Провинция Валенсия — это край горячего солнца, миндаля, абрикосов и риса.
Росарио жила в городе Олива. У Росарио светло-каштановые волосы, круглый подбородок, серые глаза. Она похожа на русскую девочку, но глаза её серьёзны и печальны.
О чём грустит Росарио? В Оливе золотое, щедрое солнышко, весна приходит в Оливу на целый месяц раньше, чем в Крым. Цветут абрикосы, миндаль, мандарины и яблоки. Как хорошо во фруктовых садах весной! Деревья белые, розовые и такие пышные и лёгкие, что, кажется, улетят в небо. А осенью ветви сгибаются под тяжестью сочных плодов. Солнце золотит нежный пушок на абрикосах, капли росы сверкают на круглых яблоках.
Только все эти сады принадлежат синьорам. Эти сады — за вокзалом, там, где живут богачи. А вокруг маленького дряхлого дома на улице Святого Антонио, где жила Росарио, нет ни одного фруктового дерева.
В Оливе растут апельсины, но родители Росарио не могли часто их покупать. Иногда друг семьи, Педро, который работал в саду у богатого синьора, приносил Росарио и её младшим сестрёнкам — Консуэлле и Пепите — большие апельсины. Прежде чем съесть эти апельсины, дети долго любовались и играли ими, как золотыми мячиками.
Отец Росарио работал на мозаичной фабрике. За труд платили мало. Не хватало денег, чтобы определить Росарио в школу, но всё-таки девочку послали учиться.
— Я лучше буду работать день и ночь, — сказал отец, — но пусть Росарио научится грамоте, ведь ей уже двенадцать лет.
В семье часто не хватало денег на хлеб и картошку. Питались мелкой рыбёшкой. Эта рыба так надоела детям, что они не могли слышать её запаха.
— Мамита, я не могу больше есть рыбу без хлеба, — жаловалась со слезами на глазах маленькая Пепита.
Тогда мать шла к соседке, выпрашивала несколько гостей маисовой муки и пекла хлеб. Это был настоящий праздник! Каждый получал по крошечному хлебцу.
— Как вкусно, как вкусно! — кричала Пепита, прыгая с тёплым хлебцем в руках. — Когда я буду большая, я испеку такой огромный хлеб, как дом. И каждый будет есть, сколько хочет.
Скоро жить стало ещё тяжелее. Отца прогнали с фабрики. В серых глазах Росарио затаилась обида. Учительница в школе рассказывала о богатствах солнечной Валенсии.
— Природа, дети, сделала нашу Валенсию маленьким раем, — говорила учительница. — Поблагодарим Бога за Его щедрость.
Росарио недоверчиво смотрела на учительницу. Ей хотелось кушать, а не благодарить какого-то Бога. Что ей от того, что земли Валенсии дают хорошие урожаи, а солнце Валенсии такое горячее? Что толку в урожаях, если они принадлежат богачам? Ей и её сёстрам совсем не тепло под жарким солнцем Валенсии…
Потеряв работу, отец Росарио не мог больше платить за квартиру. Однажды утром хозяин дома — фашист Хуан Рос — выгнал их на улицу, выбросил все вещи и стал кричать:
— Если вы сейчас же отсюда не уберётесь, я прикажу вас арестовать!
Вещи положили на тележку и решили отправиться в ближайшую деревню.
Отец вёз тележку молча. Мать тихо плакала. Ей было жалко детей. Маленькая Пепита рыдала, прижимая к себе осколки куклы. Когда хозяин выбрасывал вещи, он изо всех сил ударил единственную куклу Пепиты о камни.
Когда вспыхнула война между республиканцами и фашистами, отец ушёл на фронт. Через несколько месяцев он вернулся домой. Он был так бледен, что на него тяжело было смотреть. Голова у него стала седой.
— Я должен вернуться на фронт, — сказал отец. — Я приехал за тобой, Росарио, и за тобой, Консуэлла. Русские дети приглашают испанских детей к себе. Вам там будет хорошо, вы там будете учиться. Пепита останется с мамой. Мы поедем в Валенсию, и я вас устрою в детский дом, пока пароход не отправится в Страну Советов.
В Валенсии над рекой Туриа был женский монастырь Сан-Хосе. Республиканцы решили в этом монастыре устроить детский дом для тех ребят, у которых родители на фронте.
Раньше в этом монастыре жили бездельницы-монахини.
