

«Не дам я тебе моей собаки. Недавно один алдар брал ее у меня и привел обратно жестоко избитую и жаловался, что она не уберегла его овец».

«Он из одного рода, а я из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай».

Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел меня к своему стаду. Собрались пастухи, и сказал он им:

«Приведите-ка сюда скорее самого большого барана». Жирного, бурого барана притащили пастухи. «Зарежьте-ка его поскорее и сварите». Исполнили пастухи его приказанье.

Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые мягкие куски, кормить меня теплым, жирным мясом.

«Подоите коз и подбелите его суп молоком», приказал алдар.

Пастухи так и сделали. Подлили мне в суп молока, и доотвала наелся я и мясом, и супом.

Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер.

Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои лапы, а на лапы положил голову.

Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули и пастухи, настала полночь, и снова услышал я голос тех же двенадцати хитрых волков.

«О, Урызмаг, Урызмаг, сейчас мы придем к тебе», завыли они.

«Напрасно вы это задумали, - ответил я им. - Не найдете вы здесь поживы».

Подошли они ближе и еще громче завыли:

«Мы идем к тебе, Урызмаг!»

«Напрасно идете, не будет вам здесь поживы», ответил я им.

Еще ближе подошли они, еще громче завыли:

«Пусть падет на нас твоя немилость, Урызмаг. Ты ведь один, а нас двенадцать».

«Что ж, попробуйте, идите!» ответил я им.

Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни одного волка не подпустил я ни к одной из овец. В кучу валил их друг на друга и к рассвету убил всех двенадцать. Проснулись к этому времени алдар и пастухи:

«Бог погибель наслал на нас, - сказали они, - мало уцелело наших овец».

А сказали они так потому, что во время нападения волков овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать-пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят, - двенадцать волков сложены друг на друга. И тут алдар обнял меня.

«Ведь не для одного меня были бедой эти волки. Как смогу я отблагодарить такую собаку? Идите, - сказал он пастухам, - да притащите-ка сюда барана побольше».

Взял алдар шелковую веревку, за один конец привязали меня, за другой барана - и привели нас к моей хозяйке.

«Ну, вот, женщина. Добра, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет светит. А этого барана прими в подарок».

А после этого уехал алдар домой - все было так, как должно было быть.

Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники:

«Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир. Пришел в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, И убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?»

«Хорошенько заботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы о ней, не будет вам от нее пользы», сказала моя хозяйка.

«Неужели мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты и ее накормим, - иначе, какие же мы охотники!»

Отдала меня хозяйка, и они увели меня.

Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь. И тут они спустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, и бросился он от меня бежать. Я за ним. Устремился медведь к высокой горе, я - не отстаю. Добежал он до горы и сел по-человечьи. Когда я подбежал к нему, он сказал мне: «Садись-ка рядом со мной. Не медведь я. Я - Афсати. Узнав о твоих горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в осла и в лошадь. Но тогда я был занят и не мог тебе помочь. А теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги к своей хозяйке и притворись, будто ты болен. Обильной едой будет кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворись умирающим. И скажет она: «Ну что ж, подыхай. Для меня ты всего-навсего собака, - сын собаки». Она перешагнет через тебя и уйдет, оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты достань из-под изголовья ее войлочную плеть и, взяв ее в лапу, хлестни себя ею. Ты был Урызмаг и снова станешь Урызмагом. Сядь на ее ложе, держа в руках войлочную плеть, и дождись прихода хозяйки».

Сделал я так, как научил меня Афсати, и вот снова стал я Урызмагом и, с войлочной плетью в руке, сел на ложе женщины и дождался ее возвращения.

«Ну, горе пришло твоей голове, - сказал я, увидев ее. - Прежде, чем уйдешь ты в Страну Мертвых, ты вознаградишь меня за мои мученья».

Целую ночь провел я с ней, а утром ударил ее войлочной плетью и сказал:

«Стань ослицей!»

И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и каждый из вас знает ее - это серая ослица, которая принадлежит Бората. Вот и весь мой сказ. Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни, - так закончил свой рассказ Урызмаг.

И тут Аца произнес свое решение:

- Что и говорить! Удивительна та быль, которая случилась с Хамыцем. Удивительно то, что рассказал Сослан. Но чудеснее всего дела Урызмага, которому столько времени пришлось побыть в шкуре осла, лошади и собаки. Потому эта лисья шкура присуждается Урызмагу.

Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее шубу. Молва об этой шубе жива еще и доселе.

Ахсартаггата и Бората - кровники

Жили на нартской земле два рода - Ахсартаггата и Бората. Были они соседями. Шла между ними война - по семь человек убили они друг у друга. Однажды мальчики Ахсартаггата гоняли по улицам шар. Закатился шар в кузницу Бората, и один из мальчиков побежал за ним. Кузнец Бората в это время работал в кузнице. Схватил он мальчика, тут же убил его и бросил в яму, так что сверху не видно было его. Хватились Ахсартаггата своего мальчика, до самого края неба исходили землю Урызмаг, Хамыц и Сослан, но нигде не могли найти пропавшего.

Была в хозяйстве Урызмага молодая, еще не отелившаяся корова. Узнал Сырдон, что Урызмага нет дома, что отправился он на поиски мальчика, увел он его корову и зарезал ее.

У Сырдона было семеро сыновей. В этот вечер Сырдон, среди прочих мужчин, сидел на Нихасе. Прибежал на Нихас один из его сыновей и сказал Сырдону:

- Отец, черный вол не ест сена. И ответил ему Сырдон:

- Накрошите ему сена помельче, если он голоден, пусть ест. А если не хочет есть, пусть его самого съедят на поминках.

Эти слова Сырдона означали:

- Нарубите щепок помельче и наложите под черный котел.

Но юноши Ахсартаггата поняли это иносказание.

«Что бы это могло вариться в черном котле Сырдона?»

Побежали они по улице, будто бы забавляясь, и как бы невзначай забежали в дом к Сырдону. Глядят, - мясо их коровы во всю варится, кипит в котле.

В это время самого Сырдона дома не было, и юноши Ахсартаггата изловили семерых сыновей Сырдона и бросили их в кипящий котел. Дескать, варитесь там, вместе с нашей нетельной коровой.

Вернулся Сырдон домой и зовет сыновей своих:

- Где вы, мальчики, чтоб вы пропали!

Но никто не появляется на его зов, только котел кипит. Тут взял Сырдон большую вилку, которой достают мясо из котла, и сразу зацепил разварившееся тело одного из своих сыновей. Всю ночь оплакивал он детей своих, что было делать ему? А утром он вышел на улицу и закричал во все горло:

- Эй, собаки Ахсартаггата! Я одинок, и нетрудно было вам причинить мне зло. Но ведь в кузнице Бората гниет ваш мальчик, а вы, небось, напугались и не мстите Бората!

Опечалились и рассердились юноши Ахсартаггата. Но никого из взрослых мужчин не было дома, и не решились юноши без старших мстить роду Бората.

Совсем тут обнаглели Бората и не давали они проходу Ахсартаггата.

- Как бы еще поиздеваться нам над Ахсартаггата? - спросили Бората Сырдона.

И Сырдон им ответил:

- Откопайте в кузнице вашей труп их мальчика, отрубите ему голову и насадите ее на кол, а потом поставьте ее мишенью и стреляйте в нее. Ничего обиднее для Ахсартаггата вы не придумаете.

Так и сделали Бората.

К этому времени Урызмаг, Хамыц и Сослан, печальные, возвращались домой. Три года искали они своего мальчика. Не было на земле такого уголка, в который не заглянули бы они. Хамыц и Сослан еще задержались в поисках, а Урызмаг уже приближался к своему селению. Вдруг до слуха его донесся свист стрел.

«Не напал ли кто на наш дом?» подумал Урызмаг и погнал быстрее своего коня.

Прискакал он и видит: на месте состязаний потешаются Бората над черепом.

- Что это вы делаете? Во что вы стреляете? - спросил их Урызмаг.

И они ответили ему;

- В собачий череп стреляем мы, но никак попасть не можем.

- Дайте-ка мне тоже выстрелить, - сказал им Урызмаг.

- Стреляй, стреляй, - ответили ему Бората. И взмолился тут Урызмаг:

- О, боже, если это череп нашего мальчика, то пусть, как только пошлю я стрелу, он сам очутится в моих объятьях.

Так и случилось. Как только спустил стрелу Урызмаг, соскочил череп с кола и очутился в руках Урызмага.

Через некоторое время Хамыц и Сослан тоже вернулись. Каково было им узнать от Урызмага обо всем этом! И стали они задумывать месть пострашнее.

Тут весь народ поднялся и стал просить у Ахсартаггата, чтобы помирились они с Бората. И даже девица из рода Ахсартаггата просила братьев своих помириться с Бората. Но не давали согласия на мир распаленные местью мужи Ахсартаггата. Хоть сейчас пошли бы они войной на Бората, но во много раз превосходили их числом Бората. И, поняв, что не управиться им с Бората без помощи со стороны, сели они на коней и проехали мимо дома Бората, плетьми подхлестывая коней. Поехали они просить войск у Кафтисар-Хиандон-алдара. Узнала об этом девица из рода Ахсартаггата, которая хотела мира с Бората, и прокляла именитых мужей Ахсартаггата за то, что отправились они за помощью к чужеземцу:

«Бог единый, равного которому нет, сделай так, если не хотят они мириться, чтобы на семь лет потеряли дар слова их красноречивые уста, чтоб на семь лет затупились бы их разящие мечи, чтоб семь лет не летели в цель их меткие стрелы, чтобы на семь лет в кляч обратились их быстроходные скакуны».

Вот прибыли Урызмаг, Хамыц и Сослан в дом Кафтисар-Хиандон-алдара. Вышел к ним алдар, рассказывают они ему о своем деле, а он ни слова не может понять - так стала косноязычна их речь.

И сказал алдар:

- Отведите в курятник этих гостей и там покормите. В скором времени в селении Кафтисар-Хиандон-алдара надо было примирить кровников.

- Вот если бы взялся стать посредником в этом деле человек с чужой земли, - говорили люди.

И тут вспомнили про гостей, которых алдар поселил в курятнике. Послали за Урызмагом, рассказали ему дело и просят его рассудить. Стал Урызмаг говорить, - ничего не могут понять судьи. Ну и отвели его обратно в курятник.

Когда в селении устроили скачки в память мертвого, опять вспомнили о гостях и послали к ним, чтобы пустили они на скачки лучшего из своих коней.

Выбрали Ахсартаггата знаменитого пегого коня Урызмага. Вот начались скачки, все кони успели прискакать, а урызмагов Пегий так отстал, что прибежал к цели только тогда, когда уже поминки закончились.

После скачек воздвигли на длинных, один над другим подвязанных шестах высокую цель, - черный кусочек войлока, крепко прибитый к самому верхнему шесту - кабах, и сказали, что тот, кто собьет эту мишень, получит богатый дар. Послали и к Ахсартаггата, чтобы они тоже приняли участие в состязании.

Несколько стрел послали Хамыц и Сослан, но все стрелы их летели в сторону.

Нужно было зарезать быка, и попросили меч у Сослана, но сколько ни старались, даже царапины не оставил меч Сослана на шее вола, и даже ни один волос не упал с его шеи.

После всего этого Кафтисар-Хиандон-алдар даже смотреть не захотел на Ахсартаггата.

Так прошло семь лет. Вышел однажды Сослан из курятника и начал он с горя точить свой меч, вместо воды слезами своими смачивал он брусок.

- Эх, эх, эх!.. Лучше бы совсем погубил нас бог, чем так жить. Неужели настолько мы обессилели, что не можем Хиандон-алдара наказать за его кичливость?

И с горя ударил он о камень свой меч, омытый горькими слезами. Пополам разлетелся вдруг камень, глубоко в землю ушел меч, и такие искры от него отлетели, что, когда падали они в лощины, где растут сухие травы, - загорались от искр те травы.

Обрадовался Сослан.

Опять надо было в селении помирить кровников, и снова тут обратились к Урызмагу:

- Может, ты что скажешь, старик?

Заговорил Урызмаг и так он сказал, что помирились кровники и никто ни одного слова не прибавил к словам Урызмага-

Опять устроены были скачки, выпустили Ахсартаггата на скачки пегого коня Урызмага, и еще и половины пути не прошли другие кони, а урызмагов Пегий уже был у цели. Когда же обгонял он чужих скакунов во время скачки, - кому хвост отрывал, а кому ухо.

Пригласили Ахсартаггата стрелять в такую же цель, что и раньше. Сел Сослан на коня, разогнав коня, прицелился и сбил мишень, которая казалась маленькой черной точкой в небе. Никто кроме него не смог сбить ее.

Случились тут поминки, и попросили у Сослана меч, чтобы зарезать вола. Приставили меч Сослана к горлу, и вмиг перерезано было горло вола. А тот, кто резал вола, даже поранил себе колени мечом Сослана.

И тут по всему миру разнеслась весть об Ахсартаггата:

- Это такие люди, что мужчине из их рода слова нельзя возразить, а коней их обскакать невозможно. И так владеют они оружием, что никому не под силу воевать с ними.

И тут алдар сам вышел к ним и сказал:

- Простите меня, гости, не знал я, какие вы люди. Расскажите мне теперь, откуда вы и чего вы ищете.

- Мы приехали к тебе просить войска, - ответили они, - но в пути нас проклял кто-то, и семь лет мы мучились околдованные,

И тогда ответил им алдар:

- Только тому могу я дать свое войско, кто точно угадает число моих воинов. Должны вы также знать, что тому из моих воинов, кто первый ударит в неприятельские ворота, вы должны подарить жену вашего старшего. А кто второй ударит в ворота, того должны вы одарить конем вашего старшего.

Приуныли сначала Ахсартаггата, а потом подумали и решили:

«Спросим-ка мы Шатану. Если она нам не поможет, то никто не поможет».

Вернулся Урызмаг в селение нартов, пошел он в свой дом и, сумрачный, сел в свое кресло. Подошла к нему Шатана и спросила:

- Что с тобой, старик?

- Да уж куда хуже? Войско-то мы нашли, да тому из воинов, кто первый ударит в ворота Бората, должен я тебя подарить, а тому, кто следом за ним прискачет, должен я отдать своего коня. Испытывали мы наших коней, и есть у воинов алдара три коня, которых мой конь не может догнать. Да что мне конь, разве о коне я беспокоюсь?

- А ты ни о чем не беспокойся, старик, на меня понадейся, - ответила ему Шатана.

- Да ведь это еще не все. Кафтисар-Хиандон-алдар так сказал: «Если не угадаете вы числа моих воинов, то не дам я вам своего войска».

- Об этом тоже не беспокойся, - утешила его Шатана. - Ляг, отдохни, а утром узнаешь.

Лег Урызмаг, а Шатана взялась за шитье. Скроила она шаровары - о трех штанинах были эти шаровары. Сшила она их, и когда стало рассветать, повесила их на стене башни Ахсартаггата. Утром шел мимо башни Сырдон, взглянул на эти шаровары и, даже он, как чорт хитрый, а и то удивился и говорит:

- Вот так чудеса! Сто раз по сто в войске Бората, вдвое больше войск у Ахсартаггата. Есть в их войске одноглазые, есть безрукие, есть и одноногие, но ни одного трехногого я не видел. Зачем же Шатане эти шаровары о трех штанинах?

А Шатана спряталась и подслушала слова Сырдона. Так выведала она число войска, которое придет на помощь Ахсартаггата, и сказала об этом Урызмагу.

Вернулся Урызмаг к Хиандон-алдару и назвал ему число его воинов. И сказал тогда Хиандон-алдар:

- Садитесь теперь на коней и, не оглядываясь, скачите вперед. После того, как вы оглянетесь, сверх тех войск, которые поскачут за вами, больше ни одного воина вы не получите.

Сели на коней своих Урызмаг, Хамыц и Сослан и поскакали. Долго ли, коротко ли скакали они, но не выдержал Урызмаг и оглянулся, чтобы посмотреть, не обманул ли их Хиандон-алдар. Оглянулся он и видит: вся равнина позади их почернела от войск.

- Зачем же ты оглянулся? - спросил его один из воинов Хиандон-алдара.

Сдержал Хиандон-алдар свое слово. Как только Урызмаг оглянулся, закрылись двери той башни, откуда выходили войска.

- С нас довольно и тех, что вышли уже в поле, - ответил Урызмаг.

Вот приблизились они к родовому хадзару Бората. Один из всадников разгорячил коня и уже меч обнажил, чтобы первым ударить в ворота Бората. Но тут Шатана взмолилась:

- О, боже, сделай так, чтобы первые три всадника споткнулись, но чтобы не покалечили себя, - и пусть Урызмаг их опередит.

Сказала так Шатана, и сразу же споткнулись кони первых трех всадников. Урызмаг первым подскакал к воротам Бората, со всей своей силы ударил, - и открылись ворота. Все до одного мужчины Бората были истреблены, только детей и женщин пощадили Ахсартаггата.

Нарты и череп уаига

Двенадцать нартов отправились в поход. Кто может сказать, сколько времени были они в пути, но никакой добычи не досталось им в руки. И вот, однажды, въехали они на широкую равнину, где и застала их ночь. Едут они в темноте, и вдруг пика Сослана за что-то зацепила. Стали они в темноте ощупывать, что это такое, и попали в какую-то пещеру. Удивляются нарты: «Ни лесов, ни камней здесь нет, как же может быть пещера среди чистого поля?»

Переночевали они, а когда рано утром оглядели свою пещеру, оказалось, что провели они ночь внутри большого черепа.

И тут стали молиться нарты:

- О, бог богов, оживи того человека, которому принадлежит этот череп, но только пусть ничего не видят его глаза.

Услышал бог молитву нартов, к черепу вмиг приросли все остальные кости, покрылся скелет мясом, кожей, и вот перед нартами живой уаиг, только глаза его ничего не видят. Зашевелился он, сел, потянулся.

Дивятся на него нарты. Услышал уаиг их голоса и спросил:

- Кто вы, что за люди?

- Мы нарты, - ответил ему Сослан. Тогда уаиг попросил его:

- Протяни мне руку, я хочу пощупать, каков склад твоего тела.

Хотел Сослан ближе подойти к уаигу, но в это время уаиг выдохнул воздух, и Сослана отбросило назад. Тогда Сослан подошел к уаигу сзади и подал ему свою руку. Ощупал уаиг его запястье и сказал:

- Что это у вас такие кости мелкие? Расскажите мне, чем вы живете?

- Мы едим хлеб и мясо диких зверей, - ответил Сослан.

Махнул тут рукой уаиг:

- В этом гибель ваша.

- А вы чем питались? - спросил его Сослан.

- Мы питались жиром земли.

- Как же вы добывали жир земли? - спросил Сослан. Засучил тут уаиг свой рукав и до самого плеча запустил руку в землю. Выгреб он полную горсть земли и сказал Сослану:

- Подставь свои ладони.

Подставил Сослан свои ладони, сжал уаиг в кулаке землю, и жирный сок земли закапал в ладони Сослана и сразу наполнил их.

- Ну, теперь вылижи это, - сказал уаиг.

Сослан вылизал то, что наполнило его ладони, и сок земли, подобно жирному мясу, сразу ударил его в сердце. И так насытился сразу Сослан, что показалось ему, будто он объелся.

- Теперь тебе не надо часто есть, - сказал ему уаиг. И Сослан спросил его:

- А какими играми вы забавлялись в ваше время?

- Стоит ли вон там высокий курган? - спросил уаиг.

- Да, стоит, - ответил Сослан.

- Так вот заберись на его вершину, и я покажу тебе наши игры.

Взошел Сослан на вершину кургана, крикнул уаигу: «Я здесь», но тут же он сбежал с кургана.

Вырвал уаиг самое большое дерево и швырнул его на вершину кургана. До самого основания разворотило дерево этот курган, и земля разнеслась во все стороны.

Тут спросил уаиг у Сослана:

- Эй, где ты? Неужели я не попал в тебя?

- Не попал, - ответил Сослан. - Я в сторону увильнул.

- Увильнул? - спросил уаиг. - А что это значит - увильнул? Мы этого не знали. Может быть, вы из породы чертей? Лучше оставьте вы меня в покое и не дразните.

Тогда снова помолились нарты:

- О, бог богов, преврати его снова в то, чем он был. И тут же исчез уаиг, только череп его, величиной с большую пещеру, остался лежать посредине равнины.

А нарты вернулись по домам, стали опять весело жить, сладко есть и рассказывать о чудесах, которые видели, и об удивительных делах, которые совершили.

Айсана

У нарта Урызмага родился сын. Раскаты грома сопровождали рождение его, и когда небесный Сафа в своем жилище услышал эти раскаты, то узнал он, что родился сын у нарта Урызмага.

Кто, бывало, устроит пир в честь новорожденного, тот мог на воспитание взять нартского сына. И, немедля, Сафа привел на шелковой бичеве белого вола в селение нартов. К дому Урызмага подошел он и крикнул:

- Долгих лет желаю я новорожденному. Право воспитать его принадлежит мне.

И он, немедля, зарезал вола и устроил пир для нартов.

Мальчика назвали Айсана.

После пира Сафа позвал его к себе в небесное жилище. Стал Айсана подрастать. Друзья Сафа пришли любоваться на него. Вместе пришли Уастырджи и Афсати, вместе - Тутыр и Уацилла. Ногбон пришел вместе с Елиа. Выбежал к ним навстречу мальчик и по старшинству помог гостям слезть с коней. Потом снял он седла с коней, принял бурки и плети, отнес в дом и бережно прибрал снаряжение гостей. Сафа позвал гостей к очагу, усадил их на двойные скамьи и поставил он перед гостями столы. Яствами и напитками заставлены были они. Айсана снял шапку и стал обносить гостей. Насытились гости, встали из-за столов и поглядели вниз, - что там нового на земле. И вдруг видят: войска агуров вторглись в Страну Нартов, и кони агуров навозом своим завалили нартское селение.

