Путешественники прожили на кордоне три дня. Дед пытался расспросить старуху о пути к Страшному логу, но она о нем и не слыхивала. Очевидно, этот лес был еще очень далеко. Старуха предложила подождать ее мужа, который хорошо знал не только свой район, но и местность далеко на север. Лесник должен был вернуться через неделю.
Но дед не захотел терять столько времени и, рассчитывая на какие-то свои заметы и память, взялся сам быть проводником. Экспедиция отправилась в дальнейший путь.
При отправке с кордона, когда решили было заехать сначала на прииск, где работал Пимкин отец, Пимка неожиданно сознался, что провел всех. Отец его, приисковый рабочий, давно умер, а ему просто страшно хотелось ехать в экспедицию... Ребята давно подозревали это. Потому дело кончилось тем, что пожурили Пимку и взяли слово, что он не будет больше обманывать.
Через несколько дней пути старик понял, что сделал ошибку, взявшись найти дорогу. Лет пять тому назад в этих краях, очевидно, прошла полоса сильнейших лесных пожаров и уничтожила все его приметы. Идти «тарниками» было невыносимо трудно. Это значило – перелезать с дерева на дерево, наваленные по всему пути и заросшие малинником и молодой порослью. Для лошадей эта дорога оказалась невозможной. Пришлось делать обходы в десятки верст. И тогда дед окончательно лишился надежды найти верный путь к Страшному логу.
Он сам предложил Яну нанять проводника-вогула.
– Возьмем вогула, – согласился Ян. – Это лучше, чем тратить время.
Пришлось вернуться на кордон к старухе. Но, увы! Муж ее еще не возвращался. Экспедиции предстояла нелегкая задача самостоятельно отыскивать вогулов.
Вогулы, заселяющие Северный Урал, очень немногочисленны. Часто на огромном расстоянии в тысячи верст можно случайно встретить лишь три-четыре семьи.
Дед знал, что вогулов надо искать ближе к реке, где они занимаются рыбной ловлей. Река, по его расчету, находилась на северо-восток от них. Экспедиция должна была направиться туда и несколько изменить прежнее направление своего пути. Все это вызывало оттяжку во времени и грозило, что путешественники вовремя не доберутся до назначенного места. В крайнем случае решено было идти и по снегу. Раз будет проводник, Ян не опасался заблудиться и зимой. Но дед с сомнением покачал головой.
– Снег в тайге – это смерть, – сказал он. – Все дороги, все приметы закрыты. Ни за что нам не выйти.
– Ну, что ж, зимовать будем, – засмеялись ребята. – Тулупы и унты[24] взяты. Нам не впервой.
Эта возможность теперь, действительно, не исключалась, что грозило большими осложнениями.
Зимовка нарушала их планы и вызвала бы большое беспокойство у домашних. Но надо было считаться с тем, что стоял уже август... А сколько еще пройдут? Сколько времени будут искать лог у Пяти ручьев?
Словом, планы экспедиции заранее предусмотреть всего не могли. Дед недаром говорил: «В лесу с человеком всяко бывает». Для облегчения и ускорения пути весь имевшийся научный багаж, коллекции, шкурки и остальное оставили у старухи на кордоне. В ящики с коллекциями запрятали и самородок платины. Старухе же поручили переслать домой письма, написанные всеми, кроме деда и Пимки. В них рассказывалось все, что случилось до последней остановки у лесника, и указывалось на возможность зимовки.
У лесника же пришлось временно оставить на воспитание и Спирьку с Лаврушкой со строгим наказом обходиться с ними ласково. При этом составили для лесника письменную инструкцию с указанием, что надо делать.
– Он у меня всякую животину любит, – сказала про мужа лесничиха, успокаивая их. – Николи не обидит.
Отдохнув у гостеприимной старухи, экспедиция снова вступила в безлюдные леса, держась теперь в северо-восточном направлении. Через четыре дня, когда экспедиция находилась в особенно глухой и сумрачной чаще леса, Гришук созвал всех к себе.
– Ты чего? – спросил Ян.
– Посмотрите, – ответил он. – Надписи!..
– Где?
