В польских журналах приходится видеть фотографии полковых обедов в день полковых праздников. На них почему-то чаще всего попадают углы столов, где заседает офицерство вперемежку с пышно-разодетыми дамами, а на заднем фоне — серая «жолнерска вяра» (солдатская братва). Там уже ни одного гражданского пятнышка не увидишь.
Польская буржуазия старательно отгораживает казарму от влияния «гражданского духа» из опасения, что в казарму проникнут революционные веяния. Связь армии с населением только показная, на парадах и праздниках.
Вся переписка солдат с родными прочитывается офицерами, так как все письма из казармы и в казарму проходят через их руки.
И, если солдат напишет в письме то, что думает, — беда! Один из польских солдат-перебежчиков рассказывает:
«Один солдат в письме домой писал, что в казарме не дают читать газеты, что не дают говорить с местными жителями и т. д. Этого солдата вывели перед строем всей компании (роты), и ксендз начал читать письмо. Каждое слово письма ксендз толковал, как измену государству, как подрыв польской гордости — армии. После этой церемонии солдата еще наказали по служебной линии».
Таким путем, — отрывая солдат от населения, запирая в казарме, не спуская с него зоркого ока начальства, одуряя его сознание религией, поддерживая суровую дисциплину, основанную на палке и чинопочитании, — польская буржуазия старается сделать из солдата послушное слепое орудие, бездушный автомат, который всегда выполнял бы приказ буржуазного офицера.