Я поздней осени люблю голубоокость,
Ее рассеянность, ее жестокость,
Ее боязнь сантиментальных драм
И откровенный холод по утрам.
Ничем не соблазнив, поблек багрянец щедрый,
Ни в чем не убедив, смирились, стихли ветры.
Осталась только голая фактичность —
Над схемой рощ заката лаконичность.
В уже ненужной роскоши убранства
Лежат опустошенные пространства,
Одухотворены и преображены
Заслуженным покоем тишины.