– Видите?.. На деревьях... Какие-то знаки.
Несомненно, эти загадочные знаки на коре огромной сосны были вырезаны человеком. Но кто мог в таком диком краю сделать это и каково было их значение?
Вот какие изображения увидел Гришук.
Долго все ломали головы, пока не приковылял дед.
– Вогульские знаки, – обрадованно сказал он. – Значит, мы правильно идем.
– А ты знаешь, что это значит?
– Знамо дело.
– Что?
Дед посмотрел, подумал и сказал:
– Вот что написано... «Трое вогул с двумя собаками, убили здесь лося». Видишь? Это нарисована лосиная нога. Три большие черты в углу – это три вогула. Две маленькие справа вверху – две собаки... Убить сохатого вогулу – праздник. Он и отмечает это на дереве... Смотри внимательней, еще найдешь...
Действительно, в тот же день вечером Пимка нашел старую осину с такими знаками:
– Ну, Гришук, учись вогульскому языку, – смеялся дед. – Тут, сынок, рассказывается очень важная новость. Удачная охота на самого медведя. Видишь?
Гришук срисовал в тетрадь эти знаки.
– Три вогула, сопровождаемые двумя собаками, убили медведя...
Три верхних знака, по словам деда, грубо изображали глаза и нос зверя, затем пониже передние лапы и еще ниже – задние лапы.
– И здесь! – крикнул Пимка.
Перешли к другой осине. Здесь была вырезана такая фигурка:
– Здесь один вогул с двумя собаками, – прочел Тошка, – охотится на...
– Белку, – подсказал дед.
– Это много легче иностранных языков, – смеялся Тошка.
– Только трудно понять, какого зверя они изображают.
– Это дело практики.
На другой день дед с утра сказал, чтобы ребята не уходили в лес по разным тропкам. Надо быть очень опытным и осторожным охотником, чтобы не попасть в искусно замаскированную яму, выкопанную вогулами под зверя, или не наткнуться на спрятанный самострел.
Но день прошел благополучно. К вечеру, наконец, достигли реки. Здесь же, на осине, нашли новый рисунок.
– Я прочитаю! – кричал Федька. – Слушай, дед! Пять вогулов и две собаки убили двух змей. Правильно?
Дед посмотрел и расхохотался.
– Никаких змей тебе тут нет. Разве змеи такие бывают? Это две лодки. Да здесь змей и не водится.
– Пять вогулов и две собаки проехали на двух лодках? – спросил Гришук.
– Знамо дело. А вот здесь... – он указал другой знак на старой лиственнице.
– Здесь охота.
– Три вогула и две собаки, – прочел Андрей, – убили... Черт его знает, кого это изображает... Соболя, что ли?
– Похоже, – сказал дед, рассматривая охотничьи письмена. – Три вогула с двумя собаками убили на этом месте... Скорей, пожалуй, куницу.
После ужина Пимка где-то надолго запропал.
Потом раздался его голос, сзывавший всех к старой осине.
– Ну-ка, прочти, дед! – воскликнул он с торжеством.
Рисунок был свежевырезан и, очевидно, представлял работу Пимки, перешедшего на родной ему язык.
По изображению птицы поняли, что речь идет о Краке. И ребус сразу был разгадан.
– Две лошади, один дед, шесть людей, Крак и лосенок останавливались здесь, – прочел Федька. – Поздравляю тебя, Пимка. Недаром ты – вогуленок. Ты уже изучил один из самых древних языков.
– Настолько, что запутаешь всех сородичей-туземцев, которые вздумают разгадывать твои надписи, – сказал, смеясь, Ян.
Пимке эта грамота так понравилась, что с тех пор каждый раз при остановке на ночлег он непременно вырезывал на каком-нибудь видном толстом дереве свои ребусы, представляя своим лесным сородичам ломать над ними головы.
– Будет тебе баловаться, – сказал однажды дед. – Иди-ка лучше пособи Федьке.
– Я не балуюсь, – ответил Пимка, кончая работу. – Это на случай не заблудиться бы, как обратно пойдем, – пошутил он и отправился помогать Федьке разгружать вьюк.