Когда республиканские учителя пришли туда, они увидели грязных, оборванных, измученных детей, которые еле держались на ногах. Оказывается, монахини в этом монастыре держали двадцать пять ребят. Они посылали их собирать милостыню. Милостыню жадные монахини отбирали у ребят и прятали. Детей они часто плохо кормили и часто избивали. Дети ютились в одной комнате, в грязи. А монахини жили богато. В сундуках у них были спрятаны драгоценности. Республиканцы выгнали монахинь и стали перестраивать угрюмые кельи. Устроили спальни, классы. В бывший монастырь съехались ребятишки с разных концов Испании. У одних ребят отцы и матери были убиты на фронте, у других дома были разрушены бомбами, и им негде было жить. Много мальчиков и девочек пришли в этот детский дом из Малаги, захваченной фашистами. Они потеряли своих родителей, когда бежали из Малаги.
— Ну, ребята, здесь вы можете жить спокойно, — сказали детям.
Но фашисты стали бомбардировать с воздуха и Валенсию.
Бомбардировка началась ночью, когда ребята спали. Раздался страшный грохот. Стреляли с воздуха и стреляли с пароходов. Это была жестокая стрельба. В пять минут фашисты выпустили тридцать пять снарядов. Два снаряда попали в детский дом.
На монастырском дворе взметнулся вверх огромный столб земли. Перед зданием снаряд разворотил воронку величиною с комнату. Дети, разбуженные грохотом, выскочили из кроватей и бросились бежать, крича от страха.
Под каменным полом монастырской церкви был большой подвал.
— Дети, за мной! Дети, в подвал! — кричал учитель.
Спрятались в подвале. Но трое ребят не успели добежать. Это были мальчик Антонио, девочка Кармен и её пятилетний братишка, которого она тащила на руках. Он был болен кровью и лежал в бреду.
Едва Антонио и Кармен добежали до середины двора, как разорвался второй снаряд. Осколками снаряда раздробило Антонио обе ноги. У Кармен были ранены руки. Множество мелких осколков разодрало спину малыша, которого несла Кармен.
Обливаясь кровью, дети упали на землю.
Бомбардировка кончилась. Утром дети вылезли из подвала и полными ужаса глазами разглядывали изуродованный двор, лужу крови, осколки снарядов. Снаряды были огромные. Каждый весил тридцать — тридцать пять килограммов.
Рассмотрев внимательно осколки, учителя увидели, что это были «гостинцы» итальянских фашистов.
Раненых увезли в больницу.
После бомбардировки дети не спали двое суток. Каждый шорох заставлял их дрожать всем телом.
Налёты фашистских аэропланов стали всё чаще и чаще. По ночам вся Валенсия погружалась в темноту, и тревожно выли сирены, предупреждавшие об опасности.
Теперь учителя устроили в церковном подвале настоящее убежище. Там всё кругом обложили мешками с землёй.
Ночью свет потухал в Валенсии. Надо было приучить детей в темноте добегать до убежища. Учитель Магал устраивал ложные тревоги, чтобы проверить ребят. Магал свистел — дети бежали в подвал. Теперь дорога от кроваток до церковного подвала была отмечена яркими красными лампочками и белыми чертами, проведёнными по земле. Дети знали, что надо бежать по этим белым линиям и поворачивать туда, куда указывали стрелки. Эти знаки приводили ребят в церковь, к алтарю, а там была дверь в убежище. Старшим ребятам дали фонарики. Старшие бежали впереди, за ними — малыши.
Шесть ночей выли сирены. Шесть ночей ребята вскакивали в страхе со своих постелей и, цепляясь друг за друга, бежали, отыскивая в темноте белые линии на земле. Консуэлла боялась, что перепутает стрелки, и её убьют.
В подвале сидели притаившись, молча, и ждали рассвета, ждали гудка сирены, который даст знать, что опасность миновала.
А вдруг бомбы упадут прямо на церковь? Тогда дети будут заживо похоронены под развалинами.
А вдруг будет химическая атака? Учитель сказал, что тогда дети должны взобраться на высокую плоскую крышу монастыря, потому что отравляющие газы стелются по самой земле, и наверху не так опасно.
Росарио прижимала к себе сестрёнку Консуэллу.
— Росарио, скоро ли пойдёт пароход в ту страну? — прошептала дрожащим голосом Консуэлла. — Здесь так холодно и сыро, как в могиле. Русские девочки и мальчики сейчас спокойно спят в своих кроватках, и в них никто не стреляет. Они и не знают, как мы мучаемся.
— Нет, нет, Консуэлла, они знают! Поэтому они нас и пригласили к себе. Молчи, Консуэлла, может быть, больше самолёты не прилетят.