Кому из мальчишек не хочется быть охотником, иметь ружьё и ходить с ним в лес за дичью?
Каждый с удовольствием прошёлся бы по улице с ружьём за спиной и парой уток за поясом.
Наш дядя Саша, Александр Иванович Лебёдкин, уехал на большую стройку работать. Уехал и подарил нам своё ружьё, двуствольное — дробовое.
С этих пор мы стали считать себя охотниками и вскоре отправились на охоту.
Вот как-то идём по лесу. Тихо. Ружьё наготове держим. Вдруг — фырррк — из-под ног серый дрозд.
Серёжка — бах. Да так сразу, что мы оба напугались. Конечно, так испугаешься, когда всё тихо, тихо, а потом — фырр… бах.
Без ружья — что? Иди себе и ничего не думай. А вот с ружьём, — тут надо всё высматривать да прислушиваться, — нет ли зверя какого или птицы.
И поняли мы, что ходить по лесу с ружьём гораздо труднее, чем без ружья.
Уж лучше за город идти на речку, за утками.
Пришли мы на речку. Ветерок воду рябит — жёлтые кувшинки умывает. Ива старая низко склонилась и мочит седую листву.
У речки дорога, а у дороги тальник да берёзы корявые. На речке к нам по течению плывёт чирок. Это утка, только маленькая. Чирки большими не бывают.
Чирок увидел нас и нырнул под воду, А потом вынырнул совсем в другом месте. Только прицелился Сергей, а он — под воду. Не угадаешь, где он покажется. Ходим, ходим за ним. Зашли за кусты. За кустами нас не видно.
— Сейчас, — говорит Сергей, — я в него с колена буду палить.
Ну и начал.
Я патроны подаю. А он — бах, бах, бах.. .
Чирок уже, видно, не боится нас. Сидит у другого берега и на одном месте потихонечку ныряет.
Рассердился я на чирка и на Серёжку тоже.
— А ну, — говорю, — дай я попробую.
— Чего, — говорит, — пробовать? Промажешь.
А всё-таки дал. Выпалил я два раза.
— Ну что, — шепчет Серёжка, — успокоился?
— Нет, — говорю, — ещё лёжа буду стрелять.
Растянулся на траве. Бббах — прямо у самого чирка дробью ударило. А он всё полощется на одном месте.
На дорогу пастух колхозный вышел. Посмотрел он на нас, почесал затылок и спрашивает:
— Что, никак не поддаётся?
— Никак, — говорим, — дяденька.
— И не собьёте. Он крепкий, берёзовый.
— Кто берёзовый? — удивились мы.
— Да сучок. Весной пни корчевали, так вот кто-то и бросил этот самый пенёк в воду. Ну-ка палите ещё, я посмотрю, кто из вас метче.
Теперь и мы видели ясно, что стреляли из-за кустов не в чирка, а в толстый чёрный сучок. Он то всплывал, то опять нырял в водовороте.
— Ну, что стоишь, как пень? — подтолкнул меня брат. — Пойдём.
И мы молча направились домой, думая о том, что нам никогда не стать настоящими охотниками. Серёжка быстро зашагал по обочине, а я бежал по дороге, взбивая босыми ногами мягкую пыль.
Мне захотелось нарвать кувшинок. Я заглянул через кусты на речку и замер. Среди плавающих цветов сидела огромная утка. Я поманил брата, взял у него ружьё и выстрелил. Утка сидела так близко, что промахнуться было нельзя. Но она взлетела.
Серёжка выхватил у меня ружьё и выстрелил в лёт. Утка упала.
Мы подошли ближе и удивились. На воде лежали две утки. Одна большая, красивая, а другая так себе, серенькая. Вышло так, что сидели две утки, а мы увидели одну.
В большую выстрелил я, а в ту, которая взлетела, — Сергей. Мы достали из воды нашу добычу и от радости хлопали в ладоши. Вот так удача!
Пошли мы домой, и вышла у нас неприятность, потому что Серёжка хотел один нести и ружьё и уток.
Я возмутился и предложил нести по очереди.
Так и сделали. Я заткнул головы уток за пояс, повесил на плечо ружьё и важно пошёл, как настоящий охотник. Потом понёс Сергей.
Стали к дому подходить. Вижу, — опять нехорошо получается, и спрашиваю:
— Как теперь нести будем?
— Так, — говорит, — как несли, так и будем. Что, тебе ружьё хочется? Босиком, а с ружьём. Всё равно не похож на охотника.
— Ага, раз так, — отдавай мою утку, я сам понесу.
Вот так мы и дошли до дома. У Серёжки ружьё и серая утка за поясом.
А я свою, здоровенную, на плечо повесил, чтобы виднее было.
Мало ли что без ружья. Зато утка у меня красивая.