Дорога шла пока по сухим местам, среди гигантских лиственниц, кедров, вековых сосен. Ноги тонули в мягком влажном мху. Над головами перебегали с дерева на дерево, с ветки на ветку белки. Иногда вспархивали рябчики. Один раз вспугнули копалуху[12], сидевшую в гнезде с выводком совсем маленьких птенцов. Иногда проносился через полянку неслышно и быстро, точно тень, лесной козел, а вечерами светились далекие огоньки – глаза волка.
Ребята не утерпели и сделали по волку несколько выстрелов, но, конечно, безрезультатно, за что и получили выговор от Андрея. Порох надо было экономить.
Это неприятное обстоятельство мешало им охотиться. Но, собственно, в провизии они пока и не нуждались. Напротив, надо было скорее доедать свою, взятую из дому, пока не испортилась на этой жаре. И аппетит же развивался у ребят при такой ходьбе! Елось как никогда. Во время привала Крак обычно сидел на плече или на руке у Гришука и тоже получал свою порцию моченого сухаря или жеваного мяса. Пил он из одной кружки с Гришуком, далеко закидывая назад голову. Потом старательно чистил громадный, точно лакированный нос о пуговицу Гришукиной блузы.
На другой день, вечером, случилось неожиданное событие. Ребята начали присматривать место для ночевки. Федька, отличавшийся особо острым зрением, шел впереди, шагах в пятидесяти. Вдруг он испуганно вскрикнул и остановился. Ребята кинулись бегом к нему. Нои они, пробежав несколько шагов, остановились, пораженные страхом. В сгустившихся сумерках из темных ветвей сосны на них смотрел мертвыми впадинами человеческий череп, оскалив зубы.
– И здесь! – прошептал Андрей, указывая на другую сторону тропы. – Сюда смотри!
– Целые скелеты, – сказал Гришук.
Ребята осмелели и подошли. По обе стороны тропинки, прикрученные толстой проволокой к стволам сосен, стояли два человеческих скелета. На проволоке еще уцелели кое-где клочья полуистлевшей солдатской шинели. Кости ног валялись у корней. Часть костей, видимо, была растащена зверьем.
– Не к добру, – пробормотал мрачно Федька, – не к добру такая находка.
– Молчи ты, старая баба! – цыкнул Андрей.
– Вот так лесные сторожа! – сказал Гришук.
Ребята подошли ближе и стали рассматривать страшных сторожей.
– Долго ли они тут стоят?
– Я думаю, это не путевые ли вехи в Пахомовский скит, – заявил Тошка. – Мне кажется, это от гражданской войны. Должно быть, наши, замученные белыми. А то, может, дезертиры. Или какая-нибудь банда расправилась со своими же.
– А Федька сильно струсил. Заревел как...
– Еще бы!.. Иду – и вдруг стоит смерть. Положение! Ладно еще, что не ночью.
– Закопаем их, что ли?
– Конечно.
Ребята сняли скелеты, собрали в кучу кости, клочки истлевших шинелей и, выбрав уголок под кустами, стали копать яму.
– Кто место выбрал? – крикнул Андрей, ударив лопатой.
– Я, – ответил Тошка. – А что?
– Неудачно. Камни, что ли. Лопата не идет.
– Откуда тут могут быть камни? Кругом мох... Корни, может быть? Ты попробуй... Копни в сторонку немного.
Андрей ударил лопатой. Опять глухой звук.
– Доски! – крикнули все с изумлением. Ребята сгрудились вокруг Андрея.
– Не клад ли? – засмеялся он. – Ну-ка, помогите. Гришук снял верхний слой земли. Под ним оказались доски ящика.
Крик изумления вырвался у всех.
– Тащи!
– Подпирай сбоку!
– Тяжелый какой!
Подпирая лопатами, топорами приподняли ящик.
– А, может, гроб? – спросил суеверный Федька. – Оставьте, братцы!
– Тьфу тебе, паршивцу! – рассердился Андрей. – Ты разве влезешь в такой узкий?
– Тьфу, тьфу! – Федька испуганно сплюнул.
Ящик был вытащен наружу. Он уже значительно погнил, но еще держался. Гришук топором приподнял крышку.
Содержимое ящика несколько разочаровало. Там лежало: две солдатские винтовки, два нагана, порох и пули.
– Вот так клад! – разочарованно протянул Федька.
– Чудак! – сказал Андрюха. – Да для нас теперь дороже всех драгоценностей. Винтовки немного поржавели, но это не беда: можно почистить.
– А в яму скелеты закопаем, кстати, копать не надо.
Когда устроились на ночлег, Федька ни за что не согласился нести один свою очередь. Да и всем как-то было не по себе.
Когда надвинулась ночная тьма с приглушенными лесными шорохами, таинственными звуками и воображаемыми чудищами, стало жутко. Вместо того чтобы спать, ребята всю ночь проговорили, вспоминая случаи минувшей гражданской войны. Заснули они уже на рассвете.