Лучшие из нартов были в то время в дальнем походе, а все те, кто в поход не пошли, собрались на Площади Игр, взялись за руки и завели круговой симд. Агуры же забавлялись тем, что пускали стрелы в пляшущих нартов.

И кому из нартов вонзалась стрела между лопаток, тот начинал плясать еще веселее, а тот, кого агурский воин ударял пикой в колени, тот подпрыгивал еще проворнее и выше.

Подивились тут небожители и говорили они друг другу:

- Стрелы не пронзают нартов и мечи их не берут, из чего они созданы?

И вдруг увидели они: из старого дома Ахсартаггата, улыбаясь, вышла жена нарта Сослана. Подобно солнцу улыбаясь и как утренняя звезда сверкая, пьет она воду, и видно, как струится вода в ее прозрачно светящемся горле, струится и светится вода, и отблески света долетают до небесного жилища Сафа. Удивились небожители тому, что увидели, снова вернулись к столам и стали рассказывать хозяину - небесному Сафа - о том, что происходит на земле. Тут Айсана уронил вдруг кувшин с ронгом, и сказал ему Сафа:

- Да погибнешь ты! Не по возрасту еще мечтать тебе о женщине! Иначе с чего это все валится из рук твоих?

- Не потому упал кувшин из рук моих, - сказал Айсана, - что услышал я о красоте женщины, а потому, что в нартском селении живут мои старики - отец и мать, и, может быть, кони агуров давно затоптали их, а я живу здесь, ни о чем не тревожась. Та же, о которой вы говорите, подобно солнцу свет испускающая и подобно утренней звезде мерцающая, ведь это невестка наша, нарта Сослана жена. Видно, прославленные нарты уехали в далекий поход, иначе кто посмел бы напасть на нас? Да и невестка наша сидела бы дома и не вышла на нартские пляски.

Попросил тут Сафа гостей своих:

- Одарите воспитанника моего перед тем, как вернется он на землю.

И ответил Уастырджи:

- Своего хромого скакуна, обгоняющего ветер, дарю я ему.

- А чем славен твой конь?

- Пусть бог и земля будут мне свидетелями, подобно молнии проносится он от одного края земли до другого, - ответил Уастырджи.

- Теперь твой черед, Елиа. Каков будет твой подарок?

- Свой громовик подарю я ему.

- А чем славен он?

- Беру в свидетели небо и землю, если сверху выстрелит он по войскам, то, как бы ни было грозно войско, подобно щебню, во все стороны разнесется оно.

- А ты, Тутыр, что ты подаришь воспитаннику моему?

- Мой лук-самострел - вот мой подарок!

- А ты, Уацилла?

- Меч булатный получит он от меня.

- А ты, Ногбон, чем ты одаришь воспитанника моего?

- Я буду помогать ему на поле боя. Победа в бою - вот мой дар.

Надел Айсана боевые доспехи, вскочил на трехногого коня Уастырджи и прискакал в селение нартов.

Все нартское селение радостно приветствовало его Мать Айсана, Шатана, находилась в то время у родичей своих Донбеттыра. Но едва Айсана появился в селении как послали за Шатаной.

Вошел Айсана в дом Ахсартаггата. Сидит у очага жена Сослана, но даже не взглянула, она на сына Урызмага, с места не двинулась и не приветствовала его. И сказал тогда Айсана:

- Тяжела ты стала, добрая женщина! Ведь я не чужой тебе, а ты даже с места подняться не можешь, чтобы со мной поздороваться.

И ответила ему жена Сослана:

- С чего я буду вставать перед тобой, солнце мое? Разве вижу я перед собой того, кто прогнал агуров с нартской земли?

Услышав эту насмешку, обозлился Айсана, вскочил на коня своего, и око еще не мигнуло, а он уже напал на войска агуров. Стал он их истреблять и столько крови пролил, что бурный поток ее устремился на тех агуров, кто остался в живых, и смыл их прочь с нартской земли. Истребил Айсана войска агуров, спас он селение нартов, и когда подъехал к родному дому, радостные нарты так тесно, окружили его, что не мог он сойти с коня на землю. Но не взглянула на него жена Сослана и не поднялась она с места.

- Ну и тяжела же ты, добрая женщина, - сказал ей Айсана. - Хотя бы чуть-чуть поднялась мне навстречу.

И ответила ему женщина:

- С чего мне вставать перед тобой, солнце мое? Ведь ты не принес к воротам моим и не посадил у них то дерево, что от заката до полуночи расцветает, а от полуночи до рассвета плоды на нем созревают. Охраняя его, две горы сшибаются, как бараны, и вновь разбегаются.

Обидели слова эти Айсана, повернул он своего коня и поскакал добывать дерево. Недалеко отъехал он, как вдруг спрашивает его конь:

- Куда это ты собрался, богу противное отродье, расскажи-ка?

И ответил Айсана:

- Нужно мне добыть то дерево, охраняя которое, две горы сшибаются, как бараны. От заката до полуночи цветет это дерево, от полуночи до утра плоды на нем созревают.

И ответил ему конь:

- Не мечтай об этом. Много молодцов, не хуже тебя, отправлялись добывать то дерево, но ни один еще не принес обратно своей головы.

- Никак нельзя мне отказаться от этого дерева, - сказал Айсана. - Должен я добыть его.

И тогда сказал ему конь:

- Ну, раз так, то крепко подтяни мои подпруги и подвяжи мне хвост крепким узлом, но три волоса из хвоста оставь неподвязанными. А затем, когда подъедем мы к горам, что, подобно баранам, сшибаются, должен ты меня так хлестнуть, чтобы кусок кожи, величиной с подошву, отскочил от ляжки моей, чтобы кусок кожи, не меньше язычка на кончике плети, отскочил от ладоней твоих. И тогда мы проскочим.

Вот добрались они до двух гор, что подобно баранам сшибаются. Крепко подтянул Айсана подпругу и в тугой узел завязал он хвост коня и три волоса не забыл он оставить неподвязанными. Хлестнул он коня, и кусок кожи, не меньше язычка от плети, отскочил от ладони его, а от ляжки коня отскочил кусок кожи, величиной не меньше подошвы. Прыгнул конь, проскочил между гор, вырвал Айсана с корнями чудесное дерево и тут же повернул коня обратно. С грохотом сшиблись тут горы, но проскочил конь Айсана, и только три волоса, не увязанных в узел, успели вырвать они.

И после этого конь сказал Айсана со вздохом: - Если бы мать моя три лишних дня кормила меня своим молоком, тогда бы даже эти три волоса не потерял я сейчас.

Прискакал Айсана в нартское селение, посадил то дерево у ворот дома Ахсартаггата. Тесной толпой окружили его нарты, дивились они на дерево и радостно кричали:

- Вот какое чудесное дерево привез он нам!

Но все же не встала с места и не повернула к нему головы гордая жена Сослана.

- Почему и теперь не приветствуешь ты меня? Чего еще тебе надо?

И ответила ему женщина:

- С чего же это я буду вставать перед тобой? Ты ведь не сумел взять себе в жены Саумарон-Бурдзабах, золотолицую и русокосую красавицу из страны черных тучных равнин.

В такой высокой башне жила Саумарон-Бурдзабах, что нельзя было глазом достичь вершины ее. Только за такого человека соглашалась она выйти замуж, голос которого снизу донесся бы к ней на вершину ее башни.

Много женихов вызывали ее, стоя внизу у подножья башни, но не услышала их голосов Саумарон-Бурдзабах, и навеки превратились в камни ее женихи.

Изо всех сил крикнул Айсана, стоя у подножья башни, но даже и до половины ее не долетел его крик, и тут же по колено обратился в камень Айсана. Второй раз, напрягая все свои силы, крикнул он, но не услышала девушка его зова, и окаменел он до поясницы. Тут слезы закапали из глаз Айсана, и сказал ему конь:

- Ты чего приуныл, мой всадник?

- Я напряг все мои силы, - ответил Айсана, - и ничего не добился. Может быть, ты мне поможешь?

И заржал тут конь его, так заржал, что часть кровли обрушилась с башни. Донеслось это ржанье до слуха Саумарон-Бурдзабах - так узнала она, что приехал за ней Айсана и торопливо спустилась она вниз. Только увидел ее Айсана, ожила окаменевшая половина тела его.

- Ты уже приехал за мной, Айсана? - спросила девушка.

- Да, это я приехал за тобою, выходи скорее, и едем.

Вышла Саумарон-Бурдзабах из башни, и посадил ее Айсана позади себя на круп коня. Пустились они в путь, и тут спросил ее Айсана:

- Что это так много белых камней вокруг твоей башни?

- Это не камни, - ответила девушка. - Это те, кто хотел жениться на мне. Но не донеслись их призывы ко мне на вершину башни, и они превратились в камни.

- Раз это так, надо тебе расколдовать их, - сказал Айсана.

- Не проси жизни для них, - ответила девушка. - Тебя ведь только конь выручил, а среди них были молодцы поудалее тебя. Если они оживут, не позволят они тебе жениться на мне.

- Пусть будет, что будет, - верни им жизнь.

Вправо махнула Саумарон-Бурдзабах шелковым своим покрывалом - зашевелились, ожили камни, превратились в вооруженных мужей и все, как один, напали на Айсана. И когда один из них занес меч над ним, влево махнула Саумарон-Бурдзабах покрывалом, и снова все они превратились в камни.

И вот Айсана привез Саумарон-Бурдзабах в нартское селение. Обрадовались нарты, что снова благополучно вернулся Айсана, да еще привез молодую невесту. И со всех сторон нанесли ему подарки и угощенье.

К тому времени вернулась Шатана из родительского дома. Обрадовалась она возвращению своего доблестного сына и ронг заквасила.

А тут Урызмаг, Сослан и Хамыц из похода вернулись и, узнав о том, как разгромил Айсана войска агуров, не могли они нарадоваться на юного нарта.

И сказал Урызмаг:

- Пусть все напасти и болезни, предназначенные маленькому моему Айсана, который из-под копыт вражеских коней поднял наше селение, пусть все его болезни на меня перейдут! Пусть долго живет на свете подруга моя Шатана, которая своим молоком вскормила на спасенье нартов доблестного нашего отрока.

Так сказал Урызмаг, и тут жена Сослана нехотя привстала перед Айсана. И спросил ее Айсана:

- Если ты так неохотно встаешь, добрая женщина, так лучше уж сидела бы, как раньше сидела.

- А чего ради проворно вставать мне перед тобой? - ответила она. - Не привез ведь ты мне шубу, которой владеет бог? Воротник у той шубы поет, рукавами она как ладошами хлопает, а полы ее сами пляшут.

И тут ответил ей Айсана:

- Вот если бы эта шуба твоими руками была сшита, я достал бы ее, где бы она ни была. Но не в силах я достать то, над чем руки твои не потрудились.

И тут уж ничего не ответила жена Сослана. Да и что она могла сказать!

Сын Шатаны

В дальний поход уехал однажды нарт Урызмаг. Кто знает, куда он уехал? Долгое ли, короткое ли время прошло после его отъезда, почувствовала Шатана, что скоро будет она рожать. И когда подошло время родов, три медовых пирога спекла Шатана и взмолилась богу:

- О, бог богов, мой бог, пусть туманы и облака, которые предназначены для нашей страны на весь год, упадут сейчас на селение нартов.

И по молитве ее черный туман покрыл селение нартов. Тогда запрягла Шатана в повозку двух быков, родившихся в день, посвященный Тутыру, поехала она на берег Терка, и там родился у нее мальчик. Приготовлен был у Шатаны сундук, в него положила она ребенка, в лодку поставила сундук и в реку столкнула лодку.

После этого села она опять в повозку и вернулась домой. Покачиваясь, бежит лодка, и бурливые волны играют ею, из стороны в сторону бросая ее, как мяч.

Увидели лодку рыбаки, изловили ее, открыли сундук и живого ребенка, который лежал в сундуке, отнесли своему алдару.

Как родное дитя, стал воспитывать алдар ребенка. Подрос мальчик, и обозначился мужественный склад души его. Каждый, кому известны были нарты, узнал бы, что нартская кровь кипит в его жилах. Она сказывалась в том, как он донимал во время игр своих сверстников, мальчиков и девочек. Стали на него жаловаться девушки, идущие за водой, и женщины, возвращающиеся с мельницы: кувшины, кадушки, кожаные мешки пробивал он насквозь своими меткими стрелами. Не оставалось цело то, что попадалось ему на глаза.

Роптать стали люди алдара. Собравшись толпою, пошли они к нему и сказали:

- Много раз жаловались мы тебе на твоего шалуна-найденыша, но ты, видно, не заботишься о том, чтобы его усмирить, потому что он шалит все пуще. А ведь он уж не ребенок - усы пробиваются на его губе. Пора бы ему образумиться. И вот мы пришли говорить с тобой последний раз, наш алдар. Скажи: кто тебе дороже - мы или этот мальчишка?

Тут призадумался алдар. Долго раздумывал он, так и этак прикидывал и под конец сказал себе: «Видно, тесно воспитаннику моему в нашем селении. Пусть поездит по чужим странам».

Ничего не пожалел алдар, когда отправлял в путь воспитанника своего. Не только лучшую одежду и оружие, - даже лучшего коня из своих табунов не пожалел он для юноши. Двенадцать всадников отрядил он ему, чтобы тайком сопровождали они его. Перед отъездом позвал он к себе этих двенадцать всадников и вот что сказал им:

- Уезжает воспитанник мой; будто бы на поиски невесты отправляю я его. Проводите его в поход по большой дороге. Доедете вы до железных ворот. Заперты окажутся эти ворота, попытается мальчик открыть их рукоятью своей плети, но не поддадутся они ему. Тогда приударит он коня своего, и перелетит конь через железные ворота. И если все произойдет так, как я предсказал, вы, не жалея сил своих, скачите обратно ко мне. Но не забудьте, чтоб в одном направлении ни за что не скакало бы больше одного всадника - во все стороны рассыпайтесь.

Уехал воспитанник алдара, за ним последовали двенадцать всадников. - Привела их большая дорога к железным воротам. Мальчик рукоятью своей плети толкнул ворота, но не открылись они. Тут натянул он удила и плетью пригрозил коню. Подобно зайцу заплясал конь под ним и мгновенно перепрыгнул ворота. И тут же всадники, сопровождавшие его, во все стороны погнали своих коней. С удивлением поглядел им вслед воспитанник алдара, а сам поехал дальше.

Кто знает, долго ли, коротко ли он ехал, но вот задремал, не слезая с коня. Продолжает его сонного нести верный конь. Тут попал он на глаза именитым нартам - Урызмагу, Хамыцу, Сослану из славного рода Ахсартаггата.

- Не зря провели мы время в походе, - сказали нарты. - Этот всадник пригодится на что-нибудь. За него хоть одежду купим нашим женщинам.

Нарт Сослан первый со всей силы налетел на спящего всадника, но хоть бы покачнулся конь юноши, а тот даже и не проснулся. Тут тронул своего коня нарт Хамыц - налетел он на спящего. Какой конь не содрогнулся бы от такого удара! Но не переменил даже шага конь юноши, и попрежнему несет он своего спящего всадника. И тогда пустил своего знаменитого Арфана нарт Урызмаг. Ударил Арфан коня юноши, но даже пегому коню Урызмага не поддался гордый конь, а только повернул свою голову к нартам и сказал:

- Отстали бы вы от нас и ехали бы своей дорогой. А то, если проснется мой хозяин, раскаетесь вы в ваших -забавах.

Не послушались нарты, не оставили в покое коня, и тогда тот сам со всей силы тряхнул своего хозяина. Проснулся юноша, протер глаза и увидел нартских задир. Повернул он коня, - и вот уже нарты Урызмаг и Хамыц привязаны сзади к седлу его как переметная сумка. А Сослана он копьем своим поддел под пояс, поднял с коня и высоко понес его на своем копье. Коней нартских он погнал впереди себя.

- Верно, вы не думали, что может с вами случиться, когда нападали на меня. Но сейчас вы увидите, что случится с вами. Вот возьму я, да в этом, достойном смеха, виде привезу вас в вашу страну и положу вас перед вашими женами, - сказал юноша.

Во скольких походах побывали именитые нарты, кому только не показывали они силу свою, но с таким человеком им еще не случалось встречаться. Долго молчали они в тревоге, но потом, видя, что ничего не придумаешь, развязали свои языки и стали они льстить своему победителю.

- Неужто ты, победивший нас, посчитаешь возможным так осрамить нас? Просим мы тебя: прости нам нашу ошибку. Лучше убей нас здесь, но только не позорь.

- Я вижу, пожилые вы люди, и поэтому вас прощаю. Но вы должны дать мне слово, что никогда больше не будете обижать путников, - ответил им юноша.

Что оставалось делать нартам? Дали они слово. Юноша освободил нартов, и поехали они своей дорогой, а он поехал своей.

Долго ли, коротко ли ехал он, вдруг осадил он своего коня.

- Уж не мертвецы ли наслали на меня забвение свое? Ведь не знаю я, куда еду, неизвестно мне, в какой стране нахожусь, и не ведаю того, где буду жениться. Так как же я отпустил тех людей, - ведь обо всем я мог бы узнать от них. А они, видно, видали виды, повсюду погостили и много поели и попили на своем веку. Догоню-ка я их, может, укажут они мне подходящую невесту.

Но нарты, когда увидели, что догоняет их юноша, испугались и пустились вскачь.

- Эй, остановитесь, даю слово, что не причиню вам вреда! - кричит им юноша. - Вы мне по делу нужны.

Придержали нарты своих коней, юноша догнал их и сказал им:

- Я оставил дом, чтобы найти себе жену, но в этой стране никого я не знаю, а вы, видно, люди бывалые. Будьте ко мне милостивы, укажите подходящую мне невесту.

- Там, где сливаются две реки, на Междуречье, живет в своей крепости Адыл. И такой красоты дочь выросла у него, что нигде, где небо простирается над землей, не найдешь ты равной ей по красоте и обхождению. Кто только ни сватался за нее из лучших людей нашего мира, но ни за кого не соглашается она итти. А отец ее Адыл так богат, что не найти ему равного по богатству.

Повернул тут коня юноша и прямо на Междуречье, к крепости Адыла направил он свой путь. А красавица-дочь Адыла со своими подругами сидела у себя в башне - рукодельем занимались девушки. Вдруг одна из подруг говорит:

- А ведь к нам едет какой-то всадник. Никогда еще подобный ему красавец не приезжал в нашу страну.

- Следите за ним, - сказала дочь Адыла. - Если он будет искать брода через стремнину нашей широкой реки, искать места помельче, то мы позабавимся над ним. Если же он переправится, не ища брода, то, значит, он годен мне в мужья.

- Гляди, он переправился в самом глубоком месте, - сказала одна из подруг. - Даже рыба не проплывает так ловко, как проплыл он на коне своем. Хоть бы раз споткнулся конь его. Стрелой пересек он широкую реку.

Въехал юноша в крепость Адыла, толкнул рукоятью плети дверь в покои, где жила красавица-дочь Адыла, и дверь упала внутрь.

- Пусть добрым будет этот день, негостеприимная хозяйка, - сказал юноша.

- Всю жизнь будь счастливым и добрым, сын нартской Шатаны, - ответила девушка.

Быстро они сговорились, мужем и женой стали жить в крепости Адыла, там, где между двух больших рек образовалось Междуречье, кабаньему рылу подобное. Всего у них было в достатке, и хорошо жили они.

Но вот, однажды, сказала юноше его молодая жена:

- Как только появляется жена у молодого человека, ноги его не выносят больше из дома. Дивлюсь я на тебя, насколько велика твоя грубая сила, а ведь ума ты еще себе не нажил. Если же ум не направляет грубую силу, то в беду попадает человек. Поезжай-ка ты в Таркские тернистые степи, излови там черную лису - три белых волоска растет у нее на лбу. Когда попадется тебе эта лиса, выдерни у нее эти три волоса. Один волос будет тебе советчиком, другой превратится в пояс, а третий - в застежки из серебра и золота. Пояс и застежки эти подаришь ты мне. Но знай, нелегко тебе будет поймать черную лису. Когда ты будешь гонять ее по Таркским тернистым степям, вся одежда твоя клочьями повиснет на колючках терновника, подобно тому, как шерсть овечья остается на ней, и кровью истекать будет все твое тело. Не догнать тебе в Таркских тернистых степях черную лисицу, но удастся тебе выгнать ее из колючих зарослей, и будешь ты гнать ее по острым камням. Сдерут они подошвы с твоих чувяк, кровавый след будешь ты оставлять на камнях, но не прекращай погони, пока не устанет она и как каменная встанет среди камней; живьем бери ее тогда, выдерни заветных три волоса, а после отпусти ее.

Поймал юноша живьем черную лисицу в колючих степях Таркских, три белых волоса вырвал у нее со лба, бережно спрятал их, а лисицу отпустил на волю.

Вернулся юноша домой и опять стал жить да поживать с молодой женой.

Долго ли, коротко ли прожили они, но вот опять сказала ему жена:

- Муженек, долго ли мы будем здесь жить в одиночестве? Поезжай-ка ты опять в поход. Завтра ногайская молодежь - юноши и девушки будут собирать землянику. Приведи оттуда сто юношей и сто девушек и посели их вокруг нашей крепости, чтобы благодаря им легче пошла наша жизнь.

И доблестный отпрыск нартского рода привел сотню ногайских юношей и сотню ногайских девушек и поселил их вокруг крепости. Целое селение выросло в Междуречьи.

