По повелению ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

АЛЕКСАНДРА ПЕРВОГО,

на кораблях НАДЕЖДЕ и НЕВЕ,

под начальством

Флота Капитан Лейтенанта, ныне Капитана второго ранга, Крузенштерна, Государственного Адмиралтейского Департамента и ИМПЕРАТОРСКОЙ Академии Наук Члена.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Les Marins иcrivent mal, mais avec assez de candeur.

De Brosses, Hist. d. decouv. a. Terres austr.

ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕМУ, ДЕРЖАВНЕЙЩЕМУ, ВЕЛИКОМУ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ ПАВЛОВИЧУ, САМОДЕРЖЦУ ВСЕРОССИЙСКОМУ И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ, ГОСУДАРЮ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕМУ. ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ Первое путешествие Россиян вокруг света, которым я по повелению ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА имел счастие управлять, заслуживает быть особо замеченным в летописях Российского мореплавания. ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО благоволили позволить мне издать в свет описание сего счастливо окончанного предприятия. Теперь, совершив сей труд, осмеливаюсь повергнуть оный к стопам ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, ежели токмо простое повествование, чуждое всяких витийственных украшений не совсем недостойно Высочайшего Имени, которое имею позволение поставить в начале оного. Сие Всемилостивейшее позволение служит мне новым доказательством, что с начала путешествия до окончания оного я имел счастие быть удостоенным одобрения ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА. Преисполненный неизреченною благодарностию за многоразличные знаки ВАШЕГО ВЫСОКОМОНАРШЕГО благоволения, с глубочайшим благоговением имею счастие называться, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ! ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Всеподданнейший Крузенштерн.

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

I. Как в самом путешествии, так и в таблицах, к оному приложенных, счисление времени принято Григорианское, по той причине, что вычисление всех наблюдений производимо было по Аглинским или Французским Эфемеридам, которые, как известно, сочинены по Григорианскому стилю. беспрестанное переведение сего нового стиля в старый, могло бы причинить погрешности, которых, не смотря на всевозможное внимание, трудно было бы избегнуть.

II. В самом путешествии я употреблял гражданское счисление времени, а в таблицах суточных счислений астрономическое, не разделяя часов на вечерние и утренние, но считая непрерывно 24 часа от одного полудня до другого. Так например 10 часов есть 10 часов вечера, а 22 часа 10 часов утра. Многие Аглинские мореходцы употребляли сие счисление в описаниях своих путешествий, хотя оное мне более привычным кажется в таблицах, нежели в историческом описании путешествия, поелику употребление гражданского счисления времени для всякого рода читателей внятнее.

III. Долгота места всегда считается от меридиана Гренвической обсерватории, который лежит от Санктпетербурского меридиана 2°, 1, 12",4 к западу. В плавании от Кронштата до Гренвического меридиана долгота считается восточная, потом к западу до совершения всего круга, а после опять до нашего прибытия в Кронштат восточная.

IV. Румбы, показанные в сем сочинении, все исправлены по склонению компаса, выключая где именно сказано, что помянутые румбы суть по компасу.

V. Мили, употребляемые в путешествии, также как и в таблицах, суть Италианские или морские, из коих 60 считается в одном градусе земного меридиана.

VI. Для измерения глубины приняты сажени, обыкновенно в море употребляемые, из коих каждая содержит 6 Аглинских футов.

VII. Высота барометра показана в Аглинских дюймах и десятых и сотых частях оного.

VIII. Ртутный термометр есть так называемый Реомюров, который между точками замерзания и кипячении воды имеет 80 градусов.

IX. Хотя в таблицах суточных счислений склонение компаса и стоит на ряду с прочими полуденными наблюдениями, но оное было всегда вычисляемо по утренним и вечерним наблюдениям азимуфов и амплитудов, и без большей погрешности может быть принято за склонение того места, которое означают широта и долгота.

Х. Действием морского течения, которое в таблицах суточных счислений в особом столбце показано, называю я разность между широтою и долготою по счислению и наблюдениям. Ежели сия разность столь мала, что не превосходит 4 или 5 миль, то без всякого сумнения приписать можно оную другим случайным причинам, а не течению, особливо есть ли приняв сию последнюю причину находить, что направление течения одних суток противно направлению в следующие сутки; таковые случаи означены в столбце течения словом нет. Но ежели несколько дней сряду разность между счислимым и обсервованным пунктом простирается все в одну сторону, в таком случае, хотя бы и сия разность была не более 4 миль, почел я приличнее приписать оную течению, нежели погрешностям в счислении корабельного пути,

XI. О истинной долготе приложено в третьей части особенное изъяснение.

XII. Карты, находящиеся при сем путешествии, сочинены под моим надзиранием, Астрономом Горнером и Лейтенантами Левенштерном и Биллингсгаузеном. Астрономическая часть снятия берегов принадлежит однакож больше Г-ну Горнеру, которой не упускал также участвовать в тригонометрических трудах Господ Левештерна и Биллингсгаузена. Все почти карты рисованы сим последним искусным Офицером, который в то же время являет в себе способности хорошего Гидрографа; он же составил и Генеральную карту.

XIII. Виды берегов и изображения предметов, касающихся до натуральной историй, в Атласе все рисованы Г-м Тилезиусом. Исторические виды также его работы, хотя Г-н Тилезиус и не был в должности живописца.[1] Как бы ни была принята ученая, особливо Географическая часть сего путешествия, но в художественном отношении всегда будет иметь свою цену большим и любопытным Атласом, приложенным к оному, и которым я обязан единственно трудам Г-на Тилезиуса.

ВВЕДЕНИЕ

Всеобщие примечания о Российской торговле в течении последнего столетия. — Известия о мореплаваниях и открытиях Россиян в Северной части Великого Океана. — Плавания Беринга, Чирикова, Шпанберга, Вальтона, Шельтинга, Синда, Крыницына, Левашева, Лаксмана, Билингса и Сарычева. — Начало торга Россиян пушным товаром. — Краткое об оном известие. — Происхождение Российской Американской компании. — Совершенное её установление подтвержденное Правительством. — Начальный повод к предприятию сего путешествия.

Между многими славными произшествиями, последовавшими в России со времен Петра Великого, открытия Камчатки в 1696 м и Алеутских островов в 1741 м годах, занимают не последнее место. Сии страны делаются важными, как потому, что оказали, хотя впрочем и в поздное уже время, сильное содействие свое в Российской торговле, так и потому, что особенно обратили на себя торговый промысл жителей России. Владение Камчаткою и Алеутскими островами подаст, уповательно, средство к пробуждению Российской торговли от дремоты, в коей искусная политика торгующих Европейских Держав старалась долгое время усыплять ее с удачным успехом. Последние взирают, может быть, не равнодушно на начальные покушения Россиян к свержению с себя бремени, налагаемого их наставниками, и к возделанию собственного поля, не приносившего им до того богатой жатвы. Сколь неизчерпаемые имеет Россия источники и пособия для своей торговли, оное известно всякому. Хотя и предлежат препятствия, затрудняющие Россию к соделанию себя торговою Державою; — препятствия, признаваемые от многих писателей даже непобедимыми, — однако оные в самом деле не такого свойства, чтобы в преодолении их должно было отчаяваться. Нужна только воля МОНАРХА, и труднейшие преграды разторгнутся.

бессмертной памяти Петр Великий, коего мудрые деяния и острый все объемлющий ум преобразили Россию, принял наилучшие меры для распространения торговли и призвал иностранных купцов в свое Государство. Купеческое состояние прежних времен по важной торговле, которую Россия тогда производила, было весьма знаменито; но оное в начале прошедшего столетия упало в своем достоинстве.[2] Кроме сего первейшие купцы не производили вовсе иностранной торговли, о введении коей в Россию старался ревностно Петр Великий вместе в заведением флота. Итак настояла нужда в учителях, для наставления в новой коммерческой науке, без которой непрерывные великия предприятия не могут быть удачными. Сверх того и для изтребления вредных предубеждений, обнаружившихся со стороны дворянства к купеческому состоянию, следовало призвать в Россию иностранцев, которые, не быв дворянами, обращали на себя внимание, а не редко и уважение МОНАРХА. Одним словом, купеческое состояние нужно было облагородить. ПЕТР Великий сделал начало. Преемники Его более или менее тому споспешествовали, хотя разные обстоятельства, не взирая на ревностные Государей желания к распространению Российской в иностранных землях торговли, и воспрепятствовали в успешном достижении сей славной цели; однако купеческое состояние делалось постепенно более и более уважаемым. Таковое, начатое Петром Великим преобразование своего народа предоставлено, по видимому, настоящему правлению. Теперь наступило, кажется, время к свержению ига, налагаемого на нас в торговле иностранцами, которые, приобретая в России на щет её великия богатства, оставляют наше Государство для того, чтобы проживать оные на своей родине, и таким образом лишают Россию капиталов, кои оставаясь в нашем отечестве разливали бы повсеместное благосостояние, если бы природным Россиянам предстояли средства, могущие оживлять общий дух и рвение. Но таковый общий дух и таковое рвение в Государстве, зависящем от воли единого, могут быть возбуждены только им же самим; в рассуждении чего правление Нашего благомыслящего Монарха, обращающего власть свою единственно на пользу своих подданных и изъявляющего ежедневно наилучшие доказательства человеколюбия и ревнвания ко благу Государства, отличается преимущественно. Целое столетие уже владеют иностранцы Российскою торговлею; но и еще потребно было бы, даже при всем возможном усилии, долгое время к изторжению некоторой части оной из рук их, еслибы владение Камчаткою и прилежавшими ей островами, равно и великою частию северозападного, мало по малу покоренного берега Америки, где северовосточные жители России производили беспрепятственно исключительную торговлю, не открывало и западным Российским обитателям пути к скорейшему в том успеху, нежели предполагает вероятность, средства, кои сделались столь важными, что настоящему правительству не можно оставить оных без внимания и не воспользоваться ими для достижения великого преднамерения.

Хотя я и не сумневаюсь, что читателям известно повествование о Российских открытиях и плаваниях в великом северном океане, однако, не взирая на то, полагаю, что помещение здесь краткого об оных известия почтено будет неизлишним.

В 1716 м году уже посылано было, по повелению Петра Великого, судно из Охотска в Камчатку для испытания прямого сообщения морем между первым и последнею, после чего и предпочтен навсегда путь водою трудному и продолжительному путешествию берегом. По повелению сего Государя изведывали также от 1711 до 1720 года и Курильские острова, а не задолго, пред смертию, последовавшею в 1725 году предположил он, так названную, первую Камчатскую Экспедицию, коей назначен был Комодор Беринг начальником. От прозорливости сего Великого Монарха не могло скрыться, что отдаленные сии страны должны соделаться некогда полезными для Государства; а потому и желал Он приобресть основательные об оных сведения. Ему весьма хотелось решить притом и вопрос тогдашнего времени: соединяется ли Америка с Азиею, и ежели не соединяется, то какое между ими находится: расстояние, в рассуждении чего просили ИМПЕРАТОРА, в бытность Его 1717 го года в Голландии, и о чем представляла ему Парижская Академия Наук, коея был Он сочленом. Беринг, имевший помощниками Лейтенантов Чирикова и Спанберга, совершил два плавания. Первое 1728 года к северу до мыса Сердце-Камень, лежащего в широте 67°, 18, которой, неправильно, почел он последнею оконечностию Азии; второе в следующий потом год к востоку, чтобы открыть берег Америки; но в сем успеть ему не удалося. Итак главное намерение обоих плавании осталось без исполнения.

ИМПЕРАТРИЦА АННА ИОАННОВНА повелела потом предприять второе путешествие, сделавшееся важным для будущей торговли чрез открытие Алеутских островов и берега Америки. Но от сей Экспедиции следовало ожидать еще больших успехов, поелику оная, сверх величайших издержек и раззорения Сибирских обитателей, долженствовавших доставлять материалы к построению судов, продолжалась около девяти лет. Беринг был начальником и сей второй Экспедиции, Чириков помощник его командовал при сем другим судном. Сии оба мореходца отправились в предлежавший им путь 1741 го года. Натуралист Штеллер сопровождал Беринга, a Астроном Делиль де ла Кроэр Чирикова. Последний открыл берег, Америки под широтою 56°, а первый, разлучившийся с сопутником своим во время бури, под широтою 58°, 28.[3] Берингово судно на обратном своем пути в Камчатку разбилось у острова, называемого ныне его именем, где сей прославившийся мореходец скоро потом умер.[4]

В 17З8 и 1739 м годах отправились к Курильским и Японским островам Лейтенанты Шпанберг, Вальтон и Шельтинг. Они, быв разлучены бурею во время последнего своего плавания, подходили к восточному берегу Японии, Шпанберг с Шельтингом в широте от 38°, 41, до 38°, 25, а Вальтон под 38°, 17, и держался берега до 33°, 48.[5] Курильские острова осмотрел Шпанберг до острова Эссо или Матмая, и по возвращении издал об открытиях своих карту, на коей показаны 22 острова, из которых, по неверном их означении, признать можно ныне только некоторые. В 1741 и 1742 годах плавали опять Шпанберг и Шельтинг для исследования: не под одним ли меридианом лежит Япония с Камчаткою? ибо сумневались о действительном бытии Шпанберга и Вальтона у берегов Японии и полагали, что они Корейской берег признали берегом Японии. Но сие вторичное плавание было безуспешно; потому, что в Шпанберговом судне оказалась течь и он скоро назад возвратился. Сопутник его Шельтинг исследовал при сем случае устье Амура. Найденная после справедливою разность между определенными Шланбергом и Вальтоном долготами Камчатки и Японии доказали однако, что они во время первого своего плавания доходили действительно до берегов Японии. Со времени Шпанберга до отправления Японца Кодою в его отечество с Г. Лаксманом посещаемы были Курильские острова до Эзо многими Российскими купеческими судами; но от сего не последовало ни приобретения в сведениях Географических, ни распространения торговли.

В 1743 и 1744 годах Лейтенант Хметевской описал берега от Охотска к Камчатке и кругом оной.[6]

В 1764 году послан был по повелению ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ Лейтенант Синд из Охотска для открытий между Азиею и Америкою. Он возвратился назад, в 1768 году открыв остров Св. Матвея[7] и большей остров Св. Лаврентия, названный Куком островом Клерка.[8]

В 1768 году вышли из Нижне-Камчатска Капитан Креницын и Лейтенант Левашев для точнейшего исследования цепи островов Алеутских и определения оных астрономически. Сии оба начальника исполнили вверенное им препоручение в 1768 и 1769 годах с довольным рачением и успехом. Креницын утонул, к сожалению, по возвращении своем в Камчатку.

В 1785 году предпринята новая Экспедиция, начальство над коею препоручено было Агличанину Биллингсу. Сего путешествия, окончанного в 1796 году, издано недавно два описания, из коих первое на Аглинском языке Секретарем Капитана Биллингса Зауером, а второе нынешним Виц-Адмиралом Сарычевым. Последнее содержит в себе главную цель сей Экспедиции, многие любопытные описания и подробности весьма важные и полезные для мореплавания. Оно известно всем читателям; а потому и нет надобности сообщать суждения о предприятиях, которые в нем описываются. Впрочем мне кажется, что сия Экспедиция не соответствовала ожиданиям, судя по усилиям и издержкам, употребленным для оной правительством в продолжении десяти лет. Между Офицерами Российского флота находились тогда многие, которые, начальствуя, могли бы совершить сию Экспедицию с большим успехом и честию, нежели как то учинено сим Аглигчанином. Все что сделано полезного, принадлежит Господину Сарычеву толико же искусному как и трудолюбивому морехедцу. Без его неусыпных трудов в Астрономическом определении мест, снятии и описании островов, берегов, портов и проч. не приобрела бы, может быть, Россия ни одной карты от начальника сей Экспедиции.

Третье путешествие Капитана Кука возбудило к деятельной промышленности дух Аглинских купцов. По возвращении его судов, бывших в Макао и доставивших известие о великой выгоде продажи Китайцам морских бобров начали посещать Аглинские купеческие корабли северозападные берега Америки. Таковы же последствия имели открытия Алеутских островов и северозападного берега Америки Берингом и Чириковым для Российских купцов за 40 лет прежде. Они начали плавать с сего времени туда сами собою для промысла разных зверей, а особливо морских бобров, которые променивали Китайцам с величайшим прибытком. Сим образом открыта Россиянами новая отрасль торговли, которая не взирая на недостаточные к тому пособия и чрезвычайные трудности., преодоленные единственно предприимчивым и терпеливым духом Россиян, оказалась столько выгодною, что число отходивших судов ежегодно увеличивалось. Я умалчиваю о плаваниях судов сих потому, что об оных говорит Паллас в новых своих северных записках, а Кокс в описании открытий Россиян с великою подробностию, и скажу только о том, что начавшиеся предприятия в 1745 году продолжались беспрерывно с великою выгодою.

Все роды звериных мехов, а особливо прекрасных морских бобров, сделались для изнеженных Китайцев необходимою потребностию. При малейшем уменьшении теплоты воздуха переменяют они свое платье и даже в Кантоне, лежащем почти под самым тропиком, носят зимою шубы. Итак торг пушным товаром мог бы приносить Российским купцам и еще гораздо большую выгоду, если бы правительство подкрепило их и спомоществовало к построению судов надежнейших, которые управлялись бы искусными начальниками. До сего времени малосведение и неопытность начальников судов были причиною, что из трех судов обыкновенно каждой год погибало одно. На и при сих обстоятельствах увеличивалось год от году число судов, отходивших на звериную ловлю, столько, что не взирая на последовавшее в сем промысле участие Агличан, Американцев и даже Гишпанцев, отправлялось часто из Российских восточных портов около 20 судов ежегодно. Таковое чрезвычайное умножение промышленников влекло за собою вредные последствия, которые без посредства купца Шелехова, положившего основание нынешней Американской компании, в скором времени разрушили бы совсем сию выгодную торговлю. Каждое, отправлявшееся на звериную ловлю судно, принадлежало особенному хозяину, которой не думал щадить ни Алеутов, ни зверей, приносивших ему богатства, словом они не помышляли о будущем, а старались только о поспешном наполнении судов своих, каким бы то образом ни было, и об обратном в Охотск возвращении. Морские бобры и другие звери при всеобщем таковом опустошении, долженствовали неминуемо изтреблены быть в короткое время. Торговля прервалась бы сама собою или по крайней мере остановилась бы на долгое время. Шелехов, предвидевший необходимость в ограничении разрушительного образа промышленности, старался имеющих участие в оной соединить в одно сообщество, чтобы управлять им по предположенному плану. Его о сем попечения долго оставались безуспешными; но наконец в 1785 году удалось ему соединиться с братьями Голиковыми. Они общими силами вооружили несколько судов, над коими предприимчивый Шелехов, отправился сам к Алеутским островам и завел селение на острове Кадьяке, которой по удобному положению своему в отношении к прочим островам сего ряда, к матерому берегу Америки и к самой Камчатке, служит и поныне местом складки товаров Американской компании. Продолжая многие годы выгодную промышленность обогатились они чрезмерно. Удачные успехи сего сотоварищества побудили потом и других многих купцов соединиться с Шелеховым и Голиковыми, и положить основание нынешней Американской компании: название принятое в самом начале сообществом Шелехова и Голиковых. Увеличившаяся компания, быв управляема Шелеховым, завела фактории почти на каждом из островов Алеутских, защитив оные от нападения Островитян малыми укреплениями. Главная контора её учреждена была в Иркутске по удобному положению сего города к сообщению с восточною и западною Сибирью. Умножившееся довольно сообщество все еще не обращало на себя внимания со стороны правительства. Производство торга было только терпимо, а не утверждено. Слух о беспорядочном образе промышленности и частных жестоких поступках Российских купцов с островитянами разнесся мало по малу почти повсюду и был виною, что ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ Первый положил рассторгнуть сообщество и разрушить его торговлю. Сия воля Монарха была бы конечно исполнена, без ходатайства Господина Резанова, того самого, которой отправился после с нами Посланником в Японию. Господин Резанов женат был на дочери купца Шелехова, за которою получил знатное имение, состоявшее в акциях компании, сохранение коего зависело от благосостояния Американского торга. Его деятельность и многие связи переменили обстоятельства и возбудили в Государе благоразположение к торговому сему сообществу столько, что он, отвергнув прежния представления, утвердил в 1799 году компанию и даровал ей многие преимущества. Главное правление Американской компании переведено потом из Иркутска в Санктпетербург, и тогда отрасль сия торговли представилась в лучшем виде. Начали принимать меры, которые соответствовали бы более предполагаемой пользе. Так например: компания отправила в Америку Агличанина, разумевшего кораблестроение и, мореплавание, начала снабдевать начальников судов своих лучшими морскими картами, описаниями путешествий, нужнейшими морскими и астрономическими инструментами и разными до мореплавания относящимися книгами. Но при таковом её состоянии озарилась она более всего в правление ныне благополучно Царствующего ИМПЕРАТОРА, который вдруг по восшествии своем на престол обратил на нее особенное Свое внимание. Он Сам сделался акционером. Знатные особы, ободряемые примером Его пожелали быть также участниками. Компания пользуясь Высочайшим ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Покровительством, и находясь под неусыпным надзором Господина Министра Коммерции Графа Николая Петровича Румянцова, могла тогда уверить всех, что управляющие оною с вящшим рвением и деятельностию будут стараться о восстановлении пренебреженной сей отрасли торговли. Директорам сперва предлежало помышлять о снабжении жизненными и другими важнейшими потребностями с возможною безопасностию и дешевизною своих колоний, которые начинали еще только возникать и в дикой, бесхозяйственной стране могли бы от недостатка в нужнейших пособиях разрушиться. К таковым потребностям принадлежит даже и хлеб, потому что ни на Алеутмких островах, ни на берегу Америки нет землепашества. Колонии следовало привести в лучшее оборонительное состояние от нападении Островитян, чему оные весьма часто бывают подвержены, прикащикам доставить все способы к построению лучших судов и к снабжению оных хорошим такелажем, якорями и канатами, от чего главнейше зависит безопасност плавания; сверх того определить на суда искусных и опытных начальников и Матросов. Но все сие не иначе могло быть с выгодою исполнено, как посредством сообщения морем колоний с Европейскою Россиею. До того доставлялось все нужнейшее чрез Якутск в Охотск сухим путем. Великое отдаление и чрезвычайные в перевозе всякого рода вещей затруднения, к чему употреблялось ежегодно более 4000 лошадей, возвысили цены на все даже и в Охотске до крайности. Так например: пуд ржаной муки стоил там и во время дешевизны, когда в восточной Европейской России продавался по 40 или 50 копеек, восемь рублей; штоф горячего вина, 20, а нередко 40 и 50 рублей; в равномерном к тому содержании и другие потребности. Часто случалось, что по перевозе оных уже чрез великое расстояние, были на дороге разграбляемы, и в Охотск доходила малая токмо часть. Перевоз якорей и канатов казался совсем невозможным, но необходимость в оных заставляла прибегать ко средствам, наносившим нередко вредные последствия. Канаты разрубали на куски в 7 и 8 саженей, а по доставлении в Охотск опять соединяли и скрепляли. Якоря перевозили также кусками, которые потом сковывали вместе. Столь труден и дорог был перевоз до Охотска! но из оного на острова и в Америку был стольже мало удобен и безопасен. Крайне худое построение судов, малосведение большей части управлявших оными, и опасное в таком состоянии плавание по бурному восточному Океану были главнейшими причинами, что суда с сими нужнейшими и сделавшимися столь дорогими грузами погибали почти ежегодно. Итак, чтобы производит сию торговлю с большею выгодою, и чтобы в последствии оную усилить, необходимость требовала отправлять корабли из Балтийского моря около мыса Горна или мыса Доброй Надежды к северозападному берегу Америки. В 1803 году сделан первой опыт в таковом преднамерении.

Хотя для публики и все равно, кто бы тот ни был, которой представил первое начертание к сему путешествию, однакож да позволено мне будет упомянуть здесь кратко об обстоятельствах, предшествовавших сей Экспедиции.

Малая обширность деятельной Российской торговли занимала многие годы мои мысли. Желание способствовать хотя несколько к тому, чтобы видеть ее в некотором усовершении было безмерно, но с другой стороны недостаток моих способностей чувствовал я в полной мере. Ни знания мои, ни положение не предъявляли ничего к тому благовидного. Служив в Аглинском флоте во время войны с 179З го до 1799 го года смотрел я неравнодушно на обширность их коммерции, наипаче же на важность Ост-Индийской и Китайской, которые привлекли особенное мое внимание. Участие Россиян в торговле морем с Китаем и Индиею казалось мне не невозможным. Торгующие Европейские нации участвуют почти все в оной; успевшие же в том преимущественно достигли высочайшей степени благосостояния, находя богатства в странах, обилующих разными естественными произведениями. Таковы были сначала Португальцы, потом Голландцы, а ныне Агличане. нельзя сомневаться, что бы и Россия не могла находить выгод своих в комерции морем с Китаем и Ост-Индиею, хотя она и не имеет в странах сих собственных владений. Главнейшее препятство к принятию участия в торговле с отдаленными сими странами состоит в недостатке способных людей к управлению мореходными судами. Офицеры ИМПЕРАТОРСКОГО флота могут одни быть к тому употреблены, но и сии, выключая некоторых из Агличан, не бывают никто в водах Ост-Индейских. Итак я, находившись в Аглинском флоте, вознамерился побывать в Ость-Индии и Китае. Граф Воронцов, Российский в Англии Посланник, доставил мне в скорости к тому случай и я отправился в 1797 году на военном Аглинском корабле в Ост-Индию. Пробыв там около года, пошел на купеческом судне в Кантон с тем намерением, чтобы испытать опасное плавание по Китайскому морю. До сего занимался я только мыслями об одной торговле Европейской России с Ост-Индиею и Китаем. Но повстречавшееся нечаянное обстоятельство представило мне случай обозреть сей предмет другом виде, и сему-то случаю приписываю я повод к предпринятию сего путешествия. В бытность мою в Кантоне в 1798 и 1799 годах пришло туда небольшое, в 90 или 100 тонов, Аглинское судно от северозападного берега Америки. Оно вооружено было в Макао и находилось в отбытии из Китая 5 месяцов. Груз, привезенный оным, состоял в пушных товарах, которые проданы за 60,000 пиастров. Я знал, что соотечественники мои производят важнейший торг с Китаем звериными мехами, но оные привозятся с островов восточного океана и Американского берега вопервых в Охотск, а оттуда уже в Кяхту, к чему потребно времени два года, а иногда и более. Мне известно было и то, что многие из судов погибали ежегодно с богатыми грузами. По сим причинам казалось мне, что Россияне несравненно с большею выгодою могли бы привозить пушной товар из своих колоний в Кантон прямо. Мысль сию, хотя и не новую, признавал я столь основательною, что, не взирая на то, что торгующие мягкою рухлядью никогда о том не помышляли, вознамерился по прибытии моем в Россию сообщишь ее правительству. Для сего на обратном пути моем из Китая в Англию сделал я начертание, которое хотел подать тогдашнему Президенту Коммерц-Коллегии Господину Соймонову, о коего сведениях в торговле и усердие к благонамеренным предприятиям для общественной пользы был я удостоверен. В сем начертании представил я, от каких выгод отказывается Россия, предоставляя всю непосредственную свою торговлю иностранцам. При сем привел и все возражения, которые обыкновенно против сего бывают представляемы, и покусился опровергнуть оные; и объявил притом свое мнение и о средствах к отвращению начальных в заведении собственной мореплавательной коммерции трудностей, каковых беспорно предстоит много, а особливо в рассуждении снабжения купеческих кораблей начальниками и Матросами. Для сего представил я, чтобы к 600 молодых людей из дворян, воспитываемых всегда в Морском Кадетском Корпусе для флота, прибавить сто из других состояний, которые хотя бы и назначены были служить на купеческих кораблях; но долженствовали бы учиться вместе с Кадетами. Из сих молодых людей, по приобретении ими теоретических знаний в училище, и потом опытов во время плавания на кораблях купеческих, могли бы оказаться некоторые хорошими мореходцами. Я полагал преимущественно, чтобы возложить на Капитанов флота обязанность обращать внимание на корабельных юнок, то есть мальчиков, и по открытии в котором либо оказывающихся дарований представлять о таковом для принятия его в Корпус. Сим образом можно было бы приобресть со временем людей весьма полезных для Государства. Кук, Бугенвил, Нельсон не сделались бы ни когда таковыми, каковыми явились в своем отечестве, если бы выбирали людей по одному только рождению.

Я описал тогда кратко Российскую промышленность звериными мехами, представил все трудности, с которыми борятся предприимчивые люди, в оной упражняющиеся, презирая всякую опасность, и присовокупил к тому, сколь великия могли бы произойти для России выгоды, если бы правительство некоторым образом подкрепило сию промышленность. На сей конец предложил я, что бы послать из Кронштата к Алеутским островам и к северозападному берегу Америки два корабля, нагрузив оные всякими к построению и оснащению судов нужными припасами, и отправить при сем случае к селениям Американской компании искусных кораблестроителей, разных мастеровых и учителей мореплавания, снабдив их морскими картами, книгами и астрономическими инструментами, словом привести купцов в состояние строить там хорошие суда,[9] кои бы управлялись искусными начальниками для того, чтобы отвозили после мягку. рухлядь в Кантон прямо, не прерывая впрочем торговли заведенной Российской фактории Кяхтенской, и по получении там нужных товаров возвращались бы обратно: долженствующие же приходишь в Кантон корабли из Европейской России по взятии там Китайских товаров заходили бы на обратном пути своем или в Маниллу или в Батавию, или к берегу Ост-Индийскому для закупки таковых, кои с надежною выгодою продаются в России. Чрез сие можно бы было достигнуть до того, чтобы мы не имели более надобности платить Агличанам, Датчанам и Шведам великия суммы за Ост-Индийские и Китайские товары. При таковых мерах скоро бы пришли Россияне в состояние снабжать сими товарами и Немецкую землю дешевле, нежели Агличане, Датчане и Шведы; потому что для них построение, оснастка и содержание судов стоит гораздо дороже и что они покупают товары за наличные деньги. нельзя не полагать, что Российская Ост-Индийская компания сделалась бы в последствии столь важною, что малые Ост-Индийские компании в Европе, как то Датские, Шведские и Голландские, не могли бы с нею никак равняться. В сем-то состояло содержание моего начертания.

По возвращении моем наконец из Англии в Россию хотел я подать лично начертание сие Президенту Коммерц-Коллегии Соймонову, но позволения на приезд в Санктпетербург не последовало. Между тем Господин Соймонов получил отставку, преемником сделался Князь Гагарин, наименованный тогда Министром Коммерции. Хотя Господин Соймонов и находился уже в отставке; но я, не взирая на то, все хотел еще подать ему свое начертание, ибо был уверен, что он, если одинаких со мною о том мыслей, имеет довольно еще сил к подкреплению представляемого и чтобы довести оное до исполнения. Однако он выехал по отставке из С. Петербурга, и скоро после в Москве умер. В сие время Граф Кушелев управлял Морскими силами, не могши лично представить ему моего плана, сообщил я оное ему письменно, но получил ответ, которой меня лишил всякой надежды произвести оный в действие. Старания мои возбудить в частных людях желание к такому предприятию, были равномерно тщетны. Может быть и удалось бы мне успеть в сем, если бы имел я позволение пробыть в Санктпетербурге большее время; но сего не последовало.

Наконец вошел на престол АЛЕКСАНДР I й, и я начал помышлять опять о сем предмете. Коль скоро Адмирал Мордвинов заступил место Графа Кушелева, то не теряя времени привел я начертание свое снова в порядок, сделав в нем некоторые перемены, ибо двугодовое пребывание мое в России доставило мне о многом обстоятельнейшее сведение; но существенность оного осталась та же. Приготовив надлежащим образом, послал я оное в начале 1802 го года в Санктпетербург к Адмиралу Мордвинову, и вскоре получил ответ, что он находит начертание мое достойным внимания, и что будет всемерно стараться произвести оное в действие. Между тем он сообщил оное Коммерц-Министру, ныне Государственному Канцлеру Графу Николаю Петровичу Румянцову, которой также одобрил мое представление, и предложенные в оном способы к споспешествованию и распространению нашей Американской торговли показались ему столь основательными, что он принял в сем деле живейшее участие и действительно нужно было подобное рвение, каковое оказали Его Сиятельство Граф Румянцов, и Его Высокопревосходительство Адмирал Мордвинов, чтоб могло быть тотчас произведено в действие такое предприятие, которое по одной новости своей подвержено было великому противоуречию и многим препятствиям. Справедливость требует сказать здесь, что Его Сиятельство Граф Николай Петрович Румянцов был главный виновник сего путешествия: Ревностное его попечение об оном было неослабно с самого начала до конца. Да будет позволено мне изъявить ему чувствительную благодарность как именем моим, так именем всех моих подчиненных, за исходатайствование по возвращении нашем у ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА различных милостей, оказанных, Его ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ со свойственною Ему Щедротою всем участвовавшим в сей Экспедиции,[10] в числе коих важнейшим почитаю я повеление ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА напечатать описание сего путешествия на счет Кабинета.

По общему рассмотрению моего представления, Его Сиятельством Графом Румянцоам и Его Высокопревосходительством Николаем Семеновичем Мордвиновым, сие дело представлено было Государю и, в следствие Его повелении потребован я в июле месяце в Санктпетербург;[11] по прибытии моем туда объявил мне Адмирал Мордвинов, что ГОСУДАРЬ определил, чтоб я был сам исполнителем, своего предначертания. Сие неожиданное последствие привело меня в немалое смущение. Обстоятельства мои переменились и сделали принятие сей возлагаемой на меня важной обязанности несравненно труднейшим против прежнего. Более полугода уже прошло, как я разделял счастие с любимою супругою и ожидал скоро имяноваться отцем. Никакие лестные виды уже не трогали сильно меня. Я вознамерился было оставить службу, дабы наслаждаться семейственным счастием. Но от сего надлежало теперь отказаться, и оставить жену в сугубой горести. Чувствования мои воспрещали принять сие лестное поручение. Но Адмирал Мордвинов объявил мне, что если не соглашусь быть сам исполнителем по своему начертанию; то оно будет вовсе оставлено. Я чувствовал обязанность к отечеству в полной мере и решился принести ему жертву. Мысль сделаться полезным, к чему стремилось всегда мое желание, меня подкрепляла; надежда совершить путешествие счастливо ободряла дух мой, и я начал всемерно пещися о приготовлениях в путь, неиспытанный до того Россиянами.

ГЛАВА I. ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ПУТЕШЕСТВИЮ

Определение Начальника Экспедиции. — Покупка кораблей в Англии. — Назначение посольства в Японию. — Прибытие кораблей в Кронштат. — Вооружение оных. — Посещение Его ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА. — Выход кораблей на рейд. — Роспись астрономических и физических инструментов. — Имена Офицеров. — Посещение Министра Коммерции и Товарища Министра Морских Сил пред самым отходом кораблей. — Последовавшие перемены. — Имянный список всех служителей.

1802 год Август.

В 1802 году Августа 7 дня, определен я был Начальником над двумя кораблями, которые назначено было отправить в Камчатку и к северозападным берегам Америки. предполагаемо было отправить сию Экспедицию в сем же году, чего однакож произвести в действо было не можно. Быв уверен, что кораблей на таковый конец годных не только совсем не было, но и сыскать их в России нельзя, почитал я предприятие сие невозможным. Хотя для отвращения сего препятствия думали послать грузы в Гамбург, и там купить корабли, но как надлежало в таком случае весьма спешить и покупкою и нагрузкою кораблей, и при всем том нельзя было отправиться прежде Октября или Ноября, то счел я за необходимо нужное представить о всех вредных следствиях, какие могут произойти от поздного отправления и поспешной покупки кораблей, от благонадежности которых должен зависеть успех Экспедиции тем более, что я имел намерение идти около мыса Горна, к которому по выходе из Гамбурга в Октябре или Ноябре месяцах следовало придти в самое худое время года. Представление сие было уважено, и отправление отложено до другого лета.

Выбор Начальника другого корабля предоставлен был моей воле. Я избрал Капитан-Лейтенанта Лисянского, отличного морского Офицера, служившего со мною вместе во время последней войны в Аглинском флоте, и уже бывшего в Америке и Ост-Индии; почему я и имел случай узнать его. Путешествие наше долженствовало быть продолжительно, и для благополучного окончания оного требовалось общей ревности, всегдашнего единодушие, честных и беспристрастных поступков. Противное сему могло бы подвергнуть нас многим весьма неприятным, а может быть и бедственным приключениям, тем более, что вся Экспедиция хотя и состояла из людей военных, однако была не совсем военною, но частию и коммерческою. Таковые причины налагали на меня обязанность избрать Начальником другого корабля человека беспристрастного, послушного, усердного к общей пользе. Таковым признал я Капитан-Лейтенанта Лисянакого, имевшего как о морях, по коим нам плыть надлежало, так и о морской Астрономии в нынешнем усовершенствованном её состоянии достаточные познания.

Сентябрь.

Щастливый успех путешествия зависел от верной на хорошие корабли надежды; почему необходимость требовала поступить при покупке оных с величайшею осторожностию. Для сего Капитан-Лейтенант Лисянский, вместе с Корабельным мастером Разумовым, молодым, знающим человеком, отправлены были в Сентябре месяце в Гамбург, в надежде найти там удобные для сего путешествия корабли, каковых однакож они, по прибытии в сей город отыскать не могли. Итак, не теряя времени, поспешили в Лондон, как такое место, в котором уже с достоверностию найти их уповали; но и там находили покупку сию не весьма легкою. Наконец получено в С. Петербурге известие, что куплены ими в Лондоне два корабля, за которые заплачено 17,000, да за исправление оных еще 5,000 фунтов штерлингов; один в 450 тонов, трехълетний; другой в 370 тонов, пятнадцатимесячный. Первому дано имя Надежда, второму Нева.

1803 год. Январь.

В Январе 1803 го года, оставил я Ревель, тогдашнее место моего пребывания, и отправился в С. Петербург, дабы самому лично находиться для приготовления нужных вещей к путешествию. По прибытию моему в сей город узнал я о новом расположении. ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ представлено было, что при сем путешествии может быть весьма удобным посольство в Японию. В 1792 м году во время царствования Екатерины II таковое же посольство было предприемлемо, но некоторые обстоятельства много намерению сему повредили. Во первых Грамота к Японскому ИМПЕРАТОРУ написана была не от Самой Императрицы, но от Сибирского её Наместника. Во вторых Российское с посольством судно пришло тогда не прямо в Нангасаки, единственное место, определенное для кораблей иностранных, но остановилось в гавани острова Иессо. Сии два обстоятельства крайне огорчили высокомерного Японского МОНАРХА. Сверх того и выбор лица, которому препоручено было исполнение сего важного предприятия, оказался неудачным. Лаксман был человек мало способный к уловкам, могшим приобресть доверенность от Державы завидливой и подозрительной. Но не взирая на то, Японцы приняли его хорошо, и он привез с собою писменное позволение, состоявшее в том, что один Российский корабль может ежегодно приходить для торговли в Нангасаки, но только в одно сие место, и притом в безоружном состоянии; в противном случае корабль и люди будут удержаны как пленные. Десять лет прошло; но Россия не воспользовалась таким дозволением. Ныне, когда особенно стали помышлять о распространении торговли, казалось, наступило удобное время, испытать не можно ли вступишь в торговый союз с Япониею. Для произведения сего в действо назначили Посланником действительного Статского Советника Резанова. Собрание, бывшее по сему предмету,[12] рассуждало что отправляемое на сих судах Посольство задержит возвращение оных целым годом долее, а чрез сие торговые выгоды понести могут немаловажный ущерб. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, дабы не причинишь Коммерции сего убытка, принял один корабль на свое полное содержание с предоставлением притом Компании права нагрузить оный своими товарами столько, сколько удобность позволят будет. Сие благоволение Монарха достаточно вознаградило предполагаемые Американскою Компаниею убытки. Выше сказано, что одному только кораблю позволено приходить в Нангасаки. Итак положено кораблям разлучиться у островов Сандвича, откуда Надежда долженствовала идти прямо в Японию; по совершении же дел посольственных на зимование или в Камчатку, или к острову Кадьяку; Нева-же прямо к берегам Америки, а оттуда на зимование к Кадьяку. Следующим потом летом оба корабля, соответственно первому предположению, нагрузясь товарами, должны были отправиться в Кантон, а из оного в Россию. По распоряжении всего таким образом, утвержден был Г-н Резанов в звании чрезвычайного к Японскому двору Посланника, и пожалован Каммергером и орденом Св. Анны 1 й степени. Американская Компания уполномочила его в учреждении лучшего управления селениями на островах и на берегу Америки, и вообще в заведении всего, что к выгодам Компании способствовать может. Для ИМПЕРАТОРА Японии и его Вельмож готовились богатые подарки. Между тем, дабы более надеяться на хороший прием в Нангасаки послали в Иркутск за теми Японцами, которые, по претерпении кораблекрушения в 1793 м году у островов Алеутских, находились там с 1797 го года; к сему приглашены были из них только непринявшие християнской веры и желавшие возвратишься в свое отечество. Также, дабы придать Посольству более блеска, позволено было Посланнику взять с собою несколько молодых благовоспитанных особ, в качестве Кавалеров Посольства. По удовольствовании посольства свитою, состоящею из молодых путешественников, любопытствующих видеть свет, и отправляющихся на казенном содержании, оставалось пожелать и таких долговременно упражнявшихся в науках людей, которые могли бы в путешествии сем собрать более полезных примечаний. Сего ради представил я Его Сиятельству Графу Румянцову, чтоб пригласить к сему путешествию искусного Астронома, который тем более нужен, что южное полушарие редко посещаемо было Астрономами, и что там к усовершенствованию как сей науки так и физики могут открыться важные предметы. Сей Министр, оказывающий всегда усердие к пользе и славе своего отечества, обрадовал меня скорым своим на то согласием, и взялся немедленно доложишь о том ГОСУДАРЮ, которого отеческое попечение не позволяло уже мне в исполнении моего желания сумневаться. Скоро потом Граф Румянцов написал к славному Астроному Зеебергской обсерватории, от коего по кратком времени получил ответ, что ученик, его Астрном Горнер, уроженец Швейцарской, решился предпринять с нами путешествие. Да позволено будет мне изъявить здесь благодарность достойному наставнику сего Астронома, бывшего мне таким сопутником, которого дружеством я моту хвалиться. Прошедшею осенью еще приглашен также был к сему путешествию Естествоиспытатель Доктор Тилезиус из Лейпцига. Сверх того назначили двух живописцев Академии Художеств, из коих один, по недостатку на корабле места, должен был остаться.

Июнь 5.

В 5 й день июня 1803 го года прибыли купленные корабли из Англии в Кронштат: я немедленно поспешил туда из С. Петербурга для осмотрения оных, и нашел оба, как в рассуждении построения, так и внутреннего расположения их, в хорошей исправности. Г-н Посланник Резанов желал находиться на моем корабле, и как он имел при себе немалую свиту, то и надлежало мне избрать для себя корабль Надежду, превосходивший Неву величиною. По точнейшем осмотрении корабля моего, нашел я нужным переменишь на нем две мачты и весь такелаж, что стоило нам многих трудов и времени. Без ревностного содействия и пособия Г-на Капитан-Командора Мясоедова, бывшего тогда Капитаном над Портом, и Помощника его Капитана Быченского, долго не мог бы и окончить сей работы. Обязанность требует изъявить им здесь мою благодарность.

Июль. 6

Июля 6 го дня, отдал я приказ вывести корабли на Кронштатской рейд, в чаянии чрез несколько дней отправиться в путь; но прежде отшествия нашего имели мы щастие увидеть в Кронштате ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, прибывшего туда с намерением обозреть те корабли, которые в первый раз понесут Российский флаг около света. Такое произшествие, последовавшее чрез целое столетие от начала преобразования России, предоставлено было царствованию Александра I го. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО изволил со шлюпки сойти прямо на корабли наши. ОН обозрел все с величайшим вниманием, и был доволен добротою как кораблей, так и разных вещей, привезенных для путешествия из Англии; благоволил разговаривать с корабельными начальниками, и с удовольствием смотрел несколько времени на работу, которая тогда на кораблях производилась. Я особенно почитаю себя щастливым, что имел удобный случай принесть ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ всеподдайнейшую мою благодарность за оказанные мне милости; ибо не задолго пред сим благоволил ОН пожаловать жене моей на 12 ть лет с одной деревни доходы, составляющие ежегодно около 1500 рублей, дабы по собственному ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА изречению обезопасить благосостояние жены моей во время продолжительного и неизвестности подверженного отсутствия её мужа. Сие неожидаемое благодеяние было столь для меня лестно, что я чувствовал цену оного более, нежели когда бы то пожаловано было собственно мне.

Капитан Лейтенант Лисянский, купивший, как выше сказано, корабли в Лондоне, привез с собою оттуда и все необходимо нужные для путешествия Аглинские вещи. Между оными находились: знатный запас лучших противуцынготных средств, как то: похлебочный, солодовый и еловый экстракты, сушеные дрожжи и горчица; сверх того лучшие лекарства, купленные по доставленной ему в Англию росписи, сделанной корабля моего Доктором Еспенбергом. При сем выписал я шесть хронометров, также полное собрание астрономических и нужных физических инструментов. Четыре хронометра были работы Арнольдовой, а два Пеннингтоновой. По получении оных, отвез я их немедленно в С. Петербург, и вручил Академику Шуберту, принявшему с охотою на себя труд оные поверить; за сие обязан я ему тем большею благодарностию, что он должен был пожертвовать для сего немалым временем, уделяя оное от ученых своих упражнений, сделавшихся необходимыми для всех Европейских Математиков. Инструменты были все работы Траутоновой. Оные, достояли для каждого корабля из одного окружного инструмента, 12 ти дюймов в поперечнике, с подвижным нониусом и подножием к оному, изобретения Мендозова; из двух десятидюймовых секстантов с подножиями, из одного пятидюймового секстанта, двух искуственных горизонтов, одного теодолита, двух пель-компасов, одного барометра, одного гигрометра, нескольких термометров, и одного искуственного магнита. Стрелка наклонения и трех-футовый ахроматический телескоп для наблюдения на берегу закрытий звезд и затмений Юпитеровых спутников, хотя также выписываемы были мною, но Траутон оных не доставил. Недостаток сей вознагражден после в бытность нашу в Англии. Инструменты, привезенные Астрономом Горнером из Гамбурга и другие купленные им потом в Англии, были следующие:

1 й. Инструмент прохождений, подвижный с кругом для измерения высот, показывающий до 10 секунд.

2 й. Десятидюймовый секстант Траутонов.

3 й. Секундник.

4 й. Прибор для определения длины секундного отвеса Г-на Цаха с серебряными двойными конусами и микрометрическим циркулем.

5 й. Прибор с непременным отвесом или маятником.

6 й. Квадрант 1 1/2 фута в полупоперечнике с разделением на 90 и на 96°, который можно ставишь горизонтально и вертикально.

7 м. Трех-футовый инструмент прохождений, Г-на Траутона.

8 й. Часы с деревянным отвесом Брукбенкса.

9 й. Термометр Сиксова изобретения, показующий степень преждебывшей теплоты и холода, служащий дополнением машины, употребляемой к измерению холода воды в глубине моря, полученный мною от Г-на Адмирала Чичагова, и сделанный Российским художником Шишориным.

10 й. Дорожный барометр Траутонов.

11 й. Електрометр Соссюров.

12 й. Гигрометр Траутонов.

1З й. Гигрометр Г-на де Люк.

14 й. Два карманные секстанта.

Сверх сего знатное собрание морских карт и отборных книг удовлетворяло с сей стороны совершенно моему желанию; но драгоценная вещь, которую мы имели, и коею одолжены достохвальному рвению к общей пользе Барона Цаха, состояла в прекрасной копии новых Бирговых лунных Таблиц, удостоенных француским Национальным Институтом награждения, которое после первым Консулом удвоено. Нам предоставлено было сделать первое употребление славных таблиц сих, исправленных даже до Апреля сего года. Удивительная верность делает их для мореплавания чрезвычайно полезными. Посредством оных определяется географическая долгота на море с такою точностию, которая превосходит все изобретенные до сего к тому способы. они показывают место луны даже до трех секунд; Менеровых же, исправленных Мазоном, погрешность простирается иногда до 30 секунд.

Не совсем почитаю я излишним сказать здесь нечто вообще о приготовлении кораблей наших к походу. Оно было первое такого рода в России, а потому многое заслуживает быть известным, хотя и не для каждого читателя будет то равно стоющим внимания. Выбор всех для корабля моего Офицеров и Матросов предоставлен был мне совершенно; и так избраны мною: первым, Лейтенант и Кавалер Ратманов. Он служил в сем чине 13 лет, из коих 10 был сам Начальником военного судна, и в последнюю войну против французов, за отличную храбрость и деятельность награжден был орденом Св. Анны 2 й степени. Вторым, Лейтенант Ромберг, служивший в 1801 м году под начальством моим на фрегате Нарве, где и имел я случай узнать его достоинство. Третьим, Лейтенант Головачев; сего назначил я, не знав его вовсе, а единственно потому, что похваляем был всеми. Он был Офицер весьма искусный, и я во все путешествие в выборе его не раскаевался даже до того нещастного с ним приключения, которое последовало на возвратном пути нашем в бытность на острове Святые Елены. Четвертым, Лейтенант Левенштерн, находившийся прежде шесть лет в Англии и Средиземном море под Начальством Адмиралов Ханыкова, Ушакова и Карцова. Он, по окончании войны, желая получить сведение о мореходстве чужих Держав, вышел не задолго пред сим в отставку и отправился во Францию для вступления там в службу, откуда услышав о моем путешествии, поспешил обратно в Россию, и в Берлине нашел уже отправленное от меня к нему приглашение. Мичман Барон Биллингсгаузен, коего избрал я, не знав его прежде лично, также как и Лейтенанта Головачева, но отзыв других о хороших его знаниях и искустве в разных до мореплавания относящихся предметах, был тому причиною. Врачем для корабля моего избрал я Доктора Медицины Г-на Еспенберва, человека в науке своей весьма искусного, опытного и бывшего уже с давнего времени моим приятелем.[13] Известный Г. Коцебу, желая, чтобы оба в первом Шляхетном Кадетском Корпусе воспитавшиеся его сына могли воспользоваться сим путешествием, и чтобы они находились на моем корабле, просил о том Высочайшего соизволения, в котором и не было ему отказано. Сколь ни прискорбно было Г. Коцебу разлучиться с своими сыновьями толь молодых лет; но следствия разлуки с избытком вознаградили сие его пожертвование; ибо путешествие сие было для них весьма полезно; они возвратились благополучно к своим родителям, обогатив ум свой новыми познаниями.

Команда корабля моего состояла из 52 человек, между коими находилось 30 Матросов, молодых и здоровых, явившихся ко мне охотою еще при начале предположенной Экспедиции. Пред самым кораблей отходом нашел однако я нужным двух из них оставить, потому что у одного оказались признаки цынготной болезни, другой же за 4 месяца пред тем женившийся, сокрушаясь о предстоящей с женою разлуке, впал в глубокую задумчивость. Хотя и обеспечил я жену сего последнего, выдав ей наперед полное его годовое жалованье во 120 рублях состоявшее, и хотя он действительно был здоров, однако не взирая на то, не хотел я взять с собою человека, в коем приметно было уныние; ибо думал, что спокойный и веселый дух в таком путешествии столько же нужен, как и здоровье; а потому и не надлежало делать принуждения.

Каждый из Матросов снабжен был достаточно бельем и платьем, выписанными большею частию из Англии; для каждого из них приказал я заготовить тюфяки, подушки, простыни и одеяла, сверх того для большей благонадежности еще запасное белье и платье. Корабельная провизия была вообще самая лучшая. Приготовленные в С Петербурге белые сухари не повредились чрез целые два года. Солонина взята мною С. Петербургская и Гамбургская; первая оказалась отменной доброты, так что чрез все время путешествия не повредилась нимало. Поелику это был первый опыт, что мясо, посоленное Российскою солию, чрез три года во всех климатах осталось неповрежденным, но признательность требует, чтоб имя приготовлявшего оное было известно. Это был Обломков, Санктпетербургский купец третей гильдии.

Масла взял я малое количество, для того что оно между поворотными кругами обыкновенно портится и делается для здоровья вредным и вместо оного запасся довольно сахаром и чаем, как лучшим противуцынготным средством. Всего более к сохранению здоровья людей надеялся я на действие кислой капусты и клюковного сока. И так казалось, что все приведено в надлежащую исправность, но к немалой заботе усмотрел я еще при нагрузке, а особливо в походе, что бочки были ненадежны; от чего и произошло, что многое испортилось прежде времени; особенно сожалел я о потере большой части кислой капусты, которой почти две трети принужден был бросить в море. Большую часть сухарей по недостатку на корабле места должны были переложить в мешки, хотя и опасались, что оные в таком состоянии подпадут скорейшей порче. Главнейшее затруднение в приготовлении моего корабля состояло в наблюдении сугубой выгоды; хотя корабль и принадлежал ИМПЕРАТОРУ, однако ОН позволил Американской Компании, как выше упомянуто, нагрузишь его по возможности своими товарами, о количестве коих, равно и о назначенных в Японию подарках, не мог я прежде получить точного сведения, особливо же о последних оставался до самого конечного времени в неизвестности. Мы находились уже на рейде, но и тогда привозили еще из С. Петербурга многие вещи. Не имея для погрузки оных места, пришел я в немалое затруднение. Обстоятельства принудили меня при сем случае взять такия меры, которые в последствии могли быть неприятны, а именно; я должен был оставить девятимесячную провизию солонины, сухарей и не малое количество такелажное взирая на то, корабль был так наполнен, что не только служители помещались с теснотою, опасною для здоровья, но даже и самый корабль во время крепкого ветра мог от излишнего груза потерпеть бедствие. Если бы груз и провизия, так же и назначенные в Японию подарки, доставлены были в Кронштат благовременнее, тогда бы можно было легко размыслить, сколько чего с удобностию поместится, но сверх поздного отправления, еще и беспрестанные западные ветры причиняли в привозе вещей из С. Петербурга немалую остановку. Находясь на рейде целые три недели, могли бы мы иметь довольно времени перегрузить корабль, но ежедневное ожидание Посланника учинить того не позволяло, притом же предоставлял я себе сделать сие в Копенгагене, где и без того надобно было перегружаться, потому что надлежало взять нам 80 оксофтов француской водки и поместить на корабле нашем. Во время стояния на Кронштатском рейде часто посещали нас многие из С. Петербурга; при чем оказываемо было великое удивление, что мы с таким тяжелым и следственно опасным грузом дерзаем пускаться в толь далекое путешествие. По донесению моему Его Сиятельству Графу Румянцову о весьма ненадежном нашем положении, прибыл он, Августа 2 го числа, вместе с Товарищем Министра морских Сил на мой корабль, чтобы изыскать средства к отвращению помянутого неудобства. Они рассудили, что облегчение корабля должно сделать в Копенгагене снятием с него такого груза, какой покажется излишним. В рассуждении же тесноты на оном положено, чтоб из 25 ти Офицеров пятерых отменить из числа тех, кои в свите Посланника находились волонтерами. Хотя рвение господ сих было так велико, что они охотно соглашались отказаться от всех удобностей и быть на ровне с Матросами, однако я не мог принять сего, как потому, что почитал крайне жестоким исключение благородных воспитанных юношей из своего общества, так и потому, что служители и без того стеснены были чрезмерно, и я охотно желал бы для доставления им лучшего покоя несколько из них оставить, если бы число оных не было мало. После такового распоряжения Министров, мог я почитать себя совершенно готовым к отходу; по чему отдав Капитан Лейтенанту Лисянскому сигналы и предписания, как поступать в походе, и в каких местах в случае разлучений опять соединяться, ожидал только благополучного ветра. Июля 20 го доставлены на корабль мой хронометры, находившиеся четыре недели на Академической обсерватории, где поверены они были Г-м Статским Советником Шубертом по солнцу и многим звездам.

Июля 18 го в полдень на обсерватории больший Арнольдов хронометр под No. 128 м (Box time keeper) показывал менее среднего времени С. Петербурга 2 мя часами 9. 4", суточное оного отставание было 9",376. Арнольдов же карманный под No. 1857 м показывал менее среднего времяни С. Петербурга 1 м часом 55. 42",97 Суточное его отставание было 7",51З. Третий карманный Пеннигтонов хронометр показывал более средего времени С. Петербурга 0 ч. 0. 23",63, суточное же отставание его было 5",215. С. Петербургская обсерватория восточнее Гринвичской 9 часами 1, 12",4.

Ход сих хронометров в продолжении двух месяцев весьма переменился; ибо при приеме оных Г-м Лисянским в Лондоне было:

Отставание No. 128 — 4"" 88*

Ускорение No. 1856 — 2, 60.

Отставание Пеннигтонова — 0, 70.

Я поставляю обязанностию поместить здесь не только имена Офицеров, но и служителей, которые все добровольно первое сие столь далекое путешествие предприняли. Руские мореплаватели никогда так далеко не ходили: самое дальнейшее их плавание по Атлантическому Океану не простиралось никогда до поворотного круга. Ныне же предлежало им от шестидесятого градуса северной, перейти в тот же градус южной широты, обойти дышущий бурями Кап-Горн, претерпеть палящий зной равноденственной линии. Все сие, равно как и долговременное от отечества удаление и многотрудное около света странствование, казалось бы долженствовало произвесть в них более страха, нежели в других народах, которым плавания сии, по причине частого оных повторения, сделались обыкновенными, однако, не взирая на то, любопытство их и желание увидеть отдаленные страны было так велико, что если бы принят всех охотников, явившихся ко мне с прозьбами о назначении их в сие путешествие, то мог бы я укомплектовать многие и большие корабли отборными Матросами Российского флота.

Мне советовали принять несколько и иностранных Матросов; но я, зная преимущественные свойства Российских, коих даже и Англинским предпочитаю, совету сему последовать не согласился. На обоих кораблях, кроме Гг. Горнера, Тилезиуса, Лангсдорфа и Либанда, в путешествии нашем ни одного иностранца не было.

Находившиеся на корабле Надежде:

Капитан-Лейтенант, Начальник Экспедиции.

Иван Крузенштерн.

Старший Лейтенант, произведенный во время путешествия: в Капитан-Лейтенанты, и Кавалер Макар Ратманов.

Лейтенанты:

Феодор Ромберг.

Петр Головачев.

Ермолай Левенштерн.

Мичман, произведенный во время путешествия в Лейтенанты, Барон Фаддей Биллингсгаузен.

Штурман Филипп Каменнщиков.

Подштурман Василий Сполохов.

Доктор Медицины Карл Еспенберг.

Помощник его Иван Сидгам.

Астроном Горнер.

Естествоиспытатели:

Тилезиус.

Лангсдорф. Сей оставил корабль Надежду 25 июня 1805 года в Камчатке, и перешел на судно Американской Кампании Марию, для предпринятия путешествия к Северозападному берегу Америки.

Артиллерии Сержант, пожалованный во время путешествия в Офицеры, Алексей Раевский.

Кадеты Сухопутного Кадетского Корпуса: Отто Коцебу, Мориц Коцебу.

Клерк Григорий Чугаев.

Парусник Павел Семенов.

Плотничный десятник Тарас Гледианов.

Плотник Кирилл Щекин.

Конопатный десятник Евсевий Паутов.

Конопатчик Иван Вершинин.

Купор Петр Яковлев.

Бомбардиры: Никита Жегалин, Артемий Карпов.

Слесарь Михаил Звягин.

Подшкипер Василий Задорин.

Ботсман Карп Петров.

Квартирмейстеры:

Иван Курганов.

Евдоким Михайлов.

Михаил Иванов.

Алексей Федотов.

Матросы:

Егор Черных.

Иван Елизаров.

Федосей Леонтиев.

Иван Яковлев 1 й.

Егор Мартынов

Василий Фокин.

Филипп Биченков.

Феодор Филиппов.

Матвей Пигулин.

Перфилий Иванов.

Куприан Семенов.

Иван Михайлов 1 й.

Филипп Харитонов.

Даниил Филиппов.

Николай Степанов.

Нефед Истреков.

Мартимиян Мартимиянов.

Иван Михайлов 2 й.

Алексей Красильников.

Григорий Конобеев.

Спиридон Ларионов.

Еммануил Голкеев.

росен Баязетов.

Сергей Иванов.

Дмитрий Иванов.

Клим Григорьев.

Иван Логинов.

Ефим Степанов.

Егор Григориев.

Иван Щитов.

Денщики:

Степан Матвеев.

Иван Андреев.

Принадлежавшие к свите Посланника, Господина Камергера Николая Петровича Резанова:

Свиты ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Майор Ермолай Фридериций.

Гвардии Порутчик Граф Феодор Толстой.

Надворный Советник Феодор Фос.

Живописец Степан Курляндцев.

Доктор Медицины и Ботаники Бринкин.

Прикащик Американской Кампании Феодор Шемелин.

На корабле Неве:

Капитан-Лейтенант и Кавалер Юрий Лисянский.

Лейтенанты; Павел Арбузов, Петр Повалишин.

Мичманы: Федор Коведяев, Василий Берг.

Штурман Даниил Калинин.

Доктор Медицины Мориц Либанд.

Служителей 45 человек

Принадлежавшие к свите Посланника:

Иеромонах Гедебн.

Прикащик Американской кампании Коробицын.

1803 год. Август.

Августа 4 го, по новому стилю, везде мною употребляемому, настал ветр восточный. Немедленно сделал я сигнал сниматься с якоря; но не прошло и двух часов, как ветр опять переменился из восточного в западный свежий, продолжавшийся до 7 го Августа, день в который нам предопределено было оставить Кронштат.

ГЛАВА II. ПЛАВАНИЕ ИЗ РОССИИ В АНГЛИЮ

Надежда и Нева отходят из Кронштата. — Прибытие оных на рейд Копенгагенский. — Продолжительное пребывание в Копенгагене. — Копенгагенская обсерватория. — Датский Архив карт. — Коммандор Левенорн. — Устроение новых маяков на берегах Датских. — Копенгагенское Адмиралтейство. — Выход Надежды и Невы из Копенгагена. — Шторм в Скагерраке. — Разлучение кораблей. — Отъезд Посланника в Лондон на Англинском фрегате. — прибытие Надежды в Фальмут. — Соединение с Невою. — Возвращение Посланника из Лондона. — Отход из Фальмута.

180З год. Август.

Августа 7 го по полуночи в 9 часов переменился ветр от SW к StO, и в 10 находились мы уже под парусами. В сие время прибыл на корабль Адмирал Ханыков, пожелать нам щастия и проводил нас до брантвахты, стоявшей на якорях в 4 х милях от Кронштата.

День был самый прекрасный и теплый, термометр показывал 17 град., но не взирая на то надобно было ожидать худой погоды: ибо морский барометр опустился в несколько часов на 4 линии, а имянно от 29,90 на 29,50. В полдень Толбухин маяк находился от нас NO 74°, расстоянием на одну милю; в 8 часов вечера маяк острова Сескара был от нас SW 20°. В 10 часов сделался свежий ветр от SW, который принудил нас лавировать целую ночь; на другий день ветр усилился и дул при пасмурной погоде от SW и W так, что ход наш был очень не успешен, и мы, находясь в виду острова Гогланда, не могли обойти оного. 10 го числа ветр утих, и погода сделалась опять прекрасная; в полдень по наблюдению широта 60°.3.39"., долгота по хронометру восточная 26°.58.15"., считая от меридиана Гринвичской обсерватории. В два часа по полудни обошли мы остров Гогланд. 11 го брал я многократно лунные расстояния, из которых, вывел долготу в полдень 26°.48,00; по хронометрам же была оная 26°.41.19". В полдень широта 59°.56.00" северная. Наконец, к немалому нашему ободрению, ветр отошел к SO. В 9 часов вечера увидели мы Коткарский маяк на StW в 8 ми милях. Восточная долгота сего маяка вычислена мною по хронометрам 25°.27.25". В 12 часов ночи по счислению нашему миновали мы Ревель, а в 6 часов утра Пакерорский маяк и остров Оттесгольм. В 10 часов увидели маяк на острове Дого; в полдень находился он от нас SO 14°; по полудни скрылся из виду. Восточная долгота сего маяка найдена 22°07.10". Пакерортского же 23°.51.18". Августа 13 го под широтою 57°.44 30"., и под долготою по хронометрам 30°.00,45". нашел я по многим двумя компасами учиненным наблюдениям склонение магнитной стрелки 13°.15.10". западное, которое, по принятому обыкновенно правилу, между островами Дого и Борнгольмом считается полтора румба, т. е. около 17 градусов. 14 го в пять часов утра увидели мы остров Готланд, плыли вдоль берегов оного, в расстоянии 10 или 12 миль, любуясь приятными его видами; но удовольствие наше нарушилось печальным приключением: ибо, в 8 часов утра упал нечаянно с Невы Матрос в море. Хотя немедленно спущено было гребное судно, однако не могли уже спасти его. Он умел отменно хорошо плавать, и был крепкого сложения; по чему и должно полагать, что при падении получил сильный удар, отнявший у него силы держаться на поверхности моря. В 4 часа по полудни увидели мы оконечность Готланда, называемую Гобург на NWtN в расстоянии 12 миль. Восточная долгота оного найдена мною по хронометрам 17°.37.50". В пять часов, под широтой: 57°2.50"., склонение магнитной стрелки было 14°.45.00". западное. В 12 часов следующего дня увидели мы с марса остров Еланд; а в 4 часа по полудни, находящийся на южной оконечности сего острова маяк был от нас NW 39 градусов в расстоянии 15 миль. Восточную долготу сей оконечности нашел я по хронометрам 16°.28.30". Судя по счислению, должны мы были проходит мимо Борнгольма в 9 часа ночи при свежем от OSO ветре с пасмурноною погодою, по чему и почел я нужною предосторожностию на несколько часов лечь в дрейф. Мы увидели сей остров на рассвете; северная оконечность оного находилась от нас SSO в шести милях, восточная долгота сей оконечности на коей построен Коммандором Левенорном отменно хороший маяк, найдена по хронометрам 14°.42.20". В половине 3 го часа открылся остров Меун. Бывший тогда довольно свежий ветр сделался столь слабым, что мы принуждены были в 9 часов вечера стать на якорь, в расстоянии 21 й мили от Копенгагена. На другий день поутру рано снялись с якоря, и в 5 1/2 часов вечера пришли на больший Копенгагенский рейд, где и стали на якорь, на глубине 7 1/2 сажен, грунт ил; Крон-батарея находилась от нас SW 50°. Вскоре потом с сей батареи прибыл к нам Офицер с привествованием и с изъявлением со стороны Правительства готовности к поданию нам помощи нужной для поспешнейшего окончания работ. Мне надобно было корабль свой совсем перегрузить; по чему и просил я о позволении произвести сие в действо на малом рейде, в чем Адмиралтейств-Коллегия мне и не отказала. На другой день, по получении сего позволения немедленно свезен был порох. 20 го Августа пошли мы туда с Невою, и оба корабля легли фертоень. Адмиралтейство дало нам для выгрузки большие лодки: и там хотя могли мы без замедления начать свою работу, но оная непредвидимыми обстоятельствами была задержана. По прошествии 10 ти дней, когда почти все уже было готово, полученное от Консула нашего из Гамбурга письмо поставило нас в необходимость с крайнею неприятностию работу перегрузки начать снова. Г. ну Консулу препоручено было сообщить мне совет, чтобы купленную в Гамбурге солонину пересолить непременно; ибо в противном случае может оная скоро испортиться. Сие так поздо полученное уведомление нашел я столь важным, что не мог оставить оного без исполнения, не взирая даже и на то, что почти весь корабль надлежало для сего выгружать, потому что Гамбургскую солонину, по особенной её доброте, погрузили мы на самый низ, в намерении употреблять ее не прежде как чрез два года. При пересаливании открылось, что чрез несколько месяцев надлежало бы бросить оную в море, для того что некоторые бочки и тогда оказались уже испорченными. Я велел осмотреть так же большую часть и С. Петербургской солонины, которая нашлась вообще лучше Гамбургской, выключая худых бочек, замененных мною новыми. Сия предосторожность была столь необходима, что без оной конечно лишились бы мы целой половины сей провизии.

Долговременное пребывание наше в Копенгагене было для меня крайне неприятно; ибо сверх потери времяни, которое почитал я драгоценным, сопрягалось с великими хлопотами, причинявшими мне много досады, но сия скука услаждаема была приятным обхождением с Г. м Бугге, Директором Копенгагенской обсерватории и с Коммандором Датского флота Левенорном. Дружеский их прием и поучительное беседование с сими двумя достойными мужами, имеющими пространные сведения, соединенные с любезным нравом, облегчали много мое положение. Первый из них позволил мне с великою благоуслужливостию принести к нему на обсерваторию хронометры, и благосклонно принял на себя труд поверить ход оных Астрономическими наблюдениями, что и выполнено им с особенною точностию. Г. н Бугге имеет отменный физический кабинет, употребляемый им ежедневно при своих лекциях, посещаемых достопочтенными Копенгагенскими обоего пола особами. Библиотека его не маловажна, и состоит из книг отборных. Астрономические книги собраны особо, в малой соединенной с большею библиотекою комнате, в которой он упражняется.[14] Копенгагенская обсерватория, как то известно, одолжена настоящим своим состоянием достоинству её Директора, до которого существовала она одним только имянем. Положение её отменное. Она находится на так называемой круглой башне, коей высота 120 футов. Вид с оной самый прекрасный. Весь город, гавань и рейд представляются зрению. Противулежащий Шведский берег виден ясно; в посредственную трубу можно усмотреть каждый дом в Мальмо и Ландскроне. Круглая башня построена в царствование Христиана VI, и ученик славного Тихобрага Христиан Лонгомантан устроил на оной обсерваторию в 1656 м году, следственно 20 ю годами прежде обсерватории Парижской и Гринвичской. Инструменты Копенгагенской обсерватории описаны Г. м Бугге, в книге изданной им под заглавием: Obsrevationes Astronomicae Haunienses, в 1781 м и 1784 м годах. Важнейшие из оных суть: стенный квадрант, в полупоперечнике 6 футов, сделанный Алом; зенитный сектор в 12 футов; инструмент прохождений и инструмент окружный, который есть первый в своем роде из всех до ныне употребляемых; Гершелев телескоп в 2 футов; десятифутовый телескоп Ахроматический, другой такой же работы Нерна и Бунта, и несколько квадрантов. При обсерватории находятся 4 весьма изрядные покоя, занимаемые Директорским помощником Сиебергом и его сыном, прилежным наблюдателем. Здесь видел я несколько хронометров сделанных Копенгагенским художником Армандом, но оные все, кроме одного, должны быть весьма худы. За несколько лет назад посылан был Капитан Левенорн в Вест-Индию для испытания сих хронометров, оные оказались ненадежными, и уповательно не могут никогда быть употребляемы.

В Дании есть чиновник называемый Обер-Лотсман, имеющий так же смотрение за устроением и содержанием маяков. Г. н Левенорн, находясь при сей важной должности, со времяни смерти Адмирала Лауса, трудится с неутомимою ревностию о доставлении мореплавателям возможной безопастности около берегов Датских и Норвежских. Нет ни одного почти маяка, который бы, со времяни управления его сею частию, не был перестроен или исправлен. С 1797 го года сделано оных вновь четыре. Устроение нового маяка на острове Христиан-Э, близь Борнгольма занимало его много в сие время. Близость нового же маяка на северной оконечности острова Борнгольма освещаемого угольями, требовала явно приметного особенного освещения маяка на Христиан-Э; по чему и решился он произвести то параболическими отражателями (рефлекторами), обращаемыми вокруг машиною. Г. н Левенорн показал мне строение как оной так и отражателей. Сих последних было девять; они сделаны из зеленой меди, полированы песчаным камнем и двукратно на огне вызолочены. Боковые из них, коих числом шесть, имеют четыре фута в поперечнике; средние же три несколько поуже. Зеркальные их поверхности вогнуты мало; зажигательная точка (фокус) находится в расстоянии на 4 1/2 фута, сверх сего собственное изобретение Г. на Левенорна при сем устроении состоит в том, что назади каждой лампады, в расстоянии 4 1/2 дюймов, приложен небольшой отражатель в поперечнике 21 дюйма, который чрез отражение от себя света, долженствовавшего утрачиваться, делает оный полезным. Отражатели описывают круг в шесть минут, будучи движимы большою часовою машиною, отменного устроения. Доктор Горнер, видевший недавно пред тем подобные машины в Англии, отдавал ей преимущество пред оными. Г. н Левенорн с 1784 го года отправлял так же должность Директора Архивы морских карт. Прекрасные под смотрением его изданные карты находятся в руках каждого мореплавателя. Особенное оных достоинство есть то, что к большей части карт приобщены весьма нужные замечания. Несколько лет уже стараются описать Норвежские берега помощию Астрономических и тригонометрических наблюдений; шесть карт теперь готовы, и должны быть преимущественны, поелику к делу сему определены искуснейшие Офицеры.[15] Архив морских карт находится на так называемом старом Хольме. Хотя строение оной не имеет в себе ничего отменного, однакожь она учреждена с полезным преднамерением и великою удобностию. Здесь видеть можно собрание почти всех Европейских морских карт и путешествий. Г. н Левенорн предполагает сделать со временем над Архивом обсерваторию, к чему местоположение дома весьма удобно. По его, как известно, представлению в 1800 м году заведена в Копенгагене коммиссия для определения долгот на море, которою он и Г. н Бугге управляют. Главная цель Коммиссии состоит в том, чтоб сделать исчисления отстояний луны от других планет. В 1804 году должно издано быть сих Датских ефемерид первое отделение.[16]

Г. н Стен-Билле, Капитан флота и Член Адмиралтейств-Коллегии был столько благосклонен, что позволил нам осмотреть здешнее Адмиралтейство, давно уже по справедливости славящееся отменным своим учреждением и преимущественным порядком. Каждый корабль Королевского флота имеет в разных, красиво построенных магазинах, особенное место для разнородных своих припасов. В одном лежит такелаж, в другом якорные канаты, в третьем паруса, в четвертом вся Артиллерия, для рангоута (т. е. стенег и реев) равномерно особенные сараи, так что весь флот без малейшего замешательства, сопряженного с неминуемою потерею времени, в скорости вооружен быть может. В корабельных Арсеналах господствует порядок. Запас лесов для строения кораблей, которой сохраняется в магазинах, был весьма знатен. Мы осмотрели новый, не давно спущенный 84 х пушечный корабль, названный Христианом VII. Подлинно один из прекраснейших кораблей, каковые мне случалось видеть. Корабль сей построен Капитаном Голенбергомь, которого все вообще почитают человеком особенных дарований и знаний; он построил многие сему подобные корабли, но не взирая на то, принужден был оставить службу. В нашу бытность находился он в готовности отправиться в Вест-Индию, и на острове Святого Креста[17] заложить верфь корабельную.

Августа 23 го пришли в Копенгаген из Китая два Датских корабля; один, величиною в 1400 тонов, вышел из Кантона двумя месяцами прежде другого; но подвергнувшись на пути сильной течи, повредившей великую часть груза, который составляли чай, китайка, кофе, сого, ревень и фарфор, принужден был зайти б Англию; говорили, что на нем было возмущение между Матросами, коих находилось на корабле человек до 160, в том числе 30 лескаров или Ост-индийских Матросов и 10 Китайцов, взятых на корабль потому, что он на пути своем в Кантон, коснувшись Батавии, лишился там 40 Матросов, похищенных смертию. Нечистота на корабле была чрезмерная; но оная произходила некоторым образом от беспрестанного отливания воды, с чем соединялось вместе и зловонное испарение.

1803 год. Сентябрь.

Приглашенные и принятые для путешествия астроном Горнер и Естествоиспытатель Телезиус должны были по предписанию ожидать нас в Копенгагене. Первый находился уже там, когда мы прибыли, другой же явился чрез неделю по приходе нашем. Чрез два дня после сего последнего предстал и натуралист Лангсдорф, коего прозба о принятии в число ученых путешественников прислана была в С. Петербург поздо; в прочем приняли бы его так же, поелику знания его в Естественной истории одобрены были многими сочленами ИМПЕРАТОРСКОЙ Академии Наук. Г. н Лангсдорф находился сперва в Португалии, потом в Англии, и не прежде как уже по прибытии своем в Геттинген узнал о намерении нашего путешествия. Хотя и отвечали ему, что принять его уже не можно, однако ревность сего ученого была так велика, что он, не взирая на то, приехал к нам в Копенгаген, чтоб попытаться, нельзя ли победишь невозможности. -

4

Сентября 4 го, работа наша окончена, и мы приготовились к отплытию; но сильный ветр от NW, удерживал нас выйти: на больший рейд. В сие время Граф Бернсторф Императорский Посланник Граф Кауниц-Ритберг, и его супруга удостоили нас своим, посещением.

Сего же дня взял я на корабль свои хронометры. Они находились на обсерватории: с 21 го Августа. Г. н. Бугге ежедневно поверял их по солнцу и звездам.

Сентября 1 го в полдень показывал N 128 менее среднего времяни в Копенгагене 1 часом 5. 11".9, суточное тогдашнее медление его было 8",42. N 1856 показывал более среднего Копенгагенского времяни 0 час. 56.51",5, суточное ускорение его было 5",56; карманный Пеннингтонов хронометр показывал менее среднего времяни в Копенгагене 1 час. 0. 8",4; суточное же его ускорение было 1",83. Сравнение ходов сих трех хронометров в Лондоне, С. Петербурге и Копенгагеже есть следующее:

Арнольдов N 198 Апреля в Лондоне — 4",88.

20 го Июля в Санктпетербурге — 9,37.

1 го Сентября в Копенгагене —8, 42.

Арнольдов N 1856 Апреля в Лондоне — +2, 60.

20 го Июля в С. Петербурге — +7,51.

1 го Сентября в Копенгагене — +1, 83.

Пеннигтонов Апреля в Лондоне —0,70.

20 го поля в С. Петербурге — 5, 91.

1 го Сентября в Копенгагене — +1, 83.

Сентября 7 го позволил нам ветр выйти на большой рейд, где нашли мы два Российские фрегата, один 50 ти, а другой 38 ми пушечный, которые того утра пришли из Архангельска под начальством Капитана Крове.

8-19

Сентября 8 го по полудни в 5 часов по взятии пороха и по поднятии гребных судов, снялись мы с якоря, и пошли с Невою в Гельсингер, куда пришли в 11 часов вечера; на рассвете хотел я продолжать свое плавание; но жестокий ветр от NW принудил нас стоять на якоре 6 дней. Сентября 15 го сделалась опять погода хорошая при WSW ветре, который хотя не со всем был для нас попутный, но я, дорожа временем, и опасаясь, чтоб потеря оного после не произвела худых следствий, решился отправиться.[18] — В 6 часов утра начали мы сниматься с якоря, в 7 проходя брантвахту салютовал я оной, потом крепости Кронбург 7 мью выстрелами, на что ответствовано с них равным числом. Ветр был довольно свежий и многие из наших сопутников страдали от качки. К вечеру погода сделалась лучше. В 2 часа по полуночи находились мы по счислению вне Каттегата; в сие время не видно было ни Шкагенского, ни Мальстрандского маяков. 17 го увидели мы Датский фрегат Тритон, отплывший несколькими часами ранее нас из Гельсингера. Он держался более к берегам Норвежским, и уповательно шел в Христиан-Занд. Погода продолжалась два дни пасмурная с дождем и порывистым ветром; барометр опустился на 29.20; надобно было ожидать непременно крепкого ветра. В час по полуночи опустился барометр ниже 28 дюймов при перемене ветра от SW к NW; сделался жестокий ветр. Корабль накренило столько, что я никогда того прежде на других кораблях не видывал. Должно было убрать все паруса и поставить штормовые стаксели; но последствием сего было то, что корабль наш принесло к берегам Ютландии, которые усмотрели мы в 4 часа по полудни в расстоянии около 20 миль. Во время шторма разлучились мы с Невою. На рассвете не видали уже оной более. В следующую ночь ветр несколько утих, но все дул еще меж W и WNW, так что хотя и позволял нам прибавишь парусов, однакож не скоро могли мы выйти из Скаггерака. 19 го в 4 часа по полудни, увидели мы Линденесс, южной мыс Норвегии нами Дернеусом, а Англичанами Несом называемый; но ветер не позволял нам обойти оного. К вечеру ветр сделался тише. В сие время открылось редкое явление, привлекшее на себя внимание наше, и по общему суждению, казавшееся предвестником нового шторма. От WNW до NO в высоте 15 ти градусов над горизонтом составилась светлая дуга с висящими отвесно под нею облачными темными столпами, из которых большая часть была светлее других. — Сие явление оставалось до 10 ти часов в первом своем виде, потом разделилось на две части, столпы поднялись до самого зенита и сделались так тонки, что можно было видеть сквозь оные второй величины сверкающие звезды. Чрез целую ночь продолжалось сильное северное сияние, которое могло быть и сего явления причиною.

20–24

20 го в полдень находится от нас южный Норвежский мыс Линденесс NNW, в расстоянии около 18 ти миль, который принят мною пунктом отшествия. — Под вечер шел сильный дождь, и ветр от OSO дул весьма крепкой; но по утру последовало безветрие. В сие время находились мы на Доггер-Банке; по чему и закинули мы для свежей рыбы невод; но лов был не удачен. Тогда же велел я опустить полученную мною от Адмирала Чичагова Гельсову машину для узнания разности водяной теплоты на поверхности и глубине известной; но как сия была 24 сажени, то и оказалась разность едва приметною. Барометр показывал опять 29,16, зыбь была очень сильная от N, верные предвозвестники крепкого ветра, который, настав в 10 часов вечера, свирепствовал столько же, как и Сентября 18 го; но только был для нас попутный. В вечеру следующего дня ветр утих и 23 го сделалась по долгом времяни хорошая погода. В сей день встретился с нами Англинский 50 ти пушечный корабль под брейдвымпелом, на коем находился Коммандор Сидней Смит. Он крейсировал со своею Эскадрою около Текселя, но из оной не видали мы ни одного корабля. Коммандор прислал к нам Офицера с весьма учтивым на мое имя письмом, в коем желал нам щастливого в путешествии успеха. В 5 часов по полудни увидели мы Англинский фрегат, который вероятно почел корабль наш неприятельским и преследовал нас под всеми парусами. Он догнал нас уже в 9 часов вечера. Открылось, что Капитан сего фрегата был Бересфорд, с которым за 9 лет назад служили мы вместе в Америке. Сие побудило меня к нему съездишь. Оба рады были мы сердечно нашему нечаянному свиданию. В последний шторм повредилась на фрегате мачта, что принудило его итти в Ширнесь. Я объявил Г. ну Бересфорду, что Астроном наш должен отправиться в Лондон для покупки недостающих астрономических инструментов, и что Г. н Резанов желает также воспользоваться сим случаем и побывать в Лондоне. Немедленно представил он мне свою готовность взять их к себе на фрегат и отвезти в Ширнес, куда предполагал он прийти на другий день. Видя, что могу сберечь, чрез то довольно времяни, решился я принять предлагаемую нам услугу, не взирая даже и на то, что уже поздо было отправить сею же ночью упомянутых господ к нему на фрегат, и что я, уклоняясь от своего курса принужден был во всю о ночь следовать за фрегатом, державшим курс свой к берегам Англинским. Благоуслужливость Капитана Бересфорда простерлась далее. Он прислал к нам одного из своих лоцманов, коих было у него двое, с приказанием оному оставаться у нас до тех пор пока буду я находить то нужным. Мы плыли вместе до следующего утра, в которое увидели весь Англинский берег при Орфорд-Нессе. Тогда приехал к нам Капитан Бересфорд и взял с собою Г. на Резанова, Астронома Горнера и Маиора Фридерици; после чего разлучилис мы скоро и каждый пошел своим курсом. При сем не упустил я случая отослать своего племянника Бистрома, кадета Морского Корпуса в Лондон, с тем, чтобы отправиться ему оттуда назад в Россию. Худое состояние его здоровья, увеличившееся чрезмерно от беспрестанного страдания обыкновенною морскою болезнию, показало ясно, что продолжение путешествия было для него вовсе не возможным.

Поелику прошедшею ночью должны были мы следовать за фрегатом Виргиниею, то и произошло, что мы находились теперь между Англинским берегом и опасными мелями, из коих главная называется Голоперс, и на оной нет ни какого знака. Мореплаватели стараются обыкновенно проходишь мористее сих мелей; между оными же не отваживаются ходить без лоцмана. Ночью ветр сделался со всем противный, и принудил нас в следующий день лавировать между Норд и Зюйд Форландом. По полудни настало совершенное безветрие; прилив был противный, и направление имел из Англинского канала. Все сие заставило нас бросить верп; но вдруг потом сделался ветр восточный, которым прошли мы наступившею ночью Довер.

Сентября 26 го в 4 часа по полудни перешли мы меридиан Гринвичской, от коего предположил я щитать долготу чрез все путешествие западную; потому что плавание наше было от востока к западу.

27 го в 9 часов вечера увидели мы огонь Еддистонова маяка. В 11 часов, находясь по счислению в недальнем расстоянии от Фальмута, велел я убрать паруса и лавировать под марселями до рассвета. По наступлении дня Корнвальский берег открылся в близости пред нами. Скоро потом увидели мы берег Св. Анны, или восточную оконечность Фальмутского входа, а на конце крепость Пенданис, находившуюся на западной стороне оного. В 8 часов бросили якорь на Каррегском рейде, на коем соединились с Невою, пришедшею туда двумя днями ранее, Глубина западного нашего якоря была 7 сажен, восточного же 15. Крепость находилась от нас на SSO 1/2 O. Я послал не медленно Лейтенанта Левенштерна к Коменданту спросить, если я отсалютую крепости, то будет ли он отвечать, нам равным числом выстрелов. Комендант отвечал, что он без сумнения сделает то для Российского флага, что и исполнено было следующим утром. Стоявшему тут Англинскому фрегату салютовал я 2 мя выстрелами меньше против крепости, а именно 7 ю, и он ответствовал равномерно.

Главное намерение, побудившее меня зайти в сию гавань, состояло в том, чтоб запастись здесь некоторым количеством Ирляндской солонины; ибо я опасался, что Российская, Датская и Гамбургская солонина не выдержат и года. На каждый корабль, по недостатку места, взято было Ирляндской только на 6 месяцов. Здесь приказал я выконопатить корабль свой весь снова, для того что во время штормов в северном море входила в него вода с обеих боков. Работа сия, не взирая на то, что я кроме своих конопатчиков, нанял еще осмерых в Фальмуте, продолжалась 6 дней, Поелику надобность необходимо требовала зайти в какую либо Англинскую гавань, то Фальмут предпочел я Портсмуту и Плимуту, и в последствии был тем совершенно доволен; ибо мы могли достаточно запастись здесь всем тем, что только было нужно. Сим обязал нас преимущественно тамошний купец Фокс, доставивший нам доброхотно все вещи за сходную цену. Генерал Кауел, областного войска начальник, равно и Лорд Рауль, Шеф Миллиционного полку, оказали нам столько благоприятства, что я не могу тем довольно нахвалиться. Они находились в Фальмуте с того времяни, когда Англичане угрожаемы были вторжением Французов в их отечество. Город сей хотя не велик и не красивого построения, однако же представляет глазам иностранца некую свойственную всем Англинским городам приятность. В прочем разность между Фальмутом и другими северовосточными Англинскими городами, которые имел я случай видеть, довольно приметна; наипаче же виден в нем недостаток в благосостоянии людей нижнего класса, что в Англии пред всеми Европейскими землями особенно кажется не обычайным. Поелику Провинция Корнвальская, как известно, очень изобильна минералами, для добывания которых из земли потребны почти все жители сей провинции, хлебопашество же и скотоводство по сей самой причине с желаемым успехом производимы быть не могут, да и для торговли весьма мало других продуктов там имеется, то мне по сему и кажется, что приносящие малую прибыль упражнения нижнего состояния людей, состоящие большею частию в разработке рудников, служат вероятною причиною таковой их скудости. Мне не удалось быть на полях в отдалении от города, и я делаю общее заключение только потому, что примечено мною в Фальмуте; и так неуверен совершенно в точности сего моего суждения.

Фальмутская пристань пространна и прекрасна. Большие корабли останавливаются на Каррегском рейде в расстоянии от города на одну Англинскую милю. Пакетботы, отправляющиеся ежемесячно в Америку, Вест-Индию и Лисабон, останавливаются пред самым городом. Якорное стояние в обоих местах столь безопасно, что не было еще ни одного случая, чтобы какой либо корабль или судно сорвало с якоря. Дно песчаное, под коим находится твердой ил. Надобно только вдруг ложиться фертоен и притом с довольною осторожностию, чтобы приливом, бывающим от SSO, не снесен был корабль на мель, находящуюся к северу от оконечности Св. Ма, в близости коей бросают якорь на глубине 7 ми саженей.

ГЛАВА III. ПЛАВАНИЕ ИЗ АНГЛИИ К ОСТРОВАМ КАНАРСКИМ, А ОТТУДА, В БРАЗИЛИЮ

Выход кораблей, из Фальмута. — Наблюдение чрезвычайного воздушного явления. — Приход к Тенерифу и тамошнее пребывание. — Примечания о Санта-Крусе. — Инквизиция. — Неограниченная власть Генерал-Губернатора на островах Канарских. — Астрономические и морские наблюдения в Санта-Крусе. — Отход Надежды и Невы в Бразилию. — Остров Св. Антония. — Примечания о переходе чрез Экватор. — Тщетное искание острова Ассенцао. — Мнения о существовании сего острова. — Усмотрение мыса Фрио. — Положение оного. — Крепкой ветр в близости острова Св. Екатерины. — Остановление на якорь между оным и берегом Бразилии.

1803 год. Октябрь. 5

Все было готово; ветр сделался попутной и я с великим нетерпением ожидал Господина Резанова, при бывшего наконец в Фальмут 5 го числа пред полуднем. В тот же день, по наступлении прилива, оставили мы рейд Каррекский, при свежем северном ветре, склонившемся чрез несколько часов к востоку. В 8 часов вечера находился от нас маяк Лизардской на NW, 38°, в расстоянии около 19, миль. В 9 часов скрылся оной от нашего взора. В 10 часов переменил я курс SSW на WSW. Ветр дул свежий, не производя большего волнения. Ночь была светлая, совершенно безоблачная, прекрасная; Все Офицеры оставались на шканцах до полуночи. Каждой помышлял и желал, чтобы сия ясная, но последняя ночь у берегов Европейских, была предзнаменованием благополучного путешествия. Таковая мысль и желание, произходившие не от боязни о личной опасности, более всего могли во мне оказывать свое действие. Экспедиция наша, казалось мне, возбудила внимание Европы. Щастливое или нещастное окончание оной долженствовало или утвердить мою честь, или помрачить имя мое, в чем участвовало бы некоторым образок и мое отечество. Удача в первом сего рода опыте была необходима: ибо в противном случае соотечественники мои были бы может быть еще на долгое время от такового предприятия воспящены; завистники же России, по всему вероятию, порадовались бы таковой неудаче. Я чувствовал в полной мере важность сего поручения и доверия, и не обинуясь признаться должен, что не охотно соглашался на сей трудный подвиг; но когда мне ответствовано было, что если откажусь я от начальства Экспедиции, то предприятие оставлено будет без исполнения; тогда ничего уже для меня не оставалось, кроме необходимой обязанности повиноваться. В то мгновение, в которое свет огня Лизардского скрылся от моего зрения, овладели мною чувствования угнетавшие чрезмерно бодрость моего духа. Невозможно было для меня помыслишь без сердечного сокрушения о любимой жене своей, нежная любовь коей была источником её тогдашней скорьби. Одна только лестная надежда, что важное предприятие совершено будет щастливо, что я некоторым образом участвовать буду в распространении славы моего отечества, и мысль о возжделенном будущем свидании с милою моему сердцу и драгоценным залогом любви нашей, ободряли сокрушенной дух мой, подавали крепость и восстановляли душевное мое спокойствие.

Я направлял курс свой больше к западу, как то обыкновенно все делают, дабы не видать мыса Финистера, где бы может быть встретились мы с Французскими или Англинскими крейсерами, кои бы нас только понапрасну задержали. Свежий ветр дул от SO и О, так, что мы шли в час по 8 и 9 узлов.

Октября 8 го находились мы уже под. 44°,24 широты и 12°,8 долготы. Перемена в теплоте воздуха была для нас очень чувствительна. Термометр возвысился в 24 часа 4 градусами и показывал 14. Каждый вечер почти примечали мы известное явление, произходящее от светящейся воды морской; некоторые места казались гораздо более других блестящими, как будто бы они из одних огненных искр состояли.

Октября 10 го взяли мы несколько лунных расстояний, из которых вывели долготу в полдень 13°,30,15" W. Арнольдовы хронометры показывали 13°,45,45". Северная широта была 38°, 40. В 8 часов вечера увидели мы воздушное явление необыкновенного рода: огненный шар явился на SW с таким блеском, что весь корабль освещен был с полминуты. Он начал потом двигаться с умеренною скоростию в горизонтальном направлении к NW, где и исчез; но обилие огненной материи произвело такую полосу, которая следуя в ту же сторону, видна была целой час еще после. Высота полосы над горизонтом составляла 15 градусов, ширина же оной около четверти градуса. Шар сей явился, по примечанию Господина Горнера, при созвездии стрельца, уничтожился же при северном венце. Таковые воздушные явления хотя и видают часто, но чтобы светлая полоса могла быть видима так долго, оное уповательно, случается реже. В сие время находились мы под 37°,40 широты, и под 14°,5 долготы.

11–13

11 го лишились мы своего попутного восточного ветра, от чего и надежда наша дойти оным до пассатных ветров, сделалась тщетною. К вечеру настало совершенное безветрие. Мрачные облака висели над горизонтом. Отдаленная гроза и страшная молния предвещали сильную бурю, которая и настала в час по полуночи при дожде сильном, однако продолжалась недолго. Чрез час опять прояснилось; свежий ветр дул от WSW, продолжавшийся несколько дней; зыбь была от SW. 13 го сделалось безветрие. Я хотел воспользоваться сим случаем и приказал спустить гребное судно, на коем Г. Горнер и Лангсдорф поехали для испытания в некоторой глубине теплоты воды морской Гельсовою машиною. Атмосферная теплота была 18°; на поверхности воды 19° 1/4; в глубине 95 сажен, где находился термометр 18 минут, 19°. Вода морская в сей глубине найдена, посредством микроскопа, совершенно чистою.

15 го во всю ночь и следующий потом день была великая зыбь, от NW, при слабом ветре, В сей день видели мы около корабля множество больших морских животных, породы дельфинов, в 12 и 15 футов длиною. Некоторые плыли на SW, другие же на NO. В 5 часов вечера отошел ветр к NO и дул довольно сильно; не взирая на то, волнение было от NW и притом так велико, что мы могли итти только по 4 узда в час: оное перестало не прежде следующего дня.

Приближаясь к месту, в которое зайти предположено было, приказал я дать служителям бочку пресной воды для мытья белья их. О сем маловажном обстоятельстве упоминаю я для того, чтобы объявить не морским людям, с какою крайнею бережливостию поступают в море с водою пресною. Каждой из служителей на корабле мог пить, сколько хотел; но на другое употребление не смел ни кто взять ни капли без моего позволения.

18–19

Октября 18 го в полдень, по наблюдениям нашим находились мы под З0°,08 северной широты, и под 15°,01 западной долготы. В 5 часов по полудни усмотрели мы с марса острова Салважские на NNW, расстоянием от 21 до 23 миль. 19 го в половине 6 го часа пополуночи увидели мы очень ясно остров Тенериф. Пик покрыть был облаками; но спустя полчаса от оных очистился и представился нашему зрению во всем своем величии. Снегом покрытая вершина, освещаема будучи яркими солнечными лучами, придавала много красоты сему Исполину. По восточную и западную сторону его находятся многие горы, отчасу понижающиеся вершинами своими, так что оные с высокою вершиною Пика составляют чувствительную покатость, кажется, что природа предопределила их быть подпорами сей ужасной горе. Каждая из прилежащих гор, сама собою в отделении, могла бы быть достойною уважения; но посредственное в соединении с великим кажется малым, и сии побочные горы едва возбуждают внимание наблюдателя. Не взирая на сие, много уменьшается ими величие горы Пика; ибо если бы она стояла одна, то высота её несравненно больше бы удивляла наблюдателя.

В сие время приказал я держать к северовосточной оконечности сего острова; но ветр от востока был так слаб, что я немного имел надежды притти того же дня на рейду Санта-Крускую. После полудня приближился к нам Француской фрегат и прошел между Надеждою и Невою, которая имела случай с ним переговорить. Наружной вид сего фрегата был так безобразен, что все на корабле нашем, оное приметили. Сей фрегат пришел так же в Санта-Крус, где узнали мы, что он принадлежал не правительству, но частному человеку, вооружившему его для поисков, и что он взял уже несколько призов, которые хотел продать в Санта-Крусе. В 5 часов вечера находились мы уже довольно близко к Пунто-де-Ного, восточной оконечности Тенерифа, но как в губе Санта-Круса должно становиться на якорь с великою осторожностию; то и решился я лавировать всю ночь между островами Тенерифом и Канариею. Следующего дня пред полуднем в 11 часов пришли мы на рейду. В сие время приехал к нам на корабль Капитан над портом Дон Карлос Адан, Лейтенант Гишпанского флота, и одобрил нам восточную сторону рейды, как самое лучшее место для стояния на якоре, куда пришед и легли мы фертоень, положа плехт к SW на глубине 36, a дагликс к NO на глубине 24 сажен. Дно сего места менее каменисто, нежели других мест всея рейды, и притом лежит на оном меньше якорей потерянных, служащих часто причиною тому, что и свои потерять можно. Нева, ставшая далее к SW, лишилась чрез то верпа и двух кабельтов; наши же канаты не претерпели здесь ни малейшего повреждения. Однакож необходимо нужно иметь предосторожность, чтобы содержать оные на воде посредством привязанных к ним пустых бочек. То место, на коем мы стояли, кажется мне преимущественнее других, не взирая на великую глубину оного; почему я означаю его с точностию. Лежа фертоингом, имели мы Пунто-де-Ного, или северовосточную оконечность рейды на NO 69°; югозападную оконечность острова на SW 36°; церковь Св. Франциска, которая очень приметна по своей высокой колокольне, на SW 51°,30. Место сие хотя и имеет ту невыгоду, что в случае шторма от SW крайне трудно вытти в море, когда кому покажется опасным оставаться на сей рейде; однако такие жестокие штормы бывают здесь даже и зимою редки; если же на свои якори и канаты с благонадежностию положиться можно, то лучше оставаться на рейде, нежели искать безопасности в море. Гишпанцы становятся здесь всегда на 4 х якорях, из коих два лежат на NO, a два на SW; но сие делают одни только Гишпанцы, и может быть по своему старинному заведению и обычаю.

Вид города Санта Круса на остове Тенериф.

Став на якорь, послал я Лейтенанта Левенштерна к Г. ну Губернатору, чтобы объявить о нашем приходе и испросить позволения запастись пресною водою, вином, плодами и прочим; на что изъявил он свое согласие самыми учтивыми выражениями. Мне известны были многие примеры, ч: то Англинские военные корабли, хотевшие салютовать здешней крепости, получали ответы неудовлетворительные; а некоторые из них несколько и обидные. Почему и не хотел я подвергнуть Российского флага, в первой раз здесь развевавшего, подобному оскорблению, и оставил сие обстоятельство без всяких дальних о том сношений с островским Губернатором.

В 4 часа пополудни прибыл к нам на корабль Г. Виц-Губернатор (Тентието дель Реи) с Секретарем Губернаторским для поздравления Г. на Посланника и всех нас с благополучным прибытием. Спустя час потом поехал я с Г. м Лисянским на берег для засвидетельствования Губернатору Маркизу де-ла-Каза Кагигаль своего почтения. Мы нашли в нем мужа учтивого, изъявившего совершенную готовность вспомоществовать нам во всем том в чем только будем иметь надобность. Он был столько благосклонен, что приказал даже очистишь дом Ииквизитора для учинения в оном астрономических наших наблюдений, куда и свезены были с корабля два хронометра и один секстант с ножкою и искуственным горизонтом. Астроном Горнер не мог однако с особливою пользою произвести своих наблюдений; потому что слабое утверждение домовой башни мало к тому способствовало. С трудом удалось ему взять несколько точных высот для определения широты и долготы сего места. Непрерывных наблюдений для поверки хода хронометров произвести совсем не возможно было.

В день прибытия нашего пришел сюда пакетбот из Корунны, привезший Г. ну Губернатору повеление, что бы принять нас наилучшим образом. Г. н Губернатор дал нам с сего Королевского повеления заскрепою своею копию, дабы мы, если придем в какие либо Гишпанские порты прежде сего повеления, могли быть уверены в хорошем приеме. Хотя Г. н Губернатор и был готов снабдить нас всем нужным, однако я решился лучше обратиться по сему делу к тамошнему купцу Армстронгу, к товарищу коего, именем Барри, находящемуся в городе Оротове, имел я из Копенгагена письма. Армстронг доставил для обоих кораблей все нужное. Без его же помощи должныб были мы простоять здесь долее; но и тогда не могли бы так исправно и хорошо всем запастися. Его гостеприимство заслуживает так же нашу признательность. Он не только пригласил Г. на Посланника Резанова жить у него в доме, но угощал всех нас ежедневно, так что сии собрания были для нас весьма приятны a ocобливо в сем скучном месте. Госпожа Армстронг, урожденная француженка, женщина любезных качеств, и несколько молодых фраицуженок из Ильдефранса оживотворяли все общество. Танцы, игры, забавные шутки не господствуют в собраниях пасмурных Гишпанцов. При темных понятиях, каковые в отдаленных землях и поныне имеют о России и Россиянах, не мало там удивлялись, увидя, что сии Гиперборейцы равняются во всем с живейшими жителями южной Евроды, и неуступают им ни в воспитании, ни в образе жизни. Офицеры кораблей наших представили тому сами собою явные и совершенные доказательства.

Намерение мое было пробыть здесь не более двух или трех дней; но Г. н Армстронг уверил меня, что он в доставлении нам всего нужного не прежде пяти дней успеть возможет. По чему Г. н Посланник Резанов и решился съездить в Лагуну с нашими естествоиспытателями для осмотрения ботанического сада, заведенного там Маркизом де Нава на тот конец, чтобы развести в оном все растения земель, лежащих между тропиками, а особливо, южной Америки и приучив оные к климату менее теплому, пересадишь после в Гишпанию с надежнейшим успехом. Сие полезное заведение делает немалую честь усердию к отечественным пользам, Маркиза де Нава употребившего на то знатную часть своего собственного имения. В начале приобрело оно одобрение Королевское и находилось под хорошим присмотром; ныне же перестали, как сказывают, пещися о содержании оного в надлежащем порядке. Другая побудительная причина сего путешествия наших естествоиспытателей состояла в том, чтобы осмотреть находящееся недалеко от Оротавы необычайной величины так называемое Драконово дерево, имеющее на десяти футовой высоте своей от земли 36 футов в окружности.

Город Санта-Крус выстроен не красиво, однако очень изряден. Домы велики и внутри весьма пространны. Улицы узки, но хорошо вымощены. Близь города на берегу моря находится общественной сад для прогулки называемый Алмейда. Он заведен бывшим здесь Губернатором Маркизом де Бранчифортом на щет граждан. Длина оного только 100 сажен; а потому и соответствует очень мало своему назначению. у ворот сада поставлены часовые, которыми нередко, как сказывают, воспрещается вход в оной, не взирая на то, что разведен и содержится на иждивении общественном. Купец Барри, хотя живет и в Оротаве, должен однако платить для сего ежегодно около ста пиастров, как то уверял меня его товарищ. На площади города стоит очень хорошо сделанный мраморный столп, воздвигнутый в честь Богоматери Канделярской. Он украшен Эмблематическими фигурами искусной работы. Предание гласит, что Канделярная Богоматерь со крестом в руке найдена Гванчами[19] в пещере, каковых в здешних горах много находится. Чудо сие, которое может быть для завоевателей казалось необходимо нужным, дабы Гванчей побудить к обращению в христианство, ознаменовано воздвигнутым для изъявления оного мраморным столпом. Против столпа сего находится крепость Сант-Христоваль, при которой в прежнюю войну предприимчивой герой Лорд Нельсон, хотевший овладеть городом, лишился руки своей, а Капитан Бовен и самой жизни. Память сего победоносного произшествия, в которой храбрым сим островитянам удалось принудить отважного Нельсона к отступлению, не ознаменована ни каким памятником.

Всеобщая бедность народа, в высочайшем степени разврат женского пола, и толпы тучных монахов, шатающихся ночью по улицам для услаждения чувств своих; суть такия отличия сего города, которые в иностранцах, неимеющих к тому привычки, возбуждают отвращение. Нигде в целом свете нельзя, может быть, найти более в содрагание приводящих предметов. Нищие обоего пола и всех возрастов, покрытые рубищами и носящие на себе знаки всех отвратительных болезней, наполняют улицы вместе с развратными женщинами и монахами. Толпы сии увеличиваются еще сухощавыми, на уродов похожими ворами, из числа коих едва ли можно исключить кого из людей нижнего состояния. Здешнее воровство заставляет думать, как будто находится на островах южного океана. Никакая осторожность не может спасти от оного. Каждое гребное судно, приходившее к кораблю нашему, привозило искусных в сем ремесле людей. Всякой раз, в глазах всех Матросов, было что нибудь у нас украдено, так, что наконец я принужден был дать приказание никого более не пускать на корабль.

Инквизиция господствует здесь равномерно, как и во всех владениях Гишпанских, и притом, по уверению многих, с великою строгостию. Она имеет главное свое пребывание на острове Канарии. Для человека, свободно мыслящего, ужасно жить в таком месте, где злость Инквизиции и неограниченное самовластие Губернатора действуют вполной силе, располагающей жизнию и смертию каждого гражданина. Тенерифской Губернатор, которой есть притом и Вице-Король всех островов Канарских, не имел такой власти до самого нашего приезда. Она привезена ему пришедшим с нами в один день пакетботом, и служит неоспоримым доказательством, что Гишпанское правительство, вместо успехов в человеколюбивом, и естественным правам соответственнейшем образе правления, более и более от того удаляется. Но чем именно побуждено было правительство к предоставлению такой власти Губернаторам, того узнать мне не удалося. Положим что власть сия в руках просвещенного и благомыслящего мужа, каков Маркиз де Кагигал, не может быть вредною; но кто может в том поручиться, что она не достанется в руки к жестокости склонному, необузданному человеку. Здешний гражданин не имеет нималейшей свободы. Никто не смеет даже побывать на корабле, стоящем на рейде, без дозволения Губернаторского.

Время года было довольно поздно; но мы нашли еще изобилие в винограде, персиках, лимонах, апельсинах, дынях, луке и картофеле, однако все было чрезвычайно дорого. Цена вину в немногие годы крайне возвысилась. За одну пипу платил я по 90 пиастров, которая продавалась прежде обыкновенно по 60. Впрочем вино хорошо и чрез продолжительное плавание становится еще лучшим; однако с мадерою сравниться не может. Нижний сорт вина стоил только 15 ю пиастрами дешевле; почему и купил я для служителей хорошего. Делаемая здесь водка так худа, что продается токмо в одной Гишпанской Америке; Европейцы же не стали бы оной пить. Говядина была очень дорога; фунт оной стоил 8 пенс или 32 копейки. За барана в 12 и 14 фунтов платили мы по 7 пиастров; за курицу, по одному: сверх того прибавить надобно к сему от 20 до 30 процентов за коммисию. Каждая бочка воды стоила нам пиастр.

Среднее число из многих наблюдений, учиненных нами на рейде, показало широту 28°,27,33" N.

Долгота по большому Арнольдову хронометру No. 128, вышла = 16°, 12, 45" W.

Истинная долгота, определенная Г-ми Бордою и Варилою есть 16°, 15, 50".

Октября 27 го в полдень No. 128 показывал более среднего времени Санта-Круса 0 часами, 24,56". Суточное оного отставание было 11,4.

Октября 27 го дня No. 1856 показывал более среднего времени Санта-Круса 0 час. 0, 07".

Суточное ускорение оного было 5",5.

Пеннингтонов хронометр показывал в то же время более среднего времени Санта-Круса 0 час. 07, 17".

Суточное ускорение оного было — 5",3.

Среднее число из многих полуденных и близ меридиана взятых высот Г-м Горнером в доме Инквизиции, показало широту сего места, лежащего почти в средине города, = 28°,28,20". N.

Долгота, вычисленная по No. 128 вышла — 16°,13,42". W.

Склонение магнитной стрелки по многим наблюдениям, учиненным двумя Пель-компасами, найдено 16°, и', 30" W. В 1792 году было оное 16°, 32, 00"; для определения же наклонения магнитной стрелки, не мог Господин Горнер сделать наблюдений; поелику я хотел отправиться отсюда несколькими днями прежде; а потому и не велел я вынести из корабля на берег Инклинаториума. Сверх же того опыты Лаперуза свидетельствуют, что подобные наблюдения сим инструментом не могут быть здесь успешны, и он приписывает сие множеству железа, находящагося в земле Тенерифской.

Термометр за день пред отплытием нашим возвысился до 22°; во всю же бытность нашу здесь не опускался он ниже 19° 1/2.

Перемена барометра была весьма маловажна; редко составляла две десятых линии; обыкновенная высота оного была 29д,90, и 29д,92.

По наблюдениям Господина Флерье[20] произведенным здесь над приливом и отливом в 1769 году, прикладный час бывает в 3 часа и возвышается в новолуниях и полнолуниях до 12 футов, в квадратурах же до 6 ти футов.

Октября 26 го дня, в 6 часов по полудни, привезено было с берега на корабль все остальное; но темнота вечера и неблагоприятствующий к отходу ветр были причиною, что я решился остаться на якоре до следующего утра. Сие сделал я тем охотнее, поелику узнал, что Г-н Губернатор хотел на другой день посетить нас пред отходом. В 9 часов поутру имели мы в самом деле удовольствие видеть его у себя с немалою свитою гражданских и военных чиновников. При отъезде его на берег салютовал я 9ью выстрелами, на что ответствовано было с крепости числом равномерным.

В 19 часов при весьма тихом южном ветре снялись мы с якоря. С нами вместе пошли отсюда два купеческих корабля: один Картельной в Гибралтар, a другой Гишпанской, пришедший того же дня из Малаги и назначенный в Рио де ла Плата. Капитан последнего хотел свести на берег своих трудных больных, но Губернатор сделать ему того не позволил, почему он и принужден был в таком печальном положении продолжать свое плавание.

Чем более удалялись мы от Санта-Круса, тем западнее становился ветер, ввечеру дул от NO прямо с берегу; но продолжался только до другого утра, в которое дул опять с южной стороны. Я держал во всю ночь курс SSW, пока позволял то ветер. На другое утро находилась от нас югозападная оконечность Тенерифа на NW, 35°. В сие время широта наша была 27°,7 К вечеру сделался ветр западный и час от часу уклонялся к северу. В 6 часов следующего утра все еще видна была гора Пик со шканец. Она лежала от нас NO 15°, по компасу, т. е. NW 0°,30, при западном склонении магнитной стрелки и6° в тогдашнем нашем месте. Обсервованная в полдень широта была 26°,13,51"; долгота же 16°,58,23". От 6 часов утра до полудня уменьшилась широта наша 21,54", долгота же увеличилась 19,15". Итак корабль наш в то время, когда виден был еще Пик, находился в широте 26°,35,45", а в долготе 16°,39,10". По наблюдениям известного кавалера де Борда и астронома Пингре лежит Пик под 28°,17, северной широты 19°,00 западной долготы от Парижа, или 16°,40 от Гринвича; почему и должны были мы увидеть его в 6 часов утра на севере, как то действительно и случилось, и находились от него расстоянием на 101 милю. При весьма ясной погоде можно видеть гору Пик с салинга 25 ю милями еще далее; однако сие расстояние есть уже самое дальнейшее, в каком только ее видеть можно с таковой высоты при самой ясной погоде. Высота горы Пика, определена уже многими наблюдателями. По Бордову определению, на геометрическом измерении основывающемуся и за самое верное принимаемому, высота её составляет 1905 тоазов или 11430 футов.

Я держал SWtW, скоро же потом WSW; поелику мне хотелось обойти острова Зеленого мыса с запада и увидеть из оных только остров Свят. Антония. Гишпанский корабль, вышедший с нами вместе из Санта-Круса, скрылся из виду на NO. Погода была хорошая и ясная при ветре от NW. В сие время приказал я отвязать канаты от якорей, и высушив оные убрать. служителей разделил на три вахты, не взирая на то, что по величине корабля 15 ти человек для всех работ не было достаточно; но я положился на хорошую погоду и постоянность посадных ветров, и таковое разделение оставалось во время всего нашего путешествия даже и при самых худых погодах.

Ноябрь. 1

Ноября 1 го под 23°,10 широты и 19°,30 долготы, когда корабль наш казался быть совсем неподвижным, учинены были мною и Г-м Горнером над наклонением магнитной стрелки следующие наблюдения:

Северное наклонение северного полюса к О — 31°,00.

Южного полюса к О — 31°,00.

Северного полюса к W — 30°,30.

Южного полюса к W — 31°,00.

Среднее из сих наблюдений есть 30°,52.

Сколько бы колебание корабля мало ни было, но нивелирование Инклинаториума крайне трудно, или почти невозможно; почему подобные сим наблюдения и не могут произведены быть с великою точностию; но не смотря на то, неверность оных не будет столько велика, чтобы нельзя было употреблять оных при теории о магнитной силе с некоторою пользою. Для сего и не упускали мы с Г-м Горнером производить таковых наблюдений, когда колебание корабля было маловажно, хотя Инклинаториум наш и не был из лучших инструментов.

Ноября 2 го при слабом северном ветре волнение было от NW так сильно, что корабль чрезвычайно качался. Сие заставляло нас думать, что у Канарских островов долженствовал дуть весьма крепкой ветр от NW. Ветр был переменной то NNW, то N, то NO.

4 го. Взяли мы с Г-м Горнером несколько лунных расстояний. Среднее из двух вычислений, из коих в каждом было по 5 наблюдений, показало долготу в полдень 22°,14,30"; по хронометрам была оная = 22°,18,00", широта в полдень = 90°,08. Склонение магнитной стрелки найдено в сей день 14°,30, западное.

6 го. На рассвете увидели мы остров Св. Антония в расстоянии от 25 до 28 миль. Ветр был весьма слабый; почему и велел я держать прямо на запад, дабы находиться от берега далее; потому что в близости высоких островов весьма часто бывают штили. В полдень были мы в широте 12°,55. Югозападная оконечность острова находилась от нас SO 24°, в 45 милях. Мы легли WSW; под вечер же, когда ветр сделался свежее, SWtW. Во всю ночь продолжался ветр умеренной. Почему и на другой еще день могли мы видеть остров Св. Антония. В полдень находилась от нас югозападная оного оконечность на SO 86°, расстоянием около 54 миль. В сие время велел я держать опять SSW. В полдень долгота средняя из многих вычислений, взятых нами с Г-м Горнером лунных отстояний, была 26°,17,07", по хронометрам = 26°,24,40". Долгота югозападной оконечности Св. Антония посредством Арнольдова хронометра No. 128, лучшего из всех наших хронометров, вычислена мною 25°,24,00". Склонение магнитной стрелки найдено 15°,6, западное.

Плавание по западную сторону островов Зеленого мыса имеет явное преимущество пред восточным опыты всех мореходцев уверяют, что на западной стороне оных пассатной ветр бывает всегда свежее; на восточной же случаются часто штили. Весьма мало есть примеров, чтобы кто либо проходил между островами Зеленого мыса и берегами Африки. Итак всем предприемлющим плавание к Экватору, советовал бы я держаться от Канарских островов такого курса, чтобы могли они перейти параллель 17°, или широту острова Св. Антония в долготе 26 1/2°, даже до 27°; после же держать курс прямо к Экватору на румб SOtS. Сим образом можно вовсе миновать острова Зеленого мыса, которые по обширности своей довольно достаточны к тому, чтобы переменить обыкновенное направление пассатных ветров. Около сих островов часто бывает ветр югозападный. Если же сего и не случится, то в близости подпасть можно маловетрию. Следственно плавание на 1 1/2 град. западнее прямого курса вознаградится довольно свежим и постоянным ветром; если же понадобятся видеть остров Св. Антония для поверки счисления, то оное в расстоянии 50 миль удобно произвести можно. Но во всяком случае должно строго наблюдать, чтобы не подходить ближе 20 или 25 миль; в противном же случае можно подвергнуться опасности привлекающего во время штилей течения ж берегу. В 1797 м году, когда находился я на Англинском линейном корабле Резонабле, шедшем в Ост-Индию, узнали мы собственным опытом, сколь опасно приближаться к сим островам, да и ныне близость оных до некоторым признакам была для нас довольно ощутительна. Ночью еще пред тем утром, в которое увидели мы остров Св. Антония, сделалось вдруг маловетрие. Но как скоро удалились мы опять от сих островов, то сделался ветр свежее,

Хотя остров Св. Антония скрылся после от нашего зрения и мы находились уже в долготе 27°; однако ветре продолжался все еще тихий переменный по большей части южный. С нетерпением ожидал я настоящего пассатного NO ветра, чтобы идти назад к востоку до 20°. Сие почитал я нужным потому, что между странами NO и SO пассатных ветров господствуют обыкновенно тихие южные ветры, и бывает сильное от востока течение, перейти же Экватор надлежало не западнее, как в долготе 24° или 25°; ибо, если проходишь оный западнее, тогда могущие случиться близкий к югу пассат и сильное течение привлекают корабли так близко к берегам Бразилии, что они не в состоянии бывают обойти мыс Св. Августина, что не редко на самом опыте случалось. Но если позволяет ветр проходишь линию под 20° или 21°, то упускать того никак не надобно, однако сие редко удается.

На сих днях ученые наши занимались многими, опытами, изыскивая причину светящагося явления в воде морской. Сии опыты, казалось, утверждали, что морская вода светится не от движения и трения частиц оной, но что действительною виною того суть органические существа. Они брали чашку положа в нее несколько деревянных опилок, покрывали ее белым, тонким, вдвое сложенным платком, на которой тотчас лили почерпнутую из моря воду; при чем оказалось, что на белом платке оставались многие точки, кои при трясении платка светились; процеженная же вода не оказывала ни малейшего света, хотя, по причине трения её при проходе сквозь опилки, и долженствовала бы вознаградиться потеря отделенных от неё, так сказать, атомов, и дать ей тот же сильный свет. Доктор Лангсдорф, испытывавший сии малые светящиеся тела посредством микроскопа и срисовавший несколько оных, открыл, что многие, превозходившие других величиною, были настоящие животные; в малых же примеинил он также организацию животных. Однако опыты сии учинены им были на другой день; почему и неизвестно, живы ли оные были в то время, когда светили, или находились уже в брожении? Они светились не всякой день равномерно, из чего заключать можно: не имеет ли влияния в свет сих животных атмосфера? не произходит ли то, может быть, от большей или меньшей електрической силы в воздухе? Сверх того, какая бы могла быть причина, что они светятся только в то время, когда движением корабля производится трение? если же того не произходит, то и света не бывает.

10 го Ноября под 13°,51 северной широты и 27°,7 западной долготы, настал пассатный ветр от NO, уклонявшийся довольно к О, и именно дул то от OtN, то от ONO. С помощию оного плыли мы, сколько возможно, к ZO. Сие сделалось необходимым потому, что мы принуждены были бороться с сильным течением, увлекавшим нас назад на 20 миль ежедневно.

15 го под 6°,58 сев. широты 21°,30 долготы, покрылось в полдень все небо облаками, в 9, часа нашел жестокой шквал с проливным дождем; так, что мы принуждены были убрать все паруса, однако оной продолжался не более получаса. В 7 часов вечера явился другой сильной шквал, продолжавшийся более двух часов. Вся ночь была очень пасмурна, а ветр слабой. Здесь был предел пассатного ветра, которого лишились мы по претерпении сих двух шквалов, и находились в полосе, в коей господствуют переменные, большею частию совсем противные ветры, частое маловетрие и штили, жестокие и частые шквалы, сопровождаемые проливными дождями; сверх того жаркой и влажной воздух, трудный к перенесению и вредный здоровью. Часто проходили многие дни, в которые не видали мы совсем солнца, платье и постели служителей нельзя было просушивать. Термометр показывал беспрестанно 22 и 23 градуса. Воздух был жаркой и чрезвычайно тяжелой. В сие время имели мы довольную причину опасаться болезней, однако к счастию не было у нас ни одного больного. К сохранению здоровья служителей употреблены были все предосторожности. От двух до четырех раз еженедельно приказывал я разводить огонь, горевший всегда 3 и 4 часа; средство беспорно преимущественное для прогнания влажности и для очищения воздуха. Тенерифской запас, состоявший в картофеле, лимонах и тыквах (pumpkins), был так велик, что и до прибытия нашего к острову Св, Екатерины не мог изтощиться. Вместо водки, выдаваемо было каждому служителю полбутылки лучшего вина Тенерифского. По утру и по полудни давали им очень слабой, но сладкой пунш с довольным количеством лимонного соку. Ни одной минуты солнечного сияния упускаемо не было, чтобы не просушивать и не проветривать служительского платья и постелей. Частые дожди, в продолжение коих запаслись мы на 14 дней пресною водою, доставили им случай перемыть белье свое, для чего и распущен был тент между грот и фок-мачтами. распущенный тент с накопившеюся водою представлял маленькое озеро, в коем около 20 человек вдруг вымыв белье и платье, купались сами и омывали друг друга. Впрочем служители переносили зной с меньшею трудностию, нежели каковую я предполагать мог. Хотя термометр редко показывал ниже 23 градусов; однако многие из них спрашивали часто: когда же настанет великой жар? так то натвердили им о чрезвычайности оного. Из сего заключить надобно, что для Россиян нет чрезмерной крайности. Они столько же удобно переносят холод 23 градусов, сколько и жар равностепенной.

Сия неблагоприятная погода продолжалась 10 дней, и мы во все сие время могли подвинуться к югу только на 9, градуса, причем боролись с сильным течением, увлекавшим нас к N на 15 и 18 миль ежедневно. По прошествии сих 10 дней настал ветр свежий, северный и продолжался около 24 часов; после склонился к SO, и сделался настоящим пассатным ветром. В сие время находились мы под 2° северной широты и под 23° западной долготы.

Ноября 22 го дня увидели мы корабль, лежавший в бейдевинд к O; я думал, что он шел в Европу, почему и хотел воспользоваться сим случаем, послать в Россию письма. Я немедленно отправил Офицера на сей корабль, на коем между тем поднят был Американской флаг. Возвратившийся Офицер объявил мне, что корабль назначен в Батавию; но не взирая на то, Капитан взял наши письма с уверительным обещанием постараться о надежной пересылке оных с мыса Доброй Надежды, куда зайти ему надлежало.[21] Долгота оного по счислению его была западнее нашей слишком 3 градуса, что и побудило его держаться к О. Я послал ему долготу, определенную посредством наших хронометров, с уверением, что он совершенно на оную положиться может. После чего переменил он свой курс и держался вместе с нами; но в следующее утро уже едва могли мы его видеть.

Пляска Арапов в празднике на О. Св. Екатерины

26 го в половине одиннадцатого часа по полуночи перешли мы чрез Экватор под 24°20 западной долготы, по совершении 30 ти дневного плавания от Санта-Круса. При 11 ти пушечных выстрелах, пили мы при сем случае за здравие ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I го, в достохвальное правление Коего мог только развеваться в первый раз Российский флаг в южном полушарии. Обыкновенное игрище в честь Нептуну не могло быть совершено, потому что никто, кроме меня, из находившихся на корабле нашем не проходил прежде Экватора. Однако Матрос Павел Куртнов, имевший отменные способности и дар слова, быв украшен трезубцем, играл свою ролю в самом деле так хорошо, как будто бы он был уже старым, посвященным служителем морского бога, и приветствовал Россиян с первым прибытием в южные Нептуновы области с достаточным приличием.

1804 год. Декабрь.

В сие время взял я курс свой к острову Тринидату; но пассатный ветр дул от SSO и SOtS. Сверх того течение от юга и востока было столь сильно, это еще в седьмом градусе южной широты перешли мы чрез меридиан Тринидатской. После сего ветр отходил к востоку и был очень свеж; почему мы и сделали довольной успех в плавании нашем к югу. Западное течение все еще продолжалось; однако было гораздо слабее, нежели в близи к Экватору. Под 14° южной широты лишились мы SO пассатного ветра, за коим следовали восточные уклонявшиеся несколько то к N, то к NW. Во все время плавания нашего сим пассатным ветром сопровождаемы были мы бесчисленным множеством рыбы, называемой Бонитом, которой удили мы по нескольку ежедневно и доставляли служителям нашим свежую и вкусную пищу; из морских рыб, известных под названием Прожор, поймали только одну. И хотя она вкусом несравненно хуже Бонишов; однако же большая часть оной была употреблена в пищу. Бывшие на корабле нашем Японцы ели сырые головы с великою жадностию.

4, 5, 7

Декабря 4 го, сделаны были мною два вычисления по взятии лунных расстояний, коих среднее показало долготу в полдень 31°,15 по наблюдениям Доктора Горнера была оная 5 минутами восточнее. Склонение магнитной стрелки по учиненным многим наблюдениям вышло 3°,01 западное; южное наклонение оной найдено на другой день 39°,00, под широтою 16°, 42 и долготою 31°,40. Взятые, многие лунные расстояния показали того дня западную долготу нашу 31°,50,45". 7 го под 19°,57 широты, 32°,12 долготы, найдено южное наклонение магнитной стрелки 36°, 48.

Лаперуз тщетно употребил несколько дней на искание острова Ассенцао (о существовании коего в продолжении 300 лет были разные мнения) между 20°,10 и 20°,50 южной широты, продолжая плыть до 7 го градуса к западу от меридиана островов Тринидатских; посему и не без причины изъявлял он свое о бытии оного сомнение, прибавив к тому, что остров сей, означен будучи под одною широтою с островами Тринидатскими, не принадлежит ли к оным? Мнение сие давно уже и до Перуза многие имели и многие оное оспоривали: так например Фрезье в описании путешествия своего в Южное море охуждаеть славного Галли, что он не поместил в своей карте острова Ассенцао, утверждая, будто бы он сам приставал к сему острову; но Галли, защищая свою карту против Фрезье, доказывает, что сей последний приставал к острову Тринидату, а не к острову Ассенцао. Но как еще по сие время многие утверждают существование помянутого острова, что и решился я плыть несколькими градусами западнее, нежели плыл Лаперуз, дабы или увериться в бытии оного, или ко всем прочим сомнениям присоединить и свое. К сему предприятию побужден я был более всего тем, что издатель Лаперузова путешествия, кажется, обвиняет Лаперуза в том, что он не искал сего острова далее, и утверждает, что он перестал искать его в то самое время, когда находился уже близ оного. Миллет де Мюро основывает свои утверждения на следующем: 1 е, что Дапре определил долготу Ассенцао 38° к западу от Парижа; но Лаперуз не простирал так далеко своего плавания; 2 е, что Лепин, Француской Офицер, уверял его, что он в 1791 году проходил мимо острова Тринидата и Ассенцао, и нашел широту первого 20°,23, последнего же 30°,38, прибавив к тому, что для определения долготы сих островов не было у него инструментов; однако же полагает, что остров Ассенцао находится во 130 лигах, или З60 милях от берегов Бразилии. Таковое утверждение, казалось мне, заслуживало уважение, А хотя Лепин и не мог определить долготу сего острова; однако, еслибы он уверен был в действительном существовании оного, то конечно не оставил бы сообщить публике точнейших известий о таковом острове, о бытии коего так долго спорили; наипаче же мог бы он известить, точно ли сходствует положение сего острова с описанием и чертежами, изданными Дапрем и Далримпелом и многими другими Географами. В сем последнем случае оставалось бы только продолжать плавание, под 20°,38 широты, до тех пор к западу, пока он будет найден.

Декабря 7 го дня в полдень находились мы в широте 19°,47, в долготе 32°,24; следовательно 21 градусами восточнее Лаперузова искания острова Ассенцао. Почему и мог я продолжать плавание всю ночь без всякого опасения миновать остров Ассенцао. Курс взят был мною таким образом, чтоб на рассвете находиться под широтою, означенною Лепином, а потом держать прямо на запад.

8 го в полдень находились мы по наблюдениям нашим в широте 20°47. Течение увлекло нас к югу несколькими милями далее 20°,38; погода, хотя была и не очень светлая, однакож зрение могло простираться даже со шканеце на 12 и 15 миль; остров же Ассенцао должен быть возвышен; а потому и надлежало бы усмотреть оной с саленга и в двойном расстоянии против упомянутого. Из сего явствует, что нам никак не возможно было миновать сего острова, если бы он существовал действительно под сказанною выше сего широтою. В 7 часов вечера в широте 20°,4, а долготе 35°,31 легли мы в дрейф.

На рассвете следующего дня (9 го Декабря) поставив все парусы, продолжали плавание свое к западу. В полдень, по наблюдениям, нашли широту 20°,46,51", а долготу 36°,19. Нева находилась от нас к северу расстоянием около 3 миль. С нетерпением ожидали мы ежеминутно услышать, что закричат с саленга: берег! берег! однакож надежда сия оказалась тщетною. В 1 часов вечера оставил я вовсе дальнейшее искание острова Ассенцао. Мы находились тогда в широте 20°,42? а долготе 37°?00 от Гринвича, а от Парижа 39°,20. И так плавание наше простиралось западнее Лаперузова, 9°,10, долготы же, под коею Дапре полагает остров Ассенцао 1°,90. Поелику мы во все время искания нашего не удалялись никак от принятой широты сего острова более 9 миль к югу, как то выше видеть можно; то и смею утверждать, что остров Ассенцао между широтами 91°,10 и 20°,30 до 37°,00 западной долготы от Гринвича вовсе не существует; следовательно и отстояние его от Бразильского берега будет малым чем более 320 миль. Все сие подает великое сумнение, чтобы Г-н Лепин находился действительно у острова Ассенцао, разве определил он широту оного неверно; но сего от Француского флотского Офицера едва ожидать можно. Не опровергая совершенно бытия сего острова, да будет мне позволено заметить, что Лаперуз имел большее право сумневаться о существовании оного, нежели издатель его путешествия доказывать противное тому удостоверительным образом.

Предоставив обретение острова Ассенцао счастливейшему мореплавателю, взял я курс свой к мысу Фрио, который желал видеть для того, чтобы увериться в точной широте оного. По испытании многих новейших; морских карт и путешествий, к немалому моему удивлению нашел я, что разные показанные широты мыса Фрио от 23°,6 отступают до 22°,34. Во Француском Астрономическом Календаре (Connoiffance des temps) показана оная, даже в продолжении многих годов, под 22°,9, равно как и в морском Словаре, изданном Гран-Преэм. В подлиннике Путешествия посольства Лорда Макартнея показана широта сего мыса под 32°,2; но это должна быть типографическая ошибка, вместо 23°, 2.[22] Кастера, Француской преложитель Макартнеева путешествия, поправил сию типографическую ошибку очень худо, поставив вместо 32°,2, 22°,2, а из сего перевода перешла уповательно ошибка и в Connoifsance des temps и в сочинение Г-на Гран-Пре. Таковая разнообразность в широте мыса Фрио не могла бы продолжаться 35 лет, ежели бы Капитан Кук в описании первого своего Путешествия упомянул об оной определительно. Однако, если бы обратили внимание на Астрономические наблюдения, учиненные в путешествиях Бирона, Картерета, Валлиса и в первом путешествии Капитана Кука, кои изданы Астрономом Уэлсом (Wales), то нашли бы, что 12 Ноября 1768 года, как в такой день, в которой Кук увидел мыс Фрио, найдена была им в полдень широта 23°,6; и поелику Кук именно говорит, что он в сей день держал курс свой на Рио-Янеиро вдоль берега лежащего на О и W; то и широта мыса Фрио долженствовала мало различествовать от найденной им в полдень. Нимало не сомневаюсь я и сам, что широта оного мыса должна быть 23°,2; ибо таковою нашел оную Сир Эрасмус Туэр и почти такая же должна она быть по приведенному мною из первого Кукова путешествия обстоятельству.

Декабря 11 го дня по наблюдениям были мы под 22°,36 широты и 40°,46, долготы. В 7 часов вечера бросили лот, глубина нашлась 50 саженей, дно каменистое.

12 го На рассвете увидели мы остров Фрио, лежащий близ мыса того же названия. Он весьма удобно узнается по глубокой долине, разделяющей его на две неравные части; в отдалении кажется он двумя островами. В полдень находилась от нас средина острова Фрио прямо на запад, чего я и желал, дабы с точностию определить широту оного; но помрачившееся небо и скрывшееся солнце воспрепятствовали сему наблюдению. По полудни небо прояснилось, и корабль не имел почти никакого колебания; при сих благоприятствующих обстоятельствах нашли мы взятием 12 азимуфов, склонение магнитной стрелки, от 2°,21, до 3°,06. Итак среднее будет 2°,49, восточное; наклонение же магнитной стрелки, в то же время, было 43°,30, южное.

13 го Декабря в полдень широта найдена 23°, 11, 45"; мыс Фрио лежал от нас NW 53°,20, расстоянием около 25 до 30 миль. Ежели принять сие расстояние, то южная широта мыса Фрио должна быть 22°,52,30"; однако, как таковое расстояние есть глазомерное, то и определение широты не может иметь желаемой точности. Определение же долготы мыса Фрио почитаю я вернее. Ежели мы с найденным на острове Св. Екатерины прибавочным ходом хронометров сообразим вычисленные нами ежедневные долготы между сим островом и местом, в котором находились мы Декабря 13 дня, то Арнольдов хронометр № 128 покажет западную долготу мыса Фрио 41°,39; по истинной же найденной сего дня долготе выходит долгота мыса Фрио 41°,36,30".[23]

В 7 часов вечера оставили мы мыс Фрио, лежавший тогда от нас NW 10° расстоянием от 18 до 20 миль, и взяли курс свой прямо к острову Св. Екатерины. Погода была светлая и прекрасная, ветр северовосточный свежий, так, что мы 16 числа в 8 часов вечера находились уже на глубине 40 саженей. Пролавировав всю ночь, увидели мы на рассвете следующего дня острова Альваредо и Тал. Погода была пасмурная и мрачная; почему и не могли мы видеть острова Св. Екатерины. И как я не имел подробной карты сего берега, а также и видов островов, лежащих пред входом к острову Св. Екатерины; то и не мог себя в точности уверить, это виденные нами острова были действительно Альваредо и Гал; почему и не отважился пройти между сими каменистыми островами; и в той надежде, что полученная высота солнца в полдень выведет меня из сей неизвестности, стал держать к северу под немногими парусами. Продолжительная пасмурная погода с сильным дождем при свежем ветре не позволяли сделать наблюдения; итак принуждены мы были держаться вблизи берега до тех пор, пока настала ясная погода.

18–20

18 го Декабря найдена по наблюдениям южная широта 26°,53,39". После сего начал я держать курс к югу в возможной близости от берега, дабы ясно осмотреть заливы с находящимися в оных каменистыми островами, составляющими прекрасные порты, которые Португальцам хотя и известны; однако я сомневаюсь, чтобы берега Бразилии описаны были ими когда либо с надлежащею точностию. Виденные нами карты острова Св. Екатерины и берега, лежащего к северу от сего острова, не слишком верны, не взирая на то, что одна из оных сочинена Португальским Географом Лопесом, другая же самая новейшая (а именно в 1803) некоторым Португальским инженером. На первой карте Астрономические определения были неверны, на последней же, впрочем подробной и с великим рачением сделанной, вовсе оных не находилось; на карте, помещенной под No. 3 в Атласе, показан северный вход к якорному месту, находящемуся между островом Св. Екатерины и малою частию матерой земли, лежащею к северу от Св. Екатерины того берега, которой мы в то время имели случай видеть. Сию карту, думаю, не почтут в Атласе моем совсем излишнею; поелику мне не удавалось и поныне видеть карты сего входа, выключая одну, находящуюся под No. 57 во второй части малого морского Атласа, изданного Беллином, которая однако же имеет много погрешностей и недостатков.

