В четыре часа утра отряд бодро поднялся с ночлега и, в надежде скоро достигнуть давно ожидаемой Хивы, легко сделал тяжёлый 30-вёрстный переход, при сильной жаре и страшной пыли. На половине пути был дан четырехчасовой привал; к ночлегу мы прибыли в пять часов по полудни.
Не успели мы расположиться на нашей позиции, всего в 16 верстах от Хивы, цели наших надежд и желаний, как было получено извещение, что хивинцы не желают драться и сдают Хиву. [66]
Увы исчезли надежды на штурм и взятие Хивы с боя, что немало сокрушило всех. Войска искали боя, забывая кровавые потери, без которых не обошлось бы…
Прежний посланец хивинец привёз письмо от хана, в котором последний уже не хитрил более, и просил прямо не проливать напрасно крови, соглашался на все условия, которые ему будут предложены, и без боя сдавал нам Хиву.
Командующий войсками письменно сообщил хану, что завтра он выступает к Хиве, приглашал его выехать к нему на встречу для переговоров и дозволил ему взять с собою свиту не более 100 человек.
Старик-хивинец, принимая письмо, спешил сообщить командующему войсками своё беспокойство относительно Оренбургского отряда, который, как ему известно, атакует город, что хивинцы несут потери и двое их батырей убиты. Тогда генерал Кауфман тут же написал начальнику Оренбургского отряда о присланном к нему письме хана, о предлагаемой сдаче Хивы, и приказывал прекратить военные действа против города. Это письмо, переданное старику-хивинцу, было тотчас же отправлено с одним из хивинских джигитов в Оренбургский отряд.
Вскоре после отъезда посланца получено было донесение от генерала Веревкина о деле 28-го мая, в котором потеря наша состояла из 40 человек нижних чинов (4 убиты, остальные ранены), кроме того, ранены два штаб-офицера, шесть обер-офицеров и сам начальник отряда. В этом же донесении было упомянуто, что у самых стен города ротами Апшеронского и Ширванского полков захвачены два неприятельския орудия.
Как только разнеслись слухи о полученном из оренбургского отряда донесении, у нас пошли толки и догадки, с целью разъяснить себе смысл совершившихся событий; зная, с одной стороны, что хан просит пощады, а с другой, получив известие, что под стенами Хивы было серьёзное дело, многие недоумевали и не могли разрешить этого противоречия, удовольствовавшись в заключение поговоркою: «утро вечера мудрёнее».