Седьмое января 1970 года. Празднично, светло, тепло и оживленно в «Доме отдохновения», там, где доживают свои дни ветераны «Великих годов» мировой революции.

Ветераны решили вспомнить свою юность, детство и устроить в день прежнего Рождества «елку», настоящую елку, такую, какая бывала до годов мирового переворота. Эту затею с одушевлением подхватила молодежь, подростки, дети. Особенно когда узнали, что «красная бабушка» будет рассказывать о великом 1917 годе.

Елку достать было сравнительно просто, хотя и пришлось поторговаться о коллегией по охране лесов. Но, в конце-концов, удалось убедить бдительных стражников растительного царства, что лес не поредеет от того, что одно лишь деревцо украсит такой необычный и странный праздник.

Труднее было дело со свечами. Новый способ освещения, с помощью отраженных солнечных лучей, не только вытеснил окончательно керосиновые лампы-коптилки, по и загнал электричество в отдаленные провинции, куда новшества последнего десятилетия не успели ещё проникнуть. Свечей молодое поколение никогда не видело, и ветеранам «великих годов» пришлось рисовать свечи и далее собирать специальное совещание из прежних членов совета народного хозяйства революционных лет, чтобы изобрести способы приготовить свечи, С помощью проворных и приспособленных ко всякого рода труду рабочих рук предприимчивой молодежи.

Но, когда после ряда неудач, мелких недоразумений и неожиданных препятствий, елку удалось украсить пестрыми бумажными украшениями, сластями, орехами, сочными, сладкими апельсинами, румяными яблоками и пестрыми самодельными свечами в самодельных же подсвечниках, — и ветераны, и молодежь, и дети решили единодушно, что «Десятая коммуна» давно не видала такого оригинального и интересного праздника. Молодежь веселилась, как веселится юность во все века. Шутки, смех, песни, игры, танцы…

Но стоило приглядеться к молодежи, чтобы увидеть, что это уже не та молодежь, которая боролась на баррикадах в «Великие годы», и еще менее та, что жила под игом капитализма.

Прежде всего, молодежь «Десятой коммуны» отличалась здоровьем и крепостью юного, гибкого и красивого тола. У девушек были пышные, длинные косы, которыми они красиво убирали голову, потому что в коммуне строго соблюдали правило, чтобы у каждого члена коммуны было время не только на отдых, но и на уход за собою, и потому, что члены коммуны любили красоту и естественность и не насиловали и не уродовали природу.

У юношей были свободные, живописные одежды и в руках их чувствовалась сила и ловкость.

Среди всей собравшейся на праздник «елки» молодежи коммуны не было ни одного больного, бледного, изнуренного лица. Ярко блестели задором пытливые глаза, смелы, гибки и ритмичны были движения их упругих, юных тел. Но всего радостнее было то, что переливы веселого смеха неумолчно наполняли светлый, праздничный зал.

Молодежь «Десятой коммуны» любила жизнь, любила смех и хмурилась только тогда, когда ей предстояло вступать в бой с единственным оставшимся врагом у человечества — с природой. Но хмурилась она не потому, что борьба была ей не по сердцу, а чтобы лучше сосредоточиться и избрать лучший путь для одоления врага.

С природой еще было много борьбы. И чем больше овладевало ею коммунистическое человечество, тем больше «загадок» задавала она ученым, техникам, смелым борцам со стихиями.

Но молодежь любила эту борьбу. Какая была бы жизнь без борьбы, без одоления препятствия, без пытливого искания ума, без вечного стремления вперед — в неизвестное, к недостижимому?

Без этой борьбы скучно стало бы жить в коммуне. Жизнь налажена и катится по разумно заведенному порядку. У всякого своя специальность и свое любимое дело. «Специальностью» называется та работа, которую член коммуны выполняет в те два часа в день, когда его силы используются для коммунального хозяйства. Остальное время каждый отдает свои силы любимому роду работы, науке, технике, искусству, усовершенствованному полеводству, писательству, преподаванию. Девушки и юноши работают вместе на том же деле, в тех же специальностях.

И жизнь налажена так, что живут не семьями, а расселяются по возрастам. Дети в «Дворцах ребенка», юноши и девочки-подростки в веселых домиках, окруженных садами; взрослые — в общежитиях, устроенных на разные вкусы; старики — в «Доме отдохновении».

В коммунах нет ни богатых, ни бедных; эти слова — забытые слова. Они ничего собою не выражают У членов коммун имеется все, что надо для того, чтобы не думать о насущном, о материальном. Одежду, пищу, книги, развлечения все доставляет своему члену коммуна. За это член коммуны отдает коммуне свои рабочие руки на два часа в день, и свое творчество, пытливое искание своего ума во все остальное время своей жизни.

У коммуны нет врагов. Так как все соседние народы и нации уже давно устроили у себя такие же коммуны, и весь мир представляет собою федерацию коммун. Молодое поколение уже не знает, что такое война…

— Дедушки, расскажите про красный и белый фронт и как вы воевали с живыми людьми! — приставала молодежь к ветеранам «Великих годов».

Но в праздник «елки» ветеранам не хотелось рассказывать про войну. Им казалось, что будет правильнее рассказать про великих вождей революции.

— Пусть догорят свечи на елке и пусть дети получат свои лакомства, тогда мы вам расскажем про великих вождей.