В 4 часа по полудни сделался ветр тихой. Внезапное опущение ртути в Барометре предвещало бурю. Близость берега наводила нам с начала беспокойствие; однако оное скоро уничтожилось сделавшимся с берегу ветром, сопровождаемым сильным дождем с громом, и увеличившимся после до того, что мы должны были убрать все паруса и оставаться под штормовыми стакселями и фоком. Следующего дня в полдень ветр утих так, что мы могли отдать марсели; по полудни же поставив брамсели, поворотили к берегу, которой увидели опять 20 го на рассвете; но течением от юга увлекло нас так далеко к северу, что мы должны были лавировать целой день, дабы приближиться к острову Галу. В полдень лежал он от нас на SW 22°, остров Алваредо на SW 7°, широта обсервованная была 26°,58,48". Под вечер увидели мы лодку, шедшую к кораблю нашему. Мы легли в дрейф, дабы дождаться оной. Это были Португальцы, изъявившие готовность свою провести нас между островами Альваредом и Галом, на что я сам собою по увещанию Лаперуза не смел отважиться, хотя сим путь и очень много сокращается. Мы нашли проход весьма надежным. Можно идти у самых островов без всякой опасности. Глубина уменьшается постепенно до 5 1/2 саженей, на которой мы 21 го Декабря в 5 часов вечера стали на якорь, брошенной на дно, из одного ила состоящее. Крепость Санта-Крус на острове Атомирись находилась от нас на NW 10°; средина острова Альваредо на NO 35; остров де Ратонес на SO 15; и Понта Гросса на NO 66°. Крепость Санта-Крус отстояла от нас на одну милю; местечко Сан-Михель на 5 миль.

ГЛАВА IV. ПРЕБЫВАНИЕ У ОСТРОВА СВ. ЕКАТЕРИНЫ

Прием на острове Св. Екатерины. — Установление обсерватории на острове Атомирисе. — Усмотрение повреждения мачт на корабле Неве. — Непредвидимое промедление у сего острова. — Примечания об укреплении рейда, о городе Ностра-Сенеро-дель-Дестеро, о военнослужащих, о настоящем состоянии сего владения; о торговле и произведениях оного. — Плоды и произрастения, нужные для мореплавателей, и цена оным. — Аглинской капер. — Морские и Астрономические наблюдения.

1803 год. Декабрь. 21

Едва успели мы стать на якорь, как приехал к нам на корабль Офицер из крепости Санта-Круса поздравить с благополучным прибытием; в следующее же утро имели мы удовольствие видеть у себя и самого Коменданта.

Поелику я намерен был, сколько возможно, сократить здесь мое пребывание; то и отправился сего же утра в город Ностра-Сенеро-дель-Дестеро, находившийся от нас в 91 милях прямо к югу. В сем городе имеет свое пребывание Губернатор; почему и полагал я, что в оном все наши надобности скорее исполнены быть могут. Губернатор Дон Иозеф де Куррадо, Португальский Полковник, к которому явились мы с Г. Лисянским и несколькими Офицерами для засвидетельствования своего почтения, принял нас с чрезвычайною ласкою. Немедленно изъявил он готовность свою к вспомоществованию нам во всем возможном. На каждой из кораблей наших прислал он по Сержанту и приказал им находиться под нашим распоряжением. Он взял у нас роспись всем для нас потребным припасам, и дал приказание одному Офицеру, как возможно, скорее закупить оные в разных местах на острове и матерой земле. Он был столько благосклонен, что заставил своих людей рубить для нас дрова; о сем просил я его особенно потому, что работа сия, по причине великих жаров крайне тягостная, могла бы нанести вред здоровью наших служителей. Он позволил нам учредить на малом острове Атомирисе свою обсерваторию, которая была нам весьма нужна, как для поверки хода хронометров, который на пути нашем от Тенерифа на всех трех очень переменился, так и для других полезных наблюдений, которые Доктор Горнер надеялся произвести на южном полушарии неба, к чему Европейские Астрономы редко имеют случай.

распорядив таким образом дела наши, возвратился я на корабль уже ночью. Посланник со свитою своею остался на берегу. Губернатор очистил для него половину своего дома, свиту же поместил в своем собственном загородном доме, находящемся недалеко от города в приятнейшем месте. По прибытии моем на корабль, салютовал я на другой день крепости Санта-Круса 13 ю выстрелами, на которые равным числом ответствовано было. В сей же день сделал нам честь Комендант своим посещением с несколькими Офицерами, и обедал на корабле моем. Между тем послал я одного из своих Офицеров на берег для отыскания удобного места к налитию водою и починке бочек. Он избрал для сего небольшое селение, называемое Сант-Михель, лежащее в прекраснейшем месте. Чистая вода проведена трубами от водопада к мельнице для сарочинского пшена, которая однако же редко действует. В три дня весьма легко запастися можно всем количеством воды, хотя бы оное простиралось и более 100 бочек. При сем случае встречается только одно то неудобство, что место сие отстоит от корабля на 5 миль; но если иметь большой баркас, то и сие затруднение будет не слишком чувствительно. Г. Горнер учредил свою обсерваторию еще в тот же день на показанном месте. Работа на корабле производима была с величайшею поспешностию, и я наверно полагал через десять дней быть в состоянии продолжать наше плавание, но неожидаемое донесение Г-на Лисянского лишило меня сей приятной надежды. Он известил, что мачты грот и фокь корабля Невы столь повредились, что он почитает необходимо нужным поставить новые. В стране, в коей нет никакой торговли, следовательно и людей, способных к доставлению всех надобностей для приходящих кораблей, обстоятельство сие сопряжено было с чрезвычайными трудностями, которые, без помощи Г-на Губернатора, могли бы задержать нас несколько месяцов. Поелику готовых мачт здесь вовсе нет; то Губернатор немедленно послал нарочных в близ находящиеся леса, в которых хотя и скоро найти можно годные для мачт деревья; однако же главнейшее затруднение, по причине чрезвычайной тяжести оных, состояло в их доставлении к берегу. При весьма усердном вспомоществовании Г-на Губернатора, пребывание наше здесь, посему неприятному и совсем неожидаемому обстоятельству, продлилось более 5 ти недель.

Некоторые обстоятельства требовали почти беспрестанного моего на корабле присутствия; то и не было мне возможности и случая самому узнать о точном состоянии сего селения. Впрочем каждый путешественник, хотя бы и не имел случая лично разговаривать с живущими здесь просвещенными Португальцами, сам собою удобно может приметить, что Португальское правительство оставляет здешния селения в крайнем небрежении. Если оно побуждается к сему политикою; то оная бесспорно есть самая ложная; если же произходит сие от одного беспечного небрежения; то и того еще не простительнее. Что Португалия вообще не видит своей пользы, которую могла бы иметь от владений своих в сей части света, есть такая истинна, которая уже всеми признана, и не требует более нималейшего подтверждения. Во всей Бразилии остров Св. Екатерины с принадлежащими к нему селениями матерой земли есть, может быть, такая часть владений, на которую Португальское Правительство, никогда не обращало особенного своего внимания, хотя оная такового небрежения, по весьма выгодному своему положению, здоровому климату, плодоносной земле, почве и по дорогим произведениям, никак не заслуживает.

Остров сей, отделяемый от матерой земли проливом, шириною в 200 саженей, лежит на NNO и SSW; длина оного 25 миль, ширина от 8 до 9, в некоторых же местах от 3 х до 4 х миль. Северной его оконечности найдена нами южная широта 27°,19, западная же долгота от Гринвича 47°,56. Первые об острове сем известия и первую карту, изданную с довольною точностию, доставил нам, по мнению моему, Г. Фрезье. Сравнение оной с нашею покажет маловажное различие. После Фрезье сообщил свету некоторые известия о сем острове Лорд Ансон. Лозье де Буве коснулся сего острова вь 1738 году; а несчастный Лаперуз в 1785. В 18 лет, протекших после Лаперузовой здесь бытности, не произошло, кажется, никакой существенной перемены с островом Св. Екатерины. Пространной рейд как тогда, так и ныне защищается только тремя укреплениями, из коих Понта Гросса находится на западной стороне острова; Санта-Крус на малом острове Атомирисе; и третие о 9 ти пушках на острове де Ратонесе: но из сих 9 ти пушек были только три в надлежащем состоянии. Крепость Санта-Крус есть важнейшая. Поелику здесь учреждена была нами обсерватория, то я и имел случай рассмотреть сию крепость обстоятельно. Замечания о недостатках её, упоминаемые Г. Моннерон в его письмах, суть совершенно основательны. Я нащитал в оной только 20 пушек, из коих большая часть к употреблению негодны. Гарнизон состоит не более, как из 50 ти человек. Если бы какая Держава вздумала овладеть здешними селениями; то учинить сие было бы для неё столько же удобно, сколько и Гишпанцам в 1771 году, и притом с гораздо меньшим ополчением.

Однако в таком случае продолжительное владение сим островом, без присоединения к тому близ лежащей матерой земли, есть не возможно; а сие обстоятельство и должно удерживать всякую Державу от покушения на овладение оным. Город Ностра-Сенеро-дель-Дестеро укреплен еще хуже. Малая батарея о 8 пушках у пристани есть единственная его защита. Малой открытой батареи (a barbette) на оконечности перешейка, о которой упоминает Моннерон, при нас уже не было. Гарнизон состоит почти из 500 человек; но солдаты, не смотря на то, что из Бразилии посылается в Лиссабон ежегодно множество алмазов и по 20 ти милионов крузадов, уже многие годы сряду не получают жалованья. Неоспоримое доказательство беспечного Правительства. Но что бы солдат не переморит голодом; то дают каждому в день по 20 ти рейсов, или около 4 копеек.[24] Впрочем солдаты одеты очень хорошо, что без сомнения приписать должно более попечению Г. Губернатора и полкового начальника, нежели правительству, выдающему им жалованье с таковою неисправностию. Шеф гарнизонного полка был при нас потомок славного Васко де Гамы. Со времени заведения войска в здешнем месте, постановлено правительством, чтоб всегда был начальником над оным один из сей славной фамилии. В 1785 м году, в котором заходил сюда Лаперуз, начальствовал над войском Дон Антонио де Гама.

Город имеет весьма приятное положение и состоит из нескольких сот домов, впрочем худо выстроенных. Число жителей простирается. от 2 до 3 тысяч бедных Португальцев и черных невольников. Дом Губернатора и солдатские казармы суть единственные отличающиеся здания.

Начальство Дон Иозефа де Куррадо простирается от Рио Грандо, лежащего под 32° широты южной и под 54° долготы западной, до селения Св. Павла, находящагося в широте 23°,33,10", и долготе 46°,39,10", по наблюдениям Дорта и Графа де Виллас Боас. Старания мои о получении известий о точном числе жителей сей Губернии были тщетны. Впрочем оное должно быть не велико, поелику селения находятся только по берегам, да и те подвержены частым нападениям природных Американцев, что произошло и во время нашей здесь бытности. Но сии нападения произходят без кровопролития. Природные Американцы довольствуются одним грабежем, а особливо стараются похитить, или отнять скот у Португальцев. Почва земли как на острове, так и на берегу матерой земли чрезвычайно плодоносна. Здесь родится отменной кофе и сахарный тростник. Ром хотя и уступает Ямайскому, однако делается гораздо лучше, чрез продолжительное время и плавание, как то мы узнали собственным опытом, и может равняться с ромом, делаемым на острове Св. Креста. Но, поелику иностранные корабли могут получать упомянутые произведения только за наличные деньги, здешним же жителям не позволяется отправлять оных в Европу, то и нет никакого способа к сбытию с рук сих произведений. Гдеж притеснена торговля, там не может быть и промышленности. А посему и добывают здесь оных столько, сколько нужно для собственного употребления и для нагружения двух малых судов от 70 ти до 80 ти тонов, отправляемых ежегодно в Рио-Янеиро для промены на Европейские товары; потому что из сего одного только места получают здешние жители свои жизненные потребности. Кофе и сахар продавались во время нашей бытности по 10 копеек фунт, а за Галлон рому[25] платили мы несколько меньше полупиастра. Само собою разумеется, что произведения сии были бы еще дешевле, ежели бы можно было покупать оные большими количествами, посредством торговых оборотов. Здешняя страна изобилует многими породами прекраснейших деревьев. Я собрал оных более 80 ти образцов разных пород, которые по красивому своему цвету и крепости могли бы составлять важнейший торг с иностранными землями; но сие вовсе запрещено правительством. Принц, Регент Португальский, хотя и объявил, для приведения сей Губернии в лучшее состояние, остров Св. Екатерины вольною гаванью; однако же, крайне ограничив свободу торговли, а следственно и промышленность, сделал сие мнимое свое благодеяние совершенно бесполезным. Ибо лес, как главное произведение здешней земли, запрещено вывозить вовсе; другие же произведения должно продавать только за наличные деньги. Почему и нельзя ожидать, чтобы мог когда либо придти Европейской купеческой корабль в здешнее место для того, чтобы нагрузиться товарами за наличные деньги. Я думаю, что при нынешнем состоянии острова Св. Екатерины и соседственного матерого берега, едва ли может получит полной груз и один корабль, величиною в 400 тонов. Из сего очевидно явствует, что жители, пользующиеся только правом вывозишь свои произведения в одно место Рио Янеиро, не имеют никаких видов к распространению своей торговли, которая, по сим обстоятельствам, должна навсегда оставаться, в беднейшем состоянии. Необходимых вещей, которые могли бы в изобилии здесь быть приготовляемы, как то мыло, деготь и проч. так мало, что здешние жители, по прибытии нашем, не иначе соглашались продавать нам жизненые припасы, как на обмен оных. Сассафрас и растение, из коего извлекают Касторово масло, находятся здесь везде во множестве: однако же Доктор Еспенберг не мог, достать оного и самого малого количества. Тиммерман корабля нашего, посланный мною для заготовления строевого леса, нашел в 2 х милях от Сант-Михеля такия деревья, из которых можно делать мачты для самых больших кораблей. Выше уже упомянуто, что в городе Ностра-Сенеро-де-Дестеро нет никаких купцов. если бы под покровительством правительства поселилось здесь хотя несколько оных с посредственными капиталами: то они в короткое время могли бы не только сами приобресть знатные выгоды; но и способствовали бы много к приведению здешней страны в лучшее состояние. Они скоро были бы в силах посылать несколько кораблей прямо в Португалию с богатыми грузами. Принц Регент, не объявляя гавани Св. Екатерины вольною, мог бы только предоставить здешним жителям более свободы в торговле. Объявление же порта вольным без свободной торговли, есть противоречие, которого к сожалению Лиссабонский Кабинет не примечает. Китовая ловля, обращенная не давно опять в монополию Короны, составила бы другую весьма знатную отрасль промышленности, если бы доведена была до возможного совершенства. Пока Португалия не оставит нынешних ограниченных своих планов, до того времени не престанеть она получать доходов половиною меньше, нежели сколько требуется на содержание войска и чиновников гражданских. Все сие служит единственною причиною повсюду примечаемой здесь тягостной бедности.

Корабли, идущие к мысу Горн, или на китовую у сих берегов ловлю, не могли бы желать лучше здешней пристани в случае нужды. Она гораздо преимущественнее Рио-Янейро, где с иностранцами, а особливо на купеческих кораблях приезжающими, поступают с такою же оскорбительною предосторожностию, как и в Японии. Даже Г. Кук и Банкс должны были сносить обиды, о коих одно только рассказывание возбуждает в каждом справедливое негодование. На острове Св. Екатерины, в близости коего не добываются алмазы, пользуются совершенною свободою. Гавань отменная, вода прекрасная и удобно получаемая, рубка дров не обложена платою; торгующий оными доставляет на корабль за 10 пиастров тысячу поленьев, из коих каждое длиною около трех футов. Климат чрезвычайно здоров. Служители наши в продолжении семинедельного здесь пребывания все были совершенно здоровы; только при самом начале нашего прибытия, некоторые из них на обоих кораблях чувствовали в животе жестокой рез; но оный продолжался только несколько часов и потом проходил вовсе. Жар, даже в самые летние месяцы, как то в Январе и проч. очень сносен. Термометр на корабле нашем не поднимался выше 22 х градусов. Свежей ветр с моря, ежедневно дующий умеряет оной довольно. Жизненные потребности и плоды всякого рода находятся в изоблии и очень дешевы. Мы покупали быка, весом в 10 пуд, по 8 ми, свинью в 5 пуд, по 10 пиастров; за 5 ть кур платили по пиастру. Апельсинй и лимоны пред отходом нашим не все еще созрели; однако мы могли получить оных несколько тысяч за самую малость. Арбузов, и тыкв множество. Напротив того в рыбе был недостаток, произходящий от жаркого времени года, неудобного к ловле, которая, выключая летние месяцы, по уверению жителей, ловится в великом изобилии. Для рыбной ловли не употребляют здесь никаких других судов, кроме лодок, сделанных из одного цельного дерева. Я видел некоторые из них в 30 футов длиною и в 3 шириною. Лодки сии по несоразмерной длине своей с шириною, чрезвычайно ходки; но во время волнения нельзя пускаться на них в море.

По прибытии нашем, нашли мы здесь один Аглинской капер с двумя Французскими призовыми судами, кои назначены были для китовой ловли. Корабельщики, Американские уроженцы, добровольно отдали, как то все здесь, да и самый Губернатор полагали, вверенные им суда Агличанину, овладевшему оными, вопреки всех народных прав, под пушками крепости Санта-Круса. Поступок сей казался нам столь постыдным, что мы не верили тому до насланного Вице-Королевского повеления, чтобы взять помянутых Американцев под стражу и выдать их после Французскому Правительству. Аглинской Корсар имел все качества морского разбойника. Он в верном чаянии скорого открытия войны между Гишпаниею и Англиею взял на хищническом своем поезде купеческое судно, принадлежавшее первой Державе, и не только привел сей приз к острову Св. Екатерины, где тайно распродал нагруженные на оном товары; но и, вооружив его 16 пушками, употреблял на Португальском рейде вместо брандвахты, для осматривания приходящих кораблей. Начальник сего Англо-Португальского брандвахтенного судна простирал наглость свою так далеко, что послал даже к Португальскому, пришедшему сюда военному бриггу о 18 ти пушках, свою шлюбку, для сделания обыкновенных при таких посещениях вопросов Командиру, удивившемуся не мало, что у самых пушек Португальской крепости таким образом с ним поступают. Сей бригг послан был Вице-Королем для овладения всею эскадрою Аглинских каперов. Гишпанскому вооруженному судну, бывшему брандвахтою, удалось уйти, так же и одному Французскому призу; капер же с другим призовым судном подпали власти Губернатора.

Сии, впрочем малоудовлетворительные известия о месте, где семь недель продолжалось наше пребывание, заключаю учиненными нами здесь наблюдениями, относящимися к мореплаванию и Астрономии. Вход сюда удобен. Карта, находившаяся в Атласе под No. 3 покажет то яснее, нежели описание, почитаемое мною излишним. В различении островов Гала и Альвареда нельзя ошибиться. Первой менее последнего, лежит более к северу, и очень приметен по белым длинным полосам видным на утесистых сторонах оного, и по двум малым островкам, лежащим у юговосточной оконечности. В расстоянии около 9 ти миль глубина 30 саженей, но потом уменьшается постепенно. Если случится придти от севера; то надобно держаться между островами Гала и Альвареда так, чтобы малой каменной остров Сан-Пенедо, лежащий от средины Альвареда на WNW 3 1/2 мили, находился вправе. Курс SSW и SWtS, ведет прямо к крепости Санта-Крусу. Становиться на якорь везде очень безопасно, как к северу, так и к югу от сей крепости; однако для удобнейшего сообщения с городом и местом Св. Михаила, где самая лучшая вода, выгоднее стоять от Санта-Круса к югу. Если должно идти от острова Св. Екатерины на юг; то надобно держать курс между островами Альвареда и Св. Екатерины. Проход безопасен совершенно. Буде сделается ветр противной, тогда можно лавировать без опасения; поелику глубина близ самого берега 4 сажени. У берегов Альвареда также безопасно.

Вид местечка Св. Михаила в Бразилии

Наблюдения над приливом и отливом учинены были Г. Горнером на острове Атомирисе, где находилась наша обсерватория, Примечания его о сем состоят в следующем. Прилив и отлив бывают здесь весьма неправильны и зависят совершенно от ветра. Прилив произходит от севера, а отлив обратно. Поелику ветр дует всегда почти с моря; то и случается; что отлив при свежем северном ветре часто совсем неприметен. Редко продолжается он более двух или трех часов. Точное определение полных вод при новолунии и полнолунии, при всем старании, было не возможно. Время стояния оных продолжалось по большей части от 3 х до 4 х часов, в которые неприметно никакой перемены ни в прибываемой ни в убываемой воде. Самая низкая случилась 27 го Января чрез день по новолунии при свежем северном ветре; самая же высокая, поднимавшеяся до 3 1/2 футов, была через два дня по новолунии при северовосточном ветре. Южной ветр удерживал прилив более часа.

Г. Горнер из многих меридиональных высот солнца и звезд нашел среднюю широту обсерватории, на коей установлен был квадрант, 27°,21,58". Средняя же долгота оной из весьма многих обсервованных им и мною лунных расстояний, найдена = 48°,00,00".

Хронометры, по определенному их на Тенерифе ходу, показывали;

Большой Арнольдов N 128 = — 47°,51,00";

Малой Арнольдов N 1856 = — 48°,52,45";

Пеннигтонов — 48°,9,35".

Г. Горнер, наблюдая на обсерватории почти ежедневно инструментом прохождений, как меридиональные высоты солнца и звезд, так и соответственные высоты солнца, нашел, что хронометр N 128 отставал в сутки 9" более прежнего, и после продолжал отставать еще более; карманной же хронометр N 1856 ускорял каждые сутки 5" более прежнего, но всегда оставался уже при сем ускорении.

1804 год. Январь и Февраль.

Состояние и ход хронометров в разные времена и в разных местах были следующие:

№ 128 показывал в момент среднего полудня Января 24 го 1804 го года в крепости Санта-Круса — 2 ч,25,38",5

Суточное отставание его сего числа — +18",0

Февраля 3 го — +24",0

Октября 27 го 1803 го года на острове Тенерифе — +11",40

Сентября 3 го в Копенгагене — +8",42

Июля 8 го в Санктпетербурге — +9",37

В Апреле в Лондоне — +4",88

No. 1856 показывал в момент среднего полудня 24 го Января 1804 го года в крепости Санта-Круса — 3 ч,29,32",5

Суточное в сей день ускорение его было —14,94

Октября 27 го на Тенерифе —7",56

Сентября 3 го в Копенгагене —5",56

Июля 8 го в Санктпетербурге —7",51

В Апреле в Лондоне —2", 60

Пеннингтонов хронометр показывал в то же время более среднего времени Санта-Круса = 3 ч,29,32",5

Суточное сего числа ускорение его было —7",11

Октября 27 го на Тенерифе —5",30

Сентября 3 го в Санктпетербурге —5",21

В Апреле в Лондоне — +0",70

1804 год. Январь

Склонение магнитной стрелки, которое по наблюдениям Фрезье в 1712 году было 12° восточное, нашли мы среднее двумя разными компасами 7°,50 восточное.

Наклонение по учиненным на берегу наблюдениям 53°,30 южное.

В таблицах суточных моих счислений находится столбец под заглавием истинная долгота. Здесь почитаю за нужное объяснить, на чем основываю я такое название. Само по себе явствует, что здесь слово истинная нельзя принять в самом строгом его значении, потому что наблюдения, производимые на море, не могут иметь совершенной точности, также и ход самых лучших хронометров не бывает никогда совершенно правильным, как то усмотреть можно из ежедневного сравнения их ходов. Приличнее было бы назвать: долгота ближайшая к истинной; но как оная не может много разнствовать от истинной; то по моему мнению и можно принять сие слово без опасения.

В начале плавания нашего от Тенерифа хронометры, а особливо No. 128 и малой Пеннингтонов, довольно сходствовали в ходу своем, не взирая на то, что определенная по оным долгота у острова Св. Антония, одного из островов Зеленого мыса, разнствовала 6 ю или 7 ю минутами от найденной наблюдениями, заслуживающими всякую доверенность. Сей остров находился от нас 6 го Ноября в 6 часов пред полуднем прямо на S в расстоянии около 30 миль. В сие время наблюдени

ями, учиненными Г. Горнером, найдена долгота югозападной оконечности по хронометрам № 128 — 25°, 24, 00

№ 1856 — 25°, 30, 00

по Пеннигтонову — 25°, 20, 50

По определениям Капитана Ванкувера лежит северозападная оконечность сего острова под 25°, 03 и находится 12 восточнее югозападной оконечности[26] сходственно с наблюдениями Г. Флерье; следовательно последняя должна лежать под — 25°, 15

Сию же самую оконечность Капитан Бротон определил в долготе — 25°, 16

a Г. Флерье — 25°, 14

Хотя я и очень желал бы определениями Ванкувера, Флерье и Бротона отдать преимущество пред нашими; однако в сем случае надобно было бы приписат хронометрам нашим такую неверность, которую почитаю я невозможною, a особливо No. 128, бывшему во все долговременное путешествие наше наилучшим и показывавшему по прибытии нашем в Бразилию долготу, разнствовавшую от истинной только 9 ю минутами. Также и малой Пеннингтонов хронометр в начале нашего путешествия был очень хорош; ход оного в Тенерифе и в Бразилии мало изменялся. В последнем месте долгота по оному разнствовала от истинной 9 ю же минутами. Только у мыса Горна сделался он вдруг неспособным к употреблению.[27]

Из сих примечаний о ходе хронометров должно заключить, что оные с 28 го Октября, со дня отхода нашего с Тенерифского рейда по 6 е Ноября не могли произвести столь великой неверности. Более думать надобно, что сия неверность произошла от неизбежных погрешностей в счислении пути, которое должно было принимать при вычислении долготы, дабы наблюдения, учиненные по хронометрам при взятии высоты солнца привесть к тому времени, когда остров виден был прямо на S. Сие тем вероятнее, что разность между сими двумя временами простиралась до трех часов, и что курс был прямо на W.

A пошому средний вывод долгот по сим двум хронометрам и принимаю я по 6 е Ноября за истинные. Сей средний вывод разнствовал от долготы по No. 128 = l', 35"; что и почитаю я погрешностию No. 128 в сие время.

С 6 го Ноября по 4 е Декабря не имели мы уже никакого средства к поверению наших часов, по причине неблагоприятствовавшей погоды, которая не позволяла нам учинить лунных наблюдений; произведенные же в 4 й день Декабря показали неверность No. 128 = 2, 10" Пеннингтонова = 1, 30" восточнее.

Впрочем наблюдения, учиненные 5 го Декабря суть те, на на коих основываю я, особенно поверку хода хронометров и найденную долготу истинную. Оные произведены мною при самых благоприятных обстоятельствах с величайшею точностию, и Г-м Горнером вычислены по Бирговым таблицам. Сим образом найдено, что неверность No. 128 была = +11,00", a Пеннингтонова -9, 35". По прибытии нашем к острову Св. Екатерины, которого долготу определили мы взятием многих лунных расстояний, была неверность No. 128 двумя минутами менее, нежели Декабря 5 го; (Пеннингтонов же изменился в 16 дней 19 минутами; ибо он показывал теперь столько же западнее, сколько прежде восточнее). Итак можно бы принять за погрешность No. 128, 10 минут, среднее число между 11 и 9 минутами, кои оказались 5 го и 21 го Декабря; но что бы поступить со всею точностию, то поелику разность между оными двумя погрешностями, которая составляет две минуты, не могла произойти мгновенно, разделяю я сии две минуты на 16 дней, откуда заключаю, что ход No. 128 до 8 секунд ежедневно ускорялся. От 6 го Ноября, когда погрешность No. 128 была 1,35" до 5 го Декабря, когда погрешность оказалась 11 минуть в противную сторону, целая погрешность составляет 12,35", то и сию должно разделить на число дней, протекших между помянутыми временами, то есть на 29 дней, что и даст 26", отставание No. 128 на каждые сутки. Из всего вышесказанного следует заключить, что от 28 го Октября по 6 е Ноября, средний вывод по No. 128 и Пеннингтонову показывает долготу истинную. От 6 го до 10 го Ноября уменьшается долгота по No. 128 26 ю секундами ежедневно; но от 19 го Ноября до 5 го Декабря равным числом секунд увеличивается. От 5 го до 21 го Декабря уменьшается погрешность 11 минут, ежедневно 8 ю секундами так, что по прибытии нашем в Бразилию погрешность No. 128 выходит 9 минуть.

Что бы показать, до какой степени точности доходит долгота истинная; намерен я приложить оную к долготе мыса Фрио. Декабря 13 го находились мы в полдень по наблюдениям под 23°,11,45" широты и под 41°,10,15" долготы истинной. В 7 часов пополудни лежал от нас мыс сей на NW, 10°, если принять широту его 23°,00,[28] то мы долженствовали находиться от оного в расстоянии на 15 миль; однако, мне казалось, что оное было 25 миль. Посему полагать надобно, что пополудни унесло Корабль наш течением от берега далее, нежели где нам по счислению находиться следовало. Почему расстояние и принимаю я в 20 миль. Курс корабля от полудня до 7 часов был SW 80°,30, плавание 21 миля; а потому истинная долгота, в 7 часов, вышла 41°,32,45". Но как мыс Фрио находился тогда на NW, 10°, в 20 милях; то и выходит долгота оного 41°,36,30".[29]

По наблюдениям Еразма Гауера (как то в путешествии лорда Макартнея показано) лежит мыс Фрио под 41°,31,45"; Капитана Бротона под 41°,53,12". Последний полагает разность между долготами Рио-Янеиро и мыса Фрио 58,4"; Гауер же напротив 1°,12,15". Долгота Рио-Янеиро есть 3 ч,0,20" западная от Парижа или 42°,45 от Гринвича; следовательно долгота мыса Фрио по определениям; Бротона 41°,46,56", Гауера 41°,32,45". Пока разность между меридианами Рио-Янеиро и мыса Фрио неопределена будет точнее, по тех пор можно с равною достоверностию принимать показанные Гауером или Бротоном надежнейшими. Сим хотел я только показать, что при истинной, определенной мною долготе не может быть великой погрешности; по крайней мере в том случае, когда оная приложена будет к долготе мыса Фрио.

ГЛАВА V. ПЛАВАНИЕ ОТ БРАЗИЛИИ ДО ВХОДА В ВЕЛИКОЙ ОКЕАН

Надежда и Нева оставляют остров Св. Екатерины. Новые предписания, данные командовавшему Невою. Свойства Японцев, на корабле бывших. Сильное течение при Рио-де-ла-Плата. усмотрение берега Штатов. Обход мыса Сан-Жуана и долгота оного. Приход на меридиан мыса Горна.

1804 год. Январь. 22 и 25

В 22 й день Января доставлена была для Невы фок-мачта, а в 25 й для ней же и грот-мачта. Матросы обоих кораблей работали денно и нощно, дабы привести Неву в состояние к продолжению дальнейшего плавания.

31. Февраль. 1–2

31 го Января донес мне Капитан-Лейтенант Лисянский, что он 2 го февраля может быть готов к отходу. 1 го февраля велел я поднять один якорь, привести на корабль с берега обсерваторию и послал шлюпку за Посланником, находившимся во все сие время в доме Губернатора, который принял его с величайшею учтивостию и оказал ему все возможные знаки гостеприимства. 2 го февраля прибыл Посланник на корабль, сопровождаем будучи Губернатором и несколькими его Офицерами. Как скоро показались их шлюпки, то вдруг началась пальба из всех крепостных пушек. Сему учтивству, относившемуся к лицу Посланника, отвечал я взаимно, приказав сделать 11 ть пушечных выстрелов при Губернаторском с корабля отъезде.

Долговременное пребывание наше у острова Святой Екатерины принудило нас потерять много времени и опоздать столько, что надобно было опасаться весьма сильных бурь, при обходе мыса Горна. Прежде полагал я обойти сей мыс в Январе месяце; но теперь не можно сему последовать ранее Марта; почему и было необходимо поспешат, сколько возможно, избегая всякой остановки даже и тогда, если корабли разлучатся. Пред отходом нашим из Кронштата назначил я места для соединения: порт Сана-Жульен и Валпарез у берегов Хили; но теперь принужден был сделать перемену; а потому и дал я Капитан-Лейтенанту Лисянскому следующее предписание: чтоб он, в случае первой разлуки, крейсеровал вопервых 3 дни около мыса Сан-Жуана восточной оконечности берега Штатов; если же чрез все то время не усмотрит корабля Надежды; то продолжал бы плавание в порт Зачатия, где и ожидал бы меня 15 дней: в случае же разлуки нашей, по ту сторону мыса Сан-Жуана; если 12 го Апреля будет находиться он севернее 45° и западнее 85°, тогда должен идти к порту Анны Марии у острова Нукагива, одного из островов Вашингтоновых и ожидать меня там 10 дней. Но когда Неве не удастся быть 12 го Апреля в широте 45° и долготе; 85°, чего при долговременном и трудном плавании ожидать было можно; тогда Капитан-Лейтенанту Лисянскому надлежало идти в порт Зачатия, откуда, запасясь там, как можно скорее, водою и свежими съестными припасами, отправиться к островам Сандвича, и на сем пути коснуться островов Вашингтоновых с тем, чтоб в порте Анны Марии разведать о корабле Надежде. Я предпочел порт Анны Марии порту Мадре де Диос на острове Таоватте, (названном Менданом островом святые Христины) для того, что оный по известиям Лейтенанта Гергеста, должен соединять в себе все выгоды; и что остров сей, так как и вся купа островов, открытых Американцами, ни самыми открытелями, ни Европейскими мореплавателями, находившимися у оных, после Инграма, неописаны, почему и казалось мне немаловажным узнать острова сии несколько обстоятельнее.

Крепкий северный ветр воспрепяствовал отплытию нашему февраля 3 го. Он дул с толикою силою, что отлив вовсе был не чувствителен; почему и не надеялся я вылавировать в море. Следующего дня пред полуднем дул ветр тот же и сильно. Но в половине 4 го часа по полудни нашла туча с жестокими громовыми ударами и весьма крепким южным ветром. Немедленно сделал я сигнал сняться с якоря. В 4 часа были оба корабля под парусами. Гребное судно, посланное мною за водою за час до перемены ветра, задержало нас так долго, что мы не прежде 6 часов обошли северовосточную оконечность острова Св. Екатерины, держа курс между оною и островом Альваредо. В 7 часов находилась от нас оконечность сия на SW 75°, по компасу, в 6 ти милях. По наблюдениям нашим лежит она под 27°,19,15" южной широты и 48°,00,00" западной долготы, и взята мною пунктом нашего отшествия.

5–6

Чрез всю ночь и весь следующий день шел дождь при крепком южном ветре, во время которого, держа курс к востоку, ушли мы от берега так далеко, что в 12 часов следующей ночи не могли уже достать дна, выпустив пятдесят сажен лотлиня. После сего (5 го февраля) сделался ветр от OSO; и тогда поворотили мы и держали курс StO вдоль берега. При новом ветре переменилась дождливая погода в ясную. В сие время показались уже птицы, предвестницы бури, хотя находились мы еще в широте 28°. В 8 часов вечера (февраля 6 го) найдена глубина лотом 65 сажень; грунт, ил; почему я и велел держать на один румб от берега далее и именно SSO.

7 февраля позволила нам хорошая, ясная погода взять несколько лунных расстояний. взятые мною, вычисленные по Англинскому морскому Календарю (Nautical Almanach) показали долготу в полдень 46°,34,15" запад. по французскому же (Connoissance de temps) 46°,52,30"; по хронометрам 46°,40. широта в полдень была 130°,16,40" южная. В сей день найдено склонение магнитной стрелки 11°,0,2" восточное.

С сего дня (7 го февраля) приказал я выдавать воду мерою. Для каждого без различия, от Капитана до Матроса, положено было в день по две кружки. Одним только Японцам определил я несколько большее количество. Не взирая однако на то, они только одни и роптали на сие учреждение, которое по причине дальнего до Вашингтоновых островов плавания, могущего удобно продолжаться 4 месяца, почитал я необходимым. Японцы многократно на пути нашем подавали мне причину быть ими недовольным. Едва ли можно найти людей хуже, каковы они были. Я обходился с ними с особенным вниманием, даже своенравные их против меня поступки сносил я со всевозможным терпением; но все сие, чего они никак не заслуживали, не могло ни малейшего иметь действия на их беспокойные свойства. Леность, небрежение о чистоте тела и, платья, всегдашняя угрюмость, злость в высочайшей степени, беспрестанно ознаменовывали худой их нрав. Из них должно исключить одного только шестидесятилетнего старика, которой во всем очень много отличился от своих соотечественников, и которой один только был достоин той милости нашего ИМПЕРАТОРА, что он повелел отвезть их в свое отечество. Японцы не хотели никогда приниматься за работу, даже, и в такое время, когда могли видеть, что и их помощь нужна и полезна. С толмачем своим, который худым нравомь своим нимало от них не отличался, жили они во всегдашнем раздоре. Часто клялись они явно, что будут мстить ему за то предпочтение, каковое оказывал ему Г. Посланник.

Ветр, отходя мало по малу от OSO, сделался наконец NNO, и был весьма свеж с частыми порывами, при переменной, то дождливой, то ясной погоде; почему мы имели великой успех в плавании к югу, куда курс наш был направлен.

9 февраля находились мы уже в широте 34°,38,16"; долготе по хронометрам 47°,30. В 2 часа по полуночи бывший на вахте Лейтенант Головачев приметил струю спорного течения в направлении почти NNO и SSW, простиравшуюся так далеко, сколько могло осязать зрение. Она светилась столь сильно, что по объявлению его казалась огненною полосою. Это был предел северовосточного течения, которое, с отплытия нашего от острова Св. Екатерины, увлекало нас ежедневно 15 миль к SW, но в полдень сего числа наблюдения наши показали, что корабль увлекаем был к NNO 1/2 O на 17 миль. Таковая перемена, уповательно, должна быть приписана близости устья реки Рио-де-ла-Платы, от коего находились мы тогда почти на 240 миль прямо к востоку. Следующего дня, в которой плыли мы против устья реки сей, простиралось действие течения до 39 миль в том же направлении, как и за день прежде т. е. NO 28°,30. Погода стояла по большей части хорошая, редко дул противный ветр. В широте 37 градусов увидели мы в первой раз Альбатроссов и много других птиц, почитаемых предвестниками бури. В широте 40 градусов приметили мы много больших пучков морской травы, которая обыкновенно почитается признаком близкой земли, от коей находились мы однако в 600 милях. В широте 43°, и долготе 56° бросали мы лот для познания глубины, но оный на 100 сажен пронесло. Склонение магнитной стрелки увеличивалось мало помалу.

Февраля 17 го в широте 44°,15 и долготе 56°,50 нашли мы оное 17°,37,50" восточное, вычислениями многих наблюдений, разнствовавших между собою до пяти градусов; наклонение же магнитной стрелки, в то же время при весьма хорошей погоде, когда корабль не имел почти никакого колебания, найдено 60°,41 южное. В сей день взяты мною и Астрономом Горнером многие лунные расстояния. Четырью вычислениями, из коих каждое заключало 5 ть расстояний, найдена мною средняя долгота 56°,55,25"; из толикого же числа наблюдений Астронома Горнера вышла 57°,05; хронометры показывали в тоже самое время 56°,40.

18 и 19

Февраля 18 го и 19 го дул ветр весьма свежей северной при пасмурной туманной погоде, за которою по следовал сильной гром и густой туман, так что мы несколько часов не могли видеть Невы. В 9 часов вечера туман прочистился и ночь была светлая. Приняв намерение сделать перемену в туманных сигналах, велел я лечь в дрейф и послал на Неву своего Штурмана. В сие время найдена нами глубина 85 саженей; грунт из серого песку с прочернью. Господин Лисянской уведомил меня, что найденная им в то же время глубина была 50 саженей. В полночь не достали дна 70 саженями. В полдень при пасмурном небе не могли взять высот солнечных; в восемь же часов вечера Господин Горнер, по взятым меридианным высотам звезд Сириуса и Ориона, нашел широту 48°,3. Долгота же наша по вычислению вчерашних наблюдений хронометров, приведенному к сему времени, оказалась 62°,23; а по последним обсервованным лунным расстояниям была оная 62°,50. В 10 часов, по взятии нескольких высот Альдебарана, показали хронометры наши долготу 62°,44.

При сем случае я никак не могу умолчать о чрезвычайной неутомимости Астронома Горнера, с каковою старался он во всякое время определять широту и долготу места корабля нашего. Если днем солнце было закрыто; то он непременно определял широту и долготу ночью. Часто, а особенно около мыса Горна, видев его в самую холодную и неприятную погоду, стоявшего с непобедимым терпением во всей готовности изловить, так сказать, солнце между облаками, я просил его оставить деланные им, иногда без всякого успеха, покушения; но он редко внимал моей прозьбе. Во все время сего нашего плавания очень мало проходило дней, в которые не было определено точное место корабля небесными наблюдениями. Не дружба, связующая меня с Господином Горнером, но самая справедливость обязывает меня упомянуть о таковой его неусыпности. С сего дня, т. е. 19 го февраля, до самого прихода нашего к берегам земли Штатов, приказывал я измерять глубину каждой день от 3 до 4 разов. Оная обыкновенно была 60 и 70 саженей. Грунт песчаной с черными и несколькими блестящими частицами; часто же мелкой, черной и желтой песок.

Февраля 21 го после свежого ветра, продолжавшагося около 6 часов, сделан был на Неве сигнал, что на оной повредился грот-марса-рей, и что надобно переменить его новым; тогда приказал я лечь в дрейф до окончания работы, которая совершена была в 6 часов вечера, и мы пошли опять под всеми парусами. В сей день нашли мы склонение магнитной стрелки 21°,40; восточная широта места была 49°,43 южная, долгота 65°,13 западная.

Ночью (на 22 февраля) уклонился ветр к западу. Находясь почти в средине между Фалкляндскими островами и берегом Патагонии, которого видеть мне не хотелось, держал я курс StO. Великая зыбь от юга качала корабль чрезвычайно; однакож почитал я нужным пользоваться ветром и мы плыли под всеми парусами. Сию жестокую зыбь не можно было приписывать одному только ветру, продолжавшемуся короткое время. Барометр показывал 99 дюйм. 3 1/2 линии. Надобно было ожидать от юга крепкого ветра; однако оной дул потом не очень сильно, и когда мы находились против залива Св. Георгия, то море успокоилось совершенно.

Февраля 23 го сделалась погода так прекрасна и море столь спокойно, что мы могли опустить Гельсову машину. Теплота была 12° на палубе; у самой поверхности воды 10°; в глубине же 55 саженей, где машина 10 минут находилась, термометр показал 8 1/2 градусов; глубина моря была 75 саженей. В сей самой день видели мы более 20 китов, кои по два и по три плавали вместе, и некоторые из них находились так близко пред нами, что принуждены были переменять свое направление для того, что бы не подошли под корабль. Сего дня приезжал ко мне Капитан Лисянской. Я уведомил его, что имею намерение, если только то несопряжено будет с большею потерею времени, простоять один день на якоре у острова Пасхи. Я желал не только утвердиться в верности своих хронометров; но и разведать, какой успех имело преполезное намерение Лаперуза, которой для распространения между жителями сего острова хозяйства оставил им овец, коз и свиней.

24–25

Февраля 24 го полагал я по наблюдениям нашим, что находимся в 90 милях от восточнейшего мыса земли Штатов, именуемого Сан-Жуаном. Поелику он долженствовал быть от нас на SSO; то, держав курс SO, и шли мы под всеми парусами с тем намерением, чтоб еще до захождения солнечного увидеть землю и избрать потом надежнейший курс для ночи; но тихий ветр воспрепятствовал нам исполнить сие намерение, В 7 часов вечера велел я убрать все паруса и под одними только зарифельными марселями держать к востоку. В 5 часов утра увидели мы весь берег (25 го Февраля) земли Шташов в расстоянии от 35 до 40 миль. Оный простирался от S до SO и казался прямою линиею, имевшею направление О и W и состоявшую из отдельных, островершинных гор, оканчивавшихся над морем утесами, между коими находились великия в землю углубления. На западной стороне видна была оконечность, выдавшаяся к северу, подобная тупому вертикальному каменистому утесу. Сию оконечность почитал я за мыс Сан-Диего, составляющий как восточную оконечность земли огненной, так и восточную же оконечност пролива Ле Мера при северном в оный входе. Здесь видели мы чрезвычайное множество китов и в такой к кораблю близости, что вахтенной Офицер не задолго пред рассветом, приняв многие сильно выбрасываемые ими водяные столбы за бурун, приведен был тем в немалую тревогу. Хотя ветр нам весьма благоприятствовал для прохода Лемеровым проливом; но я почел лучшим обойти землю Штатов; потому что сильное в проливе сем течение часто подвергало корабли величайшей опасности, что испытано уже многими мореплавателями; при том же и выгода от того крайне маловажна; ибо малая потеря[30] времени при обходе вознаграждается достаточно избежанием могущей случиться в проливе опасности. В 11 часов находился от нас мыс Сан-Жуан прямо на юг. Ясная погода и чистый горизонт позволили нам сделать верное определение времени, почему я и помещаю здесь долготу мыса Сан-Жуана так, как найдена она посредством наших хронометров; для сравнения же с оною предлагаются также долготы, Капитаном Куком и другими мореплавателями определенные. По ходу хронометров, поверенных Астрономом Горнером многими им произведенными точнейшими наблюдениями во время продолжительной бытности нашей у острова Св. Екатерины, вышла долгота мыса Сан-Жуана следующая:

No. 128 — 63°,42,30"

No. 1856 — 63°,49,45"

Определенная Капитаном Куком — 63°,47,00"

Капитаном Блейем — 63°,18,00"

Показанная Арросмитом, уповательно по определению Малеспина 63°,40,00"

Если определенную долготу Капитаном Блейем, поелику оная разнствует от долготы Капитана Кука полуградусом, отвергнуть вовсе; то малая разность между долготою Кука, Малеспина и найденною по нашим хронометрам, составляющая только 7,45", позволяет, чтобы определенную долготу мыса Сан-Жуана Капитаном Куком принять за истинную. При сем нельзя оставить без замечания, что весьма мало находится городов в Европе, которых бы долгота определена была с такою же точностию, с каковою назначена долгота сего голого, каменного мыса, находящагося на самом бесплодном острове в свете; однако не можно забыть и того, сколь важна точность сия для безопасности мореплавателей!

В полдень находился корабль наш от мыса Сан-Жуана в 33 милях. В сем расстоянии казался оный одною высокою горою с прилежащими к ней по обеим сторонам понижающимися возвышениями. Казалось, что земля простиралась к востоку на несколько миль далее, однако же островов Нового Года приметить мы не могли. При сем надлежит упомянуть, что хотя мы и во всю ночь при слабом ветре находились под парусами; но я не нашел ни малейшей разности между наблюдениями и корабельным счислением. Вероятно сие произошло от того, что путь наш держали мы в довольно великом расстоянии от земли, в чем последовал я совету Капитана Кука, который по причине сильного течения около берега, советует мореходцам не подходить к сему острову ближе 12 ти лиг, или 36 ти миль, выключая только тот случай, когда нужда заставит зайти в порт Нового Года. От острова Св. Екатерины до мыса Сан-Жуана принятая мною по счислению долгота разнствовала от истинной 1°,27 к востоку.

В сей день была погода светлая и прекрасная; ветр дул свежий NNO, уклонившийся под вечер к NNW. Наступившая в полдень пасмурная погода скрыла Сан-Жуан от нашего зрения. В 7 часов вечера при захождении солнца открылся он опять. В сие время видны были еще две прилежащие ж нему горы, хотя меньшие, но с острейшими вершинами. Чрез четверть часа скрылся он от глаз наших вовсе. В 6 часов прошли мы чрез полосу сильного течения, простиравшуюся в направлении от NO на SW так далеко, пока могло досязать зрение; но вне оной было много таких мест, на коих поверхность воды казалась совершенно тихою.

Таковое разнообразное состояние морской поверхности, вероятно, произошло от противустремящихся течений, из коих произведшее оную полосу долженствовало быть преимущественнейшим по стремительной своей силе, на NO действовавшей, как то наблюдения, деланные сего вечера и следующего дня, показали.

Февраль. 26–28 Марта. 2

В половине 9 го часа Астроном Горнер из взятых меридианных высот многих звезд нашел широту 54°,46, которая 15 ю милями была севернее, нежели по моему счислению; в следующий же полдень найдена, была разность 27 миль к северу и 18 миль к востоку. Обойдя мыс Сан-Жуан плыли мы при крепком северном ветре чрез всю ночь на StW. В 8 часов поутру (Февраля 26) находились мы, по счислению моему, несколькими минутами южнее мыса Горна. В сие время начал я держать курс еще западнее; но чрез полчаса после того сделавшийся ветр от SSW и уклонившийся под вечер к западу, дул так крепко, что мы принуждены были убрать все паруса и оставаться под зарифельными марселями. Во весь день показывались нам Альбатросы, морские ласточки и другие разные роды птиц бурных, ночь была так же весьма бурная с жестокими шквалами, дождем и градом. Поутру (Февраля 27 го) ветр стих, и позволил нам прибавить парусов; но волнение продолжалось весьма сильное и качало корабль чрезвычайно. Барометр, опустившийся вчера по утру с 29 на 28 1/2 дюймов, поднялся хотя опять на 2 1/2 линии; однако погода не обещала ничего доброго, и была так холодна, что ртуть в термометре опустилась на палубе до 3 х градусов. Казалось, что земля Штатов была пределом двух стран, одна другой совсем противных. До сего пользовались мы прекраснейшею погодою и почти всегда попутным ветром; что доказывается чрезвычайно успешным, 21 день продолжавшимся плаванием нашим от острова Св. Екатерины до земли Штатов. Но едва только обошли мы оную и приближились к широте мыса Горна, вдруг встретили нас холодная погода, всегдашнее мрачное небо и противный ветр от SW. Прежнее весьма счастливое плавание наполняло мысли наши приятными воображениями и мы мечтали, что чрез несколько недель пренесены будем в благословенные страны великого океана; но западный ветр, казавшийся быть продолжительным, лишил нас лестной сей надежды и доказал, что мы дерзновенно хотели полагаться на всегдашнее благоприятство ветра. Хорошая погода, которою в полдень ободриться надеялись, была, как то и ожидал я, кратковременна. В 2 часа нашел нечаянно столь жестокий шквал, что мы с трудом могли обезопасить паруса свои. После оного дул ветр хотя и крепкой, однако еще не уподоблялся шторму. В 5 часов покрылось небо облаками. По всему горизонту показались, от 5 ти до 6 градусов высотою, белые снежные облака. Столпообразный вид оных казался быть величественным, но при том и страшным. Убрав все паруса, оставили мы только штормовые стаксели и ожидали нашествия облачной сей громады, к нам приближавшейся. Она нанесла на нас шквал, сопровождаемый градом, чрезмерно свирепствовавший несколько минут и преобратившийся после в продолжительный крепкий ветр, которой господствовал во всю ночь при сильных порывах, нося корабль наш по влажным горам моря. Опустившийся после первых порывов на 2 линии барометр и настоящее возмущение в Атмосфере вообще советовали нам приготовишься к претерпению жестокой бури; по учинении сего препроводили мы ночь довольно спокойно. Ветр дул попеременно от W и SW. По утру 28 (Февраля 28 го) несколько оный уменьшился и к полудню сделался довольно умеренным. Показалось солнце; определенная нами широта была 58°,23, долгота же 64°,00. Под вечер претерпели мы опять несколько жестоких шквалов; в 8 часов настал шторм от SW и свирепством своим уподобился бывшему 15 го Сентября в Скагерраке с тою притом разностию, что волны носились здесь как горы. По утру вместо того, чтобы умягчиться, как то мы с надеждою ожидали, сделался он еще свирепее с чрезвычайно сильными порывами, сопровождаемыми снегом и градом. Во время сего шторма не видали мы более никаких птиц кроме некоторых малых, летавших около корабля нашего перед самою бурею, которая была однако последняя в сие время. Под вечер сделалась она слабее. На другой день дул ветр довольно умеренный; 2 го же Марта настал день прекраснейший. Чувствованное нами в оной ободрительное удовольствие может представить себе только тот, кто терпел на море подобное возмущение, на которое морской человек не должен бы ни как жаловаться, если бы оно не сопровождалось холодом, угнетавшим нас всех до крайности. Термометр показывал на шканцах только четверть градуса выше точки замерзания; в каюте моей в продолжении двух недель стояла ртуть в термометре всегда почти на трех градусах; однажды только показывала несколько выше 5 1/2. Посему судить можно, что каждый из нас радовался лучам солнечным и поспешал на верх, чтобы сколько нибудь обогреться. Парусы, платье и постели развесили для сушенья, бывшего весьма нужным, не взирая на то, что из каждой вахты определил я прежде того нарочного, долженствовавшего по смене с оной сушить мокрое платье на кухне. Сверх того приказывал я, как скоро только качка корабля позволяла, разводить огонь всякой день в нижней палубе, где было тогда теплейшее и приятнейшее на корабле место. В сие ж время отправляемы были и другие немаловажные работы. Во время шторма приметили мы течь в носу корабля нашего; почему и опустили на веревке Тиммермана, которой скоро нашел поврежденную доску внешней обшивки и укрепил оную свинцовым листом. Канаты от якорей отвязали, кои из предосторожности оставили до тех пор, пока обойдем землю Штатов и коих по сие время отвязать было не возможно. День сей так же нам благоприятствовал для наблюдений наших. Трое суток уже не определяли мы ни широты, ни долготы; теперь мы узнали, что во время шторма увлекло корабль наш на 25 миль к северу и 42 мили к восток и увидели, что мы в шесть дней не подвинулись ни на минуту далее к западу от мыса Сан-Жуана. Сие обстоятельство, хотя и уменьшило общую нашу радость; однако сделавшийся слабой ветр от NO и преобратившийся скоро в свежий ободрил нас опять приятною надеждою. Хотя мы и не имели ни одного больного; но продолжительная худая погода в сей дальней редко безтуманной широте, должна наконец возродить в теле начальную порчу жидкостей, могущую произвести со временем опаснейшие болезни, которых после ни бдительнейшее старание, ни усерднейшее попечение отвратить уже не возможет; почему и необходимо было брать все меры предосторожности.

Сегоднишнее спокойное положение корабля позволило нам узнать наклонение магнитной стрелки. Оное найдено среднее из многих 73°,15 южное, склонение в тоже время 24°,32 восточное. Широта была 58°,59, долгота 63°,47. В продолжении сего времени делался NO ветр все свежее; в вечеру шли мы по 9 и 10 узлов прямо к западу. В 8 часов следующего дня (Марта 3 го) обошли мы, по счислению своему, мыс Горн; следовательно находились уже в великом океане.

ГЛАВА VI ПЛАВАНИЕ ОТ МЕРИДИАНА МЫСА ГОРНА ДО ПРИБЫТИЯ К ОСТРОВУ НУКАГИВЕ

Надежда и Нева обходят огненную землю. Продолжительное низкое стояние ртути в барометре. Разлучение кораблей ко время шторма. Продолжение плавания к островам Вашингтоновым. Переход чрез южный тропик. Шестидневные наблюдения лунные. Нарочитая неверность наших хронометров. Усмотрение некоторых островов Мендозовых. Плавание вдоль берегов острова Уагуга. Прибытие к острову Нукагиве. Остановление на якорь в порте Анны Марии.

1804 год. Март. 3-11

По четыренедельном плавании нашем от острова Св. Екатерины, обошли мы наконец мыс Горн 3 го Марта в 8 часов пополуночи, как то уже выше упомянуто. В толь краткое время едва ли совершал кто либо оное. Ветр переменился почти в тот же час и, сделавшись из NO западным, дул хотя и не весьма крепко, однако сопровождаем был несколько дней сряду такою пасмурною, туманною погодою, что мы два раза по несколько часов теряли из виду Неву, свою сопутницу. Волнение было от запада очень велико и действовало на корабли чрезвычайно. Марта 5 го удалось астроному Горнеру воспользоваться солнцем на несколько мгновений за час пред полуднем. По взятии высот нашел он широту 59°,58, по счислению же на корабле нашем была оная 60°,09 дальнейшая, до которой западные ветры дойти нас принудили; определенная в сие время по хронометрам долгота была 70°,15". Марта 7 го обрадовали нас полуденные солнечные лучи. Наблюдения показали опять, что течение увлекало нас почти прямо к востоку на 13 и 14 миль ежедневно. Марта 9 го море было так спокойно, что мы могли погрузишь Гельсову машину. Термометр показал теплоту в глубине 100 саженей 1 1/2°; 60 саженей 2 1/2°; на поверхности воды 2 3/4°. Теплота воздуха была в тоже время 4 градуса. В сей же день, по взятии среднего из многих азимуфов, вышло склонение магнитной стрелки 27°,40 восточное, величайшее в дальнейшей широте нашей, бывшей в то же мгновение 59°,20, долготе же по хронометрам 72°,45. Марта 11 го находились мы уже по счислению своему полуградусом западнее мыса Виктории; однако я держал курс все еще к западу; поелику не смел положиться на продолжение южного ветра, первого во все время плавания нашего от мыса Сан-Жуана, дабы обезопасить себя от западных ветров, господствующих в здешних морях даже до поворотного круга, и дабы в большей западной долготе не иметь от оных после препятствия держать курс к северу, к коему намерен я был плыть не прежде достижения 80° долготы западной. К таковой предосторожности побуждался я примером Капитана Блейя, которой, дошед до 77° долготы, не возмог обойти земли Огненной и принужден был спуститься и взять курс после к мысу Доброй Надежды.

14–21

Марта 14 го, находились мы в широте 56°,13 и 14 долготе 82°,56; по счислению же нашему была последняя 86°,2. Из сего видно, что во время плавания от мыса Сан-Жуана увлекло течением корабль наш на 3 1/2°, к востоку. Быв теперь осмью градусами западнее мыса Пильляр, дальнейшего к W на земле Огненной (Terra del Fuego), мог я без сомнения надеяться обойти оной, даже при неблагоприятствующих ветрах; почему и начал держать курс NW, когда только ветр к тому способствовал, переменяя оной так, чтоб плыть между путями первого и второго путешествия Капитана Кука. Я надеялся пользоваться здесь по большей части ветрами от юга; вместо того ветр дул почти беспрестанно от севера, которой 16 го дня был весьма крепок. Чрезмерные волны, стремившиеся одна за другою в разных направлениях качали корабль наш жесточее, нежели когда либо во время штормов. Барометр показывал 28 дюймов и 4 1/2 линии; сие самое большое понижение точки в продолжении всегдашнего путешествия, (выключая только 1 Октября сего года), великая зыбь от NW и скорость шествия облаков, (Марта 18 го) предвещали северозападной шторм, к претерпению коего мы готовились, однако в тот самой день последовала прекрасная погода и почти безветрие. Прошедшею ночью пала весьма великая роса. Обыкновенно примечают, что она есть верной признак близкой земли; но мы не могли полагать у чтобы находились в сей стране к какой либо земле в близости. Широта нашего места была 55°,46, долгота 89°,00. В сем месте нашли мы склонение магнитной стрелки, среднее из многих наблюдений, произведенных двумя компасами, 19°59,20", восточное; наклонение 75°,30, южное. Марта 21 го в 8 часов по полуночи миновали мы по счислению нашему пролив Магелланов. Мыс Виктория, составляющий западнейшую оконечность на северной стороне пролива, находился от нас в сие время к востоку в расстоянии около 650 миль. Итак обошли мы земли Штатов и Огненную в 24 дня, что удалось нам совершить в поздное время года скорее, нежели ожидать было можно. В сем месте возвысился Барометр опять до обыкновенной своей точки, которой в плавание около Огненной земли при лучшей и худшей погоде показывал всегда шестью линиями ниже, нежели прежде.

Я продолжал держать курс все еще NW с тем намерением, чтобы не находиться в тех же местах, в которых были Бирон, Валлис, Картереть, Бугенвиль, Кук и другие, следовавшие за ними мореплаватели. Все сии мореходцы, выключая Кука, в первом его путешествии, по проходе мимо пролива Магелланова, держали курс свой почти прямо к северу. Весьма свежий, южный ветр продолжался три дня при пасмурной погоде, однако он не производил ни малейшего волнения, поверхность моря была столько же спокойна, как будто бы в заливе; при сем показывал барометр 30 дюймов и 3 линии; следовательно высота оного превозходила все прочия, бывшие на пути нашем в ясную погоду; потом сделался (24 го Марта) ветр крепкой от NNO, а наконец от NNW при весьма сильном волнении и столь туманной погоде, что мы потеряли Неву совсем из виду. Сия бурная и пасмурная погода была продолжительна. Хотя я и не редко делал сигналы пушечными выстрелами; однако ответов с Невы не могли уже слышать. Разлучение наше с нею казалось неизбежным, в чем по наступлении ясной погоды мы действительно удостоверились. В сие время широта места была 47°,09, долгота же по хронометрам 97°,04.

С 24 го по 31 е Марта продолжалась беспрестанно бурная погода с таким свирепым волнением, что корабль наш от сильной качки терпел много. Каждой день мы должны были выливать из корабля воду, что прежде случалось только по два раза в неделю. По прошествии нескольких уже недель позволила нам наконец погода 31 го Марша наблюдать лунные расстояния. Из оных вышла долгота в полдень по Аглинскому морскому Календарю (Nautical Almanach) 99°,21,15", по Францускому (Connoissance des tems) 99°,35,15"; из наблюдений Астронома Горнера по Connoissance des tems 99°,28,00"; по Арнольдову хронометру 99°,55,45", следовательно 24 минутами западнее, нежели средняя по Горнеровым и моим наблюдениям.

1804 год. Апрель. 3

Апреля 3 го могли мы опять взять многие лунные расстояния. Средняя по моим наблюдениям долгота в полдень найдена по Connoiыsance des tems (по которому одному буду я в последствии делать исчисление долготы) 101°,31,45"; по большому Арнольдову карманному хронометру No. 1856, 102°,00,00". Сии оба хронометра, разнствовавшие между собою 15 го Марта 12 ю минутами, сблизились опять и не сходствовали в сей день только 30 секундами. Наблюдения, произведенные нами 31 го Марта и 3 го Апреля, показали, что долгота по хронометрам оказалась западнее, и именно 31 го Марта 24,15"; 3 го же Апреля 27,15". Не возможно было ожидать, чтоб оные, при плавании нашем из жаркого места в холодное, а потом опять в теплое, могли оставаться всегда верными. По такому обстоятельству мы должны были полагаться только на долготу, найденную наблюдениями лунных расстояний и по взятии множества оных в несколько дней сряду определять ход хронометров.

Склонение магнитной стрелки найдено в сей день 9°,36,48" восточное, среднее из многих наблюдений, разнствовавших между собою от 10°,29,20" до 8°,57,40", широта в то же мгновение была 38°,02.

Апреля 8 го велел я осмотреть всех нижних служителей, дабы удостовериться, не имеет ли кто признаков цынгонтой болезни. Около 10 ти недель уже находились мы беспрестанно под парусами, и в последние шесть терпели худую и влажную погоду. Доктор Еспенберг не нашел ни на одном ни малейших признаков сей болезни и уверял меня, что десны у всех были тверже и здоровее, нежели каковыми казались при осмотре в Кронштате. Итак осмотр сей кончился к нашему удовольствию. Только на повара нашего, Немца, имевшего чахотку, нельзя было надеяться, чтобы он остался жив во время нашего путешествия. В Бразилии, видев худое состояние его здоровья, уговаривал я его там остаться и предлагал ему все возможные средства к обратному в свое отечество возвращению; однако он не хотел на то согласиться; оставить же его там против собственной его воли мне не хотелось.

Приближаясь к местам, в которых ежедневно становилось теплее, не приказал я давать более служителям коровьего масла; вместо же оного удвоить на каждого количество уксусу и сахару, чтобы они могли пить чай во время своего завтрака. Апреля 10 го был прекрасной и теплой день, первой со времени отплытия нашего от острова Св. Екатерины. Полагая наверно, что худая погода на долго нас оставила, начали мы с нынешнего дня заниматься разными работами, которые в хорошую только погоду на корабле производимы быть могут, что продолжалось почти до прибытия нашего ж острову Нукагиве. Парусники починивали старые паруса для употребления при пассатных ветрах, дабы хорошие сберечь для худой погоды в широтах дальнейших. Кузнец, кончив разные на корабле нужные поделки, приготовлял топоры и ножи для мены с Островитянами сего моря. Матросы по поднятии из трюма пушек и поставлении оных на свои места, обучаемы были Графом Толстым стрельбе и военной екзерциции.

Следующего дня, при весьма ясной и тихой погоде, (11 го Апреля), нашли мы южное наклонение магнитной стрелки, среднее из многих приемов, разнствовавших между собою довольно, 58°,54; склонение оной в то же время 5°,52 восточное. Широта нашего места была 31°,07 юж. долгота 100°,56 запад.

Апреля 12 го свирепствовал ветр несколько часов. В три часа по полуночи нечаянная перемена в теплоте воздуха предвозвестила ветр со стороны южной, которой чрез несколько часов и последовал. Он дул прежде от SW, потом от S, наконец от SO и был так свеж, что поставив все паруса велел я держать курс на NNW; потому что принужденным нашелся оставить свое намерение продолжать плавание гораздо далее к западу. Бывшие, беспрестанные ветры от NW увлекли корабль наш до 99 градуса долготы; почему я, не надеясь на постоянство попутного ветра прежде достижения SO пассата, не смел терять ни мало времени, ибо по настоявшим обстоятельствам должен был решиться идти прямо в Камчатку с тем, чтобы, выгрузив там товары Американской Компании, отправиться после с посольством в Японию. Так расположась должен я лишишься надежды сделать какие либо открытия в великом Океане, чем давно уже занимались мои мысли, произведшие и начертание к сему предприятию. Окончание дел посольственных в Японии, к исполнению коих требовалось по крайней мере 6 месяцов, предполагало невозможность отправиться оттуда в Камчатку прежде Мая будущего года; почему, сходственно с инструкциею, не имел я довольной причины поспешать в Японию, и мог бы месяцы Июнь, Июль и Август употребить для основательнейшего осмотрения мало испытанных стран сего Океана; но другая немаловажная обязанность заставила меня пожертвовать оной таковым предприятием. Выгод Американской Компании нельзя было оставить без особенного внимания. Находившиеся на корабле нашем товары сей Компании, наипаче же железо и такелаж, должен был я неминуемо доставить в Камчатку в возможной скорости. Сверх того ясно предусматривал я, что большая часть груза, в продолжении шестимесячного пребывания нашего в Японии, должна непременно подвержена быть немаловажному урону, a особливо водка, которой имели мы знатное количество, и многократным на пути своем осмотром оной уверились в великой худости бочек. Итак одного из главнейших предметов плавания нашего, состоявшего в том, чтобы доставить Американской Компании средства к приведению в лучшее состояние её торговли, не могли бы мы достигнуть; притом же нельзя было точно надеяться, чтобы посольство в Японию могло быть сопровождаемо желаемым последствием, а посему и путешествие наше, сопряженное с великими издержками, не имело бы успеха ни в одном из двух важнейших своих предметов. Назначенный в Камчатку богатой груз Американскою Компаниею был незастрахован. Сделанная мне и Офицерам моим доверенность Директорами её обязывала нас стараться сколько возможно обезопасить оный. Посланник, уполномоченный Американскою Компаниею к наблюдению её выгод, не мог не усмотреть великой пользы, могущей произойти от сделанной мною перемены прежнего плана, и на то не согласиться. При сем обстоятельстве должен был я так же оставить и намерение свое коснуться острова Пасхи, находившагося от нас почти на запад в расстоянии около 500 миль; не взирая даже и на то, что я полагать мог, что Капитан Лисянской, не знавший о новом моем намерении идти прямо в Камчатку, может быть, будет держать свой курс к оному, в надежде соединишься там с нами.

Два дня продолжавшийся ветр от SO и OSO заставлял уже нас думать, что мы дошли до пассатного ветра, однако он уклонился потом опять к NO и NNO. Я переменял курс свой одним или двумя румбами, сообразуясь с тем, чтобы не находиться в близости путей Гг. Валлиса и Бугенвиля. В сие время был беспрестанно днем один Матрос на салинге, ночью же на бушприте. Тому, кто усмотрит прежде всех землю днем, обещал я дать десять, а ночью пятнадцать пиастров в награждение.

17–19

Апреля 17 го перешли мы южной тропик в долготе 104°,30. Прекрасная погода позволила нам 18 го и 19 го чисел взять несколько лунных расстояний, по коим найдена долгота в полдень:

Апреля 18 го = 106°, 51,23"

Апреля 19 го.= 108°,4,12"

А по Арнольдову хронометру No. 128

18 го Апреля = 107°,20,52"

19 го Апреля = 108°,29,15"

Итак No. 128 показывал 27 5 46" западнее.

Склонение магнитной стрелки 18 го Апреля, в широте 22°,20 найдено 5°,49 восточ.; южное наклонение было в тот же день 47°,00. Апреля 21 го в широте 20°,58 и долготе 110°,46 найдено южное наклонение магнитной стрелки 41°,00; склонение же 5°,12 восточное. Поелику от сих мест до Сандвичевых островов склонение магнитной стрелки мало переменяется и показывает не более трех и 5 1/2 градусов; то я и буду оное означать только при наблюдениях наклонения.

Апреля 22 го в широте 26°,00, по претерпении нескольких шквалов, скоропостижно. нашедших от NO и SO и разорвавших несколько старых парусов наших, настал действительный пассатный ветр от OSO, которой переменяясь из свежого в слабой и обратно, сопровождал нас до прибытия к островам Вашингтоновым. В сие время начал жар увеличиваться. Термометр в каюте моей, холоднейшем на корабле месте, поднялся до 22 1/2 градусов; на шканцах в тени до 23 1/2. Сия продолжительная ясная погода позволила нам с Астрономом Горнером наблюдать лунные расстояния шесть дней сряду. Весьма близкое сходство сих наблюдений возбуждает к ним доверенность и больше потому, что Астроном Горнер вычислил почти все оные по Бирговым таблицам. Сии наблюдения важны потому, это на оных основывается определение долготы островов Мендозовых и Вашингтоновых, разнствующей от определенной для первых Куком, для последних Вильсоном и Маршандом, несколькими минутами. Погрешность хронометра No. 128 сих шестидневных наблюдений = 1°,00,30" западнее. Сия погрешность употреблена при определении по хронометру всех долгот островов Мендозовых и Вашингтоновых 6 го и 7 го Мая.

В сие время начал я держать курс так, чтобы войти в средину между островами Фетуга (по Кукову Гуд) и Уагуга (по Гергестову Рио). При каковом положении можно видеть с корабля оба острова.

Мая. 5–6

Ночью на 5 е Мая был жестокой гром с сильным дождем и несколькими шквалами. К утру хотя дождь и перестал; однако небо было очень облачно и воспрепятствовало нам наблюдать в сей день лунные расстояния. В полдень широта нашего места была 9°,20 южн. долгота по хронометру, исправленному последними наблюдениями лунных расстояний, = 137°,08, запад. Ночью, по причине свежого пассатного ветра плыли мы под немногими парусами. На рассвете увидели остров Фетугу, находившийся от нас на SW, 50° в расстоянии от 30 ти до 35 ти миль. Остров сей возвышен, но невелик. Он состоит из одной высокой каменной горы, которой вершина почти совсем плоская, с малою пологостию от севера к югу. На северной оконечности приметно большее разделение оной на два возвышения. На карте Капитана Кука показаны с южной стороны некоторые каменные малые острова; но мы их не видали. Вместо же оных видели несколько таковых на северозападной и западной сторонах, из коих иные довольно высоки и круглы, другие же имеют пирамидальную фигуру. Они находятся от острова в расстоянии 250 и 300 саженей. Капитан Кук, не доходивший далее 9°,20 к северу, имея сей остров на WSW, не мог видеть сих каменных островков, лежащих на северозападной и западной сторонах. В половине 7 го часа увидели мы так же и остров Огиваоа, который Мендана назвал Домиником. Мы почли его сначала островом Мотаном (по Менданову Сан-Педро). Восточная оконечность оного находилась от нас SW 15° по компасу, средина же SW 17°,30. Вид сего острова казался быть точно сходственным с описанием Капитана Кука. Но как мы были в расстоянии 35 миль, то и невозможно было осмотреть его точнее. В 9 часов находилась от нас восточная оконечность сего острова прямо на S. Астроном Горнер и Лейтенант Левенштерн взяли в то же мгновение высоты солнца для определения времени, из коих по принятой погрешности хронометра найдена долгота 138°,23. Западной оконечности сего острова не могли мы видеть ясно. В 8 м часов приказал я держать путь WNW с тем, чтобы видеть в полдень остров Уагуга прямо на W, для безошибочного определения широты оного. В 10 часов усмотрели мы сей остров на WtN, по прошествии нескольких потом минут находилась от нас средина острова Фетуга точно на S. Долгота сего острова по наблюдениям нашим найдена 138°,29,30", которая от долготы 138°,48, определенной Куком разнствует 18,30"; найденная нами широта посредством измерения углов и взятия пеленгов севернее Куковой 3 мя минутами. В самой полдень отстоял от нас двувершинной Пик острова Уагуга, прямо на W в расстоянии около 18 ти миль. Полуденная высота солнца наблюдаема была Астрономом Горнером, Лейтенантом Левенштерном и мною со строгою точностию; широта же найдена 8°,55,58", под коею лежит сей двувершинной Пик, казавшийся мне на средине острова, или несколько подалее от оной к S. Остров Фетуга, скрывшийся скоро после от нашего зрения, лежал от нас в полдень на SO 28°.

В сие время поплыли мы вдоль острова Уагуга, в расстоянии от оного от 6 до 7 миль, в коем не могли достать дна 100 саженями. Сей остров имеет вид весьма особенной. От востока к западу возвышается земля до нарочитой высоты, на средине сего острова находится довольно высокая гора, оканчивающаяся к западу почти утесом, в некотором малом только отдалении к западу видеть можно упомянутой двувершинной Пик. Когда восточнейшая оконечность находилась от нас на NWtW, тогда двувершинной Пик скрылся; высокая же гора, находящаяся на средине, представляла вид купола; на западной стороне оной пирамидообразной столб особенно отличался. На южной стороне видны два малых залива, в коих, вероятно, найти можно место для якорного стоянья. Впрочем кажется, что оные мало защищены от ветров. Западная часть сего острова казалась мне быть плодоноснейшею; ибо хотя и довольно возвышена, однако ровнее восточной, где то глубокия долины, то выдавшиеся камни попеременно представляются, из коих последние составляют род Пиков, по которым уподобляется сей остров земле Штатов, только кажется менее бесплодным. У западной оконечности сего острова виден каменной остров около полуторы мили в окружности. Между сим и оною находится плоской камень видом своим подобной на гробницу. Остров понижается мало по малу, оканчиваясь к западу утесистою весьма выдавшеюся туповатою каменною возвышенностию, за коею на западной стороне должна вероятно находиться безопасная пристань, которой не могли мы однако изведать. Хотя мы плыли в недальном расстоянии от острова и ветр был умеренной, но к нам не приходила ни одна лодка. Во многих местах видели мы дым, но из жителей не приметили ни одного человека. Когда восточная оконечность сего острова была от нас прямо на N, тогда Астроном Горнер наблюдал высоту солнца для определения времени, из чего долгота, по исправленному хронометру, вышла 139°,05,00". Остров сей лежит в направлении от ONO на WSW и имеет в длину 9 миль. Помянутое нами описание сего острова весьма сходствует с описанием Лейтенанта Гергеста и Астронома Гуча; но снятой нами вид южной стороны разнствуеть от Гергестова, которой подходил только к западной стороне. Средина острова Уагуга лежит, по наблюдениям нашим, под 8°,54,30" южной широты и 139°,9,30" западной долготы. Гергестом же определенная широта 8°,50,З0", а долгота 139°,9,50".

В 5 часов по полудни увидели мы остров Нукагива, покрытой туманом; почему и не могли с точностию определить, в каком находились мы тогда от него расстоянии. В 6 часов приказал я убрать все паруса и мы остались под одними марселями. Поелику расстояние между островами Угагуга и Нукагива по Арросмитовой карте, на которую более я полагался, нежели на Гергестову, находящуюся во втором томе Ванкуверова путешествия, долженствовало составлять 27 миль; то я, переплыв половину оного, поворотил к северу. Но по прошествии часа находились мы так близко к берегу, что принужден я был поворотить к югу. Сие доказывает, что расстояние показано гораздо большим, нежели каково есть в самом деле, что подтвердилось после нашими измерениями. Оно составляеит от западной стороны острова Угагуга до мыса Мартына юговосточной оконечности острова Нукагива только 18 миль. Гергест полагает оное в 20, Вильсон же в 27 мили. Судя по сему не усматриваю я, что побудило Арросмита не принять Гергестова определения как долготы и широты, так и взаимного положения островов Вашингтоновых. Мне кажется, что ему следовало бы к воспитаннику Капитана Кука и Астроному иметь более доверенности. Хотя Гергест не везде и не во всем справедлив; однако определения его гораздо вернее, нежели Маршандовы и Вильсоновы. При описании острова Уагуга Арросмит никому не мог лучше следовать, как только Гергесту; потому что Маршан не видал его вовсе, a Вильсон видел может быть только издали. Известия первого открытеля сего острова Американца Инграма и его соотечественников, бывших у оного, не доходили никогда до моего сведения.

Изображение Нукгиванца насекающего другому на теле узоры

Мая 7 го на рассвете дня держал я курс на северовосточную оконечность острова Нукагива, отстоявшего от нас на NW в расстоянии 15 ти миль. Остров Уапоа лежал от нас в то же время на SW в 24 милях. Высокие утесистые камни на сем острове придавали ему в сем расстоянии вид древнего города с высокими башнями. В 10 часов находились мы против залива, который Гергест назвал Контрольным. Здесь приказал я лечь в дрейф и спустить два гребных судна, на которых послал я Лейтенанта Головачева и Штурмана для измерения глубины. Мыс Мартин и западная оконечность залива Контрольна отличаются особенно, первой выдавшимся утесом, последняя же большею каменною горою черного цвета, лежащею на полмили к западу от Мыса Мариина. Хотя залив сей и защищен довольно от ветров; однакож, как кажется, больших выгод не обещает. Скоро увидели мы несколько человек Островитян, бегавших по берегу; но не смотря на слабый ветр, мы не видали ни одной лодки, которая бы шла к кораблю нашему. Сие подавало нам причину думать, что они мало упражняются в мореплавании. Во время бытности нашей на сем острове удостоверились мы в том на самом деле. Глубина у сего острова столь велика, что доколе не подошли мы на расстояние двух миль к берегу, не могли достать дна, а потом нашли глубину 50 сажень, грунт мелкой песок. Сия глубина не уменьшалась более как 15 саженями; ибо у самого берега была 35 сажень. По отправлении своих гребных судов держали мы паралельно к берегу в расстоянии не более одной мили, но при всем том не могли усмотреть гавани Анны Марии. Весь берег составлен почти из непрерывных рядов отдельных, вертикальных, каменных возвышений; к нему прикасается целая цепь гор, простирающихся далее во внутренность острова. Сии неровные, голые, каменные возвышения представляют унылой вид зрению, увеселяемому некоторым образом только одними прекрасными водопадами, которые в недалеком один от другого расстоянии, стремяся по каменным возвышенным около 1000 футов утесам, низвергаются в море. На вершине одной горы видно было четвероугольное каменное строение, подобное башне. Оно невысоко, без кровли, и окружено деревьями. Прежде почитал я оное Мораем или кладбищем. После же быв в Морае, находящемся в долине Тайо-Гое, не видал я подобного строения; почему и заключил, что оное, вероятно, есть род крепости; впрочем не удалось нам получить о том основательнейшего известия. У самого берега на низких камнях были много собравшихся Островитян, привлеченных, уповательио, туда любопытством; однако большая часть оных удила рыбу. В 11 часов увидели мы к Весту лодку, к кораблю нашему на веслах шедшую. На ней было восемь гребцов, Островитян. Поднятой на ней белой флаг возбудил наше внимание. Сей Европейский мирный знак заставил нас думать, что на лодке должно находиться Европейцу. Догадка наша была справедлива. На лодке был один Агличанин, которого в начале почли мы природным Островитянином; потому что все одеяние его, по здешнему обычаю, состояло в одном только поясе. Он показал нам аттестат, данной ему двумя Американцами, коим во время их здесь бытности особенно способствовал в доставлении дров и воды, при чем засвидетельствовано, что он поведения хорошего. Он предлагал нам так же свои услуги, кои приняты мною охотно; ибо для меня было очень приятно иметь такого хорошего толмача, при помощи которого мог я надеяться узнать точнее и обстоятельнее о нравах и обычаях жителей сих мало известных островов, чего иначе не мог бы я сделать в столь короткое время, каковое намерен был здесь оставаться. Без знания языка почти все основывается на догадках, которые обыкновенно подвержены бывают великим погрешностям. Агличанин сей рассказывал нам, что он живет здесь уже семь лет, и что он был высажен с Аглинского купеческого корабля возмутившимися на нем Матросами, к стороне которых он не пристал. Здесь он женился на Королевской родственнице; почему и уважаем чрезвычайно; следовательно не трудно для него оказать нам полезные услуги. Между прочим советовал он нам опасаться одного Француза, находившагося также здесь уже несколько лет, которой добровольно с своего корабля остался на сем острове. Он описывал его как самого худого человека и называл своим врагом непримиримым, которой употребляет все средства к оклеветанию его пред Королем и Островитянами, прибавив к тому, что нередко уже покушался он и на жизнь его. И так даже и здесь не могла не обнаружиться врожденная ненависть, существующая между Агличанами и Французами. В бытность нашу на острове Нукагива употреблял я все возможные средства к восстановлению между ими согласия. Я представлял им, что они, будучи поселены судьбою между народом неверным, обманчивым и жестоким, как то самый уверяет их опыт, обязаны непременно для собственной своей пользы жить в согласии и дружестве. Не преминул я повторять им многократно, что единодушие и дружество, при благоразумном употреблении превосходнейших их знаний, суть единственные средства возъиметь верх над всеми Островитянами; в противном же случае должны они ежеминутно опасаться соделаться безвременною жертвою своей зловредной взаимной ненависти. Они дали мне наконец обещание примириться между собою и жить в дружеском согласии, в доказательство чего в присутствии моем, в знак восстановления всегдашнего мира, пожали друг другу руки. Но Агличанин, по имени Робертс, сказал мне при самом Французе, что он не смеет положиться на таковое дружеское с ним примирение; поелику неоднократно уже просил он его жить с ним согласно и дружелюбно, но он никогда тому не хотел следовать. При сем не упустил он прибавить, указывая на противулежащий каменной остров: что удобнее сделать оной подвижным, нежели согласить Француза к постоянному дружественному с ним соединению.

В полдень стали мы на якорь в порте Анны Марии на глубине 16 саженей, грунт мелкий песок с глиною, в расстоянии несколько более полумили от северного и на четверть мили от южного берега. Другой якорь бросили на SW. Малой остров Матаное, при западной стороне входа, лежал от нас на SW 30°, остров же Маттау, лежащий на восточной стороне входа прямо на S; небольшая река, из которой брали воду на NW, 11°.

ГЛАВА VII. ПРЕБЫВАНИЕ У НУКАГИВЫ

Мена вещей с Островитянами. Совершенный недостаток в животных, в пищу употребляемых. Посещение Короля. Приход Невы. Недоразумение Островитян. Вооружение их на нас. Вторичное Короля посещение. восстановиение согласия. Осмотр Морая. Открытие новой гавани, названной Портом Чичаговым. Описание долины Шегуа. Надежда и Нева отходят из порта Анны-Марии к островам Сандвичевым.

1804 год Май.

Едва только бросили мы первый якорь, вдруг окружили корабль наш несколько сот Островитян вплавь, предлагавших нам в мену кокосы, плоды хлебного дерева и бананы. Всего выгоднее могли мы променивать им куски старых, пяти дюймовых обручей, которых взято мною в Крондштате для таких случаев довольное количество. За кусок обруча давали они обыкновенно по пяти кокосов или по три и по четыре плода хлебного дерева. Они ценили такой железный кусок весьма дорого; но ножи и топоры были бы для них еще драгоценнее. Малым куском железного обруча любовались они как дети и изъявляли свою радость громким смехом. Выменявший такой кусок показывал его другим около корабля плавающим с торжествующим видом, гордяся приобретенною драгоценностию. Чрезмерная радость их служит ясным доказательством, что они мало еще имели случаев к получению сего высоко ценимого ими металла. По объявлению Робертса, семь лет уже здесь живущего, приходили сюда во все сие время, только два малые Американские купеческие судна.

Узнав, что здесь мало свиней, велел я разгласить, что ножи и топоры промениваемы будут только на оные. Служителям корабля тотчас по прибытии дано от меня приказание, чтобы они до тех пор, пока не запасемся съестными припасами, не выменивали ничего у Островитян, хотя бы случились какие либо и редкости. Для избежания всякого притом беспорядка определил я надзирателями Лейтенанта Ромберга и Доктора Еспенберга, и им только одним позволил покупать жизненные потребности; но когда открылось, что свиней получить было не можно, в кокосах же и плодах хлебного дерева недостатка быть не могло; то по нескольких днях и отменил я сие приказание, позволив выменивать все, что кому понравится, или что попадется из редкостей сего острова.

Грудное изображение мужчины острова Нукагивы

Грудное изображение женщины острова Нукагивы

В 4 часа пополудни прибыл на корабль к нам Король со своею свитою. Он назывался Тапега Кеттонове, человек лет около 45, весьма сильный и благообразный, имевший толстую широкую шею; цвет тела его очень темный и близкий к черному, весь испещрен насеченными на коже узорами даже и на обритой части головы. Он не отличался наружно ни чем от своих подданных, и был также весь голой, не имея на себе ничего, кроме Чиабу.[31] Я повел его в свою каюту, подарил ему нож и аршин двадцать красной материи, которою он тотчас опоясался. Свиту его составляли по большей части родственники, кои также были одарены мною. Робертс не советовал мне быть щедрым, говоря, что сии Островитяне непризнательны, и что я и от самого Короля не получу ни малейшего отдарка. Не имев намерения ожидать чего либо взаимно и одаряя их вещами малоценными не последовал я его совету. При сем первом случае не упустил я обратить внимания Короля на величину корабля нашего и на множество пушек, уверяя его притом, что не желаю никак употреблять оных против его подданных, если только он даст им строжайшее приказание не делать против нас никаких худых поступок. Я думал прежде, что власть Королей островов сих столько же велика, как на островах Сандвичевых и Дружественных; однако скоро уверился после о противном тому. Он вышед из каюты на шканцы и, увидев там малых Бразильских попугаев, удивлялся им крайне, изъявлял чрезмерную радость, сел пред ними, рассматривал и любовался долго. В намерении приобресть его благоприятство подарил я ему одного из оных. На другой день прислал он ко мне свинью. Почему я и заключил, что Робертс худо перевел ему мои мысли и заставил его думать, что я ему попугая не дарю, но продаю. При захождении солнца поплыли все мущины к берегу; но женщины, более ста, оставались у корабля, близ коего плавали они около пяти часов, и употребляли все искуства, как настоящие в том мастерицы, к обнаружению намерения, с каковым они сделали нам посещение. Наконец они уже не сомневались, как я думал, и сами в том, что мы желания их уразумели; потому что их телодвижения, взгляд и голос были весьма выразительны. Корабельная работа, коей прервать было не можно, препятствовала обращать на них внимание, и я отдал приказ, чтобы без особенного моего позволения не пускать на корабль никого ни из мущин ни из женщин, выключая одну Королевскую фамилию. Но когда наступил вечер и начало темнеть; то просили сии бедные творения пустить их на корабль таким жалостным голосом, что я должен был то позволить. Но дабы таковое принятие их на корабль служители не почли разрешением к удовлетворению их сладострастия, то по прошествии двух дней пресек я опять сие посещение женщин, не взирая на то, что каждый вечер плавало их более пятидесяти, которые не отступно просились на корабль, и не прежде удалились от оного, как быв устрашены ружейными выстрелами. С достоверностию полагать надобно, что такое всеобщее унижение сих островитянок произходит не столько от великого легкомыслия и необузданного возжделения, сколько от противуестественных и варварских поступков с ними мужей и отцев их, посылавших жен и дочерей своих для приобретения кусков железа или других малостей. Сие ясно доказывается тем, что отцы и мужья каждое утро приплывали им на встречу для приняитя высокоценимой ими добычи. Собственными глазами моими видел я одного мущину, плававшего около корабля с девочкою лет от 10 ти до 19 ти, уповательно его дочерью, и предлагавшего ее к услугам любострастия. Но более всего удивило меня, и в то же время произвело мое отвращение, что некоторые девочки не старее осьми лет с таким же бесстыдством торговали собою, как осмнадцати и двадцати летния их подруги. С сожалением и ужасом смотрел я долгое время на сии бедные творения, казавшиеся по всему совершенными ребятами. они смеялись, резвились и шутили как дети, не имея ни малейшего понятия о своем жалком положении.

Мужчина острова Нукагивы

На другой день по утру окружили корабль многие сотни плававших Островитян, принесших в руках и на головах кокосы, бананы и плоды хлебного дерева для продажи. Королевская фамилия прибыла на корабль по утру в 7 часов, которую повел я в каюту для того, чтоб одарить каждого. Портрет жены моей, написанный маслеными красками, обратил особенно на себя их внимание. Долгое время занимались они оным, изъявляя разными знаками свое удивление и удовольствие. Кудрявые волосы, которые вероятно почитали они великою красотою, нравились каждому столько, что всякой на них указывал. Зеркало так же не меньше их удивляло. Хотя они и осматривали стену позади оного для изведания странного сего явления; однако нельзя думать, чтоб некоторые из них не имели случая видеть оного прежде. Но большое зеркало, в коем видеть могли все тело, долженствовало быть для них нечто новое. Королю понравилось смотреться в него столько, что он при каждом посещении приходил прямо в каюту, становился пред сим зеркалом и из самолюбия ли или любопытства смотрелся в него, к немалой моей скуке, по нескольку часов сряду.

Вознамерясь ехать на берег как для отдания визита Королю, так и для осмотрения пресной воды, которою налиться следовало, и не желая, чтоб в отсутствии моем находились на корабле гости, приказал я сделать пушечный выстрел, поднять красной флаг, объявить корабль Табу[32] и вдруг прервать всякую мену. Следствием сего было то, что никто более не смел на корабль всходить; однако плававшие около оного не удалялись. В 10 часов поехал я на берег с Господином Посланником и большею частию корабельных Офицеров. Оказанная нам Королем и его родственниками: приязнь, и общее островитян расположение подавали мне великую надежду на мирный прием по нашем прибытии на берег; но не взирая на то, почитал я за нужное взять предосторожность и ехать к ним вооружась лучшим образом. И так, кроме шлюбки своей, взял я с собою еще гребное судно и шесть человек с ружьями. Каждый из гребцов имел два пистолета и саблю, все Офицеры вооружились весьма достаточно. Агличанин и Француз сопутствовали нам как толмачи для переговоров. Чрезвычайное множество народа собралось в том месте, где выходили мы на берег, что по причине сильных бурунов было довольно затруднительно. Между оным не находилось ни Короля ни его родственников; однако островитяне были учтивы и почтительны. По испытании пресной воды, которая оказалась весьма хорошею, пошли мы к стоявшему недалеко от берега дому, у коего ожидал нас сам Король. В 500 шагах от дома встречены мы дядею его, которой купно был ему и отчим, и назывался всегда отцем Королевским. При 75 ти летней старости казался он совершенно здоровым. Живость глаз и черты лица его показывали в нем решительного и неустрашимого мужа. Он был, как то мы узнали после, один из величайших воинов своего времени, и теперь имел еще перевязанную рану около глаза. В руке держал длинной жезл, которым тщетно старался удержать народ, толпившийся за нами. Взяв меня за руку повел в длинное, но узкое строение, в котором сидела Королевская мать рядом со всеми своими родственницами, казалось, нас ожидавшими. Едва коснулись мы пределов сего жилища, вдруг встретил нас сам Король и приветствовал с великою искренностию и приязнию. Народ остановился и мало по малу рассеялся; ибо жилище Короля есть Табу. Я должен был сесть в средине женщин Королевской фамилии, которые смотрели на нас с великим любопытством, держали за руку, и обращали особенное внимание свое на шитье наших мундиров, шляп и прочее. На лицах их изображалось такое добросердечие, что я не мог не почувствовать к ним приязни. Каждую одарил я пуговицами, ножами, ножницами и другими мелочами; но сии вещи не произвели в них той радости, которой ожидать следовало. они обращали свое внимание более на нас самих, нежели любовались подарками. Дочь Короля, женщина лет около 24 х и его невестка, несколькими годами моложе первой, превосходили других своею красотою, и были столь хороши, что и в Европе не не признали бы их красавицами. Все тело их покрыто было желтою тканью; на голове не имели никакого украшения; черные волосы были завязаны крепко в пучек близ самой головы. Тело их, сколько позволило видеть покрывало, не было испещрено, как у мущин; но оставлено в природном состоянии. одни только руки расписаны до локтей черными и желтыми узорами, придающими вид коротких перчаток, каковые нашивали прежде обыкновенно наши дамы.

Спустя несколько времени повел нас Король со всеми своими родственниками в другое в 15 ти шагах от первого находившееся строение, определенное единственно для обедов.[33] Здесь разослали немедленно рогожки, на коих нас посадили. Хозяева, видя нас в кругу своем, казались быть веселыми, и всемерно старались изъявить нам свое удовольствие. Один приносил кокосовые орехи, другой бананы, третий воду; многие сев подле нас прахлаждали лица наши своими веерами. Пробыв тут около получаса, мы откланялись и пошли к своим шлюбкам. Не сам Король, но его отчим проводил нас до того же места, где прежде встретил. бесчисленное множество народа окружило нас вторично. Многие шумели очень громко; но не имели кажется ни каких злых помыслов. Из последствия имел я причину заключить, что шесть человек с ружьями, из коих трое шли впереди, а другие назади, содержали их в страхе. В полдень прибыли мы на корабль. Немедленно послал я баркас за водою, который чрез три часа назад ворошился. Островитяне оказали людям нашим великую услужливость. Они наливали бочки водою и переправляли оные вплавь чрез буруны к баркасу. Без их помощи не возможно было бы съездить за водою в целой день более одного раза, да и то с великими трудностями, и опасностию для здоровья служителеи. Содействие островитян способствовало нам столько, что баркас мог сделать в день три оборота, и люди наши не работали при том ни мало, а имели один присмотр за наливавшими. В восемь дней удалось только одному из островитян похитить с бочки обруч. Сие удобное наливание водою стоило нам каждой раз 12 кусков старых железных обручей в 4 и 5 дюймов.

Не взирая на все старания, не могли мы достать свиней ни каким образом. В три дни получили только две. Одну, как отдарок за попугая; другую за большой топор. Из сего видно, каков терпели мы недостаток в свежей провизии! Единственным средством, по долговременном употреблении соленого мяса к поправлению жизненных соков, служили нам кокосовые орехи. Я велел покупать оные все, сколько доставляли островитяне, и позволил употреблять каждому по его произволу.

Мая 10 го, известили меня, что с гор, виден в море трехмачтовой корабль. Полагая, что это должна быть Нева, отправил я гребное судно с Офицером, для введения в залив оной. наступивший вечер и отдаление Невы от берега принудили Офицера возвратишься без исполнения порученного. В следующее утро послал я на встречу Неве Лейтенанта Головачева; в полдень с великою радостию увидели мы ее в заливе. В пять часов пополудни стала Нева на якорь. Г. Лисянский донес мне, что он пробыл несколько дней у острова Пасхи, надеясь там найти нас. Крепкие западные ветры не позволили ему остановиться у оного на якорь. Он посылал только одно гребное судно в Куков залив для получения от островитян бананов и пататов.

В 5 часов пополудни на другой день, по приезде моем к Господину Лисянскому, получил я неприятное известие, а именно, что Нукагивские Островитяне пришли в возмущение и вооружились, и что оное произошло от разнесшагося на острову слуха, будто бы Король их взят на корабле под стражу. В сие самое время пришел с берегу баркас Невы; Офицер, бывший на оном, подтверждая известие рассказывал, что с великою трудностию удалось ему забрать всех людей своих на судно, и что Агличанин Робертс только избавил его, от нападения островитян, подвергаясь и сам опасности сделаться жертвою их свирепства. Зная, что за полчаса прежде отъезда моего на Неву Король отправился с корабля моего на шлюбке на берег, не постигал я причины сего возмущения. Король пробыл у меня целое утро. Он казался во все сие время веселым. Я старался всегда приобресть его к себе приязнь, одаряя при каждом посещении; а в сей день сверх того приказал еще выбрит его и умыть благовонною водою, чем он был чрезвычайно доволен. Немедленно, поехал я на корабль свой, дабы разведать, не обижен ли он кем либо; сего не оказалось, и я начал помышлять, не сам ли Король причиною распространения ложного слуха; но представляя себе, что он не имеет ни какого повода к неудовольствию, казалось мне и сие невероятным. Более всего подозревал я наконец в том француза, которой, может быть, из злобной зависти к Агличанину, нами ему предпочтенному, вздумал разрушить доброе между нами согласие, надеясь иметь чрез то какую либо для себя выгоду. По обстоятельнейшем изведывании дела сказалось сие подозрение мое более и более вероятным. Во время обеда уведомил меня вахтенный Офицер, что Король, уехавший за час токмо на берег, прибыл опять на корабль, а с ним и один островитянин со свиньею, за которую требовал он маленького попугая. Чрез 10 минут потом вышел я на шканцы и увидел, что привезший свинью уезжает, рассердившись будто бы за то, что не дали ему вдруг требованного попугая. Я сему удивился и, не желая пропустить случая достать свинью, просил Короля приказать нетерпеливому Островитянину возвратишься; но сей не слушая Королевского повеления начал грести к берегу еще поспешнее. Немедленно бросился один из сопровождавших Короля в море, чтобы, как уверял Француз, догнать лодку и уговорить Островитянина привезти на корабль свинью свою. После открылось, что произходило совсем противное. Островитянин послан был от Француза вместо того на берег с известием, что я намерен наложить на Короля оковы, если это, как я думаю, и не был вымысел Француза; но при всем том все поступил он против своей к нам обязанности; потому что не предуведомил меня о точных Короля повелениях, долженствовавших иметь вредные последствия. Я почитал дело сие, как то оно и действительно было, малостию и не подавал ни малейшего вида негодования, а тем менее гнева, которой бы мог возродить в Короле подозрение, что я намерен употребить с своей стороны меры насилия. После сего произшествия оставался Король еще около часа у нас и поехал потом на берег, как то казалось, совершенно спокойным на гребном корабельном судне.

Как скоро распространился слух на острове, что Король заключен мною в оковы, вдруг все бросились к оружию, и баркас Невы с трудностию мог освободиться от нападения. Не прежде, как по прибытии Короля, уверявшего своих подданных, что ему не причинено никакого оскорбления, успокоились Островитяне несколько. Полагая, что или Король сам опасался насильственных от меня мер или поселил в нем страх беспокойный Француз, решился я отправиться следующим днем к Королю, чтоб уверить его, что я не имею никаких против его неприязненных намерений. За несколько еще пред сим дней Королевской брат говорил мне, что он удивляется, почему не приказываю я заключить никого еще в оковы, как то поступил Американец[34] с одним из Королевских родственников? Я отвечал ему, пока будете вы обходиться с нами приязненно, до тех пор никто из вас не претерпит от меня ни малейшей обиды, и я надеюсь, что мы растанемся как добрые приятели.

В 8 часов следующего утра поехали мы с Г-м. Лисянским на берег; но за час пред тем отправлены были уже баркасы ваши за водою. Мы взяли с собою двадцать человек вооруженных; наше же сообщество состояло так же из двадцати хорошо вооруженных. На обоих баркасах, из коих на каждом было по два фалконета, было 18 Матросов под командою двух Лейтенантов. И так мы могли бы усмирить всех Островитян, если бы они покусились встретить нас неприятельски. При выходе нашем на берег не видно было ни одного из оных. Чрез всю ночь горел на острове огонь во многих местах; по утру не подходил ни кто к кораблям, как то было прежде, с кокосовыми орехами. Из сего заключали мы, что Островитяне не имеют более к нам мирного расположения. По выходе на берег пошли мы прямо к Королевскому дому, находившемуся в долине в расстоянии около одной Аглинской мили. На пути к оному видели много деревьев кокосовых, хлебных и Майо. Тучная и высокая трава затрудняла нас в ходу не мало, Наконец вышли мы на тропинку, имевшую на себе признаки Отагейтского обычая, доказывавшего нечистоту Нукагивцев. После продолжали путь по дороге, наполненной на фут водою, по которой шли в брод и вышли потом на довольно широкую весьма чистую дорогу. Здесь начиналось прекраснейшее место: обширной, необозримой лес ограничивался, по видимому, лежащею только позади его цепью гор; высота дерев леса сего простиралась от 70 до 80 футов; оные были по большей части кокосовые и хлебные, с плодами, обременявшими их ветви; на долине, по которой протекают многие, извивающиеся и один другого пресекающие источники, катящиеся с крутых гор и орошающие жилища, находилось множество отторгнутых от гор больших камней; стремящаяся вода чрез оные низвергаясь с великим шумом представляет взору прекраснейшие водопады. Вблизи жилых домов разведены пространные огороды, насажденные корнем Таро и кустарником шелковицы. Они обнесенны весьма порядочно красивым забором из белого дерева[35] и представляли вид, будто бы принадлежали народу, имеющему в возделывании земли довольные уже успехи. Сии прелестные виды удаляли от нас на некоторые мгновения те неприятные чувствования, которые возбуждаемы были помышлениями о том, что мы находилися у жилищ людоедов, преданных величайшим противоестественным порокам, и не чувствующих ни своей гнусности, ни гласа природы, которому внимают даже и хищные животные. Король встретил нас за несколько сот шагов от своего жилища, приветствовал сердечно и повел в оное. Тут собрана была вся его фамилия, обрадовавшаяся чрезвычайно нашему посещению, к чему подали мы довольную причину; ибо каждой из нашего сообщества давал ей подарки. Королева изъявляла чрезмерную радость, получив маленькое зеркало, которое особенно ее восхитило. После первых приветствий спросил я Короля: что побудило его к распространению ложного слуха, едва не прервавшего доброго между нами согласия и едва недоведшего до кровопролития, от которого верно не мог бы он иметь никакой выгоды? — Король уверял меня, что сам собою не опасался он ни мало, чтобы поступил я с ним худо; но что Француз был тому виною, сказав, что я наложу на него непременно оковы, если не привезет Островитянин на корабль свиньи своей, чему он и должен был верить. Ишак подозрение мое на Француза оказалось основательным. Одарив Короля и всю фамилию, просил я его не нарушать согласия, но обходиться с нами дружественно, представляя, что я без вынуждения конечно не употреблю ни против кого насилия, а тем менее еще против самого его, почитая своим приятелем. Отдохнув и освежась соком кокосовых орехов, вознамерились мы идти с путеводителем Робертсом к Мораю или кладбищу. Но прежде выхода нашего из Королевского дома показали нам его внуку, которая, как и все дети и внучата Королевской фамилии, признается за Етуа или существо Божеское. Она содержится в особенном доме, в которой имеют вход только мать, бабка и ближайшие родственники. Для всех прочих дом сей Табу. Младший брат Короля держал маленького сего божка (дитя от 8 ми до 10 ти месяцов) на руках своих. Я спросил при сем: как долго кормит здесь грудью мать детей своих? мне ответствовали, что весьма редкия исполняют здесь сию естественную обязанность. Когда родится дитя, то ближайшие родственницы стараются наперерыв заступить место няньки; берут дитя от матери, в дом свой и кормят его не грудью, но плодами и сырою рыбою. Хотя сие и казалось мне невероятным; однако Робертс уверял, что сей образ вскармливания детей вообще здесь обыкновенен. Не взирая на то, Нукагивцы чрезмерно рослы и дородны.

После сего пошли мы к Мораю дорогою, ведущею мимо минерального источника, каковых здесь должно быть не мало. Морай находится на горе довольно высокой, на которую взошли мы не без трудности во время полуденного жара. Он состоит из густого, небольшего леса, переплетшагося своими ветьвями и кажущагося быть непроходимым. Мы видели здесь гроб, стоявший на подмостке. Трупа, лежавшего в оном, виден был один только череп. Вне ограды, состоящей из дерев стояла, сделанная из дерева статуя, долженствовавшая представлять образ человека и служила доказательством грубой работы неискусного художника. Подле сей статуи находится столп, обвитый кокосовыми листьями и белою бумажною материею. Сколько мы ни любопытствовали узнать, что означает столб сей; но любопытство наше осталось неудовлетворенным. Нам сказал только Робертс, что столп сей Табу. Подле Морая стоит дом священнослужителя, которого не застали мы дома. У Нукагивцов каждое семейство имеет собственной свой Морай. Осмотренной нами принадлежал духовному состоянию. Без Робертса, причисляющагося к сему семейству и принадлежащего к Королевской фамилии, не удалось бы нам, может быть, видеть ни одного кладбища, потому что Нукагивцы не охотно позволяют осматривать оные. Морай бывает 1804 год обыкновенно на горах во внутренности острова. Виденный нами был только один, находившийся, недалеко от берега.

По срисовании Г-м Тилезиусом вида[36] Морая пошли мы назад ж гребным судам своим; но на обратном пути сем не могли не согласиться на прозьбу услужливого Робертса и не посетить его дома; в чем, не взирая на излишнее расстояние, ни мало не раскаивались. Новой дом его, построенный недавно по здешнему образу, стоит в средине кокосового леса. На одной стороне оного протекает небольшой ручей, а на другой между большими каменьями минеральный источник. Все наше сообщество, сев на каменистом берегу оного, отдыхало в тени высоких кокосовых деревьев, закрывавших нас от палящих лучей солнечных, причинявших нам великую усталость. Более двадцати Островитян рвали и бросали с дерев кокосовые орехи, другие же разбивали и очищали, в чем показывали великое проворство и опытность. Жена Робертсова, молодая, красивая женщина, лет 18 ти казалась отходившею от обычаев своих соостровитянок, что для нас Европейцев весьма нравилось. Тело свое не намазывает она маслом кокосовых орехов, которое хотя и придает великой лоск; однако и причиняет сильной противной запах.

Во втором часу пополудни возвратились мы ж своим шлюпкам. Слух о посещении нашем Короля вероятно уже распространился. Мы нашли на берегу по прежнему великое множество Островитян. По прибытии нашем на корабли восприяла торговля опять обыкновенный ход свой. За день прежде послал я Лейтенанта Левенштерна осмотреть южной Нукагивской берег, лежащий на западе от залива Тайо-Гое. В трех милях от упомянутого залива открыл он гавань, найденную им столь хорошею, что я решился сам осмотреть оную. Чрез два дни поехал я туда с Лейтенантом Левенштерном, Гг. Горнером, Тилезиусом и Лангсдорфом, сопровождаем быв Капитаном Лисянским с некоторыми его Офицерами. Надеясь получить в новом заливе запас жизненных потребностей, взяли мы с собою довольно вещей для мены и подарков. Пробыв на пути полтара часа, прибыли мы туда в 10 часов утра. При входе в залив найдена глубина 90 саженей, грунт мелкой песок с илом. Западную сторону входа составляет весьма высокой, утесистой каменной берег, представляющий дикой, но величественной вид. Во внутренности входа на восточной стороне находится еще залив, казавшийся, так сказать усеянным большими каменьями и к западу вовсе открытый, так что буруны здесь весьма сильны. Миновав западную оконечность сего каменистого залива, открывается к востоку небольшая со всех сторон закрытая бухта. Приложенный план, снятый с велйчайшею точностию, подаст достаточное понятие о сей отменной гавани, глубина коей у самого южного берега от 5 до 6 саженей, y северного же в расстоянии 50 ти саженей, от 10 до 12 футов. Бухта сия, простирающаяся от NO к SW, имеет в длину 200, а в ширину несколько более 100 саженей. Глубочайшая сторона его прилежит красивому, пещаному берегу, за которым находится прекрасной лугзь. В некоторых местахь есть и пресная вода, текущая с гор, окружающих берег и луг. Сверх того по населенной долине, лежащей на севере от входа, и называемой Островитянами Шегуа, протекает немалой источник; он впадает в северный залив, ни мало незащищаемый от ветров, а потому буруны затрудняют выход на берег; однако я думаю, что во время прилива можно войти в источник на небольшом гребном судне. Наливаться водою вообще здесь не трудно. Надобно только остановиться пред буруном на верпе. Островитяне за несколько кусков железа, как уже мною упомянуто, не только наполняют бочки водою; но и переправляют оные вплавь чрез буруны до гребного судна. Бухта окружена берегом так, что самые крепкие ветры едва ли могут производить какое либо волнение. Для корабля, требующего починки, нельзя желать лучшего пристанища. Глубина, в расстоянии около 50 ти саженей от восточного берега, не более 5 саженей; в 10 ти же саженях от оного от 10 до 12 футов. Выгрузка корабля может производима быть с величайшею удобностию. Если и не будет настоят нужды в исправлении корабля починкою; то и в таком случае предпочитаю я сию пристань заливу, в котором мы стояли. Кокосовые орехи, бананы и плоды хлебного дерева находятся и здесь в изобилии. В мясной провизии, может быть, в сем месте такой же недостаток, каков и в порте Анны Марии. Но главное преимущество сей новооткрытой гавани пред оным состоит в том, что можно стоять на якоре во 100 саженях от берега. Имея под пушками все селение и жилище Короля, нападение от диких совсем невозможно. Следовательно и не нужно, так как в Тайо-Гое, где стоит корабль в полмили от берега, давать прикрытие идущим к берегу гребным судам. Сверх сего в последнем месте берег болотистый и каменистый принуждает далеко от оного искать. благоразтворенного воздуха, необходимого для поправления или укрепления здоровья. Место для госпитали найти вблизи очень трудно; перевоз инструментов для учреждения обсерватории по причине сильных бурунов весьма затруднителен. У нового залива напротив того на зеленой равнине, лежащей у самого берега, произвести можно весьма удобно то и другое; для прохаживания же и свежого воздуха нельзя желать лучше, как долина Шегуа, простирающаяся по берегам источника. Дорога из селения к зеленой ровнине идет чрез каменистые горы; итак покушение Островитян к нападению может быть примечено издали. Единственный недостаток сей пристани состоит в том, что вход с моря узок, впрочем хотя он, будучи не шире 120 саженей, затруднителен, однако безопасен; ибо глубина оного от 15 до 20 саженей; почему верпованье, есть ли ветр не будет слишком свеж, весьма удобно. Но и с сей стороны порт Анна Мария ни чем не преимуществует; ибо входя и выходя из оного всегда почти верповаться должно, как то испытали мы сами собою. Островитяне не имеют названия для сей бухты, а потому и назвал я ее Портом Чичаговым, в честь Министра морских сил. Оная лежит под 8°, 57,00" южной широты и 139°,42,15" западной долготы.

Вид берега, лежащего около Порта Чичагова

Места близ жилища Короля в Тайо-Гое и Агличанина Робертса весьма нам понравилась; но долина Шегуа гораздо прекраснее. Извивающийся у подошвы высоких гор источник, ниспадая с крутизны и протекая быстро по низкой долине, украшает страну сию чрезвычайно. Стоящие на левом берегу оного жилища Островитян показывают большее благосостояние, нежели виденные нами в Тайо-Гое; да и самые люди казались лучшего вида. Здесь видели мы так же обширнее и насаждения корня Таро и кустарников шелковицы, и гораздо более свиней, составляющих главное их богатство, которым дорожат они чрезмерно; ибо и тут не могли мы купить ни одной свиньи. Король, называвшийся Бау-Тинг, один только привел свинью для продажи; но он не мог расстаться с сим своим сокровищем. Четыре раза заключал с нами торг, сделавшийся наконец для него весьма выгодным; однако, не взирая на то, вдруг опять раскаялся и возвратил нам наши вещи, сколько оные ему ни нравились. Таковое упорство или нерешительность произвела в нас великую досаду; но я все не оставил его без того, чтобы не одарить некоторыми малостями.

Прибытие наше сюда произвело всеобщую радость. Всякой, смотря на нас улыбался с изъявлением удовольствия; но мы, хотя и были первые из Европейцов, их посетивших; однако не приметили ни необычайного крика, ни нескромной навязливости. Каждый приносил нам для продажи бананы и плоды хлебного дерева, которые выменивали мы на куски старых железных обручей. Женщины отличаются так же много от обитающих в Тайо-Гое. они вообще благообразнее последних; две из них были очень красивы. Мы не видали ни одной совершенно нагой. Все порывались желтыми шалями. Особенное отличие их состояло в куске белой материи, из которой имели они на голове род турбана, сделанного с великим вкусом; что служило им не малым украшением. Тело свое намазывают очень крепко кокосовым маслом, что по видимому почитается у них отменным украшением. Мы при встрече нас на берегу порта Чичагова того не приметили: нетерпеливое любопытство увидеть нас воспрепятствовало, может быть, им тогда показаться в лучшем убранстве. Когда прибыли мы после чрез несколько часов к Шегуа, тогда встретили они нас намазанные маслом. Руки и уши их росписаны, даже и на губах имели по нескольку полос поперечных. В рассуждении нравственности казались они однако неотличнее соостровитянок своих Тайо-Гоеских. они употребляли всевозможное старание познакомиться короче со своими новыми посетителями. Телодвижения их были весьма убедительны и так выразительны, что всякой удобно мог понимать настоящее их значение. Окружавший народ, изъявляя к пантомимной их игре величайшее одобрение, возбуждал их к тому более.

Прохаживаясь по долине приметили мы в нескольких стах шагах от Королевского жилища пространное, весьма ровное место, пред которым находился каменной помост, в высоту около фута, а в длину около ста саженей, сделанный с таким искуством, которому не видали мы ничего подобного у Островитян, обитающих на берегу порта Анны Марии. Камни положены весьма порядочно и ровно, и соединены так плотно между собою, что и Европейские каменьщики не могли бы сделать искуснее. Робертс сказал нам, что помост сей служит седалищем для зрителей при праздничных их плясках.

В 4 часа пополудни сели мы на шлюпки и поехали обратно к кораблям своим, куда по причине противного ветра прибыли не прежде 8 ми часов вечера. Естестваизпытатели Тилезиус и Лангсдорф пошли назад берегом и прибыли следующим уже утром, быв пешеходством своим весьма довольными. Дорога, идущая чрез высокие и крутые горы, утомила их столько, что они на половине дороги должны были ночевать в доме одного из знакомых Робертса, бывшего их путеводителем.

16–17

Мая 16 го запаслись мы достаточно водою и дровами. На рассвете следующего дня приказал я поднять один якорь, а в 8 мь часов и другой. Поелику залив окружен высокими горами, причиняющими почти беспрестанную перемену ветров; то выход из оного бывает очень затруднителен. Верпованье, по отдаленности от открытого моря и великим жарам, сопряжено с чрезвычайными трудностями; но есть необходимо. Сначала дул ветр с берега довольно постоянно и мы достигли уже средины залива под парусами, но вдруг потом так часто переменялся, что мы принуждены были поворачивать почти каждую минуту. Сверх того течением увлекало корабль более и более к западу так, что необходимость принудила нас стать на якорь в 120 саженях от западной стороны залива. Глубина у самого берега была 20 саженей. Итак близость оного не угрожала никакою опасностию. После сего начали мы немедленно верповаться на средину залива; но незапные порывы ветра, принудили нас опять положить якорь. Нева тожь по тщетном усилии принуждена была стать на якорь, но только в дальнейшем от берега расстоянии. Посредством двух верпов удалились мы от берега и в 4 часа пополудни находились на средине залива. Ветр становился попутнее; я приказал немедленно отдать паруса и надеялся выдти в море еще до наступления ночи; но продолжающееся непостоянство ветра, переменившагося опять в то же мгновение, принудило в третий раз бросить якорь. беспрерывная работа, продолжавшаяся с четырех часов утра, и великой жар 23° побудили меня дать людям отдохновение и провести следующую ночь еще в заливе. В 8 часов вечера сделался ветр свежий, продолжавшийся до самого утра. На рассвете пошли мы из залива; но погода все еще не благоприятствовала. Ветр сделался крепкой; дождь пошел сильной. Стараяясь при таковой погоде как возможно скорее удалиться от берега, принужден я был оставить на корабле француза Кабрита, прибывшего к нам на корабль в вечеру поздо. Он казался притом более веселым, нежели печальным и думать можно, что и пришел на корабль с тем намерением, чтобы мы увезли его. Робертс избавился сим образом совсем неожиданно от смертельного врага своего.

Теперь, оставляя продолжение повествования нашего путешествия, почитаю я неизлишним сообщить о положении островов Вашингтоновых, о нравах и обычаях населяющих оные жителей, сколько в десятидневное наше пребывание у острова Нукагивы, величайшего из сей купы островов, при помощи двух найденных нами там Европейцев узнать можно было.

ГЛАВА VIII. ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ ОСТРОВОВ ВАШИНГТОНОВЫХ

Повествование об открытии островов Вашингтоновых, Причины, по коим название сие удержать должно. Описание островов Нукагивы, Уапоа, Уагуга, Моттуаити, Гиау и Фатуугу. Недостаток в свежих съестных припасах как нa сих, так и на Мендозовых островах. Описание южного Нукагивского берега и порта Анны Марии. Примечание о погоде и климате. Ветры, прилив и отлив, Астрономическия' и морские наблюдения в порте Анны Марии.

1804 год Май.

Купа Вашингтоновых островов открыта в Маие месяце 1791 го года Инграмом, начальником Американского купеческого корабля Надежды исе Бостона, во время плавания его от Мендозовых островов к северозападному берегу Америки. Спустя несколько недель потом открыл острова сии так же и Маршанд, начальник Француского корабля Солид, путешествие коего из Марсели около Кап-Горна к NW берегу Америки, а оттуда мимо Китая и Ильдефранса в Европу, издано в свет Г-м Флерье. Маршанд почитал открытие свое первым. Он приставал у острова, названного Офицерами корабля по его имени, который причислил он к Францускому владению. Он осмотрел и определил положение и прочих островов, которым всем дал имена по своему произволению. Только восточнейшего, то есть, острова Уагуга, не удалось ему видеть. Всю купу островов сих назвал он островами Революции (Isles de la Revolution). В следующем после сего годе острова сии опять посещены были двумя мореплавателями разных Государств. Гергест, начальник транспортного судна Дедала, посланного с провизиею и материалами к Капитану Ванкуверу, для приведения его в состояние продолжать славное свое путешествие, находился у островов сих в Марте месяце 1792 го года, Он описал все острова с великою точностию, дал им имена, открыл две пристани у южного берега Нукагивы и приставал на гребном своем судне к одной из оных, названной им портом Анны Марии. Ванкувер назвал всю сию купу, в память своего несчастного друга,[37] которого почитал первым открытелем, островами Гергестовыми. Спустя несколько месяцов после Гергеста проходило мимо островов сих Аглинское купеческое судно Буттерворт, под начальством корабельщика Броуна, который не назвал оных новыми именами; ибо и без того уже острова сии в продолжении двух лет, четырекратно переменяли свои названия. Он приставал у острова Уагуга и осмотрел западный оного берег. Последний посетитель островов сих был Джозиа Робертс, Капитан Американского корабля Джефферсона. Робертсово пребывание у острова Санта-Кристины, одного из островов Мендозовых, продолжалось три месяца. Отсюда повел его природный Нукагивец, находившийся в отлучке 10 лет, к острову своей родины, Февраля 1793 го года. Робертс назвал острова сии именем Вашингтона, как то видеть можно из Рошефукольтова путешествия по Америке,[38] где об открытии его вмещены краткия известия. Робертс или Инграм был первый, давший сие название? сие точно неизвестно. Но честь открытия островов сих принадлежит бесспорно Американцам. Итак справедливость требует удержать сие название. Сам Флерье отвергает наименование островов революции, данное вторым их открытелем Маршандом, не приняв впрочем имени Вашингтонова; но он соединяет острова сии с другою купою, лежащею от них на SO и известных под именем Маркиза де Мендоза. Хотя и справедливо, что чем менее будет разных названий на картах и более островов известных под одним именем, тем лучший порядок и удобность в землеописании соблюдется; но не ужели не заслуживает исключения имя Вашингтона, которое всякую карту украшать долженствует? Не требует ли строгая справедливость, чтобы первое открытие Американцев осталось навсегда известным в морских летописях под начальным их названием? Впрочем принятие или отвержение сего моего мнения предоставляю я на благоусмотрению Географов; но до того означаю острова сии на своей карте под названием Вашингтоновых.

Вид Морая или кладбища на острове Нукагиве

Оные острова, лежат на NW от Мендозовых и состоят из осьми нижеследующих, простирающихся от 9°,30, до 7°,50 широты южной и от 139°,5,30" до 140°,13,00" долготы западной. Поелику каждый из упомянутых открытелей дал островам сим особенные названия; собственных же имен, под каковыми они известны у природных жителей, на некоторых картах совсем не находится; то я, называя каждый остров сими последними именами, буду приводишь притом и первые, оставляя на волю каждому принимать названия Француские или Аглинские, Американские или природные.

1). Нукагива[39] есть обширнейший остров из всех сей купы. Величайшая длина его от юговосточной до западной оконечности составляет 17 миль. В рассуждении всей окружности не могу сказать ничего утвердительно; ибо северная сторона нами не осмотрена. Направление его от юговосточной до южной оконечности есть ONO и WSW. От южной оконечности идет берег к северозападу, а оттуда уповательно к северовостоку, поелику от юговосточной оконечности простирается оной прямо к северу. Юговосточная оконечность, названная Гергестом Мысом Мартына лежит по наблюдениям нашим под 8°,57 широты и 139°,32,30" долготы. Южная под 8°,59,00" и 139°,44,30". Западная под 8°,53,30" и 139°,49,15". Инграм назвал сей остров Federal, Маршанд Beaux, Гергест Sir Непгу Martin Island, Робертс Adams Island.

2). Уагуга, есть восточнейший из островов сей купы. Западная оконечность оного лежит по наблюдениям нашим под 8°,58,15" широты и 139°,13 долготы, на SO 87° от мыса Мартына на острове Нукагиве, в расстоянии осьмнадцати миль. Он простирается от ONO к WSW и имеет в длину девять миль. На западной стороне оного находится залив, которого осмотреть нам не удалося. Двувершинная гора, стоящая, как то мне казалось, в средине острова, лежит точно под широтою 8°,55,58". Маршанд не видал сего острова вовсе; Инграм назвал его Waschington; Гергест Riou; Робертс Massachusets.

3). Южнейший из островов Вашингтоновых есть Уапоа. Северная его оконечность лежит от порта Анны Марии, прямо на S в 23 милях, по наблюдениям нашим в широте 9°,21,30", долготе 139°,39?30". Офицеры корабля Солид назвали его Marchand; Инграм Adams; Робертс Jefferson. Мы не обходили сего острова, а потому и не видали большего камня, имеющего вид сахарной головы, названного Маршандом Le Pic, о котором Гергест упоминает,[40] что он имеет вид церкви, построенной в Готическом вкусе; Вильсон в 1797 м году, не взирая на то, что Маршанд шестью годами уже прежде наименовал его Le Pic, дал ему свое название: Church (Церковь). Белого большего камня, названного Маршандом по наружному виду обелиском, которого, вероятно, с показанным на Вильсоновой карте под именем острова Slack (Стог), мы также не видали.

4). От южной оконечности острова Уапоа находится на SO в расстоянии 1 1/2 мили малой, низменной остров, имеющий в окружности около 2 миль, которой назван Маршандом isle Platte (плоским островом); Инграмом Lincoln; Робертсом Resolution; Вильсоном Level Island. собственного имени сего острова узнать я никак не мог. Он лежит по наблюдениям Маршанда под 9°,29,30" широты южной; пролив между островом Уапоа и сим плоским островом должен быть безопасным, потому что Робертс проходил оным.

5 и 6). Моттоуаити, два малых необитаемых острова, лежащих один от другого на О и W, разделяемых проливом шириною в одну милю. Они находятся от южной Нукагивской оконечности на NWtW в тридцати милях. Жители соседственных островов посещают оные нередко ради, рыбной ловли, но только в случае крайнего в пище недостатка; потому что лодки их так худы, что и при таком малом плавании подвергают их опасности. Находившийся на Нукагиве Агличанин Робертс просил меня неоднократно отвезти на острова сии француза Иозефа Кабрита и там его оставить. Определение положения сих островов, коих мы не видали, делано Маршандом и Гергестом не одинаково; но разность составляет только несколько минут в широте. Найденная нами долгота Нукагивы сходствует совершенно с определенною Гергестом; почему и должно предпочесть ее прочим. Оная есть 140°,20,00", широта же 8°,37,30". Инграм назвал острова сии Franklin, а Робертс Blake. Вероятно, что они, находясь в отдаленности, почитали оные за один остров. Жители Нукагивы называют их так же одним именем.

7 и 8). Гиау и Фаттуугу, два необитаемые же острова. Первой имеет в длину восемь, а в ширину две мили. Южная его оконечность лежит по наблюдениям Гергеста и Астронома Гуча, которые на нем были и нашли множество кокосовых дерев, под 7°,59 широты и 140°,13 долготы. Средина второго, гораздо меньшего и круглого, лежит под широтою 7°,50, долготою 140°,6. Оба отстоят от западной Нукагивской оконечности на шестьдесят миль и на NNW от середины острова. жители близ лежащих островов приезжают на оные для собирания кокосовых орехов. Инграм назвал оба сии острова Knox и Hancock Islands. Маршанд первой Masse, второй Chanal; Гергест Roberts Islands; Робертс первой Freeman; второй Langdon Island.

Испытав сам собою на острове Нукагиве, величайшем и по объявлению жителей плодоноснейшем пред всеми прочими, крайний недостаток в мясной провизии, не советую я мореплавателям приставать ни к Мендозовым, ни к Вашингтоновым островам. Свиней, которые одни только из употребляемых в пищу животных здесь и водятся, как на первых так и на последних достать чрезвычайно трудно. Кук, первый из посещавших острова сии в новейшие времена, получил оных весьма мало, а Маршанд, бывший 17 ью годами после, еще меньше. Невозможность достать довольного числа свиней произходит не столько от малого оных здесь количества,[41] сколько от того, что Островитяне не хотят их променивать, почитая их лучшим кушаньем в их пирах, которые они по обычаю своему отправляют при похоронах своих родственников, жрецов и главных начальников. Выше упомянуто, что Король долины Шегуа при всех наших стараниях и надежде получит от нас хорошую цену не решился расстаться с своею свиньею хотя и имел их несколько и мы видели их в долине великое множество. Плодов так же недостаточно. Кокосовые орехи получать можно для ежедневного только продовольствия; но оные и составляют почти единственную, свежую пищу; потому что бананов и плодов хлебного дерева не много; по крайней мере испытали мы то в заливе Тайо-Гое. В порте Чичагова выменяли мы бананов более; но плодов хлебного дерева не получили ни сколько. Итак мореплавателю, по совершении плавания около мыса Горна из Бразилии, на которое нельзя полагать менее трех месяцов, не можно надеяться подкрепить людей своих свежею в сих местах пищею для продолжения плавания к северозападному берегу Америки, или в Камчатку, где так же доставание свежей провизии не верно. Вода и дрова суть единственные потребности, которыми на островах сих запасаться можно; но и то без помощи Островитян, искусных переправлять вплавь чрез буруны бочки крайне трудно и опасно, а особливо в случае нечаянного несогласия с дикими, во время коего посланные за водою люди могут вдруг быть отрезаны. Островитяне столько беспокойны, что часто самая малость, или одно недоразумение, как то мы сами испытали, подают им повод к неприятельским поступкам, которых ни сам Король, по маловластию своему, остановить и прекратить не может. Для кораблей, назначенных в Камчатку и идущих около мыса Горна, выгоднее держать путь из Бразилии прямо к островам Товарищества, и мореплавателей или к островам дружества, где по крайней мере на шесть или на восемь, недель можно запастись свежими жизненными потребностями. Сей путь, вопервых прямее; во вторых может подать случай к точнейшему изведанию еще мало известных островов, как то например, принадлежащих, к купе островов Фиджи, Бабакосо, Гапай, Вавао и проч. так же и к открытию новых, которых в тех морях вероятно много еще находится. Но для кораблей, идущих к северозападному берегу Америки или к острову Кадьяку удобнее заходить в порты области Хили, изобилующей свежими жизненными потребностями, где сверх того можно брать рожь и пшеницу, которые весьма нужны для Кадьяка и наших селений Американского близ лежащего берега. Переход из Хили к Кадьяку не слишком дальней. Если же оной будет многотруден; то Сандвичевы острова, лежащие не далеко от пути сего, служить могут новым местом для отдохновения, починки и запасу свежею провизиею.

Показав подробно маловажные выгоды, которые мореплаватели на островах сих находить могут, не совсем безнужным почитаю я сообщить описание залива Тайо-Гое и берегов Нукагивских, из коих осмотрели мы с точностью, один только южной. Оной состоит вообще из высоких отрывистых, диких камней, скатывающихся утесами, с которых стремятся прекраснейшие водопады. Между ними отличается преимущественно один, находящийся у южной оконечности. Ширина сего водопада казалась нам в несколько саженей; он низвергается с горы, возвышающейся до 2000 футов и составляет немалой источник, низливающийся наконец в порт Чигчагова. Сему каменистому хребту прилежат многие, высокие, по большой части голые горы, из коих, кажется состоит вся внутренняя часть острова. К северозападу только от южной оконечности берег низменнее и ровнее. Мы были к сей стороне не близко, и потому не могли различить заливов, которые по мнению моему, должны там находиться, хотя Гергест и описывает западную сторону вообще каменистою и не имеющею ни одного залива. Агличанин Робертс рассказывал нам часто о долине западного берега, называемой Готти-шиве, которая по словам его столько многолюдна, что 1200 воинов выставляет. Но как он сам никогда там не был; то и не знает, находится ли там какой либо залив, безопасной для якорного стоянья. На восточной стороне в близости к северной оконечности есть так же залив, в котором Нева имела первое сообщение с Нукагивцами. у южного берега находятся три пристани, в которых с совершенною безопасностию стоять можно. Оные суть заливы; Гоме, названный Гергестом Comtrollers Bay. Тайо-Гое, наименованный им же портом Анны Марии и порт Чичагова. Между двумя последними хотя и находятся многие малые заливы, но оные, поелику мало защищены от ветров и каменисты, не удобны для якорного стоянья. О порте Чигчагова упомянуто мною выше; залив же Гоме прошли мы только мимо и не могли осмотреть оного. Итак я ограничиваюсь здесь одним описанием порта Анны Марии. Планы сего порта, на точность коих совершенно положиться можно, хотя и послужат наставлением к безопасному входу; однако следующие примечания не будут, думаю, излишним к тому дополнением. Подходя на вид острова Нукагивы с восточной стороны первой откроется мыс Мартин; он имеет весьма отличительной вид; почему никак нельзя признать вместо оного какую либо другую оконечность. Прилежащий ему берег составляет восточную сторону залива Гоме; самая оконечность выдается много и состоит из неровных, прерванных камней, претерпевших по видимому великия естественные перемены. К сей оконечности, равно и вообще ко всему южному берегу приближаться можно без всякого опасения, даже на одну Аглинскую милю, где глубина от 35 до 50 саженей, грунт мелкой песок. Скоро потом становится виден большой черной камень, лежащий от мыса Мартина в расстоянии около четверти мили. Сей камень всегда должно оставлять в правой руке и тогда открывается залив Гоме, имеющий направление от севера к югу, так же и другой меньший залив несколько западнее. Когда залив Гоме будет виден весь; тогда надобно пройти в параллели к берегу, простирающемуся от ONO к WSW, от 5 до 6 миль; после сего покажется малой остров, называемый Маттау,[42] лежащий от восточной оконечности входа в 30 ти саженях. Как скоро откроется сей узкой проход; то надобно идти к нему прямо и обойти его потом в расстоянии от 100 до 150 саженей, после сего представится глазам весь залив Тайо-Гое. На западной стороне входа лежит так же остров, одинакой величины с островом Маттау, отделяющийся от берега каналом шириною около 30 саженей, которым могут проходить только лодки. Второй малой остров, называемый Островитянами Мутоное,[43] приметен еще по камню, лежащему от него в 15 саженях. Острова Маттау и Мутоное составляют вход в залив Тайо-Гое. При входе и выходе остерегаться должно западного острова, равно и вообще стороны западной и не подходить к ней близко; потому что восточной ветр, хотя и слаб будет, соединясь с постоянным от Оста течением, может подвергнуть опасности. Во время свежого и постоянного ветра вход совершенно безопасен. К обоим берегам подходишь можно на 50 саженей, к восточному же еще ближе. Но при слабом и переменном ветре, что по причине высоких окружающих залив гор весьма часто случается, не должно отваживаться входить под парусами. Ежеминутно переменяющийся ветр, дующий то с восточной, то с западной стороны, и сопровождаемый нередко шквалами, делает то невозможным. Надобно непременно верповаться. Сей способ ко входу и выходу, по причине чрезвычайных жаров, хотя крайне утомляет, однако есть лучший и надежнейший. В расстоянии около 3/4 мили от северного берега становится залив пространнее. Приближась на четверть мили к выдавшемуся холму у восточного берега, где самое удобное место, для приставанья гребным судам, должно остановиться на глубине 14 или 15 саженей и положить якори на О и W. Сие место отстоит от малой речки северного берега, где наливаться надобно водою, около полумили. Для якорного стоянья восточная сторона залива преимущественнее западной потому, что течение действует на корабль слабее. В продолжении десяти дней нашей здесь бытности не запутывались якорные канаты Надежды ни единожды; Нева же, стоявшая на западной стороне, должна была разводить свои каждой день.

Климат Вашингтоновых островов не разнствует ни мало от климата островов Мендозовых, по причине близости первых к последним, и вообще весьма жарок. Из Маршандова путешествия видно, что Июня месяца в заливе Мадре де Диос у острова Св. Кристины показывал термометр 27°. Во всю бытность нашу в порте Анны Марии не поднималась ртуть в термометре на корабле выше 25°; обыкновенно показывала от 23 до 25°; на берегу, уповательно, долженствовал быть жар 2 мя градусами более. Не взирая на толь великие жары, климат самой здоровой. Находящиеся здесь два Европейца уверяли, что лучшего климата представить себе не можно. Здоровой и свежий вид всех жителей подтверждал их уверение. На островах сих, как вообще между тропиками, в зимние месяцы идут обыкновенно дожди; но здесь против других мест они реже и не столь продолжительны. Не редко случается, что в десять месяцов и более не упадает ни капли. Есть ли сие к несчастию случится, то всеобщий голод неизбежен. Сие зло сопровождается ужаснейшими следствиями. Оно доводит Островитян до таких страшных поступков, каковым никакой народ не представляет подобного примера.

Господствующий между сими островами пассатный ветр есть SO, отходящий на несколько румбов к О и S; но бывает иногда и SW довольно продолжителен. Островитяне называют сей последний ветр особенным именем. жители островов сей купы пользуются SW ветрами для посещения своих юговосточных соседов. В порте Анны Марии, подобно как и во всех жарких климатах, ветр дует ночью с берега, a днем с моря, они мало переменяются, но обыкновенно бывают слабы, исключая такие случаи, когда из ущелин вырываются шквалы.

В предъидущей главе уже упомянуто, что Астрономических инструментов не возможно было свезти на берег; но Г. Горнер наблюдениями, учиненными во время нашего прихода и выхода, определил состояние и ход наших хронометров.

Мая 18 го в полдень показывал No. 128. более среднего времени в Гренвиче — 7 ч,51,24",

суточное тогдашнее отставание его было +21",3.

No. 1856 показывал более среднего Гренвического — 10 ч,15,8",

суточное ускорение его было -24",50

Малой Пенингтонов оказался не способным к употреблению. Вместо оного уступил мне Г. Лисянской большой хронометр работы того же художника. Суточное ускорение сего хронометра, которой показывал менее среднего Гренвического времени 1 ч,49,09", было -16",40.

широта входа в порт Анны Марии между островами Маттау и Мутоное найдена = 8°,56,32", южная.

широта на северном берегу сего залива, где наливались водою = 8°,54,36", южная.

Определенная нами долгота залива Тайо-Гое из 4 х лунных расстояний, обсервованных Г. Горнером и мною от 29 Апреля до 4 го Мая и от 4 до полудня 7 го Мая, то есть до входа нашего в оной, приведенная посредством хронометра No. 128 по новом определении его хода, вышла = 139°,39,45", западная.

По определенному на острове Св. Екатерины ходу сего же хронометра была оная — 140°,42,30".

По определенному ходу на сем же острове Арнольдова No. 1856, которого ускорение у мыса Горна сказалось 2 мя секундами более, найдена = 141°,29,30".

Г. Лисянский, пришедший в Тайо-Гое тремя днями позже нас, определил долготу сего залива равномерно посредством последних его лунных наблюдений, ибо ход его хронометров изменился так же во время плавания от острова Св. Екатерины. Оная разнствовала от определенной нами несколькими только минутами. Сии определения, независимые одни от других, доказывают, что сысканная нами долгота сего залива заслуживает доверенность; сверх того разнствует оная от определенной Астрономом Гучем и Лейтенантом Гергестом только одною минутою; но от показанной Г. Маршандом почти полуградусом к востоку.

Склонение магнитной стрелки, среднее из двух наблюдений, учиненных 7 и 18 Мая, вблизи залива найдено — 4°,36,3" восточ:.

Наклонение южного полюса оной в Тайо-Гое на корабле обсервованное = 22°,55.