Прошло еще немного времени, и опять сказала красавица-дочь Адыла юному мужу своему:

- О, хозяин головы моей, в эти два дня должен ты совершить одно большое дело. Взяли нарты крепость Гур. Станут они делить добычу, там захваченную. Надо, чтобы и тебе досталась доля в этой добыче. Нетрудно будет получить эту долю, если только умело взяться. Перед тем, как напасть на крепость, посадили нарты на дороге ворожею, чтобы она своим зорким глазом приметила, кто из нартских воинов первым ворвется в крепость. Кто был первым в бою, тот первым получит первую долю добычи. Я сошью для ворожеи одежду, чтобы с ног до головы могла одеться она. Ты проедешь мимо нее и подаришь ей эту одежду и попросишь ее, чтобы, когда ее спросят, кто из нартов первым ворвался в крепость Гур, указала б она на тебя.

Собрались нарты для раздела сокровищ, взятых в крепости Гур. Но сначала вырыли они яму в двенадцать вытянутых рук глубиной и опустили в нее нарта Сырдона, потому что боялись, что во время дележа он доведет дело до спора и поссорит всех. А потом спросили ворожею:

- Кто же тот счастливец, который первым ворвался в крепость Гур?

- Да возрадуется зять Адыла, он первым ворвался в крепость Гур, - ответила ворожея.

- Выбирай первую долю, зять Адыла, - сказали нартские старейшины. - Остальное мы поделим поровну.

Рассмотрел сокровища зять Адыла и сделал так, как шепнул ему белый волосок черной лисы, ставший его советником, - полоску кожи, плеть из войлока и шапку-невидимку взял он себе.

После того, как выбрал себе долю зять Адыла, из ямы подняли Сырдона. Быстро оглянул он сокровища крепости Гур и спросил нартских старейших: кто взял первую долю?

- Зять Адыла, - ответили нартские старейшие.

- Издавна были вы простоваты, никчемные нарты, - сказал Сырдон, - и сейчас позволили опять, чтобы над вами посмеялись. Самые лучшие из ваших сокровищ забрал неизвестный вам сын Шатаны. То, что осталось теперь от этих сокровищ, не стоит даже чаши воды.

Смущенно посмотрели друг на друга нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан, выслушав насмешливые слова Сырдона. И задумали они навестить зятя Адыла. Не напрасно поездили по свету мужи Ахсартаггата. Быстро нашли они замок Адыла и, как полагалось, сошли с коней у гостевой, для гостей отведенной.

- Простите меня, дорогие гости, - сказал им хозяин, - но если еще сохранилась у меня память, то, кажется мне, что я уже с вами встречался.

- Ты не ошибся, - ответил ему нарт Хамыц. - В эту крепость мы направили тебя жениться. И вот что еще мы скажем тебе, чтобы знал ты, зачем мы приехали сюда. Недавно только узнали мы, что родила тебя наша Шатана, а вот твой отец, Урызмаг, из рода Ахсартаггата, - хозяин головы Шатаны. А мы братья отца твоего, дяди твои - Хамыц и Сослан. Позорно нарту жить в доме тестя. На весь наш род падает этот позор.

И тут сын нартской хозяйки Шатаны и его молодая жена собрались в дорогу, собрали все богатое свое достояние, пригласили с собой всех ногайцев, которые жили возле крепости, и переселились в селение нартов.

И опять в этом деле выиграли нарты.

Нарт Сыбалц, сын Уархтанага

Долгую жизнь прожил нарт Уархтанаг и до старости не женился. Вот тут и стала говорить нартская молодежь:

- Нет у Уархтанага потомства, нет у него наследников, надо женить его. А если не послушается он нас, - мы побьем его камнями.

Пришли нартские юноши к Уархтанагу и сказали ему: - Нет у тебя, Уархтанаг, потомства, нет наследника, потому послушайся нас и женись поскорее.

Согласился Уархтанаг жениться и ответил нартским юношам:

- Пусть все, кто хотят меня женить, прибудут ко мне в пятницу, и тогда я скажу вам, куда ехать за невестой.

Вся нартская молодежь в полном снаряжении собралась в пятницу к дому Уархтанага. Уархтанаг расставил всех по порядку: сначала шли музыканты, за ними плясуны, потом певцов отдельно поставил он и тех, что будут джигитовать на конях.

Так и пустились они в путь. Когда шли мимо старой башни Ахсартаггата, привлеченная звуками фандыра и веселыми песнями выглянула с седьмого яруса башни дочь булатноусого Хамыца. А Уархтанаг только этого и ждал. До этого знал он дочь булатноусого Хамыца и, увидев, что глядит она на них с седьмого яруса башни, сказал своим веселым дружкам:

- Заворачивайте-ка своих коней, мои солнышки, к дому булатноусого Хамыца.

Въехал свадебный поезд во двор Хамыца, долго они там пировали, плясали и пели, а после повезли дочь Хамыца в жены Уархтанагу.

Кто знает, долго ли, коротко ли прожили вместе Уархтанаг и дочь булатноусого Хамыца, но вот родился у них мальчик, и назвали его Сыбалц.

Ночью родился Сыбалц, но только настал день и в окно дома Уархтанага заглянуло Солнце, лучи его сразу заиграли, заискрились в глазах Сыбалца, и лицо мальчика засветилось. Увидев это, засмеялся радостно Уархтанаг, и спросила его жена:

- Что ты так радостно рассмеялся, муж мой? И ответил ей Уархтанаг:

- Все время беспокоился я за нашего сына, но теперь вижу, все пойдет хорошо. Ведь вчера ночью у Солнца родилась дочь. Сейчас через окно глянула она Сыбалцу в глаза и сразу полюбила нашего мальчика. Вот почему я так обрадовался.

Сыбалц подрос, и мальчики из селения Солнца стали спускаться с неба и с ним играть. Однажды утащили они Сыбалца к себе и с веселыми криками «вот наш зять» привели его в дом Солнца. Там узнал Сыбалц дочь Солнца Ададзу. Подросли мальчик и девочка. Выдал отец-Солнце свою дочь за Сыбалца, и стали они, как муж и жена, жить в доме Солнца. Долго ли прожили они там, кто может сказать? Но вот стал печалиться Сыбалц, и спросила его красавица Ададза:

- Чем-то ты недоволен? И так ответил ей Сыбалц:

- На свою жизнь здесь я не жалуюсь. Мне здесь жить хорошо, но все вспоминаются мне отец и мать, и хочется мне вернуться домой.

- А знаешь, ведь я тоже так думаю. Лучше бедно жить у мужа в доме, чем богато в отцовском доме. Если хочешь, давай переселимся в дом твоего отца.

Так решили Сыбалц и красавица Ададза покинуть дом Солнца и переселиться в селение нартов. И сказала Ададза Солнцу - отцу своему:

- Что понести мне в подарок свекру, хозяину нашего дома?

И отец-Солнце ответил дочери своей:

- Вот эту кольчугу подари ему.

А кольчуга была эта такова, что воротник ее пел песни, а отвороты подпевали, рукава в лад хлопали, а полы плясали.

Взяв с собой эту кольчугу, Сыбалц и дочь Солнца, красавица Ададза, спустились в дом старого Уархтанага и там еще раз, по-настоящему, отпраздновали свою свадьбу.

Очень рад был старый Уархтанаг подарку невестки. Наденет он, бывало, кольчугу и выйдет посидеть на Нихасе. Чудесна была эта кольчуга, и люди толпами собирались вокруг Уархтанага и дивились на нее.

И вот, однажды, с вершины Уалыппа увидели три сына Соппара, как на нартском Нихасе красуется в своей кольчуге Уархтанаг, и позавидовали они ему:

- Что за чудесная кольчуга у этого никуда негодного старика Уархтанага. Давайте-ка нападем на него и кольчугу отнимем у него, да еще в придачу пару ремней у него со спины вырежем.

А Сыбалца в то время не было дома. Поехал он в дальний поход. Некому было заступиться за Уархтанага. Напали на старика три сына Соппара, отняли у него кольчугу, два ремня вырезали у него со спины и, посмеявшись, вернулись домой.

А бедняжка Уархтанаг, сгорбившись, еле добрался до порога дома.

Немного времени прошло, вернулся Сыбалц из похода. Прибыл он ночью, постучался в комнату к жене, и ответила ему жена:

- Не открою я тебе двери, пока не дашь нартского обета исполнить то, о чем попрошу я тебя.

И ответил ей Сыбалц:

- Даю тебе нартское слово, - только скорее впусти меня, - я умираю.

Поскорее открыла дверь красавица Ададза, ввалился в комнату Сыбалц, затрещали стрелы, вонзившиеся в бока его, и сказал он жене:

- На спине моей смертельная рана.

И тут красавица Ададза скользнула в рану Сыбалца, проскользнула между кожей и мясом, вытолкнула стрелы из тела мужа, и раны его исцелились. Сразу выздоровел Сыбалц и спросил он жену:

- А теперь скажи, почему требовала ты от меня нартского обета, когда я постучался к тебе в дверь.

Ответила ему красавица Ададза:

- Я расскажу тебе, почему требовала я от тебя нартского обета. Три сына Соппара напали на отца твоего и надругались над ним. Отняли они у него кольчугу, два ремня вырезали у него со спины, и с тех пор он на ложе своем лежит, свернувшись в клубок. Хочу я, чтобы ты отомстил за отца своего.

И Сыбалц вскочил утром, пораньше, наладил свой плуг, выехал на землю Соппара и стал пахать ее. А сыновья Соппара с высоты Уалыппа увидели, что кто-то пашет на их земле.

- Что за диво еще? Кто набрался смелости, не спросившись, запахивать нашу землю?

Спустились они сверху к своему полю и сказали Сыбалцу:

- Ах, это ты, сын никчемного старика нарта Уархтанага! Ты, верно, думаешь так отомстить нам за отца своего? И старшие братья сказали младшему:

- Расправься-ка с ним как следует, а мы пока пойдем на охоту.

Ушли на охоту два старших брата, а младший подошел к Сыбалцу и сказал:

- Ты, собакой рожденный, на чью землю рискнул посягнуть без спросу?

Грудь с грудью схватились они, боролись долго, но ни один не одолел другого. Оба изнемогли и разошлись. Отдохнули они и опять схватились. Тут убил Сыбалц младшего сына Соппара. А старшие братья в то время возвращались с охоты, и старший сказал среднему:

- Выйди-ка, узнай, как наш младший расправился с Сыбалцом.

Подошел средний брат к месту поединка, и пришлось ему тут же сразиться с Сыбалцом. Долго боролись, и ни один не одолел другого. Оба потеряли силы и разошлись отдыхать. Когда почувствовал Сыбалц, что прошла его усталость, бросился он на среднего сына Соппара и вслед за младшим отправил его в Страну Мертвых.

Но тут подошел старший брат, и с ним тоже пришлось сразиться Сыбалцу. Сколько боролись они, знает об этом бог, но оба так устали, что повалились на землю.

Булатноусый Хамыц был уже в то время в Стране Мертвых, и тут дошел до него слух: «Внук твой убил двух сыновей Соппара, с третьим уже схватился, и, до полусмерти искалечив друг друга, оба распростертые лежат на земле».

Взял с собой войлочную плеть булатноусый Хамыц, вырвался он из Страны Мертвых и, очутившись возле Сыбалца, стегнул его войлочной плетью. Сразу поднялся с земли Сыбалц и в семь раз здоровее и сильнее стал он, чем был до того.

А старший сын Соппара попрежнему полумертвый лежит на земле. И сказал Сыбалц:

- Укажи мне, где кольчуга отца моего и те два ремня, что вырезали вы со спины его, и я, так и быть, не стану убивать тебя.

- Кольчуга отца твоего и те два ремня, что вырезал я со спины его, спрятаны в большой пещере Соппара, что находится там вон, у входа в ущелье Мрака.

Узнав, где находится кольчуга отца его и ремни, вырезанные с его спины, Сыбалц убил старшего сына Соппара, потом пошел в пещеру Соппара, что находится у входа в ущелье Мрака, и, вынес оттуда Сыбалц кольчугу отца своего и ремни, вырезанные с его спины.

И тут сказал ему Хамыц:

- А теперь пойдем поохотимся.

Согласился Сыбалц, и разошлись они, условившись встретиться. Но Хамыц не собирался охотиться, а как только скрылся Сыбалц, помчался скорее - обратно в Страну Мертвых.

Сыбалц вскоре вернулся на стоянку и приволок на себе тушу оленя. Долго ждал он Хамыца и понял, что ушел Хамыц обратно в Страну Мертвых. Только войлочную плеть оставил он внуку.

Быстро собрал Сыбалц всю свою добычу - и тушу оленя, и кольчугу, и ремни, вырезанные из спины отца его, и войлочную плеть деда. Немного времени прошло - он был уже дома.

Приложил он к спине отца ремни, вырезанные из его кожи, стегнул по ней войлочной плетью, и вросли ремни обратно в кожу отца, даже никакого следа не оставалось на ней. Отдал он старику его чудесную кольчугу, и обрадовался старый Уархтанаг.

Довольна была теперь жена Сыбалца.

- Хорошо, - сказала она, - что наказал ты обидчиков своего отца и с честью отомстил за обиду, ему нанесенную.

И с тех пор сын нарта Уархтанага и жена его, дочь Солнца, красавица Ададза, счастливо стали жить в Стране Нартов.

Тотрадз и Сослан

У Алымбега Алагата было шестеро взрослых сыновей. И сам Алымбег, и все шестеро взрослых сыновей его нашли смерть от руки Сослана - их кровника. В живых остались из детей Алымбега только единственная дочь его да еще мальчик колыбельного возраста. Сырдон дал имя этому мальчику. Алымбегов сын Тотрадз, - назвал он его.

Не простого рождения был этот мальчик. За день прибавлялся он в росте на пядь, а за ночь - на четверть. Спереди был он из чистой стали, но со спины - уязвим, как любой человек.

Решил Сослан с корнем вырвать род Алымбега. Послал он глашатая по всему нартскому селению и велел сказать нартскому народу:

- Сегодня - пятница. А в следующую пятницу все нарты должны сойтись на состязание на Площади Игр. От того дома, который не вышлет на состязание мужчину, возьму я в пленницы девушку.

Прошел глашатай по нартскому селению и прокричал всем трем нартским родам:

- Сегодня - пятница. Через неделю, в пятницу, на Площадь Игр, на состязание должна сойтись нартская молодежь. У того дома, который не вышлет мужчину, возьмут в пленницы девушку.

Услышала слова глашатая мать Тотрадза, еще не снявшая траурных одежд по мужу и шестерым сыновьям; присела возле колыбели сына своего, заплакала и сказала:

- Пусть не простит тебе бог, Сослан, того, что ты совершаешь. Ведь известно тебе, что осиротевший дом Алымбега не может послать мужчину на состязание. Вижу я, замыслил ты пожрать и жизнь единственного и последнего моего сына.

Мальчик спал в это время, но плач матери пробудил его.

- Что с тобой, нана, о чем ты плачешь?

- Нет, я не плачу. Спи спокойно, пусть мать твоя будет жертвой за тебя, - сказала мать. Она хотела скрыть свое горе от сына. Но мальчик не оставлял ее в покое, и тогда она сказала ему:

- Как же мне не плакать, дитя мое! Сколько ни было у меня сыновей до тебя, все они, да и мужественный отец твой, нашли смерть от руки Сослана. Только ты да сестра твоя остались у меня. Но вот задумал он и вас пожрать. Объявил, что каждый дом, от которого в пятницу не выйдет мужчина на Площадь Игр, должен отдать ему девушку в пленницы. Некого нам послать на Площадь Игр, значит, заберет он в невольницы единственную твою сестру.

- Не бойся, мать моя, я выйду на Площадь Игр состязаться с могучими нартами и не допущу позора для нашего дома, не отдам я в неволю сестру мою единственную.

- Если б ты, мое солнце, был в таком возрасте, чтобы мог выходить на игры нартов, то не были бы столь печальны дни мои, - ответила мать.

- Так не назовусь же я впредь сыном отца моего Алымбега, если единственную сестру мою отдам в неволю! Ведь недаром же Гатагов сын Сырдон дал мне имя - Тотрадз! - воскликнул мальчик, заворочался в колыбели, разорвал свивальник и уперся в боковины. Сломалась колыбель, и во все стороны разлетелись части ее. Одна ее боковина отскочила и ударилась о снеговой хребет, - с того-то времени горы отделились друг от друга. Другая упала в дальнюю степь, - с той-то поры холмами и оврагами покрылись степи. Третья боковина упала в лесу, - с той-то поры в лесу и появились поляны. Четвертая боковина упала в море, - и острова поднялись из глубины его.

С такой силой вскочил мальчик, что ударился головой о потолок. Крепко, по-мужски, стал на землю и сказал своей матери:

- Слышал я, что мой отец Алымбег всю жизнь в походах провел. Был он, говорят, именитым мужем, - так неужели не осталось коня от него?

- Конь-то остался, он там вон, в подземной конюшне. Но давно уже никто не ухаживает за ним, по уши он в навозе увяз и грызет он стальные свои удила.

Взял Тотрадз плеть и пошел в подземелье.

- Погоди, мое солнце, - сказала ему мать. - Тяжелой плитой завален вход в подземелье. Двенадцать пар быков ее привезли. Не сможешь ты сам сдвинуть эту плиту. Я позову людей тебе на помощь.

Ничего не ответил ей мальчик, подошел к двери в подземную конюшню, оттолкнул он плиту рукоятью плети в сторону. За уши схватил коня, вытащил его из навоза и повел к реке. Там вычистил и выкупал он коня, стал после этого конь гладкий, как яйцо.

Привел мальчик коня домой и серебряным седлом отца оседлал его.

- Не может быть, чтобы после отца не осталось и оружия, - сказал он матери.

- Пойди во внутреннюю комнату, там на стене увидишь ты оружие отца своего. В жажде боя оно синим пламенем пылает. Там же, в железном сундуке, что замкнут черными пружинами, найдешь ты кольчугу его и шлем.

Семь дверей прошел Тотрадз, а когда открыл восьмую, попал во внутреннюю комнату и видит: оружие отца его Алымбега сверкает на стене.

Открыл мальчик черный железный сундук с пружиной, достал оттуда кольчугу и шлем отца своего и надел их на себя. И, подвязавши отцовское оружие, вышел он к матери.

- Итак, от нашей семьи еду я на Площадь Игр с нартской молодежью состязаться, - сказал он и быстро подошел к коню.

Взволновалась мать, боялась она, что убьет Сослан Тотрадза. Но мальчик в полном снаряжении легко взлетел на коня, и конь заплясал под ним.

- Взгляни-ка, нана, хорош ли я на коне? - спросил Тотрадз. - Если я нехорош на коне, не поеду я со двора.

- Ты да нехорош, солнце мое маленькое?! - ответила мать. - Да ты на коне точь-в-точь, как Уацилла, под копытами коня которого грохочет небо.

И захотелось тут матери испытать, крепко ли сидит на коне ее сын, и сказала она ему:

- Бывало, когда отец твой отправлялся в поход, то, раньше чем выехать со двора, взбодрит он плетью коня своего, даст ему поводья и перескочит через забор, а потом обратно во двор перескочит и, попрощавшись со мной, отправляется в путь.

Хлестнул тут коня Тотрадз, одним махом перескочил конь через забор. Повернул Тотрадз коня, еще раз ударил плетью, и перелетел конь обратно во двор. Тут еще раз ударил Тотрадз коня плетью и дал ему поводья, чтобы выехать со двора.

- Подожди, дитя мое, не торопись, я хочу, чтобы ты узнал того, кто пожрал твоих братьев и отца твоего. Когда ты приедешь на Площадь Игр, внимательно разгляди всех людей и приметь того, кто при ходьбе наискось ставит ступни, у кого глаза не меньше обода сита, у кого в одном глазу два зрачка, у кого борода торчит во все стороны, как иглы ежа. Берегись этого человека - это он пожрал отца твоего и братьев твоих.

Поджигитовал мальчик на коне и выехал со двора.

Настала пятница, день, на который назначены были игры нартов. Вся нартская молодежь собралась на Площади Игр, и только из дома Алымбега Алагата не было мужчины на состязаниях.

Вот начала игры нартская молодежь, чудеса одно удивительнее другого показывали молодые нарты, но черный всадник Сослан всех превзошел. Вдруг со стороны селения показалось черное облако, и черные вороны взлетают над ним. Удивились нарты, никак не поймут, что бы это могло быть.

Поглядел Сырдон зорким своим глазом и сказал: - То, что кажется вам черным облаком, совсем не черное облако - это скачет к нам серый конь Алымбега Алагати, пар из его ноздрей приняли вы за облако. То, что кажется вам черными воронами - это не черные вороны, а комья земли, которые взлетают из-под его четырех копыт, взлетают выше головы его.

- Конь-то скачет, мы видим, но всадника не видать, вот чему мы удивляемся, - ответили некоторые юноши.

И опять сказал им Сырдон:

- Всадник на нем есть, а какой это всадник, - вы сейчас увидите своими глазами.

Тут еще возросло удивление нартской молодежи: какой же всадник осмелится сесть на прославленного коня Алымбега! Да ведь этого всадника даже из-за луки седла не видать!

А всадник уже прискакал.

- Пусть счастье сопутствует вашим играм, гордая нартская молодежь! - громко воскликнул маленький всадник.

- Во здравии прибывай к нам, Тотрадз, сын Алымбега Алагати, - ответил ему Сырдон, тот, кто дал ему имя.

Поехал по площади Тотрадз, оглядывая нартскую молодежь, разыскивая того, с кем ему надо сразиться. Как только увидел он Сослана, сразу узнал он его по приметам, о которых говорила ему мать.

- Ну, Сослан, давай посостязаемся с тобой, - сказал Тотрадз.

- Ишь ты, щенок, - ответил Сослан. - Как же мне с тобой состязаться, когда у тебя с углов рта еще молоко матери капает. Что мне скажут те, кто увидит, что я состязаюсь с тобой,

- Никак нельзя тебе отказаться от состязания со мной, - сказал Тотрадз.

