Раны вогула оказались серьезными. Ключица была раздроблена, кроме того, стрела задела легкое. Несмотря на хорошие знания и опыт хирурга Яна и на железный организм вогула, положение его было почти безнадежным.
Когда Ян извлек стрелы, ребята ужаснулись.
Длиной каждая стрела была около метра с острым железным наконечником в виде гарпуна. Приготовленные для великана-зверя в тридцать пудов весом, эти стрелы произвели страшные разрушения в человеческом теле. Иван несколько дней бредил, находясь без памяти и страшно ослабев от потери крови. Жизнь его была на волоске и зависела от искусства Яна и ухода Федьки, превратившегося в самоотверженную сиделку. Впрочем, днем Федьке помогали и другие ребята. Только через четыре дня больному стало несколько лучше.
Ян устроил в лесу, в стороне от Ивана, совещание.
– Может быть, Иван и поправится, – ответил Ян на тревожные вопросительные взгляды ребят, – но, по крайней мере, на месяц ему необходим абсолютный покой.
– Иначе говоря, зимовать здесь? – формулировал другой, просившийся у ребят, вопрос Тошка.
– Видно, судьба, – вздохнул дед. – Не пропадать же человеку. Да и все равно пришлось бы зимовать. Не здесь, так в Страшном логу. Опоздали! Снегу страсть в лесу насыпало.
С этим решением давно примирились, так как неизбежность зимовки была очевидна еще раньше.
Ян предложил выбрать подходящее место для постройки охотничьей избушки, и немедленно, хотя бы на скорую руку, поставить жилье.
К счастью для экспедиции, она находилась неподалеку от реки. А версты за две, за три от места стоянки было полузаросшее озеро. Зверье и дичь кругом водились в необыкновенном изобилии. Берега реки и озера поросли лиственным лесом, осиной и тальником – необходимой пищей для лося и оленей.
За дело принялись немедленно, бросив всю остальную работу. Ставить охотничью избушку было деду не в диковинку – не то, что неопытным ребятам в прошлую экспедицию. Они не знали тогда даже, как приступить, как взяться за дело. Теперь работа закипела. Весело застучали в лесу топоры.
– Целое зимовье сладим, – шутил дед.
Постройка подвигалась быстро. Ребята старались с утра и до темна. Когда, наконец, работа была закончена, избушка представляла собой маленький деревянный сруб, с двумя оконцами и крошечной дверью, в которую влезать надо было согнувшись в три погибели. Сложили камин с глубоким устьем, чтобы меньше дыму попадало в самое помещение. Земляной пол накрыли ветвями. Значительная часть помещения занята была нарами, устроенными на пол-аршина от пола. Дед смастерил еще стол и табуретки, чего в таких избушках не водится. По стенам прибили полки. Кроме того, в одном из углов, вверху, устроили клетушку и для Крака на случай больших холодов. Обыкновенно же ночи он проводил на деревьях.
Впрочем, особенно суровой зимы дед в настоящем году не ждал. Он судил об этом по разным приметам и, между прочим, по тому, что нашел несколько заготовленных медведями на высоком сухом месте вдали от болот берлог. Медведь, значит, чуял зиму сырую, сравнительно мягкую, и ненастную погоду. В противном случае он лег бы на болоте.
Избушка дедовой постройки вышла хоть куда. Тесно, конечно, темно, дымно, но зато тепло. А в лесу, в морозы -40°, это дорого. И ребята и Ян остались очень довольны.
– Зимовье, а не станок, – говорил дед, посмеиваясь.
Во вновь устроенное помещение прежде всего перенесли больного. Он, видимо, чувствовал себя несколько лучше, но сильно исхудал и был слаб.
Рана заживала медленно. Больной без посторонней помощи не мог повернуться. Федька дежурил около него все время.
Окончив избушку, строители соорудили, по указаниям деда, и чемью, или вогульский амбар, для хранения припасов и пушнины. Чемья представляла собой маленькую избушку, поставленную на деревьях, обрубленных сажени на две над землей и до корня очищенных от коры, чтобы хищник не мог, впиваясь в кору когтями, добраться до хранящихся в чемье припасов.
Обыкновенно у вогулов при юрте имеются 2-3 такие чемьи. В них же они прячут от зверей свою добычу в лесу во время охоты.
Кроме чемьи, ребята сделали навес для оленей и лося, чтобы им укрываться в дурную погоду.
– Хороша животина! – хвалил дед оленей. – Что бы мы стали теперь делать с Сивкой да Лыской без сена? А эти сами себя прокормят.
Олени теперь все получили имена: Сивко, Лыско, Серко и Бурко.
Кормили они себя действительно сами.