Жестокие буруны у берега не позволили с точностию наблюдать приливов и отливов. Оные переменяются каждые шесть часов правильно. Прилив приходит от востока. Полные воды во время полнолуния и новолуния бывают между четвертым и пятым часом. Возвышение вод не могли мы узнать точно; но оное не превышает трех футов.

ГЛАВА IX. ОПИСАНИЕ ЖИТЕЛЕЙ ОСТРОВА НУКАГИВЫ

Стройное мущин телосложение. Крепость их здоровья. Описание женщин, украшение узорочною насечкою тела. Одеяние и уборы обоего пола. Жилища. Отдельные сообщества. Орудия, употребляемые в работах и домашния. Пища и поваренное искуство. Рыбная ловля, Лодки. Землепашество. Упражнения мущин и женщин. Образ правления и управа. Семейственные соотношения. Военное искуство. Перемирие и повод к оному. Вера. Обряды при погребении. Табу. Волшебство. Робертс. Музыка. Число жителей. Общие примечания об Островитянах сей купы.

1804 год Май.

Островитян великого Океана не видал я, кроме обитающих на островах Сандвичевых и Вашингтоновых; но не взирая на то, смею утверждать с достоверностию, что сих последних никакие другие стройностию тела не превосходят. Из описаний прочих Островов сего Океана, содержащихся в путешествиях Капитана Кука, видно, что обитающие на оных не могут равняться с Островитянами сей купы. Собственное признание Кука и Форстера, в рассуждении жителей островов Мендозовых, не оставляет в том никакого сомнения. Сия телесная стройность не есть, как то на прочих островах, преимущество, предоставленное природою в удел одним только знатным. Она принадлежит здесь, почти без исключения, каждому. Причиною сему полагать надобно более равное разделение собственностей между жителями. Необразованный Нукагивец не признает в особе Короля своего такого самовластителя, для которого одного только должно жертвовать всеми своими силами, не смея думать ни о самом себе, но о своем семействе. Малое количество знатных, состоящее из одних Королевских родственников и маловажная их власть не препятствует свободному отправлению работы Нукагивца для самого себя и быть полным господином принадлежащего ему участка земли.

Нукагивцы вообще росту большего[44] и весьма стройны. Они имеют крепкие мысцы, красивую длинную шею, весьма правильное, соразмерное расположение лица, служащее по видимому зеркалом доброты сердечной, обнаруживающейся действительно их ласковым обхождением. Но когда узнаешь, каким уничижительным и гнусным порокам порабощены сии красивые люди; то возбуждаемое с первого взгляда благорасположение к сим изящным порождениям природы претворяется в отвращение, и стройные, но лишенные всякой живости и игры их лица не представляют уже ничего более кроме тупомыслия и беспечного равнодушие: во взорах их у всех вообще не видно никакой быстроты, ни живости. Узорочное распещрение некоторых частей тела и намазывание оного темною краскою придает им цвет черноватый, которой от природы светел; как то на детях и неразпещренных Островитянах видеть можно. Хотя цвет тела и не столько бел, как у Европейцов; однако разнится малым, и разность сия состоит только в том, что подходит несколько к темно желтоватому цвету. Сии Островитяне отличаются еще и тем, что между ими нет уродливых или с какими либо телесными недостатками, по крайней мере никто из нас не видал ни одного такого. Тело их совершенно чисто. Нет на нем ни вередов, ни сыпи, ни каких либо пупырышков. Сим конечно они обязаны умеренности в употреблении напитка, называемого Кава, которой есть общий на всех островах сего Океана, и столь вреден для здоровья, что невоздержное употребление оного часто совсем обезображивает тело. Сей напиток употребляют немногие; но и то с великою умеренностию. Нукагивцы пользуются все вообще завидным, крепким здоровьем. Счастие сохранило их по сие время от пагубной любострастной болезни. Не имея никаких болезней, не знают они вовсе и лекарств. Кага, или действие волшебства, о котором сказано будет ниже, расстроивая воображения может иногда приключить болезнь, но оная тем же самым волшебством весьма удобно изтребляется. Все врачество Островитян сих состоит в одном только искустве перевязывать раны, в котором Король их преимущественно отличался.

Из премногого числа красивых людей сего острова двое особенно обратили на себя общее наше внимание и удивление. Один на берегу залива Тайо-Гое, великой воин и оруженосец, или так называемый на их языке, Королевской огнезажигатель.[45] Он именуется Маугау и есть, может быть, прекраснейший мущина, какого когда либо природа на свет производила. Рост его 6 Аглинских футов и 2 дюйма; каждая часть тела совершенно стройна. Приложенный рисунок представить яснее исполинское, чрезвычайно правильное его телосложение. Другой был Бау-Тинг, Король долины Шегуа. Он не взирая на то, что имел более 50 ти лет от роду, может назваться совершенно красивым мущиною. Женщины вообще очень лепообразны: в чертах лица нет никакого недостатка. Голова у них весьма стройна, лице более кругло, нежели продолговато; глаза больше, пламенные; волосы кудрявые, которые украшают они белою перевязью с великим вкусом, цвет тела весьма светлой. Все сие совокупно дает им, может быть, преимущество пред женщинами островов Сандвичевых, Товарищественных и Дружественных.[46] Впрочем беспристрастный глаз найдет в них и недостатки, которых бывшие с Менданом и Маршандом не приметили или приметить не хотели. Рост малой, тело нестройное, стан непрямой даже и у девушек 18 ти лет; от него в походке они не свободны и кажутся переваливающимися. Сверх того имеют они вообще несоразмерное, толстое брюхо. Понятие их о красоте должно много различествовать от нашего; в противном случае, конечно старались бы они скрывать свои недостатки. Малой кусок ткани, которым прикрываются они небрежно, составляет единственное покрывало их телесных красот и недостатков. Сказанного Томсоном:

When unadorned, is then adorned the most.

нельзя относить к Нукагивским женищинам. Выражения нежного чувствования, приписываемого Отагитским и единоземцам Вайни[47] тщетно бы стал кто искать во взорах сих Островитянок. Напротив того отличаются они бесстыдством, которое может затмить и природную их красоту в глазах разборчивых людей.

Вукагивцы, достигши совершенного возраста испещряют обыкновенно все тело свое разными узорами. Искуство сие, составляющее некоторой род живописи нигде не доведено до такого совершенства, как на островах Вашингтоновых; оно состоит в том, что прокалывают кожу и втирают разные краски, а обыкновенно черную, которая делается после темносинею. Король, отец его и Главные жрецы отличаются тем, что расписаны темнее прочих. Все части тела их украшены сим образом. Лице, глаза, даже и те места головы, на коих острижены волосы, покрыты сего живописью. Сей же обычай, по свидетельству Капитана Кинга введен и на новой Зеландии и Сандвичевых островах; на островах же Товарищества и Дружества лица не расписывают, а украшают одно только тело. На последних Короли не росписываются вовсе. Ближайшее сходство такого украшения существует между Ново-Зеландцами и Нукагивцами. Те и другие расписывают тело свое непрямолинейными начертаниями и изображениями животных, как то делают на островах Сандвичевых; но употребляют улитковые и другие кривые линии, располагая их на обеих сторонах тела. У женщин расписаны только руки, уши, губы и весьма немногие части тела. Люди нижнего состояния украшаются такою живописью мало; большая же часть оных совсем не расписываются. Из сего заключать должно, что такое украшение принадлежит знатным особам или людям, имеющим пред другими особенное отличие. Между Нукагивцами находятся великие искусники в ремесле сем. Один из них, быв у нас на корабле во все время нашей здесь бытности, находил много для себя работы; потому что почти каждой из корабельных служителей приглашал его к сделанию на нем какой либо узора по его искуству.

Мущины не обрезываются, замечены однакож некоторые из них Г-ми Тилезиусом и Лангсдорфом, у которых была передняя кожица в длину разрезана, что, как думают, производят они острым ножем. Мущины имеют подобно жителям острова Санта Кристины переднюю кожицу связанную снурком; но мнение Г-на Флерье невероятно, чтоб сие для охранения от насекомых, или из утонченного сластолюбия делалось. Различие понятий о благопристойности у разных народов дает повод заключать, что не основывается ли вся стыдливость Нукагивцов на том, чтоб скрыть от взору другого пола то, что и сама природа утаить кажется хотела. По крайней мере стыдливые красавицы, плескавшиеся вокруг нашего корабля, изъявили отвращение, когда нечаянная нужда матроса заставила их отвратить свои взоры. Справедливость сего подтверждает и Робертс прибавляя, что Нукагивки для всякого не наблюдавшего сего правила, неблагосклонны.

Мужеский пол вообще не прикрывает естественной наготы своей. Сам Король из того не исключается. Узкой кусок толстой ткани, сделанной из луба шелковицы, опоясываемый над лядвиями, не может почитаться одеянием. Сей пояс, называемый на островах Дружества Маро, именуют Нукагивцы двояко, смотря потому, из тонкой ли или из толстой сделан он ткани. Первого разбора называют они Чиабу, а второго Еута. Но и Чиабу носят не все Нукагивцы. Красавиц Мау-Гау являлся всегда совершенно голой. Я подарил ему в разное время два пояса; но он и после того всегда посещал нас голой. Ношение рогож вместо платья должно быть у них не безъизвестно. Королевской зять, хотя только и один, но всякой раз приезжал на корабль в рогоже, которая была очень худого разбора, завязана около шеи и вися с плеч к низу, прикрывала одну только спину. Капитан Кук видел Короля на острове Санта Кристине в великолепном одеянии, но на Нукагиве ни знатные, ни сам Король не имеют праздничного или торжественного платья, что вероятно произходит от бедности их. Впрочем другие украшения у них не неупотребительны. Оные не составляют однако особенного отличия знатных; потому что я не видал оных ни на Короле, ни на его родственниках. Королевской Зять один только имел в бороде свиной зуб или кость на оный похожую. Все их украшения почти одинаковы с теми, о которых упоминает Форстер в путешествии своем при описании жителей островов Мендозовых. Свиные зубы и красные бобы суть главнейшие. Форстер описал большую часть украшений с точностию; почему и намерен я упомянуть о том кратко.

Головной убор состоит или из большего шлема, сделанного из черных петушьих перьев, или некакого рода повязки, сплетенной из жилок кокосовых орехов, украшенной жемчужными раковинами, или из обруча, сделанного из коры мягкого дерева, с висящим на нем рядом веревочек. Большая часть Островитян имели в волосах великие древесные листья. Уши украшают они большими, белыми, кругловатыми раковинами, наполненными твердым пещаным веществом, с прикрепленным к оным свиным зубом; которой втыкают в нижнюю часть уха, как серги. Сии Островитяне стараются более всего о украшении шеи. Духовные носят на груди некоторой род ожерелья, имеющего вид полукружия, сделанного из мягкого дерева, на коем наклеено несколько рядов красных бобов; прочие же употребляют другой род ожерелья, состоящего из одних зубов свиных, нанизанных на плоской шнурок, сплетенной из жилок кокосовых орехов: они носят так же и по одному свиному зубу или на шее или в бороде, а иные и шары величиною в большое яблоко, которые покрываются красными бобами. Бороду бреют, но на самой середины оставляют небольшой клочек волос. Голову так же бреют, оставляя только по обеим сторонам длинные волосы, которые завязывают сверх головы в пучек, так что оные кажутся рогами. Однако сей образ ношееия волос не есть общий. У многих, а особливо у людей нижнего состояния, волосы на голове неострижены, волнисты и кудрявы, но не столько, как у Африканских Арапов.

Одеяние женщин состоит, кроме Чиабу или пояса, который носят они так же, как и мущины, из куска ткани, висящего до икор, которым прикрываются недостаточно, как то уже выше упомянуто. Но и то нередко с себя сбрасывали, а иногда даже и Чиабу, когда на корабль приплывали. Тело свое намазывают ежедневно кокосовым маслом, которое придает великой лоск, но сообщает неприятной запах. Делают ли они сие для украшения, или чтоб защищаться от лучей солнечных, того не утверждаю с точностию; но думаю, что сие должно служить к тому и другому. Ни у одной из женщин не видал я никакого украшения на шее; но все они имеют при себе вееры четвероугольные или в виде полукружия, сплетенные из травы весьма искусно и выбеленные известью из раковин. Волосы имеют черные, которые намазывают крепко маслом и завязывают в пучек у самой головы,

Жилища сих Островитян состоят из длинного, узкого строения, сделанного из Бамбу (морского тростника) и из бревен дерева, называемого по Нукагивски Фау, переплетенных между собою кокосовыми листьями и травою. Задняя длинная стена дома выше противулежащей ей передней стороны, в которой делаются двери, вышиною около 3 х футов; а потому крышка бывает всегда к передней стороне наклонна. Крышка делается из листьев хлебного дерева, наложенных так один на другой, толщиною до полуфута. Внутренность дома разделяется на две части бревном, лежащим вдоль на земле. Передняя часть вымощена камнями, а задняя устлана рогожами, на которых все семейство спит вместе без различия родства и пола. На одной стороне находится еще малое отделение, в котором сохраняют они свои лучшие вещи. Под крышкою и на стенах развешены их Калибасси, тыквы, употребляемые вместо сосудов, оружия, топоры, барабаны и проч. В расстоянии от 20 до 25 саженей от дома бывает другое строение, подобное первому, с тою только разностию, что возвышено от земли на 1 1/2 или 2 фута. Пред ним сделана возвышенная площадь, устланная большими камнями, равная длиною дому, шириною же в 10 или 12 футов. Сие строение служит столовою. Король, его родственники, жрецы, и некоторые отличные воины могут только иметь таковые особенные столовые, требующие большего достатка; потому что каждой из них имеет отдельное сообщество, которое он всегда кормит. Сочлены сих сообществ различаются одни от других разными знаками, насеченными на их теле. Так например, принадлежащие к сообществу Короля, коих числом 26, имеют на груди четыреугольник, длиною в 6, а шириною в 4 дюйма. Агличанин Робертс есть член сего сообщества. Сообщество, к коему причисляется француз Иозеф Кабрит, имеет знак на глазе и так далее. Робертс уверял меня, что он никогда бы не вступил в такое сообщество, если бы не принудил его к тому крайний голод. Сие уверение по видимому столь противуречущее существу вещи, (ибо принадлежащие к таким сообществам не только обеспечены в рассуждении их пропитания, но и по признанию самого Робертса пользуются отличием, о приобретении коего стараются многие), возбудило во мне подозрение и заставило думать не сопряжено и такое отличие с некоторою потерею естественной свободы? едва ли можно полагать, чтоб народ столь бедный нравственными добродетелями, мог возвышаться до такой степени гостеприимства и любви к ближнему и делать столько добра, не ожидая за оное никакого вознаграждения. Король обнаруживал многократно свою жадность, несовместную с состраданием; но не изъявил ни единожды чувствования, которое предполагало бы в нем какую либо признательность. При каждом его на корабль приезде получал он от меня хотя и малоценные, но для Нукагивца не неважные подарки; однако, не взирая на то, не привез мне ни одного даже кокосового ореха, так как сие в обыкновении на других островах. По объяснении недоразумения, бывшего причиною возмущения, о коем в предъидущей главе упомянуто, и по восстановлении спокойствия, приехал Король на корабль и привез мне в знак мира перечное растение; однако скоро в том после раскаялся. Не прошло еще получаса, как начал он просить меня, чтобы отдать его обратно, если мне не нужно. От дикого человека с такими чувствованиями конечно нельзя ожидать, чтобы он кормил множество людей без всякого за то воздаяния. Люди, не имеющие ни какой собственности, не могут платить за всегдашнее свое прокормление ни чем более, кроме некоей потери естественной своей свободы и независимости. В сем состоит обыкновенной ход всех политических соотношений. Путь к самовластию прокладывается мало по малу, и Нукагивской Король, которой есть теперь не что иное, как богатейший гражданин сей дикой республики, не имевший ни малейшей власти даже и над беднейшим жителем долины, выключая членов его сообщества, сделается может быть скоро сим образом, таким же самовластным Королем, каков ныне Деспот острова Оваиги.

Женской пол не имеет вовсе участия в обедах сих отделенных сообществ. Особенные для пиров домы суть вообще Табу. Однако женщины не лишены здесь права, как на других островах, есть вместе с мущинами в своем собственном жилище. Им не запрещено так же есть и свинину, которую дают им впрочем редко.

В десяти или пятнадцати шагах от жилых домов вырыты многие ямы, выкладенные каменьями и покрытые ветьвями и листьями, в которых сохраняют запас жизненных потребностей, состоящих по большей части из печеной рыбы и кислого теста, приготовленного из корня Таро и плода хлебного дерева, которые держат в таких погребах по нескольку месяцов. Поваренное их искуство весьма просто. Кроме свинины, приготовляемой ими, по объявлению Робертса, по образу Отагитцов, главная пища состоит в кислом густом тесте, довольно вкусном, подобном сладкому с яблоками пирожному. Сверх того едят они Иам, Таро, бананы и сахарной тростник. Жареное приготовляют на банановых листьях, которые служат им и вместо блюд. Рыбу едят так же и сырую, обмакивая в соленую воду. Не имеющий привычки, смотря на них, как обедают, не может чувствовать хорошего аппетита. Они берут кислое тесто пальцами и несут ко рту с жадностию. Мы видели, что Король обедал таким образом; почему заключать должно и о прочих. Однако к похвале его сказать надобно, что он тотчас после обеда вымывал свои руки.

Орудия, употребляемые в работе при строении, весьма просты. Оные состоять из тонко заостренного камня для пробуравливания дыр, и топора сделанного из плоского черного камня. Последний употребляют только в случае недостатка топоров Европейских. Самые малые кусочки железа, от нас получаемые, преобратили они в топорики, точа оные на камне до тех пор, пока не получат остроты надлежащей. Впрочем видел я и каменной топор, которым строена была рыбачья лодка.

Домашнюю свою посуду приготовляют из скорлуп кокосовых орехов, из тыкв посредственной величины, называемых калебассами и из темного дерева, из коего делают некоторой род тонких чашек, на подобие раковины. Тыквенные и из кокосовых орехов чашки украшают они костьми рук и пальцов своих неприятелей, которых пожирают. Бритвы делают из костей морской прожоры, но употребляют оные в случае недостатка только бритв Европейских.

Оружия Нукагивцов состоят из дубины, копья и пращи. Дубина длиною около пяти футов, делается из плотного дерева казуарина весьма хорошо и красиво. Она весит не менее 10 фунтов. На толстом конце вырезана фигура человеческой головы. Копье делается из того же дерева, длиною от 10 до 19 футов, толщиною по средине в один дюйм, с обеих концов заострено. Камни для бросания из пращи кладут в весьма красиво сделанную плетенку.

Нукагивцы употребляют к ловлению рыбы такой способ, которой думаю у одних их только в обыкновении.[48] Они берут корень растущего на камнях зелия и разталкивають его камнем. Рыбак ныряет на дно и разбрасывает по оному сей разтолченной корень, от которого рыба столько пьянеет, что в скором времени всплывает на поверхность, воды полумертвою, где он собирает ее уже без всякой трудности. Впрочем ловят рыбу они и сетьми; но сие средство, как казалось, есть менее обыкновенно; потому что в заливе Тайо-Гое находилось вообще только восемь рыбачьих лодок. Наконец, для ловления рыбы употребляется так же и уда, которой крючок делается очень красиво из жемчужной раковины. Нить уды и все другие веревки, употребляемые ими к оснащению лодок и для других надобностей, вьют из луба дерева Фоу. Другой род веревок, которые очень гладки и крепки, приготовляют из жилок кокосовых орехов. Всякой имеющий у себя несколько земли, почитает рыбную ловлю презрительным упражнением, почему и занимаются оною одни бедные, лишенные других к пропитанию способов. Они знали, что мы платили бы за рыбу хорошую цену; но не взирая на то, привезли ж нам в два раза только 7 или 8 бонитов. Отсюда заключаю, что число жителей, не имеющих земли, должно быть весьма невелико.

Нукагивские лодки, все вообще с коромыслами,[49] строятся из трех родов дерева, по коему они и ценятся. Сделанные из хлебного дерева и Майо ценятся ниже тех, которые состроены из дерева, называемого Нукагивцами Тамана. Последние очень крепки и ходки, Впрочем состроены весьма худо и сшиты веревками, свитыми из жилок кокосовых орехов. Самая большая, нами виденная лодка имела в длину 33, в ширину 2 1/2, a в глубину 2 1/3 фута.

Жизненные потребности Нукагивцев весьма малочисленны; а потому и земледелие их в худом состоянии. В оном упражняются здесь менее, нежели на других островах сего океана. Насаждения шелковицы, корня Таро и перечного растения слишком ограничены. Недостаток в корне Таро и бедное одеяние Островитян обоего пола доказывают то ясно. Хлебное, кокосовое, и банановое деревья не требуют попечения. Насаждение оных не стоит почти никаких трудов. Надобно только выкопать яму и посадить в оную ветвь, которая весьма скоро принимается. следовательно, упражнение в сем мущин очень маловажно. Рыбную ловлю презирают они, вероятно потому, что она сопряжена с большими трудностями, а иногда и с опасностию. Главнейшие их работы состоят в строении домов и приготовлении оружия; но сие случается так же редко; а посему Нукагивицы проводят жизнь свою в величайшей праздности. По уверению Агличанина пролеживают они большую часть дня на рогожках со своими женами. Упражнения сих последних многоразличнее. они вьют веревки для разных потребностей, делают вееры и разные украшения для себя и для мужей своих. Важнейшее же их упражнение состоит в приготовлении для своего платья ткани, которая бывает двоякая. Одна толстовата, серого цвета; делается из ветвей и жилок дерева, некоторого особого рода, и употребляется на поясы или Чиабу и на платье для бедных женщин, которые иногда красят ее желтою краскою. Другая очень тонка и чрезвычайно бела, но так редка, что все виденные мною куски казались быть в дырьях. Она приготовляется из шелковицы и употребляется на платье и головной убор женщин вышшего состояния.

Многократно уже имел я случай упоминать, что образ правления здесь совсем не монархической. Король не отличается ни одеянием, ни украшениями от последнего из своих подданных. Повеления его совсем не уважаются. Не редко над ними смеются. Есть ли же бы отважился Король кого либо ударить; то он должен опасаться равного возмездия. Быть может, что в военное время, начальствуя над воинами, имеет он большую власть, но образ их военных действий не позволяет думать, чтоб и тогда был он единственным предводителем. Вероятно, что сильнейший и неустрашимейший приводит в движение и прочих; и в таком случае, власть Катанове в сражениях менее обширна, нежели огнезажигателя его Маугауа. Все, что с достоверностию сказать можно о преимуществах Короля, состоит в том, что он обладает великим имением, и потому бывает в состоянии прокормить многих. Таковое Королевское маловластие дает повод заключать, что исполнение правосудия у них не известно. Воровство не только не почитается преступлением; но признаешся еще особенным отличием. Впрочем признаться должно, что Нукагивцы, в бытность свою на корабле, редко подавали нам случай удивляться их в том искуству. Вероятно, что всегдашние часовые с заряженными ружьями, о действии коих имели они ясное понятие, удерживали их от покушения на оное.

Прелюбодеяние почитается преступлением в Королевском только семействе. Смертоубийство есть единственное деяние, влекущее за собою мщение; но не Король и не духовные дают управу, а родственники и друзья сами утоляют свое мщение кровию убийцы.

Сообщенные мне известия не свидетельствуют о семейственном их счастии. Хотя Нукагивцы установлением брака и удалились от зверского состояния, но не смотря на то, сие брачное соединение самым малым числом из них почитается священным. Думать надлежит, что оно есть более простое сожитие, произшедшее или от общей склонности, или от общей выгоды, а потом по привычке или от продолжения первой побудительной причины сохраняющееся. Нравственное же понятие о взаимных обязанностях супружеского союза, наблюдаемого всеми известными Островитянами сего океана, чуждо Нукагивцам вовсе. Мы, не взирая на кратковременное наше здесь пребывание, уверились в том достаточно. Словом прелюбодеяние у них терпимо.[50] Ужаснейшие следствия сей скотоподобной жизни обнаруживаются более всего равнодушием, с которым во время голода убивает муж жену свою и ее пожирает. Он умерщвляет и дитя свое и съедает его с равным хладнокровием. Может быть Нукагивец не дошел бы никогда до такого зверского поступка; есть ли бы соединен был с женою своею взаимною супружескою верностию и не имел бы явного сомнения, что рожденные ею дети принадлежат ему действительно. Агличанин Робертс защищал, думаю, честь Королевской фамилии, к которой он причисляется, из одного тщеславия. Он утверждал, что Король и его родственники имеют право умертвить жену свою, когда увидят ее в объятиях другого. Есть ли сие и случилось когда либо на самом деле; то, вероятно, были особенные причины, доводившие до такого жестокого мщения; ибо, по собственному его признанию, жены Королевской фамилии мало уважают верность супружеского союза. Сами собою приметили мы, что они незастенчивее прочих жещин.

Так называемый огнезажигатель принадлежит существенно к Королевской фамилии. Хотя обязанность его и состоит частию в том, чтоб находиться при Короле и исполнять его повеления; но он главнейше употребляется в таком деле, которое особенно отличает Нукагивских владетелей. Есть ли Король отлучается от двора своего на время, должайшее нескольких часов; то огнезажигатель сопровождать его уже не может. Он остается при Королеве и заменяет Короля во всех отношениях. Королева находит в нем второго супруга во время отсутствия первого. Он есть хранитель её целомудрия. Награда его состоит в наслаждении охраняемым. Нукагивские самовластители, уповательно, полагают, что лучше охотно делиться с одним, нежели по неволе со многими, уверяясь, что для избежания сего последнего, таковой соучастник необходим. Но Мау-Ту занимавший сие место не заслуживал доверия Королевского; потому что казался быть худым хранителем нравственности его супруги.

Люди, находящие удовольствие в том, чтоб пожирать подобных себе, не могут жить в продолжительном спокойствии. Нукагивцы воюют часто с соседами своими как по сей, так и по многим другим причинам. Образ, каковым ведут войну, доказывает сколь мало они отличаются от хищных животных. Редко нападают они во множестве на своих неприятелей. Обыкновеннейший способ победишь врага состоит в том, чтоб беспрестанно к нему подкрадываться и умертвив нечаянна сожрать добычу свою на месте. Кто в сем искустве и хитрости наиболее отличается, тот и успевает в победе. Кто долее может лежать на брюхе без малейшего движения и почти без дыхания, кто скорее бегает и искуснее перепрыгивает с камня на камень, тот приобретает между сотоварищами своими славу, каковою возносится храбрый и сильный Мау-Гау. Во всех сих способностях и ухватках отличался француз преимущественно. Часто занимал он нас повествованием о своем в том искустве и мог подробно и точно рассказать о всех обстоятельствах, произходивших тогда, когда забивал неприятеля. Однако он уверял, что никогда не ел сам человеческого мяса, а променивал оное на свинину. Неприятель его Робертс отдавал ему в сем так же справедливость. Жители долины, лежащей у залива Тайо-Гое, ведут почти беспрестанную войну с жителями долин Гоме-Шегуа и Готти-Шева. С последними, по дальнему расстоянию, уповательно реже прочих. Они воюют так же и с жителями долины, находящейся еще далее во внутренность острова. Воины долины Гоме, коих должно быть более 1000, называются особенным именем Тай-Пи, которое означает воинов великого моря. Жители долины Тайо-Гое не воюют с ними на море, но только на сухом пути. Странная тому причина заслуживает быть известною; поелику показывает, хотя Короли Нукагивские имеют мало власти; однако в некоторых случаях оказывается особам, принадлежащим к их семейству, чрезвычайное уважение. Сын Короля Катонове женат на дочери Короля воинов Тай-Пи. Она привезена водою; а потому залив, разделяющий сии две долины есть Табу: то есть место священное, возбраняющее всякое кровопролитие. Если разрушится согласие между молодым Принцом и его супругою и она возвратится к своим родителям, то война, которую ведут теперь только на сухом пути, может быть и на море. Но когда умрет она в сей долине; тогда должен последовать мир вечный. Нукагивцы верят, что душа умершей особы, принадлежавшей к Королевской фамилии и почитаемой Етуа или существом божеским, странствует в том месте, где умерла, и что нарушение её покоя есть вечное проклятие. Подобная счастливая связь сохраняет теперь мир между жителями долины Тайо-Гое и другой, лежащей во внутренности острова. Король последней Мау-Дей, то есть глава воинов, коих имеет 1200, женат на дочери Катонове, и по причине непрерывного мира пребывает почти всегда у своего тестя. Он был, выключая Мау-Гау и Бау-Тинг, прекраснейший мущина, посещавщий нас ежедневно. С воинами великого моря (Таи-Пи) продолжается всегда на сухом пути война до тех пор, пока Короли не потребуют перемирия, что случается обыкновенно под предлогом празднования плясок или Олимпйских игр сего дикого народа, которые по их обычаю отстрочены или до другого времени отложены быть никак не могут. Для приготовления к сим торжествам, в коих участвуют и неприятели, назначается определенное время. Доказательством того, что и сей грубой, кровожаждущий народ не находит удовольствия в войне беспрестанной и желает иногда покоя, служит долговременное приготовление к сим торжествам, которые продолжаются только несколько дней. В бытность нашу шесть месяцов уже протекло от последнего перемирия; но еще оставалось восемь до начала их празднеств, хотя все приготовление и состоит только в сделании нового места, на коем торжествуются пляски. По окончании оных каждой возвращается домой и война возобновляется. В то самое мгновение, когда подадут знак перемирия, что делают они посредством кокосовой ветьви, поставляемой на вершине горы, война прекращается. Один только случай ни в перемирие, ни в торжественные пляски, словом ни в каких возможных соотношениях не терпит выключения. Ни гений мира, ни даже покоряющийся дух Етуа не в состоянии отвратить его действия, состоящего в следующем: Как скоро в какой либо долине умрет жрец высокой степени; то в жертву ему должны принесены быть три человека. Оные не избираются из жителей той же долины; но похищаются насилием от соседов. Вдруг по смерти посылаются несколько лодок для поисков. Если посланным удастся овладеть соседственною лодкою, не могущую им сопротивляться, и нужное число людей пленено будет; тогда насилие прекращается в то же мгновение и море остается Табу по прежнему. В противном случае пристают они ж берегу и около утесов и камней подстерегают соседственных Островитян, выходящих часто поутру удить рыбу. Жертва, примиряющая дух верховного жреца с божеством, закалается; но оную не пожирают, а вешают на дерево, где висит до тех пор, дока останутся одни кости. Если же в первые дни таковые несчастные изловлены не будут; то слух о сем расспространится, и тогда война делается всеобщею. В бытность нашу в Тайо-Гое ежечасно ожидали подобного произшествия, потому что верховный жрец был очень болен и опасались, что смерть его неизбежна.

Нукагивцы имеют жрецов, следовательно и веру. Но в чем должна состоять оная между сими дикими Островитянами? судя по грубой их нравственности, можно заключать, что и вера их такова же. Оная конечно не способствует к соделанию их лучшими. Вероятно служит только прибежищем некоторых, находящим б ней безопасность жизни и многие другие выгоды. Проповедываемые жрецами[51] нелепости, приводящие иногда к крайним жестокостям, подают им средство заставить прочих почитать их людьми святыми, и необходимыми. Темное понятие Нукагивцев силится впрочем представлять себе существо вышшее, которое называют они Етуа; но сих Етуа признают они множество. Душа жреца, Короля и всякого из его родственников есть у них Етуа. Всех Европейцов почитают так же существами вышшими, то есть Етуа. Понятие Нукагивцев простирается не далее их видимого горизонта; а потому твердо уверены, что Европейские корабли снизходят с облаков. С тех пор, как узнали они Европейские корабли, удостоверились, что имеют истинное понятие о громе, думая, что оный произходит от пальбы сих кораблей, плавающих на облаках, и потому пушечной пальбы весьма боятся.[52]

Единственное блого, доставляемое им религиею, есть Табу. Никто, даже ни сам Король не может Табу нарушить, какая бы маловажность оным ни охранялась. Одно изречение сего страшного слова Табу вселяет в них некий священный ужас и благоговение, которое хотя и не основано на рассуждении, но не менее спасительные следствия имеет. Всеобщее Табу могут налагать одни только жрецы; на частное же имеет право каждый, что произходит следующим образом: если хочет кто охранишь от похищения или раззорения свой дом, насаждения, хлебное или кокосовое дерево; то объявляет, что душа его отца или Короля или иного лица покоится в оной его собственности, которая и называется тем именем. Никто не дерзает уже коснуться тогда сего предмета. Но если кто сделается столь дерзок, что изобличится в нарушении Табу, такому дают название Кикино, и сии суть первые, которых съедают неприятели. По крайней мере они тому верят. Духовные, уповательно, разумеют располагать сим обстоятельством так, что оное бывает действительно. Жрецы, Король и принадлежащие к его семейству суть Табу. Агличанин уверял меня, что лице его есть так же Табу. Но, не взирая на то, он опасался, чтобы не сделаться в предстоящей войне пленником и не быть съедену. Думать надобно, что его почитали прежде, так как и всякого Европейца, за Етуа; но семилетнее его между Островитянами обращение конечно уничтожило мысль признавать его существом вышшим.

Робертс не мог сообщить мне сведений о религии новых его соотечественников. вероятно, что Нукагивцы имеют об оной крайне темные понятия, или что он не старался узнать о сем основательно. Употребительные между сим народом при погребениях обряды состоят, по объявлению его в следующем: По омытии умершего кладут тело его на покрытое куском новой ткани возвышение и покрывают оное такою же тканию. В следующий день делают родственники умершего пиршество, к которому приглашают друзей и знакомых. присутствие жрецов необходимо; но женщины не имеют в том участия. На оном предлагают в пищу всех свиней покойного, кои при других случаях редко употребляются, сверх того корень Таро и плоды хлебного дерева. Когда соберутся все гости; тогда отрезывают свиньям головы, приносимые в жертву богам их для испрошения чрез то умершему благополучного в другой свет преселения. Сию жертву принимают жрецы и съедают втайне, оставляя только маленькой кусок, которой скрывают под камнем. Друзья или ближайшие родственники покойника должны потом охранять тело его несколько месяцов и для предохранения от согнития натирать оное беспрестанно маслом кокосовых орехов, от чего делается наконец тело твердо, как камень. Чрез год после первого пиршества делают второе не менее разточительное, дабы засвидетельствовать тем богам благодарность, что благоволили преселить покойного на тот свет счастливо. Сям оканчиваются пиршества. Тело покойника разламывают потом в куски и кладут в небольшой ящик, сделанной из хлебного дерева, наконец относят в Морай,[53] т. е. на кладбище, в которое никто из женского пола под смертным наказанием входить не может.

Всеобщее верование волшебству составляет, кажется мне некоторую часть их религии; поелику жрецы признаются в оном искуснейшими. Однако некоторые и из простого народа почитаются за разумеющих сию тайну. Волшебство сие называется Кага и состоит, по расказам их, в следующей не вероятной басне: волшебник, ищущий погубить медленною смертию того, кто ему досадит, старается достать харкотину его, урину или испражнение. Полученное смешивает с некиим порошком, кладет в мешечек, сплетенной отменным образом, и зарывает в землю. Главная важность заключается в искустве плести правильно употребляемой на то мешечек и приготовлять порошек. Срочное к тому время полагается 20 дней. Как скоро зарыт будет мешечек, тотчас оказывается действие оного над подпавшим чародейству. Он делается болен, день ото дня слабеет, наконец вовсе лишается сил и через 20 дней умирает. думать должно, что таковая баснь распространена в народе хитрыми людьми, дабы заставить других себя бояться, и быть в состоянии вынуждать у них подарки. Сие подтверждается тем, что если тот, над кем делается чародейство, подарит волшебника свиньею, или иным каким знатным подарком, хотя бы то было в последний день срока, то может откупиться от смерти. Волшебник вынимает из земли мешечик, и больной мало по малу выздоравливает. Кажется такой несбыточной обман не мог бы долго сохранять к себе доверенности, но может быть, принаравливание оного к естественным припадкам, или и вподлинно некоторое в здравии расстройство, могущее приключаться от силы воображения того, над кем совершается колдовство, поддерживают доверенность к оному. Робертс, впрочем человек рассудительный, и Француз верили действию сего волшебства. Последний употреблял всевозможное, но тщетное старание узнать тайну чародейства, чтобы освободиться от неприятеля своего Робертса, которого он не надеялся лишишь жизни другим каким либо, кроме сего, способом; потому что Агличанин, имея ружье, мог охранять себя всегда сим талисманом, превосходящим и самое Кага; но чтобы сделаться еще страшнее для своих неприятелей, убедительно просил Робертс меня и Капитана Лисянского дать ему пару пистолетов, ружье, пороху, пуль и дроби. Мы, сожалея, что не можем исполнить прозьбы человека, бывшего нам во многом полезным, представили ему, что естъли бы он и получил от нас некоторой запас пуль и пороху; то сохранение на острову сей драгоценности не может остаться тайным. беспрестанно воюющие Островитяне овладеют неминуемо таким сокровищем и истощат оное скоро, при чем жизнь его подвергнется непременно еще большей опасности, которой будет сам причиною. Доказательства наши казались ему основательными и он успокоился. Мы расстались с ним, как добрые приятели, снабдив его вещьми другими, полезнейшими пуль и пороха.

Робертс казался человеком нетвердых мыслей и непостоянных свойств, однако рассудителен и доброго сердца. Главнейший его недостаток в сем новом его жилище, как то подтверждал и непримиримой враг его Ле-Кабрит, состоял в том, что он неискусен в воровстве, а потому часто находился в опасности умереть с голоду. Впрочем, поколику разум превозмогает невежество, Робертс приобрел мало по малу от дикого народа великое к себе уважение, и имеет над оным более силы, нежели какой либо из их отличнейших воинов. Для Короля сделался он особенно нужным. Ни мало не сомневаюсь я, чтобы он острову сему не мог принесть более пользы, нежели миссионер Крук, препроводивший на оном некоторое время для того, чтобы обратить Нукагивцев в Христианскую веру, не помыслив, что их надобно прежде сделать людьми, а потом уже Христианами. Мне кажется что проворный и оборотливый Робертс, к успешному произведению сего на самом деле способнее быть может и Крука и всякого другого миссионера. Он построил себе хорошенькой домик, имеет участок земли, обработываемой им прилежно в надлежащем порядке, старается о приведении возможного в лучшее состояние, что здесь до него неизвестно было и по собственному его признанию ведет жизнь счастливо. Одна только мысль попасться в руки Канибалов его беспокоит. Предстоящей войны боится он особенно. Я предложил ему, что готов отвезти его на острова Сандвичевы, откуда удобно уже найдет случай отправиться в Кантон; но он не мог решиться оставить жену свою, которая в бытность нашу родила ему сына, и, вероятно он окончит жизнь свою на Нукагиве.

Скотоподобное состояние Нукагивцев не может возбудить в них чувствования к волшебному действию музыки. Но как нет ни одного столь грубого народа, которой бы не находил в оной некоего удовольствия; то и сии островитяне не совсем к тому равнодушны. Их музыка соответствует их свойствам. Народ, умерщвляющий и пожирающий своих жен и детей, не может наслаждаться нежными звуками свирели или флейты. К возбуждению грубых чувств нужны орудия звуков пронзительных, заглушающих глас природы. Необычайной величины барабаны их диким громом своим особенно их воспламеняют. Они и без помощи всякого мусикийского орудия умеют производить приятные для них звуки следующим образом: прижимают одну руку крепко к телу, и в пустоту находящуюся между ею и грудью сильно ударяют ладонью другой руки; произходящий от того звук крайне пронзителен. Пение их и пляска не менее дики. Последняя состоит в беспрестанном прыгании на одном месте, при чем поднимают они многократно руки к верху и дрожащими пальцами производят скорое движение. Такт ударяют они притом руками вышеупомянутым образом. Пение их походит на вой, а не на согласное голосов соединение; но оное им нравится более, нежели самая приятная музыка народов образованных. Сообщаемые мною здесь известия о числе народа сего острова основываются на одной вероятности; но где точные исчисления бывают не возможны, там и близкия к истинным имеют свою цену. По объявлению Робертса выставляют долины против неприятелей своих воинов: Тайо-Гое 800, Голи 1000, Шегуа 500, Мау-Дей 1200, Готти Шеве на Юго-западе от Тайо-Гое и другая на северовостоке, каждая 1200.

Итак число всех ратников составляет 5900. Если число женщин, детей и мущин престарелых положить втрое более сказанного, то число всех жителей острова выдет 17700 или круглым числом 18000, которое, думаю не будет мало; потому что супружества весьма бесплодны, престарелых же мущин не видал я ни одного ни между жителями Тайо-Гое, ни Шегуа.[54] Мне кажется однако, что Робертсово показание числа жителей долины Тайо-Гое превосходит настоящее по крайней мере одною третью. Где 800 войнов, там по принятому положению должно быть 2400 всех жителей; но я не видал в одно время больше 800 или 1000, между коими находилось от 300 до 400 одних девок. Впрочем нельзя сомневаться, что бы большая часть жителей не приходила к. берегу. Редко бывающие здесь Европейские корабли, всеобщая чрезвычайная Островитян жадность к железу, заставляют думать, что выключая матерей с малыми детьми, редкие не собирались у берега. Итак если принять, что полагаемое Робертсом число более настоящего третью и уменьшишь оною количество народа целого острова, то выдет всех жителей только 12.000. Судя по острову, имеющему в окружности более 60 миль, по особенно здоровому климату, по умеренному употреблению Кава и по неизвестности здесь любострастного яда, сие население очень малолюдно. Но с другой стороны беспрестанная война, приношение людей на жертву, умерщвление оных во время голода, крайняя невоздержность женского пола, предающагося любострастию с 8 го и 9 го годов возраста и неуважение супружеского союза чрезмерно препятствуют к размножению народа. Робертс уверял меня, что Нукагивки раждают не более двух робенков, многие же и совсем бесплодны; следовательно на каждое супружество положить можно по одному только дитяти, что составляет едва четвертую часть по принятому народосчислению в Европе.

При сем не могу не признаться, что если бы не было здесь Агличанина и Француза, то по кратковременном нашем пребывании в Тайо-Гое оставил бы я Нукагивцев с лучшими мыслями об их нравах. В обращении своем с нами оказывали они всегда добросердечие. При мене были столько честны, что отдавали нам каждой раз кокосовые орехи прежде получения за оные по условию кусков железа. К рубке дров и налитию бочек водою предлагали всегда свои услуги. Сопряженная с трудною работою таковая их нам помощь была действительно немаловажна. Общее всем Островитянам сего океана воровство примечали мы редко. Они казались всегда довольными и веселыми. Отксрытые черты лица их изображали добродушие. В продолжении десятидневного нашего здесь пребывания не имели мы ни единожды нужды выпалить по ним из ружья, заряженного пулею или дробью. бесспорно, что тихое и спокойное их поведение могло произходить от боязни нашего оружия и от сильного желания получить от нас какую либо выгоду. Но какое право имею я испытанные нами добрые поступки их относить к худым источникам, заключая то из мнимых побудительных причин, и еще о таком народе, о котором многие путешествователи отзываются с похвалою? Все сие налагало на меня долг почитать сих диких простосердечными и добродушными людьми; но по нижеследующим причинам должен я был переменить об них свое мнение. Агличанин и Француз, обращавшиеся с ними многие годы, согласно утверждали, что Нукагивцы имеют жестокие обычаи, что веселый нрав их и лице изъявляющее добродушие не соответствуют ни мало действительным их свойствам, что один страх наказания и надежда на получение выгод удерживают их страсти, которые впрочем свирепы и необузданны. Европейцы сии, как очевидные тому свидетели, рассказывали нам со всеми подробностями, с каким остервенением нападают они во время войны на свою добычу, с какою поспешностию отделяют от трупа голову, с какою жадностию высасывают кровь из черепа и совершают наконец мерзкой свой пир. Во время голода убивает муж жену свою, отец детей, взрослый сын престарелых своих родителей, пекут и жарят их мясо и пожирают с чувствованием великого удовольствия. Даже и самые Нукагивки, во взорах коих пламенеет любострастие, даже и они приемлют участие в сих ужасных пиршествах, когда имеют к тому позволение! Долго не хотел я тому верить; все желал еще сомневаться в истинне сих расказов. Но во первых известия сии единообразно сообщены нам от двух несогласных между собою и разных земель иностранцев, которые долго между ими живут и всему были не только очевидцы, но даже участники. Француз особливо сам признавался, что он всякой раз жертвенные свои добычи променивал на свиней. Во вторых расказы их согласовались с теми признаками, которые сами мы во время краткого пребывания своего приметить могли; ибо Нукагивцы ежедневно предлагали нам в мену человечьи головы, также оружия украшенные человеческими волосами, и домашнюю посуду, убранную людскими костьми; сверх сего движениями и знаками часто изъявляли нам, что человеческое мясо почитают они вкуснейшим яством. Все сии обстоятельства совокупно уверили нас в такой истинне, в которой желали бы мы лучше сомневаться, а именно, что Нукагивцы суть такие же людоеды, как Новозеландцы и жители островов Сандвичевых. Итак можно ли их оправдывать? Можно ли с Форстером утверждать, что Островитяне южного океана суть народ добродушный? Одна только боязнь удерживает их убивать и пожирать приходящих к ним мореходцев. К вышесказанным нами доказательствам мы можем еще присовокупить следующие. За несколько лет назад приставал в порте Анны Марии Американской купеческой корабль. начальник оного, Кваккер, послал на берег несколько своих Матросов без всякого оружия. Островитяне едва только приметили их в беззащитном состоянии, вдруг собралися и хотели побить и утащит в горы. С великою трудностию удалось Агличанину Робертсу при помощи Короля, коему представил он вероломство поступка, могущего навлечь на остров худые следствия, изторгнуть Американцев из рук сих людоедов. Другое доказательство, что природа отказала сим диким во всяком чувствовании человеколюбия, собственно до нас касается: во всю бытность нашу в заливе Тайо-Гое не только не подавали мы повода к какому либо негодованию; но напротив того всевозможно старались делать им все доброе, дабы внушить хорошее о себе мнение и возбудить, ежели не благодарность, то по крайней мере благоразположение, однако ничто не подействовало. При выходе кораблей наших из залива разнесся между Нукагивцами слух, что один из них разбился. Сие, конечно, произошло от того, что мы принуждены были стать на якорь весьма близко берега, как то в седьмой главе упомянуто. Менее, нежели в два часа, собралось множество Островитян на берегу против самого корабляя вооруженных своими дубинами, топорами и пиками. Никогда не показывались они прежде в таком воинственном виде. Итак какое долженствовало быть их притом намерение? Верно не другое как грабеж и убийство. Прибывший в то время на корабль Француз подтвердил то действительно и уведомил нас о возмущении и злонамерении жителей всей долины.

Из сего описания Нукагивцев, которое покажется, может быть, невероятным, но в самом деле основано на совершенной справедливости, каждой удостоверится, что они не знают ни законов, ни правил общежития, и будучи чужды всякого понятия о нравственности, стремятся к одному только удовлетворению своих телесных потребностей. Они не имеют ни малейших следов добрых наклонностей и без сомнения не людьми, но паче заслуживают быть называемы дикими животными. Хотя в описаниях путешествий Капитана Кука и выхваляются жители островов Товарищества, Дружественных и Сандвичевых; хотя Форстер и жарко защищает их против всякого жесткого названия; однако я (не утверждая впрочем, чтоб они вовся не имели никаких хороших качеств), не могу иного о них быть мнения, как причисляя их к тому классу, к какому Господин Флерье причисляет людоедов, каковыми почитаю я всех Островитян.

[55]

Надобно представить себе только тех Островитянь, о коих доказано уже, что они точные людоеды, на пример: Ново-Зеландцев, жестоких жителей островов Фиджи, Навигаторских, Мендозовых, Вашингтоновых, Новой Каледонии, Гебридских, Соломоновых, Лузиады и Сандвичевых; добрая слава о жителях островов Дружественных со времен произшествия, случившагося с Капитаном Блейем и в бытность на оных Адмирала Дантре-Касто так же весьма много помрачилась; и нельзя уже в том ни мало сомневаться, что сии Островитяне одинакого свойства и вкуса со своими соседами, населяющими острова Фиджи и Навигаторские. Одних только жителей островов Товарищества, не подозревают еще, чтоб они были людоеды. Одних их только признают вообще кроткими, неиспорченными и человеколюбивыми из всех Островитян великого океана. Они-то наиболее возбудили новых философов, с восторгом проповедывать о блаженстве человеческого рода в естественном его состоянии. Но и на сих островах мать с непонятным хладнокровием умерщвляет новорожденное дитя свое, для того, чтобы любостраствовать опять беспрепятственно. Да и самые сообщества Ареоев запщищаемые Форстером с великим красноречием, не состоят ли из предавшихся любострастию, из коих каждой может быть назван отцеубийцем? Для таковых людей переход к людоедству не труден. Может быть чрезвычайное плодородие островов их есть доныне одною причиною, что они не сделались еще ниже других животных.[56]

Сколько ни приносит чести Куку и его сопутникам, что они желали оправдать в неприкосновении к людоедству таких Островитян, которые навлекали их в том на себя подозрение, однако следовавшие за ними путешественники доказали потом неоспоримо, сколь легко одни поверхностные замечания доводить могут до несправедливых заключений. Позднейшие путешествия и точнейшее рассмотрение сих диких людей доставят конечно, еще многие подобные доказательства погрешностей прежних наблюдателей. Капитан Кук принят был Ново-Каледонцами наилучшим образом; а потому не только не имел на них подозрения в людоедстве; но и приписывает их свойствам величайшую похвалу. Он столько их одобряет, что отдает даже преимущество пред всеми народами сего океана, и говорит, что приметил в них гораздо более кротости, нежели в жителях островов Дружественных. Форстер описывает их столь же выгодно. Напротив того Адмирал Дантре-Касто открыл между ими несомненные следы людоедства и горе тому мореходцу, которой будет иметь несчастие претерпеть кораблекрушение у опасных берегов сего острова! Погрузившийся в безъизвестность Лаперуз, оплакав горькую участь несчастного своего сопутника,[57] соделался, может быть, и сам жертвою сих варваров! —

ГЛАВА X. ПЛАВАНИЕ ОТ НУКАГИВЫ К ОСТРОВАМ САНДВИЧЕВЫМ, А ОТТУДА В КАМЧАТКУ

Надежда и Нева оставляют Нукагиву. Путь к островам Сандвичевым. Тщетное искание острова Огива-потто. Сильное течение к NW. Прибытие к острову Оваги. Нарочитая погрешность хронометров на обоих кораблях. Совершенный недостаток в жизненных потребностях. Гора Моуна-Ро. Описание Сандвичевых Островитян. Разлучение Надежды с Невою и отплытие Надежды с Камчатку. Опыты над теплотою морской воды. Тщетное искание земли, открытой Гишпанцами на востоке от Японии. Прибытие к берегам Камчатки. Положение Шипунского носа. Вход Надежды в порт Св. Петра и Павла.

1804 год Май, 18–19

Мая 18 го пошли мы из залива Тайо-Гое при весьма худой погоде. При сем случае лишились верпа и двух кабельтов. Во время верпованья нашел такой сильной шквал, сопровождаемый проливным дождем, что мыпринуждены были отрубить кабельтов и поставить паруса, дабы не снесло корабля на камень, находящийся на западной стороне входа, мимо коего проходили мы едва на один кабельтов. В 9 ть часов облака рассеялись и небо прояснилось; но ветр дул крепкой от ONO. В сие время увидели Неву, которой удалось еще вчерашним вечером выдти в море. По поднятии гребных судов и по укреплении якорей велел я держать к северу, дабы приближиться опять к острову для измерения нескольких углов и снятия видов, в чем бурная и мрачная погода по утру нам препятствовала. Наблюдения в полдень показали широту 8°,59,46". Северная оконечность Нукагивы находилась от нас тогда точно на N. От сей оконечности, лежащей по определению нашему в долготе 139°,49,30", начал я вести счисление. При крепком восточном ветре направили мы потом путь свой к WSW с тем намерением, чтобы увериться в существовании того острова, которой видел будто бы Маршанд во время плавания своего от Вашингтоновых островов к северу, и о котором Флерье думал, что оной долженствовал быть Огива-Потто, названный так Отагитянином Тупаем, сопровождавшим Кука в первом его путешествии. Ночь была светлая; но чтобы не оставить о существовании сего мнимого острова никакого сомнения, в 9 ть часов вечера легли мы в дрейф, находясь тогда западнее пункта отшествия на один градус. В половине шестого часа утра взяли мы курс под всеми парусами на WtS, a в полдень на вест. продолжать плавание на WSW почитал я ненужным; ибо если бы Маршанд видел действительно в сем направлении остров; то верно усмотрели бы мы оной прежде захождения солнца. Продолжав плавание до 6 ти часов вечера и не приметив ни малейших признаков какого либо острова, оставил я дальнейшее искание оного в сем направлении. Сильное течение к западу в сей части океана, затрудняющее много и прямое плавание от островов Вашингтоновых к Сандвичевым, как то испытал Гергест, возбраняло мне заходить слишком далеко к западу. Оное было причиною, что Капитан Ванкувер на пути своем от Отагейти к Оваги в 1791 м году принужден был часто поворачивать и плыть к востоку, чтобы достигнуть последнего острова. В 6 часов вечера переменил я курс на NNW. В сие время находились мы в широте 9°,23 южн. и долготе 142°,27 западн. следовательно 2°,48 западнее острова Нукагивы. В первую ночь после перемены курса шли мы под малыми парусами, дабы нечаянно не подойти слишком близко к острову которой найти мы надеялись, но сие ожидание наше было безуспешно. Ветр дул несколько дней сряду крепкой от О и OSO и сопровождался жестокими порывами, которыми изорвало у нас несколько парусов. Течение было, как то и ожидать следовало, всегда к западу. По наблюдениям Капитана Ванкувера действие оного должно склоняться к северу; но я немало удивился, нашед сему противное; ибо в продолжение двух дней, 21 го и 22 го Мая между 6 м и 4 м градусами южной широты, снесло нас течением 49 миль на SW 65°. Сие побудило меня держать курс одним румбом севернее, а именно NtW. Течение к югу между тем уничтожилось и было после всегда к NW до самых островов Сандвичевых.

22–24

Мая 22 го находились мы в широте 3°,27 южн. и долготе 145°,00 западной. Южное наклонение магнитной стрелки найдено, в сей день 13°, склонение же 5°,18 восточное.[58] 24 го дня, во время безветрия, погрузил Господин Горнер Сикхов термометр на 100 саженей. В сей глубине оказалась теплота воды 11 1/2 градусов, на поверхности моря и в атмосфере, термометр показывал 21 1/2°. Гельсова машина показывала напротив того в той же глубине 19 градусов, хотя находилась в море и 20 минут. Сие служит доказательством, что вода во время поднимания машины весьма согрелась.[59] Опыт, учиненный посредством Сиксова термометра, признавал Г. Горнер вернейшим. Мы находились в сие время в широте 56 южной, долготе 146°,16 западной. Склонение магнитной стрелки в сем месте найдено 4°,34 восточное; южное наклонение оной 8°,30. Два дня уже дул ветр переменной слабой, прерываемый безветрием; но мы чувствовали, что воздух был приятнее и в сравнении с тем жаром, которой переносили мы несколько недель прежде сего, мог назван быть холодноватым, а особливо во время ночи. Термометр показывал впрочем только 1 1/2 градуса менее, нежели в первые дни бытности нашей у Нукагивы.

25–30

В пятницу 25 го Мая в 3 часа пополудни перешли мы Экватор, в долготе по хронометрам нашим 146°,31; по счислению же 144°,56. И так в семь дней корабль увлекло течением на 1 1/2 к западу. В то самое почти мгновение, в которое переходил корабль чрез линию, что с довольною точностию определить было можно, поелику обсервованная южная широта в полдень составляла 4 минуты, найдено наклонение южного полюса магнитной стрелки 6°,15. Мы имели инклинаториум не особенной доброты; а потому Г. Горнер и полагал, что найденное посредством оного наклонение нельзя принять точно верным. Следующего дня в широте[60] 1°,12 северной, и долготе 146°,46 найдено оное 5°,30, а склонение же, спустя несколько часов потом 5°,18 восточное. В сей день приметили мы течение к ONO 16 ти миль; на другой день было оно опять, как и прежде западное. Объяснение разности такого однодневного течения не нетрудно. До сего времени не видали мы почти никаких птиц. Мая 27 го в широте 2°,10 и долготе 146°,50 усмотрели кучу птиц тропических и других малых, между коими находилась одна большая, совершенно черная. Дикой наш Француз утверждал, что он видал последнюю часто около Нукагивы и других островов Вашингтоновой купы и слыхал будто бы от других, что оная никогда далеко от земли не отлетает. Сия птица, равно как и виденная в море большая зеленая ветвь вселили в нас надежду, что мы придем может быть еще сею же ночью к какому либо неизвестному острову. Ночь была лунная и весьма светлая; но ожидания наши оказались тщетными. Мая 30 го умер наш повар Иоган Нейланд. О болезни его упомянуто мною прежде. Я надеялся привезти его живого в Камчатку, но великой жар, которой переносили мы в бытность свою у Нукагивы, ускорил смерть его. Он был уроженец Курляндской, от роду имел 35 лет, вел себя весьма хорошо. Все вообще об нем сожалели.

Июнь. 3

В продолжение нашего плавания до осьмого градуса широты были часто штили и столь переменные ветры, что однажды только дул ветр шестнадцать часов непрерывно от запада. Погода продолжалась пасмурная, и шли сильные дожди, которые доставили нам ту выгоду, что мы могли наполнить почти все свои бочки пресною водою. В широте осьми градусов ветр отходя к NO сделался ONO, настоящее направление пассатного ветра, продолжавшееся до самого прихода нашего к островам Сандвичевым. До сего определяемая долгота по хронометрам разнствовала от находимой посредством наблюдений лунных расстояний только несколькими минутами. 3 го Июня показали наблюдения мои разность 10, a 3 на другой день 25 ть минут, коими долгота по хронометрам была восточнее. Хотя наблюдения Астронома Горнера, Капитана Лисянского и мои сходствовали весьма близко, однако при всем том мы желали лучше приписать сию столь великую и вдруг произшедшую разность, недовольной точности наших наблюдений, нежели неверности хронометров; но по прибытии своем к острову Оваги противное оказалось; ибо мы действительно нашли, что No. 128 показывал 33,30", а по 1856 11 восточнее.

Ветр все еще продолжался крепкой от NO и NOtO при сильном волнении от NO, причинявшем великую качку и беспокойство. В сие время оказалась в первой раз в корабле течь и была столь велика, что мы два и три раза в день должны были выливать воду. Но течь сия не была опасна и произходила от того, что корабль сделавшись гораздо легче, нежели как он был при отходе из Европы, поднялся от воды; и как пенька в пазах ватер-линии сгнила вовсе, то при малейшей качке входила воды в корабль немало. До прибытия нашего в Камчатку нельзя было пособить сему и мне ничего более не осталось, как сожалеть о своих служителях, которые отливанием воды при великих жарах весьма затруднялись.

В четверток 7 го Июня поутру в 6 часов находились мы по счислению в недальнем уже расстоянии от восточной стороны острова Оваги; почему я и переменил курс NNW на NWtW. В половине 9 го часа увидели восточную оконечность Овагигскую, лежавшую от нас на NW в расстоянии 36 миль; однако горы Мауна-Ро не могли приметить. В полдень находились мы в широте 19°,10. Восточная Овагигская оконечность, лежащая под 19°,34 широты, была тогда от нас прямо на N. Поелику долгота сей оконечности определена Капитаном Куком с великою точностию и признана воспитанником и последователем его Ванкувером долготою истинною; то упомянутое положение оной и было весьма благовременно для уверения нас в настоящей погрешности наших хронометров. Долгота сей оконечности вышла:

по No. 128–154°,22,30"

— No. 1856 — 154°,45,00"

— Пенингтонову, 154°,29,30"

Определенная Капитаном Куком 154°,56,00"

Наблюдения Капитана Кука и Ванкувера не оставляют никакого сомнения о точном определении долготы сей оконечности. Взятые нами лунные расстояния 4 го и 11 го Июня чрез день после нашего отхода с Оваги подтвердили сие совершенно. Первые из оных показали погрешность No. 128 39, последние же 35 минут, восточную. Итак не оставалось для нас ничего более, как определить снова ход хронометров с толикою точностию, каковая только возможна на море. При сем достойно примечания то, что на всех шести хронометрах, на обоих кораблях находившихся, из коих четыре были Арнольдовы, оказалась в кратковременное сие плавание погрешность в одну сторону. Долгота по корабельному счислению была 150°,54. Следовательно в двадцатьоднодневное плавание увлекло нас течением на 4°,2 к западу, что делает одиннадцать миль в каждые сутки.

В бытность нашу в порте Анны Марии могли мы получить от Нукагивцев на оба корабля только семь свиней, из коих каждая была весом менее двух пуд. Сей крайний недостаток в мясной провизии возлагал на меня обязанность зайти к островам Сандвичевым, где полагал я запастися оною достаточно. Хотя все служители были совершенно здоровы; однако представляя себе, что во все долговременное плавание от Бразилии, выключая первые недели, единственная их пища была солонина, не мог я не опасаться цынготной болезни, не взирая на все предосторожности. Ни нужда поспешать в Камчатку, где долженствовали пробыть по крайней мере целой месяц, для того, чтобы быть в состоянии придти в Нагасаки в половине Сентября месяца, как такое время, в которое Муссон переменяется у берегов Японских, ни желание мое взять от Вашингтоновых островов совсем особенной курс от всех предшествовавших мореплавателей, на коем не без причины полагать я мог сделать новые открытия, словом ничего не смел я предпочесть попечению о сохранении здоровья служителей, и должен был непременно коснуться островов Сандвичевых. Но чтобы сколько возможно употребить на сие менее времени, решился я не останавливаться нигде на якорь, а держаться только дня два вблизи берегов Овагигских; поелику по описанию всех мореплавателей, бывших у сего острова, приезжаюии Островитяне к кораблям, находящимся от берегов даже в 15 ти и 18 ти милях, для промена жизненных потребностей на товары Европейские. Приняв таковое намерение, приближились мы сначала к юговосточному берегу. Я думал при сем, что если обойдем весь остров; то верно достаточнее запасемся провизиею. Но следствие показало, сколь много обманулись мы в своем чаянии! — Подошед к берегу на шесть миль, мы поворотили и держали в параллель оному под одними марселями. Увидев несколько шедших к нам лодок, легли в дрейф. Все, что Островитяне привезли с собою, не соответствовало ни мало нашим ожиданиям. Некоторое количество пататов, полдюжины кокосовых орехов и малой поросенок составляли все, что могли мы у них выменять; но и сии малости получили с трудностию и за высокую цену. Островитяне не хотели ничего брать на обмен, кроме одного сукна; которого не было на корабле ни одного аршина в моем расположении. Тканей их рукоделия предлагали они нам в мену множество; но крайняя нужда в провизии требовала запретить выменивать что либо другое. При сем случае привез один пожилой Островитянин очень молодую девушку, уповательно дочь свою, и предлагал ее из корысти на жертву. Она по своей застенчивости и скромности казалась быть совершенно невинною; но отец её не имев успеха в своем намерении, весьма досадовал, что привозил товар свой напрасно.

Худая погода, сопровождаемая дождем и шквалами была причиною, что после сего не видали мы более ни одной лодки отплывающей от берега; почему удалившись от острова, держали при свежем восточном ветре на SSO.

испытанной нами здесь недостаток в провизии удивлял нас не мало; ибо Овагигской берег, у коего мы находились, казался довольно населенным и весьма хорошо возделанным. Виденная нами сторона сего острова имеет в самом деле вид прелестный. Судя по оной нельзя сравнять с сим островом ни одного из Вашингтоновых. Весь берег усеян жилищами, покрыт кокосовыми деревьями и разными насаждениями. Множество лодок, виденных нами ясно у берега, не позволяло сомневаться о многочисленности народа. От низменной возточной оконечности, имеющей небольшое возвышение поднимается берег мало по малу до подошвы прекрасной горы Мауна-Ро, высота коей по исчислению Астронома Горнера составляет 2254 сажени. Следовательно превосходит высоту Тенерифского пика 350 тоазами. Гора сия как по своему особенному виду, так и по высоте есть достопримечательнейшая. Она по справедливости названа столовою горою; потому что вершина ее, бывшая непокрытою в сие время года снегом, совершенно плоска, выключая, неприметное почти на восточной стороне возвышение. В первый день нашей здесь бытности обнажилась она от облаков на некоторые только мгновения; впрочем скрывается в оных почти беспрестанно. В следующие потом два дня удалось нам удивляться несколько раз сей страшной громаде, вершина коей занимает пространство, составляющее 13000 футов; но ни единожды не представлялась она нашему зрению в полном своем виде. Сие вообще случаться должно редко; ибо, если верхняя часть её и обнажается от влажного покрова; то средина закрыта бывает почти всегдашними облаками, которые кажутся низвергающимися с величественно-возвышающейся над оными вершины. В утреннее время, когда воздух не наполнен еще парами, видна гора сия гораздо яснее.

Судя по Островитянам, бывшим на корабле нашем, нельзя сравнивать их по наружному виду с Нукагивцами, в рассуждении которых составляют они безобразную породу людей. Они ростом меньше и телосложением не статны, цветом гораздо темнее и тело не распещрено почти совсем узорами, которые столь много украшают Нукагивцев. Из всех, виденных нами Овагигцев не было почти ни одного, которой не имел бы на теле пятен, долженствующих быть следствием или любострастной болезни или неумеренности в употреблении напитка Кава; но сия последняя причина не может относиться к беднейшей части жителей. Сколько превосходят Нукагивцы в физическом отношении Овагигцев, столько казались нам сии превосходящими южных своих соседов умственными способностями. Частое обращение их с Европейцами, из коих, а особливо из Агличан, находится несколько на островах сих, способствовало непременно к тому весьма много. Бодрость, проворство и живость в глазах приметили мы более или менее во всех тех, кооторых имели случаи видеть. Овагигцы строят лодки свои и плавают на них гораздо искуснее Нукагивцев, которые вообще не имеют в том навыка. Помещенное в путешествии Кука некоторое количество слов показывает величайшее сходство языков, коими говорят жители островов Сандвичевых и Мендозовых. Судя, по оному надобно бы думать, что они могут разуметь друг друга совершенно. Но дикой наш француз не понимал Овагигцев вовсе; и потому не мог служить там толмачем. Несколько Аглинских только слов, выговариваемых Островитянами довольно ясно, способствовали нам много к уразумению их некоторым образом. Дикой француз, которой не разумел может быть языка сих Островитян по великой разности в выговоре, возъимел об Овагигцах столь худое мнение, что раскаялся даже в своем намерении поселиться между ими. Он просил меня при сем взять его с собою. Хотя я и имел довольную причину наказать его за худой против нас на Нукагиве поступок; однако не мог не согласиться на его прозьбу, предвидев явно, что он между сими Островитянами по свойствам своим будет еще презреннее и несчастнее, нежели на Нукагиве.

На рассвете следующего дня поплыли мы к южной оконечности острова Овайги. По описанию Кука должна находиться на оной великая деревня, из коей привезено было ему множество жизненных потребностей. Я надеялся как здесь, так и на югозападной стороне острова получить оные с толикою же удобностию. В 11 ть часов обошли мы сей мыс. Он приметен тем, что оканчивается великим тупым утесистым камнем, и окружен на несколько сот саженей каменистым рифом, о которой разбиваются волны с великим шумом. По наблюдениям Кука лежит оконечность сия под 18°,54 широты и 155°,45 долготы. В полдень находилась она от нас на SO 78° в расстоянии не более трех миль. Обсервованная широта оной Астрономом Горнером и Лейтенантом Левенштерном вышла 18°,54,45", следовательно с определенною Капитаном Куком сходствовала весьма близко. Чтож касается до долготы, то в оной погрешность по хронометрам была только одною минутою меньше вчерашней.

Как скоро усмотрели мы вышеупомянутую деревню, тотас легли в дрейф, в двух милях от берега. Не прежде, как по прошествии двух часов, пришли к нам две лодки. Первая привезла большую свинью, весом около двух пуд с половиною. Мы обрадовались тому не мало, и я назначил уже оную для завтрешнего воскресного служителей обеда; но увидев после, что и сей единственной, привезенной к нам свежей пищи купить было не можно, чувствовал сугубую досаду. Я давал за свинью все, что только возможность позволяла. Привезший оную отказывался от лучших топоров, ножей, ножниц, целых кусков ткани и полных пар платья, и желал только подучить суконной плащ, которой бы покрывал его с головы до ног; но мы не были в состоянии дать ему оного. На другой лодке могли мы выменять малого поросенка, составлявшего всю свежую провизию, полученную нами с трех приходивших лодок. Приезжавшая при сем очень нарядная и бесстыдная молодая женщина, которая говорила несколько по Аглински, имела одинакую со вчерашнею участь. Сегоднишняя неудачная с Островитянами мена удостоверила нас, что без сукна, которого требовали они даже за всякую безделицу, не можем ничего получить и в Каракакоа, где, как в месте пребывания Овагигского Короля, известного Тамагама, живут роскошнее; следовательно и жизненные потребности гораздо дороже. Сколь великая, по видимому, произошла в состоянии сих Островитян перемена в десяти или двенадцатилетнее только время! Тианна,[61] которого взял с собою Мерс в Китай в 1789 м году, в бытность свою в Кантоне, желая узнать о цене какого либо товара, обыкновенно спрашивал: сколько должно дать за то или другое железо? Целой год уже находился он беспрестанно с Европейцами; но вкорененная в нем привычка высоко ценить железо все еще оставалась. Ныне, кажется, Овагигские жители металл сей почти презирают. Они едва удостоивают своего внимания и нужнейшие вещи, сделанные из оного. Ничем не могли они быть довольны, если не получили того, что служило к удовлетворению их тщеславия. Не видев более ни одной шедшей к нам лодки, пошли мы под малыми парусами вдоль югозападной стороны сего острова; потом в шесть часов начали держать к югу, дабы на время ночи удалиться от берега.

Хотя я и очень мало имел надежды запастися здесь свежею провизиею; однако не хотел в том совсем отчаяваться до тех пор, пока не испытаем того у западного берега и в близости Каракакоа. В сем намерении приказал я в час по полуночи поворотить и держать к северу. В пять часов утра находилась от нас Моуна-Ро на NNO, южная оконечность на NOtO. Густой туман покрывал весь остров. В восемь часов зашел ветр к северу и сделался так слаб, что если бы был и попутной, то и тогда не имели бы мы надежды приближиться к Каракакоа. Сие неблагоприятствовавшее обстоятельство и неизвестность, получим ли что и в Каракакоа, побудили меня переменить намерение. Я решился, не теряя ни малейшего времени, оставить сей остров и направить путь свой в Камчатку, куда следовало придти нам в половине поля. Но прежде объявления о таковом моем намерении приказал я Доктору Еспенбергу осмотреть всех служителей наиточнейшим образом. К счастию не оказалась ни на одном ни малейших признаков цынготной болезни. Если бы приметил он хотя некоторые знаки сей болезни, тогда пошел бы я непременно в Каракакоа, не взирая на то, что потерял бы целую неделю времени, которое было для нас драгоценно; ибо при перемене прежнего плана обязался я придти в Нангасаки еще сим же летом, что по наступлении NO Муссона долженствовало быть сопряжено с великими трудностями. О намерении моем идти немедленно в Камчатку и о причинах к тому меня побудивших объявил я своим Офицерам. Три месяца уже питались мы одинакою со служителями пищею. Все они радовались уповая скоро придти в Каракакоа; все ласкались уже надеждою получить свежия жизненные потребности; но при всем том, сия перемена не произвела ни в ком неудовольствия. Г. Капитан Лисянской, которому не было надобности столько дорожить временем, вознамерился остановиться на несколько дней у Каракакоа и потом уже продолжать плавание свое к острову Кадьяку.

В шесть часов вечера находилась от нас южная оконечность Оваиги NO 87°, восточная сторона горы Мауна-Ро NO 52°. Посредством сих двух пеленгов определили мы пункт нашего отшествия, которой означен на Ванкуверовой карте под 18°,58 широты и 156°,20 долготы. После маловетрия, продолжавшагося несколько часов, настал свежий ветр от востока и разлучил нас с сопутнцицею нашею Невою. Я направил путь свой к SW; потому что имел намерение плыть в параллели 17° до 180° долготы западной. К сему побуждался я вопервых тем, что между 16° и 17° широты дуют пассатные ветры свежее, нежели между 20° и 24°; во вторых, что сей курс есть средний между курсом Капитана Клерка, путешествовавшего в 1779 м[62] и курсом всех купеческих кораблей, плавающих в Китай от островов Сандвичевых. Последние идут обыкновенно по параллели 13° до самых Марианских островов. Новое на таковом пути нашем открытие могло быть неневозможным.

В полдень на другой день находились мы в широте 17°,59,40", долготе 158°,00,30". Наблюдения показывали, что с осьми часов прошедшего вечера течение увлекло корабль наш на 15 миль к северу и на 3 м к западу. Оно действовало и в следующие потом два дня с равною силою и в том же направлении. В широте 16°,50 и долготе 166°,16 оно сделалось северовосточное. Двумя вычислениями лунных расстояний найдена долгота 157°,58. По No. 128 была оная 158°,00. Наблюдения Астронома Горнера сходствовали с моими весьма близко: новое доказательство, что долготы разных Овагигских оконечностей определены весьма точно, и поправки приложены к хронометрам довольно верно. Но как мы приметили между ими некоторую разность, то в определении их хода употребили небольшую поправку.

No. 128 получил опять то же суточное ускорение, какое имел на острове Св. Екатерины, т. е. — 24"

No. 1856 по прибавлении полсекунды имел отставание — 22",5.

Ход Пенингтонов убавлен двумя секундами, а потому ускорение его было — 15".

Хотя перемена сия была не что другое, как только приближение к точности и основывались на одних вероятиях; однако мы почитали оную нужным, поелику таковое соотношение в ходу хронометров продолжалось несколько дней постоянно. Ясная погода и чистая атмосфера позволили нам и в следующие шесть дней, то есть от 12 го до 18 го Июня, производить ежедневно наблюдения, для определения долготы посредством лунных расстояний. Из сих наблюдений, учиненных при благоприятствовавших обстоятельствах, усмотрено, что хронометры в первые дни показывали долготу 4,49" восточнее; а в последние два дня 6,11" западнее. Сия маловажная разность не могла поколебать доверенности нашей к принятому ходу хронометров у островов Сандвичевых. До сего времени величайшая разность трех хронометров составляла только две секунды. Позднейшие наблюдения хотя и показали потом большее несходство, однако оное долженствовало произходить от великой перемены в теплоте воздушной. Из всех семидневных наблюдений, учиненных помощию хронометра No. 128 го, южной оконечности острова Оваиги, заключили мы долготу оной = 155°,19,16", которая по наблюдениям Кука, Кинга и Ванкувера есть 155°,17,30".

Июня 15 го в широте 17° и долготе 169°,30 видели мы чрезвычайное множество птиц, летавших около корабля стадами. Надежда наша сделать какое либо открытие оживилась чрез то много. Ночь была весьма светлая, внимание наше было всевозможное, однако ничего не приметили. Но, не взирая на то, я остаюсь при мнении, что мы во время ночи проплыли в недальнем расстоянии от какого либо острова или от великого надводного камня, где птицы сии должны привитать. И на другой день еще довольно летало птиц, которые скрылись не за долго пред полуднем. Лаперуз в 1786, a Аглинской купеческой корабль в 1796 годах, находившись к западу от островов Сандвичевых, первой на параллели 22°, последний 18°, открыли два каменных острова, которые по объявлению их весьма опасны.[63] нельзя сомневаться, чтоб в сей части океана не существовало таковых более.

Июня 18 го в широте 17°,30 и долготе 176°,46 начали мы держать курс несколько севернее. 20 го числа в 19°,59 широты и 180° долготы поплыли мы на NWtN. В сей день перешли чрез путевую линию Капитана Клерка, от которой скоро опять удалились; оставя оную к западу. На пути нашем от Сандвичевых островов до Камчатки всемерно наблюдал я не подходить к его курсу ближе 100 и 120 миль. По довольном отдалении нашем к северу сделался ветр слабее и переменнее, и воздух гораздо теплее. До сего времени продолжалась погода чрезвычайно хорошая. пассатной ветер дул беспрестанно свежей. Редко шли мы менее семи миль в час. Волнения, которое могло бы произвести чувствительную качку и на которое Капитан Кинг жалуется, не претерпели мы вовсе. В теплоте чувствовали мы особенную перемену. Ртуть в термометре не поднималась выше 21°, хотя полуденная высота солнца и была 83 и 84°. Нередко опускалась и ниже 20°. От 16°,50 широты и 163°,30 долготы до 21°,45 и 180°,00 действовало беспрестанно течение северовосточное. После переменилось направление оного и было то от NW, то от SW. Склонение магнитной стрелки по отходе нашем от Сандвичевых островов увеличивалось мало по малу. В широте 90° и долготе 180° казалось оное дошло до наибольшей величины к востоку и было 13°,20. После умалялось теми же степенями, какими прежде увеличивалось. По прибытии нашем в Камчатку нашли мы оное таковым же, какое было у островов Сандвичевых, то есть 4°,46 восточное.

Июня 20 го по многим взятым Господином Горнером лунным расстояниям найдена погрешность хронометров 20 минут, западная. Таковыми же наблюдениями определена оная в следующий потом день 22,30". Итак западная погрешность казалась теперь увеличивающеюся так же, как случилось по обходе нашем мыса Горна, когда приближались мы к теплому климату. Сия западная погрешность, возраставшая с увеличивающеюся теплотою, уменьшалась когда становилось холоднее, и дошед прежде до 3/4 градуса оказалась не более 15 минут по прибытии нашем в Камчатку.

Июня 22 го доходила полуденная высота солнца близко 90°. Тоиное наблюдение оной весьма трудно. Почему Астроном Горнер и вычислял предварительно момент истинного полдня по хронометру, и измеренную в сей момент высоту признавал за полуденную. Определенная таким образом широта разнствовала от счислимой двумя минутами, каковая разность и прежде несколько дней уже оказывалась. Сегодня перешли мы северной тропик в долготе 181°,56 западной. Наставшее тогда безветрие продолжалось двое суток. Поверхность моря была без всякого колебания, и в точном значении слова уподоблялась зеркалу, чего неприменено мною нигде, кроме Балтийского моря. Господин Горнер и Лангсдорф пользуясь сим случаем отправились на шлюпке. Первой для испытания в разных глубинах степени теплоты воды; второй для распространения познаний относительно морских животных, над коими он в сие плавание произвел многие полезные наблюдения. Ему и в самом деле удалось при сем поймать животное, доставившее ему великое удовольствие. Оное принадлежало к породе Медуз, описанное в третьем Куковом путешествии и названное Андерсоном Onifius. Господин Лангсдорф осмотрел с точностию сие прекрасное, распещренное животное. нельзя сомневаться, чтоб он не издал о нем описания, долженствующего дополнить сообщенное Андерсоном. По двудневном безветрии сделался ветр довольно свежей от востока и сопровождал нас при ясной погоде до 27° широты северной, предела северовосточного пассата. После сего настали ветры переменные и дули сначала от SO и S. В сей день найдена в широте 29°,3; многими вычислениями лунных расстояний, долгота 185°,11; No. 158 показал оную 180°,00. Итак заданная погрешность сего хронометра возрасла до 49 минут. Наблюдениями следующего дня найдена оная 43,30". Следовательно средним числом была 44,45".

1804 год Июль

В широте 32°, при пасмурной и туманной погоде сделался ветр свежий от SW с сильными порывами, разорвавшими несколько старых парусов, которых не приказал я отвязать потому, что оные не стоили уже починки. За сим последовало опять безветрие, доставившее нам случай к измерению теплоты воды в море.

2–3

Июля 2 го находились мы в широте 34°,2,41", долготе 190°,7,45" Наблюдения показали, что течение увлекло нас в три дня к NOtN на 37 миль. А пред сим Июня 29 го нашли мы, что течением снесло нас в сутки к S на 13 минут. Сие переменившееся направление течения было для нас столько же благоприятно, сколько и неожиданно. Июля 3 го находились мы в широте 36°, в долготе по хронометру с принятием последними лунными наблюдениями найденного исправления 45 минут, 191°,30.

Его Сиятельство Граф Николай Петрович Румянцов при отправлении нашем из России снабдил меня наставлением[64] для искания того острова, которого в прежния времена уже искали Гишпанцы и Голандцы многократно. Открытие оного и поныне весьма сомнительно. Оно утверждается на одних древних, может быть, баснословных повествованиях.[65] Гишпанцы, услышав, что на востоке от Японии открыт богатой серебром и золотом остров, послали в 1610 м году корабль из Акапулки в Японию с предписанием найти на пути сем оной остров и присоединить к их владению. Предприятие сие было неудачно. Голландцы ослепились так же мнимым богатством сего острова, послали два корабля под начальством Капитана Матиаса Кваста, чтоб нагрузить оные серебром и золотом; но и они, равно как и Гишпанцы, не имели в сем успеха.[66] бесплодно искали того же Капитан корабля Кастрикома Фрис в 164З, и Лаперуз в 1787 м годах. Мне неизвестно ни одно сочинение, в котором упоминалось бы о параллели, принятой при искании сего острова Каптаном Квастом. Вероятно была оная одна и та же с предписанною Г-ну Фрису. Кроме сего последнего и Лаперуза неизвестен мне никто из мореходцев, искавших действительно сего острова. Ни Кук на пути своем от Уналашки к островам Сандвичевым, ни Клерк от последних островов в Камчатку в 1779 году, не имели в виду такового искания. Диксон, Ванкувер и другие не сделали того равномерно. Г-ну Фрису предписали параллель 37°,30, в которой плыл он от 142 до 170 градуса долготы восточной от Гринвича. Лаперуз держался той же параллели от 165°,51 до 179°,31 долготы восточной от Парижа.[67]

Хотя весьма малую имел я надежду быть счастливее моих предшественников в отыскании сего острова, а особливо при пасмурной бывшей тогда погоде; однако, не взирая на то, почитал обязанностию воспользоваться довольно свежим восточным ветром, дабы испытать, не доставлю ли каких либо сведений о таком предмете, о котором с давних времен многие Географы и мореходцы безуспешно помышляли. Широта сего острова нигде не определена точно и есть неодинакова. Разность оной составляет несколько градусов. Почему каждый из мореплавателей и должен избирать параллель по своему усмотрению и следовать по оной к востоку или западу. Я избрал параллель 36°. В полдень начал я держать курс W при свежем восточном ветре. Под вечер сделался ветр крепкой, а ночью так усилился, что мы принуждены были спустить брам-реи и брам-стеньги и взять все рифы. В 6 часов утра ветр несколько стих, и отходя по малу сделался южный. Густой туман продолжался по прежнему. Сие обстоятельство больше опасностям нам угрожавшее, нежели льстившее успехами, побудило меня оставить дальнейшее искание острова. Итак, переплыв в двадцать часов 3 1/4 градуса к западу, в восемь часов утра с параллели 36° направили мы путь свой к северу. Пред самым полуднем хотя погода и прояснилась, однако я недолго сожалел о перемене курса; ибо с переменою погоды скоро и ветр переменился. Он дул в полдень уже от SW, потом сделался WSW, принуждая нас и без того держать курс к северу. беспрестанные в сем море туманы всегда будут затруднять искание сего острова, и превозмочь такое затруднение может разве тот из мореходцев, которой займется одним сим предметом и употребит на то несколько месяцов. Поелику в странах сих господствуют западные ветры, то во время искания острова удобнее направлять плавание от запада к востоку, нежели обратно. На пути нашем от тридцатого градуса широты до берегов Камчатских почти беспрестанно сопровождал нас густой туман. Атмосфера редко прояснялась, и то на короткое время.

Июля 5 го в полдень увидели мы большую черепаху. Немедленно приказал я спустить гребное судно, чтобы поймать оную. Но труд наш был тщетен; ибо она как только начали к ней приближаться, нырнула и более не являлась. Сие случилось в широте 38°,32, долготе 194°,30. Мерс в 1788 м году видел почти в том же самом месте черепаху, а именно под широтою 38°,17", и долготою 194°,50. Но мы не приметили никаких признаков земли близкой, как то случилось с Мерсом.

Ветры продолжались по большей части переменные 1804 год при густом тумане и дождливой погоде.

Июля 7 го в широте 42°,34 и долготе 197° видели мы множество морских чаек и одну большую, черную птицу, не отлетающую далеко от земли. Сверх сего ветр был свежий от SW, потом сделался от NO и дул с такою же как и прежде силою, однако не производил большего волнения; почему и должно было заключать о близости берега, которой по причине беспрестанных в сем море густых туманов часто не иначе открывается, как в весьма близком расстоянии,

В полдень 11 го Июля находились мы под 49°,17 широты и по хронометру в долготе 199°,50; следовательно недалеко от земли. Близость оной обнаруживалась многими признаками. Мы видели в сие время множество птиц, как то: морских чаек, разные роды нырков, диких уток, род серых жаворонков с желтыми на спине полосками и большую, Альбатросу подобную, белую птицу.

Июля 12 го на несколько часов туман прочистился, облака рассеялись и позволили нам взять многие лунные расстояния. Из шести вычислений найдена мною долгота в полдень 199°,19,30"; равное количество вычислений Господина Горнера показало 199°,26,00". По хронометру No. 128 вышла 199°,32. Итак западная погрешность хронометра со времени переменившейся. температуры уменьшилась более, нежели полуградусом.

В восемь часов следующего утра увидели мы с саленга берег. Он простирался от NNW к WNW и отстоял от нас глазомерно на 90 или 96 миль. По широте и долготе нашей полагать следовало, что сей берег был лежащий близ мыса поворотного, названного на Аглинских картах Гавареа. Туман закрыл его от нашего зрения скоро, и мы увидели его опять не прежде восьми часов вечера, когда находились уже почти в широте мыса поворотного, то есть 51°,21. Высокая гора, означенная на нашей карте сей части Камчатского берега, ради близости оной к мысу поворотному, под тем же именем, лежала от нас прямо на W.

Июля 14 го на рассвете увидели мы к N высокой гористой берег и почитали его Шипунским носом. Положение сего мыса показано на многих картах Камчатского берега весьма различно. На карте Российских открытий, изданной в Санктпетербурге в 1802 му году, означен Шипунской нос под 52°,56 широты и 177°,38 долготы, восточной от острова Ферро, или 200°,7 западной от Гринвича. По карте Г-на Сарычева лежит он под 53°,09, и 200°,15 западной. На карте третьего путешествия Капитана Кука показан под 53°,10 и 199°,40 западной. Капитан Кинг в описании своем Камчатских берегов в третьей части третьего путешествия Капитана Кука,[68] говорит о положении Шипунского Носа, в двух местах различным образом.[69] В одном месте, что Шипунской Нос лежит от мыса Гавареа (находящагося в широте 52°,91 и долготе 201°,12), на NOtN 3/4 O в 96 милях, а в другом месте, что сей же мыс лежит от входа в Авачинскую губу (имеющего широту 52°,51 и долготу 201°,12), на ONO 1/4 O в 75 ти землях. Итак по первому показанию должна широта Шипунского Носа быть 53°,32, долгота 199°,26; по второму же широта 53°,16, долгота 199°,15. По нашим наблюдениям лежит Шипунской Нос в широте 53°,9, долготе 200°,10 западной.

Во весь день сей продолжалось безветрие. Под вечер только подул ветр от S, пользуясь которым могли мы приближиться к берегу. Пред захождением солнца видели пять гор, коими Камчатской берег особенно отличается. Описание и виды оных Капитана Кинга весьма точны. Во всю ночь продолжалось опять безветрие. Но в четыре часа утра сделался довольно свежий ветр от Веста, который во время приближения нашего к берегу, переходя по малу, отошел к SSO. В 11 часов пред полуднем вошли мы в Авачинскую губу; в час по полудни стали на якорь в порте Св. Петра и Павла, по окончании благополучного плавания в 35 дней от острова Оваги и в 5 1/5 месяцов от Бразилии. Больной был один только человек, которой через восемь дней выздоровел совершенно.

ГЛАВА XI. ПЛАВАНИЕ ИЗ КАМЧАТКИ В ЯПОНИЮ

Работы на корабле в Петропавловском порту. Неизвестность в рассуждении продолжения нашего плавания. Прибытие Губернатора из Нижнекамчатска. Утверждение отбытия нашего в Японию. Перемена некоторых лиц, находившихся при посольстве. Отплытие из Камчатки, по снабдении нас от Губернатора всем возможным достаточно. Шторм на параллели островов Курильских. Сильная в корабле течь. Удостоверение в несуществовании некоторых островов, означенных на многих картах к востоку от Японии. Капитан Кольнет. Пролив Ван Димена, усмотрение берегов и сделавшийся потом Тифон. Вторичное усмотрение Японских берегов и плавание проливом Ван-Димена. Неверное показание положения острова Меак-Сима. Остановление на якорь при входе в гавань Нангасаскую.

1804 год Июль-Август.

По прибытии нашем в Петропавловской порт не нашли мы там Камчатского Губернатора, Генерал-Маиора Кошелева. Он имеет свое всегдашнее пребывание в Нижне-Камчатске, отстоящем от Петропавловского порта 700 верст. Поелику присутствие его здесь для нас было необходимо; то Посланник и отправил к нему немедленно нарочного с прозьбою прибыть в скорейшем времени с ротою солдат в порт Петропавловской, чего однако и чрез четыре недели ожидать было не можно. Между тем Петропавловской Комендант Маиор Крупской оказал нам все возможные со своей стороны услуги. Для Посланника очистил он один покой в своем доме; для служителей наших приказал печь хлеб и доставлять на корабль свежую рыбу ежедневно, что по окончании плавания, продолжавшагося 5 1/2 месяцов, во время коего терпели мы нужду во всяком роде свежих съестных припасов, составляло пищу вкусную и здоровую. Сие может себе представить только тот, кто находился в подобных обстоятельствах. Корабль расснащен был немедленно и все отвезено на берег, от которого стояли мы не далее 50 саженей. Все, принадлежащее к корабельной оснастке, по таком долговременном плавании требовало или исправления или перемены. Припасы и товары, погруженные в Кронштате для Камчатки, были так же выгружены. Одно только железо, коего находилось на корабле 6000 пуд, было оставлено, потому что я опасался выгрузкою оного потерять много времени. Ибо если бы выгрузить железо, то необходимо надлежало бы вместо оного нагрузить корабль балластом, коего и без того уже погрузить должно было несколько тысяч пуд. А как мне следовало необходимо придти в Нангасаки прежде, нежели настанет NO Муссон, то и спешил я оставить Камчатку через две недели. Но еслибы я мог знать предварительно, что пребывание наше в Петропавловском порте продлится более 6 недель, и что более половины сего времени не только проведем праздно, но и будем в совершенной безъизвестности о продолжении нашего путешествия, то конечно выгрузил бы немедленно все железо, потому более, что оное по причине великой поспешности принуждены были закрыть балластом. Следствием чего была потом крайне тягостная работа, при выгрузке оного из под балласта. Большая часть из назначенных подарков для Японского Императора свезена была так же на берег для того, что Посланник хотел осмотреть и узнать в каком находились оные тогда состоянии. Для воски на корабль балласта не имели мы судов; почему Комендант и предоставил нам два гребных судна, принадлежавших к Биллингсову кораблю Слава России, который, по недостаточному за оным присмотру, потонул в гавани. Сии нами исправленные суда служили потом с пользою для жителей.

Августа 12 го прибыл наконец Губернатор в Петропавловск, быв сопровождаем своим Адъютантом, младшим его братом, Капитаном Федоровым и шестидесятью солдатами, которых взял Губернатор с собою по требованию Господина Резанова.[70] Чрез восемь дней по прибыити его утверждено было продолжение нашего путешествия. Господин Губернатор оставался в Петропавловске до самого нашего отхода, для вспомоществования нам во всем нужном. В полной мере чувствовали мы деятельное присутствие сего достойного Начальника.

В свите Посланника последовала между тем некоторая перемена. Порутчик Гвардии ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, Граф Толстой, врач посольства Доктор Бринкин[71] и живописец Курляндцов оставили корабль и отправились в Санктпетербург сухим путем. Приняты вновь Кавалерами Посольства Капитан Камчатского гарнизонного баталиона Федоров, и брат Господина Губернатора Порутчик Кошелев. Господин Посланник, не имев с собою почетной стражи, выбрал из прибывших с Господином Губернатором шестидесяти солдат восемь человек с тем, что б по возвращении из Японии оставить оных опять в Камчатке. При сем положено было так же, чтобы Японца Киселева, долженствовавшего быть толмачем в Японии, не брать с собою потому, что он не заслуживал того своим поведением и ненавидим был его соотечественниками; сверх сего думал Посланник, что он, яко принявший Христианскую веру, о чем Японцы узнали бы в первой день нашего прихода, может подать им повод к негодованию. Дикой Француз, увезенный нечаянно на корабле нашем при отбытии от острова Нукагивы, остался так же в Камчатке.

Мне хотелось с согласия Доктора оставить здесь корабельного нашего слесаря; потому что состояние его здоровья казалось весьма ненадежным. Во все время плавания нашего был он здоров; но здесь открылось в нем начало чахотки, усиливавшейся более от собственного его невоздержания. Пред отходом нашим в Японию он несколько поправился; однако я все опасался, что он невоздержанием своим подвергнет себя более опасности; наипаче же потому, что в Японии не можно будет иметь надлежащего за ним присмотра. По сим причинам и вознамерился я отправить его в Санктпетербург сухим путем; но он изъявил, что хочет лучше умереть, оставаясь со своими товарищами, нежели отправленным быть сухим путем; причем клятвенно уверял меня, что всемерно будет воздерживаться от горячих напитков. убежден быв сим образом, решился я наконец взять его с собою, в чем нимало не раскаивался; потому что он не только воздержанием сохранил себя на обратном пути нашем, но и возвратился совершенно здоровым.

29–30

Августа 29 го корабль наш совсем был готов к отходу. 30 го вышли мы из гавани Св. Петра и Павла и легли на якорь в губе Авачинской, в полмили от устья речки, где наливались водою, находившейся от нас на OSO. Следующего дня обедал у нас на корабле Господин Губернатор с Офицерами здешнего гарнизона. Мы приняли его со всеми почестями, принадлежащими его особе. Исполнение таковой обязанности было для нас тем приятнее, что он на самом деле уверил нас в отличных своих достоинствах, и приобрел право на совершенную нашу признательность и уважение.

Сентябрь. 7

До 7 го Сентября продолжалась беспрерывная, туманная погода, а иногда и дождь при S, SO и О ветрах, бывших столь переменными, что часто в один час дул ветр от всех румбов между S и O. Сколь ни неприятно было для нас таковое обстоятельство; однако сие вознаградилось после тем, что мы дождались привоза нужной провизии из Нижнекамчатска, куда отправлены были Господином Губернатором Сержант и два козака с шестью лошадьми для взятия там его собственного зимнего запаса и доставления нам оного. Мы обязаны ему за сие тем более, что он пожертвовал для нас такими своими жизненными потребностями, коих не мог достать, как разве в малом количестве и притом худой доброты. Сверх того приказал он пригнать из Верхнекамчатска для нашего продовольствия трех казенных и двух собственных быков, которые здесь чрезвычайно дороги.[72] Если представить себе при сем, что Верхнекамчатск отстоит от Петропавловска на 400, Нижнекамчатск же на 700 верст, и что сей путь не может быть совершен менее как в три недели; то подлинно надобно удивляться готовности к оказанию услуг сего благомыслящего Начальника. Не взирая на то, что я объявил ему непременное свое намерение весьма скоро отправиться в море, просил его не утруждать напрасно своих служителей посылкою их за разными обещанными им съестными припасами в Нижнекамчатск, откуда никаким образом не можно было им поспеть к нашему отходу, он не отложил своего намерения, уповая, что ветр нас задержит и чрез то он успеет оказать нам свои услуги, в чем он и не обманулся. Продолжительные южные ветры подали случай к исполнению его благоусердного. намерения, коему много так же способствовало чрезвычайное усердие и особенная расторопность сержанта Семенова, прибывшего чрез 17 дней с конвоем. Ни один корабль прежде нас не выходил из здешнего порта с таким хорошим и достаточным запасом; почему и намерен я упомянуть здесь о главных вещах, нам доставленных, по коим судить можно, чем Камчатка в состоянии снабдить мореплавателей. Мы получили в Петропавловском порте семь живых быков,[73] знатное количество соленой и сушеной рыбы отменного рода, которую в одном только Нижнекамчатске достать можно,[74] множество огородных овощей из ВерхнеКамчатска; г несколько бочек соленой рыбы для служителей, и три большие бочки чесноку дикого, называемого в Камчатке черемша, которой, может быть, есть лучшее противуцынготное средство, могущее преимущественною служить заменою кислой капусты. Наливка на дикой чеснок, которую в продолжении целого месяца ежедневно возобновлять можно, доставляет здоровой и довольно вкусной напиток. Сверх сего запаслись мы и свежим хлебом на десять дней для всех служителей. Мы получили даже для стола нашего несколько и роскошной пищи, как то: соленой оленины, соленой дичи, Аргали или горских баранов, соленых диких гусей и проч. Всем сим одолжены мы единственно Господину Губернатору, приведшему так сказать в движение всю Камчатку, для вспомоществования нашего. До прибытия его в Петропавловск могли мы получать одну только рыбу.

Сентября 6 го сделался ветр от NW, при котором снялись мы с якоря и отправились в путь свой. По снятии с якоря приезжал к нам Господин Губернатор, дабы пожелать нам: счастливого плавания. И в это же время салютовала крепость 13 выстрелами, на что ответствовали мы равным числом. Ветр был столь слаб, что мы пособием только отлива и двух буксировавших корабль наш гребных судов, могли несколько вперед подаваться. Но в полдень по наступлении прилива принуждены были при входе в пролив, соединяющий Авачинскую губу с морем, стать на якорь на глубине семи саженей. Во время прилива сделался довольно свежий от SО ветр, сопровождаемый то дождем, то густым туманом. По полудни послал я двух Офицеров для измерения глубины около берегов пролива. Показанная на Куковом плане Авачинской губы разных мест глубина найдена верною, равно и вообще план сего залива с принадлежащими тремя пристанями сделан с величайшею точностию.

Сентября 8 го поутру сделался северной ветр слабой, преобратившийся скоро потом в свежий, которым проходили мы пролив Авачинсикой. В 9 часов находились ты уже вне оного. В начале держали курс SO; потом SSO и StO. Сильная зыбь от SO задерживала несколько наше плавание. Ветр дул весьма свежий; погода была туманная с дождем непрерывным. В 11 часов лежал от нас малой остров Старичков[75] на NW 80°, Восточной мыс при входе в пролив на NW 20°. Вскоре после сего густой туман закрыл от нас берег; в 12 часов усмотрели мы поворотной мыс на WtN, которой закрылся вдруг потом туманом. Ветр дул чрез всю ночь довольно сильно с большею зыбью от О. В следующее утро сделался он гораздо слабее, но зыбь увеличивалась. Поздое время года и особенной предмет нашего плавания не позволял мне ни о чем более помышлять, как о возможно скорейшем достижении юговосточного берега Японии. Не взирая однако на сие, старался я держать курс восточнее путевой линии Капитана Горе, так как в плавании нашем от Сандвичевых островов в Камчатку шли мы восточнеене курса Капитана Клерка. Итак путь наш простирался между курсами Гг. Клерка и Гope. Курс последнего перешли мы под 36° широты и 214° долготы в то самое время, когда приближались уже к Японии.

11–12

Во всю бытность нашу на Петропавловском рейде продолжался, как то уже упомянуто, беспрерывно мелкой дождь и густой туман. Таковая погода преслеовала нас и во все первые дни нашего плавания. Десять дней не видали мы совсем солнца. Наконец оное показалось; но только на несколько часов. Давно уже ожидали мы с нетерпением ясного дня, для просушки постелей и мокрого платья. 11 го поутру пошел сильной дождь при крепком восточном ветре, преобратившемся в шторм. В 5 часов пополудни свирепствовал он наиболее; волнение было чрезвычайное. В полночь шторм не много умягчился; но утих не прежде следующего утра; в полдень сделалось безветрие. Скоро потом начал дуть ветр северной и мало по малу сделался свежим. Но мы не могли оным воспользоваться; чему год препятствовала сильная зыбь от востока. В последний шторм течь была так велика, что мы принуждены были беспрестанно выливать воду. В Камчатке корабль наш со всяким тщанием выконапачен был сверх медной обшивки; а посему и полагали, что течь находится под медною обшивкою, что и действительно открылось при осмотре корабля в Нангасаки. В сей день видели мы много китов и великое множество как морских, так и береговых птиц, из коих некоторые были столько утомлены продолжительным полетом, что садились на корабль и допускали ловить себя руками. Капитан Гор, быв на параллели 45°, только несколько ближе нас к земле, видел так же много береговых птиц, подававших ему причину думать, что находился он в близости островов Курильских, коих настоящее положение ему тогда было неизвестно, хотя оное и до того уже определено с некоторою точностию. Паллас в четвертом томе своих о северных странах известиях, в 1783 году напечатанных, первой, думаю, издал обстоятельное описание сих островов.

Бурная погода, преследовавшая, нас почти беспрестанно со времени отплытия из Камчатки, наипаче же шторм, бывший 11 го числа, кроме принесения течи требовавшей непрерывного отливанья, принудили нас убить быков наших, коих было живых еще четыре. Они столько измучены были качкою, что мы опасались потерять их.

15–16

15 го поазалось солнце около полудня, на короткое время. Широта найденная нами 39°,57,29" север. Долгота по хронометрам 208°,7,30" западная. В сие время чувствовали мы великую перемену в теплоте. Ртуть в термометре, стоявшая до сего между 8 и 9 градусами, возвысилась до 15 и 16 градусов. 16 го в вечеру могли мы сделать первые наблюдения для узнания склонения магнитной стрелки. Из двух вычислений, из коих каждое содержало по нескольку наблюдений, разнствовавших между собою от 1°,7 до 3°,30, вышло среднее 1°,48,30" восточное. В сие время находились мы под 38°,40 широты и 209°,25 долготы. Колебание корабля было столь велико, что наблюдений над наклонением произвести с точностию было невозможно. Астроному Горнеру удалось сделать одно только наблюдение, в широте 48°,30 и долготе 201°,40, где им найдено наклонение 59°,30 северное. Скоро потом настала опять бурная погода. Дождь шел почти беспрерывно. Ветр дул от NO. Волнение было сильное. Ховетр сей и благоприятствовал много нашему плаванию, ибо мы редко шли менее 8 и 9 узлов; однако он затруднял нас не мало тем, что при скором ходе увеличивалась течь от 10 до 19 дюймов в час; a лежа бейдевинд была оная только 5 и 6 дюймов. Из сего заключили мы, что место течи долженствовало быть в носовой части.

На картах, помещенных в Атласе Лаперузова путешествия, означены четыре безъимянные острова, из коих дальнейшие к северу должны находиться под 37° широты и 214°,20 западной от Гринвича, так же и остров довольной величины под именем Вулкан, под широтою 35° и долготою 214° с другим малым, лежащим от него к S. На карте, доставшейся Лорду Ансону с Гишпанского Галеона Ностра-Сениора де Кабаданга, исправленной и приобщенной к его путешествию, показаны две купы островов под названиями: Islas nuevas del Anno 1716 и Islas del Anno de 1664. Севернейшая лежит по сей карте под 35°,45 широты, 19 градусами восточнее Св. Бернардино или под 216°,30, западной долготы от Гринвича; вторая купа на том же меридиане под 35°,00 широты к югу от сих двух куп; остров Вулкан, в широте 34°,15 и наконец, около двух градусов восточнее, в широте 33 х, остров названный Penia de las Picos, и каменный островок Bayro. Кажется, что о существовании всех сих островов, Арро-Смит сумневается; ибо оные на картах его не означены. Последние, помещенные на Ансоновой карте, показаны так же и на новой, весьма хорошей карте, сочиненной Французским Географом Барбье дю Бокаж и приобщенной к путешествию Адмирала Дантр-Касто, изданному естествоиспытателем его Экспедиции. Издатель всеобщего, морского, географического словаря упоминает о сей купе островов так же с некоторою только переменою в широте (в статье Vigie ) и ссылается в том на карту, находящуюся во Французском Архиве морских карт. Мало верил я, чтоб острова сии существовали; поелику курсы Капитанов Гор и Кинга, по отбытии их от берегов Японии, простирались между северною купою и северным Вулканом, так же и курс Капитана Кольнетта, во время плавания его из Китая к Северозападным берегам Америки в 1789 году, направлялся между обоими южнейшими купами и притом в таком расстоянии, в котором как Капитану Гор, так и Колниетту не можно было не видать их при хорошей погоде. Не взирая однако на все сие не хотелось мне упустить случая, чтобы не увериться совершенно в несуществовании островов сих. Почему и приказал я держать курс так, чтоб по означенному на картах положению островов придти к средине оных. Таким образом я удостоверился, что северные, безъимянные четыре острова, северной Вулкан, острова открытые будто бы в 1664 году и южный Вулкан не существуют вовсе, или по крайней мере, не находятся в том месте, где они показаны на Французских картах. Мимо островов, открытых будто бы в 1714 году, прошли мы в расстоянии 75 миль; а потому и не могу сказать об оных ничего утвердительного. Итак имея достаточные доказательства не верить существованию островов сих, не почел я нужным дать им место на моих картах. Находясь в широте 36° и долготе 213°,45, казалось нам, что мы в половине 6 го часа по полудни увидели несколько островов прямо на западе; однако скоро после узнали, что то были облака, обманувшие нас своим видом. Поелику некоторые из нас все еще думали, что то были острова действительно; то я и велел держать курс прямо к оным до семи часов. Прежде наступления ночи все наконец удостоверились, что видели не острова, а одни только облака; почему, поворотив, пошли опять прежним своим курсом на SW.

Ясная погода позволила нам с Господином Горнером наступившею ночью взять многие лунные расстояния от звезды Атер. По наблюдениям Господина Горнера найдена долгота в 8 м часов вечера 214°,3,30"; по моим 213°,57,45"; по хронометру No. 128, 213°,55. Близким сходством сих долгот были мы очень довольны, чего едва было по причине сильной качки корабля ожидать можно. Наблюдения, произведенные следующим вечером, при удобнейших обстоятельствах показывали таковое же сходство и удостоверили нас совершенно в исправности наших хронометров. Из многих наблюдений, разнствовавших между собою от 2°,28 до 3°,15 сыскано склонение магнитной стрелки 2°,51,30" восточное.

Перемена теплоты воздуха была чрезвычайно чувствительна. Ртуть в термометре стояла между 19° и 21°. Во время плавания нашего от Сандвичевых островов к Камчатке, хотя то было и в средине лета, показывал термометр на сей параллели, только 16° и 17°, даже и под 30° широты не возвышалась ртуть тогда до 21°. Сия малая степень теплоты в Июне и Июле, вероятно, приписана должна быть великому отдалению земли, так же и тому, что воздух в первых месяцах лета недовольно еще нагрелся.

С отбытия нашего из Камчатки продолжалась всегда, с малою только переменою, сильная зыбь от NO и O; но 20 го Сентября под 34°,20 широты и по 215°,29,45" долготы, всем нам казалось странным тихое состояние моря, хотя и дул ветр от SO довольно свежий. А посему и можно подозревать о существовании неизвестной доселе к SO земли. В сей день увидели мы в первой раз опять летучую рыбу и великое множество касаток, так же и птиц, привитающих около тропиков, которые редко бывают видимы в такой северной широте, исключая близости земли. Склонение магнитной стрелки совсем почти не изменилось. Наблюдения в сей день, равно 18 го и 19 го чисел показывали разность не более одного градуса. Хотя и видно было из оных некоторое уменьшение склонения, однако перемены были так маловажны, что оные можно приписывать более неверности наблюдений при волнении, нежели действительной, правильной уменьшения перемене.

Я имел намерение побывать у острова, открытого в 164З году Голландцами, показанного на картах под названием (t' Zuyden Eyland) т. е. южной остров, лежащий к югу от острова Фатзизио; но свирепетвовавшая, во время бытности нашей на параллели его, буря от ONO, при пасмурной, дождливой погоде, не допустила исполнить сего намерения. Курс Капитана Кольнетта был в близости сего острова, почему и думать надобно, что он его видел; следовательно и нельзя сумневаться о точном оного определении. География терпит немалую чрез то потерю, что искусной сей Офицер, воспитанник знаменитого Кука не издал в свет описания своего путешествия, бывшего в 1789 и 1791 годах. Все известие о его плаваниях состоит только в одной путевой линии, означенной на карте Арро-Смита, помещенной в Атласе южного моря. Хотя он в предисловии к описанию своего плавания в 1793 и 1794 годах и обещал издать в свет прежния сваи путешествия, но сие и поныне остается без исполнения, Рукопись плавания его по Корейскому морю в 1791 году имел у себя Еразм Туер в то время, когда он плавал в Китай с Лордом Макартнеем, и когда должен был предпринять плавание по Желтому морю. Можно бы думать, что Аглинское правительство с намерением скрыло путешествие Гг. Кольнета и Бротона около берегов Японии; но подозрению сему противуречит позволение Аглинского правительства издавать все морские путешествия, которые в продолжении 40 лет, составляют блестящий период в истории мореплаваний, увенчанных славою многих важных открытий. Путешествие Капитана Бротона, предпринятое единственно для открытий, чему прошло уже семь лет и по ныне еще не издано. Сопутник Ванкуверов мог бы доставить в рассуждении землеописания и мореплавания полезные и важные сведения. Неуповательно, чтобы с погибшим кораблем поглощен был журнал его и карты. Камень, о которой разбился корабль Бротона лежит по карте Арро-Смита в северной широте 95° и восточной долготе от Гринвича 125°,40.[76]

Бурная и мрачная погода продолжалась во всю ночь. Однако я не хотел пропустить благоприятствовавшего ветра и взял курс несколько южнее выше упомянутого южного острова. На старых картах Японии, приложенных к путешествию Кемпфера, к истории путешествий Г-на Лагарпа, и к истории Японии Шарлевоя, показан остров Фатзизио под широтою 31°,40, т. е. 1°,35 южнее, нежели на карте Арро-Смита, который последуя Даньвилю,[77] положил сей остров в широте 33°,15, а остров южной или t'Znyden Eyland под 32°,30. Итак прежде упомянутые определения не заслуживают никакой доверенности.[78]

По утру NO шторм несколько утих и уклонился к SSW. В 8 м часов подул ветр опять от NO и свирепствовал с прежнею силою, быв сопровождаем великим дождем. Во время скорой перемены ветра от SW к NO, при которой несколько минут было довольно тихо, показались многие бабочки и морские нимфы, бывшие явным признаком близости земли; в сие же время прилетела на корабль сова, которую естествоиспытатель Тилезиус срисовал, и почитал сие для себя немаловажным приобретением; погода была так пасмурна, что горизонт наш был не ясно виден. Возвышение ртути в барометре, при сей бурной погоде было столь велико, что судя по прежним примечаниям никак не ожидал я того, а именно: 29 дюйм. 45 лин. Господину Горнеру удалось взять несколько высот в полдень, по коим найдена широта 31°,13; долгота же вычислена 220°,50, совершенно сходственная с числимою. В сии последние сутки переплыли мы 181 милю и по карте находились около 1/4° севернее средины пролива Ван-Димена, которым пройти имел я намерение; а потому и держал курс W. Только днем склонялись мы несколько к северу, в чаянии увидеть землю. Мне неизвестно ни одно описание, в коем бы упоминалось о сем проливе, даже положение оного на Француских и Аглинских картах показано весьма различно. По Арро-Смитовой карте лежит пролив между островом Ликео, отделяемым от большего острова Киузиу узким проливом и островом, именуемым Танао-Сима. На Францускихзь же картах показан он между островами Киузиу и Ликео. Широта входа в оный довольно впрочем сходствует на обеих. Вскоре увидим, что показание сего пролива как на Француских, так и Аглинских картах весьма несправедливо. По прибытии нашем в Нангасаки рассказывал мне Капитан Мускетер, начальник бывшего там Голландского корабля, что пролив сей открыт в начале 17 го столетия случайным образом: а именно, что один Голландской корабль, шедши из Нангасаки в Батавию, пронесен сильным штормом вдоль пролива сего; почему Капитан сего корабля называемой Ван-Димен, дал ему свое имя. Г-н Мускетер, казавшийся мне весьма мало сведущим человеком, обещался прислать мне одну старую Голландскую книгу, в которой находится, по словам его, повествование об открытии сего пролива. Вероятно, что Японская недоверчивость и подозрение не позволили ему исполнить своего обещания.

23 го в широте 31°,13 и долготе 221 найдено склонение магнитной стрелки 1°,2 восточное. В следующее утро, в долготе 223° было оное 0°,2 западное; в вечеру того же дня под широтою 31°,20 и долготою 225°,00 возрасло сие западное склонение до 2°,49. Отсюда можно заключить, что мы перешли чрез магнитной меридиан под 31°,15 широты северной и 222°,20 долготы западной.

24–25

24 го был первой хороший день с отплытия нашего из Камчатки, которым и не упустили мы с Господином Горнером воспользоваться для поверения своих хронометров. Два вычисления лунных расстояний от Венеры, взятых каждым из нас в половине шестого часа утра показали в полдень долготу 223°,21. Из семи вычислений лунных расстояний от солнца, между коими величайшая разность была 6,45 , вышла долгота в полдень 223°,28. По Арнольдову хронометру No. 128 и Пеннингтонову, неразнствовавшим в сей день ни одною секундою, найдена оная = 223°,16; по малому же Арнольдову No. 1856 = 223°,30,45". 25 го среднее из 20 ти лунных расстояний от солнца, обсервованных в следующий день, показало погрешность No. 128 только две минуты. Сие близкое сходство не позволяло сомневаться нам о верном ходе хронометров и я с нетерпением ожидал скоро увидеть берег Японии, положение которого могли мы при сих обстоятельствах определить с точностию. Множество бабочек, морских нимф, береговых птиц, плавающих древесных ветвей и травы уверяли нас довольно, что мы находились от оной в близости.

28 го в 10 часов пред полуднем показалась нам наконец Япония на NW в то самое время, когда наблюдали мы лунные расстояния, по которым, так же как и по вчерашним наблюдениям, вышла погрешность хронометра No. 128, только несколько минут. Немедленно переменил я курс свой и велел держать на NW при слабом WSW ветре. В полдень широта наша, обсервованная многими секстантами с великою точностию, была 32°,5,34"; долгота по No. 128 226°,22,15". В сие самое мгновение находился от нас высокой мыс на NW 28° в расстоянии около 36 миль. Пред сим мысом видно было несколько малых островков, но оные, уповательно, соединяются с матерою землею. Ветр, дувший до сего слабо, сделался в 4 часа по полудни немного свежее и способствовал нам подойти ближе к земле; но при захождении солнечном все еще находились мы в расстоянии от ближайшего к нам берега более 20 миль, где достать дна не можно было 120 саженями.

29, 30. Октябрь 1–3

Видимые нами пределы земли пеленгованы на NW 20°,30 и NW 41° упомянутой мыс был юговосточнейший сего берега. Положение его от корабля не способно было к точному определению долготы и широты однако я полагаю, что погрешности состоять в нескольких разве минутах. Сей мыс лежит по наблюдениям нашим под 3S°,38,30" широты и 226°,43,15" долготы и есть вероятно южный мыс Сикокфа. От оного, берег круто заворачивается к северу и кажется, что составляет залив, коего северный и западный берега могли мы видеть. От залива простирается берег на WNW и в сем направлении, казалось, находится бухта. Гористый, ближайший к мысу берег склоняется мало по малу до того места, в коем полагали мы другой залив; после же возвышается опять вдруг так, что в задней части полагаемого нами залива образуется великая долина, ограничиваемая с восточной стороны цепью гор, а с другой утесистыми горами, из коих преимущественно отличаются две своею высотою; от чего сия часть берега весьма приметна. Надежда моя продолжать описание сего берега скоро уничтожилась. На рассвете следующего дня видели мы землю на NW 10°; но, только что начали держать курс к оной, вдруг помрачилось небо. Мы не только потеряли берег из виду; но и видимой наш горизонт простирался не далее одной Аглинской мили. Ветр дул сильно от NO; дождь шел беспрерывно. При сих обстоятельствах почитал я приближение к берегу бесполезным и опасным; наипаче же потому, что мы на карты, хотя оные были и лучшие, не могли никак положиться. Оные не заслуживали доверенности по несходству в показаниях долготы и широты главных мест, положения берегов, островов и даже пролива Вандименова. Мы стали держат курс к WSW и W под малыми парусами. Под вечер сделался ветр еще сильнее. Великой дождь продолжался беспрестанно. Небо грозило страшными тучами. Почему я и решился под зарифельными марселями остаться до утра. В полночь сделался совершенной шторм. Тогда мы поворотили к Осту и продолжали лежать сим курсом во весь следующий день, в которой буря свирепствовала с прежнею силою. Ночью шторм утих и ветр сделался от SO. На рассвете дня начало проясниваться. Скоро после показалось и солнце. Почему и направили мы курс свой к берегу. Но сильное волнение от SO и беспрестанное понижение ртути в барометре, не взирая на сияние солнечное, позволившее с довольною точностию обсервовать нам широту 31°,7 северн. и долготу 297°,40 западн., были верными предвестниками нового от SO шторма. До 11 ти часов продолжали мы плыть к западу, потом поворотив к югу поставили столько парусов, сколько кораблю нести можно было. В полдень состояние погоды не позволяло уже более сомневаться о наступающей бури. Волны, несущиеся от SО, казались горами. Бледной цвет солнца скоро помрачился бегущими от SО облаками. Ветр, постепенно усиливаясь скрепчал в один час по полудни до такой степени, что мы с великою трудностию и опасностию могли закрепить марсели и нижние паруса, у которых шкоты и брасы, хотя и по большей части новые, были вдруг прерваны. бесстрашие наших Матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В 3 часа по полудни рассвирепела наконец оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одними мы оставались. Ничто не могло противустоять жестокости шторма. Сколько я ни слыхивал о тифонах, случающихся у берегов Китайских и Японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворства, чтобы живо описать ярость оного. Довольно здесь рассказать только о действии его на корабль наш. По изорвании штормовых стакселей, мы желали поставить зарифленную штормовую бизань, но сего сделать совершенно было не возможно и потому корабль оставался без парусов на произвол свирепых волн, которые, как казалось ежеминутно поглотить его угрожали. Каждое мгновение ожидали мы, что полетят мачты. Хорошая конструкция корабля и крепость вант спасли нас от сих бедствий.

О состоянии атмосферы в сие время лучше всего судить можно по необычайно низкому падению ртути в барометре. Она опустилась вдруг столько, что в 5 часов уже не только ее не видно было, но даже и при сильном колебании барометра, при коем мы полагали по крайней мере 4 или 5 линий выше и ниже среднего состояния не показывалась. Барометр наш имел разделение не ниже 27 1/2 дюймов; итак высота ртути в барометре была не более 27 дюймов и 2 линии, и можно даже заключать, что оная была небольше 27 дюймов, а может статься и еще менее; ибо оная появилась опять не прежде, как по прошествии почти 3 х часов. В полдень показывал барометр 29 дюймов и 3 1/2 линии; следовательно в пяти часовое время падение ртути было 2 1/2 дюйма. Не спорю, что бывают бури еще сильнее. Уратганы, случающиеся почти ежегодно у Антильских островов свирепствуют, может быть с вящею жестокостию; но я не помню, чтобы где либо упоминалось о подобном состоянии барометра, выключая повествуемого Аббатом Рошоном об урагане, случившемся у Иль де Франса Февраля 1771 го года, причем падение ртути в барометре было до 25 ти франц. дюймов, следовательно 3 1/2 линиями ниже, нежели у нас, если принять, что ртуть в нашем барометре опустилась и до 27 дюймов. Хотя целость мачт ответствовала нам с одной стороны за безопасность нашего корабля, но другое вящшее бедствие нам угрожало. Буря от OSO несла корабль прямо к берегу и мы находились уже не в дальнем расстоянии от оного. Я полагал, что ежели сие продолжится до полуночи, то гибель наша неизбежна. Первой удар о камень раздробил бы корабль на части, при чемь жестокость бури не позволяла иметь ни какой надежды ж спасению. Одна только перемена ветра могла отвратить сие крайнее бедствие. В 8 часов вечера ветр от OSO переменился на WSW и тогда мы находились вне страха. При скорой перемене ветра ударила жестокая волна в заднюю часть корабля нашего и отшибла галлерею с левой стороны. Вода, влившаяся в каюту, наполнила оную до 3 футов. Перемене ветра предшествовал штиль, весьма краткое время, по счастию, продолжавшийся, во время которого успели мы и поставить зарифленую, штормовую бизань, дабы можно было хотя некоторым образом держаться к ветру. Не успели управиться с работою, как вдруг подул опять жестокой ветр в новом направлении от WSW. В 10 часов казалось, что шторм начал умягчаться и к немалой нашей радости показалась ртуть в барометре. Сей был надежнейший признак, что буря не увеличится до прежней степени. В полноч довольно было уже приметно, что ветр утихать начал; однако продолжал дуть весьма крепко, что нам не неприятно было; ибо если бы шторм от WSW не равнялся несколько силою своею с бывшим от OSO; тогда прежнее волнение не могло бы уничтожиться скоро, в каковом случае мачты наши подвергнулись бы от жестокой зыби большей опасности. Течь корабля, бывшая во время сего шторма, причиняла нам менее забот, нежели мы ожидали. Прежде увеличивалась оная обыкновенно от 7 до 12 дюймов в час; но теперь не было более 15, что много нас успокоивало. Не взирая на то однако весьма сильная качка корабля чрезмерно затрудняла отливание воды, По восстановившемся спокойстве в атмосфере последовал прекраснейший день, бывший очень благовременным для приведения опять в порядок нашего корабля, которой хотя сам собою и не повредился, однако такелаж требовал немалой поправки. Утихавший ветр дул от запада. Как скоро поставили паруса, что учинено не прежде полудня, приказал я держать к N. В 6 часов вечера увидели мы берег на WNW в расстоянии около 45 миль. Во всю ночь продолжалось безветрие. Волнение, не совсем еще успокоившееся, увлекало нас несколько к востоку. В 9 часов следующего утра открылся берег прямо на W, к коему приближались мы медленно. В полдень отстоял он от нас на 31 милю, и простирался от 43° до 84° NW. В сие время обсервованная широта была 31°,42,00", долгота 297°,42,30". В половине третьего часа находились мы от берега в расстоянии на 20 миль. Но вдруг потом сделалось почти безветрие, которое продолжалось до 10 ти часов вечера и было причиною, что корабль подвигался вперед очень мало; однако довольно сильное течение от NO приблизило нас между тем на несколько миль к берегу. В сие время склонение магнитной стрелки по наблюдениям найдено 3°,01 западное. Видимый нами берег вообще горист с немногими по местам долинами. Горы оного, из коих некоторые очень высоки, представляются двумя, а в других местах тремя и четырьмя рядами. На NO оканчивается берег великим, выдавшимся мысом, находившимся от нас в 4 часа, поутру на NW 18°. Сей мыс, которой назвал я, в память Берингова сопутника, Чириковым мысом, лежит под 32°,14,15" широты и 228°,18,30" долготы. В то же самое время находился от нас на WNW большой залив, которого восточная оконечность представляет высокой с двумя вершинами мыс, названный мною мысом Кохрановым, по имени нынешнего Аглинского Адмирала Кохрана, под начальством коего препроводил я три полезнейшие года моей службы, приметен очень по своему виду, наипаче же по шарообразной горе, лежащей за оным, от которой берег к востоку весьма утесист. Надежнейший признак сей части берега есть высокая гора, находящаяся в параллели с мысом Кохрановым, лежавшим по определению нашему под 31°,39,36" широты и 228°,33,30" долготы. От мыса Кохранова простирается берег острова Киузиу[79] почти прямо к югу, каковое направление имеет весь берег начинающийся от мыса Чирикова. Известные до сего карты справедливы только в том, что на оных показано направление восточного берега Киузиу так же почти от севера к югу. К северу от мыса Кохрана берег гораздо возвышеннее, нежели к югу от оного. Сей последний берег хотя впрочем и низок; однако довольно приметен по высокой горе с плоскою вершиною, и еще по трем далее к югу одна другой прилежащим горам небольшой высоты. При захождении солнца находились мы от берега в расстоянии около 15 миль; оный виден был нами весьма ясно и казался прекрасным. Он простирался от 15° NW до 65° SW, где пресекался горизонт наш довольно высоким мысом. На западе видели мы весьма выдавшийся берег, простирающийся от севера к югу на десять миль, и имевший вид длинного, узкого острова. Как мне, так и другим казался он островом, однако полагать должно, что он соединяется с матерою землею. Северная оконечность переднего берега его лежит под широтою 31°,48; южная же под широтою 31°,38 и долготою 228°,30.[80]

В 10 часов вечера сделался слабой ветр от ONO, которым плыли мы под малыми парусами на SO. В четыре часа по полуночи начал дуть ветр свежий от NtO, и тогда стали мы держать к берегу. Хотя течением много снесло корабль к югу, но при всем том на рассвете могли мы еще видеть ту часть берега, которая вчера была осмотрена. Мыс, виденный нами вчерашнего вечера на WSW, находился теперь от нас на NW 37°. Он выдался далеко на SO и довольно высок. К северу от оного стоят рядами те небольшие горы, которые видели мы вчера под вечер. Сей мыс назвал я именем славного французского Географа Данвиля. Землеописание многим ему обязано. Географы и мореплаватели не могут произносить его имени без чувствования благодарности к великим заслугам сего ученого мужа, которого красноречивый Гиббон называет Князем Географов. Мореплаватели забыли поместить его имя на картах. От мыса Данвилева, лежащего по наблюдениям нашим под 31°,27,30" широты и 228°,32,45" долготы, идет берег несколько к западу до другой оконечности, казавшейся быть частию острова. Сия последняя есть оконечность, находящаяся великого залива, которой увидели мы в семь часов. Залив сей, как далеко могло простираться зрение, казался быть чистым; почему и полагал я найти здесь проход, означенный на карте Арро-Смита между островами Ликео и Тенегазима.[81] О виденном береге на SW от сего залива ке сомневался я более, что то должен быть остров Ликео. Точное сходство в широте было причиною, что я почитал тогда сие мнение мое достоверным. Но после, во время бытности нашей в Нангасаки, уверили меня Японцы, что берег, составляющий северную сторону пролива Ван-Димен, не есть остров Ликео, но Область Сатцума, показанная на картах Данвилевых. Не удостоверяясь в точности мне сказанного, распрашивал я о сем почти у всех Японских толмачей Голландской фактории. Известное положение острова Вулькан, близость, в коей находились мы от сего берега, и о котором Японцы были известны и[82] твердое уверение толмачей, что острова Ликео вовсе нет подле Японии, были для меня убедительными доказательствами, что сей остров, показанный на Аглинских картах на северной стороне Ван-Дименова пролива, а на французских на южной стороне оного, не существует вовсе, и что имя сие принадлежит только той купе островов, из которых самой большой, известный под сим именем, лежит в широте около 27°. Основываясь на сих известиях, казавшихся мне достаточными, назвал я на карте своей южную часть Киузиу, Сатцума, как таким именем, которое почти на всех древнейших картах действительно находится. Японцы утверждают, что Король островов Ликео, имеющий свою столицу на великом острове сего имени (который описывали они весьма богатым и сильным) зависит от Князя Сатцумского, коему он в случае войны обязан посылать знатные, вспомогательные морские силы, и что он при каждом восшествии на престол нового Японского императора должен посылать своего посланника в Эддо. Впрочем не отвергают они и того, что сей Король Ликейской признает так же главою своею и Китайского Императора, и как первому, так и второму платит дань для того, чтобы сохранить мир. Ликейцы по утверждению Янонцев, ради кротких и изнеженных свойств своих, столь много любят мир и спокойствие, что Японцы называют их по сей причине женщинами. Сия полагаемая весьма сомнительная зависимость Ликейцов от Японцов, так же малосведение последних в землеописании и совершенное незнание в определении расстояний[83] суть причины, что Японцы помещают Ликейские острова на своих картах гораздо ближе к своим берегам, нежели оные в самом деле находятся. Европейцы, доставившие нам в первой раз карты Японии, скопировали оные с Японских со всеми их погрешностями, a сие и было причиною, что и новые Географы смешивают некоторые острова Ликейские с островами Яконо-Сима и Тенет-Сима, лежащими против берегов Сатцума в расстоянии от 25 до 30 миль и составляющими южную сторону Ван-Дименова пролива.

В 11 часов приближились мы к упомянутому мнимому проходу на 15 миль; откуда увидели несколько малых островов, и приметили, что оный окружен со всех сторон берегами. Итак узнав, что проход между островами невозможен, не почел я нужным продолжать дальнейших испытаний; потому что оные при неблагоприятствовавшем ко входу в залив ветре, не только сопряжены были бы с потерею времени; но и могли бы еще возбудить в недоверчивых Японцах, постановивших законом, чтоб даже и Россияне не приближались ни к каким другим берегам их, кроме Нангасаки, такое негодование, которое навлекло бы вредное последствие на успешное окончание дел посольственных. И потому приказал я держать курс на WtS к юговосточной оконечности Сатцума. По взятии пеленгов найдено, что в сие время находились от мыс Данвилев на NW 6°; югозападная оконечность залива, которую я назвал в честь первого нашего Гидрографа мысом Нагаевым на NW 60°. Сей мыс лежит в широте 31°,15,15", в долготе 228°,49,00". На NW 26°, находилась от нас гора, превосходившая высотою своею все прочия, виденные нами на берегах Японских. Средина сей горы, имеющей в соседстве своем еще две немного меньшей высоты, лежит под широтою 31°,41, долготою 228°,48. Я назвал ее именем известного Астронома и приятеля моего Шуберта. Ширина залива, коего собственного имени узнать мне не удалося, составляет, между мысом Нагаевым и северо-восточною оконечностию, лежащими между собою почти NO и SW, 10 миль; углубление же оного по крайней мере 15 миль. Хотя цвет воды там, где мы находились, и был отменен; но мы не могли достать дна 120 саженями.

Как скоро начали держать курс к юговосточной оконечности Сатцума, вдруг увидели еще берег на SW, которой почитал я островом Танао-Сима, составляющим по Арро-Смитовой карте южную сторону пролива Ван-Дименова. Остров сей, как то узнал я в Нангасаки, называется собственно: Яконо-Сима.[84] Жители Нангасакские посещают его очень часто ради хорошего леса. Все доски, доставленные на корабль наш, выключая камфорное дерево, привезены были, как то меня уверяли, с сего острова. Он весьма низок. В первой раз, когда мы его усмотрели, имел вид острова Лавенсара, что в Финском заливе. Вершины дерев казались с начала выходящими из моря; после же, когда вошли мы далеко в пролив, можно было весь остров обнять одним взором. Поверхность острова вообще плоская и покрытая вся лесом, дающим ему приятной вид. Он длиною своею простирается от севера к югу на 18 миль, а в ширину имеет около 6 ти миль. Два малые залива, находящиеся на восточной и западной стороне, у средины его делают ширину там вдвое меньшею, от чего и кажется он издали двумя островами. Северная оконечность его лежит под 30°,42,30" широты и 229°,00 долготы, южная под широтою 30°,24,00".

В полдень находилась от нас юговосточная оконечность Сатцума прямо на W в расстоянии около 20 миль. Широта оной, определенная в сие время с величайшею точностию была 31°,4,40", долгота 298°,40. Скоро по полудни показался, позади острова Яконо-Сима в дальнем расстоянии на SW, весьма высокой, гористой берег; которой, казалось превосходил величиною Яконо-Сима. Капитан Кольнет, проходивший между островами Уза-Сима и Кикиай, должен был конечно видеть сей остров. Широта острова Танао-Сима, показанная на карте Арро-Смита, сходствует точно с широтою нами виденного; итак вероятно, что он, не могши видеть плоского Яконо-Сима, назвал сей остров Танао-Сима. Японские толмачи уверяли меня, что настоящее имя гористого острова, лежащего на SW от Якона-Сима, есть Тенега-Сима, под коим и означил я его на своих картах. Средина сего острова находится под 30°,81 широты и 229°,30,50" долготы.

В 2 часа была глубина 75 саженей. Дно состояло из песку серого цвета, смешенного с черными и желтыми пятнами и из раздробленных раковин. Ветр утих мало помалу. В сие время мы увидели идущую прямо на нас струю течения, встречного с прежним, и вскоре попались в оную. Она несла с собою весьма много травы, изломанных пней и досок. Корабль рулю не повиновался и его влекло к берегу. В половине пятого часа сила течения уменьшилась столько, что кораблем опять управлять можно было, почему и велел я держать курс параллельно к берегу т. е. на SW. Скоро потом показался небольшой, высокой, остров с двумя широкими вершинами, которой признали мы островом Вульканом. С вершины мачты видны были некоторые малые острова, так же и южная оконечность Сатцума. Ясная ночь и слабой ветр были причиною, что мы не легли в дрейф, но продолжали идти под малыми парусами, На Сатцуме и на острове ЛконоСима горел огонь во многих местах; почему нояное наше плавание и могло быть, при некоторой осторожности, совершенно безопасным. Глубина, которую измеряли мы беспрестанно, была от 50 до 60 саженей. Грунт одинаков с найденным нами при входе пролива. Многие, горевшие на берегу огни, вероятно служили сигналами; ибо показавшийся, довольной величины, Европейской корабль без сомнения озаботил боязливой народ сей страны.

На рассвете увидели мы небольшой остров, названный мною Серифос. Он состоит из голого камня, имеющего в поперешнике около мили. Прямо на W от сего острова, в расстоянии около 24 миль, лежит остров Вулькан, в близости коего на восточной стороне находится другой, и почти равной с ним высоты, остров, получивший имя Аполлос. Четвертой остров в 15 милях к югу от Вулькана, около шести миль в окружности, назвал я Юлиею. Далее к западу видели мы еще остров, превосходивший все сии величиною, которой показан на карте нашей под именем Сант-Клер; потому что как на Француских, так и на Аглинских картах находится остров сего имени, которого означение на картах хотя и разнствует с широтою виденного нами острова полуградусом, но из всех островов, означенных на тех же картах у юговосточных берегов Японии, сей последний сходствует с ним гораздо больше, нежели все прочие. Сверх того я хотел удержать такое название, к коему по старым картам сделана уже привычка. Мне казалось, не бесполезным отличить особенными именами все прочие острова, находящиеся в проливе Ван-Димена, определенные нами с великою точностию, но как я не мог узнать собственных Японских названий; то и принужден был дать им имена по своему произволению. Следующие долготы и широты сих пяти островов определены астрономическими наблюдениями Господина Горнера, так же и измерением многих углов посредством лучших Секстантов.

Остров Вулькан — = 30°,43,00", 229°,43, 20".

- Серифос — 30,43,30, 229,15,30.

- Аполлос — 30,43,45, 229,36,00.

- Юлия — 30,27,00, 229,46,30.

- Сант-Клер — 30,45,15, 230,05,45.

В 7 часов утра находилась от нас южная оконечность земли Сатцума прямо на N. Мыс сей названный мною, в честь старого Адмирала Чичагова, знаменитого долговременною полезною своею службою, а особливо путешествием своим к северному полюсу и победами, одержанными им над Шведским флотом, состоит из выдавшагося тупого каменного утеса, близь которого находятся два другие каменные возвышения: одно острое, а другое круглое. Он лежит под 30°,56,45" широты и 299°,23,30" долготы. Если сравнить остров Ликео, означенный на Арро-Смитовой карте с землею Сатцума, показанною на нашей карте; то нельзя не приметить между первым и последнею великого сходства. К чему прибавить надобно и одинакую широту южной оконечности неразнствующую ни одною минутою. Сие доказывает, что описи из коих Аглинской Географ составил свою карту, были достовернее, нежели те, по коим сочинены Француские карты, не взирая на то, что долгота сего самого острова имеет великую погрешность, что положение островов пролива Ван-Дименова, показано весьма не верно, и что Арро-Смит за остров Ликео принял землю Сатцума, которая хотя и на нашей карте кажется быть островом; однако в самом деле не есть остров.[85]

Как скоро обошли мы южную оконечность земли Сатцума, то показалась нам высокая, конусообразная гора, стоящая на самом краю берега. Она названа мною Пик Горнер, именем нашего Астронома, и лежит под 31°,9,30 широты и 229°,32,00" долготы. Положение сей достопримечательной горы определено Господином Горнером с величайшею точностию. Она и остров Вулькан составляют два вернейшие признака пролива Ван-Димена. В сие время открылся нa NO залив величины необозримой, которой углублением своим далеко простирающимся ж северу казался быть проливом; но вероятно имеет там предел свой. Залив сей, у коего лежат на SO мыс Чичагов, а на NW Пик Горнер, имеет прекраснейший вид. На северной стороне оного лежит в беспорядке множество великих камней, из коих два, имеющие вид свода, показались нам достойными особенного внимания. Весь залив, кроме северной его части, окружен высокими горами, покрытыми прекраснейшею зеленью. Пик Горнер, стоящий на самом краю, кажущийся выходящим из воды, придает много красоты сему заливу. Отсюда пошли мы на NW 1/2 W к оконечности, между коею и Пиком Горнером находится другой весьма красивой залив, разделяемой выдавшеюся к северу оконечностию на две части из коих одна лежит к западу, а другая к NO. На прекрасной долине, составляющей берег западной части, видны были пространные поля, небольшой город, и правильно расположенные лесочки. Высокой острой подобной обелиску камень стоит в недальном расстоянии от берега, составляющего в сем месте небольшой залив, где стояло на якоре несколько Японских судов. Позади долины далеко внутрь земли лежит ровная гора, на средине коей возвышается Пик немалой высоты. В полдень обсервованная широта нашего места была 31°,9,17". Она совершенно сходствовала со счислимою. Сие показывает, что течение здесь непостоянно, но произходит от правильного прилива и отлива, и бывает толь сильно, что корабль при слабых ветрах не повинуется рулю. По примечаниям нашим прикладной час в проливе Ван-Дименовом должен быть девять часов. Прилив приходит от SW, а отлив от NO. До семи часов вечера продолжалось частию безветрие, частию же маловетрие; почему и не могли мы обойти великого мыса, от коего берег Сатцумской идет на NW, прежде девяти часов.

