Сенсационный уголовно-политический роман
Уже по заглавию читатель видит, что роман плохой и едва ли заслуживает библиографического отзыва, так как кто же станет серьезно разбирать лубочные произведения? Это совершенно справедливо, и мы, конечно, не стали бы занимать внимание читателя разбором этой плохой стряпни, если бы… это было только произведение лубочной литературы, а не реальное явление лубочной политики.
Не так давно в газетах появилась первая глава этого плохого романа. Завязка, совершенно во вкусе Габорио или Монтепэна, состояла в том, что однажды граф Витте с одним из своих чиновников, проходя под покровом ночи мимо охранного отделения, услышал странный глухой шум. Заинтересованный этим шумом, граф вошел в отделение и там… застиг шайку охранных черносотенников, печатавших при трепетном свете керосиновых ламп хулиганские прокламации… Продолжение следует…
Продолжения, однако, не последовало, а последовало, как и нужно было ожидать, категорическое опровержение: граф Витте ночью мимо охранного отделения не ходил, глухого шума не слышал, в помещение не входил, черносотенную шайку за печатанием хулиганских прокламаций не застигал… И значит, как все плохие романы, и это начало охранно-уголовного романа оказалось нимало не похожим на действительность.
Однако русские газеты, лишенные просвещенного руководства цензуры, удивительно испортили свои литературные вкусы, и потому вскоре же продолжение сенсационного романа было вновь поднесено читающей публике в измененной редакции. Хотя первая глава была опровергнута и «Русским государством», и официозным телеграфным агентством, но газеты с преступным упорством заявили, что в ней события были изложены лишь «несколько не точно»; по существу же завлекательное начало проникнуто не только художественной правдой, но в общем соответствует действительности. «Из источников, безусловно достоверных, — писали, например, в „Руси“ (№ 10), — нам известно, что тайная типография была обнаружена не в охранном отделении, а в помещении департамента полиции (в доме № 16 по Фонтанке). В этой типографии печатались распространявшиеся затем по всей России черносотенного типа прокламации и воззвания против оппозиционной интеллигенции и евреев. Заведывал типографией жандармский офицер Комиссаров, под главным руководством г. Рачковского. Обо всем изложенном было доведено до сведения господина Витте, который и распорядился о немедленном закрытии типографии…»
«И похоже это на правду и может это случиться на Руси?» — спросит благонамеренный читатель, обладающий хоть каплей литературного вкуса и не читающий лубочных романов… В департаменте полиции!.. в учреждении, еще так недавно состоявшем под просвещенным директорством господина Дурново, ныне служащего украшением первого конституционного министерства Российской империи! Черносотенные прокламации!.. Призывы к погромам и убийствам!.. И читатель, конечно, с досадой кидает вторую главу плохого романа, ожидая нового опровержения…
Однако газеты, лишенные просвещенного руководства цензуры, продолжают уверять, что «все похоже на правду и все может случиться» в нашем богоспасаемом отечестве. Это ведь сказал еще Гоголь, а Пушкин, как известно, прибавил: «Там чудеса, там леший бродит…» Теперь же, кстати, над Русью распростерлась та самая предрассветная тьма, под кровом которой наиболее охотно бродят всякие призраки, пока их не вспугнет громкий крик петуха. Итак, газеты дают третью главу плохого романа.
Третья глава состоит в том, что господин Р-в, сотрудник «Руси», шел по Невскому проспекту и встретил там одного своего приятеля. Дело, как видите, происходит днем и на людном месте. Приятель поздоровался и затем протянул ему листок.
— Предлагаю прочесть, — сказал он, — черносотенский chef d'oeuvre[233], последняя прокламация.
Господин Р-в взял листок, развернул его, прочел и изумился. Заглавие его гласило: «Воззвание к русскому народу. Причина всех несчастий России. Меры пресечения зла от евреев. Цена 2 коп.». Господин Р-в дает лишь краткое извлечение из этого замечательного произведения, но князь Мещерский знакомит с ним читателей подробнее. Вот, например, начало воззвания:
«Знаете ли, братцы, рабочие и крестьяне, кто главный виновник всех ваших несчастий? Знаете ли, что жиды всего мира, ненавидящие Россию, армяне и затем Германия и Англия составили союз и решили разорить Россию дотла, разделить ее на мелкие царства и раздать ее врагам народа русского… Затем хотят позднее хитростью и обманом отобрать землю у русского мужика и самого его обратить в раба Мидовского, попов его расстричь, а православные церкви и монастыри обратить в жидовские хлевы и свинятники (sic)… A теперь решили разорить единственных защитников русского народа и его веры — православных русских помещиков, фабрикантов и купцов, чтобы потом без помехи жид все забрал в свои руки…»
В средине красуются следующие строки:
«Как только явятся к вам эти христопродавцы, истерзайте вы их и избейте… Сейчас русские честные люди, любящие Россию, хлопочут у государя, чтобы он скорей согнал с президентского места (курсив наш) главного помощника жидовского…»
Здесь князь Мещерский ставит целомудренные точки, но господин Н. Р-в приводит и конец фразы, который гласит буквально: «главного помощника жидовского с его женой жидовкой…»
Главное, однако, волшебство в этой третьей главе лубочного романа заключается не в содержании этого дикого и бестолкового кликушества, а в том, что под листком напечатано мелким шрифтом: «Дозволено цензурою. Спб., 19 февраля 1906 г. Типография Спб. Градоначальства… Склад издания во всех магазинах „Нового времени“ и в редакции „Русское знамя“…»
«По наивности, свойственной русским гражданам, — признается господин Р-в, — я заподозрил здесь злостную мистификацию и чуть было даже не обиделся за спб. градоначальство, но раздумал, отправился в магазин „Нового времени“, с трудом протискался сквозь толпу „женихов и невест“ и обратился к приказчику с просьбой продать мне воззвание. „Вам о жидах?“ — спросил он меня галантно и великолепным жестом указал на кипу лежащих на прилавке прокламаций…»
Итак, плохой лубочный роман оказался еще худшею действительностью. Что же после этого не похоже на истину и чего не может случиться на Руси на заре российской конституции? Все похоже на истину, и все может случиться…
«В правительственных типографиях (восклицает другая газета) печатаются с дозволения цензуры призывы к избиениям. В казармах раздаются эти воззвания, по всей Руси рассылаются прямо из правительственной типографии, точно циркуляры, приглашения к погромам. Открыто продаются в притонах, вроде магазинов „Нового времени“ и редакции „Русского знамени“… Попросту говоря: среди бела дня, без помех и стеснений ведется агитация к погромам, и на каждом акте этой агитации имеется отчетливая надпись: „Дозволено цензурой…“»[234]
Лубочная действительность на этот раз превзошла самый лубочный вымысел: вместо ночной работы черносотенных охранников — оказалось легальное производство типографии градоначальства! Автор не какой-нибудь безвестный уголовный субъект из шайки Крушевана, а действительный статский советник Алексей Максимович Лавров, «состоящий при министерстве внутренних дел».