- Куда ты суешься, сын Алымбега? Ведь я мясом твоим накормлю птиц, а кости твои брошу собакам, - ответил ему Сослан.

Но не отстает от него Тотрадз:

- Ну, давай-ка, давай!.. А что будет - посмотрим.

- Ну, что ж, давай посмотрим. И Сослан вскочил на своего коня.

Сшиблись их кони, и, отброшенный в сторону, конь Сослана сразу упал на землю. Изловчился тут Тотрадз, подцепил Сослана на острие своего копья и высоко поднял его. И нартская молодежь, увидев это, разбежалась во все стороны. Устрашились они Тотрадза, испугались того, что, покончив с Сосланом, он возьмется за них, и каждый торопился уберечь свою голову.

А Тотрадз целый день, не слезая с коня, носил Сослана на острие копья своего, ни разу не опустив его на землю.

- Ты убил моего отца и братьев, - говорил Тотрадз. - Но из моих рук тебе не уйти. Убью я тебя.

Настал вечер, и взмолился Сослан:

- Ты бы должен убить меня, но на этот раз пощади, дай мне хоть с семьей попрощаться. Сегодня пятница, а на следующую пятницу назначим мы наш поединок. Давай встретимся вновь в Хусдзагате Занартском, на Холме Правосудия, где в поединках решают, кто прав, а кто виноват. Там и сразимся мы один на один.

Дали они друг другу честное слово, и Тотрадз, опустив свое копье, позволил Сослану ступить на землю.

- До назначенного срока даю тебе жизнь, - сказал он и, пустив вскачь своего коня, помчался домой.

Сгорбившись и поникнув головой, вернулся Сослан в свой дом к Шатане, сердито опустился на кресло, затрещали и расщепились все четыре ножки кресла.

- Что с тобой, сын мой, мной не рожденный? Кто обидел тебя? Уж не болен ли ты? - спросила его Шатана.

- Что может быть хуже того, что случилось со мной! Нарвался я на позор! Малолетний сын Алымбега сегодня весь день надо мной потешался. На острие копья своего он носил меня, не спуская на землю. Что мне делать с этим юношей, раз он уже теперь сильнее меня? Когда же вырастет он, не оставит меня в живых.

- А ты еще будешь с ним состязаться? - спросила его Шатана.

- Я дал слово ему, что мы встретимся в следующую пятницу в Хусдзагате Занартском, - там, на Холме Правосудия, назначен наш поединок. Свое слово я не нарушу, и он, конечно, убьет меня.

- Ну, раз у тебя столько времени осталось, будь спокоен, я тебе помогу. Только не сиди с опущенной головой. Надо торопиться. Пойди на охоту и добудь волчьих шкур столько, сколько требуется, чтоб сшить шубу, и скорее привези их мне, эти шкуры, затем подымись к Курдалагону и попроси, чтобы он изготовил тебе сто колокольчиков и сто бубенцов. Если тебе удастся все это достать, можешь тогда ничего не бояться.

Ушел Сослан и скоро принес Шатане только что содранные волчьи шкуры, столько, сколько требовалось их, чтобы сшить одну шубу. Крепкий раствор для дубления шкур тотчас приготовила Шатана, продубила она волчьи шкуры и сшила из них шубу.

А Сослан поднялся тем временем к Курдалагону, и по просьбе его выковал ему Курдалагон сто колокольчиков и сто бубенцов, и все они звенели на разные голоса. И принес их Сослан к Шатане.

Вот настал день поединка. Привязала Шатана эти сто колокольчиков и сто бубенцов к гриве сосланова коня, шубу из волчьих шкур надела она на Сослана мехом вверх да еще пришила она к меху и вплела в гриву копя множество пестрых лоскутьев и наказала сыну своему, ею не рожденному:

- Смело поезжай теперь на условленное место, постарайся прибыть туда раньше, чем сын Алымбега, и останови коня своего, не доезжая холма. Я пошлю на помощь тебе только нам, женщинам, послушное женское облачко, и оно темным своим покрывалом прикроет тебя, и ты исчезнешь с глаз людей. Поднимется на холм сын Алымбега, но кроме облачка ничего не увидит. И он крикнет тогда:

- Эй, Сослан, где ты? На сегодня условились мы, выходи-ка, сразимся!

Но пока он будет стоять лицом к тебе, ты ему не показывайся. Пройдет еще немного времени, боком повернется к тебе Тотрадз и во второй раз крикнет он: «Эй, где ты, Сослан, клятвопреступник? Ведь на сегодня уговорились сражаться. Выходи на поединок!» Но ты и тут не показывайся ему. Пока будет стоять он боком к тебе, не удастся его тебе победить. Третий раз крикнет он: «Обвиняю тебя в нарушении клятвы, Сослан! Не вышел ты на поединок, нарушил свое слово!» И повернет он коня своего в сторону селения. Вот тут-то ты и действуй так быстро, как только сможешь. Безжалостен будь к нему. Чертями вскормлен его могучий конь, но черти боятся волков, и конь испугается волчьих шкур. Да и как не испугаться коню, когда внезапно увидит он, что мчится на него страшный всадник, пестрыми лоскутами изукрашенный и колокольчиками и бубенцами на разные голоса звенящий! Будет стараться Тотрадз повернуть коня своего, чтобы лицом к лицу сразиться с тобой, но не справится он с конем, и когда понесет его конь прочь от тебя, ты со всей силы рази его в спину. Невозможно сразиться с ним лицом к лицу - из чистой стали спереди тело его, но со спины он уязвим, как все люди.

И вот Сослан выехал на место поединка. Затаился. Прислала Шатана женское облачко, которое и скрыло его. А вот прискакал и Тотрадз.

- Выходи, Сослан, будем сражаться, на сегодня назначили мы поединок, - так крикнул Тотрадз. Но лицом к Сослану, скрытому облаком, стоял он, и не вышел к нему Сослан.,

Подождал некоторое время Тотрадз, повернул коня, боком стал к Сослану, скрытому облачком, и снова крикнул:

- Эй, Сослан, где ты? Ведь мы на сегодня уговорились, выходи, давай сражаться!

Не видать Сослана нигде. Еще немного подождал Тотрадз. Повернул он коня своего в сторону селения и крикнул:

- Пусть на тебя падет, Сослан, нарушение клятвы! Сегодня был день нашего поединка, но ты не сдержал свое слово, да проживешь ты всю жизнь в бесчестьи среди нартов! - так сказал Тотрадз и направил коня своего к селению.

И тут, подобно коршуну, взмывающему из чащи, выскочил Сослан из-под облачного покрывала и крикнул Тотрадзу:

- Здесь я, и слова своего не нарушил, подожди меня! Внезапно было появление Сослана, но все же успел сын Алымбегов повернуть коня навстречу ему. И увидел конь лохматые волчьи шкуры и пестрые лоскуты, услышал, как сто колокольчиков и сто бубенцов на разные голоса зазвенели. Как тут было не испугаться ему? Понес он всадника обратно к селению. И как ни боролся с конем Тотрадз, не мог он остановить его. Изо всей силы потянул Тотрадз поводья, и порвались они. Схватил он коня за гриву и вырвал ее. Ухватил он коня за уши и вместе с кожей, по самую луку седла, оторвал он уши. Нет, не может Тотрадз повернуть коня лицом к Сослану и слышит он, что уже настигает его торжествующий Сослан.

- Эй, - в горе воскликнул Тотрадз, обращаясь к коню своему. - Остаться б тебе без кормильца! Ведь если я не боюсь врага своего, так ты-то чего испугался?

Дотянулся Тотрадз до нижней челюсти коня, схватился за нее, но все же не смог повернуть взбесившегося коня, хоть вывернул он челюсть коня и вплоть до нагрудника оторвал ее. Но тут уже одна за другой полетели стрелы Сослана. Кровавыми ранами и глубокими царапинами покрылась спина Тотрадза.

Нагнал Сослан Тотрадза и страшный удар копьем между лопаток нанес ему. На землю ничком упал Тотрадз с коня, и тут же отлетел его дух от тела. А Сослан, иноходью пустив коня своего, веселый вернулся домой.

Как было не беспокоиться матери Тотрадза о судьбе своего маленького сына? Позвала она двух юношей и сказала им:

- Сегодня у Хусдзагата Занартского, на Холме Правосудия, должен был с нартом Сосланом встретиться мой сын Тотрадз. Проведайте-ка его.

Пошли двое юношей к Хусдзагату Занартскому. Сослан, возвращаясь домой, издали увидел их. Закутал он голову башлыком, чтобы его не узнали. И юноши его не узнали.

- Куда спешите, юноши? - спросил их Сослан.

- Сегодня Алымбегов сын Тотрадз поехал на Холм Правосудия биться с Сосланом. Мать Тотрадза послала нас узнать, кто из них убит.

- Напрасно беспокоится она, - ответил им Сослан, весело гарцуя на коне своем по широкой степи, уехал с места поединка Алымбегов сын, оставив труп Сослана на съедение волкам, он - там вон лежит.

- Пусть продлится жизнь твоя, не будь тебя, пришлось бы нам понапрасну утруждать себя.

Вернулись юноши обратно к матери Тотрадза и сказали ей:

- Радостную весть принесли мы тебе. За такую весть нам следует подарок: сын твой Тотрадз убил Сослана.

Круглый стол поставила перед ними старуха, жирным мясом она их угощала, хмельные напитки как воду наливала она им.

Весело угощаются юноши, но все не может успокоиться материнское сердце. Села она с ними и выше их, как полагается старшей, и спросила:

- Вы сами видели Тотрадза? Или кто-нибудь другой сказал вам об этом?

- Стыдно было бы нам солгать, - ответили юноши, - самого Тотрадза мы не видели. Обо всем этом рассказал нам встречный всадник.

- А что это был за всадник? Может, кто из вас запомнил его?

- Я внимательно разглядел его, - ответил один юноша, - и удивлялся очень: хотя голова у него была закутана башлыком, но увидел я, два зрачка было у него в одном глазу.

Тут стала царапать себе щеки мать Тотрадза и бить себя ладонями по коленям и, рыдая, кричала она:

- Так это же Сослан был, сам Сослан! Из божьих созданий ни у одного нет в одном глазу двух зрачков, кроме Сослана. Идите, торопитесь на место их поединка. Если сын мой сражен ударом в грудь, то принесите его ко мне, чтобы насытилась я плачем над ним, и похороним мы его на родовом нашем кладбище. Если же в спину нанесен ему смертельный удар, то на свалку выкиньте его, недостоин он, чтобы с почетом хоронили его на кладбище. Не место там трусу, сраженному во время бегства!

Нашли юноши тело Тотрадза, но не в родной дом, а прямо на свалку понесли его. По дороге им встретился Сырдон.

- Куда вы несете его? - спросил он их.

- На свалку несем, он убит был во время бегства. - ответили юноши.

- Надо бы поглядеть на коня его, не по вине ли коня нашел он смерть? Не верится мне, чтобы он сам бежал. Не такой крови отпрыском был он.

На место поединка вернулись они и внимательно рассмотрели труп коня. А потом пошли к матери и рассказали ей, какой был конь, - поводья оборваны, грива вырвана, уши по самую луку седла содраны вместе с кожей, челюсть вывернута и рот до самого нагрудника разодран.

- Значит, конь испугался, а сын мой умер храбро, - сказала мать.

Понесли тогда Тотрадза на кладбище и похоронили его рядом с его родичами. Целый год устраивала по нем поминки безутешная мать.

И обильные слезы матери, как родник, сочились в могилу, размыли они землю, и солнечный луч проник вглубь могилы и осветил маленького Тотрадза, сына Алымбега.

* * *

Обманул Сослан Тотрадза. Только лишь с помощью обмана удалось ему убить его. Потому, на том свете возобновится их поединок. Снова сойдутся Тотрадз, сын Алымбега Алагата, и булатный Сослан Ахсартаггата и снова будут они биться. Толпами будут собираться мертвые, чтобы поглядеть на этот невиданный бой. И если живые устроили в память мертвеца своего состязания в стрельбе и на высоких жердях поставили мишень, то мертвец будет с этой вышки смотреть на бой. Если живые в память мертвеца своего поставили надгробный памятник, то мертвец взберется на свой памятник, и виден будет ему невиданный поединок.

А в память кого были скачки устроены, тот, сидя на коне, будет смотреть на этот бой.

Бедзенагов сын удалой Арахдзау

У нижних Нартов родился мальчик, а у Верхних Нартов - девочка. Оба они в одну ночь родились. И повелось у них так, что вечером мальчик выползет из своей колыбели, проползет тайком к новорожденной девочке и остается на ночь в ее колыбельке. Вот и стали тесны девочке ее свивальники. Сначала удивлялись Верхние Нарты:

- С чего это так толстеет наша девочка?

А потом вдруг видят: родился от девочки ребенок - мальчик с золотым чубом. Что тут делать? И скорее побежали к Шатане:

- Девочка-то наша маленькая - мальчика родила.

- Эх, лучше бы мне крик о гибели вашей услышать, чем эти слова, - сказала Шатана. - Да ведь если Нижние Нарты узнают о вашем сраме, они прославят вас на всех своих фандырах, - на весь свет опозорят. Да после времени делать нечего. Надо скрыть это дело. У дома Бората становая балка очень вперед выдается, отнимите ее лишний конец, и получится толстый чурбан. Выдолбите из него ящик, положите в него ребеночка, набейте обручи на ящик и отнесите его вниз, в фурд, да скорее бросьте в воду, пока Нижние Нарты ни о чем не узнали.

Сделали Верхние Нарты так, как сказала им Шатана. Бросили они мальчика в воду, и фурд, конечно, унес его вниз по течению.

А на равнине жил Бедзенаг-алдар. Пастухи пасли у него скот, рыбаки ловили для него белую рыбу. Вот видят рыбаки на поверхности фурда ящик.

- Какой хороший ящик, - сказали они и вытащили его на берег.

Принесли они ящик Бедзенаг-алдару.

- Сбейте-ка обручи, посмотрим, что там внутри, - сказал алдар.

Сбили обручи и услышали пронзительный крик ребенка. А Бедзенаг-алдар был бездетен. Потому очень обрадовался он, увидев мальчика.

- Пусть перейдут ко мне божьи недуги! Ведь он послал мне то, о чем я всю жизнь просил!

Схватил он ребенка и побежал к жене.

- Ложись скорее в постель, как будто ты роженица. Легла жена его в постель, мальчика положили с ней рядом, - теперь можно было подумать, что она его родила.

А Бедзенаг-алдар позвал к себе глашатая и сказал ему:

- Весь мир оповести о том, что у Бедзенага родился сын.

Оповестил глашатай народ о том, что родился у Бедзенага сын, и некоторые знакомые Бедзенага говорили:

- Ведь недавно был я у них, а ничего не заметил. А другие говорили:

- Может быть, глашатай что-нибудь не так сказал.

Собрался весь народ в дом Бедзенаг-алдара. На радостях режет Бедзенаг-алдар белых быков, как белых ягнят. Целую неделю, от сегодня до сегодня, пируют люди в доме Бедзенаг-алдара. Много выпито за здоровье новорожденного, много спето песен. А когда кончился пир, гости разошлись по домам.

Мальчик подрос, стал он туда ходить, где собираются люди, и вот однажды пришел он к Бедзенаг-алдару и спросил его:

- Дада, у всех людей есть имена. Почему ты не дашь мне имени?

- Не могу я дать тебе имени, пока не получишь ты его от друга моего, нарта Сослана.

Что мог ответить на это мальчик! Вот однажды пришел он к матери своей и сказал:

- Я на охоту иду, приготовь мне еды в дорогу. Приготовила ему мать еды в дорогу, взял мальчик свои припасы и пошел на охоту, к подножью Черной горы. Вот там-то и столкнул его бог с Сосланом. По обычаю поздоровались они, а потом мальчик спросил Сослана:

- Будешь охотиться со мной или нет?

- Поставим пока шалаш, а потом посмотрим, - ответил ему Сослан.

Мальчик тут же взялся за работу, сделал шалаш, в котором удобно могли они разместиться вдвоем, и опять спросил Сослана мальчик:

- Ну, как, будем вместе охотиться или нет?

- Давай поохотимся, но только все, что добудем, чтобы общим считалось, - ответил Сослан.

Разошлись они рано утром и охотились до вечера. Когда стемнело, мальчик первым пришел на стоянку. Развел он костер, положил шашлыки у огня, приготовил постели. И тут возвратился Сослан. Поужинали они. Тогда спросил мальчик у Сослана:

- Пусть, мой старший, не покажется тебе нескромным то, что хочу узнать я у тебя. Добыл ли ты что за сегодняшний день?

И ответил ему Сослан:

- Хуже сегодняшнего за всю мою жизнь не было дня. Даже зайца не удалось убить. А много ли ты убил сегодня?

- За мою короткую жизнь мало пришлось мне охотиться, но из этих немногих дней сегодняшний был самый для меня неудачный. Только сорок оленей без одного убил я сегодня.

Нахмурил тут брови Сослан, - обидно ему стало.

Переночевали они вместе, а наутро, после завтрака, опять пошли охотиться.

Вечером мальчик снова пришел первым, развел костер и к приходу Сослана положил шашлыки у огня. Вот и Сослан вернулся. Поужинали они, и мальчик спросил у Сослана:

- А как сегодня удалась тебе охота?

- Нигде никого, - мрачно ответил Сослан, - Не везет мне эти два дня. А как тебе удалась охота?

- Тоже плохо. Только шестьдесят оленей без одного убил я, - сказал мальчик.

Такая досада взяла Сослана, что лучше бы, кажется, помереть. Лег он спать. Утром, после завтрака, опять разошлись они по разным ущельям, и вечером мальчик снова пришел первым. Успел он и костер развести и шашлыки поставить возле огня до возвращения Сослана. Поужинали они, и опять спрашивает мальчик:

- А сегодня, мой старший, попала в твои руки добыча?

- Ничто не удается мне в эти три дня. А как твои дела?

- Плохи мои дела. Пожалуй, лучше будет перестать нам охотиться. Мне тоже нет удачи. Целый день бродил я сегодня, а всего только восемьдесят голов дичи, без одной, удалось мне убить.

Легли они спать, но от жгучей обиды не спится Сослану.

«Будет он завтра делить добычу и мне даст, конечно, меньшую долю. Нет, не снести мне этого, а лучше умереть. Не хочу я опозоренное лицо свое показывать нартам».

Настало утро, позавтракали они, и сказал мальчик Сослану:

- А теперь, мой старший, пойдем делить то, что послал нам бог.

Видит Сослан: на три равных части разделил добычу молодой охотник. Досадно стало Сослану, отвернулся он от добычи, свел свои брови, и потемнели они. И тут сказал мальчик Сослану:

- Погляди, мой старший, это тебе доля по старшинству.

Удивленно приподнял брови Сослан и взял свою долю.

- А теперь возьми еще долю, - это доля товарища. И эту долю взял Сослан.

- А последняя доля останется мне, - сказал молодой охотник и, взвалив себе на спину всю тяжесть звериных туш, доставшихся ему, пожелал он Сослану доброго дня и пошел прочь.

Не шевелясь, глядит ему вслед Сослан и удивляется: «О, боже, ведь я живу среди могучих нартов, но такого сильного мужчины никогда не приходилось мне встречать. Кто же он такой?»

И Сослан быстро стал догонять мальчика. А тот как раз оглянулся и увидел, что Сослан идет за ним. Тогда он остановился и спросил его:

- Видно, ты что-то забыл, мой старший?

И Сослан ответил:

- Мы с тобой вместе три дня охотились, а я так и не узнал, как тебя зовут. Вот почему я поспешил за тобой.

- Еще нет у меня имени. Когда спросил я у своего отца, почему он не дает мне имени, получил я такой ответ: Не могу я дать тебе имени, пока не получишь ты его от друга моего нарта Сослана.

Обрадовался тут Сослан и сказал:

- А ведь это я Сослан - отца твоего друг. Отныне называйся: Бедзенагов сын удалой Арахдзау.

Вернулся домой Арахдзау и сказал отцу:

- У людей только и слышно, что о нартах. Хочется мне побывать у них.

- Пусть съем я твои болезни, но если ты у меня вырос настолько, что можешь сам ездить в походы, то что может быть мне приятнее, чем послать тебя в гости к нартам, - ответил ему Бедзенаг. - Если тебе так сильно хочется попасть к ним, то возьми вот уздечку, поймай в нашем табуне коня, который придется тебе по нраву, и в счастливый час поезжай.

Поймал коня удалой Арахдзау, оседлал его и поехал к нартам. У околицы селения увидел он вещую старуху.

- Пусть пряма будет твоя дорога, Бедзенагов сын, удалой Арахдзау!

- Пусть сердце твое радуется, добрая женщина!

- Куда едешь ты, солнце мое?

- Нартов хочу навестить.

- А что это за конь под тобой? Ведь они на таких клячах возят припасы пастухам на пастбища. А что это у тебя - меч? Ведь нартские жены сыр режут такими ножами. А что это за громовик у тебя в руках? Он меньше свирели, на которой играют нартские пастухи. Нет, ты не сын Бедзенага. Не иначе, он тебя где-нибудь в бурьяне нашел. Был бы ты родной его сын, дал бы он тебе того коня, которого он в холе для себя бережет и который застоялся и так жаждет скакать, что давно уже грызет стальные свои удила. Восемь ног у коня его и четыре уха. Пожалел он, видно, дать тебе этого коня. В пословицу вошел его меч, лучше которого нет. А его громовик синее пламя испускает в жажде боя.

Повернул тут Арахдзау коня своего обратно.

- Почему ты вернулся, сын мой, Арахдзау?

- Не сын я тебе.

- Что с тобой?

- Был бы я сын твой, ты дал бы мне того коня, который давно застоялся и так жаждет скакать, что давно уже сгрыз стальные свои удила. Был бы я сын твой, ты вооружил бы меня тем громовиком, который испускает синее пламя в жажде сражения.