Юговосточной берег земли Сатцума до юговосточнейшей своей оконечности, имеет направление почти NOtN и SWtS. При сей оконечности оного находится залив. До сего места составляют берег утесистые камни. Я не думаю, чтоб на сей стороне было где либо место для якорного стоянья. Берег горист; но нет ни одной горы, которая отличалась бы особенно своею высотою. Напротив того от юговосточной оконечности до мыса Чигчагова берег имеет вид приятнее. Берега к воде низменны и вмещают в себе многие заливцы. Сия Сатцумская сторона кажется быть плодоноснейшею, а потому уповательно есть и многолюднейшая. Многие огни, горевшие ночью вдоль по берегу, и великое множество лодок, ходивших туда и сюда на гребле и под парусами, казались быть достаточным тому доказательством. Мыс Нагаева и мыс Чичагова, то есть восточная и южная оконечности, отстоят один от другого на 34 мили. От последнего до Пика Горнера берег имеет направление NWtN, a от сего почти W до югозападной оконечности, у коей находится упомянутой уже мною залив. Сия часть берега весьма приятна. Мы, плыв от оного в недальнем расстоянии, могли видеть все совершенно ясно, и любовались прекраснейшими видами достойными кисти искусных живописцев. Частая и скорая перемена в положении корабля представляла взору нашему беспрерывные новые картины. Весь берег состоит из высоких холмов, имеющих вид то купола, то пирамиды, то обелиска, и охраняемых, так сказать, тремя облежащими высокими горами. Роскошная природа украсила великолепно сию страну; но трудолюбие Японцев превзошло, кажется, и самую природу. Возделывание земли, виденное нами повсюду, чрезвычайно и бесподобно. Обработанные неутомимыми руками долины не могли бы одни возбудить удивления в людях, знающих Европейское настоящее земледелие. Но увидев не только горы до их остроконечных вершин, но и вершины каменных холмом составляющих край берега, покрытые прекраснейшими нивами и растениями, нельзя было не удивляться. Темносерый мрачный цвет каменного вещества, служащего оным основанием, в противоположности с плодоносными вершинами, представлял такой вид, который был для нас совершенно новым. Другой предмет, обративший на себя наше внимание, была аллея, состоявшая из высоких дерев и простиравшаяся вдоль берега чрез горы и долины, пока досязало зрение. В некотором между собою расстоянии видны были беседки, вероятно служащие местами для отдохновения пешеходцев. нельзя, кажется, иметь более попечения об удобности прохожих. Аллеи должны быть в Японии не необыкновенны. Мы видели одну подобную сей в близости Нангасаки, так же и на острове Меак-Сима. От югозападной оконечности идет берег на NWtN и оканчивается потом большим мысом, составляющим западную Сатцумскую оконечность. Сей мыс, названный мною Чесма в память славной победы, одержанной Российским флотом над Турецким и совершенного изтребления сего последнего флота, лежит в широте 31°,24,00" и в долготе 229°,58,00". По берегу до сего мыса выдались еще многие оконечности, от которых простираются в море рифы, а между ими находятся многие заливы. Мы проходили здесь ночью, почему и не могли порядочно обозреть мест, лежащих около сего берега: но самой мыс видели в следующее утро довольно ясно и определили положение его с достаточною точностию. От мыса Чесмы идет берег прямо к востоку и составляет потом с северной стороны великой залив, находившийся к западу против залива, виденного нами на восточной стороне.

Японские женщины на прогулке

Если бы я во время пребывания нашего в Нангасаки не уверился, что Сатцума принадлежит к Киузиу; то полагал бы, что сии два залива имеют между собою сообщение; но теперь, хотя мы и не могли осмотреть хорошо заливов сами, не сомневаюсь ни мало, что Сатцума соединяется с островом Киузиу. Величайшая длина первого от мыса Нагаева до мыса Чесмы, лежащих один от другого почти на О и W, есть 60 миль; ширина же от мыса Чичагова до самой крайней зримой нами северной оконечности, 36 миль. Сии измерения сходствуют точно с показанными на Арро-Смитовой карте острова Ликео.

Во время плавания нашего вдоль югозападного берега Сатцумы, увидели мы пред захождением солнца на NW высокой берег, которой почитали островом. После узнали на самом деле, что то был остров Меак-Сима. Ночью держали мы курс к оному под малыми парусами. На рассвете находились в 6 милях от югозападной его оконечности. В сие время лежал от нас мыс Чесма на OSO в 18 милях. После открылись еще два малые островка, из коих один состоит из голато, острого камня, а другой имеет вид круглой и около 3 миль в окружности. Сии два островка, названные мною Симплегады, лежат один от другого NO и SW, и разделяются каналом, шириною в 6 миль; северовосточной под 31°,30 широты и 230°,18,20" долготы, на SO 20° от югозападной оконечности Меак-Сима в 6 милях; югозападной под 31°,26,00" и 230°,22,30". На NO находился от нас великой мыс составляющий с мысом Чесма вышеупомянутой, залив на западной стороне Сатцумы, которой буду называть я заливом Сатцумским. Сии два мыса, лежащие один от другого почти N и S, отстоят между собою на 18 миль. В заливе сем, казалось, находятся многие, малые бухты, в коих должны быть хорошие якорные места; потому что большой залив окружен почти со всех сторон берегом. По известиям, сообщенным мне Японскими толмачами, находится здесь самая лучшая гавань сей провинции, так же и столица владетельного Князя Сатцумского. Гавань сия, названия коей толмачи не знали, вероятно, должна быть Канго-Ксима в которой Португальцы Антон Мота, Франциско Зеймота и Антон Пексоте, быв занесены бурею к берегам Сатцумским, приставали в 1542 году, как то Шарлевуа повествует, и из которой Сен-Франсуа-Ксавье отплыл в Фирандо в 1550 году.

Берега, окружающие залив Сатцумской, весьма гористы. Горы северного берега сего залива отличаютса еще тем, что имеют вид волнообразной; но среди их возвышается тот самой Пик, которой видели мы вчерашний день, и о коем мною уже упомянуто. К северозападу от него виден Пик двувершинной, прилежащий плоской горе беспрестанно дымящейся. Сия гора кажется, должна быть, по описанию, гора Унга, соделавшаяся достопамятною, во время гонения на христиан в Японии потому, что с оной в жерло сего вулкана низвергали обращенных в христианскую веру Иезуитами Японцов, которые не хотели опять возвращаться к вере своих предков. Она лежит под 31°,10 широты и 229°,46 долготы. Мыс, составляющий северную Сатцумскую оконечность, назвал я мыс Кагул, в память славной победы, одержанной Графом Румянцовым над многочисленною Турецкою армиею, он лежит в широте 31°,42,20", и в долготе 229°,53. Между мысом Кагулом и северовосточною стороною острова Меак-Сима показался нам пролив около 10 миль шириною, к которому начали мы держать свой курс. Приближаясь к северовосточной оконечности Меак-Сима, увидели мы, что берег от мыса Кагула идет сначала прямо к северу, после же склоняется к востоку. У сей оконечности находится множество малых островков каменных, лежащих в одном направлении с островом Меакъ*Симом, то есть NО и SW и составляющих цепь, простирающуюся пока досязало зрение. Между сими островками, из коих все почти беловаты, отличается преимущественно один, имеющий вид башни и на вершине своей стоящие два высокие дерева. Надежда наша найти здесь проход весьма уменьшилась; однако пока дул ветр довольно свежий от OSO, до тех пор не отлагать я своего намерения, чтобы изведать хотя вход в сей предполагаемой нами пролив. В полдень сделался ветр слабой и переменяясь часто, лишил нас надежды подробно обозреть днем сию страну. Итак видев, что для сего надобно было обождать следующего утра, принужденным нашелся я наконец оставить предприятие свое без исполнения, и потому в два часа стали держать курс так, чтоб обойти югозападную оконечность Меак-Сима. В трех милях от северовосточной оконечности оного нашли глубину 40 саженей; грунт ил с песком и кораллами. Мы в сие время проходили уже вторично мимо сего берега, следовательно и имели удобной случай снять положение острова с довольною точностию.

Как положение, так и направление острова Меак-Сима показаны на всех картах неверно. На карте Лаперузова путешествия нет его вовсе; на Арро-Смитовой же означен он как малой остров и притом в 75 милях от Японского берега. Мы нашли, что он состоит из многих островов, лежащих один подле другого так тесно, что в весьма близком только расстоянии приметить можно разные каналы, их разделяющие, в коих должны быть очень хорошие пристани для малых судов, которые мы видели во множестве плывущие в разные стороны и скрывавшиеся от взора нашего, то в самых каналах, то за каменистыми возвышениями. Непременно полагать должно, что все сии острова составляли прежде один остров, которой сильным каким либо возмущением в природе разделен потом на многие. Сходственные виды камней, где примечаются такие разрывы, и близкое оных один от другого отстояние, не оставляют о сем почти никакого сомнения.[86] Весь остров состоит из одних камней; но трудолюбивые руки Японцев покрыли оные плодоносною землею. Везде видны зеленеющиеся поля и насажденные деревья. И здесь видели мы так же, как и на Сатцуме, длинную аллею, проведенную чрез многие, довольно высокие горы. Самая большая длина сего острова, имеющего направление NO и SW, составляет 18 миль, не причисляя к тому каменных островков и надводных камней, находящихся у северовосточной оконечности. Ширина острова не соразмерна длине его: югозападная часть, составляющая половину целого острова, есть самая широкая, но и та не более 3 х или 4 х миль. Югозападная оконечность лежит, в широте 31°,35,30" и в долготе 230°,20,00"; северовосточная же 31°,49 и 230°,09. Если взять широту, под коей лежит средина острова, и сравнить ее с показанною на Арро-Смитовой карте; то в оной не будет никакой разности, в долготе же разность маловажная. Но удивительно, каким образом могли показать величину оного по крайней мере четвертою долею меньше, и расстояние от Японского берега на 75 миль, которое вместе и с надводными каменьями не более 5 ти миль составляет. Голландцы, проходя мимо сего острова каждый год, без сомнения могли определить величину и положение его с точностию, что и означено может быть на их картах, которых однако свет никогда не увидит. Да позволено мне будет сказать, что Европейские Географы получают теперь первое известие о точном положении Японских берегов около Нангасаки от такого народа, от коего они, может быть, совсем того не ожидали.

Во весь день окружало нас множество Японских лодок, ходивших туда и сюда в разных направлениях. Но они не подходили к нам ни однажды так близко, чтоб можно было переговаривать с бывшими на оных людьми; напротив того всевозможно старались держаться от нас далее. Мы делали им знаки и заставляли земляков их кликать громогласно на Японском языке; но все было тщетно. Рабское повиновение есть как будто врожденное Японцев свойство, которое бесспорно, досталось им так же в удел, как и всем другим народам, несущим иго Азиатского деспотизма. Им повелено не иметь с иностранцами ни малейшего сообщения. Исполняя сие в совершенной строгости, не отвечают они ни одного слова даже на приязненные, невинные вопросы. Пред самым наступлением ночной темноты, увидели мы надводной риф, состоявший из многих черных камней. По положению и виду берега я имел причину думать, что подобные сему рифы и от других частей острова выдались, a сие понудило меня взять курс несколько западнее. Риф сей лежит в широте 31°,42,20" и в долготе 230°,26, 30" на NW 39° от югозападной оконечности Меак-Сима в 7 милях. Я назвал его именем нашего корабля Надежда.

На рассвете следующего дня увидели мы к N берег, признанный нами островами Гото, и два малые каменные островка к W, из коих один плоской, другой же, лежащий на одну милю южнее и имеющий около 2 х миль в окружности, довольной высоты, с двумя острыми вершинами. Последний, вероятно, есть тот самой, которой на Арро-Смитовой карте называется ослиными ушами. На нашей карте как сей, так и первой означил я одним сим именем. Они лежат в широте 32°,2,30" и в долготе 231°,23,30" на SW 9°, от мыса Гота в 33 милях, а от югозападной оконечности Меак-Сима NW 65° в 58 милях. Склонение магнитной стрелки найдено в сей день 0°,55 западное.

В полдень обсервованная широта нашего места была 32°,22,3". Мыс Гото, находился от нас в сие время на NW 39°; северовосточнейшая же оконечность островов сего имени, на NO 14°. В 4 часа по полудни приближились мы к берегу на 3 или 4 мили. Ветр сделался слабой, течение к NO было сильно; почему и поворотили от берега. Островов Гото видели мы малую часть, почему я не могу сказать об оных ничего удовлетворительного. Бурная и туманная погода, сопровождавшая нас по отплытии из Нангасаки, воспрепятствовала осмотреть опять оные; однако положение мыса Гото, югозападнейшей оконечности островов сих и всех прочих, принадлежащих к Японии, определено нами с довольною точностию. Он лежит в широте 32°,34,50" и в долготе 231°,16,00". Острова Гото, лежащие близко один к другому, составляют по видимому обширную цепь гор, простирающуюся от WSW к ONO, к коей прилежит множество малых островов, возделанных наилучшим образом. На оных не видно ни одного местечка, которое не было бы покрыто прекраснейшею зеленью. Промежутки сих малых островов усеяны надводными камнями, из коих один особенно отличается, как величиною своею, так и тем, что кажется разделен на три части выпуклыми полосами; почему и может служить приметою. Он лежит в широте 39°,34 и на SSO от высокой горы, которая одна на сих островах отличается своею высотою.

При слабом ветре, сделавшемся под вечер свежее, поплыли мы в сие время под всеми парусами к OSO. Ночью ветр переменился и благоприятствовал нам идти на NO. Сим курсом надеялся я достигнуть Нангасаки. На рассвете увидели мы прямо пред собою ту часть острова Киузиу, где находится Нангасаки. Берег в сем месте вообще горист. К S отличаются два высокие мыса, из коих южный лежит в широте 32°,30 в долготе 230°,11; северной-же выдающейся более к западу, в широте 32°,35,10", в долготе 230°,17,30". Сей последний весьма высок и состоит из двувершинной горы. Полагать должно, что он есть тот самой, которой показан на старых картах под именем Номо, как южнейшая оконечность берега, на коем находится Нангасаки; но сей причине и удержал я сие древнее его название. Мысы Номо и Сеирот, лежащие один от другого на NtW и StO в 25 ти милях, суть две оконечности, заключающие великой залив, усеянный островами и большими надводными камнями.[87] Берег, простирающийся от мыса Номо до входа в залив Нангасаки, окружен особенно опасными местами. Не нашед сего залива в том месте, где он на всех старых картах показан, а именно в широте 32°,32 % пошли мы параллельно берегу в близком расстоянии от больших надводных камней, каковые приметили мы и далее. Пред северною оконечностию залива Киузиу, находится несколько островов, которые, кажется составляют продолжение островов Гото, протягивающихся цепью на NO. расстояние, в котором находились мы от северовосточной оконечности и от упомянутых островов, не позволило нам определить оных с некоторою точностию. От мыса Номо до входа в залив Нангасаки, видны были позади маленьких каменных островков, многие малые заливы, с прекраснейшими по берегам их долинами. Берег представлял вообще взору нашему яснейшие признаки рачительнейшего возделывания земли, с прелестными видами, украшаемыми необозримыми рядами насажденных дерев. Позади долин простирается земля к северу цепью гор, одна другой прилежащих. В полдень обсервованная широта нашего места была 32°,36,40", но мы находились еще южнее Нангасаки. В сие время пришла к кораблю нашему лодка с Японским чиновником, которой, разведав несколько об нас немедленно, удалился. Чрез два часа потом прибыл к нам другой чиновник и оставался на корабле до тех пор, пока мы войдя в залив Нангасаки в половине шестого часа вечера стали на якорь на глубине 33 х саженей, грунт мелкой серой песок. Тогда северозападная оконечность острова Иво-Сима находилась от нас SW 13°; остров Папенберх NO 85°; мыс Факунда SW 85°; расстояние корабля от ближайшего берега было 3/4 мили.

Вид берега около Нагасаки

ГЛАВА XII. ПРЕБЫВАНИЕ В ЯПОНИИ

Принятие нас в Нангасаки. — Неудача в ожиданиях. — Меры, предосторожности Японского правления. — Съезд с корабля Посланника, для житья на берег. — Описание Мегасаки, место пребывания Посланника. — Переход Надежды во внутренную Нангасакскую гавань. — Отплытие Китайского флота. — Отход двух Голландских кораблей. — Некоторые известия о Китайской торговле с Япониею. — Наблюдение лунного затмения. — Примечания об Астрономических познаниях Японцев. — Покушение на жизнь свою привезенного нами из России Японца. — Предполагаемые причины, побудившие его к сему намерению. — Прибытие Дамио или Вельможи, присланного из Эддо. — Аудиенция Посланника у сего уполномоченного. Совершенное окончание посольственных дел. — Позволение к отплытию в Камчатку. — Отбытие Надежды из Нангасаки.

1804 год Октябрь.

Оскорбительная предосторожность, с каковою поступают в Японии с иностранцами, довольно известна. Мн не могли надеяться, чтобы приняли нас благосклоннее, нежели других народов; но думая, что имеем с собою Посланника, отправленного МОНАРХОМ могущественной и соседственной нации сего столь боязливого в политических отношениях народа, с одними дружественными уверениями, ласкались не только некоторым исключительным приемом, но и большею свободою, которая могла бы долговременное наше в Нангасаки пребывание, соделать приятным и небезполезным. Мы полагали, что шестимесячное наше бездействие вознаградится по крайней мере приобретением сведений о сем так мало известном Государстве. Посещающие оное в продолжении двух столетий Голландцы поставили себе законом не сообщать свету ни каких об нем известий. В течении ста лет явились два только путешественника, которых примечания об Японии напечатаны. Хотя оба они находились в Государстве сем короткое время; однако описания их важны; поелику они суть единственные со времени изгнания Христианской веры из Японии, после чего Езуиты уже никаких известий об оной доставлять не могли. Но сии путешественники не принадлежали к Голландской нации, коей не обязана Европа ни малейшим сведением о Японском Государстве. Чтож бы такое удерживало от того Голландцев? Не боязнь ли строгого за то Японцев мщения? Не зависть ли или политика? Первая причина могла бы достаточна быть к извинению, если бы Японцы, вознегодовав на сочинения Кемпфера и Тунберега, которые толмачам, шпионам их правления, очень известны, запретили действительно Голландцам писать об их Государстве. Но сего никогда не бывало.

Голландцы не доставили даже и посредственного определения положений Фирандо и Нангасаки, где они так долго имели свое пребывание. Кемпферова хотя с худого Японского чертежа есть единственная известная в Европе карта Нангасакского залива. Они не сообщили никакого описания даже и о положении островов, находящихся в близости Нангасаки, а тем менее еще о лежащих между сим и Формозою, мимо которых плавают они двукратно каждой год на двух кораблях. Не возможно думать, чтобы Японцы почли объявление о точном положении стран сих, непростительным преступлением. Итак чему приписать глубокое их молчание? бесспорно не благоусмотрительной, но самой мелочной и вовсе бесполезной политике, которая духу 18 го столетия совсем противна, и республиканскому правлению несвойственна. Претерпела ли хотя малой урон торговля Агличан от того, что они свободно обнародывают описания всех посещаемых ими стран? Что выиграли Голландцы от ненавистного их хранения тайны? Состояние Аглинской и Голландской торговли известно каждому. Дальнейшее сравнение оной ни мало здесь не нужно.

Я прошу читателя извинить меня в сем невольном отступлении от настоящего предмета, к которому опять возвращаюсь.

Мы крайне обманулись, надеясь получить от Японского Правительства б о льшую свободу, нежели каковою пользуются Голландцы, которая впрочем казалась нам вначале столь презрительною, что мы с негодованием отказались бы от оной, если бы предлагаема была с условием не требовать большей. Но и в сей отказали нам вовсе. Время пребывания нашего в Нангасаки по справедливости назвать можно совершенным невольничеством, коему подлежал столько же Посланник, сколько и последний Матрос нашего корабля. Из сего явно видно, что никто из нас, а особливо из находившихся всегда на корабле, не был в состоянии приобресть какие либо хотя бы и недостаточные о сей стране сведения. Единственными к тому источниками могли служить толмачи, которые во всю бытность на берегу Посланника не смели к кораблю приближаться.[88]

По сей причине не могу я удовлетворить читателя обстоятельным описанием сего Государства, хотя пребывание наше продолжалось в оном более шести месяцов. Я намерен только рассказать здесь те произшествия, которые нарушали иногда тишину нашего заточения. Большая часть оных не заслуживает особенного внимания; но я не хочу и таковых прейти в молчании; поелику все, относящееся до мало известного Государства, любопытно. Сверх того простое, но верное представление случившагося с нами, может некоторым образом привести прозорливого читателя к общим заключениям.

Не излишним поставляю я упомянуть вопервых о нашем невольничестве и о явной к нам недоверчивости Японцев, не оставляя впрочем в молчании и оказанных Посланнику нашему разных преимуществ, которым не было до того в Японии примера.

Первое доказательство строгой Японцев недоверчивости состояло в том, что они тотчас отобрали у нас весь порох и все ружья, даже и Офицерские охотничьи, из коих некоторые были очень дорогия. После четырех месячной прозьбы позволено было на конец выдать Офмцерам ружья для чищенья, но и то по одиначке; опустив довольное потом время выдали только несколько вместе. Полученные обратно ружья не быв долгое время чищены оказались по большей части испорченными. Впрочем Офицерам оставлены были при них шпаги, каковым снизхождением не пользуются никогда Голландцы. Солдатам предоставили также ружья со штыками, чего Голландцы и требовать не могут, ибо они столько осторожны, что никогда не показываются здесь в военном виде. Всего удивительнее казалось мне то, что Посланнику нашему позволили взять с собою на берег солдат для караула и притом с ружьями. Но сие преимущество допущено с величайшим нехотением. Толмачи всемерно старались несколько дней сряду уговорить Посланника оставить свое требование. Они представляли ему, что оное не только противно их законам; но что и народ возьмет подозрение, увидев вооруженных иностранных солдат на берегу. Такового случая, говорили они, не бывало никогда в Японии. Само правительство подвергнется опасности, если на сие согласится. Видя, что все их представления не могли преклонить Посланника оставить почетной караул свой, просили они его взять по крайней мере половину только солдат. Но он и на сие не согласился. Настояние Японцев, чтоб не иметь вооруженных иностранных солдат в своем Государстве, было, кажется, единственное только справедливое их от нас требование. Ибо между просвещеннейшими нациями Европы иностранные Послы не имеют своего караула. Сие обстоятельство было столь важно, что Нангасакской Губернатор не мог на то решиться сам собою. Более месяца продолжалось от начала сих переговоров до того времени, как позволено Посланнику съехать на берег. Губернатор, вероятно, посылал между тем курьера в Эддо.

По объявлении о сем малом торжестве над Японцами возвращаюсь я опять к унижениям, которые заставляли они чувствовать нас в полной мере. Мы не могли не только съезжать на берег, но и не имели даже позволения ездить на гребных судах своих около корабля в некоем расстоянии. Шестинедельные переговоры могли только склонить наконец Японцев назначить на ближайшем берегу для прогулки нашей место, к чему убеждены они были болезнию Посланника. Место сие находилось на самом краю берега. Оное огородили они с береговой стороны высоким забором из морского тростника. Вся длина его превосходила не многим сто шагов; ширина же не более сорока шагов составляла. С двух сторон стража наблюдала строгое хранение пределов. Все украшение сего места состояло в одном дереве. Никакая травка не зеленела на голых камнях целого пространства. Явно видно, что место сие не соответствовало своему назначению; а потому и оставалось без предназначенного употребления. Для одних Астрономических наблюдений наших, в коих Японцы нам не препятствовали, приносило оно великую пользу. Когда отходило корабельное гребное судно к сему месту, называемому ими Кибач, тогда вдруг флот их в 10 ти или 15 ти судах снимался с якоря и окружив оное со всех сторон провожал туда и обратно.

В первой день прибытия нашего познакомился я с начальниками Голландских кораблей, и крайне желал продолжения сего знакомства. Но ни мне, ни Голландцам не позволено было посещать друг друга. Японское правление простерло так далеко свое варварство, что запретило нам даже послать с Голландцами, отходившими из Нангасаки в Батавию, письма и лишило тем желанного случая писать в свое отечество. Посланнику только позволено было отправить донесение к ИМПЕРАТОРУ, но и то с таким условием, чтобы писать кратко об одном плавании из Камчатки в Нангасаки, присовокупя к тому извещения о благосостоянии всех, на корабле находившихся. Сие к ГОСУДАРЮ нашему написанное донесение велели толмачам перевести на Голландской язык и доставить Губернатору с подлинника копию, которая так точно была бы написана, чтобы каждая строка оканчивалась однофигурною с подлинником буквою. По сравнении такой копии с подлинником прислал Губернатор донесение на корабль с двумя своими Секретарями, чтобы оное в глазах их было запечатано. При отходе Голландских кораблей приказали нам не посылать к оным своего гребного судна ни под каким видом. Когда я во время прохода мимо нас Голландских кораблей спрашивал начальников оных об их здоровьи и желал им счастливого плавания, тогда ответствовали они мне одним маханием рупора. Начальник Голландской фактории извинялся в письме своем к нашему Посланнику, что управляющим кораблями запрещено было наистрожайше не подавать ответа на вопросы наши ни малейшим голосом. нельзя найти равносильных слов к выражению такого варварского уничижительного поступка. Крайне жалко, что просвещенная Европейская нация, обязанная политическим бытием своим одной любви к свободе и ознаменовавшаяся славными деяниями, унижается до такой степени из единого стремления к корысти и рабски покоряется жестоким повелениям. Не возможно смотреть без негодования на повержение почтенных людей к стопам Японских чиновников, неимеющих иногда никакого просвещения, и которые не отвечают на сие уничижительное изъявление почтения ни малейшим даже мановением головы.

По сообщении Посланнику позволения иметь на берегу свое временное пребывание отвели ему жилище довольно приличное. Но едвали укреплен столько в Константинополе семибашенный замок, сколько Мегасаки. Так называлось место пребывания нашего Посланника. Сей дом находился на мысу столь близко к морю, что во время прилива подходила вода с восточной и южной стороны оного к самым окнам, ежели можно назвать окном квадратное в один фут отверзтие, переплетенное двойною железною решеткою, сквозь которую проходил слабый свет солнца. Высокой забор из морского тростника окружал строение не только с береговой, но и с морской стороны. Сверх сего сделаны были от ворот два забора, простиравшиеся в море столь далеко, как вода отходила во время отлива. Они составляли закрытой путь для гребных судов наших, приходивших с корабля к Посланнику. Предосторожность, едва ли совсем не излишняя.[89] Большие ворота с морской стороны запирали всегда двумя замками: ключ от наружного замка хранил караульной Офицер, находившийся на судне в близи корабля, от внутренного же другой Офицер, живший в Мегасаки. Итак если шла шлюбка с корабля в Мегасаки, то хранитель наружного ключа должен был ехать вместе, дабы отпереть внешной замок, после чего отирали уже и внутренний. Подобное сему произходило и тогда, когда надобно было ехать кому на корабль из Мегасаки. Ворота не оставались никогда незапертыми, ниже на самое малейшее время. Если и знали, что по прошествии пяти минут надлежало ехать обратно; то и тогда запирали неупустительно.

Береговая сторона Мегасаки охраняема была с такою же предосторожностию. Крепко запертые ворота составляли предел малого двора, принадлежавшего к дому Посланника. Отведенные нам магазейны находились вне сего двора. Частые наши в оных надобности утомили наконец караульных Офицеров и ворота оставались незапертыми; однако другой двор пред магазейнами окружен был множеством караулов. Двенадцать Офицеров, каждой со своими солдатами, занимали сии караулы и сменялись ежедневно. Сверх того построены были три новые дома, в коих жили другие Офицеры, долженствовавшие бдительно примечать за нами.

Изображение Японского Караульного дома

На дороге к городу были многие ворота в недальнем одни от других расстоянии, которые не только что запирались, но и при каждых находился всегдашний караул. В последнее время нашего пребывания двое первых ворот оставляли незапертыми; но часовые никогда не отходили от оных. Приезжавших с корабля на берег перещитывали каждой раз, и шлюбка не могла возвращаться с берега, пока не было на ней опять числа людей равного прежнему. Если кто из Офицеров корабля хотел ночевать в Мегасаки; то один из живших на берегу должен был вместо его ехать на корабль: равномерно когда Офицер, принадлежавший к свите Посланника, оставался ночевать на кррабле; тогда надобно было вместо его послать на берег одного из Матросов. Число живших в Мегасаки не могло ни увеличиться, ни уменьшиться. При сем не смотрели на чин, но наблюдали строго одно только число людей.

Все гребные суда наши требовали починки. Мне хотелось также сделать на баркасе своем палубу и обшить его медью. Почему и просил я о месте на берегу для произведения сей работы. Японцы в том не отказали, но отведенное ими место было так близко к морю, что во время полных вод работа останавливалась. Они огородили его также как и Кибач забором. Две лодки стояли всегда пред оным на карауле, когда находились там наши плотники. Ни одному из них не позволяли выходить ни на шаг из ограды. В месте для обсерватории отказали, и сим образом не допустили нас с точностию наблюдать небесные светила, хотя заборы до них и не досязали.[90] В Кибаче не позволяли никогда оставаться ночью; следовательно и нельзя было установишь там никакого Астрономического инструмента, и потому мы должны были довольствоваться одними наблюдениями лунных расстояний и соответствующих высот.

Окончив все мои жалобы на поступки недоверчивых к нам Японцев, справедливость обязывает меня не умолчать и о том, что все мои требования, в рассуждении материалов нужных для починки корабля, исполняемы были с точностию. Провизию доставляли не только с чрезвычайною поспешностию, но и всегда самую лучшую и при том каждой раз точно требуемое мною количество. Пред отходом нашим, кроме Императорского служителям нашим подарка, о коем сказано будет ниже, дали нам 300 пуд сухарей и всякой другой провизии на два месяца; но купить за деньги ничего не позволили.

Теперь обращаюсь я к произшествиям, случившимся с нами со времени прибытия до нашего отхода.

В конце предъидущей главы мною упомянуто, что мы, быв сопровождаемы Японским судном, пошли к заливу Нангасаки 8 го Октября в четыре часа по полудни. В половине шестого стали на якорь при входе в оной. Сего же еще вечера в десять часов прибыли к нам из Нангасаки многие чиновники, от Японцев Баниосами называемые. Не дождавшись приглашения, тотчас пошли они в каюту и сели на диване. Слуги их поставили пред каждым по фонарю, по ящику с трубками и небольшую жаровню, которая нужна по причине беспрестанного их куренья и столь малых трубок, что не более четырех или пяти раз только курнуть можно. Сопровождавшие сих знатных господ составляли около 20 человек, между коими находилось несколько толмачей. Сии распрашивали нас с великою точностию о плавании нашем от Кронштата, наипаче же любопытствовали узнать каким путем мы плыли к ним, проливом ли Корейским, или по восточную сторону Японских берегов? Услышав, что мы пришли к ним путем последним, казались быть довольными; потому что они весьма беспокоятся, чтоб Европейцы не ходили Корейским проливом, как то мы узнали при отходе нашем из Японии. Главной толмач Скейзима показал при сем случай некоторые Географические познания, по крайней мере таковые, каковых мы не ожидали, например он знал очень хорошо, что остров Тенериф принадлежит к островам Канарским, a остров Св. Екатерины к Бразилии. Впрочем как он, так и его сотоварищи изъявили после крайнее невежество б Географии своего Государства; но, может быть, сие с их стороны было притворно, дабы не сообщить нам о том сведений. Более всего показалось им странным и невероятным то, что плавание наше из Камчатки продолжалось только один месяц. Баниосы привезли с собою Обергофта или Директора Голландской фактории Господина Дуфа; но слишком час прошло времени, пока позволили ему на корабль взойти. Вошед в каюту со своим Секретарем, двумя Начальниками бывших здесь Голландских кораблей и некиим Бароном Пабстом, должны они были все стоять пред Баниосами несколько минут, наклонившись низко, к чему дано было им чрез толмачей следующее повеление: Myn Неег Oberhoeft! Complement bevor de opper Banios, то есть: Господин Обергофт кланяйтесь перед Баниосами. На сие покорное и унижительное приветствие не отвечали им ни малейшим знаком. Наружное изъявление покорности Голландцами неодинаково с оказываемым природными Японцами. Сии последние должны повергаться на землю и простершись, касаться оной головою; сверх того иногда вперед и взад ползать, смотря по тому, что начальник скажет подчиненному. Повержение на землю для Голландцев как ради узкого платья, так и негибкости тела не привыкших с младенчества к таким обрядам было бы крайне тягостно. Но что бы, сколько возможно, сообразоваться с обычаями Японцев, должен Голландец наклоняться ниже, чем в пояс и в таком положении находиться с распростертыми в низ руками столь долго, пока не получит позволения подняться, которого дожидается обыкновенно несколько минут. Наружные изъявления покорности, которые предлежат Голландцам в Эддо, должны много разнствовать от тех, коих мы были очевидцами. Они рассказывали нам сами, что пред отъездом в Эддо всякой, принадлежащий к посольству, принужден бывает тому прежде научиться. Японцы не отваживались подвергнуть нас таковым уничижениям. Во второе посещение нас чиновниками, когда начал Баниос говоришь со мною, коснулся легонько один из толмачей рукою спины моей; но как я, оглянувшись, посмотрел на него с видом негодования, то они и не отваживались уже более на таковые покушения.

Первое посещение Японских Толмачей

В 12 ть часов все уехали. Однако обещались прибыть опять на другой день, чтобы проводить корабль наш далее в гавань. Более двадцати судов осталось в близи корабля на карауле. Флаги оных, с изображением герба Князя Физена, показывали, что оные принадлежали сему Князю, которой, как нам сказывали, имеет равное право с Князем Чингодцин на владение города Нангасаки и всей провинции. Во всю нашу здесь бытность, содержали посменно караул одни только принадлежавшие сим двум Князьям; однако Князь Омура должен также иметь участие во владении города Нангасаки. Потому что и его Офицеры стояли часто на карауле у нашего Посланника. В гавани же напротив того видны были только флаги Князьев Физен и Чингодцин.

Чрезвычайная покорность, с каковою говорили толмачи с Баниосами, заставляло нас в начале высоко думать о достоинстве сих чиновников; но наконец узнали мы, что чины их сами по себе весьма малозначущи. Великое уважение оных продолжается только до тех пор, пока находятся в исполнении своих должностей по повелению Губернатора. Как скоро долженствовал толмач что либо перевести Баниосу; то наперед вдруг повергался пред ним на колена и руки, и имея наклонную голову вздыхал с некоторым шипением как будто желая вдохнуть в себя воздух, окружающий его повелителя.[91] После начинал говорить тихим, едва слышным голосом, при беспрестанном шипящем дыхании, краткими, прерывистыми выражениями и переводил так переговоры, продолжавшиеся на Голландском языке несколько минут. Если Баниос говорил что толмачу или другому кому из сопровождавших его, то сей подползши к ногам Баниоса, наклонял к земле свою голову и беспрестанно повторял односложное слово: Е, Е, которое означает: слушаю, разумею. Баниосы поступали впрочем с великою важностию, они никогда не смеялись; редко изъявляли свое благоволение пристойною улыбкою. Они казались нам разумеющими правила общежития; а потому и удивлялись мы более некоторым их весьма неблагопристойным обычаям, коих они ни мало не стыдились. Есть ли собственное, нравственное чувствование их в том и не упрекало; то по крайней мере неблагопристойность сия была им известна; потому что толмачи того не делали.

Одеяние Баниосов и толмачей состояло из короткого верхнего платья с широкими рукавами и из узкого нижнего, длиною по самые пяты, которое подобно одежде Европейских женщин, с тою при том разностию, что в низу гораздо уже и в ходу очень неудобно. Но они ходят только тогда, когда требует крайняя надобность. Сие одеяние есть в Японии всеобщее. Богатый отличается от бедного тем, что первый носит из шелковой, а последний из простой толстой ткани. Верхнее платье обыкновенно черное, однако носят и цветное. Праздничное по большей части пестрое. Все на многих местах верхнего платья имеют фамильной герб величиною с империал. Сей обычай принадлежит обоим полам. При нервом взгляде узнать можно каждого не только какого он состояния, но и какой даже фамилии. Женской пол носит герб до замужества отцовской, по замужестве же мужнин. Величайшая почесть, которую Князь или Губернатор кому либо оказывает, состоит в подарке верхнего платья со своим гербом. Получивший таковое отличие носит фамильной герб на нижнем платье. Посланнику нашему твердили многократно о великом счастии, если Император благоволит подарить его платьем, украшенным гербом Императорским. На платьях из Японских тканей герб выткан; на сделанных же из Китайских нашивается. Зимою носят Японцы часто по пяти и по шести одно на другое надетых платьев; но из сукна и из мехов не видал я ни одного, хотя в Январе и Феврале месяцах бывает погода весьма суровая. Странно, что Японцы не умеют обувать ног своих лучше. Их чулки, длиною до полуикор, сшиты из бумажной ткани; вместо башмаков носят они одни подошвы, сплетенные из соломы, которые придерживаются дужкою, надетою на большой палец. Полы в их покоях покрыты всегда толстым сукном и тонкими рогожами; а потому и скидывают они свои подошвы по входе в оные. Знатные не чувствуют неудобности в сей бедной обуви; потому что они почти никогда не ходят, а сидят только во весь день, подогнувши ноги: напротив того простой народ, составляющий, может быть, девять десятых всего народосчисления, должен, конечно, терпеть от того много в зимние месяцы. Голова Японца, обритая до половины, не защищается ни чем ни от жара в 25 градусов, ни от холода в один и два градуса, ни от пронзительных северных ветров, дующих во все зимние месяцы. Во время дождя только употребляют они зонтик. Крепко намазанные помадою, лоснящиеся волосы завязывают у самой головы на макушке в пучек, которой наклоняется вперед. Убор волос должен стоить Японцу много времени. Они не только ежедневно оные намазывают и чешут; но ежедневно же и подстригают. Бороды ни стригут, ни бреют; но выдергивают волосы щипчиками, чтобы не скоро росли. Сии щипчики вместе с металлическим зеркальцем каждый Японец имеет в карманной своей книжке. В рассуждении чистоты тела нельзя сделать им никакого упрека, не взирая на то, что они рубашек не употребляют, без коих не можем мы представить себе телесной опрятности. Судя по всему нами примеченному, кажется, что наблюдение чистоты есть свойство, общее всем Японцам и притом во всех состояниях.

Следующего дня по полудни в четыре часа прислан от Губернатора на корабль подарок, состоявший из рыбы, сарачинской крупы и птиц дворовых. Привезший сии вещи уведомил о намереваемом посещении нас многих знатных особ. Скоро потом увидели мы большое судно, распещренное флагами, которое, быв сопровождаемо многими другими, при непрестанном бое на литаврах, буксировалось к нашему кораблю. По извещению толмачей находились на нем первой Секретарь Губернатора, главный Казначей и Оттона, то есть глава города. По прибытии на корабль сели первые на диване, а последний на стуле по правую сторону. Приятнее всего при сем посещении было для нас видеть Голландцев, прибывших вместе с ними. Разговор наш с Капитаном Мускетером, которой говорил весьма хорошо по Аглински, Французски, Немецки, и имел хорошие познания морского Офицера, приносил мне великое удовольствие. Крайне сожалел я, что продолжение с ним знакомства запрещено было подозрительною Японскою предосторожностию. Намерение посетивших нас сегодня Японских чиновников состояло в том, чтоб взять у нас порох и все оружие и отвести корабль к западной стороне Папенберга. Они не хотели дозволишь нам остановиться на восточной стороне, под предлогом, что будто Китайские Ионки, коих было там пять, занимают все якорное место. В 12 часов ночи подняли мы якорь. Более шестидесяти лодок начали буксировать нас к назначенному новому месту, отстоявшему от прежнего на 2 1/2 мили. Порядок, произходивший при буксировании, возбудил в нас удивление. Вся флотилия построилась в пять рядов, из коих в каждом находилось по 12 и 18 лодок. Ряды сохраняли линию с такою точностию, что ни единожды оной не нарушили. Ветр был противный; но мы перешли в час две мили курсами OSO, OSO 1/2 O и О. Тридцатитрех саженная глубина уменьшалась мало по малу. Дно составлял прежде мелкой серой песок, потом зеленая глина, смешанная с песком мелким. В четыре часа по полуночи остановились мы на якорь на глубине 25 ти саженей, тогда тридцать две сторожевые лодки окружили нас со всех сторон и составили около корабля круг, в которой никакое другое судно входишь не смело. Рейд на западной стороне Папенберга защищен мало; а потому и принуждены были лодки оставлять часто посты свои при свежем ветре; однако как только ветр становился тише, то поспешали они опять к своим постам, что случалось нередко в день по два раза. Некоторые из судов сих были под Императорским флагом, которой состоял из полос белой, синей, белой. большая же часть из оных имела флаг Физино-Кама-Сама или Князя Физен. Суда превосходившие других величиною, имели палубу через все судно, покрыты были синим сукном, и отличались двумя утвержденными на корме пиками, как знаками почести командующего Офицера. Сверх сих 32 судов, стояли еще три близ корабля за кормою для принятия и исполнения наших поручений.

Вид острова Папенберха и Крысьего острова

Октября 12 го в четыре часа утра вступил под паруса Китайской флот. Строение Китайских судов или Ионок довольно известно; следовательно и не нужно здесь описание оных. Мы были очевидными свидетелями с каким неискуством и трудностями поднимали Китайцы паруса на своих судах. Все люди, коих было более ста на судне, работали долее двух часов с чрезвычайным криком, чтобы поставить только один парус, что они производили посредством брашпиля. По выходе из залива поставили они и марсели, которые сделаны из парусины. Нижние паруса, как известно, состоят из рогожек. При таковом не совершенстве их мореплавания могут они только ходить при благополучном ветре. Крепкой ветр, если случится несколько противной, подвергает их величайшим опасностям. В полдень переменился ветр из NO в NNW; но и при сем, все еще попутном ветре, принужденными нашлися они возвратиться на прежнее свое якорное место. Вторичное покушение их вступить под паруса сделалось также неудачным. В третий раз наконец, когда настал ветр постоянный от NO, удалось им только вытти в море.

Октября 11 го, 13 го и 15 го,[92] торжествовали Японцы праздники, которые называли толмачи Кермес. бесспорно, что учреждение не праздновать более одного дня сряду означает благонамеренную цель народного Японцев постановления. При таковом расспоряжении не удаляется никто от своего порядка; никакое упражнение совсем не прерывается. Многодневные празднования вредны здоровью и нравственности, и сопрягаются с великою потерею времени. У Японцев праздников весьма мало. Называемые Кермес и праздники нового года суть важнейшие. У них нет воскресных дней.

Октября 16 го в 11 часов пред полуднем прибыл к нам один Бониос со ста лодками, чтобы отвести наш корабль на восточную сторону Папенберга, где мы в час по полудни стали на якорь на глубине 18 саженей, грунт ил. Тщетно просили мы, отвести корабль во внутреннюю гавань для починки потому, что оной много претерпел во время тифона, прежде коего оказывалась уже течь в нем. Нам отказали в сем не потому, что из Эддо не прислано на то позволения; но приводили смеха достойную причину, что военной корабль со знатною на нем особою, каков Посланник, не может стоять вместе с купеческими Голландскими кораблями. Как скоро пойдут в море последние, говорили нам Японцы, тогда можете занять их место.

Октября 21 го прислал Губернатор толмача уведомить нас, что Голландские корабли придут на другой день к Папенбергу; и сказать, чтоб не посылали мы к ним ни под каким видом своего гребного судна, также и не отвечали бы на их салюты, которые отдаваемы будут крепостям Императорским, а не нашему флагу. Не имея у себя ни одного золотника пороха, которой у нас взяли по повелению Губернатора, не могли мы не почесть смешною последней предосторожности. Но если бы и приняли мы салюты на свой щет и имели порох; то и тогда не моглибы ответствовать; поелику оные состояли по крайней мере из 400 выстрелов и продолжались с малыми перемежками около шести часов. Губернатор приказал нас притом уверить, что он позволит нам по отходе Голландских кораблей занять их место; но во внутренную гавань не может пустить нас до тех пор, пока не получит на то повеления из Эддо. Он исполнил обещание свое с точностию. По отходе Голландских кораблей 8 го Ноября, прибыли к нам на другой день два Баниоса со своими для буксированья лодками. Мы вынули якорь и в шесть часов вечера опять положили оной между Имперашорскими батареями, находящимися на юговосточной и северозападной сторонах входа во внутреннюю гавань; глубина сего места 13 саженей, грунт зеленой ил. Курс был NOtN 1/4 O глубина уменьшилась мало по малу от 18 ти до 13 ти саженей. Верп положили на SO. расстояние между нами и городом составляло две мили.

Нетерпеливо желал я приступить к починке корабля сколько возможно скорее и требовал того настоятельно. Но как позволение свезти Посланника с подарками на берег не было еще прислано, следовательно и корабля не могли мы выгрузить; то предложил Губернатор нам Китайскую Ионку, чтобы поместить на ней Посланника с подарками до получения из Эддо в рассуждении его позволения. Китайские якори сделаны из дерева; почему мы для большей безопасности послали на Ионку свой якорь. Но как каюта на ней была чрезвычайно худа, то и не мог Посланник согласиться жить в оной, объявив притом, что и подарков перевести на Ионку не можно, которые должны находиться с ним в одном месте. Итак Китайское судно отведено было опять в Нангасаки и все осталось по прежнему.

После сего приказал я корабль совсем расснастить и все стеньги и реи отвезти в Кибач, как такое место, которое предоставленным нам осталось и по удалении от оного.

Ноября 24 го известили Посланника, что хотя курьер и не прислан еще из Эддо, однако Губернатор приемлет сам на себя очистить для него дом, но только с тем условием, чтобы солдат не брать ему с собою. Выше упомянуто уже, что Посланник на сие не согласился. Губернатор приказал притом объявить, что он, по прибытии курьера из Эддо, отведет для Посланника дом еще пространнее, хотя назначенное жилище в Мегасаки, коему привезли толмачи план с собою, и казалось быть довольно обширным.

1804 Ноябрь-Декабрь.

Утвердительно полагать трудно, что бы такое побуждало Губернаторов,[93] коих поступки казались быть всегда честными, и кои наконец во многих случаях показывали свое добродушие, сообщать нам беспрестанно ложные известия. Так например: все их обещания в начале прибытия нашего были не что другое, как одни пустые слова. Мы узнали после действительно, согласно с объявлениями Кемпфера и Тунберга, что из Эддо можно получить ответ чрез 30 дней, случались же примеры, что и в 21 день совершаем был путь туда и обратно. Но они никогда не хотели в том признаться; напротив того еще уверяли, что для сего оборота требуется по крайней мере три месяца в хорошую погоду, в настоящее же время года гораздо более. Все, что Губернатор нам ни позволял, делал то, по словам его, сам собою, приемля на свой собственной стчет. Невозможное дело, чтобы он приказал отвести в городе дом для ГИосланника и магазейны для подарков, не имев на то особенного повеления. Изъявленная им боязнь, с каковою велел отмежевать нам место для прогулки в Кибаче, доказывает довольно ограниченность его власти. Прибытие наше в Нангасаки долженствовало возбудить всеобщее Японцев внимание, и было столь важным предметом, что о каждом, даже малозначущем притом обстоятельстве надлежало посылать донесение Императору. Я уверен точно, что после всякой бытности у нас толмачей отправлял Губернатор курьера в Эддо с извещением о всех переговорах, даже и о словах, бывших часто такого рода, которые могли увеличить Японскую недоверчивость и раздражить высокомерие гордого сего народа. Мы узнали после, что Кубо или светской Император не хотел ни на это решиться в важном сем деле без согласия Даири. Первой отправлял к последнему нарочных, дабы изведать в рассуждении нашего посольства волю сей важной особы, пред которою благоговеют Японцы с глубочайшим почтением. Итак весьма вероятно, что Нангасакской Губернатор получал касающиеся до нас повеления из Миако,[94] а не из Эддо. Ни малейшего не имею я сомнения, что спор о взятии почетной посланнической стражи на берег не мог решить Губернатор сам собою. От начала переговоров о сем предмете до перехода Посланника нашего в Мегасаки, как выше уже сказано, прошло 21 день. В сие, время можно получить ответ даже из Эддо, но из Миако еще скорее.

Посланник наш отправился жить на берег Декабря 17 го. Для перевоза его со свитою в Мегасаки прислал Князь Физена свою собственную яхту.[95] Судно сие превосходно величиною своею и богатым убранством все виденные мною прежде такого рода. Стены и перегородки кают на разные отделения покрыты были прекраснейшим лаком; лестницы сделаны из красного дерева и выполированы едвали не лучше всякого лака; полы устланы Японскими тонкими рогожами и драгоценными коврами; занавески пред дверьми из богатого штофа; по бортам всего судна развешаны в два ряда целые куски шелковых, разноцветных тканей. Наружный вид сего судна представится яснее в рисунке, сделанном Господином Левенштерном,[96] нежели мог бы я описать оной здесь словами. Как скоро прибыл Посланник на яхту, вдруг поднят был Штандарт Российско-Императорской, которой развевался вместе со флагом Князя Физена. Почетная стража Посланника, отправившаяся с ним на яхту, заняла место на палубе подле Штандарта. Крепости Японского Императора украшены были разными новыми флагами и развешенными кусками шелковых тканей. Многочисленное Японское войско занимало оные, быв одето в драгоценнейшее свое платье. бесчисленное множество судов, окружив яхту, сопровождало Посланника в город. Таков был въезд в Нангасаки полномочного Посла Могущественного МОНАРХА. Но едва вошел Посол в назначенное для него жилище, тотчас заперли ворота по обеим сторонам и при захождении солнца. Отослали ключи к Губернатору.

Изображение Японского караульного судна и Крепости

На другой день по отбытии Посланника приехали на корабль два Баниоса со множеством лодок для принятия подарков. Для больших зеркалов приготовили два ластовых судна, скрепив оные вместе и сделав помост из толстых досок, которой покрыли лучшими Японскими рогожами, а сверх оных разостлали из красного сукна покрывало. Я уговаривал Японцев, чтоб они дорогия рогожи и покрывало к сему не употребляли, уверяя их, что это излишне и что зеркала можно поместить без оных удобнее; но благоговение ко всему относящемуся к лицу Императора, в Японии столь велико, что экономической мой совет не возбудил в Японцах никакого внимания. Уложенные сим образом зеркала были потом окружены караульными солдатами.

Следующий анекдот обнаружит ясно настоящие свойства нации и образ Японского Правительства. При выгрузке подарков спросил я одного из толмачей: каким образом отправят они зеркала в Эддо? Он отвечал мне, что приказано будет оные отнести туда. Я возразил, что сие никак неудобно; поелику дальнее расстояние требует, чтобы при переносе каждого зеркала по крайней мере находилось по 60 человек, которые должны переменяться на всякой полмили. Он отвечал мне на сие, что для Японского Императора нет ничего невозможного. В доказательство сего рассказал он, что за два года назад прислал Китайской Император Японскому живого слона, которой отнесен был из Нангасаки на руках в Эддо. С коликою поспешностию и точностию исполняются повеления Японского Императора, оное доказывается следующим произшествием, о котором рассказывал мне толмач при другом случае: недавно случилось, что Китайская Ионка, лишившись во время шторма руля и мачт, села на мель у восточных берегов Японии при заливе Овары. Постановлением Императоров Японии повелено, чтобы всякой иностранной корабль или судно, остановившееся на якорь или севшее на мель у берегов Японии немедленно приведено было в Нангасаки: почему и сию Ионку, не взирая на крайнее оной состояние, надлежало привести, в сей порт. Японцы не имели к тому другого средства, кроме буксированья. Итак несколько сот судов послано было для приведения оной в залив Осакка. При таком случае не трудно могло бы последовать, что при первом крепком ветре, часто свирепствующем у берегов сих, погибли бы все суда вместе с Ионкою. Плавание от залива Осакка сопряжено с меньшею опасностию; потому, что произходило не в открытом море, но между островами Нипон, Сикокф и Киузиу. Сие буксированье, продолжавшееся 14 месяцов, долженствовало стоить весьма дорого; поелику более ста судов, следовательно по крайней мере от 6 ти до 8 ми сот человек занимались оным беспрестанно. Разломать или сжечь судно и за оное заплатить. Китайцев же вместе со спасенным грузом привезти в Нангасаки, было бы удобнее и несравненно дешевле; но не согласовалось с точным постановлением Японских законов.

22, 23

Декабря 22 го уведомили Посланника, о прибытии курьера из Эддо с повелением, чтобы ввести корабль наш во внутреннюю гавань для починки. В 10 часов следующего утра, не взирая на довольно свежий ветр от NO и сильный дождь приехали к нам два Баниоса со своею флотилиею и отвели Надежду во внутренний залив, где мы в расстоянии около четверти мили от пристани между Дезимою и Мегасаки остановились на якорь. В сей самой день пришли также две Китайские Ионки; через несколько же дней после еще четыре. Седьмая, принадлежавшая к числу оных, разбилась во время шторма у берегов острова Гото; бывшие на ней люди спаслися и по прошествии нескольких недель привезены на Японских судах в Нангасаки.

Следующие малодостаточные известия, касающиеся Китайской торговли сообщены мне здесь толмачами:

Китайцы имеют позволение присылать в Нангасаки двенатцать купеческих судов из Нингпо.[97] Из оных пять приходят в Июне, а отходят в Октябре месяце; другие же семь приходят в Декабре, а уходят в Марте или Апреле. Груз судов сих составляют по большей части сахар, чай, олово, слоновая кость и шелковые ткани. Мне не удалось узнать от толмачей, чтобы чай принадлежал также к привозимым из Китая товарам, но заключаю потому, что при отходе нашем из Нангасаки предложили нам два рода оного, Японской и Китайской. Мы избрали первой; и нашли, что он гораздо хуже последнего. Судя по собственному испытанию, полагаю я, что все сообщенное от разных писателей о преимущественной доброте Японского чаю слишком увеличено. Японской чай, присланной Губернатором Посланнику по прибытии нашем в малом количестве, равно и тот, которой пили Офицеры при аудиенции у Губернатора, много уступает лучшим сортам Китайского.[98]

Вывозимой Китайцами из Японии товар состоит в некотором количестве красной меди, канфоры, лакированных вещей, на большею частию в каракатицах, которые употребляются в Китае вместо лекарства; сверх того в некотором морском растении и сушеных раковинах, кои употребляются в пищу. Сушеные раковины, называемые Японцами Аваби почитаются в Китае отменною пищею. Оные, как то мы сами собою испытали, действительно вкусны и могут составлять надежную часть морской провизии; потому, что не портятся чрез многие годы и смешанные с солониною делают похлебку вкусною и питательною.

Судя по числу приходящих в Японию Китайских судов, следовало бы полагать, что привозимый на них груз довольно знатен; ибо Ионка мало уступает величиною своею судну в 400 тонов, хота и мелко ходит. Однако я думаю, что все, привозимое двенадцатью Ионками можно было бы удобно погрузить на двух судах в 500 тонов. Ионка выгружается здесь в двенатцать часов, но с величайшим беспорядком. Весь груз укладывается в мешках и в малых ящиках, которые сгружая бросают, не щадя ни мало ни товаров, ни гребного судна. Такелаж Ионки составляют почти одни немногие ванты; почему тяжелые вещи не могут, с осторожностию, ни поднимаемы быть на судно, ни с оного спускаемы. Невероятною кажущаяся небрежность при выгрузке произходит от следующего: когда придет в Нангасаки Китайская Ионка; то на другой день отводят всех людей, даже и самого начальника в Китайскую факторию. Японцы делаются господами судна и товаров и производят одни выгрузку. Китайцы не могут придти прежде на свое судно, как только за несколько дней до отхода в море. По выгружении совсем судна вытягивают оное при первом новолунии или полнолунии, то есть во время высокого прилива, на берег так, что при отливе стоит оно на сухой земле. Построение Ионок есть таково, что сие не вредит им много; о небольшом же повреждении помышляют мало негостеприимственные их хозяева. Кроме двенадцати приходящих Китайских судов, должны находиться всегда два, как залог, в Нангасаки. Сими последними располагают Японцы как своею собственностию. Доказательством тому служит, что они предоставили одно из оных для нашего употребления. Сколь мало стараются Японцы о наблюдении выгоды Китайцев, оное доказывается также и следующим: когда пространство магазейнов, окружавших замок Посланника, оказалось недостаточным к помещению пустых наших водяных бочек; то немедленно очищены были для нас магазейны, ближайшие к Мегасаки из принадлежащих Китайцам.

В продолжении всего пребывания нашего в Нангасаки не приходило сюда ни одного судна ни из Кореи, ни от островов Ликео, хотя оные и лежат в близости. Сказывали, что сообщение между сими землями и Япониею с некоего времени совсем пресеклось, о чем упоминается и в письмах, врученных Посланнику пред нашим отходом. Немалая могла бы быть выгода, если бы предоставили Японцы какой либо Европейской нации перевоз товаров из Нингпо в Нангасаки и обратно. расстояние сих мест составляет около 10 градусов долготы. Нангасаки лежит от Нингпо прямо на восток; итак плавание при каждом Мусоне удобно, и могло бы совершено быть в четыре дни.

Декабря 25 го выгрузили мы весь балласт из своего корабля; оного было около полуторы тысячи пуд, тогда приступили мы к починке. Течь, как то мы догадывались прежде, сказалась в носовой части, но я был обрадован усмотря, что повреждение состояло только в медной обшивке, дерево же было весьма крепко. Мне хотелось воспользоваться сим случаем и снова обшить корабль медью столько, сколько возможно произвести то без килеванья, которого по причине отлогости берегов предпринять было никак нельзя. Губернатор, получивший из Эддо повеление доставить к починке корабля все, что ни требовано будет, предложил свою готовность выписать медные листы из Миако; потому, что в Нангасаки хотя оные и были, однако по причине тонкости своей к обшивке корабля не годились. Из сих взял я однако 500 листов для обшития баркаса и шлюпки. Посланник, имевший надежду быть в Эддо, принял на свое попечение доставление медных листов. Японцы, знавшие уже, что посольству не позволено будет отправиться в Эддо, были очень довольны, что освободились от сих забот.

1805 год Январь. 14

Января 14 го дня 1805 го года последовало в Нангасаки полное лунное затмение. Густое облако воспрепятствовало нам наблюдать оное в начале; однако мы все могли видеть закрытие многих пятен, также и выход луны из тени. Господин Горнер употреблял при сем астрономическую трубу Долландову, а я земную Рамсденову в три фута. Наблюдение сего лунного затмения не способствовало к определению точной Географической долготы города Нангасаки. Оная определена нами посредством множества взятых лунных расстояний и нескольких закрытий звезд гораздо точнее, нежели могло то учинено быть по лунному затмению. Японцы знали также, что в сей день последует лунное затмение; но время начала оного в календарях их не означено. Известия об астромомических познаниях Японцев, которые я приобресть старался, так недостаточны, что я не смею и упоминать об оных. Да и нельзя думать, что бы люди такой земли, в которой и ученейшие (каковы мы беспорно толмачей их признать надобно) не имеют ни малейшего понятия о географической долготе и широте места, могли сделать успехи в науке, требующей великих напряжений ума. По известиям толмачей, заслуживающих доверие, может быть потому, что они говорили о предмете, чуждом кругу их занятия, должны находиться в одном городе северной Японии не в дальнем расстоянии от Эддо, такие люди, которые живут во храмах, называемых Изис, и владеют искуством предсказывать солнечные и лунные затмения. Малознающие толмачи не могли объяснить, на чем основываются их предсказания, что было бы конечно любопытно и распространило бы известия о знаниях сих храможителей, которые между многими миллионами одни только славятся астрономическими сведениями. Мне не случилось ничего читать об астрономических знаниях Японцев; неизвестно, имеют ли они в том успехи равные с соседами своими Китайцами, коих Императоры многие любили сию науку и ей покровительствовали. Если бы Посланник получил позволение ехать в Эддо, тогда Господину Горнеру, имевшему намерение с ним отправиться, взяв с собою астрономические инструменты, вероятно, удалось бы в близости храма Урании собрать о том надежные известия. По объявлению Тунберга должны между врачами города Эддо быть некоторые, имеющие привязанность к ученым знаниям. Между сими нашлось бы, может быть, сколько нибудь и таких, кои могли бы сообщить что либо удовлетворительное о сем предмете. Предсказания храможителей Изис о солнечных и лунных затмениях помещаются в Японских календарях, коих выходит ежегодно два издания в Эддо; одно пространное для знатных и богатых, а другое краткое для простого народа.

Января 16 го прислал на корабль Посланник нарочного просить меня приехать к нему с Доктором Еспенбергом сколько возможно поспешнее. По прибытии нашем нашли мы у него двух Баниосов, многих толмачей и других Гражданских чиновников. Причиною сему был один из привезенных нами Японцев, покусившийся на лишение себя жизни. Благовременное усмотрение воспрепятствовало ему в исполнении самоубийства. Господин Лангсдорф, поспешающий унять течение крови,[99] не допущен Японскими часовыми, потому, что о сем не донесено было еще Губернатору. Несчастной долженствовал до учинения того, и до прибытия присланных Баниосов, валяться в крови своей. Но и сии не позволили ни Доктору Еспенбергу, ни Господину Лангсдорфу подать помощи раненому, а послали за Японским Доктором и Лекарем.[100] Между тем оказалась рана неопасною. При самом приходе нашем в Нангасаки просил Губернатор Посланника отдать ему привезенных нами четырех Японцев; но он на то не согласился; поелику хотел самолично представить их Императору. Губернатор повторил опять сию прозьбу через несколько недель после; но ему отказано было также, как и прежде. Случившееся приключение побудило Посланника просить Губернатора, чтобы он взял от него привезенных Японцевь; но последний отвечал, что поелику он просил о сем прежде двукратно и ему отказано было; то он теперь и сам согласиться не хочет; впрочем приказал уведомить, что пошлет в рассуждении сего курьера в Эддо. Но оттуда не получено на сие никакого ответа и привезенные нами Японцы оставались в Мегасаки до самого дня нашего отбытия. Итак сии бедные люди по преодолении трудного пути, продолжавшагося четырнадцать месяцов, хотя и прибыли в свое отечество, однако не могли тотчас наслаждаться полным удовольствием, которое они в отчизне своей обрести надеялись, но вместо того принуждены были семь месяцов находиться в неволе и заключении. Да и не известно возвратятся ли они когда либо на свою родину, которая была единственною целью их желания, понудившего их оставить свободную и малозаботую жизнь, каковую препровождали они в России.

Чтобы такое понудило нещастного покуситься на жизнь свою, того не могу утверждать с достоверноситю, хотя многие причины делают Японцам жизнь их несносною; ужасная мысль лишиться навсегда свидания с своими родными, находясь так сказать по среди оных, была вероятно первым тому поводом. Сию догадку основываю я на том, что в продолжение нашей здесь бытность пронесся слух, что привезенные в 1792 году Господином Лаксманом Японцы осуждены на вечное заключение и не имеют ни малейшего сношения со своими единоземцами. Сверх сего полагали тому причиною и следующее; по прибытии нашем подал, как говорили, сей Яаонец Баниосам письмо, в котором жаловался не только на жестокие с ними в России поступки; но и на принуждение их к перемене веры, прибавив к тому, что и посольство сие предпринято главнейше с намерением испытать, нельзя ли ввести в Японию Христианского исповедания. Одна только чрезмерная злость могла сему Японцу внушить таковые бессовестные нарекания. Ко мщению не имел он никакого повода; поелику принят был в России с товарищами своими человеколюбиво. При отъезде одарены они все ИМПЕРАТОРОМ; на корабле пользовались всевозможным снизхождением. Сие письмо не имело однако никакого успеха. Неудача в исполнении предприятия и угрызение совести в рассуждении бесчестного своего поступка, довели его, может быть, до покушения на жизнь свою. По залечении раны твердил он беспрестанно, что Россияне весьма добродушны, но он только один зол и желал прекратишь свою жизнь.

1805 год Февраль. 19–28

Февраля 19 го известили Посланника, что Японской Император отправил в Нангасаки уполномоченного с восьмью знатными особами для вступления с ним в переговоры. Хотя толмачи и не говорили явно, что Посланнику не надобно будет уже ехать в Эддо; но не трудно было сие заключить, потому, что отправленный Императором уполномоченный был высокого достоинства, которое по словам толмачей, состояло в том, что он предстоя своему Монарху, может даже смотреть на его ноги,[101] не смея впрочем возвышать более своего зрения. Чтобы такая знатная особа отправлена была в Нангасаки, для одного сопровождения Посланника в Эддо, о том думать было не можно. Желание Японского правительства сбыть нас с рук в начале Апреля, обнаружено довольно прибывшими к нам толмачами. Они приехали на корабль 28 го февраля по повелению Губернатора разведать о нашем состоянии. Но при сем случае делали такие вопросы, из коих не трудно было заключать о главном их намерении. Любопытство их, как скоро приготовить можно корабль к отходу, произвело в нас немалое удовольствие. Сего благоприятного признака нельзя было оставить без внимания. С сего времени начал я всемерно пещися о приведении корабля в надлежащую готовность к выходу в море; при чем не имел никакой причины негодовать на медленность Японцев, в рассуждении доставления всего, что только мною требовано ни было.

1805 год. Март. 12

Между тем 12 го Марта объявил первой толмач Посланнику, что ехать ему в Эддо не позволено, что уполномоченный Японского Императора прибудет в Нангасаки через 10 или 15 дней, и что после того, как скоро только готов будет корабль к выходу, должен он немедленно отправиться опять в Камчатку. Первой толмач известил сверх того, что нам не позволено покупать ничего в Японии, но что Император повелел доставить все нужные материалы, и снабдить двумесячною провизиею безденежно.

31 го Марта и 1 го Апреля по нашему счислению произходило в Нангасаки празднество, называемое Муссума-Матцури. Оное особенно состоит в том, что родители одаряют дочерей своих разными игрушками. Сколь ни маловажен предмет сего празднества; однако Японцы, посвящая два дня сей детской забаве, должны почитать его великим. Они присылали при сем случае даже и к нам толмача с прозьбою, чтобы работавших на берегу плотников не посылать в сии дни на работу.

1805 Год Апрель.

Марша 30 го в 11 часов пред полуднем прибыл в Нангасаки из Эддо Императорской полномочный. Переговоры о церемониях, при Аудиенции произходившие с обеих сторон с немалым жаром, начались 3 го Апреля. Оные кончились тем, что Посланник мог приветствовать представлявшего лице Японского Императора по Европейскому, а не по Японскому обычаю. Образ Японских приветствий столько унизителен, что даже простой Европеец соглашаться на то не должен. Посланник принужден был впрочем допустить, что бы явиться ему без башмаков и без шпаги. Ему отказали также и в стуле или в другом каком либо Европейском седалище, а назначили, чтоб он пред полномочным и Губернаторами сидел на полу с протянутыми на сторону ногами, не взирая на неудобность такого положения. Норимон, или носилки, позволили только одному Посланнику, сопровождавшие же его Офицеры должны были идти пешком.

Обряды при взаимном приветствовании Японцев

Японские Толмачи перед своим чиновником

Первая аудиенция последовала 4 го Апреля. Посланника повезли на оную на большом гребном судне, украшенном флагами и занавесами. Свиту его составляли пять лиц: Маиор Фридерици, Капитан Федоров, Порутчик Кошелев, Господин Лангсдорф и Надворный советник Фоссе, сверх коих находился один Сержант, которой нес штандарт. Судно пристало у места, лежащего от Мегасаки на севере, Муссель-трап толмачами называемого. В первую аудиенцию, кроме некоторых маловажных вопросов, произходили одни взаимные приветствия. Во вторую же, бывшую с теми же обрядами, окончаны все переговоры и вручены Посланнику бумаги, содержащие запрещение: чтобы никакой Российской корабль, не приходил никогда в Японию. Сверх того не только подарков, но и писания Российского ГОСУДАРЯ не приняли. Если вперед случится, что Японское судно разобьется у берегов Российских; то спасшихся Японцев должны Россияне отдавать Голландцам для доставления оных чрезь Батавию в Нангасаки. При сем запретили так же чтоб мы не покупали ничего сами за деньги и что бы не делали никаких кому либо подарков,[102] сообщение с Голландским фактором равномерно запретили. Напротив того объявили, что починка корабля и доставленные нам жизненные потребности приняты на щет Императора, повелевшего снабдить нас и еще двумесячною провизиею безденежно, и сделать сверх того подарки: для служителей 2000 мешков соли, каждый в 3/4 пуда; для Офицеров же вообще 2000 капов, то есть шелковых ковриков, и сто мешков пшена сарачинского, каждый в 3 3/4 пуда. Ответ полномочного, для чего он не принял подарков, был таков: что в сем случае должен был бы и Японской Император сделать Российскому ИМПЕРАТОРУ взаимные подарки, которые следовало бы отправить в С. Петербург с нарочным посольством. Но сие не возможно потому, что Государственные законы запрещают отлучаться Японцу из своего отечества.

Беседование Японских чиновников

В сем то состояло окончание посольства, от коего ожидали хороших успехов. Мы не только не приобрели чрез оное никаких выгод; но и лишились даже письменного позволения, данного Японцами прежде Господину Лаксману. Теперь уже никакое Российское судно не может придти в Нангасаки. На таковое предприятие покуситься можно только тогда, когда произойдет в Эддоской Министерии или в целом правлении великая перемена, которой, по известной Японской системе, наблюдаемой с чрезвычайною строгостию, едвали ожидать можно, не взирая и на то, что толмачи, лаская Посланника, уверяли, что отказ в принятии посольства произвел волнение мыслей во всей Японии, наипаче же в городах Миако и Нангасаки.[103] Впрочем не могу я думать, что бы запрещение сие причинило великую потерю Российской торговле.

Изображение Айно жителя острова Эзо

Грудное изображение женщины народа называемого Айно

Апреля 6 го имел Посланник у полномочного отпускную аудиенцию, после коей немедленно начали мы грузить обратно подарки, провизию, пушки, якори и канаты. Радость, что мы скоро оставим Японию, обнаруживалась наипаче неутомимостию в работе наших служителей, которые часто по 16 ти часов в день трудились почти беспрестанно и охотно, для приведения корабля в готовность к отходу. Впрочем без помощи присланных к нам Японцев и лодок не возможно было бы нам окончишь все работы и быть готовыми к 16 му Апрелю.

ГЛАВА XIII. ОПИСАНИЕ НАГАСАКСКОЙ ПРИСТАНИ

Первоначальное открытие Японии Европейцами. — Покушение разных наций ко вступлению в торговую связь с Японцами. — Соображение до ныне известных определений Географического положения Нагасаки. — Затруднения в сочинении точной карты Нагасакского залива. — Описание сего залива с находящимися в нем островами. — Наставления ко входу и выходу из оного. — Нужные предосторожности. — Морские и Астрономические наблюдения. — Примечания ежемесячного состояния погоды от Октября до Апреля.

1805 год. Апрель

В начале сей Главы, долженствующей содержать в себе описание Нангасакской пристани, намерен я упомянуть кратко о прежних сведениях Европейцев об островах Японии, помещение чего здесь, может быть, признано будет не непристойным.

Как давно известно Европейцам существование Японского Государства, о том имеем мы только вероподобные предположения. Кажется первыми известиями о существовании сей земли обязаны мы; славным путешественникам Рубрукуй и Марко Паоло, странствовавшим в средине 13 го столетия. Достоверным быть кажется, что Япония открыта случайным образом в половине шестнадцатого столетия. Повествуют, что первой, сообщивший известия о существовании Японии, был Португалец Фернанд-Меидец-Пиншо (находившийся на Китайской Ионке под начальством славного тогдашнего морского разбойника Самипочека), которой в 1542 году во время плавания из Макао к островам Ликео занесен был к берегам Японским.[104] Хотя три другие Португальца, пристававшие в том же году по объявлению их, к берегам острова Сатцума, и оспоривают честь первого открытия Пинто; однако чрез то ни время обретения, ни нация, коею сие учинено, ни мало между собою не разнствуют. Гишпанцы начали скоро потом также посещать Японию. Но сообщение их с сею землею продолжалось короткое время, не взирая на близость филиппинских островов, обещавшую выгоднейшую торговлю между сими двумя богатыми странами. Поводом однакож начальной бытности Гишпанцев в Японии было кораблекрушение, а не торговое предприятие. Манильский Губернатор на пути своем 1609 го года в Новую Гишпанию занесен был бурею к берегам Японии под 35°,50 широты, где корабль его разбился. Император отправил его со всеми спасшимися людьми на построенном Агличанином Адамсом (о коем скоро за сим упомянуто будет) корабле в Акапулько. Сие, приключение имело то следствие, что Гишпанцы в 1611 году отправили к Японскому Императору посольство со знатными подарками.[105] С истребления Христианской веры в Японии загражден навсегда и вход в оную как Гишпанцам, так и Португальцам. Первые не покушались уже более и в новейшие времена к возобновлению с Японцами прежней связи, могшей быть для обеих сторон весьма выгодною.

Голландцы, образовавшие в продолжении сего времени собственное Государство, сделавшееся посредством свободного образа Правления и предприимчивого их духа богатым и сильным, не могли не желать участия в торговле с Япониею, хотя оная для них, неимевших тогда еще владений в Индии, и не могла быть столь выгодною, как для Португальцев и Гишпанцев. Случай благоприятствовал их намерениям. В 1600 году пришел случайно к восточным берегам Японии Голландской корабль, принадлежавшей к эскадре, которая в 1598 году под командою Адмирала Магу и Симона де Кордеса отправлена была из Текселя в Ост-Индию. Первым Штурманом в эскадре находился Агличанин Виллиам Адамс, и ему обязаны Голландцы началом своей торговли с Япониею. Голландская эскадра погибла на пути своем, чрез Магелландской пролив и в южном Океане, выключая корабль, которым управлял Адамс, пришедший 19 го Апреля 1600 года в Порт Бунго, лежащий под 35°,30 северной широты. Адамс имел счастие понравиться чрезвычайно Японскому Императору, который оказал ему великия милости, но не позволил возвратиться в свое отечество. Известия, сообщенные Адамсом Голландцам в Батавию о пребывании его в Японии и о возможности открытия с оною торговли, побудили Голландскую Ост-Индийскую компанию отправить в Японию один корабль 1609 года. Чрез посредство Императорского любимца Адамса, торговля учредилась, и Голландцам позволено было завести в Фирандо свою факторию.[106] До ныне они только одни пользуются благоприятством Японцев, состоящим в том, что им при уничижительных ограничениях позволено производить из Батавии торговлю, откуда приходит теперь в Нангасаки ежегодно два малых купеческих судна. В 1641 году через три года после изгнания из Японии Португальцев, что конечно последовало не без старательного содействия Голландцев, изгнаны и сии последние из Фирандо и заключены навсегда в маленькой островок, лежащей не подалеку от Нангасаки называемой Дезима.

Вид города Нагасаки

Нагасаки

Агличане в одно почти время с Голландцами и именно в 1613 году, также чрез посредство соотечественника своего Адамса получили позволение иметь свою факторию, на острове Фирандо; но их торговля не взирая на то, что Агличан приняли весьма хорошо в Японии, и что им предоставлены были выгоднейшие к продолжению оной условия, скоро прекратилась.[107] Что понудило Агличан оставить Японию, сие не известно. Если бы они из Японии были изгнаны, то оставшиеся там Голландцы верно бы о том не умолчали. После многократно покушались опять Агличане войти снова в торговую связь с Японцами; но покушение их всегда было без всякого успеха. В 1637 году пришли в Нангасаки четыре корабля под начальством Адмирала Лорда Воддела из Макао, где их принять не хотели; они имели и в Нангасаки такую же неудачу как и в Макао.[108] В 1673 году пришел еще один Аглинской корабль в Нангасаки; однако в приеме оного было равномерно отказано под предлогом, будто бы Японцы узнали, что Аглинской Король Карл I имеет в супружестве Португальскую Принцессу. В 1803 году, в том же самом, в котором мы вышли из России, учинили они новое предприятие; но все без удачи, а именно сообщество Аглинских купцов в Калькуте отправило в Нангасаки под начальством Капитана Тори один корабль с весьма богатым грузом; но он принужден был удалиться от Японских берегов в 24 часа. Таковоеж торговое предприятие Американцев в 1801 или 1802 году было безъуспешно. Французы не отваживались никогда на испытание в том своего счастия.

Из всего вышеупомянутого явствует, что около двух с половиною столетий уже посещали Японию разные Европейские народы и почти двести лет прошло, как Европейцы бывают ежегодно в Нангасаки. Но и по сие время нет ни точного определения широты и долготы, ни верной карты Нангасакской пристани, одной из лучших в целом свете, которая во владении Европейцев сделалась бы еще преимущественнее. Кемифер, Шарлевуа и Тунберг хотя и показывают широту и долготу Нангасаки, однако совсем неверно. Карта гавани, приложенная к Кемпферову путешествию, содержит великия погрешности. В четвертой части отменного собрания карт Г-на Дальримпля, находятся многие, представляющие Нангасакскую пристань, сочиненные по старым Аглинским и Голландским чертежам; но они не лучше Кемпферовой, выключая только No. 27, содержащий карту югозападного берега Японии, на которой показана широта мыса Номо, города Нангасаки и входа в залив довольно верно, а особливо по тогдашнему времени. Точнейшее определение положения Нангасаки находится на общей карте, сочиненной Француским Географом Барбье дю Боккаж, приложенной к Дантрекастову путешествию изданному бывшим с ним естествоиспытателем Лабиллирдвером. В показанной на оной долготе и широте нашли мы весьма малую, почти неприметную разность; но я думаю, что столь близкое сходство приписать надобно одному случаю, потому, что в Нангасаки до нас не было произведено никаких астрономических наблюдений, ежели исключить лунное затмение, которое там было наблюдаемо в 1612 году. Сие затмение также было наблюдаемо в Макао, и по оному найдена разность меридианов между сими двумя городами 1 час или 15°, но как долгота Макао есть 113°,37,19",[109] то выходит долгота города Нангасаки посему наблюдению, 128°,37,19", то есть 1 1/4° меньше истинной. Мне не известно были ли деланы еще астрономические наблюдения в Нангасаки после упомянутого нами выше.

О наблюдении лунного затмения в 1612 году упоминается в сочинениях Парижской Академии Наук.

(Memoires de l'Academie Royale des Sciences depuis 1666, jusqu' а 1699. Tom. VИИ. seconde Partie pag. 96. Paris. Edit. 4. И729) следующими словами;

,En l'anneк 1612, les Pкres d' Aleni et Ureman observиrent une Eclipse de Lime а Macao le 8 de Novembre.

"Le commencement а 8°,40; la fin а 11°45.

"Le Pere Charles Spinola, qui eut le bonheur d'кtre brittlк б petit feu dans le Japon pour la Foy de Jesus Christ, qi'il кtoit allк y precher, observa а Nangasachy Capitale du Japon, le commencement de cette Eclipse а 9°,50.

"Done la difference entre les meridiens de Macao et de Nangasachy est 1°, qui vaut i5°.

"Done la difference en Longitude entre Paris et Nangasachy (la longitude de Macao кtant 111°,26) = 126°,26.

то есть:

"В 1612 году Эзуиты Алени и Уреман наблюдали в Макао затмение луны 8 Ноября, начало в 8 ч,30, a конец в 11 ч,45.

" Карл Спинола, которой имел счастие быт сожжен в Японии малым огнем за веру во Иисуса Христа, которую он там проповедовал, наблюдал в Нангасаки, Японской столице, начало сего затмения в 9 ч,30; почему разность меридианов между Макао и Нангасаки есть 1 час или 15°. Но как долгота Макао от Парижа есть 111°,26, следовательно разность долготы между Парижем и Нангасаки есть 126°,26.

Наблюдение Спинолы есть не совершенно, ибо он наблюдал только начало сего затмения, почему и верного определения долготы города Нангасаки от него ожидать нельзя. Присем надобно удивляться, что уже за 200 лет долгота города Макао была определена с великою точностию, ибо долгота сего города, известная в 1618 году, не больше 7 или 10 минут от лучших новейших наблюдений разнствует, широта Макао в сем же 1612 году Эзуитами Алени и Уреманом определена с довольною точностию, то есть 22°,23.

Капитан Бурней, в хронологической своей истории об открытиях на южном море (a chronological history of the Discoveries in the south seas by James Burney. London 1803) разыскав долготу Нангасаки, отвергнул найденную Спинолою долготу, но он другою дорогою нашел долготу сего города 130°,06, которая от истинной долготы разнствует весьма мало; а именно он выводил ее из известной долготы острова Тсуса и расстояния между сим островом и Нангасаки.

Кажется, что Бурней взял долготу Тсуса среднюю между найденною Лаперузом и Бротоном, и среднее расстояние сего острова от Нангасаки, между определениями Кемпфера и Валентина как ниже явствует.

Северная оконечность острова Тсуса по наблюдениям Лаперуза — 129°,37[110]

По наблюдениям Бротона — 129°,30

Следовательно среднее -129,°33,30"

Разность меридианов между островом Тсус по Кемпферу 40;[111] по Валентину 25; среднее — 32°,30 следовательно долгота Нангасаки

32,30" + 129°,33 = 130°,06.

Погрешность широты Нангасаки, показанной во Француском астрономическом месяцослове (Connoissance des temps), в котором определение широт и долгот почитается впрочем самым вернейшим, составляет 13 минут. Определенная выше упомянутым Капитаном Тори в 1803 году подходит весьма близко к истинной. По его наблюдениям, сообщенным мне в Кантоне Капитаном Макентошем, заслуживающим по сведениям своим об Ост-Индских и Китайских водах всякое уважение, город Нангасаки лежит под 32°,45 широты, и 229°,45 долготы западной от Гринвича. Но сие определение в свет не издано, хотя и есть одно из всех мною приведенных, которое можно принять за истинное; поелику оно учинено недавно и притом Агличанином, кои не предпринимают никогда плавания в водах Ост-Индийских без хронометра, и к лунным наблюдениям весьма привычны. Капитан Тори находился в Нангасакском заливе только 24 часа, а потому и нельзя упрекать его в том, что определенная им долгота разнствует от нашей почти полуградусом. Разность в широте напротив того весьма малозначуща.

Мы поступили бы подобно торгующим в Японии Голландцам, если бы умолчали о морских наблюдениях и примечаниях, учиненных нами во время продолжительного нашего здесь пребывания, тем более, что может Европейцам и долго еще загражден будет вход в Нангасаки.

Карта Нангасакского залива сделана при обстоятельствах весьма неблагоприятных: нам не позволено было ни разъезжать в заливе, ни приставать где либо к берегу. Но я ручаюсь за верность оной. Тщательность трудившихся в составлении её вознаградила то достаточно. Для правильного составления оной измерено более тысячи углов, что учинено как из разных мест якорного стоянья, так и в Кибаче и Мегасаки. Разность широт сих последних мест, найденная точными наблюдениями принята основанием связи треугольников, служивших к составлению карт,[112] на коей означены все виденные пункты. Впрочем строгий надзор Японцев был причиною, что многие части залива остались неизвестными, как то: малые заливы по обеим сторонам входа, проливы между островами, составляющими залив Нангасакской и севернейшая часть залива на другой стороне города. Но более всего сожалительно, что югозападной вход в Нангасаки остался неизведанным. В проливе сем видны многие большие камни и Японцы по оному не плавают; но при всем том думать можно, что по точнейшем испытании нашелся бы оный судоходным. Сия отменная пристань была бы тогда еще удобнее при двойном входе и выходе. Глубина мест означена только по направлению нашего пути. Оную приказывал я измерять во время хода беспрестанно, не взирая на негодование Японцев.

Хотя карта сия и достаточна уже для безопасного достижения якорного места; однако я не почитаю излишним сообщить здесь и некоторые краткия примечания могущие облегчить то еще более.

Вход в Нангасакскую пристань лежит под 32°,43,45" широты и 230°,15,00" долготы западной, в средине залива Киузиу,[113] которой составляется южным мысом Номо и северным мысом Сейрот. Он от мыса Гото, лежащего под 32°,34,50" и 231°,16,00", находится на OtN в 51 миле, а от восточнейших из островов Гото в расстоянии 33 х миль, но может быть, и еще ближе от цепи малых каменных островов, простирающихся от первых к NO и, вероятно, соединяющихся с мысом Сейрот, чрез что по видимому, проход между сим мысом и островами делается невозможным. По известиям Японцев могут проходить оным одни только лодки. Верное определение широты входа подает надежный способ ко взятию точного курса, если мореплаватель о своей широте известен. Но буде нельзя было сделать наблюдения, и возбудится чрез то сомнение о безопасности курса; тогда гористой берег послужит довольным признаком положения Нангасаки. Берег у мысов Номо и Сейроть возвышен мало; напротив того Нангасаки окружен высокими горами, между коими особенно отличается хребет плоских гор с весьма высокою оконечностию на юге. Он лежит почти на востоке, несколько южнее от входа. Лучше всего держаться в средине между островами Гото и берегом острова Киузиу, направляя курс к северовостоку до параллели входа, a потом плыт прямо на Ост. В сем направлении скоро увидеть можно гору, лежащую за городом Нангасаки, которая и в дальнем расстоянии довольно приметна. По приближении ко входу за 9 или 10 миль открывается зрению одно высокое дерево, стоящее на острове Ивосима на южной стороне от входа. Если сие дерево, видимое слишком за 10 миль, будет находиться на SO 85°; тогда усматривается оно на одной линии с упомянутою высокою горою. При наблюдении сих приметных признаков нельзя никак удалиться от направления, которым плыть следует. Если же, по усмотрении берега Киузиу, держать курс к мысу Номо (как то мы сделали, искав вход в Нангасаки двенадцатью милями южнее) и плыть вдоль берега; тогда не только можно подвергнуться опасности быть увлеченным к большим каменьям, в случае маловетрия и прилива, сильно действующего во время полнолуния и новолуния; но и удобно признать вход, находящийся под 32°,40 широты за истинной, которой хотя и ведет к городу Нангасаки, однако будучи не испытан, может быть опасным.

Мыс Номо, составляющий южную оконечность залива Киузиу, лежит под 32°,35,10" широты и 230°,17,30" долготы. Он состоит из горы с раздвоенною вершиною и в некотором расстоянии кажется островом. В близи особенно он приметен по большому камню, пред ним лежащему. Между мысом Номо и входом в гавань, также и островами, из коих один довольной величины, находится множество больших год каменьев. Некоторые из островов сих отличаются явственно тем, что, подобно Папенбергу в Нангасакском заливе, покрыты деревьями от подошвы до самой вершины. Позади островов и больших каменьев находится губа, ограничиваемая с южной стороны по большей части плоским весьма хорошо обработанным берегом, которой далее во внутренность становится гористее и горы простираются к NW, до города Нангасаки великими один от другого близ лежащими рядами, кои насаждены аллеями и рощами. За мысом Номо имеет берег юговосточное направление. Здесь вероятно находится большая губа, показанная на Японских картах под именем залива Арима, но мы оного не могли изведать. Последняя, виденная нами земная оконечность лежит в широте 32°,30,00", долготе 230°,11,00".

Мыс Сейрот лежит от мыса Номо NW 11°,30 в 25 милях, а от входа на NW 31° в 17 1/2 милях, под широтою 32°,58,30", долготою 230°,25. Он сам собою не высок и приметен по снижению его на SO; но от сего снижения возвышается берег к северу и есть вообще гористее, нежели у мыса Номо. К югу от мыса Сейрот находятся многие острова, из коих больший и ближайший называется Натсима, а южнейший Китсима. Сии острова и мыс Сейрот видели мы только при входе нашем в залив 8 го Октября, и при переходе с первого места ко входу в гавань на другой день. Погода при отходе нашем 10 Апреля благоприятствовала мало к явственному рассмотрению северной части сего залива; но, не взирая на то, можно было взять в полдень несколько пеленгов, которые совокупно с прежними от 8 и 9 го Октября определяют положение как надводных больших камней и островов залива, так и самого мыса Сейрот с довольною точностию.

Нангасакской залив можно разделить на три части; потому, что оной состоит из трех разных рейдов, из коих каждой весьма безопасен. Первой внешний на западе от Папенберга, второй средний на востоке от сего же острова, а третий внутренний пред самым городом. Мы стояли на каждом из сих трех рейдов довольное время; почему я и намерен описать оные особенно и подробно: вход образуется с южной стороны северною оконечностию острова Иво-Сима, а с северной мысом Факунда.[114] Сии обе оконечности лежат NO и SW 40°, расстояние одной от другой составляет 2 1/3 мили. В средине входа глубина 33 сажени; стояв на оной нашли мы дно из песку мелкого серого. Она уменьшается мало по малу в направлении OSO, которое есть курс ко внешнему рейду, имеющему глубину 22 и 25 саженей, грунт густой, зеленой ил, покрытой песком мелким. Сей внешний рейд, находящийся на западе от Папенберга, защищен со всех сторон совершенно, выключая NW и WNW ветров, которые дуют во время NO мусона редко и не бывают никогда сильны; почему рейда и безопасен в сие время года. Якорное место весьма надежно. Мы стояли на нем только восемь дней, в которые крепкого ветра не было, но с немалым трудом могли поднять якорь. Во второй раз препроводили тут же только одну ночь, но и тогда поднятие якоря было трудно. Итак, располагаясь пробыть там короткое время, как обыкновенно и случается, довольно лечь фертоенг на якоре и верпе. Наш верп лежал к северу на глубине 18 саженей.

Рейд окружается следующими островами. На западе и югозападе находится гористой остров Ивосилиа, направление коего почти N и S, длина 1 1/2 мили. Хребет гор, составляющий сей остров, разделяется в средине низкою долиною, на которой видно несколько домов. На возвышении северной половины острова стоит одно дерево, видимое из отдаленности и вероятно означает вход в гавань. Нам особливо способствовало оно к соединению плана гавани с определенными прежде местами с морской стороны. На продолжении хребта гор, простирающемся от дерева почти прямо к северовостоку, находится ровное место, на коем стоит немалое селение, окруженное прекрасною рощею. В том же направлении на 1/4 мили от берега лежит большой камень, которой как я думаю, во время полного прилива покрывается водою. На OSO от Иво-сима находится другой остров, Така-сима. Сии острова разделяются проливом шириною едва в полмили, но весьма чистым от всяких каменьев; потому, что мы видели проходившую оным Китайскую Ионку, которая как по худому строению, так и по не искусному управлению, имеет нужду в весьма безопасном проходе. На северовостоке от Такасима находится остров Каяк-сима, разделяющийся от первого, может быть, проливом, наполненным большими каменьями, а может быть и соединяющийся узким перешейком; но сего не могли мы обстоятельно изведать. Во всяком случае проход между оными должен быть невозможен и для самых малых лодок. Сие тем вероятнее, что острова сии прилежат один другому весьма тесно, как и на карте показано. На севере от Каяк-сима находятся несколько каменных островов, называемых Канда-сима, далее на северовостоке небольшой остров Амиабур, имеющий в окружности около 1 1/2 мили, отделяющийся от Каяк-сима узким проливом, шириною едва ли в четверть ммли. На северовосточной оконечности острова Амиабура стоит Японская крепость, то есть строение, обвешенное полосатою холстиною, в коем нет ни пушек, ни ружей. Японские толмачи рассказывали, что близ Амиабура лежит подводной камень, о которой рыбаки разрывают часто свои сети, почему и дано острову сие название. Ибо Амиа значит сеть, а бур разорванной или поврежденной. Острова Така-сима, Каяк-сима, Канда-сима и Амиабур окружают внешний рейд от SW до SO. На востоке, в расстоянии около двух миль лежит матерой берег, на северовостоке Папенберг, a ка севере остров Камино-сима, имеющий в окружности около двух миль. От последнего простирается к западу еще цепь островов каменных, между коими, кажется, нет никакого прохода для малых лодок. Камино-сима окружен многими рифами и отделяется, как от матерого берега, так и от Папенберга узким проливом, коим могут проходить только лодки. На восточной оконечности острова Камино-сима находится по Японскому образу состроенная крепость, называемая Симбо. По пеленгам, взятым с якорного нашего места на внешнем рейде, на глубине 25 саженей, находились от нас; дерево на острове Иво-сима SW 83°, Папенберг NO 76°, 30, северная оконечность острова Иво-сима NW 85°. Во время кратковременного якорного стоянья на внешнем рейде при отходе нашем в море, где глубина была 24 сажени, показали пеленги положение сих предметов почти одинаковое с прежним.

Средний рейд, или восточной от Папенберга, окружен со всех сторон берегом и столько же безопасен, как и внутренний. Грунт первого надежнее, нежели второго, хотя и не может равняться с грунтом внешнего рейда. К западу оного лежит Папенберг, небольшой остров имеющий едва полмили в окружности, высочайший из всех находящихся островов в заливе и отличающийся особенно тем, что со всех сторон от подошвы до вершины насажден рядами деревьев. Японцы называют его Така-бока-сима. Имя Папенберг дано ему, сказывают, потому, что Католицкие священнослужители низвержены будто бы с горы сей во время истребления Христиан в Японии. К югозападу находятся острова Амиабур, Каяк-сима и Така-сима и несколько далее к югу вышепомянутый пролив, который хотя и ведет в море; но примеченный при югозападных ветрах бурун показывает, что он наполнен камнями, и что проход по оному вероятно затруднителен, а может быть и вовсе невозможен. Впрочем оный служит к тому, что делает средний рейд безопасным. Но чтоб совершенно от всех ветров быть закрыту, надобно становиться на якорь ближе к Папенбергу. Во время тифона в начале Октября сорвало с якорей корабли Голландские, стоявшие на внутреннем рейде, но с Китайскими Ионками, находившимися на среднем рейде того не приключилось, хотя их якори и деревянные, следовательно гораздо хуже якорей Голландских. К югу и востоку лежит правой берег пролива, идущего к городу, на северовостоке город Нангасаки, на севере и северозападе часть левого берега Нангасакского пролива и остров Камино-сима. Глубина, начиная от внешнего рейда до среднего, уменьшается мало по малу от 25 до 17 саженей. При переходе сем не нужно ничего более наблюдать, как только держаться ближе к Папенбергу, нежели к противолежащему берегу; к оному приближаться можно на кабельтов, ибо глубина и в сем расстоянии 18 и 20 саженей. Голландские корабли при отходе своем держались к нему почти на полкабельтова.

На NO 31°, от Папенберга в расстоянии на 1/3 мили лежит малой, плоской, весь лесом покрытой остров, которой называется Носуми-сима, (крысий остров). Он почти одинакой величины с Папенбергом. Сто тридцать сажен далее в том-же направлении находится малая губа Кибач, в коей глубина от 10 до 6 саженей. Сие место во всем Нангасакском заливе есть самое лучшее для починки кораблей, потому что берега внутреннего рейда вообще столько отлоги, что корабль подойти близко не может. На левом берегу губы Кибач отведено было нам для прогулки прежде упомянутое морским тростником огороженное место. Длина оного едва равнялась с длиною корабля нашего, следовательно ни мало не соответствовало оно своему назначению; для астрономических же наблюдений было очень полезным.

Кораблям, приходившим в первой раз в Нангасаки, не советовал бы я останавливаться для Японского судна, выходящего на встречу миль за несколько, но идти прямо на рейд внешний, и даже средний, что учинено может быт без малейшей опасности, а особливо при югозападном мусоне. Помощь Японцев ко входу в залив совсем ненужна. Они задерживают только около двух дней во входе, где при малейшей буре претерпеть можно бедствие. Сверх того надобно будет тогда нанять около ста лодок, которые прибуксировали бы корабль к Папенбергу, что соединено бывает с неудовольствием и потерею многих сот саженей веревок. Ибо Японцы оставляя буксир отрезывают оного по нескольку саженей.

Курс от среднего рейда на внутренний или к городу Нангасаки NO 40°; расстояние 2 1/2 мили; глубина уменьшается мало по малу от 18 до 5 саженей. Точно на половине пути, где пролив шириною едва в 400 саженей, расположены по обеим сторонам Императорские батареи, или лучше сказать караульни. Строений много; но пушки ни одной. Подобные им батареи построены и еще на многих местах по обеим сторонам канала, ширина коего не превосходит 500, в некоторых местах не более 300 саженей. Если бы Японцы разумели укреплять сии батареи по Европейски, тогда Нангасаки был бы неприступным. Но в настоящем его состоянии представляет какое либо Европейское беззащитное приморское местечко. Один фрегат с несколькими бомбардирскими судами может раззорить Нангасаки в несколько часов. Японцы не в состоянии сделать никакого сопротивления, не взирая на многолюдство сего города. На правом берегу близ Императорской караульни, находится губа, наполненная всегда мелкими судами, коей глубина достаточна без сомнения и для больших судов. Подобных сей губе находится и еще несколько по обеим сторонам Нангасакского канала; но первая по своему прекраснейшему местоположению особенно примечательна. Она казалась так же обширнее всех прочих. Мы не могли осмотреть ни одной из них.

Внутренней рейд не так надежен, как средней; ибо дно его состоит из жидкого ила и он находясь против самого канала не защищен нимало от SW ветра. И так якорное стоянье близ Папенберга гораздо спокойнее. Надежда стояла во внутреннем заливе на глубине 5 1/4, в 400 саженях от Десимы, находившейся от нас NO 40°, и в 250 от жилища нашего Посланника Мегасаки, лежащего близ самой Китайской фактории и находившагося от нас на SO 80°.

Среднее из множества наблюдений, учиненных для определения широты Кибача и Мегасаки, снесенные с планом гавани показало широту:

Средины города — 32°,44,50" северн.

Кибача — 32,°43,15,5".

Мегасаки — 32,°44,02".

Флагштока Десимы — 32°,44,18".

Входа к Нангасаки — 32°,43,40".

Долгота определена по большой части посредством лунных расстояний, коих Г. Горнером и мною взято в первые месяцы нашего пребывания более 1000. Среднее из 287 взятых мною западных расстояний лууы от солнца, показало долготу Кибача — 230°,18,1".

277 восточных — 230°,2,41".

Итак среднее из 564 расстояний — 230°,10,21".

Среднее из наблюдений Г. Горнера:

204 западных — 230°,19,00".

260 восточных — 230°,2,10".

А среднее из 464–230°,10,35".

Следовательно долгота Кибача по среднему из всех 1028 расстояний:

Выходит — 230°,10,28" запад.

Средина города лежит восточнее Кибача — 2,35".

Итак долгота Нангасаки будет — 230°,7,53".

Или круглым числом — 230°,8,00".

Долгота входа — 230°,13,00" запад.

Склонение магнитной стрелки, по среднему из всех наблюдений, учиненных на внешнем и среднем рейде, вышло 1°,45,36 западное. Над наклонением не могли мы произвести никаких наблюдений; потому, что инклинаториум наш от тифона совершенно расстроился.

В первые три месяца нашей здесь бытности, не позволяли нам съезжать с корабля вовсе; а потому и нельзя было сделать никаких примечаний над приливом и отливом. Наблюдениями сего рода, занимались мы только с Января по Апрель, и оные в сие время производимы, были почти ежедневно с величайшею точностию младшим Штурманом Сполоховым. В последние шесть недель нашего здесь пребывания продолжали делать, беспрерывные наблюдения чрез целой день до самой темноты ночи, и притом часто от осьми до двенадцати наблюдений деланы были в один час. Как сие произходило во время равноденствия, то и вероятно, что упражняющиеся в теории сих явлений выведут из наблюдений наших немаловажные заключения. Мне неизвестно ни одно место, которое было бы столь удобно для наблюдений над приливом и отливом, как Нангасакская гавань. Здесь перемена оных бывает весьма правильна, поверхность воды всегда спокойна; при одних только сильных бурях чувствительно бывает небольшее волнение. Желательно, чтобы Голландцы доставили продолжение сих наблюдений и в другие времена года; но я опасаюсь, что сего без особенного повеления правительства не последует.

Прикладной час 7 ч,44 определял я всегда по соответствующим высотам. Быв в состоянии сделать разные наблюдения между каждою переменою, мог я взять среднее из многих. Самые полные и низкия воды случаются во время четвертого прилива и отлива после Сизигий и Квадратур. Высочайшие полные воды случились 2 го Апреля, чрез два дня по новолунии, когда луна находилась в Перигее и горизонтальной параллакс её был 60,00". Возвышение воды было 11 футов 5 дюймов, при слабом северном ветре: нижайший отлив случился 25 Марта, чрез два дня по квадратуре, спустя три дня после апогея и столько же по равноденствии высочайший прилив составлял в сей день только один фут и два дюйма, при слабом северном ветре.

Метеорологические подробные наблюдения, учиненные мною в шестимесячное пребывание, помещены в третьей части. Погода, продолжавшаяся в первые три месяца, была столь прекрасна, что климат Нангасаки может предпочесться всем прочим, ежели не полагать, что сей год был особенной, что и вероятно могло быть следствием тифона, очистившего атмосферу совершенно. Теперь прилагается краткое извлечение из Таблиц, содержащих в себе наблюдения о состоянии погоды в каждом месяце.

Октябрь.

В сем месяце господствовал ветр северовосточной пассатной, начавшийся вместе с тифоном, бывшим в первой день. Он дул иногда и от NW, два раза даже от W и SW, однако каждой раз по несколько только часов. Погода стояла вообще прекраснейшая, 24 числа только было небо облачное и шел дождь около двух часов. Наибольшее возвышение барометра в ясную погоду, при слабом NO ветре = 29,99, наименьшее же при пасмурном небе и свежем ветре от W, = 29,62; Гигрометр[115] не показывал влажности выше 44. Термометр показывал в каюте высочайшую степень теплоты 10 го числа. Ртуть в оном поднялась в 9 часов утра в совершенной тени до 20°,9. Нижайшее стояние термометра случилось 22 числа по утру в 7 часов при свежем ветре от NOtO. Ртуть опустилась на 10 1/2 градусов. Термометре и Гигрометр подвержены были каждой день великим переменам. Стояние первого переменялось часто, даже в каюте, четырью и пятью градусами; но в тени на шканцах от 6 часов утра до полудня не редко 9 ью и 10 ью градусами. До 9 ти часов пред полуднем покрывался залив каждой день правильно густым туманом, которой, вероятно, произходил от великой перемены теплоты и холода.

Ноябрь

Ветр дул почти беспрестанно между севером и востоком. 4 го числа через три дня по новолунии сделалась буря от юга и сопровождалась громом и сильным дождем; ветр отошел вдруг пополудни от востока к юговостоку, а потом к югу и продолжался до полуночи; после сделался вдруг от севера и произвел ясную погоду. Такой же весьма сильной ветр от юга дул с порывами 13 числа за три дня пред полнолунием; 28 го тремя днями прежде новолуния сделалась опять буря с сильными порывами от востока, однако продолжалась не долго. Роса примечена была в сем месяце такаяже как и в прошедшем, и была всегда так велика, что палуба делалась пр утру совсем мокрою. По поводу старинных расказов, делал я одною ночью опыт весьма тонким и белым платком кисейным, чтобы узнать, не содержит ли в себе роса какой либо краски; однако перемены в цвете не оказалось ни малейшей. В сем месяце был воздух вообще холодноватой, но случалась часто погода весьма теплая, перемена теплоты и холода произходила весьма внезапно, так например: термометр показывал 13 числа по утру 10 градусов теплоты, в полдень 20, по полудни в 3 часа 24° в тени; на другой день в те же часы двенадцатью градусами менее, а на третий день только 8 градусов. По утру в 6 и 7 часов теплота была редко более 6 и 7 градусов, а весьма часто 4 и 4 1/2. Барометр стоял вообще очень высоко, почти три дня сряду показывал между 30,25 и 30,20 при умеренном северном ветре и безоблачном небе; самая низкая степень барометра была 29,66 при крепком ветре от SO. Дождь шел только при крепких южных ветрах.

Декабрь.

Кроме трех последних дней сего месяца продолжалась отменно хорошая погода, исключая крепкие ветры от юга. Ветр дул всегда от NO, редко и кратковременно от SW; в последние дни месяца начал отходить ветр от NO к N, потом дул прямо от N и NNW, был свеж и так холоден, что термометр опустился до +2 градусов; a 27 числа, по утру в 8 часов до +1 1/2, при совершенном безветрии. Самое высокое стояние термометра было 7 го числа = 16° в тени, при свежем WSW ветре. Барометр стоял необыкновенно высоко; в продолжении целого месяца ртуть редко опускалась ниже 30 дюймов, часто поднималась до 30,10. Самая меньшая высота барометра была 29 го при крепком SW ветре; ртуть опустилась в продолжении 18 часов до 29,77. Надежным предвестником хорошей погоды был всегда густой туман, которой также, как и в прошедшем месяце, стоял до 9 ти часов, после уничтожался действием солнечных лучей. При южном ветре не бывало никогда тумана. Перемены Гигрометра произходили от одних только туманов.

Генварь.

Зима начинается, кажется, здесь с сим месяцом, в котором сделалось гораздо холоднее прежнего. 2 го числа опустилась ртуть в термометре одним градусом ниже точки замерзания, при умеренном ветре от NtO и совершенно ясной погоде. 31 го числа по утру в 5 ть часов термометр опустился также ниже точки замерзания 1 1/2 градус.; но в два часа пополудни ртуть поднялась в тени до 13 1/2 градусов; итак через 9 часов произошла разность 15 градусов. Погода стояла при том чрезвычайно хорошая. Кроме сих двух случаев не опускался термометр никогда ниже точки замерзания. Впрочем средняя его высота (хотя в разные часы дня и весьма различная) была в полдень обыкновенно между 7 и 11 градус., а по утру в шесть часов между 3 и 6 град. Ветр дул по большей части от NNO и NNW. Ветры от SW и SO сопровождались всегда дождем и бурею. Худая погода случалась часто не только при южных, как то было в прежних месяцах, но даже и при северных ветрах. Снег шел в виде крупы только однажды при крепком северном ветре; горы покрыты были им несколько часов. Буря и худая погода случались по прежнему во время новолуния и полнолуния. Густой туман, бывший в прошедших месяцах постоянно каждое утро, случался в сем месяце гораздо реже, но за оным следовала всегда хорошая погода. Во время тумана показывал Гигрометр каждой раз большую степень влажности, нежели во время сильного и продолжительного дождя. Высота барометра была почти всегда более 30 дюймов.

Февраль.

Сей месяц и Январь только могут назваться зимними. В последних числах февраля уже начал делаться воздух теплым даже при северных ветрах. Господствующий ветр был N и NNW, дул довольно свежо, а при новолунии и полнолуний очень крепко. 15 го, 16 го и 17 продолжалась сильная буря от NNW со снегом и градом. Термометр показывал полуградусом ниже точки замерзания. Дождь шел почти при всяком ветре. Сверх северных господствовавших ветров, дули также слабые, кратковременные от SW и WSW. В окончании месяца отходил ветр часто от севера к югу, однако редко продолжался долее одного часа и притом был весьма слаб от SW и W. Обыкновенная высота барометра превосходила 30 дюймов; 26 числа только при продолжительном дожде, за коим следовала сильная буря, опустилась ртуть на 29,67; но как скоро принял ветр прежнее направление, то ртуть поднялась опять выше 30 дюймов. О самой меньшей высоте термометра упомянуто выше; самая большая высота оного в тени на вольном воздухе при слабом SO ветре, была 15 1/2 и 15 3/4; но только в полдень. Гигрометр показывал такия же перемены, какие и в прошедшем месяце.

Март.

Сей месяц может назваться пред прочими бурным. Ветры дули столько же часто от SW, как и от NO; первые были вообще весьма жестоки; они сопровождались всегда продолжительными дождями: однако по объявлению Японцев, дождливое время начинается обыкновенно с SW муссоном, которой настает не прежде Мая в полной своей силе. Сделанные нами выше сего примечания, что тремя днями прежде и тремя днями после новолуния и полнолуния бывают крепкие ветры, повторилися и в сем месяце. Через два дня по равноденствии дул весьма крепкой ветр от S и SW с жестокими порывами. Самая великая буря, бывшая при нас в Нангасаки, случилась 26 числа через пять дней по равноденствии и четыре дня по новолунии: ночью еще с 25 го на 26 е сделался ветр крепкой от SW, по утру отошел он к SO, после опять к S и SW; порывы были чрезвычайно сильны. Сей шторм утих скоро по полудни; Японцы называли его тифоном и он иногда мало уступал бывшему Октября 1 го. За сим бурным днем последовали безветрие и туман, продолжавшийся три дни. Высота барометра была не обыкновенно велика и именно 29,64; 17 го и 23 чисел во время штормов не столь сильных, как 26 го показывал барометр 29,61; a Октября 1 го 1804 еще ниже почти тремя дюймами. Окружавшие нас горы и близость берега, вообще причиняли, может быть, сию необыкновенную высоту барометра, как то мы приметили и в порте Св. Петра и Павла. состояние атмосферы было в сем месяце также очень переменно, как и в прежних. Северной ветр, а особливо следовавший за крепким южным, сопровождался всегда холодом. 2 го и 16 го чисел была самая большая высота термометра: ртуть поднималась в тени, до 16 градусов. Самая меньшая высота оказалась до 2, и 1 1/2 градусов. 17 го числа при сильном дожде и крепком югозападном ветре показывал Гигрометр большую степень влажности, а именно 55°; и так пятью градусами более против случившагося до сего времени.

Апрель.

По 18 й день сего месяца, в которой последовал наш выход из Нангасаки, продолжался NO муссон в полной своей силе. Ветр дул почти беспрерывно от N и NNO, по большей части умеренной. В ночи с 4 го на 5 е число, чрез четыре дня по новолунии сделался шторм от NNO с дождем; на другой день был он тише и небо прояснилось. В последние дни нашего здесь пребывания дул ветр очень слабой и погода стояла вообще хорошая. 18 го числа чрез четыре дня по новолунии и несколько часов после нашего отхода настал сильной шторм от SO и продолжался около двух дней. Сему шторму предшествовало двухдневное безветрие, во время коего начал барометр опускаться; высота его, в последние дни первой половины сего месяца, была очень велика, а именно 30 дюймов и 2 1/2 линии. В продолжении первых дней месяца стоял однако Барометр особенно низко; он не поднимался выше 29,40, и так показывался ниже, нежели в сильные штормы, бывшие в Нангасаки; однако, не смотря на то, ветр дули в сие время очень умеренный от NO; но небо было весьма мрачное. Самая большая высота термометра случилась в сем месяце 4 го числа при слабом ветре от NO и OSO, термометр стоял почти через целой день на 20 градусах. 17 го числа при совершенном безветрии ртуть поднималася в оном до 18 и 19° от 10 ти часов утра до 6 часов вечера; самая меньшая высота термометра была 14 го дня по утру в 6 часов; ртуть показывала неполные шесть градусов. Обыкновенная высота термометра была между 8 и 12 градусами.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА I. ВЫХОД ИЗ НАНГАСАКИ И ПЛАВАНИЕ ПО ЯПОНСКОМУ МОРЮ

Надежда оставляет Нангасаки. — Предосторожности Японского Правительства в рассуждении плавания нашего в Камчатку. — Расположение плаваний для настоящего лета. — Плавание около островов Гото в бурное время. — Описание островов Колнет и Тсус-Сима. — Примечания о долготе последнего острова. — Открытие важной погрешности, учиненной при составлении карты Лаперузова плавания между Маниллою и Камчаткою. — Усмотрение берегов Японии. — Заключение, что виденный берег долженствовал быть остров Оки. — Примечания о склонении магнитной стрелки, о течениях, и состоянии барометра в Японском море. — исследование северозападных берегов Японии. — Открытие пролива Сангар. — Астрономическое определение двух мысов, лежащих на островах Нипон и Иессо, составляющих западной вход пролива Сангар. — Проход между островами Осима и Косима. — рассмотрение западного берега острова Иессо или Матсумай. — Изведание залива Строгонова. — Тщетное надеяние обретения прохода, разделяющего острова Гессо и Карафуто. — Напрасное искание последнего острова. — Открытие, что Лаперузов Пик де Лангль и мыс Гибер лежат не на Иессо, но на двух разных островах. — Плавание между оными и северозападным берегом острова Иессо. — Бытность в проливе Лаперузовом. — Лежание на якоре у северной оконечности Иессо в заливе, названном именем Графа Румянцова.

1805 год Апрель.

Апреля 16 го в 3 часа по полудни получил Посланник Грамоту Японского правительства на Голландском языке. В то же самое время объявили ему толмачи, что судно, долженствующее отвезти его на корабль уже прибыло в Нангасаки, и что Губернатору будет весьма приятно, если в следующее утро оставит жилище свое Метсаки. Они объявили притом настоятельное требование Губернатора, чтобы, по прибытии Посланника на корабль, отправились мы в море немедленно. Хотя я и не ожидал столь скорого отбытия нашего из Нангасаки, однако желал того вседушно: поелику опасался, чтобы нечаянное какое либо неприятное препятствие не задержало нас долее в жестокой нашей неволе, почему объявив толмачам, что с моей стороны употреблено будет всевозможное поспешение к нашему отходу, поехал я на корабль, для приведения оного в совершенную готовность.

17–18

Апреля 17 поутру в 4 часа подняли мы один якорь, и остались на другом. В 10 часов прибыл Посланник. Судно, на коем он приехал, принадлежало Принцу Чигодцин. Оное убрано было весьма красиво и увешено шелковыми тканями, хотя и не могло великолепием равняться с прежним судном, на коем съехал Посланник на берег и которое принадлежало Принцу Физену. Солдат наших привезли Японцы также на своем судне. Четыре Обер-Баниоса и почти все Толмачи сопровождали Посланника. В то же время прибыл и Офицер со 100 лодками, долженствовавшими буксировать Надежду из гавани. Оные принадлежали также Принцу Чигодцин, на которого возложено было делать нам в сей раз почести. Сверьх 100 лодок находилось еще две, нагруженные платьем. Каждой гребец, коих было на всякой лодке от 6 до 8, получил тогда мундир свой, состоявший из верхнего на распашку платья, сшитого из синей бумажной материи с натканным белым гербом Принца. В 19 часов снялись мы с якоря; сто лодок разделились на пять рядов для буксирования, для коего привезли свои буксиры, которых не употребляют Японцы и тогда, когда бывают к тому наняты. Во время буксирования перевозили мы свой порох, екипажь Посланника, и двудневную, присланную нам провизию. Губернатор прислал нам также 150 фунтов курительного табаку и множество огородного овоща. Внимание его простерлось так далеко, что он не забыл прислать и семен разных расстений, поелику слышал, что мы желали взять некоторые роды оных в Камчатку; сверх сего предлагали нам и для следующего дня суточную провизию, но я от оной отказался, Корабль наш хотели отвести только к восточной стороне Папенберга; но я объявил желание мое, чтоб прибуксировали нас к западной стороне сего острова. Сего, казалось, они не ожидали; потому что Голландцы никогда там не останавливаются; однако, желая сколько возможно скорее от нас освободиться, согласились на то с великою охотою. В 4 часа бросили мы якорь на глубине 24 саженей. Тут Баниосы и толмачи распрощались с нами при изъявлении разных приветствий; но многие из них, казалось, говорили только выученной на память урок, в коем сердечные чувствования имели мало участия. Выключая честного Сака-Сабуро и двух других, незабывших как дружеское наше с ними обхождение, так и того, что мы не Голландцы, все прочие желали нам щастливого пути в Батавию. Простившись с Японцами, начали мы привязывать паруса, к чему не имели прежде времени, и поднимать на корабль гребные суда свои. В пять часов утра при умеренном OSO ветре пошли мы из залива, радуясь сердечно, что освободились от такого народа, которой мог бы нас подвергнуть жестокой участи.

Намерение мое плыть обратно между Япониею и Кореею не нравилось Японскому Правительству. Толмачи, как истолкователи воли Губернатора и Иеддоского Министерства, старались всемерно представить невозможность прохода проливом Сангарским: они утверждали, что пролив сей усеян подводными каменьями, что он не шире трех Японских или одной Голландской мили, и опасен крайне по причине сильного течения. Губернатор в письме своем к Посланнику запрещал настоятельно, чтоб мы не приближались нигде к Японским берегам; но словесно приказал сказать, что, если мы принуждены будем течением или бурею остановиться у берегов их на якорь; в таком случае нас не задержут, и для сего пошлется немедленно вдоль берегов повеление. Я должен был дать обещание, что без крайней нужды не буду подходить к берегам их; а они объявили, что имеют к данному моему обещанию совершенную доверенность. Но что касается до северозападного берега Нипон, то я представил им, что страну сию необходимо нужно изведать точнее, потому что в положении пролива Сангар, которой и на лучших Европейских картах худо означен, сомнение мое до нескольких градусов простирается; Японской же карты получить не возможно. И так необходимость требует при искании сего пролива держаться берега весьма близко, а особливо потому что он шириною по собственным их словам не более Голландской мили, следовательно в некотором отдалении усмотрен быть не может. Японцы убедились в справедливости моего требования, и молчанием своим изъявили на то согласие. Впрочем требовали они, чтоб мы на обратном пути своем из Камчатки в Россию не приближались никак к берегам Японии, что я им и обещал. Между тем не преставали чрез Голландского фактора Дуфа отвращать меня от моего намерения; но, причины, приведенные Г-м Дуфом, были еще маловажнее. Он представлял только об опасностях плавания между Япониею и Кореею, чего никто из Голландцев утверждать не может собственным опытом. Лаперуз один был предшественником нашим в сем плавании; я желал к открытиям его присоединить и наши изыскания, которые и по сей одной причине могут уже быть достойными любопытства.

Возвращение Надежды в Камчатку прежде исхода Июля казалось ненужным; почему мне и хотелось употребить следующие три месяца на исследование тех мест, кои Лаперуз, доставивший первые сведения о сих странах, принужден был по краткости времени оставить неизведанными. Зная, что ни он и ни кто другой из Европейских мореходцев не определил точного положения всего западного берега Японии,[116] большей части берега Кореи, целого западного берега острова Эссо, Южновосточного и северозападного берегов Сахалина, также и многих из островов Курильских, вознамерился я изведать из сих стран те, кои удобнее при настоящем случае избрать возможно будет. Южная часть Сахалина, как то заливы Анива и Терпения, хотя и определены в 1643 году Голландцами, однако требовали новейшего описания; потому что средства к вернейшему определению мест в продолжении 160 лет усовершены несравненно. Последствия нашего плавания могут свидетельствовать, что без наших описаний не имели бы мы достаточных сведений о верном положении достопримечательного сего острова. Итак намерение мое состояло в следующем: обозреть югозападный и северозападный берег Японии, и определить пролив Сангарской, которого ширина по всем лучшим картам (как то Арро-Смита, и находящейся в Атласе Лаперузова путешествия) составляет более ста миль, но Японцы полагают одну только Голландскую милю, или четыре Италианских, исследовать западный берег острова Эссо, отыскать остров Карафуто, которой по Японским картам должен находиться между Эссо и Сахалином, и которого существование казалось мне весьма вероятным; описать с точностию сей пролив, и исследовать остров Сахалин от мыса Криллон до северозападного берега, откуда, если найдется там хорошее якорное место, намерен я был послать барказ в канал, разделяющий Сахалин от Татарии, дабы действительно увериться, возможен ли или нет проход оным, и определить положение устья реки Амура, наконец пройти новым проливом между Курильскими островами севернее канала Буссола. Таков был мой план, которой удалось исполнить щастливо, хотя и несовершенно. Не нашед безопасного якорного места у берегов Сахалина, увидели мы, что посылка барказа сделалась невозможною, и внимания достойное исследование осталось неисполненным. Основательное определение западного берега Японии и пролива Сангар, должно быть предоставлено пользующимся Японскою благосклонностию Голландцам, которым, может быть, теперь не поставлено будет в преступление, если осмотрят берега своих приятелей. Берег Кореи от 36 го до 42 го градуса широты в настоящее время предприимчивости Европейцев не останется конечно долго в неизвестности. Торговля с населяющим оной до ныне незнакомым народом обещает такия выгоды, которых тщетно искать в Японии.

Вид Залива Надежды в северной части Сахалина

Обстоятельнейшее изведание восточного берега Эссо и дальнейших к югу островов Курильских конечно будет довершено нашими мореплавателями.[117]

При выходе нашем из Нангасакского залива курсом западнейшим того, которым входили, показалась весьма высокая гора с плоскою вершиною, лежащая загородом Нангасаки; она может служить надежным признаком ко входу. В половине 11 го часа лежала она от нас на NO 85°, на одной линии с упомянутым в последней главе первой части деревом, стоящим на острове Иво-Сима, которое означено на карте залива точно определенным пунктом. В сие время были мы в расстоянии от берега около 12 миль; глубина до сего места увеличивалась мало по малу от 25 до 38 саженей; грунт вообще ил. В полдень лежал от нас мыс Номо на SO 85° в расстоянии от 18 до 20 миль; ветр дул свежий от SO при весьма пасмурной погоде, Сколько ни желали мы осмотреть пространство между мысом Номо и островом Меак-Сима; но пасмурная с дождем погода, при коей опись могла бы быть весьма несовершенна, и все ясные признаки наступающего шторма, которой бывает здесь всегда весьма жесток от SO, воспрепятствовали нам исполнить желанное. Осторожность требовала пользоваться попутным ветром, чтобы обойти опасные острова Гото; но надежда моя увидеть мыс Гото до сумерков, сделалась тщетною. Погода была так туманна, что вершина горы островов сих показалась только однажды, и мгновенно опять скрылась. Мы держали курс между двумя малыми островами, называемыми Ослиными ушами, и мысом Гото, хотя и не видели ни первых ни последних, и не взирая на то, что ветр уже обратился в бурю; мы могли надежно предпринять сие, потому два сии пункта определены нами в плавание к Нангасаки с довольною точностию. Хотя мы тогда проходили их в довольном расстоянии, но как погода была весьма ясная, и мы не приметили между ими ничего опасного, то и могли положиться на свою карту, по которой расстояние между оными 32 мили, следовательно вдвое более показанного на Арро-Смитовой карте. Каналом сим, вероятно, не проходил никто прежде нас. При всем том, можно было подозревать, что острова Ослиные уши соединяются с мысом Гото подводными каменьями, и следовало принять возможную предосторожность; но при настоящих наших обстоятельствах не оставалось ничего другого, как решиться, или пройти оным, или возвратиться в Нангасаки. К последнему могла побудить меня только одна крайность.

19–20

В 3 часов вечера находились мы, по счислению своему, точно в средине канала. Ветр был весьма крепкий с сильными порывами и дождем беспрерывным. Ход корабля при зарифленных марселях был не менее осьми узлов. Каждой из нас обращал бдительное внимание на открытие какой либо опасности, хотя темнота ночи и ослабляла надежду избежать ее, если она нечаянно предстанет. В 11 часов ночи находились мы уже в 25 милях на западе от мыса Гото. Столь великое расстояние делало безопасным корабль от течения, могшего увлечь нас к берегу. Я приказал бросать лот ежечасно, однако не могли достать дна и 100 саженями, и мы легли в дрейф к SW. На рассвете продолжали плыть к северу. Ветр не преставал быть крепкий от SO с великим волнением, пасмурною погодою и сильным беспрерывным дождем. Мы держали курс на N. NNO и NOtN между островом Тсус и берегом Японии. В полдень сделался ветр тише и отошел к SW; мы ожидали, что он скоро сделается от W и NW; потому что такою переменою сопровождался обыкновенно SO ветр в Нангасаки, что и в самом деле последовало. Сильное течение к северу способствовало плаванию нашему весьма много; ибо под вечер, когда прояснилось на краткое время, увидели мы уже берег на NNO. Я почитал оной сначала, как то вероятным казалось, берегом Японии; поелику мы находились еще по счислению нашему от острова Тсус далее 40 миль; и он должен был лежать от нас на NW, а не на NO; но в следующее утро уверились, что это был точно остров Тсус.[118] По щастливом усмотрении берега применили мы курс свой и лавировали во всю ночь, которую по причине сильного, неправильного волнения препроводили весьма беспокойно, не взирая на то, что ветр гораздо уже стих. В восемь часов вечера в расстоянии около 12 миль от южной оконечности острова Тсус оказалась глубина 80 саженей, грунт мелкой песок. На рассвете увидели мы сей остров прямо на севере, в половине же шестого часа и берег на SO. Быв в отдалении от 20 до 25 миль не могли мы рассмотреть, состоял ли виденный берег из многих островов, которые были, может быть, продолжение островов Гото, или из одного, довольно великого, находящагося в близости,[119] или даже в соединении с берегом самой Японии. Я полагал первое; поелику сходствует то с Арро-Смитовою картою, на которой означена путевая линия Капитана Кольнета, проходившего близ сего берега. Средина виденного нами Японского берега, отстоявшего на 19 миль и простиравшагося почти от севера к югу, лежит в широте 33°,59 и долготе 930°,18,30".

Бурная и пасмурная погода, наставшая тотчас по отходе нашем из Нангасаки, сделала вовсе тщетным мое намерение изведать западную сторону островов Гото. Мы определили многие пункты на восточной стороне оных с довольною точностию, что могло бы послужить нам хорошим средством к основательному узнанию числа и величины сих островов, которые до ныне никем еще не описаны, выключая, может быть, Капитана Кольнета, о журнале коего впрочем ничего неизвестно. Сверх сего были бы мы в состоянии изведать весь югозападной берег Японии даже до части, лежащей против Тсус-Сима, не нарушая данного мною Японцам обещания; поелику обратной наш путь предлежал необходимо в близости сего берега.

По усмотрении берега на рассвете начали мы держать курс в параллели острова Тсус-Сима. В 8 часов 37 минут находилась от нас восточная оконечность сего острова прямо на W, а малый остров, означенный на Арро-Смитовой карте и, вероятно, открытый Капитаном Кольнетом, которого именем я оной и называть буду, прямо на Ост. В полдень обсервованная широта была 34°,35,35"; долгота же до трем нашим хронометрам, разнствовавшим между собою только 30 секундами, 230°,16,45" запад. Северная оконечность острова Тсус находилась тогда на WtN, a высокая, плоская, близкая к оной гора, на SW 85°. В 1 час по полудни лежала от нас северная оконечность прямо на W.

Остров Тсус простирается почти прямо от севера к югу, длина его 35 миль; ширины определить было не можно: но судя по горам виденным нами в довольном от берега расстоянии, думаю я, что оная менее 10 или 12 миль, а может быть, и южной оконечности, лежащей под 34°,6,30" широты и 230°,43,00" долготы, берег сего острова простирается почти на NO до другой оконечности, выдавшейся далеко в море на востоке, где казалось, разделяется остров на две части, или по крайней мере составляется там залив, углубляющийся далеко во внутренность. На восточной стороне последней оконечности находится также большой залив, в котором должны быть весьма хорошие места для якорного стоянья. От сего мыса, лежащего под 34°,18,45" широты и 230°,3l'15" долготы, направляется положение острова несколько к западу. Я назвал его Фида-Буонгоно, именем доброго Нангасакского Губернатора, оказывавшего нам такую благосклонность, каковой редко ожидать можно от деспотического исполнителя воли Японского ГОСУДАРЯ. Северная оконечность острова Тсус лежит по наблюдениям Господина Горнера в широте 34°,40,30" долготе 230°,38,30" вышеупомянутая же плоская гора, стоящая не далеко от сего мыса в широте 34°,32,00".[120] Северная и восточная часть сего острова гористее южной; однако и на сей последней видели мы несколько гор довольно высоких с белыми на вершинах пятнами, кои признавали мы снежными. Итак весь остров состоит из цепи умеренно высоких гор, прерываемой низкими долинами. Мы проходили мимо сего острова не в таком близком расстоянии, чтобы могли рассмотреть на нем хлебопашество; но о сем как по положению его, так и по трудолюбию Японцов сомневаться не можно. Множество прекрасных заливов и якорных мест, виденных нами довольно ясно, вероятно споспешествуют весьма много к торговле жителей с восточными и западными их соседами. Сказывали нам, что Корейцы, коих сообщение с Япониею недавно вовсе пресеклось, продолжают посещать сей остров ради торговли.[121]

Склонение магнитной стрелки найдено нами здесь несколько минут только к западу. Глубина в расстоянии от 12 до 15 миль по восточную сторону острова 75 саженей; грунт мелкой песок, ил и раковина. Остров Кольнет состоит из голого, кругловатого камня, имеющего в окружности от 6 до 7 миль, сходствующего видом с островом Гуд, одним из островов Мендозовых. Он лежит под 34°,16,30" широты и 230°,4,15". От мыса Фида-Буонго лежит он прямо на Ост в расстоянии 24 миль. Остров сей показан на Арро-Смитовой карте точно на востоке от северной оконечности острова Тсус, а потому и думать надо, что капитан Кольнет проходя сей остров в пасмурную погоду видел только восточную его оконечность и счел ее северною оконечностию.[122]

По карте Лаперузова путешествия лежит северная оконечность острова Тсус под З4°,42,30" широты, которая разнствует от определенной нами двумя только минутами; но и сию разность можно приписать малому размеру карты. Напротив того не мало удивился я, нашед, что разность в долготе составляли 36 минут, коими определенная нами оказалась западнее Лаперузовой. Два дня только прошло по выходе нашем из такого места, долгота коего определена более, нежели 1000 лунными расстояниями, где и хронометры наши поверены Г. Горнером со всевозможною точностию: итак нельзя было не отдать определенной нами долготе преимущества. Скоро нашлось и другое доказательство, утвердившее меня в сем мнении. По карте Лаперузовой и его пеленгам видно, что 26 го Мая 1787 го года в полдень находился корабль его в долготе около четырех миль западнее северной оконечности Тсус-Сима. В сей день определена наблюдениями лунных расстояний на Буссоле Астроном Дажелетом долгота 127°,12, восточная от Парижа. Венской Астроном Триснекер, поверивший большую часть определенных в сем путешествии долгот одновременных наблюдениям луны и солнца в Гринвиче, нашел, что определенная Дажелетом долгота долженствовала быть 127°,01 восточная от Парижа или 230°,39 западная от Гринвича; итак, если вычесть четыре минуты, коими полуденное место было западнее северной оконечности, то выдет долгота сего мыса 230°,35, следовательно тремя минутами только восточнее определенной по нашим хронометрам. Сие ясно показывает неверность бывшего на Буссоле хронометра No. 19,[123] по коему составлены Лаперузовы карты. Во второй части Лаперузова путешествия помещена таблица на Аглинском языке страница 313, где показана истинная долгота места корабля, бывшая в тот день, 127°,4,52", восточная от Парижа или 230°,35,8" западная от Гринвича; следовательно разность будет состоять только в одной минуте, если прибавить две минуты, коими долгота 26-го Мая, означенная на карте, была восточнее северной оконечности острова Тсуса.[124] Сие доказывает не только верность составленных Дажелетом таблиц поправления, но и точность наблюдений его лунных расстояний, о чем и без того сомневаться было бы не можно. Итак маловажная разность, составляющая от 1 до 3 минут, между Дажелетовою и нашею долготами, должна конечно свидетельствовать о верности сделанных нами определений долгот; Лик де Лангль, мыс Крильон и мыс Анива суть важные места, долготы коих определены как Лаперузом, так и нами с точностию, разность между долготами оных мест, определенными Дажелетом и нами, также маловажна. Сие наше примечание о Дажелетовой таблице тем более важно, что в карте открытий Лаперуза, учиненных на пути его от Маниллы до Камчатки, погрешность в долготе разных мест беспрерывно увеличивается, и наконец у самой Камчатки более градуса простирается; но сии погрешности уничтожатся, если исправить долготы по выше помянутым таблицам.[125] Лаперуз не упоминает ничего в записках своих об острове Тсус-Сима; почему и кажется быть вероятным, что он виденный им 25 го Мая по захождении солнца берег, простиравшийся от OtN до OSO, почел берегом Японии. Но сей берег не мог быть иной, как южная сторона Тсус-Сима; потому что Лаперуз переплыл от семи часов вечера до пяти следующего утра 27 миль к ONO, расстояние, составляющее почти всю длину сего острова; в начале шестого часа поутру переменил он курс свой на NtO.[126] Буат, сочинивший карты к Лаперузову путешествию, заключил весьма справедливо, что виденный 25 го и 26 го Мая Лаперузом берег на востоке, долженствовал быть остров Тсус-Сима, и вероятно принял широту крайней оконечности сего берега, за широту северной и южной оконечности острова. Таковая ошибка Лаперуза легко могла случишься; поелику на всех старых картах показан остров сей гораздо ближе к берегам Японии. Итак Лаперуз имел причину признать виденный им на востоке берег островом Ики, или другим каким либо лежащим в близости к Японии, или даже самою Япониею. Лаперуз полагает ширину пролива между Кореею и Япониею в 45 миль: но как мы нашли, расстояние от острова Тсус до виденного нами берега Японии от 28 до 30 миль; то ширина пролива между ближайшими берегами Кореи и Японии должна быть около 75 миль.[127]

Оставляя остров Тсус продолжали мы плавание к северо-востоку при благополучном ветре, пременившемся, однако, скоро в северовосточной. В полдень 22 го Мая увидели мы вторично берег Японии на OSO, которой и по Арро-Смитовой карте и долженствовал находиться от нас в отдалении около 150 миль. Пасмурная погода не позволяла произвести наблюдения; по счислению же моему, исправленному в рассуждении течения наблюдениями следующего дня, была широта нашего места 35°,49, долгота по хронометрам 228°,11".

В 5 часов по полудни подошли к берегу на 9 или 10 миль; в сем расстоянии не могли достать дна 100 саженями. Севернейшая оконечность берега, довольной высоты, находилась тогда от нас прямо на Ост, а на OSO залив, углубившийся в берег и простиравшийся на SW так далеко, как могло досязать зрение; берега сего залива высоки, особенно же возвышались две горы. Большая шарообразная находилась от нас на SO 16°, меньшая прямо на S. Высокие, далеко во внутренности стоящие горы простирались от SW к NO, и отстояли от губы и края берега не менее 18 или 20 миль. Сей берег, по всему виденному, казался быть островом. Сначала признавал я его за Оки, к чему более всего подавало мне повод сходство широты, под которою остров Оки означен на картах,[128] хотя малая обширность виденного нами берега продолжающагося не более, как на 10 миль, приводила меня в сомнение потому, что Оки показывается на всех картах обширнее.

Высокая, круглая гора, названная мною по имени славного астронома Цаха, лежит в широте 35°,25,20", долготе 227°,40; средина губы под 35°,39. В сей губе видели мы множество лодок, уходивших в пролив, разделяющий остров от матерой земли. Оные вероятно, усмотрев Европейской корабль близ их берега, устрашились и спешили подать о том известие своему правительству. В недальнем расстоянии от южной оконечности лежит в губе малой остров. Возле берега не приметили мы ни рифов ни каменьев.

Во время ночи продолжали мы плавание к северу под малыми парусами. На рассвете увидели берег на ONO. Мы стали держать к оному; но ветр не позволял нам взять другого курса, как SOtO. В 8 часов показался опять на SO 18° берег, виденный нами вчерашнего дня и признанный островом; однако пасмурная и туманная погода была причиною, что я почел за лучшее плыть вдоль берега к северу, где оной более и более открывался. Сей берег казался неимеющим никаких углублений или заливов, высокие крутые горы и между ложбины попеременно нам представлялись. Самое приметное место была островершинная гора, лежащая по наблюдениям нашим в широте 36°,06, долготе 227°,20. К югу от сей горы видна ровная возвышенность, окруженная со всех сторон низменностию, так что кажется издали островом; но мы увидели потом, что оная соединяется с горою к северу и с южным берегом. В полдень находилась от нас островершинная гора прямо на Ост; дальнейший же к северу виденный берег на NO 82°. В 6 часов по полудни берег вовсе скрылся, вероятно потому, что направление его от крайней северной оконечности простирается на Ост; мы же при бывшем тогда ветре не могли идти другим курсом, кроме N и NtO. Многократно мы бросали лот, но 100 саженями достать дна было не можно.

