Кому досталась черная лисица
На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан. Аца приходился им племянником, так как мать его была урожденная Ахсартаггата, и они взяли его с собой загонщиком. Охотники прятались в пересаде на выступах скалы, и Аца гнал на них зверей. С утра до вечера шла охота. Совсем уже свечерело, когда Аца выгнал на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои стрелы. Лисица метнулась и, свернувшись клубком, свалилась замертво.
- Я убил ее, - говорит один.
- Нет, я, - говорит другой.
Сослан сказал:
- Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже в нее не стреляли.
Тогда Урызмаг и Хамыц возразили:
- Как бы не так! Наши стрелы помечены.
- Мою стрелу тоже не спутаешь с чужой, ее наконечник отлит по образцу наконечников стрел наших предков, - сказал Сослан.
- Я собственными руками сделал мою стрелу, - сказал Урызмаг, - и отпечаток моих пальцев есть на ней.
- А мне посчастливилось раз быть возле Сафа, когда он резал железо, - сказал Хамыц. - И я попросил его из обрезков железа сделать мне стрелу.
Быстро подошли они к тому месту, где лежала лисица, содрали с нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага перебила ей шею, стрела Хамыца сломала бедро, а стрела Сослана раздробила ей спинные позвонки.
И сказал тут Хамыц:
- Я обладатель чудесного кох-зуба. Я - Хамыц, который у нартов на языке. И из этой лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу.
- Как бы не так! - сказал Сослан. - А нарту Сослану, значит, ничего не полагается?
Урызмаг же сказал:
- Лисица должна быть моя; я старший.
Спор разгорался, и стали уже сердиться друг на друга братья Ахсартаггата. И тут подумал Аца: «Погубил меня бог, братья моей матери этак могут дойти до беды». Набрался он смелости и сказал им:
- Я младше вас, но все же осмелюсь дать вам совет. Сделайте так: пусть каждый расскажет какую-нибудь быль, с ним случившуюся, и чья быль будет занятнее, тому достанется черная лисица.
Охотники согласились с ним и спросили его:
- А с младшего будем начинать или со старшего? И посоветовал им Аца:
- Пусть начнет средний, потом младший, а после старший.
И вот что тогда рассказал Хамыц:
- Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но не стану рассказывать всего. Расскажу лишь о том, что случилось со мной, когда я вместе с моим воспитанником - безусым юношей - купил сушеную рыбу в Ахаркалаке и возвращался домой. Мы остановились на привале у родника. Я и сказал моему младшему: «Хочу я немного поспать, а ты возьми с повозки одну сушеную рыбу, намочи ее в воде, и когда она размякнет, разбуди меня. Мы поедим и отправимся дальше». Я тут же уснул, но спал недолго, младший мой быстро разбудил меня. «Хамыц, - сказал он испуганно, - я взял рыбу, положил ее в воду родника, она вильнула хвостом и уплыла». - «Ты съел ее, ну и на здоровье, но где же это видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?» сказал я ему. Но юноша клянется небом и клянется землей, что будто сушеная рыба воистину уплыла.
Рассердило меня его упорство. «Как смеешь ты, молокосос, издеваться надо мной?» крикнул я, ударил его мечом и рассек на двое. Тут же умер юноша. Сижу я над ним, плачу, сам себя проклинаю: «Младшего своего убил из-за своего брюха! С каким лицом вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза народу?»
Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: «А что, если испытать, правду ли говорил мой младший?» Опустил я тело его в воду родника, и вдруг он ожил и таким здоровым выскочил из воды, каким он матерью был рожден.
И воскликнул я: «Отныне буду ли я еще когда-нибудь просить у бога иной милости! То, что случилось, это на всю жизнь мне благодеяние!»
Вернулись мы домой и всю дорогу пели мы веселые песни, шутили и смеялись.
Чудеснее этого ничего я не видел, - сказал Хамыц.
- Ну, Сослан, теперь твой черед, - обратился Аца к Сослану.
- Что и говорить, - начал Сослан. - Много дивного, много чудесного случилось со мной. Но обо всем я не стану рассказывать. Однажды охотился я на равнине Зилахар, и меня тоже сопровождал мой младший. Убили мы косулю и устроили привал у подножья кургана. Развели огонь, нарезали мяса на шашлык, надели его на вертел, и сказал я юноше: «Посплю я немного, а ты, когда шашлык будет готов, разбуди меня. Поедим и будем продолжать охоту». Но только уснул я, юноша будит меня. «Едва я сунул шашлык в огонь, - сказал юноша, - ожила наша косуля и убежала она». - «Э, юноша, шашлык ты, конечно, съел, а все остальное мясо кому-нибудь отдал. Немало путников проходит здесь по дорогам. Ну и пусть будет так. Но зачем ты обманываешь меня?» сказал я ему.
«Небо и землю беру я в свидетели, ни кусочка я не съел, никого я не видел и никому ничего не отдал. Убежала она», клялся юноша.
Рассердила меня эта дерзкая речь, выхватил я меч и сам не успел опомниться, как разрубил его надвое... «Вот тебе, чтобы не насмехался над старшим!» крикнул я.