- Пусть съем я недуги твои, но если ты уже так возмужал, чтоб сидеть на моем коне и носить мое оружие, то что ж может быть приятнее для меня? Но ты еще мал, и не справиться тебе с таким конем и подобным оружием.

- Это уже будет мое дело, - ответил Арахдзау.

- Тогда спустись в подземелье, увидишь плиту, которую паре быков не повернуть. Под ней ты найдешь и коня и оружие.

Повел Бедзенаг мальчика в подземелье и указал ему, где находится его конь и его оружие.

Толкнул Арахдзау носком, и сразу перевернулась плита. Вывел он коня из подземелья, взял черное мыло, к черному Терку повел он коня и так начистил его, что стал конь чист, как пуговица из слоновой кости. Оседлал коня Арахдзау, взял он в руки оружие и поехал к нартам.

А нарты в это время как раз собрались у своего полного чана и такой ведут разговор:

- Давайте будем опять пировать.

Вдруг Урызмаг сказал:

- А ведь что-то неспокойно на нашей равнине. Множество лун и солнц заблистало на небе, а ниже стелется туман, стаи птиц густой тучей летят к нам, и глубокая борозда, точно после плуга, пролегла по нашим полям.

Обернулись все нарты туда, куда указал Урызмаг, но никто не может понять, что это за напасть движется на нартское селение.

А Шатана в это время сидела в башне. Послали к ней нарты спросить:

- Будь милостива, Шатана. Взгляни в небесное зеркало твое, что за гость незваный появился на нашей равнине?

Взглянула Шатана в небесное зеркало:

- Эх, нарты, нарты, всю-то вы жизнь одерживали верх, а теперь вот на вас идет насильник. То, что туманом кажется вам, - это пар изо рта его коня. То, что кажется вам стаями птиц, это из-под копыт его восьминогого коня взлетают комья земли выше головы его и черным воронам подобны они. То, что множеством лун и солнц кажется вам - это оружие его так сверкает, что слепнут глаза от этого блеска. А глубокую борозду оставляет огромный меч этого всадника. Он ведь еще маленький мальчик, по земле волочится меч его и взрывает ее. Глядите теперь на фурд: если будет этот всадник искать мелководья, то он нам не опасен, если же он, не ища брода, напрямик через фурд будет переправляться, то совершит он над вами насилья. А то, что он мал ростом, на это вы не надейтесь.

Взглянули нарты и видят: подъехал всадник к фурду и, не разбирая, где мелководье, а где омут, пустил коня через фурд, и пересек конь бурное течение фурда с такой быстротой и ловкостью, с какой рыба пересекает ее.

- Будь милостива к нам, Шатана. Пока он сюда не поднялся, посоветуй нам, как быть.

- Идите скорее в большой дом Алагата, в семь рядов садитесь вокруг большого сосуда и начинайте пир. Сослан пусть прислуживает старшим. Путник молод и, явившись на пир, он постесняется сесть наверху со стариками, а сядет в конце всех семи рядов. Тогда пусть все семь рядов посылают ему чаши заздравные. Придется ему выпить все эти чаши, и если от этого он не умрет, то иначе вам его никак не одолеть. Только пусть никто не скажет ему лишнего слова, а то прорубит он среди вас улицы и переулки и погубит всех. Крепко надеется он на коня своего. Возьмите скорее у старого Урызмага его Пегого, сухим чудесным клеем осыпьте его и семь раз вываляйте его в песке. Когда гость сойдет с коня, привяжите коня его на одной коновязи с конем Урызмага. Подерутся кони, начнут грызть зубами друг друга, куски песчаного панцыря придется отрывать коню гостя нашего от тела коня Урызмага, а тот будет вырывать кровавые куски с тела коня нашего гостя и нанесет ему тяжелые раны. Когда же будет подъезжать он к селению, я выйду навстречу и скажу ему: «Сверни в наш дом. Ты ведь молод и едешь издалека, а я буду тебе доброй хозяйкой».

Если удастся мне заманить его в наш дом, я всю свою хитрость и коварство волью ему в пищу, чтобы лишить его веры в свою силу. Если же не удастся мне заманить его в дом, то я там вон, посреди улицы, на пути его, мгновенно выращу яблоню, с ветвей которой осыпаться будут спелые плоды. Если только попробует он плоды с этой яблони, все равно потеряет он веру в себя.

Въехал уже Арахдзау в нартское селение, и кричит ему Шатана из башни:

- Здоровым к нам прибывай, Бедзенагов сын Арахдзау! Заезжай к нам в дом, доброй хозяйкой буду я тебе.

- Не в обычае у отца моего останавливаться у коварных женщин, тебе подобных!

- Если отворачиваешься ты от нашего угощенья, освежись тогда плодами вон той, среди улицы растущей, яблони, можешь наполнить ими карманы свои, - сказала ему Шатана.

- О, дерзкая, взгляни-ка, где твое дерево! - ударил Арахдзау плетью по стволу яблони, раздался треск, и ничего не осталось от яблони.

Подъехал он к дому, где собрались нарты, выбежали они все к нему навстречу:

- Здоровым к нам прибывай, Арахдзау, сын Бедзенага, гость наш из дальней страны!

- Коня его надо скорее привязать, разгорячен он и пусть остынет. Привяжите его вон туда, где привязан урызмагов Пегий.

- Примите оружие его и повесьте, где поудобней.

Вот приняли они его оружие, но, на какую вешалку ни повесят, не выдерживает вешалка, обрывается.

- Мое оружие только на мне можно повесить, - сказал Арахдзау и подвязал на себе свое оружие.

Приглашают его нарты сесть наверху со старшими - почетными гостями, но он не садится там, просит прощенья и просит разрешить ему сесть в самом конце семи рядов.

- Мне здесь полагается быть, - сказал он.

Вот все семь рядов поднимают здравицы, и со всех семи рядов чаши приходят к нему. Он все выпивает, но сколько ни пьет и сколько ни ест, все же лучше всех исполняет застольный обычай.

Сослан прислуживал там и ни одной не опорожненной чаши не принимал он у гостей. Челахсартаг, сын Хиза, сидел там на почетном месте, а сам Сайнаг-алдар был старшим на этом пиру.

Когда подносил Сослан гостю полную чашу, то, держа ее в руках, он в пляске шел по краю стола, снизу до верху проходил он по краю стола, но ни кусочка не падало со стола и ни капли не проливалось из чаши. Так, в пляске переходил он с одного края стола на другой.

И сказал тут сын Хиза Сослану:

- Поднеси-ка ты мне турий рог, наполненный самым крепким из ваших напитков.

Принес ему Сослан турий рог, наполненный ронгом, поднял сын Хиза этот рог одной рукой, а в другую руку взял он большой почетный кусок, бедренную кость от туши вола, и сказал Сослану:

- Ведь у нас там, ниже всех, сидит гость наш, Бедзенагов сын, удалой Арахдзау. Позови-ка его сюда, я хочу сделать ему это почетное подношенье.

И на зов Сослана быстро вскочил Арахдзау. Обвешанный тяжелым оружием, вскочил он на край стола и направился к сыну Хиза, в ту сторону, где сидели старшие. В искусной пляске шел он к ним, на удивленье всему миру была эта пляска! Вот подошел он к сыну Хиза, сидевшему на почетном месте, и сказал ему сын Хиза:

- Ты гость, и вот тебе от меня почетное подношенье.

До самого дна осушил чашу удалой Арахдзау и, точно волк, до самой кости обглодал он все мясо с бедра. После этого поблагодарил он сына Хиза и вернулся на свое место.

Думал Челахсартаг, сын Хиза, что после этой чаши свалится с ног Арахдзау, но как ни в чем не бывало держался тот на ногах.

Обиделся сын Хиза, что не по его вышло, и сказал он Арахдзау:

- И чего это ты, собачий щенок, приехал сюда, ведь от тебя рыбой воняет.

- Я действительно буду собачьим щенком, - в гневе ответил Арахдзау, - если через неделю не приеду сюда и не упрячу все это селение под конский навоз.

И, сказав это, он вышел из дома. Когда же увидел он коня своего, еще сильнее разгневался. Одолел его конь урызмагова Пегого, но все же Пегий сильно покусал коня Арахдзау.

Когда Арахдзау вышел из дома, не по себе стало сыну Хиза, и встревожился он: «Лишил меня разума бог, недоброго человека я обидел. Кто вернет его обратно, тому сделаю я щедрый подарок», так говорил он. И Сослан сказал ему:

- Я бы взялся вернуть его, но ты вероломный мужчина, и нельзя тебе верить.

- Бог и земля пусть будут свидетелями моими, - сказал тут сын Хиза Челахсартаг. - Проси у меня, чего хочешь. Любое желание сердца твоего исполню.

У сына Хиза была дочь - красавица Бедоха.

- Выдай за меня красавицу Бедоху, и я верну на пир удалого Арахдзау.

- Ты только помири меня с Арахдзау и тогда пусть она будет твоей, - сказал Челахсартаг.

Вывел Сослан своего коня упругокопытого, вскочил на него и погнался вслед за Арахдзау. Он почти уже нагнал его, как вдруг подумал с опаской: «Как мне быть? Догнать его? Он подумает, что я его преследую. Обогнать его и выехать ему навстречу? Может подумать, что я в засаде сидел и ждал его. Ну, будь что будет, поеду сторонкой». И, поровнявшись с Арахдзау, крикнул Сослан издалека:

- Эй, Бедзенагов сын, удалой Арахдзау, прошу, обиженным не уезжай от нас. Всполошились все нарты из-за твоего отъезда.

- Пусть бог сделает так, чтобы вы истребили друг друга, - ответил ему Арахдзау.

«Он еще мальчик. Что, если подкуплю я его сердце обещанием подарка», подумал Сослан и сказал:

- Если бы ты вернулся, Арахдзау, какой богатый подарок я сделал бы тебе!

- Подарок? Скажи-ка мне, какой твой подарок.

- Коня моего я тебе подарю.

- А чем знаменит твой конь?

- Бог и земля пусть будут свидетелями моими, - в один миг может он проскакать от места восхода солнца до места заката его.

- Горе тебе, Сослан, если ты в этом видишь чудо. Мы на таких клячах ездим из дома в дом браги выпить.

- Другой я тебе предложу подарок, - меч мой булатный.

- А чем ценен твой меч?

- Бог и земля пусть будут свидетелями, опусти мой меч хоть на дерево, хоть на камень, - все, что ни увидит глаз - все он разрубит и не только не отупится, а станет еще острее.

- Эх, эх, Сослан, да ведь наши жены режут сыр такими ножами.

- Есть у меня еще один подарок. - Ну, что еще за подарок?

- Стальной шарик на рукояти меча моего.

- Чем же ценен этот шарик?

- Пусть будут свидетелями бог и земля, если черной ночью застанет меня в степи непогода, то этот шарик освещает мне путь, и я благополучно возвращаюсь домой.

- Э, Сослан, раз это кажется тебе чудесным, значит ты не из нартов. Когда наши овцы у нас возвращаются поздно домой, то невестки наши на ведра свои надевают такие шарики и при свете их доят овец.

- А еще вот что скажу я тебе, Арахдзау: если удастся мне вернуть тебя на пир, то сын Хиза отдаст замуж за меня красавицу Бедоху.

- С этого бы ты и начинал, Сослан, - сказал Арахдзау и повернул обратно. - Только прошу, не обижайся на то, что я хулил чудесные сокровища твои.

По дороге в нартское селение встретили они сына Уазова - Дзеха и рассказали ему о своем деле.

- Своим отцом клянусь, если так, то я не покину вас, - сказал Дзех, сын Уаза, и поехал с ними.

Но увидев, что вернулись они, сын Хиза нарушил свою клятву и, схватив Бедоху за руку, поднялся в Айнаг-крепость, в свою крепость на высокой отвесной скале.

Саууай

За семь лет до поминания усопших стали нарты Бората собирать плоды трудов своих, чтобы достойно справить поминки в честь предков. Три года оставалось до поминания, и тогда послали они глашатая, чтобы оповестил он нартов:

- Поминки в честь своих предков устраивают Бората через три года. Кто хочет оказать честь нашим предкам, пусть хорошенько объездит своего скакуна, чтобы участвовать в скачках; между Белым морем и Черным морем находится остров, оттуда начнутся скачки, а на Площади Игр, в селении нартов, развеваться будет знамя, и тот, кто первым к этому знамени прискачет, возьмет себе долю победителя - пленного юношу. Кто второй прискачет, тот пленную девушку возьмет. Но и другие, кто примет участие в скачках, без награды не останутся - оружием, скотом и драгоценностями награжден будет каждый.

Так оповестил глашатай, и стали все объезжать своих скакунов, чтобы участвовать в скачках.

Старый Кандз, сидя ранним утром на Нихасе, тоже услышал слова глашатая, раздосадованный вернулся домой и сердито опустился в кресло свое. Разломилось под ним кресло слоновой кости. И тогда жена спросила его:

- Что с тобою, старик наш? Что это сегодня разгневался ты?

Ответил ей Кандз:

- Оповестил глашатай, что поминки в честь своих предков устраивают Бората через три года и чтобы каждый объездил своего скакуна. Победителю дадут в награду пленного юношу, кто второй прискачет, тот получит пленную девушку. Да и никто, говорят, из всадников без награды не останется. Знаю я, не ушла бы от меня награда победителя. Но некому скакать на коне моем. Об этом-то я и плачу, и кресло треснуло подо мной, - так я разгневан.

Три сладких пирога с медом испекла тут жена, налила она полный кувшин ронга, на седьмой ярус дома быстро поднялась и взмолилась богу:

- О, боже, не оставь нас без потомства!

Сама, не откусив после молитвы, вернулась обратно с пирогами и кувшином ронга, заставила старика своего выпить весь кувшин ронга и три пирога с медом заставила его съесть; затем преклонила она голову на грудь мужа.

Бог услышал ее молитву, и вот однажды, в час, когда день отделяется от ночи, родился у жены Кандза мальчик, и назвали его Саууай. Мать приложила Саууая к груди, а он зубами вырвал ее грудь. Пригласили кормилицу к нему, - он и ее грудь откусил. Узнал об этом Кандз и велел своим младшим унести Саууая и бросить его в расщелину ледника.

Унесли Саууая и бросили в расщелину ледника. Подобрали его волки, и волчица выкормила его своим молоком.

Не по дням и часам, а по мгновеньям вырастал Саууай и вот стал он охотиться.

Когда до скачек оставалось три дня, вернулся Кандз домой с Нихаса, сердито сел на свое кресло из слоновой кости, и на куски опять сломалось кресло.

- Видно, чтоб подразнить меня, послал мне бог этого мальчика, которого я снова потерял, - сказал Кандз.

Тут пришел к нему пастух и сказал:

- Юноша бродит в горах и истребляет диких зверей. Услышав об этом, насторожился Кандз и сказал он младшим своим:

- Подите и приведите ко мне этого юношу. Ушли они и привели юношу.

- О чем ты печалишься, отец мой? - спросил Саууай. Рассказал Кандз о предстоящих скачках.

- А где твой конь? - спросил Саууай.

- В подземной конюшне стоит мой конь. Некому его напоить и накормить, и грызет он свои удила. Иди к нему, и если он позволит тебе дотронуться до себя, значит ты, правда, сын Кандза и сможешь оседлать моего коня. Если не на тебя, так на кого мне надеяться!Только вошел в подземную конюшню Саууай, как конь лягнул его задними копытами. Но тут же за ноги схватил его юноша и, несколько раз о землю ударив, сказал ему:

- Чтобы тебя посвятили покойникам! Разве не надоело тебе гнить в навозе?

Схватил тут конь юношу зубами и поволок его по земле. А юноша поймал коня за уши, опять несколько раз об землю ударил его и сказал ему:

- Или нет у тебя охоты выйти отсюда? Не признал разве ты во мне сына Кандза - Саууая?

И тут ответил ему конь:

- Как не знать мне, что ты сын Кандза! До тебя никто не смел даже до волоска в хвосте моем дотронуться, а ты меня об землю бил. Вижу я, что с этого дня будешь ты моим всадником.

- А ты с этого дня будешь мне верным конем, - сказал Саууай.

Поднялся он из подземной конюшни, пошел к отцу и сказал:

- Оружие у тебя есть для меня или нет?

- Стальной клинок меча моего в жажде боя изогнулся и острием вонзился в рукоять и синее пламя испускает; лук мой железными цепями к железным столбам прикован и в жажде боя испускает он красное пламя. Возьми, сын мой, - вот семь ключей, шесть дверей отомкнешь и когда откроешь ты седьмую дверь, то там найдешь ты оружие. Если сможешь овладеть им, будет оно твое, а не сумеешь - убьет оно тебя, и меня в этом не вини.

Шесть дверей отомкнул Саууай, но только открыл он седьмую, - вперед клинком кинулся меч на него, встретил он на пути железный столб и срезал его, как коса срезает стебель щавеля. Но тут Саууай поймал его за рукоять и сказал ему:

- Не испускай больше пламени в жажде боя, будешь ты теперь висеть на поясе моем, здесь твое место.

Дотронулся до лука Саууай, и сразу лук сам пустил три стрелы, к небесам рванулся и чуть не сорвался с железных столбов, но ловко поймал его Саууай и вскинул на плечо. Так вооружился Саууай.

Конь его был таков, что много лет мог он не пить воды. Но вот настал час, когда ночь и день прощаются друг с другом, и повел его Саууай к нартской Дзых-реке.

В этот час Шатана ходила молиться на седьмой ярус башни. Оглядывала она все кругом и видела все счастливое и все несчастливое, что случалось на земле и на небе. И оттуда увидела она, что к нартской Дзых-реке привели коня на водопой. Увидела Шатана, как он пьет воду, и признала в нем коня Кандза, - потому что только у этого коня светила на лбу звезда Бонварнон.

Сошла вниз Шатана и сказала Урызмагу:

- Прежде времени радовались мы будущей победе на скачках. Не достанется нам пленный юноша. Видела я у Дзых-реки на водопое коня Кандза. Но кто привел его на водопой, - не могла я разглядеть.

Побранил тут Урызмаг Шатану: ведь известно, что в живых нет детей у старого Кандза. Кто же может вывести на водопой его коня?

И на следующий день, в тот же самый час, поднялась на седьмой ярус башни Шатана и сразу свой взор устремила она на Дзых-реку, - никуда больше она не глядела.

В этот час Саууай опять вывел коня своего на водопой. Еще вернее признала коня Шатана, но так ярко светила звезда на лбу у коня, что в лучах ее исчезал Саууай, и никак не могла она разглядеть его.

Опять спустилась вниз Шатана и снова сказала мужу своему Урызмагу:

- Прежде времени радуемся мы, не достанется нам пленный юноша. Сегодня второй раз видела я на водопое у Дзых-реки коня Кандза, но снова не могла распознать, кто привел его.

- Опять рассердился Урызмаг и еще крепче побранил он Шатану: не говори мне, мол, неправды.

И на третий день Шатана в этот же час поднялась на башню и стала глядеть на Дзых-реку. Зорко глядела и ясно разглядела, - только Кандзу принадлежать мог этот конь, но никак не разобрать Шатане, кто привел его; даже повод недоуздка разглядела, но того, кто держал повод, не удалось ей распознать.,

Опять рассказала Шатана мужу своему Урызмагу, что только Кандзу может принадлежать этот конь, но что того, кто привел коня, не смогла она распознать. Еще сильнее рассердился Урызмаг и упрекнул Шатану: неправду ты мне говоришь, такая-сякая.

И рассказала тут Шатана Урызмагу свой сон:

- Видела я, будто кончились скачки и заспорил ты на Площади Игр - никому не хочешь уступать главную долю победителя. А на самой вершине горы Уаз, будто, черный ворон сидит. Вдруг спустился он на площадь, напал на тебя и девять ребер твоих поломал. А я, будто, обернула тебя своим шелковым платком и на плечах своих принесла домой. На кровать из слоновой кости положила тебя, и там лежал ты тяжело больной, а я неотлучно была около тебя. Будто, даже и на поминки к Бората ты не пошел и даже вторая доля - пленная девушка, тоже тебе не досталась. Теперь, старик наш, запомни то, что я сказала тебе, и не забывай моего сна.

Вот подходит время скачек. Целый год отдыхают скакуны между Белым морем и Черным морем. Оседлал Саууай своего коня, надел отцовские доспехи и сказал отцу своему Кандзу:

- В поход направляясь, как выезжал ты из нашего дома?

И ответил ему Кандз:

- В поход направляясь, выезжал я через верхнее наше окно.

И показал он сыну на то окно, что находится под самым потолком.

Хлестнул тут юноша коня, и, как муха, взлетел его конь и вынес его через верхнее окно.

Держит путь юноша на остров между Черным морем и Белым морем, туда, где собираются все, кто будет состязаться в скачках.

По лесам и равнинам едет юноша, убивает он оленей и диких коз и на тонкие полоски режет их шкуры. Вот доехал он до места, откуда должны начаться скачки, и нашел спящими всех участников скачек. Пока они спали, починил он все их уздечки и седла, сам же отъехал подальше, седло положил в изголовье, потник подстелил под себя, андийской буркой прикрылся, лег и уснул, коня же отпустил он на волю. Пока он спал, конь выкупался в море.

Скачки уже начались, а Саууай еще спит. Близка Площадь Нартов, где колышется знамя, которое должен схватить победитель. Но Саууай все спит. Тут подошел к нему конь, разбудил его и сказал:

- Вставай поскорей, сегодня закончатся скачки. Чист и блестящ, точно яичным белком натерт, был конь после купанья. Накинул на него седло Саууай, вскочил и погнал его к цели.