Мореплаватели будущего времени, коим предоставлено точное изведание западного берега Японии, определят и положение острова Оки. Я уже сказал, что подало, мне причину сумневаться, что берег, виденный нами 22 го Апреля между 35°,15 и 35°,40, был остров Оки; теперь я удостоверен, что сей берег составляет часть Нипона. Но тот, который мы видели следующего утра между 36°,01 и 36°,14, есть либо остров Оки, либо один из тех малых островов, которые его окружают, на старых Японских картах.[129]

Впрочем, принадлежит ли виденный нами берег к острову Нипону, или есть остров Оки, во всяком случае, астрономическое определение многих мест между 35 и 36 градусами широты, может много способствовать к лучшему познанию западных пределов сего 300 лет уже известного, но и поныне все еще неизведанного государства; в самой вещи сии определения дают Японии между 35 и 36 градусом около 100 миль большую ширину против той, какую она имеет на Арро-смитовой карте. Итак Японское море между 35 и 36 градусами широты делается но сей карте на столько же уже. Дальнейшую к северу виденную нами оконечность буду именовать я мысом Оки. Он лежит в широте 36°,14 и в долготе 217°,10 западной.

Потеряв из виду берег, продолжали мы держать курс к NO; но при постоянных ветрах от NO и ONO плавание наше было малоуспешно. Апреля 26 го в широте 37°,43, долготе 226°,30, во время весьма хорошей ясной погоды, и совершенно спокойного состояния морской поверхности, произвели мы множество наблюдений над склонением магнитной стрелки двумя компасами, которое найдено от 2°,9,40", до 3°,41,30"; итак среднее вышло 2°,58,5" западное. При сочинении карты плавания нашего по Японскому морю не употреблено склонения компаса; потом что оное оказывалось то около двух градусов восточное, то опять столько же западное, что находили мы не только в сих местах, но и вдоль всего берега острова Эссо, как то лучше усмотреть можно из таблиц суточных счислений. Лаперуз нашел также маловажное склонение во время плавания его в сем море. В широте 39°, 20 и долготе 224°,40 западной от Гринвича, сыскано склонение как им, так и нами, только несколько минут, западное. Сие, впрочем случайное, сходство, равно и все наблюдения, учиненные в Японском и в Сахалинском море, показывают, что перемена в склонении магнитной стрелки между 30° и 50° широты должна быть невелика.

Ввечеру 21 го Апреля в широте 38°,33 и в долготе 220°, 12 приметили мы великую зыбь, или паче бурун, каковые бывают на отмелях или на спорном течении, и хотя мы бросали лот несколько раз, но 300 саженями дна не достали. Ход корабля при свежем ветре и спокойном море был не более двух узлов, часто корабль не слушал руля, потому я и заключаю, что сей бурун от спорных течений подымался.

Судя по мрачной погоде и сильному дождю, немогли мы опасаться скорого нашествия бури; но барометр, опустившийся на 29 дюймов и 2 линии, казалось, предвещал оную; почему мы взяли к ночи нужные предосторожности оказавшиеся после напрасными; ибо на другой день сделалась ясная, хорошая погода. Подобное падение барометра, и почти в той же широте и долготе, и Лаперуз приметил. Любопытно было бы, если бы многократными наблюдениями определить утвердительно: точно ли бывает в сей стране всегда низкое стояние ртути в барометре, как то изведано Лаперузом и нами у мыса Горна, потом нами же в Охотском море и в близи Курильских островов, или произошло то от случайного одинакого состояния атмосферы? В день нашего выхода из Нангасаки при пасмурном воздухе, сильном дожде и шторме, барометр упал только до 29 дюймов и 5 линий, и во все время весьма мало подымался от сего положения, не взирая, на прекраснейшую погоду, продолжавшуюся целую неделю.

Прежде уже упомянуто, что я принужден был отказаться от осмотрения западного берега Японии. Но от 39 градуса широты мог я начать то, не возбуждая впрочем в Японцах подозрения, что данное обещание мною нарушено; ибо положение мыса Сангар столь малоизвестно, что мы могли искать его одним градусом южнее, нежели как найден он нами в самом деле на столько же севернее.

Апреля 30 го находились мы но наблюдениям своим в широте 39°, 2; а потому и стали держать курс, для достижения параллели 39 го градуса, прямо к Осту, потому что течение продолжалось несколько дней к SW; но теперь нашлось оное к NO, и причинило, что мы вместо того, чтоб увидеть берег при восточном курсе в широте 39°, усмотрели оной к немалому моему неудовольствию под 39°,40. Мая 1 го в 9 часов поутру показался берег на NNO в расстоянии от 18 ти до 20 миль. Он имел вид острова, и я не сомневался, что то был остров Ту-сима, который означен на картах почти под 39° между мысом Сангар и заливом Саката, но в следующий день уверились мы, что открывшийся берег не есть остров, но весьма далеко в море выдавшийся мыс, который особенно отличается в средине его стоящею горою, долженствующею быть по круглой своей вершине огнедышущею. Высокая гора сего мыса имеющего в окружности около 35 мил, лежит в широте 39°,50,00", долготе 220°,16,00". Она стоит точно на средине мыса, и понижается по обеим сторонам мало по малу. Достойный примечания мыс сей назвал я мысом Россиян.

Южная сторона мыса Россиян вообще гориста и состоит из ряда выдавшихся оконечностей. Берег каменист, утесист. В недальном от оного расстоянии видны два друг к другу близко лежащие камня, из коих один довольной величины. По причине находящагося на севере сей оконечности великого залива и понижающагося далеко на востоке берега кажется мыс островом, как то мы его в первой день и признавали; в противном уверились только тогда, когда находились уже в северном заливе, и усмотрели ясно соединение мыса с берегом, лежащим позади оного; впрочем, может быть, и отделяется он там самым узким проливом.

Сильное течение в близости сего мыса делало почти невозможным точное определение широты разных предметов, следовательно и верное снятие берега; большая часть углов и румбов не соответствовали между собою. Если бы возможно было определять широту в каждой час с такою точностию, как долготу по хорошим хронометрам, коих ход верно известен, (при чем погрешность в широте, состоящая в нескольких минутах, не может причинить в долготе нарочитой неверности); тогда при снятии берегов можно бы было преодолеть все затруднения, произходящие даже от самых сильных течений. Пока не разрешится вопрос: каким образом определять широту наблюдениями по желанию, или по крайней мере так часто, как то поступать можно с долготою, до тех пор и нельзя будет снимать берегов мимо-ходом со строгою точностию.

В S2 часа по полудни приближались мы к берегу на 5 миль. В сем расстоянии не могли достать дна 10 саженями. На западной стороне мыса приметили мы прекрасной водопад, а на северозападной стороне залив, казавшийся весьма удобным для якорного стояния. Множество мелких судов ходило близь берега. Жилых домов нигде не приметили. Пасмурная погода не позволяла усмотреть берега далее к югу от мыса Россиян; но по положению виденных тогда облаков надобно было заключать, что он простирается прямо к S.

Склонение магнитной стрелки найдено среднее из многих наблюдений, произведенных по утру и ввечеру дня сего, 0°,4,30" западное.

Ясная погода следующего дня много благоприятствовала нам к осмотрению сей части Японии, и к исканию пролива Сангара. Я старался следовать вдоль берега на сколько возможно в близком от оного расстоянии. Позади низменной, севернейшей оконечности мыса Россиян, от коей простирается к востоку на довольное расстояние ряд больших камней, приемлет берег направление к востоку и составляет обширный залив. Думая сперва, что залив сей есть, может быть, начало пролива Сангара, которой мы скоро найти надеялись, велел я немедленно держать к оному. По приближении усмотрели ясно, что это был действительно залив, за коим простираются от севера к югу многие ряды высоких гор. В 1 часов утра находились мы от берега недалее 4 миль; в сем расстоянии найдена глубина 55 саженей, грунт ил с малыми камешками.

В широте 40°,15, долготе 219°,54 увидели мы малой город, при котором на рейде стояли многие суда на якоре. Долина, на коей лежит сей город, казалась обработанною наилучшим образом. Возделанные поля, зеленые луга с пасущимися на них стадами, и по видимому насажденные, а не природою произведенные рощи, украшали много сию страну. Край берега вообще песчаной; сильные буруны должны затруднять здесь приставание к берегу, выключая одно только место, казавшееся быть устьем речки, где стояло несколько малых судов на якоре, в чем удостоверялись мы также курсом одного судна шедшего пред нами от самого утра, и обходившего далеко к северу для того, что бы войти в сие устье. В расстоянии трех миль от берега найдена нами глубина 25 саженей, грунт твердой, ил с песком. Кроме городка сего видели мы и еще многие домики, стоявшие кучками вдоль берега; оные, вероятно, суть жилища упражняющихся в рыбной ловле. Множество китов играло около корабля нашего. От долины идет к северу ряд высоких гор, вовсе покрытых снегом, окончивающихся тупою, утесистою оконечностию, которая в два часа по полудни лежала от нас прямо на N. За оною не видали мы ни какого более берега; а потому и почли ее с великою уверенностию мысом Сангарским, в чем однако ошибались. При слабом ветре велел я держать к сей оконечности. Ясная погода позволила нам наблюдать лунные расстояния; из шести вычислений найдена средняя долгота 220°,00,00" западная; хронометр No. 128 показывал в тоже время 220°,11,45", истинная долгота 220°,11,15"; по счислению нашему 219°,52.

В 5 часов увидели мы четыре большие лодки, шедшие к нам на гребле с великою поспешностию от городка, находившагося тогда от нас на SO. Множество людей, коих было на каждой лодке по крайней мере от 25 до 30 человек, возбудило в нас некоторое подозрение. Судя по строгости Японского правления не думал я, чтоб они намерены были поступить с нами неприятельски; но не взирая на то, ради всякой предосторожности, приказал я зарядить пушки картечью, а солдатам вооружиться. В шесть часов лодки сии нас догнали. Мы окликали их по Японски и просили на корабль к себе; однако они, как казалось, не смели на то решиться. Они объехали корабль два раза, рассматривая оный с величайшим вниманием; потом поставили паруса и поплыли обратно к городу. Вероятно, что начальник сего места, видя конечно еще в первый раз Европейский корабль у берегов сих, послал сии лодки для разведания, дабы по плаванию нашему вдоль их берега мог он догадаться о нашем намерении. Европейский образ гребли, каковой ни в Нангасаки, ни в северной Японии вовсе неупотребителен, подавал нам причину почитать людей сих Корейскими морскими разбойниками.[130]

Пред захождением солнца представился ясно зрению нашему весь берег, от коего находились мы не далее трех или четырех миль. Высокие, снегом покрытые горы, простирающиеся от бывшей тогда от нас на N оконечности и повидимому принадлежащие к цепи гор, лежащих далее во внутренности; прекрасные вблизи города долины и вершины отдаленных гор на юге составляли действительно прелестный вид, к чему не мало способствовало ясное небо и ветр умеренный, при коем мы лавировали чрез всю ночь под немногими парусами. На рассвете следующего дня поставив все паруса, пошли вдоль берега, простиравшагося почти прямо на N; в таковом направлении лежала и цепь гор, составлявших продолжение виденных нами прошедшего дня. Оконечность умеренной, но ровной высоты, выдается весьма далеко в море к западу, оная казалась нам, подобно мысу Россиян, быть островом, но только пространством менее последнего. Находясь в близости к берегу усмотрели мы после, что оная соединяется с твердою землею. Сию оконечность, коей средина лежит под 40°,37,40 широты и 220°,12,00" долготы, назвал я по имени Генерала Гаммалея, достойного Инспектора Морского Кадетского Корпуса. Сей мыс весьма отличителен, потому, что берег от него принимает совсем иное направление, заворачиваясь сперва к NO, а потом к ONO.

Продолжая плавание в малом от берега отдалении, надеялись мы скоро усмотреть вход в пролив Сангарской. Здесь видели мы чрезвычайно высокую конусообразную гору, покрытую снегом. Сия гора, названная мною именем нашего естествоизпытателя Тилезиуса, лежит под 40°,40,40" широты и 219°,49 долготы. Надежда моя, что мы при сем восточном направлении берега находимся близ входа в пролив Сангар, оказалась тщетною, ибо мы увидели скоро возвышенный берег на севере, которой, соединяясь с простирающимся к востоку, заключает большой залив, коего далеко выдавшийся мыс усмотренный нами в одиннадцать часов, составляет севернейшую оконечность оного. Уверясь точно, что залив сей не есть вход пролива, велел я держать к сей оконечности, которая в час пополудни находилась от нас на Ост в расстоянии от 3 до 4 миль. Произведенными весьма удачными наблюдениями в полдень определили мы положение мыса сего с довольною точностию; широта его найдена 41°,9,15", долгота же 220°,52,00". Он состоит из преломившихся, неровных голых камней желтого цвета: ему прилежат высокие горы, покрытые снегом. Я назвал его мысом Грейга именем известным в нашем флоте более полустолетия.

От мыса Грейга идет берег опять в направлении NO до другого мыса, а от сего прямо к востоку. Высокие, снегом покрытые горы, показавшиеся на NNW и простиравшиеся также к востоку, уверили меня наконец, что они принадлежат к острову Матсумай или Эссо, и что в сем месте должен находишься вход в пролив Сангарской, которой скоро потом нам открылся. Мыс острова Нипон, от которого берег направляется к востоку, есть мыс Сангар. От сего мыса прямо на N лежит на острове Эссо другой мыс, названный мною по имени корабля нашего Надеждою; от него южной берег острова Эссо простирается также к востоку. Сии два мыса, выдавшиеся при самом западном входе в пролив Сангар, лежат: первой под 41°,16,30" широты и 219°,46 долготы; а второй под 41°,25,10" широты и 219°,50,30" долготы. Итак ширина сего главного пролива на западной стороне, составляет только девять, а не 110 миль, как то показано на некоторых картах. Мыс Надежда окружен многими камнями.

В 1802 году издана в Санктпетербургском Депо карт под смотрением ученого Инженера Генерала Сухтелена карта открытий Россиян в северовосточной части великого Океана. На оной показан в первой раз с довольною верностию западной берег Эссо, которой, как неиспытанный никем из Европейских мореходцев, означаем был до того на всех прочих картах одними только пунктирными линиями. Сия карта отличается наиболее тем, что на ней означен неизвестный прежде остров Карафуто или Шиша, лежащей между Эссо и Сахалином. Западной берег Эссо и остров Карафуто сняты с Японской карты привезенной в Россию Японцом Кодою, которого Г. Лаксман в 1792 году, по повелению ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ, брал с собою в Японию. По сей одной причине уже показание положения западной стороны Эссо не заслуживает великой доверенности, Хотя мы и нашли, что означение берегов и не весьма ошибочно, однако астрономического определения мест, не достает вовсе. Дабы дополнить сей недостаток и действительно удостовериться в существовании острова Карафуто, в чем я никак не сомневался, решился я не проходить проливом Сангаром; но, по определении западных его оконечностей, изведать западный берег Эссо, потом пройти проливом, разделяющим Карафуто и Эссо, в Охотское море. Сначала казалась нам сия карта довольно точною, ибо, хотя ширина западного в пролив Сангар входа и показана на ней в 30 мил; следовательно втрое более настоящей, и мыс Сангар означен 3/4 градуса южнее; однако показанные на ней два острова О-Сима и Ко-Сима, лежащие почти против самого пролива, нашли мы на самом деле. Сие подавало нам надежду к обретению и острова Карафуто, долженствовавшего быть на севере от Ессо; но оная, к сожалению нашему, оказалась тщетною.

В четыре часа по полудни находились мы точно против средины Сангарского пролива, и даже с саленга не могли в нем усмотреть никакого берега, по обеим сторонам к востоку от мысов Сангара и Надежды видны были многие другие мысы. Мыс острова Ессо, названный на упомянутой карте открытий Россиян Синеко, лежал тогда от нас на NNW. Сие название, равно и все прочия островов и мысов, находящиеся на сей карте, удержал я потому, что оные, вероятно, должны быть собственные. От мыса Синеко, лежащего под 41°,38,30" широты и 226°,06,30" долготы, простирается множество больших каменьев далеко в море. Надобно думать, что они лежат грядою до самого каменного островка, находящагося в одном направлении с мысом Синеко. От мыса Надежды до Синеко идет берег к NW; расстояние сих двух мысов составляет 18 миль. Между оными, при немалом, но весьма открытом заливе, находится город Матсумай, именем коего называют Японцы и весь остров Ессо. Город сей довольно пространен и есть всегдашнее местопребывание Губернатора; но по уверению Японцев, один только сей город находится на всем острове.

Близ берега стояло несколько мелких судов на якоре и несколько на стапеле. Незащищенный от ветров залив должен много затруднять торговлю. Ветр, воспрепятствовавший нам обойти мыс Синеко, был причиною, что мы приближились к городу на три мили; в сем расстоянии нашли глубину 90 саженей, грунт каменистой. Город Матсумай лежит по наблюдениям нашим под 41°,32 широты и 219°,56 долготы. Под вечер сделался ветр весьма слабый и мы подвержены были всей силе течения, несшего корабль к восточной стороне Сангарского пролива до тех пор, пока не подул от севера свежий ветр, помощию коего могли мы удалишься от берега. Сила течения не уменьшалась, направление оного было ONO, а скорость в час 2 3/4 мили. У самого же входа в пролив не могла она быть менее четырех миль в час.

Южной берег острова Ессо представляет великую противоположность Японии. Даже и близ города Матсу-мая не приметили мы нигде таких нив и насаждений, какие представляются в Японии повсюду, где даже и вершины каменистых гор покрыты оными. Одна только северная оконечность Японии сходствует несколько с сим диким берегом. Каковая цепь гор, покрытых снегом простирается чрез весь остров Ессо от юга к северу, таковая же и в одинаком направлении находится на северозападной части Нипона, и выключая долину, на коей лежит виденный нами 2 го Мая городок, вся прочая северозападная часть Нипона стольже бесплодный вид представляет, и даже трудолюбие Японцов не может здесь преодолеть дикость природы.

Сии два острова разторгнуты, по видимому, друг от друга сильным землетрясением, как то полагают и отделение Англии от Франции, Гибралтара от Африки, Сицилии от Италии и проч. Малая ширина пролива, разделяющего Японию от Ессо; каменистые, утесистые, единообразные берега, равное число противоположенных по обеим сторонам мысов и между ими заливов, одинакое направление цепей гор, близость высокой горы Тилезиус, кажущейся быть потухшим Вульканом, от которого уповательно произошло сие исторжение; ибо известно, что сильные земные потрясения бывают часто в северной Японии: все сие служит ясным признаком к такому заключению. Хотя известна только часть пролива Сангара, однако, если судить по виду оного, изображаемому на картах Японцами;[131] то сие предположение мое окажется довольно вероподобным. Означенные на них мысы сходствуют с противолежащими углублениями берега столько, что по содвинутии берегов могли бы оные точно соединиться. Первый мореходец, которому предоставлено будет пройти сим славным проливом, исследовав положение, свойство и произведения обоих берегов, конечно решит: справедливо ли или неосновательно сие мое заключение.

Наставший от WNW довольно свежий ветр позволил нам на рассвете следующего дня продолжать плавание к северу. Мы проходили между островами О-Сима и K°-Сима в расстоянии от первого, лежащего западнее второго, не более трех миль, в каковом расстоянии и 100 саженями достать дна было не можно. Оба острова суть не что другое, как голые камни. О-Сима лежит под 41°,31,30" широты и 220°,40,45" долготы, имеет вид круглый, и в окружности своей около шести миль. Его вершина, подобная жерлу, и виденный нами исходивший дым ясно свидетельствуют, что он принадлежит к огнедышущим. Излучистые потоки изверженной лавы, примеченные на скате горы, удостоверили Г-на Тилезиуса, что за немногие еще годы назад произходило извержение. Остров Ко-Сима, лежащий под 41°,21,30" широты и 220°,14 долготы, имеет вид продолговатый и около 10 миль в окружности. У северной оного оконечности в недальнем расстоянии находится большой, довольно высокой камень. Сии острова лежат между со бою NWtW 3/4 W и SOtO 3/4 O. Ширина канала, разделяющего их, есть 20 миль.

В признании западного входа в пролив Сангар не можно никак ошибаться, хотя бы посмурная погода и воспрепятствовала определить широту наблюдениями. Если приближаться к нему от юга; то первый, весьма отличный признак есть гора Тилезиус; она пирамидообразна, превосходит высотою своею несравненно все прочия ее окружающие, и покрыта вечным снегом. Мыс Грейг, от которого мыс Сангар лежит на NOtO в 9 милях, приметен столько по своему виду и цвету, что в признании его также нельзя ошибиться. Но когда случится придти от севера; тогда острова Ко-Сима и О-Сима послужат вернейшими признаками, от коих видны также гора Тилезиус и мыс Грейг. Проход между сими островами совершенно безопасен. Ко-Сима лежит прямо против средины пролива. Надобно только обращать внимание на течение, сила коего у пролива гораздо увеличивается. Западный берег Ессо, город Матсумай и мыс Надежда имеют также довольные признаки, а особливо если примечать оные по видам, приобщенным к картам моего атласа, которые срисованы Г-м Тилезиусом с великою точностию.

Не задолго пред полуднем увидели мы остров, показанный на карте Российских открытий под именем Окозир, а на северовостоке от оного высокой мыс, названный на той же карте Ота-Ницаву. В полдень находился от нас мыс Синеко на NO 79°; остров Окозир HaN; мыс Ота-Ницаву на NO 22°; мыс Надежда на SO 11°, мыс Сангарской на SO 6и°, мыс Грейг на SO 48°, О-Сима на SW 54°, Ко-Сима на SW 43°. Обсервованная широта места корабля была 41°,35,49", долгота же по хронометрам 20°,32,52". Склонение магнитной стрелки найдено поутру западное, ввечеру восточное; а посему и румбы по компасу не требовали ни какой поправки.

В 5 часов по полудни приближились мы к острову Окозир на 8 миль. Средина его лежит под 42°,09 широты и 220°,28 долготы; он имеет направление NNO 3/4 O и StSW 3/4 W, в длину 11 ть, а в ширину около 5 миль. Сей остров казался быть необитаемым. Густый лес покрывает его от одного конца до другого. В некотором расстоянии от северовосточной его оконечности идет к востоку ряд больших, черных камней, которые делают, так сказать, особенный остров; почему проход между островом Окозире и мысом Ота-Ницаву, хотя ширина его составляет и 11 ть миль, казался быть, если не невозможным, то по крайней мере весьма затруднительным.[132] У южной оконечности: сего острова находится высокой, пирамидальной, большой камень; западная сторона оного усеяна также каменьями.

Мыс Ота-Ницаву лежит по наблюдениям нашим в широте 42°,18,10", долготе 220°,14,00", на NW 8°, в 40 милях от мыса Синеко. Свежий ветр, дувший прямо от запада, и настоявшая надобность обойти с южной стороны остров Окозир, воспрепятствовали нам подойти ближе к сей части острова Ессо; однако ясная погода, не взирая на дальное расстояние, благоприятствовала нам к осмотрению сего берега. Он выключая высокие, снегом покрытые, далеко во внутренности стоящие горы, везде единообразен, не имеет ни великих углублений, ни далеко выдавшихся оконечностей. Сделавшийся под вечер тихий ветр был причиною, что мы в продолжении ночи не удалились от острова Окизир столько, чтобы потерять его из вида. На рассвете увидели мы на NtO от мыса Ота-Ницвву высокой гористой, выдавшийся берег, которой составляет вместе с мысом сим залив, довольно пространный, и простирающийся к востоку, казалось нам что на северной стороне должно быть хорошее якорное место, защищаемое с западной стороны мысом Цуцуки, означенным на Российской карте. Залива сего на оной не показано, а потому и назвал я его именем Морского Департамента Генерал-Лейтенанта Голенищева-Кутузова. К северу от упомянутого гористого берега находится великой залив, простирающийся к SO на 20 миль. Сии два залива придают лежащему между ими берегу вид острова; однако оный соединяясь с твердою землею, сходствует точно с мысом Россиян. Длина сего мыса, имеющего направление от севера к югу составляет 15 миль; я назвал его в честь бывшего Президента Адмиралтейств коллегии Голенищева-Кутузова известного долговременною полезною своею службою и обширными знаниями. Стоящую на средине сего мыса высокую гору означил я сим же именем. Она лежит в широте 49°,37,00", долготе 219°,59 ,00".

Великой залив на севере от сего мыса, назван мною заливом Сухтеленовым. Северную оного оконечность именуют Японцы и уроженцы острова Ессо мысом Райтен. Оная лежит под 42°,57,00", широты и 219°,44, долготы, выдаваясь очень далеко в море, делается чрез то весьма приметною и простирается от севера к югу на 5 миль, так что ширина залива Сухтеленова между двумя крайними оконечностями составляет 16 миль.

Проходя вдоль берега в недальнем от него расстоянии при светлой, прекраснейшей погоде, могли мы оный осмотреть ясно. Множество мысов и заливов делает страну сию весьма отличительною. К северу от мыса Райтен лежит другой мыс, называемый собственно Окамуи; между оными находится еще залив, меньший углублением и шириною заливов Сухтеленова и Кутузова. От мыса Окамай идет берег вопервых к NNO, потом склоняется к NO, а наконец к О, до мыса показанного на часто упоминаемой карте под собственным именованием Така-Сима, но залива, означенного на той же карте между сими мысами, мы не нашли. От последнего мыса приемлет берег направление вдруг прямо к юговостоку; в великом отдалении увидели мы в сие время другой гористой берег на NNO, которой, казалось, простирался также к востоку. Между сими двумя берегами открылось нашему зрению великое пространство моря, пределов коего не могли мы усмотреть даже с саленга при самой ясной погоде. Сие обстоятельство возбудило во мне мысль, что это должен быть пролив, разделяющий острова Карафуто и Ессо; почему и велел я держать курс OSO к восточному мысу Така-Сима. Ветр дул свежий от NW; я надеялся до наступления еще темноты вечерней удостовериться в своем мнении. Но едва вошли мы только в предполагаемой пролив сей, вдруг сделалось безветрие во время самого полудня и продолжалось до вечера. Мыс Така-Сима находился тогда от нас на SO 33°; северо-восточная оконечность на NO 65°, посредственной высоты гора на NO 68°, а дальнейший юговосточный мыс на SO 35°. В сем месте нашли мы широту 43°,30,37", долготу 219°,36,00". Ближайший к нам низменный берег лежал на востоке в расстоянии от 7 до 8 миль, в каковом не могли мы достать дна 160 саженями.

Мысы Окамуи и Така-Сима, равно и третий, лежащий между оными, принадлежат к гористому берегу, выдавшемуся, более нежели на 10 миль в море и простирающемуся от юга к северу на 16 миль. По обеим сторонам оного находятся великие заливы. Сей большой, состоящий из трех меньших, а потому достойный примечания мыс назвал я мысом Новосильцовым в честь Президента Академии Наук сего имени. Мыс Окамуи южнейшая оконечность сего мыса, лежит в широте 43°,11, и в долготе 219°,46,30", средний мыс в 43°,14,30" и 219°,34,30". Определение положения сего последнего достаточно уже и для всего большего мыса. Така-Сима, лежащая, в широте 43°,21,15" и в долготе 219°,29,00", есть севернейшая оконечность мыса Новосильцова, и составляет южную оконечность того великого залива, который признавали мы проливом. Осматривая оный в продолжении трех дней удостоверились мы наконец, что залив сей весьма обширен. Многие камни лежали пред всеми тремя оконечностями большего мыса. Высокой камень, имеющий вид корабля под парусами, отличает преимущественно Така-Симу.

Как северовосточные, так и югозападные берега сего великого залива состоят из гор, хотя покрытых снегом, однако и поросших деревьями умеренной высоты. С цепи гор, лежащих далее внутрь берега снег, вероятно, никогда не сходит. Страна сия обитаема. Близ Така-Сима, на долине, покрытой густым кустарником, видели мы во многих местах дым, также и огни во время ночи; но следов землепашества нигде не приметили. Недалеко от мыса, составляющего северную оконечность сего залива, стоит на покате высокой горы Пик, которой хотя и посредственной высоты, но по особенному своему виду есть самый приметнейший предмет во всем заливе. Он лежит в широте 43°,40,00" и в долготе 218°,24,00"; подле него находится другой гораздо меньший Пик. На южной стороне залива выдаются два мыса, между коими видны малые заливы. Первый в широте 43°,09,00" и в долготе 219°,15,30"; вторый, подобный видом первому, в широте 43°,07,30" N, долготе 218°,50,00" W. Ветр продолжал дуть от SO; почему мы и должны были лавировать, чтобы войти далее в залив, в коем ласкался я открыть проход. Мы часто бросали лот; но 150 саженями дна достать было не можно. В сие время показалась нам на SSO гора, превосходящая все окружающие ее своею высотою, с плосковатою вершиною. Сия гора, названная мною гора Румовского в честь известного Астронома сего имени, лежит в широте 42°,50,15" и в долготе 218°,48,30". На той же стороне залива к югу далее во внутренность берега видели мы конусообразную гору, а на севере от сей другую, извергавшую дым и пламя; но жерла сего волкана не могли мы приметить.

Мая, 7 го сделался слабый ветр от SW; тогда поставив все паруса, пошли мы далее внутрь залива. Нашли глубину 100 сажен, уменьшавшуюся потом, мало по малу. В 8 часов пред полуднем, при чистом воздухе и ясном горизонте, увидел я к великой своей досаде, что залив в направлении к SO более и более съуживался. Сим совершенно уверился я в суетности надежды открыть в сем месте проход; но я, не взирая на то, продолжал плыть к SO до тех пор, пока не приметили наконец низменного берега, составляющего предел залива. В сие время найдена глубина 33 сажени, грунт серой мелкой песок; вода в сем месте оказалась пресноватою и легче против воды морской, а посему заключать можно, что в конце залива впадает в него большая река; попадавшиеся нам на встречу многие куски дерева делают сие еще более вероятным. Итак узнав точно, что мы находимся в заливе, приказал я поворотить и держать к северной его оконечности, лежавшей тогда от нас на NO 38°. Посредством наблюдений определена нами широта мыса сего, названного мною мыс Малеспина именем нещастного Гишпанского мореплавателя, 43°,42,15", а долгота 218°,41,30". Хотя надежда наша найти здесь проход и оказалась тщетною, однако я не сожалел о потере трех дней, употребленных на обозрение сего залива, и не приминул бы продолжать мои исследования в сем заливе, если бы не сделался ветр от NW, при котором во многие дни не можно было бы выдти опять в море.

Сей великой залив, имеющий направление от NW к SO, простирается во внутренность берега на 60 миль; широта его между оконечностями, при входе лежащими, одна от другой NOtO и SWtW, составляет 42 миль; я назвал его в честь Г. Президента Академии Художеств Графа Строгонова.

Почти чрез весь день, в который пошли мы из залива, продолжался туман и безветрие. К ночи сделался слабой ветр; тогда видя, что течением влекло корабль сильно к северовосточной стороне залива, принуждены были держать на NW. На рассвете пошли мы опять к северовосточному берегу, коего высокие горы, находящиеся за мысом Малеспина, скоро увидели. В сие время открылось также и продолжение берега к северу, где от мыса Мелеспина составляется опять большой залив, которого северозападную оконечность, лежащую под 44°,25,00" широты и 218°,28,00" долготы, назвал я именем достойного Виць-Адмирала Шишкова. Берега, окружающие сей залив, гораздо низменнее всех прочих берегов острова Ессо, которые мы пред сим видели; и которые вообще состоять из прерывистых рядов высоких гор, покрытых снегом без всякой особенной в видах перемены. Но в сем заливе одна гора посредственно возвышающагося от низменного при ней берега особенно по виду своему приметна. Она лежит в широте 44°,00" и 218°,06 долготе, и названа мною именем славного Естествоиспытателя Палласа. Два острова, означенные на карте открытий Россиян под именами Теурире и Яникессири, увидели мы в 10 часов по полуночи, первой на NO 25°; второй на NO 10°. Они лежат почти на W от мыса Шишкова в 10 милях. Оба состоят из камней. Длина как одного, так и другого составляет около 4 х миль, ширина же в половину менее. Яникессери очень низмен; Теурире несколько возвышеннее. У южной оконечности последнего находится большой камень, а на восточной стороне его каменные утесы; на нем видно несколько мелкого леса, восточной же напротив того почти вовсе гол. Теурире лежит в широте 44°,27,45", и в долготе 218°,43,15", а Яникессери 44°,28,45", и 218°,37,45".

Обошед острова сии при свежем югозападном ветре, начали держать курс опять к SO; поелику думал я, что, может быть, острова сии закрывают пролив. Густой туман препятствовал нам далеко видеть, почему и подошли мы к берегу сколько возможно ближе; в шесть часов вечера находились от оного не далее трех миль. В сем расстоянии найдена глубина 18 сажен, грунт мелкой песок. Во внутренности берега видны были высокие горы. Берег простирался от N к StO. Признаков к открытию прохода нигде не было примечено; однако некоторым из бывших на корабле казалось, что видят углубление берега на NOtO, куда и направили мы потом путь свой: но по осмотрении в близости сего места, не нашлось и здесь никакого прохода. Не желая оставить сию часть берега без подробного осмотрения, лавировали мы чрез всю ночь и весь следующий день. Густой туман скрывал между тем от зрения нашего берег до 11 часов пред полуднем. По рассеянии оного, быв в недальнем расстоянии, могли мы ясно осмотреть часть берега лежащего за вышеупомянутыми островами, и удостоверились, что и в сем месте нет прохода. Не взирая на то, почитал я нужным продолжать плавание к SO, пока не увидели наконец мыса Шишкова и продолжения прерывистого возвышения берега до мыса Малеспина. В сие время показалась нам на NWtN высокая гора, покрытая вся снегом, долженствовавшая находиться на острове, которую признали мы на другой день Пиком де Лангл так названною Лаперузом. После сего, переменив курс от $0 к N, пошли мы между берегом острова Ессо и сею горою.

Может быть некоторые обвинять будут меня в излишней подробности описания сего нашего плавания; но я представляю в оправдание свое то: что, поелику по Российской карте, часто мною упоминаемой, точно в сем месте надлежало быть проходу между островами Ессо и Каруфуто, то и поставлял я обязанностию отдать строжайший отчет в отыскании оного, дабы могущие полагать существование острова Карафуто удостоверились, что, если бы находился здесь пролив действительно, тогда бы нельзя было нам не усмотреть оного.

Продолжая плавание в расстоянии около четырех миль вдоль берега, простирающагося к NtW, скоро усмотрели мы северную оконечность острова Ессо, лежавшую от нас на N-W. Глубина была почти везде от 25 ти до 30 саженей; грунт мелкой песок. Пролавировав всю ночь под малыми парусами продолжали опять плыть к северу вдоль берега, от коего не отдалялись более трех миль, дабы не оставить никакого места без обозрения. Впрочем я уже не надеялся найти здесь пролива; мне казалось вероятным, что Японцы, имеющие недостаточные сведения в географических познаниях, в чем я часто имел случай удостовериться, почитают остров Сахалин малым островом в сравнении с Ессо, и означают его таковым на своих картах, из коих ни на одной не показано на севере от Карафуто еще острова.[133]

Северная часть острова Ессо имеет многие преимущества пред южною. Оная на довольное расстояние во внутренность до того места, где начинаются снежные, весь остров от юга к северу препоясывающие горы, вообще низменна, покрыта густыми лесами и кажется не неудобною к хлебопашеству. Самые берега по большей части неровны, частию каменисты, частию же песчаны. Впрочем она во всем подобна южной, и представляет столько же мало перемен, как и берег снежных гор на юге, которой редко видели мы непокрытым облаками. Но и в сей, казавшейся плодороднейшею части острова Ессо, не приметили мы никаких признаков населения, выключая севернейшую оконечность, вблизи коей видели несколько рыбачьих хижин.

В сем часов утра находился от нас остров, на коем возвышается Пик де Лангль, прямо на W в расстоянии около 12 ти миль. Единожды только могли мы видеть подошву сей горы. Приближаясь к северной оконечности усмотрели мы длинную песчаную гряду, простирающуюся к NW, на которой находится несколько хижин, а на конце оной стоял столп с навязанным на нем пуком соломы. Сей надводный риф, будучи весьма низок, и выдаваясь в море почти на целую милю, может быть во время ночи опасным. Не видав более никакого берега на севере, долженствовали мы почитать, что находимся против оконечности острова Ессо, следовательно у южной оконечности Лаперузова пролива. Итак надежда к обретению нового пролива не могла уже более ласкать нас. Обошед длинной риф приказал я держать курс OSO вдоль берега для того, что бы найти удобное якорное место, где вознамерился я препроводить несколько дней, дабы сколько нибудь изведать сию и по ныне еще почти совсем неизвестную часть света, и доставить Естествоиспытателям нашим случай к увеличению их собраний, к чему они давно уже не имели случая. В 10 часов увидели мы залив, с северной стороны совсем открытой. Вошед в оной и уверясь в надежном грунте, остановились мы на якорь в малой бухте находящейся на южном берегу оного в расстоянии от ближайшего берега около 1 1/2 мили, на глубине 10 1/2 саженей, грунт мелкой песок с илом. Северная оконечность острова Ессо, которую я, равно и весь залив, назвал именем главного виновника нашей Экспедиции, ныне Государственного Канцлера Графа Николая Петровича Румянцова мысом и заливом Румянцовым, находилась от нас на NW 68°; восточная же оконечность залива, которую природные жители называют Соия, лежала на NO 60°.

Продолжавшийся туман был причиною, что мы не могли тогда видеть ни противолежащего берега Сахалина, находящагося от Пика де Лангль на севере, ни острова Рефунтери.

Вид Залива Графа Румянцева на острове Ессо

ГЛАВА II. ПРЕБЫВАНИЕ У СЕВЕРНОЙ ОКОНЕЧНОСТИ ОСТРОВА ЕССО В ЗАЛИВЕ АНИВЕ

Поздная весна на северной оконечности Ессо. — Пребывание на оной Японского Офицера о несколькими купцами. — Известия о землеописании сей страны. — О названиях Ессо, Ока-Ессо, Инзу, Матсумай и Сахалин. Описание залива Румянцова. — Пик де Лангль. — Плавание в залив Анину. — Стояние на якоре в заливе Лососей. — Японские фактории в Аниве. — Мнение о удобном заведении здесь селения купечествующими Европейцами. — Выгоды, могущие произойти от того для торговли. — Овладение Анивою не может быть сопряжено с опасностию. — Оправдание всех мер, кажущихся насильственными. — Описание Аинов. — Физическое их состояние и душевные свойства. — Нравственность женщин. — Одеяние, украшения, жилища и домашния вещи. — Образ правления. — Число народа. — Примечание о мохнатости Аинов.

Вид залива Анивы в южной части Сахалина

Еще не успели мы обойти длинного надводного рифа, о котором упомянуто в предъидущей главе, как увидели лодку, на коей природные сей страны жители плыли к нам прямо. Они находились у корабля нашего более четверти часа, однако не взошли на оной, сколько мы их ни уговаривали, и поплыли назад. Но лишь только бросили мы якорь, тотчас посетили нас многие из них, которые всходили на корабль, не показывая ни малийшего страха. Все они взошед на шканцы становились на колени, поднимали, обе руки на голову и опускали оные по лицу и телу к низу, кланяясь притом низко. Я одарил их некоторыми безделицами, кои казалось, производили в них великое удовольствие; сверх того приказал дать им сухарей и водки, но они в последней не находили вкуса. Вероятно, что употребление крепких напитков им неизвестно. Один из них привез целую лодку свежих сельдей отменного вкуса, которых как для Офицеров, так и для всех служителей на обед было достаточно. В 2 часа по полудни поехал я с большею частию своих Офицеров на берег, и хотя оный лежит в малой широте, однакож, к удивлению нашему, нашли на нем в половине Мая весьма мало признаков весны. Во многих местах лежал еще снег глубокой; деревья мало распустились и, выключая несколько дикого луку и щавелю, не видно было никакой зелени. По прибытии нашем в Камчатку через 3 недели после нашли мы там весну гораздо успешнейшую. Все Российские западные области вообще даже до Архангельска, лежащего по крайней мере 18 ью градусами севернее Ессо, обновляются большею живостию в Апреле, нежели здешняя страна в Маие, Ожидание наше по 6 ти месячном заключении, во время коего прогулка была для нас невозможною, найти здесь некое тому вознаграждение, оказалось тщетным; на самом только берегу моря, по песку и камням можно было прохаживаться, ибо удаляясь на несколько шагов от берега, встречаются топи, снег и высокой тростник. Нечаянным образом встретили мы на берегу того самого человека, которой поутру привез на корабль упомянутую рыбу, следовательно был уже нам знаком. Мы просили его, чтоб повел нас в дом свой, что сделал он весьма охотно. Он принял нас наилучшим образом, на что я ответствовал разделением некоторых подарков между его семьею. В 7 часов вечера отправились мы на корабль обратно.

На другой день оставался я на корабле; потому что в первой день во время моего отсутствия, приезжали к нам многие Японцы и обещались быть опять на другой день, В 9 часов следующего утра действительно они прибыли со своим Офицером, их начальником, набольшей лодке, гребцами на коей были здешние жители. Офицер представил нам, что он крайне устрашен прибытием нашим, и просил нас убедительно удалиться немедленно; поелику, уверял он, как скоро узнают о том в Матсумае, куда он неупустительно послать должен донесение; то прибудет вдруг многочисленной флот, от которого мы не возможем уже ожидать ни малейшей пощады. Для придания угрозам своим более силы, повторял он многократно слово, бум, бум и надувая обе щеки пыхал чрезвычайно; сим уповательно, хотел он нас вразумить, что по прибытии флота поступлено будет с нами самым жестоким образом. Его угрозы и страшные телодвижения были столько странны, что с трудностию удержаться можно было от смеха. Я старался успокоить его сколько возможно, уверяя, что как скоро пройдет бывший тогда густой туман, то неукоснительно выйду в море. Сим многократно повторяемым уверением казался он быть наконец успокоен, и был после в состоянии начать разговор о другом предмете, что посредством Г-на Посланника, разумевшего несколько по Японски, могло быть учинено без дальней трудности. Первой мои вопрос относился к Географии сей области. Имя Карафуто должно быть здесь известным; потому что оно означено на Японской карте. Офицер мог рассказать мне о положении Охотска и Камчатки довольно основательно, почему и думал я, что он имеет познания, однако скоро потом оказалось, что он сведения свои о Камчатке и Охотске не почерпнул из источника учения, а одолжен одному знакомству с Г. Лаксманом, сообщившим ему оные. Впрочем долговременное его пребывание в северной стране Ессо доставило ему случай приобресть географические о сих местах сведения и он, быв в отдаленности от деспотических своих повелений, не боялся, видно, сообщать нам оных. В Нангасаки не могли мы найти никаких с сей стороны способов. Итак, удостоверяя нас о существовании острова Карафуто, прибавил он, что мы, коль скоро погода прояснится, увидим оный сами; потому что сей остров отделяется от Ессо проливом шириною только в 18 миль. Он упоминал еще о земле, лежащей к северу от Карафуто и отделяемой от оного узким проливом; но о сем слышал он только от других, а не узнал сам собою. О северной части Карафуто, Сандано здесь называемой, ни он, ни земляки его ничего не знали; впрочем полагал он, что Карафуто должен быть менее в половину против Ессо. Южная часть сего острова, говорил он, известна Японцам совершенно; поелику Японское правительство причисляет оную к своим владениям, и Император содержит там, также как и здесь Офицеров, своих смотрителей. Для большего нас в том уверения показал он на Японской карте пристань, у которой находится будто бы Японское селение, куда, по словам его, пошло вчерашнего дня судно. Он назвал потом еще четыре острова Кунашир, Чикотан, Итуруп и Уруп и говорил, что оные лежат на NO от Ессо и принадлежат Японскому Государству. Точно под сими же именами известны сии острова со времен Спанберга, и находятся на всех Российских картах; на иностранных же не показаны.[134] После он сообщил мне названия рек и мысов острова Ессо, которые все означены на карте нашей сего острова, и большая часть оных сходны с названиями, показанными на бывшей у нас Японской карте; сие служило достаточным доказательством, что на известия его можно было положиться. Округ, в коем имеет он теперь свое пребывание, называл он Нотцамбу; но разумел ли он под сим названием всю северную часть Ессо, или один только северной мыс, того не мог я узнать от него с точностию. Другой округ, лежащий южнее Нотцамбу именовал Японской Офицер Соя, остров же с высокою горою Риишери, а северной остров Рефуншери. На нашей Японской карте показаны оные под именами Риисери и Рефуносери. О названиях Ессо, Оку-Ессо и Матсумай получил я следующие известия. Начальные островов сих жители, которые известны у нас под именем Курильцов махнатых, называют себя Аинами. Их ныне очень мало и они живут только между округами Нотцамбу и Аткис, и называют теперь одно только место своего жительства словом Ессо; Японцы же весь остров именуют Матсумай. Вероятно, что прежде поселения здесь Японцов занимали весь остров Аины и конечно называли оной Ессо. После же усилившиеся Японцы давали всем занятым ими здесь местам свои имена; почему подлинно имя Ессо и должно было уступить чуждому Матсумай, коим называется также и главной здесь Японской город. Аины стеснены столько, что жилища их составляют округ маловажный, удержавший и поныне подлинное свое название. Если же они вытеснены будут вовсе, то и имя Ессо совсем уповательно изтребится. В Нангасаки сказано было мне, что Ессо и Матсумай означают одну и ту же землю. Слово Оку-Ессо или большой Ессо принадлежит по происхождению своему также, может быть, Аинам, которые разумеют под оным большой остров Сахалин, хотя Японской Офицер уверял меня, что Аины именуют сим названием четыре южные Курильские острова: Кунашир, Чикотан, Итуруп и Уруп, о чем, помнится, читал я в какой-то книге. Как здесь, так и в заливе Анива тщетно старался я узнать об именах Шиша и Чока, под коими Лаперуз, бывший у западного берега Сахалина, означил острова Ессо и Сахалин. Оные здесь совсем неизвестны. Может быть жители западного берега называют остров Сахалин Чока, так как и жители южной части называют его Карафуто, северную же часть оного, как сказывают, именуют Сандан. Желательно, что бы все Географы согласились одинако называть острова, лежащие к северу от Японии;[135] поелику оные с равным правом можно называть многими именами, как то например южной: Ессо, Матсумай или же Матмай, Шиша,[136] а северной: Сахалин, Чока, Сандан, Карафуто и Оку-Ессо.

Мне кажется что, имена Сахалин и Ессо, как древнейшие и Географам более известные, заслуживают преимущество пред прочими; а особливо в рассуждении Ессо нельзя уже сомневаться, что имя сие есть древнейшее. Сии доводы столь казались мне достаточными, что я употребил на картах своих одни только названия Сахалин и Ессо.

Строгость Японского правительства, даже и в дальнейших пределах их владений, сохраняется неослабно. Офицера никак нельзя было уговорить, чтобы принял малой подарок, которой предлагаем был ему Посланником. Он не хотел даже выпить рюмки Японского Саки, единственного их любимого напитка. Главная его обязанность есть, чтобы смотреть за торговлею, производимою здесь Японскими купцами с Аинами. Впрочем торговля сия кажется быть очень маловажною, поелику состоит в выменивании сушеной рыбы и некоторых простых разборов мягкой рухляди, как то лисиц и волков, на табак, домашнюю деревянную лакированную посуду и сарачинское пшено, которое по мнению моему мало Аинами употребляется, ибо они, подобно Камчадалам, питаются по большей части рыбою. Купцы для мены товаров бывают здесь только летом; а потому и Офицеру, как он сказывал, позволено отъезжать на зиму в Матсумай, где живет всегда его семейство. Сие казалось мне тем более вероятным, что здешнее его жилище ничем не лучше Аиноского, в коем нет той чистоты и удобности, каковые примечаются в домах Японцев. Офицер рассказывал нам очень много о Лаксмане, которого хвалил он чрезвычайно, и сказал нам несколько Руских слов, коим от него научился. Он выпив у нас чашку чаю, опрокинул оную на блюдичко, как то употребительно в России, для изъявления, что более уже пить не хочет. Мы сего не приметили, но он напомнил нам, сказав: как мы могли забыть обыкновение Российское? Посредством известных ему Руских слов старался он испытать точно ли мы Россияне, в чем сомневался до тех пор, пока не уверился удовлетворительными с нашей стороны ответами. Он почитал нас прежде Агличанами или Шведами. Более всего не хотел он признать нас Россиянами потому, что никто из нас не имел косы, какую видел он у Лаксмана и у всех с ним бывших. Он рассказывал нам о Российском корабле, которой привез недавно в Нангасаки пятерых Японцев, претерпевших у Российских берегов кораблекрушение, прибавив, что второй раз уже оказывают Россияне такое великодушное благодеяние его соотечественникам. услышав же, что это были мы самые, не мало тому удивился; и когда узнал, что мы три недели только оставили Нангасаки, то удивлялся еще более и казался быть несколько обеспокоенным. Наконец отъезжая с корабля нашего просил он чрезвычайно, чтоб мы как возможно скорее ушли в море. При сем представлял он нам, что место, где стояли мы на якоре, крайне опасно, что страшные тифоны случаются здесь весною и летом весьма часто, и приводя многие другие столько же слабые причины, более всего устрашал нас множеством бум-бум, имеющих скоро придти сюда из Матсумая к неминуемой нашей гибели. Видев ясно, что оставаться нам здесь долее будет бесполезно, и что естествоиспытатели наши не могут иметь в виду богатой для себя жатвы, старался я всемерно уверить Офицера, что как скоро прочистится туман, и я увижу противулежащую землю, то немедленно пойду в море. Сим казался он быть довольным и мы расстались с ним как добрые приятели. Во весь сей день посещали нас многие Японские купцы и Аины. Последние привозили сушеные сельди и меняли на платье и пуговицы. Или сельди были у них слишком дешевы, или ценили они пуговицы весьма дорого; потому что за одну медную пуговицу давали от 50 до 100 селедок; первых же товар состоял в трубках, лакированных чашках, а наиболее в книгах с соблазнительными рисунками, которые должны составлять главное, а может быть и единственное чтение Японцев; поелику нельзя статься, чтоб оные привезены были из Матсумая для продажи Аинам.

При входе в залив Румяицова, находящийся на северной стороне острова Ессо, лежат два мыса; один севернейшая оконечность сего острова, а другой называемой Соя; они лежат между собою NOtO 1/2 O и SWtW 1/2 W в расстоянии 14 миль. Залив сей, вдавшись далеко во внутренность острова к югу, составляет другой меньший залив, между мысом Румянцовым, и другим на 4 1/2 мили к северовостоку от первого. При входе в сей меньший залив стали мы на якорь на глубине 10 1/2 саженей, грунт густой ил, смешанной с мелким песком. Поднятие якоря стоило нам немалого труда. Глубина от якорного места, по направлению залива уменьшается мало по малу от 10 до 7 саженей, которая и в 2 милях от берега почти такая же; в расстоянии около одной мили 4 1/4 сажени, а в 20 ти саженях от берега 8 и 10 футов. Грунт везде одинаков. Время нашей здесь бытности было так кратко, что прикладного часа приливов определить мы не имели способа, однако примечания на берегу удостоверяли, что прилив бывает немаловажен. беспрестанной туман воспрепятствовал нам узнать склонение магнитной стрелки; однако по наблюдениям, учиненным пред нашим сюда приходом и скоро по отбытии в пролив Лаперузов можно заключить, что склонение тут нуль. Корабль наш стоял на якоре в широте 45°,25,45" N, и долготе 218°,20,00" W; мыс Румянцова лежит в шир. 45°,25,50", долг. 218°,35,30";[137] мыс Соя в шир. 45 % 31, 15", долг. 218°,09,00".

Мая 13 го в 6 часов утра погода прояснилась и мы увидели противулежащий берег Сахалина или Японской Карафуто. Ветр продолжал дуть свежий от NO; но не взирая на сие, снялись мы с якоря и легли NNW. Скоро потом показался нам Пик де Лангль. Я удерживаю сие название, не уничтожая однако первоначального имени Риишери.[138] Лаперуз по причине высоты Пика и близости его к Ессо конечно полагал, что это есть продолжение первого острова. Если бы мы не пошли проливом между сим островом и Ессо, тогда и мы в некотором от него расстоянии могли бы подпасть той же погрешности.[139]

Пик де Лангль лежит в широте 45°,11,10" N, и в долготе 218°,47,45" W. Сие определение основано на многократных астрономических наблюдениях и измерениях многих углов в разные дни, в которые Пик был виден. На Лаперузовой карте показан он в шир. 45°,23 N, долг. 217°,50 W от Гринвича. Издатель его путешествия в примечании своем полагает широту Пика 45°,15;[140] однако то и другое несправедливо потому, что по румбам Лаперузовых суточных таблиц и истинной Дажелетом исправленной долготы, выходит широта Пика де Лангль 45°,10,48", долгота же 218°,38,10". Итак разнствует от определенных нами только 12" в широте и 9 1/2 минут в долготе. На Бротоновой карте показан сей остров в шир. 44°,50, долг. 218°,57; в журнале же его ни долготы, ни широты не означено.[141] Неправильное означение положения сего Пика на картах Лаперузова и Бротонова путешествий научает, чтобы истинную долготу и широту всякого примечательного места вносить в журнал неминуемо. В противном случае путешествующие после непременно подвергаться будут частым погрешностям, если из пеленгов и полагаемых расстояний выводить то станут; сверх того бывает сие сопряжено с неприятными и часто тщетными трудами, когда румбы взяты не с точностию, или при переписке и печатании вкрадутся ошибки, чего редко вовсе избегнуть можно. Испытав сам собою то довольно, не упускал я никогда вносить в журнал широту и долготу каждого примечательного места. Так поступал Ванкувер, которому следовать в том обязан каждой мореплаватель. Ванкувер в рассуждении ясности и точности представляет образец достойный подражания, сими качествами сравнялся он с знаменитыми путешественниками, Куком и Кингом. Итак определения долгот и широт, в журнале моем помещенные, можно всегда принять истинными. Если оные и будут где либо с показанными на карте несходны; то это может встретиться во первых редко, во вторых разности должны быть очень маловажны; поелику карты составлены под собственным моим надзором, и я часто сверял их с журналом.

В 7 м часов по полудни находилась от нас северовосточная оконечность острова Рефуншери прямо на W в расстоянии от 20 до 25 миль; южная же на SW, 70°. Остров сей не мал, средина оного довольно возвышена, а от ней склоняется берег во все стороны. Он лежит от острова Рио-шери NWtN в 9 ти милях.[142] Надобно думать, что Лаперуз видел его также, но только в дальнейшем расстоянии. Может быть сей остров есть та самая земля, которую назвал он мыс Гибер (Guibert). Под сим именем означаю я северовосточную оконечность острова Рефуншери, лежащую по нашим наблюдениям под широтою 45°,27,45", и долготою 218°, 56,00".

Мы проходили проливом Лаперузовым при переменном ветре от N, NO и OSO; глубина от якорного места у Ессо увеличивалась мало по малу до 50 саженей, потом уменьшалась опять до 28 саженей. Грунт в проливе на стороне к острову Ессо, состоит из мелкого песку, но ближе к беретам Сахалина из кораллов и мелких камней. В половине 4 го часа увидели мы на северной стороне югозападной оконечности Сахалина, небольшой круглой надводной камень, о коем Лаперуз не упоминает; он находится в недальнем от земли расстоянии. В 5 часов показался нам названный Лаперузом остров Моннерон на NW; на NO же надводной камень (La Dangereuse) т. е. опасный. Название, весьма приличное; ибо камень почти равен с поверхностию моря. Мы видели также и малой Лаперузом упоминаемой камень, находящийся у крайнейшей оконечности мыса Крильон. В 6 часов, по причине слабого ветра, поворотили к S; чрез всю ночь было попеременно безветрие и малой ветерок от SW; глубина найдена 35 и 28 саженей, грунт мелкой каменистой с кораллами. Течением несло корабль к востоку. На рассвете увидели мы весьма ясно продолжение берегов острова Ессо к югу и востоку; ибо находились в расстоянии не более 8 или 9 миль. От мыса Соя простирается берег почти прямо к востоку до одного немалого залива, от коего склоняется вдруг много к югу. Последнее дальнейшее, нами виденное, место северовосточного берега Ессо, был мыс, на котором возвышаются снегом покрытые горы, из коих одна довольно высока. Оный лежит в 45°,21, N и 217°,48, W. Сего определения долготы и широты не смею я однако выдать точным; потому что пасмурная погода препятствовала ясно видеть берег и морской горизонт. Я назвал сей мыс именем Капитана Шепа, путешествовавшего вместе с Капитаном Фризом в 164З году, и бывшего около сих мест.

Отсюда направил я свой путь к заливу, называемому Анива. Хотя оный купно с другим, известным под именем Терпение ( Patience ) и были посещаемы Голландцами; однако, не взирая на то, желал я изведать Сахалин сколько возможно точнее, и хотел сделать начало с мыса Крильон, которой вместе с мысом Анива были последние астрономически Лаперузом определенные места острова Сахалина. Положим, что об искустве Голландских мореходцев 17 го столетия и нельзя сомневаться, и что великая похвала, приписываемая Лаперузом Капитану Фриз, есть действительно справедлива; однако я ласкаюсь надеждою, что подробным исследованием двух больших заливов, и строгим определением пределов оных, сделаю Географии немаловажную услугу. Скоро и ясно покажу я, что Капитан Фриз при описании того и другого залива наделал весьма много погрешностей, которые кажутся даже невероятными; следовательно время, употребленное нами на точнейшее изведание оных, не может почитаться потерянным.

В 9 часов утра находился от нас камень Опасный на W; мы прошли мимо его в 2 1/2 милях; в сие время глубина найдена 25 саженей, грунт мелкой камень. На вышеупомянутом камне лежало множество сивучей, которые производили чрезвычайной крик, так что мы могли оной весьма хорошо слышать. Сей камень лежит по нашим наблюдениям в широте 45°,47,15" и в долготе 217°,51,15", в 10 милях от мыса Крильона на SO, 48°. Сие определение отходит мало от Лаперузова. В 10 часов 18 минут находился мыс Крильон на W. Мыс же Анива, показавшийся нам еще на рассвете, был на NO 79°; а в 11 часов 38 минут лежал сей последний на О. Определенная в полдень широта была 46°,3,38", которая от истинной не может отходить ни на 10 секунд; потому что погода была ясная и горизонт весьма чистой и наблюдения произведены были со всевозможною точностию. Мыс Крильон лежит по наблюдениям нашим под 45°,54,15" и 218°,2,04".

В описании и на карте Лаперузова путешествия, показан мыс Крильон под 45°,57,00" шир. N и 217°,06,00" долг. W от Гринвича или 140°,34,00" восточной от Парижа; но по Дажелетовым, прежде уже при описании острова Тсуса и Пика де Лангль упомянутым таблицам, разность между долготами, исправленною и определенною на карте 11 Августа 1787, составляет -45,21".[143] Итак долгота мыса Крильон будет 140°,34–45, 21" = 139°,48,39" восточная от Парижа, или 217°,51,21" западная от Гринвича: то есть 10 1/2 минутами восточнее нашей, такая же разность была у Пика де Лангль.

Западная сторона Анивского залива везде весьма гориста; в сие время года покрыта была она местами снегом; плоская несколько уклонная гора, простирающаяся по направлению берега почти на NNO, отличается одна своею преимущественною высотою. Она покрыта была вся снегом. Берега состоят вообще из утесистых камней. Хотя в некоторых местах и берег имеет некоторые изгибы, но нигде залива не примечено. Глубина в расстоянии 7 или 8 миль, в коем мы от берега плыли, найдена 25 и 35 саженей, грунт каменистой. Вся восточная сторона сего залива была нам также видна, но по причине дального расстояния не так явственно. Направление оной начинается от мыса Анива к северу, потом мало по малу склоняется к западу даже до выдавшейся на западе малой оконечности, от коей до конца залива идет берег к северу. Сей мыс, вероятно, есть тот самой, которой назвали Голландцы Тамари Анива. Я удерживаю как сие название, так и залив Лососей, которого севернейшую и западнейшую оконечность составляет Тамари Анива. Японское судно, виденное нами еще поутру, шло пред нами. Когда мы стали к нему приближаться, то поворотило оно к восточной стороне залива, где, как то мы после узнали, имеют Японцы большее селение, нежели в заливе Лососей.

В 4 часа показался нам на N Пик, по мнению моему, тот самой, которой назван Лаперузом Пик Бернизет. В 6 часов увидели мы конец залива; глубина уменьшалась постепенно от 30 до 7 1/2 саженей; грунт жидкой зеленой ил. В 8 часов на упомянутой глубине бросили мы якорь против Японского, как то мы после узнали, селения, пред коим стояло на якоре судно. Пик Бернизет находился от нас тогда на NO 5°; Тамари Анива на SO 80°; Японское селение на NW 49°; расстояние от ближайшего берега было 2 мили.

В 10 часов следующего утра поехал я с посланником на Японское судно, где приняли нас весьма хорошо и угощали Саки, хлебом из сарачинской крупы и табаком. Японцы изъявили великую охоту променять нам на сукно некоторые свои маловажные вещи; однако они боялись своих Офицеров, коих в здешнем селении жило двое и которые, узнав о том, верно отрубили бы им, по их словам, головы.

Корабельщик сказал нам, что он пришел из Осакка с сарачинскою крупою и солью, а здесь берет пушной товар, из которого показал нам несколько сортов, более же всего сушеную рыбу. В самом деле все судно его нагружено было последнею, положенною в трюме рядами, как будто в бочке, и посыпанною солью.

Крайне любопытствовал я и здесь разведать о Карафуто. Первой вопрос мой касался сего предмета. Корабельщик отвечал мне, что остров сей очень велик и называется Японцами Карафуто, природными же жителями оного Аинами Сандан, и что Карафуто и Сандан есть один и тот же остров; что он северной стороны сего острова сам собою узнать не имел случая, а слыхал, что оная отделяется от матерой земли столь мелким каналом, что и его судно, имевшее в грузу 8 или 9 футов, пройти не может. Он, полагать надобно, разумел под сим, канал Татарии, которой по мнению Лаперуза не судоходен, и о коем после уверились, что ныне не существует, а долженствовал существовать прежде и подать Японцам причину к таким об нем расказам.

Содержимые Японским правительством здесь и на северной стороне Ессо Офицеры обязаны только смотреть за торговлею, производимою Японцами с Аинами. Учреждение по видимому весьма полезное; ибо купцы, коим предоставляется полная воля, не редко причиняют угнетение и насилие слабому народу. Но если сообщенные мне одним Японским шкипером, (которой в Октябре 1804 го года претерпел у Курильских островов кораблекрушение, и коего нашли мы по возвращении нашем из Японии в Камчатке в Июне 1805 го) известия справедливы, в чем я не сумневаюсь; то виды Японского правительства в сем деле не столь благонамеренны.

Торговля северных жителей Японии с Карафутскими Аинами есть великой важности; потому что главнейшая их жизненная потребность состоит в рыбе, привозимой с сего острова. Японское правительство несколько лет назад присвоило себе сию торговлю, и преобратило оную в ИМПЕРАТОРСКУЮ Монополию. Хотя Японцы вообще не дерзают роптать против мер правительства, сколько бы оные жестоки и несправедливы ни были, однако шкипер утверждал, что сия введенная Монополия возбуждает в народе северной Японии величайшее негодование; поелику правительство допускает продавать рыбу, яко главнейшую тамошнюю пищу за весьма высокую цену, при чем и ИМПЕРАТОРСКИЕ чиновники находят также свою выгоду. Корабельщик, казавшийся весьма умным человеком, долженствовал иметь очень хорошее понятие о сей торговле. Он участвовал в ней сам собою, и в последнее свое плавание был занесен жестокою бурею к Курильским островам и подвергся бедствию. Мы могли заметить, что Японцы поселились здесь не давно; потому что домы Офицеров, а особливо анбары были совсем новы, некоторые же еще не окончаны.

Здесь не посещали нас Аины, как то было в заливе Румянцова. Надежда наша запастися на несколько дней рыбою в сем изобилующем оною заливе, названном Голландцами по множеству Лососей именем сей рыбы, оказалась вовсе тщетною. На рассвете отправился Капитан Лейтенант Ратманов с Естествоиспытателем Лангсдорфом в Тамари Анива, для изведания восточной стороны сего залива, а особливо того места, которым входило плывшее пред нами судно. По полудни поехал я на берег, чтобы побывать в селении Японцов и посмотреть их факторию. Сильной бурун препятствовал нам пристать на своих гребных судах к берегу; почему и должны мы были просить одного Аина, которой, по добродушию своему согласился и перевозил нас чрез бурун по два человека на своей лодке. Берег покрыт был также как и у залива Румянцова, камышем и осокою. В близи малой впадающий в залив речки, шириною в устье от 7 до 8 саженей, нашли мы множество согнивших древесных листьев по крайней мере на фут глубиною. И здесь тщетно искали мы признаков весенних. Японское селение расположено по обеим сторонам упомянутой речки. Оно состояло из нескольких домов и осьми новых анбаров, которые наполнены были почти все рыбою, солью и сарачинскою крупою. Японские Офицеры казались быть весьма устрашены нашим приездом. С трепетом отвечали они на некоторые, вопросы Посланника. При них было около 20 Японцев и более 50 ти Аинов. Они, вероятно, опасались от нас нападения. Но когда узнали, что мы не имеем ни малейших неприятельских намерений, то толпа рассеялась. В речке стояло десять больших плоских грузовых лодок. Судя по множеству запаса, находившагося в магзейнах, полагать надобно, что в одно сие селение должно приходить ежегодно не менее 10 или 12 судов во 100 или 120 тонов, каковые употребляются обыкновенно Японцами для плавания около своих берегов. Капитан-Лейтенант Ратманов нашел на берегу Тамари Анива другое селение, которое по уведомлению его должно быть больше первого и вероятно есть главным местом Японской торговли, производимой ими в Анивском заливе, Он видел в нем 100 домов Аиноских и более 300 человек, занимавшихся чищением и сушением рыбы, пять малых мачтовых судов и одно большое, то самое, которое входило туда в наших глазах, и весьма много грузовых лодок в малой гавани, более закрытой, нежели якорное место залива Лососей. Домы Японцев и их анбары построены в прекрасной долине, чрез которую течет речка, доставляющая чистую воду. Находившиеся в оном Офицеры долженствовали быть чинов вышших, нежели в селении у залива Лососей; ибо последние имели по одной шпаге, первые же по две, преимущество коим пользуются Японские военные. Они приняли наших Офицеров наилучшим образом; угощали их отменным кушаньем из сарачинской крупы, рыбою и Саки, не оказывая ни малейшего беспокойства или боязни.

В близости селения у залива Лососей нашли мы несколько Аиноских хижин, сделанных из коры древесной, похожих видом на солдатские палатки. Две из сих хижин покрыты были Японскими рогожами, из коих в одной приметили много спрятавшихся женщин. нельзя думать, чтоб сии бедные хижины были и зимним жилищем в таком суровом климате. Оные конечно временные, летния; зимния же, уповательно, находятся от берега гораздо далее, куда проложены многие тропинки. Аины оставляют, может быть, на лето зимния свои жилища, и селятся на сие время для рыбной ловли ближе к берегу.

Широта якорного нашего места была 46°,41,15", N, и долгота 217°,28,00", W. Японское селение, находящееся у устья малой речки, лежало на NW, в 21 милях, и так широта оного 46°,43,00". По карте открытий корабля Кастрикома, помещенной в атласе Лаперузова путешествия под N 47, должно находишься устье сей речки под 47°,35. Погрешность в широте 52 минуты кажется невероятною. Может быть Француская копия с Фризовой карты снята неверно. Тамари Анива лежит по наблюдениям нашим под 46°, 30, 20" и 217°,8,25"; итак в определенной до нас широте её, нашлась погрешность 32 минуты. Глубина, во всем заливе показана на Голландских картах также весьма неверно. Она уменьшается постепенно до четырех саженей. Грунт везде твердой ил, смешанной с мелким песком. При входе в залив у мыса Анива грунт каменистой, но на глубине от 12 до 4 х саженей ил мягкой, зеленой. Залив Анива и служащий продолжением ему залив Лососей, лежат в одинаком направлении от N к S; а потому последний и не защищен ни мало от господствующего здесь южного ветра; следственно и не обещает безопасного якорного места. Сверх того жестокой бурун причиняет великое затруднение в приставании к берегу, однако думать можно, что во время полной воды, приставать безопаснее. Японские, плоскодонные лодки ходят чрез буруны во всякое время. В продолжении двусуточного нашего здесь пребывания приметили мы, что ночью дует слабо ветр с берега, у коего бывает тогда тихо; в 7 же часов утра переходит он к S, и дует чрез весь день с моря довольно сильно. Прикладного часа не могли мы определить с точностию, однако я полагаю, что без дальней погрешности можно положить оный 4 1/2 часа. Гавань в заливе Тамари Анива, которая осмотрена Капитан-Лейтенантом Ратмановым, хотя и защищена несколько от южного ветра, однако так мала, что корабли некоторой величины не могут стоять в ней безопасно. Может быть у мыса Анива нашлося бы лучшее место для пристани, но нам, при выходе из залива во время сильного ветра и туманной погоды, не удалось осмотреть восточной стороны оного, как то имел я намерение. Если есть там место для безопасного пристанища, то в заливе сем преимущественно может какая либо промышленная Европейская нация завести селение. Оное служило бы местом для складки Европейских товаров. Сим образом заведение торговли с Японцами, Корейцами и Китайцами могло бы произведено быть всего удобнее. Сии народы приходили бы тогда на судах своих в залив Анива сами, для мены их товаров на Европейские. Они сверх того произведения свои стали бы менять особенно на рыбу и пушной товар, как на такия вещи, которые сделались для них необходимыми, и которые можно промышлять здесь в великом изобилии. Даже и Камчатка удобно могла бы получать оттуда Европейские товары, хотя правда и за одни наличные деньги, потому что оная, выключая малое количество соболей, не имеет ничего такого, чтобы можно было здесь променивать. Нигде, может быть, не находится такого великого множества китов, как в здешнем месте. Даже и малый залив Лососей наполнен был ими столько, что с осторожностию должно было ездить на берег. Корабль наш при входе в залив и выходе из оного окружен был китами. В заливе Терпения видели мы оных едва ли не более. Вероятно, что Японцы не начали еще заниматься китовою ловлею, которая доставила бы им выгоднейшую торговли отрасль, а особливо если находятся здесь, как то очень полагать можно, Кашелоты (Physeter Maerocephalus. Linn), коих жир и амбра очень дороги. Сии две вещи и самим Японцам весьма нужны; первая для употребления на свечи, которых расходится у них весьма много; а вторая как главная вещь в малой аптеке, каковую имеет при себе всякой Японец. Японцы, превосходящие в любострастии самых Турок, часто употребляют последнюю для возбуждения оного.[144]

Позади залива Лососей лежит великая долина орошаемая извивающеюся речкою, по берегам коей, как выше сказано, расположено японское селение, долина сия весьма удобна для землепашества. В лесах, находящихся по обеим сторонам залива, должно быть много прекрасных сосновых деревьев, в чем удостоверились мы довольно Японскими строениями. Оные могут быть употребляемы и на строение кораблей. Японские плоскодонные грузовые лодки верно сделаны в здешнем месте. У берегов водятся устрицы и раки в изобилии. Дикия птицы привитают здесь в ненарушаемом покое. Аины и начальники их Японцы не имеют ни одного ружья, по крайней мере мы того не видали. Они бы не упустили показать нам оного, так как то сделали они со своими копьями для возбуждения в нас к ним уважения. Рыба, как то уже упоминаемо было, составляет здесь великое богатство. Японцы для чищения и сушения оной в обоих своих селениях, употребляют около 400 Аинов, которые также питаются только одною рыбою. Образ ловли служит тому еще большим доказательством. Сетей и неводов не употребляют; но во время низкой воды при отливе черпают ведрами. Торговля рыбою столько важна, и для бедных северных жителей Японии так необходима, что ни самое строжайшее запрещение правительства не могло бы удержать их от плавания в залив Аниву для получения оной, какая бы нация им ни владела; может быть могли бы они получать ее от овладевших заливом Европейцов дешевле, нежели от корыстолюбивых своих Баниосов.

Чтож касается до овладения Анивою, то оное может произведено быть без малейшей опасности; поелику Японцы, имея крайний недостаток в оружии всякого рода, не возмогут и подумать о сопротивлении; по овладении же Европейцами сим местом еще труднее будет Японскому правительству покуситься на обратное оного отнятие; ибо ему вопервых нельзя ожидать никаких в том успехов, во вторых оно должно опасаться, чтоб не подать народу случая помыслить о слабости его могущества, что для него гораздо вреднее, нежели потеря всего Ессо. Но положим, что Японское правительство захотело бы употребить все силы (чего никак полагать не можно) к изгнанию оттуда Европейцев; то при совершенном недостатке во всех пособиях нельзя успеть ему в том ни мало. Без военных кораблей и артиллерии не могли бы Японцы отнять и у Аинов земли ни на шаг, если бы последние храбро им сопротивлялись. Двух 16 ти пушечных катеров и 120 человек достаточно уже к тому, чтобы при свежем ветре потопить весь флот Японской, хотя бы было на нем и 10,000 войска. Итак овладение Анивою несопряжено ни с малейшею опасностию. Я уверен, что оное не стоило бы ни одной капли крови. Удержание же овладенного места было бы также не трудно, и потому, что в северной части Ессо не содержат Японцы никакого войска; может быть и в южной оного очень мало. Большая часть острова сего пуста, необработана и покрыта высокими горами; почему поход армии из Матсумая в северную сторону Ессо должен быть чрезвычайно затруднителен. Впрочем препятствие сие не есть непреодолимо; ибо от, одной только воли Еддоского МОНАРХА зависит, чтобы принести на жертву многие тысячи; но перевоз армии в Аниву вовсе для Японцов не возможен. Один малой Европейской военной корабль достаточен в сем случае к уничтожению всех военных сил Японских, а одной малой батареи о 12 пушках довольно уже к удержанию войск от покушения к выходу на берег. бесспорно, что многие не одобрят предполагаемого мною насильственного овладения сим местом. Однако почему преимущественнеишее право должны иметь Японцы на владение Сахалином, нежели какая либо Европейская держава? Но главное дело справедливости состоит только в том, чтоб овладение Анивою не произведено было без согласия настоящих жителей Аинов, которые признаться откровенно, едва ли выиграли что либо при такой перемене. Мне показалось, что Японцы поступают с ними человеколюбиво. Но во всяком случае зависит от правительства, принять такия меры, чтобы у Аинов не была похищена свобода, и чтоб они не подвергались насилиям и притеснениям. Поелику предполагаемое поселение Европейцев на острове Сахалине, как единственное средство к участвованию в Японской торговле, если оная найдется выгодною, уповательно скоро последует; то и почел я за нужное упомянуть здесь в кратких словах о возможности такого предприятия. Агличане из Ост-Индии, а Гишпанцы с Филипинских островов удобно могли бы на сие решиться; Россиянам же способнее всего приступить к тому из Камчатки или восточного края Сибири, но они предприять сего на первой случай, кажется, не могут; как по причине неустроившагося еще непрерывного сообщения морем между Европейскими и северо-восточными Азиятскими их владениями, так и наипаче по недостатку в людях, которых в восточной Сибири и Камчатке чрезвычайно мало. Но если Россия будет иметь способы и вознамерится приступить к тому; то я почитаю гораздо выгоднее завести селение на берегах Анивы, нежели на Урупе.

При сем поставляю я не излишним сообщить так же свои примечания (сколько бы они недостаточны ни были) и о природных жителях Ессо и южной части Сахалина. Народ сей, столь мало знаемый Европейцами, заслуживает, чтоб сделать известными, по крайней мере некоторые отличительные их свойства. Выше уже упомянуто, что собственное имя жителей острова Ессо есть Аин. Сим же именем называются и южные Сахалинцы. Их рост, одеяние, образ лица и язык доказывают, что они оба одного происхождения. Почему Капитан корабля Кастрикома хотя и был в Аниве и Аткизе, но не узнав пролива Лаперузова, мог остаться при мнении, что оба сии места находятся на одном и том же острове. Итак все сообщаемое мною об Аинах относится как до жителей Ессо, так и южной части Сахалина. Они должны составлять тот самой народ, которой со времени Шпангберга называется мохнатыми Курильцами.

Аины среднего и все почти равного роста; не выше 5 ти футов и 2 или 4 дюймов; цвет лица так темен, что близко подходит к черному, борода густая и больщая, волосы черные и жесткие, висящие к низу, по которым, выключая бороду, походят на Камчадалов; но только черты лица их гораздо правильнее. Женщины чрезвычайно безобразны: весьма темный цвет их, черные как уголь чрез лице висящие волосы, синия губы и насеченные на руках изображения при не чистом и не опрятном одеянии не удобны к тому, чтоб они могли понравиться. Таковы были те, которых видели мы на северной оконечности Ессо. На берегу Анивского залива имели мы правда случай видеть несколько молодых женщин и девушек, в глазах коих светился огнь живости, почему многие из нас не почитали их безобразными; однако я признаюсь откровенно, что отвращение мое к оным было таковое же, каковое и к первым. Впрочем надобно отдать им справедливость в том, что они чрезвычайно скромных нравов и представляют собою совершенную противуположность в отношении к Нукагивским и Отагитским женщинам. Скромность их простирается даже до застенчивости, чему, может быть, виною ревность их мужей и бдительность родителей. они не выходили ни на минуту из хижин, когда мы были на берегу, оказывали величайшее замешательство, когда Г-нь Тилезиус снимал с некоторых из них портреты. Аины более всего отличаются добросердечием, изображающимся ясно в чертах лица их. Примеченные нами поступки их подтверждали то совершенно. Игра их лиц и телодвижение при первом взгляде предубеждают в пользу их нравственности. Хищничество, общий порок диких народов южных островов восточного океана, им совсем чуждо. В бытность нашу в заливе Румянцова привозили они на корабль рыбу и отдавали нам оную, не требуя за то ничего; когда же мы предлагали им подарки, то они сколько оными ни любовались, однако не хотели признавать их своими, покуда из разных знаков наших не уверились, что вещи сии точно отданы им в собственность. В заливе Лососей не имели мы случая испытать обстоятельнее их бескорыстия, потому что они на корабль не приезжали, что уповательно запрещено было им Японцами.

Одеяние Аинов состоит по большей части из кож дворных собак и тюленей. Я видел некоторых однако и в другом платье, подобном Камчадальской парке, которая не иное что есть, как просторная рубашка, надеваемая сверху на нижнее платье. Жители берега Анивы одеты были все в шубы. Сапоги свои делают они из кож тюленьих. Женское платье вообще из оных же. На берегу залива Румянцова видел я двух женщин, из коих на одной была медвежья, а на другой собачья шуба; на прочих же платье из желтой грубой ткани из басты, в чем удостоверились мы в их хижинах; у некоторых обшито было оно сукном синим. Под сим верхним платьем носят они другое тонкое из бумажной ткани, вымениваемой вероятно у Японцев. Здесь не видал я ни на ком сапогов, каковые носят жители Анивского берега. Вместо оных употребляются всеми Японские соломенные туфли. Некоторые только надевают короткие чулки, сшитые из тойже грубой ткани, из коей их верхнее платье, прояия же все ходят в одних туфлях, не прикрывая впрочем ничем ног своих. Таковое великое различие в одеянии Аинов острова Ессо и Сахалина должно произходить от большего благосостояния последних, которые кажутся быть бодрее и веселее первых. Но что сему причиною? превосходнейшее ли изобилие в рыбе и пушном товаре, доставляющем им чрез постоянную торговлю с Японцами всегдашнюю выгоду, или меньше зависимое от Японцов их положение? того достоверно утверждать не могу; однако полагаю первую причину основательнее. Теплых шапок не видал я ни на одном; большая часть не покрывают ничем головы своей, на некоторых только были соломянные шляпы, имеющие вид конуса. Обычая стричь волосы, думаю, не имеют, не взирая на то, что я видел несколько человек, у коих до полголовы оные острижены. Вероятно, что это были только подражатели Японцев. Женщины, даже самые молодые, не украшают ничем ни головы, ни шеи, ни носа, ни ушей своих, одни только губы натирают вообще синею краскою, чрез что Европейцу, привыкшему любоваться цветом розовым, кажутся очень отвратительны. Мущины одни, да и то не многие, имели серги, состоящие в простых кольцах из желтой меди. Мне удалось выменять пару серег у одного молодого человека. они состояли из серебрянных колец, из коих в каждом было по большему зерну искуственного бисера, бусом называемого. Лаперуз говорит, что ему случилось видеть такия же у одного из жителей берегов залива де Ланель. Молодый человек, коему принадлежали вымененные мною серги, ценил оные очень дорого. Великой трудности стоило ему выпустить их из рук своих. Два раза брал он серги назад и увеличивал цену. Старой кафтан, два бумажных платка и лист жести склонили его наконец к тому, что он мне их отдал. Впрочем медные пуговицы и поношеное платье были такия вещи, на которые охотнее променивали они нам свои трубки и другие малости, не имевшие для нас иной цены, кроме их редкости.

Хижины жителей берегов Анивы видели мы только летния, как уже упомянуто выше; на берегах же залива Румянцова казались быть оные летними и зимними вместе. Две нами виденные состояли из одной большой избы с сенями, в близости коих находились сушильни для рыбы. Сии жилища построены однако некрепко и непрочно. Если оные не покрываются снегом также, как в Камчатке, то конечно крайне холодны во время жестоких зим, каковым непременно здесь быть должно; поелику в половине Мая показывал термометр теплоты только три градуса. По среди избы стоял великой очаг. В том доме, в котором мы были, сидело и грелось около очага, все семейство, составлявшее около 10 лиц. Домашния вещи были: большая кровать, покрытая Японскою рогожею, несколько сундуков, боченков и кадок. Вся их посуда Японской работы и большая часть лакированная. Внутреннее убранство домов, Камчадалам, а еще более Алеутам и жителям Кадьяка совсем неизвестное, показывает лучшее их пред оными состояние. Великой запас полуочищенной рыбы, хотя и противен несколько для зрения и запаха, однако нужен им, поелику составляет их пищу и богатство. Жилища их по большой части рассеяны по берегу. Мы не приметили ни малейших следов землепашества, даже и никаких овощей огородных. Нигде не видали мы ни дворовых птиц ни других животных. Одних только собак держат они в великом множестве. Лейтенанту Головачеву удалось видеть в заливе Мордвинова на западном берегу залива Терпения 50 собак в одном месте. Оные вероятно употребляются для зимней езды, ибо на, берегу Анивы видели мы одни санки, подобные во всем Камчадальской нарте. Сабачьи мехи составляют здесь также, как и в Камчатке, важную для одеяния потребность. Удивительно было для нас, что жители северной части Ессо употребляют только одну снежную воду, не взирая на то, что вода в речке, в залив впадающей, весьма хороша. Думать должно что жестокой продолжительных зим холод делает невозможным брать речную воду, не так то близкую к некоторым жилищам, почему и уповательно, что они к снежной воде столько привыкли, что предпочитают ее, пока иметь могут, речной воде. Всеобщим, господствующим здешних жителей обычаем кажется быть тот, чтобы воспитывать в каждом доме молодого медведя, (по крайней мере я и Офицеры видели оных в каждом, без исключения доме, в коем только быть случалось), которой имеет свое место в углу жилой избы и конечно должен быть беспокойнейшим; сочленом целого семейства. Одному из наших Офицеров желалось купит себе такого молодого медведя. Он давал за него суконной сертук. Хотя Аины ценят сукно весьма дорого, потому что и Японцы не могут их снабжать оным, однако владевший медведем не хотел расстаться со своим воспитанником.

нельзя требовать, чтобы я мог сказать что либо обстоятельно и утвердительно о вере и образе правления Аинов, поелику мы находились между оными столь краткое время, в которое основательных по сим предметам наблюдений произвести было не можно. Впрочем судя по малолюдию сего народа думать надобно, что оной управляется по образу Патриархов. При посещении нашем одного Аинского жилища на берегу залива Румянцова приметил я в семействе оного, состоявшем из 10 человек, щастливейшее согласие или, почти можно сказать, совершенное между сочленами его равенство. Находившись несколько часов в оном не могли мы никак узнать главы семейства. Старейшие не изъявляли против молодых никаких знаков повелительства. При оделении их подарками, которые принимали они весьма охотно, не показал никто ни малейшего вида неудовольствия, что ему досталось меньше, нежели другому. Такое между ими согласие и кротость нравов должны привлекат к ним любовь путешественников. Ни громкого разговора, ни неумеренного смеха, а еще менее спора не приметили мы вовсе. Они принимали нас с величайшим добродушием и наперерыв оказывали нам всякого рода услуги. С величайшим удовольствием расстилали они для нас около очага свои рогожки, при отъезде нашем, без всякого с нашей стороны приглашения спешили стаскивать с берега в воду свои лодки, чтобы отвезти нас на нашу шлюпку, которая по мелководию находилась в некотором расстоянии, как скоро увидели только, что Матросы наши начали раздеваться для перенесения нас на оную. Скромность их чрезвычайна; они никогда ничего не требуют и не просят, даже и даваемое им принимают сумняся, действительно ли то для них назначено. Сим отличаются они много от западных жителей Сахалина, которым Лаперуз невеликую похвалу приписывает. Такия подлинно редкия качества, коими обязаны они не возвышенному образованию, но одной только природе, возбудили во мне то чувствование, что я: народ сей почитаю лучшим из всех прочих, которые доныне мне известны.

О малолюдстве сего народа, а особливо на острове Ессо мною уже упомянуто. Мы нашли на северной оконечности только восемь домов. Если положить, что в каждом из оных живет по десяти человек, то выдет всех в округе сем живущих только восемдесят. Далее во внутренность земли не имеют они, уповательно, никаких жилищ, потому что питаются одною рыбою, а для того и должны жить на берегу моря. На берегах залива Лососей и Тамари-Анива хотя и было Аинов до 300 человек, но как мы находились там во время рыбной ловли, и поелику Японцы преимущественно заготовляют в сем месте великой запас рыбы, то полагать надобно, что они приглашают к тому и жителей берегов других ближайших заливов. Сие доказывается не только на краткое время построенными в близости Японской фактории Аинскими хижинами, но и многими виденными нами в заливе Мордвинова почти пустыми домами, в которых находилось столь много разных домашних вещей, что по всякому вероятию заключить должно, что в оных обитают большие семейства, которые на то время оставили их.

По древним известиям об острове Ессо, должны жители оного быть мохнатые. Китайцы, вероятно первые узнавшие сей остров, описывают его великим, наполненным диким народом, которой имеет все тело, мохнатое и столь длинные бороды, что должно поднимать оные, если пить надобно. Голландцы, бывшие в известной Экспедиции 164З го года под начальством Капитана Фриса, а Россияне в 1739 м году под начальством Спанберга, подтвердили сие описание, не взирая на то, что Езуит Гиероним Данжелис, бывший первой из Европейцев на Ессо 1620 го года, упоминает только о больших и густых бородах, а о мохнатости тела не говорит ни слова. Многие известия согласно объявляют, что жители Ессо должны быть действительно мохнаты, но я, узнав то сам собою, признаю повествования сии неосновательными. Во время бытности нашей на северной оконечности Ессо осматривал я несколько человек из тамошних жителей; но, кроме широкой и густой бороды, закрывающей большую часть лица, не нашел ни малейших признаков мохнатости. В заливе Анива смотрел у многих грудь, руки и ноги, и удостоверился также, как и на Ессо, что большая часть Аинов не более имеют на теле своем волос, как некоторые и из Европейцев. Лейтенант Головачев видел, правда, на берегу Мордвинова залива шестилетнего мальчика, имевшего по всему телу волосы, однако он, осмотрев отца его и других многих взрослых, нашел их подобными в том совершенно Европейцам. Не отвергая свидетельств о сем предшествовавших мореходцев, заслуживающих, конечно, вероятие, признаюсь, что повествования о мохнатости Аинов, равно и жителей южных островов Курильских кажется слишком увеличены, и что мохнатость не есть общее телесное свойство сего народа, по крайней мере не в такой степени, в какой по старинным известиям предполагать бы то следовало.

ГЛАВА III. ОТХОД ИЗ ЗАЛИВА АНИВЫ, ПЛАВАНИЕ И ПРИБЫТИЕ В КАМЧАТКУ

Надежда оставляет залив Лососей. — Описание мыса Анивы. — Географическое оного положение. — Плавание в заливе Терпения. — исследование залива Мордвинова. — Описание живущих у оного Аинов. — Продолжение рассматривания залива Терпения. — Гора Спенберг и Пик Бернизет. — Приход к крайней оконечности залива Терпения. — Стояние у оной на якоре. — Съезд на берег. — Примечания о сей части Сахалина. — Неверность означенного положения её на старых Голландских картах. — Отход Надежды из залива Терпения. — усмотрение рифа, окружающего Тюленей остров. — Неверность показанного его положения. — Великие льды у восточного берега Сахалина, понудившие нас оставить дальнейшее изведывание сего острова. — Отход в Камчатку. — Новой проход между Курильскими островами. — Открытие опасных больших надводных камней. — Опасное корабля положение. — Возвращение против желания в Охотское море. — Усмотрение мыса Лопатки. — Прибытие в порт Св. Петра и Павла. — Предохранительные меры к отвращению распространения оспы. — Ход хронометров.

1805 год. Май. 16–17.

В 6 часов утра пошли мы из залива Лососей при свежем SSO ветре. Отлив благоприятствовал нам к выходу при противном ветре. В 9 часов настал ветр SW и к полудню усилился столько, что мы принуждены были зарифить марсели. В исходе 4 го часа по полудни сделался ветр слабее, но погода была так пасмурна, что мы, находясь и в недальнем расстоянии от восточного берега залива Анивы, могли только различить горы лежащие у самого мыса. Означенного на картах под именем Пирамида камня вовсе мы не видели. В 8 часов вечера обошли мы мыс Аниву. Ночью лежали в дрейфе. На рассвете видели сей мыс на NOtN. Лишь только начали держать курс к оному, то наступил густой туман, принудивший нас опять в дрейф лечь, но туман продолжался только 1 1/2 часа; после чего пошли мы опять к берегу под всеми парусами. Мыс Анива сам по себе весьма приметен, но ряд высоких гор, простирающихся от него к северу, делает его еще отличительнейшим. Понижение земли между мысом и горами дает сему месту вид седла. Самой мыс есть каменный утес, имеющий на вершине великую впадину, мы обошли его в расстоянии от 5 до 8 миль, не приметив никакой около его опасности. Когда находился он от нас на N и NNO, тогда глубина была 75 сажен, грунт ил. Сей мыс лежит в широте 46°,2,20" и б долготе 216°,27,40".[145] Широта определена нами в два разные дня. Мая 4 го лежал он от нас не задолго пред полуднем на O, 17 го же почти на W. Долгота вычислена нами также со всею точностию. Ход наших хронометров, употребленных для сего изыскания, был столь исправен, как только желать можно. Таблицы поправления, сочиненные мною с Г. Горнером по прибытии в Камчатку, показывают ясно, что погрешность хронометров во все наше плавание из Японии в Камчатку была весьма маловажна. Оная составляла в сей день только 6 минут.

Едва только пришли мы на параллель сего мыса, вдруг лишились весьма благоприятствовавшего нам ветра; тогда настал штиль продолжавшийся целые сутки и прерываемый иногда слабым ветром от N. В полдень находился от нас мыс Анива на SW 81°; другой же, принятый мною с начала за мыс Тонин, (в несправедливости чего уверился я после) на NW 3°. Сей последний назван мною по имени Капитана Левенорна, Датского Капитан-Командора, известного своими Гидрографическими трудами. Западная сторона залива Терпения направляется до самого сего мыса NNO, и состоит из высоких лесками покрытых гор, у самого моря утесами окончевающихся. Сей берег не имеет ни каких заливов, кроме одного, подобного заливу де Лангль в Татарском канале, и другого севернее его лежащего, и которого мыс Левенорн составляет южную оконечность, определенную нами в широте 46°,23,10", 12 1/4 милями восточнее мыса Анивы, следовательно в долготе 216°,29,00". Он состоит из утесистого, выдавшагося каменного возвышения, отличающагося от всего прочего берега желтым своим цветом. Отсюда направляется берег несколько более к W, и состоит также, как и южный из цепи гор посредственной высоты, которые в сие время года местами покрыты были еще снегом. Киты и тюлени, коих покой никогда нарушаем здесь не был, играли около корабля нашего в великом множестве. В 7 часов вечера увидели мы большую лодку с 6 ью человеками, шедшую к нам от берега; но оная на половине пути остановилась и, вероятно не осмелясь идти ночью далее в море, назад возвратилась. Корабль наш находился от берега в 7 ми милях. Глубина в сем расстоянии была 65 сажен; грунт жидкий ил. Склонение магнитной стрелки при выходе из залива Анивы определено 1°,11 западн.; при входе же в залив Терпения 1°,43 восточное. Но одним только градусом севернее, нашли мы оное опять 1°,01 западное. Такое непостоянство должно приписано быть неизбежной неисправности компасов. Оное начиная от Нангасаки до восточной стороны мыса Терпения было, то 1°, и 2° восточное, то столько же градусов западное.

В полдень на другой день подул ветерок от SW, которым пошли мы на NWtN к оконечности, выдавшейся весьма далеко к востоку и составляющей крайней предел берега на NW. На сей оконечности показалась высокая, круглая гора с прилежащими ей с северной стороны другими высокими снегом покрытыми горами. Между сею оконечностию и круглою горою, казалось по приближении нашем, находится далеко в землю вдавшаяся губа, которую предприял я осмотреть следующим утром, почему и лежали мы всю ночь в дрейфе. В 4 часа по полуночи пошли к южной сей губы оконечности, которая посредственной высоты и покрыта сосновым лесом. При входе в губу показался плоской, острову совершенно подобной берег, составляющий северный её предел. В 7 часов приближились мы на пол-мили к южной оконечности, которая бесспорно есть мыс Тонин, так названный Голландцами. Глубина уменьшалась мало по малу от 60 до 18 ти саженей; грунт везде каменистый. В сие время увидели мы ряд больших надводных камней, простирающихся к северу от мыса Тонина. Все сие не позволяло полагать, чтобы в губе могло быть удобное место для якорного стоянья. Впрочем не невозможным быть казалось, чтоб далее в губе к S не нашлось лучшего грунта; почему удалившись от каменистого мыса Тонина на 1 1/2 мили, приказал я лечь в дрейф и послал Лейтенанта Головачева на вооруженном гребном судне узнать залив сей точнее, сами же лавировали в продолжении сего времени при входе оного. Имея сей мыс к N, во всяком расстоянии от оного находили мы грунт каменистый; но прошед от него к Осту, нашли там грунт ил. В 1 час по полудни Лейтенант Головачев возвратился и донес, что везде где только он ни бросал лот, попадался каменистый грунт. Однако можно думать что у низменного берега северо-восточной части залива, должно быть хорошее место для якорного стоянья, что и свойство дна против того места вне залива, где мы лавировали, предполагать заставляет. Лейтенант Головачев нашел во многих местах пресную воду, и изобилие дров на южной и северной стороне в долинах, также несколько домов, кои по большей части были пусты; кроме женщин и детей, видел он, от 6 до 7 мущин, которые приняли его весьма ласково и не оказали ни боязни, ни дикости. Как скоро вошел он в дом, в которой по выходе из шлюпки усильно его приглашали, тотчас один из мущин, казавшийся быть хозяином дома, бросился на колени и говорил с важным видом речь, продолжавшуюся более 10 минут. После разослали рогожу и просили садиться. Все они одеты были в платье из кож тюленьих, сверх коего имели другое из тонкой бумажной ткани, и все в великой чистоте и опрятности. Сии Аины казались ему одетыми гораздо лучше не только обитающих около северной оконечности Ессо, но и живущих у залива Анивы. Он приметил также, что сии Аины имеют вид, изъявляющий свободу и довольство, виною чего может быть независимост от Японцев. Виденная им женщина казалась ему красивее тех, коих мы видели на Ессо и в Аниве, по крайней мере лице её было гораздо белее, что приписывать должно чистоте жилищ и не столь тяжелым работам. Впрочем рост их и черты лица совершенно таковы же, как у жителей Анивских и залива Румянцова. Сходство слов, которые им были записаны, и Г. Резановым сличены со словами последних, доказывает, что язык их один и тот же. Главное их упражнение, кроме ловли рыбы, тюленей, сивучей, состоит в приготовлении ворвани и мехов, составляющих главнейшие товары торговли их с Японцами, с которыми, вероятно, имеют они сообщение сухим путем, потому что живут от Японской фактории, находящейся у Тамари, в 20 ти, от залива же Лососей в 35 милях. Домашния и хозяйственные вещи, коих имеют великое множество, все работы Японской даже и водяные сосуды лакированные. Залив сей, названный мною в честь Адмирала Мордвинова, одного из главных виновников сего путешествия, лежит под 46°,48 широты и 216°,46 долготы; мыс же Тонин или южная оного оконечность лежит в шир. 46°,50, дол. 216°,35,00".

В 2 часа по полудни, подняв гребное судно, поставили мы все паруса и пошли вдоль берега, имеющего направление в сем месте NtW. Выключая северную часть Мордвинова залива, где как уже упомянуто, берег низменной, весь остальный берег покрыт горами от коих выдается более возвышенный мыс, коего определенная нами широта есть: 47°,17,30" долгота 217°,4,30"; я назвал оный в честь Вице-Адмирала Синявина. От мыса сего берег понижается и уклоняется много к западу. Ряд высоких гор, простирающихся от SW к NO в одинаковом по видимому направлении с северным берегом, заставлял думать о возможности прохода. Желая в сем удостовериться, велел я держать курс к берегу. Хотя было и туманно, однако, приближившись на 5 миль, могли мы усмотреть ясно, что находится там только пространной, но не глубокой залив. Малая ширина его в верхней части, низменность берега и по обеим сторонам горы казались быть признаками устья не малой реки. Погода продолжалась еще пасмурная, ветр начал дуть крепкой от SO, почему мы в половине 8 го часа и поворотили на ONO. В сие время найдена глубина 40 саженей, грунт ил. Вместо того, чтобы по курсу, удалявшему нас от берега, глубине увеличиваться, оная на против того с начала уменьшалась и не прежде следующего утра, в 15 ти милях уже от берега, возрасла до 57 саженей. Крайнюю к SW из упомянутых мною гор, простирающихся поперек великой долины, почитаю я горою Спенберг, названною так Голландцами. Сия высокая, кругловатая гора лежит под 47°,35 широты и 217°,40 долготы; другая же крайняя из оных к NW в широте 47°,43. На Голландских картах открытий Г. Фриса, помещенных в Лаперузовом атласе под N 47, показана гора Спенберг в шир. 47°30. Остров Сахалин в параллели 47 1/2 градусов не шире 30 ти миль, а потому весьма вероятно, что высочайшая из сих гор, то есть гора Спенберг, есть та самая, которую Лаперуз мог видеть быв по западную сторону Сахалина, и назвал Пиком Бернизет. На карте его путешествия лаежит он в широте 47°,25, в долготе от Гринвича 217°,38,40", если принять исправление по таблицам Г. Дажелета. Разность в широте состоит в 8 минутах; в долготе же нет почти никакой.

Следующим утром при умеренном ветре и прояснившейся несколько погоде пошли мы опять к берегу. В 6 часов увидели гору Спенберг на SW, а выдавшуюся оконечность на NWtW, которая, по приближении нашем к ней на 5 миль, находилась от нас на NWtN" Сия оконечность, названная мысом Муловского,[146] лежит в широте 47°,57,45", долготе 217°,30,00". От сего места идет утесистой, каменной берег NtO и состоит из высоких гор, прерываемых долинами. Мы держали курс NtO в параллель берега, расстоянием от оного не более 5 миль; глубина была от 30 до 45 саженей, грунт густой ил. Во многих местах примечены нами вдавшиеся в каменистой берег небольшие заливы, в коих чаятельно должны находиться безопасные места для якорного стоянья. Если бы довольно свежий ветр не дул прямо на берег, то я не упустил бы случая обозреть с точностию залива, превосходившего другие своею величиною, усмотренного мною в широте 48°,10. Весь берег имеет вид гораздо приятнейший, нежели виденные нами с отбытия нашего из Японии. Белые утесистые берега со своими заливами, разнообразные, довольной высоты позади оных горы, покрытые прекраснейшею зеленью, и лесистые долины обратили особенное внимание наше на сию часть Сахалина, которая бесспорно имеет великия преимущества пред осмотренными нами после северными его берегами. После приметили мы далее во внутренности земли еще многие ряды гор, имеющих направление N и S. Самый задний ряд, долженствующий быть средним гор хребтом южной части Сахалина, превосходил высотою прочие и был покрыт весь снегом. Вершины высочайших гор скрывались в облаках. В 11 часов, не возмогши обойти северовосточную оконечность виденного нами берега, которую составляет продолжение гор направляющихся N и S, и оканчивающихся утесом, поворотили мы на другой галс. Сей ряд гор отличается тем, что в близи его нет ни каких возвышений, выключая что в расстоянии 12 или 15 миль видна была купа, составленная из 4 х гор одинаких. Между сими двумя горами берег низмен, кроме одного Пика посредственной высоты. Широту сего мыса определили мы 48°,21,00", а долготу 217°,15,00". Я назвал его мысом Далримпля, в честь славного Аглинского Гидрографа. При повороте лежал он от нас на NtO, а гора, малой высоты, но весьма приметная по плоской своей вершине и прямизне обоих своих боков, что дает ей вид усеченного конуса, на NNW. Последняя лежит в широте 48°,15,00".

Пролавировав остальную часть дня и всю ночь, нашли в следующее утро, что мы подались в перед весьма мало. Ветр, дувший беспрестанно от ONO, так стих, что едва можно было поворотить корабль. Погода настала пасмурная, снежные облака висели над всем горизонтом. Под вечер шел снег. Ртуть в термометре опустилась на точку замерзания.

В 4 часа по полудни мыс Далримпля лежал от нас прямо на W. От сего мыса берег идет прямо к N; мы держали к нему до самого вечера, во время же ночи лежали в дрейфе. В расстоянии 10 миль от берега глубина была 30 саженей. Конца залива Терпения не могли мы видеть, хотя по Голландским картам и находились уже в широте крайнего предела сего залива.

В 4 часа утра, поставив все паруса, поплыли к берегу, покрывавшемуся густым туманом. Высокой берег, выдающийся далеко в море, виденный вчерашний день и признанный островом, находился от нас на NNW. Сей мыс, от коего берег простирается к N с малым уклонением к W, лежит под 48°,52,30" широты и 216°,58,30" долготы. Я назвал его мысом Соймоновым по имени морского Офицера известного по первой его описи Каспийского моря в царствование ПЕТРА Великого.

В 10 часов усмотрели мы на NO берег, состоящий из высоких гор, покрытых снегом, и нам казалось наконец, что приближаемся к оконечности залива; глубина начала мало по малу уменьшаться. В полдень широта по наблюдению найдена сходно с счислимою, 48°,59,21"; долгота 216°,51; Мыс Соймонов лежал от нас тогда на SW 68°; северовосточной же, виденной берег на NO 50°. Глубина была 18 саженей, грунт зеленой ил. Во внутренности залива не усматривали мы никакого берега; почему я все еще ласкался надеждою к обретению здесь прохода, полагая, что Капитан Фрис не испытал пределов залива, в чем убедился я довольно, как неверностию определенной им широты, так и показанием на карте его глубины не меньше 32 саженей;[147] ибо мы во внутренности залива нашли оную до 6 сажен. Но сия надежда оказалась скоро тщетною, когда в 2 часа уже увидели мы на N низменной берег, поросший деревьями, и направлявшийся от NNW к ONO. Далее во внутренности видны были везде высокие, снегом покрытые горы, выключая одно только место, в коем низменность простиралась так далеко, пока могло досязать зрение. Продолжая идти на NNWS приближились мы к берегу на 5 миль, где найдена глубина 8 саженей, грунт ил. Множество древесных кореньев и меньшей солености вода, весившая двумя гранами менее воды залива Анивы, уверяли нас в близости впадающей здесь большой реки, которая хотя и показана на Голландских картах, но, вероятно, по одним изустным известиям. Желая определить устье реки с точностию, поплыли мы вокруг берегов залива, переменяя мало по малу курс от NNW до OtS. Предприятие наше было ненапрасное. Мы нашли два устья, из коих северное, обширнее другого, находилось от нас в 3 часа на NW 79°. Сию реку назвал я Невою. её устье, имеющее в ширине своей около одной мили, лежит под 49°,14,40" широты и 216°,58 долготы. После сего пошли мы курсом OtS, вдоль северного берега, дабы по достижении восточного в заливе предела, если не найдется у северовосточной его оконечности надежного якорного места, возвратиться назад к югу мимо восточного берега. Глубину находили от 7 1/2 до 9 саженей. В 7 часов вечера усмотрели сей восточной предел залива, от коего, казалось, приемлет берег направление свое к югу. В сие время сделался ветр так слаб, что мы принуждены были в 8 часов бросить якорь, на глубине 31 саженей, грунт ил. В 4 часа следующего утра подул ветер от юга; 23 я тотчас приказал вступить под паруса и держать курс к югу; но наставшее в 7 часов безветрие принудило нас опять стать на якорь в расстоянии от прежнего якорного нашего места около 3 миль; в сем пространстве находили мы глубину от 11 до 8 1/2 саженей, грунт то каменистой, то ил. Отсюда увидели мы, что северной берег в восточной части залива, весьма горист, а край берега возвышен и утесист; ближайший берег был от нас в расстоянии около 4 миль. Нигде не приметили мы признаков, чтобы сия часть Сахалина была обитаема. В надежде, что безветрие продолжится чрез весь день, послал я Капитан-Лейтенанта Ратманова для осмотрения восточнейшей части залива и самого берега. В 5 часов пополудни он возвратился, когда мы при сделавшемся NO ветре находились уже под парусами. Г-н Ратманов нашел реку, коей устье шириною 15 саженей, а глубиною 7 футов. Он поднимался по сей реке до 5 миль и нашел ее чрезвычайно рыбною, лесистые же берега оной, изобилующими дичью; жилищ нигде не приметил, а видел близ реки многие места, где прежде огни горели, наконец и трех Аинов, одетых в тюленьи кожи; он подавал им знаки, чтоб к нему приближились, но они усмотрев его, тотчас убежали. Он нашел, что поверхность земли покрыта была частию не совсем еще согнившими растениями от 5 до 6 футов, частию же жирным черноземом. Лес по большей части красной; деревья росту уродливого; черного лесу очень мало; снег лежал еще во многих местах; деревья начинали только распускаться. Глубина в заливе от якорного места корабля нашего к N, куда Г. Ратманов поехал, в начале уменьшается мало по малу от 9 ти до 4 х саженей, каковая найдена в расстоянии даже на полмили от берега. На восточной стороне не мог он найти нигде малого залива, где бы останавливаться можно было с безопасностию на якоре. Голландцы не нашли, кажется, в заливе сем также ни одного надежного якорного места, выключая находящагося между Тюленьим островом и восточною стороною залива Терпения, где однако глубина по их картам не менее 30 саженей. Широта второго якорного места найдена 49°,13,53", долгота 216°,11,30". Склонение магнитной стрелки, среднее из многих наблюдений, 0°,38 восточное.

Пасмурная погода, понижение с самого утра еще ртути в барометре, и попутный ветр к выходу из залива, побудили меня оставить свое намерение продолжать плавание далее к востоку для изведания восточной стороны залива до самого Тюленьего острова. Впрочем я не почитал великой важности сие исследование. Довольно как для Географии, так и для безопасности мореплавания, с точностию определить мыс Терпения и крайние пределы рифа, окружающего Тюлений остров, и можно оставить без исследования канал между сим островом и мысом; ибо я не думаю, чтобы почли нужным проходить когда либо сим каналом. Сверх того часть сия, где Фрис многократно останавливался на якорь, должна быть испытана и без того уже более, нежели другие части сего залива, следовательно и определена точнее прочих. Итак по соображении всех сих обстоятельств направил я путь свой к S.

По нашим наблюдениям лежит крайний, северный предел залива Терпения в широте 49°,19, по Голландским же картам в 49°19. Голландцы означают на картах своих еще залив на NO; но я уверен, что оной не существует вовсе, потому что мы могли видеть ясно направление берегов сего залива на O, OtS и S, следовательно оной не мог бы скрыться от нашего зрения. В продолжение трех дней, в которые плавали мы по сему заливу, сходствовала всегда верно определяемая широта наблюдениями с счислимою. Сие доказывает, что перемена прилива, и отлива произходит здесь весьма правильно.

Ночь была мрачная и бурная; для того, признавая не верным показание на картах положения Тюленьего острова и находящихся около его рифов, приказал под зарифельными марселями держать курс SSW. Глубина увеличивавшаяся с 9 часов правильно от 9 до 27 саженей, начала после уменьшаться. Сие побудило меня думать, что курс наш ведет восточнее Тюленьего острова, и так переменив около полуночи курс на SW, плыли оным до рассвета, а потом начали держать SOtO, чтоб увидеть окружающие сей остров рифы, определение коих почитал я весьма нужным. Ветр сделался тише, облака рассеевались. Не задолго пред полуднем показалось и солнце. Найденная широта была 48°,23,50". Но в оной могла произойти погрешность двух или трех минут, ибо горизонт не был явствен. В половине первого часа увидели каменья, окружающие Тюлений остров, в расстоянии не далее 3 или 4 миль. Они простирались от NNW 1/2 W до NtO. К N, мы видели множество льдов, под коими, вероятно, скрывалось продолжение рифа, удерживающего движение льдов. Бурун виден был в разных местах к О. Глубина 39 саженей, грунт ил. По точном осмотре положения и направления сего рифа, приказал я держать курс S. Густые облака и мелкой дождь помрачали горизонт так сильно, что мы скоро потеряли риф из виду, но глубина все еще уменьшалась. По переходе 6 ти миль к SSO оказалась оная только 35 саженей. Видев 18 го Июля северную и восточную стороны сего рифа, а теперь южную и западную, имели мы случай определить положение и пространство оного довольно верно. Северовосточная его оконечность лежит по наблюдениям нашим в широте 48°,36, долготе 215°,27; та часть, которую принять можно за югозападную оконечность, находится под 48°,28 и 215°,50, так что окружность всей гряды каменьев составляет около 35 миль. На Голландских картах[148] показана югозападная оконечность рифа сего под 48°,24; на Арро-Смитовой и Лаперузовой под 48°,5 и 213°, 54, следовательно погрешность в широте 1/3 градуса к S, а в долготе 2 градуса к W.

25–27

При SO курсе начала глубина увеличиваться и возрасла постепенно до 70 саженей. На рассвете поплыли мы под зарифленными марселями к О. В сие время дул ветр сильно от NNO, при большей зыби от Оста, погода была туманная, мрачная. Пред полуднем прояснилось и мы могли произвесть наблюдения, посредством коих определили широту 47°,39,4", долготу 215°,15,52", употребив притом сочиненную в Камчатке таблицу поправления. Ветр стих после так, что мы отдали у марселей рифы, и поставили брамсели; под вечер настал совершенный штиль. По кратковременном безветрии подул ночью ветерок от W, коим поплыли мы к N для отыскания мыса Терпения; глубины не могли достать 150 саженями. В 7 часов утра увидели мы на W и NW, непрерывные гряды льдов. На пространстве от NO до OSO находились отделенные великие куски оного, которые становились тем менее, чем далее простирались к S. Сии льды принудили нас переменять курс до OtS; обошед оные, опять стали держать к N. В полдень увидели впереди опять лед; почему должны были спуститься к Осту. Чрез всю ночь слышали шум буруна, почему и продолжали плыть под малыми парусами. В следующий день увидели мы столь чрезвычайное льду множество на NW, что для обходу оного принужденными нашлися спуститься на SO. Испытав, что в широте 48°, уже угрожали льды опасностию, удобно я мог предполагать, что далее к северу соделается оная гораздо большею; а потому и решился, оставя дальнейшее изведывание Сахалина, идти в Камчатку, (где Г-н Посланник желал быть как возможно скорее), и возвратиться после опять немедленно к мысу Терпения. Итак, обошед все льды, направил я путь свой к островам Курильским, которые вознамерился пройти в широте 48°, имея надежду при сем случае определить положение некоторых из средних островов сей гряды. Из сих островов определены по ныне с точностию только: четыре первые; называемый одиннадцатым или Раукоке, виденный Адмиралом Сарычевым;[149] и острова, составляющие пролив Лебуссоль. Для определения прочих должен был я пользоваться удобным тому случаем; поелику не имел такого времени, которое мог бы употребить на то особенно.

28–31

Мая 28 го дувший ветр крепкий от WNW преобратился под вечер в бурю. Находясь по счислению в близости Курильских островов, легли мы в дрейф под зарифельным грот-марселем и штормовыми стакселями. Волнение было жестокое и неправильное, что причинило чрезвычайно сильную качку. В полночь ветр несколько утих и отошел к NW. На рассвете увидели мы берега на SO и ONO; но пасмурная погода опять скрыла оные от нашего зрения. В сие время сделался ветр тише столько, что мы могли поставить все паруса. В 8 часов утра усмотрели в недальном расстоянии высокую гору на ONO; почему и начали держать в пролив между сим островом, и другим виденным поутру на SO, которой долженствовал быть двенадцатой, или так называемый Матуа. Пролив между сими островами, согласно с описанием Палласа,[150] совершенно безопасен и имеет в ширину около 30 ти миль; по карте Адмирала Сарычева составляет она только 20 ть миль. Найденная наблюдениями в полдень широта была 48°,2,00", долгота 207°,7,24". В сие время находился от нас Пик на NO 68° в расстоянии от 10 до 12 миль. Он есть примечательнейший пункт всей гряды островов; я назвал его Пиком Сарычевым, в честь Вице-Адмирала Сарычева, которой первой определил с величайшею точностию положение острова, на коем стоит сей Пик. По кратковременном безветрии в продолжение которого увлекало корабль много к западу сильным между сими островами течением, сделался слабый ветр от S и принудил оставить Пик Сарычева на SW. Ширина пролива между сим островом и ближайшим от него к N составляет по описанию Палласа 70 миль. Мы нашли скоро, что оная показана весьма несправедливо, и сколь нужно было пройти вблизи опасных островов сих со всевозможною осторожностию. В 12 часов ночи сделался ветр несколько свежее. Мы легли в дрейф. Темная ночь скрывала все от нашего зрения, кроме Пика Сарычева, находившагося тогда от нас на SO в расстоянии около 15 миль. Быв прошедшим вечером в 8 милях от острова Раукоке бросали лот многократно; но 150 саженями достать дна было не можно. В 3 часа утра, в начале рассвета поставив все паруса; велел держать к ONO. Ветр дул от SSO с сильными порывами, с дождем и снегом. Через полчаса увидели мы неожиданно пред собою берег. Ето был высокой остров, малого пространства с плоскою вершиною. Югозападная оконечность оного отличается отдельным холмом, оканчивающимся на краю берега утесом; северозападная же напротив того крутою наклонностию, оканчивающеюся низменностию. Мы обошли остров сей не далее двух миль. Бурун вокруг всего острова весьма велик, приставать к нему, казалось, нигде не возможно. Вокруг его летало бесчисленное множество птиц, вероятно, единственных обитателей сего острова. Он есть десятый, следовательно Муссир называться должен, лежит в широте 48°,16,20", долготе 206°,45?00", в 8 ми милях от острова Раукоке прямо на N. Держав курс OtN, ONO и NOtO и при свежем ветре от SO, имея хода около 5 узлов, не полагал я уже более увидеть еще какой либо остров; однако, к немалому нашему после удивлению, усмотрели мы в 11 часов четыре каменные острова, из коих один едва не ровнялся с поверхностию моря. Мы проходили мимо оных в расстоянии около 2 х миль; в полдень находились они от нас на W. В сие время сделался крепкой ветр от OSO; весь горизонт покрывался густыми облаками. Курс вел нас прямо на острова сии, опасность коих нечаянным открытием 4 х] каменных островов мы уже испытали, почему приказал поворотить и лечь на SSO; но течение действовало в сем месте столь сильно, что корабль наш увлекаем был назад к островкам сим. Впрочем как волнение было не велико, ветр крепок, и ход в час по восьми узлов, то ласкал я себя надеждою обойти сии острова. Шесть часов продолжали курс в сей надежде, но наконец усмотрели совершенную невозможность. При сем показался на NO в тумане высокой остров, от коего находились мы очень близко. Шум буруна, произходившего от сильного течения, заставлял нас и без того уже часто помышлять о близости какого либо рифа, не взирая на то, что дна не доставали 150 саженями. Бывшим нам в таковом положении и предвидевшим по всем признакам[151] приближение шторма, не оставалось более ничего, как искать безопасности в Охотском море. Итак убрав паруса, стали мы спускаться под двумя зарифельнными марселями на SW, WSW, W и WtN. Мы не могли не почитать себя после особенно счастливыми, что при сильной буре, ходе от 8 до 9 узлов и мрачной темной погоде, в которую зрение не простиралось и на 50 саженей, не брошены были на какой либо риф или остров, в каком случае кораблекрушение и всеобщая гибель конечно было бы неизбежны. Совершенно неверное означение на известных по ныне картах сей гряды островов не оставляло мне ничего, как только идти курсом на угад в Охотское море. До второго часа по полуночи продолжали мы держать на W и WtN, потом привели к ветру. В 3 часа дул ветр жестокой от NNO, со снегом. Ртуть в термометре опустилась на 1 1/2 градуса ниже точки замерзания. В 10 часов сделался ветр тише, погода прояснилась; мы могли произвести наблюдения, которые показали маловажное действие течения к NW. Отсюда с некоторою вероятностию заключить можно, что сколь ни сильно течение между Курильскими островами; но действие оного должно уничтожаться правильною переменою прилива и отлива. Открытую нами опасную купу островков назвал я Каменными ловушками, они лежат между островами Муссир и Икармою в одном направлении; от острова Чиринкотана на SOtO в 15 милях. Погода становилась лучшею, ветр отошел к NW; мы поставили все паруса и поплыли к NO.

Июнь. 1

В следующее утро был густой туман и скрывал от зрения нашего высокие горы острова Оннекотана. Не задолго пред полуднем только увидели мы берег на N; однако я, при сделавшемся весьма слабом прямо от N ветре, не надеялся пройти между островами Порумуширом и Оннекотаном, как то было мое намерение. По приближении нашем к берегу на расстояние около двух миль настало совершенное безветрие. Корабль влекло сильно к SW, что принудило нас спустить два гребных судна для отбуксирования корабля, хотя не много от берега. Глубина была 30 саженей, грунт мелкой песок. В половине 5 го часа сделался свежий ветр от NNW; почему и решился я оставить остров Оннекотан к N, и пройти между им и островом Харамукотаном, которой еще не был виден. По описанию Курильских островов Г-на Палласа ширина пролива, разделяющего острова сии составляет 6 верст или 3 1/2 мили. Остров Монканруши находился тогда от нас на NtW, южная оконечность острова Оннекотана, на SO 18°, а севернейшая сего последнего на NO 36° в тумане. В 6 часов показался остров Харамукотан на S, скоро потом и остров Шиашкотан на SW 42°. Высокие горы островов сих видны в великом отдалении. В 8 часов находились, мы в проливе между оными, из коего по причине свежого ветра, вышли совсем в 10 часов и направили путь к востоку. Ширина сего пролива 8 миль; берега его по обеим сторонам безопасны, но течение сильно, и я думаю, что при слабом ветре проходить оным не надежно. Впрочем как между большею частию островов пройти можно без опасности, то и в сем последнем нет никакой надобности; можно всегда, смотря по направлению ветра между сими островами, избрать себе удобнейший к проходу пролив.

В следующее утро взял я курс NO. В 7 часов показалась нам южная часть острова Порумушира, состоящая из высокого берега, которой покрыт был весь снегом. В полдень найдена наблюдениями широта 49°,10; но в оной может быть погрешность около двух минут, потому что солнце проницало сквозь облака слабо. Южная оконечность острова Оннекотана находилась от нас тогда на NW 85°, северная её оконечность на NW 6S2°; южная оконечность острова Порумушири на NW 50°; Пик на острове Харамакутане на SW 87°.

Склонение магнитной стрелки найдено в нынешнее утро 5°,01 восточное. Капитаны Кинг и Сарычев нашли оную в сей стране, находившись несколько нас севернее, от четырех до пяти градусов. Наблюдения прошедшего дня показали склонение только 1°,27 восточное, и в продолжении сего плавания южнее и западнее сего места, склонение никогда не было более двух градусов к W.

Чрез всю ночь дул ветр S, потом отошел мало по малу к W, а наконец к NW. Пасмурность следующего 3 утра скрывала от нас Камчатской берег. В полдень найдена широта 50°,38, долгота 202°,8,50"; по счислению же выходила первая 13 ю минутами южнее, а вторая столько же западнее. В 9 часа по полудни увидели мы берег Камчатки. Он простирался от NW 43° до NW 60° по компасу. В 4 часа показалась из облаков одна из многих сего берега весьма высокая гора на NW 46°. Она первая от юга и высочайшая из всех, показана на наших картах под неприличным и ничего незначущим именем: Попеленгам. Я дал ей другое имя, и назвал в честь достойного Камчатского Губернатора горою Кошелевою. Она лежит в широте 53°,99,15, долготе 203°,01,35". В 6 часов усмотрели, хотя не ясно, остров Сумшу, высокой остров Алаид и мыс Лопатку. В сие время взято нами множество лунных расстояний, коими определена долгота 202°,9,30". Меридиональная высота луны показала широту 50°,57. Гора Кошелева лежала тогда от нас на NW 61°,30. В 8 часов вечера мыс Лопатка на SW 86°,30, Пик Алаид на SW 83°,30. В продолжение ночи держали курс NtO вдоль берега, не теряя оного из виду.

В 8 часов следующего утра, видев мыс Лопатку на SW 60°,30, и Пик Авача в одном направлении с мысом Поворотным на NO 11°,30, нашли глубину 130 саженей, грунт песок мелкой. Ближайший берег был от нас в 7 милях. Залив, в которой по мнению капитана Кинга впадает река, могли мы видеть ясно. У сего Камчатского берега находятся вообще многие заливы, а особливо около Поворотного мыса, из коих некоторые очень пространны и могли бы быть безопасны для якорного стоянья, если бы защищались хотя несколько от восточных ветров. В полдень по наблюдениям широта 51°,53,20", долгота 201°,24,30"; от ближайшего берега не многим далее 6 миль. Мыс Поворотной лежал от нас в сие время, на NO 50°,30, гора Авача на NO 8°,30; горы к N и S от Авачинской губы видели мы ясно; весь берег от Поворотного мыса до входа в залив, равно и Шипунской нос на NO не скрывались также от нашего зрения. Капитан Кинг называет Поворотной мыс Гаварея. Я старался разведать в Камчатке о значении сего имени, но оное совсем там неизвестно, Россияне назвали мыс сей Поворотным по той причине, что Камчатской берег, простираясь от Лопатки до оного на NO, приемлет здесь другое направление, и идет до входа в Авачинскую губу прямо к N. Сей мыс состоит из трех выдающихся оконечностей, из коих называемая мысом Поворотным отличается конусообразным камнем, лежащим пред нею в недальнем расстоянии. По наблюдениям нашим широта его есть 52°,23,25", а долгота 201°,12,50". Высокая гора, именуемая Поворотною, лежит от сего мыса на W, несколько к N.

Чрез всю ночь и следующее утро дул слабой ветр южной с густым туманом, которой рассеялся около полудня. В сие время вход в губу лежал от нас на NNW едва в 6 милях. Продолжавшийся слабый ветр от SO был причиною, что мы вошли в порт Св. Петра и Павла и стали на якорь не прежде 6 часов вечера, по окончании 48 дневного плавания своего из Нангасаки.

Первое попечение мое здесь состояло в том, чтобы свезти на берег Г-на Посланника с его свитою и почетным караулом. По окончании сего приказал я выгрузить соль, подаренную служителям в Японии, также и часть сарачинской крупы и поместить в Казенных, Петропавловских магазинах; наконец, дополнив запас воды и дров, пошел 16 го Июня опять в губу Авачинскую, дабы при первом благополучном ветре отправиться в море для окончания прерванного исследования острова Сахалина; но неожиданное препятствие удержало меня долее, нежели я предполагать мог, как то усмотреть можно из последующей главы.

При сем упомянуть я должен о таком обстоятельстве, которое, случившись на пути нашем из Японии, причиняло, мне великую заботу. В скорости по отбытии нашем из Нангасаки, напала оспа на одного из солдат, бывших с Посланником в Мегасаки. Он был уроженец из Камчатки, где большая часть жителей и все вообще дети не имели еще оспы. Я боялся, чтобы кто либо из служителей не заразился сею болезнию, смотрение за коею на корабле весьма затруднительно; сверх того опасался я, чтобы по прибытии нашем в Камчатку не сообщить сей заразы и не распространить оной между тамошними жителями. По строгом разыскании оказалось к щастию, что все бывшие на корабле имели уже оспу, выключая двух только Матросов, о коих не могли увериться, была ли на них оная. Оспенная материя больного найдена лучшего рода, почему я, ради всякой предосторожности, и приказал привить им оную. Привитие не оказало никакого последствия, и уверило, что они оспу уже имели. Хотя за несколько уже недель до прибытия нашего в Петропавловской порт, оспа на солдате и высохла, и Доктор Еспенберг признавал, что заразы опасаться более не можно; однако я почитал за нужное не оставлять всех предосторожностей. Итак за несколько дней до прихода нашего приказал все принадлежавшее солдату имевшему оспу, как то платье, белье, койку и постель бросить в море; вещи же тех солдат, которые должны остаться в Камчатке, окурить по Смитовой методе; койки всех служителей вымыть кипятком из пресной воды с мылом, постели и платье проветривать каждый день. Сверх того запретил в продолжение пребывания нашего в Петропавловском порте иметь всякое с жителями сообщение, а свезенные солдаты должны были находиться три недели в карантине. Малолюдство страны сей и нещастное приключение 1767 го года, в которой привезенная в Камчатку из Охотска оспа похитила многие тысячи народа, налагали на меня обязанность прибегнуть ко всем мерам строгости, хотя бы оные и казались быть излишними. Каждой приходящий корабль в Камчатку может привести туда сию заразу и распространить смертоносную болезнь между жителями; а потому человеколюбие и обязывает ввести там в употребление прививание коровьей оспы сколько возможно поспешнее. Мне кажется, что исполнение сего благотворения удобнее произвести чрез Китай или Маниллу, нежели из Охотска; но если бы надлежало прибегнуть и к последнему средству; то и в таком случае не должно медлить и оставлять сего без внимания.

ГЛАВА IV. ПРЕБЫВАНИЕ В ПОРТЕ СВ. ПЕТРА И ПАВЛА

Известия о судах Американской Компании. — Бедное положение находящихся на оных Матросов. — Описание судна Марии и промышленников на оном. — Мнение о поправлении их состояния. — Лейтенанты Хвостов и Давыдов – первые Офицеры, принятые Компаниею в их службу. — Выгоды, уже доставленные ими Компании. — Получение известия о скором прибытии в Петропавловск Г-на Губернатора. — Отбытие Камергера Резанова к острову Кадьяку. — Прибытие Губернатора. — Опасность, коеи подвергался он на реке Аваче. — Краткое известие о поезде Губернатора в Ижигинск. — Свидание его с начальником Чукчей. — Надежда уходит из Камчатки к Сахалину для окончательного описания сего острова.

1805 год Июнь.

По прибытии нашем в Петропавловск нашли мы там два судна: Феодосию казенной транспорт, коим командовал Штурман Астафьев, и Марию, судно принадлежащее Американской Компании. Астафьев пришел из Охотска в Октябре прошедшего года с провиантом для Камчатского баталиона, и живущих там Козаков. Его судно было новое и первое Российское оснащенное как Бриг в здешнем море. Прежде плавали на одних Галиотах. Мария также новое судно, спущенное со стапеля прошедшего лета. И оно оснащено было по образу брига, однако ни построением ни вооружением не могло равняться с Феодосиею. Вскоре по выходе из Охотска оказалась в нем столь сильная течь, что командовавший оным Лейтенант Машин почитал опасным продолжать к Кадьяку, по назначению, свое плавание, и принужденным нашелся зайти в Петропавловск, куда и прибыл он в Сентябре прошедшего года несколькими днями после нашего отплытия в Японию. Лейтенант Машин принят Компаниею недавно вместе с тремя другими флотскими Офицерами Сукиным, Карпинским и Борисовым. Последние отправились из Охотска в Кадьяк на компанейском судне Елизавете не многими неделями прежде Машина; но не могли также, как и сей, достигнуть назначенного места. Они принуждены были зайти в Уналашку, и провести там всю зиму. Не имев ни спокойного жилища, ни здоровой пищи и ничего другого, чтобы, хотя несколько облегчило их неприятное положение во время продолжительной зимы на сем острове, не можно было им предохранить людей своих от цынготной болезни, от которой померло лучших восемь Матросов. Сия болезнь столько обыкновенна на кораблях Американской Компании, что во всякое плавание многие бывают жертвою оные. Если сравнить число отправляющихся из Охотска промышленников на Кадьяк с числом возвращающихся обратно: то легко удостовериться можно в сей истинне.

Баснословные расказы о удобоприобретении богатства привлекают промышленников на суда Компании: и они охотно пускаются в Америку, где ожидает их бедственная жизнь. Большая часть там умирает; весьма немногие достигают сего счастия, чтобы возвратиться к пределам России, и из тех не всем удается достигнуть цели желания т. е. возвратиться на свою родину. Одни искусные ремесленники, или те из промышленников, которым прикащики Компании уделяют часть своей беспредельной власти, ведут жизнь несколько сносную; но сие самое размножение корыстолюбивых властителей вящше усугубляет иго рабства природных жителей островов Алеутских и Кадьяка,

На Кадьяке, Уналашке и Ситке я не был; но судя по всему виденному мною на судне Марии, и слышанному от людей, бывавших там и достойных всякой доверенности, об учреждениях Компании в их Американских селениях, ясно представить себе можно бедственное состояние живущих в её владениях.[152] Самой прекраснейшей ущедренной всеми дарами природы земли будет убегать каждый, если господствует в ней незаконная власть единого и грубого человека, и где нельзя ожидать ни какого правосудия. Захочет ли какой нибудь порядочной человек избрать для себя местом жилища Нукагиву или Тонга-табу, хотя на сих островах климат отменно здоров, и все жизненные потребности в изобилии. Но что в сравнении с сими островами, Ситка, Кадьяк и Уналашка? Тюлений жир и мясо сивучей составляют там самую вкусную пищу. Ничто не ограничивает здесь власти прикащиков, а потому собственность и личная безопасность существовать там не могут. Главный прикащик Компании в Америке есть самовластный повелитель над всеми жителями земель, лежащих между 57 и 61° широты, и 130° и 190° долготы западной, с присовокуплением к тому гряды Алеутских островов. Год от году уменьшающееся число Островитян, и бедное состояние всех там живущих доказывают неоспоримо, что со времени овладения Россиянами сими землями управляли оными люди, ревновавшие единственно к выгоде Компании, или лучше сказать своей собственной.

Лейтенант Давыдов в бытность свою на Алеутских островах, на Кадьяке и на северозападных берегах Америки, собрал весьма важные известия о тамошних владениях Компании. Он сообщил мне из оных выписку об отношениях Островитян к их покорителям. Г-н Давыдов имеет намерение издать в свет сии примечания по прибытии своем в С. Петербург; и так сия любопытства достойная книга обнаружит обращение прикащиков Компании с бедными Островитянами, которое должно возбудить в каждом сострадание.[153] Здесь намерен я упомянуть кратко об участи 70 ти человек, находившихся Матросами на судне Марии, дабы показать, с каким равнодушным беспечием небрегут даже о жизни и своих соотечественников,

Судно во 150 тоннов, каково было судно Мария, хотя и не имело бы великого груза, крайне тесно для 10 ти человек, не причисляя к тому Начальника, Офицеров, прикащиков и других пассажиров; но сие было с полным грузом. Больные, коих на судне было 20 человек с трудностию уместились, следовательно для 50 ти здоровых не оставалось уже места под палубою. Они должны были, или спать на палубе, что по тамошнему суровому климату крайне вредно для здоровья, или ложиться внизу вместе с больными один на другого. Коек совсем не имели, и по недостатку места иметь не могли. Каждый ложился, где попалось, во всем своем платье, которое показывало величайшую бедность. Все они покрыты были рубищами, и жили в великой нечистоте. На некоторых только видел я рубахи, а прочие одеты были, не взирая на теплоту Июня, в замаранных разорванных шубах. Почти все имели небритые бороды, лице и руки немытые.

Мы осмотрели больных сего судна. В каком гибельном и жалком состоянии нашли мы сих нещастных! Цынготные и застарелые венерические раны казались у большей части неизлеченными, хотя и находились они на берегу уже 10 месяцов и пользуемы были Петропавловским Лекарем. Теперь следовало перевести их с великими трудностями в другие места, где ожидает их нелучший жребий.

Я любопытствовал знать, какою пищею кормят больных на судне. Мне показали две бочки солонины для них назначенной; но едва открыли одну из них, вдруг распространилось такое зловоние, что я принужден был тотчас от них удалиться. Сии две бочки солонины, и несколько мешков черных сухарей, покрытых плесенью, долженствовали служить единственным подкреплением 20 больных, которых было столько на судне Марии еще до отхода оного из Петропавловского порта. Осведомясь о пище больных, нельзя было не полюбопытствовать, чем кормятся здоровые. Главную сих последних пищу составляют тюлений жир и сушеное сивучье мясо; юколы или сушеной рыбы берут с собою малое количество. Вместо сухарей употребляют ржаную муку, разведенную водою,[154] да и то не каждый день. Горячего вина, сего целительного напитка в туманном и холодном море, не дают промышленникам вовсе.

Если бы вступающие в службу Компании промышленики были одни негодяи, ни мало о себе не думающие; то и в таком случае человечество, общая и частная польза требовали бы пещися о сохранении их здоровья и жизни. Сии люди нанимаются из прибыли, но конечно не для того, чтобы быть неминуемою жертвою голода и жестоких болезней. Промышленики не суть преступники; но если бы они и были таковыми, то верно уже прежде сего наказаны. Никакой закон не налагает на преступника вторичного наказания, кольми же паче жесточайшего нежели первое. Положим, что каждой промышленик есть злодей, и что благосостояние Сибири требует, чтобы она была освобождена от сих вредных людей, как то утверждают некоторые, в таком случае да позволено будет спросить: не бесчеловечно ли допускать, чтоб сии злодеи угнетали и мучили невинных Американцев и Островитян, и без того уже всего лишившихся? Всякой промышленик, хотя сам совершенный раб прикащика Компании, может тиранить природного Американца и Островитянина, без малейшего за то взыскания. Итак, ежели справедливо, что из Сибири одни только преступники в промышленики Компании вступают, то при настоящем малолюдстве сего края, не спасительно ли для Островитян и Американцев, да и не полезно ли для самой Компании было бы, если бы запретить ей отправлять промышлеников на острова и в Америку из Охотска? Если установится судоходство между портами Балтийского моря, и Камчаткою и нашею Америкою, польза чего, кажется, первым опытом уже довольно доказана, тогда выгоднее бы было посылать промышлеников на Кадьяк из Балтийских портов. Сии люди могли бы в продолжении мореплавания сделаться искусными Матросами; они должны быть избраны из людей лучшего поведения, в случае ж примеченных во время кампании в некоторых из них худых свойств, Начальник судна мог бы таковых привозить обратно, дабы там не оставались люди развратных нравов. Выслужившим урочные годы промышленикам должно быть позволено возврататься на сих судах в Россию, с приобретенным ими имуществом. Ныне встречают они различные в том препятствия; ежели они и возвратятся в Охотск, то нередко лишаются там всего ими приобретенного; ибо не могши выехать оттуда, не окончив щетов своих с прикащиками Компании, они от праздности начинают там мотать, находя к тому тем более удобности, что купцы им верят в долг на щет денег, которые они должны получить, и таким образом случается, что некоторые из них при конце ращетов не только ничего не получают, но еще остаются должными. От сего произходит, что сии бедные люди, если и помышляли по многолетнем своем странствовании возвратиться на родину с малым имуществом, с трудом и горем приобретенным, чтобы провести остаток жизни в покое со своими родственниками, должны по сделании новых долгов, опять вступит в службу Компании. Но если бы они могли возвращаться прямо в Петербург, тогда не только скорее совершили бы свой путь, но и требования их были бы удовлетворены немедленно, и чрез то приохотили бы и других вступать в службу Компании.