Юноши поспешили вкатить в зал стеклянные столы на колесиках, на которых в художественных пестрых навах разложены были любимые детские лакомства.

— Скорей бы насытились лакомки сластями!.. Скорей бы догорели свечи на елке! — так желали юноши.

Но ветераны с грустью глядели на догоравшие огни. Эти огни напоминали им прошлое, далекое, забытое прошлое капиталистического строя, которое они пламенно ненавидели тогда, когда были так же юны и отважны, как и сегодняшняя коммунистическая молодежь, но которое полно было для них великих бурь, великих исканий и великих достижений!.. Грезы их юных лет сбылись, но жизнь шла теперь мимо них, не поспеть им старческой поступью за смелым полетом юности!.. Не понять им многого, чем живет и грезит коммунистическая молодежь…

— Дедушка! Я знаю, что значит слово ка-пи-та-лист! — хвастается бойкий мальчуган, уплетая праздничный пирог.

— А я знаю, что такое «барыня»!

— А я — что такое рубль и вообще всякая деньга! Мы видели деньги в музее! Дедушка, а у тебя тоже были деньги? И ты их носил в мешечке, в кармане? И были люди… как их звали? Воришки, что ли?.. Которые таскали деньги из кармана товарища? Это правда? Вот забавно то!

И звонкие голоса сливаются в дружном смехе.

А ветеранам революции как-то неловко и обидно за то далекое прошлое, когда были и капиталисты, и воры, и деньги, и барыни…

Догорели последние свечи, укатили столы с лакомствами. Нетерпеливая молодежь окружила рассказчиков.

— Бабушка! Красная бабушка! Расскажи про Ленина! Ты его сама видела? Живого? Он жил, как и все люди? Ел? Пил? Смеялся? А на звезды, бабушка, Ленин когда-нибудь смотрел?

Пытлива молодежь, и свой; у ней ко всему подход! «Красная бабушка» качает головою, При чем тут звезды? Тогда, когда жил Ленин, столько еще дела было на самой земле… Ведь, голод был. Народ изнемогал… Война и голод… Голод и война… Страдания, жертвы, кровь, но и отвага, самопожертвование, героизм, великая, непоколебимая вера в победу, в торжество революции, в правильность взятого пути.

«Красной бабушке» хочется, чтобы молодежь поняла всё величие той прошлой, социальной борьбы, последней, кровавой классовой схватки.

Но юноши и девушки слушают ветеранов, как слушали они сами когда-то забытые легенды, рождественскую сказку…

Капиталы, барыши, частная собственность, даже «фронт», даже «чрезвычайки», даже «мешечники» и «заградительные отряды», — все это стало только «историческими словами». Дети учат их в школе, когда им рассказывают о «Великих годах революции».

Туда, в высокое, зовущее, звездное пространство устремлены взоры юношей мировой коммуны… Не понять им величия былой борьбы Не попять былых радостей и трепетного страха за участь революции!..

— И ты сама, красная бабушка, стреляла в человека? В живого человека?

Глаза юнцов коммуны глядят удивленно, в них искрится упрек, недоумение… Стрелять в живого человека!.. Ведь, жизнь — святыня!..

— Мы сами тоже шли на смерть!.. Мы жертвовали всем для революции, — оправдывается «красная бабушка».

— Как мы для нашей коммуны!.. — гордо несется ответ молодежи.

И бабушка смолкает… Жизнь ушла вперед! «Великие годы» перестали быть «былью». Не зажечь уже сердца юнцов рассказами о подвигах на мировых баррикадах в годы «последнего, решительного боя». Социальный вопрос разрешен. Идея коммунизма оправдала себя. Человечество свободно от рабства, наемного, непосильного труда, от нут материальной зависимости, от борьбы за хлеб насущный.

Новые, неизмеримо-грандиозные задачи ставит перед человеком его же собственный неугомонный, пытливый, мятежно ищущий дух… И по сравнению с великими горизонтами, открывающимися перед молодежью в новый 1970 год, вся прежняя борьба социальных сил кажется так просто разрешимой!..

— Голод! Вы голодали годами!.. Какие же вы, красная бабушка, были неорганизованные, какие вы были неучи!

«Неорганизованные», «неучи» более страшного приговора юная коммуна не могла произнести над современниками «красной бабушки».

— По, дети, если бы не мы, не наша стойкая вера в торжество коммунизма, не наша упорная, ожесточенная борьба с капитализмом, с врагами трудящихся, — никогда не знать бы вам счастья всеобщей организованности и радости свободного, творческого труда!

— Вы сделали свое, мы знаем. Но наши задачи крупнее! Наши дерзновенья — шире, необъятнее!

Вызывающе подняты молодые, смелые головы, задорно обращены глаза юношей в звездное небо, что темным фоном застилает широкие, незавешанные окна праздничной залы.

— Вы достигли. Достигнем и мы. Вы покорили социальные силы. Мы покорим природу! Споем же, красная бабушка, с нами наш новый гимн, гимн борьбы с непокорной стихией! Ты, бабушка, знаешь мотив: это ваш любимый интернационал. Но слова наши новые, те, что зовут и нас на великую борьбу, на подвиг, на вечное стремление вперед и вперед… Пусть догорел ваш праздник «елки»! Наш праздник — впереди! Жизнь — в борьбе, в вечно-мятежном искании — не в достижении…