В течение нескольких недель я испытывал самолеты «Меркюри-Шикк», вводя их в штопор на хорошо рассчитанной, безопасной высоте. Но в конце концов я сделал штопор с высоты приблизительно трех футов. Конечно, я при этом разбил машину. Я превратил ее в груду обломков.
В этот день дул сильный и очень порывистый ветер. Когда я разгонял самолет для взлета, ветер дул мне в хвост. На самолете не было тормозов. Он был очень легок и, вдобавок, имел высокорасположенные крылья. У таких самолетов при ветре передняя часть всегда перевешивает.
Ветер мешал мне взлететь, и я решил действовать иначе. Мне следовало позвать механиков, чтобы они помогли мне, но в этот день я не то возгордился, не то заупрямился, — сам не знаю, что со мной сталось.
Я прибег к некоторому стратегическому приему. Я ставил самолет по ветру и, когда ветер поворачивал его, давал самолету поворачиваться до тех пор, пока он не становился почти против ветра. Затем я включал мотор и пытался взлететь. Иными словами — усиливал вредное действие ветра, вместо того чтобы ослаблять его. Я помогал ветру, вместо того чтобы бороться с ним, рассчитывая, что в конце концов ветер поможет мне взлететь.
Дело шло прекрасно, как вдруг резким порывом ветра подхватило правое крыло самолета. Самолет начал потихоньку подыматься, я же думал, что поднимется только конец крыла. Ветер рванул сильнее и разрешил все мои сомнения. Он оторвал самолет от земли, перевернул его и буквально швырнул на землю.
Никогда ни одна из моих машин не разбивалась так сильно! Были сломаны все четыре лонжерона, помяты крылья, скрючено крепление мотора, погнут пропеллер, совершенно разбит хвост. Самолет выглядел так, как будто зарылся в землю из штопора с высоты, по крайней мере, десяти тысяч футов.
Я вылез из-под обломков без единой царапины, если не считать самолюбия. Никогда в жизни я не чувствовал себя так глупо! Я разбил самолет, не успев даже взлететь на нем…