Матрос, или так называемый промышленик, находящийся в услужении Компании, ведет, как уже сказано, жизнь крайне бедственную. Он терпит нужду в платье, белье, во всех потребностях и в необходимых средствах к сохранению здоровья. Трудно и самому здоровому человеку перенести таковые во всем недостатки в толь суровом и туманном климате. Весьма часто даже и воды не достает. Водяные бочки скрепляются вообще деревянными обручами, а потому не долго держатся и не редко вытекают; сверх сего и количество оных бывает так мало, что если случится плавание хотя несколько продолжительнее, нежели предполагали, тогда претерпевают наконец крайнюю в воде нужду. При нас пришло в Петропавловской порт малое Компанейское судно из Уналашки. Оно было в пути пять недель, и в последние дни не имело воды почти вовсе; в одной только бочке осталось на два дюйма, как там говорят, что составляло не более 10 или 12 кружек.

Промышленики ведут такую бедную жизнь не на судах только; на берегу положение их не менее жалостно. По недостатку строений, они по, большей части живут в юртах т. е. в подземельных, весьма вредных жилищах, и терпят такой же недостаток в здоровой пище, как и на море. Даже соли, сей необходимейшей приправы яств наших, часто у них не бывает. Хлеб хотя им и дается, но, по трудному доставлению оного, в весьма малом количестве; в одном только горячем вине не имеют они недостатка, от чего и произходит, что люди сии во все время бытности своей на берегу предаются вообще пьянству. Сколь вредна им сия неумеренность на берегу, столь же пагубно для их здоровья то, что на море не дают им вовсе вина. На берегу им позволяют пить в долг сколько хотят, а тем для промышленников труднее освободитъся от тягостных своих обязанностей. Я не понимаю, для чего не позволяют продавать вина промышленникам в море. Начальник судна мог бы только определить количество ежедневное для каждого, и тогда очевидно была бы обоюдная польза. Неумеренное употребление крепкого напитка на берегу в продолжение девятимесячной зимы, праздной образ жизни, чрезмерно худое житье в юртах, и нездоровая пища, раждают цынготную болезнь, которая разрушает здоровье и в самом крепком теле. По возвращении нашем из Японии, нашли мы из числа пятерых промышленников, привезенных нами в Камчатку из Кронштата, одного только здорового; прочие же четыре страдали цынгою в высочайшей степени. Во время трудного десяти-месячного нашего плавания здоровье их сохранилось совершенно, но в Петропавловске, не взирая на трезвость их жизни, не могли они спастися от сей жестокой болезни, и видя Матросов Надежды в лучшем здоровьи, раскаивались в своем предприятии. Каждой из них желал сердечно возвратиться опять в Россию. Если зима столь тягостна и жестока в Камчатке, то чего же ожидать можно на Уналашке, Кадьяке и Ситке, где климат, жилища и жизненные потребности еще хуже.

Лейтенанты Хвостов и Давыдов готовились к отходу в Кадьяк на Компанейском судне Марии, для принятия там начальства над двумя новопостроенными судами. Сии искусные Офицеры нашего флота суть первые, которых приняла Компания в 1809 году. Начальное их плавание было на Кадьяк из Охотска. Они вышед из последних днях Августа и не заходив никуда, пришли в назначенное им место Ноября 14 го. Столь поспешное окончание сего плавания было там нечто неслыханное; ибо до того употребляли на оное всегда два или три года. В следующее потом лето возвратились они в Охотск обратно, равномерно нигде не останавливаясь, и привезли груз, которой ценили в два миллиона рублей. После сего отправились они немедленно в С. Пешербург, где пробыв два месяца, возвратились опять в Охотск, а оттуда вторично в Кадьяк, но принуждены были зайти в Камчатку, и препроводить там зиму. Теперь приготовились они к отплытию в назначенное свое место.

Г. Камергер Резанов, оставя Надежду, перешел на судно Марию с намерением побывать на Кадьяке. Естествоиспытатель Лангсдорф, согласившийся сопровождать его, также оставил Надежду.

Июня 16 го пошли мы в губу Авачинскую, чтобы запастись там водою и дровами с лучшею удобностию, нежели в Петропавловском порте.

Июля 21 го были совсем готовы к выходу в море; но при осмотре оказалось, что камбуз или корабельной котел требовал починки, для которой следовало послать оной на берег. О непредвиденной таковой потере времени сожалел я однако мало, потому что многие обстоятельства заставляли обождать Губернатора, поспешавшего к нам из Нижнекамчатска.

Июня 23 го возвратился посланный к нему курьер обратно с известием, что Губернатор прибудет в Петропавловск в следующий день непременно; итак я решился его дождаться.

Июня 24 го ночью пошло судно Мария с Камергером Резановым в море: ветр ему благоприятствовал, и 25 го дня поутру в 6 часов, оно уже вышло из залива.

Июня 30 го в 3 часа по полуночи сделался ветр благополучной; я приказал сняться с якоря, ибо мне казалось прибытие Губернатора, промедлившего пять дней уже сверх назначенного им к приезду сроку, сумнительным; сверх сего я не хотел упустить лучшего времени года к дальнейшему описанию берегов Сахалина; но в 5 часов ветр переменился и принудил нас бросить якорь против залива Раковин.

Июль. 1

Июля 1 го в 10 часов по полудни отошел ветр, дувший чрез все сии дни от S. Мы тотчас начали сниматься с якоря, но едва отдали марсели, то ветр опять сделался южный. Сколь ни досадно было для нас сие обстоятельство, однакож оно случилось к нашему удовольствию; ибо в 3 часа по полудни получили мы известие о прибытии Губернатора. Я поспешил немедленно в город, и по свидании с ним услышал, что весеннее полноводие и быстрота рек задержали его сверх чаяния, и что он не надеялся уже застать нас. Путь его от Нижнекамчатска сопряжен был с чрезвычайными трудностями и очевидною опасностию. Нижнекамчатск отстоит от Петропавловска почти на 700 верст. Большую часть сего расстояния т. е. до Верхнекамчатска должно переехать по реке Камчатке в самой худой лодке, в которой надобно плыть вверх по крайней мере десятеро суток. Проезжий лежит во все сие время протянувшись в лодке, а Камчадалы, сменяющиеся в каждом остроге, толкают ее шестами день и ночь близ берега. Если бы езда сия совершалась в удобном покрытом судне, в коем, кроме просторной каюты было бы место для запасу всякого рода и кухня, как то делают в Японии, Китае, Суринаме и во многих землях Европейских, тогда бы проезжие, в вознаграждение за претерпеваемую ими десятидневную скуку, имели по крайней мере некоторый покой; но в плавание по Камчатке, сверх неприятного долговременного положения в лодке проезжого, каждое мгновение, а особливо ночью, угрожается он опасностью; ибо лодка весьма легко может быть опрокинута, или сильным порывом ветра, или несоблюдением равновесия, или ударением оной о плавающие в реке во многом количестве пни и колоды. Такое нещастие приключилось действительно с Г. Губернатором на обратном пути его. Одна только любовь к нему бывшего с ним чело-века, жертвовавшего явно своею жизнию, спасла его от смерти.

Надобно иметь рвение к общему благу и деятельность Г-на Кошелева, чтоб часто предпринимать таковое путешествие. Он возвратился недавно из Ижигинска, которой отстоит от Нижнекамчатска на 1500 верст. Сей путь совершил он на собаках, хотя и поспешно, однако с таковыми же великими трудностями и опасностями, как и водою. Он посещал сию отдаленную страну своей области для прекращения раздора между Россиянами и Чукчами, из коих первые подали к тому причину. Чукчи одни из всех населяющих северовосточный край Сибири народов, которые хотя и признают над собою верховную власть России, но поныне еще не вовсе покоряются. Они просили Губернатора посетить их, для принесения ему жалоб своих лично. Он обещался исполнить их прозьбу зимою; для чего и собрались благовременно многие из их старшин в Каменном, местечке, лежащем в 400 х верстах от Ижигинска, чрез которое Губернатору проезжать надлежало и где бывает мена или торговля между Чукчами, Коряками и Россиянами. Он нам расказывал со всяким чистосердечием, и не имея нималейшего намерения себя выхвалить, о свидании своем с старшинами сего воинственного народа.

Чегро-Тума верховная Глава всего Чукцкого народа с двадцатью подчиненными ему старшинами и со знатным числом Чукчей ожидал и встретил Губернатора в Каменном. Он переговаривал с ним лично. В краткой речи, говоренной им с великою благопристойностию и важностию, представил он Губернатору о всех претерпенных Чукчами угнетениях, которые принудили их прибегнуть к жалобе. Он просил весьма убедительно Губернатора не отказать им в своем покровительстве, которое может питать их единственною надеждою к продолжению дружеского сношения между Россиянами и Чукчами, присовокупив к тому; "что все, что побудило нас собраться в Каменном, состоит единственно в том, чтоб испросить у Тебя быть нашим защитником. Мы слышали, говорил он, о твоей строгости, но слышали и о любви твоей в справедливости. Твоя добрая слава привлекла нас пред лице твое. Два года ожидали мы тебя с нетерпением. Наконец ты пред нами. Мы видим только тебя и предчувствуем, что не откажешь нам в справедливости." Чукчи жаловались более всего на некоторых промышленников Американской Компании, которые всеми образами раздражали их, а больше обманами в мене товаров, и на некоторых чиновников Ижигинской округи.

"Нам не трудно было, продолжал старец Тума, отмстить обиду свою убиением оскорбивших нас Россиян; но мы не хотим расторгнуть дружеской связи с Россиею, и желали лучше терпеть, и ожидать твоего правосудия, о коем столь много нам расказывали." Губернатор, по точном исследовании, дела, нашел жалобы Чукчей основательными и сделал им совершенное удовлетворение. Тогда пришел Чегро-Тума с подчиненными ему старшинами опять к Губернатору, и по изъявлении глубочайшей благодарности, просил его принять несколько дорогих мехов в подарок. Губернатор выслушал их с великим удовольствием, но подарков не принял, кроме бездельицы, которую он наконец взял, чтоб не огорчить достойного Туму. Он одарил напротив того сам Чукчей горячим вином, холстиною, сукном и другими вещами, которые частию привез для того с собою, а частию купил на месте. Такой поступок, свойственный Г. Кошелеву, удивил Чукчей несказанно. "Каждый Россиянин, сказал достойный Тума, исполненный удивлением, наипаче же имеющий хотя малое начальство, думает быть в праве требовать от нас подарки, и при малейшем в том сопротивлении нас обижает, и не редко даже грабит; но ты верховный повелитель во всей обширной сей стране, не только не приемлешь из приносимого тебе с желанием от всего сердца благодарными Чукчами ни малейшего дара, но и одаряешь их еще драгоценнейшими вещами. Мы сего никогда не видывали, никогда даже и не слыхивали." потом вынул Тума из ножен кинжал с концем преломленным: "Смотри великий Генерал, продолжал он: вот сей самый кинжал обещался я покойному своему дяде, (коему следовал Тума преемником в верховной власти над Чукчами) не изощрять никогда против Россиян. Здесь торжественно повторяю мое обещание и говорю: что конец кинжала сего не будет во всю жизнь Тумы изощрен против твоих соотечественников. Объяви о сем своему ИМПЕРАТОРУ."

Губернатор, во время пребывания своего в Каменном пригласил однажды Чегро-Туму к своему обеду. Тума отговаривался сначала от сего приглашения, и отвечал, что сия честь для него слишком велика. Генерал, сказал он, есть человек знатный; как могу я обедать с ним вместе, а особливо будучи не Христианином? Его единоверцы соотечественники презирают того, кто не носит креста, как знака Христианина. Генерал отвечал на то, что рад будет сердечно обедать за одним столом с верховною Главою храброго народа Чукчей.

При прощании с Губернатором все Чукчи просили его, усердно посетить их еще будущею зимою; но когда он представил им невозможность исполнить их прозьбу, тогда начали они просить его, прислать к ним вместо себя своего брата, которой, говорили они, должен быть верно такой же, как и ты, доброй. Чукчи не обманывались в том ни мало. Сей любви достойный Офицер, бывший с нами в Японии, как уже прежде упомянуто, одарен всеми теми качествами, которые к брату его привлекли всеобщую любовь и почтение в сей обширной области им управляемой.[155]

3–4

Благосклонный Губернатор препроводил с нами то короткое время, которое мы еще оставались на якоре. Он на другой день поутру по прибытии своем приехал к нам на корабль, и оставался у нас до после обеда следующего дня. Потом поехали мы с ним на берег на небольшое пиршество им приуготовленное по обычаю Камчадалов. Все Офицеры, кроме тех, кои не могли отлучишься участвовали в оном, быв привлечены не самым балом, но желанием провесть последние минуты с почтенным Губернатором и его братом. Я позволил при сем также и третей части служителей быть зрителями сего Камчатского празднества. В час пополуночи возвратились мы на корабль. Ветр в то самое время сделался северной. Мы подняли гребные суда, снялись с якоря, и в 4 часа утра 5 го Июля находились уже вне залива.

ГЛАВА V. ИССЛЕДОВАНИЕ ВОСТОЧНОГО БЕРЕГА ОСТРОВА САХАЛИНА

Надежда выходит из Авачинской губы. — Усмотрение Курильских островов. — Проход проливом Надежды. — Буря близ мыса Терпения. — Приход к берегу Сахалина. — Вид оного. — Описание мыса Терпения. — Сравнение между долготами, выведенными по хронометрам и по лунным расстояниям. — Величайшая погрешность, могущая произойти при сих последних наблюдениях. — Удобнейшие инструменты к взятию лунных расстояний. — Продолжение исследования Сахалина к N от мыса Терпения. — Гора Тиара. — Низменность здешнего берега. — Опасные мели в некоем от берега расстоянии. — Продолжительные туманы. — Достижение северной оконечности Сахалина. — Описание мысов Елисаветы и Марии. — Обретение Татарского селения у залива между сими мысами, названного мною северным заливом. — Описание сего залива. — исследование северо-западного берега Сахалина. — Низменность оного. — Усмотрение противолежащего берега Татарiи. — Приход к каналу, разделяющему остров Сахалин от Татарии. — Принужденное назад возвращение. — Сильные течения у канала. — Предполагаемая близость устья реки Амура. — Остановление на якорь на северо-западной стороне Сахалина в заливе, названном Надеждою.

1805 года Июль. 2

Не благоприятствовавшая погода не позволяла нам прежде определить с точностию положения надводных камней, названных Каменными ловушками, открытых нами в последнее плавание у островов Курильских; а потому и желал я произвести то при настоящем случае. Итак мы взяли курс, чтобы прорезать сию гряду в широте 48°,30. До параллели Курильских островов держались по возможности к Камчатскому берегу ближе, дабы дополнить начатую нами карту сей части Камчатского берега. Я думаю, что карта сия от мыса Лопатки до Шипунского носа найдена будет верною, исключая, может быть, одну малую часть берега у мыса Лопатки, которую по причине наступившего вдруг тумана видели мы только несколько минут. Во время плавания нашего мимо мыса Лопатки и первых островов Курильских, действовало столь сильное течение в направлении SO 60°, что корабль увлекаем был оным в час около 1/2 мили. Каждой раз примечали мы в параллели сей течение от N, действовавшее то сильнее то слабее, смотря по отдалению от берега; почему и надобно искать причины того в направлении узкого пролива, разделяющего острова Поромушир и Сумту.

По четыре-дневном тумане, рассевавшемся обыкновенно на несколько часов около полудня, увидели мы 9 го числа Июля в 9 часов по полуночи, южной Пик на острове Оннекотане и Пик на Харамокатане; первой на NW 26°; а второй на NW 30°, в расстоянии около 70 миль. В сие время простирался от NW до SW над горизонтом столь густой туман, что можно бы почесть его за берег, если бы мы не были уверены, что в сем направлении никакой земли видеть не можем; столь обманчив был вид его. В полдень находились мы по наблюдениям в широте 48°,10 и долготе 204°,34,30". Чрез сии наблюдения узнали, что скорость течения к SW 1/2 S в последние 24 часа была в час по одной миле. Сие сильное течение сделало тщетным мое намерение найти надводные камни, которые долженствовали лежать тогда около 20 миль севернее. Скоро по полудни увидели мы Пик Сарычева на SW 85°; в 3 часа лежал он от нас прямо на W, почему широта его удобно была нами определена, и оказалась 48°,5,30"; в пред-идущее же плавание наше найдена была оная 48°,6,30", следовательно средняя есть 48°,6,00", которую можно принять за истинную. Долгота сего Пика есть 206°,47,30" W. Острова Харамокотан, Шиаткотан, Икарма и Черинкотан находились от нас в то же время на NW 15°; NW 24°; NW 43°; NW 53°. Малого острова Муссир, к коему мы в последнее пред сим плавание столь нечаянно приближились, в сей раз не видали, хотя он и лежит от острова Раукоке весьма близко; сему причиною малость его и низменность.

10–11

В 6 часов вечера настал густой туман, продолжавшийся чрез всю ночь и вовсе следующее утро; ветр притом дул свежий от OSO и О. Положение наше было весьма неприятное; ибо мы находились близ опасных островов, у коих течение очень сильно. Еслибы действовало оно от S, то могло бы прижать нас к Каменным Ловушкам. Часто слышали мы шум разбивающихся волн; но не могли узнать, от буруна ли он, или от спорного течения произходит. В сем неприятном положении провели мы две ночи. Туман продолжался столь густой, что зрение не простиралось далее 10 ти саженей. Мы лавировали под малыми парусами; лот бросали очень часто; но последняя предосторожность у островов сих едва ли нужна; потому что и в 50 саженях от берега нельзя достать дна 150 саженями. Наконец туман рассеялся 11 го Июля в 4 часа по полуночи. Мы увидели острова Икарму, Черинкотан, Муссир и Раукоке, которые лежали от нас на NO 21°; NW 5°; NW 34°; NW 8l°. Острова Раукоке видно было только основание и часть возвышения. Пик Сарычева не показывался. Склонение магнитной стрелки найдено в сем месте 3°, 12 восточное. Благоприятствовавший ветр побудил меня решиться пройти между островами Раукоке и другим, ближайшим от него к S, то есть 12 м или островом Матауа. При сем случае надеялся я при бывшей весьма ясной погоде увидеть и другие южные острова Курильские. Нам и удалось действительно видеть, кроме Матауа, остров Рашауа или 13 й, и часть острова Кетоя млм 15 го. Последний есть тот самой, которой на Француских и Англинских картах Марикан называется. Между оным и другим, названным Голландцами землею Компании,[156] или по числу шестнадцатым, находится пролив де ла Буссоль. Острова Ушишира, или четырнадцатого, мы не могли увидеть. Он должен состоять, по описанию Палласа, из двух низменных островов, один другому прилежащих.

В 8 часов вышли мы из пролива, разделяющего Раукоке и Матауа, и взяли курс к W. Сей пролив, названный мною Надеждою, есть один из лучших между островами сей цепи. Он шириною в 16 миль и совершенно безопасен. Течение в нем имело направление к западу и было весьма сильно. Шум от спорного течения уподобляется точно шуму волн разбивающихся о камни. Птицы плавали во множестве по проливу.

В первые дни, по выходе нашем из Петропавловского порта, разнствовала долгота по счислению от истинной 1 1/2 градуса; но 11 го июля погрешность была только 6 минут.

Из сего видно, что нам удалося определить долготу Курильских островов в параллели, в коей мы оные сего дня проходили, почти без всякой погрешности, также и весьма не надежным способом т. е. корабельным счислением. Таковое редко бывающее между истинною и счислимою долготою сходство, могущее случиться от противных действие одно другого уничтожающих течений, не должно однакож в искусном и опытном мореплавателе рождать доверенность.

13–17

рассеявшийся на несколько часов туман открыл нам горизонт будто единственно для того, чтобы нашли мы безопасной проход между Курильскими островами. В 10 часов помрачил он опять атмосферу и продолжался беспрерывно целые сутки. Ветр дул свежий от О, потом от SW, а наконец 13 го Июля от NW; он рассеял туман, и погода сделалась ясная. В сей день найдена широта 48°,21,28", долгота 212°,32,45", и мы узнали, что в последние два дня течение было SWtW 1/2 W в час полмили. Курс наш был прямо к мысу Терпения, для продолжения прерванного в сем месте испытания берегов Сахалина. Приближаясь к мысу приказывал я бросать лот часто, но дна не доставали. Июля 15 го в 10 часов пред полуднем в широте 48°,27 и долготе 214°,53, оказалась глубина 77-саженей, грунт крупной песок, а 3 мя милями севернее от сего места 72 сажени, грунт каменистый. Мы находились тогда от мыса Терпения и от Тюленья острова в 23 х милях. Множество тюленей и стада птиц окружали корабль во все утро. Мы конечно увидели бы берег при погоде более ясной. Туману не было, но видимый горизонт наш простирался только от 10 до 12 миль. По счислению находились мы от мыса Терпения точно на S, а потому и держали курс прямо к N. Нашедший густой туман в 3 часа по полудни принудил нас лечь в дрейф. В сие время широта места долженствовала быть 48°,50. Глубина найдена 100 саженей, грунт каменистый. В следующее утро туман прочистился. Я хотел воспользоваться благоприятствовавшими минутами и успеть в том, чтобы увидеть берег прежде наступления крепкого ветра, которой предвещаем был падением ртути в барометре; но терпение наше подлежало новому опыту. Мгновенно облака сгустились, дождь пошел сильной, ветр дул столь крепко, что мы должны были взять у марселей рифы; в полдень сделался настоящий шторм, которой в 6 часов вечера свирепствовал жестоко и разорвал марсели: мы оставались под одним фоком и штормовыми стакселями. Сей шторм начался от NO, потом отошел мало по малу к N, к NW, и наконец утих; он удалил нас на 50 миль от берега. Ртуть в барометре, опустившаяся на 28 дюймов 9 линий, начала подниматься в полночь. За сею бурею настала в следующий день прекраснейшая погода. После маловетрия, продолжавшагося несколько часов сделался ветр от S; и так мы поставив все паруса пошли к берегу, которой и увидели наконец в 8 часов вечера при захождении солнца, но только неясно, потому что сделался опять густой туман. Берег простирался от SW до WNW, Часть его, видимая на WSW, хотя не весьма возвышенна, однако же довольно отличается от пологостей, лежащих по обеим сторонам оного, к N и к S. Глубина найдена 65 саженей, грунт ил, расстояние от берега было около 10 миль. Не могши обозреть всей южной оконечности, мыса Терпения, лавировали ночью ж. Глубина увеличилась после до 100 саженей, а грунт был ил же.

18–19

На рассвете увидели опять вчерашней плоской берег на W, а мыс Терпения на SW 17°. Ветр дул свежий от S; я надеялся осмотреть с точностию сию часть берега еще нынешним днем, и в сем намерении приближился к нему на 3 мили, где глубина оказалась 25 саженей; но густой туман и крепкий ветр, отошедший мало по малу к востоку, принудил нас удалиться опять от берега и ожидать лучшего времени. Глубина увеличивалась; в 6 ти милях на О от упомянутого плоского берега найдена оная 60, а двумя милями восточнее 75 саженей, грунт каменистый. Туман и пасмурная с дождем погода, переменяясь, продолжались до 10 часов следующего утра; после сделалось яснее. Мы немедленно пошли к берегу при слабом западном ветре и в 11 часов увидели Сахалин вторично. В полдень широта 49°,00, долгота 224°,44,15". В 3 часа увидели мыс Терпения на WSW; Тюлений остров на SW 1/2 S.

Мыс Терпения, лежащий по наблюдениям нашим в шир. 48°,52,00" и в долг. 215°,13,45", весьма низок. Он состоит из двойного холма, тупо оканчивающагося, от которого простирается низменная остроконечная пологость на довольное расстояние к S. На севере от мыса, берег так же очень низмен. Первая возвышенность в сем направлении есть вышеупомянутой плоской берег, лежащий в широте 48°,57. Он хотя по малому своему возвышению и не может быть далеко усмотрен, однакож делает мыс Терпения довольно приметным. Средина Тюленьего острова, окруженного каменьями, коих заднюю часть мы видели 24 Мая, и которая по причине льдов была пределом тогдашнего нашего к N плавания, лежит в широте 48°,32,15", долготе 215°,37,00", на SW от мыса Терпения, в 30 милях. О северовосточных и югозападных пределах рифа, окружающего сей остров упомянуто уже выше.

По определении положения сих двух важнейших мест юговосточного берега Сахалина, пошли мы к N вдоль берега, уклоняющагося в направлении своем от плоского берега несколько к западу. Скоро потом открылось великое в берег углубление, конца коего не досязало зрение и с саленга; почему я и велел держать на WNW и плыть до тех пор, пока не уверились, что оное не составляло пролива, разделяющего здесь остров. Сей залив находится в широте 49°,5 и окружен со всех сторон низкими берегами; я назвал его низк обрежным. Мне казалось вероятным, что в оной вливается большая река; на северном его берегу возвышается земля до посредственной высоты мало по малу к северу. Нигде не усматривали мы отличающагося места, которое могло бы служить к вернейшему снятию берега.

Дватцатый день Июля обещал нам лучший успех в наших исследованиях. Предъидущею ночью сделался ветр от SSW; мы взяли курс прямо к берегу, от коего находились в расстоянии около 10 миль, где глубина от 75 до 80 саженей, грунт каменистый. В 4 часа утра узнав, где находились, пошли на NW при прекраснейшей погоде, каковой давно уже не имели. Мы надеялись, что SSW ветр освободит нас от туманов, находивших вдруг и почти всегда при SO и О ветрах. Берег, коего направление от северной оконечности низкобрежного залива простирается до 49°,30 широты, NW 19°, имеет вид во всем единообразной с виденным вчера, далеко во внутренности только оного казались многие ряды гор по большей части высоких. Краи берегов вообще каменистые, белого цвета. Между двумя, довольно выдавшимися оконечностями, скрывается, может быть, хорошая пристань; но мы, находясь и в недальнем расстоянии, не могли в том увериться; ибо густой туман, расстилавшийся между оконечностями, тому препятствовал.

Судя по положению берега, заключать следовало, что здесь впадает в море речка. Я желал изведать с точностию сию часть; но как наставший первый ясный день не льстил нас в сих туманных странах надеждою на продолжение хорошей погоды, то я и не мог решиться употребить дорогое время на изведание, не обещавшее верного в чем либо успеха. Впрочем, чтобы подать мореплавателю после нас способ найти место сие без трудности, означаю я здесь широту и долготу оного 49°,29 и 215°,42. Оно находится на SSW в семи милях от оконечности, лежащей под 49°,35, широты и 215°,33 долготы, названной мною мысом Беллинсгаузеным, именем четвертого нашего Лейтенанта.

Прерывая описание дальнейших наших испытаний восточного берега Сахалина, которой удалось нам обойти и изведать первым из всех Европейских мореходцев, неизлишним почитаю я сказать здесь нечто об астрономических определениях, служивших главным основанием к составлению карты сего берега, утверждая притом, что оные заслуживают довольную доверенность. Оба наши хронометры No. 128 Арнольдов, и Пеннингтонов[157] со времени отбытия из Камчатки разнствовали один от другого только тремя секундами. С нетерпением ожидал я хорошей погоды, дабы посредством лунных наблюдений увериться, что причныою сего сходства была не одинакая погрешность обоих хронометров, как то случилось в плавание наше от островов Вашингтоновых к Сандвичевым. Июля 17 го учинили мы с Г. Горнером по шести вычислений расстояний луны от солнца. Среднее из моих показало погрешность хронометров 21,30", среднее же из вычислений Г. Горнера 27,45". Столь великая погрешность казалась нам невозможною, и мы приписывали оную лунным расстояниям показанным на сей день в Парижском календаре; Г. Горнер, вычислив долготу луны по Бирговым таблицам, нашел действительную погрешность календаря 57 секунд, которая произвела неверность в определении географической долготы 28,45", следовательно погрешность хронометров по моим наблюдениям была 7,15", по наблюдениям же Г. Горнера 1,00" восточная. Июля 19 го при благоприятствовавших обстоятельствах сделали мы с Г. Горнером по десяти вычислений, из коих каждое состояло обыкновенно из пяти и шести расстояний. Сим образом найдена опять разность между долготами по хронометрам и наблюдениям почти 20. Итак погрешность календаря и сего дня долженствовала быть немалою. Г. Горнер, вычислив и в сей раз по Бирговым таблицам, нашел погрешность в долготе луны 40 секунд, от чего и произошла разность в определении долготы 19 минут. Погрешность хронометров оказалась по наблюдениям Г-на Горнера только 15 секунд в градусной мере, а по моим 3,12" восточнее. Июля 20 го вычислили мы опять по пяти расстояний каждый; по моим вышла погрешность хронометров 9,49", по Горнеровым 15,30" восточнее. Наблюдения, произведенные 21 го Июля показали погрешность, только несколько секунд. Поелику наблюдения, учиненные 19 го Июля, суть вернейшие и числом превосходнейшие, при коих долгота луны вычислена была по Бирговым таблицам; то я и принимаю настоящую погрешность хронометров 1 1/2 минуты, как среднее число, найденное по моим и Г-на Горнера наблюдениям, которая в самом деле столь маловажна, что даже за ничто почтена быть может. Хотя тридневные наблюдения и показывали погрешность хронометров всегда восточнее, однако истинная погрешность может быть равномерно несколькими минутами и западнее; ибо наблюдения, делаемые на море подвержены гораздо большей погрешности.

Из всех инструментов, которыми подобные наблюдения производятся на море, почитаю я хорошей секстант лучшим и надежнейшим. Секстанты преимущественнее целого круга. Последний доставляет правда великую выгоду тем, что несовершенно верное разделение уничтожается почти вовсе многократным повторением наблюдений. Но сие преимущество теряет весьма много цены своей, если принять в рассуждение затруднительное оборачивание, даже и при самом удобном устроении, тяжелого инструмента; сверх того при Мендозовом круге с обращающимся нониусом, переменяемое привинчивание и отвинчивание трех скобок, крайне затруднительно; ибо при каждом измерении, обращаемый круг легко вперед или назад передвинется на несколько секунд, так что при всяком наблюдении столь же можно удалиться от точности, сколько желательно было повторением оных более к точности приближиться. Если же принять сверх сего в рассуждение, что погрешность секстанта может определиться до нескольких даже секунд, а в хороших инструментах оная совсем не изменяется; по малой величине радиуса, в окружном же инструменте и телескопа, нельзя дойти до такой верности; что при многих наблюдениях посредством круга, если и известно, что некоторые из сих наблюдений, по причине облака или чего либо другого произведены неверно, отменить оных не можно, и проч.; то не трудно увериться, что и в сем случае, подобно другим многим, преимущество умозрительного изобретения уничтожается практическими затруднениями. Г-н Горнер, с которым мы в начале предпочитали круг много, и часто рассуждали о совершенствах и недостатках оного, испытал на самом деле, что употребление хорошего Секстанта на море гораздо удобнее круга, которой мы потом вовсе оставили. На берегу, где точность доведена быть должна до полусекунды, может круг иметь впрочем свое преимущество; но устроение оного долженствует быть удобнее того, какой с обращающимся нониусом получен был мною в 1803 году от Г-на Троутона.

Мы в прекраснейшую погоду плыли к северу вдоль берега в расстоянии от 6 ти до 10 ти миль. Глубину находили от 70 до 80 саженей, грунт ил. Сахалин представлялся нам теперь в прелестнейшем виде; потому что мы в прежнее наше около берегов его плавание не видали ничего, кроме гор, покрытых снегом; суровой же вид обгорелых островов Курильских, кои мы недавно оставили, не увеселял зрение. Самая простая зелень, покрывавшая посредственной высоты горы, стоящие на берегу рядами, заставляла нас хвалить красоты Сахалина с живейшим чувствованием. Деревья вдали росту невысокого, а ближе к берегу только лесочки. Мы видели здесь многие в берег углубления, в кои, казалось вливаются малые источники. Сии места обещают удобное положение к населению; но мы не приметили ни малейших к тому признаков. Внутренность берега весьма единообразна; с трудностию находили мы отличные места. В числе оных была довольно высокая, плоская гора, отличающаяся тремя остроконечиями, стоящими на её средине, по коим и названа нами Тиарою. Она лежит в широте 49°,57,00", долготе 216°,14,30". От мыса Белинсгаузена до параллели горы сей простирается берег NW 30°.

Июля 20 го в полдень находились мы в широте 49°,57,02", долготе 215°,48,13". Наблюдения показали течение 14 миль в сутки к северу. Предполагаемая мною вышеупомянутая пристань лежала тогда от нас на SW 6°, а выдавшаяся на севере оконечность, названная мысом Римником и лежащая в широте 50°,10,30", долготе 215°,57,00", на NW 30°. В сие время расстояние наше от берега было 8 миль; глубина 60 саженей, грунт зеленой ил.

Благоприятствовавший нам по утру ветр переменился в NW ой, и был довольно свеж с крепкими порывами. Он принудил нас лавировать и приближаться чрез то к берегу на 3 и 2 1/2 мили, где находили глубину 40 саженей. Великая зыбь от N, произшедшая нечаянно в 6 часов при умеренном ветре, казалась быть предвестницею шторма. Ртуть в барометре, стоящая и до того еще очень низко, опустилась теперь с 29,35 на 29, 15. В 8 часов сделался действительно крепкой ветр от N, однако в 11 часов преобратился в умеренный. За сим кратковременным крепким ветром следовал густой туман, хотя ветр и оставался северной. На рассвете пошли мы опять к берегу, к которому при слабом северном ветре приближались медленно. В полдень лежала от нас гора Тиара на NW 75°, мыс Римник на NW 46°, устье речки или, малой залив прямо на W. расстояние от берега было около 10 миль. Найденная наблюдениями широта 49°,56,35", долгота 215°,43,50", десятью милями южнее и двумя восточнее, нежели выходило по счислению. Течение к северу благоприятствовало нам не долго. Течение к югу кажется быть здесь господствующим в сие время года; оно бывает даже и при южных ветрах. Сие стремление течения подало мне повод несправедливо думать, что остров Сахалин в широте 51° или 52° должен разделяться проливом, простирающимся от NW на SO. Долго я льстился тщетною надеждою к открытию оного.

Приближившись к мысу Римник на 5 или 6 миль, легли мы в дрейф. На рассвете 29 го Июля лежал он от нас на NWtW. Вместо того, чтобы найти за мысом сим великую губу или по крайней мере приметную перемену в направлении берега, что предполагать заставляли находящиеся от него на NW горы, увидели мы, что берег идет от сей оконечности в прежнем направлении NtW, и притом столь низок, что виден только в близком расстоянии. Сей низменной берег простирается далеко во внутренность и приметен особенно тем, что он на N гораздо гористее. Здесь видны прекраснейшие долины и холмы. они покрыты тучною травою, а сопредельные им горы высоким лесом. Сия часть Сахалина должна быть плодоносна и требует малого возделывания, которого следов однако мы нигде не приметили. Киты, сивучи и тюлени показывались во многих местах близ берега; бесчисленное множество птиц окружало корабль со всех сторон. В полдень находился от нас мыс Римник на WNW; высокая плоская гора на NW 48°; гора Тиара на SW 50°. В сем положении определена наблюдениями широта 50°,9, 4", долгота 215°, 59, 40". расстояние наше от берега в час по полудни было около 2 миль, где глубина 29 сажени. Как скоро начали мы держать курс от берега, вдруг настало безветрие, продолжавшееся до 3 х часов следующего утра. После сделался слабой ветр от SSO, которым поплыли мы вдоль берега на NNW, в расстоянии от ного на 4 и 5 миль, так что никакое место не могло скрыться от нашего зрения. Глубина была 35 саженей; бурун у берега везде весьма силен, коего шум слышали мы ясно. Несколько выдавшаяся в море часть берега, отличавшаяся темноватою зеленью, и низменная оконечность, заставляли меня сначала полагать, что здесь находится место для якорного стоянья; однако я скоро потом удостоверился в противном.

Близость, в коей находились мы от берега, позволяла видеть ясно, что нигде не было залива. В полдень лежал от нас высокой, очень плоской, мало по малу унижающийся мыс на NW 18°,30; южная оконечность, приметная по желтому своему цвету, мною полагаемой гавани, на NW 88°; высокая плоская, прежде мною упоминаемая гора на NW 11°. В сем положении корабля определена широта 50°,22,24", долгота 215°,54,42". расстояние от берега было 3 1/2 мили; глубина 26 саженей; грунт жидкой ил. Мыс, в полдень находившийся от нас на NW 18°,30, назвал я мысом Ратмановым, по имени старшего своего Лейтенанта. Он лежит в широте 50°,43,00", и долготе 216°,5, 45".

При слабом восточном ветре продолжали мы плыть к N. Ряды новых гор открывались, но ни одна из них не отличалась ни особенною высотою, ни видом. Берега здесь вообще утесисты и желтого цвета. В 5 ть часов по полудни находились мы в 8 милях от берега, где глубина была 26 саженей, грунт каменистый. Сия глубина и каменистый грунт подавали мне причину думать, что может быть от мыса, ограничивавшего наш горизонт на севере, так как и от мыса Терпения, простирается далеко в море каменистой риф. Такое, впрочем может не неосновательное, предположение, также мрачная, туманная погода и восточной ветр побудили меня удалиться к ночи от берега. В 6 часов по полудни прояснилось. Мыс Ратманов находился тогда от нас на NW 33°, в 14 милях; в то же время видели мы на W малой залив, в коем, судя по положению берега, должно быть хорошее якорное место. Вход сего залива шириною около мили, в середине его виден был большей камень. Сей залив лежит в широте 50°,35,30", в долготе 216°,08,00". В 7 часов показался весь мыс Ратманов, простирающий низменную свою оконечность весьма далеко в море. Продолжение берега к W видно было ясно. Направление его уклоняется гораздо более к западу, ибо от мыса Римника до мыса Ратманова берег шел NW 8°; а от сего последнего мыса взял направление NW 30°. Дальнейший виденный нами в 8 часов берег лежал на NW 34°, а мыс Ратманов в то же время на NW 43°. Ближайшее расстояние наше от берега было тогда около 10 миль, где глубина была 57 саженей.

Течение продолжалось многие дни уже от севера, со скоростию около мили в час; почему мы и продолжали плыть ночью под малыми парусами к N. В час пополуночи, находившись по счислению против мыса Ратманова, легли в дрейф; а на рассвете пошли прямо на W; но пасмурная и туманная погода не позволяла видеть берега. В 7 часов покрывал нас весьма густой туман. Глубина уменьшилась до 35 саженей; мы легли в дрейф. Ветр дул свежий от SO. В 10 часов туман начал рассеваться; но берег еще покрывался оным. Находясь от берега в расстоянии около 7 мил, что я заключал по глубине, уменьшившейся до 48 сажен, надеялись увидеть оной скоро и не желая потерять ни одной минуты при наступлении ясной погоды, которой скоро ожидали, плыли под малыми парусами прямо к берегу. В 11 часов увидели песчаной край берега, скоро потом приметили ясно со шканец и бурун у оного; но берег и высокие далее во внутренности земли горы покрывались еще мрачностию. Мы находились от берега едва в 3 х милях, где глубина была 25 саженей, грунт песок и раковины; тогда мы поворотили и легли в дрейф к востоку в надежде, что полуденное солнце рассеет туман. В сие время видны были только мыс Ратманов и севернейшая вчера уже виденная нами оконечность, также и вершины гор, лежащих между сими мысами далеко во внутренности острова. В полдень определена наблюдениями широта, 51°,5,57", долгота 215°,8,10". Мыс Ратманов лежал тогда от нас прямо на S, а севернейшая оконечность на SW 55°. Последнюю назвал я именем Астронома Делиль де ла Кроэра сопутствовавшего Капитану Чирикову в его Экспедиции к берегам Америки в 1741 году. Она лежит под 51°,01,30" широты и 216°,18,00" долготы. Туман висел еще над берегом; в 4 часа только начал рассеваться. Мы тотчас пошли тогда к берегу и приближались к нему опять на 3 мили. Кроме мысов Ратманова и Делиль, соединяющихся между собою низменным песчаным берегом и хребтом высоких гор, лежащих между оными далеко во внутренности, весь остальной берег был весьма не ясно виден. Итак мы принуждены были лечь в дрейф и ожидать не удастся ли осмотреть сии места еще до захождения солнца; но против ожидания нашего туман сделался еще гуще и ветр сильнее. Великая зыбь от О предвещала крепкой ветр от О, которой и последовал. Оставаться в близком расстоянии от берега при крепком ветре, дующем прямо на оной, было опасно, итак зарифя марсели держали сколько возможно ближе к ветру на OtN.

Буря и беспрестанной туман продолжались с 25 го до 29 го дня, во время коих показывался нам берег редко, да и то на малые только мгновения. Лот был единственным нашим путеводителем. Но каким и он мог служить пособием у берегов совсем неизвестных? Сколь многих забот избавились бы мы, если бы знали прежде, что у сего берега нет ни островов, ни мелей, ни рифов, каковые встречаются часто у других берегов и в дальнейшем расстоянии! 28 го дня погода позволяла нам приближаться опять к берегу, от коего удалил нас в предъидущей день крепкой NW ветр на 35 миль. Не задолго пред захождением солнца усмотрели мы ясно мыс Делиль с лежащими близ него высокими горами, составляющими предел гористой части Сахалина; ибо к северу от сего мыса, кроме двух холмов величины посредственной, нет больше никаких возвышенностей. Весь берег низмен, покрыт малым лесом и вообще песчаной. Лаперуз, также при исследовании своем западной стороны Сахалина нашел в параллели 51° берег, состоящий из одного только песку. Остров Сахалин не шире здесь 50 миль; итак заключать надобно, что он между 51° и 52,° чрез всю ширину свою должен состоять из одного только песку, или что Сахалин состоит из двух островов, соединяющихся здесь весьма низким перешейком.

Июля 29 го начала погода опять нам благоприятствовать. По безветрии, продолжавшемся несколько часов, настал слабой ветр от SSW, при котором продолжали мы дальнейшие свои исследования. В полдень определена наблюдениями широта 51°,14,44", долгота 216°,8,40". В 3 часа по полудни находились мы от берега в 7 милях, где глубина была 30 саженей, грунт ил. Мы плыли вдоль берега, сообразуясь с открывавшимися более и более новыми местами на севере, NNW, NtW, N и наконец NtO сколько возможно в близком расстоянии, так что часто отстояли от берега не далее 3 х миль. И по сие время все еще я думал, что северная часть Сахалина, коей последняя к N оконечность должна лежать под 54° широты, и южная, мимо которой теперь проходили, составляют два особенные острова. Быв в таких мыслях, полагал я при усмотрении каждой вновь открывавшейся оконечности, что оная есть последняя южного острова; но сия надежда моя скоро оказалась тщетною.

В 4 часа по полудни показался высокой берег на NW, имевший вид острова по средине песков, его окружающих. Далее во внутренность острова покрывались все места густым лесом. Мне казалось не невероятным, что гористой берег на NW был тот самой, которой назвал Лаперуз мысом Бутен. В 8 часов вечера увидели мы оконечность, казавшуюся нам пределом песчаного берега; она лежала от нас на NW 40° и приметна очень по своему холму кругловатого вида. Сию оконечность, находящуюся в широте 51°,53,00" и долготе 216°,46,30", назвал я мысом Песчаным. Она не составляет предела песчаного берега, продолжение коего за оною к северу есть одинаково с южным. За нею лежит залив глубины довольной. На рассвете казался нам песчаной мыс на SWtS в расстоянии около 20 миль. Желая изведать залив за сею оконечностию обстоятельно и надеясь, может быть, найти здесь пролив, разделяющий остров, приказал я держать SW; но ветр, сделавшийся скоро потом прямо от SW, принудил нас плыть на WNW; однако мы приближились между тем столько, что могли уже видеть задней низменной берег залива. В одном месте только оставалось немалое пространство, которое все еще ласкало меня обманчивою надеждою; оно находилось от нас в 8 часов на NW. Даже с саленга не усматривали там берега, хотя расстояние наше от берега было едва 10 миль и глубина 17 саженей. Я тотчас стал держать курс к сему месту; но по прошествии одного только часа, увидели и тут соединение берегов с марса, а скоро потом и со шканец.

В полдень находились от нас на NW пять валообразных холмов, которые представлялись цепью островов на сей безмерной ровнине. И здесь весь берег, также как и на юге, едва возвышается над поверхностию моря. Он состоит из одного песку и несколько далее во внутренность острова покрывается густым, низким лесом. На NWtN виден был также песчаной холм, отличавшийся несколько своею высотою и плоским видом. В полдень определена наблюдениями широта 59°,17,29", долгота 216°,38,28"; расстояние наше тогда от берега было 5 1/2 миль; глубина 15 саженей. Склонение магнитной стрелки, которое со времени прихода нашего к сему берегу не превышало никогда одного градуса попеременно к востоку и западу, найдено средним числом из утренних и вечерних наблюдений = 0,57 западное.

С полудня начала глубина мало по малу уменьшаться. Сие обстоятельство принудило нас держать несколько далее от берега. В 5 часов находились мы уже от оного в 9 ти милях, где глубина была только 10 саженей. Лот бросали с обоих руслинов беспрестанно. Глубина уменьшилась неожиданно от 10 ти до 8, скоро потом до 5 ти и вдруг после до 41 саженей по обеим сторонам. Мы немедленно поворотили и легли OSO. Глубина оставалась несколько минут еще 41°, но скоро потом начала опять увеличиваться. Во время ночи держались мы под малыми парусами на NO. Сия отмель, первая найденная нами у сего берега, при меньшей с нашей стороны осторожности могла бы сделаться опасною; потому что глубина уменьшилась вдруг до трех саженей. Она лежит в широте 52°,20, долготе 216°,42,00", и вероятно, простирается на многие мили к северу и югу, а от берега в море на расстояние около 10 ти миль. Грунт находили мы здесь везде мелкой песок с кусочками звезд морских. Прежде нашествия нашего на отмель произвели мы с Г. Горнером в сей день наблюдения при благоприятствовавших обстоятельствах и пятью вычислениями лунных расстояний нашли долготу, в полдень 216°,39,10". А сию долготу и хронометры наши показывали.

Берег, которой от Песчаного мыса простирается прямо к северу, составляет против найденной нами отмели оконечность, от коей направление его почти нимало не переменяется. Он также низмен, песчан и покрыт мелким лесом. Вблизи оного рассеяны холмы. Последнюю оконечность достойную примечания по отмели, назвал я Мысом Отмели. Он лежит в широте 52°,32,30", долготе 216°,42,30" и отличается посредственной высоты холмом.

Июль. Август. 1–2

Сей, единообразием своим наводивший на нас скуку, низменной, песчаной берег простирался еще далее к северу, и лишил нас чрез то совсем уже надежды найти здесь разделение Сахалина. При захождении солнца находился от нас севернейший, один из двух виденных холмов прямо на W. Я полагал широту его 52°,42,30". Далее к северу от него не показывалось никакого отличающагося предмета, Берег, простиравшийся так далеко, пока могло досязать зрение, казался все низменным, песчаным. В 9 часов легли в дрейф. В 29 e и 30 е число Июля осмотрели мы с великою точностию около 80 миль сего берега. Без случившейся чрезвычайно хорошей погоде не могли бы мы подходить к нему так близко; ибо он часто скрывался в расстоянии 7 и 6 милей. Мы опасались, что по двудневной ясной погоде скоро последует худая, и опасались не без причины. По безветрии и густом тумане, скрывавшем от нас совсем берег и продолжавшемся чрез весь 31 день Июля, настал ночью на 1 е Августа крепкой ветр от О прямо на берег. Глубина была 26 саженей, следовательно находились мы недалеко от берега. Итак долженствовали поставить столько парусов, сколько возможно было и стараться удалиться от оного. В полдень сделался ветр еще крепче, но нам удалось достигнуть глубины в 50, а под вечер и в 80 саженей. Ночью ветр стал стихать постепенно, а поутру 2 го Августа отошел к N, тогда мы взяли курс W прямо к берегу, которой увидели в 2 часа по полудни. Он был в сем месте посредственной высоты, однако гораздо возвышеннее виденного нами прежде к S; напротив того к N не видно было ничего, кроме песчаной низменности с малою коническою горою, бывшею пределом нашего горизонта на севере, и находившеюся от нас в 2 часа, скоро по усмотрении берега, на NW 60°. Ближайшее расстояние от нас было 9 миль; глубина 38 саженей. В полдень по наблюдениям широта 53°,28,4", долгота 216°,19,15"; следовательно находились мы 45 милями севернее холма, виденного нами 30 Июля в широте 52°,42,". Мы должны были идти назад к сему холму для связания с оным нашей описи; по сей причине назвал я его холмом Соединения. Но прежде, нежели направили путь к нему, держали прямо W к одной довольно выдавшейся оконечности, между которою и лежащим за нею гористым берегом казался быть большой залив. Я имел великое желание найти у северной части Сахалина якорное место, и на оном остановиться, почему и не хотел оставить залива сего неизведанным. В половине 1 го часа оказалось однако, что предполагаемое устье мнимого залива было не иное что, как низменной повсюду песчаными мелями окруженной берег, где бурун весьма силен. Итак мы переменили курс свой на SW. Берег простирался здесь до StW и состоял из одной песчаной низменности. В некоторых токмо местах показывались несколько выдавшиеся оконечности, между которыми находятся глубокия понижения, казавшиеся издали заливами; но близкое, часто не более трех миль, расстояние, в каковом проходили мы мимо берега, удостоверило нас в противном. Бурун у берега был везде весьма силен. Во многих местах простирались узкие надводные рифы далеко в море, в близости коих глубина вдруг уменьшалась, что принуждало нас часто переменять курс от SW до SOtS, и удаляться от берега на 7 и 8 миль; однако, не взирая на то, не скрылось от нас ни одно место. При умеренном ветре и течении к югу плыли мы так скоро, что я надеялся усмотреть холм Соединения до захождения еще солнца. В 5 часов по полудни показались далеко во внутренности берега некоторые немалые возвышения, а в 7 часов и другие, лежащие далее к югу, также и одна оконечность, от коей направление берега склоняется несколько к западу. Сию оконечность, лежащую в широте 52°,57,30" долготе 216°,42,00 , назвал я по имени уважаемого мною друга Статского Советника Вирста. В 8 часов увидели мы ясно холм Соединения. Усмотрение оного было для нас немаловажно; ибо я опасался уже, чтобы не оставить на карте нашей без точного определения пространства на несколько миль. Хотя мы и находились от холма Соединения в 19 милях; однако если разделить сие расстояние по полам и принять, что мы 30 Июля под вечер, когда лежал от нас сей холм прямо на W, могли осмотреть от него берег на 9 1/2 миль к северу,[158] равномерно 2 го Августа на 9 1/2 миль к югу; то и должно быть вероятным, что от осмотра нашего не скрылось ничто примечательное.

Чрез всю ночь и весь следующий потом день продолжалось безветрие, сопровождавшееся густым туманом. В полдень на несколько мгновений прояснилось и мы могли взять полуденную высоту солнца. Наблюдения в широте 52°,53,5", долготе 215°,46 показали течение 21 милю в сутки, прямо к югу, В 6 часов по полудни при совершенном безветрии опустил Г. Горнер в море Сиксов термометр. Теплота воздуха была 9°; на поверхности воды 6°; в глубине же 80 ти саженей опустилась ртуть на 1 градус ниже точки замерзания. К ночи сделался слабой ветр от юга. Обозрев берег до 53°,30 широты, могли мы, не взирая на туман, еще продолжавшейся, плыть опять к северу; почему и начали держать курс под малыми парусами 4 NNW и NWtN. Августа 4, не за долго пред полуднем туман рассеялся. Мы определили широту 53°,44,15", долготу 216°,13,43", при сем оказалось течение 10 миль на NOtN, которое удалило нас от виденного на севере последнего признака далее, нежели мы полагали. Итак, чтобы опять увидеть оный, поплыли мы на SW. В 2 часа усмотрели берег; в 4 часа приближились к нему на расстояние 7 ми миль, где глубина найдена 37 саженей. Мы признали все предметы виденные нами 2 го Августа. Малая коническая гора, бывшая тогда пределом зрения нашего на севере, лежала теперь на WSW; выдавшаяся же оконечность, за коею искали мы залива тщетно, на SW. К северу от конической горы имеет берег вид одинаковой. Он состоит из умеренной, ровной возвышенности, оканчивающейся низменным, песчаным берегом. Здесь находятся многие оконечности, между коими, как кажется издали, будто бы должно быть не большим заливам; но в самом деле они соединяются одна с другою. В одном только месте за выдающеюся далеко в море оконечностию не видно было соединения берега. Здесь, казалось, находится устье речки. Сия весьма отличающаяся от прочих оконечность лежит в широте 53°,40,00" и долготе 216°,53,00". Я назвал ее мысом Клокачева.

В четыре часа переменили мы курс на NW, а потом NWtN, и видели еще продолжение одинакого, вновь открывавшагося, низменного берега. В 5 часов принудил нас густой туман, помрачивший весь берег, лечь в дрейф и скоро потом удалиться от земли. Ветр дул умеренной от SSW при пасмурной погоде. За сим последовал свежий от OSO с густым туманом, продолжавшимся непрерывно четверо суток. Во все сие время лавировали мы, не удаляясь далеко от берега. Величайшая глубина, до коей доходили, была 72 сажени. Судя по оной полагали мы расстояние от берега 18 или 20 миль. Августа 8 в 4 часа по полуночи туман начал проходить; в 5 часов увидели мы берег, простиравшийся от SW на NW. Здесь казалось нам, что мы перенесены в другую часть света. Вместо низменного песчаного берега, вдоль коего плыли мы более двух недель, представился вдруг высокой гористой берег с некоторыми зеленевшимися между гор ложбинами. Он был вообще утесист и во многих местах казалось состоял из меловых гор. На NW от нас находился большой мыс, от коего направление берет склоняется к западу. Сей мыс назвал я Левенштерном, по имени третьего своего Лейтенанта. Он лежит в широте 54°,3, 15", долготе 236°,47,30". Пред ним великой камень.

Между сею частию берега и осмотренною нами прежде четыредневного тумана оставался промежуток, коего мы не видали; почему и должно было итти назад к S и отыскать последнее определенное место, от которого щитали мы себя в 20 милях. Ветр дул свежий от SO при пасмурной, туманной погоде, бывшей причиною, что мы принуждены были пройти назад 18 миль, пока могли узнать виденное 4 го Августа последнее место. Мы усмотрели его в 8 часов и пошли обратно к N, в расстоянии от берега не более 3 миль, где глубина была 25 сажен. От мыса Левенштерна к северу показались после еще четыре оконечности, из коих в каждой полагал я найти севернейший мыс Сахалина. Немногим южнее мыса Левенштерна видна была у самого берега долина, окруженная по большей части высокими горами. Здесь, вероятно, впадает в море источник. На сей долине стояли два дома, первые виденные нами на восточном берегу Сахалина. В другом месте недалеко от долины казался быть заливец между двумя оконечностями; но и сии соединяются узкою, продолговатою низменностию. Надежда наша найти здесь якорное место мало по малу совсем уничтожалась. От мыса Левенштерна до самой крайней на севере оконечности острова имеет берег вид суровой. Нигде неприметно даже и признаков растений. Весь берег, которой Англичане на морском своем языке назвали бы, ironcoast (железным), вообще почти одинаков и состоит из черного гранита с белыми пятнами. В расстоянии от оного на две мили глубина 30 саженей, грунт каменистой. В сем близком расстоянии плыли мы в параллель берега, имеющего направление от мыса Левенштерна до северного NW 35°. Сей последней, давно желанный нами, мыс увидели мы наконец в 10 часов пред полуднем в расстоянии около 25 миль; однако не могли определить широты его в сей день. За час пред полуднем небо помрачилось; дождь пошел сильной; берег закрылся, хотя и отстоял от нас не далее 3 х миль, где глубина была 35 сажен, грунт песчаный. Мы приметили здесь великую перемену в цвете морской воды. Она была мутна, желтовата. Г. Горнер нашел ее 8 ю гранами легче той, которую он свесил за день. Сия перемена должна произходить конечно от воды реки Амура, коей устье находится от сего места на 1 1/2 градуса к югу. В 1 час по полудни прояснилось. Северной мыс Сахалина лежал тогда от нас прямо на W; мыс Левенштерна в то же время на SO 5°; глубина была 55 саженей, грунт каменистый. При крепком SO ветре и пасмурной, туманной погоде обошли мы наконец северную оконечность острова. В половине 4 часа по полудни находилась оная на S. В сие время увидели мы высокой берег, простиравшийся далеко на SW. Пасмурная погода не позволяла усмотреть предела берега, вдавшагося между северным и северозападным мысом Сахалина, а потому и казался быть большим заливом. Берег, виденный на SW хотя также высок, но нестоль горист, как прилежащий к северному мысу Сахалина. Весьма свежий ветр от OSO принудил нас лечь в дрейф под зарифлеными марселями. Мы приметили, что течение влекло нас сильно к берегу; глубина час от часу уменьшалась; а потому и следовало держаться во время ночи далее в море.

Августа 9 го на рассвете при пасмурной погоде и умеренном О ветре, поставив все паруса, поплыли мы к SW. Я полагал, что северной мыс находился от нас в сем направлении. Берег показался не прежде 9 часов и был тот самой, которой видели мы вчера в тумане на SW от северного мыса. Последней усмотрели мы в 10 часов, но не ясно за туманом. Он лежал на SW 5°; а северозападный мыс в тоже время на SW 5°. Сии обе оконечности были тогда от нас в равном расстоянии, около 15 миль, где глубина найдена 35 саженей, грунт песчаный, они составляют северную сторону Сахалина и достойны особенного примечания. Я назвал оные ЕЛИСАВЕТА и МАРИЯ: да украсятся и процветут сии дикия и бесплодные места именами любезными каждому Россиянину,

Мыс ЕЛИСАВЕТЫ, лежащий в широте 54°,24,30", долготе 217°,13,30", высок, каменист и оканчивает цепь гор, простирающихся от него к югу. Он весьма приметен по множеству остроконечных голых камней, около коих не видно нигде ни кустарников, ни малейшей зелени и унижается постепенно к морю. На покатости его стоит малой пик, а на самом краю большой высокой камень, окруженный малыми. Имея сей мыс на W, представляется он в весьма сходственном виде с южною Камчатскою оконечностию или мысом Лопаткою; но только выше сего последнего. На западной стороне его выдается оконечность, которая составляет с ним малой вовсе открытой с моря залив.

Мыс МАРИИ, лежащий в широте 54°,17,30", долготе 217°,42,15", ниже мыса ЕЛИСАВЕТЫ. Он состоит из немногих холмов, почти одинакой высоты, а потому и имеет вид ровной возвышенности, склоняющейся постепенно к морю, где оканчивается утесом, от коего простирается опасный риф к NO. Великой бурун, видный в том же направлении, доказывает, что риф сей идет под водою далеко в море. У сего мыса течение столь сильно, что может преодолено быть только при свежем ветре; почему осторожность требует не подходить к нему близко: в противном случае, если сделается нечаянно ветр от NW, можно легко подвергнуться опасности; потому что нельзя не полагать, чтобы риф не шел и еще гораздо далее, нежели как то мы приметили. Холмы, стоящие близ северозападной оконечности Сахалина, также и вся вышеупомянутая равнина покрывались прекраснейшею зеленью, придававшею месту сему вид гораздо приятнейший, нежели каковой имеют окружности северного мыса, состоящие по большей части из голых каменных утесов.

Между мысами ЕЛИСАВЕТЫ и МАРИИ находится великой залив, углубляющийся довольно во внутренность берега. Берега залива по большей части высоты умеренной, а в некоторых местах столь низменны, что мы с великою уверенностию надеялись найти здесь скрывавшееся от нас хорошее якорное место, В таковой надежде пошли мы в сей залив; однако, приближившись к берегу, усмотрели, что мы обманулись с своем чаянии. Залив сей повсюду окружен низменностями. При сем увидели мы в близости югозападного берега у подошв гор прелестнейшую долину, и на оной селение, состоявшее по нашему щету из 27 ми домов. 35 человек сидели на берегу рядом. Это были первые жители Сахалина, которых нашли мы в сие плавание. Я послал Лейтенанта Левенштерна на берег для получения известий о сих людях и о стране, в коей они обитают. Полагая, что сюда переселились Татары с противулежащего берега Азии, приказал я Г-ну Левенштерну не удаляться по выходе на берег далеко от оного, и при малейших подозрительных признаках назад уехать. Гг. Горнер и Тилезиус, отправилися также с ним в два часа по полудни. Корабль лежал между тем в дрейфе, в расстоянии на 1 1/2 мили от берега. Глубина, уменьшавшаяся весьма правильно, найдена 9 саженей; до одиннадцати сажен грунт вообще каменистый, а потом мелкой песок.

Через полчаса по отъезде пристало гребное судно к берегу против селения. Близкое расстояние позволяло нам наблюдать верно все движения обеих сторон. Островитяне, казалось, приняли наших хотя и не враждебно, однакож и не весьма приязненно. Гребное судно возвратилось в 4 часа со следующим известием: по приближении оного к берегу встретили приехавших три человека, которые, судя по одеянию, долженствовали быть начальниками. Каждой из них имел в руке лисью шкуру, коею махал по воздуху и кричал так крепко, что и на корабле было очень слышно. Приехавшие вышли между тем на берег. Их обнимали сии три человека с изъявлением усердия; но далее идти, казалось, некоторым образом препятствовали. В то же самое время подходили к ним прочие жители селения. Каждый из них имел при себе кинжал, а начальники сабли, что возбуждало в наших подозрение. Г. Левенштерн возвратился немедленно со своими товарищами опять на шлюпку и отъехал. Он приставал потом в другом месте несколько севернее от прежнего, и нашел там недалеко от берега за малою возвышенностию озеро, простирающееся далеко во внутренность острова. Г. Левенштерн видел жителей селения только несколько минут, но не взирая на то, заключил но наружному их виду справедливо, что они не одинакого происхождения с Аинами, обитателями южной стороны Сахалина, хотя по большей часта одеты были в парки также как и последние. Начальники имели на себе платье пестрое, шелковое; да и многие из прочих верхнее шелковое же весьма разноцветное. Мы не сомневались нимало признать людей сих Татарами, в чем через несколько дней после, познакомившись с жителями другого близкого к сему селения, удостоверились действительно, как то ниже объявлено будет.

Если бы вознамерилась когда либо Россия завести селение в северной части Сахалина; то залив сей есть удобнейшее место к совершению такового предприятия. Он весьма открыт; но при всем том имеет, кажется, преимущество пред рейдами на островах Тенерифе и Мадере, на которых в известные времена года стоят на якоре великие флоты с совершенною безопасностию. Глубина, как выше сказано, в расстоянии от берега на 1 1/2 мили, 9 саженей, грунт мелкой песок; она уменьшается постепенно; в расстоянии на один кабельтов от берега 3 сажени; грунт для якорного стоянья весьма хорош. Летом бывают северные ветры редко; посему залив сей совершенно тогда безопасен. О редко случающихся летом здесь ветрах заключаю я из того, что у берегов всего залива, открытого от NO до NW, не приметили мы нигде ни малейшего буруна. Гребное наше судно приставало к берегу с такою же удобностию, как будто в какой либо со всех сторон закрытой пристани. Во все время плавания нашего около Сахалина не случалось никогда продолжительного северного ветра, выключая только 2 й день Августа; господствовавшие ветры были меж SO и SW. В случае крепкого ветра от NO или N можно удобно вылавировать из залива в море; потому что он весьма пространен; и если не захочет кто оставить берега, тот найдет на NW стороне Сахалина в заливе, в коем стояли мы после на якоре, довольную защиту от N и NO штормов, не взирая на худой грунт. Долина, на которой открыли мы Татарское селение, была бы особенно удобною к заведению колонии. Место сие имеет вид прелестный. Трава везде тучная и высокая. Окружающие долину возвышения и горы покрываются прекраснейшим сосновым лесом. Великое озеро, в которое втекают многие источники, лежит в близости. Итак запасаться дровами и водою весьма удобно. расстояние сухим путем от малого залива, находящагося по другую сторону, составляет едва 5 миль. Далее к мысу МАРИИ видели мы другое селение, меньше первого. В нем, вероятно, обитают также Татары, вытеснившие, или может быть и истребившие Аинов. Между сими двумя селениями видели мы пасущихся на берегу оленей. Я не сомневаюсь, что земледелие может быть здесь также небезуспешно.

Сей залив составляется с восточной стороны мысом ЕЛИСАВЕТЫ, а с западной мысом МАРИИ, которые в направлении NO и SW 65° отдалены один от другого 18 миль. Долина, в которой находится Татарское селение, лежит в самую внутренность залива в широте 54°,15,45", долготе 217°,23,00", около 9 ти миль южнее мыса ЕЛИСАВЕТЫ. В отдалении, когда не видно еще селения, отличается место сие особенно тем, что кажется двумя островами, между коими надеялся я найти безопасную пристань.[159]

Я конечно остановился бы у оного на якоре, дабы изведать залив с большею точностию, чего он мне казался достойным, более еще по тому, что Лейтенант Левенштерн принужден был так скоро от Татар удалиться; но как по долговременной пасмурной погоде настал наконец ясной день, то я надеясь, что такая погода продолжится несколько дней, хотел употребить дорогое время на испытание важной северозападной стороны острова; ибо я оставался всегда в надежде найти там безопасное пристанище, где желал остановиться на некоторое время.

По возвращении Г-на Левенштерна и по поднятии гребного судна поставили мы все паруса, чтобы обойти мыс МАРИИ. При выходе нашем из залива увеличивалась глубина постепенно от 8 ми до 16 ти саженей; по приближении же к мысу МАРИИ оказалась она вдруг 48 саженей. В 8 часов вечера, когда мы находились от берега в 7 милях, корабль не стал слушать руля, хотя ветр дул попутной и свежей. Сие произходило от сильного стремившагося к WSW течения, которого направление в 2 часа по полуночи переменилось к ONO. Ветр дул еще свежей; но кораблем управлять было не можно и нас несло течением. Для измерения оного спустили в 10 часов утра гребное судно, поставили его у корабля на дреке; мы нашли скорость течения 2 1/2 мили в час. Испытание оного другим средством показало тоже самое. Впрочем ночью течение действовало сильнее. Пред полуднем остановились мы на верпе на глубине 35 ти саженей, грунт мелкой песок. Мыс ЕЛИСАВЕТЫ лежал от нас тогда на SO 79°; мыс МАРИИ на SO 31°; а вновь открывшаяся нам оконечность северозападной стороны острова, которую я назвал мысом Горнером, на SO 28°.

Широта якорного нашего места найдена 54°,30,12 , а исправленная долгота по хронометрам 217°,59,06". В 2 часа сделался свежей ветр от NO, при котором вступили мы под паруса и пошли к мысу МАРИИ, находившемуся от нас в 8 часов вечера на W 1/2 N. Ночью отошел ветр к SO и дул сильно во весь следующий день; дождь шел беспрерывно; солнце не показывалось ни на мгновение. Сия худая погода принудила нас лавировать в канале, разделяющем Сахалин от берега Татарии, которого мы однако не могли видеть. Глубину находили здесь от 29 до 37 саженей. Течение было вообще весьма сильно. Во время ночи сделался ветр слабым, и корабль опять руля не слушал. До 10 ти часов утра несло нас течением, которого мы не могли преодолеть, ветр настал тогда свежий от NW, и мы принуждены были плыть SOtS вместо ONO. Сей последний курс не прежде могли мы взять, как в 2 часа по полудни. Положение берега подавало повод думать, что за мысом Горнером должен быть безопасной залив. В сем чаянии приближились мы к берегу на 1 1/2 мили; однако нашли после, что залив некоторым образом хотя и защищен, но обширность его гораздо менее, нежели каковую полагали мы сначала. Не нашед нигде лучшего якорного места, остановились мы после в сем заливе на якорь 14 го Августа.

В полдень найдена широта 54°,4,10", долгота 217°,51,30". Сие место разнствовало от выходившего по корабельному счислению 32 милями к N. Прямо на Ост лежал от нас тогда высокой пик, стоящий в средине берега. К югу от оного находится еще другая довольно высокая гора с двумя вершинами. В тоже время лежал от нас мыс МАРИИ на NO 28°, а дальнейший виденный на юге берег на OSO. Пик, которой назвал я по имени нашего Доктора Еспенберга лежит в широте 54°,4,10", долготе 217°,10,00".[160] Отселе поплыли мы в параллель берега в расстоянии от 1 1/2 до 2 миль, дабы не скрылся от нас ни самый маловажнейший предмет, где глубина была от 12 до 17 саженей.

NW я часть Сахалина имеет во всем преимущество пред южною. Горы покрываются от подошвы до вершин густыми низкими лесами, а лежащие между оными долины тучною травою, по коей заключать должно, что они удобны к земледелию. Берег вообще желтого цвета, и утесист; почему и кажется стенок искуством человеческих рук воздвигнутою, которая в некоторых местах прерывается понижениями, где находятся или жилища, или признаки близкого селения, как то лодки, стоящие жерди для сушения рыбы и тому подобное. Последнее к югу сего берега селение была большая деревня, которая состояла из домов хорошо выстроенных. Мы видели даже и нивы, обработывание коих доказывало, что здесь живет народ, успевший в образе жизни более, нежели Аины. Разделение высокого от низменного берега оказалось и здесь лежащим под тою же параллелью, под коею находится на стороне северовосточной. Сей берег отличается также некоторыми горами, подобными лежащим на стороне противоположенной, которые мы и отсюда ясно усматривали. От помянутого разделения начинается опять низменной песчаной берег, простиравшийся так далеко к SSW, пока могло досязать зрение. Несколько отдельно стоящих песчаных холмов суть единственные отличительные признаки, каковые видели мы и на восточной стороне. Сии песчаные холмы, не взирая на единообразной, простой состав их, представляют нечто живописное. НепраВильное их положение, разность их видов и высот придают месту сему вид развалин древнего великого города. По мере приближения к сему песчаному берегу, глубина также уменьшается; мы находили оную 8 1/2 и 8 саженей. Под вечер начал дуть ветр свежей от NNW т. е. по направлению пролива; но как низменной, песчаной берег уклонялся еще более и более к западу, так, что если бы держаться в параллель оного; то надлежало бы плыть на SW; почему я для предосторожности велел привести к ветру и идти поперек канала к западу. На дальнейшей оконечности, виденной нами прежде наступления вечерней темноты, находился высокой холм, которой в сем песчаном море особенно отличался, а в некоем от оного не весьма великом отдалении высокой пирамидальной камень.

На рассвете следующего дня, поставив все паруса, поплыли мы к SO, чтобы осмотреть берег, простиравшийся в сем направлении. В 8 часов переменили курс на StW. В сие время открылся виденный вчера ввечеру в дальнем расстоянии песчаной берег, скоро потом и продолжение оного далее к западу. В 11 часов усмотрели от SWtW до W высокой, гористой берег, которого прежде за туманом не могли видеть. Ето долженствовал быть берег Татарии. Между крайнейшею гористого берега сего оконечностию, за коею далее во внутренности находятся два хребта гор высоты посредственной, и песчаным берегом Сахалина, показался пролив шириною не более 5 миль. Здесь долженствовал быть канал, ведущий к устью Амура; мы начали держать курс прямо к оному. В 5 ти милях от него глубина уменьшилась до 6 ти саженей; почему я не осмелился идти далее. Итак, приказав лечь в дрейф, послал Лейтенанта Ромберга на гребном судне с таким препоручением, чтоб он, подошед во первых к оконечности Сахалина до глубины 3 х сажен, держал потом поперек канала к противолежащему мысу Татарии и измерял бы глубину оного чрез всю ширину его. В 6 часов вечера Г. Ромберг возвратился по сделанному ему пушечными выстрелами сигналу, потому что два часа уже прошло, как мы его со всем не видали. Он донес, что сильное течение от S затрудняло его чрезвычайно, и принудило оставить приближение к оконечности до глубины 3 х сажен, к чему побужден он был и тем, чтобы не потерять времени нужного к измерению глубины в самом канале. Впрочем полагал он, что приближался к оконечности Сахалина на расстояние в 2 1/2 мили, где нашел глубину 4 сажени, после чего взял курс к мысу Татарии; сначала была глубина одинаковая, а потом уменьшилась до 3 1/2 саженей, откуда возвратился по сделанному ему сигналу. Он привез с собою ведро воды, почерпнутой на средине канала, в том месте откуда он назад воротился. Сия вода оказалась совершенно пресною, и весила одним граном только более нашей корабельной воды, взятой из Петропавловской гавани; а с тою водою, которою мы запаслись в Нангасаки, весом была равна, и к питию совершенно годна. Во время бытности нашей пред входом канала действовало течение весьма сильно от S и SSO. По всем сим примечаниям полагать следовало, что устье Амура долженствовало находиться в недальнем расстоянии от мыса Татарии.

Обе оконечности, составляющие вход канала, назвал я именами 2 го и 3 го Лейтенантов. Оконечность Татарии, лежащую в широте 53°,26,30", долготе 218°,13,15", мысом Ромберхом; оконечность же Сахалина, лежащую в широте 53°,30,15", долготе 218°,05,00" мысом Головачевым.

По поднятии гребного судна приказал я держать курс к берегу Татарии; при захождении солнца приближились мы к нему на расстояние 6 ти миль, где глубина была 9 и 10 саженей. Несколько севернее мыса Ромберха видели два малых острова, от коих простирается низменной берег к NW в одинаком направлении с высоким берегом Татарии. Виденные в некоторых местах на сем последнем берегу понижения, заставляли сомневаться: состоит ли оный низменный берег из цепи малых островов, или из одного великого острова, которые в обоих случаях должны отделяться от матерого берега проливом; поелику отличаются разностию цвета от сего столько же, сколько и от лежащего за двумя малыми островами в близости мыса Ромберха: следовательно должны находиться и в одинаком отдалении. В 8 часов легли в дрейф на глубине 9 1/2 саженей. Мыс Головачев находился тогда от нас на SW 55°, мыс Ромберх на SW 5°, а севернейшая оконечность берега Татарии на NW 83°. Сию последнюю лежащую в широте 53°,38,00", долготе 218°,34,30", назвал я мысом Хабаровым, для сохранения в памяти имени предприимчивого и искусного Россиянина, которой в 1649 году отважился на опасное предприятие с малыми пособиями на собственном иждивении; дабы совершить открытие не давно узнанной тогда реки Амура, и доставишь сие важное приобретение своему отечеству.

Ночью сделался ветр от SO. Мы, поставив все паруса на рассвете дня, старались плыть вдоль берега Татарии, чтобы выдти сим курсом из канала; но течение действовало от S столь сильно, что, не взирая на весьма свежий ветр, под всеми парусами не могли никак привести корабля на курс NW, а тем менее еще на WSW, которой желал я взять, дабы осмотреть часть Татарского берега. Два часа тщетно покушались успеть в том, хотя ход и был 7 узлов. Наконец в 6 часов, не возмогши преодолеть силы течения и идти к западу, приказал я держать курс NOtO к северозападной оконечности Сахалина, где в заливе, мимо коего мы проходили и видели у оного немалое селение, желал я остановишься на якорь, чтобы познакомиться с Татарами, овладевшими северною частию Сахалина. В 6 ть часов вечера пришли в залив и бросили якорь на глубине 9 ти саженей, грунт каменистый, в расстоянии на 1 милю. от ближайшего берега.

ГЛАВА VI. ОБРАТНОЕ ПЛАВАНИЕ В КАМЧАТКУ

Пребывание в заливе Надежды. — Удостоверение что обитающие у оного люди суть Татары. — Оказанная сими Островитянами к нам недоверчивость. — Краткое описание их нравов, обычаев и жилищ. — Уповательное число живущих у северной оконечности Сахалина. — Определение положения залива Надежды. — Вторичное плавание к противолежащему берегу Татарии, и неудача в усмотрении оного. — Имоверная догадка о его направлении. — Невозможность исследования берега Татарии от устья Амура до Российских пределов. — План мною к тому сделан в Нангасаки. — Нужное предприятие к изведанию страны сей из Удинского порта. — Доказательства, что Сахалин и Татария не разделяются проливом. — Подтверждение сего предположения Капитаном Бротоном. — Продолжение плавания нашего от Сахалина к Камчатке. — Остров Св. Iоны. — Неверность в определении его положения. — Опыты над температурою воды в Охотском море. — Продолжительной туман и бурная погода. — Плавание мимо островов Курильских. — Остановление на якорь в губе Авачинской. — Известие о ходе хронометров.

1805 год. Август

День склонялся к вечеру; почему и было уже поздно ехать на берег. Итак я послал только гребное судно для ловления рыбы. Оно возвратилось через два часа и привезло такое количество, что всем служителям на корабле довольно было по крайней мере на три дня. Рыба принадлежала вся почти к породе лососей и была во всем подобная ловимой во множестве у берегов Камчатских, которую называют тамошние жители Чевичею. Ночью сделался ветр свежий от SSO с сильным дождем. Худой грунт в заливе, которой приказал я везде изведывать, надеясь, авосьлибо найдется хотя малое местечко с надежнейшим грунтом, был причиною, что корабль дрейфовало несколько саженей. Около полуночи сделался ветр слабее.

Поутру следующего дня послал я рано два гребных судна для ловления рыбы и собирания валежника, лежавшего в разных местах по берегу; потому что мы уже начинали терпеть в дровах недостаток. В 8 часов поехал я сам почти со всеми своими Офицерами и другими лицами на берег. Уже давно желали мы проходиться по земле; для чего и пристали не у самой деревни, но в расстоянии от оной на одну милю против корабля нашего, где, казалось, впадал в залив малои источник. Чаяние наше найти здесь хорошее для прохода к деревне место оказалось напрасным; ибо берег покрыт непроходимым лесом, кустарниками и высокою осокою; и так мы принуждены были идти вдоль берега по глубокому песку.

Прежде, нежели мы пристали, встретила нас большая лодка с 10 ю человеками, которые, как скоро мы к ним приближились, все встали и подавали знаки, чтоб мы привалили к берегу. Образ их встречи был таков же, каков и живущих в северном заливе мыса Марии. Они имели в руках по лисей шкуре, махали оною по воздуху, показывали на берег и кланялись каждой раз весьма низко. Приметив, что мы и без того имели намерение пристать здесь, начали грести поспешно к берегу, коего достигнув прежде нас несколькими минутами, вытащили свою лодку на берег. Свидание наше было самое приязненное. Мы обнимались как друзья. Телодвижения показывали ясно, что мы хотели быть их приятели и, конечно, думали при сем чистосердечнее, нежели сии Островитяне: ибо мы скоро приметили в них замешательство, произведенное нашим посещением. Знав, что коренные жители Сахалина должны быть Аины, коих видели мы много у южной оконечности Сахалина, и не приметив ни одного из них между сими Островитянами, удивился я не мало, что нашли здесь другую породу людей, одинаковых во всем с Татарами. Первое внимание обратили мы на их лодку. По осмотрении оной уверились, что они, принимая нас как приятелей, притворяо радовались прибытию нашему, одни и под видом чистосердечия скрывали хитрость и лукавство. В лодке находилось много пик, луков, стрел и саблей. Огнестрельного же оружия не было никакого. Сие доказывало, что им неизвестно употребление оного: в противном случае взяли бы непременно с собою; потому что они выехали против нас, как защитники селения, Лодка была величины довольной; но не имела ни мачт, ни парусов. Островитяне видев, что мы хотели потом идти к их селениго, старались всевозможно от того нас удерживать. Но когда приметили, что ни что не помогло и мы не оставляли своего намерения; тогда побежали все к своей лодке, стащили ее в воду и начали грести сколько возможно поспешнее к деревне.

По приходе нашем к оной, увидели мы около 90 ти человек, стоявших в некольких стах саженях от жилищ своих. Между ими узнали мы и приезжавших к нам на встречу. Один из сих показался теперь в пышном, шелковом платье, со многими истканными на нем цветами, и которое сшито было по образу Китайцев. Прочей убор его не соответствовал сему дорогому верхнему платью. Он был без сомнения Начальник селения. Для приобретения его благоприятства подарил я ему кусок сукна оранжевого цвету, которое нравилось ему чрезвычайно. Прочих приказал одарить мелочами, как то: ножами, иглами, платками и тому подобным. После сего полагая, что они в нашей к ним приязни уверились, и что всякое к нам подозрение в них истребилось, пошли мы к их жилищам. Но сие обстоятельство переменило вдруг явление. Стали против нас на дороге и изъявляли всячески на то свое несогласие. Сначала мы сопротивления их не уважали, и шли медленно далее со всем своим сообществом. Тогда сбежались они все в кучу, кричали громко и изъявляли выразительно свой страх и ужас; но за нами не следовали. Я не хотев подать сим недоверчивым людям никакой основательной причины к негодованию на наше посещение, возвратился тотчас назад к ним, подошел к Начальнику, взял его за руку и старался вразумить, что мы не имеем ни малейшего против их неприязненного намерения, в доказательство чего снял с себя шпагу. Сверх того обнадежил я, что мы не пойдем в их домы, а только посмотрим на оные в близости. Потом взял я Начальника опять за руку и соглашал его идти с нами вместе со всеми при нем бывшими. Тогда последовало между ими совещание, по окончании коего решились не возбранять нам более и идти с нами к жилищам вместе. Первое их намерение, чтобы остаться назади, когда мы сбирались идти в их селение, не взирая на их несогласие, казалось мне странным, и я не мог ничему иному сего приписать, как что они хотели во время нашего отсутствия истребить сперва гребное судно, на которое часто посматривали, а потом отмстить уже и нам самим. Гребное наше судно по причине сильного буруна вытащено было на берег и охранялось двумя только Матросами. Итак они успели бы в том весьма удобно.

Согласившись идти вместе с нами к селению, недолго они при нас оставались, но побежали скоро вперед, чтобы придти к домам своим прежде, и притом другою ближайшею дорогою через лес, коею мы не хотели за ними следовать. Наконец подошли мы к их жилищам. Начальник со всеми при нем находившимися стоял перед первым домом и тотчас объяснил нам, что оной принадлежал его особе. Перед дверьми поставлены были два сильных, молодых человека, как охранители чертогов верховного их Начальника. Сии показывали телодвижением, что не впустят нас ни как во внутренность. Дав прежде уже в том обещание, казались мы все в рассуждении сего обстоятельства весьма равнодушными, хотя и имели великое любопытство узнать образ их жизни и увидеть семейства. По одарении их снова разными мелочами, пошли мы далее через селение к другому концу оного. Для некоего успокоения прочих жителей согласил я Начальника идти с нами. Итак, взявшись с ним рука за руку продолжали мы ход свой. Хотя и казалось, что сие означало между нами великое дружество, однакож он приступил к тому с таким нехотением, что на каждых 50 ти шагах останавливался и изъявлял убедительнейшими телодвижениями прозьбу, чтоб мы назад возвратились; новым подарком только, состоящим в сукне, мог я поддержать его при некотором хорошем к нам расположении, и тем уверить его более, что мы действительно не мыслим ничего неприязненного. Может быть опасался он при сем, что мы прострем теперь любопытство свое далее.

Перешед около 300 саженей по дороге, едва приметною за высокою травою, пришли к концу деревни. Здесь не представилось нам ничего примечательного, кроме одних домов в некотором один от другого отдалении, которые казались нам лучше построенными; потому что были с трубами. Мы к ним приближились и нашли первой пустым; почему и не запретили нам войти в оной. Он, казалось, оставлен недавно, потому что в нем находились еще старые домашния вещи, например: в двух углах сеней были складенные из камней очаги, над коими висели большие железные крючки, вероятно, для того, чтобы котлы вешать. Далее идти мы опасались и возвратились назад к дому Начальника, где собралось много народу, принесшего для продажи некоторые безделицы, бывшие для нас впрочем редкости. И сам начальник согласился наконец променять нам свое пышное, шелковое платье на кусок сукна 5 ти аршин: но чтобы не казаться в глазах наших менее нарядным и заставить нас думать высоко о своем достоинстве, а может быть и богатстве; то пошел он по заключении торга во внутренность своего дома, и через четверть часа явился опять в красном, шелковом платье, с натканными золотыми цветами. Вероятно, что он решился бы променять и его, если бы нашелся только охотник. Корысть казалась быть особенною его страстию: он обнаружил ее явно пред нами на самом деле, ибо получив от нас многие подарки, долженствовавшие быть для него немаловажными, не хотел дать нам ни одной сушеной рыбы, казавшейся нам хорошо приготовленною, и которую мы желали отведать, до тех пор, пока мы у него ее не купили; да и тогда не выпускал из рук своих прежде, пока не получил вещей по условию. Сукно и табак ценили они всего дороже; а особливо последней, за которой соглашались отдавать все, что имели. Они не хотели даже брать вещей самых полезных, если могли только получить табаку несколько листов; но мы к сожалению, оным не запаслися. Гребцы наши, имевшие табак для своего употребления, сделали выгодную мену. Так например: один из нашего сообщества выменял на шелковой платок соломенную шляпу, которая по настоящему ничего не стоила, а была только взята как вещь для редкости: но Сахалинец отдал сей шелковой платок, стоивший двух рублей, за несколько листов табаку гребцу нашему.

Ветр становился свежим и принудил нас возвратиться на корабль в половине 11 го часа. Но мы о том не много сожалели, потому что любопытство наше несколько удовлетворилось, а совершенное незнание языка не обещало нам от ближайшего с сими жителями знакомства ничего выгоднейшего, а особливо потому, что вход в домы возбранен был вовсе.

Итак в северной части Сахалина не обитают коренные оного жители. Их добросердечие и кротость, вероятно, были причиною, что они вытеснены оттуда своими соседами, которые бесспорно суть Татары, пришедшие с берегов Амура на землю, принадлежавшую собственно Аинам, посредством перешейка, которой может быть не давно соединяет Сахалин с Татариею. Подобной участи подверглись и коренные обитатели южной части Сахалина, где поселились Японцы, почитающие ту страну своею собственностию, а жителей оные своими подданными. Поселившиеся Японцы у Анивского залива состоят по повелению Японского правительства под непосредственным управлением Японцев же: но Пекинской двор конечно не знает о поселении подданных своих на Сахалине. Сим то образом истребляется неприметно народ, которой населял может быть за два столетия еще Сахалин, Ессо и большую часть островов Курильских, будучи вытесняем воинственнейшими и сильнейшими своими соседами. Теперь нет уже более сего народа в северной части Сахалина. Между живущими у залива Надежды приметил я только одного, походившего на Аина.

Татары, нынешние жители сей части Сахалина столько известны, что подробное описание оных кажется нимало ненужным. Но как мы приставали здесь первые из Европейцов; переселение же их на Сахалин может быть произвело перемену в образе их жизни; то я и намерен сообщить о том, что мы в кратковременное посещение оных могли только приметить.

Обыкновенное платье людей сих составляет парка из собачьего меху или из кишек рыбьих, которая называется на Кадьяке и Алеутских островах Камлейкою, широкие и длинные ширавары из толстой холстины, и рубашка из синей бумажной ткани, застегиваемая двумя медными пуговицами. Сапоги носят вообще из тюленей кожи, а на голове соломенную шляпу, подобную той, какую обыкновенно употребляет простой народ в Китае. Волосы заплетают по обыкновению Китайской черни в косу, висящую ниже пояса. Начальник, выключая верхнее его шелковое платье, одет был также просто и неопрятно, как и прочие. Он не отличался ни лучшею рубашкою, ни другим чем либо. Ему оказывали прочие мало уважения и обходились с ним с довольным равенством. Впрочем был он один только с усами, у других же усы и борода обриты. Украшений не приметил я никакого рода.

Их пища должна состоять в одной рыбе; ибо нигде не видали мы признаков земледелия, хотя близ селения и находятся многие великия равнины, казавшиеся по высокой хорошей траве весьма к тому удобными. Мы не приметили даже и мест, где бы разводились огородные овощи, которые впрочем как у Китайских, так и у других Татар весьма обыкновенны. Итак пищи из царства растения не имеют они вовсе, равномерно ничего и мясного. Кроме собак не видали мы ни домашних четвероногих животных, ни птиц дворовых. Напротив того у каждого дома находились многие сушильни (балаганы), наполненные рыбою, приготовленною особенно хорошо. В чищении и сушении рыбы должны быть они искуснее Камчадалов, по крайней мере живущих около Петропавловска и Нижнекамчатска. Но только у каждой сушильни находилось множество малых червей, покрывавших на дюйм землю, чего в Камчатке мы не видали и что для зрения было очень неприятно. Собак держат они, вероятно, как для своего одеяния, так и для езды зимней. Великое множество оных и саней, из коих видели мы одни во всем похожия на Камчатскую Нарту, но только немного побольше, доказывает то неоспоримо. Домы их довольно велики и построены все, выключая один виденный нами пустой, на столбах высотою от 4 до 5 футов над землею. Пространство между столбов под домами занимают их собаки. На передней стороне дома сделано крыльцо, шириною около 10 футов, на которое всходят по лестнице, состоящей из 7 и 8 ступеней. Дверь находится на самой средине крыльца; она ведет в сени, которые занимают большую часть дома, но совершенно пусты. Таков был дом Начальника, из чего заключать следует и о прочих. Одна только дверь дома Начальника была отворена; но за то охраняли ее два человека, которые не могли впрочем воспрепятствовать нам заглянуть в сени, в коих ничего мы не приметили, кроме стен и второй двери, находящейся прямо пред первою. Сия, вероятно, ведет в покой жен их, которых скрывали они от нас так строго, что мы ни одной не видали. Главнейшею причиною их боязни и нехотения познакомиться с нами короче конечно были их жены, для скрытия которых заколотили они двери и окна; что учинено в короткое врема, с великою поспешностию собранными досками, укрепленными жердями и гвоздями.

В сей деревне, состоящей из 15 или 18 домов, должно находишься всех жителей от 60 до 70; потому что мы видели совершенно-летних не более 25 тb, коиорые конечно все показывались как по обязанности для: защищения своей собственности, так и из любопытства. Селение у северного залива гораздо более сей деревни, как числом домов, так и количеством народа, что доказывает виденное там Лейтенантом Левенштерном множество людей, одетых в богатое платье. Сии долженствовали быть Начальники, следовательно и число их подчиненных полагать надобно несравненно превосходнейшим. Итак- если принять, что жителей в нем вдвое более, т. е. 140, a в другом меньшем, находящемся у северного же залива 50, в третьем на северозападной стороне, виденном нами в некотором отдалении, 100, число же жителей в разных местах по одиначке рассеянных домов 50; тогда число всех поселившихся здесь Татар будет составлять 400, которое по мнению моему можно скорее уменьшить, нежели увеличить.

Сей залив, названный мною именем корабля нашего Надеждою, есть место довольно открытое, следовательно для якорного стоянья мало удобно, а особливо по тому, что грунт вообще каменистой. Он находится в широте 54°,10,15", долготе 217°,32,36". Хотя и легко запасаться в нем дровами и водою, хотя в рыбе также великое изобилие; однако положение его таково, что он редко посещаем быть может мореплавателями.

Возвратясь на корабль в 1 час по полудни, тотчас снялись мы с якоря и пошли из залива. В предъидущей главе упомянуто, что сильное течение от юга препятствовало нам осмотреть противолежащий берег Татарии. Почитая важным узнать сколько нибудь основательнее о его положении, желал я более всего увериться: простирается ли берег Татарии от мыса Хабарова, т. е. дальнейшей, виденной нами на севере оконечности, еще в прежнем своем NW направлении, или склоняется от оного вдруг к западу, как то я с достоверностию полагаю, и как то показывается на картах, приняв, что виденное нами на севере от мыса Ромберха низменное предбрежие есть тот самый остров, которой на картах означается в одинаком направлении с матерым берегом, от чего и имеет вид полумесяца.

Итак я при крепком ветре от SSO велел держать курс SWtW. Ход корабля был не менее 6 1/2 и 7 узлов. С 7 часов показало корабельное счисление, что мы перешли 30 миль. Горизонт от S до NW был весьма чист, так что мы могли бы непременно усмотреть берег и посредственной высоты, в расстоянии 25 до 30 миль. Мыс Хабаров долженствовал лежать от нас тогда на SW в расстоянии не более 12 миль; но мы не могли приметить никакого берега даже и с саленга. Сие доказывало сильное действие течения к северу. Наблюдения, произведенные в следующий день, подтвердили то действительно, и показали место наше 35 милями севернее счисления. В канале действовало течение конечно сильнее, нежели вне оного в открытом море. Итак расстояние наше от мыса Хабарова долженствовало быть вместо 12 миль, уповательно, вдвое или и еще более. Таковое расстояние и тонкой туман, покрывавший вершины высокого берега, были конечно причиною, что мы не могли усмотреть оного. Если бы берег от мыса Хабарова продолжался еще в NW направлении, хотя бы на 9 или 10 миль; то мы, не взирая на сильное течение, приближились бы к нему столько, что неминуемо увидели бы его. Сие обстоятельство служит верным доказательством, что берег Татарии от мыса Хабарова приемлет направление к W, а может быть еще и к WSW. До захождения солнца оставалось полчаса только, итак мы не могли иметь никакой уже надежды увидеть берег; но прежде совершенного выхода нашего из канала, хотел я еще один час держать путь прямо на W, чтобы по уменьшению или увеличиванию глубины заключить: приближаемся ли, или удаляемся от берега? В 7 часов найдена глубина 28 саженей, а в 8 часов, семью милями западнее, 35 саженей, грунт песчаный. Сие показывало, что мы удалялись от берега и служило новым доказательством, что берег Татарии от мыса Хабарова не продолжается в прежнем своем направлении. Пред самыми сумерками приказал я еще осмотреть наиточнейше, приметен ли берег; однако не увидели никакого. На SW казалось впрочем нашему Матросу, имевшему острое зрение, нечто черневшееся; но он не мог полагать с достоверностию, чтобы то был берег. Тогда сожалел я очень, что не воспользовался получасовым дневным светом, и не остался при прежнем SWtW курсе. Может быть при оном увидели бы берег и его направление, хотя разность расстояния и составляла не более 3 1/2 миль.

Сколько я ни желал изведать канал и весь берег Татарии от устья Амура до Российских пределов, что для вернейшего географического определения сей части почитал весьма нужным; однако не смел отважиться на то ни под каким видом. При вторичном отходе нашем из Камчатки, остерегли меня не приближаться к берегу Татарии, принадлежащей Китайцам, дабы не возбудишь в недоверчивом и боязливом сем народе какого либо подозрения и не подать чрез то повода к разрыву выгодной для России Кяхтинской торговли[161] Крайне сожалел я, что не мог воспользоваться удобным случаем. Между малыми островами, лежащими близ мыса Ромберха можно было бы конечно найти безопасное якорное место. Я не сомневаюсь, что таковое же находится и в проливе[162] между матерым берегом и низменным островом, имеющем вид полулуния, и отсюда мог бы я отправить особенную экспедицию в пролив Татарии и к устью Амура, но острова сии обитаемы, как то мы в том удостоверились;[163] следовательно нельзя было бы никак воспрепятствовать, чтобы во время многодневной нашей у оных бытности не узнали Китайцы, к какой принадлежим мы нации; известно, что, Китайцы в устье Амура, который удерживать в своей власти стараются они с особенною ревностию, содержат вооруженные суда для охранения: итак, хотя дисциплина у них не так строга, как у Японцев; но на верно бы донесли о том немедленно своему Правительству. По сим причинам здесь нельзя было остановиться, хотя оно и есть единственное место, где можно было стоять некоторое время на якоре. Я не хотел умолчать и не объявить причин, которые удержали меня от продолжения своих исследовании далее к S, потому, чтобы освободиться от упреков. Есть Географы, которые никогда недовольны мореходцами, хотя бы сии из рвения к сей науке подвергались величайшим опасностям. Даже на самого Лаперуза показали неудовольствие, что он не испытал канала разделяющего Сахалин от Татарии, не принимая от него оправдания, что он хотя и нашел хорошее якорное место, из коего мог бы послать для того свои гребные суда, однако не сделал сего потому, что не имел барказа с палубою, без какового предприятие было бы слишком опасно: сверх того наступило уже поздное время года, и южные ветры дули так продолжительно и сильно, что если бы не сделался к счастию его двудневной шторм от N и не вынес его из сего узкого места, тогда было очень сомнительно, мог ли бы он придти в Камчатку того же года? Итак если и Лаперуза, способствовавшего столь много к усовершенствованию Географии в сем туманном море, винят за то, что он не сделал и еще более; то кольми паче должны мы ожидать подобных упреков.

Поелику в путешествии Лаперуза полагается некоторое сомнение о существовании пролива между Татариею и Сахалином; то я и имел великое желание изведать сей канал с совершенною точностию. Но как на корабле, которой в грузу 16 1/2 футов произвести того было не можно; то и следовало принять другие меры. Почему я, воспользовавшись пребыванием нашим в Нангасаки и благорасположением Японского правительства, приказавшего доставлять нам все от меня требованные материалы, к починке корабля нужные, старался барказ наш, которой был отменно хорошо построен, привести в такое состояние, чтобы на оном можно было переплыть безопасно бурное Охотское море и придти в Камчатку, если каким либо образом с ним разлучимся. Для сего и приказал я сделать на барказе палубу, обшить его медью, приготовить новый такелаж, новые паруса и все, что только нужно было для таковой экспедиции, начальником которой назначил Капитан-Лейтенанта Ратманова, быв уверен, что он исполнит важное поручение по моему желанию. По сообщении мною сего преднамерения Г. Ратманову, принял он поручение с радостию и старался с неутомимым рвением об устроении барказа на такой конец всевозможным образом. Я хотел дать ему в помощники Лейтенанта, Барона Белингсгаузена, искусного морского Офицера, и снабдить их хронометром, секстантом и всем нужным для точного астрономического определения не только северозападного берега Сахалина, но и противолежащего до самого устья Амура. На случай обретения, что Сахалин отделяется от Татарии действительно проливом, назначил я залив Кастрье для двудневного отдохновения и запасения водою. В сем состоял план мой, к исполнению коего полагал я с достоверностию найти хорошее якорное место у северозападной оконечности Сахалина, и остановясь там на две или на три недели, дождаться возвращения Г-на Ратманова, которой конечно мог бы удобно окончить экспедицию в такое время; но сие мое чаяние, как уже выше объявлено, оказалось тщетным. Если бы я и нашел по предположению моему надежное якорное место; то и в таком случае был бы в состоянии исполнить только маловажную часть своего плана; потому что при отходе моем из Петропавловска к Сахалину, как то уже выше объявлено, остерегали меня письменно не приближаться ни под каким видом к берегам Китайской Татарии.

По окончании нашего исследования Сахалина уверился я точно, что к S от устья Амура не может быть прохода между Татариею и Сахалином, в чем согласны со мною и все прочие на корабле бывшие и могшие судить о сем. Итак хотя следствие подобного предприятия может только быть подтверждение наших заключений, но не взирая на все сие, почитаю я такое предприятие не бесполезным для того, что осталось и еще неизведано пространство, составляющее от 80 до 100 миль, и положения устья Амура не определено с точною достоверностию. Совершение сего испытания., не маловажного для России в политическом отношении и вообще для Географии, предпринято быть может весьма удобно из Удинского порта, и притом с надежным успехом и без всякой опасности, если препоручена будет экспедиция предприимчивому, осторожному и искусному Офицеру.

Поелику я неоднократно уже упоминал о своем мнении, что между Татариею и Сахалином не может быть прохода, и поелику предмет сей может быть останется на долго еще спорным, то я и намерен привести здесь кратко причины, побудившие меня утверждать мое мнение. Оные основываются собственно на испытаниях, учиненных Лаперузом на юге, а нами на севере от перешейка, соединяющего Сахалин с Татариею. Лаперуз надеялся найти здесь проход в Охотское море, который для него был бы весьма важен; ибо чрез то сократилось бы много плавание его в Камчатку. Он продолжал идти так далеко по каналу, пока глубина позволяла величине кораблей его, которая уменьшалась чрез каждую милю одною саженью. Мнение его, что он находился в заливе, неимеющем выхода в Охотское море, подтверждалось более всего тем, что он не примечал течения, которому бы в противном случае надлежало оказываться непременно. Лаперуз остановился наконец на глубине 9 ти саженей и не отважился идти далее потому, что беспрестанно дующие в летние месяцы сильные южные ветры и великое волнение, угрожали на водах мелких опасностию. Почему и послал для измерения глубины два гребных судна. Отправившееся к северу, перешед три мили, где найдена глубина 6 саженей, возвратилось к кораблям обратно. При сем достойно сожаления то, что испытание относительной тяжести воды, чего ученые обоих кораблей конечно не оставили без внимания, не сделалось известным. Если бы не найдено было при том никакой, или только малая разность в тяжести воды морской; тогда как сие, так и бездействие течения послужили бы неоспоримыми доказательствами, что прохода совсем не находится. Известия, полученные Лаперузом во время бытности его в заливе Кастрье, хотя и долженствовали быт недостаточны по незнанию языка; однако подтверждают то впрочем довольно сильно. Когда Лаперуз начертил карандашем на бумаге Сахалин и противолежащий берег Татарии, оставив между оными пролив, и показал то обитающим у вышеупомянутого залива; тогда один из них, взяв у него вдруг из руки карандаш, провел черту чрез означение пролива и дал уразуметь чрез то, что Сахалин соединяется с Татариею узким перешейком, на котором ростет якобы и трава, и чрез которой будто бы перетаскивают они иногда свои лодки. Сии известия, постепенное глубины уменьшение, и бездействие течения побудили Лаперуза заключить весьма справедливо, что Сахалин, или соединяется с Татариею перешейком, или канал, разделяющий сии обе земли, становится наконец очень узок, где глубина должна быть не более нескольких футов. Лаперуз сообщая свое мнение не утверждает оного совершенно; но сие приписать надобно, может быть, его скромности, которая не позволила ему утверждать настоятельно того, чего не испытал он сам собою. Сообразуясь с сим, продолжали до сего несправедливо представлять на картах Сахалин островом, а канал между оным и матерым берегом называть проливом Татарии. Испытания, учиненные нами на 100 миль севернее, не оставляют теперь нималейшего более сомнения, что Сахалин есть полуостров, соединяющийся с Татариею перешейком. Лишь только начали приближаться к северной оконечности Сахалина, нашли мы великую разность в тяжести воды морской. Сия разность не может быть приписана реке, здесь впадающей в море, потому находясь в возможной близости к северовосточной стороне его, нельзя бы было не увидеть его. Близость Амура долженствовала быть тому причиною. Сверх сего была вода мутна и желтоватого цвету. По обходе нашем северной оконечности, чем далее плыли мы к югу близ северозападного берега, тем более и более становилась вода легче, и наконец в близости канала, разделяющего на севере от Амура Сахалин от Татарии, почерпнутая с корабля оказалась совершенно пресною и почти одинакой тяжести с корабельною водою, как то прежде уже упомянуто. Если бы существовал пролив между Сахалином и Татариею, тогда южные ветры, господствующие по свидетельству Лаперуза чрез все лето, долженствовали бы вгонять соленой воды в Лиман, в которой впадает Амур, такое множество, что при выходе оной в северной нами открытой пролив, не может она лишиться всех соляных частиц своих. Но как мы испытали совсем тому противное; то и служит сие ясным доказательством, что между Сахалином и Татариею вовсе не существует пролива. К сему присовокупить надобно и сильное от юга в северном канале течение, о коем объявлено мною в предъидущей главе обстоятельно. Если бы вливаемая Амуром вода могла стремиться в ту и другую сторону, тогда оное было бы непременно слабее.

Прибавление. Сии примечания писаны мною там, где учинены испытания, внесенные в журнал мой. По прибытии нашем после в Кантон обрадовался я не мало, нашед путешествие Капитана Бротона, которое издано во время нашего отсутствия. Из оного всякой усмотреть может, что предложения мои о соединении Сахалина с Татариею совершенно подтверждаются. Капитан Бротон, имевший малое судно, которое ходило не глубже 9 ти футов, простер свое плавание с южной стороны к северу между Сахалином и Татариею 8 мью милями далее Лаперуза, где глубина была две сажени, и нашел, что канал оканчивался заливом, вдающимся в землю на три или на четыре мили. Он приказал объехать залив сей на гребном судне и удостоверился, что оной окружается повсюду низменными, песчаными берегами, так что нигде не оказалось ни малейших признаков к проходу. Итак здесь-то открыт им предел великого залива Татарии. Но если бы, не взирая и на сие, скрылся от усмотрительного Бротона и внимательного помощника его Чапмана, которому препоручил он изведать залив сей, где либо узкой канал; в таком случае неминуемо приметили бы они течение. Но Бротон говорит ясно, что совершенное спокойствие водной поверхности в сем месте, служило для него доказательством, что берег нигде не прерывается, следовательно и пространство воды, существующее между Сахалином и Татариею есть не иное что, как обширный залив. В испытании тяжести воды морской не настоит при сем никакой надобности. Итак теперь доказано совершенно, что Сахалин соединяется с Татариею низменным песчаным перешейком, и есть полуостров, а не остров. Почему справедливость и требует означаемый на картах со времени Лаперузова путешествия пролив Татарии, изображать и называть заливом оной, хотя весьма вероятно, что Сахалин был некогда, а может еще в недавния времена, островом, как представляет-ся оный и на Китайских картах, но что наносные пески реки Амура соединили его с матерой землею.

Августа 15 го в 8 часов вечера переменили мы курс W на NNO. При отбытии моем из С. Петербурга желали, чтоб я осмотрел острова Шантарские, лежащие в широте 55°, на востоке от Удинского порта, в расстоянии около 60 миль, потому что не взирая на близость к ним сей гавани, неизвестно и поныне основательно ни число, ни положение оных. Хотя я оставил Камчатку с твердым намерением по окончании описи Сахалина описать и сии острова, но опись Сахалина задержала меня более нежели я ожидал; сверх того я был обязан уважить и то, что нам надлежало придти в Кантон в начале Ноября, куда в тоже время долженствовала прибыть и Нева с грузом пушных товаров, и год потому принужден я был оставить сие намерение без исполнения. Необходимо нужно было не только не заставить Невы дожидаться нас в Кантоне, но и придти туда как можно ранее, дабы иметь довольно времени к окончанию своих дел, (которые по причине первого прихода Россиян в Кантон долженствовали быть сопряжены с разными затруднениями), и успеть выдти оттуда при NO муссоне. Итак надлежало неминуемо поспешать в Камчатку, куда желал я придти еще в исходе Августа; ибо ясно предвидел, что пребывание наше там продолжится четыре или даже пять недель. Но чтобы плавание наше не было совсем бесполезным для Географии, то и вознамерился я при сем случае определить некоторые места западного Камчатского берега от 56° широты до Большерецка, полагая что оный неопределен еще астрономическими наблюдениями. Почему и направил путь свой к оному.

Дувший во весь день свежий ветр от SSO сделался в 10 часов крепким, и продолжался чрез всю ночь и весь следующий день. Перед полуднем показалось солнце. Мы определили широту 55°,94, и узнали притом, что в 22 часа по снятии с якоря, увлекло нас течением к северу на 33 мили. Под вечер сделался ветр несколько слабее; однако дул чрез всю ночь все еще сильно.

В 2 часа по полуночи нечаянно усмотрели мы берег на севере, которой по малой его обширности признали островом. Я приказал немедленно лечь в дрейф: но увидев после, что находимся от него еще далеко стали лавировать под малыми парусами к нему, чтобы осмотреть точнее новое наше открытие, каковым почитал я оное вопервых по той причине, что ближайший тогда от нас берег долженствовал быть открытый Капитаном Биллингсом каменной остров Иона, которому по карте Г-на Сарычева следовало находиться от сего тремя градусами восточнее. Чего ради Матросу, усмотревшему прежде всех сей остров, выдано было награждение, назначенное мною на таковой случай. На рассвете оказалось, что это быль каменной остров, подобной Ионе. Нам не оставалось более ничего, как определить только положение его с точностию; ибо во время бурной ночи или продолжительных туманов, каковые не бывают нигде столько часты, как в Охотском море, может быть для мореплавателей весьма опасным. День был пасмурной и я отчаявался уже в произведении наблюдений. В 10 часов показалось к щастию солнце; в полдень удалось нам изловить его также между облаками с Г-м Горнером, которой сверх того взял несколько высот близ меридиана, по коим вычислил широту, разиствовавшую от определенной меридианными высотами только полуминутою. В полдень лежал от нас остров на NW 3S2°, в расстоянии от 7 до 8 миль; бурун вокруг его виден был ясно. Мы продолжали держать курс к NO до 2 часов; он лежал тогда от нас прямо на W, и мы оставили остров сей, уверившись к сожалению, что он не есть новое открытие; но должен, быть обретенный уже Биллингсом остров Иона: однако нашли при том в определенной прежде долготе его погрешность, составляющую почти 3 градуса. Итак и заслуживаем, кажется именоваться вторыми открытелями. В рассуждении верности определения долготы сего острова, полагаю я, что оная не подлежит никакому сомнению; ибо во все сие наше плавание показывали хронометры, Арнольдов только 13 ю, а Пеннитонов 26 ю минутами западнее. Истинное, определенное нами положение сего острова, есть 56°,25,30" и 216°,44,15", На карте Г-на Сарычева показан он под широтою 56°,32,[164] а долготою 146°,12 восточной или 213°,48 западной от Гринвича. Итак выходит разность в широте 6 1/2 минут, а в долготе 2°,56. По карте Г~на Сарычева лежит остров Иона на S от Охотска, по выходе из коего открыт он через три дня; но как не возможно, чтоб по корабельному счислению вышла неверность в трое суток три градуса, то и полагал я, что должна быть погрешность и в долготе Охотска, что и действительно потом оказалось. Охотск лежит по вышеупомянутой карте под 145°,10 восточной долготы от Гринвича. Г. Академик Красильников определил в 1741 году долготу Охотска 143°,12. Как долгота Петропавловска, определенная Красильниковым, имеет только несколько секунд разности от определений Капитана Кинга и Астронома Ваелеса, также весьма мало от определений Лаперуза и наших, то заключить можно, что все долготы, определенные Г-м Красильниковым, должны быть верны, и что разность около двух градусов между определениями Биллингса и Красильникова должна быть приписана погрешностям последнего Астронома; но ежели ж определения Капитана Биллингса принимать вернее Красильниковым, и долгота Охотска основана на истинных наблюдениях, в таком случае остров нами виденной есть новое открытие.

Остров Иона есть не что другое, как голой, каменной остров, в окружности около 2 миль, высота коего над поверхностию моря 200 тоазов. Он со всех прочих сторон, кроме западной, окружен камнями, которые, может быть простираются далеко еще и под водою. Когда находился от нас сей остров на N, тогда в 19, милях от оного найдена нами глубина 15 саженей; а когда на W в 10 милях, тогда не могли достать дна 120 саженями. Близ северной стороны его должна быть глубина гораздо меньше. Г-н Сарычев объявляет в путешествии своем, что глубина была только 27 саженей, когда остров лежал на StW в 15 милях.

Ветр уже многие дни*дул от О, ONO и NO; туман продолжался беспрерывно: но если на несколько часов и рассеявался, то за оным наступала пасмурная мрачная погода и дожди сильные. Сии восточные ветры принудили меня держать курс к югу и лишили чрез то надежды придти к западному берегу Камчатки в широте между 55 и 54°, как то имел я намерение.

Августа 20 го пред полуднем небо прояснилось и мы могли наконец произвести наблюдения, коими определена широта 53°, 20, долгота 211°,20: 9 ю минутами южнее и 40 восточнее, нежели выходило по моему счислению. Ветр сделался от NW, но по кратком времени перешел опять к SO, и сопровождался попеременно дождем и туманом; такая погода случалась и при западном ветре, но переменялась неправильно.

Наконец настал ветр от WNW, которой мало по малу сделался свежим; но непрозримой туман все еще нас преследовал. Ртуть в барометре опустилась на 28 дюймов, 9 линий, что, казалось, предвещало шторм неминуемой; но оной не последовал. Мы испытали многократно в сем неблагоприятствующем для плавателей море, что не только при низком стоянии ртути в барометре, но и при великом падении её не случалось особенно бурной погоды.

Я желал пройти в сей раз между Курильскими островами Харамакотаном и Шиашкотаном, надеясь увидеть при том остров Черинкотан, в определении широты коего, равно и четырех островков, названных мною каменными ловушками настояла неизвестность в нескольких минутах; почему и велел держать курс туда. Солнце совсем не показывалось; густой туман окружал нас беспрестанно; я ожидал с величайшим нетерпением ясного дня, дабы поверить свое счисление, что по причине сильного у Курильских остров течения долженствовало быть весьма нужно. Быв в неизвестности, как близко находимся к островам, и какой держать курс, препроводили время в величайших заботах. Наконец 26 Августа пред полуднем туман рассеялся. Мы находились, как то я и полагал, гораздо севернее нежели показывало корабельное счисление, и вместо того, чтоб быть в близи шестого острова, усмотрели теперь острова Ширинку, Монконруши и Алаид. Признаюсь, что блуждение наше в беспрестанном густом тумане столько нам надоело, что я не мог уже решиться и держать курс назад к S, чтоб исполнить свое преднамерение и пройти между шестым и седьмым островами. Напротив того почел нужным воспользоваться наступившею ясною погодою, чтобы пройти опасную цепь сих островов, пока не покроет нас опять туман густой; почему и велел держать курс между островами четвертым и третьим, а потом между Поромуширом и Оннекотаном т. е. вторым и пятым; поелику проход сей из всех пространнее и безопаснее в целой цепи, по коему одному только плавают Российские купеческие суда. В полдень определена наблюдениями широта 50°,4,32", долгота 204°,57,24". В сие время находились от нас острова: Ширинка на NO 11°; Монконруши на SW 49°; Алаид на NO 25°; оконечность на южной стороне Поромушира, которую признавали мы сперва несправедливо южнейшим мысом сего острова, на SO 86°; она лежит в широте 50°,3,50", а южнейший мыс по наблюдениям нашим в широте 50°,0,30", долготе 204°,35,45". Последний назвал я мысом Васильевым, именем Графа Васильева. Берег вблизи мыса Васильева, равномерно и всей южной стороны Поромушира горист особенно. Он снижаясь мало по малу оканчивается у мыса Васильева низменным, песчаным берегом, простирающимся на довольное расстояние к югу. Сей крайнейшей оконечности, по причине её особенной низменности, Капитан Кинг не мог конечно видеть. По объявлению его должна лежать южная оконечность в широте 49°,58. В час и 20 минут по полудни лежала она от нас прямо на О в 9 милях; в 3 1/2 часа прямо на N в 3 х милях; посему мы и имели удобной случай определить долготу её с точностию. Югозападная сторона Поромушира не так гориста как южная, и состоит попеременно, то из низменного берега, то из гор посредственной высоты. Берега утесисты, на коих видели мы во многих местах снег, которой был может быть уже новой. Югозападная сторона отличается особенно двумя пиками, из коих южнейший довольно высок; но находящийся на югозападной оконечности, состоящей по себе уже из высокого берега, имеет весьма великую высоту. Сей назвал я пиком Фус, именем известного в Российских ученых летописях Академика. Он лежит в широте 50°,15,00", долготе 204°,49,30". Берега между югозападною и северною оконечностями не могли мы видеть; но вместо того осмотрели с точностию юговосточную сторону, находившись от оной в недальнем расстоянии. Обошед мыс Васильева, начали держать в параллели к берегу. Здесь претерпели мы несколько жестоких порывов ветра, обратившего внимание наше на худое состояние такелажа, которой повредился во время плавания по Охотскому морю более, нежели бы могло произойти то в плавание три краты продолжительнейшее, в другом лучшем климате. От мыса Васильева простирается берег почти на NOtN до оконечности, отстоящей от него на 19 миль. Сия высоты довольной; но оканчивается низменностию. Берега и здесь также, как у южной оконечности, низменны, но возвышаются мало по малу в горы посредственной высоты, которые во многих местах покрыты были снегом нерастаявающим, вероятно, чрез целое лето, продолжающееся в сем суровом климате только два месяца, Июль и Август. Юговосточной берег острова представляется вообще гористым; однако в некоторых местах находятся и долины, казавшиеся мне удобными к землевозделанию; но мы не приметили нигде признаков, чтобы сия часть острова была обитаема. Юговосточная оконечность острова и другая лежащая в широте 50°,19,10", долготе 204°,14, составляют пространной залив, простирающийся во внутренность острова более, нежели на 5 миль. В нем видели мы между утесистыми берегами углубление, в коем находится, может быть, хорошее якорное место. От северной оконечности сего залива имеет берег направление NO 48° до восточной оконечности острова, которая лежит в широте 50°,28,00", долготе 203°,51,00" и отличается стоящею вблизи высокою горою. В том же направлении, несколько севернее только первой находится и еще другая гора, высоты едва ли не превосходнейшей. Сей берег горист вообще. Направление его от восточной до севернейшей оконечности есть почти NNO; но мы не могли рассмотреть его ясно, потому что предлежал ему остров Сумшу, составляющий с северовосточною стороною Поромушира пролив, шириною не более полуторы мили. В следующий день могли мы впрочем видеть через низменной остров Сумшу северную оконечность Поромушира. В 8 часов находились от берега не далее 5 ти миль. В сем расстоянии найдена глубина 35 саженей, грунт каменистый. Пик северозападной оконечности острова Оннекотана лежал тогда от нас на SW 53°; остров Монконруши на SW 76°; восточная оконечность Поромушира на NO 30°.

По безветрии, продолжавшемся несколько часов, во время коего влекло нас течением сильно к берегу, настал свежий ветр от NW, при коем удалялись мы ночью от берега; но в 4 часа по полуночи начали держать курс опять к северу. На рассвете увидели на севере высокой пик, южной Камчатской оконечности, которой назван мною Кошелевым, а в 8 часов усмотрели чрез Сумшу остров Алаид и северную оконечность Поромушира в одном NW 66° направлении. Пик Кошелев лежал тогда от нас на NO 2°,30.

Остров Сумша вообще низмен; но берега его во многих местах утесисты. Южной мыс его оканчивается низменностию, равномерно и северная оконечность, выключая у сей некоторые маловажные возвышения, которые суть единственные на всем острове. Не за долго пред полуднем увидели мы и мыс Лопатку. Он подобно острову Сумшу, с коим, может быть, соединяется, весьма низмен. Канал, разделяющий оные, наполнен мелями. В прежния времена ради близости берега, что почиталось тогда главною вещию, проходили оным малые суда; но поелику в нем погибало оных много; то в последствии времени, как то я узнал в Камчатке, проходить сим каналом было запрещено. В полдень находились от нас: восточная оконечность Поромушира на NW 80°, остров Алаид на NW 78°, южная оконечность острова Сумшу на NW 89°, северозападная его оконечность на NW 63°. В сем положении определена нами широта 50°,38, долгота 203°,00,42". расстояние наше от ближайшего берега т. е. от острова Сумшу было 22 мили. Склонение магнитной стрелки найдено 5°,6,30", но среднее из вчерашних и сегоднишних наблюдений показало 5°, 39,45" восточ.

Во время плавания нашего из Камчатки к Сахалину определили мы широту мыса Лопатки 51°,03; но поелику не видали ясно оного, то и полагали притом некую погрешность. Капитан Кинг определил широту сего мыса 51°,00, а Капитан Сарычев 50°,56. Почему я и вознамерился подойти в сей раз к мысу Лопатке сколько возможно ближе, к чему способствовал весьма свежий ветр западный, позволявший нам держать курс к N, ведущий к оной. Но помрачившееся скоро по полудни небо и наставший густой туман, скрыли берег совсем от зрения. В 3 часа находились мы по счислению в широте 51°,00: и так, видя, что намерение мое остается тщетным, приказал я держать NNO, а потом в 4 часа, подошед весьма близко к берегу, NO, ведущий вдоль оного. Пик Кошелев лежал тогда от нас на NW 35°. Ветр дул чрез целую ночь свежий от W; погода сделалась ясная, совершенно безоблачная, какой не случалось ни однажды во все сие наше плавание. На рассвете увидели мы мыс Поворотной на NW 7°, в расстоянии от 22 до 24 миль; Вулкан на NO 1°,30; Шипунской нос на NO 50°. В 11 часов настало безветрие, которое продолжалось до 8 часов вечера и огорчало нас чрезмерно. Мы знали, что множество писем ожидало нас в Петропавловске, и надеялись не только получить разные известия по обыкновенной почте; но и полагали, что отправленный за несколько месяцов в С. Петербург курьер возвратился конечно обратно и привез нам ответы на письма наши, посланные при отходе из Камчатки в Японию. Несколько дней уже главным предметом наших разговоров были ожидаемые, любопытства достойные известия о политических Европейских произшествиях, которые в продолжении двух годов долженствовали соделаться немаловажными. Быв питаемы таковою лестною надеждою в близости Авачи, и не имев способов достигнуть исполнения наших желаний, чувствовали мы сугубую досаду на неблагоприятство сего случая.

Августа 29 го в 8 часов вечера вошли мы наконец в губу Авачинскую и следующего дня в 3 часа по полудни стали на якорь в Петропавловском порте, находившись в отбытии из оного ровно 2 месяца. Во все сие время редко случались дни, в которые бы не мочил нас дождь или не проницала бы платья нашего туманная влага; сверх сего не имели мы никакой свежей провизии, выключая рыбы залива Надежды, и никаких противоцынготных средств; но не взирая на все то, благодаря Бога не было у нас на корабле ни одного больного.

ГЛАВА VII. ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕБЫВАНИЕ НАДЕЖДЫ В ПЕТРОПАВЛОВСКОМ ПОРТЕ

Приближение Надежды к Аваче наводит немало страх на жителей Петропавловской гавани. — Прибытие казенного транспортного судна из Охотска. — Большая часть привезенной на нем провизии найдена поврежденною и негодною. — Обыкновенный в Охотске способ солить мясо и укладывать сухари для перевоза. — Приход судна Американской Компании из Уналашки. — Получение известий о Неве. — Приезд Порутчика Кошелева из Нижнекамчатска с уполномочинием от Г. Губернатора снабдить нас всем нужным достаточно. — Постановление Офицерами Надежды памятника Капитану Клерку и Астроному Делиль-де-ла Кроэру. — Побег из Камчатки Японцев. — Известия об Ивашкине и его ссылке. — Братья Верещагины. — Отбытие Надежды из Камчатки. — Астрономические и морские наблюдения в Петропавловском порте.

1805 год. Сентябрь

Приближение наше в сей раз к Петропавловску произвело в жителях оного немалой страх. Они знали, что отсутствие наше долженствовало продолжаться два месяца; однако им казалось невероятным, чтоб могло то последовать с такою точностию. Почему, увидев наш корабль, не верили, чтоб это был он действительно; другого же одинаковой с ним величины Российского судна не могли они ожидать никакого: и так заключив, что идет к ним корабль неприятельский, начали многие уже из них уходить с имуществом своим на близь лежащие горы. Со страхом несовместен хладнокровный рассудок, Петропавловцам казалось вероятнее, что неприятельской фрегат обошел полсвета для того, чтоб овладеть их местечком, коего все богатство состоит только в некотором количестве сушеной рыбы, и где фрегат найдет провизии едва ли на полмесяца, нежели думать, что мы возвращаемся к ним в назначенное время и не взирая на то, что по последним за полгода назад известиям знали они, что Россия ни с кем не воевала; однако не прежде успокоились, пока не пришел к ним солдат, занимавший пост свой на горе близ входа в порт, и не уверил их, что наводящий страх корабль должен быть точно Надежда, как по всему своему виду, так особенно по весьма короткой, в сравнении с другими кораблями, бизань мачте. Сей опытный солдат, бывший в Экспедиции Биллингса, почитался разумеющим таковые вещи, почему и поверили ему с радостию.

Мы не нашли в порте ни одного судна. Ни пакетбот, ни транспорт, на коем следовало доставить требованную мною провизию, еще не приходили, хотя ожидаемы были уже около 6 ти недель. Итак мы в чаянии своем найти здесь присланные нам письма крайне обманулись. О неприбытии пакетбота беспокоились мы чрезвычайно. Плавание Охотским морем, а особливо между Курильскими островами опасно, и редко совершается скорее 4 х недель, а потому и постановлено, чтоб пакетботу приходить в устье Воровской реки, находящейся на западном Камчатском берегу под широтою 54°,15. Сие место для мелких судов очень удобно, потому что глубина оного от 7 до 8 футов; а отдаление его от Верхнекамчатска, будущего местопребывания Губернатора, не более 110 верст. Переход в оное из Охотска при мало благоприятствующем ветре не может продолжаться долее 4 х дней. По сим обстоятельствам заключили мы, что пакетбот прошел в море, а с ним и наши письма, коих мы с толикою нетерпеливостию ожидали. Но беспокойство наше продолжалось короткое время. Сентября 2 го по утру донесли мне, что в заливе остановилось на якорь двухмачтовое судно. Я послал немедленно к оному Офицера, которой возвратился через два часа и привез с собою командира казенного транспорта, Мичмана Штейнгеля, пришедшего из Охотска. Чрез него то получили мы наконец свои письма, из коих последние писаны были 1 го Марта сего года. Он доставил мне и пакеты, присланные в Охотск Г-м Министром Графом Румянцовым с отправленным из С. Петербурга фелдьегерем, совершившим сей далекий и трудный путь в 62 дня. В них находились отзывы на донесения; посланные мною в прошедшем году пред отходом в Япюнию. Они обрадовали меня чрезвычайно; поелику содержали в себе лестную награду за все претерпенные мною в сем путешествии многоразличные неприятности. Кроме благосклоннейших писем от Министров Морских сил и Коммерции, удостоился я получить при сем два Рескрипта от ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА. В первом угодно было ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ изъявить мне СВОЕ благоволение; во втором при равномерном благоволении приложено было награждение, превосходившее мое чаяние. Таковые милости МОНАРХА за счастливое окончание первого, трудного и опасного плавания тронуло меня до глубины сердца и удостоверило, что совершение второго, как важнейшего и полезнейшего плавания, не оставлено будет без Высокомонаршего внимания. В рассуждении обратного нашего в Россию плавания заботился я менее. Если бы во время оного и постигло нас несчастие; то сие случилось бы в морях известных, в коих каждой год бывают многие корабли разных Европейских наций, следовательно доставленная нашим путешествием польза открытиями и описаниями охранялась уже довольно. Но, что бы обезопасить и плоды трудов наших с большею осторожностию, решился я отправить в С. Петербург со штафетом все сочиненные нами карты при кратком донесении о наших открытиях. Г. Тилезиус приготовил знатное собрание рисунков, относящихся к естественной истории, что бы послать при сем случае в Академию. Сии драгоценные для нас вещи едва не подпали однако той участи, от коей предохранить оные я старался. Я послал их на судне Г. Штейнгеля, которой вышел из Авачинской губы 20 го Сентября; но не мог достигнуть назначенного ему места, и принужден был возвратиться в Камчатку. По несчастному случаю судно его село на мель недалеко от Большерецка; однако спаслось. Следствием сего неприятного приключения было, что все посланное нами доставлено в С. Петербург шестью месяцами позже; потому что отправлено после из Камчатки по зимней почте дальнейшим путем чрез Ижигу.

Весь такелаж корабля нашего во время плавания в туманы около берегов Сахалина так повредился, что надобно было его или исправить, или переменить новым. И так по расснащении совсем корабля занялись разными работами, которые производимы были с особенной охотою и поспешностию. Теперь настало время к предприятию обратного плавания в Россию. Каждая напрасно не потерянная минута напоминала нам, что тем скорее возвратимся в свое отечество; большего к трудам ободрения не требовалось. Я приказал выгрузить весь корабль как для починки водяных бочек, так и для прибавления 6000 пуд балласта в замену выгруженного железа. Для освобождения служителей от трудной и скучной работы, заказал я, по прибытии своем в Петропавловск из Японии, приготовить для нас дров 70 саженей. Надлежало запастись ими в Камчатке на все время обратного плавания, потому что оные в Китае, на острове Св. Елены, и мысе Доброй Надежды чрезвычайно дороги. Здесь же могли мы взять дрова готовые, сухия. Известно, что доставление в Камчатку материалов сопряжено с великими трудностями и издержками; для чего и решился я удержать у себя из всех корабельных запасных материалов столько, сколько полагал нужным до прибытия в Кронштат; прочее же оставил все в Петропавловске, между чем находился и якорь корабля нашего с новым канатом.

Из провизии, привезенной для нас из Охотска, взял я часть весьма малую, а именно, на три месяца солонины, на четыре месяца сухарей, и несколько пуд коровьего масла. Оная была вообще так худа, что я не захотел бы взять вовсе ничего, если бы мог надеяться достоверно, что получу в Кантоне провизию на все время плавания оттуда в Балтийское море. Две трети из оной оставил я в Петропавловске; ибо должен был полагать, что и малое взятое количество испортится прежде времени, что и действительно случилось. Солонину сохранили с трудом шесть недель. В Кантоне принужденным нашелся я бросить ее всю в море. Не только бочки, в коих лежала солонина, были очень худы; но оную и приготовляют в Охотске весьма худо. Мне расказывали, что здесь при солении мяса употребляют морскую воду для сбережения соли. Если это справедливо, в чем однако я еще сомневаюсь; то нетрудно себе представить, от чего солонина портится так скоро. Сухарей не могли мы так же сберечь долго. На обратном плавании нашем из Китая испортились оные столько, что не годились даже для корму скота. Я привез оных некоторое количество в Кронштат для пробы, удостоверившей всех, что Охотские сухари по долговременном плавании не годятся ни к какому употреблению. Образ укладывания оных в Охотске есть существенная причина их порчи. Они втискиваются с великою силою в кожаные мешки, при чем большая часть в пыль обращается. Мешки для удобнейшего сшиванья мочат водою; почему лежащие непосредственно у кожи плеснеют скоро и делаются потом совсем негодными к употреблению в пищу. Крупа перевозится точно таким же образом. Влажность кожаных мешков удобно ей сообщается; от чего начинает она скоро пахнуть затхлостию и делается совсем негодною. Я взял крупы с собою малое количество для перемены пищи служителям, которые говорили, что долговременное употребление Японской сарачинской крупы им уже наскучило; но оная при первом случае оказалась совсем испорченною. Сухари приготовляются в Охотске. И так я не понимаю, для чего кладут их в мешки кожаные, когда грузят прямо на судно. Если бы сей образ перевозки становился дешевле; тогда была бы некоторая причина к извинению; но сему выходит противное. Кожаной мешок стоит в Охотске 2 рубли с полтиною и служит только на один раз, потому что он при вынимании сухарей разрезывается, чрез что и делается после негодным: но если распарывать его и по шву с осторожностию; то и тогда портится много. Казна и не требует, что бы берегли мешки для употребления в другой раз; ибо поставщик сухарей берет за оные всякой раз полную цену. Новая бочка, сделанная из елового дерева, стоит в Охотске 5 рублей. Она не должна быть так крепка, как солонинная, и не взирая на то, может употребляться несколько лет; сверх того в нее поместится сухарей три метка: и так если употребить ее и однажды; то и тогда прибыток от каждых трех мешков составит 9, руб. с полтиною, кроме сохранения сухарей от порчи, которая при настоящих мерах неизбежна. Кожаные мешки только для доставления провианта в Охотск нужны и удобны; потому что между городами Якутским и Охотским нет судоходства, а производится перевозка на лошадях и оленях; но употребление оных на судах, отправляемых из Охотска в Камчатку, кажется мне весьма странны. Взятое мною коровье масло было очень худо. Хотя я и приказал перемыть его, посолить снова крепко и положить в малые бочки; но при всем том не годилось в пищу, а посему и было употреблено вместо сала на смазывание корабельных снастей. Кто знает, каким образом его приготовляют и доставляют, тот не будет удивляться, что оно испортилось до такой степени; его не солили вовсе и привезли из Якутска в коробках, в коих так же и в Камчатку отправили. Несравненно хозяйственнее было бы, если бы приготовили хотя четвертую часть требованного масла надлежащим образом, и доставили бы его в малых хороших боченках. В таком случае стоило бы оно дешевле и могло бы употреблено быть с пользою. Сие краткое известие о доставленной нам из Охотска провизии доказывает очевидно, с каким нерачением и неблагоразумием исполняют даже и важные в стране сей препоручения. Сумма около 15000 рублей употреблена при сем не только без малейшей пользы; но и со вредом, которой не без трудности отвратить предлежало.

Сентября 21 го пришло в Петропавловской порт малое судно Константин, принадлежащее Американской Компании. Оным управлял Штурман Потапов, отправившийся в Охотск из Уналашки. Недостаток в воде принудил его зайти в Авачу. Многие дни уже выдавал он Матросам своим по весьма малому количеству воды; но и при сих мерах осталось у него оной только осьмая доля одной бочки. Через 8 дней отправилось судно Константин опять в море; однако не достигло своего назначенного места как то мы после узнали. Жестокия бури принудили его возвратиться в Петропавловск и препроводить там всю зиму. Итак недостаточной запас в воде был причиною, что судно пришло в Охотск девятью месяцами позже.

Штурман Потапов сообщил нам известие, что Нева имела на острове Ситке сражение с дикими, на коем убито несколько человек и многие ранены. услышав о сем, почитали мы себя гораздо счастливейшими, что вместо воинственных предприятий противу диких, употребили время на трудное, но уповательно и на небезполезное упражнение.

По прибытии в Петропавловск отправил я немедленно в Нижнекамчатск нарочного с извещением о нашем возвращении. Но уже не надеялся увидеть Г-на Губернатора, потому что дела его не позволяли ему предпринять вторичной в одно лето трудной и опасной поездки; услышав же, что он на обратном пути своем из Петропавловска едва не утонул в реке Камчатке, и что жизнь его спасена одним только усердием и приверженностию к нему солдата, не мог я и желать того.

Я ожидал брата его, бывшего с нами в Японии, которой через четыре недели прибыл действительно к общей нашей радости; с ним приехал и Маиор Фридерици, сопровождавший в Нижнекамчатск Г-на Губернатора по отходе нашем к Сахалину. Порутчик Кошелев имел от брата своего предписание всевозможно нам вспомоществовать; но оное могло бы принести нам менее пользы, если бы не сопровождалось искреннейшим дружества усердием. Шесть быков пригнаны были предварительно уже из Верхнекамчатска для того, чтобы на тучных Петропавловских паствах поправились опять от усталости чрез дальнюю их перегонку. Рыбы приготовлено было много соленой и сушеной, а сверх того несколько бочек и черемши или дикого чесноку. Сухарей насушили также много, которые были для нас весьма благовременны; ибо, привезенные из Охотска оказались столь худы, что не могли быть употреблены в пищу, как разве при самой крайней нужде. Картофелем снабдили нас изобильно, также и другими огородными овощами, но только в меньшем количестве; поелику оные привести следовало из за триста верст. Словом всякое наше желание исполняемо было с величайшим усердием. Никогда не забуду я сего любви достойного молодого человека, принимавшего ревностнейшее участие во всем, до нас относившемся. Многократно уже говорил я об нем с нелестною похвалою; но при всем том не могу удержаться, чтобы еще не хвалить его.

По приходе нашем в сей раз в Петропавловской порт предвидели мы ясно, что многоразличные на корабле работы не могли окончаны быть прежде четырех или пяти недель; почему Офицеры корабля и приняли намерение воспользоваться сим досужным временем, чтоб возобновить гробницу Капитана Клерка. Из путешествий Кука и Лаперуза известно, что Клерк погребен в Петропавловске у большего дерева, на коем прибита доска с надписью о его смерти, летах, чине и цели предприятия, коего он соделался жертвою. Написанный живописцем Резолюции Веббером на доске герб, которой приказал Капитан Кинг повесить в Паратунской церкви, нашли мы в сенях Маиора Крупского. Никто, казалось, не знал, что означала живопись, на доске сей написанной. Ни в Паратунке, ни в Петропавловске не существует более церкви уже многие годы.[165] Итак счастливой случай только сберег доску с живописным гербом на ней. Лаперуз, нашед прибитую на дереве доску очень поврежденною временем, приказал надпись изобразить на медном листе, прибавив на конце, что он возобновил ее. Копия с подлинной надписи не находится в Куковом путешествии; но как все относящееся до Кука и его сопутников любопытно для каждого; то я и почитаю неизлишним помещение оной здесь, как то изображена она на меди по приказанию Лаперуза:

At the root of this tree lies the body Of Captain Charles Clerke, who Succeeded to the Command of His Britannic Majesty's Ships the Resolution and Discovery, on The death of Captain James Cook, who was unfortunetely Killed by the natives at an Island in the South Sea, on The 14 of February in the year 1779, and died at sea of a Lingering Consumption the 22 d Of August in the same year, aged 38 Copie sur l'inscription angloise par ordre de Mr. le Comte de la Perouse, Chef d'Escadre en 1787. [166]

Гробница Капитана Клерка в Петропавловске

Сей медный лист Лаперуз приказал прибить гвоздями на гробнице, сделанной из дерева. Мы нашли его в целости, не взирая на то, что он пропадал два раза. Деревянная гробница не обещала прочности. Время повредило ее столько, что она могла бы простоять не многие годы.[167] Итак нужно было воздвигнуть надежнейший памятник сопутнику Кука. При перерывании места долго искали мы гроба Делиль-де ла Кроера, наконец нашли оной в нескольких шагах от гробницы Клерковой.[168] Итак память сих, в истории мореплавания особенно отличных двух мужей, можно было сохранить одним монументом. На сей конец в близости многолетнего дерева, дабы не удалиться от начального гробницы места, сделана нами на твердом основании деревянная пирамида. На одной стороне оной прибили мы медной лист Лаперузов, на другой живонаписанный Г. Тиллезиусом герб Клерка,[169] а на трешей следующую надпись на Российском языке:

Англинскому Капитану Клерку, Усердием Общества фрегата Надежды, В первую Экспедицию Россиян вокруг света, Под Командою флота Капитан-Лейтенанта Крузенштерна. 1815 го года, Сентября 15 го дня. На четвертой стороне к югу написано следующее: Здесь покоится прах Делиль-де ла Кроера, Бывшего в Экспедиции, Командора Беринга, Астрономом 1741 года.