Но когда юноша умер, мне стало его жалко. Стал я плакать и каяться в том, что из-за брюха своего убил младшего. А что, если испытать, правду ли он говорил?! Разжег я огонь посильнее, насадил юношу на вертел, сунул его в огонь, и вдруг он ожил и невредимый и здоровый явился передо мной, да еще говорит мне с досадой: «Зачем ты оживил меня? Побывал я в Стране Мертвых и плясал там симд с твоей покойной женой, а ты, вернув меня сюда, помешал нашей веселой пляске».
Узнав об этом, я тут же вонзил себе меч в грудь выше сердца и умер. И, правда, очнулся я в Стране Мертвых. Вижу я, танцуют там симд, и жена моя покойная между ними. Тут же я взял ее за руку и пошел с ней в симде, и сам Барастыр смотрел на нашу пляску. А те, что сидят возле Барастыра, спрашивают его;
«Ведь это нарт Сослан, как он попал сюда?»
«Он убил себя, чтобы повидаться с женой, - так попал он к нам», ответил им Барастыр.
Захватил я жену и вместе с нею вернулся домой из Страны Мертвых. Вскоре у меня родился сын, и из шкуры этой лисицы намерен я сделать шапку для сына моего. Вот какие чудеса случались со мной, дорогой наш племянник Аца! - так кончил рассказ свой Сослан.
- Ну, а теперь, Урызмаг, за тобою черед, - сказал Аца. И вот что сказал Урызмаг:
- Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану рассказывать. А вот, послушайте-ка, что случилось со мной поздней осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не припас я в дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру упал вдруг туман, и настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но бог привел меня в заросли бурьяна, - видно, здесь была когда-то стоянка пастухов. «О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон, в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!» Только выговорил я эти слова, смотрю, - и вот плетень передо мною. А за плетнем показалась дверь... «Войду-ка я внутрь, там мне будет безопаснее», так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в чудесно убранное жилище, и тут сердце мое окрепло. «Вот теперь поесть бы чего-нибудь», вслух сказал я. И только сказал, гляжу, - передо мной стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. «Вот теперь ничего мне не нужно», подумал я. Сытый, в хмелю, веселый, задул я огонь и прилег. Вдруг, в полночь, все кругом озарилось светом. Уж не дом ли загорелся, - тревожно подумал я, но тут же услышал женский голос: «Не тревожься, нартский муж, то сползло одеяло с ноги моей». -«Что это за диво», подумал я. «Что за создание живет здесь, у которого так светится кожа?» Не могу больше заснуть. А в комнате стало еще светлее. Поднялся я с ложа. «Право же, чей-то дом горит неподалеку», подумал я опять. И опять слышу я совсем близко женский голос: «Не пугайся, нартский муж, - это рука моя светит».
«Это человеческий голос, - подумал я. - Так какова же должна быть та, от которой исходит такой свет!» А в комнате стало еще светлее. Тут встал я с постели, стою удивленно, а из соседней комнаты сказала она мне:
«Не пугайся, нартский муж, это от косы моей свет исходит».
«Эх, умереть бы тебе, Урызмаг, - подумал я и шагнул к двери. - Должен я узнать, что это за диво». И тут женщина сказала мне:
«Что ты хочешь делать, Урызмаг? Ведь все, в чем ты нуждался - вкусные яства и хмельные напитки - все прошло через твое горло. Почему ты не лежишь спокойно? Зачем ищешь лишнего?»
«А ведь она подманивает меня к себе», так подумал я, направляясь на ее голос.
«Прошу тебя, не подходи ко мне близко, иначе плохо тебе будет», сказала мне женщина.
Да погибнет пьяница! Много я съел, и еще больше выпил, - и все это съеденное и выпитое заставило меня все-таки пойти к ней. Но только переступил я через порог, как ударила она меня войлочной плетью, и превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку, и несколько лет работал я на него. Ссадинами покрылась спина моя, и бока мои ввалились, - так сильно я отощал. Когда этот человек вернул меня моей хозяйке, она снова ударила меня войлочной плетью и я обернулся лошадью и несколько лет ходил в упряжке. Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше меня собаки, и повсюду пошла обо мне хорошая слава. В то время хитрые звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к моей хозяйке:
«Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла. Может быть, она убережет мое стадо».
«Не дам я тебе мою собаку. Надо держать в холе эту собаку. Боюсь, не угостишь ты ее как следует! Нет, не дам я ее тебе».
«Да разве ей нужно больше того, что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?» сказал алдар. И тогда хозяйка отдала меня.
Вот привел он меня к своим пастухам, но он недавно женился, не хотелось ему оставаться на ночь возле стад; и велел он своим пастухам:
«Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой».
И, вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар.
«Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки! - сказали пастухи, как только он уехал. - Да если волки и нападут на стадо, ведь не наш скот задерут они».
Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь, двенадцать волков подошли к стадам и завыли: «О, Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе!» И тогда я завыл им в ответ:
«Вольны вы делать все, что хотите, я даже головы не подыму сегодня».
Напали двенадцать волков на стадо и до самого рассвета они пировали и столько овец истребили, сколько им захотелось.