В квартире его (ул. Жуковского, 28–12) оказался целый склад отпечатанных в типографии градоначальства черносотенных воззваний. «Г-н Лавров, по слухам, имеет близкое отношение к охранному отделению; он сослуживец В. М. Пуришкевича, чиновника особых поручений при том же министерстве внутренних дел, призывавшего в свое время, как это сообщалось в газетах, — на собраниях „Союза русского народа“ в манеже к избиению интеллигенции» («Речь», № 10).
Последняя глава этого сенсационного уголовно-политического романа переносит нас в заседание совета министров. Мы так много, еще до российской конституции, читали о необходимости «единого и солидарно-ответственного кабинета», что было бы очень странно, если бы у нас не было такового и по объявлении конституции… Конечно, он есть, и это именно — кабинет Витте-Дурново. Понятно, что этот «единый и солидарный» кабинет собрался, чтобы всем его членам совместно, как говорится, вкупе и влюбе дочитать любопытный роман и критически обсудить его достоинства и недостатки. Если бы Илье Ефимовичу Репину было предоставлено набросать картину этого замечательного собрания, то это несомненно была бы превосходная иллюстрация к политической истории наших дней… Председательствовал на президентском кресле (а быть может, между двух?) граф С. Ю. Витте, которому, конечно, было очень интересно услышать от своего солидарного сотрудника, министра внутренних дел, какими соображениями, относящимися до «единства действий», руководствовались видные деятели его министерства, ставя имя «главы кабинета» (и даже его супруги) во главе «внутренних врагов», коих следует истребить? Правда, у П. Н. Дурново был готовый и весьма остроумный ответ, данный им ранее по другому случаю: стоит ли жалеть стекла в горящем доме? Но господин Дурново, как сообщают газеты, молчал. Говорили: петербургский градоначальник, генерал фон-дер-Лауниц, и начальник главного управления по делам печати, г. Бельгард. «Господин градоначальник просто объяснил, что типография градоначальства приняла к печатанию воззвание, как всякий частный заказ, не входя в обсуждение его содержания, так как на рукописи имелась разрешительная пометка цензора». К тому же заказ был доставлен в типографию г. Лавровым, лицом, заведомо весьма благонадежным, приближенным к генералу Богдановичу и даже чиновником министерства внутренних дел.
Объяснение вполне, конечно, успокоительное. Речь начальника главного управления, к сожалению, была не столь гладкая. Если верить газетам, то господин Бельгард вынужден был признать, что «с прокламацией вышла некоторая неловкость и ошибка». Но вместе с тем он счел необходимым указать на заслуги цензора. Последним оказался Николай Матвеевич Соколов, «известный, между прочим, как переводчик Канта, и не лишенный поэтического дарования». Господин Бельгард мог бы прибавить, что цензор Соколов, кроме того, является видным членом «Русского собрания»… Графу Витте, вероятно, доставили большое, утешение эти объяснения господина Бельгарда: из них видно, что приглашение к истреблению премьер-министра и его супруги одобрено к печати не заурядным цензором, а лучшим из цензоров, переводчиком Канта (идеалист) и «не лишенным дарования поэтом»…
Каков будет эпилог этого лубочного, но все же очень интересного, фантастического, но и совершенно правдивого романа, состряпанного усилиями коллективного творчества господ чиновников министерства внутренних дел?.. У господина Лаврова уже произведен обыск и изъято известное количество прокламаций. Цензор H. M. Соколов получил аттестацию своих поэтических талантов… А далее?..
Многие полагают, что этим роман и кончается и что последние страницы его никому не принесут огорчения. Правосудие, в лице министра юстиции господина Акимова, слишком занято преследованием прогрессивных органов печати, чтобы обратить внимание на кровожадные печатные шалости благонадежных чиновников… Конечно, призыв к избиению премьер-министра есть уже некоторое излишество и «ошибка» (по счастливому выражению господина Бельгарда), но… при «солидарности единого кабинета министров» приходится прощать друг другу и не такие еще маленькие «ошибочки»…
Итак, да здравствует первый единый и солидарный кабинет российских конституционных министров!
1906