Памятник, сооруженный нами Капитану Клерку и Делиля-де ла Кроеру в Петропавловской гавани

Капитан-Лейтенант Ратманов управлял построением. Его ревность к поспешному окончанию до нашего отхода преодолела многие трудности, которые в стране сей неизбежны. С моей стороны было бы поступлено несправедливо, если бы я не способствовал всевозможно к совершению достохвального сего намерения. Я охотно позволил взять к тому как людей для производства работы, так и нужные с корабля материалы. Мы весьма были довольны, что успели до отхода нашего окончить сей памятник. Около его сделан глубокой ров и для лучшего сохранения высокая ограда из частокола с дверью, которая замком запирается. Ключ вручен Петропавловскому Комменданту.

Японцев, которые прошедшею осенью претерпели у Курильских островов кораблекрушение, и которые, как прежде сказано, перевезены тогда в Петропавловск недавно умершим священником Веренщагиным, теперь здесь уже не было. Они уехали тайно на своем гребном судне, на коем спаслися. За ними послали было вооруженную байдару, но оная не могла найти их. Сие отважное предприятие достойно внимания как по тому, что они с чрезвычайным духом решилися пуститься морем в дальний путь на худом беспалубном гребном судне, не имев с собою ни воды, ни какой либо провизии; так и по тонкой хитрости, употребленной ими к отклонению от себя всякого подозрения на побег из под строжайшего присмотра. Они многократно просили Г-на Резанова, чтобы позволил им возвратиться в свое отечество на гребном их судне, на коем спаслися, и которое хотели они сами привести для того в надлежащее состояние; но Г-н Резанов отказал им под предлогом, что он без позволения ИМПЕРАТОРА не смеет согласиться на их прозьбу. Они в бытность свою в Камчатке оказали столько деятельности и промышленности, что Г. Резанов вознамерился было сначала отправить их на остров Кадьяк, где бы они могли быть весьма полезными; но наконец предположено поселить их в верхней Камчатке, о чем им потом и объявили. Услышав о сем, не только казались они быть довольными такою своею участью; но и изъявили еще особенную радость по обнаружении им будущих видов. Им выдали для переезда в назначенное место нужное платье и каждому несколько сарачинской крупы. Г. Губернатор снабдил их сверх того чаем и деньгами на дорогу. По назначении дня к их отъезду просили некоторые из них, чтобы позволено было принять им Христианскую веру. Они говорили притом: поелику судьба предопределила им жить в Камчатке, не оставляя ни каких видов к возвращению в отечество; то и признают они для себя лучшим сделаться христианами. На сию прозьбу согласились охотно и назначили день к совершению обрядов крещения. Итак нельзя было иметь ни малейшего подозрения; но если бы оное чем либо и возбуждалось, то и в таком случае побег должен был казаться невозможным. Однако, не взирая ни на что, решились они приступить к отважнейшему предприятию. На кануне пред побегом ездили они по обыкновению ловить рыбу и при захождении солнца, возвратившись назад, выташили гребное судно на берег, пошли в свое место и каждой лег спать. В следующее утро более их не было. Самым чрезвычайным кажется при сем то, что семь человек пустились в море без всякого запасу воды. Они конечно не знали, что на Курильских островах, выключая Поромушир и Оннекотан, нет никаких источников. Они не взяли с собою ни боченка, никакого другого для воды сосуда, чтобы хотя на короткое время оною запастися. Дай Бог, чтобы прибыли они благополучно в свое отечество! Их отважнейшее предприятие достойно увенчаться счастливейшим успехом.[170]

Имя Ивашкин известно из путешествий Кука и Лаперуза столько, что я не опасаюсь наскучить читателю, если упомяну кратко о сем состаревшемся в Камчатке несчастном человеке. Ему теперь от роду 86 лет.[171] Он получил свободу по восшествии на Престол ныне Царствующего ИМПЕРАТОРА. В первом иступлении от радости хотел он воспользоваться дарованною ему свободою и возвратиться на свою родину. ГОСУДАРЬ благоволил повелеть выдать ему на проезд и деньги; но Ивашкин не мог потом решиться на предприятие дальнего и трудного пути. Он изъявил однажды с живым чувствованием желание, чтоб мы взяли его в С. Петербург с собою; однако скоро потом переменил свое намерение. Вероятно, что он не мог бы перенести великого переезда ни морем, ни сухим путем. Теперь живет он недалеко от Верхнекамчатска щедротами ГОСУДАРЯ, и будучи призрен добродушием Г. Кошелева, оканчивает остаток дней своих в покое и тишине. О вине и ссылке его многим расказывал он следующее: что по ложным доносам в заговоре против Императрицы Елисаветы был он лишен чинов и дворянства, высечен кнутом, и сослан в ссылку. Он признается, что был ветрен и нескромен; однако и по ныне клятвенно уверяет, что не имел во мнимом заговоре ни малейшего участия. Ему поручено было после смотрение над Якутами, за угнетение коих сослан он наконец в Камчатку. Его обвиняют даже и в смертоубийстве, учиненном от безразсудной горячности, которое и долженствовало, уповательно, быть причиною, что Императрицею Екатериною II не дарована ему свобода; в противном случае, конечно не был бы лишен внимания и милости. Потому что в Куковом путешествии упоминается об нем с похвалою и сожалением.

Не могу я умолчать также и о семействе Верещагиных, известных читателям из путешествий Кука и Лаперуза. Оба брата, произшедшие от Камчадалов, сделали величайшую честь своему состоянию. Старший из оных достойнейший священник, умевший приобресть величайшее к себе почтение Англичан, о коем говорит Капитан Кинг многократно с чрезвычайною похвалою, умер скоро по отходе из Камчатки Резолюции и Дисковери. Его преемником сделался младший брат, исполнявший должность свою 20 лет и приобретший общую любовь. Во время прибытия нашего в Камчатку находился он на Курильских островах для проповедания Христианского учения.

По возвращении своем оттуда умер он в скорости; и так я не мог к сожалению узнать его лично: однако посетил вдову его, которая помнит очень хорошо корабли Англинские и Француские. её сын, бывший дьячком в Петропавловске, утонул к нещастию в реке Аваче во время нашей здесь бытности. Теперь остался один только Верещагин, дьячек в Верхнекамчатске. Селение Паратунка, родина семейства Верещагиных, известное довольно из путешествия Кука, сделалось ныне обиталищем медведей. В 1768 году считалось жителей в оном 360 человек; но в 1779 м только 36. Повальная болезнь, свирепствовавшая в 1800 и 1801 годах, истребила и последних.

В пятницу 4 го Октября привезено было все на корабль, который уже был совершенно готов к отходу. В 4 часа следующего утра стали верповаться из гавани в губу. Стараясь воспользоваться благополучным ветром, решился я идти в море сего же дня по полудни. Добрые наши гостеприимцы обедали с нами в последний раз. Разлучение с ними, оказавшими нам всевозможную приязнь и дружбу, было для нас весьма чувствительно. Особенно прискорбна была разлука с любезным Кошелевым. Все мы сокрушались об нем и о достойном его брате, тем более, что оставляли их в такой земле, где в безмерном удалении от друзей своих и родственников окружены они были людьми, от которых не только не могли ожидать искренности и удовольствий жизни, но на против, должны были опасаться всяких ухищрений и досад. С величайшею охотою взял бы я с собою брата его в Россию; его любили все на корабле нашем сердечно и желали иметь своим сотоварищем, но Губернатор, хотя и желал бы, чтобы он воспользовался сим случаем, не мог дать ему на то позволения. Сверх того и разлука была бы для него слишком жестока, долженствовавшего лишиться чрез то своего почти единственного собеседника и деятельного помощника в делах тягостных.[172]

В 2 часа по полудни начали сниматься с якоря. Небо помрачилось уже с полудни и начинал идти снег, однако все предметы в заливе видны были еще ясно. Не желая упустить благополучного ветра, надеялся я выдти в море прежде, нежели сделается погода худшею. Едва подняли якорь и поставили марсели, вдруг пошел великой снег и скрыл все берега от нашего зрения. Один только пункт, которой надлежало особенно видеть для того, чтобы не подойти близко к лежащему против залива Раковина, не далеко находящемуся от нас рифу, усматривали еще в тумане. Но и сей закрылся скоро. Я тогда полагал, что мы обошли уже риф сей, почему и продолжали плыть под марселями к выходу из залива, как вдруг корабль остановился на мели. Теперь уверился я поздо, что не осторожно было выходить из залива при столь не благоприятствовавших обстоятельствах. Сие приключение не имело впрочем никакого другого последствия, кроме потери трех-дневного времени. В следующий день по полудни, расснастив корабль, спустив барказ, завезши якорь и вылив воду из 50 бочек, стянулись с мели без всякого повреждения; потому что не взирая на свежий ветр, в заливе вовсе волнения не было. Г-н Кошелев, узнал о случившемся с нами приключении, когда был готов совсем уже к отъезду из Петропавловска. Он не уважая, что дальнейшее промедление в поздое время года[173] угрожало и большею опасностию на пути его в Нижнекамчатск, отложил свой выезд, прибыл к нам со всевозможною поспешностию и прислал несколько байдар с 50 солдатами, которые помогли нам много к скорейшему снятию корабля с мели. Он принял также меры, чтобы и в Петропавловске сделана была нам всякая помощь к налитию опять пустых бочек водою, так что мы могли через два дня уже привести корабль в совершенную готовность к отходу. Октября 9 го поутру в 6 часов пошли мы из Авачинской губы при свежем NNW ветре и при ясной погоде. Резолюция и Дисковери вышли за 26 лет назад точно в тот же день из сего залива, и имели одинакое с нами плавание, т. е. в Макао.

По прибытии нашем в Петропавловск приказал я свезти хронометры на берег в дом Коменданта. За сим домом находилось открытое место, где Г. Горнер мог каждой день брать удобно высоты соответственные для поверения хода хронометров. При отходе нашем 4 го Октября определен ход оных, следующий.

Суточное медление N 128 составляло — 21",62;

Суточное ускорение Пеннингтона — 24",50.

Сравнение хронометров скоро показало однако столь приметную перемену в их ходе, что мы с Г. Горнером решились принять для них новой ход, которой и постановлен +21" и -21". Сия перемена произведена Октября 12 го дня, когда N 128 показал более Гринвического среднего времени 5 час. 9 мин. 33", а Пеннингтонов менее 1 час. 21, 11" 5. Как частые наблюдения, произведенные на море, так и маловажная погрешность хронометров, оказавшаяся по прибытии в Макао, удостоверили нас, что мы постановили ход хронометров довольно справедливо..[174]

Из великого множества меридианных и около меридианных высот солнца, измеренных Г. Горнером во времени трикратной бытности нашей в Петропавловском порте, определена северная широта Кошки, ш. е. низменного мыса, составляющего северную сторону порта, — 53°,00,10".

Западная долгота взятыми мною и Г. Горнером многими лунными расстояниями — 201°,19,15".

Истинная долгота оной, определенная Капитаном Кингом и Астрономом Байли есть — 201°,16, 19", 5.

Склонение магнитной стрелки найдено средним числом посредством пяти разных компасов, направленных на три особенные предмета 5°,21 восточнее; азимуфы сих трех пунктов определены взяшьщи раз-стояниями солнца.

В Авачинской губе найдено склонение посредством азимуфов и амплитудов солнца средним числом 5°,39,00" восточ.

Инклинаториум наш повредился во время свирепствоваяшего в 1 ой день Октября Тифона столько, что Г. Горнер почитал оной неспособным больше к употреблению, как то прежде уже упомянуто; почему наблюдения над наклонением магнитной стрелки и учинены только в первую бытность нашу в Петропавловске. Г. Горнер нашел оное = 63°,32 северное. Капитаном Кингом найдено здесь наклонение 63°,5,00" северное.

Среднее из многих наблюдений, произведенных в Петропавловском порте, показало прикладной час, т. е. время полных вод при новолунии и полнолунии, 4 часа 20 минут. Величайшая разность высоких и низких вод составляла 6 футов. Ветры действовали как на время происхождения приливов, так на возвышении оных беспорядочно. При южных ветрах вода в заливе возвышалась, а при северных понижалась.

ГЛАВА VIII. О НЫНЕШНЕМ СОСТОЯНИИ КАМЧАТКИ

Введение. — Описание Петропавловского порта и окружности оного. — Плодоносная почва земли внутренней Камчатки. — Причины, почему терпели до ныне недостаток в естественных произведениях. — Образ жизни Россиян в Камчатке. — Они терпят нужду во всех жизненных потребностях, даже в соли и хлебе. — Надежда снабдила Камчатку солью на несколько лет. — Необходимость отправления искусных врачей в Камчатку. — Блого намеренные перемены в рассуждении Камчатских Офицеров. — Не достаток строевого леса в окружности Петропавловска. — Переселенные в Камчатку земледельцы упражняются мало в хлебопашестве; от чего сие произходит? — Малочисленность женского пола и вредные от того последствия. — Описание Камчадалов, их жилищ и судопроизводства; обязанности Тоионов и Есаулов. — Поголовный ясак; отменение оного по последней ревизии. — Существовавший до сего образ торговли; новое в производстве оной распоряжение в пользу Камчадалов. — Необходимость попечения о возможном благосостоянии Камчадалов. — Важность выгод, доставляемых ими. — Добрые их свойства.

1805 год. Октябрь

Трикратная бытность моя в Камчатке в 1804 и 1805 годах продолжалась более трех месяцов; а потому и будут, может быть, ожидать от меня некоторых подробных известий о сей стране. Я буду однако говорить здесь единственно о нынешнем состоянии Камчатки; ибо оная уже, многими и весьма подробно описана. Сочинения Крашенинникова и Штеллера известны довольно и переведены почти на все Европейские языки; две главы Капитана Кинга в Куковом путешествии дают столь хорошее понятие о сей стране, что не оставляют ничего желать более. И так я намерен не повторять сказанного уже ими, а во всех случаях на них только ссылаться, и поместить здесь общие примечания о нынешнем и возможном будущем состоянии Камчатки с приведением важнейших перемен, в продолжении тридцати последних годов произшедших. При сем должен уверить могущих подозревать меня в пристрастии к сей мало хвалимой земле, что я не привожу и не утверждаю ничего такого, в чем бы не был сам свидетелем, или чего не почерпнул бы из достоверных источников, имев к тому весьма удобные случаи. Если же покажется кому повествование мое слишком пространным, или что либо очень маловажным, пред таковым извиняюсь тем, что примечания мой касаются предмета, которым занимался я за долго еще до предприятия сего путешествия, и которой сопрягается с выгодами моего отечества; для чего и несправедливо было бы, если бы не сообщил я своего мнения чистосердечно, наипаче же в Царствование правдолюбивого АЛЕКСАНДРА I го, и не объявил бы о состоянии Камчадалов, о поступках Россиян с оными, о мерах, принятых к приведению Камчатки в лучшее состояние, и о тех, кои еще приняты быть могут. Буде возражать станут, что Камчатка никогда не может достигнуть до такого благосостояния, какового ожидаю, то в защищение себя скажу, что усердие и доброжелательство, еслиб и погрешали, то всегда суть простительные погрешности. Впрочем я готов подвергнуться всякому упреку, когда только описание мое Камчатки возможет быть в последствии поводом к облегчению обитателей страны сей, и к отвращению трудностей, преносимых пребывающими в оной по обязанностям службы. В одном только я прошу снизхождения у читателей, и именно в несохранении, может быть, строгого порядка, в каковом общие мои примечания одни за другими следуют.

Не имеющий сведений в повествованиях о сих Российских владениях, при первом взгляде своем на Петропавловской порт почел бы его за колонию, поселенную только за несколько лет и опять уже оставляемую. Здесь не видно ничего, чтобы могло заставить помыслить, что издавна место сие населяют Европейцы. Залив Авача и другие три, к нему прилежащие, совершенно пусты. Прекрасной рейд Петропавловского порта не украшается ни одною лодкою. Смотря на потонувшее в порте трехмачтовое судно[175] нельзя не привесть себе на память, что за пятнадцать лет до сего начальник многотрудной Экспединции для астрономических и географических наблюдений Биллингс ходил на нем, имел здесь свое пребывание, и что за пятдесят пять лет прежде его славный Беринг отправился из сего места в путешествие для открытий; но нынешнее состояние сего судна и двух вытянутых на берег байдар, где оные находятся уже многие годы, напоминает, что чрез толикое время мореплавание сей колонии находится еще в совершенном детстве.

Берега Петропавловска покрыты разбросанною вонючею рыбою, над которою голодные собаки грызутся за согнивающие остатки, что представляет вид крайне отвратительный. По выходе на берег тщетно будешь искать сделанной дороги или даже какой либо удобной стези, ведущей к городу, в коем не находит глаз ни одного хорошо построенного дома. Оный состоит из бедных, по большей части разрушающихся хижин, из сушилен для рыбы (балаганами там называемых) и из юрт, в которых от нечистоты и сырости воздуха люди, так сказать гниют. Около его нет ни одной зеленеющейся хорошей равнины, ни одного садика и ни одного порядочного огорода, кои показывали бы следы землевозделывания. Мы видели только около 10 коров, пасущихся между домиками. Вместо мостов чрез источники, текущие с ближайших гор в долину города, покладены одни брусья, по которым переходить должно с осторожностию. Множество ям, вырытых собаками для своего ночлега и от скрытия себя от комаров, делают ходьбу в темноте совсем невозможною, или по крайней мере весьма опасною, Вот первые предметы, представляющиеся зрению в Петропавловске. Большую часть жителей сего города составляют солдаты, которых днем дома не бывает; а потому, ходя несколько часов по Петропавловску, нельзя увидеть ни одного человека. Но если и покажется кто из оных; то в бледном истощенном лице его не можно признать собрата героев Римника и Треби. Таково состояние славного Петропавловска, важнейшего места в целой Камчатке.[176] И Россия владеет более 100 лет уже сею Областию, которая могла бы сделаться довольно важною, если бы захотели искать в ней всех выгод, кои она бесспорно обещает и кои до сего были презираемы.

Чрезмерное отдаление Камчатки от главных мест и благоустроенных стран России, и настоящая её бедность суть виною, что об ней распространилась слишком худая слава. Даже самое имя Камчатки выговаривается со страхом и ужасом. Всякой представляет себе, что область сия есть царство холода и голода или одним словом, совершенной бедности во всех видах, и что долженствующий жить там лишен всякой физической и нравственной отрады. Почти так заставляют думать о том разные описания Камчатки; что подтверждается и изустными повествованиями тех, которым судьбою предопределено было вступить в её пределы, прожить там с горестию несколько лет, и, возвратившись после в Россию, с ужасом воспоминать о претерпенных бедствиях. Не один предразсудок, но и самое дело велит почитать жестоким жребием, если суждено кому провести в Камчатке многие годы. И суровой Камчатской уроженец нуждается во многом; каково же должно быть то для человека, наслаждавшагося всеми удобностями жизни.

Великое отдаление Камчатки не может однакожь быть довольною причиною, то оставляют ее в таком бедственном состоянии. Оно не есть непобедимая препона. Порт Джаксон в новой Голландии, на переход к коему из Англии употребляется не менее 5 ти месяцов, не взирая на сие отдаление, сделан в 20 лет из ничего цветущею колониею. Климата Камчатки нельзя сравнять с Климатом нового южного Валлиса; но в Европейской России есть много областей, климат которых ничем не лучше Камчатского; однако оные населены и благоустроены. Одни только места, лежащие близ моря, признаются не совсем бесплодными по причине частых туманов и мелких дождей. Так утверждают, и сие кажется вероятным, хотя на самом деле и неиспытано, действительно ли то справедливо. Жившие же многие годы во внутренности Камчатки единогласно уверяют, что климат северной Камчатки, а наипаче средней, гораздо преимущественнее климата южной её части. Близ Верхнекамчатска и по берегам реки Камчатки почва земли вообще очень плодоносна. Продолжительная зима не может препятствовать землепашеству. Она господствует столько же и в северных областях Европейской России и Сибири, но прозябение совершается в оных так поспешно, что не взирая на короткое лето, созревает хлеб разного рода. В средней Камчатке ростет хлеб, и многоразличные огородные овощи. Но для чего не сеют жита и не разводят огородных овощей там столько, сколько потребно для жителей и военных, о том буду иметь случай объявить ниже. Даже и около Петропавловска климат не так суров, каковым признают его. Частые туманы, препятствующие будто бы ращению огородных овощей, служат только предлогом, к коему прибегают нерадивые, сделавшиеся неспособными к трудам от неумеренного употребления горячего вина. Офицеры Петропавловского гарнизона имеют огороды, в коих, кроме гороху и бобов, родятся разные нужные для стола овощи, и при том столько, что они были в состоянии снабдить и нас оными достаточно. Итак если в двух или трех огородах родятся овощи: то явно, что каждой житель или солдат мог бы садить капусту, репу, редьку, хрен, чего по сие время еще не заводят, и запасаться оными столько, чтобы предохранить себя от цынготной болезни, которая, по недостатку овощей и свежей мясной пищи, обыкновенно во время зимы оказывается.

Мне кажется, что они неуспевают в сем потому что начинают обработывать землю в начале Июля, от чего семена не прежде всходят как в конце сего месяца. Если бы прилежнейший, не имея в земле ни малейшего недостатка, начинал свою работу в Маие месяце; то я никак не сомневаюсь, что он не только мог бы довольствоваться чрез все лето даже салатом, редисом, огурцами и проч; но и запасся бы горохом. бобами и капустою, которая впрочем, как утверждают, кочней не приносит. В Аваче (острог или малая деревня при устье реки Авачи) видел я небольшой огород, в коем в Июне месяце уже зеленел и цвел овощь, в которое время Петропавловцы, привыкшие садить в Июле, о том еще и не думают. Сей пример доказывает неосновательность их обыкновения. Препроводив в Камчатке в 1804 и 1805 годах весь Июнь, часть Июля, целой Август и Сентябрь, могу с достоверностию утверждать, что в сии четыре месяца было там столько же ясных дней, сколько и в других местах, имеющих подобное положение. Туманы случались правда не редко, но оным подвержены бывают и прочия северные области Европейской России. Чрез весь Июнь продолжалась хорошая и теплая погода, каковая только быть может в странах лучшего климата. В сем месяце обнажились даже и горы от снега, земля везде разтаила; однако живущие в Петропавловске все думали еще, что рано приниматься за заступ. Ничто не удерживает их от того, кроме вкоренившагося предразсудка, от которого не совсем свободны и Господа гарнизонные Офицеры, хотя они впрочем и заслуживают похвалу, подавая полезный пример к разведению огородов.

"В половине Мая,[177] говорит Капитан Кинг в третьем Куковом путешествии, собрали мы много дикого чесноку, (черемши), селлери и крапивы для служителей." Итак если в половине Мая уже производит природа сама собою много расстений; то я думаю, что в сем месяце можно начинать обработывать и огороды, а не двумя месяцами позже, как то введено в обыкновение. бесспорно, что привычка и вкоренившийся предразсудок побеждаются трудно; однакож то, что трудно, не есть еще не возможно.[178] В Камчатке можно бы жить столько же хорошо или еще и лучше, нежели во многих других провинциях России. Надлежит только принять меры, совсем разные от прежних. Бдительное и совестное исполнение начертаний, относящихся до благоустроения и управления Камчатки, есть притом предмет важнейший. успех в оном по чрезмерной отдаленности однакож весьма труден. За несколько лет назад знал я Камчатку из описаний, большею же частию и из устных известий, которые не редко бывают вернее напечатанных, и основываясь на том, сообщил об оной письменно мое мнение. Теперь, видев страну сию собственными глазами, признаюсь беспристрастно, что суждение мое нашел я совершенно справедливым. К нещастию сбылось мое и предвещание, последствия коего я опасался. Камчадалы подверглись в 1800 и 1801 годах повальной болезни и все почти вымерли.

Прежде, нежели начну говорить о Камчадалах, не излишним почитаю упомянуть кратко об образе жизни Россиян в Камчатке. Сие обстоятельство откроет причины господствующей там великой смертности, которая и в многолюднейших городах, где царствуют роскошь и сладострастие, не бывают большею. Офицеры, духовные, купцы и солдаты не различествуют почти ни чем между собою в образе их жизни. Имеюший более других денег не может ничего купить за оные, а потому и принужден жить одинаково с прочими. Таковая трудная жизнь не расстроивает однако строгого военного порядка. Российский солдат, привыкший ко всем трудностям, переносит равнодушно Камчатской во всем недостаток. Он не думает об удобностях жизни и почитает свой жребий тогда только жестоким, когда поступают с ним крайне строго или терпит несправедливость и угнетение по службе. Сверх того предоставляют им способ к приобретению такого достатка, какового не имеют и Офицеры, некоторые из солдат владеют даже собственными домами и находятся в лучшем состоянии. Им позволяют во время зимы, когда не употребляются они по службе, перевозишь казенные и партикулярные тяжести, ходить на звериную ловлю, посредстном коей приобретает один солдат в зиму от 300 до 500 рублей. Жалко, что при таковых деньгах не могут они ничего купить кроме вина горячего, на которое по дороговизне и неумеренному употреблению скоро истощевают приобретенное. Холостая их жизнь много к сему способствует. Нет сомнения, что они, еслибы возможно было жениться, могли бы в супружественном состоянии располагать хозяйствениее своими деньгами. По прибытии нашем в Петропавловск скоро приметили мы великую перемену в одеянии тамошних жителей, а особливо женского пола. Камчатку можно было бы удобно снабжать всем с изобилием, если бы посылать туда ежегодно один корабль из какого либо Европейского Российского порта. Цены всех нужных вещей понизились бы многими сотнями процентов. По прибытии нашем вдруг упала цена кизлярской водки с почти на 6 рублей за шиоф, сахара с 7 ми на 1 1/2 рубля за фунт. Места северовосточной Сибири могли бы в та-ком случае получать из Петропавловска некоторые товары, а особливо иностранные, гораздо удобнее и дешевле, нежели как то производится ныне доставлением оных столь дальним и трудным сухим путем. Доказательством сему может служить то, что из привезенных нами в Камчатку товаров на щет Американской Компании отправлены многие скоро в Охотск для продажи. Крайне трудный и с великими издержками сопряженный перевоз нужных вещей из областей Европейской России в Охотск, а оттуда в Камчатку, был до сего единственною причиною, что нещастные жители сей провинции терпели и терпят крайний недостаток не только в вещах, относящихся до удобности, но даже и в необходимых жизненных потребностях. Находясь в таком бедном состоянии имеют они сильнейшую пред людьми других стран наклонность к горячим напиткам; но она им и простительнее. Купцы стараются питать ее всячески и возвышать цену на горячие напитки. Камчатской житель, приобревший с трудом и опасностию деньги, чувствует их излишество. Единственное средство освободиться от сей тяжести, при крайнем во всем недостатке есть прибежище к горячему вину. Он напивается пьян со своими товарищами и платит равнодушно за то 50 рублей и более. Люди, не научившиеся чувствовать других удовольствий наипаче тому подвергаются, а особливо в трудных обстоятельствах. Матросы Резолюции и Дисковери оказали таковую же преклонность, не имев способа к удовлетворению оной. Капитан Кинг объявляет о том следующими словами:[179] "Наши Матросы привезли с собою из Америки великое множество пушных товаров и восхищались не мало высокою ценою, продав оные купцам в Камчатке на серебреные деньги; однако, не могши ни повеселиться в трактирах, ни купить табаку или чего либо другого, ими желанного, чувствовали излишество серебреных рублей столько, что часто бросали оные с презрением на палубе, как то я неоднократно сам виделъ".

Хлеб и соль суть беспорно такия вещи, в которой не нуждается и последний нищий в Европе. Жители Камчатки и сего беднее. Они часто не имеют ни хлеба ни соли. Увеличенное число там войска требует и большего количества хлеба. Но как доставление муки крайне трудно и дорого, то и выдается солдату половина только пайка, ему назначенного; за другую половину получает он деньгами, но не по той цене, каковая бывает в Камчатке. Мука не привозится туда купцами для продажи; потому что, кроме трудного и дорогого перевозу, повреждается на пути столько, что причичиняет урон, а не прибыток; однако цену оной полагали при нас за пуд 10 рублей. Напитки напротив того доставляют скорый оборот и надежную выгоду. Поелику солдат не имеет никогда возможности есть мяса; то и следовало бы давать ему по крайней мере муки и крупы паек полной, от которого по недостатку в прочей пище и по худобе муки[180] верно ничего оставаться не будет, того более у семейнова имеющего детей более женского полу.[181] В рыбе не терпит он правда никакого недостатка, которая во время лета составляет здоровую и вкусную пищу, но зимою употребляется сушеная без всякого приготовления. В сем виде называют ее в Камчатке Юколою. Она не очень питательна, но, будучи хорошо приготовлена, делается отменно вкусною. Однакож всегдашнее употребление Юколы без всякой приправы должно быть вредно здоровью.

Недостаток в соли превосходит даже и недостаток самой муки. Сделанный по прибытии нашем кому либо подарок, состоявший из нескольких фунтов соли, почитался важнейшим. Сколь ни велика наклонность Камчатских жителей к горячим напиткам однако приносившие нам рыбу, ягоды и дичь, получив за то не много соли, изъявляли большую благодарность, нежели за вино горячее, которого впрочем не давал я им почти вовсе. Если бы не было недостатка в соли и если бы продавалась она не высокою ценою, тогда не имели бы нужды есть одну сушеную рыбу, соленая здоровее и составляла бы приятную перемену;[182] сверх того в какой пище не нужна сия необходимая приправа? Солдат получает, на все, по одному фунту в месяц а несколько сами вываривают, но Камчадалам не дают нисколько. Близ Петропавловска существовали прежде две соловарни, доставлявшие для всей Камчатки соли довольное количество; но оные многие годы уже находятся в запущении. Может быть, что доставление сухим путем котлов и всего к тому принадлежащего, признано слишком затруднительным, и так еще многие годы пройдут пока Камчатка будет снабжена солью. В рассуждении сего предмета, сделали мы также великое для Камчатки благодеяние. Прежде упомянуто, что Японское правительство подарило нам при отбытии из Нангасаки около 3000 пуд соли. Все сие количество, выключая около 200 пуд, удержанных мною для нашего продовольствия, оставлено в Камчатке, так что каждой житель снабжен чрез то достаточно почти на три года. Сия соль тотчас была разделена между жителями и притом приняты меры, чтобы купцы, как единственные, тамошние капиталисты, не могли покупать более соли, кроме нужной для собственного употребления; ибо в противном случае возвысили бы они цену до того, чтобы могли получить барыша от 1000 до 2000 процентов.[183] Ближайшие к Петропавловску жители получили следовавшее им по разделению количество соли немедленно; но отдаленнейшие долженствовали дожидаться зимнего пути для перевоза оной. При сем не могу я никак умолчать и не отдать справедливой похвалы своим служителям, которые оказали величайшее бескорыстие принятием истинного участия во жребии своих собратов, живущих в Камчатке. По получении нами соли в Японии, объявил я им, что Офицеры не хотят взять из оной своей доли; а потому принадлежит им одним все количество; "вы знаете, сказал я, что можете продать ее в Камчатке высокою ценою и получить для себя знатной прибыток; однако, "не взирая на то, надеюсь я твердо, что вы роптать не будете, если отдам я всю соль Камчатскому Губернатору, для разделения оной между тамошними жителями, которые претерпевают в ней крайнюю нужду; ни один из них не попротиворечил; все единогласно отвечали: "мы на сие охотно соглашаемся, бедные Камчатские жители долго корабля Надежды не забудут; они станут верно напомнвать об нас с благодарностию, а сего для нас уже и довольно." Кроме такового знатного количества соли оставлено мною в Камчатке около 75 пуд крупы сарачинской.

По недостатку в хлебе и соли можно уже судить какую нужду должны претерпевать Камчатские жители в прочих жизненных потребностях. Только в одной водке недостатка никогда не бывает, как выше упомянуто; а в сахаре и чае редко. Я намерен означить здесь цены товаров, привозимых в Камчатку из Охотска, которых однако и за великия деньги получить иногда невозможно. Ведро весьма худой фруктовой водки стоило до прибытия нашего 160, следовательно штоф 20 рублей.[184] Сия цена не давно была утверждена, прежде продавалось ведро горячего вина свыше 300 рублей как то показано в донесении Губернатора Генерала Кошелева к ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ.[185] Фунт сахару стоит обыкновенно от 4 до 5, но часто платили и по 7 рублей. Фунт коровьего масла 1 1/2 рубля, мыла и свеч редко ниже 2-х рублей; а табак до 5 ти рублей; прочия необходимые в хозяйстве потребности продаются в соразмерной дороговизне;[186] но при всем том самонужнейшие потребности и с деньгами редко достать можно. Ром, француская водка, виноградное вино, кофе, пряности, уксус, горчица, деревянное масло, сарачинское пшено, хорошая пшеничная мука, коровье масло и другие сим подобные вещи, которые и в самобеднейшем городке России продаются, не привозятся никогда в Камчатку для продажи; сукна и других материй для платья, выключая толстый холст, шелковые платки и синюю китайку, нет вовсе. Офицеры выписывают обыкновенно для себя сукно и все прочее, принадлежащее к мундиру, из Иркутска, что обходится им весьма дорого.

Черной хлеб и рыба без всякой приправы, без уксусу, хрену, перцу и даже без соли составляют все, что как Офицер, так и солдат ставят на стол свой. О перемене в пищи и помышлять не можно! Но к чему не привыкает здоровой Российской солдат. Когдаж он болен, то в каком бедственном, беспомощном, находится он тогда положении! Нет ни врачей, ни лекарств, ни здоровой пищи! Как может он в таком состоянии даже и при малых болезнях избавляться от смерти! Нам известно уже из третьего путешествия Кука, в каких обстоятельствах нашел он гарнизон Петропавловской и тамошнюю больницу! Капитан Кинг говорит о том следующее: "По прибытии нашем в Петропавловск нашли мы Российскую больницу в бедственнейшем состоянии. — Все солдаты страдали более или менее цынготною болезнию. Многие одержимы были сею болезнию в высочайшей степени, прочие жители Петропавловска находились не в лучшем положении, а наипаче приятель наш сержант, на котором в короткое время оказались опаснейшие знаки сей болезни, что, вероятно, произошло от неумеренного употребления горячего вина, от нас им полученного. Капитан Клерк препоручил всех их попечению нашего лекаря и снабдить его кислою капустою и солодом для варения противоцынготного пива сколько возможно достаточнее. По возвращении нашем из Большерецка удивились мы не мало, приметив во всех великую перемену. Почти каждой оказался совершенно освободившимся от болезни, что приписывал наш лекарь действию противоцынготного пива"[187] Теперь не так худо. Мы нашли в больнице только трех человек, из коих у одного помутилась жидкость в глазе, другой имел на ноге рану, а третьего болезнь была маловажная. Но большая часть жителей все подвергается цынге во время продолжительной зимы. Из пяти человек, привезенных мною для Компании, кои на пути нашем были совершенно здоровы, нашел я, по возвращении своем из Японии, только одного здорового; прочия же четверо страдали цынгою в высочайшей степени. Ныне присылают в Камчатку лекарств довольное количество, но оные столь худы и находящийся тут лекарь столь не искусен, что одна только крайность может понудить прибегать к оным. Жители Петропавловска долго не забудут Доктора Еспенберга, сделавшего им великую пользу во время трехкратного нашего там пребывания. Он снабдил сверх сего Петропавловского подлекаря некоторыми нужными лекарствами, но сей не умел их беречь; а может быть и употребление их было ему худо известно. Хотя при Камчатском баталионе и находится хороший лекарь, которого привозил Г-н Губернатор в Петропавловск с собою; но он живет всегда в Нижнекамчатске; а потому и может быть полезен только для тамошнего места. В прочих городах Камчатки определены подлекари. Петропавловской как по искуству, так и по поведению своему человек весьма посредственной. В настоящем состоянии Камчатки нельзя и ожидать лучшего. Какой искусной врач захочет променять удобную жизнь на крайне бедную? Чиновники и Офицеры, посылаемые в Камчатку должны переезжать 15000 верст и во многих местах с чрезвычайною трудностию. Путь от Якутска до Охотска не только труден, но даже и опасен. Доставление самых легких товаров возвышает цену на оные многими сотнями процентов. Итак каждый, желающий взять с собою какие либо нужные вещи в Камчатку, принужден платишь за перевоз столько, что оные становятся чрезмерно дороги. Бедный Офицер берет с собою самое необходимое, и в весьма малом количестве: почему, если должен пробыть там несколько лет, то и терпит во всем великую нужду. Всякой, посылаемый в Камчатку, отправляется по неволе; имеющий какие либо средства от сего избавиться употребляет к тому все возможное; а потому и посылались по большей части в Камчатку Офицеры обыкновенно худого поведения, но сие ныне отменено. Камчатка конечно не есть такое место, где Офицер худого поведения мог бы исправиться. Он делается там еще хуже и преобращается в угнетателя Камчатских жителей. Для привлечения в Камчатку хороших Офицеров, что необходимо нужно к споспешествованию благонамерениям правительства, утвердил ныне ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР по представлению Губернатора для каждого посылаемого Офицера следующее: 1 е, Во все время тамошней бытности получать двойное жалованье. 2 е, За пяти летнюю беспорочную службу предоставляется избирать полк по своей воле, но представя о том наперед для утверждения ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ. Сие благое постановление может принести великую пользу. Худой Офицер, присланный в Камчатку на неограниченное время, не имея никакой надежды выехать оттуда, ни мало не печется себя исправить. Дурные его поступки причиняют беспрестанные неприятности начальнику и слава всей нации может в таких отдаленных краях страдать от таковых людей, несущих имя Российского Офицера. О здешних Лекарях сказать можно почти тоже. Одного Лекаря для всей Камчатки недостаточно, и так не худо бы иметь во всех местах хороших подлекарей, а двух или трех в разных местах таковых Лекарей, которые со врачебным искуством своим соединяли бы познания и в других науках, ближайших ко сведениям по их должности. Ревностной испытатель, не будучи глубоким ботаником, минералогом и химиком, занимаясь привлекающими его предметами, мог бы сделать открытия немаловажные для наук и политического отношения. Важнейшая обязанность врача долженствовала бы состоять в том, чтоб разъезжать по своим округам для подавания везде нужной помощи, а сим самым было бы можно удобнее и скорее приобресть разные сведения, касающиеся до естественного состояния сей страны. бесспорно, что сии люди, долженствующие провести в Камчатке по крайней мере 4 года, заслуживают, что бы определить им достаточное содержание; но если они будут усердными исполнителями своих обязанностей, что в таком случае несколько 1000 рублей не будут употреблены напрасно. Определяемых для Камчатки врачей надобно отправлять туда водою потому, что бы можно было им удобно взять с собою всякое платье, мебель, книги, пособия, инструменты и другие не только нужные, но и к изобилию относящиеся вещи, которые необходимы для сохранения в тамошней стране здоровья, и всем сим запастися на все время своего пребывания. При переезде сухим путем сделать того невозможно; морем же сверх сей удобности, плавание около Кап-Горна или Мыса Доброй Надежды доставит каждому из них случай видеть страны, достойные по многому любопытства, а наипаче для испытателя природы.

Прежде упомянуто уже, что собрано чрез добровольное подаяние несколько тысяч рублей к учреждению больницы в Малках, местечке, отстоящем на 200 верст от Петропавловска, где находятся минеральные источники. Сие благонамеренное заведение без призрения искусного врача и без нужных пособий, коих совсем там нет, не может никак соответствовать своему предназначению.

После сего отступления возвращаюсь я опять к повествованию о образе жизни Россиян в Камчатке. Выше сказано, что они претерпевают даже в необходимых потребностях крайнюю нужду. Привыкший к изобилию во всем в Европе должен чувствовать то в полной мере и почитать жестокою свою участь, которой худость усугубляется и другими многими недостатками. Великая бедность домашнего состояния не менее очевидна. Во всем Петропавловске находятся только два дома, отличающихся несколько от прочих. В одном жил при нас Маиор Крупской, Комендант крепости, а в другом два артиллерийских Офицера. Каждой из домов сих состоит из двух жилых покоев, кухни, кладовой и прочее. Оба, а особливо дом Комендантской, с небольшою переменою и новою хорошею мебелью могли бы быть порядочными жилищами. Мебель гостиного покоя составляли одна деревянная скамья, стол и два или три разломанных стула. Нет ни каменной посуды, ни стаканов, ни бутылок, ни других подобных тому столовых приборов. Две или три пары чайных чашек, один стакан, несколько изломанных ножей и вилок, и малое число ложек, составляли все имущество сих добрых людей, которые были женаты. Более всего было для меня жалко смотреть на их окна, которые не только не двойные, что по тамошнему климату необходимо нужно для здоровья и удобности, но и очень худы. Стекла малые, из разных разбитых кусков составленные, худо защищают от снега и холода. Я не мог смотреть на малых детей без сердечного сожаления. Мало стран в целом свете, в коих бы находились дети в таком крайне суровом положении. Если родители и столько достаточны, что могут иметь корову, каковых однако очень мало; то и тогда детская пища состоит в одном только молоке. Юкола и худой черной хлеб составляют для робенка 12 или 18, месяцов грубую пищу, которая при малейшем болезненном припадке угрожает ему смертию.

Домы прочих жителей построены вообще худо и все так низки, что зимою совсем покрываются снегом; пред дверьми только прорывают дорогу и одни окна очищают для света. Снежная толща должна правда защищает от холода; но оная, препятствуя свободному проходу воздуха во круг дома, причиняет весьма нездоровую атмосферу в покоях. Сей вредной воздух и нездоровая пища суть главнейшею виною бледности лиц всех жителей не исключая и женщин в цветущей молодости. Построение дома в Петропавловске обходится весьма дорого. Вблизи нет вовсе строевого лесу, оной доставлять надобно из внутренности Камчатки верст за 60 или 70. В бытность нашу посланы были за лесом для казенных строений около 40 солдат с одним Офицером. Многие недели находились они в отсутствии, чтобы срубленной лес приплавить по быстрым рекам с великою опасностию. Весь Петропавловской гарнизон занимается уже два года построением казармы для 10 или 12 человек; но все еще оное неокончано.[188] Вероятно, что со временем оставят деревянные строения и прибегнут к кирпичам, как лучшему материалу. Если бы в близости Петропавловска находилось изобилие в строевом лесе; тогда не нужно было бы хотеть строения каменного. Но ныне кроме медленного, трудного и опасного из дальних мест доставления, не сохраняют и не высушивают бревен совершенно; а потому построенный с великими издержками дом скоро ветшает и обваливается. Прикащик Американской компании в Петропавловске для принятия от нас и сохранения товаров построил предварительно небольшую кладовую, состоящую из нескольких отделений, длиною в 7 сажен, и сие строение стоило более 10000 рублей. В самом Петербурге не стало бы оное никак выше нескольких сот. Итак я полагаю, что строить домы из кирпичей было бы удобнее и выгоднее. У залива Тарейна находитися в изобилии лучшая глина, которая употребляется ныне на делание печей в Петропавловске. Бедные жители сего города не имеют никаких других судов, кроме байдар, неспособных к перевозу тяжестей. Оные и при мало крепком ветре не могут даже держаться и в заливе; а потому перевоз и малого количества для печей глины сопряжен с безмерными трудностями и великою потерею времени. Хорошее с палубою судно в 15 или 20 тонн, управляемое 3 мя или 4 ми человеками, могло бы доставлять больший груз в два дня, нежели 3 байдары и З0 солдат, как то теперь бывает, в три месяца; при чем не редко оные и разбиваются. Устроение кирпичного завода у залива Тарейна, где дровяный лес находится в изобилии, было бы гораздо выгоднее; ныне же привозят оттуда глину в Петропавловск, и для обжигания сделанных кирпичей доставляют дрова с гор с великою трудностию. Нужный лес к употреблению при строении каменных домов можно было бы удобно привозить из Америки, где, как известно, великое обилие прекраснейших деревьев, на судах компанейских, которые, возвращаясь с пушным товаром, занимающим малое пространство, нагружаются одним баластом. Если же не захотела бы Компания на то согласиться; то можно бы завести суда собственные и посылать оные за лесом в Америку. В малом расстоянии от Нижнекамчатска довольно также строевого лесу; а близ Верхнего лучшего лиственничного леса в изобилии. Предлагаемое мною мнение о строении домов из кирпичей не есть мысль одному мне принадлежащая. Многие другие, с которыми говорил я там о сем предмете, были того же мнения. Неосновательно было бы утверждать, что каменные домы могут быть опасны по причине землетрясения. В близости Петропавловска хотя бывают землетрясения, но не случалось никогда столь сильного, чтобы можно было опасаться разрушения каменного дома. Сверх сего домы не нужны огромные о многих жильях, но посредственные и об одном жилье. Надобно только строит оные так высоко, что бы не покрывались во время зимы снегом. Таковой прочно построенной дом с хорошим потолком, полом, дверьми и двойными окнами был бы не только удобным жилищем, но и служил бы отменным средством к сохранению здоровья. Хотя солдат и переносит все трудности; однако удобное и здоровое жилище, достаток в хорошей пище и многое другое, что в прочих местах почесть можно излишним, составляют и для него в Камчатке необходимые потребности. Предназначенный жребием препроводить всю жизнь свою или многие годы в сей дальней стране, в суровом климате, где царствует бедность, имеет право на некоторое за то вознаграждение. Да и самое человечество требует принятия всех мер к сохранению здоровья, следовательно и к избавлению от преждевременной смерти людей, служащих обществу. Без сего кто может решиться добровольно служить в Камчатке?

Сколь ни бедно настоящее содержание живущих в Камчатке; однако при некотором вспоможении могли бы они иметь пищу очень хорошую. Камчатка изобилует даже такими жизненными потребностями, каковых и в других местах находить не безтрудно. Одних средств не достает только к снабжению себя оными. Камчатская говядина отменно хороша. Капитан Кинг упоминает сем тоже. Мясо и немолодых уже быков, полученных нами чрез Г-на Губернатора при отходе нашем в Японию, а после и в Китай, было так нежно и бело, что в других местах и от молодых быков таково не бывает. Но сему удивляться не должно. Даже и около Петропавловска на лугах растет весьма сочная трава, далее же во внутренность земли конечно и еще лучше. Во всей Камчатке считают рогатого скота около 600. Надобно, стараться о распложении оного сколько возможно более, чтобы наконец быть в состоянии давать и солдатам хотя по одному фунту в неделю свежей говядины; выключая 4 летние месяца. Сие могло бы иметь целительнейшее действие на их здоровье и служить сильным противодействием цынготной болезни, которую они во время зимы почти все страдают более или менее. Сверх сего, если бы все жители запасались на зиму картофелем, репою, редькою и капустою,[189] которая, ежели употреблять ее кислую, есть не только известное противуцынготное средство, но и обычайная Россиян пища. Если бы ограничить при том, несколько неумеренное употребление горячего вина и доставить людям здоровые жилища; тогда верно цынготная болезнь совсем бы истребилась. Прежде признавали невозможным сопротивляться цынге в продолжительных морских плаваниях. Писавший путешествие Лорда Ансона доказывает, что против цынги ничто помочь не может, утверждая, что причина оной содержится в самом морском воздухе.[190] Ныне же кажется сия ужасная болезнь сделалась почти не действительною, или по крайней мере не опасною; ибо умеют предохранять себя от оной даже и в продолжительных морских путешествиях.

В Петропавловске было при нас только 10 коров, может быть и телят столько же; а потому коровьего масла нет вовсе, да и молока очень мало. Не трудно было бы держать коров несколько сотен, потому что как около Петропавловска, так и по берегам, реки Авачи ростет прекраснейшая трава. Нужны только люди для приготовления сена к достаточному прокормлению скота во время продолжительной зимы. Солдаты, составляющие большую часть жителей, озабочены летом и без того слишком много другими работами. Свиней, овец и коз развести, кажется, там удобно; первые были уже разведены с пользою; овцы требуют правда хорошего сена, а мелкой травы около Петропавловска мы не находили; однако едва ли сомневаться можно, чтоб не росла трава сего рода в других местах. Дворовых птиц до нас ни каких не держали. Бегающие летом везде по воле собаки, долженствующие тогда сами для себя искать пищи, были бы для них крайне опасны. Собаки летом не употребляются; а потому следовало бы содержать их в отдалении так, чтоб не могли к жилью приближаться.[191] они загрызают иногда молодых телят, даже и большую скотину, и причиняют чрез то великой вред. Петропавловские жители, претерпевая сами недостаток в хлебе, не в силах держать птиц дворовых. Они лишаются чрез сие питательной и здоровой пищи. Мы привезли однако с собою из Японии кур несколько и разделили между достаточнейшими с тем уговором, чтобы они сколько возможно старались о сбережении и разведении оных..

В бытность нашу в Петропавловске получили мы столько оленины, аргалины, диких гусей и уток, что могли довольствоваться тем ежедневно. Явное доказательство, что можно иметь многоразличную пищу. Сказывают, что зимою бывает много и зайцев. Оленина вкусна отменно и нимало не уступает говядине. В начале имел я от оленины великое отвращение, которое преодолел однако скоро, и она казалась мне наконец вкуснее даже говядины; к тюленьему же мясу не мог привыкнут. Последнее в Камчатке не презирается. Оно не составляет вкусной пищи; но для здоровья не вредно, подобно медвежьему мясу. Медведей великое множество и теперь около Петропавловска.[192] Аргалина или мясо диких овец превосходит вкусом всякую дичину, Октябрь. известную в Европе. Дикие гуси и утки вкусны очень и находятся во множестве. В месяцах Июле и Августе можно поймать уток в один час около сотни. В сие время они линяют и летать не могут, но только припорхивают. Их пришибают тогда длинным шестом, оканчивающимся рагульками., Если бы Камчадалы, живущие около Петропавловска, получали свинец и порох; то конечно могли бы, при малой награде за труды их, снабжать Петропавловских жителей достаточно разною упомянутою дичью. О рыбе и говорить нечего. Оной здесь чрезвычайное изобилие. От Мая до Октября не проходит почти ни одного месяца чтоб не являлась рыба какого либо нового рода. Форель и сельди вкусны отменно. Морских раков также весьма много. Летом ростет разная дикая зелень. Живущие в Петропавловске не знают употребления многих растений; но сие произходит или от предразсудка, или от неведения. Кроме дикого чесноку (Черемши), которой едят все вообще, и сараны, находятся дикой горох, селлери, ангелика и портулак. Последней приказывал я собирать как для служителей, так и для нашего стола, мы употребляли его в похлебке и вместо салата. Офицерам Петропавловского гарнизона показался оный отменно вкусным, хотя они прежде и не знали, что его есть можно. В исходе лета бывает великое изобилие в малине, землянике, голубике и других родов ягодах, из коих называемые там жимолостью очень вкусны; приготовленное из оных варенье не портится ни мало чрез всю зиму. Если, впрочем и справедливо, что кочанная капуста, горох и бобы ростут худо; то сие заменяемо быть может, серою некочанною капустою, лактук-салатом, петрушкою и другим огородным овощем, которой конечно может рости хорошо. Картофель и репа родятся здесь столько же хорошо, как и во многих других местах., В 1782 году посажено было в Большерецке, где климат не лучше Петропавловского, 50, а родилось 1600 картофелей. Одни жита только не могут рости в южной части Камчатки, чему причиною частые туманы и дожди мелкие; но ето еще не доказывает, чтобы не можно было там жить со всякою удобностию. На Острове Елене не родится также никакого хлеба, а все нужное количество оного привозится туда из Англии, и сии Островитяне живут в великом изобилии. На случай прерыва сообщения водою не трудно завести в Камчатке магазины и запастись хлебом столько, чтобы не иметь в необходимой сей жизненной потребности никогда недостатка.

Жители Камчатки едят редко аргалов, оленей, зайцев, гусей и уток; единственною сему виною недостаток в порохе. Перевоз оного из областей Европейской России не только сопряжен с великими трудностями и уроном,[193] но и опасен. Его привозят в Охотск не в бочках, а во флягах. Иногда случается, что при перевозе пороха сожигаются целые деревни, что при малейшем невнимании и неосторожности скоро последовать может. Почему и привозился он частными людьми редко для продажи, которая теперь ради злоупотреблений запрещена вовсе. Итак Камчадалы не могут ныне употреблять в пользу своих винтовок, от коих зависит безопасность их от медведей, нападающих на них так часто, что они почти не смеют без заряженного ружья удаляться от юрт своих. В таковых обстоятельствах стараются они доставать порох тайно, покупая весьма дорогою ценою; не редко платят за один фунт пороху 5 и 6, а свинцу 2 и 3 рубля. По сей причине Камчадал, имеющий порох, которой стоит ему так дорого, хранит его для своей собственной безопасности или стреляет только такого зверя, коего кожа могла бы вознаградить ему за труды и порох; нельзя думать, чтобы употребил он его когда либо для доставления себе куска лакомого. Мы стреляли в заливе разных птиц, кои с некоторым приготовлением составляли хорошее блюдо. Петропавловские жители, не имеющие ничего к приготовлению таковых птиц для своей пищи, не почитают их, стоющими даже и заряда. Мы дали им пороху и дроби, а они доставляли нам за то столько птиц сих, сколько для употребления нашего нужно было. Не давно прислано было малое количество пороху с тем, чтобы продать оный Камчадалам с обещанием, что в следующей год доставлено будет больше; но сего еще не последовало: а потому как Камчадалы, так и живущие там Россияне не имеют ни мало пороху. Поелику надобность оного во многих случаях необходима; перевоз же сухим путем затруднителен, ненадежен и весьма опасен: то и надлежало бы посылать порох в Камчатку морем из Кронштата вместе с другими нужнейшими потребностями.

До сего говорил я только о произведениях мест, лежащих около Петропавловска. Внутренния страны Камчатки обилуют оными несравненно более. В Верхнекамчатске и по берегам реки Камчатки, где сеют рожь, ячмень и овес с успехом родится всякая огородная овощь. Мы получали оттуда, кроме картофеля и репы, довольно также огурцов, лактук-салату и весьма хорошей капусты. Давно уже сделано начертание о разведении там жит Сибирских, которые ростут и созревают скоро; следовательно свойственны стране, где бывает короткое лето.[194] Очень желательно, чтоб сие предначертание было исполнено; ибо оно должно конечно сопровождаться щастливою удачею. Почва земли столько хороша, что и без удобрения приносит ржи в восемь, а ячменю в двенадцать раз более против посева. Не одно малолюдство причиною нерадения о землепашестве. Несравненно большая выгода, получаемая от промышленности пушного товару, много препятствует упражнению в оном. Земледельцы, переселенные с берегов Лены в Камчатку, сеют хлеб для собственного только пропитания. Прочее время употребляют на соболью ловлю, приносящую им большую и надежнейшую выгоду. Надобно бы поощрять Камчатских жителей к земледелию знатными награждениями и покупать у них излишней хлеб, не взирая на высокую цену; одним словом должно принять такия меры, чтобы люди сии могли иметь более прибыли от земледелия, нежели от другой какой либо промышленности; ибо нельзя никак требовать, чтобы имеющие случай к приобретению большего упражнялись в таком деле, которое приносит менее.

Малое число оставшихся от поветрия в Камчатке Россиян и природных сей страньг жителей не обещает скорого народоразмножения более потому, что женского полу в сравнении с мужеским очень мало. Число жителей в Петропавловске простирается до 180; но женского полу не более 25. Часто случается, что казенные транспорты и суда Американской компании зимуют в Петропавловском порте; в таком случае возрастает число людей до 300, число же женщин остается все одно и тоже. От такого неравенства произходит разврат в нравственности и бесплодие супружеств. Мне помнится, что я во всем Петропавловске не видал более 6 или 7 ми робенков, которые были частию дети Офицеров и частию жителей, отличающихся примерным поведением, прочия супружества бесплодны во все. О истреблении зла сего стараться надобно всевозможно. Ижига есть единственное в Камчатке место, где число женского полу превосходит число мужеского. Причиною сему полагают, что большая часть семейств соединена между собою столь близким родством, что в брак они вступать не могут. Начальники в Камчатке часто посылают туда своих солдат и стараются преклонить их к супружеству, что вообще сопровождается хорошею удачею. Ижигинские женщины славятся трудолюбием и наклонностию к порядочной жизни; а сии добродетели составляют самое лучшее приданное для Камчатского солдата. Мы были очевидцами благосостояния имеющих таковых жен и бедности других. Правительство употребляя неважные издержки, могло бы произвести великую пользу, если бы постановило награждать солдат и козаков, вступающих в супружество не деньгами, но необходимыми потребностями, например: надобно бы привести женившагося в состояние, чтобы он имел: 1 е, особенный покой, в коем бы жил один со своим семейством, а не так как теперь со многими женатыми вместе. Сожитие нескольких семейств в одном покое не только способствует к развращению нравов, но и препятствует к сохранению всегдашнего порядка в хозяйстве; сверх того подает часто повод к раздору и несогласию, а наконец имеет вредное действие на самое здоровье по причине нечистого и заразительного в покое воздуха. 2 е, Небольшой огород, в котором мог бы он сеять и садить для себя разные огородные овощи. 3 е, Все нужнейшие в хозяйстве вещи и орудия, кои по недостатку там железа крайне дороги. 4 е, Дойную корову, дабы они могли иметь для себя и для детей своих молоко, и временем пользоваться свежею говядиною, есть-ли они не найдут выгоды разводишь рогатой скот. Часто одна только великая бедность и невозможность иметь собственное жилище удерживают людей сих от женидьбы. Отличающихся от прочих хорошим поведением надобно награждать преимущественно. Сие может служить единственным средством к истреблению нынешней привычки к развратной жизни обоих полов. Строгость исправляет их мало, или на короткое время, а иногда доводит и до отчаяния.

При настоящем, бедном, и так сказать младенческом состоянии Камчатки, может, быть, почтено будет излишним желание мое об отвращении неудобного и часто опасного образа езды летом в сей стране; однако предмет сей столь не маловажен, что нельзя прейти оного молчанием.

Весь путь от Нижне до Верхнекамчатска совершается водою по реке Камчатке на малых лодках, выдолбленных из целого дерева наподобие большего корыта и называемых батами. Сии баты или от года сильной быстроты реки, наипаче в начале лета, или от ударения ночью о пни дерев часто опрокидываются. Не проходит ни одного года, чтобы не тонуло несколько человек. Надлежало бы построить суда удобные для езды по крайней мере по сей величайшей из всех там Камчатских рек и по Аваче. Сохранение людей во всяком месте есть предмет, достойный всевозможного внимания, но в Камчатке особенно важен. О весьма бедном состоянии Петропавловска в рассуждении его порта, мною уже упомянуто. Для приведения оного в некоторое устройство нужно иметь там на первой случай два малых судна с палубами и несколько гребных судов, построенных по Европейскому образу. Оные необходимы для выгрузки приходящих кораблей, для перевозу леса, угольев, сена, соли, когда заведены будут соловарни, сверх того и для разных плаваний как по заливу Авачи, так и вне оного, куда посылаются теперь за несколько даже миль байдары. В таком случае должно определить там одного хорошего флотского Офицера и от 25 до 30 Матросов с несколькими плотниками, кузнецами, слесарями, парусниками, конопатчиками и другими нужными мастеровыми, для всегдашнего пребывания, одним словом надобно бы завести в Петропавловском порте небольшее Адмиралтейство, которое необходимо нужно для настоящей, а более для будущей пользы. Корабль Капитана Биллингса, Слава России, на построение коего употреблено более трудов и издержек, нежели каковых стоил какой либо корабль в целом свете, не находился бы в нынешнем состоянии, если бы имел об нем попечение хотя один знающий человек. Я не почитаю также излишним содержать в порте и одно военное судно об 18 ти или 20 пушек. Оное может сменяемо быть каждые три года другим из Кронштата и состоять под полным распоряжением Губернатора для употребления в пользу страны сей.

Теперь осталось Камчадалов весьма мало: может быть через несколько лет и сей остаток совсем истребится; однако, не взирая на то, не могу я умолчать о сих честных людях, которые в доброте сердца, в верности, гостеприимстве, постоянстве, повиновении и преданности к начальникам не уступают многим самым просвещенным народам. Совершенное истребление Камчадалов будет великою потерею для сей страны. Они полезны во многих случаях, а часто даже и необходимы. Камчадалы не живут в городах, построенных Россиянами, но рассеянно во внутренности Камчатки малыми селениями, называемыми Острогами различной величины. После повальной болезни, похитившей в 1800 и 1801 годах более 5000 Камчадалов, осталось в Острогах только по 15 или 20 человек, а во многих гораздо меньше. Каждой Острог состоит под непосредственным начальством Тайона, избираемого ими из всего своего общества; его можно сравнить с выборным или старостою в Российских деревнях. Он имеет под начальством своим другого должностного человека, которой называется эсаулом. Тайон отдает только приказания, а эсаул оные исполняет. В случае отсутствия первого выбирает он вместо себя достойного, а эсаул остается по своей должноспш. Власть Тайона немаловажна; он может даже наказы" вать телесно; однако не более как 20 ью ударами. В Тайоны избирают обыкновенно прилежнейшего Камчада-да, отличающагося своим хорошим поведением, а боль-ше стараются выбирать из старинных Таийонских фамилий, которые были Тайонами до покорения Россиянами Камиатки. Кроме управления всего Острога, обязан он также выбирать и принимать самых лучших соболей из приносимых каждым Камчадалом, как подать ежегодную, и привозишь их запечатанные в город, где в присутствии самого Губернатора и других должностных лиц оцениваются оные присяжным оценщиком. Из суммы оцененных соболей вычитается подать, которая от Острога в казну следует, а остаток выдается Тайону деньгами, которые он разделяет соразмерно между жителями своего Острога. Ежегодная подать каждого Камчадала, составляет около 3 рублей. Оная должна приноситься не наличными деньгами, но соболями вышеупомянутым образом. Всякой удобно представить себе может, что отборные, лучшие соболи Камчадалов ценятся невысоко. Лучший соболь стоит в Камчатке от 10 до 20 рублей; однако отборные принимаются от Камчадалов не выше 3 рублей с полтиною. Не давно удвоили, а смотря по доброте даже утроивают сию цену. Вероятно, что Камчадалам скоро предоставлено будет платить подать свою деньгами наравне с прочими подданными Российского Государства, а не будут более принуждать их отдавать в казну приобретенное с издержками, трудом и опасностию, за маловажную цену. Камчадал платит за фунт пороху 5 и 6, а за фунт свинцу 2 и 3 рубля, сверх того будучи употребляем для своих услуг каждым проезжающим своевольно, теряет много дорогого для него времени, а потому отменение ясака было бы не несправедливым. К тому же их так мало, что казна от сего не потерпит большего убытка. Недавно правительство освободило их от другой весьма тягостной подати. Известно, что во всей России платится подать по числу душ мужеского пола по последней ревизии, возобновляемой каждые двадцать лет. В тех областях, где число народа ежегодно увеличивается, сие распоряжение, избавляя ежегодной переписи народа приносит еще и другую существенную пользу. Великое семейство, в продолжении 20 лет платит одну подать хотя бы число душ мужеского пола увеличилось в нем и вдвое. Напротив того в Камчатке, где со времени овладения оною Россиянами число народа беспрестанно уменьшается, сие самое распоряжение чрезмерно тягостно. Последняя ревизия состояла в 1795 году. После оной в нещастные 1800 и 1801 годы от повальной болезни умерло более 5000 Камчадалов; но не взирая на сие, оставшиеся принуждены были платить подать по числу мужеских душ, записанных по оной ревизии, что для Камчадалов было чрезмерно трудно по тому, что во многих Острогах, в коих было прежде от 30 до 40 мущин осталось теперь по 8 ми и 10 ти только. Не могу я не упомянуть и еще об одной недавно правительством принятой мере, которая должна способствовать к сохранению сих полезных людей. Купцы торг свой с Камчадалами производили обыкновенно следующим образом. Они разъезжали по всей Камчатке не с деньгами или какими либо товарами, но с одной весьма худой водкой. Камчадалы страстны столько к крепким напиткам, что не могут никак противостоять соблазну. Приехавший в Острог купец подносит тотчас чарку вина своему хозяину безденежно; Камчадал выпивает и просит другую, за которую уже платить должен; скоро покупает он третью, четвертую и так далее. Когда находится еще в чувствах, тогда пьет вино без примеси; когда же опьянеет, то дают ему попалам с водою. Купцы, чтобы Камчадалы не приметили такого обмана, возят вино в сосуде, называемом флягою, которая разделена внутри на две неравные части; меньшая наливается вином несмешанным, а большая весьма слабым. Сего последнего дает купец Камчадалу до тех пор, пока он не упадет бесчувствен; после сего берет купец у Камчадала всех его соболей, и прочия звериные шкуры, говоря, что Камчадал выпил у него горячего напитка на столько, чего оные стоят. Сим образом лишается Камчадал в короткое время всего промышленного им в продолжении многих месяцов с великими трудностями. Вместо того, чтобы запастися порохом, свинцом, мукою и другими необходимыми потребностями для себя и своего семейства, променивает он все свое богатство на кратковременное веселие. От частого употребления горячего напитка слабея в душевных и телесных силах, нужных к дальнейшему промыслу, претерпевая сверх того совершенный недостаток в подкрепительной пище и лишен будучи всякого врачебного пособия, не может он долго противостоять таким жестоким изнурениям. Мне кажется, что в сем состоит существенная причина ежегодного уменьшения числа Камчадалов и мало по малу приближающагося конечного их истребления, которым угрожают сверх того, и частые повальные болезни,

Сей образ промысла купцов в Камчатке всегда был терпим. Но когда усмотрено было, что они умели доводить Камчадалов до того, что сии не могли иногда платить даже и ясака своего, то и постановлено, чтоб купцы не начинали своего годового разъезда прежде 1 го Марта, в которое время принесена должна быть в казну подать мягкою рухлядью. Ныне злоупотребление сие пресечено. Хотя не запрещается купцам разъежать по Камчатке, и покупать мягкую рухлядь; однакож не позволяется им более производить продажу горячих напитков упомянутым образом, который приносил им великую выгоду, а Камчадалам причинял крайнее разорение и гибель.

Сколь нужны природные Камчатские жители для Россиян, оное очевидно уже и из того, что они суть единственные проводники во всей области. Почту возят они безденежно; проезжающих зимою провожают от Острога до Острога и обязаны имеющих собственных собак снабжать юколою. Сверх того угощают и каждого из проезжающих, что делают однако добровольно. Сии гостеприимные люди постановили сами себе законом кормить проезжающих и собак их, не требуя за то никакой платы. На сей конец имеют во всяком Остроге достаточной запас разной рыбы. Ныне как Губернаторы, так и все Офицеры держат своих собственных собак и Камчадалов сим не обременяют, выключая в казенных надобностях. Полковника Козлова, Камчатского Губернатора во время бытности там Лаперуза, помнят еще и теперь. Расказывают, что он никогда не езжал иначе, как в больших санях, уподоблявшихся малому домику, в которые приказывал запрягать сто собак и гнать так скоро, что на каждой станции падало их по нескольку. Летом должны Камчадалы быть также готовыми возить проезжающих на своих лодках то вверх, то вниз по рекам. Ни один солдат не посылается никуда без проводника из Камчадалов. Часто случается, что Камчадалы некоторых Острогов отлучаются в таковых случаях от своих жилищ недели на две, и теряют нередко лучшее время к заготовлению рыбы на зиму. Не одна ловля требует времени; нужны многие дни при ясной летней погоде для сушения. Если случится тогда дождь, то вдруг показываются в рыбе черьви и весь запас пропадает. Теперь находится в Камчатке, кроме козаков, баталион солдат и около 90 Офицеров; число же Камчадалов весьма уменьшилось, Итак не трудно заключать, что последние отвлекаются часто от работ своих, не получая за то никакого вознаграждения. Казенные прогонные деньги, на версту по копейке, по причине чрезвычайной дороговизны не могут составлять замены урона и награды за услугу. Ныне сделан Генералом Кошелевым план к распоряжению почты так, чтобы Камчадалы получали впредь достаточное вознаграждение за свои при том казне услуги и за урон ими претерпеваемый.

Камчадалы весьма бедны, но могут служишь образцом честности. Между ими трудно найти достаточного, но не легко сыскать и обманщика или бездельника. Проезжающие, по прибытии своем в Острог, где должны или желают ночевать, отдают обыкновенно деньги, драгоценности, бумаги, даже и запас горячего вина, чаю, сахару и проч. Тайону Острога; однако не случилось еще ни одного примера, чтобы похищено было хотя малейшее. Порутчик Кошелев расказывал мне, что он, быв послан однажды братом своим с 13000 ми рублей для развозу оных по разным городам, отдавал каждой вечер при ночлеге ящичек с деньгами Тайону и был совершенно безопасен. Единственный порок Камчадалов состоит в наклонности к горячим напиткам; но сим обязаны они купцам, старающимся питать оную всевозможно. Умеренное употребление горячего напитка кажется быть в суровом климате страны сей нужным. Общая польза требует снабжать Камчадалов некоторым количеством оного за сходную цену, а не допускать их до того, чтобы они, не употребляя совсем горячего вина месяцов несколько сряду, отдавали после при первом случае все до последнего за то, чтобы напиться хотя однажды до пьяна. При ежегодном плавании одного или двух кораблей из Кронштата в Камчатку не может быть сие трудным.

Камчадалы все вообще приняли Христианское исповедание. Настоящее состояние духовенства в Камчатке есть предмет, не недостойный внимания. Мне удалось видеть только двух священников, Большерецкого и Петропавловского; первой приехал в Петропавловск скоро по прибытии нашем с весьма дорогим пушным товаром, и по продаже оного домой отправился; и так я не могу ничего сказать о его поведении: но о последнем узнали мы, что он делает своему состоянию великое поношение. Сказывают, что Камчатские священники вообще не лучше поведением своим Петропавловского; а потому и нетерпимы Камчадалами.

ГЛАВА IX. ПЛАВАНИЕ ИЗ КАМЧАТКИ В МАКАО

План предстоящего в Китай плавания. — Невозможность, причиненная продолжительною неблагоприятною погодою, к дальнейшему исканию острова, виденного Гишпанцами в 16З4 году. — Сильные бури в широтах от 31° до 3 8°. — Многие признаки близости берега. — Тщетное искание островов Гваделупы, Малабригос и Сан-Жуана. — Усмотрение островов северного и южного. — Курс к южной оконечности Формозы. — Проход в бурную ночь проливом между Формозою и островами Баши. — Усмотрение камня Педробланко и Китайского берега. — Виденная нами великая флотилия Китайских морских разбойников. — Некоторые об оных известия. — Приход на рейд Макао.

1805 год. Октябрь

Время года было довольно уже поздо; но при всем том желал я на предстоящем пути своем в Китай, изведать разные места сего Океана, в коих по древним известиям существование некиих островов предполагается, если только несопряжено будет то с великою потерею времени, и не воспрепятствуют погоды. Существование островов сих очень сомнительно. Ненадежно искать их в тех местах, в коих показаны они на картах; ибо большая часть сих карт между собою не сходствуют. Сочинителям карт было и не возможно согласоваться точно в означении мнимых островов сих, об открытии коих и положении нет ничего верного. Они показываются на новейших картах, вероятно, только по тому, что Лорду Ансону в то время, как он овладел Гишпанским галиотом в 1742 году, удалось найти на нем Гишпанскую карту, по коей галлеоны плавали из Акапулки к островам филиппинским. Сия карта[195] наполнена множеством островов, которые тщательно переносят на новейшие, не взирая на то, что многократные по сему морю плавания доказали, что большая часть из оных не находится по крайней мере в тех местах, на коих показываются. Многие имена мнимых островов и камней делают только замешательство и не могут быть полезны для мореплавателей, если действительно существующие и определенные с точностию не будут различаться ничем приметным от мнимосуществующих. Сия мысль побудила меня означить на карте нашей восточного Океана только те острова, которые осмотрены и определены новейшими мореплавателями. Но чтобы не подпасть упрекам за неозначение островов и рифов, которых существование хотя подвержено великому сомнению, однако не невозможно, приобщил я к Атласу своему копию с Ансоновой карты, означив только с достовернейшею исправностию точное положение островов Филиппинских, Ликео и Японских. Впрочем уверен я, что карта сия мало будет служить к безопасности мореплавателей, и что обретение и открытие островов и рифов в сем море зависит единственно от случая. В доказательство сего можно привести острова, открытые во времена новейшие, как то: Капитаном Гор Серной остров с прилежащими ему северным и южным островами; Мерсом: Лотова жена и острова Грампуса, Дугласом надводный камень Гуй и риф, названный его именем, и каменья Вековы. Все сии открытия, равномерно и многие другие, здесь неприведенные, учинены без преднамерения, хотя и не невозможно, чтоб Гишпанцы видели острова сии во времена уже давно протекшие. Мореходец должен поставить себе законом, чтобы сколько возможно не приближаться к путевым линиям своих предшественников, и изведать со строгою точностию места, в коих новейшие мореплаватели видели признаки земли близкой. Я старался следовать сему правилу, сколько позволяли обстоятельства. Полагаться на известия, хотя бы подкреплялись оные и учеными умозаключениями славных географов, как то например доказывает Бюаш в особенном своем сочинении возможность существования острова, виденного Гишпанцами 1634 го года, и сообразуясь с тем предпринять основательное изъискание, можно только тогда, когда не сопряжено будет то с великою потерею времени и когда не настоит исполнение важнейших намерений. Щастливая удача могла бы и нам благоприятствовать к какому либо новому открытию или по крайней мере к подтверждению учиненного уже прежде. Почему я в предстоящем плавании и решился изведать места, в коих показаны на картах острова Рико де Плата, Гваделупас, Малабригос, Сан Себастиан де Лобос и Сан-Жуан, также и другие, означенные далее к югу, а от сих последних взять курс прямо на запад к острову Ботоль Тобого-Кима мимо южной оконечности Формозы, между коею и островами Баши плавают обыкновенно в Макао.[196]

Северной ветр, дувший в Авачинской губе с половины Сентября, оставил нас в то время, когда удалились мы от берега едва на 10 миль. По безветрии, продолжавшемся несколько часов, сделался ветр от S, которой мало по малу отошел к SW и был во всю ночь свеж. Погода была весьма холодная. В последние четыре дня бытности нашей в губе Авачинской показывал термометр поутру обыкновенно 1 и 1 1/2 градуса холоду; ртуть в оном во время самой ясной погоды не поднималась, даже и в полдень, выше + 4 градусов. На берегу был холод и еще больший. Курьер, присланный Губернатором в Петропавловск и прибывший за 5 ть дней пред нашим отходом, сказывал нам, что около Верхнекамчатска выпал уже глубокой снег и сделался холод жестокой.

9-15

Необыкновенный в настоящее время года южный ветр казался быть продолжительным; он дул 9 го, 10 го и 11 го чисел сряду; поутру в последней день отошел однако к NW, был свеж и сопровождался дождем и туманом и великою зыбью от SO. Ночью сделался ветр NNO; в следующий день довольно свежий от OSO и О, при беспрестанном, весьма густом тумане. Мы продолжали плыть к StO, когда только позволял ветр; но нередко принуждены были держать курс и западнее от S. 13 го показалось солнце на весьма короткое время; мы нашли широту 47°,50,24". Долготу 197°,00. Октября 15 го летали около корабля морские ласточки и чайки, также показался и один Урил, которой очень далеко от земли не отлетает. В сей день под широтою 45°,33, долготою 197°,20 перешли мы чрез путевую свою линию, коею плыли 9 го Июля прошлого года от островов Сандвичевых в Камчатку, тогда также мы видели нырков и множество китов. Под вечер усилился ветр от О, с великим дождем и был так крепок, что принудил нас убрать все паруса и оставаться только под фоком и зарифленым грот-марселем. По утру отошел ветр к N, а потом к NW. Зыбь от О и ONO была так велика, что мы нашлися принужденнымы для облегчения мачт, переменять курс к WSW и SWtW, чрез что качка корабля несколько уменьшилась. В вечеру сделался ветр слабее и мы прибавили парусов; но великая зыбь от O еще оставалась в своей прежней силе. Сия продолжительная неблагоприятствовавшая погода увлекла нас опять на несколько градусов к западу. От 13 го до 18 го числа нельзя было произвести наблюдений. По счислению находились мы в широте 41°,54, долготе 198°,39, что принудило меня оставить дальнейшее искание острова, виденного Гишпанцами в 1634 м году. Мое намерение было перейти через меридиан 195°,30, в широте 36°,15; а потом переплыть от 6 до 7 градусов прямо к западу; потому что мы в прошедшем году доходили в сей параллели до 194°,20; Капитан же Клерк до долготы 195°, под тою же широтою, и так по обеим сторонам его курса оставалось пространство около 30 миль, в каковом расстоянии, если бы существовал там остров, конечно бы он его увидел. Для сего, оставив берега Камчатские, держал я всегда курс несколько востонее; но когда дошли мы до 197° долготы, то ветры принуждали нас уклоняться к W; от чего и произошло, что мне не возможно было достигнуть желанного пункта без великой потери времени, не упуская коего, следовало поспешать в Макао, где, по соображению обстоятельств, долженствовала Нева нас уже дожидаться. После оказалось, что она пришла туда двумя неделями позже Надежды, и я много сожалел о сем праздном проведенном в Макао времени.

Впрочем кораблю, коему предлежит плавание к западу, весьма трудно искать сего острова потому, что в параллели от 35 до 37 1/2 градуса, где существование его полагают, господствуют западные ветры. Но если и настанет ветр восточной, как то в прошедшем году при таковом случае было, то оной обыкновенно сопровождается пасмурною туманною погодою, которая пределы видимого горизонта весьма ограничивает, и с кратковременными перемежками часто многие дни продолжается, что мы неоднократно испытали сами собою. Для изведания пространства от 1S2 до 15 градусов в сем туманном море потребно употребить несколько месяцов, ежели в ясную погоду плыть по предназначенной паралелли.

Октября 18 го определена широта 39°,54,27", долгота же по хронометрам 199°,4,30". В ночи на 19 ое Октября сделался опять весьма крепкой ветр от SO при мрачной погоде. Около полудня в следующий день не могли нести более парусов, кроме зарифленных марселей и фока. В 2 часа свирепствовавшая жестокая буря разорвала фок и один из штормовых стакселей; корабль качало чрезвычайно. Под вечер сделался ветр несколько слабее и отошел к SW; но около полуночи преобратился опять в бурю, сопровождавшуюся сильными порывами, после отошел мало по малу к WSW. В 6 часов следующего утра утих наконец шторм, свирепствовавший более суток. Однако великая зыбь Октябрь, продолжалась довольное потом время и принудила нас держать против волнения, дабы избегнуть несколько сильной качки.

Октября 21 го учинено для широты наблюдение, хотя не довольно точное; но долготы вовсе определить было не можно. Дождь шел беспрестанно при свежем ветре от S и SSW. Теплота настала великая; термометр показывал 18°. В следующий день определена широта 36°,36 долгота 201°,58. Вскоре по полудни сделалось безветрие, при котором шел сильный продолжительный дождь. Зыбь была от N чрезвычайная. Никогда не случалось мне испытать столь чрезмерной качки, как в сие безветрие, продолжавшееся до 8 ми часов вечера и часто наводившее на нас боязнь, что лишимся всех мачт, да и в самом деле необычайное волнение вырвало несколько болтов. Ночью сделался наконец слабой ветр восточной. В следующий день показались тропические птицы и урилы; мы полагали, что видим берег, к коему начали держать курс немедленно; однако после оказалось, что мы признали облака берегом. В полдень найдена широта 35°,18, долгота 210°,54; курс держали SSO. Склонение магнитной стрелки 7°,36 восточ. Дувший ветр несколько часов от NW перешел к NO и наступила пасмурная, мрачная погода, каковая обыкновенно бывает при NO и О ветрах. Наш курс теперь был SWtW к островам Гваделупас. Октября 26 го учинены точные наблюдения, по коим находились мы в широте 31°, 5, 25", долготе 208е, 33 г, Октябрь. 2q"# Ветр продолжался чрез весь день южной. Под вечер начали оказываться попеременно то безветрие, то порывы от разных сторон горизонта, что продолжалось чрез всю ночь, с беспрестанною зарницею. Небо покрывалось черными облаками; сильной дождь шел долгое время; все предвещало наступающую бурю, к которой мы приготовились. Ртуть в барометре опустилась на 29 дюймов и 2 1/2 линии. В 4 часа пополуночи начался шторм сильными порывами, коими изорвало оба наши марсели. В 8 часов свирепствовал шторм жестоко, в 11 ть же часов свирепость его еще увеличилась. Волнение было чрезвычайное, так что корабль, если бы построен был с меньшею крепостию и не имел бы самого хорошего такелажа, не мог бы противостоять силе оного. Сия буря сравнялась бы с тифоном, которой претерпели мы прошедшего года в той же параллели, если бы продолжалась столько же времени, и была впрочем самая жесточайшая во все наше путешествие. Она началась подобно тифону от OSO и равным образом, но не вдруг, перешла к NW. В 2 часа по полудни несколько смягчилась, в 4 ре же могли мы уже отвязать разорванные паруса и привязать новые. Великое множество морских прожор окружало корабль даже и в самое свирепствование бури; в третьем часу поймали оных шесть и подняли на корабль.[197] В 6 часов поставили зарифленные марсели и пошли к S, к чему принудила нас великая зыбь от SO, причинявшая чрезвычайную качку, которая, продолжавшись беспрестанно более 14 дней при жаркой погоду, ослабила ванты столько, что при избрании курса должно было взять в рассуждение и целость мачт. В вечеру поймали двух глупышей и еще одну береговую птицу; как сии, так и многие тропические птицы и плававшие около корабля морские свиньи служили признаками, что мы находились от земли в недальнем расстоянии. Ближайший к нам берег, в отдалении около 100 миль, долженствовал быть водяной остров, открытый известным Бениовским.[198] Невероятность повествовании сего выходца, ослабившая столь много любопытство к достопримечательной судьбе его, была причиною, что Географы не поместили на картах своих его открытий. Все признаки заставляли нас впрочем полагать близость берега. Ночь была светлая; мы шли под малыми парусами; я приказал внимательно смотреть, не увидим ли берега; однако никакого не открылось.

Октября 29 го дня сделалась наконец погода светлая; но воздух был столь влажен, что гигрометр, коего разделение составляло не более 70°, показывал беспрестанно 65°. По разведении огня в моей каюте при теплоте на открытом воздухе в 21°, увеличилась оная до 25°, однако гигрометр показывал только 11 ью градусами меньше против прежнего. Мы нашли широту 29°,31,47", долготу 210°,20,00". Склонение магнитной стрелки, из многих вычислений утренних наблюдений азимуфов и амплитудов солнца, разнствовавших от 3°,30,30" до 5°,9,40", вышло среднее 4°,42,50" восточное; по наблюдениям же вечерним 5°,45,00"; среднее из утренних и вечерних наблюдений = 5°,13,55". С отбытия нашего из Камчатки могли мы теперь в первой раз только взять лунные расстояния; но по причине сильной качки корабля удалось нам с Г. Горнером произвести только по два вычисления. По моим, оказалась долгота в полдень 210°,38,35"; по наблюдениям Г. Горнера 210°,22,37"; по хронометру No. 128 в тоже время 210°,19,45".

Ясная погода продолжалась только до полуночи; в сие время небо помрачилось; ветр сделался весьма крепкой с сильными порывами, от коих изорвало у нас грот марсель. Новые паруса берегли мы для Китайского моря, где, а особливо в проливе между Формозою и островами Баши, свирепствуют во всякое время года штормы, а потому в местах сих можно подвергнуться великой опасности, ежели какой либо из главных парусов разорвется. Сие обстоятельство заставило нас беречь новые парусы к сему времени, а до наступления оного довольствоваться только одними парусами второго и третьего разбора; но сии разрывались при каждом крепком ветре, а чрез то мы принуждены были наконец употреблять прежде назначенного времени паруса лучшие.

Октябрь, 30-Ноябрь, 1

Октября 30 го по утру в 6 часов находились мы по счислению в широте 28°,22, долготе 211°, 50. Имев намерение пройти местами, на коих показана по картам группа островов Гваделупас, велел я держать курс WSW. Севернейший из островов сих означен Арро-Смитом под 28°,30, южнейший же под 27°,58 широты, а вся купа под долготою между 213° и 214 градусов. Итак я полагал, что курсом WSW придем к средине оных. Но едва успели мы переплыть один градус к западу, вдруг громовая туча произвела бурю и пошел дождь сильной, за которым последовала скоро ясная погода и безветрие, продолжавшееся до ночи, а потом настал ветр прямо от W. Хотя мы находились в 15 милях только от восточнейшего из островов Гваделупас, и хотя погода была весьма ясная, однако не могли увидеть даже с саленга ни какого берега. Показавшаяся одна только береговая птица не могла служить надежным признаком близкой земли. До рассвета лежали в дрейфе, а потом, державшись близко к ветру, поплыли к SSW. В полдень найдена широта 27°,46,00", долгота 212°,56,00". В сие время находились мы почти на параллели восточнейшего из островов Малабригос, только на 40 миль восточнее того. Сии острова должны лежать гораздо восточнее, нежели на картах показаны; ибо если бы лежали оные западнее, то Капитан Гор, коего курс был не далее 60 миль от оных, увидел бы их непременно. В параллели севернейшего из островов Малабригос, т. е. в широте 27°,32, полагают также остров Сан-Жуан, о коем Капитан Кинг упоминает, что он увидел бы его верно, если бы существовал оной действительно.[199] Погода была чрезвычайно ясная, горизонт весьма чистой; и так в расстоянии около 60 миль не мог бы ни как скрыться от нашего зрения берег, а особливо потому, что острова, рассеянные в сем океане, по большей части возвышенны и, будучи по происхождению своему вульканические, отличаются пикообразными своими видами, как то например Серный остров, открытый Капитаном Горе; На старых картах означено множество островов под именем Вульканических.

Имев желание увериться сколько нибудь в существовании земли в сем месте, легли мы в дрейф при захождении солнца. В следующее утро продолжали плыть к S. В полдень определена широта 27°,12,20", долгота 215°,20,50". В сие время находились мы 6 ью милями севернее, по хронометрам же 40 милями восточнее острова Маргариты, которой по Арро-Смитовой карте открыт Капитаном Маги в 1773 году. Если показанная долгота сего острова справедлива, то он должен быть очень мал и низок: в противном случае мы бы верно его увидели. Вероятно, что он лежит гораздо восточнее; ибо ежели бы лежал западнее, то Капитаны Кинг и Гор долженствовали бы увидеть, его непременно.

Ноября 3 го определена; широта 26°,26, долгота 213°,55. От сего места долженствовали находиться тогда три безъимянные острова на SW в 15 милях; но мы не могли их увидеть.

Ноября 4 го найдена широта 26°,19,16", долгота 214°,57,30"; 5 го, же числа 25°,4З',39" и 215°,32,30". Мы плыли на SW и держались точно в средине между путевыми линиями Гг. Гор и Меарса. В час пополуночи перешли мы чрез путевую линию Меарса под 25° широты. Направление оной есть NO и SW; почему я, дабы от пути его удалиться, велел держать курс SSW.

Ноября 6 го наблюдения наши показали широту 24°,26,48", долготу 217°,14,30", течение 17 миль к северу. Сие течение и продолжительные южные ветры приближали нас к Южному острову, открытому Капитаном Гор. В 9 ть часов следующего утра увидели мы его прямо на W. В полдень находился он от нас на SW 75° в расстоянии около 16 миль. Наблюдения показали тогда широту 24°,18,20", долготу 218°,20,30 .

Южной остров имеет вид круглой, в поперешнике 1 1/2 мили, высотою 520 тоазов. Он состоит из голого камня с, возвышающимся на средине его пиком и уподобляется много острову Ионы, лежащему в Охотском море. Около его, казалось, нет ни каких камней. В 4 часа пополудни увидели мы Серной остров на NW. Ветр отошел мало по малу к WSW; почему я и велел поворотить к S. Чрез всю ночь дул ветр весьма слабо от SW и W, в следующее же утро от NNW при совершенно пасмурной погоде и дожде почти беспрестанном. Около полудня отошел ветр к NNO, и был настоящий пассат, при коем настала ясная погода.[200] Наблюдениями определена широта 23°,50,00", долгота 218°,15, 0". Южной остров лежал тогда от нас по компасу на NO 40°, в 4 же часа прямо на N. Из учиненных Г-м Горнеррм в самое сие время наблюдений вычислена долгота сего острова 218°,38, широта же найдена 24°,14,40", и так 7,20" южнее определенной Капитаном Кингом. Но он видел остров в некоем отдалении; мы же напротив того находились в близости оного два дня; а потому я и полагаю, что определенная нами широта должна быть вернейшая. Широту Серного острова нашли мы точно одинакую, с показанною Кингом: 24°,48, и одною минутою только восточнее, т. е. 218°,47,00". Южная оконечность Серного острова лежит от южного острова на NW 12°, в расстоянии около 32 миль.

12–13

Взаимное положение сих трех островов сходствует с показанными на Ансоновой карте тремя островами столько, что нельзя не признать оных за одну и ту же купу. Средний из островов сих назван на Ансоновой карте Фареллон, северный Св. Александр, южной оставлен без имени, на Арро-Смитовой же карте показан под именем Св. Августина. Разность в широте довольно велика, но в долготе маловажна. Средний лежит по Ансоновой карте 50 севернее и 11 западнее Серного острова.[201] В сие время держали мы WtS и W; потому что я хотел проплыть еще несколько времени в широте между 23 и 24 градусами; но учиненные в следующий день наблюдения показали течение от S; почему мы и переменили курс 12 к W 1/2 N и WtN. Ноября 12 го определена широта 23°,28,22", долгота 227°,47,00". Погода была ясная и теплая, воздух менее влажен, нежели мы до того примечали. Ноября 13 го не произведено никаких наблюдений; по счислению моему широта 23°,30, долгота 228°,25. Ноября 14 го, в широте 23°,00, долготе 231°,00, долженствовал находиться от нас каменистый риф, названный Гишпанцами Abre ojos, т. е. открой глаза, на один градус прямо к югу. Не невероятно, что открытой Капитаном Дугласом в 1789 году под 20°,37 широты и 223°,50 долготы риф есть Abre ojos, хотя на Ансоновой карте и означен он лежащим северо-западнее и гораздо большей величины, показанной Капитаном Дугласом.[202]

Многие наблюдения, учиненные нами несколько дней сряду поутру и в вечеру, над склонением магнитной стрелки, по коим выходило оное несколько минут то восточное, то западное, казалось, служат доказательством, что в широте около 23°,00 и долготе 230° можно принять склонение за нуль. Оное во всем Китайском море, у берегов Японии и Ессо, также и в Японском море было почти нуль, как то выше уже упомянуто. Склонение магнитной стрелки в сих странах должно подлежать малым переменам; ибо еще в 1765 году найдено оное нуль Капитаном Бироном.

17–18

Ноября 17 го определена широта 22°,3,18", долгота 237°,27,40". Ветр дул в сии два дня от SO, S и SSW совсем в противном направлении обыкновенному пассату. Погода была очень жаркая; термометр показывал 22 градуса. По наблюдениям, учиненным в полдень, долженствовал находиться от нас остров Ботоль-Тобого-Ксима на О в расстоянии 53 х миль; но мы его не усмотрели. В 2 часа по безветрии, продолжавшемся несколько часов, сделался свежий ветр от N, при пасмурной погоде и зыби от SW. Мы не могли надеяться уже увидеть остров Ботоль-Тобого-Ксима до захождения солнечного, в чем для точного определения своего места и взятия во время ночи безопасного курса имели великую надобность. Под вечер восстала буря. Положившись на весьма хорошо учиненные наблюдения, на верной ход хронометров и на точное определение опасных мест в канале у Формозы, а особливо рифа Вела-Рета, решился я при настоящем шторме пройти сим каналом во время ночи. Сколь таковое предприятие ни казалось отважным; но лежание в дрейфе вне канала при сильном шторме и неизвестных течениях могло сопряжено быть с равномерными опасностями. До 10 ти часов держали мы SWtW и находились тогда по счислению в 10 или 15 милях на S от Вела-Рета. От 10 ти до 2 х часов по полуночи имели курс WSW, а от 2 х часов до рассвета W. В полночь был шторм самой сильной и отошел к NO. На бугшприте и обеих шкафутах стояли Матросы чрез всю ночь для примечания опасности, к коим могло бы приближить нас течением более, нежели мы полагали. После открылось, что мы прошли точно срединою канала. В 8 часов утра сделался шторм тише и облака рассеялись. В сие время усмотрели мы, хотя не ясно, южную оконечность Формозы на NW 40°. Мы переменили курс на NWtN, чтобы подняться опять к N, ибо мы ночью удалились много к S. Если проходить сей канал днем, то нужно держаться севернее, нежели сделали мы то ночью, ибо в противном случае, наипаче же при пассате, более северном, будет весьма трудно обойти Пратас, (опасный риф в широте 20°,50 N, в долготе 116°,15 Ост. имеющий в окружности около 75 миль), как то последовало с Резолюциею и Дисковери. При сем надобно только остерегаться камня Вела-Рета, окружаемого каменистою мелью на две мили. Самый камень виден при ясной погоде в 8 ми милях.

[203]

Ноября 18 го определена полуденными наблюдениями широта 21°,31,50", долгота 239°,51,40". При сем оказалось течение около 6 ти миль к северу и около 21 мили к западу. Впрочем многие мореходцы находили в канале у Формозы сильное течение к NO. Чрез весь сей день продолжалось безветрие. В 8 м часов вечера сделался весьма свежий ветр от N с великим волнением, в следующее утро отошел он к NNO. Мы держали курс NWtW и WNW, ибо при крепком северном ветре надлежало бы опасаться немалого действия течения к S и держаться как возможно далее от толь опасного рифа Пратас. Полуденные наблюдения показали широту 22°,5,55", долготу 242°,03; первую точно одинакую с корабельным счислением, а вторую 40 милями восточнее оного. В 6 часов вечера плыли мы WtN; в сие время находились по счислению в широте 23°,18, т. е. 2 минутами южнее большего камня Педро-Бланко. Глубина оказалась 30 саженей, грунт ил. При крепком ветре взяли мы теперь курс прямо на W. В час по полуночи увидели себя окруженными множеством Китайских лодок, которые принудили нас плыть большую часть ночи под малыми парусами, чтобы с некоторыми из них не сойтися. Глубину находили во время ночи 25 и 30 саженей. Увидев на рассвете Педро-Бланко на NO 75° в расстоянии около 10 миль, удивлялся я не мало. Если принять течение в час и по 2 мили;[204] то и тогда следовало бы находиться от нас сему камню едва на севере. Итак когда мы ночью, не видав его, проходили мимо оного, тогда находился он от нас в отдалении около 3 х миль к S. Скоро потом усмотрели весь берег Китайской, и приближившись к оному на несколько миль, взяли курс к острову Лингтинг между островами Потой и большим Лема.

Проход к Макао между островами Лема, для идущих от Оста, преимущественнее внешнего. Оной сокращается много по тому, что оставаться можно на ветре, и таким образом пользоваться пассатом. Но если входить с южной стороны Ослиных ушей и большего острова Ладрона; то часто случается, что надобно лавировать дней несколько, чтобы придти на рейд Макао. Ни ветр, ни течения к тому не благоприятствуют. Карта входа между островами Лема, содержащаяся в новом Ост-Индском Атласе, изданном 1803 го года, столько же неисправна, сколько и другие многие сего обширного собрания. Положение островов Педро-Бланко, Сингсой и Тоннанг кажется быть вернымь; но их должно сблизить. На Дальримплевой карте показаны острова Лема несравненно вернее;[205] а потому и нельзя не удивляться небрежению издателя Ост-Индийского Атласа, оставившего без внимания лучшие карты и употребившего к тому худшие. Большая часть карт сего Атласа составлена, к сожалению, таким образом.

Вид города Макао

Мы не видали ни одной лодки; и так принуждены были отважиться на проход без лоцмана; что совершили бы с меньшим опасением, если бы имели Дальримплеву карту. Однако едва прошли острова большой Лема и Потой, то прибыл к нам лоцман. Ветр дул свежий; мы пошли под всеми парусами между островами, лежащими на пути сем, которые все без изъятия означены на карте Ост-Индийского Атласа с великими погрешностями. В 5 часов вечера увидели мы многочисленную флотилию, состоящую, как казалось, из 300 судов, стоявших на якоре. Мы почли оные рыбачьими и прошли мимо, не беспокоясь ни мало. Но после узнали в Макао, что это была флотилия Китайских морских разбойников, упражняющихся в своем промысле у южных берегов Китая уже три года и нападающих на всякой корабль, худо вооруженной и мало пекущийся о своей безопасности. Сим образом овладели они за несколько времени одним Американским судном и недавно двумя Португальскими и еще одним, шедшим из Кохин-Китая, которое взяли в близости Китайского берега. О судьбе Американского судна было еще неизвестно; но на Португальских, как то мы слышали, умерщвлены все люди, не хотевшие вступить в службу сих морских разбойников. Некоторым из Португальцов, которые согласились остаться в их службе, удалось после спастися бегством. Сии известили, что разбойники, ограбленные ими суда сожигали. В их флотилии находились несколько судов в 200 тонов, на коих было от 150 до 250 человек и от 10 ти до 20 ти пушек; на самых малых не менее 40 и 50 человек. Если удастся разбойникам сойтися на абордаж с купеческим судном, в таком случае ради превосходнейшей силы делается оно неминуемою добычею. Сии разбойники были бы и еще гораздо опаснее, если бы имели более неустрашимости, искуства в управлении судном и в действии артиллериею. Во время нашей здесь бытности не безопасно было от нападения их на самом рейде у Макао, даже и в Типе. На пути между Макао и Кантоном особенно они страшны. Сочлены Аглинской фактории нашлися принужденными брать с собою из Макао в Кантон нарочитой конвой, гребных вооруженных судов с двух Аглинских фрегатов, стоящих обыкновенно в Бокка-Тигрисе на якоре; ибо их угрожала уже однажды опасность попасться в руки сих разбойников. Аглинской Бриг Гарьер об 18 ти пушках под начальством Капитана Радзея крейсеровал здесь уже два месяца с половиною, также и два Португальские вооруженные судна: одно из последних сражалось недавно с 80 ью разбойническими судами и имело щастие пробиться сквозь оные. Крепкой ветр был уповательно единственным препятством, удержавшим разбойническую флотилию от нападения на корабль наш, которым могли бы они овладеть непременно; потому что мы не имели к ним ни малейшего подозрения, и почитали их суда рыбачьими, каковых выходит здесь обыкновенно множество на рыбную ловлю.[206] Ноября 20 го в 1 мь часов вечера, плыв более часа в темноте при крепком ветре и дожде, бросили мы наконец якорь на рейде у Макао на глубине 7 саженей. При рассвете оказалось, что город Макао лежит от нас на NW 86° в расстоянии около 5 милы малой остров Потой на SW 6°.

ГЛАВА X. ПРЕБЫВАНИЕ В КИТАЕ

Переход Надежды в Типу. — Приезд на оную Китайского Компрадора. — Получение известия, что Нева в Китай еще не приходила. — Приключившиеся от того неприятности. — Объяснение Китайским начальством о нашем приходе и пребывании в Макао. — Стесненное в Макао состояние Португальцев. — Грубое обхождение с ними Китайцев. — Ненадежное положение Макаоскик Губернаторов. — Вероятность приближающейся потери владения Макао. — Величайшее различие в образе жизни Агличан и Португальцев. — Прибытие Невы с богатым грузом, состоявшим в мехах звериных. — воспрещение Китайцев в приходе Надежды в Вампу. — Отбытие мое на Неве в Кантон для испрошения позволения на приход туда Надежды. — Прибытие Надежды в Вампу. — Оказавшиеся затруднения в производстве торга в Кантоне. — Продажа груза Невы ходатайством одного Аглинского дома. — Приготовление к отплытию из Кантона. — Неожиданное повеление Кантонского Наместника к задержанию Невы и Надежды. — Учиненные по сему обстоятельству представления. — Величайшее рвение Г-на Друммонда, начальника Аглинской фактории, к освобождению кораблей Россииских. — Последовавшее наконец повеление к отходу кораблей наших.-

1805 год. Ноябрь.

В 8 часов по утру усмотрели мы гребное судно, вышедшее из Макао. Ветр дул еще крепкой; и мы отдалены были от берега не менее 5 ти миль; но, не взирая на то, судно сие пришло к нам. Это был Китайской Компрадор,[207] предлагавший нам свои услуги. Ответ на первый вопрос наш, что Нева еще не приходила, удивил нас не мало. По учиненному предположению при отправлении нашем долженствовала Нева придти в Китай от Кадьяка около Октября месяца с грузом мехов звериных для того, чтобы по продаже оных купить Китайских товаров и погрузить на обоих кораблях. Почему я, не имев никакого для Китайцев груза, выключая некоторые малости, приведен был чрез сие в немалое беспокойство, и принужденным нашелся решиться ожидать Невы в Макао, хотя строгая во всем точность Китайцев и причинила после затруднения. С Компрадором приехал к нам также лоцман, предлагавший свою готовность отвести Надежду в Типу.[208] Оставаться на открытом Макаоском рейде было опасно как ради морских разбойников, так и ради времени года. Итак я, отправив за час прежде Лейтенанта Левенштерна в Макао для извещения Губернатора о нашем прибытии и намерении идти в Типу, приказал поднять стеньги и реи и сняться с якоря. В два часа пополудни остановились мы на якоре в Типе, куда пришел с нами вместе Аглинской Бриг об 18 ти пушках. Как скоро убрали мы паруса, то приехал к нам Офицер с сего Брига и другой с малого Португальского военного судна о 12 ти пушках. Португальской Офицер, быв приведен ко мне в каюту, потребовал Женевского вина. Я не знал, что делать: досадовать ли на его наглость, или оной смеяться; однако при всем том велел тотчас подать ему стакан горячего вина, которое хотя было и худо, но Португалец хвалил его много. Оказанная нами ему холодность в приеме скоро побудила его нас оставить. От посещения Аглинского Офицера напротив того чувствовали мы большее удовольствие. Сей расказал нам, что Бриг, на коем он служил, посылан был за несколько недель только назад в Вампу Коммандором находящейся в здешних водах Эскадры[209] для того, чтобы требовать от Наместника провинции 80,000 фунтов штерлингов за взятое им в приз близ Маниллы Гишпанское судно, которое во время жестокого шторма разбилось у южных берегов Китая и ограблено жителями. Известно, что Китайские законы запрещают военному судну входить в устье Тигриса (Восса Tigris). Оные нарушены в первой раз.[210] Бриг нашел вход в Вампу без лоцмана. Начальник оного явился в Кантоне с 12 ью вооруженными солдатами, чтоб вынудить требованную сумму. Сия дерзость привела Наместника в удивление, но, вероятно, также и устрашила его. Если бы Китайцы не были крайне робки; то конечно отмстили бы за сию обиду. Они оказали, по оставлении уже отважным Агличанином Кантона, свое мщение, но только особливым свойственным им образом. Нас уверяли, что Наместник в наказание дерзости Аглинского Капитана наложил на Когонг[211] великую денежную пеню, хотя дело сие ни мало до него не касалось. Принятие таковых мер чиновниками Китайского правительства, по крайней мере в Кантоне, весьма нередко. Сии насилия, может быть, скоро причинят бедственные последствия. Морские разбойники, наводящие теперь страх на южную страну Китая, а особливо в Кантоне и Макао суть не что иное, как жители южных провинций сего Государства, которые, быв доведены угнетениями самовластвующих Мандаринов до крайности, прибегли к сему последнему средству для облегчения своего жалостного положения.

По полудни в 3 часа возвратился Лейтенант Левенштерн от Губернатора, которой, приняв его весьма ласково, не упустил обнаружить, что он, будучи с Китайцами не в добром согласии, приведен прибытием нашим в некое беспокойство, а потому и желает сколько возможно скорее увидеться со мною. Китайцы требовали от Губернатора немедленного извещения: военной ли корабль наш? ибо в одном только сем случае можно оставаться в Типе. Если бы корабль был купеческой и мы не имели бы намерения идти в Вампу; тогда не позволили бы нам стоять на якоре в Типе. Одни только Португальские купеческие корабли пользуются сим правом. В следующее утро отправился я 22 к Губернатору и объяснил ему, что Надежда есть корабль военной, но что я имею повеление в пользу Американской Компании погрузить в оном часть Китайских товаров, для коих на Неве не достанет места и что я пошел бы в Вампу, если бы Нева уже здесь находилась, но теперь должен дожидаться ее прихода. Сии обстоятельства привели как Губернатора, так и меня в немалое недоумение. На вопрос, учиненный мне самому Китайцами об определительности нашего плавания, принужденным нашелся я отвечать, что мы не пойдем в Вампу, и что пробудем в Типе около трех недель только, чтобы запастися здесь водою и провизиею для обратного плавания в Европу. На таковой ответ решился я потому более, что Губернатор и Г-н Бахман, сочлен Голландской фактории, оказавший нам много приязни, меня уверили, что как скоро придет Нева, тогда очень удобно будет, испросить позволение на приход в Вампу; ибо выгода от приходящих туда кораблей для чиновников правительства и купечества столь велика, что они не сделают в том ни какого затруднения. Губернатор данным мною Китайцам ответом освобожден был от беспокойства; ибо в противном случае надлежало бы ему дать нам повеление оставить рейд Типу дней через несколько, в продолжении коих принужден бы я был взять к себе на корабль множество Китайских таможенных чиновников, которые удобно могли бы подать повод к неприятным последствиям.

Положение Португальцов в Макао стеснено чрезмерно, наипаче же обременительно положение Губернатора по причине частых его сношений с Китайским правительством. Хотя Губернаторы и поступают с величайшею во всем предосторожностию; однако случаются иногда произшествия, в коих они без крайней потери уважения к своей нации, мало чтимой и теперь Китайцами, не смеют соглашаться на их требования. За несколько месяцев пред приходом нашим последовало приключение, доказывающее то очевидно. Один, живший в Макао Португалец заколол Китайца. Убийца, быв богат, предлагал родственникам умерщвленного некую сумму денег, дабы, скрыв произшедшее, не объявляли о том правительству. Родственники согласились и получили 4000 пиастров. Но едва выданы были только деньги, вдруг донесено о смертоубийстве Китайскому начальству, которое потребовало от Губернатора немедленной выдачи виновного. Губернатор в том отказывает и объявляет, что убийство учинено в Макао, что он Португальца предаст суду и что, если обличен будет в злодеянии, осудит его по законам Португальским. Китайцы, не быв довольны сим ответом, приказывают вдруг запереть все лавки и запрещают доставление жизненных потребностей в Макао. Губернатор, имевший в запасе провизии для гарнизона своего на два года, не устрашается угроз сих и не выдает Китайцам преступника. Суд между тем производят; убийца обличается и предается смертной казни. Китайцы, собравшись отваживаются на покушение овладеть насильственно преступником в то время, когда поведут его на казнь. Губернатор повелевает собраться войску, зарядить на батареях пушки ядрами и картечью и ожидает нападения Китайцев. Сии, устрашившись настоятельного принятия мер Губернатором, не отваживаются на исполнение своего предприятия и возвращаются обратно под предлогом, что они наказанием преступника совершенно довольны и доброе согласие опять восстановляется. Если бы настоящая сила Португальцов в Макао была более, тогда робкие Китайцы не отважились бы поступить против них с таким пренебрежением. Если бы владели в Макао Агличане или Гишпанцы, то скоро уничтожилась бы таковая постыдная от Китайцев зависимость. Сии нации имея в руках своих лежащие близ Китая важные страны, могли бы в Макао сопротивляться силе всего Китайского Государства.

Хотя Аглинской Ост-Индийской флот и не приходил еще из Европы; однако сочлены фактории оставили Макао уже за несколько недель и дожидались его в Кантоне. Итак мне и не возможно было увидеться с Г-м Друммондом Президентом Аглинской фактории, с которым я познакомился в первую мою в Кантоне бытность 1798 го года. Но я не упустил уведомить его о прибытии моем в Макао. Г-н Друммонд, по получении известия, что я пробуду здесь недель несколько, поспешил оказать нам свои услуги, уступя мне собственной свой дом, которой красивым положением и великолепным во внутренности убранством отличается пред всеми другими домами, наипаче же пред Португальскими.[212] Услужливость Г-на Друммонда сим не ограничилась. Он приказал очистить и другой дом, принадлежащий Ост-Индийской Компании для Офицеров корабля нашего, желавших здесь на берегу пожить. Гг. Горнер, Тилезиус и Маиор Фридерици пользовались оным во все время бытвости нашей в Макао.

Вид Грота Камоенса в Макао в саду Г. Друммонда

Из сочленов Аглинской фактории оставался здесь до прибытия Ост-Индийского флота только Г-н Меткаф. Жена его была одна только Европейская женщина в сем месте. Для нее, яко образованной женщины, пребывание в Макао конечно тягостно, а особливо в отсутствие мужа, разлучающагося с нею каждую зиму. Но она, предъусматривая, что тамошняя уединенная её жизнь продлится и еще, может быть, около 15 ти лет, умела облегчать свое положение. Г-жа Меткаф, имеет кроме отменных душевных свойств, и сведений в таких науках, которые будучи редко приобретаемы прекрасным полом, тем более возбуждали наше внимание, что она ими ни мало не тщеславилась. Дом Г-на Меткаф открыт был всем Офицерам Надежды. Я находил в нем приятнейшее препровождение свободного времени. Губернатор Дон Каетано де Суза не говорил ни на каком другом языке, кроме Португальского. Я сожалел о том очень по тому более, что и он служил во флоте. Он был Капитаном и за два года только, сделался Губернатором в Макао. Чрез год (срок здешнего Губернаторства положен три года) надеялся он быть переведен Губернатором в Гоа. Важнейшая особа по Губернаторе в Макао есть Дезембаргадор или верховной судья, от коего и сам Губернатор несколько зависит. Он, яко глава Сената, имеет великое участие во всех делах сего малого правительства. Сказывали, что согласие между сими двумя начальниками по военной и гражданской части не велико. Может быть в сем состояло преднамерение такого учреждения. Верховным судьею был при нас в Макао Дон Михель Арриауа Бруно де Сильвера. Человек молодой, хорошо воспитанный и со многими сведениями.

Макао представляет вид упадшего величия. Обширные здания на пространных местах, окружаемые великими дворами и садами по большей части пусты. Число живущих здесь Португальцев весьма уменьшилось. Лучшие домы частных людей принадлежат сочленам факторий Голландцев и Агличан. Пребывание здесь последних продолжается обыкновенно 15 и 18 лет; по чему они и стараются не только иметь лучшие домы, но и устрояют оные по своему вкусу. Знатные доходы живущих здесь Агличан подают им удобные средства к удовлетворению наклонности своей к роскошной и приятной жизни, которою они и пред богатыми Португальцами особенно отличаются.

В Макао считается от 12 ти до 15 ти тысяч жителей, из коих большую часть составляют Китайцы, умножившиеся в сем городе столько, что, выключая монахов и монахинь, редко увидеть можно Европейца на улице. "У нас более монахов, нежели воиновъ" сказал мне один из здешних граждан, и сие было совершенно справедливо. Число здешних солдат не превосходит 150, между коими нет ни одного Европейца. Все вообще Макаоские и Гоаские Мулаты; даже и Офицеры не все из Европейцев. С таким малым гарнизоном трудно защищать четыре великия крепости. Свойственное Китайцам своенравие и наглость, не находит в сих слабых военных силах достаточной препоны ограничивать беспрерывно умножаемые ими оскорбления. Политическое состояние Португалии ослабело ныне столько в Европе, что оно не в силах уже удержать Ост-Индийских своих владений; Макао же может подкрепляем быть только из Гоа. И так желательно, чтобы оным овладела какая либо могущественнейшая Европейская держава прежде, нежели укрепленное сие Европейцев пристанище сами Португальцы передадут Китайцам. Гоа занята уже была не давно Агличанами, и если бы не последовало между Франциею и Англиею заключение мира 1802 го года: то оным, а равно и Макао, владели бы ныне Агличане. Назначенные тогда к занятию последнего Аглинские войска находились уже на рейде Макаоском, и долженствовали, по согласию Губернатора, вступить в город в тот самой день, в которой пришедший из Маниллы Гишпанской фрегат привез известие о заключении мира.

Декабрь.

Декабря 3 го, когда корабль наш приготовлен был уже почти совсем к отплытию в Европу, пришла наконец Нева в Макао.[213] Г. Лисянский уведомил меня, что привезенной им с Кадьяка и Ситки груз мягкой рухляди столько знатен, что за оный, по мнению его, можно наполнить оба наши корабля Китайскими товарами. Сие побудило меня идти с Надеждою также в Вампу; почему я и потребовал нужного для того паспорта и лоцмана; но прибывающий в Макао Мандарин отказал мне в том, как и ожидать следовало, по той причине, что я по приходе моем объявил, что не пойдем мы в Вампу. Для скорейшего, отвращения сих препятствий решился я отправиться на Неве сам в Кантон. И так, сдав начальство над кораблем, своим Г-ну Ратманову, прибыл в Вампу Декабря 8 го дня, а оттуда поехал в Кантон. Хотя здесь и представились некоторые затрудения в рассуждении корабля моего; однако, когда я согласился заплатить таможенные и другие обыкновенные расходы корабля купеческого; то чрез несколько дней и получил позволение на приход Надежды в Вампу. Между тем посланы были из Кантона нарочные в Макао для осмотрения корабля нашего, не находится ли на нем более пушек и людей, нежели сколько мною показано. По учинении сего прислан был на корабль лоцман, и Надежда, пришед потом в Вампу, стала на якорь Декабря 25 го дня.

1806 год. Январь.

Дабы продать привезенные нами пушные товары, и купить Китайские, что исполнить без посредства Кантонского купца было для нас, не имеющих здесь своей фактории, затруднительно, обратился я к Аглинской Конторе, Бил, Шанк и Маниак, из коих с двумя первыми имел я уже случай познакомиться в прежнюю мою в Кантоне бытность. Я имел причину быть сим выбором своим гораздо довольнее, нежели Гг. Бил и Маниак моим поручением; ибо исполнение нашей коммиссии, по многим обстоятельствам, сопрягалось с большими неудобствами, нежели как то обыкновенно произходит с другими кораблями. Нам не причиняли в открытии торга в Кантоне ни малейшего препятствия; однако, не взирая на то, нельзя было найти охотника из сообщества Гонг, которой купил бы наш груз, и согласился бы отвечать за все по торговым делам нашим. Старейшие из купцов опасались иметь с нами дело; ибо им было не неизвестно, что Россия сопредельна Китаю, и что находится с ним в некоторых торговых связях. Они, зная хорошо дух своего правительства, не могли не бояться при том неприятных последствий, которых ожидать надлежало по тому, что Россияне в первой раз еще появились в Кантоне. Старания Г-на Биля найти для нас надежного купца из старейших сочленов Гонга, чего ему очень хотелось, оказались безуспешными. Из сих никто не согласился приступить к новому делу. Наконец удалось ему, при подкреплении собственным своим кредитом, склонить младшего из сочленов Гонга купца Лукква, отважившагося принять на себя поручительство за оба наши корабля. Груз Невы продан был ему за 178,000, Надежды же[214] за 12,000 пиастров. Самые дорогие морские Бобры взяты при сем нами обратно; потому что за один не давали более 20 ти пиастров, а в Москве стоит таковой от двух до трех сот рублей. Из 190,000 пиастров получены нами 100,000 наличными, за 90,000 же доставлено купцом чаю. Перевозив в Кантон с поспешностию мягкую рухлядь, начали через несколько дней после грузить чай и другие купленные товары. В половине Января кончана была почти вся работа, и я назначил 25 ое число к отходу из Кантона, а 27 ое или 28 ое из Вампу; но вдруг пронесся слух, что Наместник хочет задержать корабли наши до тех пор, пока не получит из Пекина определительного в рассуждении нас повеления. Чтобы увериться, справедлив ли слух сей, потребовал я не медленно судно для перевозу на корабль последних вещей; но в сем было отказано и объявлено, что к кораблям нашим послан уже и караул Китайской. Прибывшая стража остановившись близ корабля, не допускала к нам ни одного Китайца, ни даже Компрадора с ежедневною провизиею. Сие привело меня в великое удивление. Ето были меры неприязненности, долженствовавшей, по мнению моему, иметь начало свое в Пекине. Я изъявив подозрение мое на Китайцев Г-ну Друммонду, которой уверив, что таковые своевольные, насильственные повеления здешнего правительства бывают нередки, некоторым образом чрез то меня успокоил. Между тем послали мы немедленно купца своего Лукву к Гоппу или тамошнему начальнику с жалобою на поступок, означающий явную неприязненность. Мы требовали, чтобы присланные караульные суда были сняты; ибо в противном случае не возможно будет предостеречь, чтобы на кораблях не произошли приключения, могущие причинить для обеих сторон неприятные последствия. Сие представление возъимело свою силу. В следующий день дано повеление снять караулы, и свободное сообщение опять восстановилось.

Гоппо или Таможенный Директор в Кантоне разъезжающий на своем судне

Сколь я ни любопытствовал узнать причину тако-го с нами поступка; однако не мог изведать ничего достоверного. Сочлены Гонга уверяли, что повеление о задержании нас на некое время, есть не иное что, как меры предосторожности Наместника, которой должен на сих днях смениться, и что, как скоро преемник его вступит в должность, тогда получат корабли позволение к отходу. Быв уверяем так всеми, не имел я уже более в том сомнения и как скоро узнал, что новый Наместник вступил в должность, потребовал немедленно, чтоб позволено было доставить на корабли остальные наши вещи. Последовавший на сие отказ казался мне совершенно удостоверяющим, что новый Наместник и предшественник его не отваживались дать нам позволения к отходу, потому что ожидали на то разрешения из Пекина. В сих обстоятельствах приготовил я письмо к Наместнику на Аглинском языке, представив в оном ясно несправедливость такового с нами поступка, и могущие произойти от того последствия. Полагая, что Посланник Граф Головкин находился тогда уже в Пекине, не упустил я упомянуть и о сем обстоятельстве, присовокупив к тому, что таковые оскорбления не останутся, конечно, без отмщения. С сим письмом отправились мы с Капитаном Лисянским к Г-ну Друммонду, на коего я верно надеялся, что он усердно за нас вступится. Он, яко начальник столь знатной Аглинской в Кантоне фактории, имеет великую силу, отменные же личные его достоинства приобрели ему от Китайцев уважение и почтение. Г-н Друммонд с благородными чувствованиями своими соединяет благоразумие и решительность. Он служит оракулом не только для Агличан, но и для всех пребывающих в Кантоне Европейцов, которые, не взирая на то, что нации их ведут между собою войну в Европе, живут здесь как друзья в теснейшем союзе. Агличане не были никогда в Китае столь уважаемы, как во время управления Друммондом факториею. Он в продолжении девятнадцати-летнего своего в Кантоне пребывания узнал основательно свойства Китайских купцов, и дух их правительства; а потому и был всегда в состоянии поддерживать достоинство и славу своей нации без потери выгод даже и в самых неприятных приключениях.[215] Предстоящий отъезд его в Англию возбуждает общее сожаление. Он должен пробыть в Кантоне только один год, и то потому, что Ост-Индийская компания не назначила еще ему преемника.

Вид Канала, напротив Кантона

Г-н Друммонд принял участие в нашем деле с величайшим рвением. Главнейшее затруднение состояло в доставлении письма Наместнику, чего самому сделать нельзя; аудиенция же позволяется в чрезвычайных только редких случаях. И так предлежало доставить письмо Наместнику посредством купцов Гонга чрез Гоапо или таможенного начальника. Перевод оного на Китайской язык казался также вещью немаловажною; ибо к тому надобно было употребить природного Китайца, от коего не следовало ожидать в том верности. Г~н Друммонд положил созвать к себе всех купцов Гонга и составить из сочленов Аглинской фактории избраннейший совет (select comittee), в коем находились Гг. Стаунтон, Робертс и Паттель, дабы дело представилось в важнейшем виде, и могло быть действительнейшим. Присутствие в сем собрании первого Гонга купца Панкиквы было необходимо; ибо он есть орган купечества, и имея около 6 ти миллионов пиастроз, долженствовал пользоваться особенною благосклонностию начальника своего, таможенного Директора; но он, к сожалению, известен был как человек малоумной, тщеславной и ненавидящий всякого Европейца. Г-н Друммонд опасался не без причины, что Панкиква не охотно примет участие в сем деле; но как важность обстоятельств требовала согласить его на нашу сторону: то Г-н Друммонд пошел сам к Панкикве, и просил его придти к нему в дом в 3 часа по полудни. В первой раз еще оказана ему честь таковым посещением во все время Друммондова начальства над Аглинскою факториею. Сие было весьма лестно его самолюбию, но не произвело ни малейшей перемены в образе его мыслей. низкий душею Китаец не устыдился даже сделать Г-ну Друммонду упрека, сказав, что он приемлет напрасно столь ревностное участие в деле, ему непринадлежащем, и могущем причинить только неприятности. Но он устыжен был ответом Г-на Друммонда, которой ему сказал, что он вступается в сие дело не только по союзу и дружеству Россиян с Агличанами, по коему обстоятельству дело первых и до его касается; но и почитает своею обязанностию помогать всевозможно таким людям, которые никогда еще здесь не бывали, и незнакомы с обычаями Китайцев, столь различными от Европейских. И так признавая дело сие как принадлежащее Аглинской Ост-Индийской компании, употребит все свои силы к окончанию оного в пользу Россиян. Панкиква отвечал на сии выражения, чуждые его чувствованиям, качанием головы, и обещался быть в собрании; но не сдержал своего слова, извиняясь неважным предлогом.

Г-н Друммонд, по объяснении в собрании содержания письма нашего, отдал оное Маукве, второму купцу Гонт, чтоб сей доставил его Гоппо. Мауква, сделавшись по причине отсутствия Панкиквы боязливым, принял письмо не охотно, и в следующее утро, принести его обратно, объявил, что письма сего поднести Гоппо не можно; потому что оное содержит в себе выражения, каковых Китайской Государственной чиновник не привык слышать; вместо того приготовил он письмо другое, наполненное уничижительными выражениями, и требовал, чтоб мы его подписали. На сие не могли мы согласиться. Г-н Друммонд советовал нам между тем написать письмо самое короткое, в коем, представив вредные для нас следствия, долженствующие произойти от сего задержания, просить о скорейшем к отплытию позволении. Таковое письмо приготовлено было мною немедленно. Оно состояло из немногих строк, и купцы Гонга не могли сделать более противоречия. И так, по подписании оного мною и Г-м Лисянским, вручено купцу Маукве. После склонили меня еще сделать в письме перемену, чего, как то говорили, требовал особенно Гоппо. Малозначущая сия перемена обнаруживает свойства и сведения даже и знатнейшего Китайца. Г-н Друммонд дал купцам Гонга обещание, что бы, если присланы будут ко мне из Пекина письма, оные принять и отправить в Россию; почему и требовали они, чтобы в письме нашем было сказано, что Англия и Россия производят торг между собою, ибо в противном случае, Г-н Друммонд, по мнению их, не мог бы принять на себя такое поручение. Мое уверение, что Европейцы мыслят свободнее Китайцев, что Г-н Друммонд и во время войны России с Англиею исполнил бы таковое поручение, то торговые сих держав соотношения не возлагают неминуемой обязанности к принятию пересылки писем, не помогало ни мало. Помещение сего в письме нашем находили они необходимым, и говорили, что если упомянуто будет сверх того для лучшего объяснения Наместнику, что Россия лежит далеко к северу, что Балтийское море зимою замерзает и кораблеплавание прекращается, а потому нужно крайне поспешное отплытие для прибытия туда прежде зимнего времени; то скоро получим позволение к отходу. Я не затруднился ни мало приготовить письмо по их желанию, и вручить им для дальнейшего по оному содействия.[216] Шесть дней прошло потом, но нам ответа не доставили. И так я просил Г-на Друммонда созвать опять купцов Гонга, и требовать чрез них аудиенции у Наместника. Г-н Друммонд, по благоразположению своему, исполнил мое желание, и купцы Гонга явились все, даже и Панкиква, в назначенное времяѵ избраннейший для того совет Аглинской фактории присутствовал в собрании также. Г-н Друммонд, по объяснении им снова несправедливого с нами поступка, требовал решительно, чтобы весь Гонг отправился к Гоппо, и представил бы ему настоятельно о нашем положении, до коего доведены мы без всякой причины. Панкиква, под предлогом, что по введенному обряду, Гоппо и Наместник удерживают всякое дело по три дня, и тогда уже делают решение, не советовал настаивать в поспешности, а обождать еще несколько дней. Не взирая однако на то, определено наконец в собрании, что купцы Гонга, предводимы Панкиквою, должны идти к Гоппо в следующее утро, для испрошения позволения к отходу кораблей наших; если же он будет говорить, что не получил еще от Наместника ответа; то идти и к сему, и представить необходимость скорого решения; в случае же его на то несогласия настоять в испрошении для меня у него аудиенции. Таковое решительное определение сопровождалось желанным последствием. Гоппо, по выслушании представлений Гонга, отдал шотчас приказание, чтобы отправить и8об год немедленно судно с последними нашими вещами, и уверял, что мы в скорости получим и паспорты к отходу. Он приехал даже через несколько дней сам к кораблю Надежде, и велел обо мне спросить. Я был тогда на берегу; почему Г-н Лисянский приехал к нему на судно. При переговоре Г-на Лисянского с Гоппо казался последний даже озабоченным о скорейшем выходе нашем из Кантона, и обещался прислать нам достоверно через два дня паспорты, которые мы, в назначенной срок действительно получили.

Таким образом дело, могшее подвергнуть нас неприятнейшим последствиям, окончано благоуспешнее и скорее, нежели я ожидал. Смелые и решительные наши требования, и ревностное принятие участия Аглинскою факториею, содействовали много к преклонению Наместника отменить данное им повеление, которое конечно, не получил он из Пекина; ибо в сем последнем случае не помогли бы уже никакие представления, сколько бы сильны ни были. Первое повеление о задержании кораблей наших произходило, как то уже выше упомянуто, от смененного Наместника. Он объезжал и осматривал тогда свою провинцию, и в отсутствии своем узнал, что определенный на место его другой находится уже на пути в Кантон. В сие то время прислал он указ задержать корабли наши до будущего впредь повеления. Может быть, что Наместник, получил во время объезда своей губернии известие о приближении нашего Посольства к Пекину, убоялся данного им поспешного позволения к производству нами торга, могущего не понравишься его Государю, и потому, для поправления некоторым образом своей ошибки, решился, дать повеление о задержании на первой случай кораблей наших.[217] По какому случаю смененной Наместник навлек на себя немилость своего ИМПЕРАТОРА, о том в Кантоне узнать мы не могли. В следствие первого повеления, привезенного с собою новым Наместником, предлежало судить прежнего в Кантоне, для чего и ожидали там нескольких знаменитых чиновников; но за день пред отходом нашим получил новой Наместник другое повеление, чтобы отправить предшественника своего через три дня в Пекин.

Подробность описания сего приключения отяготила, может быть читателя; но я не мог того избежать. Мне надлежало расказать о всем обстоятельно, как ради собственного оправдания, что с нашей стороны не подано ни малейшего повода к таковому с нами поступку, так более и для того, чтобы показать, сколь удобно могли бы Агличане, если бы позавидовали началу нашего в Кантоне торга, воспользоваться сим случаем, и расстроить навсегда Китайцев с Россиянами. Малейший враждебный шаг со стороны их долженствовал бы сопровождаться сим следствием. Но они сделали совсем противное, как то удостовериться можно из вышеприведенных случившихся произшествий. Какое счастие для нас, что дело помощию их производилось со рвением и настоятельностию. Если бы задержание кораблей наших продлилось еще одни сутки, тогда подпали бы мы совершенному насилию варваров, коих излишнее опасение прочих наций понудило называть образованных Европейцев варварами, и поступать с ними как с таковыми.

Г. Горнер из многих наблюдений определил широту города Макао в саду Г-на Друммонда — 22°,11, 46" N

Средняя долгота оного из многих лунных расстояний, найдена — 246°,22,44" W

4 го Декабря большой хронометр Арнольдов N 128, по определенному при отходе из Камчатки 14 Октября ходу, показывал долготу Макао в том же месте — 246°,27,00"

По Пеннингтонову хронометру — 246°, 22, 15"

Истинная долгота города Макао есть — 246°, 22, 40"

В Кантоне Г. Горнер, наблюдая с 19 Декабря по 6 Февраля в доме Голландской фактории почти ежедневно соответственные высоты солнца, нашел, что суточное отставание большего хронометра Арнольдова N 128 было 6 февраля 1806 года = +19",7.

Суточное отставание сего хронометра 4 Октября в Петропавловском было — +21", 62

14 Октября — +21"

27 Июня 1805 в Петропавловском — +18",50

18 Апреля 1805 в Нангасаки — + 19", 50

7 Сентября 1804 в Петропавловском — + 22",00

Он же показывал 6 февраля в момент среднего полудня в Гринвиче — 5°,48,15"

Пеннингтонов хронометр показывал в момент среднего полудня в Гринвиче 6 февраля — 21°,11,08"

Суточное ускорение его сего числа —25", 73

4 Октября 1805 в Петропавловском — 24",50

14 — 21",

27 Июня в Петропавловском — 24",50

18 Апреля в Нангасаки — 22 ,

7 Сентабря 1804 в Петропавловске — 21",

Маленькой Арнольдов хронометр N 1856, остановившийся в Июне прошлого года в Камчатке, отдан был в Кантоне в починку искусному часовому мастеру.

6 февраля 1806 года показывал он в момент среднего времени в Гринвиче — 4°,25,55"

Суточное ускорение его сего числа было — 12",13

18 Апреля в Нангасаки — 29",00

7 Сентября в Петропавловском — 27,64

Г. Горнер нашел широту Кантона — 23°,6,15"

Долгота средняя из многих лунных наблюдений — 246°,35,30" W.

ГЛАВА XI. ИЗВЕСТИЯ О КИТАЕ

Введение. — Общие замечания о свойствах Китайцев. — Ни весьма прославленный образ правления, ни нравственность Китайцев не заслуживают особенного одобрения. — Возмущение в южных и западных провинциях Китая. — Меры, принятые правительством к прекращению оного. — Зависть некоторых придворных полагает Адмиралу Ванта-Джину в том препятствие. — Знатные силы бунтовщиков. — Многие сообщества, составившиеся во внутренности Китая из недовольных настоящим правительством и династиею Маньчу. — Киа-Кинг. — Ныне царствующий Император не имеет свойств отца своего Кин-Лонга. — Заговор на жизнь его. — Содержание изданного им на сей случаи манифеста. — Участь заговорщиков. — Недавно случившиеся перемены при дворе Пекинском. — Новые Императорские постановления. — беспечность Китайских чиновников, оказываемая наипаче при пожарах. — Введение в Китае прививания коровьей оспы Аглинским врачем Пьерсоном. — Поздное прибытие в Китай Гишпанского врача с таковым же намерением. — Состояние Христианской веры в Китае. — Императорские постановления в рассуждении Миссионеров и Христианской религии. — Гонение на Миссионеров — Повод к оному. — Отправление двух Француских Миссионеров по повелению правительства из внутри Государства в Макао. — Невольное пребывание в Кантоне двух Россиян. — Гиндостанской Факир. — Известия об оном. — Желание его отправиться на Надежде в Россию. — Настоящее состояние Европейской торговли в Кантоне. — распространение торговых предприятий Американцев. — Товары, кои из Кантона в Россию привозимы быть могут с выгодою. — Учреждение в Кантоне Гонга. — Злоупотребления Гоппо или таможенного Директора. — Начертание к заведению в Кантоне Российской торговли. — Цены лучших товаров и жизненных потребностей в сем месте. — Ответы на вопросы Г-на Статского Советника Вирста, касающиеся Китайского государственного хозяйства.

1806 год. Февраль.

О Китае писано стол много, что весьма трудно уже сказать об нем что либо новое; а потому и не думаю я, чтоб краткия, содержащиеся в сей главе, известия, собранные мною во время пребывания в Кантоне, могли некоторым образом умножить сведения о сем Государстве. Кантон не есть при том и такое место из коего можно было бы обозреть состояние всей ИМПЕРИИ. Впрочем свойства нации и дух правления обнаруживаются несколько и здесь, хотя непрерывная связь и соотношение по торговле Европейцев с Китайцами и умягчили несколько грубые нравы сих последних. Однакож повествования, сообщаемые мною о возмущении в южной части Китая, о заговоре против ИМПЕРАТОРА, и о недавно бывшем на Христиан гонении, почерпнутые из достоверных источников, не недостойны любопытства и внимания. Краткое обозрение Европейской торговли в Кантоне и мнение мое о возможном участии Россиян в великих выгодах оной, надеюсь, сочтено будет также неизлишним.

Китайцы не заслуживают кажется той славы, которую распространили об них некоторые писатели. Мудрость и глубокую политику их правительства, возвышенную нравственность сего народа, его промышленность и даже знания в науках, прославляли чрезмерно Езуиты в своих известиях. В Китае много похвалы достойного; но мудрость правительства и нравственность народа, сколько бы беспристрастно и осторожно о том ни рассуждать, навлекают на себя более хулы, нежели одобрения. Правительство, как то известно, в полном смысле деспотическое; а потому и не всегда мудрое. Дух самовластия распростирается постепенно от престола до самых нижних начальников. Народ стонет под игом малых своих тираннов. Сбережение самого себя принуждает весьма многих, и очень часто заглушать нравственное чувствование, порча коего извинительна только по сей одной причине.[218] Бappo справедливо примечает, что природные свойства Китайцев изменены тиранническим правлением, преобратившим их добродушие в хитрость и нечувствительность. Некоторые весьма гнусные черты свойств Китайцев, как то обще терпимое детоубийство и постыдный торг родителей дочерьми своими, единственно для того воспитываемыми, известны довольно. Самые ревностные Китайцев защитники того не отвергают, хотя и стараются извинять их. В новейшем, бесспорно из всех лучшем описании Китая, в коем беспристрастно Барро изображает Китайцев в существенном их виде, находятся подтверждения многих доводов, содержащихся в философических о Египтянах и Китайцах исследованиях славного писателя Г. де Па (de Pauw), коего обвиняли в строгих и пристрастных суждениях о последних. А из Баррова описания Китайцев видим, сколь испорчена, жестока и невежественна сия нация. В кратком повествовании моем о сем предмете, в коем привожу я одни только действительные произшествия, не найдет также читатель доказательств возвышенной их нравственности. Он удостоверится, что правительство их, не взирая на некоторые блестящие статьи законов и государственных постановлений, весьма далеко не достигло той степени совершенства, о коем желали многие заставить нас думать. Как можно приписывать совершенство правительству, терпящему беспрестанные в государстве возмущения, хотя оные и бывают часто следствием одного голода? Таковое зло служит уже достаточным доказательством, сколь далеко от совершенства Китайское правление даже и под господством Татар, из коих государи отличались в разные времена деятельностию и могуществом более, нежели женоподобные, робкие правители из природных Китайцев. Испытав столь часто вредные последствия сих возмущений, не могли они найти еще деятельного средства к отвращению зла сего. бесспорно, что в обширном и многолюдном государстве трудно устроить общее благоденствие. Но сие обстоятельство есть то самое, которое обратило на себя. особенное внимание света, и побудило нас удивляться Китайцам. Содержать народ, которого многолюдство простирается до 300 миллионов, всегда под одинакими законами, в согласии и покое, означает конечно высокую степень мудрых государственных правил и отличных, кротких свойств нации. Но что в Китае покоряются столь многие миллионы одной самодержавной особе, тому причина разные обстоятельства, которые не могут служить доказательством мудрого образа правления. Благосостояние и покой Китайцев есть ложный блеск, нас обманывающий. Самая обширность и многолюдство полагают препоны ко всеобщему возмущению, к коему, по многим известиям, все умы уже преклонны, и долго еще не доставать будет в Китае, человека, которой бы мог быть главою недовольных. Люди особенных и отличнейших дарований, способные к произведению перемены в правлении и устроению нового, нигде, может быть, столь редки, как в Китае. Нравственное и физическое воспитание, образ жизни и образ самого правления, затрудняют много явление подобных людей, хотя и не делают того совершенно невозможным.[219]

Довольно известно уже, что число недовольных распространилось ныне по всему Китаю. В бытность мою в Кантоне 1798 го года возмущались три провинции в царствование даже мудрого Кин-Лонга; но теперь бунтуют многие области; почти вся южная часть Китая вооружилась против правительства. Искра ко всеобщему возмущению тлится. Среди государства и близ самого престола оказываются беспокойства. Но какие меры приемлет против того правительство? одни, явно зло увеличивающие, которые, не взирая на высокомерные и надменные повеления, обнаруживают ясно слабость его, и пред простым Китайцем. По испытании некоторых неудачных действий оружия против возмутителей, прибегает правительство к другому средству, состоящему в подкуплении. Передающийся сам собою из бунтовщиков на сторону правительства получает в награждение за то 10 таелов (15 Гишпанских пиастров) и должен вступить в службу ИМПЕРАТОРСКУЮ. Если кто из таковых имеет некоторой чин, тому дается знак почести, состоящий, как известно в пуговице, носимой на шапке.[220] Сии меры подают повод беднейшим передаваться часто, и по получении награждения уходить опять к бунтовщикам при первом случае. Таковое награждение побуждает многих присоединяться к возмутителям; поелику они уверены в прощении и в награждении. Одних только попадающихся в руки правительства в вооруженном состоянии казнят смертию и выставляют головы их на позор в клетках.[221] Но сие при слабых мерах случается редко.