Нартская молодежь с седьмого яруса следила за скачками. Каждому хотелось видеть, чей конь идет первым. И вот впереди всех показались скакуны Урызмага и Хамыца. Как запряженные волы, идут они рядом, следом за ними бежит конь Сослана. Конь же Сырдона отстал ото всех, и дразнить начала Сырдона нартская молодежь:

- Видно, тяжелую поклажу несет твой конь, лукавый Сырдон.

Вдруг увидели они коня Кандза. Одного за другим обгоняет он нартских коней. А кто на нем сидит, не могут они разглядеть, настолько он мал. И сказал тут Сырдон:

- Конечно, мой конь позади всех тащится, тяжело навьюченный, но это еще не самое удивительное. Вижу я коня со звездой на лбу. Вот нагнал он моего коня и оторвал ему правое ухо, а вот сейчас нагнал он ваших скакунов, вырывает он у одного за другим правые уши и откидывает их налево. И вот теперь, гордая нартская молодежь, вам так же, как и мне, не видать первой доли, как ушей своих скакунов.

Не вытерпел тут Сослан, вскочил на вершину башни, взглянул из-под ладони и только разглядел своего коня, как ухо его коня полетело прочь, а потом полетело ухо хамыцева скакуна, а затем и скакун Урызмага остался без уха. Доскакали тут кони до Площади Игр. Саууай первый, как коршун, кинулся на знамя и, схватив его, сказал Бурафарныгу - старшему из Бората:

- Неси мне теперь долю первого.

Злоба переполнила Урызмага, и сказал он Бурафарныгу:

- Не давай долю первого этому сыну ослицы. Ведь у него с углов рта материнское молоко еще капает.

Саууай тут сказал Урызмагу:

- За седины твои я прощаю тебе, но не оспаривай мою долю первого.

В ответ палкой пригрозил ему Урызмаг.

Не стерпел Саууай обиды, разогнал он коня и как ворон взлетел на гору Уаз. Как коршун спустился он оттуда на Урызмага, толкнул его и сломал у него девять ребер.

Подбежала тут Шатана к Урызмагу, шелковым платком обвязала его, на себе принесла его домой, на кровать из слоновой кости уложила его и неотступно выхаживала его.

Вот начались поминки у Бората. И когда сели гости по своим местам, тогда подошел Саууай к Бурафарныгу и сказал ему:

- Пленного мальчика моего - долю победителя и вторую долю - пленную девушку - долю Урызмага приведите-ка сюда, ко мне.

Не посмел возразить Бурафарныг, исполнил требование Саууая, привел к нему пленного мальчика и пленную девушку.

Саууай посадил их на круп коня своего и повез их домой к своему отцу.

- Вот тебе моя первая доля - пленный мальчик. Он достался мне, как победителю. А вот - вторая доля - пленная девушка. Я силой отнял ее.

И ответил Кандз сыну своему Саууаю:

- Вижу, что годишься ты мне в сыновья, и с этого дня люди называть тебя будут: Саууай - сын Кандза.

Много дней прошло еще, и вот, однажды, зашел Саууай к отцу своему и сказал:

- Я в поход отправляюсь.

- Что ж, иди, Саууай, мой маленький. Но лучше бы ты чем другим развлекся, а то, если узнают Урызмаг и родичи его, что ты один отправился в поход, нападут они на тебя и погубят, как погубили уже десять братьев твоих, и опять осиротею я без тебя.

- Не опасайся за меня, старый отец мой. Юноша и девушка, доставшиеся мне, останутся вместо меня и будут тебя веселить. Меня же Урызмаг и родичи его не одолеют ни хитростью, ни умом, да и силой меня не победят, можешь на меня надеяться.

Сел Саууай на коня своего, пожелал ему отец доброго пути, и уехал он со двора.

Приехал Саууай на Площадь Нартских Игр и во весь голос крикнул:

- Эй, поедем, Урызмаг, со мною в поход!

От этого крика сажа посыпалась с потолка урызмагова дома.

Второй раз Саууай крикнул, и от второго крика его доски посыпались с потолка, но все же не вышел к нему Урызмаг.

Третий раз крикнул Саууай, и от этого крика кровля дома обрушилась. И тогда сказала Шатана Урызмагу:

- Посиди-ка ты здесь, я сама к нему выйду. Вышла Шатана из дома, обернулась в сторону Площади

Игр, посредине которой находился маленький Саууай на большом своем коне, и сказала ему:

- До утра подожди старика моего. Я снаряжу его. Саууай расположился здесь же на площади. Слез он с

коня, седло поставил себе под голову, потник подложил под себя, андийской буркой накрылся и лег спать. Вернулась Шатана домой и сказала Урызмагу:

- Этот юнец, что нам несчастье приносит, так прицепился к тебе, что никак нельзя тебе отказаться ехать с ним. Но будь с ним настороже. Возьми с собой своих младших и поезжай.

Послушался Урызмаг Шатану, снарядился в путь, но плеть нарочно оставил дома, будто забыл ее. Взял он с собой Сослана и Хамыца.

Прибыли они на Площадь Игр и видят: спит Саууай мертвым сном и громко храпит.

- Вставай, юноша! - крикнул ему Урызмаг. - И едем скорее!

Вскочил Саууай, проворно оседлал коня своего, сел на него, и двинулись они в путь. Довольно далеко отъехали, и тут вдруг сказал Урызмаг:

- Плеть свою я забыл, придется мне за ней домой вернуться. Вы езжайте вперед, а я догоню вас.

Но разве мог Саууай не услужить старшему?

- Я съезжу за твоей плетью и скоро вас догоню, - сказал он, отдал свою плеть Урызмагу и пустился вскачь к урызмагову дому.

Вот приехал он. Коня своего привязал к коновязи Урызмага, пошел в покой для гостей и сел там.

Шатана видела, что приехал гость и послала к нему свою дочь с рукомойником и тазом. Полила девушка воду на руки Саууая, умылся юноша. А закончив умывание, вот что сказал он девушке:

- Хорошая ты девушка, только жаль, что хромая. С плачем вернулась девушка к матери и говорит ей:

- До сих пор никто еще не смел так надо мной издеваться, как этот гость издевался. Почему он назвал меня хромою?

Утешила Шатана дочку, сняла ее башмаки, осмотрела их и в одном нашла зернышко проса. Тут стала она стыдить свою дочь:

- Как же это ты не почувствовала, что у тебя в башмаке зернышко проса, а гость по походке твоей это заметил. Отнеси-ка ему фынг, уставленный яствами, и увидишь, не назовет он тебя больше хромой.

Поставила девушка фынг перед Саууаем, и вот что сказал ей Саууай:

- Хорошая ты девушка, да только малость кривобока. Видно, что опух у тебя правый бок.

Опять вернулась девушка к матери своей и сказала:

- Этот гость назвал меня кривобокой и сказал, что у меня опух правый бок.

Расстегнула тут Шатана застежки на платье дочери и достала из-под платья нитку, после шитья не оборванную. И упрекнула тут дочку Шатана:

- Не умеешь ты за собой следить. Иди-ка, да унеси фынг, если он еще в чем осудит тебя, расскажи мне.

И когда пришла девушка в покой для гостей, чтобы убрать фынг, вот что сказал ей Саууай:

- Эх, эх, девушка, хоть и красива ты, но жаль, крива ты на правый глаз.

Унесла девушка фынг, и плача, передала матери обидные слова гостя.

Осмотрела Шатана правый глаз дочери и поправила ресницу, завернувшуюся под веко.

- Как же ему не назвать тебя кривой? - сказала она и опять упрекнула ее. - Девушка ты на выданьи, а совсем не умеешь смотреть за собой.

Тут подала ей Шатана плеть Урызмага и велела передать ее гостю. Вынесла девушка плеть и подала ее Саууаю. И Саууай поблагодарил девушку:

- Чья ты дочь, тем на радость живи много лет! Чья ты будешь жена, живи тому на радость еще больше лет. Ты так прекрасна собой, что лучше и быть не может.

После этого сел Саууай на коня своего и быстро догнал своих спутников. Отдал он плеть Урызмагу, свою плеть взял обратно и сказал своим спутникам:

- Я поскачу вперед и приготовлю привал, а вы не торопитесь.

Поскакал он вперед, много оленей и диких коз убил он и раскинул шатер из их шкур. А когда развел он огонь и приготовил шашлыки, тут и прибыли его спутники. Досыта угостились они шашлыками и прилегли отдохнуть. А так как Саууай был из них младшим, он остался на ночь караулить коней.

Утром, когда старшие встали, Саууай сказал Урызмагу:

- Ну, теперь поведи нас в такую страну, где ты еще не бывал.

Ответил ему Урызмаг:

- Побывал я в молодости между двумя морями и оттуда Пегого своего я еще жеребенком привез. Только одну эту страну не смог я одолеть.

- Тогда вы здесь пока задержитесь, угощайтесь дичью, а я в ту страну поеду на разведку, - сказал своим спутникам Саууай.

- Трудно будет туда добраться, - нет через море дороги, пропадешь ты, - предостерег его Урызмаг.

Не послушался его Саууай, оседлал он своего коня и отправился в путь. Так же быстро, как скакал он посуху, так же быстро проскакал он и по морю. Прибыл в ту дальнюю страну и увидел: много пегих коней пасется здесь на равнине. Подскакал к табуну, заарканил трехгодовалого пегого жеребенка и вывел его из табуна. Потом еще раз вернулся обратно и погнал весь табун.

Забили тревогу хозяева табуна, но всех, кто выехал на тревогу, истребил Саууай, а сам пригнал табун на привал, где остановились его спутники.

После отдыха решили нарты делить свой табун. Так как старше всех был Урызмаг, то его просили, чтобы он разделил добычу. Но Урызмаг не согласился. Долго шли споры, разговоры, и, наконец, все согласились на том, что Саууай должен делить. Раз он сумел угнать табун, то пусть сумеет его и поделить.

Согласился Саууай. Одного пегого жеребенка отделил он от табуна и привязал отдельно. А всех остальных разделил он на пять частей.

Никак не мог уразуметь Урызмаг, что за раздел задумал Саууай, и сказал он Сослану и Хамыцу:

- Прикончить нам надо бы этого юнца. Видно, он намеревается наделить нас долей незаконнорожденных.

- Не спеши, - успокаивали Сослан и Хамыц Урызмага. - Лучше посмотрим, как хочет он раздать эти доли.

Вот Саууай начал раздел. Прежде всего обратился он к Урызмагу и сказал, указывая на первую долю:

- Это тебе в знак уважения, как нашему старшему. Потом еще одну долю он отдал ему:

- А это тебе, как товарищу нашему по походу.

Потом он дал право Хамыцу и Сослану выбрать каждому свою долю. Последнюю, свою собственную, он тоже разделил на две равные части и подарил их Хамыцу и Сослану. Только одного пегого жеребенка оставил он себе и потихоньку объяснил Сослану, что должен он этого жеребенка подарить Шатане. Ведь мать невесты его должна по обычаю получить коня в дар.

Как тут было не понять Сослану, что Саууай собирается стать зятем Урызмага.

После похода приехали они к Урызмагу. Ко времени их приезда все нарты собрались в дом Урызмага. Рассказали тут Хамыц и Сослан о силе и доблести и других достоинствах Саууая. Было чему подивиться нартам. А Сослан в это время шепнул на ухо Шатане:

- И сам Уастырджи и многие другие небожители сватались за нашу сестру, по всем им она отказала. Теперь ее сватает этот молодец. Но нельзя нам не выдать ее за него.

- Если он такой доблестный от рожденья, то мы согласны, - ответила Шатана.

Устроил тут пир Урызмаг в честь своего гостя Саууая. Много народа собрал он на пир, и люди сразу поняли, в честь чего устроил Урызмаг этот пир.

Преподнесли тут Саууаю почетную чашу Уацамонга, и до дна осушил он ее. Три дня пировали нарты, а когда закончился пир и стали гости расходиться, решил Саууай возвратиться домой. Поблагодарил он своих хозяев и сказал:

- Ждите меня целый год, считая с сегодняшнего дня. В один из дней этого года я приеду к вам.

И он вернулся домой.

Как не радоваться было Урызмагу, что Саууай засватал его дочь! Но тревожило его то, что не знал он точно, когда приедет Саууай. Не раз, бывало, откармливал он баранов, но Саууай не приезжал. Случалось принимать других гостей и приходилось Урызмагу для них резать баранов.

Год подходил к концу, и как было не возмужать за этот год Саууаю! Молодым волосом уже опушилось лицо его. Когда три дня осталось до конца года, попросил он у отца своего разрешения поехать в поход. Ни мать его, ни отец не знали еще, что засватал он дочь Урызмага.

Приехал Саууай в дом Урызмага, коня своего привязал к урызмаговой коновязи, сам зашел в покои для гостей и сел там.

В это время нарт Бурафарныг справлял пир в честь праздника «Трех Сегодня», и все мужчины Ахсартаггата приглашены были на этот пир.

Кроме Шатаны и ее дочери никого не было в доме.

Посидел Саууай в одиночестве, снял он со стены двенадцатиструнный фандыр Сослана, стал на нем играть и сам себе напевать:

- Ах, пропасть бы вам, нарты! До какого вы позора дошли, что некому у вас в доме присмотреть за гостем.

Услышала Шатана звуки фандыра и послала в гостевой покой:

- Узнайте-ка, что еще за гость посетил нас.

- Сидит там какой-то мужчина, все лицо его обросло волосами, и играет он на фандыре, - так сказали Шатане.

И велела тут Шатана вынести гостю золотой фынг и поставила на нем остывшие остатки еды.

Когда увидел Саууай эту скудную еду, стало ему обидно: «Что я им, голодный дровосек, что ли?»

Толкнул он ногой золотой фынг, на улицу вылетел фынг и рассыпался на четыре части.

Обломки фынга собрали, принесли к Шатане и рассказали о поступке гостя. Обиделась Шатана, позвала она пленного великана и сказала ему:

- Иди в гостевую да поколоти-ка хорошенько этого гостя. Осмелился он поступить с нами так, как никто еще не смел поступать.

Вошел великан к Саууаю, и сошлись они. Саууай схватил великана, ударил его об стену и убил насмерть.

Когда Шатана узнала об этом, то послала на пир, чтобы подняли тревогу:

- Торопитесь скорее домой, плохие дела у нас дома.

Гости бросили пир и хотели бежать скорее на помощь, но Урызмаг остановил их:

- Сперва надо узнать, кто это нас посетил. Ведь мы дорогого гостя ждем, может быть, это он?

Отборная нартская молодежь, во главе с Сосланом, вошла в покои для гостей и увидела, что Саууай играет на двенадцатиструнном фандыре и поет печальную песню:

- Эй, пропасть бы семейству Урызмага, где не могут признать своего гостя и ставят перед ним стол, накрытый, точно для голодного дровосека.

Увидел Саууай Сослана, тут же повесил фандыр на стенку и по обычаю, как полагается зятю, скромно, опустив голову, стал возле дверей. Узнал тут его Сослан и сказал ему:

- Здравствуй, наш зять!

Когда весть об этом дошла до Шатаны, то и ей и дочери ее стало стыдно. «Никогда, мол, не случалось с нами такого дела».

Сослан их утешил, народ перешел пировать в дом Урызмага. Стали тут судить да рядить о выкупе за невесту:

- Сотню коней возьмем мы с него и к каждому коню все снаряжение к походу: сбрую, бурки, башлыки и оружие, да еще пусть пригонит по сотне из каждой породы диких зверей.

Сообщили об этом Саууаю и сказали:

- Отправляйся за выкупом. А когда уплатишь его, - делай свое дело, забирай невесту.

Согласился Саууай на такой выкуп. Попрощался он с нартами и отправился в путь. Немного прошло времени, а он уже весь свой выкуп доставил в дом Урызмага и сказал:

- Я прибуду к вам с дружками. Но если вы еще раз примете меня так, как принимали, я этого вам не прощу.

Вернулся Саууай домой и отправил посредников к отцу своему:

- Без твоего ведома засватал я девушку из рода кровников наших. Дал я согласие выкуп внести. Теперь ничего не поделаешь, надо посылать людей за невестой.

И отец указал сыну дауагов Запада и Востока, которые были достойны стать сватами его, а старшим их - покровителя охоты Афсати.

Оповестил Саууай всех, указанных отцом. Сам он не открылся перед ними, но только сказал им, что в такой-то и такой-то день Кандз Саумарати женит сына своего - и приглашает-де вас дружками, чтобы привезли вы невесту в дом жениха. Но хотя Саууай не называл себя, небожители сами опознавали его по коню, потому что на коне Кандза никто не мог ездить верхом, кроме сына Кандза.

Поздно вечером добрался Саууай до жилища Афсати. Когда увидел Афсати, что кто-то едет к нему на коне Кандза, то очень удивился:

- Кто бы это мог ехать на коне моего побратима?

Признав же сына Кандза, очень обрадовался юноше Афсати.

Послал к Афсати посредников Саууай: просит, мол, Кандз прибыть тебя на свадьбу старшим дружкой. Не поленись-де, потрудись для своего побратима!

Как же мог не поехать Афсати старшим дружкой на свадьбу сына любимого своего побратима.

Поехали, захватили с собой также и дочь Афсати. Остальные дружки уже собрались в доме Урызмага.

Тут, увидев Афсати, догадался Урызмаг и все родичи его, что зять их - сын Кандза, так как знали, что Кандз и Афсати издавна дружны.

Урызмаг и Кандз были кровники, и потому Саууай, когда сели за фынг, сказал:

- Пусть помирятся кровники за этим столом, чтобы с сегодняшнего дня жить нам дружно!

И примирение состоялось, разве могло быть иначе!

Заиграл тут Афсати на своей свирели, и множество дичи заполнило двор Урызмага. Это Афсати сделал ему подарок в честь своего друга Кандза.

Хорошо тогда попировали. Несколько дней подряд шел пир. А затем увезли они свою невесту - нежную дочь Шатаны в дом Кандза.

Прибыв в дом жениха, выкупала дочь Шатаны старого отца и старую мать Саууая в воде из Источника Молодости, и сразу помолодели они.

Опять тут начались веселые пиры.

Так отпраздновали свадьбу. Народ не мог нарадоваться на молодых, и Саууай с дочерью Шатаны, любящими друг друга супругами, до дней своей старости прожили век.

Уастырджи и нарт Маргудз Безносый

Две жены было у Уастырджи. Однажды, собираясь в далекий поход, сказал он своим женам:

- Приготовьте мне в дорогу поскорее мою одежду, да соберите еды, и повкусней, но такой, чтоб легко было нести ее.

Обе женщины принялись снаряжать в поход своего мужа. И старшая сказала младшей:

- Шей скорее... Наш муж торопится.

Младшая жена ей ответила:

- Что это ты так боишься нашего мужа? Ведь не нарт же Маргудз он!

Старшая жена тогда сказала младшей:

- Именем мужа нашего товарищ товарищу клянется. Все честные люди клянутся друг другу именем нашего мужа. А кто такой Маргудз? О нем что-то ничего не слышно.

И с утра до вечера старшая жена больше слова не сказала младшей.

Вечером, когда пришел Уастырджи, она и с ним говорить не стала.

- Что с тобой? - спросил ее Уастырджи. - Почему молчишь?

- О чем же мне говорить с тобой после того, что услышала я от этой вот, любимой твоей жены. Пошевеливайся, шей, сказала я ей, попроворней, ведь муж наш в поход уезжает. А она мне на это: и чего это ты боишься нашего мужа! Ведь он же не нарт Маргудз?

Легли они спать. Наутро Уастырджи сел на коня. На улице попала ему навстречу младшая его жена, и он сказал ей:

- Ты, дерзкая, что вчера наболтала?

Ответила ему младшая жена:

- Конечно, я наболтала. Подожди, я сейчас все тебе расскажу.

Но Уастырджи не стал задерживаться, тронул поводья и уехал.

Долго ли, коротко ли ехал Уастырджи, но вот попал он в бескрайние, широко зеленеющие степи. Множество одинаковых коней серой масти паслось на этой степи. Даже ноги, даже уши у них были одинаковые. Удивился Уастырджи: «Неужели все эти кони принадлежат одному человеку? Нет, не может один человек иметь столько коней». И спросил он табунщиков.

- Чьи это кони? Они так похожи один на другого, будто всех их одна мать родила.

- Это кони нарта Маргудза, - ответили табунщики. Еще сильнее удивился тут Уастырджи:

- Да умрет лучший из его дома, - что это еще за человек? Никогда не встречал его и с небожителями.

Проехал он дальше, и вот увидел множество быков, все одинаково серые, а морды у них белые. Спросил у пастухов Уастырджи:

- Чьи это быки?

- Это быки нарта Маргудза, - ответили пастухи.

- Что это за человек? На земле нигде не встречал я его и среди небожителей не видел, - не может надивиться Уастырджи.

Только проехал он дальше и вдруг видит - покрыта вся степь овечьими отарами. Куда ни глянь, везде овцы и все одинаковые - черноногие, черноголовые. Спросил у пастухов Уастырджи:

- Чьи это овцы?

- Нарта Маргудза, - отвечали пастухи.

- Что за диво? Откуда у одного человека такое богатство? Ни одного небожителя я не знаю, у которого было бы столько скота.

Дальше едет Уастырджи. Проехал он столько, сколько можно проехать за день, и встретилось ему стадо дойных коров - все одной хорошей породы. Опять сильно удивился Уастырджи и спросил он пастухов:

- Чьи же это коровы?

- Коровы нарта Маргудза.

Удивленный Уастырджи проехал дальше. Еще день миновал, и приблизился он к какому-то селению. Видит он, на окраине селения сидят два старика. Один из них пасет телят, другой ягнят, и они беседуют друг с другом.

- Добрый вам вечер! - приветствовал их Уастырджи.

- Пусть к тебе, гость, милостив будет бог! Прибывай к нам в добром здравии.

- Простите за вопрос мой, но не скажете ли вы мне, где живет нарт Маргудз?