Утром прискакал алдар на своем выхоленном коне.
«Ну, как, хорошо ли охраняла стада моя собака?»
«Вот посмотри, как она охраняла, - половину стада задрали волки», сказали ему пастухи.
Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на привязи бежал рядом с конем, и, пока не приехали мы домой, он все время бил меня.
«Ну что, плохо она сторожила?» спросила алдара моя хозяйка.
«Пусть бы пропала твоя собака, - половину стада задрали у меня вчера волки!»
«Не простит тебе этого бог, - ответила ему женщина. - Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее».
Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к моей хозяйке.
«Одолжи мне свою собаку. Хитрые звери повадились ходить в мои стада».
«Не дам я тебе моей собаки. Недавно один алдар брал ее у меня и привел обратно жестоко избитую и жаловался, что она не уберегла его овец».
«Он из одного рода, а я из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай».
Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел меня к своему стаду. Собрались пастухи, и сказал он им:
«Приведите-ка сюда скорее самого большого барана». Жирного, бурого барана притащили пастухи. «Зарежьте-ка его поскорее и сварите». Исполнили пастухи его приказанье.
Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые мягкие куски, кормить меня теплым, жирным мясом.
«Подоите коз и подбелите его суп молоком», приказал алдар.
Пастухи так и сделали. Подлили мне в суп молока, и доотвала наелся я и мясом, и супом.
Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер.
Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои лапы, а на лапы положил голову.
Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули и пастухи, настала полночь, и снова услышал я голос тех же двенадцати хитрых волков.
«О, Урызмаг, Урызмаг, сейчас мы придем к тебе», завыли они.
«Напрасно вы это задумали, - ответил я им. - Не найдете вы здесь поживы».
Подошли они ближе и еще громче завыли:
«Мы идем к тебе, Урызмаг!»
«Напрасно идете, не будет вам здесь поживы», ответил я им.
Еще ближе подошли они, еще громче завыли:
«Пусть падет на нас твоя немилость, Урызмаг. Ты ведь один, а нас двенадцать».
«Что ж, попробуйте, идите!» ответил я им.
Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни одного волка не подпустил я ни к одной из овец. В кучу валил их друг на друга и к рассвету убил всех двенадцать. Проснулись к этому времени алдар и пастухи:
«Бог погибель наслал на нас, - сказали они, - мало уцелело наших овец».
А сказали они так потому, что во время нападения волков овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать-пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят, - двенадцать волков сложены друг на друга. И тут алдар обнял меня.
«Ведь не для одного меня были бедой эти волки. Как смогу я отблагодарить такую собаку? Идите, - сказал он пастухам, - да притащите-ка сюда барана побольше».
Взял алдар шелковую веревку, за один конец привязали меня, за другой барана - и привели нас к моей хозяйке.
«Ну, вот, женщина. Добра, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет светит. А этого барана прими в подарок».
А после этого уехал алдар домой - все было так, как должно было быть.
Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники:
«Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир. Пришел в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, И убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?»
«Хорошенько заботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы о ней, не будет вам от нее пользы», сказала моя хозяйка.
«Неужели мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты и ее накормим, - иначе, какие же мы охотники!»
Отдала меня хозяйка, и они увели меня.
Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь. И тут они спустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, и бросился он от меня бежать. Я за ним. Устремился медведь к высокой горе, я - не отстаю. Добежал он до горы и сел по-человечьи. Когда я подбежал к нему, он сказал мне: «Садись-ка рядом со мной. Не медведь я. Я - Афсати. Узнав о твоих горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в осла и в лошадь. Но тогда я был занят и не мог тебе помочь. А теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги к своей хозяйке и притворись, будто ты болен. Обильной едой будет кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворись умирающим. И скажет она: «Ну что ж, подыхай. Для меня ты всего-навсего собака, - сын собаки». Она перешагнет через тебя и уйдет, оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты достань из-под изголовья ее войлочную плеть и, взяв ее в лапу, хлестни себя ею. Ты был Урызмаг и снова станешь Урызмагом. Сядь на ее ложе, держа в руках войлочную плеть, и дождись прихода хозяйки».
Сделал я так, как научил меня Афсати, и вот снова стал я Урызмагом и, с войлочной плетью в руке, сел на ложе женщины и дождался ее возвращения.
«Ну, горе пришло твоей голове, - сказал я, увидев ее. - Прежде, чем уйдешь ты в Страну Мертвых, ты вознаградишь меня за мои мученья».
Целую ночь провел я с ней, а утром ударил ее войлочной плетью и сказал:
«Стань ослицей!»
И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и каждый из вас знает ее - это серая ослица, которая принадлежит Бората. Вот и весь мой сказ. Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни, - так закончил свой рассказ Урызмаг.
И тут Аца произнес свое решение:
- Что и говорить! Удивительна та быль, которая случилась с Хамыцем. Удивительно то, что рассказал Сослан. Но чудеснее всего дела Урызмага, которому столько времени пришлось побыть в шкуре осла, лошади и собаки. Потому эта лисья шкура присуждается Урызмагу.
Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее шубу. Молва об этой шубе жива еще и доселе.