Междоусобная война, распространившаяся ныне столько, что правительство с немалым трудом окончать ее возможет, прекращена была бы вдруг удачным образом, как то узнал я в Кантоне, если бы хитрость некоторых придворных тому не воспрепятствовала. Прежний Адмирал Ванта-Джин человек опытный, лишен неожиданно начальства над флотом. Он как неустрашимый, ревностный и деятельный находился всегда в море, одержал над возмутителями многие победы и навел на них великий страх. Его отличные свойства и щастие возбудили в министрах зависть, и они препоручили главное над флотом начальство своему любимцу, коему однакож почли нужным подчинить Ванта-Джина. По таковом распоряжении отправился флот скоро опять в море и нашел суда возмутителей в одном заливе где оные запер. Начальник бунтовщиков, коему казалось совершенное поражение сил его неминуемым, прибег к одному возможному средству спастися от угрожающей гибели и просил о мире. Он предложил готовность соединить все свои силы с ИМПЕРАТОРСКИМ флотом и, по приходе с оным вместе в Кантон, отдать все свои суда Тай-Току то есть главному над ИМПЕРАТОРСКИМ флотом Адмиралу. Ванта-Джин, видев Адмирала своего преклонным к принятию предлагаемого бунтовщиками мира, усильным образом советовал ему на то не соглашаться. Он представлял ему, что предлагаемых условий не должно принимать ни под каким видом по тому, что флот возмутителей, как скоро освободится от опасного своего положения и будет в море, отделится непременно от ИМПЕРАТОРСКОГО и тогда не возможно уже будет принудить его следовать в Кантон. Теперь, говорил он, самой удобнейший случай к нападению на бунтующих и овладению главным их флотом, от чего неминуемо последует, что и прочия, рассеянные их партии принужденными найдутся покориться правительству, и таким образом пагубное междоусобие прекратится. Адмирал не уважил представлений опытного Ванта-Джина, и заключил мир с возмутителями. Оба флота, соединившись, пошли из залива. Бунтовщики отделились в первую ночь от ИМПЕРАТОРСКОГО флота, и начали продолжать нападения свои с новым мужеством. Ванта-Джин умер, сказывают, потом от огорчения, а Тай-Токк подпал под гнев ИМПЕРАТОРА. После сей неудачной экспедиции, бывшей в Маие 1805 го года, не отваживалось Китайское правительство послать вторично флота против возмутителей, усилившихся гораздо более. При нас видна была только в Тигрисе иногда эскадра от 8 до 12 ти малых судов под начальством одного Мандарина нижшей степени. Флот бунтующих состоит, как то меня уверяли, более нежели из 4000 судов, из коих на каждом по 100 и 150 человек. В оном довольно также и таких судов, на которых по 12 и 20 ти пушек и по 300 человек. Если бы разумели они употреблять с искуством сии силы, то без сомнения овладели бы уже городом Макао, которой по положению своему был бы для них весьма важен. Но и в настоящем состоянии могли бы они взять Макао, если бы сей город не защищаем был Португальцами. Со стороны возмутителей предлагаемы были уже Макаоскому Губернатору выгоднейшие условия, когда согласится он подкреплять их. Оные, конечно, отвергнуты, и Португальцы напротив того употребляют все малые свои силы к недопущению бунтующих к Макао и Кантону. Они содержат для сего три вооруженных малых судна, которые крейсеруют беспрестанно, хотя Китайское правительство и худо признает сии услуги. Одно из сих Португальских судов взяло недавно большее судно бунтовщиков, на коем находился один из начальников, и привело в Макао. Сражение было отчаянное. Бунтовщиков осталось живых только 40 человек, которые казнены публично. Наместник при сем случае обнародовал, что судно взято Китайцами, неимевшими впрочем в сражении ни малейшего участия, а о Португальцах, бывших единственными победителями, не упомянул вовсе. Что бунтующие не сделали еще на Кантон покушения, тем обязано Китайское правительство одним Европейским кораблям, стоящим на рейде близ сего места. За несколько недель до нашего прихода, сделали бунтовщики высадку недалеко от Вампу, напали на малой город и, ограбив оной, преобратили в пепел. До сего времени не отваживались они еще утвердиться на матером берегу Китая, хотя и уверены в приверженности к ним жителей. Таковое предприятие могло бы бессомнения быть удачно, если бы имели они храброго и искусного начальника. Впрочем овладели они великим островом Гапнамом, большею частию югозападного берега Формозы[222] и некоею частию Кочин-Китая. Они поселились было и на Тонкине; но Король Кочин Китайской, овладев Тонкином, согнал их с оного; после чего берега Китая подвергалась более их нападениям и грабежу. Ныне обращаются они, как то меня уверяли, опять к Тонкину по тому, что жители завоеванной сей провинции недовольны новым своим правлением. При всех их успехах не имеют бунтовщики еще главного предводителя; однако начальники разных партий сохраняют между собою доброе согласие.[223] Мне расказывали с достоверностию, что во всем Ките, наипаче же в южных и западных провинциях оного, есть секта или сообщество, составленное из недовольных правительством всех состояний. Сочлены оного называются Тиен-ти-Гое, то есть, Небо и земля. Они имеют опознательные знаки. В сие сообщество принимается всякой с платежем небольшей суммы. Бунтовщики подкрепляются оным, сказывают, весьма сильно и получают от него нужные известия для своей безопасности. Тай-Ток, говорили, принадлежит также к сей секте, и поступил по обязанностям своим к оной, в то время, когда имев в руках флот бунтовщиков попустил оному спастися. Другая подобная сей секта распространилась в северной части Китая. Она называется Пелиу-Каио, то есть, враги иноверия. Приверженники к оной суть также недовольные нынешним правительством и ненавидящие происхождения ИМПЕРАТОРСКОЙ фамилии, которая, как известно, не есть Китайская.

Царствующий ИМПЕРАТОР Киа-Кинг, пятнатцатый сын покойного Кин-Лонга не имеет вовсе дарований отца своего. Без всяких способностей, и деятельности, чужд любви к знаниям и наукам, преклонен к жестокостям, к коим неограниченная власть его дает ему полную свободу. Сказывали, что он предается и пьянству и противоестественным порокам. Сии свойства, которые, как говорят, сильно втекают в дела правительства, и зависть старших его братьев, помышляющих о преимущественном своем на престол праве, угрожают ему опасностию. За несколько уже лет покушались на жизнь его. В 1803 м году открылся опять заговор, при коем спасся ИМПЕРАТОР с великою трудностию. Второе приключение наводило на него особенное беспокойство; поелику при исследовании дела открылось, что в оном участвовали знатнейшие из придворных его. По сей причине почел он благоразумнейшим прекратить начатые исследования, и издать манифест, которой как по слогу, так особенно по содержанию своему весьма любопытен. Хотя и доказываемо было, что в заговоре имели участие знатнейшие государственные особы, однако виновных из сих предать суждению сочтено небезопасным, но не коснуться же их вовсе изъявило бы явную слабость, каковой Китайской ИМПЕРАТОР в глазах своих подданных показать не может. Итак Киа-Кинг говорит в своем манифесте: "что показания убийцы должны быть ложные: поелику МЫ почитаем невозможным, чтобы признаваемые НАМИ вернейшими государственными служителями, могли участвовать в поноснейшем преступлении. Об убийце судить надобно, как о бешеной собаке, которая нападает на всех людей, ей встречающихся. Есть даже в природе птица Чекиан, которая пожирает мать свою, не будучи к тому поощряема. Как могут быть участники такого противоестественного дела?" В манифесте упоминается именно и с особенною признательностию о четырех придворных, которые противостояли убийце и спасли жизнь Императора, жертвовав своею собственною. Другим, бывшим при том чиновникам, сделаны сильные упреки за то, что они при нападении оставались спокойными зрителями и Император изъявляет чрезмерное удивление, что из 100 человек, его тогда окружавших, оказалось только шесть, заботившихся об его жизни. "Как можно надеяться на вас, говорит он, в обыкновенных делах, если вы и при величайшей опасности своего Государя явились равнодушными? Не кинжал злодея; но ваше равнодушие меня поражает." ИМПЕРАТОР заключает манифест признанием в том, что ОН хотя и всемерно печется о благе Государственном; однако, не взирая на то, подлежит, может быть, правление его и хулению; почему ОН и обещается всесильно стараться об усовершении оного и об отвращении всяких поводов к подобным неудовольствиям.

Преступник Чин-те, человек низкого происхождения, осужден к медленной, мучительной казни.[224] Сыновья его, Лонг-Ир и Фонг-Ир по причине отроческого возраста, старший был 10 ти, а младший 9 ти лет, удавлены; все же прочие, на коих показываемо было, что участвовали в заговоре, по издании манифеста признаны невинными. О казни Чин-те и его сыновей объявлено всенародно в Пекинских ведомостях; но о принце Императорской фамилии, замученном до смерти за то, что он был яко бы главою заговорщиков, не сказано ни слова. Он был сын Гочун-Тонга, первого Министра покойного Императора Кин-Лонга, которой имел великое богатство. Для овладения оным приказал Киа-Кинг тотчас по восшествии своем на престол казнить его под предлогом преступлений, в которых обвинял его он сам вымышленно.[225] Сын казненного, долженствовавший по мудрым законам Китайского правительства подлежать участи отца своего, пощажен по тому, что имел в супружестве сестру царствующего ИМПЕРАТОРА. Но теперь Принц сей не мог избегнуть своего жребия.

Содержащиеся в манифесте обещания ИМПЕРАТОРА к исправлению своего правления остались без действия; ибо в бытность нашу в Кантоне получено известие, что долговременный любимец его, служивший орудием к постыднейшим порокам, подпал немилости. Он имел великую силу над слабым своим МОНАРХОМ. Все важнейшие дела посредством его только производились. Первейшие должностные и почетные в Государстве места продавались без боязни и стыда тем, которые более платили. О причине падения его неизвестно; но оно спасло жизнь бывшего Фу-Ион иди гражданского Губернатора в Кантоне, человека весьма честного, коего хотело погубить хитрое пронырство придворных при помощи любимца.

Приехавший недавно из Пекина купец, которого видел я у Г-на Биля, расказывал также, что ИМПЕРАТОР, по лишении милости своего любимца, принял твердое намерение ввести в своем государстве лучший порядок, наипаче же строжайшее исполнение правосудия; на каковой конец издал указ, в коем предоставлена свобода каждому подданному писать прямо к ИМПЕРАТОРУ, и приносить ему свою жалобу письменно и лично. В Китае нет почт, кроме дороги между Пекином и Кантоном; и так прошения из отдаленных провинций редко доходить могут до самого Государя. Указ писан, уповательно, в часы раскаяния, в которые желал ИМПЕРАТОР обнаружить, пред подданными своими, с каким отеческим попечением вознамерился призирать ОН на их участь. Но из них многие предвидят, что таковая воля Государя не может быть постоянна. Лучшее средство к облегчению состояния народа было бы то, если бы возмогли довести Наместников и нижних чиновников до того, чтобы они защищали народ с большим старанием и не допускали бы причинять ему всегдашних угнетений. Барро приводит многие ужасные примеры жестоких и даже бесчеловечных поступков, которые народ от своих начальников терпеть должен.

Сколь беспечно и равнодушно смотрят на участь Китайцев беднейших состояний, тому видели мы при случившемся пожаре явное доказательство. Оной сделался 13 го Декабря в Кантоне на западном берегу Тигриса против Европейской фактории, и свирепствовал около 7 часов. Если бы Г-н Друммонд не послал тотчас пожарных труб своих; то, вероятно; все строения, находящиеся на сем берегу, преобратились бы в пепел. Пожары в Кантоне весьма часты; но к прекращению оных не приемлются никакие меры. Китайцы пожарных труб не употребляют. Несколько тысячь народа, собравшись у горящих строений, производят чрезвычайной крик, не подавая никакой действительной помощи, к чему они и не понуждаются. Правительство содержит только один класс людей, долженствующцх быть при том в деятельности. Их называют слугами Мандаринов, и они по назначению своему стараются о том, чтоб улицы не наполнялись слишком народом. Ни Наместник, ни другие знатнейшие города чиновники при пожарах не бывают. Один только Мандарин нижнего достоинства является по своей должности; но сила его маловажна. Правительство столько же беспечно и в рассуждении спасительных мер во время тифонов, свирепствующих часто в каждом году у берегов Китая. За несколько недель до прибытия нашего в Макао потонуло при жестоком тифоне в Тигрисе несколько тысяч людей. (Полагали около 10,000). Но сие страшное произшествие, коему не минуло еще и месяца, совсем было почти забыто; если же об оном и говорили; то как о приключении, весьма обыкновенном.

При таковой беспечности Китайского правительства народ сей страны тем более должен быть обязан благодетельному поступку Агличан, которые с 1805 года стараются ввести в Китае коровью оспу, и распространили употребление оной во всем государстве. Г. Пьерсон, второй врач Аглинской фактории, оказал Китайцам сие благодеяние; ибо оспа нигде столь неопустошительна, как в Китае. Однако при всем том я сомневаюсь, чтобы человеколюбивое сие деяние принято было с признательностию, и напротив того уверен, что Г-н Пьерсон, спасший жизнь многих тысяч, а в последствии и миллионов, если будет иметь нещастие, что умрет хотя один из тех, коим привита им коровья оспа; тогда Китайцы, сообразно с варварскими своими законами, накажут его жестоко, буде не удастся ему того избегнуть. В назначенные Г-м Пьерсоном дни каждой недели для привития коровьей оспы, собирается множество женщин, приносящих детей своих для участия в сем благодеянии. Он прививает оспу редко менее 200 м робенкам еженедельно; но что делает то безденежно, о том упоминать не нужно. Для уничтожения некоторых по сему предмету предразсуждений Китайцев, издал Г-н Пьерсон малую книгу, в коей, описав происхождение и пользу коровьей оспы, преподает главнейшие правила, которые наблюдать при том следует. Сей книги, переведенной Г. Стаунтоном на Китайской язык, розданы многие тысячи экземпляров безденежно.[226] Оной нельзя было напечатать иначе, как от имени природного Китайца; почему и издана под именем купца Когонга Нунква. Тщеславной Панкиква, о коем в предъидущей главе многократно упоминалось, желал очень воспользоваться сею честию; но оная предоставлена Г-м Друммондом Нункве потому, что он первой изъявил на то свою готовность. Китайские врачи всемерно противятся введению коровьей оспы и стараются об отклонении сего благодетельного изобретения, или по крайней мере о воспрепятствовании распространения оной. Но удачный успех Г-на Пьерсона подает надежду, что сии невежды не достигнут своей цели. Правительство не противодействует введению коровьей оспы; однако оно и не вспомоществует в том нимало. Терпимость нововведения доказывает впрочем, что оно усматривает благия от того последствия. Г-н Пьерсон в самом начатии прививания коровьей оспы научил тому четырех Китайцев, которые столько же ревностно занимаются тем в Кантоне и около лежащих местах, сколько он сам в (называемом так) предместии Кантона и в Макао. Г-н Пьерсон получил недавно письма из Нанкина, в коих уведомляют его, что и там нашли у коров сей род оспы. Честь начального введения коровьей оспы принадлежит бесспорно Г-ну Пьерсону. Несколькими месяцами позже он бы лишился оной прибывшим из Маниллы в Макао Гишпанским врачем Бальмис с таковым же намерением в Сентябре 1805 го года, не знав, что Агличане его в том предъупредили. Бальмис отправлен был Гишпанским правительством 1803 го года для введения коровьей оспы в Южной Америке и на островах Филиппинских, откуда после в Китай приехал.[227] Хотя добрые намерения Гишпанского врача и не теряют нимало своего достоинства чрез то, что его предъупредили; однако я уверен, что он не мог бы иметь в том такового успеха, каковым сопровождалось предприятие Г-на Пьерсона, коему выгоднейшее соотношение Агличан с Китайцами способствовало много к преодолению разных препятствий.

Столетия уже прошли, как Европейские миссионеры стараются о введении Христианской веры в Китае, однако кажется, что оная скоро подпадет той же участи, какую имела в Японии. Она недавно подверглась новым гонениям правительства. Но сему удивляться надобно менее, нежели напряженному рвению миссионеров к соделанию Китайцев Христианами. Безъуспешные опыты в продолжении многих столетий[228] даже и при благоприятствовавших обстоятельствах долженствовали бы наконец уверить их в суетости стараний. Число обращенных в Христианскую веру так маловажно, что оное, в отношении к чрезвычайному многолюдству обширного государства, за ничто почтено быть может. В Китае едва ли находится столько Христиан, сколько ежедневно там детей умерщвляется.[229] Но, не взирая на то, католическое духовенство продолжает посылать почти ежегодно туда своих миссионеров, хотя ему не может быть безъизвестно, что любовь к наукам некоторых Китайских Императоров, а больше невежество Китайцев, есть единственною причиною терпимости миссионеров. Китайцы почитают их необходимыми для сочинения календаря своего, в чем научиться сами имели они уже довольно времени; но теперь по сему одному обстоятельству подверглись бы великим затруднениям, если бы миссионеры оставили Китай вовсе.

Император давно уже был недоволен рвением миссионеров к обращению Татар, подданных его, в Христианскую веру, как изданный по сему поводу манифест то доказывает; но настоящего на Христиан гонения виною следующее произшествие. Италиянской миссионер Адъюдати послал с нарочным из Пекина в Кантон к приятелю своему сочиненную им карту одной Китайской области, в коей находился он долгое время. На пределах провинции, где обыскиваются проезжающие каждой раз весьма строго, обыскали равномерно и сего посланного, которой кроме карты, имел при себе также много писем от разных Европейских миссионеррв к приятелям их в Макао. Вероятно, что посланному сему вперена была необыкновенная предосторожность; ибо он объявил с начала не ту провинцию, из которой ехал. Как скоро открыли лживость его показания, то и возъимели подозрение. Посланного взяли под стражу и отправили с картою и письмами в Пекин, где предан пытке, чтобы выведать признание, кем был отправлен. Он показал на Италиянца Адъюдати. Сего посадили немедленно в темницу, а дом его, равно как и всех, находившихся в Пекине миссионеров объискали наистрожайше. Возъимев подозрение на всех миссионеров, отправили письма Адъюдати к Российскому Епископу для узнания содержания оных. Сей отклонил однако от себя неприятное поручение под предлогом, что он не имеет довольных сведений в языках, на коих письма сии писаны. Таковой отзыв Российского Епископа послужил много к спасению миссионеров, и сии признали сие с должною благодарностию. Поучительные книги Христианского вероисповедания, переведенные миссионерами на язык Китайской, конфискованы и сожжены; ревность миссионеров к проповедыванию Христианской веры почтена преступлением. Я имею перевод Г-на Стаунтона[230] с ИМПЕРАТОРСКОГО манифеста, содержащего в себе меры против миссионеров. Оной написан не без остроумия. Многие, помещенные в изданных миссионерами на Китайском языке книгах, наставления в Христианском законе осмеяны. Миссионеры обвиняются в обращении Татар в Христианскую веру, "которая, говорит ИМПЕРАТОР в своем манифесте, судя по книгам, изданным ими, бессмысленнее даже сект Фое[231] и Таоссе.[232] " распространенная миссионерами между Татарами повесть о Пейт-сее, Татарском Принце, осмеивается наипаче. В оной написано о сем Принце, что он частию за худые свои деяния, но более всего за невнимание увещаниям богобоязливой своей супруги Фо-Тсиен, Татарской Принцессы, отведен во ад легионом диаволов, где плавает в вечном пламенном океане. "С именами Пейт-сее и Фо-Тсиен могли познакомиться миссионеры не иначе, как чрез частое обращение свое с Татарами. Грубая, несообразная с понятием выдумка их об участи Пейт-сее кажется весьма нелепою." В манифесте осмеивается равномерно и повесть миссионеров о святой Урсуле, которую наказал отец её за непослушание смертию, чрез что Тиен-Чи, Господь неба и земли раздражен был столько, что поразил его громовым ударом. "Сия повесть, сказано в манифесте, должна служить наставлением родителям, что бы они не противодействовали намерениям и предприятиям детей своих. Явная противоположность здравому рассудку и общественному порядку. Таковое учение не менее опасно, сколько и необузданная опрометчивость бешеной собаки." ИМПЕРАТОР заключает манифест внушением Татарам, подданным его, предосторожности от Миссионеров и увещанием, чтоб они исповеданию своему, законам и обычаям оставались, навсегда преданными. Для возможного же предъупреждения худых следствий повелевает он составить сословие, долженствующее надзирать за миссионерами бдительным оком. Адъюдати изгнан в Татарию; другой Италиянской миссионер Шоизен Сальватти, странствовавший в государстве без позволения правительства, захвачен недалеко от Кантона, в коем сказывали, содержится в темнице. Мне говорили также и, об одном Поляке, которой пойман на границе и мучен был жесточайшим образом. По издании манифеста приняты немедленно меры к изысканию обратившихся в Христианскую веру. Обличенный в сем должен был отречься от оной клятвенно, в противном случае принять смертную казнь. Два только знатные мандарина, родственники ИМПЕРАТОРА, не хотевшие отречься от Христианской веры, освобождены от смертной казни; но они сосланы в Елеутскую Татарию. Аббат Менгет, француской миссионер, агент в Кантоне миссионеров своей нации, находящихся в Китае, утверждал, что на Христиан теперь не столь жестоко, хотя за миссионерами, коим позволено остаться в Пекине, и надзирают с великою внимательностию, и хотя приезжающих вновь миссионеров строго запрещено впускать во внутренность государства. Во время бытности нашей в Кантоне привезены туда в начале Января два француские миссионера, которым предлежал пут в Макао. Они жили прежде в сем месте пять лет, ожидая позволения на прибытие в Пекин. Наконец оное прислано и они туда отправились; но, находившись в близком расстоянии уже от столицы, получили повеление возвратиться опять в Макао. В бытность их в Кантоне, продолжавшуюся только два дня, запретили им выходить на берег, но приятелям и знакомым посещать их позволили. На привезшем их судне написано было большими буквами, что они посланы по повелению ИМПЕРАТОРА для отправления их в свое отечество. Впрочем миссионеры сии хвалили очень обхождение с ними Китайцев; ибо их везли и содержали на ИМПЕРАТОРСКОМ изждивении и поступали с ними нестрого. Путь их, говорили они, был бы даже приятен, если бы предназначение их чрез то не разрушилось. Теперь не осталось им более ничего, как возвратиться в Европу. Ибо сомнительно, чтоб они когда либо успели в своих предприятиях.

Кантон, великой торговой город, достоин любопытства иностранцев наипаче потому, что в нем видеть можно народы почти целого света. Кроме всех наций Европейских, находятся там природные большей части торгующих стран Азии, как то: Армяне, Магометанцы, Индостанцы, Бенгальцы, Персы[233] и проч. Они приходят более в Кантон морем из Индии и возвращаются тем же путем обратно. Многие из них, подобно, Европейцам, имеют в Кантоне своих агентов, живущих там беспрерывно, не так как агенты Европейских наций, которые летом должны жить в Макао. Магометанские в Кантоне купцы, хотя и такие же там иностранцы, как и Европейцы, однако имеют позволение приходить в самой город. Один из них весьма умной человек, говоривший не худо по Аглински, расказывал мне (что подтвердили после и многие другие) о двух Россиянах, пребывающих в Кантоне не по своей воле. Они находятся там уже 25 лет и, вероятно, останутся до конца жизни. Магометанин знал их обоих очень хорошо и говорил, что один из них красивой, высокого росту человек, имевший, по видимому отличное воспитание. Когда он спросил сего однажды: каким жребием захвачен он в Кантон? тогда ответ его состоял в пролитии обильных слез. И сие доказывает, что он не из простого состояния. Они оба не содержатся в темнице, и имеют позволение прохаживаться свободно в так называемом Татарском городе, но только не смеют преступить назначенных пределов. Одного принудил Наместник за четыре года назад даже жениться. Магометанин известил их о нашей к ним близости: но я почитал слишком отважным делом, чтобы с ними увидеться или постараться об освобождении их из неволи, хотя и помышлял о том часто с чувствованием великого любопытства и сожаления.

Познакомившийся со мною довольно сей Магометанин сообщил мне также любопытные известия об одном странном и в своем роде достопримечательном человеке, которой во время бытности нашей в Кантоне являлся ежедневно на улицах для оказания пред народом дел, приписуемых святости. Он был по происхождению своему Индостанец, уроженец города Делли, принадлежавший к разряду людей, которых называют Индейцы Факирами. Сии странствуют там повсюду и обращают на себя своею набожностию и презрением всех благ земных внимание и удивление народа, признавающего их святыми. В продолжении десяти последних лет странствовал сей факир по восточной части Азии, Пегу, Сиаму, Кохин-Китаю и Тонкину, из коего прибыл в Сентябре прошедшего года в Макао, где, не хотев отвечать ни на один даже вопрос, был связан и посажен в темницу. По перенесении с величайшим равнодушием всех, причиненных ему чрез пять дней огорчений, получил он свободу и отправился в Кантон. Я видел его, или ходящего медленными шагами по улицам, или стоящего у угла какого либо дома, окруженного толпою зрителей и шалунами мальчиками, которые беспрестанно над ним издевались, толкали, царапали, щипали и бросали в него апельсинными корками, на что он не только не изъявлял никакой досады; но еще и оделял их плодами и деньгами. Живущие в Кантоне Магометане признают его святым действительно, чтут с благоговением и помогают ему деньгами. Знакомой мне Магометанин говорил, (хотя впрочем едва ли тому верить можно), что сей Факир имеет довольные сведения, говорит хорошо по Персидски и Арабски и разумеет преимущественно так называемой придворной язык Дельской. Он посещает только одних Магометан здесь живущих. Если кто просит его садиться, то он вдруг удаляется и никогда уже опять не приходит. За шесть лет назад питался он одними листьями и кореньями. Ныне же ест все, но с величайшею умеренностию. Образ мыслей его состоит в том, чтоб обузданием страстей своих сделать себя ни от кого независимым. Потерять терпение, объявил он, и казаться недовольным, было бы величайшее для него нещастие. Он не только не избегал случаев, но искал даже оных к испытанию своего терпения, и переносил все, причиняемые ему оскорбления с твердостию Стоика. Остановившись на одном месте, представлял он совершенного истукана; не шевелил никаким членом своего тела и не изменял нимало вида в лице, сколько бы его не раздражали. Он обращал только взор свой к низу тогда, когда смотрел кто ему в глаза пристально. Холод и жар переносил так, что нельзя было не удивляться. В месяцах Декабре и Январе бывает в Кантоне очень холодно; ртуть в термометре опускается не редко ниже точки замерзания;[234] но он ходил по улицам нагой без всякого прикрытия. Строение тела его было статное, рост более среднего, глаза острые, черты лица правильные, цвет тела темной, какой обыкновенен северным Индостанцам, волосы весьма курчавые. Он ходил совершенно голой; вся одежда его состояла только из куска толстого серого холста прикрывавшего лядвии его до колен. По словам знакомого Магометанина, он старается сколько возможно избегать, чтобы не обращать на себя особенного внимания людей; и для того не остается долго на одном месте, а переходит из одного в другое попеременно. Однако ежедневное его показывание себя на улицах служит явным доказательством, что Факир сей, равно как и все вообще сего состояния люди, главным имеют предметом возбуждать к себе внимание других. Знакомой Магометанин, по сообщении мне известий о сем странном человеке, удивил меня не мало, предложив, чтоб я взял его с собой в Россию. Путевые издержки хотел он заплатить мне совокупно со своими, живущими в Кантоне, единоверцами, и казался быть предъуверенным, что Факир будет представлять в России роль немаловажную. Я отказал ему в том, и причинил тем Факиру не малое оскорбление.

Состояние Европейской торговли в Китае подверглось в продолжении последних двадцати лет великим переменам. До революционной Француской войны, кроме России и Германии, имели все Европейские державы участие в знатных выгодах оной; но при всем том Агличане, по принятии в 1784 году новых мер,[235] вывозили из Кантона Китайских товаров более, нежели все прочие Европейцы совокупно. Соделавшиеся тогда недавно независимыми Американцы начали участвовать также в сей торговле[236] и усилились в оной столько, сколько другие нации, кроме Англии, ослабели. Их соперничество не может однакож угрожать подрывом Аглинской торговле, как то прежде думали; потому что вывозимые Агличанами из Кантона Китайские товары все расходятся или в самой Англии, где как известно, употребляется чрезвычайное количество чаю, или в пространных их Ост и Вест-Индийских колониях, в Америке и Новой Голландии.

После Агличан были первые Голландцы, производившие торг в Кантоне; но они не посылали туда никогда более пяти кораблей ежегодно, хотя близость богатых их колоний на Яве, (не говоря о владении на Малакке, Банке, Суматре и Борнео, из коих можно было бы привозишь в Китай корицу, перец, свинец, птичьи гнезда и другие вещи) и могла бы много им способствовать к распространению сей торговли. С 1795 го года не приходил в Кантон ни один корабль Голландской. Впрочем они, в ожидании лучших времен, продолжают содержать там свою факторию и шести членам оной доставляют каждой год жалованье, кои, хотя и не имеют никакого дела, но по прежнему обычаю приезжают в Кантон в Октябре месяце, а в феврале возвращаются обратно в Макао.

Французы не производили никогда с прилежанием Китайской торговли, которая со времени революции совсем пресеклась. Гишпанцы могли бы торговать с Китаем по близости Филиппинских островов своих весьма выгодно; но они посылали в Кантон редко более двух кораблей, а часто и ни одного не приходило. Со времени последней войны их с Англиею сей торг совсем прекратился, выключая нескольких малых судов, приходящих и теперь еще из Маниллы в Емой на юговосточном берегу Китая.

Португальцы, владея городом Макао и будучи свободны чрез то от корыстолюбивых притязаний правительства и таможенных чиновников, равно и от великих издержек, каковые принуждены платить другие нации в Вампу, могли бы привести сию отрасль своей торговли в цветущее состояние; однако они довольствуются тем, что отправляют ежегодно в Европу только два или три малых корабля и от пяти до шести в Бенгал; но привозимые грузы последними принадлежат Агличанам, которые посылают из Бенгала в Кантон свои товары под Португальским флагом. Торговля Шведов с Китаем со времен нового о Китайском торге постановления в Англии, и войны Швеции с Россиею, в которую взял Король у Готтенбургской компании великия суммы денег, сделалась очень слабою. Впрочем они и прежде того не посылали никогда в Кантон более двух или трех кораблей ежегодно; но потом только по два, а часто и по одному, иногда же и ни одного. В 1805 году не приходили Шведы в Китай вовсе, а теперь, как то я узнал, уничтожилась даже и Готтенбургская компания.

Датчане производят торг свой с Китаем весьма порядочно и хозяйственно; но и они не отправляли никогда в Кантон более двух кораблей. Жребий Австрийской Императорской Ост-Индийской компании в Остенде известен. Хотя и после сего бывали в Кантоне корабли под Австрийским, также под Рагузским, Генуеским, Тосканским, Гамбургским и Бременским флагами: однако оные посылались на щет купцев Аглинских, которые, не принадлежа к Ост-Индийской компании, исключительно пользующейся сим единоторжием, не могут иметь в том сами собою участия.

Из сего краткого обозрения настоящего состояния торговли, производимой Европейцами с Китаем, явствует, что торг Агличан[237] и Американцев довольно немаловажен, и что последние в короткое время чрезвычайно усилились. Американские приходящие в Кантон корабли гораздо менее кораблей других торгующих там держав; но напротив того оных приходит туда от 40 до 50 ти ежегодно. Им не препятствует никакое время года и они приходят и отходят всякой месяц. Большая часть оных приходит от Северозападного берега Америки с пушным товаром, на которой в недавнее время цены хотя и очень унизились;[238] однако, не взирая на то, покупают оной также охотно, как и хлопчатую бумагу, олово и опиум. Американцы приходят также многие прямо из Америки и Европы. Сих грузы состоят в наличных деньгах и Европейских, Американских и Вест-Индийских произведениях, как то Француской водке, роме, вине; корабельных материалах: смоле, мачтах, железе, такелаже, и прочая. Некоторые из них заходят в Батавию и к мысу Доброй Надежды и привозят оттуда целые грузы Арраку и вина для кораблей, стоящих в Кантоне. Они берут вместо того китайку, фарфор и шелк, а наипаче чай, в получении которого никогда не бывает затруднения. Магазейны Китайских купцов наполнены всегда чаем; а потому и продается оной не только для покупающего выгодно; но и товар, получаемой вместо оного, ценится всегда выше. Китайка и шелк почитаются в Кантоне, как наличные деньги, на которые купец неохотно покупает. Если нет довольной причины сомневаться о доверенности; то Китайские купцы, чтобы сбыть скорее с рук свой чай, дают оного охотно даже в долг целые грузы. Почему Американцы и берут сей товар преимущественно; ибо они имеют притом ту выгоду, что продают свои товары дороже, скорее оканчивают свои дела, и не медля отправляются в обратной путь. Последнее обстоятельство в Кантоне особенно важно; потому что тамошнее пребывание сопряжено с великими издержками, а сверх того и для здоровья вредно. Употребление чаю в Америке сделалось столь же всеобщим, как и в Англии; почему и расходится оного там весьма великое количество; но если Американские купцы не надеятся продать всего взятого в Кантоне чаю в своем отечестве; в таком случае отправляют во Францию, Голландию и в порты северной Германии.

Американцы предприимчивостию в торговле едва ли не превосходят все прочия нации. Они, будучи искусными мореходцами, употребляют на кораблях своих меньшее число Матросов, нежели другие народы, и мне кажется, что превзойти их в том не возможно. Корабли их построены с приличным искуством и ходят скорее даже некоторых военных. Я знал в Кантоне корабельщиков, кои плавание свое из Кантона в Америку и оттуда обратно оканчивали в 10 месяцев. При нас пришел, в Кантон в исходе Декабря Американской корабль Фанни, которой совершил плавание свое в один год из Кантона в Филадельфию, оттуда в Лиссабон, а из сего в Кантон обратно. Выгрузка и нагрузка сего корабля долженствовали быть произведены в каждом порте с чрезвычайною поспешностию; ибо он на обратном своем в Китай плавании по причине противного муссона, должен был плыть восточным проходом, т. е. чрез северную часть великого океана около островов Пелевских. При отбытии нашем из Кантона готов был корабль сей опять уже к отплытию в Филадельфию; пребывание его в Кантоне продолжалось только пять недель. Американцы умеют пользоваться всякою выгодою, по торговле им представляющеюся. Мы видели один из их кораблей, пришедший в Кантон с дорогим грузом, состоявшем в сандальном дереве, привезенном корабельщиком с одного из островов Фиджи, которые не только опасны по своему положению; но и по жестокости людей, оные населяющих. Имеющий менее предприимчивости, нежели Американец, не отважился бы пристать у островов сих. У оных вовсе нет надежного якорного места. В Декабре 1804 го года разбился у островов сих один Аглинской корабль, с коего не спаслось ни одного человека. Прибывшие от оных в Кантон Американцы находились также в великой опасности сделаться жертвою жестокости тамошних жителей. Они имели на своем корабле несколько человек с близьлежащего острова Тонга-Табу, сопровождавших их к островам Фиджи. Сии едва только вышли на берег, немедленно были умерщвлены Островитянами все, кроме одного мущины и одной женщины, на корабле остававшихся, которые привезены потом в Кантон. Сандальное дерево в Китае дорого и покупается на перехват. Корабельщик продал груз свой, стоивший ему только трудов и времени, употребленных на рубку, весьма выгодно.

Из разных сортов лучшей доброты чаю вывозят Американцы и Агличане весьма мало. Первые берут из разборов зеленого особенно Гайзон, называемый Кантонскими купцами молодым Гайзоном, которого пикул продается там от 36 до 40 телов т. е. фунт от 60 до 70 копеек. Агличане и Американцы покупают в Кантоне более всего сорты чаю Конго и Боги, Последний есть самый худший, но оного употребляется весьма много в Англии простым народом, для коего сделался чай также нужною потребностию. Конго и Боги смешивают в Англии и в таком виде наиболее продают оного. Цена Боги в Кантоне маловажна; 10 и 12, тел пикул, то есть 18 и 20 копеек фунт.

Если бы торг Россиян с Кантоном утвердился, чего ожидать, кажется, не невозможно; в таком случае привоз в Россию дешевого чаю мог бы сделаться благотворением для недостаточных жителей сего государства, которые привыкнув мало по малу к сему здоровому напитку, вероятно, начали бы употреблять менее вина горячего. Сей предмет не недостоен, по видимому, внимания и самого правительства; поелику преподает средство к отвращению вредных последствий, произходящих от неумеренного употребления вина горячего. Почти все Российские провинции изобилуют медом, которой заменяет весьма удобно употребление при чае сахара. Российской народ может привыкнуть скоро к чаю, которой кажется быть по его вкусу, как то я испытал на корабле своем. Служители Надежды, выключая немногих, отказались охотно все от своей порции Француской водки и Арраку, чтобы получить только вместо того порцию чаю, которого, когда причины не было беречь воду, приказывал я давать в день по два раза. Когда же воду на чай получали они в день однажды, то собирали для того дождевую, хотя она и очень крепко отзывалась смолою. И так не невероятно, что введение употребления чаю между простым Российским народом может быть удобным и послужит хорошим средством к некоему воздернию от горячего вина. Тщеславие может возъимеет при том также некое содействие. Я полагаю, что простой человек, если не совсем еще испортился, захочет лучше выпить дома чашку чаю, а особливо когда посетит его приятель, нежели идти в кабак за горячим вином. Употребление чаю во флоте и в Госпиталях должно преимущественно быть одобряемо. Чай есть вообще весьма здоровой напиток и одно из лучших средств противоцынготных. Оной для больных на корабле особенно полезен; для такового употребления дешевейшие сорты, как то Боги и Конго, суть удобнейшие. При непосредственном торге России с Кантоном привоз Боги необходим и по другой причине. Чай, как известно, подлежит удобно порче; а потому и нужно грузить его весьма осторожно. Ежели груз корабля состоять будет из одних лучших сортов; то нижняя часть, лежащая на баласте, должна неминуемо повредиться. Для избежания сего кладут Агличане всегда внизу во всю длину корабля чай Боги. Испортившиеся несколько ящиков оного составляют потерю маловажную, вознаграждаемую сохранением лучших сортов.

Между худшими и лучшими сортами чаю есть много средних, которые могли бы, уповательно, продаваться в России. Купцы, находящие в торге чаем свои выгоды, следовательно и обдумавшие уже предмет сей, утверждают, что в России расходятся только сорты лучшие по тому, что поселяне и ремесленники не пьют чаю почти вовсе, а Дворяне и купцы употребляют сорты лучшие; но я, не отвергая впрочем сего, полагаю, что чай Соучонг, коего стоит фунт в Кантоне от 60 ти до 70 копеек, и Конго, продаваемый там не выше полтины, мог бы хорошо расходиться в провинциях, лежащих около Балтийского моря. В сих провинциях роскошь еще не так усилилась, чтоб не пили и другие сорты чая как Пагу и ИМПЕРАТОРСКОЙ, а употребляются дешевые сорты, коих, думаю, расходится там по пропориции более, нежели во внутренних губерниях.[239] Но если привозимое из Китая все количество дешевого чаю не возможет сбываться с рук в России; тогда товар сей не трудно будет продавать в северных портах Германии или даже и в Швеции, где Китайской торг едва ли скоро опять восстановится. Вь последнем случае единственными могут быть соперниками Американцы и Датчане; но я не сомневаюсь, что торг Россиян с Кантоном должен быть успешнее Датского, если только производиться будет с таковым же порядком, какой наблюдают последние. Датская Ост-Индийская компания похваляется как весьма благоучрежденная: цветущее оной состояние доказывает, что ей приписывают то не несправедливо. Многие годы уже сряду до 1807 года приобретают акционеры сего общества по 30 и 40 процентов.

Кроме чаю, Китайка и шелк суть такие товары, которые могут продаваться в России всегда надежно и выгодно; но фарфор того не обещает. разборы оного весьма худы; высокие же слишком дороги. Одни Американцы вывозят из Китая фарфор в довольном количестве; потому что нет большей разности между перевозом из Китая и из Англии в Америку, и он им нужен для балласта, впрочем Аглинской фаянс пред низкими разборами Китайской каменной посуды имеет великое преимущество, как по своей доброте, так и по лучшему обработыванию. Атекарские припасы, лакированные вещи, куклы, конфекты и тому подобное составляют столь маловажные товары, что оных к грузу корабля никак причислять не можно, для коих не должно терять ни одной минуты времени. Сии мелочные товары могут украсить небольшую лавочку, но в магазейнах большего торгового общества они не щитаются приличными. Аглинская Ост-Индийская компания не вывозит из Кантона ничего более, кроме чаю и некоторого количества необработанного шелку. Торг вышеупомянутых мелочных товаров предоставляет она Офицерам и Матросам своих кораблей. И так, если лучшие и худшие сорты чаю, китайка и шелк могут привозимы быть в Россию ежегодно с надеждою на выгодную оных продажу; то торговля с Кантоном сделалась бы и в сем одном отношении уже важною: но ежели принять в рассуждение и нужное притом сообщение с Российскими, Азиатскими и Американскими владениями, продукты коих не могут быть все распроданы в Кяхте; тогда важность оной усугубится; следовательно предмет сей без особенной политической причины и не должен оставаться без внимания.

Теперь намерен я упомянуть кратко об образе торговли, производимой в Кантоне Европейцами. Оная предоставлена исключительно сообществу Китайских купцев, называемому Когонг или просто Гонг. Как скоро приходит корабль в Вампу, то первое предлежит начальнику оного попечение найти купца, сочлена сего сообщества, которой бы сообразно с постановлением Китайского правительства, принял на себя за корабль поручительство. Обязавшийся тем ответствует за все, до корабля касающееся. Правительство имеет дело только с ним одним, которой называется купцем благонадежности. В первую бытность мою в Кантоне 1798 го года наложило правительство на такового купца благонадежности Аглинского корабля, пришедшего из Индии, великую денежную пеню, за то, что свезен был ошибкою на берег один ящик опиума, и открыт в таможне.[240] Корабельщика не подвергли при том никакой ответственности. Груз корабля продается обыкновенно таковому купцу благонадежности. Хотя не запрещается найти и другого купца, если первой будет давать за груз низкую цену; однако сего никогда почти не делают. Некоторые из Американцев не захотели было последовать сему правилу, почти законом в Кантоне сделавшемуся; но они имели от того худую выгоду. Продающий и покупающий товары посредством другого купца, а не чрез своего поручителя, теряет весьма много времени. Испытавшие то Американцы производят теперь торг свой единственно чрез купца благонадежности. Гоппо вынуждает у поручителей за каждой приходящий корабль немалую сумму денег, предполагая, что оные от продажи и покупки товаров получают великой прибыток. А по сему и не может приходить в Кантон ни один корабль, не имеющий какого либо грузу. Если бы на Надежде не было 400 морских бобров; то не позволили бы ей придти в Вампу. Всякой корабль, приходящий от северозападного берега Америки с мягкою рухлядью, платит сверх пошлины 5000 пиастров, вместо подарка. Покупающий груз Китаец объявляет тотчас при заключении торга, что таковая сумма должна быть дана Гоппу. Не соглашающийся на сие, или получает за груз менее, или подвергается тому, что Гоппо выбирает для себя самую лучшую мягкую рухлядь; а потому и платят охотнее требуемую сумму. За груз Невы взял Гоппо 7000 пиастров; ибо он узнал, что морские бобры были на ней лучшие, нежели привозимые Американскими кораблями, и что между прочим находились и черные лисицы. Товар свозится на берег не прежде, пока купец благонадежности не разделается с Гоппо. Если продавец недоволен будет условленною ценою и не найдет никого кто бы дал более, тогда позволяется проданный товар взять опять на корабль; но в сем случае должно платить в другой раз пошлину, как то случилось при взятии назад некоего числа мягкой рухляди, принадлежавшей к грузу Невы. Форстеер утверждает несправедливо, что будто бы свезенной товар на берег ни под каким видом уже не может взят быть обратно. Он, говоря о купцах Гонга и сравнивая их с прочими Китайцами, несправедливо уверяет также, будто бы первые, что хотят, то и делают, и что груз корабля не может быть продан никому другому, кроме купца благонадежности.[241]

Панкиква, отец нынешнего первого купца Гонга был тот самый, которой представил правительству план к учреждению сей компании, столь вредной для Европейцев и чрезвычайно выгодной для её сочленов, приносящей сверх того многие миллионы доходов таможенному начальнику. Его старанием утверждена в постановлениях для сего сообщества также статья, коею отменено взаимное всех сочленов поручительство в верном всегда платеже капиталов купцев Европейских, что для него, имевшего великое богатство, было весьма важно. Ныне, если купец Гонга не хочет или не может платить долгов своих, предоствлено требовать удовлетворения чрез правительство, чем сочлены Гонга и разнятся от прочих Кантонских купцев, на которых нельзя жаловаться, когда обманут. Число членов сего сотоварищества не есть определенное. В прежнюю бытность мою в Кантоне считалось их восемь, ныне же одиннадцать. Гоппо определяет членов по своей воле и получает за то великия деньги. Каждой принимаемый платит ему от 30 до 60 тысяч телов, то есть от 45 до 90000 пиастров. Лукква, бывший нашим купцем благонадежности, сделавшийся недавно членом Гонга, заплатил 30000. Купцы Гонга подлежат сверх того беспрестанным притязаниям главного таможенного чиновника, которой ежегодно сменяется, а потому и не упускает времени не только собрать для себя имение; но и приготовить знатные денежные подарки для ИМПЕРАТОРСКИХ Министров. И так их и нельзя по настоящему обвинять за то, что они стараются расходы сии вынудить от Европейцев, в чем поступают по введенным уже законам и правилам, в прочих же делах своих столько же честны и совестны, сколько и купцы Европейские. Известия о бессовестных обманах Китайских купцев не относятся к сочленам Гонга. Сии не иначе могут поддержать свое положение, как особенно честными поступками в торговле. Чрезвычайное множество отправляемых в короткое время товаров, делает невозможным осмотреть все вещи порознь. Привозимые Европейские товары, как то Аглинское сукно и камлот, зашитые в тюках, посылаются равномерно без осмотра во внутренность Китая. Нигде в целом свете не поступают торгующие с большею взаимною доверенностию, как в Кантоне. От сего-то и произходит необычайная скорость в оборотах. Двадцать и более одних Аглинских кораблей, величиною от 1200 до 1400 тонов, выгружаются и нагружаются в два месяца.[242]

Хотя и оказалось, что с первыми, бывшими в Кантоне, Россиискими кораблями поступлено не весьма приязненно; но сие было следствием недоразумения, от других причин произшедшего. Как по моему мнению торговля Американской компании не может быть в цветущем состоянии без торговли с Кантоном, а по сие время Российские суда не имеют от Китайского правительства позволения ходить в Кантон, то и надлежит не упуская времени выходить сие позволение как можно скорее, дабы при заключении всеобщего мира суда Американской компании могли тотчас с грузом мягкой рухляди отправиться в Кантон, и не были бы принуждены обходить полсвета с каменьями. нельзя сомневаться, чтоб Россиянам не позволено было торговать в Кантоне наровне с прочими нациями. Политическое состояние России и её сопределенность могут быть столь сильными побудительными причинами для робких Китайцев, что они не осмелятся противодействовать тому настоятельно с упорным своенравием. Лорд Макартней и Барро, имевшие случай узнать Китайцев короче и будучи свободны от предубеждений, сделали конечно справедливое примечание, говоря, что свойства их состоят в странной смеси гордости с подлостию, искуственной важности с детским легкомыслием, чрезмерного учтивства с удивительною неблагопристойностию. Сии нравственные качества, приписываемые целой нации, не чужды, без сомнения, и сочленам обоих советов и шести департаментов, управляющих государственными делами. От них нельзя не ожидать позволения к производству торга и другим путем кроме Кяхты. При настоятельных требованиях не замедлят, отложив всякое упорство, согласиться. Сколь мало можно иметь в делах с Китайцами успеха посредством кротости и снисходительности, тому представляет Голландское, случившееся в 1795 м году, посольство, неоспоримые доказательства.

Я заключаю сии примечания о торговле назначением цен разных сортов чаю и некоторых других товаров, кои могут продаваемы быть в России с выгодою, Китайскими и Российскими деньгами, каковые в 1806 м году состояли. Китайской тел содержит в себе 10 месов, мес 10 кандаринов. Гишпанской талер или пиастр, единственная, ходячая в Кантоне монета, приемлется в 2 месов и 2 кандарина. Я положил оной в 2 рубля, ассигнациями; и так тел составит 2 руб. 77 коп.; мес 27 коп. 7, кандарин 2 коп. 77,

Сорты черного чаю:

1. Пагу или Пекко, так называемого цветочного чаю стоил пикул от 60 до 100 телов; пикул содержит 100 катти или 1471 фунтов на Российской вес, следовательно фунт пого будет стоить — 1 руб. 13 коп. и 1 руб* 88 коп.

2. Падре Саучонг, обыкновенной сорт, пикул 60 телов или фунт — 1 руб. 13 коп.

3. Боги Саучонг, первого разбора, пикул от 38 до 44 телов или фунт от — 71 до 64 коп.

4. Оной же второго разбора, пикул от 28 до 34 телов, или фунт от — 53 до 64 коп.

5. Команейской Саучонг, вывозимый преимущественно Агличанами, пикул 34 тела или фунт — 64 коп.

6. Кампоа от 27 до 30 телов пикул или фунт — 51 и 57 коп.

7. Боги Конго 26 и 29–49 — 55 -

8. Лукай Саучонг 22 и 26–41–49 -

9. Оной же худшего разбора 18–24 — 34–46 -

10. Конго — 16–20 — 30–38 -

11. Боги — 10–14 — 18–26 -

Сорты зеленого чаю:

1. Императорского, называемого Агличанами пороховым, Россиянами жемчужным стоил пикул от 80 до 82 телов, и так фунт на Российской вес — 1 руб. 50 и 1 руб. 60 коп.

2. Гаисон — 48 и 60 или 86 коп. и 1 руб. 36 коп.

3. Молодой Гаисон — 36 и 48–68 и 82 коп.

4. Гаисон Скин — 2б и 29–48 и 55 коп.

Лучший зеленой чай Гаисон Чулан продается не иначе, как в малых лакированных ящиках, содержащих в себе от 9 до 15 фунтов; обыкновенная цена оному за фунт Гишпанской пиастр или два рубля на Российские деньги.

Прочие товары:

Широкая, так называемая компанейская китайка продавалась в сем году, за кусок 2 руб. 25 коп., за меньший кусок 1 руб. 40 коп.

Лучший сорт шелку для шитья стоил фунт 13 руб., худший 8 1/2 руб. фунт, несученого шелку 13 же рублей. Камфора стоила 50 пиастров пикул, белила 14 пиастров, Вермиллион 60 пиастров, а Мускус 58 пиастров Катти.

Цены жизненным припасам, каковые платили мы Компрадору, получающему прибыли от 150 до 200 процентов:

Говядина — 17 коп. фут

Свинина — 27-

Каплуны — 41-

Курятина, гусятина и утятина — 35 —

Копченая ветчина — 67 —

Коровье масло — 90 —

Баранина — 68 —

Пшеничной хлеб — 19 —

Пшеничная мука — 17 —

Зелень разного роду и древесные плоды — 11 —

Сахар, леденец — 25 —

Сахарной песок — 15 —

Кофе — 50 —

Рыба — 18 —

Зеленой горох — 22 —

Сарачинская крупа — 8 —

Деревянное масло для освещения — 18-

Дрова — 3/4 —

Куриное яйцо — 2 —

-

Пред отходом нашим из Камчатки в Китай получил я из С. Петербурга от Статского Советника Вирста несколько вопросов, касающихся до состояния государственного в Китае хозяйства и торговли в южных оного провинциях с тем, чтобы я во время пребывания своего в Кантоне, постарался собрать о том известия и сообщил бы ему оные. Сколько я ни усердствовал об удовлетворении его желания; но не мог иметь в том желаемого успеха. Обращавшись с природными Китайцами, находил, что они по малознанию своему в Аглинском языке разумели меня худо, а сами объяснялись и еще хуже; главнейшее же затруднение состояло в том, что они не имели сведений о предметах, о коих я старался изведать. Пребывающим в Кантоне Европейцам обязан я некоторыми на сии вопросы ответами, кои поместить здесь почитаю небезполезным, хотя нечто из того сделалось известным уже и из прежних описаний Китая. Намерение Г-на Вирста клонилось особенно к тому, чтобы получить чрез меня подтверждения или опровержения и объяснения многих распространенных уже известий о хозяйственных учреждениях Китайского государства.

1. Как велики в Китае обыкновенные на занимаемые деньги проценты, и какова разность между залогом и доверенностию к лицу занимающего?

Ответ. В Кантоне платят по 12 ти и 18 ти процентов, судя по обстоятельствам и благонадежности должника и заимодавца.

2. Существует ли рабство, или временное подданничество?

Ответ. Не существуют. Китаец родится свободным. Знатный и богатый должны нанимать людей для услуги и работы. Впрочем весьма обыкновенно, что родители продают детей своих; только мужеского полу реже, нежели женского: но и сии остаются в неволе до совершеннолетия, по достижении коего делаются свободными. За женской пол, которой в Китае, равно, как и во всех восточных землях не пользуется одинакими преимуществами с мущинами, не вступается полиция строго; а потому проданные дети сего пола остаются по большей части во всю жизнь свою в рабстве.

3. Есть ли в Китае великие богачи из частных людей? владеют ли они обширными поместьями, или имение их, яко торгующих, состоит в товарах?

Ответ. Богатейшие из частных людей в Китае суть обыкновенно торгующие, а наипаче некоторые из содержателей соляного откупа. Соль составляет одну из важнейших частей доходов Китайского правительства. В каждой провинции находится сообщество купцев, коим предоставляется единоторжие в продаже соли. Они по Мандаринам важнейшие лица в целом городе. Они одни пользуются правом носить оружие, держать вооруженные лодки, входить во всякой дом с обыском, если подозревают, что хозяин имеет соль, которая не у них куплена. За ними следуют, яко богачи из частных людей, сочлены Когонга. Имение Панкиквы, первого купца сего сообщества, полагают в 4 миллиона телов, или в 6 миллионов пиастров. Владетелей обширными поместьями в Китае, сказывали, совсем не имеется.

4. Употребительны ли в Китае по торговле вексели, или ассигнации — и какие по сему существуют законы?

Ответ. Торгующие векселей не употребляют, как то делают Европеййы; следовательно и нет на то законов. Вообще случается очень редко, чтобы один Китаец занимал у другого деньги. В государстве, в коем богатство удобно может быть виною нещастия владеющего оным, стараются скрывать свое имение. Сам Панкиква, будучи весьма тщеславен, неохотно говорит о великом своем богатстве. Впрочем переводы денег между торгующими Китайцами неизбежны; а для того и употребляют росписки: но они по настоящему состоят только в засвидетельствовании получения денег и обещания уплаты в определенное время. Если случится, что должник не платит и веритель принесет на него жалобу Мандарину; то сей, удовлетворившись в справедливости требования, принуждает его к платежу или сильно действующею в Китае Бамбу, или налагает запрещение на имение и удовлетворяет из оного верителя. Однако Китаец приносит весьма редко жалобу на должника своего. Он охотнее ждет долгое время, в надежде каким либо образом получить ему принадлежащее. Сему главною причиною то, что мандарин требует обыкновенно за труды свои половину долга, в случае же на то несогласия, не принимает жалобы.

5. Есть ли гильдии и цехи — каковы оных постановления?

Ответ. Все ремесленики разделяются на общества, из коих каждое имеет своего старшину. В Кантоне разные мастеровые живут даже в особенных улицах, так например: в одной портные, в другой сапожники, в третей стекольщики, в четвертой аптекари, и так далее. Они делают и особенные свои празднества, для коих нанимают обыкновенно комедиантов и обнародывают, что в такой то день в таком то цехе будет зрелище, к которому допускают всякого безденежно.

6. Где и сколь знатны ярмонки, торговые места и складки товаров? из каких портов производится торговля с Япониею, Филиппинскими и Зондскими островами и берегом Индии?

Ответ. Важнейшие пристани в Китае для иностранной торговли суть: Кантон на южном берегу, Емой на юговосточном в провинции Фокиен, Нингпо на восточном в провинции Чекианг, в недальнем расстоянии от острова Чузан.[243] Из Кантона плавают Китайские Ионки в Малакку, Батавию, Сиам и в разные места, сопредельные Китайскому морю, из Емоя к Филиппинским и Ликейским островам; из Нингпо в Японию и Корею. Взаимной между пристанями сего государства торг производится почти повсюду. Все великие города служат местами для складки товаров по внутренней торговле и для мануфактур своей провинции, а особливо находящиеся у великих рек и каналов.

7. Употребляются ли в Кантоне прейсъкурранты?

Ответ. Употребляются, но только на Европейских языках.

8. Каково учреждение почт? заведены ли оные порядочно во всем государстве и может ли всякой оными пользоваться?

Ответ. Порядочная почта учреждена только между Пекином и Кантоном, коею всякой пользоваться может; но посылаемые по оной письма распечатываются и рассматриваются; кроме сей почты нет другой во всем Китае. Во время нужной переписки, нет иного средства, как только отправлять нарочного, или поручать проезжающим.

9. Дворянство в Китае одно ли личное, или есть и наследственное?

Ответ. Одно личное. Чин мандаринской и разные другие даются по воле Государя, или его министра. В Японии совсем тому противное; там все должностные чиновники пользуются наследственным правом. Однако и в Китае потомки Конфция наследствуют, сказывают, некое известное достоинство. ИМПЕРАТОР, яко неограченный МОНАРХ, может, говорят, также давать чины наследственные.

10. Есть ли в Китае великия фабрики, или обработываются ли изделия семействами — каковы отношения между мастерами, их помощниками и учениками?

Ответ. В Китае находятся обширные фабрики, как то например: фарфоровая близ Кантона; но я думаю, что большая часть шелковых, бумажных и других, вывозимых из Китая, товаров, обработывается часто семействами. Я не полагаю, что бы правительство имело свои фабрики, как то делается в некоторых Европейских государствах.

11. Мера и вес во всем ли Китае одинаковы — если же есть разность, то в чем состоит оная?

Ответ. Вес, по объявлению купцов, которых я спрашивал, должен быть одинаков во всем Государстве, кроме столицы. Один пикул, содержащий сто катти, равен 1,45 фунта Российского, или 1,33 Англинского. В Пекине один пикул составляет только 97 катти. Мера длины в Пекине же менее. Пекинской Кубит, обыкновенная мера длины в Китае, составляет 8 1/2 пунтов; в Кантоне же и в южных провинциях 10.

12. Есть ли торговые сообщества, — где они, — какие их постановления?

Ответ. Мне известны только два торговых сообщества, а именно: Когонг и другое, содержащее соль на откупе, которое разделяется на многие малые по тому, что сочлены оных получают от продажи соли великую прибыль. Главное постановление торговых сообществ состоит в том, что сочлены все за одного и один за всех обязаны отвечать Правительству. Сие постановление весьма важно по той причине, что корона не может ничего потерять из своих доходов. Сообщества Когонг в Кантоне отвечает Правительству один только старейший, или первый Купец.

13. Как поступают с Банкеротами, — каковы законы вообще, касающиеся оных?

Ответ. Об образе, каковым поступают с неплатящими должниками, упомянуто уже выше при подобном сему вопросе. Кроме того употребителен в Китае и еще особенный обычай, но, может быть, только в случае неуплаты малых долгов; впрочем уверяли меня, что оному подлежат и купцы Когонга. Вечер пред новым годом должен быть сроком окончательного ращета. Кто не уплатил до оного своего долга, того может заимодавец даже бить беспрепятственно и должник не смеет сопротивляться; может повреждать домашния вещи и разные производить в доме беспорядки. По наступлении полуночи все прекращается; заимодавен с должником мирятся и пьют, поздравляя друг друга с новым годом. Следующий образ обыкновенно употребляется при тяжбах: проситель и ответчик избирает порук, приемлющих на себя ответственность за верность дела. Имеющий несправедливую сторону платит поруке большую сумму; ибо как скоро решится тяжба Мандарином, то порука наказывается палками за принятие на себя ложного дела. Каллао, или первый Министр Императора несвободен также от телесного, наказания; а потому оно между Китайцами не почитается бесчестным; полученные же деньги суть верны и служат надежным средством к отвращению от себя телесного наказания. Кроме порук должны обе стороны иметь еще и стряпчих, судьба коих зависит совершенно от Гражданского Губернатора, который при точнейшем разбирательстве дела все с них взыскивает, и в случае несправедливости строго их наказывает.

14. Производится ли торг более меною товаров, или определяется цена товара, так как и у Европейцев, посредством денег?

Ответ. Китайцы употребляют в оборотах своих мало наличных денег, да и то одну только монету, Ли называемую. Государственные подати платятся произведениями и изделиями. И так, судя по весьма обширному их торгу, полагать надобно, что оной производится во внутренности государства по большей части меною товаров. Может быть Кантон один только из сего исключается.

15. Введены ли постановленные проценты в торговле и вообще при займодательстве — каковы оные?

Ответ. Постановленные проценты, как то меня уверяли, должны быть 36, которые в северных провинциях Китая и платятся; но в Кантоне составляют оные в год от 12 до 18 ти, как выше сказано.

16. Употребительна ли при гуртовом торге бухгалтерия?

Ответ. Китайские купцы в Кантоне кажутся весьма искусны в ведении книг своих. Обширные их дела требуют великой исправности.

17. Имеются ли при торговле маклеры, браковщики, весовщики, и проч.?

Ответ. Правительством учрежденных не имеется. Каждый купец Когонга имеет помощника, который при приеме и отпуске товаров все осматривает, весит, считает, меряет.

13. Перевозятся ли товары в великих количествах сухим путем — назначено ли время для отправления судов и повозок с товарами?

Ответ. Все товары перевозятся по рекам и каналам; сухим же путем, думаю, не производится того вовсе. Весьма сомнительно, чтобы в известные времена отправлялись суда правильно.

19. Извещают что в Китае поселянин столько же предпочтителен пред ремесленником, сколько у нас последний пред первым, и что каждый Китаец ревнует или приобресть какое либо поместьеце, или взять землю на откуп, что дают на довольно выгодные условия, ежели нанимающий имеет достаточную благонадежность — справедливо ли это?

Ответ. На сей вопрос должен я взять из Баррова путешествия.[244] По ученом и государственном чиновнике следует поселянин непосредственно. Купец, художник и ремесленник гораздо ниже его. Китайской воин обработывает сам землю, духовные также, если оная при Монастыре имеется. ИМПЕРАТОР почитается единственным земли владетелем. Поместье у содержащего оное на откупе никогда не отнимается, есть ли он платит исправно. Откупивший земли более, нежели обработать может со своим семейством, отдает в наем другому за половину подати, которую вносит всю сам в казну. Большая часть бедных поселян в Китае упражняется в земледелии, нанимая землю у содержащих оную на откупе. Обширных поместьев очень мало; а потому между откупщиками и нет единоторжия хлебом. Каждый поселянин продает произведения свои свободно, где хочет. Всякой подданной имеет право ловить рыбу беспрепятственно в открытом море, у берегов, в озерах, реках и устьях. Помещиков, пользующихся особенными преимуществами, нет вовсе.

20. Главнейшие доходы Китайского ГОСУДАРЯ состоят ли в подати с земли. — Как велика оная. — Платится ли деньгами, или произведениями?

Ответ. Десятая часть от всех земных произведений составляет важнейшую подать. По вычислению, полученному Лордом Макартнеем от Мандарина Чоу-та-джина, простирается подать, взимаемая во всех провинциях государства, до 66 миллионов фунтов стерлингов.

21. Кто печется об исправлении и содержании дорог и каналов, и каким иждивением то производится?

Ответ. Купеческие суда, проходящие каналами и реками, платят положенную пошлину, которая употребляется единственно к построению и исправлению мостов и шлюзов. О дорогах имеют, думаю, в Китае мало попечения.

22, Подражают ли Китайцы Европейцам в художестве. — Разумеют ли они часы делать?

Ответ. Подражают, но несовершенно. Они делают прекраснейшие художественные вещи из слоновой кости, черепахи и жемчужной раковины. Их утвари из золота и серебра весьма тонки и чисты. Они делают и стенные часы, карманных же сделать не разумеют. В искустве приготовлять сукно не удалось успеть им также.

23. Говорят, что рабочие люди могут с величайшим трудом только прокормить себя со своим семейством; ремесленники же нуждаются в том и еще более; сии бегают будто бы по улицам со своими инструментами для испрошения где либо работы нищенским образом; что приготовление сахара производится бродящими поденьщиками, что множество людей живет всегда на воде в судах; что многие едят будто бы мертвых собак и кошек. — Справедливо ли это?

Ответ. Чрезвычайное многолюдство должно быть виною, что бедной, простой народ терпит нередко великую нужду. Всеобщий в государстве голод бывает часто. В Кантоне не очень приметно, чтобы поденьщики и ремесленники не находили для себя работы. Впрочем нищих много и в сем городе, которые показываясь на улицах в рубищах, представляют вид крайне отвратительный. Что голодные Китайцы едят мертвых собак, кошек и даже крыс, тому имел я многократно случай быть сам свидетелем. — Я приказал бросить за борт несколько бочек испортившейся солонины до того, что зловоние от оной разнеслось по всему Вампу, и долго не уничтожалось. Алчущие Китайцы ловили ее с величайшею жадностию и увозили с изъявлением особенной радости. На реке Тигрис у Кантона живет множество народа в лодках. Прочия реки, каналы и озера в сем государстве также обитаемы людьми, и при том в некоторых странах столько же почти многолюдны, сколько и самая земля. Однако сомнительно, чтобы внутренния области Китая, не участвующие в выгодах торговли посредством рек и каналов, населены и возделаны были равномерно.

24. Говорят, что Китайцы побуждаются много к женатой жизни чрез то, что позволительно детей убивать. — Уверяют, что есть даже и особенные люди, яко ремесленники в побиении младенцев. — Справедливо ли?

Ответ. Что умерщвление детей в Китае вообще терпимо, сия истина не подвержена, к крайнему сожалению, никакому более сомнению. Столь славящийся нравственностию Китаец не признает детоубийства пороком, подобно как и препрославленные люди природы, обитающие на островах Великого океана, не почитают людоедство делом противоестественным и гнусным. Мы видели в Вампу часто мертвых младенцев, несомых течением реки в море.

25. Говорят, что, не взирая на то, многолюдство в Китае не уменьшается. — Города населены чрезвычайно. — Возделанные земли не пустеют. — Справедливо ли?

Ответ. Известия о многолюдстве Китайского государства весьма различны. Г-н Соннерат полагает 70, а Г-н Стаутон по таблицам, полученным Лордом Макартнеем в Пекине, по случившемся за год до прибытия его туда народосчислении, 333 миллиона. Езуит Амиот приемлет почти среднее число из сих двух количеств; ибо он полагает 198 миллионов. Трудно изведать с достоверностию, чтобы многолюдство в Китайской Империи было в самом деле столь чрезвычайно, как то объявлено Мандарином Чоу-та-джин Аглинскому посланнику. Барро не сомневается ни мало о верности упомянутых таблиц. Он доказывает, что Китайское многолюдство, в отношении к поверхности земли всего государства, содержится к Аглинскому = 2: 1, и что таковое содержание в великих городах, как то: Кантоне, Нанкине, Пекине, где народосчисление должно показываемо быть вернее, сравниваемых с селением Аглинских городов, кажется вероятно. Кто видел Кантон и по многолюдству сего города с его предместиями будет заключать о населении всего Китая, тот не почтет таблиц Мандарина неверными. Впрочем мне показалось весьма странным означение в сих таблицах для провинции Печели 644 человека на каждую Аглинскую квадратную милю, между тем, как провинции Кианг-нан, которая по плодоносной своей земле и по выгоднейшему положению в рассуждении внутренней торговли, должна быть несравненно многолюднее, только 300 человек. Путешествовавшие по провинции Печели описывают ее бедною. Сам Барро говорит об ней, что земля бесплодная и обработывается нерачительно, жители кажутся нездоровыми и изнеженными, жилища их очень скудны, рыбных ловлей не имеется, климат, ради великих летних жаров и жестокого зимнего холода, вреден здоровью, от чего умирает ежегодно множество народа; и так население не может быть многочисленно. В самой провинции Чекианг, о которой Барро говорит, что земля возделана повсюду наилучшим образом и население чрезвычайно, считается 103 человеками менее на квадратную милю, нежели в бесплодной Печели. Многолюдство провинции Кантунг, обращающее на себя внимание каждого в Кантон приезжающего, также весьма несоразмерно; ибо в ней полагается 264 человека на квадратную милю, следовательно более, нежели половиною многочисленнее народонаселения последней. Сии сравнения подают мне повод сомневаться о точности таблиц и предполагать неверность в учинении народосчисления в провинции Печели. В самых плодоноснейших странах, 644 человека на Аглинскую квадратную милю, показывают почти уже невероятное население; в Англии считают на милю 120, а в Голландии 198 человек.

26. В каких местах довольствуются другими жизненными потребностями, кроме пшена сарачинского? — Где питаются мясом? — Что стоит фунт говядины или баранины? — Какая разность в ценах между говядиною, бараниною и пшеном сарачинским?

Ответ. Во всем Китае сарачинское пшено и рыба составляют главнейшую пищу. В северных провинциях сеется и пшеница. Говядины и баранины едят мало; свинины же гораздо более и притом особенно в южных провинциях.

27. Сказывают, что главнейшие доходы ИМПЕРАТОРА, которые по известиям должны состоять в десятой доле произведений всех земель, разлагаются так умеренно, что не составляют даже и тридесятой доли, справедливо ли?

Ответ. Барро полагает ежегодной подати каждого Китайца в 4 шилинга Аглинскими деньгами.

ГЛАВА XII. ОТПЛЫТИЕ ИЗ КАНТОНА И ПРОХОД КИТАЙСКИМ МОРЕМ

Надежда и Нева оставляют берега Китая. — исследование долготы мест Пуло-Вавора, Макао, великого Ладронского острова и острова Потое. — Старания многих Аглинских мореходцев о исправлений карт Китайского моря. — Великая разность между поступками их и Голландцев в рассуждении сообщения известий о мореплавании. — Откровенность Капитана Макинтоша в сообщении мне материалов, касающихся поправления карты вод Индийских и Китайских. — Проход ночью мимо острова Пуло-Сапата. — Большой камень Андрада и мель Миддельбург. — Усмотрение острова Пуло-Вавора. — Поверение хронометров по известной долготе сего острова. — Проход проливом Гаспар. — Определение долготы Северного острова по хронометрам. —Надежда входит в пролив Зондской каналом Цупфтен. — Преимущества сего пути пред каналом Бантам. – Надежда останавливается на якорь между островами Крокатоа и Тамарин. — Определение долготы первого и острова Принц. — Опасное положение корабля нашего во время безветрия, при южном входе в пролив Зондской. — Неверность карт сего пролива.

1806 год. Февраль. 9

Февраля 9 го по утру в 10 часов пошли Надежда и Нева из Вампу. На случай разлучения назначил я для соединения остров Св. Елены, с наставлением однакож Г-ну Лисянскому, чтобы, если придет к оному прежде, не дожидал Надежды долее четырех дней, которое время достаточно для запасения водою и другими потребностями, и продолжал бы путь свой в Россию. Я предполагал, что политические перемены в Европе, о коих надеялся получить известия, или от могущих встретиться с нами Европейских кораблей, или на острове Св. Елены, потребуют непременно соединенного нашего плавания для взаимной безопасности; и потому считал весьма важным не разлучаться до получения сих известий.[245]

Февраля 10 го дня прошли мы Бокка Тигрис и остановились на якорь у входа, так называемого, Ансонова залива. Здесь стояли на якоре Аглинской 74 х пушечный корабль Бленгейм и 40 пушечный фрегат Сир-Едуард-Гюс, долженствовавшие провожать чрез Китайское море до Пуло-Пинанга, 17 Аглинских Ост-Индийских кораблей, величиною в 1200 и 1400 тонов, находившихся тогда в Вампу.

Вид Бокка де Тигриса близь Макао

Февраля 11 го по утру пошли мы от залива Ансонова при легком NNW ветре, и остановились в вечеру на якорь, недалеко от острова Линтинга. В следующее утро снялись рано с якоря при свежем восточном ветре. В 9 часов проходили мимо Макао. В 10 часов находился от нас малой остров Потое прямо на S. Сей остров, коего полагаю я[246] широту 22°,02,36" северную, и долготу 246°,15 западную, принять пунктом отшествия.

[247]

В половине одиннадцатого часа, когда лежал от нас остров Потое прямо на Ост, стали держать на S, потом на StO 1/2 O. Сим курсом надлежало придти к Макклесфильдовой банке, где я хотел измерить глубину. В полдень определили мы широту 21°,53,00". Ветр дул свежий OtN, а в следующий день OSO. Февраля 13 го широта 19°,44,30", а долгота 245°,53. Сии наблюдения показали течение в последние сутки к SWtW 28 миль. Частые переменные ветры и безветрия побуждали меня держать курс к востоку, сколько позволяли ветры, дабы противуборствовать течению, которое при продолжительном безветрии могло бы удобно приближить нас к опасным каменьям, лежащим на W и NW от Макклесфильдовой банки. С 14 го на 15 ое число в широте 16°,42,43" и в долготе 245°,11,20", изменилось течение несколько в своей силе и направлении, а именно было SWtS, 13 миль в сутки, при свежем ветре от ONO. В 6 часов вечера в широте 16°,19 и долготе 245°,18 приказал я бросить лот; но 70 ью саженями дна не доставали. В 9 часов в широте 16°,02 и долготе 250°,26 найдена глубина 55 саженей, грунт песок мелкой; в 4 же часа по полуночи под широтою 15°,40 и долготою 245°,55,65" саженей; грунт песок с раковинами. Сие место казалось мне быть западным пределом Макклесфильдовой банки; восточным же почитаю я долготу 245°,20.[248] Протяжение сей мели не определено с надлежащею точностию. Весьма желательно, чтобы какая либо Европейская морская держава предприяла изведать основательно Китайское море. Хотя многие искусные Аглинские Капитаны, плавающие по оному во всякое время года, и умножают ежегодно сведения о сем столь опасном море; однако еще осталось очень много, как сомнительных определений, так и неоткрытых островов и каменьев, а особливо около Парацельсова рифа, не взирая на то, что пределы сего страхом грозящего места весьма сократились, и что плавание между оным и берегом Кохин-Китая сделалось уже обыкновенным.[249] Впрочем точнейшее испытание сего моря должно быть весьма трудно и опасно; ибо в оном, выключая месяцы Февевраль, Март и Апрел, чрез весь год свирепствуют жестокия бури, которые, ради сильных течений и множества островов и каменьев, чрезвычайно опасны. От Мая до Ноября господствуют беспрестанно тифоны, с коими корабль редко бороться может. За два года назад послал Бомбайской Губернатор два корабля для изведывания Китайского моря; но оные погибли, где и как неизвестно. В новейшее время Капитаны Лесток-Вильсон, Макинтош и Горсбург, старались особенно об усовершении карт Китайских и Ост-Индийских вод. Точностию своих наблюдений, они особенно известны. Изданная Капитаном Горсбургом в 1806 м году карта Китайского моря и Малаккского пролива, составленная из многолетних его наблюдений, есть бесспорно наилучшая. От Капитана Макинтоша надобно также ожидать важных исправлений карт сего моря. Теперь удерживает его еще в Индии служба; а потому и сообщает он с величайшею готовностию наблюдения свои каждому, о коем думает, что употребит оные в пользу. Мною получено от него весьма важное собрание астрономических определений мест в морях Индийском и Китайском, которые основываются по большей части на собственных его наблюдениях, хотя впрочем и другими Аглинскими мореплавателями, отличающимися всегда точностию наблюдений, учинены равномерно многие определения. Я воспользовался оными при вычислении долготы Потоя, как то в вышепомещенном примечании показано. Г-н Макинтош сообщил мне охотно все свои исправления карт Китайского моря, берегов Кохин-Китая и Комбодии, а сверх того даже и копию с журнала плавания его в Китай 1805 го года путем необыкновенным, и многие касающиеся до того, любопытства достойные примечания; за то полагаю я долгом изъявить здесь ему мою признательность. Откровенность Аглинских мореплавателей заслуживает вообще всевозможное одобрение. Егоизм, сия главная пружина человеческих деяний, изменяющая часто и при теснейших связях, кажется быть им несвойственным. Долговременное обхождение мое с Аглинскими морскими Офицерами удостоверяло меня в том не редко на самом деле. Поступок Капитана Макинтоша, сообщившего наблюдения и примечания свои, заключающие в себе великую важность и не сделавшиеся еще известными, с величайшим усердием Офицеру посторонней Державы, противен вовсе поступку Голландского Капитана, которой, по объявлении мною ему в Нангасаки желания видеть их карту, по коей плавают Голландские корабли из Батавии в Японию, отвечал: что они имеют хорошие карты; но показать не могут, и которой, при спрашивании у него о долготе Нангасаки, объявил оную 6 ью градусами неверною, когда при первом нашем наблюдении погрешность долготы сего порта, не превосходила четырех градусов.

Полуденные наблюдения, учиненные 16 февраля в широте 15°,23 и долготе 246°,24,30" показали течение 14 миль в сушки прямо к северу, каковое направление совсем противно обыкновенному NO муссону. Я с начала приписывал сие положению Маклесфильдовой банке. Однако в следующий день найдено течение 3 мили к северу и 12 к западу, при свежем NO ветре; 18 числа в широте 11°,21,10 , долготе 249°,57,30" оказалось оное к NW 76°, 21 миля. В 6 часов по полудни того же дня переменили мы курс SSW на StW 1/2 W для того, чтобы пройти между Пуло-Сапата и камнем Андрада, долженствующим лежать по Дальримплевой карте в 60 ти милях на востоке от первого места.[250] Ветр дул крепкой; почему я, зная, что положение Андрады не определено новейшими наблюдениями, велел убрать все паруса к ночи. К принятию сей предосторожности побуждало меня и то, что мы, в случае сильного течения от SSW, а именно 42 мили в сутки, как то найдено Капитаном Кингом, могли бы до рассвета еще попасть на мель Мидлебургову, показанную на Дальримплевой карте в 60 ти милях к S от Пуло-Сапата, что подтверждают наблюдения и Капитана Бальдвина, учиненные в 1786 году, по коим должна лежать оная в широте 9°,04 и долготе 109°,05 восточной.[251] В 5 часов утра начали мы держать курс SWtW. В полдень найдено течение к SW 18 миль, Пуло-Сапата мы не видали; в сем случае советуют увидеть Пуло-Кондор; но я не почел того нужным, и велел идти прямо к Пуло-Тимиоану. В 6 часов по полудни найдена глубина 35 саженей, грунт, песок мелкой, серой. Мы находились тогда в широте 8°,42, долготе по хронометрам 252°,02. Февраля 23 го дня на рассвете показался нам Пуло-Тимоан на SWtS; однако пик его виден не был. В 9 часов усмотрели мы также острова Памбеланд[252] и Вавор на S 1/2 W.

В полдень находились от нас, средина острова Тимоана на SW 51°, остров Памбеланг на SW 22°, Пуло-Вавор[253] прямо на S. Наблюдения показали тогда широту 3°,6,30", долготу 255°,16,00". Течение найдено при том в последние сутки 11 ть миль к югу и 7 мь к западу. Глубина была 39 саженей; отдаление наше от Пуло-Вавора 371 миль. Широта сего острова найдена 2°,29; долгота же по хронометрам: No. 128 = 255°,16,00", No. 1856 = 255°,20, Пеннингтонову = 255°,17,30". Истинная долгота его, как то в примечании на странице 406 выведено, есть 255°,24,38". И так погрешности наших хронометров долженствовали быть +8,38", +4,38" и +7,08".

В 4 часа по полудни лежала от нас северная оконечность Тимоана прямо на W. По корабельному счислению от полудни, принимая течение к S по полумили в час, вышла широта сей оконечности 2°,56,30". В 6 1/2 часов находились от южной оконечности Тимоана на W. Принимая прежнее течение, вычислена широта оной 2°,48,30". В 8 часов вечера, быв в довольном расстоянии от Пуло-Вавора, стали держать курс SSO к Пуло-Тотти. На рассвете усмотрели опять четыре корабля, виденные нами уже вчерашнего дня. Оные, казалось, шли к проливу Малаккскому. В широте по наблюдениям в полдень 1°,28,13" N, и долготе 254°,36,10" W найдено течение не многим более одной мили в час прямо к S. В 3 часа по полудни, по учинении нескольких вычислений лунных расстояний, вышла долгота в полдень 254°,38,45", т. е. 2,35", западнее, нежели по No. 128. В 8 часов вечера переменили курс на SO, что бы дальше обойти Доггерс-банк во время ночи. В 2 часа по полуночи шли по счислению в параллель сей мели, которая по наблюдениям, учиненным на Англинском корабле Гангесе, лежит под широтою северною 0°,37, долготою 254°,31, западною; но полуденные наблюдения показали после, что течением увлекало нас 1 1/2 мили в час к югу и несколько к востоку. Тогда начали держать курс StO и S.

Февраля 24 го дня в 6 часов пред полуднем перешли мы чрез екватор в долготе 253°,50 W. Не за долго пред полуднем усмотрели Пуло-тотти на SW, а в 2 часа по полудни и Пуло-Докан. В 3 часа 10 минут лежал от нас Пуло-тотти на W. Если принять действие течения 1 1/2 мили в час: то широта его должна быть 0°,57, южная. Пуло-Докан лежал тогда от нас на SW 79°; в 4 часа оной же на W, а Тотти на NW 79°; и так широта Докана будет 1°,01, южная. От полудня до 3 часов держали курс SWtS, но после того StW, дабы до наступления вечерней темноты еще усмотреть северную оконечность острова Банки, которую в 5 часов и увидели на S. Глубина найдена была 17 1/2 саженей; грунт песок мелкой синеватой, с мелкими раковинами. Мы переменили курс свой на SO. Ветр был весьма слаб. Цвет воды казался в некоторых местах желтым, в других же была вода светлая, по коей носилась длинными прямыми полосами рыбья икра, что приметил также и Капитан Лесток-Вильсон.[254] Однако мы не нашли в глубине почти никакой перемены. По пеленгам примечено нами сильное течение к югу, почему мы во время ночи и продолжали держать курс SO под малыми парусами; но в следующее утро нашли, к удивлению своему, что оным не увлекало нас нимало. Сие приписать, вероятно, следует перемене прилива и отлива. В 6 часов утра лежала от нас выдавшаяся оконечность острова Банки на W в то же время другая на SW 20°. Сначала почитал я последнюю восточным мысом сего острова; но после узнал свою ошибку и нашел, что то была оконечность, названная Вильсоном (Bluff Point), т. е. отрубистым; на карте пролива Гаспара, изданной Г-м Флерье, не показана оная вовсе. К югу от сей оконечности лежит мыс Braekers т. е. бурун; между ими должна быть губа, потому что берега в нем мы не усматривали. Берега по обеим сторонам постепенно снижалися, наконец вовсе скрылись. Пред южным мысом лежит, как казалось остров, которой впрочем соединяется, может быть, с большим. островом. Сия часть Банки показана на всех картах весьма несправедливо. Единственное означение оной, несколько сходственное с настоящим, видеть можно только на копии с одной старой карты, помещенной в шестом томе Дальримплева собрания Гидрографических планов под No. 7 м. На ней Банка названа Китай-Бати, а нынешний пролив Гаспар, проливом Китай-Баты. В полдень широта 2°,03,30" южная. Уверясь, что находились в довольном отдалении от камня, виденного Францускими кораблями Ле Маскарином 1773 го, а Ле Солидом 1792 годов, начали мы держать курс к восточной оконечности Банки, и плыли до тех пор, пока остров Гаспар не пришел от нас на Ост. Сим образом удалиться можно от опасных мест, лежащих к N и NW от Гаспара, и пройти между восточною оконечностию острова Банки и каменным островом, которой на Аглинских картах назван, ради приметных особенно на нем дерев, (Тгее Island) Древесным островом.[255] В 6 часов вечера лежала от нас восточная оконечность Банки на W. Мы пошли к S, и в 8 часов стали на якорь на глубине 18 ти саженей, грунт песок мелкой. Во время прохода нашего между Банкою и каменным островом, курсом SO 1/2 O, не показывал лот ни однажды качества грунта; но как скоро переменили курс к S, то стали находить песок, сначала крупной, а потом мелкой. Сему причиною полагаю я течение, направлявшееся на SSO и SO в час от 1 1/2 до 3 х миль, которое сильнейшим своим в глубине стремлением, или омывало лот, или очистило дно моря до того, что не находилось уже ни песчаных, ни каменных частиц, которые могли бы прилипать к лоту. На рассвете снялись мы с якоря и пошли проливом Гаспаром, между юговосточною оконечностию Банки, и средним, или проходным островом. Риф юговосточной оконечности должен простираться в море на 3 1/2 мили; но мы не могли его приметить; оной покрывался, вероятно, по причине прилива, водою. Мы держались от проходного острова в расстоянии от 1 1/2 до 2 миль. Глубина была 27 и 35 саженей. Оная столь великою не показана ни на одной мне известной карте. При слабом ветре не советую я подходить близко к Проходному острову, ради сильного к нему течения; но при свежем ветре можно приближиться без опасности. В полдень мы совершенно вышли из пролива, погода была пасмурная и сопровождалась, то порывами ветра, то безветрием. Мы не могли во весь день взять высоты солнца. В 4 часа сделался свежий ветр от NW, и мы пошли курсом SW, чтобы приближиться к берегам Суматры.,

Ночью нашла туча с громом, бурею и сильным дождем. На рассвете усмотрели мы четыре корабля, уповательно те самые, кои видели у Пуло-Вавора и кои долженствовали пройти проливом Банка.

Я избрал пролив Гаспар потому, что он, кажется, имеет многие пред первым преимущества, хотя им и редко плавают. Проход оным столько же безопасен, как и проливом Банка, если употреблять при том карту No. 8 Капитана Лестока-Вильсона, в шестом томе собрания планов и карт Г-на Дальримпля. Полнейшая карта сего пролива находится в Атласе Маршандова путешествия, Г-м Флерье изданного. Сия карта имеет еще и большее достоинство ради подробнейшего описания оной во втором томе путешествия, на стран. 107–210, и должна почитаться тем важнейшею, что записки Дальримпля, из коих Флерье взял главнейшие материалы к составлению сей карты, сделались ныне весьма редкими. Плавание проливом Гаспар сопряжено гораздо с меньшими затруднениями, нежели проливом Банка. В нем не нужно останавливаться на якорь более одного раза, как то мы испытали, а можно пройти оным и ни однажды не бросив якоря. Напротив того на проход проливом Банка, редко употребить можно менее трех или четырех дней; при всякой перемене прилива и отлива должно, или становитьея на якорь, или сниматься с оного, что в жарком климате для здоровья людей весьма вредно; большие корабли попадают часто на мель в близости северной и южной сторон острова Лузипара; течение в нем также сильно и очень неправильно; атмосфера, по причине наводняемых берегов Суматры, крайне вредоносна; в проливе Банка обыкновенно начинаются болезни, которые потом в Зондском проливе делаются часто смертельными. При отбытии из Кантона было у нас больных шестнадцать человек, что составляло третью долю всех служителей; но оные, к счастию нашему, во время плавания чрез Китайское море мало по малу выздоровляли, и в тот день, когда мы при входе в пролив Зондский бросили якорь, ни одного больного не осталось. Я не думаю, чтоб мы были столько счастливы, если бы предпочли пролив Банку проливу Гаспару.

В 10 часов усмотрели мы низменной берег Суматры, простиравшийся от NW 69° до SW 86°. Мы шли курсом SSO; глубину находили ИО и 12 саженей; но оная неожиданно уменьшилась до 6 ти саженей. Сие заставляло нас опасаться неизвестной здесь мели; но восточной курс вывел нас скоро на большую глубину. Чрез час после оказалась глубина опять 7 и 6 1/2 саженей, что принудило нас вторично держать курс к востоку. Из сего, кажется, заключить следует, что если берег Суматры усмотрен будет даже при яснейшей погоде с саленга: то и тогда, проходя между Двумя Братьями[256] и берегом Суматры, не должно держать курс западнее S. Я полагал здесь сильное течение к востоку, а потому во время ночи и велел держать курс западнее, что и приближило нас к берегу, полуденные наблюдения показали однако после течение прямо к югу в сутки 28 миль. В час по полудни увидели мы с саленга Двух Братьев на SSW. В 6 часов, когда мы находились в средине узкого прохода между сими островами и рифом Шабундер у берега Суматры, небо помрачилось и громовая туча пролила сильной дождь. В 7 часов лежали от нас Братья на Ост в расстоянии на 1 1/2 мили. В самое сие мгновение нашел жестокой шквал, за коим последовало безветрие, казавшееся быть продолжительным. Посему я сделал сигнал лечь на якорь, что и учинено было в половине 10 го часа на глубине 10 ти саженей, грунт ил. Братья лежали тогда от нас на NOtN 1/2 O.

Март. 1.

При свежем ветре от WNW и пасмурной погоде снялись мы с якоря на рассвете следующего дня, и пошли на SSW и SWtS, дабы сколько возможно держаться берега Суматры, и пройти между островами Цупфтен и Камнем течения (Strom Rock), что казалось мне быть удобнейшим, нежели проход между берегом Явы и островом Поперечным.

В полдень находились мы в широте 5°,38,34" южной. Мыс Св. Николая, на острове Яве лежал тогда от нас на SO 20°; Северной остров на SW 64°; a остров Буттон на SO 11°. В час по полудни сделался ветр слабым. В то же время прилив действовавший до сего к югу переменился, и увлекал корабль сильно к северу, что принудило нас в 2 часа лечь на якорь на глубине 24 х саженей. Северной остров находился тогда от нас на NW 17°, в 3 х милях, остров Буттон на SO 26°.

Разность меридианов Пуло-Вавора и Северного острова найдена нами по No. 128 = 1°,13,40"; по Пеннингтонову и 1°,15,45"; и так среднее будет 1°,14,42". Капитан Лесток-Вильсон нашел сию разность 1°,14,45",[257] которая не сходствует с нашею только 3 мя секундами; следовательно нужно бы только узнать точную долготу Пуло-Вавора. Я принял оную 255°,24,38"; a потому долгота Северного острова выходит 255°,24,38" — 1°,14,42" = 254°,09,54", или круглым числом 254°,10 западная. Широта сего острова, по наблюдениям Капитана Вильсона и нашим = 5°,41,00" южная.

2–3

В следующий день дул ветр слабой от S, погода была чрезвычайно жаркая; почему мы и простояли во весь день на якоре. Марта 3 го по утру сделался свежий ветр от NW, я решился сняться с якоря; но едва оба корабля вступили под паруса, как перешел ветр к югу, и дул слабо то от SO, то от SW. Течение действовало сильно к югу; однако я почитал не невозможным вылавировать, и не хотел решиться бросить якорь на глубине 30 ти саженей. Около 10 ти часов настал ветр свежий от SW. При помощи сильного к югу прилива, лавировали мы между островами Цупфтеном и Камнем течения, лежащим точно на средине прохода между Суматрою и Поперечным островом. Прилив помог нам много, и мы скоро по полудни прошли Камень течения. Мне кажется, что сей проход имеет большие преимущества пред проходом вдоль берега Явы, где угрожают, весьма опасная мель Брауерс-Занф, многие рифы и отмели между островов Буттоном (французы называют его Гран-Ток) и Поперечным островом.. Хотя в известиях о плавании проливом Зондским, о сих опасных местах и упоминается, и о действительном существовании их сомневаться не можно; однако оные не показаны ни на какой карте.[258] Канал Цупфпен доставляет еще и ту выгоду, что проход оным гораздо западнее, что для плавания проливом Зондским весьма немаловажно; по тому, что ветр вместо постоянного NW, каковой от Ноября до Апреля быть должен, бывает часто от SW, и даже иногда от S. Некоторые Капитаны Аглинской Ост-Индийскои компании советуют проходить сим каналом в случае благополучного ветра, но я предпочитаю его Бантамскому проливу и при противном ветре, если будет благоприятствовать только течение. В нем предстоит одна только опасность от Камня течения, возвышенного над водою: напротив того в Бантамском канале, по причине рифов, коих положение не точно известно, лавированье может быть весьма опасным. бесспорно, что корабль, находящийся на средине канала, во время безветрия ради большей глубины подлежит неприятным положениям; но проход вдоль берега Явы, где глубина 50 саженей, и грунт каменистый, не менее опасен.[259] Для кораблей, идущих от севера, западной канал выгоднее восточного; для приходящих же от юга, может быть последний преимущественнее ради SO муссона; но я и в сем случае предпочел бы первой.

Течение к SW продолжалось до 4 х часов; потом обратилось к NO. Признавая обязанностию дождаться Невы, которая осталась на якоре у Северного острова, принужденным нашелся я искать для ночи якорного места. В половине 8 го часа бросили мы якорь на 32 х саженях, грунт песчаный, между островами Кракатоа и Тамарином, лежавших от нас на SW 60° и NW 63°. Течение оказалось во время ночи к NNO, NO и ONO 1/2 и 3/4 узла в час. В 10 часов следующего утра сделался ветр слабой от NW, при коем снялись мы тотчас с якоря, в несомненной надежде, что Нева воспользуется сим ветром; но она, уповательно имела другой ветр и не показывалась; почему мы должны были и другую ночь простоять на якоре, которой и бросили в 1 м] часов на восточной стороне Кракатоа на 21 ой сажени, грунт жидкой ил. Пик Тамарин находился тогда одгь нас на NW 20°, а пик Кракатоа на SW 48°. Прилив оказался ночью весьма слабый к NNO, в час едва полмили. Марта 4 го в 4 hе часа по полуночи подул ветр свежий от NNW. В 5 1/2 часов снялись мы с якоря. Свежий ветр, казавшийся быть продолжительным, побудил меня решиться идти в пролив между островами Кракатоа и Принцевым, которой при северном ветре преимущественнее пролива между Явою и последним. На рассвете усмотрели мы Неву весьма далеко под ветром; видя, что она не может следовать за нами, и что мы разлучиться с нею можем, ежели я пойду между Кракатоа и Принцем, взяли мы курс между сим последним островом и берегом Явы. В 3 часа по полудни сделался ветр тише, а в 5 часов настало совершенное безветрие и привело корабль наш в крайне опасное положение; ибо мы находились тогда точно между каменьями, лежащими пред южною оконечностию Принцева острова, и камнем на другой стороне у берега Явы, которой Монахом (Friar) называется. От сего лежит к югу и еще множество великих камней, в близости коих нигде нет якорного места, и к сим то камням корабль наш несло приливом. Мы спустили два гребных судна, чтобы сколько возможно буксиром удалиться от опасности, от которой находились уже не далее одной мили. В 9 часов вечера сделалась зыбь столь сильною, что буксированье совсем не помогало, и корабль приметно несло к каменьям. Мы начали уже страшиться предстоявшего бедствия; но в 10 1/2 часов подул слабой ветр от севера и отвратил оное. Около полуночи лежал от нас мыс Явы на Ост.

Разность меридианов пика Кракатоа и Пуло-Вавора нашли мы по хронометрам 1°,2,10". Определенная нами разность меридианов Пуло-Вавора и Северного острова есть точно одинаковая с найденною Капитаном Вильсоном по многим хронометрическим определениям; почему я и заключаю не без основания, что найденная нами по хронометрам через два дня потом разность меридианов Пуло-Вавора и пика Кракатоа должна быть верною. И так долгота сего пика будет 255°,24,38 — 1°,2,10" = 254°,22,28" западная. Пик острова Принца лежит по хронометрам нашим 11,10" западнее пика Кракатоа; следовательно долгота оного выдет 254°,22,28" + 11°,10" = 254°,33,38"; западная. Капитаны Кук и Кинг определили долготу своего якорного места у юговосточной оконечности сего острова 254°,42,30", а разность меридианов островов Кракатоа и Принца 18,30". Хотя я и не желал бы противоречишь Куку и Кингу; однако разность показана, кажется мне, слишком великою. Многократные наблюдения для определения долготы по нашим хронометрам, и точное сходство оных с румбами и углами доказывают, что найденная нами разность меридианов не может быть большею.[260] Другие мореплаватели нашли также разность меридианов обоих пиков меньшею. В сообщенных мне Капитаном Макинтошем наблюдениях показано, что Капитан Горсбург принимает оную 14; а именно, он определяет долготу острова Кракатоа 105°,37, a долготу острова Принца 105°, 23 восточн.

Здесь я имел случай собственным моим опытом узнать сколь неверны карты сего пролива, содержащиеся в так называемом (East India Pilots), изданном 1803 го года весьма обширном, но очень худом и беспорядочном собрании карт Китайских и Ост-Индийских вод, между множеством коих, яко копий со старых неверных карт, теряются впрочем некоторые и весьма хорошие новейшие карты. Так например на одной из оных показана северная оконечность острова Принца в широте 6°, 18; следовательно по крайней мере 10 ю минутами севернее: но южная оконечность напротив того в 6°,33, хотя Капитан Кинг и означает широту якорного своего места, находящагося несколькими милями далее к северу от сей оконечности, 6°,36,15". Несходственность всех сих карт между собою есть самое лучшее доказательство их неточности. Наилучшая, хотя также не без погрешностей, карта Зондского пролива есть скопированная Г-м Дапре, помещенная в сем же собрании. По оной разность меридианов обоих пиков Кракатоа и Принцева острова составляет 19 миль. Кроме копий Г-на Дапре неизвестно мне ни одной исправной карты сего пролива, выключая краткия Капитанов Вильсона и Бамтона, помещенные в шестой части Дальримплева собрания Гидрографических планов. Сии составлены с величайшею точностию; но на них показана только северная часть пролива.

ГЛАВА XIII. ПЛАВАНИЕ ОТ ПРОЛИВА ЗОНДСКОГО ДО ВОЗВРАЩЕНИЯ НАДЕЖДЫ В КРОНШТАТ

Надежда и Нева оставляют берега Явы. — Усмотрение острова Рождества. — Переход чрез южной тропик. — Найденная посредством лунных наблюдений погрешность наших хронометров. — Разлучение с Невою. — Надежда обходит мыс Доброй Надежды. — Прибытие к острову Св. Елены. — Мы не находим здесь Невы. — Примечания о сем острове, как лучшем месте для приставания и взятия свежих припасов кораблям, возвращающимся в Европу из Индии. — Преимущества оного по сему обстоятельству пред мысом Доброй Надежды. — воспрещение иностранцам входить во внутренность сего острова. — Повод, поданный к строжайшему подтверждению такового запрещения. — Печальное приключение на Надежде в бытность её у острова Св. Елены. — Отплытие Надежды от сего острова. — О преимуществах переходить Экватор на обратном пути из Индии, или в близи Америки, или гораздо восточнее. — Мнения о том Г-на Дапре и Капитана Кука. — Сравнение склонения магнитной стрелки на Экваторе с прежними наблюдениями. — Никольсоново правило о проходе чрез Экватор. — Достижение NO пассатного ветра. — Переход чрез северный тропик. — Скорая потеря потом пассатного ветра. — Плавание к северной оконечности Шотландии. — Положение острова Роккал. — Усмотрение Оркадских и Шотландских островов. — Проход между оными. — Положение островов Фуло, Фер и мыса Ганклифа. — Малая погрешность наших хронометров, найденная по долготе сего мыса, определенного Лордом Мульгравом. — Встреча в северном море с Аглинским фрегатом и корветтою. — Известия, полученные от первого, что Нева за конвоем Аглинского брига отправилась в Кронштат. — Усмотрение Норвежского берега. — Новое поверение наших хронометров по известной долготе мыса Дернеуса. — Приход в Копенгаген. — Посещение Его Королевского Высочества, Датского Принца Фердинанда. — Отплытие из Копенгагена. — Прибытие в Кронштат 19 го Августа.

1806 год. Март. 6

На рассвете соединились мы с Невою, которой удалось вытти из пролива до наступления безветрия. В полдень широта 7°,14, долгота 254°,43,55". Пик острова Принца находился тогда от нас на NO 15° мыс Явы (Jаѵа Head) на NO 50°. Мы могли только видеть южнейший и восточнейший берега Явы; последний почел я мысом Явы. От первой оконечности Явы, именуемой по великому, отделенному, особенно приметному камню, Монахом называемому, находятся в SSO направлении еще три другие мыса. Мы прошли мимо сего берега ночью; а потому и не могли ничего более приметить, кроме сих трех оконечностей. Я думаю, что с точностию неопределено, южная ли или средняя из сих оконечностей называется мысом Явы; но полагаю, что должна быть первая. Астроном Байлей показывает разность меридианов мыса Явы и острова Принца 8 минут, но я думаю, что она должна быть больше.[261]

Пик острова Принца принят пунктом нашего отшествия. Мы определили наблюдениями долготу его 254°,33,38"; широту же принимаю я 6°,34; следовательно 2,15" севернее якорного места Капитана Кинга. И так расстояние корабля от пункта отшествия долженствовало быть 41 миля. Под вечер берег Явы скрылся. Мы держали курс сколько возможно было к югу, при ветре от W и WSW, сопровождавшемся сильным дождем. Ночью шел также дождь и часто находили шквалы. Я надеялся, что после сей бурной ночи переменится западный муссон в пассад SO; но ветр оставался на WSW. В 4 часа по полуночи в широте 10°,00,30" и долготе 254°,31 сделала Нева сигнал, что видит берег на SOtS. Мы видели оной с тоже время на SO 40°. Это был остров Рождества Христова, которой казался в отдалении от нас на 30 или 35 миль. По новейшим наблюдениям Лейтенанта Аглинского флота Давидсона, в 1803 м году на бриге Валлер, лежит сей остров в широте 10°,32 южной, долготе 105°,33 восточной, точно там, где означен по Робертсоновой карте. Дальримпль принял среднюю долготу оного Капитанов Купера и Кумминга, из коих первой помещает его в 10 милях на востоке от мыса Явы, а последний на одном меридиане с сим мысом. Если принять долготу мыса Явы с Байдем 105°,05 Восточную; то будет долгота сего острова 105°,14,30". По нашим хронометрам должен он лежать почти на 40 миль восточнее, ежели только определенная Лейтенантом Давидсоном широта 10°,32 справедлива. Мне очень хотелось осмотреть сей остров в близости; почему и переменил я курс на StO; но остров в 6 часов скрылся. В первом часу по полуночи усмотрели мы его опять при ясном лунном свете прямо на Ост, а по утру на NO 45°, но он был от нас так далеко, что мы не можем сказать о положении его ничего основательного. Величина его и возвышение берегов казались немалыми. В полдень не учинены ни какие наблюдения.

11–27

Марта 11 го, 12 го и 13 го стояло по большой части безветрие при весьма жаркой погоде. Мы воспользовались спокойною ясною атмосферою и брали в каждой из сих трех дней лунные расстояния. Наблюдения, произведенные 11 го и 12 го чисел показали в тот и другой день погрешность No. 128 го и Пеннигтонова, сходствовавших 12 го Марта между собою совершенно, одну минуту к востоку; учиненные 13 го числа 6, 30" к западу. Г-м Горнером найдена оная только 2, 30". Сим образом мы уверились, что погрешность хронометров весьма маловажна; следовательно долготы островов Кракатоа и Принца определены нами с довольною точностию, что по вычисленной долготе Пуло-Вавора заключить уже было можно. Безветрие, при знойной, весьма тягостной погоде, продолжалось до 15 го числа со слабым иногда ветерком от S. Зыбь происходила беспрестанно от SO к NW с такою силою, что я полагал действие оной от 10 до 12 миль в сутки. Наконец 15 го дня по утру сделался свежий ветр от SO. Наблюдения показали в полдень широту 19°,26,45, долготу 258°,34,48". В вечеру были жестокие порывы ветра и дождь шел сильной. При сей переменившейся погоде могли мы надеяться, что настанет настоящий пассат, которой и в самом деле во все время дул так крепко, что мы долженствовали взять два рифа у марселей. Волнение действовало при том в одном направлении с ветром столько, что разность между наблюдениями и корабельным счислением выходила ежедневно от 3 до 12 миль к северу, и от 12 до 20 к западу. Мы держали курс SWtW, WSW и WtS. Марта 27 го перешли через южный тропик в 296°,55. Марта 30 го в широте 25°,52 и долготе 304°,04, казалось, что выходили мы из пассата. Он уклонялся в сей день мало по малу к NO и NW, и дул при пасмурной, дождливой погоде около трех дней. Апреля 3 го перешел ветр к югу, а потом к востоку и сделался продолжительным, сопровождаясь хорошею ясною погодою.

От 6 го до 11 го Апреля могли мы производить каждый день лунные наблюдения. Взятые мною 120 расстояний показали погрешность No. 128 го 28,10"; измеренные же 120 Г-м Горпером 33,20 восточную; и так средняя выдет 29,40", которая, как настоящая погрешность, принята быть может в 9 ый день Апреля.

Апрель. 15

Апреля 15 го по утру дул ветр крепкой от OSO при пасмурной с дождем погоде. Ход корабля под зарифельными марселями был 9 1/2 узлов. Но не взирая на сей свежий благополучной ветр, разлучились мы с Невою. В 10 часов утра видели мы Неву прямо за кормою в небольшем расстоянии под одними марселями. Пасмурность закрыла ее потом скоро. В 4 часа по полудни погода прояснилась; однако мы не усматривали Невы и с саленга. Хотя Надежда в ходу гораздо хуже была; но не можно думать, чтобы Нева в продолжении 6 ти часов могла пройти мимо нас вперед, и скрыться потом вовсе из виду. И так разлучение Невы с нами могло не иначе последовать, как то она взяла другой курс, весьма различествующий от WtN, которым мы плыли в 10 часов утра. Я не переменял его до 7 ми часов вечера и в сие время делал многократно сигналы пушечными выстрелами, а в продолжение ночи жгли мы фальшвеер через каждые два часа, но не получали на то никакого ответа, и мы отчаялись соединиться с Невою до прибытия нашего к острову Св. Елены, как месту назначенному для соединения. В полдень при разлуке находились мы в широте 34°,55, долготе 331°. В сии сутки перешли мы чрез меридиан Санкпетербурской, следовательно и совершили обход вокруг земного шара.

Апреля 17 го по утру в 8 часов приметили мы перемену в цвете воды, почему бросили лот, и нашли глубину 80 саженей, грунт мелкой серой песок. Сия глубина показывала, что течение действовало сильно к западу. Полуденные наблюдения в широте 36°,00 и долготе 338°,20, то подтвердили, и сила оного была в последние сутки 17 миль к S и 1°,20 к W. Мне кажется, что Г. Реннель один только советует не держаться к берегу, а по направлению течения, означенному на его карте. Следуя его совету, плыли мы от 332° до 340° долготы в параллели 32 1/2 и 36°, и нашли мнение его весьма основательным; ибо сила течения к W составляла в час 3 1/2 мили. В 6 часов найдена глубина 75 саженей, грунт мелкой серой песок; в полночь 90, в 4 часа 105 саженей, грунт ил жидкой. Последняя глубина показала, что мы перешли уже меридиан мыса Лагуллас.

Апреля 19 го в 9 часов утра усмотрели мы берег на NNO (по компасу). Оной имел вид острова; скоро потом показался гористой берег на NOtO. В полдень широта 35°,05 S, долгота 340°,31,24" W. Западнейший берег, которой был Мыс Доброй Надежды, лежал тогда на NO 7°, а восточнейший мыс Фальсо на NO 35°. Дна не могли достать 100 саженями. Находившись точно на меридиане самого мыса Доброй Надежды, лежащего по лучшим известным определениям, в долготе 18°,29 восточной, или 341°,31 западной, удостоверились мы, что погрешность наших хронометров составляла один градус, которая и принята до прибытия нашего к острову Св. Елены, В сем месте встретились мы с Американским кораблем, шедшим из Иль-де Франса; но от оного не получили известия о Француской эскадре, крейсировавшей в тамошних водах под начальством Адмирала Линоа. Скоро показался и еще другой корабль, которой поднял также флаг Американской. В 6 часов вечера лежал от нас мыс Доброй Надежды на NO 35° в 36 ти милях; мыс Фальсо на NO 4<Ч°, а столовая гора на NO 23°. Ветр дул свежий от SSO; мы держали курс до 4 х часов NW, а потом переменили оной на NNW к острову Св. Елены. В широте 29° почувствовали мы холодноватость в воздухе; ртуть в термометре не поднималась и среди дня выше 19°, даже под 27° не показывала она выше 14°; мы, приметили, что под 36° широты было теплее. В широте 26°,30 сделался ветр сначала от W, а потом от WSW, и продолжался два дня. Едва перешли мы через южный тропик, то настал настоящий пассат SSO и SO.

Апреля 26 го увидели мы два корабля, один на NW, а другой на NO. Первой признали мы Невою, но как Надежда ходила хуже; то Нева скоро ушла опять из виду, и мы ее уже не видали до нашего прибытия в Кронштат.

Апрель. 29 — Май. 3–4

Апреля 29 го перешли мы чрез меридиан Гринвича, совершив от оного к западу 360°; почему я, ради потерянного нами дня, и назвал следующий день вместо 30 го Апреля первым Мая. В 6 часов вечера 3 го Мая увидели мы остров Св. Елены на WNW в 40 милях. В продолжении ночи лежали в дрейфе; на рассвете находились от берега в 20 ти милях. В 9 часов утра послал я Лейтенанта Левенштерна на берег для извещения Губернатора о приходе нашем; до 11 ти часов лавировали, а потом пошли на рейд; где в половине 1 го часа бросили якорь на глубине 13 ти саженей; другой якорь положили на NW, совершив плавание от Зондского пролива в 58, а от Макао в 79 дней.

В заливе стоял только один Аглинской, купеческой корабль на якоре. Здешний рейд редко бывает так пуст, как при нас случилось. Мы узнали тут, что Аглинского флота Капитан Понгам отправился отсюда одними сутками прежде нашего прихода со знатными силами для овладения Буэнос-Эреса. Предприятие, коего ни Губернатор, ни жители не одобряли. Мы получили здесь также известие и о недавно начавшейся войне между Россиею и Франциею.

Губернатор, Полковник Паттон, оказал себя весьма учтивым и услужливым. Он принял нас с величайшею приветливостию и готов был доставить нам все, что состояло в его силах. Он приказал отпускать каждой день для служителей наших свежее мясо; а сверх того предлагал и некое количество муки, в которой имели мы великую надобность; потому что запас сухарей наших очень уменьшился; а Охотские столько испортились, что я не смел давать оных людям. Но недостаток в муке на острове сделался так велик, что не продавали оной даже и самим жителям. Недавное овладение мысом Доброй Надежды и отправленная Экспедиция к Рио де ла Плате, опорожнили все магазины. Принимая сие обстоятельство в рассуждение и надеясь, что при скором плавании и некоей бережливости, продовольствуемся своим остаточным запасом до Копенгагена, отказался я от предлагаемого.

Кроме острова Св. Елены, не известно мне ни одно лучшее место для получения свежих потребностей по долговременном плавании. Рейд совершенно безопасен и удобнее, нежели в заливе Симона и Столовом у мыса Доброй Надежды. Вход, если с осторожностию держаться к берегу, весьма легок; а при отходе, нужно только поднять якорь и поставить паруса, чтобы вытти в море. Здесь довольно всякого роду жизненных потребностей, а особливо наилучшего овоща. В 2 или три дня можно запастися всем достаточно. Портеру, вин, а наипаче мадеры получить можно было в изобилии, равномерно и корабельной провизии, как то, солонины, гороху и коровьего масла; в такелаже нет также недостатка. Наливаться водою весьма удобно. В одни сутки можно взять все оной количество без малейшего затруднения, а через двое приготовитясь совсем к отходу. Остров Св. Елены для кораблей идущих в Европу гораздо преимущественнее мыса Доброй Надежды, где приставанье опасно и сопряжено с великою потерею времени. Впрочем цены жизненным потребностям нигде столько не высоки, как на сем острове. Мы платили за барана в 18 и 20 фунтов по три гинеи, за мешек картофелю в 2 1/2 пуда гинею, за курицу и утку по полугинеи, за двенадцать яиц по пиастру, за прочее в таковом же содержании.

Военные корабли и корабли Аглинской Ост-Индийской компании не платят ничего за приставанье и наливанье водою,[262] но с Аглинских частных купеческих кораблей берут по 5 гиней; с иностранных же вдвое. Иностранцам не позволено ходить вне города; но как он состоит только из одной улицы; то и проход по оной для них крайне ограничен. Прежде не наблюдали постановления сего со строгостию и исключали многих иностранцев, наипаче же естествоиспытателей: ныне же случай возобновил строгость сего запрещения. Один иностранец, быв в самом деле инженером, объявил себя ботаником и жил на острове. Он под разными предлогами продолжал свое пребывание несколько месяцов и понравился Губернатору и его семейству столько, что получил наконец позволение осмотреть внутренность острова. Вместо ботанических изъисканий снял он планы со всех укреплений. Корабль, на коем отправился сей иностранец потом в Европу, взят был Агличанами, которые открыли бесчестный обман его. После сего произшествия наблюдает Губернатор возобновленное Компаниею запрещение, с великою строгостию иногда и против своего желания. По крайней мере, казалось, сожалел он, что не мог позволить нашему Г-ну Тилезиусу осмотреть растений сего острова. Естествоиспытатель Лихтенштерн воспользовался недавно один исключением; но он, находившись на мысе Доброй Надежды во время овладения оным Агличанами, получил от Генерала Берда, тамошнего Губернатора одобрительное письмо, доставившее ему позволение осмотреть весь остров.

Ежедневно производимые Г-м Горнером на корабле наблюдения показали широту якорного нашего места — 15°,54,48" южн.

По No. 128, поверенному у мыса Доброй Надежды, найдена долгота оного — 5°,38,30" запад.

По Пеннингтонову — 5°, 34, 40" запад.

— No. 1856 му — 5°,31,15" запад.

Истинная долгота, определенная Г. Маскелином, по принятой Масоном и Диксоном разности меридиана мыса Доброй Надежды — 5°,49,00".

По определенному Г-м Горнером в Кантоне ходу наших хронометров No. 128 му — 4°,26,90".

— No. 1856 му — 3°,47,15".

И так погрешность N 128 чрез продолжение трех месяцев при многократной перемене температуры воздуха оказалась 1°,22,40". Во время двухнедельного плавания от мыса Доброй Надежды до острова Св. Елены произошла погрешность в корабельном счислении 30° западная, причиною чего было беспрестанное течение к SO. Сумма всех погрешностей к S составляла 1°,31. Склонение магнитной стрелки, определяемое каждый вечер во время нашей бытности многими вычислениями азимуфов, было от 16°,57,40" до 17°,25,00", а посему среднее 17°, 18, 10" западное.

Четыредневное пребывание наше у острова Св. Елены, во всяком отношении весьма приятное, нарушилось печальным и совсем неожиданным произшествием. Второй Лейтенант корабля моего Головачев, благовоспитанной 26 ти летний человек и отличной морской Офицер, лишил сам себя жизни. За час прежде того при отъезде моем с корабля на берег казался он спокойным; но едва только приехал я на берег, то уведомили меня, что он застрелился. Я поспешил на корабль и нашел его уже мертвым. Со времени отхода нашего из Камчатки в Японию приметил я в нем перемену. Недоразумения и неприятные объяснения, случившиеся на корабле нашем в начале путешествия, о коих упоминать здесь не нужно, были начальным к тому поводом. Видев более и более усиливавшуюся в нем задумчивость, тщетно старался я восстановить спокойство душевного его состояния: однако никто не помышлял из нас, чтобы последствием оной могло быть самоубийство, а особливо, пред окончанием путешествия. я надеялся, что он по возвращении своем к родителям, родным и друзьям, скоро излечится от болезни, состоявшей в одной расстроенности душевной. На корабле не предвиделось к тому никакой надежды; ибо ни я, при всем моем участии и сожалении о его состоянии, ни сотоварищи не могли приобресть его доверенности. Все покушения наши к освобождению его от смущенных мыслей оказались тщешными. Губернатор дал повеление похоронить тело его со всеми военными почестями, принадлежавшими его чину. Аглинской священник Вилькинсом совершил обряды погребения без всякого затруднения.

По получении мною здесь достоверного известия о начавшейся войне между Россиею и Франциею, много сожалел я, что Г-н Лисянский, не уважив назначения моего, не зашел к острову Св. Елены. Взаимная безопасность требовала непременно находиться нам теперь вместе. Правда, данные нам от француского правительства паспорты, обнадеживали безопасностию от неприятельских с нами поступков военных кораблей; однако от каперов могли мы ожидать противное. Сии нередко не уважают даже повелений своего правительства. В продолжении нынешней войны было много примеров, доказывающих разнообразие их мыслей от начальников кораблей военных. Мы оставили несколько из своих пушек в Камчатке; и так предосторожность требовала заменить число оных, сколько возможно, в здешнем месте. Я просил о сем Г-на Губернатора, которой, изъявив к тому свою готовность, осмотрел сам со мною магазины, и казавшиеся пушки годными, предложил нам немедленно со всеми к ним принадлежностями; однако по точнейшему осмотрению открылось, что оные не годились; почему мы и принуждены были отправиться в путь с своими 19 ью только пушками. В таковых обстоятельствах не почел я надежным проходить Аглинским каналом, около коего по большей части крейсеруют Француские каперы. И так, обошед острова Азорские, направили мы курс свой к северной оконечности Шотландии для того, чтобы, проплыв между оною и Оркадскими островами, войти в Северное море. Сей путь долженствовал быть продолжительнее, как то подтвердилось и на самом деле; но я признал его надежнейшим по обстоятельствам.

Мая 8 го по утру снялись мы с фертоенга; но приглашение Г-на Губернатора к обеду своему меня с Офицерами, в чем мне отказать ему не хотелось, остановило нас, и мы пошли от острова Св. Елены не прежде как в полночь при свежем SSO ветре, которой сделался скоро потом слабым и был причиною, что мы видели остров и в следующее утро; однако пасмурная погода закрыла скоро его. На пути нашем к Экватору не случилось ничего достопримечательного.

Мая 19 го в половине 6 го часа по полудни в широте 2°,43 южной и долготе 20°,35 западной, на NNW в расстоянии от 19 до 15 миль представилось нам странное явление, которого однако по причине наступившего вечера не могли, к сожалению, наблюдать с точностию, дабы с некоторою основательностию заключить о причинах оного. Поднимавшийся вверх дым по виденному до высоты мачты корабля, пропадал в короткое время и показывался скоро опять снова, пока совсем не уничтожился. Сие явление не произходило ни от водяного столба, ни от горящего корабля, как то некоторые из нас полагали. По великою высоте, до каковой дым поднимался, буруном признавать его также было не можно. Г-н Горнер думал, что если не произходило явление сие от преломления лучей солнечных, то оное уподоблялось вулканическому извержению, приуготовляющему, может быть, происхождение нового острова.

Мая 21 го (т. е. 9 го по старому времясчислению), в которой праздновали мы день Св. Николая, покровителя Российских мореходцев, в 3 часа по полудни перешли чрез Экватор под 22°,18,30" долготы западной. Переход чрез Экватор в сей долготе, или и еще западнее, на обратном пути в Европу, не сопряжен с великою потерею времени, хотя чрез то и удаляемся к западу больше надлежащего, но в обширных плаваниях, простирающихся между великими широтами несколько градусов в долготе не сделают большей разности. Сверх того опыт удостоверяет, что далее к западу дуют ветры свежее; восточнее же случается часто безветрие; а посему плывя далее к западу, имеем ту выгоду, что скорее выходим из нездоровых стран жаркого пояса. Уважаемый каждым из мореплавателей достойный Дапре, в противность сего моего мнения, не одобряет переходить чрез Экватор на обратном пути из Индии в Европу в такой западной долготе; но он обращал, может быть, внимание более на прямой курс, нежели на сохранение здоровья служителей. Сильно действующее, как известно, восточное течение близ Африканского берега хотя и могло бы поспешествовать на пути в Европу; однако излишняя близость к Африканскому берегу, где Торнадо[263] и безветрия господствуют попеременно, должна наносить явной вред здоровью. Простирается ли сие восточное течение к западу до обыкновенного пути от острова Св. Елены к Экватору, о том известен мне, кроме собственного нашего опыта, только один пример[264] ). Но я не взирая на то, полагаю, что восточное сие течение действует иногда, хотя не сильно, по крайней мере. между мысом Доброй Надежды и 15° долготы западной. Капитан Кук объявляет в 3 ьем своем путешествии сими словами: "что если какой либо корабль будет переходить чрез Экватор восточнее 15 ью или 20° от Санкт-Его, т. е. под 3 м или 8 м градусом западной долготы; то он найдет к востоку течение столькоже сильным, сколько бы он нашел оное к западу на меридиане Санкт-Его, ибо чем более приближается к Африканскому берегу, тем сильнее оказывается и действие восточного течения. И так корабли, долженствующие переходить чрез линию между пределами восточного и западного течения, т. е. под 8 м или 12 м градусами западной долготы, прежде достижения своего 10° южной широты, не находят в корабельном счислении никакой значущей погрешности, которая противодействием восточного и западного течения уничтожается;" как то испытал Кук и во время второго своего путешествия.[265]

Склонение магнитной стрелки найдено в день перехождения нашего чрез Экватор многими вычислениями верных азимуфов, поутру 12°,8,45", а ввечеру 12°,7,15" западное. В 1795 году определил оное Капитан Ванкувер под Экватором 9°,20 в долготе западной 21°,35. Сии наблюдения показывают, что склонение увеличилось чрез 11 ть лет 2 3/4°. На обратном пути моем из Китая 1799 го года найдено оное 11°,32; но в 1764 м году определено было Никольсоном под Экватором 7°,56, в долготе 20°,40 и так явствует, что склонение магнитной стрелки в сих странах возрастает, что кажется, подтверждают все до ныне учиненные известные наблюдения, которые ни в каких морях не производяся с большею точностию, как в полосе SO пассата между мысом Доброй Надежды и Экватором, где бывает море совершенно спокойно и погода всегда весьма ясная. у острова Св. Елены нашли мы склонение магнитной стрелки 17°,18,10". Оное в 1764 м году по наблюдениям Никольсона было 11°,38. Никольсон искал определять долготу по склонению магнитной стрелки; а потому и предполагать надобно, что наблюдения его произведены со всевозможною верностию. И так из учиненных в 1764 и 1806 годах наблюдении на острове Св. Елены и под Экватором видно, что в продолжении 42 лет возрасло склонение магнитной стрелки от 4°,12 до 5°,40 или среднее 5°. Однако не взирая на сие показано ясно в последнем 1801 го года издании книги на Аглинском языке,[266] руководствующей к мореплаванию в Ост-Индию и в водах оной, что склонение магнитной стрелки под Экватором увеличилось со времени Никольсона только 1/2°, и должно быть 8 1/2°. Ныне не определяют более долготы по склонению магнитной стрелки; следовательно неверность сия и не может быть вредною. Но если представить себе, что сие произошло в Англии, где теория и практика в мореходстве достигла высокой степени совершенства; то нельзя не удивляться, что Никольсоновы рассуждения напечатаны там в сие новейшее время с такими неверностями. Никольсонов совет переходить чрез Экватор на пути в Ост-Индию и оттуда под 6°,30 и 7°,00 западного склонения магнитной стрелки, мог быть полезен за 40 лет, когда способ определять долготу на море лунными наблюдениями известен был только весьма немногим мореплавателям. Следовав оному с точностию некое время не подвергались великим ошибкам; ныне же склонение магнитной стрелки 7 градусов едва ли найдется и у самого берега Африки.

Мая 22 го под 2° северной широты и 23° западной долготы при свежем южном ветре светилась поверхность моря во всю ночь чрезвычайно. Столь сильного блеска не примечали мы никогда во время нашего путешествия. Оной освещал даже паруса наши весьма ясно; море же все казалось пламенным. Точно в сих же местах приметил подобное сему явление и Капитан Гарнольт 1792 го года.

Мая 29 го в 6°,36 широты вошли мы в полосу NO пассата. До того стояла обыкновенная, неприятная погода, каковую, наипаче же в 1803 м году, в странах около Экватора между пределами NO и SO пассатов переносить долженствовали. По входе нашем в полосу NO пассата произходило течение до выхода из оной правильно к югу и западу. В сие время оказался такелаж корабля нашего столько поврежденным, что требовал почти каждой день починки. Даже нижние ванты и стеньги начали часто рваться. Если бы неблагоприятствовало нам особенно время года, то худое состояние корабля причинило бы нам не мало заботы. Грота рей, починенный нами в Камчатке, оказался снова поврежденным. Искусный наш Тиммерман исправил несколько оный; но при всем том мы должны были нести паруса с осторожностию. Впрочем сие плавание наше не разнствовало ничем от прежнего. Свежий пассатной ветр дул постоянно от ONO и OtN.

1806 год. Июнь. 9

Мы держали курс NtW и NtW 1/2 W. Июня 9 го перешли чрез северной тропик под 36° долготы. Небо покрылось облаками, атмосфера сделалась холодновата. Солнце находилось почти в зените, но мы не могли на жар жаловаться. Ртуть в термометре поднималась редко до 20 градусов.

Июня 9 го, 10 го и 11 го измерены Г-м Горнером, Лейтенантом Левенштерном и мною многие лунные расстояния. Среднее из всех моих наблюдений показало погрешность No. 228 = 9,28". Г-н Горнер нашел оную 8,96", Лейтенант Левенштерн почти с ним одинаковую.

Июня 10 го вышли мы из полосы NO пассата в широте 25°,30, долготе 37°,26. Переход в страну переменных ветров сопровождался в сей раз чрезмерными трудностями. Десять дней сряду продолжалось безветрие со слабыми иногда ветерками от разных мест и с сильною зыбью от севера. Наконец 20 Июня в 11 часов вечера настал слабой ветр от SW, которому предшествовало трехдневное, совершенное безветрие, во время коего, к великому нашему огорчению, не показывалось ни одно облачко; ртуть в барометре стояла постоянно на 30 дюймах 15; гигрометр показывал высокую степень сухости и именно 35 и 36 градусов. В сие время определяли мы ежедневно склонение магнитной стрелки. Шесть вычислений, взятых азимуфов, разнствовавших от 12°,21,40 до 14°,04,10" и четыре вычисления амплитудов, разнствовавших от 12°,07 до 13°,53 показали среднее склонение 13°,00,15" запад. в широте 30°,30, долготе 41°.

1806 год. Июль. 1

Июля 1 го в 46°,35 широты и 29°,46 долготы, увидели мы на рассвете трехмачтовое судно прямо пред носом. Оно почти 3 часа беспрестанно имело разные движения, и лежало то к востоку, то к западу, то в дрейфе. В 10 часов пред полуднем, приметив, что мы продолжали плыть под всеми парусами, не переменяя курса, начало оно держаться к ветру и в два часа по полудни скрылось совсем из виду. Это, вероятно был Француской капер, которой не доумевал каковыми признать нас и почел лучшим удалиться.

Капитан Кергелен в путешествии своем по северному морю означает широту острова Роккалль 57°,50 северную, долготу же 16°,00 западную от Парижа; однако не доказывает верности сего определения.[267] Он сам не видал острова во время обоих своих плаваний, бывших в 1767 и 1768 годах. На карте Атлантического океана, изданной Г-ми Верден, Флерье и Пингре показан сей остров под 57°,30 широты и 16°,30 долготы от Парижа. Разность таковых означений заставляла меня сомневаться в исправности определения; а потому и желал я увидеть сей остров, но не благоприятствовавший нам большею частию в сем плавании ветр оставался все одинаковым, и мы не могли приближиться к острову без некоей потери времени, на что при малом остававшемся у нас запасе сухарей не смел я решиться и продолжить еще без того уже долговременное наше плавание.

Июля 12 го в широте 59°,40 и долготе 9°,21 сошлись мы с Аглинским капером, вышедшим за 9 ть дней назад из Лондона. Начальник оного приезжал к нам на корабль и сообщил известие о последовавшей недавно войне между Англиею и Пруссиею, подавшей ему повод к выходу в море.

Июля 16 го увидели мы Аглинской фрегат Бланш под командою Капитана Лави. От него узнали мы, что в сей стране крейсеровали три Француские фрегата несколько недель и взяли многие Аглинские суда, плавающие в Гренландию, и поелику один из сих фрегатов продолжает крейсеровать в близости островов Оркадских; то и послан он найти его.[268]

Июля 17 го по утру усмотрели мы острова Оркадские. В полдень находился от нас мыс Моульд острова Папа Вестра на SO 43", мыс Нуп острова Вестра на SO 15°. В полдень широта была 59°,43,46" N, долгота 3°,26,30" W. В 2 часа по полуночи увидели мы остров Фуло на NO 68°, а в 4 часа и остров Фер на SO 60° по компасу, склонение коего найдено в сей день 27°, 8, ЗО" W. Ветр дул слабый попеременно от SW и SSW; почему я и решился пройти каналом между островом Фер и островами Шетландскими. В полдень приближились мы к острову Фер на 10 миль. Средина оного лежала тогда от нас прямо на Ост по правому компасу и мы имели удобнейший случай определить широту его с точностию. День был ясной, горизонт чистой; следовательно могли мы взять высоты солнца с величайшею верностию. Оные показали широту острова 59°,32,46", которая по наблюдениям Кергелена, найдена 59°,27,00". Широту острова Фуло, находившагося от нас в то же время на NW 6°, определили мы 60°,06,00", долготу же 2°,10,55" западную. Кергеленом найдена широта сего острова 60°,03.[269]

В скорости по полудни настало безветрие, продолжавшееся до вечера. Жители острова Фер оным воспользовались и привезли к нам для продажи на нескольких лодках кур, яиц, баранов и рыбы. Сии люди должны жить в великой бедности, как то доказывали покрывавшие их рубища. Фер есть остров возвышенной с неровными каменистыми берегами. К нему приближаться можно на полкабельтова. Я узнал к удивлению моему, что на сем малом, каменистом, по видимому бесплодном острове, обитают 250 человек. Приезжавшие к нам казались все здоровыми. Наружный вид доказывал их бедность; но в хорошей пище не должны они иметь недостатка, как то свидетельствовал и запас нам ими проданный.

На большей части карт показано, что прикладной нас у острова Фер есть 10 часов; но мы нашли, что оной в канале между Фер и Шотландскими островами должен быть около 12 часов. Рыбаки объявили, что полные воды бывают в 11 ть часов с 1/4 ью. Прилив идет от NW. Отлив продолжается одним часом долее и кажется действует сильнее прилива. Точное сведение о перемене прилива и отлива в сем канале немаловажно; ибо, если неблаговременно приняты будут меры против наступающего прилива, то при безветрии или слабом ветре удобно может корабль привлечен быть к берегу. Канал не шире 20 миль, а прилив действует при новолунии и полнолунии по 6 и 7 узлов.

Нам не благоприятствовало безветрие чрез всю ночь и в следующий потом день; почему мы и не потеряли из виду острова Фер и Шотландских. В сей день по наблюдениям широты 59°,45,56", долготы 0°,39,45" западной. Южная оконечность Шетландских островов Скантнес лежала тогда от нас на NW 74°, восточная оконечность сих островов Ганклиф на NW 70°, а остров Фер на SW 56°. Ганклиф лежал от нас в 11 ть часов точно на N. Разность меридианов Ганклифа и острова Фуло, находившагося от нас сутками прежде на N, составляет по хронометрам нашим 1°,15,30", a как долгота острова Ауло определена по No. 128 с принятием исправления, = 2°,10,55, следовательно долгота мыса Ганклифа будет 0°,55 25" западная. По наблюдениям Лорда Мульграва лежит сей мыс в 0°,50,30" долготы.[270] Разность меридианов Ганклифа и острова Фуло определена с величайшею точностию и оказалась 7 1/2 минутами более, нежели по Левенорновой карте островов Шотландских. Скантенес лежит по наблюдениям нашим в широте 59°,50,45".

Июля 21 го в 9 ть часов по полудни увиделись мы с Аглинским корветтом Линкс, под начальством Капитана Маршала; а 23 гр числа и с фрегатом Квебек. Капитан последнего Лорд Фалкланд прислал к нам Офицера и приказал предложить нам наиучтивейшим образом всякое пособие, в каковом по долговременном плавании могли бы мы иметь надобность. От сего фрегата получили мы первые о Неве известия. Она отправилась около недели назад из Портсмута в Кронштат за конвоем Аглинского капера.

В 6 ть часов по полудни увидели мы берега Норвегии в расстоянии около 18 ти миль. Ночью и в следующее утро продолжалось безветрие. В полдень находился от нас мыс Дернеус на NW 17°, а остров Мало, отличающийся белою башнею, на NO 58°. Определенная наблюдениями широта нашего места была 57°,42,40", ближайшее расстояние от берега 9 миль. В 11 ть часов следующего утра лежал от нас мыс Дарнеус на NW 14°. Определенная с точностию долгота сего мыса подала нам, хотя мы и не находились на самом меридиане оного, способ узнать погрешность наших хронометров; оная найдена для No. 128 го 10 минут восточнее; у Ганклифа же, определенного Лордом Мульгравом, была 15 минут восточнее.

1806 год. Август

Противные ветры и безветрия, продолжавшиеся во время плавания чрез Скагерракк и Каттегат истощили наше терпение, которое, при ежечасно возраставшем желании ступить на Европейской берег близ своего отечества, было чрезмерно. Благополучный ветр совсем нас оставил, и мы не прежде могли притти и стать на якорь на Копенгагенском рейде как 2 Августа в 10 ть часов утра. У Гельсиньера задержал нас также двое суток противный ветр, бывший причиною, что я отправился в Копенгаген одним днем прежде, для исправления нужнейших дел, дабы сколько возможно приготовиться поспешнее к отпытию в Кронштат. Плавание наше из Китая до Копенгагена продолжалось 5 месяцов и 24 дня. Во все сие время провели мы только четверо суток у острова Св. Елены, да и там была на берегу малейшая часть наших служителей; но не взирая на все сие были оные во все время совершенно здоровы, и мы прибыли в Копенгаген, не имев на корабле ни одного больного.

В бытность нашу в сей раз на Копенгагенском рейде, имели мы счастие удостоиться посещения Его Королевского Высочества Принца Фердинанда Фридриха. Он прибыл к нам на корабль, сопровождаемый наставником своим флота Лейтенантом Барденфлет и Камергером Билов, при крепком ветре на гребном судне. Я принял Принца со всеми почестями, принадлежащими высокому его сану, и не мог не пленяться как его любезностию, так и благородным, свободным обхождением с ним его наставника. Принц посвящает себя морской службе; а потому и избран для него наставником Барденфлет, весьма искусной морской Офицер, могущий конечно подать ему хорошие сведения в мореходстве.

6-19

Августа 6 го по утру в 7 мь часов отправились мы с Копенгагенского рейда и по 13 ти дневном, необыкновенно продолжительном плавании прибыли на Кронштатской рейд 19 го т. е. 7 го Августа по старому времясчислению, находясь в отсутствии 3 года и 12 дней.

Мы не лишились ни одного человека из своих служителей[271] чрез все сие долговременное путешествие, которое по таковому обстоятельству должно, конечно год быть весьма достопримечательно. Сохранение здоровья людей конечно составляло предмет, о коем заботился я неупустительно с величайшим попечением. Радость удачного успеха в достижееии сего предмета, могла быть превышена только тем, что по долговременном и опасном путешествии мог привесть обратно корабль, порученный мне и людей, которые вверялись моему начальству, благополучно. Я должен упомянуть при сем с чувствованием особенного удовольствия и искреннейшей признательности и еще об одном обстоятельстве, доказывающем, сколь искусных, предусмотрительных и ревностных имел я под начальством моим Офицеров. На Надежде во все время нашего плавания не потеряно не только мачты, ни стенги, ни рея, ни якоря, ни каната. Весь урон состоял в одном верпе и двух кабельтовых у Нукагивы, двух гребных судах, раздробленных тифоном на водах Японских, сверх того в одном грот-брам-рее и некоего количества такелажа, повредившагося от долговременного употребления.