Удивились старики этому вопросу: что за человек, который не знает, где живет нарт Маргудз? Уастырджи сказал им:

- Не судите меня строго, я издалека приехал.

Посмотрели старики друг на друга и сказали:

- Значит, есть еще страна, в которой Маргудз не побывал.

И они сказали Уастырджи:

- Ладен ты, красив, и конь твой снаряжен богато. Поезжай по главной улице селения и скоро увидишь ты семь домов для гостей. Самый высокий - для небожителей, пониже его - для алдаров, еще ниже - для свободнорожденных, а самый низенький - для людей, рожденных в яслях, - кавдасардов и всяких других людей. Коновязь у гостевой для небожителей - золотая, а дорожка от коновязи и до дому - стеклом выложена. Коновязь возле гостевой для алдаров - серебряная, а дорожка перламутром вымощена. Коновязь возле гостевой для свободных людей - из меди сделана, а дорожка сосновыми досками покрыта. Коновязь для кавдасардов и всех других людей - из дерева сделана, а дорожка соломой устлана. По тому, молодой человек, как ты выглядишь, тебе остановиться надо в доме для небожителей.

Поехал Уастырджи. Вот и дома, Отведенные для гостей. Разглядывая их, подумал он: «Нет, не возвышу я себя над другими. Остановлюсь там, где останавливаются кавдасарды».

Сошел он с коня возле гостевой для кавдасардов, привязал коня своего к деревянной коновязи, а сам пошел в дом. Выбежали прислужники Маргудза и увидели коня нового гостя. Подковы у него из золота, седло и сбруя - драгоценностями осыпаны. И увидев такого чудесного коня, не решились слуги войти к гостю, а поднялись в покои к Маргудзу и сказали ему:

- Прости нас, но в нашу гостевую для кавдасардов прибыл гость. Мы же, обойдя вокруг его коня, видим, что такой это конь, какого нет и у небожителей, нас посещавших.

Сказал им Маргудз:

- Идите и узнайте у него, кто он и откуда.

Заглянули слуги в окно гостевой, но не посмели войти туда. В гостевой был зажжен свет, но доспехи гостя светили сильнее света. Опять поднялись слуги в покои Маргудза и сказали ему:

- Мы войти к нему не решились, а только на него посмотрели, - видно, что он печален. Удивителен вид его.

Любопытно стало Маргудзу:

- «Ведь из моих прислужников есть такие, что и небожителей сопровождали. Так что же это за человек, перед которым они робеют? Много слышал я об Уастырджи, но видеть его мне не пришлось. Дай, кликну-ка я тревогу, говорят, Уастырджи к тревоге очень чуток. Если это он, то я сразу узнаю».

И тут выпустил Маргудз черную лисицу, такую, что каждый ее волос, подобно солнцу, смеялся и, подобно звезде Бонварнон, блистал.

Погналась молодежь за лисицей по равнине, но лисица прибежала обратно, к околице селения. Пробежала она посреди селения по главной улице.

- Беда! - закричали тут женщины, у которых был нрав побойчее. - И чего это мечется по степи сумасшедшая наша молодежь? Зверь-то ведь - вот он!

Где не будет слышен крик женщины! В гостевой для кавдасардов услышал его и Уастырджи. Выбежал он из дома и вскочил на коня.

Тут одна из женщин сказала ему:

- Как не стыдно тебе, юноша? Зверь уже пробежал, люди поскакали за ним, - почему ты отстал от других? Если ты испугался, дай я на тебя свой платок накину...

- Подожди, огонь очага моего, я тоже постараюсь сделать все, что в моих силах.

Поскакал Уастырджи, мигом догнал лису и поднял ее на копье. Идет он по улице, высоко несет на копье лисицу, а люди идут за ним следом, удивляясь его ловкости, осанке и красоте.

Маргудза тоже удивило проворство гостя, и он выехал навстречу ему на коне.

- Во здравии прибывай к нам! - приветствовал он гостя.

Гость и хозяин, любезно беседуя, дошли до двора Маргудза. Занял Маргудз разговорами гостя и, вместо гостевой для кавдасардов, привел его в гостевую для небожителей. Тут опомнился Уастырджи.

- Ведь не здесь остановился я.

И хотел он отвести своего коня к деревянной коновязи. Но прислуживающие слуги не пустили его туда, и пришлось ему войти в гостевую для небожителей.

Принесли ему фынг, уставленный едой, и он сказал:

- Вы простите меня, но, хотя я еще молод, все же, пока не придет Маргудз, не притронусь к еде.

Рассказали Маргудзу о том, что гость не притрагивается к еде. Надел Маргудз башмаки, из слоновой кости выточенные, накинул на плечи соболью шубу и вошел в гостевую.

- Добрый вечер тебе! - сказал он гостю.

По обычаю оказали они почести друг другу, сели за стол, стали есть и пить.

Уастырджи, глядя на Маргудза, думал: «Боже, нет на свете такого человека, которому ты не послал бы счастья. Но кого же ты на этот раз осыпал счастьем? Ни роста у него, ни осанки, а на лице даже носа нет. Значит, можно ли назвать его счастливым?» Поели, попили.

- Может, вместе и в поход отправимся? - предложил тут Маргудз гостю.

Согласился гость. И приказал тут Маргудз своим младшим:

- До рассвета двух коней мне из табуна приведите. До рассвета двух коней привели из табуна младшие. И Маргудз сказал Уастырджи:

- Конь твой утомился, поезжай в поход на любом из моих коней.

- Кроме своего коня, ни на чьем не смогу я поехать в поход, - ответил гость.

- Послушай меня, гость, утомился твой конь. Возьми лучше моего коня, а твой пусть пока отдохнет.

Посмотрел Уастырджи на улицу. Увидел, что к коновязи привязан оседланный конь - худой, с облезлой гривой и облезлым хвостом. Тут подумал Уастырджи: «Какого коня может дать мне тот, кто даже для самого себя жалеет лучших коней своих табунов?»

И спросил он Маргудза:

- На этом коне ты поедешь?

Маргудз ответил:

- Да, я поеду на этом коне.

- Но как же так? - спросил Уастырджи. - Ведь не мать же твоя родила тех коней, что я видел в твоих табунах? Иначе чего ты их так жалеешь? Почему не поедешь на лучшем из них?

И ответил ему Маргудз:

- Неразумен ты, гость. Разве не знаешь ты, что по внешности не судят о силе.

- Что ты за человек? - сказал Уастырджи. - Ну, подумай сам, что скажут люди, когда увидят тебя на этаком коне рядом со мной?

- Ну, разве можно тебя назвать разумным гостем? Ведь я же сказал тебе: не по внешности судят о силе.

- Но разве нет в твоем табуне коня пригляднее по внешности, но чтобы по силе он был бы одной крови с этим? - спросил Уастырджи.

Не понравились Маргудзу слова гостя и сказал он:

- Стоит жаркая пора, жалеть надо хороших коней.

И тут Уастырджи ничего не ответил Маргудзу. Отправились они и три дня ехали без остановки. На четвертый день, рано утром, сказал Маргудз:

- Если мы до вечера не доедем до цели, напрасен будет весь наш поход.

И они снова двинулись в путь. Тут начал уставать конь Уастырджи. Хлещет его Уастырджи плетью, пробежит он немного рысью и опять начинает сбавлять шаг. А худой конь Маргудза, с облезлой гривой и облезлым хвостом, так мчится вперед, что взглядом за ним трудно угнаться. Обернулся тут Маргудз к Уастырджи:

- Подгони-ка хорошенько своего коня. К вечеру должны мы быть на месте. Не мать же твоя родила его, - чего ж ты его жалеешь?

Дернет Уастырджи поводья, прибавит конь шагу и тут же опять сбавляет шаг, и снова отстает Уастырджи.

- Что за молодежь пошла? Пережить бы вам всех своих родных! - сказал Маргудз. - И чего это нынешние молодые люди так жалеют своих коней? Конечно, у коней этих золотые подковы, но копыта, верно, мягки, как лягушечьи лапки.

Только головой покачал Уастырджи на эти слова и подумал про себя:

- А какой же породы его конь, какого же рода он сам? Даже у небожителей не видел я им подобных.

Река перерезала им дорогу. Встревожился Уастырджи, увидав реку: «Если нужно нам перебраться через эту реку, то ведь мой усталый конь не справится с ней и она унесет нас».

Маргудз хлестнул своего коня, и конь его, даже не замочив копыта, перенес его через реку. Уастырджи поскакал за ним, но конь его не смог прыгнуть через реку, оказался в воде, и река понесла его. Вернулся тогда Маргудз, посадил Уастырджи к себе на круп коня своего, а коня Уастырджи он повел за повод, и тот, как бревно, тащился за ним по воде.

- О, чтоб стать вам наследниками ваших родных, нынешние юноши! Подобно кошке фыркаете вы, попав в воду, - так говорил Маргудз.

К вечеру доехали они до границы чужой страны, - туда, куда направлялись. Маргудз тут сказал Уастырджи:

- Ты подожди меня здесь, а я кругом оглянусь. Взобрался он на высокую вершину. А когда вернулся назад, Уастырджи увидел, что он плачет.

- Маргудз, хозяин мой гостеприимный, неужто ты так слезлив?

- Как же мне не быть слезливым? Взберись-ка вон на ту вершину и оглянись кругом. Но только смотри, чтобы тебя не заметили.

Взобрался Уастырджи на высокую вершину, снял шапку и осторожно огляделся: «О, боже, что это за чудо? - подумал он. - До сегодняшнего дня только на небе видел я солнце, а сейчас вижу его на земле!»

Спустился он вниз и сказал старому Маргудзу:

- До сей поры только на небе видел я солнце, но на земле вижу его в первый раз.

- Это не солнце, гость мой, - это медный котел, но такой, котел, что напитка, однажды сваренного в нем, хватает на семь лет, и потом каждый день сколько ни пей, а котел делается все полнее и полнее. Чудесное свойство имеет этот напиток - если смочишь им лоб новорожденному, то ребенок целый год не нуждается в груди. Сокровищем наших предков был этот большой котел, но силой отняли его у нас Донбеттыры.

- Сделаем все, что можем, - сказал Уастырджи.

И когда совсем рассвело, превратился Уастырджи в черную лисицу такую, что каждый волос ее, подобно бубенцу, смеялся и, как колокольчик, звенел. Пробежала лисица по краю селения, кинулись за ней лучшие из молодежи. Еще раз пробежала она и даже детей и стариков увлекла за собой.

А Маргудз превратился в орла, такого орла, что не меньше бурки было каждое крыло его. Толщиной с березу была каждая нога его, и как наковальня нартской кузницы - его голова.

Когда все селение гналось за лисицей, старый Маргудз, описывая в воздухе круги, плавно спустился в селение, схватил когтями котел за два его уха и унес котел прочь.

А в это время лисица, высунув язык и тяжело дыша, скрылась от погони. Встретились Маргудз и Уастырджи, снова превратились в людей, быстро вскочили они на коней и двинулись в путь.

Когда опять подъехали они к берегу реки, совсем выдохся конь Уастырджи. Тут Маргудз посадил Уастырджи позади себя, коня же его повел на поводу, ударяя его плетью по нижней части брюха, и конь Уастырджи поплыл за ними. И когда они переправились на другой берег, Маргудз так сказал:

- О, боже, как сердце мое болит за гостя, так пусть всегда болит за гостя сердце того, кого люди считают достойным имени человека.

Сел Уастырджи на своего коня, - теперь он ничего не боялся.

Добрались они до высокого кургана, сошли с коней и пустили их на траву. Уастырджи стал сторожить коней, а Маргудз взобрался на вершину кургана и стал молиться. И столько слез пролил он на курган во время этой молитвы, что земля на кургане стала влажная.

После этого сели они опять на своих коней и разъехались: Маргудз направился в свою сторону, а Уастырджи к себе.

Расставаясь, поблагодарили они друг друга:

- Ничего нет дороже гостя, - сказал Маргудз и подарил Уастырджи чудесный медный котел.

Вот едет Уастырджи домой, раздумывает о всем, что произошло, и удивляется:

- С каким доблестным человеком встретился я, ведь даже среди небожителей не встречал я такого! Но как мог лишиться носа этот доблестный человек? Право, лучше мне умереть, но должен я узнать об этом деле.

Повернул он коня своего и догнал Маргудза.

- Подожди-ка меня, мой гостеприимный хозяин, - сказал Уастырджи. - Три вопроса хочу задать я тебе. Во всем ты ладен, Маргудз, но как это получилось, что лишился ты носа? Ты уже стар, но почему нет у тебя жены? А третий вопрос такой: о чем ты плакал, когда молился на кургане?

- О, гость мой, лучше было бы, если бы ты не спрашивал меня обо всем этом. Но раз ты спросил, расскажу я тебе о своих делах. В молодости я был таков, что какой бы зверь ни пробегал по черной земле, я по запаху узнавал его - такой был нюх у меня. Три сестры-красавицы жили под небом. Одна стала моей женой, на второй женился Уацилла, а на третьей - Уастырджи. Где я только ни побывал в то время! Часто бывал я в походах. Возвращался я, однажды, из дальнего похода, и вдруг из спальни моей донесся запах незнакомого мужчины. И, почуяв этот запах, вскочил я на того коня, которого ты видишь, - от чертей происходит эта порода, - и мигом примчался домой. Вбежал в дом, вижу рядом с женой моей спит кто-то. Выхватил я свой меч, изрубил их на куски, а сам лег спать в покое для гостей. Утром слышу: плачут нарты на моем дворе. Я вышел к ним и, будто ничего не знаю, спросил их: «О чем плачете, нарты?»

- О чем плачем? - сказали они. - Да ведь вчера ты зарезал своего сына и свою жену.

Похоронили их, и, вернувшись с кладбища, я отрезал себе бритвой нос. Под тем курганом, на котором лил я слезы, находится их могила. Вот так-то, гость мой. И сказал тут Уастырджи:

- Вернемся к тому кургану, где они похоронены и помянем их.

Подошли они к кургану, раскопали могилу. Уастырджи снял свою бурку и расстелил ее рядом с курганом.

- Ну, а теперь, хозяин мой, вынеси покойников и положи их на эту бурку.

И когда Маргудз выполнил его слова, Уастырджи ударил войлочной плетью по останкам женщины и мальчика, вмиг ожили они. Войлочной плетью провел он по носу Маргудза, и снова вырос нос на лице Маргудза.

- Не знаешь меня, Маргудз? - спросил Уастырджи.

- Нет, - сказал Маргудз.

- Я небесный Уастырджи.

И, попрощавшись с ним, Уастырджи взлетел к себе домой, и обрадовались ему небожители.

- Не сердись на слова моей младшей жены, - сказал Уастырджи старшей жене. - Хотя нарт Маргудз земной человек, но так же, как я, мужественен он.

И сказал он своей младшей жене:

- Много страданий принял я из-за тебя, но зато подружился с доблестным человеком.

И ответила ему младшая жена:

- Без всякой вины пропала сестра моя, жена Маргудза. Ты же все силы свои отдаешь, чтобы помочь людям. Вот и упомянула я о Маргудзе, надеясь, что ты не оставишь его без своей помощи.

- Пусть успокоится твое сердце. Я вернул к жизни сестру твою и сына ее, - сказал Уастырджи.

Гибель нартов

Всю свою жизнь провели в битвах доблестные нарты. Силу многих насильников сломили они, и не с кем стало им меряться силой.

Раздумались они, с кем бы еще померяться силой. И сказал тут бедовый Сырдон:

- Вы вот все богу молитесь. Испытали бы и его силу! Нарты ответили ему:

- Так мы же не знаем, где он. А Сырдон сказал:

- Вы только разгневайте его, а он тогда сам к вам явится.

- А чем мы можем разгневать его? - спросили нарты Сырдона.

- Чтоб вы пропали, нарты, - как вы непонятливы, - ответил им Сырдон. - Перестаньте молиться ему, забудьте имя его, словно его нет. Переделайте ваши двери, чтобы стали они высоки и, входя в дверь, не нужно было бы вам нагибать голову, чтоб не подумал бог, что вы ему кланяетесь. Сделайте все это, и он сам найдет вас.

Нарты сделали все, что посоветовал им Сырдон. Двери свои сделали высокими. Перестали молиться.

Когда перестали они поминать бога, прислал он к ним ласточку:

- Лети от меня к нартам и спроси их, чем они обижены.

Прилетела ласточка, села на молодое деревцо, что росло на нартском Нихасе, и защебетала по-хатиагски:

- Я к вам как посредник прислана. Человек, которому вы поклонялись, прислал меня, чтобы спросить вас: «Что я сделал, нарты, такое, из-за чего вы обиделись?»

Урызмаг понимал по-хатиагски и обратился к нартам:

- Тот, кого мы искали, сам прислал к нам посредника. Посреднику надо дать ответ. Подумайте об этом и мне, единодушно, как бы в один голос сообщите ответ.

- А чего нам обсуждать! - сказали нарты. - Это дело давно обсуждено. Долго служили мы богу, а он ни разу нам не показался даже. Теперь пусть выходит он против нас, пусть померяется с нами силой.

Урызмаг передал все ласточке.

Улетела ласточка, явилась к богу и передала ему слова нартов.

Бог опять послал ласточку:

- Вернись еще раз и скажи им: в случае, если я вас осилю, то чего вы хотите: чтобы я полностью искоренил ваш род или чтобы все-таки оставил вам плохое потомство?

Опять прилетела к нартам ласточка, рассказала им слова бога. Переглянулись нарты и сказали:

- Если хочет искоренить наш род, то пусть совсем искореняет.

Тут заговорили некоторые неразумные:

- Чем быть без потомства, пусть лучше хоть плохое потомство останется.

И тогда сказал Урызмаг:

- Чем оставить плохое потомство, лучше остаться совсем без потомства. Для чего нам вечная жизнь? Нам вечная жизнь не нужна. Пусть он даст нам вечную славу.

И все нарты согласились с тем, что сказал Урызмаг. Тут разгневался на них бог, послал против них Уастырджи, и проклял их Уастырджи:

- Пусть однодневный ваш труд даст вам не больше одного мешка зерен.

Так и стало. И сколько копен хлеба ни обмолотят нарты за день, а больше одного мешка зерен не получается. Но смышленны были нарты, пораздумали они и стали обмолачивать за день всего по одному угасу, что из семи снопов. С каждых семи снопов стали получать они по одному мешку в день, а с каждой копны по десять мешков.

И попрежнему в сытости проходила у них жизнь.

Узнал об этой хитрости бог, еще раз их проклял, и оставались поля их вечно зелеными при солнечном свете, а зрелыми и годными к жатве становились они только ночью.

Когда ни выйдут днем нарты, а хлеба все зелены. Тогда попробовали они по ночам жать. Но только подойдут к ниве, сразу зрелые хлеба превращались в зеленя.

Опять пошли нарты на хитрость. Поставили они шалаши возле нив своих и с вечера уходили туда, вооруженные луками и стрелами. На стрелы надели они раздвоенные наконечники и по ночам пускали стрелы по созревшим хлебам. Раздвоенными наконечниками срезали они колосья - и колосья эти оставались зрелыми. Теперь, когда нарты мололи хлеб, не отделяли они стеблей от зерен, и мололи все вместе.

Так прожили они еще один год. А потом сказали друг другу:

- Что ж это делаем мы? Ведь сами мы дали согласие богу: чем бесславная долгая жизнь, лучше гибель со славой. Так пришел конец прославленным нартам.

Примечания

Уархаг и его сыновья

Красавица Дзерасса

Трое, что постарше его, сели по одну сторону, четверо, что моложе его, сели по другую. - По осетинским обычаям, за столом усаживаются по старшинству; гость даже в том случае, если он годами и моложе, усаживался выше своих старших, но не выше самого старшего.

Не до нижнего яруса башни Ахсартага, а на самый верх башни, в почетные комнаты проводите ее. - Боевые башни у осетин, воздвигавшиеся в стратегически важных местах, во время нападения врагов служили и для укрытия запасов пищи и воды и обычно имели 3-5 ярусов. Женщинам в боевые башни нельзя было входить. Поэтому приведенные слова старейших нартов свидетельствуют об исключительном внимании, которое они хотели оказать жене Ахсартага - Дзерассе.

А пока спокойнее мне будет не на высокой башне, а в темном хлеву. - В старину женщины-осетинки рожали в постели, разостланной на соломе, большей частью в хлеву.

Как Урызмаг и Хамыц нашли деда своего Уархага

...и старый Уархаг взял Дзерассу себе в жены. - Обычай, когда жена убитого на войне осетина выходила замуж за свекра или другого члена семьи, сохранился вплоть до XIX века.

Рождение Шатаны

По некоторым вариантам от Дзерассы же, после того, как Уастырджи появился в ее склепе со своим конем и собакой, родились не только мудрейшая из женщин Шатана, но и Арфан - первый, быстроногий и неутомимый конь на земле - конь старейшего нарта Урызмага, а также Силам - первая собака на земле.

Шатана и Урызмаг

Как Шатана стала женой Урызмага

- Девушка, девушка, из их рода девушка... Ведь если не приготовлю я угощения, брат твой, возвратившись, будет очень недоволен мною - это мне хуже смерти, - говорит жена Урызмага Эльда своей золовке. - По старинным обычаям, женщина-осетинка не называла по имени ни своего мужа, ни его братьев, ни отца, ни мать, ни его сестер. Если они были старше ее самой, она не могла говорить с ними, исключая золовок, с которыми она разговаривала, не произнося, однако, их имен. Чаще всего жена называла своего мужа «хозяин моей головы», «наш мужчина», золовку - «его (т. е. мужа) сестра», «их девушка» и т. д. Муж, в свою очередь, называл свою жену: «наша хозяйка», «старая», «старуха» и т. д.

Безымянный сын Урызмага

- Видишь, когда оказывали мне честь нарты и долю мою присылали с нартских больших пиров - я все сберегала, и вот пригодилось! - сказала Шатана. - По осетинским обычаям, старикам и больным, не могущим присутствовать на пиршествах, а также почетным женщинам, всегда присылают угощение, т. е. их долю.

- Приготовься к пиру, наша хозяйка! - По старинным осетинским обычаям, муж не произносил имени своей жены и называл ее не «жена», а «наша хозяйка», «наша женщина», «хорошая женщина», «наша старуха» и т. д. (См. примечание к сказанию «Как Шатана стала женой Урызмага»).

- Не устраивают по мне поминок, и бесприютен я здесь среди мертвецов. - Осетины в старину верили, что покойники продолжают жить в Стране Мертвых, поэтому считали необходимым заботиться о них так же. как и о живых.

- Я поеду вперед - пусть с сегодняшнего дня не будет позором, если младший поедет впереди старшего. - Имеется в виду старинный осетинский обычай, согласно которому младший по возрасту по узкой дороге должен ехать впереди старшего, а по широкой дороге - по левую сторону его.

- Недоставало вам, старшие, головы - вот вам голова. Не хватало вам, младшие, уха - вот вам ухо. - По осетинским обычаям, помимо прочих мясных кушаний, перед старшими на пиру обязательно кладут сваренные голову и шею животного. Старшие отрезают уши животного и тут же передают их самым младшим из мужчин. В данном случае Безымянный сын Урызмага, как победитель,: бросил голову ястреба и ухо волка на столы пировавших.

Последний поход Урызмага

Наилучший из мужчин - Урызмаг, а наилучшая из женщин Шатана. - Как видно из приводимых слов, в сказании должно было бы быть показано не только превосходство Урызмага перед другими нартами, но и Шатаны перед всеми женщинами. Однако, та часть сказания, в которой доказывается превосходство Шатаны, пока не найдена.

Последний поход Урызмага

- Нельзя мне быть похороненным на кладбище нартов, говорит старый Урызмаг. - По древним обычаям, у осетин смерть мужчины не в бою, т. е. дома, считалась бесславной.

Сослан

Чем небожители одарили Сослана

- Пусть охотник, собираясь на охоту, захватит с собой из дому три лепешки, на перевале пусть ими помянет меня. А потом, когда на Черной горе будет ему удача и убьет он зверя, пусть правую лодыжку побережет он и отдаст ее тому, кого первого встретит. - Тут имеется в виду старинный осетинский обычай, когда охотники брали с собой в дорогу три больших лепешки или три пирога с сыром и какой-нибудь напиток. Перед началом охоты, самый старший из охотников с рогом напитка в руке совершал над пирогами молитвословие. заключающееся, главным образом, в том, что он просил у Афсати удачной охоты. Убив зверя, охотники давали первому встречному лодыжку его правой ляжки.

- Но и я даю тебе слово, нартское слово, последнюю лопату зерна каждого урожая мы будем отдавать тебе. - По старинным обычаям, осетины, во время молотьбы, отделяя мякину от зерна, путем веяния лопатами, последнюю лопату зерна подбрасывали высоко и рассеивали по ветру, как дань, положенную Галагону - покровителю ветров.

- Отныне пусть нарты строят мельницы на моих бегущих водах, а я поручу резвым моим дочерям, чтобы они днем и ночью вертели в воде колеса. - По осетинской мифологии, в морях и реках живут «девушки вод» - дочери владыки морей и рек Донбеттыра (ср. с русалками). Они-то и должны были, по верованиям древних осетин, вертеть колеса мельниц.

Сослан ищет того, кто сильнее его

Хорошо он сплясал на земле, но не хуже сплясал он на плечах нартских юношей. - Имеется в виду двух- и трехярусный осетинский танец симд (см.). В старину симд был чисто мужским хороводным танцем. Пляшущие клали руки на плечи друг другу, образуя замкнутый круг. На их плечах становился второй, затем третий ряд мужчин. Пляска заключалась в плавных ритмических движениях и сопровождалась песнями.

Сослан и Гумский человек

- Это совсем не диво, - сказал заяц, убегая. - Диво ты увидишь за Гумским перевалом. - Несмотря на такое прямое указание о том, что нарт Сослан «большее диво» должен увидеть за Гумским перевалом, в сказании этого «дива» не приводится, т. к. и это сказание пока полностью записать не удалось.

Как Сослан женился на Бедохе

И вот видит он, что змея выползла из норы и держит она в пасти волшебную бусинку - бусинку исполнения желаний. - По старинным осетинским поверьям эта бусинка - «цыкурай фардыг» (букв. «бусинка проси чего хочешь») бывает в пасти ядовитой змеи. Обладатель бусинки может сделать все, что захочет: оживить покойника, вылечить больного, найти любое сокровище и т. д.

Смерть Сослана

Самым дрянным деревом будешь ты навеки: чтобы делать краску, - будут обдирать с тебя кору, а сама ты засыхать будешь! - Кора ольхи осетинами употребляется для приготовления краски, чтобы красить шерстяные ткани.

Сырдон

Поход нартов

И никто из них не поднялся навстречу ему. - По обычаю осетин, при входе старшего по возрасту все присутствующие должны встать и стоять до тех пор, пока он не сядет.

Почки с жиром он зажарил отдельно и привесил их к усам - на каждый ус по одной почке. - Имеется в виду шашлык «ахсырфамбал» (см.).

Как появился фандыр

- Ведь у нас в доме над очагом еще цепь не висит. - Надочажная цепь была непременной принадлежностью всякого осетинского хадзара и считалась священной.

Хамыц и Батрадз

Как Хамыц женился

Бросил Хамыц сухие ветки на тушу оленя - старый охотничий обычай у осетин. При встрече с охотником, убившим дичь, на убитого зверя бросают щепки или кусочки хвороста со словами пожелания охотнику удачной охоты.

- Скажите, кому из вас предназначено стать сестрой моей? - спросил Сослан. - По осетинским обычаям, при женитьбе родственники жениха выбирают из среды его товарищей одного распорядителя в качестве кухылхацаг, с этого времени считающегося названным братом невесты.

Кухылхацаг - в буквальном переводе на русский язык «держащий (невесту) под руку».

Батрадз и Пестробородый Уаиг.

- Тому, у кого хватит смелости стать нашим пастухом и спасти наши стада от Пестробородого Уаига, предназначено это, - сказал Урызмаг. - Работа общественного пастуха у осетин считалась почетной, т. к. защита стада от нападения хищных зверей и, главным образом, от насильников, требовала от пастуха большой отваги и находчивости.

Ацамаз

Ацамаз и алдар Мысыра

- Огонь очага залью водой - угроза поголовного истребления семьи, главным образом, ее мужской части.

Опять стали биться они, и только ночная тьма прервала этот бой. - Предки осетин не вели боя до восхода солнца и после заката солнца, равно как и не нападали на своих недругов, ранее не известив их о своем намерении итти на них войной.

Отдельные сказания

Айсана

- Громовик свой подарю я ему, - говорит дауаг Елиа - повелитель грома и молнии. - Здесь под громовиком подразумевается гром. Осетины первый весенний дождь и первый гром встречали радостно, как предвестников обильного урожая. Впоследствии, с появлением пороха громовиком (карганаг) охотники называли также ружье.

- Если ты испугался, дай я на тебя свой платок накину... - выражение, считавшееся большим оскорблением для мужчины.

- О, чтобы стать вам наследниками родных, нынешние юноши! - проклятие, означающее: чтобы вам лишиться родных.

Словарь

А

Авсург - в осетинской мифологии конь особой породы, отличающийся выносливостью и быстротой.

Агуры - упоминаемый в нартских сказаниях народ, вероятно, огуз-огуры, с которым предки осетин аланы сталкивались в войнах в VI-VII вв. н. э.

Ададза - в осетинской мифологии дочь Солнца; жена нарта Сыбалца.

Адай-ком - ущелье в горах Северной Осетии.

Адай-хох - горная вершина в Северной Осетии.

Адыл - в нартских сказаниях имя владетеля неизвестной страны.

Аза-дерево - волшебное дерево, о котором упоминается в нартских сказаниях. Оно исцеляло от всех недугов, не могло лишь отвратить смерть.

Айсана - сын нарта Урызмага.

Акола - жена нарта Батрадза.

Алагата - один из трех главнейших нартских родов, берущий свое начало от нарта по имени Алаг. Родоначальником другого рода Ахсартаггата был Ахсартаг, третьего рода Бората - Бора. В нартских сказаниях упоминается о Верхних Нартах - в этом селении жил род Ахсартага, о Средних Нартах - селении рода Алага, о Нижних Нартах - селении рода Бора. Значительное место в нартском эпосе занимает также род Ацата, происшедший от Ада, отца Ацамаза.

Аласа - в осетинской мифологии мелкая порода выносливых коней; в сказании „Безымянный сын Урызмага" собственное имя коня.

Алаф - сын великана Афсарона.

Алдар - владыка, властелин, владелец больших земель, позднее феодал, помещик, господин, князь.

Алутон - в нартских сказаниях - пиво особого приготовления. Позднее слово „алутон" стало означать какую-то пищу, мельчайшая частица которой навеки утоляет голод и жажду; нечто редко встречающееся в природе.

Алоллай! - припев колыбельной песни, соответствующий русскому „баюшки-баю!"

Алымбег - имя нарта из рода А'лагата.

Аминон - в осетинской мифологии привратник Страны Мертвых.

Амцег - ребенок, большей частью мальчик, отданный на воспитание в чужую семью; такого воспитанника чаще называли „кан"; воспитатель по отношению к воспитаннику также назывался амцегом.

Арахдзау - сын Деденага (Бедзенага) - один из героев нартского эпоса. Арахдзау - буквально „часто бывающий в походах".

Ардамонга - общенартский дом для приема чужестранных гостей и устройства общенартских пиров, а также, вероятно, для принесения клятвы.

Арджинараг - теснина в Северной Осетии по реке Терек между селениями Даргкох и Элхот, так называемые Элхотские ворота. Здесь расположен был город Татартуп, сравненный с землей Тамерланом в конце XIV века н. э.

Аркыза зуб - чудесный зуб нарта Хамыца, очаровывавший женщин.

Арфан - кличка коня нарта Урызмага. Современные осетины Млечный путь называют „След Арфана".

Арчи (мн. ч. арчита) - осетинская, преимущественно горская, охотничья обувь из воловьей кожи.

Арчихор - кусок кожи, достаточный для изготовления одной пары „арчи".

Афсарон - великан, отец Алафа.

Афсати - в осетинской мифологии покровитель благородных зверей.

Ахар-калак - вероятно, Ахалкалаки - город в Грузии.

Ахсар - старший сын нарта Уархага; весьма распространенное осетинское имя. Часто встречающаяся осетинская фамилия Ахсарата - Ахсаровы - образована также от этого имени.

Ахсартаг - младший сын нарта Уархага; распространенное осетинское имя.

Ахсартаггата - см. А'лагата.

Ахснарц - кустарниковое растение в горах Осетии.

Ахсырфамбал - шашлык на вертеле из бараньих печени и почек, обернутых в сальник.

Аца - отец Ацамаза; от Аца берет свое начало один из нартских родов Ацата.

Ацамаз - один из героев осетинских нартских сказаний.

Ацырухс - дочь Солнца. Букв. „этот свет".

Б

Бабийский чепрак - очевидно, чепрак особой выделки. Значение слова „бабийский" пока не ясно.

Балгай - упоминаемое в нартских сказаниях географическое название, до сих пор не выясненное.

Балсаг - собственное имя одного из небожителей.

Балсагово Колесо - см. Колесо Балсага.

Барастыр - в осетинской мифологии владыка Страны Мертвых.

Бедзенаг-алдар (Деденаг-алдар) - отец героя Арахдзау.

Бедоха - дочь Челахсартага, жена Сослана.

Бибыц и Мукара - см. Мукара.

Бидаса шлем - см. шлем Бидаса.

Бора - см. Алагата.

Бодзо - так обычно осетины называют козла-вожака стада овец.

Большой нартский дом - см. Ардамонга.

Бонварнон - планета Венера.

Бурамадз - особый клей, называемый в некоторых сказаниях „сухим клеем".

Бурхор-али - в осетинской мифологии сын владыки хлебов Хоралдара; см. Уацилла.

Бценон - жена нарта Хамыца.

Г

Галагон - в осетинской мифологии владыка ветров.

Гатаг - отец нарта Сырдона; по некоторым вариантам - владыка рек; см. Донбеттыр.

Гум - страна, упоминаемая в нартских сказаниях.

Д

Дада - обращение детей к отцу, к деду.

Дауаги (или дуаги) - духи-покровители людей, зверей, лесов, вод, ветров и т. д.

Дзерасса - жена нарта Ахсартага; распространенное осетинское женское имя.

Дзуар - дух-покровитель, небожитель. Также - капище, святилище.

Дзигло, горный дзигло - так великаны пренебрежительно называют людей.

Дзых-река - река, из которой нарты брали питьевую воду.

Донбеттыр - в осетинской мифологии владыка морей, озер и рек. По некоторым сказаниям, владыкой рек является Гатаг - отец Сырдона (см.).

Дур-дура - кличка знаменитого коня нарта Хамыца.

Е

Елиа - в осетинской мифологии повелитель грома.

3

3илахар - в нартских сказаниях название равнины, где происходили состязания в скачках, в танцах, в метании стрел и копий, в рубке мечами, в беге и др. военных играх. Ристалище нартов. Место охоты. Местность под таким названием в современной Северной Осетии находится в Алагирском ущелье.

К

Кабах - цель, высоко установленная на нескольких длинных шестах, вертикально прикрепленных к углу боевой башни. Устанавливалась она в день погребения покойника-воина, большей частью старика, когда устраивали харнаг (см.). Стрелки из лука должны были не только попадать в эту цель, но обязательно сбить ее. Сбивший мишень получал от родственников покойного большой дар: коня с седлом или другую ценную вещь.

Кавдасард - букв, „рожденный в яслях". Так назывались дети феодалов от побочных жен.

Кадзии - в осетинской мифологии племя злых духов, обитавших под землей, а также в неприступных местах на земле.

Кан - см. амцег.

Кандз - отец нарта Саууая.

Кандзаргас - в осетинской мифологии крылатое семиглавое чудовище. Во многих сказаниях крылья Кандзаргаса упоминаются отдельно от их владетеля. См. Пакундза.

Караз - древний вид погребения, когда тело покойника устанавливалось на четырех высоких столбах, на вышке.

Кардагсталы - название какой-то звезды; букв. „звезда травы".

Кармагон - прозвище женщины, упоминаемой в сказании „Урызмаг и Кривой уаиг".

Кафтисар-Хиандон-алдар - в осетинской мифологии глава, повелитель рыб.

Колесо Балсага - в осетинской мифологии необыкновенно сильное существо в виде колеса.

Конага - имя одного из трех сыновей Сырдона. Другого сына звали Уарага, третьего Фуага. Их имена происходят: первое от слова кона - очаг, второе - от уараг - колено и третье - от слова ф у - дуновение.

Куваггаг - часть жертвенных приношений, которую дава -ли отведать кому-либо из младших мужчин после молитвословия, произнесенного старшим.

Кувд - пир, пиршество.

Кулбадаг-ус - в осетинском фольклоре вещая женщина, обычно живущая в стороне от людей.

Курдалагон - в осетинской мифологии небожитель, владыка кузнечного дела, первый и самый искусный кузнец.

Курп-гора - горная вершина в Северной Осетии.

М

Магуйраг - мужское имя, букв. „бедняга". Магуйраг - один из старейших нартов.

Маргудз - один из героев нартского эпоса.

Мукара и Бибыц - сыновья великана Тара, владетеля больших земель.

Мыкалыгабыр (мн. ч. Мыкалыгабырта) в осетинской мифологии владыка изобилия.

Мысыр - Египет.

Н

Нана - обращение детей к матери, к бабушке.

Нашран-алдар - собственное имя.

Никкола - в осетинской мифологии один из небожителей, дауаг (см.).

Ногбон - в осетинской мифологии один из небожителей, владыка нового года, буквально - „новый день".

Нуазан - чаша (бокал) хмельного напитка, в знак уважения передаваемая гостю или другому лицу за столом.

Нихас - собрание, так же и место для общественных сборов. На нихасах решались важнейшие общественные дела, вопросы войны и мира, суда и т. д. Здесь же проводились упражнения в стрельбе, в рубке, в красноречии.

П

Пакундза - крылатое существо, упоминаемое в нартских сказаниях.

Панцырь Церека - необыкновенный панцырь героя по имени Церек, упоминаемого в осетинском фольклоре. При вести о предстоящем бое панцырь сам надевался на воина. Меч не рубил и стрела не пронзала его.

Р

Реком - древнее капище, святилище в Цейском ущелье в Северной Осетии.

Ронг - хмельной напиток, упоминаемый в нартских сказаниях, отличавшийся крепостью и приятным вкусом.

С

Сагадак - лук-самострел у нартов; по некоторым вариантам сказаний - колчан.

Сайнаг-алдар - имя одного владетеля земель, упоминаемого в нартском эпосе: по некоторым вариантам Сай-айнаг-алдар, что по-осетински значит „владетель Черного утеса".

Саууай - один из героев нартского эпоса, сын Кандза. Саууай - распространенное осетинское имя.

Саумарон-Бурдзабах - осетинское собственное женское имя, встречающееся в нартских сказаниях. Букв. „русокосая красавица черноземная".

Сафа (мн. ч. Сафата) - в осетинской мифологии покровитель домашнего очага и надочажной цепи и семейного благополучия.

Силам - кличка первой собаки у нартов (см. Арфан).

Симд - осетинский массовый плавный танец.

Соппар - имя владетеля земель, врага нартов.

Сослан - имя одного из главных героев нартского эпоса; имя очень распространенное среди осетин.

Сухское побоище - побоище, которое произошло в неизвестной нам до сих пор местности - Сух; упоминается и до сих пор в поговорках осетин.

Сыбалц сын Уархтанага - один из героев эпоса.

Сырдон - имя одного из главных героев нартского эпоса.

Т

Таранджелос - в мифологии один из небожителей, В Осетии сохранились святилища того же названия.

Таркские тернистые степи - название неизвестных степей, упоминаемых в нартских сказаниях.

Татартуп - в осетинской мифологии один из небожителей, дауагов; название древнего городища в Осетии (см. Арджинараг).

Тбау-гора - горная вершина в Северной Осетии.

Терк - осетинское название реки Терек.

Тотрадз - имя одного из героев нартского эпоса.

Тутыр - в осетинской мифологии владыка волков.

Тыхыфырт (Тыхыфырт Мукара) - имя насильника в нартских сказаниях, букв. „сын Силы Мукара".

У

Уаиг - в осетинской мифологии великан, циклоп.

Уалыпп - горная вершина, вероятно, Уруп в современном Краснодарском крае.

Уарага - имя одного из сыновей Сырдона. См. Конага.

Уарби - название какой-то неизвестной страны, упоминаемой в нартских сказаниях.

Уарп - крепость, находилась в нынешней Кубани на реке Уруп (см. Уалыпп).

Уархаг - имя одного из старейших нартов.

Уархтанаг - отец нарта Сыбалца.

Уаскупп - возвышенность, холм для молитвословия.

Уастырджи - в осетинской мифологии покровитель мужчин, путников, воинов.

Уацамонга - большая общенартская чаша, наделенная чудесными свойствами. Из этой чаши нарты пили ронг, пиво и брагу на общих пирах. По сказаниям, содержимое чаши никогда не иссякало; сколько бы из нее ни пили. Когда нарт говорил правду, чаша Уацамонга сама поднималась к его устам, в противном случае не двигалась с места.

Уацилла (см. Елиа) - в осетинской мифологии повелитель громов, покровитель урожая.

Угас - семь снопов, сложенных один на другой во время жатвы, для просушки. Из каждых десяти угасов складывают одну копну.

Урызмаг - имя одного из главных героев нартского эпоса; распространенное осетинское имя.

Ф

Фалвара - в осетинской мифологии покровитель мелкого рогатого скота.

Фандыр - осетинский музыкальный двенадцатиструнный инструмент, наподобие арфы.

Фасал-трава - мягкая шелковистая трава, употребляемая горцами на подстилку в обувь.

Фатыг - какой-то металл, из которого небесный кузнец Курдалагон сковал в своей кузне чудесный музыкальный инструмент удавдз.

Фуага - имя одного из сыновей Сырдона. См. Конага.

Фурд - большое водное пространство, море, большая река.

Фынг - круглый точеный стол о трех ножках; также и угощение.

X

Хадзар - дом; строение; помещение, в котором находился очаг; также семья.

Хазмова пустыня (степь) - неизвестная пустыня, упоминаемая в нартских сказаниях.

Хамыц - имя одного из героев нартских сказаний, отца Батрадза - Хамыц - распространенное имя в Осетии. От имени „Хамыц" образована фамилия Хамицата - Хамицаевы. Ковыль по-осетински называется „Хамыцов ус".

Харнаг - поминки по покойнику, устраиваемые в день похорон.

Хатиагская речь - язык какого-то народа (возможно, хеттского), на котором часто переговариваются герои нартских сказаний.

Хахийская харх-уздечка - упоминаемая в нартском эпосе необыкновенная уздечка.

Хиандон-алдар - см. Кафтисар-Хиандон-алдар.

Хоралдар - в осетинской мифологии владыка хлебов.

Хорческа - имя дочери Солнца.

Хызын - название горного перевала.

Ч

Челахсартаг - владетель крепости Хиза, отец Бедохи.

Чех, маленький Чех - имя одного из Донбеттыров.

Ш

Шатана - главная героиня нартского эпоса.

Шлем Бидаса - чудесный шлем героя Бидаса, упоминаемый в нартских сказаниях; при вести о битве сам в один миг опускается на голову воина; неуязвим.

Э

Эльда - девушка из рода Алагата, первая жена нарта Урызмага.

Перевод с осетинского языка Юрия Либединского